Кортни Эрик поехал к себе на работу. Он охотно рухнул бы на пол в кабинете за стеклянной дверью, но, к сожалению, у стола Дженнифер стоял посетитель, и Эрик боялся, что хозяин бюро, лежащий на полу офиса, создаст у него дурное мнение о фирме. Может быть, поехать домой? Сейчас он все равно ни на что не годен.

Интересно, думал он, это я свихнулся или все женщины, с которыми я имею дело, сумасшедшие? Какого черта ей надо? Она и так знает о нем гораздо больше остальных. Но Эрик никогда не умел делиться своими задушевными мыслями и чувствами. Как большинство людей, он считал самого себя человеком обыкновенным Нельзя сказать, чтобы ему была чужда некоторая доля здоровой мужской гордости но Эрик давно отвык говорить о своих чувствах и не имел ни времени, ни желания в них копаться. Не особенно задумывался он и о своих чувствах к Кортни.

Однако чувства эти были сильны, и Эрик не мог им противиться. Сейчас, например, он был охвачен яростью. Эрик осторожно сел, снова осыпав проклятиями свою треклятую спину. Это она во всем виновата… Но, может быть, и не она. Эрик не верил, чтобы Кортни могла порвать с ним из-за его болезни. В конце концов, она разумная женщина и должна понять, что приступы боли, повторяющиеся раз в несколько лет, — еще не причина расставаться с мужчиной, подходящим во всех других отношениях.

Это, кажется, понимала даже Сьюзан. Впрочем, если бы Эрик не был так расстроен, он вспомнил бы, что отношение Сьюзан к нему резко изменилось. До того как он со стоном упал в холле, Сьюзан твердо намеревалась выйти за него замуж. После этого несколько раз заговаривала о замужестве, но без особой уверенности. Ход ее мыслей был прозрачен: какая же героиня влюбится в инвалида? Герой должен быть совершенством во всем.

Разочарование Сьюзан покоробило Эрика — не потому, чтобы он был хоть немного заинтересован в ее привязанности, а потому, что те же чувства могла, пусть бессознательно, разделять и Кортни. Почему же еще она тогда, в пятницу, объявила ему ультиматум? Эрик ломал над этим голову все выходные. Не может же она не понимать, что он ни за что не позволит владелице миллионного состояния раздевать себя, словно ребенка, и любоваться на то, как он стонет и корчится при каждом движении! Наконец Эрик решил сделать вид, что ничего не произошло, и тем дать ей возможность отступить, не поступаясь своей гордостью.

Но, очевидно, Кортни не хотела отступать. Эрик не ожидал от нее такой стальной твердости. Он надеялся, что, увидев его, чисто одетого, выбритого, стоящего почти прямо, она забудет обо всех своих обидах, но эти надежды развеялись, как дым. Он воображал, что она, прикрыв дверь, бросится к нему в объятия — она же ясно показала, что этого он не дождется, даже если будет ждать до скончания века.

Эрик смотрел невидящим взглядом на стеклянную стену кабинета, когда входная дверь отворилась и вошла Сьюзан. Первым его побуждением было спрятаться за шкафом, но она уже заметила его и весело махала ему рукой. Не обращая внимания на Дженнифер, она двинулась прямо к нему. Сегодня Сьюзан оделась как «деловая женщина»: на ней был костюм цвета красного вина и белая блузка с отложным воротничком, кружевными манжетами и бантиком на груди. Папку она несла под мышкой. Эрик заметил, что на этот раз с ней нет камеры.

— Привет, Коллинз! — поздоровалась она, картинно подняв руку. — Как вам мой новый стиль?

— Вы прекрасно выглядите, — признал он. — Чем объяснить такую перемену?

— Понимаете, в конторе у мисс Стюарт все так одеваются. А папа как раз прислал мне чек. Теперь я смогу снять новую квартиру. Если захочу, конечно.

Эрик указал ей на кресло и сам почувствовал острое желание сесть. Но, вспомнив, как трудно ему подниматься, передумал. Он оперся локтем о шкаф и взглянул на нее с любопытством.

— А почему бы вам не захотеть этого?

— Я, может быть, на несколько недель уеду из города и не вижу смысла платить за квартиру, в которой пока не живу. Поэтому я и пришла к вам.

— Сьюзан, вы не можете остаться у меня. Сьюзан возмущенно фыркнула.

— Я и не собираюсь! Я пришла спросить у вас совета.

— О чем? — Эрик вздохнул и переменил позу — его беспокоила боль в спине.

— Вот о чем. Мисс Стюарт предложила мне сделать альбом фотографий из повседневной жизни Питера Меррила. Ну, об этом я вам уже говорила. Но он собирается приступить немедленно. В горах еще лежит снег, и он хочет, чтобы я сняла, как он катается на лыжах. Он торопится, пока снег не стаял. Понимаете, это для него очень важно.

— Естественно.

— Ну да. — Сьюзан вздохнула. — Нет, раз надо, значит, надо. Я только не понимаю, где же я там буду жить? Он говорит, с ним в горной хижине, но вы же понимаете, как это будет выглядеть!

— А как?

— Ну… как будто мы в близких отношениях. Правда, он говорит, что в коттедже все время будут крутиться разные люди, его друзья. — Сьюзан, хмурясь, нетерпеливо постукивала пальцами по папке. — С другой стороны, я могу поселиться в мотеле, но это дорого стоит, и платить придется ему. Так что для него выгодней, чтобы я жила с ним.

— Мне кажется, у мистера Меррила не возникнет денежных проблем.

— Вы думаете? Он богат, верно?

— Очень богат.

— М-м-м… ну все равно, это же не значит, что я должна пользоваться его щедростью.

— Почему бы вам не спросить совета у вашего отца? — поинтересовался Эрик, усевшись наконец в кресло.

— У папы… ну, понимаете, он несколько старомоден. Ему это точно не понравится, но нельзя же всю жизнь действовать по его указке!

— Да, конечно. — Эрик вдруг почувствовал себя очень старым. Ему казалось, что давать советы молоденькой девушке, да еще по такому деликатному поводу, должен только убеленный сединами старец. — И к какому же решению вы склоняетесь?

— Вообще-то говоря, мне хотелось бы пожить у него. Питер называет свой дом «хижиной», но я видела фотографию, и, по совести сказать, она совсем не похожа на вашу хибару. Роскошный дом! Выглядит, как шале в Швейцарии! Мисс Мур там уже была и много мне рассказывала.

— А кто такая мисс Мур? — спросил он прежде, чем вспомнил Кэтлин из агентства Кортни.

— Она работает у мисс Стюарт. Кажется, все, кто там работает, раз или два были у мистера Меррила. Они говорят, это что-то потрясающее, прямо как в первоклассном отеле! Там постоянно живет домоправительница. Может быть, она будет мне как компаньонка, — с надеждой добавила Сьюзан.

Эрик с сомнением покачал головой. Он не мог вообразить рядом с Питером человека, хоть немного похожего на компаньонку. — Послушайте, Сьюзан, не стоит в каждом мужчине подозревать насильника. В любом случае вам достаточно будет просто сказать «нет». А еще лучше — с самого начала дать понять, что между вами возможны лишь чисто деловые отношения.

— Но мужчины такие необузданные! — серьезно возразила Сьюзан. — Что, если Питеру понадобится женщина, а никого, кроме меня, не будет рядом?

Как ни мрачен был Эрик, он невольно улыбнулся в ответ на такое опасение.

— Сьюзан, мы вовсе не так необузданны, как вам кажется. Любой нормальный мужчина вполне способен себя контролировать. А Питер, я уверен, совершенно нормален.

Сьюзан, очевидно, не поверила и попыталась объяснить еще раз.

— В обычных обстоятельствах — может быть, — терпеливо начала она. — Но, когда мужчина охвачен страстью, когда он встречает женщину своей мечты, пламя его желания не знает границ и запретов. Рука любви бросает его в пасть безумия, и он не сознает, что делает.

— Боже, что за чушь! — поморщился Эрик, удивляясь непроходимой наивности девушки. Сьюзан вскочила.

— В вас, Коллинз, нет ни единой романтической жилки! Я это поняла сразу, как только вас увидела… ну, почти сразу. Меня ввели в заблуждение обстоятельства. Вы жалкий человек, Коллинз: вы не способны пресмыкаться перед своей великой любовью! Неудивительно, что вы до сих пор не женаты! — Схватив свою папку, она пулей выскочила из офиса.

Дженнифер проводила ее удивленным взглядом, затем повернулась к Эрику, но он сидел, тупо уставившись "в пространство. Как она сказала? «Пресмыкаться»? Господи, что за словечко! Да на кой черт женщине нужен мужчина, который перед ней пресмыкается? Дженнифер вошла в кабинет, и он приподнялся ей навстречу, поморщившись от боли.

— Что это с ней? — спросила она, с улыбкой кивая на удаляющуюся фигурку Сьюзан.

— Она обвинила меня в том, что я не способен пресмыкаться перед своей великой любовью, — проворчал Эрик. — Если я не ошибаюсь, «пресмыкаться» означает ползать на брюхе?

— Что-то вроде того. — Дженнифер склонила голову набок. — А великая любовь — это она?

— Да нет, конечно! Это просто моя психологическая характеристика с точки зрения экзальтированной девицы. Ты когда-нибудь хотела, чтобы Билл перед тобой пресмыкался?

— Что-то не припомню. — Лицо Дженнифер стало задумчивым. — Могу тебе сказать, чего я действительно хотела. Чтобы он доказал мне свою любовь.

— Например, сделал предложение? — иронически предположил Эрик.

— Ты циник! Нет, совсем не так помпезно. Я помню один вечер… мы гуляли по берегу моря. Было холодно, стоял туман, и мне хотелось вернуться в машину. А он вдруг начал рассказывать, как несколько лет назад его долго не повышали по службе. Ему казалось, что его карьера кончена, что он ни на что больше не годен. Он говорил, что несколько раз плакал от отчаяния… Вот тогда я поняла, что он действительно меня любит.

— Не вижу связи.

Дженнифер потрясение уставилась на него.

— Вот что значит мужчина! — гневно воскликнула она. — Клянусь Богом, если у меня родится мальчик, я воспитаю его не так, как воспитывали тебя!

Эрик в полной растерянности подвел итоги. Итак, во второй раз за десять минут обиженная женщина вылетела из его кабинета, наговорив какой-то белиберды. «Вот что значит женщина!» — подобно Дженнифер, восклицал он. Вопреки распространенному мнению, женщины знают, чего хотят — и хотят они слишком многого.

Женщина требует, чтобы мужчина в доказательство любви отдал ей душу. Немало удивило Эрика и само слово «любовь», услышанное из уст трезвой и деловитой помощницы. Давно ли сам Эрик серьезно говорил о любви? Очень давно. Последние пятнадцать лет он употреблял это слово только в шутку.

Эрик сидел, тупо уставившись на голубоватый экран компьютера. По позвоночнику его пробегал странный холодок. Холод превратился в боль, не имеющую ничего общего с болью в спине. Непонятная боль была так сильна, что Эрик едва удержался от стона. Одиночество, пустота… и одна мысль, такая короткая и простая.

Он никогда больше не увидит Кортни.

Никогда еще — может быть, только в раннем детстве — он не испытывал такого отчаяния. Когда ушла Бетти, он ощущал горе, но вместе с тем злость и подспудное облегчение. Конечно, он винил в неудаче их брака себя, но в глубине души понимал, что ничего не мог сделать. Бетти оказалась не такой, как он себе воображая. Их брак был обречен на неудачу. Но Кортни…

Ни к одной женщине раньше не испытывал Эрик таких чувств. Ни одна так его не привлекала — и привлекала не только физически… Невидящими глазами Эрик долго смотрел на мерцающий экран.

— Хорошо, — пробормотал он наконец, пожав плечами, — хорошо, ты ее любишь. И что делать дальше?

Кортни вернулась домой разбитой и опустошенной. Устала она не от работы: все силы высосало из нее объяснение с Эриком. Кортни почти радовалась тому, что он на нее рассержен. Конечно, он чувствует себя правым. Он ведь действительно шесть месяцев терпеливо сносил ее холодность и постоянную хандру! Эрик считает себя обиженным, и от этого Кортни было еще хуже. Подъезжая к гаражу и протягивая руку к кнопке, автоматически открывающей дверь, Кортни бросила взгляд на свое крыльцо — и застыла в изумлении. Ступени были покрыты весенними цветами. Нарциссы, гиацинты, тюльпаны, подснежники, крокусы, ирисы, ландыши в роскошных корзинах…

Кортни замерла, завороженная этой волшебной, красочной картиной.

Горячие слезы брызнули из глаз и заструились по щекам. Она вышла из машины и снова остановилась в двух шагах от крыльца, пораженная не виданной ранее красотой. Фасад ее дома, обычно элегантно-холодный, сегодня обрел теплую, живую прелесть. Кортни была потрясена: несколько минут она стояла, как изваяние, затем медленно взошла на крыльцо, осторожно прокладывая себе дорогу среди цветочных корзин, опасливо косясь на них, словно боялась, что все это сейчас исчезнет, как сияющий мираж.

Она прикоснулась к букету в самой большой корзине — и нащупала пришпиленную к цветам визитную карточку. Кортни медлила, боясь ее развернуть. Она не сомневалась, что цветы от Эрика. Но что он может сказать? И неужели его слова что-то изменят?

Она попыталась развернуть записку, но руки ее дрожали, и это ей удалось не сразу. На карточке стояло всего четыре слова:

«Я люблю тебя. Эрик».

Кортни почувствовала слабость в ногах и неуклюже опустилась на верхнюю ступеньку. Недоуменно мигая, перечла записку. Да, именно так и было там сказано. Ее охватили противоречивые чувства — страх и радость слились в ее душе.

Только неделю назад, в горах, она с трепетом желала, чтобы Эрик признался ей в любви. Тогда и сама она поняла, что его любит. Но Кортни боялась говорить с ним о своих чувствах? Что, если он понимает под этим словом нечто совсем иное?

Пошатываясь, Кортни поднялась с холодных каменных ступеней. Она была так взволнована, что не услышала гула мотора подъезжающей машины; так погружена в себя, что не заметила, как Эрик, остановившись у крыльца, не спускает с нее глаз.

— Тебе нравится? — дрогнувшим от волнения голосом спросил он.

Записка выпала из ее руки и мягко спланировала на землю.

— Чудесные цветы, — с трудом прошептала она. Кортни подняла к лицу обе руки, но тут же беспомощно развела ими, сообразив, что Эрик уже видел ее слезы. — Спасибо. Я не знаю… не знаю, что еще сказать.

— Скажи, что тоже меня любишь, — с надеждой предложил он.

Кортни отвела глаза в сторону.

— Я… не уверена. Не могу сказать так сразу.

Эрик приблизился к ней. Кортни могла бы до него дотронуться, но вместо этого растерянно поднесла руку к залитому слезами лицу. Близость Эрика, радость и надежда в его глазах отметали прочь все ее сомнения. Днем в офисе ей удавалось сохранять между ними дистанцию, но сейчас, в окружении этих прекрасных цветов — доказательства его любви, — всякая защита была бесполезна. Не говоря уж о том, что тело ее ныло от желания.

Нельзя поддаваться страсти, говорил ей рассудок. Тогда запутанная ситуация запутается еще безнадежней. Кортни нужно время, чтобы все взвесить… Но дрожащая рука ее сама собой тянулась к его щеке. Щека была шероховатой от дневной щетины: Кортни наслаждалась этой шероховатостью, словно жесткой постелью после полета на облаке мечты.

Эрик повернул голову, поцеловал ее ладонь — и вдруг, сама не зная как, она очутилась в его объятиях, прижатая к груди так, что слышала торопливое биение его сердца. Правую руку он запустил в ее распущенные волосы, а левой крепче прижал к себе. Как с ним хорошо! Огонь охватил ее тело. Кортни слишком устала, чтобы противиться своим чувствам, была слишком измучена, чтобы бороться с охватившим ее желанием. Она подняла голову и подставила губы для поцелуя.

Он наклонился — но прежде, чем их губы соприкоснулись, Кортни ощутила его необычное напряжение, встретилась с настойчивым, вопрошающим взглядом синих глаз. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Невысказанный вопрос повис в воздухе: а ты меня любишь? Но Кортни не могла и не хотела отвечать. В глубине души, в неизведанных тайниках сердца — да, любила. Но для полной уверенности ей не хватало доверия к Эрику, без которого невозможна любовь. Кортни судорожно вздохнула и отвернулась.

— Эрик, может быть, войдем? — предложила она и полезла в сумочку за ключами. Подняв две корзинки, стоявшие на дороге, она внесла их в прихожую и обернулась.

Но Эрик почему-то не входил: Кортни увидела, как он подобрал с земли визитную карточку, пристально вгляделся в нее, словно желая убедиться в том, что написал правду, затем крепко сжал ее в руке. Кортни вздрогнула, испугавшись, что он сомнет записку; но он положил ее в конверт и аккуратно положил обратно в корзину. «Может быть, — подумала она, — он считает, что я выброшу записку вместе с увядшими цветами?»

Эрик поднялся на крыльцо и остановился на пороге.

— У тебя, наверно, свои планы на вечер?

— Никаких. Пожалуйста, входи. Но он не трогался с места.

— Хочешь, я заведу твою машину в гараж?

— Я сама заведу ее позже. — Кортни нервно улыбнулась. — Эрик, пожалуйста, войди. Ты мне нужен.

Дверь захлопнулась, и Эрик сжал ее в объятиях. На лице его было написано громадное облегчение, и у Кортни язык не поворачивался сказать, что просьба о помощи — еще не признание в любви. А может быть, и признание… Эрик все крепче прижимал ее к себе, и Кортни таяла, растворялась в нем, наслаждаясь его силой и чувством безопасности. Она слышала его тяжелое дыхание, и желание ее росло.

— Пойдем в спальню! — задыхаясь, прошептала она.

— Может быть, сначала поговорим? — предложил он, слегка ослабляя объятия.

Это предложение удивило Кортни. Она знала, что должна бы с благодарностью его принять — но не могла. Слишком поздно — а может быть, слишком рано. Одно она знала точно: сейчас не время для разговоров. Молча покачав головой, Кортни схватила его за руку и властно потянула за собой вверх по лестнице. Она не видела, что он недоуменно пожал плечами, и высокий лоб перерезала хмурая морщина. Она только слышала его тяжелые шаги за собой — и отметала прочь все сомнения, поднимающиеся из темных уголков души.

Они молча торопливо сбрасывали с себя одежду. На этот раз их страсть была неудержимой и яростной. Они не закрывали глаз, словно пытались прочесть мысли друг друга. Тела их слились — молчаливо, страстно, ненасытно. Разрядка наступила быстро, но не принесла ожидаемого облегчения — и Кортни уткнулась головой ему в грудь, задыхаясь от рыданий.

Большие руки Эрика нежно гладили ее по спине. Он тихо заговорил, и слова его были неожиданны для Кортни.

— Я знаю, тебе нужно время, чтобы разобраться, чего ты хочешь. И мне нужно время, чтобы подумать над тем, что говорили мне сегодня. Мне кажется, и ты, и Сьюзан, и Дженнифер — все вы пытались донести до меня одно и то же, только разными способами. Но мои чувства к тебе не изменятся. Я люблю тебя, Кортни. И верю, что и ты меня любишь. Ты боишься признаться самой себе, что полюбила человека, которому не доверяешь.

Кортни задрожала, и Эрик заботливо укрыл ее одеялом.

— Спасибо, — пробормотала она еле слышно. Кортни не могла поднять глаз — лишь крепче прижалась к его груди, слушая, как в ее мощных глубинах рождается низкий звучный голос.

— Если бы я понял, как это важно для тебя, — продолжал он, — я бы принял твою помощь. — Эрик вздохнул и погладил ее по растрепанным волосам. — Я не привык делиться собой, но это не значит, что я к этому вовсе неспособен! Я стараюсь и старался до сих пор. Ты это знаешь.

— Да, но я совсем не хочу тебя переделывать! Тем более что переделать уже сложившуюся личность практически невозможно. Я не хочу ломать стены, которые ты возвел вокруг себя — ведь они стали частью твоей души.

— Если они мешают нам быть вместе, их надо ломать без промедления, — пробормотал Эрик. — Может быть, каждый мужчина носит с собой такой балласт, пока не встретит нужную женщину.

— Хотела бы я в это верить! — Кортни откинулась назад, чтобы взглянуть ему в глаза. — Эрик, ты так много для меня значишь! Я знаю, мне не следовало отвергать тебя так поспешно и жестоко. Но я… я боялась, что ты снова причинишь мне боль. Нет, нет, я знаю, ты не нарочно, но… Все так запуталось!

Он кивнул.

— Для меня все это тоже… непривычно. Хорошо, я не буду больше задавать вопросов. Только один. Кортни, ты меня не покинешь?

— Нет. Прости меня, я вела себя по-свински.

К ее удивлению, Эрик поморщился.

— Да нет, ты просто задела за больное место. Я тебе рассказывал, как мы с Бетти ездили на медовый месяц в Мексику?

— Да. Ты говорил, что она через три дня запросилась домой.

Эрик провел рукой по волосам.

— Я не все тебе тогда рассказал. Едва мы приехали, я свалился с лихорадкой. Не лучшее начало для семейной жизни, верно? Бетти рвалась домой. Вскоре мне стало лучше, и я уговорил ее остаться. Но своим беспрерывным нытьем она испортила и себе и мне все удовольствие от поездки. А потом, когда мы спорили о будущем, она каждый раз припоминала эту мою болезнь. Уверяла, что это было какое-то божественное знамение, указывающее, что мне больше никогда не следует трогаться с насиженного места. С тех пор я возненавидел все болезни на свете. Ты не могла выбрать худшего момента, чтобы предъявить мне ультиматум.

— Понимаю… — Она помолчала, подбирая нужные слова. — Спасибо за то, что рассказал об этом. Эрик, я не хотела причинять тебе боль. Если ты… если я в самом деле тебе небезразлична, ты должен в это поверить.

— Я знаю. — Он погладил ее по щеке, стирая следы слез. — Я верю тебе.

Кортни хотела верить, что он говорит правду. Но, чтобы убедиться в этом, ей требовалось время. Время и доказательства.

Улыбнувшись, она похлопала Эрика по руке.

— Как насчет ужина? Пойдем посмотрим, нет ли чего-нибудь вкусного на кухне!

Если Эрик и ожидал от нее других слов, он умело скрыл разочарование.

— Звучит отлично.

Он осторожно сел и потянулся за вещами. Кортни поняла, что его все еще беспокоит спина. С очевидным трудом Эрик нагнулся за одеждой, но не попросил ее о помощи. Кортни отвернулась и начала собирать свои вещи. «Может быть, ему полезно нагибаться», — подумала она.