Этим утром, когда я ехала к своей швее Вэл под моросящим дождем, мои мысли все время возвращались к маленькому пальто. Оно было небесно-синим — цвета свободы, — но его почему-то прятали. Пробираясь по Шутерз-Хилл-роуд в плотном потоке машин, я пыталась понять причину этого. Иногда — я вспомнила мамино замечание об археологии моды — я могу восстановить историю вещи по тому, как ее носили. Например, когда я работала в «Сотби», мне принесли три платья от Мэри Квант. Все они были в хорошем состоянии, лишь на правом рукаве каждого имелась небольшая потертость. Женщина, принесшая их, сказала, что они принадлежали ее тете-литератору, писавшей свои книги от руки. А льняные брюки от Маргарет Хоуэлл с потертостью на левом бедре носила модель, родившая за четыре года троих детей. Но теперь, глядя на «дворники», я ничего не могла придумать о пальто миссис Белл. Кто в сорок третьем году нуждался в нем больше, чем она? И почему миссис Белл никому не рассказывала свою историю — даже обожаемому мужу?

Я ничего не сказала об этом Анни, когда та пришла утром на работу, а просто довела до ее сведения, что куплю у миссис Белл несколько вещей.

— Вы поэтому собираетесь к швее? — поинтересовалась она, заново перекладывая вязаные изделия. — Хотите что-то перешить?

— Нет. Заберу кое-что из ремонта. Вэл звонила мне вчера вечером. — Я взяла ключи от машины. — Она не любит, когда у нее дома болтаются готовые вещи.

Вэл, которую порекомендовала мне Пиппа из кафе «Мун дейзи», работает быстро и рационально. Она к тому же гениальная портниха и способна блестяще воссоздать даже испорченную вещь.

К тому времени как я припарковалась перед ее домом на Грэнби-роуд в симпатичном уголке Кидбрука, моросящий дождь превратился в проливной. Через запотевшее стекло я увидела, что дождевые капли отскакивают от капота словно крохотные мячики. Значит, добраться до крыльца можно только под зонтиком.

Вэл открыла дверь с сантиметром на шее, и ее заостренное личико озарилось улыбкой. Затем она подозрительно оглядела мой зонтик:

— Ты не станешь входить ко мне под ним, правда?

— Конечно, нет, — ответила я, опуская его и встряхивая. — Я знаю, ты считаешь это…

— …плохой приметой. — Вэл покачала головой. — Особенно если зонтик черный.

— Это еще хуже? — Я вошла внутрь.

— Гораздо хуже. Надеюсь, ты не бросишь его на пол? — тревожно осведомилась она.

— Нет, а в чем дело?

— Если бросить зонтик, то в доме произойдет убийство, а мне это совсем не нужно, особенно после того как мы с мужем врезались в стену. Я не хочу…

— …искушать судьбу? — предположила я, воткнув зонтик в специальную подставку.

— Точно.

Я пошла вслед за ней по коридору.

Вэл маленькая и тонкая как булавка. К тому же чрезвычайно суеверная. Она не только — по ее собственному признанию — то и дело плюет через левое плечо, кланяется полной луне и усиленно избегает встреч с черными кошками, но обладает поистине энциклопедическими знаниями обо всем сверхъестественном. За четыре месяца нашего знакомства я обнаружила, что нельзя есть рыбу, начиная с хвоста, считать звезды или надевать жемчуг на собственную свадьбу. А уронить расческу, когда причесываешься, или воткнуть спицы в моток пряжи — это плохие приметы.

С другой стороны, найти гвоздь, съесть яблоко в сочельник или случайно надеть одежду наизнанку — к счастью.

— Ну вот, — сказала Вэл, когда мы вошли в ее мастерскую, забитую обувными коробками с катушками и «молниями», лоскутками, лентами и шпульками. Она залезла под стол, достала большой пакет и вручила его мне. — Думаю, получилось неплохо.

Я заглянула внутрь. Пальто макси от Хэлстона с некогда порванной окантовкой теперь было укорочено и доходило до середины икры; у коктейльного платья пятидесятых с пятнами пота под мышками Вэл обрезала рукава, и оно стало элегантно безрукавным; шелковый жакет от Ива Сен-Лорана был забрызган шампанским — теперь на месте брызг переливались блестки. Я должна указать на все это будущим покупателям, но одежда была спасена.

— Просто изумительно, Вэл! — Я потянулась к сумочке, чтобы расплатиться. — Ты такая умница.

— Шить меня научила бабушка; она всегда говорила, что, если одежда имеет какой-нибудь недостаток, не надо сразу же пытаться исправить его, лучше попробовать обратить в достоинство. Я до сих пор слышу ее голос: «Обрати это в достоинство, Вэлери». О! — Она уронила ножницы и воззрилась на них с выражением безумного счастья. — Это здорово!

— Что?

— Они обоими концами вонзились в пол. — Вэл наклонилась, чтобы поднять их. — Это очень хорошая примета, — объяснила она, размахивая ножницами перед моим носом. — У меня будет много работы.

— Верно. — Я сообщила ей, что покупаю коллекцию одежды и восемь вещей нуждаются в небольшом ремонте.

— Приноси, — сказала Вэл, принимая плату. — Спасибо. О-о-о… — Она смотрела на мое пальто: — Нижняя пуговица болтается — дай я как следует пришью ее, пока ты здесь.

Неожиданно трижды позвонили в дверь.

— Вэл? — послышался скрипучий голос. — Ты дома?

— Это моя соседка Мэгги, — пояснила Вэл, вдевая нитку в иголку. — Она всегда звонит три раза. Мы с ней все время шныряем туда-сюда. Мэг, мы в мастерской!

— Так я и думала! Привет! — Мэгги стояла в дверях, загораживая почти весь проход. Эта крупная блондинка была полной противоположностью Вэл. На ней были черные кожаные обтягивающие брюки, золотые туфли на шпильках, которые с трудом выдерживали ее мощное тело, и красный топ с глубоким вырезом, открывавшим ложбинку между пышными грудями. Лицо покрывала рыжевато-бурая крем-пудра, подводка для глаз была синей, и все это дополняли искусственные ресницы и аромат «Мажи нуар», смешанный с запахом сигарет. Ей можно было дать от тридцати восьми до пятидесяти.

— Привет, Мэг, — сказала Вэл сквозь стиснутые зубы, поскольку как раз перекусывала нитку. — Фиби только что открыла магазин винтажной одежды в Блэкхите, верно, Фиби? Кстати говоря, — обратилась она ко мне, — надеюсь, ты насыпала соли на порог, как я тебе велела? Это помогает предотвратить несчастья.

Но несчастья преследовали меня, и в этом не было никакого смысла.

— Нет.

Вэл пожала плечами, надевая на средний палец резиновый наперсток, и начала пришивать пуговицу.

— Потом не говори, что я тебя не предупреждала. Как твои дела, Мэг?

Мэгги тяжело погрузилась в кресло.

— Только что выпроводила совершенно невыносимого клиента. Он целую вечность не хотел приступать к делу — болтал, тянул резину, а под конец заморочил мне голову с оплатой — хотел расплатиться чеком, а я ему сказала: «Только наличные», — как мы и договаривались. — Она возмущенно поправила свои груди. — Я пригрозила, что позвоню Биллу, и он быстренько выложил деньги. Мне срочно требуется чашка чего-нибудь, Вэл, — я уже вымоталась, а сейчас всего половина одиннадцатого.

— Тогда поставь чайник, — предложила хозяйка.

Мэг исчезла в кухне, откуда послышалось ворчание:

— Потом у меня появился еще один тип, одержимый собственной матерью — он даже принес с собой ее платье. И оказался очень требовательным. Я сделала для него все и более того, но он имел наглость заявить, что «недоволен моими услугами». Представляешь?!

Характер деятельности Мэгги был мне теперь ясен.

— Бедная малышка, — тепло сказала Вэл, когда Мэг вновь появилась с пакетиком печенья. — Эти твои клиенты так тебя достают.

Мэг страдальчески вздохнула.

— И не говори… — Она достала печенье и кинула его в рот. — Затем, до кучи, пришла женщина — Шейла Уотсит. Хотела вступить в контакт со своим бывшим мужем. Он в прошлом месяце свалился мертвым на поле для гольфа. Ее мучила совесть, поскольку она плохо с ним обращалась, когда они были женаты, и теперь не может спать. Я добралась до него… — Мэг плюхнулась в кресло. — И стала передавать ей его послания, но через две минуты она разъярилась на беднягу по какому-то поводу и начала визжать и кричать словно кошка в мешке…

— Кажется, я слышала ее вопли через стену, — спокойно произнесла Вэл, завязывая узелок. — У вас там была настоящая суматоха.

— Точно, — согласилась Мэг, стряхивая крошки с колен. — И я сказала: «Послушай, радость моя, с мертвыми людьми так разговаривать нельзя. Это неуважение».

— Значит… вы медиум? — робко спросила я.

— Медиум? — Мэгги посмотрела на меня так серьезно, что я решила, будто обидела ее. — Нет, я не медиум. Я большая! — И они с Вэл зашлись от смеха. — Простите, — фыркнула Мэгги. — Не могу отказать себе в этой шутке. — Она вытерла слезу пальцем с алым лаком на ногте. — Но если ответить на ваш вопрос… Да, я медиум — или ясновидящая.

Мой пульс участился.

— Я никогда прежде не встречала медиумов.

— Никогда?

— Нет. Но…

— Ну вот, Фиби. Готово! — Вэл отрезала ножницами нитку, ловко обмотала ее вокруг катушки и вернула пальто в пакет. — Когда ты принесешь мне вещи?

— Наверное, через неделю, поскольку в понедельник и вторник я работаю в магазине. Ты будешь дома, если я приду в это же время?

— Я всегда дома, — устало ответила Вэл. — Отдыхать мне не приходится.

Я посмотрела на Мэгги.

— Знаете… — Я почувствовала неожиданный прилив адреналина. — Недавно умер очень близкий мне человек. Я очень любила… этого человека… — Мэгги сочувственно кивнула. — И… я никогда не делала такого прежде и даже относилась скептически — но если бы я могла поговорить с этим человеком хотя бы несколько секунд или услышать какие-то вести… Я даже нашла несколько ясновидящих в «Желтых страницах» — там есть раздел «Позвоните медиуму», — выбрала одного из них и набрала номер, но не смогла заговорить, потому что очень смутилась, но теперь, встретив вас, я почувствовала…

— Вам нужен сеанс? — перебила Мэгги. — Вы об этом хотите меня попросить, дорогуша?

— Да, — облегченно вздохнула я.

Она залезла в вырез топа и достала сначала пачку «Силк кат», а затем маленький черный ежедневник. Вынув из него ручку, она послюнявила указательный палец и перелистала страницы.

— И на какой день вас записать?

— Ну… после того как я принесу вещи для Вэл.

— В это же время на следующей неделе? — Я кивнула. — Мои условия: пятьдесят фунтов наличными — я не верну их, если связь будет плохой, — и никакой грубости по отношению к усопшему, — сообщила Мэг, царапая ручкой в ежедневнике. — Это мое новое правило. Итак… — Она снова сунула ежедневник себе за пазуху и открыла пачку сигарет. — Частный визит в одиннадцать в следующий вторник. Увидимся, дорогуша.

Я ехала обратно в Блэкхит и пыталась понять, почему собралась к медиуму. Я всегда относилась к такого рода вещам с подозрением. Все мои бабушки и дедушки умерли, и я никогда не испытывала желания вступить с ними в контакт. Но с момента смерти Эммы мне все сильнее хотелось как-то добраться до нее. И вот я встретила Мэг и решила, что могу хотя бы попробовать.

«Но чего я надеюсь достичь? — думала я, приближаясь к Монпелье-вейл. — Наверное, хочу получить послание от Эммы. И что она скажет? Что с ней… все в порядке? Но разве это возможно? — Я подъехала к магазину. — Она, наверное, парит в невесомости и с горечью думает о своей так называемой «лучшей подруге», благодаря которой никогда не выйдет замуж, не родит детей, не отпразднует сорокалетие, не поедет в Перу, как того хотела, не получит награды за свои достижения на ниве моды — мы часто предвещали ей это. Она не достигнет своей вершины, не выйдет мирно на пенсию и не проведет остаток дней в окружении детей и внуков. Эмма лишилась всего этого из-за меня — и из-за Гая. Если бы только она не встретила Гая…»

— Утро было замечательным, — сказала Анни, когда я открыла дверь.

— Да?

— Продано вечернее платье от Пьера Бальмэна — если банк примет чек, но я сомневаюсь, что возникнут какие-то проблемы.

— Прекрасно, — выдохнула я.

— И две юбки пятидесятых. Плюс к этому бледно-розовое платье «Мадам Грес», которое вы не захотели оставить себе…

— Да?

— Женщина, мерившая его, вернулась…

— И?..

— Купила его.

— Великолепно! — Я с облегчением прижала руку к груди.

Анни озадаченно посмотрела на меня.

— Выручка составила больше двух тысяч, а сейчас еще только полдень. — Я не могла сказать ей, что моя реакция на продажу платья не имеет ничего общего с деньгами. — У женщины совершенно неподходящая фигура, — продолжала Анни, — но она буквально зациклилась на нем. Заплатила с помощью карточки и забрала.

Долю секунды я боролась со своей совестью — пятьсот фунтов пришлись бы очень кстати, — но я поклялась отдать деньги на благотворительность и сделаю это.

Звякнул дверной колокольчик, вошла девушка, примерявшая бирюзовое бальное платье, и счастливо объявила:

— Я вернулась!

Лицо Анни просветлело.

— Очень рада, — улыбнулась она. — Это платье так вам идет! — И хотела было снять его со стены.

— О, я пришла не за ним, — объяснила девушка, бросив на платье взгляд, полный сожаления. — Хочу купить кое-что для своего жениха. — Она подошла к витрине с ювелирными изделиями и показала на золотые восьмиугольные запонки с ракушками в стиле ар деко. — Я видела, как смотрел на них Пит, когда мы были здесь вместе, и подумала, что это прекрасный свадебный подарок для него. — Она открыла сумочку. — Сколько они стоят?

— Сто фунтов, — ответила я, — а с пятипроцентной скидкой — девяносто пять. И я скину еще пять процентов, поскольку у меня сегодня хороший день, так что вы купите их за девяносто.

— Спасибо, — улыбнулась девушка. — Договорились.

Поскольку Анни была два дня занята, я до конца недели управлялась в магазине одна. Помогала покупателям выбирать вещи, принимала одежду, которую приносили на продажу, фотографировала ее для сайта, выполняла заказы, сделанные по Интернету, кое-что ремонтировала, вела переговоры с дилерами, занималась бухгалтерией. Я послала чек за платье Гая в ЮНИСЕФ и почувствовала облегчение оттого, что больше ничто не напоминала мне о проведенных с ним месяцах. Я уничтожила фотографии, письма, электронную почту, избавилась от книг и самого ненавистного мне предмета — обручального кольца. А теперь, когда было продано и платье, вздохнула свободно. Гай наконец был вычеркнут из моей жизни.

В пятницу утром позвонил папа и попросил о встрече.

— Мы так давно не виделись, Фиби, — печально сказал он.

— Прости, пап. В последние месяцы у меня было столько проблем.

— Знаю, дорогая, но мне очень хочется побыть с тобой, показать тебе Луи. Он такой очаровательный малыш, Фиби. Он просто… — Я услышала, как у папы перехватило дыхание. Иногда он становится излишне эмоционален, но ведь ему через столько пришлось пройти, пусть и по собственной вине. — Как насчет воскресенья? — закинул он удочку. — После обеда.

Я посмотрела в окно.

— Я могу прийти, папа, но мне не хочется встречаться с Рут — прости за откровенность.

— Понимаю, — мягко проговорил он. — Я знаю, что ты оказалась в трудной ситуации, Фиби. Мне тоже приходится нелегко.

— Надеюсь, ты не рассчитываешь на мое сочувствие, папа.

Я услышала, как он вздохнул.

— Я его действительно не заслуживаю, верно? — Я промолчала. — Рут в воскресенье улетает на неделю на съемки в Ливию, и тебе самое время появиться у меня.

— В таком случае я приду.

В пятницу днем появилась редактор моды от Мими Лонг и выбрала кое-какую одежду для съемки на разворот их январского выпуска, который должен был называться «Звонок в прошлое». Я выдала им квитанцию и уже хотела взять деньги, но подняла глаза и увидела Пита-жениха, который со съехавшим набок галстуком мчался сломя голову к «Деревенскому винтажу».

Пит толкнул входную дверь.

— Я прибежал сюда с работы, — запыхавшись, пояснил он и кивнул на бирюзовое бальное платье. — Я возьму его. — Он полез в карман за бумажником. — Карла так и не нашла ничего для завтрашней вечеринки, она в панике, и, я знаю, это потому, что ей ужасно понравилось ваше платье. И пусть оно дороговато, я все равно хочу его купить — к черту деньги. — Он положил на прилавок шесть пятидесятифунтовых купюр.

— Моя ассистентка была права, — сказала я, убирая покупку в большой пакет. — Вы идеальный будущий муж.

Пока Питер ждал сдачу, я увидела, что он смотрит на запонки.

— А где те, золотые, с ракушками? — поинтересовался он. — Они у вас тогда были… Я не думаю…

— О, прошу прощения, — улыбнулась я. — Но их купили.

Когда Пит ушел, я задумалась: кто приобретет оставшиеся бальные платья? И вспомнила печальную девушку, которая так очаровательно выглядела в зеленом. Я пару раз видела ее на другой стороне улице, она казалась чем-то озабоченной, но в магазин не вошла. Я также наткнулась на фотографию ее бойфренда на сайте «Лондон таймс». Он был докладчиком на деловом обеде в гольф клубе «Блэкхит». Оказалось, он владеет успешной риелторской компанией «Феникс ленд».

Суббота началась плохо и так же продолжилась. Во-первых, магазин оказался переполнен — я, конечно, была счастлива по этому поводу, но едва успевала следить за вещами. Затем кто-то вошел с сандвичем, и мне пришлось попросить его покинуть магазин, что было очень неприятно, поскольку происходило на глазах других покупателей. Позвонила мама — ее требовалось подбодрить: по уик-эндам она часто чувствовала себя уныло.

— Я решила не колоть ботокс, — сообщила она.

— Вот и хорошо, мама. Он тебе не нужен.

— Дело не в этом — в клинике, куда я обратилась, сказали, что я стара для него. Он мне не поможет.

— Ну… ничего страшного.

— Вместо этого я хочу попробовать золотые нити.

— Что?

— Они размещают под кожей нити с маленькими крючочками на концах, натягивают их, и твое лицо разглаживается. Стоит это четыре тысячи фунтов, зато золото двадцать четыре карата, — пропела она.

— И думать об этом не смей! — воскликнула я. — Ты и так очень привлекательна, мама.

— Правда? — траурным голосом отозвалась она. — С тех пор как твой отец ушел, я чувствую себя горгульей.

— Ничего подобного. — На самом деле, как и многие брошенные жены, мама никогда не выглядела лучше, чем сейчас. Она похудела, купила новую одежду и гораздо больше следила за собой, чем когда была с папой.

Затем пришла женщина, купившая платье Гая, чтобы вернуть его.

Сначала я не поняла, кто она такая.

— Мне так неудобно, — начала она, поставив пакет на прилавок. Я посмотрела в него, и мое настроение сразу ухудшилось. — Все-таки я считаю, что платье мне не идет. — И как она могла думать иначе? Анни была права: у женщины совершенно неподходящая для него фигура — короткая и широкая, как буханка хлеба. — Мне так неудобно, — повторила она, когда я достала платье из пакета.

— Не беспокойтесь, это не проблема, — солгала я, возвращая деньги, и пожалела, что поспешила с отправкой чека в ЮНИСЕФ.

— Меня привлекла романтичность этого платья, — объяснила женщина, когда я отрывала чек. — Но сегодня утром я надела его, посмотрела на себя в зеркало и поняла, что я, ну… — Она подняла руки ладонями вверх, словно говоря: «Я же не Кира Найтли!» — Я для него недостаточно высока. Но знаете? — Она склонила голову набок. — Думаю, оно прекрасно подойдет вам.

Когда женщина ушла, один за другим потянулись покупатели, среди которых был мужчина лет пятидесяти, выказавший нездоровый интерес к корсетам: он даже хотел примерить один из них, но я ему не позволила. Затем позвонила женщина и предложила принадлежавшие ее тете меха, в том числе — она сочла это решающим доводом — шляпу из детеныша леопарда. Я не продавала меха, но дама настаивала, что раз они являются винтажными, то и проблем быть не должно. Тогда я сказала ей, что не смогу коснуться мертвого детеныша леопарда, тем более иметь с ним дело, и не важно, когда это бедное создание убили. Позже мое терпение опять было подвергнуто испытанию — пришла женщина с пальто от Диора, которое хотела продать мне, но я невооруженным глазом распознала подделку.

— Оно от Диора, — настаивала женщина, когда я изложила ей свои соображения. — И я прошу всего сто фунтов — это очень разумная цена за подлинную вещь такого качества.

— Простите, — сказала я. — Но я работаю с винтажем двенадцать лет и смею вас заверить, что пальто не имеет никакого отношения к Диору.

— Но ярлык…

— Ярлык подлинный. Но его пришили к чужой вещи. Крой неправильный, швы не заделаны, а подкладка, если вы приглядитесь повнимательнее, выполнена «Берберри». — Я показала на фирменный знак.

Лицо женщины приобрело цвет красной сливы.

— Я знаю, чего вы добиваетесь, — засопела она. — Хотите купить его по заниженной цене, а продать за пятьсот фунтов, как вон то, — кивнула она на манекен с серым нью-йоркским зимним пальто пятьдесят пятого года, в отличном состоянии.

— Я вообще не собираюсь его покупать, — вежливо объяснила я. — Оно мне не нужно.

Женщина с аффектированным негодованием сунула пальто обратно в пакет.

— Тогда я отнесу его в другое место!

— Хорошая идея, — спокойно ответила я, отказывая себе в искушении предложить ей «Оксфам».

Посетительница повернулась, и, когда выходила, другой покупатель, лет сорока пяти, придержал для нее дверь. На нем были элегантные светлые брюки и темно-синий блейзер. Мое сердце екнуло.

— Боже милостивый! — Лицо мистера Костюм-в-полоску просияло. — Да это же моя соперница Фиби! — Он запомнил мое имя. — Не говорите мне… Это ваш магазин?

— Да. — Тут эйфория, которую я испытала при виде его, испарилась, поскольку дверь опять открылась и вошла миссис Костюм-в-полоску в густом облаке духов. Как я себе и представляла, она была высокой блондинкой, но такой юной, что я подавила желание вызвать полицию. Она не может быть его женой, решила я, когда девушка подняла на лоб солнечные очки, только любовницей, а он ее богатым папиком. У этого мужчины нет стыда. Запах ее духов — «Жадор» — вызвал у меня тошноту.

— А я Майлз, — напомнил он. — Майлз Арчант.

— Я помню, — вежливо кивнула я. — И что привело вас сюда? — Я старалась не смотреть на его спутницу, перебиравшую вечернюю одежду. Он указал на девушку: — Рокси… — Ну конечно. Подходящее сексуальное имя для любовницы. Фокси Рокси. — Моя дочь.

— А. — Облегчение, которое я почувствовала, меня изумило.

— Роксана ищет особенное платье для юношеского благотворительного бала в Музее естествознания, верно, Рокси? — Та кивнула. — Это Фиби, — представил он. Девушка без особого тепла улыбнулась, и я убедилась, насколько она молода. — Мы встретились в «Кристи», — объяснил ей отец. — Фиби купила то белое платье, которое так тебе понравилось.

— О, — сказала она обиженно.

Я посмотрела на Майлза.

— Так вы хотели купить платье «Мадам Грес» для дочери?

— Да. Она увидела его на сайте «Кристи» и влюбилась — верно, дорогая? Рокси не смогла быть на аукционе, потому что учится в школе.

— Какая жалость.

— Да, — вздохнула Рокси. — У меня было два урока английского.

Значит, именно дочка так давила на Майлза во время аукциона. И я подивилась, что кто-то готов потратить почти четыре тысячи фунтов на платье для подростка.

— Роксана хочет работать в области моды, — пояснил Майлз. — Ее очень интересует винтажная одежда — я правильно говорю, дорогая?

Рокси снова кивнула, продолжая перебирать вешалки, а я гадала, где ее мать и как она выглядит. Точно так же, решила я, в свои сорок с лишним.

— И мы продолжаем искать что-то подходящее, — пояснил Майлз. — Потому и пришли сюда. Бал состоится только в ноябре, но мы оказались в Блэкхите и увидели ваш магазин… — Рокси бросила на отца удивленный взгляд. — Решили зайти и обнаружили — вас! Неожиданный бонус.

— Спасибо, — поблагодарила я, гадая, что сказала бы его жена при виде нашей дружеской беседы.

— Удивительное совпадение, — заключил он.

Я повернулась к Роксане и спросила, пытаясь держаться профессионально:

— И какие вещи вам нравятся?

— Ну… — Она подняла солнечные очки еще выше. — Я думала о чем-то в стиле «Искупления» или — как называется тот другой фильм? — «Госфорд-парк».

— Понятно… Тогда это середина — конец тридцатых годов. Косой крой. В стиле Маделин Вионнет… — задумчиво произнесла я, подходя к стойке с вечерней одеждой.

Рокси пожала худыми плечиками:

— Наверное.

Мне в голову пришла циничная мысль — уж не избавиться ли от платья Гая! Но Рокси для него слишком тоненькая.

— Посмотри, это тебе нравится, дорогая? — предложил ей отец.

Она отрицательно покачала головой, и ее волосы — волна светлого шелка — взметнулись вокруг худеньких плеч. Зазвонил ее мобильник — что это за рингтон? Ну конечно — «Самая прекрасная девушка в мире».

— Привет, — протянула Рокси. — Нет. С папой. В одном винтажном магазине… Вчера вечером? Да… В «Махики». Было клево. Да. Клево… Потом стало жарко… Ужасно жарко. Да. Клево…

— Поговори на улице, дорогая, — попросил ее отец.

Рокси накинула на плечо ремень сумочки от Прада, толкнула дверь и прислонилась к витрине, скрестив жеребячьи ноги. Ее разговор явно затягивался.

Майлз в шутливом отчаянии закатил глаза.

— Тинейджеры… — Снисходительно улыбнувшись, он оглядел магазин. — У вас тут совершенно очаровательные вещи.

— Спасибо. — Я опять отметила, как приятен его голос — словно слегка надломлен, и это показалось мне трогательным.

— Пожалуй, я куплю эти подтяжки.

Я открыла прилавок и достала их.

— Пятидесятые годы, — объяснила я. — Совершенно новые высококачественные английские подтяжки от Альберта Терстона. Кожа прошита вручную.

Майлз выбрал пару в зелено-белую полоску.

— Я возьму вот эти. Сколько они стоят?

— Пятнадцать фунтов.

Он посмотрел на меня.

— Я заплачу двадцать.

— Простите?

— Тогда двадцать пять.

Я рассмеялась.

— Вы о чем?

— О'кей, я готов дать за них тридцать фунтов, если вы настаиваете, но ни пенни больше.

Я улыбнулась:

— Это не аукцион — боюсь, вы должны заплатить столько, сколько я прошу.

— С вами трудно торговаться, — пробормотал Майлз. — В таком случае я возьму и темно-синие.

Укладывая подтяжки в пакет, я чувствовала, что Майлз смотрит на меня изучающе, и к моему лицу прилила кровь. Вдруг захотелось, чтобы он не был женат, и я удивилась этому своему желанию.

— Мне понравилось тогда торговаться с вами, — услышала я его голос, открывая кассу. — Хотя, думаю, вы не разделяете моего мнения.

— Верно! Я была просто в ярости. Но предположила, что вы покупаете его для жены, коль скоро собираетесь столько заплатить за платье.

Майлз покачал головой:

— У меня нет жены.

Ага. Значит, он просто с кем-то живет: неженатый отец или разведенный папочка.

— Моя жена умерла.

— О. — К моему стыду, меня снова охватила эйфория. — Простите.

Майлз пожал плечами.

— Ничего страшного — это случилось десять лет назад. У меня было достаточно времени, чтобы привыкнуть.

— Десять лет? — удивленно переспросила я. — Передо мной стоял человек, не вступавший в брак целое десятилетие? А ведь многие вдовцы женятся уже через неделю после похорон. На душе у меня потеплело.

— Мы живем с Рокси. Она сейчас учится в Беллингэмском колледже в Портленд-Плейс. — Я слышала о нем — престижное место. — Можно мне кое-что у вас спросить?

Я протянула ему чек.

— Конечно.

— Я просто подумал… — Он беспокойно взглянул на Роксану, но та продолжала болтать по телефону, наматывая на палец завиток светлых волос. — Я просто подумал, не… поужинаете ли вы со мной как-нибудь…

— О…

— Уверен, вы считаете меня слишком старым, — быстро продолжил он. — Но мне так хочется снова увидеться с вами, Фиби. И… можно сделать одно признание?

— Какое? — Я была заинтригована.

— Я здесь не по чистой случайности. Если честно, то не было никакого совпадения.

— Но… как вы узнали, где я работаю?

— Когда вы оплачивали покупки в «Кристи», я услышал, как вы сказали «Деревенский винтаж». Поэтому поискал в «Гугле» и нашел ваш сайт. — Так вот чем он так увлеченно занимался на блэкберри, сидя рядом со мной! — А поскольку я живу неподалеку отсюда — в Кэмберуэлле, то подумал, что просто загляну к вам и скажу… «Привет!» — Его честность взяла верх над хитростью. Я улыбнулась. — Ну вот… — Он добродушно пожал плечами. — Вы тогда не пошли обедать со мной и даже отказались от чашечки кофе. Наверное, думали, что я женат.

— Я действительно так думала.

— Но теперь, убедившись, что это не так, вы, может, все-таки поужинаете со мной?

— Я… не знаю. — Мое лицо пылало.

Майлз взглянул на дочь, все еще разговаривавшую по мобильному.

— Не отвечайте прямо сейчас. Вот… — Он открыл бумажник и достал визитную карточку. «Майлз Арчант, бакалавр юридических наук, старший партнер фирмы «Арчант, Бреуэр и Кларк». — Просто дайте мне знать, если вас соблазнило мое предложение.

И тут я поняла, что готова согласиться. Майлз был очень привлекателен, у него такой приятный хрипловатый голос — и он по-настоящему зрелый человек, не то что многие мужчины моего возраста. Как, например, Дэн, неожиданно подумала я, с его неуправляемыми волосами, плохо подобранной одеждой, точилкой для карандашей и… сараем. Зачем мне смотреть на этот сарай? Я взглянула на Майлза. Это был настоящий мужчина, а не какой-нибудь мальчик-переросток. Но с другой стороны, мы совершенно незнакомы и он значительно старше меня — ему сорок три или сорок четыре.

— Мне сорок восемь, — сообщил он. — Не надо так пугаться!

— О, простите, я не… просто… вы не кажетесь таким…

— Старым? — криво улыбнулся он.

— Я не то имела в виду. С вашей стороны очень мило пригласить меня, но, если честно, я сейчас занята. — Я начала перекладывать шарфы. — Я должна сосредоточиться на своем деле, — путалась я в словах. Почти пятьдесят… — А кроме того… О!.. — Зазвонил телефон. — Извините. — Я взяла трубку, радуясь, что нас прервали. — «Деревенский винтаж».

— Фиби? — Мое сердце забилось. — Пожалуйста, поговори со мной, — сказал Гай. — Я должен был позвонить тебе! Ты проигнорировала все мои письма и…

— Да… — тихо произнесла я, стараясь контролировать свои эмоции в присутствии Майлза, который теперь сидел на диване и смотрел на облака за окном. Я закрыла глаза и глубоко вдохнула.

— Мне нужно поговорить с тобой, — настаивал Гай. — Я не собираюсь сдаваться, пока не…

— Прости, ничем не могу тебе помочь, — промолвила я со спокойствием, которого не ощущала. — Но спасибо за звонок. — Я положила трубку, не чувствуя даже малой толики вины. Гай понимал, что сделал.

«Ты же знаешь, как Эмма все преувеличивает, Фиби».

Я переключила телефон на автоответчик и повернулась к Майлзу:

— Прошу прощения. Что вы говорили?

— Ну… — Он встал. — Я говорил, что мне сорок восемь, и если это не кажется вам препятствием, я был бы очень рад как-нибудь поужинать с вами. Но, похоже, вам не по душе мое предложение, — неловко улыбнулся он.

— Ну почему же, Майлз… я готова принять его.