Отто Баутин стоял у стеклянной перегородки, разделяющей лабораторию, и наблюдал за Джессикой. Та продолжала работать в обеденное время, выбросив из головы и Отто, и предыдущую ночь. Взмахом руки Джессика пригласила его зайти в лабораторию. Очевидно, он хотел встретиться со своими сотрудниками, и, скорее всего, заседание, запланированное на 14.00, состоится. Отто выглядел взволнованным, наверное, еще раз столкнулся с Лими и доказывал правоту своих суждений. Девушка провела его в свой кабинет.
— Я сожалею о прошлой ночи… в самом деле, — начал он.
— Отто, тебе не стоит извиняться за то, что ты обычный человек. Господи, пережив то, что выпало на твою долю…
— Я не имел право впутывать тебя во все это.
— Отто, я действительно рада, что смогла хоть чем-то помочь тебе в этот момент. Возможно, когда-нибудь и ты отплатишь мне добром за добро.
— Нет, я никогда не смогу расплатиться с тобой.
— Отто, ты сводишь меня с ума своей глупостью.
— Я просто хочу поблагодарить тебя, Джесс.
— Считай, что ты уже сделал это.
Поговорив о предстоящих похоронах и о том, что к четырем ему придется уйти, Отто снова вернулся к вопросу, засевшему у него в голове.
— Что показали эксгумации, если показали вообще что-либо? Я только что видел Зака Рэйнека, он на редкость учтиво обошелся со мной и сказал что-то о своем участии в установлении личности вампира из Векоши. Что ты ему наговорила?
Джессика в общих чертах обрисовала Отто результаты эксгумаций и объяснила, что именно сказала Рэйнеку и зачем.
Отто рассмеялся. Первый раз за последние несколько дней Джессика видела его улыбку. Смеялся он долго и от души.
— Я был не прав, Джесс, ты действительно можешь быть тактичной, когда хочешь.
— Надеюсь, теперь он будет не так сильно кипеть от негодования и злости.
— О, Джесс, ты так много делаешь для меня. Ты — настоящий друг.
В ответ девушка покраснела.
— Может быть, — продолжил Отто, — спустя какое-то время, я хочу сказать, возможно, мы сможем выйти за рамки чисто деловых отношений.
Девушка улыбнулась.
— Значит, у нас есть о чем продолжить наше психологическое вскрытие, я уверен, ты приготовила нам несколько сюрпризов. Мои люди набросали предварительную характеристику убийцы. Ты можешь обращаться к ним за помощью в любое время.
Джессика собрала всю необходимую ей информацию, включая медицинский жгут, который Робертсон уже затягивал у нее на шее, после чего фотографировал едва заметное образовавшееся пятно Регулируемое устройство убийцы? Возможно и так. Она принесла также трубку, используемую в медицине для трахеотомии, с острым, как бритва, скошенным концом.
— Всему свое время, — сказала девушка.
Д. С. встретил их в кабинете для совещаний, оснащенном оборудованием и учебными пособиями — макетом человеческого горла из прозрачного пластика, позволяющего видеть сосуды и трахею, а также макетами других органов, которые он разложил на гладкой поверхности стола. Подняв один из макетов, Борнс рассмотрел его и положил на место. Кен Шульц, с интересом и восхищением изучавший пластиковый макет голосовых связок, спросил у Д. С.
— Зачем это здесь?
— Скорее всего, доктор Коран предложит нам новые детали убийства. Это должно быть интересно, — заметила Тереза О’Рурк.
И доклад, действительно, был интересным. Джессика погасила свет и показала небольшой фильм, как производится трахеотомия. Потом, когда включила свет, то обратила внимание присутствующих на макет, стоящий на столе перед ними. Осторожно наложив жгут на пластиковое горло, она затянула его потуже и подняла вверх острую трубочку, чтобы все разглядели ее получше. Быстрым и уверенным движением Джессика вонзила инструмент в прозрачный кровеносный сосуд с правой стороны от трахеи.
Трубка вонзилась в горло макета и висела, покачиваясь, как соломинка.
— Если бы по кровеносным сосудам проходила кровь, она хлынула бы в эту трубку, — сказала Джессика. — Мы считаем, что жгут каким-то образом регулировал ток крови, но это был, наверное, какой-то особенный жгут. И все же, нам кажется, убийца действовал таким образом.
— Используя именно такие инструменты? — поинтересовалась О’Рурк.
— Или что-то очень похожее.
В кабинете надолго воцарилась тишина. Наконец Борнс сообщил:
— Это устройство выглядит довольно неудобным. Жгут может держаться на месте сам, или же его нужно придерживать?
— Это устройство необходимо придерживать, — ответил Д. С., — но некоторые жгуты могут обойтись и без этого. Они градуированы и снабжены нарезами.
— Мы полагаем, убийца пользовался наиболее сложным оборудованием, это человек, знающий…
— Анатомию, это бесспорно, — продолжила О’Рурк. — Да, поскольку он должен был в точности знать, где расположена артерия… чтобы воткнуть эту трубку на необходимую глубину.
— Сходится. Все сходится, — заметил Борнс.
Джессика продемонстрировала собравшимся снимки разреза на горле, сделанного явно левшой, и объяснила причины, заставившие ее предположить, что убийца нанес кровь на рану уже после того, как девушка умерла, и он разрезал ей горло. Все это убийца проделал после того, как выкачал всю, до капли, кровь из трупа.
Погрузившаяся во мрак комната наполнилась вздохами и шепотом, исполненным благоговейного страха.
* * *
Он понимал, чтобы принимать ванны из крови, ему нужно раздобыть ее еще. Босс отправил его в баптистскую больницу Сиона, штат Иллинойс, со специальным поручением, и там он встретил робкую темноволосую медсестру в очках, которую вызвался подвезти до дома. Он посадил девушку в свой фургон, в задней части которого стоял холодильник и портфель. Предложив ей остановиться по дороге и где-нибудь выпить, он лишил девушку ее крови и скрылся с драгоценной жидкостью прежде, чем рассвело.
Сион располагался слишком близко от того места, где находился его дом, но соблазн оказался слишком велик. Девушка жила одна, в самом конце улицы, где пустовало несколько домов, предназначавшихся для продажи. Он был уверен, никто не видел, как он оказался на этой улице. Девушке так не хватало общения. Поэтому его замысел осуществился без особого труда.
Ее звали Реней. И теперь у него есть кувшины с бирками «РЕНЕЙ». Что же касается Джанел, Тони и Мелани, те ушли навсегда.
Сейчас он был дома, в безопасности и наслаждался Реней. Пройдет несколько дней прежде, чем найдут то, что от нее осталось, а он, тем временем, овладеет ее сущностью, ее душой, скрывающимися в крови, которую он выкачал из девушки с помощью своих инструментов.
Когда-то ему хотелось стать врачом, но потом это прошло, он решил, что попробует учить. Дети называли его «учитель», и ему это нравилось. Он преподавал биологию, но недолго. Ему нравилось пользоваться на уроках всем настоящим, а это возмущало некоторых учеников, предпочитавших изучать учебные пособия, аккуратно запакованные в пакеты и пропитанные формальдегидом. Он же терпеть не мог зловония, исходившего от этого дерьма, его всегда волновал запах свежей крови.
Он запугивал мальчиков, уверяя, что они представляют собой прекрасные образцы для анализа крови. Они боялись его. Но однажды, когда он загнал в угол одну из девочек, кто-то из учеников позвал на помощь, произошла весьма неприятная сцена, в результате которой его вызвали в кабинет директора, и тот сделал ему строгое предупреждение.
Он знал, что, когда закончится семестр, вряд ли сможет подписать новый контракт.
Ему было уже почти тридцать, а чего он успел достичь? Ничего, ему всегда и во всём сопутствовали неудачи. Казалось, он повторяет жизнь своего отца, все, к чему бы он ни притронулся, превращалось в дерьмо. Старик не смог ничем ему помочь, он сам был неудачником и умер, передав эту болезнь по наследству сыну. Единственное утешение он находил лишь в бумагах и собрании медицинских книг его дедушки. Отец был идиотом, а вот дед — великим человеком, великим врачом.
Учитель присел перед стареньким проигрывателем «Виктрола», который тоже принадлежал деду. Из него лились мелодичные звуки концерта Моцарта. Пластинка была без единой царапины, но алмазная иголка проигрывателя уже слегка затупилась. Достать детали для столь старого проигрывателя практически невозможно, но ему посчастливилось обнаружить магазин на главной улице Векоши, штата Висконсин, который поразил его разнообразием самых удивительных товаров. В магазине было много старинных вещей, некоторые из них ему захотелось приобрести. Он купил несколько действительно редких пластинок. Это стоило ему почти месячного жалования, но, слушая сейчас удивительную музыку, он ни о чем не жалел. Музыка успокаивала его натянутые нервы, это было его своеобразным хобби, он любил музыку времени, оставшегося далеко позади, музыку Штрауса, Моцарта, а также мелодии Бенни Гудмена и его группы. Ему казалось, что он опоздал родиться. Он терпеть не мог звуки, то и дело раздававшиеся по радио. На своем стареньком проигрывателе он слушал «Гамлета», «Короля Лира» и другие пьесы Шекспира, записанные на пластинках, которые он приобрел в Париже, штат Иллинойс, где католический монашеский орден прекратил существование и распродал свою библиотеку и другое имущество. Не каждый мог похвастаться столь богатым собранием произведений Шекспира. У него была даже полная постановка «Сна в летнюю ночь» Королевским Симфоническим оркестром Лондона. Эти пластинки, а также морозильники, заполненные кровью, были его самым ценным имуществом, которым он ни с кем не делился.
Включив звук на полную мощность, он пошел в ванную, разделся и опустился в предварительно подогретую кровь. Ему пришлось опустошить несколько кувшинов. Запас крови катастрофически быстро уменьшался, и теперь его постоянно мучили мысли, как бы пополнить морозильник.
Лежа в теплой, темно-красной жидкости, он вспоминал, как вот так же получал удовольствие тогда, когда его вызвал к себе шеф. Завтра, рано утром ему уже придется выезжать, но сегодня вечером он будет наслаждаться обществом Реней.
Слушая классическую музыку и перечитывая свои любимые отрывки из Библии, он услышал, как замяукал его кот. Большое, черное животное часто оставалось предоставленным самому себе, и когда он куда-нибудь уезжал, кот бродил по улицам. Однако Снаффи — так звали старого кота-бездельника — всегда возвращался к своему хозяину. Ему тоже нравился запах крови, и, когда удавалось добраться до нее, он с удовольствием лакал ее.
— Сущность всех живых существ… жизни, всего живого заключается в крови, — произнес он вслух для Снаффи.
Кот подошел достаточно близко для того, чтобы потереться о протянутую руку хозяина. Но его интересовали отнюдь не ласки — приблизившись к руке хозяина, он неистово принялся слизывать с нее кровь.
Кот все знал. Непонятно как, но он знал то, что было известно хозяину. То, о чем говорилось в Библии: здоровье, исцеление и долгая жизнь зависели от того, принимает ли живое существо кровь — через рот, поры и как угодно еще. Он втирал кровь в густую, черную шерсть кота, и животное приходило от этого в настоящий восторг. Это заставляло хозяина смеяться и говорить:
— Тебе это нравится, правда… правда, мой мальчик?
Понежившись около часа в теплой ванне, он спустил кровь, ополоснул голову под душем, вытерся и отправился в соседнюю комнату, затем вышел в коридор старого дома, доставшегося ему в наследство. Шестнадцать лет он ухаживал за больными родителями, был свидетелем того, как мало-помалу силы оставляли их, и они умирали, что одновременно и огорчало его, и вселяло страх. Добравшись до конца коридора, он вошел в кабинет, который когда-то принадлежал деду, теперь его хозяином был он.
Старик работал практикующим врачом в то время, когда врачи работали вне дома, однако, рядом с его кабинетом располагалась маленькая смотровая комнатка. Дед хотел, чтобы он тоже стал врачом, и он сам поначалу к этому стремился, но этому не суждено было сбыться. Слишком много людей в этом мире ополчились против него — его учителя, начальники, врачи, принимающие решения в медицинских школах, все те, кто создавали для него всевозможные препятствия и, наконец, его родители. Болезни свалились на них внезапно, но задержались на долгие годы, высасывая из семьи деньги и отнимая у него любовь, которую он мог бы испытать к своему робкому отцу и волевой матери.
Поэтому он решил стать учителем, ведь те, кто на что-то способен, делают свое дело, а те, кому нечем похвастаться, предпочитают учить. Но он довольно быстро понял — преподавание само по себе является еще одной наукой, настоящим искусством, а учителя похожи на актеров, и только лучшие актеры, с большой внутренней убежденностью, способны учить. Его мягкий подход, слишком нежная манера поведения человека, сосредоточенного на самом себе, и отсутствие уверенности, наряду с тем фактом, что он никогда в жизни не играл на сцене и ничего не написал, сделали его неудачником и на этом поприще.
В конце концов, три года тому назад он принялся заглядывать в колонку объявлений «Чикаго Трибьюн» и «Сан Таймс» в поисках любой работы, которая имела бы отношение к медицине и помогла бы ему получить какую-нибудь квалификацию. Он проработал в нескольких местах прежде, чем стал торговым представителем одной из Чикагских фирм, специализирующейся на продаже всего, что нужно медицинским учреждениям, начиная от пилюль и кончая самыми современными видами инструментов и оборудования. Единственное, чего фирма не поставляла, так это белье.
Он вошел в кабинет со своей большой Библией, но отложил ее в сторону и, присев за дубовый письменный стол, включил настольную лампу, взял перо, лежащее рядом с чернильницей, обмакнул и подождал, пока с кончика стечет капелька крови.
Он должен написать письмо, которое послужит откровением, опровержением того, что писали газеты о случае в Векоше, штата Висконсин, где побывал, якобы, вампир. Он был далек от того, чтобы явить собой какое-то фантастическое чудовище. Он вполне реален, и его цели не следовало путать с кинематографической ерундой и мрачными романами.
Пользуясь кровью Кэнди, смешанной с антикоагулянтом, он вывел первую строчку письма, которое намеревался послать женщине по фамилии Коран, работающей в лаборатории ФБР в Квонтико, штат Вирджиния. Он уже подписал конверт обычной авторучкой с красным стержнем, без труда отыскав адрес в регистрационной книге работников правоохранительных органов, которую взял в библиотеке. Он прочел о жалких сведениях, которыми располагает полиция в отношении так называемого вампира-убийцы из Векоши, этой новостью пестрели заголовки самых разных газет, начиная от «Ю-ЭС-Эй Тудей» и заканчивая «Инквайер». Но ни одна из них не отразила истинную картину происшедшего. Он чувствовал себя в относительной безопасности и не боялся, что его личность раскроют и до его дома доберутся люди, мечтающие добраться до его горла со скальпелем в руках.
Хотя было бы безопаснее напечатать письмо, Учитель писал его своим витиеватым почерком, стремясь выразить на бумаге то, что хотел бы сказать доктору Джессике Коран лично. Она собирается загнать его в угол, передать в руки правосудия, как они это называют. Что ж, посмотрим, думал он, продолжая писать:
«Дорогая доктор Коран, прочтите Левит, и вы меня поймете. Я далеко не вампир и не считаю себя таковым.Искренне ваш, Учитель, тот, кого вы ищете».
Кэнди была прекрасна, и ее кровь тоже была прекрасной, но мне пришлось пополнить мои Запасы еще раз. Как вы видите из этого письма, я использую кровь практически для всего, Может быть, когда-нибудь, мне посчастливится узнать и вашу кровь? Пожалуйста, не позволяйте газетам вновь говорить обо мне с пренебрежением. Не беспокойтесь, моя жажда время от времени утоляется. Поэтому я не стану брать больше, чем мне требуется. Я, в своей сущности, очень сознательный человек и не использую кровь расточительно. Вы должны были уже в этом убедиться, ведь так? Поэтому постарайтесь не беспокоиться.
Может быть, когда-нибудь, мы встретимся, и вы поделитесь со мной своей кровью? Мне кажется, женщины обладают более сильным характером, чем мужчины, вы согласны со мной? В любом случае, вам не стоит надеяться, что вы поймаете меня раньше, чем я доберусь до вас.
Эти идиоты не располагают ни единой уликой, которая связала бы его с этими преступлениями. Они не знают даже, что он впервые встретился с Кэнди Коуплэнд в кафе-закусочной, расположенной в больнице, девушка пила молочный коктейль. Он бывал в этой больнице несколько раз и видел, как девушка то натирает полы, то выносит подкладные судна. Потом ей предложили более ответственную работу, но она с ней не справилась. Поэтому ее дни в больнице были сочтены, и она говорила о том, что придется снова вернуться на улицу, к сутенеру, который до этого содержал ее. Ей было жаль себя, и он усмотрел в этом прекрасный шанс, которым просто не мог не воспользоваться.
Он предложил девушке немного отвлечься от невзгод, намекнув на один из наркотиков, которым торговала его компания. Ей хотелось хоть на какое-то время забыть о своей несладкой жизни, о своей боли, и, в конечном счете, она избавилась от нее навсегда.
Девушке нравилась ее форма работницы закусочной. Ей правилось, когда ее называли «Кэнди», конфетка, совсем позабыв о настоящем имени девушки — Энни.
Теперь, когда он закончил свое письмо, Снаффи, который последовал вслед за ним в кабинет и тихонько сидел у ног хозяина, пока тот писал, вдруг принялся настойчиво тереться о его ногу. Потом неожиданно кот вспрыгнул на стол и потянулся к чернильнице и перьевой ручке, источавшим запах крови.
Окунув палец в чернильницу, он протянул его коту.
— Ну же, смелее, киска.