Бетти Гленгарри умерла тем же утром, в десять часов восемнадцать минут. Мы узнали об этом только через час. К телефону подошёл Генри.

— Мам, это миссис Гриббл.

Мама взяла трубку, прикрыла ладонью микрофонное отверстие и спросила Генри:

— Что ей надо?

— Не знаю. Может, нам кто-то звонит, а она решила сначала тебя спросить. Вдруг ты не захочешь разговаривать?

Мама приложила трубку к уху:

— Здравствуйте, Энни.

Миссис Гриббл заговорила своим особым, «новостным» тоном — громче обыкновенного, деловито, но как бы нехотя. Вот, дескать, сообщаю важные сведения исключительно по долгу службы. Слов я не могла разобрать.

Мама с минуту слушала молча, затем охнула. Свободная её рука взлетела к лицу, закрыла щёку.

— О нет! Как же так? Какое несчастье. Вы не путаете?

Мама к разряду плакс не относилась. Не заплакала она и после известия Энни Гриббл, но выражение лица было хуже всяких слёз. Я подумала: Тоби убит. Ощутила одновременно и жар, и озноб. Генри стоял рядом. От него пахло кленовым сиропом и самую чуточку — псиной. Много бы я дала, чтобы поменяться с ним местами.

— Да, я ему скажу, — говорила в телефон мама. — Он с моим Джоном сейчас где-то в лесу. Ищеек привезли — вы, наверно, знаете. Так вот, все ушли. Как только вернутся — я всё, всё передам. Спасибо, Энни, что позвонили. До свидания.

Мама повесила трубку. Её рука двигалась к рычагу медленно-медленно, будто это не был простейший из жестов.

— Он умер? — выдавила я.

— Нет. Бетти умерла. От заражения крови. Врачи ничего не смогли сделать.

Мама опустилась на ближайший стул. Генри чуть подался ко мне. Теперь я слышала его дыхание.

Из сеней галопом прискакал Джеймс. Он только что выпилил себе фанерную саблю.

— Йо-хо-хо! Генри, айда в пиратов играть!

— Да. Сейчас. Только сначала сбегаем к бабушке. Она помочь просила.

С этими словами Генри уставился на меня — будто впервые увидел. И вышел из комнаты, сопровождаемый Джеймсом. Я бы сказала, что Джеймс следовал за Генри как тень — да только тени ведь не шумят.

— Помочь? — допытывался Джеймс. — Тяжёлое что-то передвинуть, да? Да, Генри? Передвинуть?

Наконец и эти звуки замерли. Я села на пол, у маминых ног. Положила голову ей на колени. Мама принялась гладить меня, словно кошку. Кого-то из нас двоих определённо трясло. Может, обеих разом.

— Если бы я постаралась, мама, я бы раньше сообразила про колодец.

Мамина рука застыла на моём темечке.

— Не смей, — вдруг сказала мама.

Спихнула мою голову с колен, наклонилась ко мне, чтобы глядеть прямо в глаза:

— Господом Богом себя вообразила? Думаешь, от тебя жизнь и смерть зависят? Нет, моя милая. Такие мысли — проявление гордыни, так и запомни.

Я опешила. Не нашлась с ответом.

— Бетти умерла, и это ужасно, — продолжала мама. — Ужасно. Но ты в этом не виновата, Аннабель. — Чуть успокоившись, она откинулась на спинку стула. — Наоборот, если бы ты не догадалась про колодец, Бетти умерла бы прямо там. В одиночестве. В страхе. Может, её вообще никогда бы не нашли.

Я представила: склизкая чернота колодца, холод, щупальца гангрены, боль — и ни одной живой души рядом. Потом, через много лет, явится какой-нибудь фермер, станет орудовать лопатой, не ведая, что не с колодцем дело имеет, а со склепом.

— Иди ко мне, Аннабель.

Мама раскинула руки. Как же тепло было у неё на груди.

— Бывает, всё налаживается, доченька. А бывает — и нет.

Прозвучало как эхо. Что-то подобное уже говорил Тоби. Про чувство вины. Про искупление.

Бабушка всплакнула, даром что никогда Бетти не видела. Я ударилась в слёзы вслед за бабушкой. Джеймс не плакал. Наоборот, услыхав, что Бетти умерла, он рассмеялся.

— Нашли кого жалеть! — крикнул Джеймс и взмахнул фанерной саблей.

Мама сделала внушение, после которого Джеймс посерьёзнел и вместе с Генри пошёл рисовать карточку с соболезнованиями для Гленгарри. Генри задержался в дверях:

— Аннабель, ты с нами?

Ни такого взгляда, ни такого тона я от Генри не ожидала. Смутилась, но ответила:

— Да, сейчас приду.

Мама сказала бабушке:

— Энни Гриббл просила передать констеблю, что Бетти умерла.

— Ну, тогда констебль последним узнает, — рассудила бабушка. — Пока он сюда явится, Энни на всю округу растреплет.

— Энни это убийством называет, — еле слышно шепнула мама.

Бабушка откашлялась — слёзы, стёртые с глаз, остались в горле.

— Убийство и есть, Сара. Если Тоби эту бедняжку в колодец спихнул — что ж оно, коли не убийство?

Я уцепилась за слово «если», отлично, впрочем, понимая: в наших краях мало у кого столько же терпения, сколько у бабушки. Бабушка, может, и готова ждать расследования, но вот констебль, да и полиция, не говоря уже о Гленгарри, не задумываясь назовут Тоби убийцей.

Острее прежнего ощутила я необходимость спасти Тоби. Не то его застрелят или пристегнут к электрическому стулу, и разряд переменного тока выбьет жизнь из беспомощной плоти.

Я надеялась, что Тоби всё-таки бросил свои ружья, избавился от приметных плаща и шляпы, стащил где-нибудь другую одежду и выбрался к шоссе; что сердобольный водитель грузовика согласился его подвезти до Огайо, а то и дальше — туда, где можно начать с чистого листа.

Надеялась, а сама знала: всё не так. Едва ли Тоби вообще успел покинуть здешние холмы. Испуганным он не выглядел — только опечаленным из-за несправедливых обвинений и уставшим от давнего бремени. И было ясно: оправдываться Тоби не станет, бремя облегчить не попытается, потому что внушил себе: сделать ничего невозможно.

Мысль об этом душила меня. Я шагала от окна к окну, совсем как Джеймс в сочельник: всё, бывало, вглядывается в темноту, даром что видит только отражение собственной мордашки. Зато не сомневается: Санта-Клаус уже свернул к нашей ферме, секунда — и возникнет во дворе. Я ждала другого: вот сейчас из лесу выйдут фермеры со свистками или полицейские с револьверами. Никто не появлялся.

Лошади, будто часовые, среагировали первыми. Синхронно отвлеклись от пастьбы, повернули головы в сторону Коббовой пади. Собачий лай проник сквозь запертые двери, сквозь закрытые окна; собак ещё не было видно, а лай уже звенел. Потом выяснилось, что шумели наши собаки, а не ищейки. Тех было всего две. И до лая они не опускались. Каждая словно бежала по нитке — нитке запаха, подметала землю своими вислыми ушами, своими брылами. Одна ищейка двигалась от огорода, другая наискось пересекала выпас.

— Они сюда идут, — объявила бабушка, дежурившая у оконца в сенях. — И Джон с ними.

Дедушкино полупальто и перчатки были давно спрятаны у меня в шкафу. Вдруг я сообразила: я ведь сама теперь пахну, как Тоби. По крайней мере, так покажется ищейкам. Вот и отлично. Пусть подбегут ко мне, пусть облают. Кто их тогда всерьёз воспримет? Кто станет полагаться на собак, для которых что девочка, что лесной псих-убийца — никакой разницы? Но, увидав, как хендлеры привязывают ищеек к столбам для бельевой верёвки, я выдохнула с облегчением.

— Ставь кофейник, Сара, — крикнула бабушка. — Сейчас к нам целая толпа ввалится.

Хендлеры были под стать ищейкам — в смысле такие же тихие. Говорили только при необходимости, и то еле слышно; кухню от пола до потолка обнюхали взглядами, причём, если их интересовала какая-нибудь деталь, лица у них вытягивались не хуже собачьих морд.

На Генри с Джеймсом хендлеры уставились, как на парочку кроликов. Джеймс забился под стол и давай тянуть Генри за штанину, шептать: «Юнга, ко мне!» Но Генри уселся рядом со мной. И мой недоумённый взгляд встретил без улыбки. Папа и констебль Олеска вошли вслед за хендлерами.

— Подождём остальных здесь, — выдал констебль. — Тогда и продолжим. Вокруг коптильни мы каждый дюйм проверили. Там такая концентрация запаха, что ищейки нас по кругу гоняли, умотали вконец, пока не решили сюда бежать.

Я отметила, что никто из вошедших не потрудился снять пальто.

— Присядьте, — сказала мама. — Есть новости.

Услыхав, что Бетти умерла, констебль только и вымолвил, что «Господи Боже мой», и уронил лицо в ладони. Хендлеры никак не отреагировали. Ещё бы. Они ведь только и знают, что искать пропавших детей да беглых преступников. Может, поначалу и переживали, а с годами уподобились своим собакам. Их только процесс волнует. Только погоня как таковая. Девочку им искать не дали. Зато уж гнусного убийцу они поймают.

Папин взгляд метался от меня к маме и обратно. Я буквально читала в его глазах: «Что нам делать? Надо посовещаться — но как?» На этот вопрос у меня ответа не было. Одно я знала: больше ни одной минуты бездействия не выдержу. Не смогу повзрослеть и пройти все этапы долгой жизни с мыслью, что мешкала в самый критический момент, а когда всё-таки что-то предприняла — моим действиям уже не суждено было повлиять на ситуацию.

Бочком я вышла из кухни и проскользнула в гостиную, оставив взрослых строить планы. Мой план был давно набросан, но я для верности ещё раз пошагово прокрутила его в голове. Представила, как говорю и делаю то, что считаю правильным. В любом случае хуже не будет. Почти беззвучно я затворила дверь между кухней и гостиной. Сняла телефонную трубку, начала вертеть скрипучий диск.

— Миссис Гриббл? — выдохнула я, услыхав «Алло».

— Это вы, Сара?

— Нет, миссис Гриббл, это Аннабель. Соедините меня, пожалуйста, с фермой Вудберри. Это очень важно.

Я знала, как Энни отреагирует на слово «важно». Слюнки у неё потекут, вот как.

— Аннабель, а твоя мама знает, что ты звонишь по телефону?

— Конечно. Хотите, я передам ей трубку? Правда, мама сейчас с бабушкой на кухне занята, но, если это необходимо, я её позову. Просто дело срочное. И очень-очень важное.

Я задержала дыхание.

— Хорошо, — ответила миссис Гриббл. Прямо слышно было, что она сплетню предвкушает. — Которые Вудберри тебе нужны?

Такого вопроса я не ожидала:

— Те, у которых Энди.

— Да тут на каждой ферме по Энди, — фыркнула миссис Гриббл, теряя терпение.

— Энди, который ходит в школу.

Впервые я порадовалась, что миссис Гриббл — сплетница. Послышались гудки — миссис Гриббл устанавливала соединение. Трубку взяла мама Энди. Я только об одном молилась: чтобы миссис Гриббл осталась на линии.

— Миссис Вудберри, здравствуйте. Это Аннабель Макбрайд. Позовите, пожалуйста, Энди к телефону.

— Если ты хочешь сообщить о Бетти — мой сын уже знает. Такая славная была девочка. Такое несчастье! Такое злодейство!

— Нет, я не поэтому звоню, миссис Вудберри. Но, конечно, всё касалось именно Бетти.

— Ладно, сейчас позову. Подожди, Аннабель. Трубка клацнула по столешнице. Я успела подумать: хорошо, что Коулмен велел всем сидеть по домам — Энди не мог уйти с фермы.

— Энди! — крикнула миссис Вудберри. — Энди!

Через минуту в трубке раздалось:

— Да?

Голос был безжизненный. Я собиралась сразу перейти к делу, но по тону поняла: Энди совершенно раздавлен.

— Энди, это Аннабель. Мне очень жалко Бетти.

Он молчал довольно долго. Наконец выдавил:

— Мне тоже.

Почему-то я удивилась, а ведь знала, что Энди к Бетти неровно дышал. Неподдельное горе этого оболтуса чуть не заставило меня отказаться от задуманного.

— Энди, я тебя спросить хотела.

Я произнесла эту фразу — и замолчала. Будто выронила путеводную нить, по которой собиралась добраться до истины.

— Энди, мы получили по почте отпечатанные снимки, которые Тоби делал. На одном из них — Бетти.

На слове «Бетти» я чуть не задохнулась. Кто ж знал, что говорить о ней будет так трудно!

— А я тут при чём? — пробурчал Энди, судя по тону, одновременно заинтригованный и перепуганный.

— При том, что Бетти не одна. Там ещё и ты. Вы вдвоём стоите на склоне холма — того, который глядит на школу. И Бетти швыряет камень в мистера Анселя.

Я знала: если миссис Гриббл сразу не отсоединилась, теперь её не отвлечёт и целый шквал других звонков. Пусть лампочки на коммутаторе мигают сколько влезет — миссис Гриббл будет слушать наш разговор.

Энди молчал, только тяжело дышал в трубку. — Ты-то чего колыхаешься? — наконец процедил Энди. Страх из голоса никуда не делся, только к нему прибавилась злоба. — Наказать Бетти хочешь, да? За камень тот идиотский? Так Бетти уже умерла! Мало тебе, что ли? Мало?!

Вот оно. Первую часть истории, специально для ушей миссис Гриббл, Энди выдал.

Я позволила себе выдохнуть:

— Просто, Энди, теперь убийцей считают Тоби. Поэтому я тебе и позвонила. Ты же знаешь: это не Тоби спихнул Бетти в колодец.

— А она сказала — Тоби! — Теперь Энди рычал. — Докторам сказала, в больнице.

— По её версии, Тоби и камень швырнул. Это ведь ложь. Ты сам, Энди, минуту назад признал, что это ложь.

— Да она просто испугалась. Она и камнем вовсе не в Руфь метила!

Я закрыла глаза. Пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы миссис Гриббл всё ещё висела на нашей линии!

— Энди, я понимаю: вы с Бетти дружили. Но ты же сам сказал офицеру Коулмену, что Бетти хотела идти к коптильне, хотела напакостить Тоби. Может, даже поджечь его жилище. Разве тебе трудно признать, что в колодец она сама упала — случайно?

— А хоть бы и так — теперь-то какая разница? Бетти умерла, а этот… этот на свободе разгуливает!

— Говорю же, Тоби считают убийцей! — Мне большого труда стоило не взвизгнуть. — Его застрелят или казнят.

— Поделом, — прошептал Энди. — Пускай и застрелят, и казнят.

— Энди, как ты можешь?

Вместо ответа он бросил трубку. Мгновение спустя отключилась и миссис Гриббл. Я села прямо на пол. Меня трясло от изнеможения. Так, на полу, меня и обнаружила мама.

— Аннабель, ты по телефону звонила? Аннабель, что с тобой?

— Мне как-то нехорошо, мама. Можно я в постель лягу?

Мама потрогала мой лоб:

— Температуры, во всяком случае, у тебя нет.

— Я не больна. Просто неважно себя чувствую.

— Тогда иди ложись.

Мама подала мне руку — мол, поднимайся. Добавила:

— Все уже ушли. Отвязали ищеек — и снова в лес.

С трудом я встала на ноги. Мама обняла меня, устроила подбородок на моей макушке.

— Скоро всё закончится, Аннабель. Так или иначе — но закончится.