Весь октябрь Дженис не могла избавиться от простуды, если это, конечно, была простуда. Иногда, вся в соплях, она все-таки поднималась с постели, спрашивая себя, может, причиной всему нервы. Однако дома вроде все наладилось С Джейком они не ссорились уже целый месяц, а диссертация вот-вот будет готова, мелочи остались.

Чего лучше, казалось бы, но, по правде говоря, Дженис все тянула и тянула с завершением, находя различные предлоги, лишь бы не заниматься рукописью. Не то чтобы каких-то материалов не хватало. Просто что-то изменилось. Возможно, ей стало трудно сохранять объективность.

Лаконично и четко описывая «объект А», который предстояло лишь бегло проанализировать и найти этому сюжету подходящее место в работе («Объект А – двадцатилетняя женщина, выросшая в городских трущобах; мать – алкоголичка, отца нет; забеременела, вышла замуж, в шестнадцать лет оставила школу; в восемнадцать развелась; работала в баре официанткой, затем в клубе инструктором по аэробике»), Дженис не могла избавиться от маячившего перед ней образа колючей, вспыльчивой, невоспитанной, отчаянной и очень практичной рыжеволосой девушки. Какая уж тут объективность.

А при описании «объекта Б» – воплощения женщины-хищницы, женщины-паука – перед глазами все время стояла Шанель, заставляющая всех их смеяться и дающая всегда такие разумные советы Глори, а иногда и Стефани.

«А мне – никогда», – подумала Дженис, и ей снова сделалось грустно. Почему – опять же непонятно. Ведь не ради же новых знакомств ввязалась она в это дело. На уме у нее была одна лишь диссертация.

Дженис громко чихнула и пошарила по карманам в поисках салфетки. Из гостевой в дальнем конце коридора доносились шаги Джейка. Последнее время он ходит какой-то подавленный. Не в настроении, сказала бы мать.

Отчасти дело, наверное, в ее простуде. Редкие недомогания Дженис всегда ужасно раздражали Джейка. Странно, ведь сам-то он, стоит палец на ноге поранить, чуть ли не в обморок падает. Но что-то еще его гнетет, только не говорит, что именно. Началось все, кажется, с того момента, когда Джейк оставил свою работу на телевидении. Может, ее винит в том, что пришлось уйти? Или в университете что-нибудь случилось?

Как бы то ни было, Джейк все держит при себе.

Пора, наверное, потолковать по душам. Но только после того, как она поправится Джейк патологически боится заразиться, он даже перебрался в комнату для гостей: мол, ей будет удобнее спать одной А может, в этом все и дело – он ее хочет, а она нездорова Дженис обратилась к рукописи, но сосредоточиться не удалось. Да что же это такое с ней происходит в последнее время?

Уж не испытывает ли она чувство вины?

Дженис изо всех сил сжала карандаш. Ну конечно. Вот почему она в последнее время найти себе места не может. Но это же глупо, глупо, глупо. И тем не менее ничего с этим не поделаешь, и что толку напоминать себе, что диссертацию прочитают только доктор Йолански и члены квалификационной комиссии Ну может, еще студент или студентка, занимающиеся сходной проблемой, закажут ее в библиотеке Стэнфордского университета да полистают бегло, но даже и в этом случае откуда кому знать, что «объект В» – это Ариэль, а «объект Г» – Стефани?

Так что нелепо волноваться по этому поводу, думать, что предала друзей. К тому же разве это друзья, в смысле настоящие друзья? Все остальные, правда, завязали какие-то личные отношения, но она-то, Дженис, всегда остается в стороне.

И винить в этом, кроме себя, некого. Она сама решила сохранять некоторую дистанцию между собой и другими, чтобы не терять объективности.

Зазвонил телефон. Дженис сразу же взяла трубку – привыкла за последний год, иначе трудно будет объяснить членам группы поддержки, что это за мужской голос отвечает по ее телефону.

– Дженис? – На том конце провода послышался хрипловатый голос Стефани.

– Привет.

– Есть минутка? Мне надо кое о чем с вами посоветоваться.

– Да-да, разумеется. Что там? – Настроение у Дженис немного поднялось.

Но Стефани явно не знала, как подступиться к делу, а когда все же заговорила, долго запиналась и в конце концов умолкла.

– Может, с самого начала начнем? – предложила Дженис.

– Это насчет того мужчины, с которым я познакомилась в Орегоне…

И Стефани разразилась бессвязным потоком слов. Услышав, что она назвала своего любовника племенным бычком, Дженис против воли улыбнулась: еще год назад Стефани такого бы себе не позволила.

«Глори всех нас в оборот взяла, – подумала Дженис – Или точнее будет сказать, мы все друг друга в оборот взяли.

Странно, ведь близости-то особой нет. А может, как раз в этом и дело? Не отметить ли в диссертации: группа поддержки может оказаться весьма эффективной, даже если между ее членами не сложилось близких, дружеских отношений…»

Ладно, об этом потом будет время подумать, а сейчас Дженис сосредоточилась на рассказе Стефани, отметив про себя лишний раз, что та, судя по тону, действительно чуть ли не в отчаянии. Да дело даже не в манере говорить, подумала Дженис, – в нормальном состоянии она ни за что не стала бы делиться такими интимными подробностями своего романа.

Интересно, ей действительно нужен совет или просто хочет выговориться?

– Я так запуталась, просто не знаю, что делать, – продолжала тем временем Стефани. – Я по-прежнему… то есть я хочу сказать, что физически меня по-прежнему влечет к Клею.

Но ведь нужно принять решение. Иначе в один прекрасный день станет ясно, что я жить без Клея не могу и пусть жена его и дочери катятся ко всем чертям.

– А что, собственно, так волноваться по поводу его жены? Ведь оба они сказали, что их семейная жизнь пошла под откос задолго до вашего появления. Как это говорится: счастливый брак не разобьешь.

– Да я и сама себе то же самое говорю. Но дело в том, что в Джокелин я все время вижу собственное отражение. Только год назад я была в точности, как она: муж, дети – вот и весь свет в окошке. И боюсь, не так уж я с тех пор переменилась.

И если мы с Клеем начнем жить вместе, он быстро убедится, что я вовсе не такая уж легкая на подъем девчонка, с которой он, бывало, раз в две недели занимался любовью. И все кончится так же, как с Джокелин, – я буду ждать его дома, а он тем временем подыщет кого-нибудь еще.

– Но ведь он явно почувствовал в вас что-то особенное, Стефани. – Прозвучало это не вполне ловко, и Дженис дипломатично добавила:

– И вы действительно особенная женщина.

– Мы встретились в необычной обстановке. Женщина, которая отправилась в ту поездку на плотах, в общем, мало на меня похожа. Ну и еще… зов плоти, что называется. Я не думала, что так чувственна. Эту часть моей души Дэвид так и не разбудил, но, с другой стороны, с ним мне было хорошо, потому что я нравилась ему такой, какая есть на самом деле.

А если выйду за Клея, не знаю, как долго смогу притворяться…

– А может, это никакое не притворство. Может быть, истинное в вас просто не выходило до поры наружу.

– Да нет же, я обожаю быть хозяйкой. На карьеру мне наплевать, я с каждым днем в этом все больше и больше убеждаюсь. Дело я свое, конечно, делаю, и как будто неплохо, но нет во мне этого, как бы сказать, стремления к успеху. Я любила держать дом в чистоте, готовить, ждать, когда Дэвид вернется с работы, а мальчики из школы. Вот это и есть подлинная я. Еще ребенком мечтала, что когда-нибудь у меня будет собственный дом. Уже тогда видела, как обставляю его, уже тогда собиралась поступить на курсы кулинарии и шитья.

Знаю, что для большинства современных женщин все это чистейшая тоска, но такова уж я. А Клея все эти домашние дела только раздражают. Ему никогда не сидится на месте, и женщина ему нужна такая же.

– Иными словами, вы, как тот жук-светлячок из стихотворения Роберта Фроста, дневного света не переносите, – заметила Дженис. И кто бы мог подумать, что Стефани способна так разговориться да и еще так точно высчитать, что ждет ее впереди.

– Вот именно. О, какое-то время все будет хорошо, а поначалу так просто сногсшибательно, но в конце концов он увидит мое истинное лицо и пожалеет, что сменил одну домохозяйку на другую – такую же скучную.

– Вовсе не скучную, – запротестовала Дженис. – И вы далеко не одна такая. Я тут, занимаясь одним исследованием, проводила беседы и выяснила, что примерно половина разведенных женщин не интересуются карьерой. Что им нужно, так это…

Дженис прикусила губу, но поздно.

– Исследование? Что за исследование? – подозрительно спросила после недолгой паузы Стефани.

Правду говорить никто Дженис за язык не тянул. Можно было бы, допустим, сослаться на то, что участвует в каком-нибудь проекте, который осуществляет Стэнфордский университет. Или другое объяснение придумать. Или вообще уйти от ответа. Но вместо всего этого Дженис, к собственному удивлению, выпалила:

– Я собираю материал для докторской. Тема – психология женщины в разводе.

– Правда? Вот уж не знала, что вы пишете диссертацию.

А тему вам группа поддержки подсказала?

– Нет, как раз наоборот. Я придумала ее, когда все мы встретились впервые в приемной у Арнольда Уотерфорда.

Потому я так и зазывала вас пообедать. И пора, наверное, признаться: сама-то я оказалась там вовсе не по бракоразводному делу. Просто Арнольд пригласил меня на обед. Он мой крестный. И честно говоря, я всего лишь использовала вас, как и других разведенных женщин, чтобы собрать материал для диссертации.

– Вот это да. Вы что же, хотите сказать…

– Я по-прежнему замужем за Джейком. И мы не собираемся разводиться. Я организовала группу поддержки, преследуя собственные цели, которые никак не связаны с моим замужеством.

Слава Богу, наконец-то все сказано. Дженис думала, что Стефани взорвется, начнет осыпать ее ругательствами, но та Лишь слабо проговорила:

– Надеюсь, вы имен не называете? Не хотелось, чтобы наша с Клеем история стала достоянием гласности.

Дженис не удержалась от смеха:

– Стефани, вы просто неподражаемы. Вы что же, не видите, что я пошла против всех правил? Да, разумеется, никаких имен я не называю, но все равно нельзя так поступать. Это неэтично.

– Я так не считаю. Если то, что вы делаете, поможет кому-нибудь легче перенести развод… К тому же разные ведь исследования все время ведутся, и люди раскрывают самые интимные подробности своей жизни.

– Да, но добровольно. А это большая разница.

– В общем, мне кажется, что ничего тут такого особенного нет. Почему бы вам с другими об этом не потолковать на нашей ближайшей встрече? Вы ведь придете? Шанель приготовила для всех нас какую-то сенсацию. Только, как всегда, ведет себя ужасно таинственно.

– Приду, конечно. Но не уверена, что решусь рассказать всем про диссертацию.

– Что ж, это ваше дело. Я-то, во всяком случае, не проговорюсь.

Услышав это, Дженис даже дар речи потеряла.

– У меня идея, – продолжала тем временем Стефани. – Заходите как-нибудь ко мне пообедать. Я хочу вас познакомить с мальчиками Повесив трубку, Дженис пошла вниз приготовить себе пунш. В голове у нее мелькали обрывки только что состоявшегося разговора. Что у Стефани, самой из всех них строгой дамы, возник вдруг бурный роман, понять можно. Труднее понять, почему она и бровью не повела, узнав, что одна из пятерых с самого начала морочила голову всем остальным.

Решив наконец, что с психологическими мотивами Стефани ей вовек не разобраться, Дженис сварила себе пунш и вернулась наверх. Потягивая горячий напиток, она вновь вернулась мыслями к Стефани.

Откуда, откуда она взяла, что Стефани такая уж степенная домохозяйка? Если верить тому, что она рассказала, ее сексуальная жизнь почти как в фильмах, не предназначенных для показа школьникам. Любовь под звездами – уж одно это чего стоит.

* * *

Неделю спустя, когда настал день встречи с членами группы поддержки, Дженис все еще не решила, рассказывать про диссертацию или нет. Впрочем, пока это вряд ли получится, даже если бы и захотела. За столом верховодила Шанель, с энтузиазмом распространявшаяся о курорте на водах, где она заправляет всем, а Глори готовит программу по аэробике.

Дженис нашла, что Шанель сегодня какая-то другая – более общительная, что ли, менее замкнутая. Сказать, что ведет она себя как деловая женщина, было бы слишком мало. Скорее уж как одержимая делом – ничего, кроме затеянного проекта, для нее не существует.

– Стет оставил все на мое усмотрение, но, разумеется, он бизнесмен до мозга костей, – говорила Шанель, – и, если в течение ближайшего года курорт не сделается доходным предприятием, спрос будет только с меня. Правда, я и сама в деле, но акций у меня – кот наплакал, настоящий владелец – Стет. А он шутить не любит. Дело есть дело, и оно должно приносить выгоду. Цены у нас запредельные, и тем не менее от желающих отбоя нет.

– Только Шанель забыла сказать, что ей удалось заманить туда этого малого, герцога я имею в виду, с женой, – вмешалась Глори.

– А вы-то чего скалитесь, – перебила ее Шанель, – ведь и в ваш карман от этого денежки потекут.

– Как раз собиралась потолковать с вами об этом на днях, – многозначительно заметила Глори.

– Ну вот, вечно так, – настороженно поглядела на нее Шанель, – делаешь добро, а в благодарность.

– Добро? Это чистый бизнес. И дело свое я делаю совсем недурно, не забывайте об этом.

– Что-то больно вы язычок распустили, милочка, а ведь недавно еще с вилкой не умели обращаться, – огрызнулась Шанель.

– Так ведь мамочка никогда ничего не готовила. Мы только на гамбургерах и сидели. И кто это вообще говорит?

Когда мы познакомились, вы нос так задирали, что, если бы вдруг дождь пошел, захлебнулись бы.

Все, включая Шанель, рассмеялись.

– Что ж, времена изменились. Теперь я – коммерсант.

И если бы удалось найти хорошего помощника, то не осталось бы вообще никакой головной боли.

Ариэль, которая в последнее время, как все заметили, так и светилась, спросила что-то о торжественном открытии, и разговор перешел на другое. Только под самый конец встречи. когда они пересели в плетеные кресла и принялись за кофе, Дженис представилась возможность заговорить о своем. Она заранее продумала, что сказать и как подвести к главному осторожно, но, когда в общем разговоре возникла наконец пауза, позабыв все приготовления, взяла да и сказала прямо:

– Знаете, меня все время гнетет одна вещь, и, думаю, пора мне во всем признаться…

Рассказ ее был встречен всеобщим молчанием. Правда, никто даже не поморщился, не обозлился да и удивления тоже не выказал.

– Что-то в этом роде я подозревала с самого начала, – сказала наконец Шанель.

– Подозревали, что я пишу диссертацию? – вспыхнула Дженис.

– Да нет, конечно. Но чувствовала, что какая-то корысть у вас есть. Недаром же сами вы так неохотно говорили о своей личной жизни.

– Да кто говорил-то до самого последнего времени? – пожала плечами Глори. – Мы только-только… начинаем доверять друг другу. Мне-то просто казалось, что такая уж Дженис по природе замкнутая. А оказывается, вы все это время писали про нас. – Глори была скорее заинтригована, чем раздражена. – И уж коль скоро пришло время признаний, должна сказать, что и у меня своя корысть была, не просто лясы точить сюда ходила. Думала, познакомлюсь со стильными женщинами и собственные перышки, глядишь, пообчищу… – Глори грустно помолчала. – Да только, по-моему, ничего не вышло.

Я – это по-прежнему я.

– Ну и слава Богу, – сказала Стефани. Наверное, взгляд, брошенный Глори, ее смутил – Стефани залилась краской. – То есть, я хочу сказать, вы замечательная девушка в своем роде.

– Спасибо.

– Надо признаться, – Шанель поставила чашку на кофейный столик, – и меня эта ваша идея не слишком увлекла.

Почему я здесь оказалась на самом деле, пожалуй, умолчу, но, во всяком случае, не потому, что мне нужна была поддержка.

– И так ясно: Ариэль обхаживали, – без обиняков заявила Глори.

Шанель замкнулась.

– Ну что ж, похоже, в то время она действительно нуждалась в друге, – произнесла она наконец.

Ариэль робко улыбнулась:

– Вы были прекрасным другом. Если бы не вы, не быть мне, наверное, сейчас с Лэйрдом. И никогда не забуду, как все вы оказались рядом, когда я оставила Алекса.

Все промолчали, и понятно почему, подумала Дженис: ясно ведь, что вовсе не за тем крутилась Шанель вокруг Ариэль, чтобы способствовать ее роману с Лэйрдом.

Стефани заговорила первой:

– Похоже, я единственная, кому действительно нужна была поддержка. Я трудно схожусь с людьми, вот и решила, что, если поделишься своими бедами и переживаниями с теми, кто оказался в том же положении, то это поможет. Так оно и получилось.

Она еле заметно улыбнулась Дженис. Интересно, подумала та, что она решила насчет этого своего нового поклонника.

Ладно, на следующей неделе, когда она будет обедать с ней и ее сыновьями, все, может, выяснится.

– Что касается диссертации, – вновь заговорила Дженис. – Понимаю, что это не оправдание, но год назад я ведь совсем вас не знала. Если вы считаете, что лучше бы вам в работе не фигурировать, так и скажите. Как-нибудь выкручусь.

– А почему, собственно? Только дайте мне какое-нибудь другое имя, ладно? – сказала Глори. – И Бадди тоже.

Все остальные дружно закивали, а Шанель добавила:

– Кое о чем надо договориться, но в принципе – почему бы нет?

Дженис не знала, что и сказать. Простого «спасибо» явно недостаточно. В конце концов она остановилась на идущем от сердца:

– Знаете ли, вы чудесные женщины.

– Знаем, конечно. – Глори потянулась всем телом, как кошечка. – Надеюсь, не разбежимся в разные стороны, мне вас будет жуть как не хватать, понимаете, что я имею в виду?

Дженис, прекрасно понимавшая, что она имеет в виду, кивнула:

– Ладно, потолкуем обо всем в следующий раз. Как насчет декабря, всем удобно?

– Боюсь, у нас с Глори будет полно работы, – сказала Шанель. – Открытие намечено на первое воскресенье декабря, так что накануне… Слушайте, у меня прекрасная идея.

Отчего бы нам не провести декабрьскую встречу в Напа-Вэлли?

Все сразу согласились.

* * *

Когда Ариэль вернулась домой, Лэйрд у себя в кабинете работал с налоговыми документами. Увидев ее в проеме двери, он отложил бумаги, подошел и обнял за плечи.

– М-м-м, – проурчал он, – розами благоухаешь. А я почему-то думал, вернешься с этого обеда вся лилиями пропахшая. – Столкнувшись с ее недоуменным взглядом, Лэйрд рассмеялся. – Не обращай внимания. Это у меня шутки такие.

Ну, как все прошло?

– Прекрасно. Все были в хорошем настроении, говорили исключительно о приятном.

– И Шанель?

– Наконец-то рассказала остальным про воды, но о свадьбе и словом не обмолвилась. Упомянула только, что ты партнер в деле. – В голосе Ариэль прозвучал вопрос.

– Да так, просто для виду.

– Ясно – чтобы твое имя могло быть на бланке.

«Умеет все-таки она порой удивлять, – подумал Лэйрд. – Может, только кажется, что не от мира сего».

– Что-то в этом роде. Я ведь, как Шанель утверждает, ее должник – это она свела нас с тобой.

– А может, потому должник, что не стала поднимать шума, когда ты ее бросил?

Лэйрд так и застыл на месте.

– Стало быть, все-таки сказала, – медленно протянул он.

– Ни слова, ни мне, ни другим. Я сама догадалась.

– Понимаешь, Ариэль, я молчал, потому что боялся, что ты решишь, будто разбила наши отношения. Но это не так. Эта помолвка как бы сама собой случилась. Мне показалось, что подошло время жениться, завести семью, а тут как раз подвернулась Шанель. Мы оба понимали, что любовью у нас и не пахнет, просто так обстоятельства сложились.

Уверен, что до свадьбы дело бы так и не дошло, даже не влюбись я в тебя.

– Да знаю я, что ты не любил ее. Потому что ты всегда любил только меня. – Лэйрд подивился ее безоглядной уверенности. – Я знаю, что ты… да и все почти считают меня наивной. Так оно, наверное, и есть. Но я ведь не дура…

– Никто этого и не говорит, – запротестовал Лэйрд.

– Ну конечно. – Голос Ариэль смягчился. – Ведь ты любишь меня. Дело в том, что соображаю я не особенно быстро, а стало быть, не все сразу до меня и доходит. Но когда Шанель пригласила всех нас на тот прием, я все-таки сообразила, что вы собираетесь огласить свою помолвку. А этого допустить я не могла. Просто не могла. Поэтому…

– Поэтому ты в тот день, когда от мужа ушла, не к одной из своих приятельниц, а ко мне прибежала. Ах ты, чертовка этакая. – Лэйрд расхохотался. – Да ты просто соблазнила меня, а я и не понял.

– А у меня другого выхода не было. Я не могла тебе позволить жениться на Шанель. Она тебе не пара.

Лэйрд посадил ее к себе на колени и пощекотал за ухом.

– А ты пара. И я был бы несчастным человеком, если бы женился на другой. Наверное, я уже давно люблю тебя, только сам себе в этом не признавался, потому что есть что-то нехорошее в желании заниматься любовью с той, которую привык считать своей младшей сестренкой. Слава Богу, у тебя хватило ума взять инициативу на себя.

Ариэль почему-то залилась краской.

– Вообще-то это была не слишком оригинальная идея, – призналась она. – Шанель за завтраком в Сиклиффе рассказала, что как-то ее дочь решила окрутить пожилого мужчину. Она явилась к нему чуть ли не ночью в разодранном платье и заявила, что ее хотели изнасиловать У Ферн, правда, ничего не получилось, потому что тот человек сразу все понял, но у меня, думала, получится, потому что знала: ты меня любишь, пусть даже и сам о том не догадываешься.

Лэйрд только присвистнул:

– Смотрю, с тобой надо ухо держать востро. Ты все время на шаг впереди меня, а?

Он хотел поцеловать ее, но Ариэль еще не закончила.

– Наверное, надо уж все до конца договорить, чтобы избавиться от этого. Когда Шанель в тот день отвезла меня из Сиклиффа домой, я внутрь так и не вошла. Спряталась в сарае, дождалась темноты, разделась и накинула старый дождевик нашего садовника. Правда, когда я добралась сюда, дождь уже лил как из ведра, так что прикидываться, будто продрогла, не пришлось.

– Ты мне тогда показалась вытащенным из воды котенком. Или… русалкой.

– Ты не сердишься?

– Сержусь? Да Господь с тобой! – На сей раз Лэйрду удалось-таки обнять ее. – Ты и представить себе не можешь, как я боялся, что ты все узнаешь о Шанель и обо мне. Я был уверен, что она тебе все расскажет.

– Она собиралась, но мне удалось ее остановить.

– Да? И как же?

– Со слезами на глазах я поблагодарила ее за участие в нашей с тобой судьбе.

– А она что?

– Поздравила меня.

Откинув голову назад, Лэйрд снова расхохотался. Некоторое время Ариэль просто смотрела на него, потом поцеловала, за чем последовали более интересные занятия. Потом, за ужином. Лэйрд стал рассказывать о делах своей компании. Ариэль проявила к этому неподдельный интерес, и Лэйрд понял, что ее все это действительно занимает.

«Мы всегда будем вместе, – подумал он. – И спасибо тебе, спасибо, Шанель».