Дженис всегда выделяла Арнольда Уотерфорда среди других, хотя мачеха и утверждала, что это чистый плут и уж на роль крестного никак не годится.

Какая там кошка между ними пробежала, Дженис понятия не имела, однако же, поскольку Арнольд был дальним родственником ее родной матери, а также распорядителем ее небольшого наследства, отчиму с мачехой приходилось выказывать хотя бы внешние знаки гостеприимства, когда Арнольд появлялся у них дома.

Ну а Дженис относилась к нему совсем иначе. Может, в делах – а их ему поручали богатые или, во всяком случае, состоятельные женщины – ему действительно приходилось лукавить, может, в личной жизни и у себя в конторе он любил пускать пыль в глаза, но к обязанностям крестного Арнольд относился с неизменной серьезностью.

Ни одного дня рождения, ни одного Рождества или какой-нибудь семейной даты не проходило, чтобы от него не приносили подарок в красивой упаковке – всегда под стать событию и возрасту Дженис. И в те же дни он всегда приходил либо, если был далеко, звонил по междугородному, и это для Дженис было гораздо важнее, чем подарки.

Она ничуть не сомневалась, что Арнольду по-настоящему дорого ее благополучие, и потому всегда с готовностью изливала на него свои заботы, большие и малые, зная, что дальше они никуда не пойдут и что никогда Арнольд от них не отмахнется и не станет делать из нее посмешище. Когда Дженис было шестнадцать, она даже ненадолго увлеклась им, но, к счастью, он сделал вид, что ничего не заметил. А затем он превратился просто в любимого дядюшку, и все пошло своим чередом.

Сейчас, сидя напротив Арнольда за столиком в небольшом итальянском ресторане, куда они зашли пообедать, Дженис смотрела на него прямо-таки с обожанием. Ему за пятьдесят, но выглядит куда моложе. И только волосы, все еще густые, но белоснежные, выдавали его истинный возраст.

– Ну, чего уставилась? – ласково спросил Арнольд, в свою очередь, не сводя глаз с Дженис.

– Да вот пытаюсь понять, как тебе удается оставаться таким молодым.

Принесли карту вин, и Арнольд заказал бутылку рейнвейна. Официант склонился перед ним в подчеркнуто почтительном поклоне, может, оттого, что Арнольд был здесь завсегдатаем, может, почему еще, Дженис понятия не имела.

– Что значит удается? Я и на самом деле молодой, – сказал Арнольд, дождавшись пока официант отойдет, и так, словно в разговоре не возникло никакой паузы.

Между прочим, именно эта способность запоминать все, что она говорит, подумала Дженис, всегда ее так трогает.

– Просто не могу понять, как это все четыре Жены отпустили тебя подобру-поздорову.

– Ну, это как раз понятно. Со мной ведь жить невозможно. Слишком большой эгоист. – Арнольд посмотрел на Дженис поверх меню. – Впрочем, как и другие.

– Меня ты тоже включаешь в их число?

– О нет, тебя нет, – живо откликнулся Арнольд.

– Да и ты сам, – с некоторым, надо признать, опозданием заметила Дженис, – тоже вовсе не эгоист. Эксцентрик – это да.

– Не пойму, ругаешь или хвалишь. Так или иначе, я польщен.

– Ну и чудесно. На этом и порешим.

– А ты, крестница, смотрю, умница у меня.

– Только когда ты рядом. Со всеми остальными я всего лишь добрая верная Дженис.

– Ну и что тебя в этом не устраивает? – Арнольд немного склонил голову набок.

– Не устраивает? А кто сказал, что не устраивает?

– Ну, так мне показалось. Жизнь на тебя не поскупилась, почти все отвалила от щедрот своих. Светская дама, умница, красавица.

– И муж замечательный, – подхватила Дженис.

– Ну да, и это тоже. Кстати, как там наш профессор?

– Все хорошо. Да, недавно он получил повышение, или, может, я тебе уже говорила?

– Нет. И кто же он теперь? Президент Земного шара?

– Нет, всего лишь заведующий кафедрой.

– Все равно, передай ему мои поздравления.

– Слушай, что, собственно, вы с ним не поделили? – наконец-то Дженис задала вопрос, от которого уходила все эти годы.

– А что? – Арнольд высоко поднял густые брови. – Я восхищаюсь твоим мужем. Я слежу за его успешной академической карьерой. Наверное, впереди у него новые успехи.

– Но ведь он тебе не нравится, да. Между прочим, я тут недавно выяснила, что муж моей ближайшей подруги тоже почему-то не любит его. Мерва мне расспрашивать неудобно, но ты – дело иное. Так что же тебе не по душе в Джейке?

Арнольд погрузился в такое долгое молчание, что Дженис уж решила, что он уйдет от ответа.

– Не то что бы я не любил его, – сказал наконец Арнольд. – Просто… черт, ты ведь мне как дочь, Дженис. А отсюда следует, что в моих глазах даже Иисус Христос недостаточно хорош для тебя.

– И это все?

– Ну разумеется. И если тебе хорошо с ним, то я только доволен. Ты заслуживаешь самого лучшего мужа.

– Ничто не совершенно в нашем несовершенном мире, – философски заметила Дженис и тут же спохватилась – надо точнее выбирать слова – Мы с Джейком хорошо ладим и до сих пор любовники.

– А я и не сомневался. За этой маской хладнокровия, что ты являешь миру, страсть так и бурлит Ты ведь с самого детства была влюбчивой. Правда, тем двум ледышкам, в чьем доме тебе не посчастливилось расти, это было совершенно невдомек. Ну а меня ничуть не удивляет, что ты втрескалась в первого же попавшегося на пути малого.

– Стало быть, вот так, по-твоему, все произошло? Ну так ты заблуждаешься. В школе у меня была тьма поклонников, ну и свою чашу разочарований я тоже испила. Но Джейк – иное дело. Это была любовь с первого взгляда.

Между нами словно искра пробежала… – Дженис смущенно замолкла. Интимные подробности семейной жизни она обсуждать была не готова даже с Арнольдом. – Так, теперь ясно, как это у тебя получается, – вновь заговорила она. – Задашь какой-нибудь невинный вопрос, комплимент сделаешь – вот клиент и раскололся.

Подошел официант. Дженис заказала спагетти, Арнольд – телятину. Особо разнообразным ассортиментом блюд ресторанчик не блистал, но еду готовили у тебя на глазах, а тщательно организованная суета поваров скрашивала ожидание, пока принесут заказ.

– Извини, что сюда тебя затащил, – сказал Арнольд. – Собирался выбрать место пошикарнее, но после у обеда у меня встреча, которую не перенесешь. А это – ближайшее место, где прилично кормят, да и вина неплохие. – Он поднял бокал на свет, полюбовался золотистым отливом, сделал небольшой глоток и удовлетворенно кивнул. – Недурно. Вино домашнее.

Неплохо, неплохо.

Дженис, в свою очередь, отпив немного, согласно кивнула.

– Хорошо, что наконец-то удалось пообедать вместе, – продолжал Арнольд. – А то в последнее время мы совсем не видимся.

– Увы. Я думала, что, как уйду с работы, времени будет полно, но тут тебе и занятия, и диссертация, еще кое-что.

Словом, ни минутки свободной нет. Я обещала Джейку, что с диссертацией справлюсь за год.

– А что за спешка? Он-то, по-моему, писал свою три года.

Вроде в какой-то момент у него застопорилось?

– Да, и тогда Джейк прямо места себе не находил. Слушай, а что это мы все о Джейке толкуем? Обычно ты избегаешь разговоров о нем.

– Спокойно, спокойно. Если хочешь, сменим пластинку.

Поговорим, например, о твоей диссертации. Как она продвигается?

– И так, и этак. – Дженис повторила любимое выражение Джейка.

– То есть?

– Материал накапливается. И это хорошо. Эти женщины, которых ты мне назвал, – все они с готовностью отвечают на вопросы. Только одна дала мне от ворот поворот, обычно бывает гораздо больше. Остальные же готовы говорить о разводе часами, рассказывают, как все произошло, через что им пришлось пройти и так далее. У меня накопилась куча материала по поводу того, как после развода снова входить в рабочую форму, привыкать к тому, что за детьми надо одной приглядывать, как строить отношения с бывшими мужьями и их родителями. Женщины эти разные, хотя, в общем, твоя клиентура ограничивается кругом обеспеченных…

– Вот уж нет. Я тебе целый набор предложил, и в нем немало тех, с кого я вообще не беру гонорара, они только мои расходы покрывают.

– А, ты о своих «избранных»? Спасибо и за них. Между прочим, я обратила внимание, что различия действительно большие. Богатые думают прежде всего о том, как развод отразится на их общественном положении. А у тех, что живут скромно, заботы посерьезнее – как заработать на пропитание, как найти няньку подешевле, как справиться с одиночеством, как прожить без мужчины. Иногда они поразительно откровенны. Ты и не представляешь, сколько нового я узнала в последнее время о сексе.

– Ясно. Это – хорошо. А что плохо?

– Плохо с группой поддержки. Я говорила тебе, что эти четверо у меня в центре, мне нужны все подробности их жизни в течение первого года после развода. Но беда в том, что никак не удается разговорить их. То есть рассказывают кое-что, конечно, но все не о том. Я стараюсь направить их в нужное русло, но без успеха.

– Дай им время, пусть сблизятся. С незнакомыми людьми откровенничают редко.

– Наверное, ты прав, да только, боюсь, все развалится.

Я даже немного удивилась, когда все они пришли во второй раз.

– Ну теперь уж все от тебя зависит. Впрочем, даже если ничего не получится, продолжай собирать материал. Да что я тебе советы даю – сама все знаешь. А может, ты уже нашла подходы к этим дамам? Ведь материнский инстинкт у тебя есть. Потому удивительно, что у вас с Джейком… – Арнольд смущенно умолк.

– Заканчивай, – угрюмо сказала Дженис.

– …Почему у вас нет детей? Впрочем, не мое это дело.

Дженис заколебалась. Он сам дает ей возможность отступления – не мое, мол, дело. Так что можно и не отвечать.

Так отчего же ее тянет на откровенность?

– У меня не может быть детей, – сказала Дженис. – Анализы показали. Джейк… он повел себя просто молодцом.

Не от всякого такого дождешься.

– Ясно. – Подошел помощник официанта поменять тарелки. Арнольд дождался, пока он закончит, и сменил тему:

– Да, так об этой группе поддержки. Наберись терпения. Пройдет немного времени, и они разоткровенничаются друг с другом, и тогда у тебя будет все, что надо.

– Дай-то Бог.

– Когда у вас следующая встреча?

– В эту субботу.

– В университетском клубе?

– Да, каждую первую субботу месяца Морис держит для нас солярий. Лучше места не сыщешь – никто не мешает.

И район удобный – самый центр. У Стефани коттедж в Марин-Каунти, Шанель живет на Пасифик-Хайтс, Ариэль – на Приморском бульваре, я – в Пало-Альто, а Глори – черт ее знает, где она живет. Кажется, где-то в районе Тендерлойн.

– Как раз нет. Она обитает на Русском холме, в пустой квартире. Я ничуть не преувеличиваю, действительно в пустой. Спит на полу, на матрасе.

– Это она сама тебе сказала?

– Она находит меня – как это она выразилась? – славным малым. Хотела, наверное, сказать – славным старичком.

А что? Ей едва восемнадцать стукнуло, так что я ей, наверное, кажусь Мафусаилом.

– Очень на нее похоже, – медленно проговорила Дженис. – А ведь тебе нравится эта девчонка, правда?

– Мозги у нее на месте. Она старается выбиться в люди.

И играет по своим правилам.

– И тебе это по душе?

– Конечно. А я, как ты думаешь, всего добился? Когда выяснилось, что в местную адвокатскую элиту мне не пробиться, потому что я не там, где надо, учился, я стал действовать по-своему. Большинство из моих уважаемых коллег считают меня ничтожеством, да только как же так получается, что на процессах я чаще всего кладу их на лопатки?

– Вот поэтому-то ты и стал заниматься разводами?

– Не разводами. Женщинами, которых хотят обмануть, – сказал Арнольд с таким праведным смирением, что Дженис расхохоталась.

– Ах ты, старый плутишка.

– Вот именно. Сравнительно с тобой уж точно старый.

– Да, у тебя ведь скоро день рождения. Я пошлю тебе букет желтых роз и детский поцелуй, чтобы ты чувствовал себя молодым.

– А я и так чувствую себя молодым. В том-то и беда.

– Слишком много женщин?

– Полно, и все не те. Я тут присмотрел одну славную птичку, которая могла бы заставить меня забыть об отвращении к браку, но, боюсь, придется ее отставить. Дело в том, что я перевернул новую страницу в жизни. С юными девицами пора завязывать.

Дженис собиралась было съязвить, но тут проходящая мимо пара остановилась и заговорила с Арнольдом. А потом он заспешил на свое свидание.

Они распрощались у выхода из ресторана, и, глядя, как Арнольд удаляется – мужчина, которому все инстинктивно уступают дорогу, – Дженис поймала себя на том, что восстанавливает в памяти их разговор и пытается угадать, уж не Морнинг ли Глори Брауни та самая птичка, о которой говорил крестный?

* * *

– По-моему, пора нам познакомиться поближе, – сказала Дженис, обводя взглядом группу поддержки. Шел дождь, и удлиненная узкая комната, уставленная огромными цветочными горшками и резной мебелью, от которой веяло стариной, казалась сегодня особенно уютной. – Думаю, стоит выбрать какую-нибудь тему, и пусть каждая выскажется.

Дженис замолчала в ожидании реакции. Шанель, казалось, все это забавляло – по крайней мере лицо ее тронула улыбка. Ариэль сосредоточенно разглядывала тарелку с салатом, к которому едва прикоснулась, и Дженис даже подумала, что она вообще не расслышала сказанного. Глори, со своей стороны, напротив, поедала ее глазами, и вид у нее был явно настороженный.

– Ну что ж, я лично готова попробовать, – сказала Стефани. – Только надо выбрать какую-нибудь действительно удобную тему, чтобы никто не смущался.

«А тебя что смущает, Стефани?» – подумала про себя Дженис, но вслух сказала:

– Вы правы. Никто не возражает?

На сей раз все согласно кивнули, Глори последней.

– Так о чем говорить будем?

– Может, о мужьях? – сухо предложила Шанель. – Ведь это они свели нас вместе.

– Другие предложения? – спросила Дженис и, поскольку все промолчали, добавила:

– Кто начнет?

– Минуточку, – сказала Глори. – О чем, собственно, мы собираемся говорить, о внешности?..

– О внешности, о семье, о том, как познакомились, почему расстались, словом, обо всем.

– А почему бы вам самой не начать, Дженис, – бархатным голосом спросила Шанель. – Ведь это ваша идея.

Дженис смутилась. До сих пор ей удавалось не слишком раскрывать себя. Но в конце концов придется сделать выбор: либо выдерживать свою линию до конца, либо признаться, что у нее как раз вполне счастливый брак. Беда в том, что не умеет она врать или хотя бы говорить правду наполовину.

– Ну что ж, – наконец начала она, – всем вам известно, что Джейк – профессор Стэнфордского университета.

О внешности. Он среднего роста, дюйма на два выше меня на каблуках. У него темные волосы, темные глаза и потрясающая улыбка. Можно сказать, что он скорее привлекателен, чем красив. Он легко сходится с людьми, и обаяние у него ненаигранное – само собой получается.

– Да? А как насчет того, что бывает, когда гости разойдутся по домам? – поинтересовалась Шанель.

– То же самое. Он любит поговорить – оставаясь вдвоем, мы никогда не молчим.

– Да, но слушать-то он умеет? – спросила Стефани. – У Дэвида с этим неважно, хотя, может, это моя вина. Слушательница в семье – это я.

– Да нет, Джейк и слушать любит. По крайней мере когда речь идет о… – Дженис прикусила губу.

– О чем? – вступила в разговор Глори.

– О предметах, которые ему интересны.

– Из этого следует, что ваш муж самовлюбленный тип, который только собой и интересуется, – категорически заявила Шанель.

– Ничего подобного. Просто он любит поговорить, и у него действительно есть что сказать, – резче, чем хотела бы, ответила Дженис.

– Ас чего это вы его защищаете? – по-прежнему агрессивно спросила Шанель.

– Ничуть не защищаю. Просто хочу быть справедливой.

– Ну, что моего бывшего касается, то живет он в собственном мире, – сказала Шанель. – Жака только одно интересует: его чертовы коллекции. К тому же он лжец. Когда женихался, делал вид, что у него полно… В общем, оказался совсем другим, чем хотел выглядеть в моих глазах. – Поразмыслив немного над собственными словами, Шанель пожала плечами. – Ну а что вы о своем бывшем скажете, Стефани?

– Раньше он мне казался самим совершенством. У меня только один свет в окошке и был – он да дети.

– Так вы разводитесь, потому что он изменил вам? Но такие вещи, знаете ли, случаются.

– Я не могу простить его, – вспыхнула Стефани, – потому что обнаружилось нечто совершенно ужасное.

– А именно?

– В последний момент у меня отменилась одна встреча, и я пришла домой раньше, чем предполагала. Мальчиков не было, а Дэвид… лежал в постели с одним нашим общим приятелем.

– Ага, старый муж и лучший друг, – хмыкнула Шанель.

– Я назвала его ублюдком и велела упаковать вещички и убираться из дома.

– А он?

– А куда ему деться? Правда, сначала упирался, просил прощения, хотел, чтобы я сделала вид, будто не видела того… что видела. – Стефани говорила с трудом, превозмогая себя, и Дженис все ждала, когда же она умолкнет, хотя ей-то эта откровенность была только на пользу.

– Очень грустно, – негромко проговорила Ариэль и слегка коснулась своими узкими, длинными пальцами руки Стефани. – Что касается меня, то Алекса с другой женщиной я никогда не накрывала, но уверена… – Голос ее пресекся.

– В чем?

– Что он в интимных отношениях с некоторыми из своих пациенток.

– О Боже, Ариэль, да понимаете ли вы, что это значит? – воскликнула Шанель. – Если удастся доказать это, вы же его до нитки раздеть можете.

Ариэль замкнулась, и Дженис только порадовалась, когда подала голос Глори:

– Ну, я-то уверена, что Бадди трахался на стороне. Мне многие на это намекали, но я делала вид, будто ничего не понимаю.

– Словом, все они, кроме мужа Шанель, изменяли своим женам, – со вздохом сказала Стефани.

– И кроме Джейка, – невольно выпалила Дженис.

– Если он такой уж безупречный господин, чего же вы тогда разводитесь?

Вопрос Шанель застал Дженис врасплох. Как же это она позволила себе забыть, даже на минуту, что она здесь не зритель, а участник, по крайней мере предполагается, что участник.

– Повторяю, мы совершенно не подходим друг другу характерами, – сказала она, тщательно выбирая слова. – Выяснилось это не сразу, но через некоторое время… Короче, эти различия совершенно подкосили наш брак. Но Джейк всегда оставался мне верен.

– Откуда такая уверенность? Он что, импотент? – недоверчиво бросила Шанель.

– Вроде того, – неохотно выдавила Дженис.

– Что ж, в этом вы не одиноки. У бедняги Жака тоже не очень-то вставал. А когда получалось, он кончал так быстро, что я удовольствия не успевала получить. – Шанель перевела взгляд на Ариэль:

– А у вас что там? Чего это вы вдруг передумали насчет развода? По-моему, есть все основания.

– Да это не я, это Алекс хотел развода. Не пойму толком почему, наверное, я сделала что-то, что ему не понравилось.

Шанель со смехом откинула голову, а Глори вообще покатилась от хохота. Даже Дженис почувствовала, что с трудом удерживается от смеха. И только Ариэль даже не улыбнулась, а, напротив, строго посмотрела на Шанель.

– Извините, дорогая, – сказала Шанель, вытирая глаза бумажной салфеткой, – очень уж забавно это прозвучало.

Так, словно о чепухе какой-то речь идет.

Неожиданно Ариэль улыбнулась.

– Наверное, и впрямь получилось смешно, – признала она. – Но я и вправду не знаю, чего это он обозлился. Потому, собственно, и прихожу сюда. Может, чему научусь и тогда не буду делать столько глупостей.

Дженис заметила, что обращается она только к Стефани, которая с самого начала стала на ее защиту. Группа внутри группы? Да уж больно они не похожи: Стефани – женщина как женщина, а Ариэль какая-то совершенно особая, ни под какое определение не подходит.

– Хорошо, что можно потолковать о своих делах, верно? сказала Дженис, чувствуя себя полной лицемеркой. – Иногда мне так одиноко. Родичи живут слишком далеко, а приятельниц, которые были бы в разводе, нет. Можете себе представить – большинство супружеских пар нашего с Джейком круга вполне счастливы в браке.

– О своих подругах того же сказать не могу, – заметила Шанель. – Большинство из них в разводе. Но я не привыкла распространяться о своей личной жизни. А чрезмерно любопытным говорю, что мы с Жаком устали друг от друга. – Шанель презрительно рассмеялась. – Слишком устали, смех да и только. Мы ведь близки-то настолько не были, чтобы устать.

– Когда я выходила за Бадди, – вздохнула Глори, – думала, у меня от счастья крылья вырастут. Он только что подписал контракт с «Сан-Хосе биз», и будущее выглядело таким чудесным. И что ребенок у меня будет, тоже радовалась – как же, мой парень хочет жениться, а вот все приятели сестер, едва прознают, что те беременны, сразу линяют. Конечно, я понимала, что с родителями Бадди придется туго. Они даже на свадьбу прийти не удосужились. Правда, на следующий день пообедали с нами. Наверное, хотели посмотреть, на каком я месяце.

– А они знали, что вы беременны?

– Конечно. Не то чтобы это было уже слишком заметно, но знали. Его мать посмотрела на меня так, словно в дерьмо вляпалась, а отец… отец разговаривал со мной, как с какой-то проституткой. Допустим, я не была девственницей, когда Бадди женился на мне. Ну и что с того? Да и вообще он у меня не первый. Первым был один старикан, сосед снизу, когда мы жили в миссии. Однажды он застал меня одну и едва не придушил подушкой, пока трахал. После этого я старалась не попадаться ему на глаза, но иногда увернуться не удавалось.

– А почему вы матери ничего не сказали? – спросила Стефани.

– Кому, мамаше? – Глори презрительно посмотрела на нее – Да она прекрасно знала, что внизу происходит. И сказала, что, если я этого мужика чем-нибудь обозлю, она с меня шкуру сдерет. Старикан, понимаете ли, давал ей деньги. Она говорила, в долг.

– Ну и чем все кончилось? – спросила Шанель.

– Его посадили за развращение малолетних. Получилось так, что он пристал не к той девчонке и родители заявили в полицию. Что же касается меня, то после всей этой истории секс надолго стал мне просто противен. Когда я подросла и соседские ребята начали за мной приударять, ни с кем у меня роман так и не закрутился. Стало ясно: либо надо выбираться из этих трущоб, либо я кончу так, как кончили сестры. Потому я и старалась в школе изо всех сил, и удалось поступить в колледж. И если бы не Бадди, получила бы диплом. Только не подумайте, что я виню его. Честное слово, в этого малого я втюрилась по-настоящему.

– А вы, Ариэль, – спросила Дженис, – как вы познакомились со своим мужем?

– Он был моим психиатром.

– Вы вышли замуж за своего врача?

– Да. Мне казалось… – Она осеклась.

– Казалось что?

– Что я буду защищена.

– От чего?

– От… всего.

– То есть от жизни? Это вы хотите сказать?

– Да, наверное, так.

– А получилось наоборот, жизнь как раз тут вас и подстерегала? – заметила Дженис.

– Лэйрд, это мой двоюродный брат, говорил, что я делаю ошибку. Но, видите ли, Алекс стал для меня главным человеком в жизни, и я боялась потерять его.

– По-моему, тут попахивает нарушением врачебной этики, – нахмурилась Шанель. – Естественно, ваш домашний врач не может не знать, как с вами обращаться. Должно быть, он без ума от вас был, коль скоро поставил на кон свою репутацию, а может быть, и лицензию.

– Да я ему даже не нравлюсь. – Ариэль посмотрела своими блестящими глазами на Шанель.

– Верится с трудом. Вы ведь молодая привлекательная женщина, – механически сказала Дженис и тут же отметила про себя, что это не просто дежурная фраза. Ариэль действительно очень привлекательна, только живости ей не хватает, поэтому она все время и держится в тени.

Похоже. Ариэль снова замкнулась. На какую-то минутку она сделалась членом коллектива, а потом вернулась в свою раковину. Дженис в душе выругала себя. И когда она наконец научится обращаться с людьми так, чтобы они сами открывались, вместо того чтобы лезть к ним в душу?

– Ну что ж, мне пора, – сказала Шанель, бегло посмотрев на часики-браслет. – Рада была повидаться.

– Как насчет следующего раза? Все смогут? – спросила Дженис.

– Я – скорее всего да. А вы, Ариэль? – Увидев ее кивок, Шанель довольно улыбнулась. – А вот я, честно говоря, пока не знаю, – сказала Стефани. – С понедельника я начинаю работать.

– Вот это здорово, – заметила Глори. – Чего же вы раньше не сказали? Мы бы выпили по такому случаю. И что за работа?

– Да ничего такого особенного. Буду обхаживать покупателей в «Мейсиз», ну и кое-какая писанина. Боюсь страшно.

Дело-то совсем для меня новое.

– Лакомый кусочек, – небрежно бросила Глори.

– Если возникнут какие-нибудь проблемы, звоните, – предложила Дженис. – Я ведь для вас вроде крестной по части работы.

– Спасибо. – Стефани благодарно улыбнулась. – Ваши советы, как вести себя на собеседовании, мне очень помогли.

– А что, вы и по субботам будете работать?

– Нет, но, к сожалению, два дня в неделю придется задерживаться допоздна. А хотелось бы быть дома, когда мальчики возвращаются из школы.

– А почему вас бывший муж не обеспечит, чтобы можно было не работать? – требовательно спросила Шанель.

– Ничего мне от него не нужно, – упрямо поджала губы Стефани. – Кроме алиментов, конечно.

– А если и от алиментов отказаться, то вообще можете о нем забыть, – вмешалась Глори. – С Бадди, конечно, так не получается. На прошлой неделе он подстерег меня, когда я уходила с работы. Если бы не подоспел один парень, мне пришлось бы туго. А так – отделалась парой синяков на плече.

– А почему полицию не позвали? – нахмурилась Шанель.

– Не думаю, чтобы его взяли за нападение на человека.

В конце концов, он просто хотел поговорить. Иное дело, что я этого не хотела. Ну вот он и схватил меня за плечо.

– Надеюсь, вы ведете себя достаточно осторожно, – сказала Дженис. – Судя по вашему описанию, это опасный тип.

– Да уж, гляжу в оба. Этот малый, который меня в тот раз выручил, мы работаем вместе, отвозит меня вечерами домой и не уезжает, пока не убедится, что я благополучно вошла в квартиру. И еще я поставила второй замок. Люди, у которых я снимаю квартиру, живут наверху. Их спальня прямо надо мной, так что если Бадди вздумает, скажем, взломать дверь, то они наверняка услышат.

Дженис вспомнила, что говорил ей Арнольд, и представила себе, как бедняжка Глори спит чуть не на голом полу. На эту картину наложилась другая – большой, в викторианском стиле, особняк в Пало-Альто. Дженис поморщилась: нет в этой жизни справедливости. А что, раньше она разве этого не знала? Так откуда же тогда это чувство вины? Может, дело в том, что, как ни оправдывай себя, она-таки эксплуатирует всех этих женщин, преследуя собственные цели? А что, если и они посмотрят на дело так же? Что, если не позволят использовать свои откровения в диссертации? Тогда, выходит, целый год работы коту под хвост…

– Да не волнуйтесь вы так, – сказала Глори, и Дженис поняла, что она по-своему истолковала ее молчание. – Уж как-нибудь сумею постоять за себя. Я уворачиваюсь от пьяниц с тех пор, как ходить научилась. К тому же Бадди не умеет злиться подолгу. Сейчас он, конечно, вне себя от ярости, но скоро это пройдет.

Несмотря на все эти слова, Дженис было все же не по себе.

А что, если не пройдет? – вертелось у нее на языке. Что, если в нужный момент рядом не окажется этого парня с работы?

– Смотрите все же, поосторожнее, – сказала она как раз в тот момент, когда появился официант со счетом. Началась суета, и Дженис толком даже не поняла, произнесла она эти слова вслух или только подумала.