Я бежала. Бежала, не разбирая дороги, и плакала. Мимо размытыми пятнами проносились шкафчики. Я все еще слышала в ушах разъяренный голос отца. Видела замешательство на его лице. Разочарование в глазах. Да что там – обвинение!

Я завернула за угол и продолжила бежать, думая, что когда-нибудь доберусь до выхода. Но вместо этого оказалась в тупике – им заканчивался коридор, ведущий в столовую. Вместо выхода перед глазами оказался огромный, отвратительный горчично-зеленый флаг Эш-Гроув с воинственными орлами. Я развернулась, чтобы побежать обратно, но увидела, как кто-то пересекает коридор в самом конце. А когда поняла, кто это, то застыла на месте.

И до того, как Люк Павел успел меня заметить, нырнула в женский туалет.

Прислонилась к кирпично-бетонной стене и соскользнула по ней на пол, а слезы текли все быстрее. Я плакала, не в силах остановиться, поэтому просто ждала, когда слезы иссякнут. Спустя несколько минут, в течение которых меня била дрожь и мучила икота, мой мозг наконец позволил телу слегка расслабиться. Я заставила себя вдохнуть и выдохнуть. Хотя дышать удавалось только через рот. Нос полностью заложило. Глаза не открывались. Возможно, именно поэтому я не сразу заметила, что у потолка клубится дым.

Сначала я подумала, что горит здание школы. А потом под дверью кабинки для инвалидов увидела ноги. Одну пару ног в плотных, черных, высоко зашнурованных ботинках и вторую – в лакированных туфлях «Мэри-Джейн».

– Дженна? – позвала я. – Это ты? Сай?

Дверь в кабинку приоткрылась, и выглянула Дженна. Она увидела меня и начала хохотать. Она вновь исчезла, а затем очень громко произнесла:

– Это всего лишь Блайт!

Я услышала, как фыркнул и засмеялся Сай, а затем засмеялась и Дженна. После чего они вышли из кабинки.

– Черт возьми! – сказала Дженна, пытаясь прислониться к подоконнику за ее спиной. – Я думала, нас застукали!

Снова впав в истерику, они с Саем цеплялись друг за друга, покачиваясь то влево, то вправо.

– Ребята, вы под кайфом? – Я оттолкнулась от стены и встала. – О господи, вы курите травку в школьном туалете. Как банально. Боже, это плохое занятие.

Сай несколько секунд качал головой, а потом наконец сказал:

– В эти туалеты никто никогда не заходит.

Дженна подошла ко мне и обняла:

– Что случилось? Это из-за папы?

Я кивнула, и ее розовые взлохмаченые волосы уткнулись мне в щеку.

Дженна отодвинулась от меня и схватилась за мои плечи. На ее лице расцвела улыбка, а брови затанцевали вверх и вниз.

– Хочешь курнуть?

Сай помахал перед моим лицом небольшой серебристой трубкой. Она была очень похожа на ту, что подошла бы садовому гному.

– Ох, нет! – Я выдавила смешок, чтобы быть вежливой, но отклонила предложение. – Нет, спасибо. Спасибо, но нет. Спасибо.

Сай поставил локоть на руку Дженны, все еще вцепившуюся в меня.

– Не хочу тебя разочаровывать, Блайт, но ты уже накурилась, – сказал он, взмахнув трубкой в воздухе и закрутив дымок в воронку.

И ребята снова превратились в фыркающую и хихикающую массу.

Конечно, они были правы. Вероятно, здесь было достаточно дыма, чтобы свалить лошадь. Мне не хотелось добавлять к длинному списку причин ненависти моего отца ко мне еще и «наркоту», поэтому я собрала вещи и попрощалась с Саем и Дженной. А затем распахнула дверь, готовясь глотнуть хоть немного свежего воздуха.

Но вместо этого встретила Люка Павела. Он ждал меня снаружи. Скорее всего, он все-таки заметил меня.

По какой-то непонятной мне причине первой моей мыслью было: «Я, наверное, выгляжу как кикимора. И пахну так же».

Но я оттолкнула эту мысль, и за ней последовала вторая: «Люк взбешен». Не зол, не сердит, не разгневан. А именно взбешен. Это самое подходящее слово.

– Кайфанула? – спросил он. – А что же скажет на это наш дорогой папочка?

– Нет! – запротестовала я. – Я не…

– Да ладно. – Он снисходительно ухмыльнулся. – Я с другого конца коридора почуял запах. Ты можешь и дальше врать. Но твои покрасневшие глаза о многом говорят.

Я открыла рот, чтобы объяснить, но он шагнул ко мне.

Я инстинктивно отступила.

Люк кивнул на дверь:

– Похоже, ты уже начала праздновать. Тебя можно поздравить. Ура, Блайт. Ты победила. Так держать. Надеюсь, ты счастлива, в отличие от остальных. Тебе понадобилось менее двух дней на то, чтобы насолить всей школе. Ты как ураган. Ураган «Блайт», четвертая категория гребаной бури. О, это, без сомнений, было общественное самоубийство. Но тем не менее оно впечатляет.

Я стояла и молча внимала упрекам Люка. Я могла отрицать травку, но не все остальное. Пыталась держаться достойно, но к этому моменту мои глаза слишком привыкли плакать. Слезы потекли без предупреждения. Я старалась сдержать их, но от этого только безудержно трясся подбородок и дрожали губы, а крупные слезы все катились и катились по лицу.

Люк не выразил никакого сочувствия.

– Ох, началось! – с досадой сказал он. – Чуть что не получается, и ты устраиваешь водопады. Ты умеешь выбирать момент. Так ты манипулируешь папочкой? – Он саркастично рассмеялся. – Знаешь, ну ты и фрукт. И подумать только, сегодня, когда в тебя плеснули кетчупом, мне стало тебя жалко. А вчера мне казалось, что я увидел отблеск, – он поднял руку и практически соединил указательный и большой палец, – крошечный намек на то, что ты умный, храбрый и порядочный человек. – Он опустил руки и выпрямился. – Но я так ошибался.

Люк развернулся, чтобы уйти, но в этот раз я выскочила перед ним словно биомеханический заяц. И уперлась рукой в его грудь.

– Думаешь, ты знаешь меня? – прокричала я. – Думаешь, что если узнал меня на фотографии, то узнал и меня? И раз знаешь моего папу, значит, и меня тоже? Ну, это не так. Ты ничего обо мне не знаешь, Люк. Потому что в противном случае ты бы знал, как мне было больно, когда ты опубликовал ту фотографию в прошлом году. Знал бы, как долго я приходила в себя. Знал бы, насколько растерянной и обманутой я себя чувствовала, когда папа лишил меня дома, друзей и моей жизни. И как я боялась прийти вчера в школу. И насколько оправдались мои опасения. Как унизительно было просто пройтись по коридору. Как глупо и наивно было считать, что если я поговорю с тобой, то ты поймешь, что в какой-то степени виноват в том, что мое положение настолько плачевно, и остановишься. И возможно, окажешься умным, храбрым, порядочным человеком. Но я тоже ошибалась, Люк. Кажется, мы оба ошибались.

Люк несколько секунд смотрел мне в глаза. Затем оттолкнул мою руку и ушел, не сказав ни слова.

Я стояла и смотрела, как он уходит. Люк не оглянулся. Не бросил на меня и взгляда, когда завернул за угол в конце коридора. Теперь я поняла, почему мама советовала никогда не дожидаться, когда меня пошлют на. Это больно. Даже если презираешь человека, который тебя посылает. В этот момент тебе кажется, что ты мусор, который откинули в сторону за ненадобностью.

«По крайней мере, я не отступила, – подумала я. – По крайней мере, высказала, что хотела».

Только я ошибалась. И забыла несколько ключевых моментов. Например, как я сожалею, что разрушила «Бэрид Эшис». Как бежала в папин кабинет, чтобы предотвратить это. Как мой папа сорвался и теперь ненавидит меня. Или что я признательна Люку за проявленную ранее заботу – на этом самом месте, – когда я была в пятнах от кетчупа. Как я сожалела, что была так груба. Как была неправа насчет всего.

Я забыла сказать все это.

Из туалета послышались визг Дженны и смех Сая. Мне не хотелось столкнуться с ними, когда они выйдут. Не хотелось смотреть на их веселье или объяснять, почему сама так несчастна. Поэтому я схватила рюкзак и ушла.

К счастью, я добралась домой раньше папы. Мама суетилась по дому в шелковой блузке и жемчугах, всасывая ручным пылесосом крошки от чипсов, которые явно остались после Зака, пока он, петляя, шел от кладовой до дивана. На нем брат и сидел, доедая остатки и болтая по телефону, который он зажал между плечом и ухом, о какой-то видеоигре.

– Чувак, нет. Определенно самый лучший шутер от первого лица – третий «Battlefield».

Пока Зак говорил, изо рта вылетали кусочки чипсов. И передняя часть его футболки была засыпана ими.

– Захарий! – рыкнула мама. – Ты разбрасываешь их повсюду! Все! Больше никакой еды в гостиной, пока не подпишем договор купли-продажи. Привет, Блайт!

Она помахала мне рукой, одновременно орудуя пылесосом вверх и вниз по футболке Зака. Он зарылся в подушки и смотрел на маму так, будто она психиопатка.

Я знала, что если задержусь внизу, то мама заметит мое заплаканное лицо, а возможно, и пятно на моей майке или учует запах травки. Поэтому быстро поздоровалась и устремилась наверх, чтобы принять душ.

Обсохнув и надев свои любимые серые пижамные штаны и чистую черную толстовку, я достала со дна рюкзака тунику, взяла грязную одежду и спустилась вниз в прачечную. Там попрыскала пятновыводителем на пятно от кетчупа и потерла его. Затем закинула одежду в стиральную машинку, нажала «Пуск» и стала надеяться на лучшее.

Когда я зашла на кухню, выражение отчаяния на мамином лице тотчас сменилось недоумением.

– Почему ты уже в пижаме? – спросила она. – Мне нужно, чтобы ты отвезла Зака к другу!

Мама сказала это так, будто я уже знала об этом и как идиотка надела пижаму, когда еще надо куда-то идти.

Она распахнула холодильник и начала вытаскивать из него ящики и выставлять их на стойку возле раковины:

– Через час у нас показ дома. Мне нужно закончить уборку.

– Мам, – произнесла я как можно мягче. – Не думаю, что покупатели откажутся от дома из-за того, что ящик для сыра оказался грязным.

Мама начала энергично выкладывать на стойку полупустые упаковки с мясными деликатесами.

– А зря, – улыбнулась она. – Люди могут увидеть эту коробочку для сыра и подумать: «Если они не позаботились о чем-то таком незначительном, как коробочка для сыра, тогда чем еще они пренебрегли?» Ты знаешь, что сказала Марджори? А теперь прекрати со мной спорить и подвези Зака. Если помнишь, это было одним из условий покупки тебе машины. Ты подвозишь Зака, если я тебя об этом прошу, а не стоишь здесь и не читаешь мне лекции.

Почему когда родители расстроены или злятся на что-то, то начинают вспоминать все твои плохие поступки или не сделанные хорошие дела, даже если твое поведение никак не связано с причиной их негодования?

Меня не смущало, что я появлюсь на публике в пижамных штанах, поэтому мы с Заком направились к машине.

– Куда едем? – спросила я, когда мы пристегнулись.

Зак вытянул ногу и залез в карман штанов. Достал оттуда клочок бумаги и кинул его мне на колени:

– К парню по имени Брайан.

На бумаге была схема проезда. Я мысленно проследовала по этому маршруту и поняла, что он ведет в Эш-Гроув.

– Подожди, он из твоей новой школы?

– Да. – Брат продолжительно и звучно рыгнул. – Может, мы уже поедем?

Я открыла окно. Завела машину. И задом выехала с подъездной дорожки.

– Но мы только вчера пошли в школу, – удивилась я.

– И что? – не понял Зак.

– Как вы успели подружиться? – Я была просто потрясена.

Зак пожал плечами:

– У него есть «The Elder Scrolls: Skyrim». А в чем дело? – Брат схватил кейс с дисками и начал рыться. – Отстой. Отстой. Отстой. Реальный отстой, – бормотал он.

Я не собиралась рассказывать младшему брату, что дело в том, что за два дня он умудрился безболезненно перевестись в новую школу и завести хороших друзей, к которым можно ездить в гости. Я же настроила против себя всю школу, включая директора, и уничтожила любую надежду завести хоть одного друга.

Люк был прав. Впечатляющее достижение для двух дней. Ураган «Блайт».

Я высадила Зака и поняла, что нахожусь всего в нескольких кварталах от нашего нового дома. И решила проехать мимо, чтобы посмотреть на него. Добравшись до места, я на минутку остановилась на подъездной дорожке. После этого решила выйти и заглянуть в окно. В конце концов, этот дом – реальный. Я его не придумала, не отвергала его существование, он – реальный. Это происходит на самом деле. Мы переезжаем сюда, и этот дом станет моим. Каким бы чужим он ни казался, я должна осознать это.

Влажный, холодный ветер закружил по улице. Я подняла капюшон и засунула руки в карманы. Затем прокралась по газону и заглянула в боковое окно возле входной двери. Но из-за того, что стекло было витражным, увиденное разделялось на части и искажалось, как в калейдоскопе. Я едва смогла разглядеть лестничный пролет.

Я обошла две-три клумбы и протиснулась за низкими кустами, чтобы заглянуть в панорамное окно. Мне пришлось встать на цыпочки, но теперь я могла хорошо рассмотреть дом изнутри. Возможно, на мое восприятие повлияли полосы вечернего света, разделившие пространство на неравные части, но мне показалось, что дом выглядит более пустым, чем неделю назад, заброшенным. Дремлющим каркасом, не содержащим в себе ничего, кроме нереализованных замыслов.

Я заметила, что в пустом доме есть что-то очень честное. Полностью лишенное украшений и колорита. С недостатками – сколами в деревянных деталях, потертостями на краске, пятнами на коврах – у всех на виду. Никаких красивых картин, скрывающих дыры в стене, или занавесок, прячущих треснутые стекла в окнах. Никакого камуфляжа. Никакого притворного совершенства. Никакой защиты.

Глядя на пустой дом, его прежний хозяин увидит пустоту. Отсутствие всего, что делало это здание его домом. А новый хозяин увидит потенциал – чем можно заполнить пустые места, как снова сделать здание домом, а не пустой коробкой.

А ведь то же самое происходит и с людьми. Ты встречаешь кого-то и видишь только декор, внешний блеск, которым человек окружил себя, и понимаешь, что не видишь его настоящего. Ты видишь только отретушированную версию. Пытаешься разгадать человека, опираясь на то, что тебе разрешили увидеть. И частенько предполагаешь, что это его истинное лицо.

Но если человек не пытается скрыть свои недостатки, ты понимаешь, что видишь искреннего человека. Если он честен и открыт, не слаб или раним, а просто гармоничен, то задаешься вопросом, каким еще он может быть. Ты ощущаешь его потенциал. В этой неопределенности таится безопасность. Фактически, если бы человек этого хотел, то получил бы шанс начать все сначала, как пустой дом начинает все сначала с новыми владельцами.

Может ли такое произойти со мной?

Не поздно ли мне исправить деяния последних двух дней? Есть ли шанс оспорить приговор, который вынесли мне все ребята? Приговор, к которому я сама их подтолкнула? Не уверена. Но я знала, что завидую этому дому. Мне хотелось, чтобы окружающие смотрели на меня и тоже видели потенциал. Чтобы изумлялись. Ощущали мою загадочность. Теперь мне хотелось этого, я уже не мечтала испортить жизнь всех ребят в Эш-Гроув.

«Фактически, именно этого я все время и добивалась, – осознала я. – Я хотела, чтобы ребята в школе увидели меня настоящую. Не девушку с фотографии. Не дочку директора. А просто Блайт».

Но я не дала им такого шанса. А просто с вызовом вошла в эту школу, притворившись идеальной. Притворившись, что не испытываю к ребятам ненависти. Скрывая свои шрамы. Попытавшись манипулировать всеми. Единственный раз за все время в Эш-Гроув я была самой собой, когда ссорилась с Люком в коридоре. Когда, дотронувшись до его руки, дала понять, кто я на самом деле. Конечно, реакция Люка оставила желать лучшего.

Но я сделала первые шаги.

И знала, каким должен быть следующий.