На следующее утро я собиралась отправиться в Оджай и расспросить Блэкмора о его отношениях с Хло. Но вместо этого пришлось поехать к Лили. Один из ее помощников позвонил на рассвете и сообщил, что Лили вернулась из Японии и сможет втиснуть меня в свой график, если мне удастся приехать к десяти утра. Я завезла детей в школу и приехала раньше. Помощник Лили провел меня в комнату для завтрака. Стол был накрыт на четверых. На столе стоял нежно-голубой фаянсовый сервиз, и были разложены хрустящие белые салфетки. В вазе того же цвета торчал огромный букет благоухающих роз персикового цвета. Стеклянный кувшин со свежевыжатым апельсиновым соком влажно поблескивал в середине стола. Из кофейника шел пар.

— Наливайте себе сок и кофе. Повар подаст завтрак через минуту, — сказал помощник. — Как только Лили с матерью закончат занятия йогой.

В этом расследовании меня хорошо кормили. Это делало беременность в некотором роде приятным состоянием.

— Беверли здесь?

— Они с мистером Грином приехали из Сакраменто пару дней назад. Их дом в Лос-Анджелесе ремонтируют, поэтому они остановились здесь.

Я прочла уже почти половину «Лос-Анджелес Таймс», когда появился отец Лили. Он неуклюже ввалился в комнату в велосипедных ботинках, держа под мышкой шлем. Черные велосипедные лосины обтягивали его мускулистые ноги, а лайкровая футболка с французскими логотипами плотно облегала грудь и плечи, оставляя обнаженными рельефные бицепсы и загорелые руки. Его волосы были так коротко подстрижены, что невозможно определить их цвет, а в одно ухо он вдел маленькую золотую сережку. Разгоряченный и взмокший, он выглядел моложе своих лет, но его лицо было каким-то натянутым, будто разглаженным, и я не могла не усомниться, натуральна ли его молодость.

Улыбнувшись, он поприветствовал меня:

— Доброе утро.

— Здравствуйте.

— Пить хочется, — он выпил залпом полный стакан апельсинового сока и вытер рот тыльной стороной ладони. — Я помню вас. Мы встречались на вечеринке после развода Лили.

Когда развод окончательно завершился, Лили закатила большую вечеринку, где щеголяла в перекрашенном в черный цвет свадебном платье от Веры Вонг за девятнадцать тысяч долларов. Интересно, что она собирается делать с теми фотографиями, если всерьез хочет возобновить отношения с Артуром.

— Как дела в Сакраменто? Штат Калифорния все еще платежеспособен?

— Боюсь, вам придется спросить об этом мою жену. Я в основном слежу за политикой и наукой.

— Получается, что вы сейчас отошли от дел?

— Да, — кивнул он.

— А чем вы занимались? — Я смутно помнила, как пару лет назад Лили рассказывала, что ее отец ушел из политики. Учитывая, что в прошлом он жил в коммунах и выращивал марихуану, я представляла себе, чем он мог заниматься.

— Я был лоббистом в нескольких компаниях по защите окружающей среды. В основном это были общественные группы по борьбе с экорасизмом.

— Ах да.

Теперь я вспомнила, что читала о кампании, развернутой Рэймондом против правительства. Он хотел добиться выделения финансов для очистки общественных учреждений от вредного грибка.

Рэймонд выдвинул стул из-за стола и сел:

— Выборы Беверли положили конец моей карьере. Тяжело быть лоббистом и одновременно мужем спикера Ассамблеи.

Мне показалось, или в его голосе действительно прозвучала горечь?

— Мой последний проект был связан с заводом по утилизации отходов в Ричмонде. Мы оставили в дураках богатеньких белых юристов и докторов из Уолнат-Крик. И богатых белых либералов из Беркли тоже.

Мне вдруг стало неловко. В конце концов, я и сама белый юрист, и по сравнению с рабочим классом, то есть большинством населения Ричмонда, мрачного городка севернее Окленда, я считаюсь богатой. Хотя, с другой стороны, Рэймонда тоже нельзя назвать бедным.

Лили с мачехой спасли меня от подписания внушительного чека на пожертвования, дабы смягчить вину перед обществом. Они вошли в комнату, обе в черной одежде, в полуботинках и лайкровых штанах для занятий йогой. На Лили был топ с изображением Ганеши, индийского бога с головой слона. Наряд Беверли был проще — черный топ с вышитым санскритским символом «Ом».

— Как Япония? — спросила я Лили, когда она обняла меня, а мать сдержанно пожала мне руку.

— Хорошо, что выбрались из Лос-Анджелеса. Хотя и устали. В следующий раз я возьму с собой Сарасвати. В Токио нет ни одного учителя йоги.

— Сарасвати замечательная, — Беверли потянулась. — Не помню, когда я последний раз так уставала на тренировке. Честно говоря, впервые не болит шея.

Беверли была небольшого роста и крепкого телосложения, с копной равномерно окрашенных коричневых волос. Несколько широкоплеча для своей фигуры и полновата в талии. Но полнота не портила ее. Вероятно, в детстве она была коротенькой и толстой, но в зрелом возрасте приобрела определенную привлекательность. Казалась сильной и решительной. И была именно такой.

Рэймонд поднялся со стула и ухватил жену за плечи.

— Все ее напряжение накапливается здесь, — сказал он.

Беверли резко сбросила его руки. Я с удивлением заметила, что у нее ходят желваки. Она скрежетала зубами. Рэймонд тяжело сел обратно, чуть заметно покраснев. Очевидно, не все так гладко в этом браке. Это просто ссора, или же между ними назревает нечто более серьезное? Я вспомнила, как в газетах писали об интрижке Рэймонда с одной актрисой. Может быть, он теперь расплачивается?

Горничная, одетая в форменную рубашку, внесла на плече огромный поднос с едой. Она поставила на стол тарелки с разрезанными фруктами, корзиночки с лепешками и кексами и накрытое крышкой блюдо. Лили подняла крышку и объявила:

— Белая фритатта с яйцами.

Мы подождали, пока Лили наполнит свою тарелку. Затем все остальные положили себе. Было любопытно наблюдать, что даже родители Лили обращаются с ней как с кинозвездой. Сомневаюсь, что ей бы оказывали подобное почтение, будь она косметологом.

Я потягивала кофе, жевала манго и ореховые лепешки с клюквой и почти забыла, что мои подозрения насчет виновности Лили возросли. Она была такой непосредственной, постоянно шутила, монотонно гудела, пародируя своего инструктора по йоге, подтрунивала над родителями за поддержку идей «левых». Я просто не могла себе представить, как она могла хладнокровно застрелить Хло или заказать ее убийство. Но я также не могла представить, как маленькая девочка стреляет в свою мать, так что, может быть, все дело в моем скудном воображении.

Через какое-то время Рэймонд спросил:

— Ну что, Лили, появились еще какие-то соображения насчет того бизнес-плана, который я показывал тебе? Этот общественно-юридический денежный фонд — хорошая идея.

— Извини, пап. Мои финансовые агенты его забраковали.

— Но…

— Она сказала «нет», Рэймонд, — оборвала Беверли. — Оставь ее в покое.

Ее резкий тон разрушил нашу дружескую беседу. Все замолчали. В конце концов, Лили сняла напряжение, рассказав о попытке Эмбер и Джейд приручить змею. С радостью отвлекшись, мы веселились гораздо больше, чем заслуживала история.

Когда от завтрака осталась кучка крошек и скомканных салфеток, я собралась с силами, чтобы рассказать о расследовании. Меня вынудила Беверли.

— Лили призналась нам, что вы помогаете Юпитеру. Что именно вы делаете?

В политической среде Сакраменто Беверли имела репутацию прямолинейного политика, ей верили, потому что она действительно говорила правду. Именно поэтому, даже несмотря на «левые» политические взгляды, по правде говоря, крайне «левые», у нее было много друзей и союзников по обе стороны баррикад. Даже республиканцы знали, что у Беверли Грин слова не расходятся с делом. Если она дала обещание, то не нарушит его. Если пересматривает свою позицию, то честно и официально заявляет, что заблуждалась. Лили переняла чувство юмора у своей мачехи. Беверли была известна своим колким остроумием, смягченным настоящей теплотой и заботой равно к друзьям и к незнакомцам.

Я вкратце описала процесс смягчения следствия.

— Несмотря на то, что репутация жертвы не имеет прямого отношения к делу, при определенных обстоятельствах… — я запнулась.

Я не знала, что им известно.

— Вы можете говорить свободно, Джулиет, — подбодрила Беверли. — Лили нам все рассказала.

Я взглянула на Лили, та кивнула. Я продолжила:

— Я думаю, тот факт, что Хло шантажировала Лили, может быть полезен защите.

Лили застыла, не успев поднести чашку с кофе к губам.

— Ты рассказала Вассерману? — прошептала она.

— Прости, Лили. Я должна была это сделать.

Беверли обняла падчерицу:

— Он собирается сказать присяжным о Лили? О том, что произошло в Мексике?

Трясущимися руками Лили поставила чашку обратно на стол, звякнув блюдцем. Отец обнял ее с другой стороны. Так они сидели втроем напротив меня, обнявшись.

— Это просто недопустимо, — произнес Рэймонд.

— Они могут и не возбудить процесс, — я сама с трудом в это верила. — Возможно, что обвинение, услышав версию о шантаже, решит смягчить приговор Юпитера.

В это я тоже не верила. В этом случае, вероятно, рассмотрят шантаж как очевидный мотив для предумышленного убийства. От защиты будет зависеть доказательство того, что Юпитер либо невиновен, либо не хотел убивать, но сделал это в состоянии аффекта.

— Ты ведь сама не веришь в это, так ведь? Ты думаешь, что они возбудят процесс, — сказала Лили тихим упавшим голосом. Ее глаза утратили блеск, лицо потускнело, и выступили скулы. Впервые я подумала, что она, так же как и отец, пользовалась пластической хирургией, дабы сохранить молодость.

— Я не знаю, Лили. Может быть, процесс будет, может, нет.

— А если да, тогда вся история всплывет. В суде. И в газетах.

— Возможно.

— Это просто недопустимо, — повторил Рэймонд, крепче обнимая дочь. — Вы не понимаете, через что пришлось пройти Лили, как тяжело ей было пережить кошмар после смерти матери. Это просто… просто опустошит ее.

Беверли повернулась ко мне:

— Джулиет, вы подруга Лили. Я надеюсь, что вы сделаете все возможное, чтобы предотвратить ее разоблачение в газетах. Вам ведь можно доверять, не так ли?

Я хотела ответить «да». Доказать им свою верность и преданность. Но не могла.

— Я вхожу в состав защиты Юпитера. У меня есть определенные моральные обязательства перед ним. Несмотря на это, я постараюсь сделать все, чтобы защитить Лили.

Беверли кратко кивнула. Она знала — большего я не могу предложить. Повернулась к Лили:

— Детка, я тоже очень не хочу, чтобы эта история получила огласку. Мы все эти годы так старались защитить твою репутацию. Но ты не должна позволить сломать себя. Придется нелегко. Твоя карьера, бесспорно, пострадает. Но ты сильная женщина. Ты достигла прекрасных результатов в терапии. Если по какой-либо причине мы не сможем сохранить все в тайне от прессы, ты справишься. Мы будем с тобой, и ты справишься.

— Да, мама, — прошептала Лили.

— Юпитер говорит, что он невиновен, — произнесла я. — Если кто-то другой убил Хло, тогда все это не будет иметь отношения к делу.

Я не стала договаривать мысль, которую они наверняка поняли. Если Юпитер не убивал, а у Лили был мотив, она неизбежно попадала под подозрение.

— Если не он, тогда кто же? — спросил Рэймонд. — Кто по-вашему мог убить ее?

— Может быть, Лили не единственная, кого шантажировала Хло. Возможно, у нее был целый список жертв. Я делаю все возможное, чтобы получить больше информации. Беседовала с ее матерью. Я планирую разыскать ее друзей и знакомых. Если убийца кто-то из них, я найду его.

На самом деле, настолько уверенной я не была, но Лили выглядела такой несчастной, такой потерянной. Захотелось утешить ее.

Беверли еще раз ободряюще сжала плечи Лили, потом отпустила. Налила себе кофе и посмотрела на меня.

— Итак, Джулиет. Скажите, чем мы можем помочь?

Я смущенно улыбнулась:

— Давайте расставим все точки. Не могли бы вы рассказать, где были в день убийства Хло?

Рэймонд злобно зашипел.

Беверли прервала всплеск его эмоций:

— Какое это было число?

Я назвала дату.

— Минуту, — она встала из-за стола и тут же вернулась, держа в руках электронный ежедневник. Просмотрела свои записи, потыкав в меню маленькой указкой.

— С полудня до двух я была в отеле «Фермонт» в Сан-Франциско на официальном обеде Демократической Женской Ассоциации Северной Калифорнии. Мы выехали из Сакраменто около половины одиннадцатого, насколько я помню. После обеда встречи тет-а-тет со спонсорами мероприятия. Они закончились около семи, и мы вернулись в Сакраменто к половине девятого. Пообедали в машине.

— Кто — мы? — спросила я.

— Я и мои помощники. Они всегда со мной. Кроме тех моментов, когда мне нужно в туалет или ванную. Даже если бы я очень хотела избавиться от этой ужасной девчонки, я бы физически не смогла слетать из Сан-Франциско в Лос-Анджелес, убить Хло, и вернуться, выдав все это за поход в туалет.

Я записала информацию и посмотрела на Рэймонда. Тот пожал плечами:

— У меня нет ни малейшего представления, где я был в тот день. То есть, я находился в доме в Сакраменто. Возможно, уехал кататься на велосипеде. Я обычно этим занимаюсь.

— Вы ведете календарь, чтобы мне проверить эту информацию?

Он покачал головой:

— Я не очень забочусь об этом. Беверли ведет календарь, а у меня сейчас настолько мало встреч, что мне не составляет труда их запомнить, и нет нужды записывать.

Мы неловко посмотрели друг на друга. Они все, так же как и я, хотели, чтобы у Рэймонда на тот день было алиби. Я решила продолжить:

— Важно знать, каким образом Хло узнала о несчастном случае в Сан-Мигеле. Мне кажется, Поларис был источником информации.

Беверли и Рэймонд переглянулись.

— Почему вы так думаете? — спросила Беверли. — Вы что-то слышали об этом?

Я прищурилась. Они что-то скрывают от меня?

— Нет, но вероятнее всего, он ей рассказал.

— Сомневаюсь, — сказала Беверли.

— Почему нет?

— Потому что он поклялся. Что бы мы ни думали о Церкви Космического Единения, Поларис — религиозный человек Он не нарушит свой обет.

Я скептически подняла брови, но не стала говорить, насколько я доверяю чужим клятвам.

— Кто еще знал об убийстве?

— Вы имеете в виду, кроме нас и Полариса? — спросил Рэймонд.

Я кивнула.

— Наши соседи, жившие тогда в этом доме. Зет Голдблюм, например.

— Зет Голдблюм? Вы имеете в виду Канопуса? Помощника Полариса?

Беверли округлила глаза:

— Что за имена у этих людей! Да, Канопуса. Тогда его звали Зет Голдблюм из Парсипанни, Нью-Джерси.

— Кто еще?

— Китти Форест и Анжела Вильямс, — сказала Беверли. — Тоже там были. Но они вряд ли.

— Почему нет?

— Обе умерли. Китти — от рака груди около десяти лет назад, а Анжела погибла в автокатастрофе спустя несколько лет после того, как мы уехали из Сан-Мигеля. У Анжелы остался сын. Ему было всего несколько месяцев, когда произошло убийство. Когда погибла мать, ему было три года.

— Кто еще жил в том доме?

— Больше никого, — сказал Рэймонд.

— Это неправда, — перебила Лили.

Мы все посмотрели на нее. Это были ее первые слова за все время.

— Там были еще люди.

— Кто? — спросила Беверли с тревогой в голосе.

— Горничные. Горничные знали.

— Конечно, — сказала Беверли, — но они не могли рассказать Хло. Ведь так?

Лили пожала плечами.

Перевернув в блокноте страницу, я спросила:

— Как их звали?

Лили уставилась в потолок, будто ответ на мой вопрос был нацарапан там.

— М-м-м… Хуана, по-моему. Да, Хуана. Так ее звали. Она присматривала за нами с Юпитером. И еще кто-то. Повар и мужчина, который следил за садом. Но я не помню их имен. Они там не очень часто бывали.

Я была разочарована. В то же время маловероятно, что Хло могла встретить горничную из Сан-Мигель-Альенде, которая знала тайну Полариса. Слишком нереальное совпадение.

— А полиция? — спросила я.

Рэймонд кивнул:

— Конечно, они все знали. Но Поларис как-то все уладил. Точно не знаю, как Может быть, откупился. Помню, они пытались допросить Лили, но девочка не могла с ними разговаривать. Она вообще не говорила, пока не перебралась к нам сюда.

— Психиатр! — воскликнула я.

Все посмотрели на меня, смущенные моим воодушевлением.

— Лили проходила курс терапии, так?

— Столько лет, что и вспоминать не хочу, — сказала Лили.

— Тогда твой врач должен быть в курсе.

Лили кивнула:

— Конечно, он знал. Но не сказал бы ей. Это конфиденциально. Доктор Блэкмор никогда бы не сделал этого.

Я почувствовала прилив адреналина. Сердце забилось быстрее. Я попыталась не выдать своего волнения в голосе:

— Доктор Риз Блэкмор?

Лили кивнула:

— Ты знаешь его? Он наблюдал меня с детства и до свадьбы.

— Тот самый Риз Блэкмор, управляющий Центром реабилитации и самореализации в Оджай?

— Да, это он. Он специалист по восстановлению памяти, один из первопроходцев в этой области. Еще он лечит от алкогольной и наркотической зависимости. Говорит, что все это взаимосвязано. Люди с подавленными воспоминаниями часто пытаются избавиться от них при помощи алкоголя и наркотиков.

Я уставилась на Лили:

— Что же ты раньше мне не сказала?

— Что? — спросила она растерянно.

— Что твой психиатр знал Хло.

Она подняла брови:

— А разве я не сказала? Когда мы говорили о Юпитере? Я же говорила, что у нас с Юпитером один психиатр. Естественно, Юпитер познакомился с Хло в Оджай.

Прищурившись, я произнесла ровным тоном:

— Блэкмор был клиентом Хло.

— Клиентом? — удивилась Лили.

— Она была стриптизершей и, возможно, проституткой высокого класса. Он был ее клиентом. Вот почему он поместил ее в клинику.

— Я не могу в это поверить, — сказала со злостью Лили.

— Об этом рассказала мать Хло.

Рэймонд спросил:

— Вы серьезно? Мать Хло рассказала, что ее дочь была проституткой?

— Экзотической танцовщицей, у которой было несколько частных клиентов.

Лили чуть слышно простонала.

— Он знал о тебе и твоей матери. У него была связь с Хло.

Она снова простонала.

— Как Юпитер попал в клинику?

— Я уверена, Поларис послал его туда, — сказала Беверли. — Мы все знакомы очень давно. Риз был членом первой коммуны в каньоне Топанга. Вот почему мы отправили Лили к нему в клинику. Потому что он был нашим другом. Она была одной из его первых пациенток. Именно по этой причине он начал проводить исследования в области восстановления памяти, — ее голос звучал тихо и испуганно.

— Он был вместе с Поларисом в Сан-Мигеле?

Беверли отрицательно покачала головой:

— Нет. К тому времени как распалась коммуна, он учился в аспирантуре на отделении клинической психологии.

Рэймонд перебил ее:

— Я не могу поверить, что Риз проболтался Хло. Этот человек известен во всем мире своими исследованиями в области наркологии и восстановления памяти. Ради бога, он спас жизнь Лили. Он никогда бы не нарушил конфиденциальность информации.

— Нет. Нет, это не он, — Лили трясла головой. Она преодолела первый шок, и ее голос звенел как сталь. — Отец прав. Доктор Блэкмор никогда бы не сделал этого. Никогда. Должно быть, она все узнала от кого-то еще. От Полариса. И я не верю, что доктор мог спать с ней. Он — человек другого склада.

В отличие от Лили, я не страдала искажением реальности. Я могла ясно представить себе, что этот сморчок-доктор спит с проституткой, а потом натаскивает ее на шантаж одного из своих пациентов. Мой муж целыми днями бредил ужастиками, но моя работа требовала от меня знать настоящее зло, на которое способны человеческие существа.

— Откуда ты знаешь, что мать Хло сказала правду? Или, может, ты неправильно ее поняла.

Я вздохнула про себя:

— Прежде, чем действовать, я проверю информацию, хорошо?

Лили кивнула, успокаиваясь. Конечно, я позвоню Ванде еще раз, чтобы удовлетворить Лили. Но в то же время я готова расследовать версию о Ризе Блэкморе невзирая на чувства подруги.

— Если ты права, и доктор Блэкмор не был источником информации, тогда мы снова возвращаемся в квадрат один. Надо составить список всех, кто знал о происшествии в Сан-Мигеле, — я перевернула еще страничку в блокноте и начала писать. — Вы трое. И доктор Блэкмор. Поларис и Канопус. Хуана и остальные. Юпитер, конечно же. Можете вспомнить кого-нибудь еще?

Лили отрицательно покачала головой, потом внезапно остановилась.

— Ну, этот человек вряд ли проболтался, — пробормотала она.

— Кто?

— Он не мог бы ничего рассказать, — она повторилась, ее голос дрожал, выдавая сомнения.

— Кто? — спросила я еще раз.

— Артур. Артур знал. Он всегда знал.

Я посмотрела на Лили и ее родителей. Беверли побледнела. Рэймонд сидел с каменным лицом. Он выглядел мрачным и очень рассерженным.

Некоторое время мы молчали. Интересно, мы все думали об одном и том же? Кто из близких людей Лили, кому она доверяла и кого любила, предал ее? Бывший муж, отец ее дочерей, с которым она начала восстанавливать отношения? Психиатр, вернувший к жизни сломленную молчаливую девочку? Друг ее детства, почти брат? Ради нее я надеялась, что источником информации был Поларис. Несмотря на это, они все настаивали на обратном. Я не могла не думать о том, что даже клятвы на крови теряют свою силу, когда мужчина лежит в постели с девушкой вдвое младше него.

В конце концов, когда тишина стала невыносимой, я сказала Лили:

— Если ты не против, расскажи еще о том, что произошло в Мексике. Я знаю, тебе это больно, можешь не рассказывать. Просто это поможет в расследовании.

Лили рассеянно провела рукой по волосам. Они уже отросли сантиметров на пять и мягко завивались на голове. Романтические кудряшки обрамляли ее изящные уши, похожие на раковины. Даже с коротко стриженными волосами и лицом, исполненным тревоги и печали, Лили оставалась неземной красавицей.

— Я расскажу. Именно благодаря доктору Блэкмору я могу сейчас это сделать. Как я уже говорила тебе, я начала посещать его клинику, как только вернулась домой из Мексики.

Я повернулась к Беверли и Рэймонду:

— Вы отправили Лили к Ризу Блэкмору, потому что знали его?

Рэймонд сказал:

— Мы с Поларисом пришли к соглашению, что для Лили будет лучше, если никто не узнает о происшествии. Мы доверяли Ризу. Он жил вместе с нами в Топанге. Мы все хорошо знали друг друга. По логике мы выбрали его.

— И он был единственный, кого мы могли себе позволить, — вмешалась Беверли.

— Он удивительный, — возразила Лили мачехе. — Он спас мне жизнь.

— Сколько времени прошло, прежде чем ты снова заговорила?

Лили пожала плечами:

— Много. Сначала мы просто тихо сидели в его кабинете. Иногда он играл, а я наблюдала за ним. Ну, знаешь, в настольные игры или куклы. У него была куча Барби.

Беверли тряхнула головой:

— Мне это не нравилось. Я никогда не разрешала Лили играть с Барби. Пыталась убедить его отказаться от этой методики. Но он не послушался.

Я и сама терпеть не могу Барби. Несколько лет я не давала Руби играть с ними. А когда, наконец, поддалась на ее уговоры, то постаралась убедить ее, что гораздо интереснее отрезать куклам волосы и разрисовывать татуировками, чем играть в свадьбу Барби и Кена.

— И хорошо, что он тебя не послушал, — сказала Лили. — Именно Барби помогли мне. Спустя пару недель после того, как я стала каждый день ходить к доктору Блэкмору, я снова начала разговаривать. Я не помнила, что случилось с мамой. По-моему, я рассказывала. Я помнила, как играла в фонтане с Юпитером, а потом кто-то закричал. И платье. Белое платье… — она запнулась.

— Мы говорили об этом. И о том, как твоя память начала постепенно восстанавливаться, — подсказала я.

— Игра в Барби помогла мне вспомнить. Но не сразу. Память медленно возвращалась ко мне. В течение многих лет. Мы играли с Барби и инсценировали произошедшее. Там была одна кукла, которая всегда исполняла роль моей мамы. Барби Малибу. Я всегда думала, что моя мама была похожа на нее.

Рэймонд подавил смешок, потом снова посерьезнел:

— Прошу прощения. Труди-Энн в самом деле была похожа на Барби Малибу. Высокая блондинка с великолепным загаром.

— Она все время лежала на солнце и загорала, — добавила Беверли. — Когда я впервые увидела ее, она лежала на крыше трейлера, припаркованного во дворе дома в Топанге.

Интересно, смогла бы я вспоминать бывших подружек Питера с таким спокойствием. Вероятно, нет. Может, поэтому я никогда не жила в коммуне и не исповедовала мир, счастье и свободную любовь.

Легкая улыбка скользнула по губам Лили, смягчая напряжение и волнение.

— Моя мама была Барби Малибу, а я была капитаном, — улыбка медленно гасла. — Мы разыгрывали день, когда она умерла. Сначала я почти не могла вспомнить. Доктор Блэкмор время от времени задавал вопросы. Например, «Где ты стояла?» или «Во что мама была одета?». Это было забавно, но когда я отвлекалась, именно тогда что-то и вспоминала. Разглядывала плакаты в его кабинете, вместо того чтобы играть в куклы, и он спрашивал меня, где я стояла, и я сразу же вспоминала — в углу между кроватью и стеной. Годы шли, и все больше и больше деталей всплывало в моей памяти. В конце концов, когда мне исполнилось где-то двенадцать, я все отчетливо вспомнила. Я помню, как держала пистолет, помню грохот выстрела. Самый громкий звук, который я когда-либо слышала. Помню мамино лицо. Как будто она удивилась. И опечалилась. Самый печальный взгляд на свете. Все ее белое платье было в крови, ее кровь была на мне. Мои руки были мокрыми и липкими от крови. Я кричала, умоляла ее очнуться. Но она не просыпалась. Просто лежала, не шевелясь. И все мои руки были в ее крови.

Ошеломленные, мы молчали. Вдруг в дверь влетела горничная с кофейником. Остановилась, взглянула на нас и покраснела. Потом безмолвно подняла в воздух кофейник, предлагая еще кофе. Лили кивнула, и горничная, наполнив наши чашки, стремительно выскочила за дверь. Несколько минут было слышно только, как позвякивают о тонкие фарфоровые края чашек маленькие ложки. Я не могла оторвать взгляд от белого водоворота сливок в моей чашке. Я пыталась избавиться от образа мертвой матери Лили. И не могла. Впечатление было слишком сильным. Еще ужаснее было то, что мое воображение подправило картину. Вместо искаженного мукой и болью лица Лили я видела личико своей дочки.

— Ты храбрая женщина, Лили, — нарушила тишину Беверли. — И ты была храброй девочкой. Ты снова и снова смотришь правде в лицо. Я горжусь твоим мужеством. И всегда гордилась.

Лили положила голову ей на плечо.

— Спасибо, мама, — и посмотрела на меня. — Ты не спросила меня об Артуре.

— Нет.

— Ты не хочешь знать, что у нас сейчас с ним?

— Хочешь рассказать? — я с беспокойством напомнила себе, что бывает с людьми, которые говорят друзьям гадости о любимых. Они теряют друзей.

— Питер был прав. Стоило уехать, как я прозрела. Я хотела, чтобы у нас все получилось, ради девочек, ради меня. Но после того, как он приезжал к тебе… И солгал об этом… Он не изменился.

Я кивнула.

— Я сказала ему, что все кончено. Мы останемся друзьями, ради Эмбер и Джейд, но вместе нам уже не быть.

— Что он ответил?

Лили пожала плечами, проведя рукой по своим коротким волосам:

— Заплакал.

Рэймонд с отвращением фыркнул, я удивленно подняла брови:

— Правда?

Лили печально улыбнулась:

— Артур всегда был хорошим актером. Проблема в том, чтобы отличить настоящие слезы от наигранных.

— А как ты думаешь, в этот раз было по-настоящему? — спросила я, не обращая внимание на фырканье Рэймонда.

Лили снова пожала плечами:

— Кто знает. Сейчас это уже не важно, ведь так?

— И ты правда думаешь, что он ничего не рассказывал Хло?

— Да. Я знаю Артура и знаю, что на это он не способен.

Уезжая от Лили, я прокручивала в уме эту запутанную и угнетающую историю. И еще я удивлялась своей способности отделять одно от другого. Лили — подозреваемая в убийстве Хло. Может быть, подозреваемая номер один. В то же время я вела себя так, будто моя подруга абсолютно невиновна. Я надеялась, что так оно и есть. Я желала, чтобы убийцей оказался кто-то другой. Поларис. Артур. Я бы предпочла считать убийцами их, а не Лили.