На этом история могла бы закончиться. Если бы не тётя Лили.

— Джон, ты почему полицию не вызвал? — напустилась она на папу. (Мальчики, оказывается, разболтали ей о находках.) — Почему констеблю не позвонил? Этот псих где-то рядом бродит! Я спать не смогу, пока он не пойман, и, полагаю, не я одна.

Папа сидел у печки и ждал, пока мы с бабушкой накроем на стол.

— Лили, он оставил фотоаппарат. Не взял чужого, понимаешь? Он, наверно, уже далеко от наших мест.

— А шляпа?

Про шляпу объяснений у папы не было.

— Ты вообще сеновал осматривал? — не унималась тётя Лили.

Папа качнул головой:

— Да ведь этот Тоби наверняка на сеновале! У нас на сеновале, Джон! Или сбежал только сегодня, если мальчики его спугнули.

Бабушка, которая до сих пор старалась в эту историю не вникать, вдруг поддержала тётю Лили.

— Джон, я понимаю, ты всегда был за Тоби горой. Но в данном случае, похоже, Лили права.

— Спасибо, мама, — бросила тётя Лили. — Я уверена, что и Сара меня поддержит.

Мама, хлопотавшая у плиты, не отозвалась. Тётя Лили выждала минуту, снова взглянула на папу. Папа сделал вид, что глубоко погружён в мысли.

— Ладно же, — выдала тётя Лили. — Раз все так заняты, раз никому недосуг позвонить — я сама это сделаю.

Я открыла было рот, но папа жестом остановил меня. Ещё и на словах добавил:

— Не вмешивайся, Аннабель.

Из гостиной послышалось: «Миссис Гриббл! Соедините меня, пожалуйста…» Мы уловили слова «Питтсбург», «управление», «поторопитесь». И фразу «Возьмите с собой ищеек». Мне и не снилось, что по следу Тоби пустят собак. В случае с Бетти это были поиски, в случае с Тоби выходила… травля? Мы с папой переглянулись. Он, судя по глазам, тоже сообразил: тут всюду следы пребывания Тоби. Не только в Коббовой пади. Не только в амбаре. Не только в прицепе. Но и прямо в нашей кухне. Следы приведут ищеек вот к этому самому стулу!

В дверном проёме, чуть ли не облизываясь, стояла тётя Лили.

— Офицер Коулмен будет здесь уже сегодня! А утром приедет группа захвата!

— Отлично! — бросила мама. — Вот ты, Лили, на эту группу теперь и жарь, и парь, и грязь подтирай, а с меня хватит.

— С превеликим удовольствием похлопотала бы, но имею общественно важную работу, — ответила тётя Лили, усаживаясь за стол. — По-моему, Сара, тебе следует беспокоиться больше всех. У тебя ведь дети!

Мама открыла духовку, выхватила форму с окороком и грохнула её на плиту:

— Я и беспокоюсь, Лили. Не воображай, будто мне дела нет!

Мальчиков к ужину звать не пришлось. Они сами учуяли окорок, сами расслышали, что речь о полиции.

— Тоби застрелят, да? — пискнул Джеймс.

«Боишься!» — с удовлетворением подумала я.

— Глупости! — Тётя Лили хлопнула ладонью по столу. — Никто никого не застрелит.

— А вот это ещё неизвестно, — фыркнула мама. — Вооружённый отряд собрался ловить вооружённого человека. Что может случиться? Ну? У кого какие соображения?

— Тоби просто обезвредят! — взвизгнула тётя Лили, словно имела дело с кучкой идиотов. — Господи, мы же не в Германии! Здесь в людей без нужды не стреляют.

Вошёл дедушка. По вечерам он обычно сидел на террасе, смотрел, как меркнет свет.

— О чём это вы? Кто Германию помянул? В кого стреляют?

Дедушка занял своё место во главе стола.

— Так, папа, ни о чём. К нам едет офицер Коулмен. Хочет убедиться, что Тоби не притаился где-то поблизости. Только и всего.

— Это из-за шляпы? — уточнил дедушка.

Тётя Лили кивнула.

— По-моему, за уши притянуто, — сказал дедушка. — Хотя… Окривел-то не я. И в колодец не меня запихнули.

— Это несправедливо, — буркнула я. Мне только и оставалось, что бурчать.

Тётя Лили вдруг сменила тему.

— Вроде Джордан остался чинить амбар, — произнесла она совсем другим тоном — с отголосками нежнейшей мелодии. — Почему его на ужин не позвали?

Я похолодела. Как мы могли забыть, что Джордан, хоть и недолго, да жил на свете?

— Ему пришлось срочно уехать домой, Лили, — не растерялся папа. — Но он передал привет тебе лично.

Тётя Лили заулыбалась, как девчонка:

— Этот Джордан, кажется, очень мил.

— Был, — бросила я.

Получилось громче, чем надо. Все на меня уставились. Я пошла на попятную.

— Ну да, он милый; был милым с нами, — пробормотала я, теребя пуговку на манжете.

— Ну и где шляпа? — вдруг спросила тётя Лили.

Воцарилось молчание.

— Какая шляпа? — спросил папа.

Кадык у него дёрнулся, как поршень. Тётя Лили оглядела по очереди папу, меня и мальчиков. Генри пожал плечами:

— Мы её папе отдали.

— Ах, эта шляпа! Так она… в амбаре валяется. Зачем её в дом тащить, грязную такую?

— Действительно, зачем? — отозвалась тётя Лили.

— Довольно! — вмешалась мама. — Все за стол. И чтоб я больше не слышала слов вроде «Тоби», «шляпа», «группа захвата» или «ищейки». Все поняли?

Ещё бы нам не понять. Мы уселись за стол. Тётя Лили прочла молитву. Ужин был вкусный, я съела всё, что мне положили, но тоскливую пустоту в груди не заполнила, сердечный вой не уняла.

— О Бетти новости есть? — спросила тётя Лили.

— Говорит она мало, — отвечала мама. — Думали, что палец на ноге отнять придётся — да не того боялись. Гангрену остановили, а вот плечо совсем плохое. Инфекция вызвала лихорадку, температура высокая, так что Бетти до сих пор в больнице.

Маме случалось едва ли не с каждым из нас понянчиться, она умела и жар сбивать, и раны врачевать, в панику без причин не впадала. Теперь по её тону я поняла: дело плохо. Я даже вилку отложила. Выдохнула:

— Поздно мы её нашли!

Мама знала, как я отношусь к Бетти:

— Ты у нас хорошая девочка, Аннабель.

— А я, а я? — завертелся Джеймс.

— И ты у нас хорошая девочка, — пошутил папа.

— У, папа! Так нечестно! — Джеймс скорчил рожицу.

Мне бы следовало рассмеяться вслед за Генри — а я не смогла.

Когда с ужином было покончено, когда мы прибрались на кухне, я вышла на крыльцо, уселась на ступеньках прямо под фонарём — будто в лужице света. Комары давно пропали, а заодно и летучие мыши, которые ими питаются. Словом, никто мне не докучал — только мысль о скором приезде офицера Коулмена.

Век бы его не видеть. Не давать показаний ни о Тоби, ни о Бетти, ни о чём другом. А папа с мамой! Им что, придётся лгать полицейскому? Прямо в нашей кухне? После чего Коулмен, пожалуй, отправится обыскивать амбар.

Кстати, об амбаре. Я туда столько вещей перетаскала. Все ли они надёжно спрятаны, далеко убраны? Я принялась загибать пальцы. Банки из-под супа и кофе, подушку и одеяла, а также мамины ножницы и мыло с полотенцем папа разложил по местам. Старую одежду Тоби он затолкал в бочонок, в котором сжигал всякий хлам. Вещи сейчас под слоем золы, что накопилась за месяц. Фотоаппарат Тоби нам вернул. И дедушкино полупальто. И перчатки. Ружья унёс с собой. Но я определённо что-то забыла. Что? Ложку? Банку из-под джема?

Вспомнила. «Остров сокровищ»! Книжка до сих пор на сеновале. Конечно, всегда можно сказать, что я сама её читала под голубиное воркование. Но лучше бы книжку вовсе не обнаружили.

Дорогу я прекрасно знала, в фонарике не нуждалась. И вообще, успела привыкнуть к перемещениям в тёмное время. Короче, я сбежала с крыльца, бросилась к амбару. Собаки заворчали было, но учуяли знакомый запах и не потрудились вылезти из будки. Куры давно спали в своих уютных гнёздышках. Падающий лист сверкнул изнанкой, вертясь на лету, — я даже не отпрянула. Луна не взошла, но и это обстоятельство не заставило меня замедлить шаги.

— Тише, тише, Билл! — сказала я, проскользнув в амбар. — Дина! Дина, хорошая лошадка! Успокойся. Свои.

Что-то в этом роде я нашептала и коровам. И полезла вверх по лестнице.

На полпути я замерла. Приоткрыла рот, чтобы лучше слышать. Шуршит. Пустяки. На сеновалах всегда какой-нибудь шорох. Нет, этот не какой-нибудь. Совсем рядом пискнула мышь.

— Эй! — шёпотом позвала я.

Сверху спланировал сухой коленчатый стебель. И шевельнулась крылатая тень.

— Тоби? Это вы?

Только бы он! Нет, только бы не он! Сверху прошелестело: «Аннабель» — и я выдохнула. Слава богу!

— Тоби, что вы тут делаете?

В секунду я очутилась на самом верху, оттеснила Тоби от края:

— Вы меня до полусмерти напугали! Вы вернулись? Насовсем? Вы с нами останетесь?

В плаще и шляпе, чёрный на фоне тьмы, Тоби выглядел прежним персонажем из детских страшилок.

— Нет, я не насовсем. Я на минуту зашёл.

— Всего на минуту?

Окончательно меня с толку сбил. Если уж вернулся, зачем уходить, да ещё так сразу?

— Вы что-то забыли?

— Да.

— Что? Нож?

Тоби ведь отдал папе нож перед тем, как лезть в колодец.

— Нож при мне.

— Фотоаппарат хотите взять? Так я за ним сбегаю. Всё равно он ваш. Я мигом. Я сейчас. Пока полиция не нагрянула.

При слове «полиция» Тоби резко выпрямился:

— Ты вызвала полицию?

— Конечно, нет! — Получилось обиженно, даже чересчур. — По-вашему, я на такое способна?

Тоби покачал головой.

— Это всё тётя Лили. Мальчики проболтались про шляпу и фотоаппарат, а она и рада стараться.

Тоби опустился на тюк, смял в ладонях шляпу: — Значит, за мной едут.

Прозвучало утвердительно. Безнадёжно.

— Пока только один полицейский. Который здесь уже был. Но, Тоби! Вам надо снова превратиться в Джордана или скорей бежать. Я думаю, Коулмен ещё сегодня весь амбар обшарит, а потом решит насчёт подкрепления и насчёт ищеек.

Тоби потёр изувеченную руку, отозвался эхом:

— Насчёт ищеек.

Он повёл головой, будто шея у него затекла. Я вздохнула:

— Ищейки вас точно узнают, Тоби. Их ни стрижкой, ни одеждой не запутаешь.

— Ты права. Ищейки след берут даже после дождя. И даже если в лодке плывёшь. Можно человека на носилках нести — они и тогда чуют.

— Да? Я не знала. Ну ладно дождь, но чтоб человек вообще земли не касался, на носилках лежал? Хотя носилок всё равно нет и сил тоже. Тоби! Если ищеек и привезут, то только утром. Вы успеете скрыться. Идите к трассе. Кто-нибудь вас обязательно подберёт. Умчит далеко-далеко. Я даже не сомневаюсь! Давайте я принесу дедушкино полупальто. И перчатки. Давайте, а?

Тоби вскинул обе руки:

— Погоди, Аннабель.

Я осеклась. Тоби уронил руки на колени. И до меня дошло: он так и не ответил на мой вопрос.

— Если вы не ножик забыли — тогда что?

Хоть бы ночь посветлее была, хоть бы лицо его почётче видеть!

— Я думал, пойду прямо на запад, — заговорил Тоби. — И пошёл. Мили две отмахал. Просто всё слишком быстро случилось. — Он запрокинул голову, трудно сглотнул. — По дороге я думал: важное оставляю, нельзя так. Ну и повернул назад. К коптильне. За фотографиями. Долго возился. Пока выбрал, пока отлепил.

Внезапно Тоби смолк. Провёл рукой по лбу.

— Потом скорей сюда. Попрощаться. А то нехорошо получилось. Не по-людски.

Надо же — Тоби вернулся, чтоб попрощаться как полагается! Только почему он говорит «не по-людски»?

Я потупилась и пролепетала:

— Вы нам ничего не должны, Тоби.

Он снова вскинул руку:

— Знаю. Да я не про то.

Вздохнул. Поднялся. Надвинул шляпу. Поддернул ружья.

— Была бы у меня дочка вроде тебя, Аннабель!

Он подал мне руку, и я её пожала. Получилось, как будто мы соглашение заключили. Тоби полез вниз по лестнице. Спустился. Шагнул к распахнутым дверям и исчез.

Я осталась вспоминать, зачем приходила. И недоумевать. Во-первых, Тоби ведь так и не сказал: «Прощай, Аннабель». А я не сказала: «Прощайте, Тоби». Во-вторых, у него за спиной болтались только два ружья. Вместо всегдашних трёх. Вспомнились мамины слова: папа проверил ружья, из них только одно в рабочем состоянии, остальные два никуда не годятся.

Тоби не объяснял, почему годами таскает тяжеленные ружья. Он не объяснял — я сама догадалась. Именно потому, что ружья — тяжеленные. Вот и непонятно: с чего вдруг Тоби решил облегчить своё бремя?

«Остров сокровищ» лежал себе спокойно за тюками. Я задержалась поплакать. Совсем недолго. Ровно столько, чтобы вернулась способность дышать. Затем я распахнула ставни и высунулась. Выпас лежал во мраке, но я подумала: всё-таки человеческий силуэт темнее, чем трава. Даже вообразила, будто провожаю взглядом Тоби, вступающего в лес.

Сказала себе: «Тоби ушёл. Больше мы не увидимся». Закрыла ставни, сунула «Остров сокровищ» под мышку, слезла с сеновала и поплелась домой.