– Опустите камень и отойдите от дома, – прогудел голос в громкоговоритель.
Через мгновение из машины одновременно вылезли два офицера в форме. Один начал говорить по рации, прикрепленной к его плечу. Другой повернул меня и застегнул на мне наручники, прежде чем я смогла хоть что-то произнести.
Ведя меня к машине, офицер сказал:
– Вы арестованы за незаконное проникновение, вандализм, хулиганские действия и попытку ограбления. Вы имеете право хранить молчание…
Он зачитал мне остальные права, затем остановил у машины и обыскал меня. Открыл заднюю дверь, положил руку мне на голову и засунул внутрь.
Через две минуты в окно заглянули его напарник и какая-то пожилая женщина в уродливом цветастом фартуке, который, скорее всего, был родом из семидесятых.
– Это она! – услышала я слова женщины. – Две недели назад я видела в кухонное окно, как она рыскала вокруг дома. Так и знала, что она вернется. Возможно, она хотела ограбить этот дом, чтобы раздобыть денег на наркотики!
«Так мило с вашей стороны, что вы пришли поприветствовать своих новых соседей, – подумала я. – Каким удовольствием будет видеть вашу улыбку каждый день».
С этого момента я стала как зомби. В смысле, кому нужно запоминать подробности снятия отпечатков пальцев, фотографирования в профиль и анфас и швыряния в местную тюрьму в шестнадцать лет?
Сидя в вонючей, грязной камере, я знала только одно – я одинока. Физически, социально и эмоционально одинока. И возможно, такой и останусь еще какое-то время. Папа уже разочаровался во мне как в ученице его школы; не могу даже представить себе, как ему станет стыдно после этой моей выходки. Для него это будет огромным позором. Разве школьный совет выберет суперинтендентом того, чья дочь-преступница исключена из школы? Вся ирония в том, что этого бы никогда не случилось, не пытайся он заполучить эту должность. Но стоит признать, что его решение стало лишь отправной точкой. Все остальное моих рук дело. Я была той, кто противился переезду в Эш-Гроув. Той, кто настроил всех против себя, разрушив «Гонку старшеклассников» и отложив выпуск ежегодника. Той, кто пошел против папиных правил и помог организовать подпольную гонку. Именно я сфотографировала Люка. И я разбила окно.
А еще я использовала Тару. Стоит признать и это. Может, я не замечала этого – или не хотела замечать, – равно как и Тара утверждала, что не заметила, насколько сильно меня ранил ее поступок. Мы так похожи. И сейчас мне стало ясно, что когда я уговаривала Тару броситься на Джеймса, то ставила свои нужды выше ее. Ого! Именно в этом я обвиняла папу весь прошлый месяц.
Я свернулась в комок на холодной скамейке из цемента и положила голову на руки. Мой разум блуждал, а тело оцепенело. Мне хотелось спать, но звуки, разносившиеся в тюрьме, мерзкий запах мочи и немытого тела, что просачивался сквозь стены камеры, делали это невозможным.
Примерно через полчаса я вернулась в реальность от громкого позвякивания и скрежета металла. Дверь в камеру открылась и явила взору сурового, грузного офицера. А за его спиной стояли мои родители.
Мне хотелось вскочить и ринуться в мамины объятия, но я сдержалась, чтобы оценить настрой родителей. Мама подошла прямо ко мне и сжала в объятиях.
– Что случилось, Блайт? – тихо произнесла она. – Почему ты это сделала? Почему разбила окно в доме?
Я глянула на папу, который совсем недавно угрожал мне исключением из школы, ведь это была одна из причин. Знает ли об этом мама? Но папа уставился в угол камеры и выглядел удрученным.
– Тяжелый выдался денек, – сказала я.
Я не хотела рассказывать родителям слишком много, особенно о том, что прогуляла уроки. К тому же у меня не осталось сил, чтобы вновь вспоминать все подробности этого дела. Ведь я уже прокрутила их в голове сотни раз.
– Папа упомянул, что случилось в школе, – сказала мама.
Значит, она все знала.
– У всех бывают тяжелые дни, но это не значит, что надо совершать преступления и разрушать частную собственность! – завопил папа. – Да что на тебя нашло?
– Я потеряла самообладание, – сказала я. – Мне очень жаль. Я заплачу за окно.
– Да, черт возьми, заплатишь, – кивнул папа. – Но не думай, что это все. Ты не выйдешь из дома до дальнейших распоряжений. Только в школу и в «Шэйди…
– Скотт», – решительно произнесла мама. Папа перевел взгляд на нее. – Мы можем обсудить это позже? – спросила она, хотя вряд ли это было вопросом. – Давай отвезем Блайт домой. Ей и так сегодня досталось.
Папа засунул руки в карманы куртки и повернулся к нам спиной, но замолчал.
– Это значит, я могу идти? – спросила я.
– Они сняли обвинения, – сказала мама. – Папа показал соглашение на покупку нового дома, объяснив, что мы завершаем сделку через несколько дней и, соответственно, являемся владельцами. Ты несовершеннолетняя, ранее не привлекалась, поэтому было решено проявить снисхождение.
– Спасибо, пап, – пробормотала я ему в спину.
Он, не оборачиваясь, кивнул мне.
Мама притянула меня к себе и крепко обняла.
– Я так беспокоилась за тебя, – скорее самой себе, чем мне, прошептала она. – Я хочу, чтобы ты рассказывала нам обо всем, что тебя беспокоит. Мы, возможно, не в силах это исправить, но, по крайней мере, будем рядом с тобой, чтобы ты не переживала это в одиночестве.
Я посмотрела на папу, потом на маму. Мне так хотелось сказать им, что они слишком заняты, слишком погружены в свои собственные проблемы. Но вместо этого я пробормотала:
– У вас и без меня хватает забот.
– Не глупи, – улыбнулась мама, поглаживая мои волосы. – Забота о тебе для нас на первом месте. – Папа кашлянул. А мама поцеловала меня в макушку. – Ладно, давай отвезем тебя домой.
– Я подброшу вас, – сказал папа ей. – И вернусь в школу. Бумажная работа.
Мама моргнула:
– Это не может подождать? Думаю, прямо сейчас Блайт нуждается в нас.
На папином лице было написано, что он сыт мной по горло.
– Ничего страшного, – сказала я. – Все нормально, я в порядке.
И возможно, это была моя самая большая ложь.
Как только папа подвез до дома меня и маму, я сразу поднялась в свою комнату. Приняла горячий душ и надела пижаму. Да, до ужина еще было далеко, но мне все равно. Я никуда не собиралась.
Следующее, что я сделала, – позвонила Люку. Он не взял трубку. За следующий час я оставила три голосовых сообщения, но на этом решила остановиться. Очевидно, Люк не собирался мне перезванивать. Я должна была сделать что-то такое, что покажет мою искренность, покажет, насколько я сожалею о случившемся.
Я достала огромную антологию пьес и сонетов Шекспира. Но мне нужен был определенный сонет. Я полистала страницы, пока не нашла его. Прочитала несколько раз, чтобы убедиться, что я правильно помнила его смысл. Это был разговор двух людей, которые обидели друг друга. Признание глупости и вины, мольба о взаимном прощении.
Я вписала сонет в письмо для Люка.
От: blythespirit @ gmail . com
Кому: lpavel @ hotmail . com
Тема: А так извиняюсь я
Для тебя:
Я не ропщу, что от тебя пришлось
Принять мне столько скорби и печали,
Что я согнулся, изнемог от слез,
Ведь не из меди нервы, не из стали.
И если так же от обид моих
Страдал и ты, нет горшего страданья.
А для себя я даже не постиг,
Как были глубоки мои терзанья.
О почему печали нашей мрак
Нам не дал вспомнить горечь отчужденья?
И почему замедлили мы так
Друг другу принести бальзам смиренья?
Былых ошибок в сердце не храня,
Как я тебя, так ты прости меня [37] .
Блайт (и Уильям Шекспир)
Только с тобой я всегда была настоящей.
И нажала «Отправить».
Я понимала, что, возможно, не получу ответа. Меня не удивит, если Люк никогда больше не заговорит со мной. По крайней мере, в столовой я сказала ему то, что хотела. Оставалось только надеяться, что он поверит мне. И может быть, простит.
Затем я вошла на сайт «Восставшего феникса», чтобы проверить, появилось ли уведомление о нарушении секретности. И оно там было. В нем говорилось, что у администрации нет конкретных доказательств о проведении гонки, поэтому предлагалось затаиться до завтра, пока не появится еще какая-нибудь информация. Думаю, прошел слух о том, что утром я должна назвать имена участников. Старая добрая Глэдис.
Я проверила статус своей заявки. Ее все еще не подтвердили. Сомневаюсь, что вообще теперь получу подтверждение. Я была уверена, что бы ни случилось завтра, меня исключат из охоты. Да и вряд ли бы мне удалось выиграть. Сай с Дженной уже получили последнюю, десятую подсказку. Они молодцы. Если кто и заслуживал победы в подпольной охоте, то это они. Я надеялась, что слухи о призе были правдивыми.
Мама позвала меня на ужин, хотя я говорила ей, что не голодна. Я вышла с сайта, проверила историю браузера и потащилась вниз за мясным рулетом, которого не хотела.
Папа на ужин не пришел. Отчасти я вздохнула с облегчением. Отчасти почувствовала вину. Семейные ужины всегда были важны для папы, и из-за меня он не захотел присутствовать на одном из них. По крайней мере, Зак наслаждался этим. Он подмигивал мне и посылал хитрые ухмылочки. А еще считал, что мой арест добавит ему крутизны среди новых приятелей в Эш-Гроув. Я надеялась скрыть свой тюремный опыт от общественного сарафанного радио, но, судя по всему, копы пришли в школу и рассказали папе о моем аресте в присутствии Глэдис, секретарш и тех, кто оказался в помещении администрации. Зак был уверен, что все, начиная от сторожа и заканчивая членами школьного совета, знали о моем аресте. Мама озвучила мне эту информацию во время ужина.
После того как я тридцать минут ковырялась в еде, она отпустила меня, и я вернулась в комнату.
Примерно после полуночи у меня проснулся аппетит. Я выбралась из кровати и поползла на кухню. Приготовила себе бутерброд с арахисовым маслом и уже отправилась с ним наверх, когда что-то привлекло мое внимание к гостиной. Силуэт сидящего в темноте человека. И это мог быть только один человек.
– Пап? – спросила я. – Это ты?
– Милая, – отозвался он, – почему ты не спишь?
Я никогда не слышала столько печали в его голосе. И никогда не думала, что именно я доведу его до такого состояния.
– Мне захотелось поесть.
– О!
Тишина.
Я вошла в темную комнату:
– Пап? Извини меня. За все. За дом, школу… и особенно за то, что помешала тебе стать суперинтендентом. Несмотря на то что я натворила, мне никогда не хотелось навредить тебе. Клянусь.
Папа протяжно выдохнул:
– Это не имеет значения, Блайт. Меня волнуешь только ты и твое будущее. И я переживаю, что испортил его. Просто… никогда не думал, что все может пойти наперекосяк.
– Я тоже, – вздохнула я. – Одно потянуло за собой другое. И я даже не поняла, что все зашло так далеко. Пока не оказалась там.
– Я не понимаю, зачем ты все это сделала. – Папа развел руками. – Нарушала правила, врала, разрушила новый дом… Ты будто стала кем-то другим. Почему ты так поступила?
В голове всплыли первые строчки сонета, что следует за тем, что я отправила Люку.
– «Уж лучше грешным быть, чем грешным слыть, – процитировала я. – Напраслина страшнее обличенья».
Папа медленно кивнул в темноте. Затем тихо продолжил:
– «А вы грехи мои по своему равняете примеру».
Вот он, тот самый учитель английского языка, которого мама привела когда-то знакомить со своими родителями. Казалось, эти слова значили для папы что-то большее.
– Это правда, – пробормотал он сам себе. – Это правда. Затем снова замолчал. А я побоялась произнести хоть слово.
– Это все моя вина, Блайт. Не твоя, – сказал папа наконец. – Я так сосредоточился на получении этой должности, что не заметил, как негативно это влияет на тебя. Если бы я понял это раньше, то не стал бы так поступать. Мне не стоило выдергивать тебя из Меритона. Там ты была на хорошем счету. И я убедил себя, будто перевод в Эш-Гроув никак на тебя не повлияет. – Он покачал головой. Поднял руки и соединил выпрямленные пальцы. – Я пытался сделать так, чтобы твои будущие достижения были частью моих. – Он опустил руки. – Так эгоистично. А все должно быть наоборот.
– Но, пап, ты делаешь это для семьи, – возразила я. – Ты хочешь для нас лучшей жизни. Это же твои слова.
– Я говорил это и себе. И был очень убедительным. Так оно и есть, но не в том смысле, какой вкладываешь в эти слова. Это никак не связано с социальным статусом, возможностью покупать дорогую одежду и машины или с оплатой Брин-Мор. Это связано с тем, как вы с Заком проживете ваши жизни. Не хочу, чтобы вам с братом пришлось идти на уступки, когда вы станете старше. Не хочу, чтобы вам пришлось соглашаться в жизни на меньшее, а потом защищать, или объяснять, или оправдывать выбор, сделанный вами. – Папа покачал головой и посмотрел на пол. – Я видел, как твоя мама поступала так на протяжении двадцати лет. Слышал, как она защищает меня перед родителями – и я знаю, она делает это из любви ко мне, – но, господи, это меня убивает. Убивает! Потому что она не должна этого делать. Я не хотел для нее такого. Я хочу, чтобы она гордилась своей жизнью и мужем. Хочу, чтобы ей не приходилось оправдываться или защищаться. Хочу компенсировать ей тот уровень жизни, которым она пожертвовала, выйдя за меня замуж… Без которого жила все эти годы… Я должен ей это. Она заслуживает этого.
– Папа, ты ничего не должен маме. И она никогда бы так не сказала.
– Она отрицает, но это так. Долг, безусловно, существует.
Сказанные папой слова напомнили мне о двух последних строчках сонета, отправленного Люку. Большинство учебников объясняют их примерно так: «Я обидел тебя, но ты обидел меня первым, так что теперь мы квиты».
Но у меня было другое объяснение, особенно последним словам. Там было написано не «прости мои ошибки», а «прости меня». Избавь меня от наказания за мои грехи.
В моем понимании последние строки означали: «Мы оба облажались и обидели друг друга. Давай представим, что твой промах был долгом, причитающимся мне. Теперь мой промах освобождает тебя от долга. Начнем все с чистого листа. Мне больше нечего прощать. Но нужно твое прощение, потому что только так я могу перестать наказывать себя».
Что касается мамы с папой, то ее недостатки могли отменить его недостатки, но пока папа не поверит, что мама правда прощала все его прегрешения и полностью его принимала, он никогда не перестанет наказывать себя за то, чем ей пришлось пожертвовать ради того, чтобы быть с ним.
Это безумие. Ведь мама решила для себя все в тот день, когда влюбилась в него.
– Ты не думал, что она, возможно, видела в этом равноценный обмен? – спросила я. – Или даже выгодную сделку? Ей удалось сменить скучную, предсказуемую, бесстрастную жизнь, что была у ее родителей, на веселую, стихийную, наполненную любовью жизнь с тобой. Деньги имеют значение для тех людей, у которых их нет, пап. Маму не интересовали деньги. Ты предложил ей то, что не мог дать никто другой. Никто! Включая бабушку и дедушку. Именно этого она заслуживает, и только ты можешь дать ей это. Она тоже тебе должна, пап.
Папа отмахнулся. Через несколько секунд он шмыгнул носом и вытер его рукавом рубашки. Большим пальцем провел под глазом. Потом под другим.
Я должна была разрядить обстановку, потому что, не сделай я этого, могла разрыдаться из-за этого мужчины – нет, скорее парня, – который так сильно полюбил девушку, что отчаянно захотел подарить ей весь мир и всю жизнь пытался это сделать. Как же тут не заплакать? Но я не могла этого сделать. Ведь папа совсем раскиснет, а ему сейчас, как никогда, необходимо чувство собственного достоинства.
– К тому же от нее иногда болит голова, – пошутила я. – И у тебя должны быть дополнительные очки за то, что ты терпел это.
Папа безрадостно улыбнулся:
– Я знаю, что она не идеальна…
– А она знает, что ты не идеал, пап, но спокойно к этому относится. Ей нужен именно ты. Так что давай достань палку из своей попы и возьми себя в руки.
Папа резко вдохнул. Затем засмеялся:
– Именно так вы с друзьями общаетесь?
– Нет. Мы говорим: «Достань палку из задницы».
Папа фыркнул:
– Ну, тогда это должны быть очень хорошие друзья.
«Бывшие друзья», – чуть не сказала я.
Я поцеловала отца и пошла наверх. Он не спросил меня про завтрашнее утро, что очень обрадовало меня. Это означало, что в те несколько минут в темноте в гостиной со мной был папа. Просто мой папа.
А директор Мак куда-то пропал.
Он больше не жил здесь.
Поднявшись в комнату, я попыталась уснуть, но мои мысли продолжали крутиться вокруг Тары. Мы обидели друг друга. Предали. Возможно ли, что один проступок мог отменить другой? Если бы она простила меня, могла бы я простить ее? Станет ли все между нами, как прежде?
И хотела ли я этого?
Я решила, что не стоит принимать решение сейчас. Ведь я почти ничего не соображала. Но при этом чувствовала необходимость извиниться за свои действия. И посмотреть, что из этого выйдет. На большее меня не хватило. Я долго выбирала, написать ей сообщение или письмо. Но так как мне не хотелось с ней говорить, я выбрала письмо. В нем я написала то, что было похоже на слова отца.
От: blythespirit @ gmail . com
Кому: tarabletrouble @ gmail . com
Тема: Пятница
Ты была права. Я и правда использовала тебя. И не заметила этого из-за того, что все мои мысли были о том, как сделать снимок. Если бы я поняла это раньше, то не стала бы так поступать. Прости.
Я не стала подписываться – никогда в жизни не подписывала письма для Тары, так что сейчас это выглядело бы фальшиво. Я нажала «Отправить», закрыла ноутбук, выключила свет и телефон. Если бы Люк хотел мне ответить, то уже сделал бы это. А я слишком устала, чтобы разговаривать с кем-то еще. Поэтому положила голову на подушку и покончила с этим ужасным днем. Хотя не сказала бы, что с предвкушением ждала следующего.