10. По эту сторону ада

Лэш покачал головой и улыбнулся свой кривоватой улыбкой. «Я думал, что, как только мы уедем из Лос-Анджелеса на гастроли, то все снова будет хорошо, — сказал он. — Но как раз тогда всё пошло наперекосяк. То есть просто вышло из-под контроля! Как будто после всего этого мы отправились на гастроли, а потом… вроде… так и не вернулись».

Все уже довольно давно шло очень странно. А теперь, в Бразилии, в январе 1991 года, где Guns N’ Roses ангажировали на два выступления на фестивале «Rock in Rio», все стало еще более плохо. Они почти закончили работу над «Use Your Illusion», и Алан Нивен организовал группе первые полноценные выступления со времен концертов с Rolling Stones в лос-анджелесском «Coliseum» в октябре 1989 года. Единственная загвоздка: Аксель через Дуга Голдстейна сообщил Нивену, что в Рио ему будут не рады. Сам фестиваль — второй такого типа после дебютного прибыльного мероприятия 1985 года — представлял собой двухнедельную вакханалию, в которой участвовала половина всех рок-музыкантов мира, занимавшая три отеля в городе. Группы, команды, телерепортеры, продюсеры, пресса, жены, подружки, поклонницы, прихлебатели и черт знает кто еще, кто только ни готов был ходить по тому же полу и дышать тем же воздухом, — все они разместились в отелях «Rio Palace» и «Copacabana Place» на пляже Копакабана. А в случае Guns N’ Roses и их свиты — в нескольких километрах оттуда, в еще более эксклюзивном отеле «Intercontinental» на высокой скале с видом на пляж Ипанема.

Концерты проходили на «Маракане» — самом известном бразильском футбольном стадионе — девять вечеров подряд. Guns N’ Roses и другие хедлайнеры — Принс и Джордж Майкл — должны были выступить по два раза, а A-Ha, New Kids On The Block и INXS возглавить остальные три концерта. На разогреве играли музыканты всех мастей, от кумира тинейджеров Дебби Гибсон до ветеранов Вудстока вроде Карлоса Сантаны и Джо Кокера, закаленные в боях исчадия ада типа Happy Mondays и Билли Айдола, а также монстры стадионного рока Judas Priest, Queensrÿche и Faith No More.

Guns N’ Roses репетировали на Лонг-Бич перед вылетом в Рио за три дня до первого выступления, а потом еще в небольшой студии в городе. Помимо нового материала на концерте впервые появились Мэтт Сорум и новый клавишник Диззи Рид, так что в группе царила атмосфера обновления. Я был в Рио и писал обо всем этом сумасшедшем цирке, в который прокралась паранойя и ощущение перемен, которые дули в спину, как холодный ветер. В корне их лежала история с интервью про Винса Нила, которая уже сгнила в голове у Акселя и превратилась в ней в вопиющую несправедливость, которой теперь был заклеймен не только автор этой книги, но и другие журналисты, которые просили дать интервью. Теперь журналистов и фотографов обязывали подписывать соглашения, по которым они, по сути, теряли права на собственный материал, — новая попытка Акселя контролировать все, что его окружает.

Это был договор на двух страницах, который передавал группе право владения и право на утверждение материала, нарушение которого налагало на журналиста штраф в 200 тысяч долларов за ущерб, что было практически неосуществимо, так что почти вся пресса в Рио отказалась от этого документа. Многие влиятельные журналы также отказались подписывать этот контракт, в том числе «Playboy», «Rolling Stone», «Los Angeles Times», «Spin» и «Penthouse». Впрочем, Аксель только пожимал плечами. Брин Бриденталь, главный по связям с общественностью в «Geffen Records», прокомментировал эту ситуацию так: «За двадцать пять лет работы по связям с общественностью я никогда не сталкивался с соглашением для прессы, но, когда имеешь дело с этой группой, многое случается в первый раз». Хотя контракты позднее пересмотрели и исключили из них штраф в 200 тысяч долларов, они останутся источником зла на протяжении всего предстоящего мирового турне.

Но если бы мы сейчас все сделали шаг назад — то увидели бы и масштабы их вселенной, и расширение после Большого взрыва, которое группа тогда переживала. Турне в поддержку «Appetite for Destruction» началось в клубе «Marquee» на Уордор-стрит, где музыканты все вместе ютились в дешевой съемной квартирке в Кенсингтоне. Турне в поддержку «Use Your Illusion» началось с полета в Рио-де-Жанейро на «Боинге-727», взятом напрокат в отеле «MGM Grand» в Лас-Вегасе. «Там было круто ночевать, — вспоминал Слэш. — Было просто роскошно: несколько маленьких отдельных комнат и спален».

Музыкантам так понравился «Боинг-727», что они продлили аренду на все турне. Хотя самолет был больше квартиры, в которой они жили, когда выступали в «Marquee», но в том первом турне они были настоящей бандой, крепкой и неразлучной. А теперь, после ухода Стивена, они стали отдаляться друг от друга. «Когда-то мы играли на разогреве у Rolling Stones, — вспоминал Дафф в 2011 году. — Мы их большие поклонники, и это была отличная возможность познакомиться лично и продвинуться вперед. Когда мы к ним приехали, то увидели, что у каждого в группе отдельный лимузин, отдельный трейлер, отдельный адвокат — знаешь, у Мика один, у Кита другой, у Чарли третий… Помню, как повернулся к Иззи и сказал: «Чувак, мы никогда не будем такими». Но всего полгода спустя это произошло и с нами…»

Пока музыканты были в Лос-Анджелесе, внутренние разногласия было легче прятать или просто не обращать на них внимания. Когда же они снова оказались на гастролях и вместе проводили время в самолете, в отеле, на саундчеке, на концерте и на неизбежной гулянке после концерта, стало очевидно, что Guns N’ Roses разделились на три лагеря. В первом короли вечеринок Слэш и Дафф, к которым сразу примкнул Мэтт Сорум; во втором Аксель, который постоянно волновался о своем голосе и потому сознательно избегал злоупотребления наркотиками и алкоголем; в третьем Иззи, который по-прежнему вел трезвый образ жизни, но испытывал все больше сомнений в своем будущем в этой группе, особенно когда перед ним растянулось бесконечное турне. Как Слэш напишет в своих мемуарах: «У нас с Даффом появился новый приятель-тусовщик Мэтт, и, несмотря на то, сколько ночей мы не спали, но всегда могли сыграть на сцене. Мы считали себя королями мира, нам было весело, и мы всегда делали хорошо свою работу. Иззи, к сожалению, залез в свою ракушку; он всегда старался держаться подальше от вечеринок, так что на гастролях ему с самого начала было не очень весело. А Аксель… Ну, не буду притворяться, что знаю, что с ним было и что с ним происходит по жизни».

Это ключевой момент. Мир, возможно, видел в Акселе и Слэше естественных преемников Мика Джаггера и Кита Ричардса, таких же неразлучных «братьев», которые воплощали звучание и образ жизни группы, но этот образ был далек от правды. Аксель и Слэш никогда близко не общались, и, хотя они с радостью вместе писали песни и выступали на сцене, с не меньшей радостью они уходили со сцены и валили каждый своей дорогой. Как и многое в образе Guns N’ Roses начала девяностых, тандем Акселя и Слэша уже был иллюзией, которая существовала только в воображении поклонников, веривших в нее. Они надеялись, что концерты на фестивале «Rock in Rio» ознаменуют начало новой эры Guns N’ Roses как жизнеспособной группы. Live like a suicide! Эти выступления будут масштабнее, энергичнее и зрелищнее, чем раньше, — и охватят 130 тысяч человек за день. Но без Стивена и с новыми клавишными партиями Диззи Рида группа звучала уже по-другому. На огромной сцене с масштабным оборудованием музыканты и выглядели по-другому — как танцующие где-то вдали марионетки. Список песен был поклонникам еще не знаком — наряду с хитами из «Appetite» в нем были «Civil War», «Estranged», «Double Talkin’ Jive» и «Pretty Tied Up», а также соло Слэша на тему из фильма «Крестный отец», барабанное соло Мэтта Сорума и фрагмент песни Элиса Купера «Only Women Bleed».

Когда после фестиваля музыканты вернулись в Лос-Анджелес закончить работу над материалом «Use Your Illusion» и начать репетировать перед турне, никто еще не знал, что пауза попыток и излишеств, которая началась в Бразилии, продлится целых два с половиной года, заберет много любви и крови и изменит жизни почти всех участников. «Когда мы сводили треки, между нами с Акселем и между Акселем и остальными ребятами росла пропасть», — признался Слэш. Пленки доставляли из студии прямо к Акселю домой, а гитаристу это показалось едва ли приемлемым.

Следующим препятствием на пусти станет интервью, которое Слэш даст журналу «Rolling Stone» вскоре после фестиваля «Rock in Rio». В нем он сравнил свои отношения с Акселем с двумя гребаными японскими бойцовыми рыбками в одном аквариуме. «Мы всегда такими были. У нас бывают взлеты и падения, и мы постоянно бодаемся. Сколько знаю Акселя, у нас всегда было множество противоречий, которые держали нас на грани. Думаю, такое бывает у большинства вокалистов и гитаристов. Со стороны это может показаться сильным стимулом, учитывая то, через какое дерьмо мы проходим, но это создает напряжение, которое довольно болезненно и отражается на музыке, над которой мы работаем. Но Аксель самый лучший вокалист и поэт».

«В журнале эта статья вышла в конце января, и, насколько я понял, Акселю она понравилась, — сказал Слэш, — или, по крайней мере, поначалу он в ней ничего плохого не видел». Но когда через несколько дней после выхода журнала гитарист приехал на площадку «Long Beach Arena» на репетицию, он обнаружил на своем усилителе смирительную рубашку, которую подарил Акселю на Рождество. «Мы стали ходить по тонкому льду», — рассказывал Слэш о последующих днях бойкота. Многие увидят в таком поведении классический образец неудачного брака; отсутствие общения и ощущение, что любой небольшой инцидент выльется в очередную гражданскую войну.

«Думаю, мы с Акселем просто абсолютно разные люди, — позднее размышлял Слэш. — В первые годы я очень старался понимать его, чтобы сблизиться, и в какой-то момент чувствовал, что между нами есть понимание, а затем в нем что-то менялось. Происходило несколько событий, из-за которых я чувствовал себя полностью обманутым, поэтому мы постепенно так отдалились. На гастролях я и Роуз никогда не находились вместе в одном помещении, за исключением сцены, а полное отсутствие общения создает враждебность в и так нестабильной ситуации. Поэтому получается, что двое сильных людей в группе вроде работают заодно, но при этом далеки друг от друга».

Не только Аксель и Слэш ввязались в битву за полный контроль над Guns N’ Roses. Кроме них такую же войну вели Алан Нивен и Дуг Голдстейн. В интервью в 2011 году Нивен вспоминал, как в марте 1991 года, когда Билл Прайс закончил сведение, он был на концерте Great White в «Meadowlands» в Нью-Йорке, ему позвонил Аксель и сказал, что они больше не могут вместе работать. «Я ответил: «Слушай, я вернусь в Лос-Анджелес через пару дней, давай поужинаем и поговорим об этом», — и это был наш последний в жизни разговор. Он согласился поужинать. Я думал, может, это навсегда, а может, и нет. Очевидно, ему было что сказать».

Нивен утверждал: «Одним из факторов было то, что Аксель не ощущал полной власти надо мной. У меня были другие обязанности и другие интересы, и он не мог полностью меня контролировать. Не думаю, что Роуза это устраивало. Это было немного неблагодарно с его стороны, потому что в развитии Guns N’ Roses были моменты, когда Great White им очень помогли, а они этого никогда не признавали и не ценили». Он также отметил, что видеоклип на песню «Welcome to the Jungle» даже не сняли бы, если бы не Great White. Кроме того, Great White выстрелили раньше, чем Guns N’ Roses. «Они стали золотыми в ноябре 1987 года, и это дало мне некоторый импульс, который перешел и на Guns N’ Roses. Очевидно, что, если у менеджера одна группа становится знаменитой и ее вовсю крутят по радио, то вторая цепляется за ней и все думают: ага, посмотрим и на этих ребят».

По словам Дуга Голдстейна, пропасть между Аланом и Акселем существовала давно, а за последние месяцы только расширилась. По ощущениям Голдстейна, Нивен нанял его только потому, что ненавидел Акселя, а Аксель ненавидел его. Голдстейн вспоминает показательный случай, когда однажды, только-только став гастрольным менеджером группы, он сидел с Роузом в задней части автобуса: «Нивен подошел с листком бумаги в руках и отдал его Акселю. Тот спросил: «Что это?», а Нивен ответил: «Стихи». Аксель взорвался: «Ты что, шутишь, черт побери? Ты мой менеджер, а не мой соавтор. Не знаю, может, ты мнишь себя Берни Топином, но никогда не получишь эту роль. Это не Great White». Потом он открыл люк и выбросил листок. Я подумал, должно быть, эти парни совсем не любят друг друга».

Нивен признает, что его отношения с Акселем были очень болезненными: «Взрыв, затишье, снова взрыв, и снова затишье, — вспоминает он. — Затишье было хуже, потому что знаешь, что приближается взрыв. Какая-нибудь жалоба, какой-то пунктик — что-нибудь ты точно делаешь не так. Обычно он звонил по телефону или Дуг передавал мне сообщение». Нивен убежден, что Голдстейн готов был воспользоваться любой возможностью и ждал своего шанса. «Он поддался своей темной стороне», — говорит Нивен.

По словам Голдстейна, на самом деле около двух с половиной лет Аксель пытался уничтожить Алана. Дуг утверждает: «К тому времени как уволили Нивена, Аксель не разговаривал с ним около девяти месяцев. Так что Алан в основном занимался делами Great White, а я отвечал за Guns N’ Roses. И мы со Слэшем спасали его около двух с половиной лет. Аксель звонил и говорил: «Он уволен». А я отвечал: «Ты не можешь его уволить. Он мой партнер», шел и заручался поддержкой Слэша, который звонил Роузу и говорил: «Нет, ты его не уволишь, он наш менеджер». Только поэтому мы работали с Нивеном еще около двух с половиной лет после того, как его запросто могли уволить».

Голдстейн вспоминает поворотный момент, который приблизил конец. «Аксель расторг брак с Эрин Эверли и был очень взволнован. Позвонил мне и простонал: «О Боже, знаешь, что только что произошло?» Я сказал: «Молодец. Знаю, как этот процесс на тебя давил. Может, пойдем вместе в ресторан с твоей девушкой и я куплю вам бутылку шампанского?» А он ответил: «Ого, спасибо, Дуг, здорово».

А потом спросил: «Я могу поговорить с Аланом?» Я подумал, вот дерьмо, да? Но потом решил — может, он хочет вернуть Алана, поэтому пошел к Нивену в офис и сказал: «Алан, Аксель на линии». А затем добавил: «Слушай, он только что расторг свой брак, поэтому очень взволнован…» Алан ответил: «Дуги, я знаю, я разберусь». Берет трубку, Аксель что-то ему говорит, а он произносит: «Правда? Конечно, очень грустно. Очередной твой провал». Я взорвался: «Черт, ты что, издеваешься?»

Аксель швырнул трубку, тут же перезвонил мне и сказал: «Ты слышал?»

— Ага, слышал.

— Знаешь, что, Дуг? Я устал от того, что вы со Слэшем заставляете меня с ним работать. К черту Алана. Я больше не буду с ним работать. Я сажусь в машину. Как только у меня закончится бензин, я пойду устраиваться работать на заправку. Вы со Слэшем можете меня найти. Предлагаю вам с этим разобраться раз и навсегда.

Так что я, как обычно, позвонил Слэшу и сказал: «Слушай, Аксель опять пытается уволить Алана». А Слэш ответил: «Дуг, я от него устал…»

Голдстейн выдвигает против Нивена обвинения, которые Нивен с горечью опровергает. Речь идет об ужине Алана со Слэшем и его невестой Рени Серан. Нивен рассказывает: «Слэш и Рени ушли еще до того, как принесли первый бокал вина. Слэш сказал, что девушка плохо себя чувствует». Важно, вспоминает он, что это было всего через несколько дней после ужина, который Нивен устроил по случаю 29-летия Акселя, на который Роуз не пришел и на котором Зутаут, ходивший к Акселю с Дугом, шепнул: «Дуг тебе не друг». «Насколько помню, я хотел выяснить, на чьей стороне Слэш… Думаю, я это выяснил».

Кончилось тем, что Дуг Голдстейн стал менеджером Guns N’ Roses и создал свою управляющую компанию, которую назвал «Big FD» («Большое гребаное дело»). Когда в 2011 году Слэша спросили, как уволили Нивена, он ответил: «До некоторых пор я поддерживал Алана, а потом он совершил поступок, который меня огорчил, и я сказал, что больше не могу его защищать». И быстро добавил: «Но ситуация и так была шаткая, все могло перевернуться в любой момент. Иными словами, я не знаю, чем бы все обернулось, если бы мы поступили по-другому. Вижу только, что, скорее всего, ничего бы не произошло, потому что мы зашли бы в тупик. Думаю, мы просто распались бы гораздо раньше». Однако Слэш настаивал, что испытывал противоречивые чувства относительно назначения Голдстейна на место Нивена. В 2011 году он признался Джону Хоттену: «Алану я доверял, а Дуга знал как парня, который играет за обе команды против общей цели. То есть он мне говорит одно, Акселю другое, и все время его успокаивает. Голдстейн жил по принципу «разделяй и властвуй». Я об этом знал, но мирился с этим, потому что Дуг решал наши проблемы, пока мы ездили в турне, и я был при деле, как шестеренка в механизме. Во многом благодаря ему мы каким-то образом пережили начало девяностых».

Впрочем, у Голдстейна свой взгляд на те события. «Слэш подходил ко мне и говорил: «Дуг, мы так счастливы, что ты с нами работаешь, потому что Алан только и делает, что напивается и нюхает с нами». Я говорил Алану: «Слушай, они не хотят, чтобы ты с ними тусовался», а Нивен отвечал: «Отвали. Нужно быть одним из них». Я доказывал: «У тебя крыша поехала. Они этого не хотят». И, как бы я ни пытался вбить это Алану в голову, он так меня и не понял».

«Не знаю, что ты слышал, но я очень добросовестно относился к своему чувству ответственности, — рассказывает Алан Нивен. — Да, изредка принимал наркотики с Иззи, и время от времени со Слэшем. Но это всё». Это началось давно, отмечает он. «Еще когда Аксель потребовал, чтобы я не ехал с ними в Рио… Но я знаю точно — группа сделала бы для Акселя что угодно, лишь бы как можно лучше выступить в турне».

За объективной точкой зрения я обратился к Стефани Фаннинг и спросил, почему, на ее взгляд, отношения Алана Нивена и Дуга Голдстейна так закончились. Она говорила со мной по телефону из своего дома в Малибу и вспоминала: «Во время и после записи альбомов «Illusion», когда парни собирались в турне, Алан хорошо ладил со всей группой. Он был тем человеком, который может немного повеселиться с ними, устроить вечеринку и так далее. Но в то же время Нивен вел все дела, и музыканты уважали и любили его за это.

Но между Аланом и Акселем происходили конфликты. Это не секрет. Алан всегда стоит на своем. Алан не будет никого целовать в задницу. Он не говорит того, что люди хотят услышать. Он говорит то, что они должны услышать. Дошло до того, что Акселю Алан совсем надоел. Думаю, Дуг тогда устал быть в тени и решил, что хочет сам за все отвечать. Может, он захотел управлять всем сам. Может, захотел сам зарабатывать все эти деньги…

А Аксель в тот момент уже готов был расстаться с Аланом. И тут пришел Дуг и помог ему».

Стефани вздыхает: «Я хочу сказать, что не знаю, как бы мы сами поступили на их месте, в этом возрасте. Группа готовилась к величайшему турне и с величайшим альбомом всех времен. А Аксель говорил: «С Аланом все кончено. Я хочу, чтобы он ушел». И знал, что Дуг не станет ему возражать».

Дуг Голдстейн стал менеджером Guns N’ Roses как раз перед началом турне в поддержку альбома «Use Your Illusion», которое должны были открыть три разминочных концерта в Сан-Франциско, Лос-Анджелесе и Нью-Йорке. Распределение сил в группе снова сместилось. Слэш не сомневался, что Дуг заодно с Акселем, но Аксель совершенно по-другому смотрел на мир. Слэш, Дафф и Мэтт жили сплошным весельем, тусовками и не планировали с ними завязывать — ими правили гедонизм и деградация. Иззи тем временем завязал с коксом и героином и начал испытывать серьезные сомнения по поводу всей авантюры. А Аксель знал, что ему нужно вести достаточно здоровый образ жизни, чтобы петь по два часа каждый вечер: «У меня другая физическая конституция, и я по-другому смотрю на наркотики, чем все, кого я знал в Голливуде, потому что я не воздерживаюсь от употребления наркотиков, но в то же время не даю им войти в привычку. Я этого не допущу», — заявил он Делю Джеймсу.

Было и много мелочей, из-за которых стоило волноваться. Дуг Голдстейн вспоминает один такой случай, когда он испугался, что турне пойдет прахом еще не начавшись. Случай этот касается домашних животных Акселя — двух длинношерстных мальтийских болонок по кличке Порше и Женева. «Такие же, как у Жа Жа Габор, — рассказывает Дуг. — Аксель души не чаял в этих собаках. Они фактически правили бал». Когда вокалист уехал в небольшой отпуск перед началом турне «Illusion», то попросил Голдстейна присмотреть за собаками. «Я тогда снимал дом в Лос-Анджелесе. У нас был задний двор. Никаких проблем».

В то время у Голдстейна жил менеджер производства Дейл Скжерсет по прозвищу Опи, которое он получил за сходство с персонажем Опи Тейлора из американского ситкома шестидесятых под названием «Шоу Энди Гриффита». В середине отпуска Акселя Опи вдруг позвонил Дугу в офис. «Он сказал: «О, у нас большие проблемы». Опи выпустил собак на улицу, но когда они вернулись, то были по уши в дерьме, а в шерсти застряли кусочки грязи.

«Он сказал: «Я отвел их к собачьему парикмахеру и попросил вытащить из шерсти то, что прилипло, а спустя два часа вернулся и вижу, что собак обрили наголо!» Я выругался: «Черт меня дери!» Мы готовились к турне «Use Your Illusion» и без того были все как на иголках, чтобы, не дай бог, не расстроить чем-нибудь Акселя, или нам всем, черт возьми, придется ехать домой. В конце концов я произнес: «Знаете, что? Я возьму член в руки, соберу всю свою смелость и расскажу Акселю, что произошло». Я был абсолютно подавлен. Мы были в двух секундах от полного краха. Что я скажу группе — что все кончено из-за двух гребаных лысых собак?

Я набрался смелости, позвонил Акселю и осторожно спросил: «Эй, чувак, как твоя поездка?».

— Очень хорошо, ага.

— М-м-м. Мне нужно с тобой кое-чем поделиться.

— Что такое?

— Это касается Порше и Женевы.

— С ними все в порядке?

— Да, да… все в порядке.

— Дуг, да что такое?

— Ну, э… их подстригли. Они были на заднем дворе, и им что-то налипло на шерсть. А мы с Опи подумали, что вместо того, чтобы возвращать тебе их всех в колючках, лучше немножко подстрижем.

— Немножко — это насколько?

— Ну, их вроде как побрили.

— Не волнуйся об этом. Мы постоянно стрижем их так.

Я выдохнул — слава Богу! У меня дико колотилось сердце, и я уже думал, что придется звонить всем организаторам… Как если бы один из гитаристов умер. Целых две лысых собаки».

Иногда по-прежнему бывало весело. Однажды Том Зутаут позвонил Дугу Голдстейну и сообщил, что Арнольд Шварценеггер хочет использовать песню «Welcome to the Jungle» в своем новом фильме «Терминатор 2: Судный день», а Голдстейн рассмеялся и сказал: «Ты что, блин, под кайфом? Том, мы сейчас записываем альбомы «Use Your Illusion» I и II, так какого черта нам заниматься песней, которой уже четыре года? Это прекрасная возможность продвинуть ведущую песню из нового альбома. Бывает ли более удобный случай?». Так что Том предложил Арнольду песню «You Could be Mine».

Шварценеггеру «You Could be Mine» так понравилась, что он захотел сняться в клипе! В результате получился один из культовых роликов начала девяностых — взрывная смесь живого выступления группы и эффектных сцен из самого масштабного фильма года.

Голдстейн вспоминает встречу со Шварценеггером у него дома в Голливуде, где они обсуждали эту идею. «Мы все пришли к Арнольду домой, и он оказался лучшим менеджером, которого я только видел в своей жизни. Боже мой, да все пускали слюни после каждого его слова. Он знал, чтó каждому нравится. Он знал, что Нивен любит портвейн и кубинские сигары. Он знал, что я пью диетический «Пепси». Он знал, что Слэш пьет «Джек Дэниелс». Он знал, что Аксель любит «Дом Периньон». Он знал, что Дафф пьет «Столичную». И мне так понравилось, что он решил сняться в клипе, это же просто потрясающе!

Еще в это время на кухне готовила его жена Мария. Давай, расскажи мне, что обычно у них там не тусуется целая толпа обслуживающего персонала. Но, когда мы пришли, хозяева заранее всех разогнали, поэтому выглядело так, будто Арнольд один с бедной Марией в таком огромном доме, и она все делает сама. Он так чертовски здорово все просчитал, просто невероятно! Он был так очарователен и соблазнителен, Боже мой, я чуть с ним не переспал! — смеется Голдстейн. — А что до Акселя, то тот тоже его обожал! Он просто, черт побери, влюбился в него!».

На гастролях все сначала было круто, даже волшебно. Несмотря на проблемы за кулисами, на сцене между Акселем и Слэшем по-прежнему происходила химия. Аксель пел великолепно, он находился на пике своей мощности. Стадионы, на которых они выступали, были электрически заряжены. Тысячи и тысячи людей приходили уже не развлечься на какой-нибудь фестиваль, как раньше, — они покупали билеты на величайшую и самую озорную рок-группу на планете. Программа выступления менялась и всегда была интересной: в репертуаре было минимум 30 песен. Начинались концерты песнями «It’s So Easy», «Nightrain», «Welcome to the Jungle» или «Perfect Crime». «Mr Brownstone» и «Live and Let Die» обычно шли в середине. «November Rain» — детище Акселя — исполнялось на пианино, которое поднималось над сценой на специальной платформе. У Слэша было специальное место для исполнения соло на тему «Крестного отца», а Мэтт исполнял соло на ударных. Закрывала концерт песня «Paradise City». Между ними помещались лучшие треки из «Appetite» и «GN’R Lies» и несколько ярких композиций из «Use Your Illusion». Пока шло турне и выходили новые альбомы, слушатели уже познакомились с новыми песнями, и «Civil War» и «Estranged» тоже им полюбились. «Мы были нереальной группой с нереальным вокалистом, — вспоминает Слэш. — Аксель был восхитителен…»

Но это продлилось недолго.

Последним важным решением Алана Нивена в должности менеджера Guns N’ Roses было инициировать пересмотр контракта группы с компанией «Geffen Records». Любой другой лейбл сам бы начал повторные переговоры с группой, у которой уже продалось десять миллионов пластинок за последние два года, но Дэвид Геффен был известен своим неприятием такого подхода.

«Я узнал от очень хорошего друга, что Говард Кауфман, менеджер Whitesnake, пришел к Дэвиду и сказал: «Послушай, Кавердэйл продал пять миллионов альбомов. Давай пересмотрим контракт и будем платить ему больше». А Геффен велел ему отвалить на хрен. Тогда Говард совершил огромную ошибку, вернувшись к Геффену уже вместе с самим Дэвидом. Он решил, что, если придет к нему в офис с артистом, то это смягчит Геффена. Что он не откажет самому Кавердэйлу. Но Говарду пришлось терпеть унижение во второй раз, когда ему снова велели отвалить на хрен, только теперь прямо на глазах у артиста…

Когда Aerosmith преодолели отметку в пять миллионов и тоже попросили пересмотреть контракт, Тима Коллинза так же быстро вышвырнули, и мой друг в «Geffen» рассказал мне об этом. Я знал, что от Говарда и его Whitesnake и от Тима и Aerosmith уже отмахнулись, поэтому решил не спрашивать Дэвида, а просто поставить его перед фактом.

Нивен разработал двойную стратегию. На День рождения своей жены он заказал отдельный зал в «La Chardonnay» — в то время одном из самых шикарных ресторанов Лос-Анджелеса. Главными гостями были президент «Geffen» Эдди Розенблат с женой. Нивен усадил Розенблата рядом с собой и считал, сколько бокалов вина тот выпьет. «Я подождал до нужного количества, а потом наклонился к нему и тихо произнес: «Пожалуйста, не реагируй бурно, давай потише. Мне нужно, чтобы ты передал сообщение Дэвиду Геффену». Он посмотрел на меня, а я сказал: «Скажи Дэвиду, что, если он не пересмотрит контракт Guns N’ Roses, мы отправимся в турне, не закончив альбом».

Вторая часть стратегии Нивена была основана на том, что как раз в то время Геффен планировал продать лейбл японской компании «Matsushita Electric Industrial Co.», после чего стал бы миллиардером. Розенблат и Нивен уже подсчитали, что сделают сто миллионов долларов брутто за первую неделю продаж альбомов «Use Your Illusion» по всему миру. Так что Нивен знал, что немного припер Дэвида Геффена к стенке, потому что тот хотел сначала реализовать альбомы «Use Your Illusion» и положить прибыль себе в карман, а уже потом продать лейбл японцам. Алан добавляет: «Насколько мне известно, это единственный случай, когда Дэвид Геффен пересматривал контракт».

Однако этот пересмотр повлек за собой шлейф последствий, который возник уже после ухода Нивена. По словам Дуга Голдстейна, Алан добился выплаты большого авансового платежа в размере 10 миллионов долларов, а авторские отчисления остались на прежней ставке, которая составляла от тринадцати до пятнадцати процентов, что для группы суперзвезд вообще ничтожно. «Нормальные отчисления составляли бы где-то двадцать — двадцать два процента. Поэтому я позвонил в офис Дэвида Геффена и сказал: «Слушайте, мне нужно встретиться с Дэвидом».

Геффен тогда был в Нью-Йорке, и встречу устроили у него дома; это была неординарная встреча, которая, по словам Голдстейна, закончилась тем, что Геффен решил помериться с ним силами. «Мы сидим друг напротив друга за завтраком, и Геффен спрашивает: «Зачем ты здесь?» Голдстейн ответил, что, при всем уважении, он рекомендует группе не подписывать контракт с «Geffen», который составил для них Нивен.

«В какой-то момент разъяренный Геффен начал тыкать мне пальцем в лицо… Я взял его за руку, скрутил ее так, что он оказался лицом на столе и сказал: «Опять же, сэр, при всём уважении, меня учили искать информацию о людях до того, как я встречусь с ними. Если бы вы поискали обо мне информацию, то узнали бы, что, если начнете тыкать мне пальцем лицо, то я мгновенно выкручу вам руку».

А затем продолжил: «Вот что мы с вами сделаем. Я притворюсь, что этой маленькой выходки никогда не было. Отпущу Вас, выйду за дверь, постучу, и мы начнем сначала». Спросил: «Вас это устраивает?» — и надавил ему на голову. Геффен выдавил из себя: «Да, да». Я отпустил его и вышел за дверь, потом постучал в нее и сказал: «Здравствуйте, мистер Геффен, это Дуг Голдстейн». А он уже, на хрен, спятил от гнева и кричал на меня еще часа три. Но наконец я понял, что Дэвид хочет сказать. Он считает себя человеком слова — в отличие от многих других людей, которые оказываются в таком же положении и делают прямо противоположное тому, что говорят. Если Дэвид Геффен говорит тебе, что что-то сделает, то он это делает, черт возьми. Это мне в нем очень нравится. Он очень, очень, очень этичный человек в вопросах подобного дерьма. И, если Дэвид говорит тебе, что проследит, чтобы что-то было сделано, то в ответ ожидает такого же уважения».

Проблема в том, решил Голдстейн, что Геффен уже согласовал сделку с японцами на основе тех цифр, которые выбил для группы Нивен, и не мог теперь вдруг взять и сказать им, что что-то изменилось. Поэтому Голдстейн рассказал Геффену о том, что ему удалось узнать.

«Я обратился к нему как к бывшему менеджеру и сказал, что в Сент-Луисе меня ждет группа, и ждут они меня только с хорошими новостями. Мне что, полететь в Сент-Луис и сказать: «Дэвид предложил мне выбрать между фигой и жвачкой, но жвачки не было»?

Геффен ответил: «Дуг, я больше не хочу об этом разговаривать. Меня не волнует, если мы с тобой вообще никогда больше не будем разговаривать. Но я не собираюсь ввязываться в пересмотр договора. Ты можешь поговорить с Дэвидом Берманом, директором по развитию, и Эдди Розенблатом, и что удастся, то и получишь». Я поблагодарил его и отправился в Сент-Луис. В итоге это дело заняло у меня полгода, но авторские отчисления я поднял до самой высокой отметки за всю историю музыки на тот момент. Тридцать четыре процента. Более чем в два раза больше, чем они получали до этого».

Когда в тот вечер Дуг Голдстейн летел из Нью-Йорка в Сент-Луис, он был уверен, что теперь все под гораздо большим контролем. Что с этого момента главные тревоги группы позади; что теперь альбомам «Use Your Illusion», выход которых задержали на время переговоров с Геффеном, назначат официальную дату релиза, а гастроли начнут приносить настоящие деньги.

А потом группа вышла на сцену в Сент-Луисе и снова провалилась в ад.

Эксцессы на сцене происходили начиная с выступления 17 июня в «Nassau Coliseum» в Юниондейле, Нью-Йорк, когда Аксель опоздал на концерт и сказал публике: «Да, я знаю, что это отстой… Если у вас есть реальные претензии, то вы могли бы сделать мне одолжение — написать небольшое письмо о том, насколько это отстойно, и отправить его в «Geffen Records». Скажите этим людям, чтобы отвалили от меня на хрен». Через несколько песен он снова выразил свое разочарование звукозаписывающей компанией. «Выход нового альбома снова перенесли, — сказал он, пробегая по краю сцены. — «Geffen Records» решили, что хотят изменить контракт, и я думаю: «Идите к черту». А поскольку у меня нет времени заниматься и тем и другим: возвращаться к ним сраться и гастролировать, — то, думаю, лучше уж гастролировать и хорошо проводить время, а они пусть катятся к черту. Жаль, но… Так что сегодня мы сыграем много нового дерьма, и все не так уж и важно, правда?».

У Акселя уже была короткая вспышка гнева за несколько дней до этого — на концерте в «Spectrum» в Филадельфии. Он увидел, что кто-то из зала дерется с фотографом группы Робертом Джоном, и остановил концерт, пока поклонника не вывели. Такие мелочи очень часто случаются, когда в одном месте собирается столько взрывоопасных элементов сразу. Однако события в Миссури три недели спустя были гораздо серьезнее и, кажется, оставили за собой жирный след дурной кармы, которая будет преследовать Guns N’ Roses еще два года.

Группа уже отыграла 15 песен на концерте в «Riverport Amphitheatre» в Сент-Луисе, как вдруг Аксель заметил, что кто-то из зрителей стоит довольно близко к сцене и снимает концерт на видеокамеру. В середине песни «Rocket Queen» он заорал охранниками, чтобы они забрали «это»… «Возьмите парня и заберите это…» Его трясло от адреналина, и, когда никто ничего не предпринял сразу же, крикнул: «Я сам заберу, черт побери!», бросившись к краю сцены в сторону этого парня. Произошла короткая рукопашная схватка, все это время группа продолжала играть рифф «Rocket Queen», а потом охрана в ходе упорной борьбы вернула Акселя на сцену. Он встал, схватил микрофон и крикнул: «Благодаря идиотской охране я иду домой», — и так яростно бросил микрофон на сцену, что раздался звук как от выстрела. Несколько минут группа продолжала играть («У нас было полно всяких фишек, которые помогали тянуть время, когда Аксель внезапно уходил», — хитро заметил Слэш), но он так и не вернулся, и гитарист дошел до кулисы, где Дуг Голдстейн крикнул ему в ухо, что концерт окончен.

Музыканты играли даже больше 90 минут, на которые договаривались с организаторами, но шоу выглядело незавершенным, и публика была очень недовольна. Гримерка группы находилась в подвале под залом, и прямо у них над головой вспыхнул полномасштабный бунт. Аксель немного успокоился и предложил вернуться, но, когда они пошли к сцене, оказалось, что теперь это невозможно. Поклонники громили площадку, людей уносили без сознания, а полиция работала в полную силу в попытке минимизировать ущерб. Музыканты ретировались обратно в гримерку, где им пришлось укрыться, пока полиция не сможет безопасно провести их через этот хаос обратно в отель.

Дуг Голдстейн описывает тот концерт как вечер, который он никогда не забудет. «В зале был один молодой парень, большой поклонник Guns N’ Roses, но Аксель заявил: «Слушайте, уберите его». К сожалению, его требование никто не воспринял всерьез. Позднее мы узнали, что парень работал там же, в охране, и взял отгул, чтобы посмотреть концерт любимой группы, поэтому его коллеги ничего не предприняли. У меня в охране восемь человек, и никто из них не пошел в зал разобраться с этим. Аксель вскипел: «Да ладно? Никто ничего не сделает? Вы серьезно?» И в итоге взял это на себя».

Когда Аксель умчался со сцены, Голдстейн пошел за ним. «Я вхожу к нему в гримерку и говорю: «Эй, приятель, будет очень нехорошо, если ты не вернешься на сцену». У Роуза на колене порез, и он говорит: «Дуг, ты знаешь, как это у меня бывает. Просто оставь меня в покое на две минуты. Все будет в порядке. Я вытру кровь, а потом вернусь. Иди собери остальных и скажи, что мы возвращаемся на сцену». Я говорю: «Отлично. Спасибо».

Собираю остальных, мы готовы выходить на сцену, а промоутер с шефом полиции орут: «Что вы делаете?» Я говорю: «Возвращаю группу на сцену», а они: «Да пошли вы все. Вы и так нанесли достаточно ущерба, валите отсюда к черту!» Я пытаюсь объяснить: «Ребята, вы не понимаете. Если они увидят полицию, то разнесут это место в щепки». Тогда промоутер говорит мне прямо в лицо: «Ты меня слышал. Валите на хрен!» Я ответил: «Хорошо. Тогда ответственность на вас».

Голдстейн велел новому гастрольному менеджеру Джошу посадить ребят в автобус, позвонить в отель в Чикаго и предупредить, что они приедут раньше. Потом вернулся и сделал все, что мог, чтобы помочь полиции подавить беспорядки. «Я видел, как люди выбегают с оборудованием «Marshall» со сцены и из здания. Видеоэкраны! Что можно делать с видеоэкранами?»

Утром солнце взошло над сценой из фильма «Апокалипсис сегодня». Толпа сровняла это место с землей. Всё, что музыканты оставили на сцене, сломали. Ущерб концертной площадки оценивался почти в четверть миллиона долларов. Следующий концерт в Чикаго пришлось отменить, и Guns N’ Roses не играли почти целую неделю, а потом вышли на сцену в полутора тысячах километров оттуда уже в Далласе, Техас. Роуза обвинили в подстрекательстве к бунту, но почти год не арестовывали. И снова Акселю пришлось пройти через дерьмо, но все это было настолько несправедливо и не нужно, что он даже не стал защищаться. «Я не собираюсь объяснять, кто я такой и что хотел сказать. Честно говоря, не знаю, откуда это все берется».

В своей автобиографии Слэш будет вспоминать, что, когда он вернулся в Сент-Луис спустя четыре года со своим сольным проектом Snakepit, то встретился с тем поклонником с видеокамерой. Парень тогда как раз получил деньги от судебного иска, который город выдвинул Guns N’ Roses, но постоянно получал угрозы в расправе и какое-то время просто не мог выходить из дома.

Ребята даже поместили намек на этот бунт за обложкой альбома «Use Your Illusion» (там написано «Да пошел ты, Сент-Луис!»), но репутация скандалистов за ними еще больше закрепилась. И хотя какое-то время это будет не так очевидно, но Аксель странным образом взял под контроль все, что происходит на сцене, — он решал, когда им продолжать играть, а когда нет, и что приемлемо и неприемлемо со стороны зрителей.

После триумфального и продолжительного возвращения домой — четырех концертов на «Inglewood Forum», где в третий вечер они играли больше трех с половиной часов в честь завершения сведения записей альбома «Use Your Illusion», — Guns N’ Roses отправились в Европу. Они называли это турне «Get in the Ring, Motherfucker» («Выходи на ринг, урод!» — Прим. пер.) С ними поехала группа Skid Row. Дебоширство по-прежнему оставалось на высшем уровне, а к шайке троих любителей вечеринок примкнул новый сообщник — вокалист Skid Row Себастьян Бах, молодой и зеленый канадец, готовый учиться у мастеров… «Мы уже все это делали раньше, но с Себастьяном начали по новой, — заметил Слэш. — Все европейское турне мы дебоширили, были не в себе и вывели гедонизм на новый уровень».

Вне сцены Слэш, Дафф, Мэтт и остальные, кто был с ними, все время тусовались, а Аксель и все чаще Иззи избегали их компании и занимались своими делами. Если троица быстро привыкла к отсутствию Акселя — этот раскол произошел еще во время записи альбомов, — то Иззи Стрэдлин отстранился от них в один момент. «Помню, как он ушел в завязку, я за ним наблюдал, — вспоминает Дафф. — Это произошло в начале девяностых, когда мы были на гастролях. И в тот момент, когда Иззи примирился с собой, я сразу понял, что он с нами долго не пробудет…»

Привычка Акселя опаздывать стала настолько твердой, что остальные оказались в тупике. Злиться на него было бесполезно. Говорить о том, сколько штрафов группе приходится платить за нарушение комендантского часа, тоже. В конце концов они просто смирились и терпеливо ждали…

Сначала никто не придавал этому важности: они ведь самая опасная группа в мире, и зрителям тоже придется вкусить этой опасности и непредсказуемости. Музыканты приехали в Хельсинки 12 августа и прямо с самолета отправились в клуб послушать концерт The Black Crowes. На следующий день они начали свое турне в ледовом дворце «Хельсинки», и, по предсказуемому сценарию, Слэш, Дафф и Мэтт благополучно облажались снова, а Аксель ушел со сцены через час после начала выступления, когда музыканты начали играть «Welcome to the Jungle», и вернулся спустя 25 минут. Через четыре дня в Стокгольме они играли после 11 вечера, а Аксель опоздал потому, что играл в блэк-джек и смотрел салют. Через два дня на концерте в Копенгагене Роуз остановил концерт, потому что кто-то бросил на сцену петарду, и отказывался продолжать, пока преступники не были задержаны. Музыканты полетели в Осло, заселились в отель, но им позвонил кто-то из команды Акселя и сказал, что сам он полетел в Париж, поэтому концерт в Осло пришлось отменить.

Следующее выступление было в Мангейме, в Германии, 24 августа, где было продано 38 тысяч билетов за два дня. Музыканты снова начали играть с опозданием, и снова Аксель ушел со сцены. Площадка была оборудована таким образом, что от гримерки до сцены было почти полтора километра, так что туда и обратно их возила целая флотилия фургонов. Когда Аксель через какое-то время не вернулся, музыканты пошли его искать и нашли в фургоне. Слэш вспоминал, как они с Даффом пытались убедить Роуза вернуться, и, когда у них не получилось, к фургону потопал Мэтт Сорум, у которого кончилось терпение. В это время Аксель вышел из фургона и пошел к сцене.

«Какого черта ты делаешь?» — завопил Сорум. Роуз развернулся и залез обратно в фургон. Опасаясь очередного бунта, промоутеры закрыли ворота, чтобы группа не уехала, и на площадку вышел подготовленный полицейский отряд. К счастью, Аксель вернулся на сцену, и они доиграли концерт.

«Пронесло», — подумал Слэш, когда они уходили со сцены после того, как сыграли на бис. Оказалось, не пронесло. На следующее утро Иззи сообщил, что уходит из группы. Возможно, этот концерт стал последней каплей, но на самом деле он уже давно об этом думал. Иззи не был ни в чьем лагере — ни любителей вечеринок Слэша, Даффа и Мэтта, ни Акселя и его фракции «Мы будем играть, когда я скажу». Он попросту уже был сыт по горло. Рок-н-ролл подразумевал простую жизнь, которой наслаждаешься по полной, потому что живешь на полную, и это наслаждение, как считал Иззи, не дают ни частные самолеты, ни толпы поклонников, ни сознание, затуманенное наркотиками и алкоголем. Человек, которого Алан Нивен назвал «сердцем души» группы Guns N’ Roses, гитарист, чья легкая расслабленная игра и придавала им уникальное звучание, ушел. Слэш несколько дней пытался не расстраиваться, но знал, что ни к чему хорошему это не приведет. Семена были посеяны еще тогда, когда Иззи завязал с наркотиками за год до этого, а потом вернулся из Лос-Анджелеса в Лафайет в поисках тихой жизни. «Мне нужно было уехать из города ради своего же блага, — вспоминал он. — Я от всего устал. Я не был наркоманом, когда сюда приехал, а стал им только в Лос-Анджелесе. Здесь это получается само собой. Когда я завязал с наркотиками, то больше не мог смотреть вокруг себя и думать: «И что, это все?» Я просто устал от этого, мне нужно было выбираться из этого болота».

Иззи рассказал, что и на излишества в альбоме «Use Your Illusion» стал смотреть так же трезво: «Думаю, когда ты трезв, то принимаешь больше решений. А когда ты в говно, то миришься с тем, с чем иначе бы ни за что не смирился. Мне не нравились сложности, которые стали нормой жизни Guns N’ Roses. Иногда на самые простые дела у нас уходило несколько дней. Сидишь в раздевалке в ледовом дворце и два часа слушаешь, как трясутся стены, а зал скандирует: «Дерьмо! Дерьмо!» Когда ты трезв, время тянется медленно. И приходится отправлять в отель вертолет, чтобы доставить Акселя на концерт. А он просто «собирается», и иногда собирается очень долго. Не знаю, что там у него в голове происходит. Для меня все просто. Купи будильник — это современное изобретение прекрасно служит людям. Ставишь будильник и просыпаешься тогда, когда тебе нужно».

Как теперь объясняет Алан Нивен, когда Иззи Стрэдлин ушел из Guns N’ Roses, «я этого не ожидал, но не удивился. Если что, я не имею с этим ничего общего». Нивен был в Швейцарии с Great White, когда Иззи сообщил ему эту новость. «Он позвонил мне и сказал: «Я так больше не могу и ухожу». Я ответил: «Давай встретимся в Лондоне и поговорим об этом». В той части турне оставался один концерт, в «Уэмбли», и он не собирался на нем выступать. До этого у них был концерт в Германии, на который Аксель опоздал и где охрана работала неважно. Немцы ходили с автоматами, и Иззи не на шутку испугался, что же будет, когда они поедут на юг? Мне пришлось уговорить его сыграть на «Уэмбли».

Алан узнал, что прямо рядом со стадионом есть отель «Хилтон». Он сам забронировал Иззи номер. «Он до сих пор мне за это должен, говнюк! — смеется Нивен. — Я сказал: «Засядь в «Хилтоне», и пусть кто-нибудь из команды сообщит тебе, когда появится Аксель. А когда он появится, ты сможешь добраться туда за пять минут». Так он и сделал, отыграв свой последний концерт с группой перед 72 тысячами поклонников, которые и понятия не имели, что присутствуют на историческом событии. Несколько дней спустя Guns N’ Roses вернулись в Лос-Анджелес и сделали передышку, пока ждали выхода альбомов «Use Your Illusion» и искали кого-нибудь на место Иззи.

Об уходе Иззи Стрэдлина из Guns N’ Roses официально объявили 7 ноября 1991 года. Их покинул уже второй музыкант из оригинального состава: первому пришлось уйти из-за того, что он перебарщивал с наркотиками, а второму, наоборот, потому что он был слишком трезвым. Иззи нанял Алана Нивена менеджером и стал работать над сольным альбомом. Слэш был в растерянности. Дафф — в оцепенении. У Акселя появился еще один повод посмаковать гнев и предательство. Несколько месяцев спустя в интервью «Rolling Stone» Аксель обвинил своего друга детства во внезапном уходе.

«По моему личному убеждению, Иззи никогда не хотел достичь такого уровня, — заявил Аксель Ким Нили. — Он не хотел ответственности и не хотел работать по стандартам, которые мы со Слэшем для себя установили».

Ким попросила Акселя привести примеры, и тот заявил, что Иззи не хотел снимать клипы; что из Иззи приходилось клещами вытаскивать доработки к его собственным песням в альбоме «Use Your Illusion»… «Песни Иззи попали в альбом, потому что я захотел включить их в альбом, а не потому, что его это хоть как-то волновало. Если людям кажется, что я не уважаю Иззи или не признаю его таланта, то они глубоко ошибаются. Он был моим другом. Я не всегда был прав. Иногда я очень сильно ошибаюсь, и Иззи единственный помогал мне снова встать на верный путь. Но я знаю, что с самого начала хотел подняться как можно выше, а Иззи этого не хотел».

Кроме того, Аксель назвал Иззи уродом за то, как он сообщил им о своем уходе. «Мы получили письмо, в котором Иззи написал: «Поменяйте вот это и это, и, может быть, я поеду на гастроли в январе». Но там были какие-то нелепые требования, которые мы не собирались выполнять. Я четыре с половиной часа говорил с Иззи по телефону, в какие-то моменты даже плакал и умолял. Я сделал все, что мог, чтобы его вернуть».

Когда через несколько лет у меня появилась возможность лично поговорить с Иззи о его уходе, он рассказал, что больше не мог терпеть. «Концерты стали абсолютно непредсказуемы. Никогда не знаешь, доиграешь концерт или нет, потому что Аксель может просто взять и уйти. Я сказал Даффу и Слэшу, что нам нужно выучить, например, какой-нибудь кавер — на случай, когда Роуз уходит со сцены. А они в ответ: «Давайте выпьем еще по пиву…» Им было всё равно». Последней каплей, по словам Иззи, стало то, что он вначале передумал уходить, но Аксель — как и в ситуации со Стивеном Адлером полтора года назад — всучил ему контракт. «Это было как раз перед тем, как я ушел, — по контракту, они урезали мои права и собирались платить меньше авторских отчислений. Я возмутился: «Да пошли вы! Я с первого дня в этой группе, какого черта мне это подписывать? Идите к черту! А я пойду играть в клубе «Whiskey». И так и сделал. Безумие».

К тому времени, пояснил Иззи, проблемы с контролем, казалось, совершенно поглотили его друга. «Аксель, может, и сказал бы, что я, на хрен, спятил, но мне казалось, что он двинулся на почве власти. Роуз вдруг стал пытаться контролировать все. Это становилось все хуже и хуже и наконец перешло и на группу. Он пытался всем составить контракты! А парень ведь не выпускник Гарварда. Аксель — обычный маленький парень, который поет и очень талантлив. Но, черт, чувак, он превратился в маньяка! Я тоже, конечно, по-своему маньяк, но не настолько. У меня была паранойя на почве проблем бизнеса, и я все время боялся: «Где все наши деньги?» А для Акселя деньги не имели такого значения. Но у него был пунктик насчет власти, ему нужен был тотальный контроль. Можно, конечно, сказать, что всё идет из дерьмового детства, когда отец с ним плохо обращался и он ничего не мог контролировать, так что теперь он возвращает себе власть. Но все равно это какой-то закидон, так? Не нужно заставлять всех подряд подписывать идиотские контракты».

Что бы там ни было на самом деле, следующая часть турне должна была начаться менее чем через месяц, и времени рассуждать о потере Иззи и ее последствиях не было. «Даже когда Иззи ушел, концерты-то все равно были назначены, так что я подумал, что надо ехать дальше, — признался Слэш. — Но, когда гастроли наконец закончились и пора было возвращаться к работе, это стало просто невозможно, потому что Иззи нет, Стивена нет. И меня вдруг осенило, что в действительности мы с Акселем так отдалились друг от друга, что связь между нами полностью утеряна. Мы оказались настолько далеки, что снова найти контакт уже не могли».

Ребята сняли клип на песню «Don’t Cry» без Иззи, затем взяли короткую передышку, во время которой в основном занимались поисками нового гитариста и репетициями, как раз перед началом следующей части турне. Вначале Аксель решил попробовать нанять Дэйва Наварро, чье мощное психоделическое звучание поставило группу Jane’s Addiction во главе альт-рока, лежавшего где-то посередине между музыкой Guns N’ Roses и гранжем — быстро развивающимся новым направлением, возникшим в Сиэттле, родном городе Даффа. Они встретились в Лос-Анджелесе, чтобы обсудить эту мысль, и после долгого разговора Аксель решил, что нашел нужного человека. Слэш не был так уверен. Он был поклонником музыки Наварро, но Дэйв был скорее соло-гитаристом, как он сам, а не ритм-гитаристом, как Иззи, а Guns N’ Roses в тот момент нужен был именно ритм-гитарист. Но Аксель настаивал, так что Слэш и остальные собрались репетировать в «Mates» в Северном Голливуде и пригласили Дэйва. Но он не пришел — причем три раза подряд.

После третьего раза Слэш обсудил это с Акселем, тот поговорил с Наварро, а Наварро заверил их, что придет. Слэш вернулся в «Mates». Но Наварро кинул их в четвертый раз. О нем больше не говорили. «Все не сложилось по ряду причин, — откровенно признавался Наварро годы спустя. — Одной из них была моя героиновая зависимость».

У Слэша тоже был на примете один гитарист, еще с тех времен, когда группа Candy играла на разогреве у Hollywood Rose в «Madam Wong’s». В Candy был парень, чей стиль был немного похож на игру Иззи — свободный, раскатистый… Его звали Гилби Кларк. Слэш узнал, что последний проект Кларка — Kill for Thrills, и нашел его. Когда музыканты встретились, между ними сразу же произошла химия, и Кларк оказался готов броситься с головой в эту работу. На горизонте маячило продолжение турне, поэтому Гилби за две недели выучил 60 песен и на прослушивании чувствовал себя как рыба в воде, а уже через пару недель полноценно репетировал с группой. Никто еще не успел толком понять, что изменилось, как Guns N’ Roses снова пустились в путь, альбомы Use Your Illusion взлетели на вершины чартов, а большой злой мир вроде не так уж и пострадал. «Уход Иззи прошел очень тихо, без фанфар и шумихи в прессе, — рассказал Слэш. — Для группы это было очень серьезное изменение, а внешний мир не счел его важным событием».

Классические качели, к которым ребята уже привыкли. Успех, о котором говорили продажи альбомов и аншлаги на концертах, казался бесконечным, но в то же время каждый день в их жизни случалось какое-нибудь новое безумное дерьмо.

 

11. Купил себе иллюзию

Продажи двух альбомов «Use Your Illusion» приближались к отметке в 30 миллионов экземпляров по всему миру, спрос на билеты на живые выступления был бесконечен, и к 1992му Guns N’ Roses должны были стать самой богатой группой в мире. Но еще до начала турне «Use Your Illusion» в Ист Трой в Висконсине 25 мая 1991 года группа оказалась в глубокой финансовой яме. В турне такого масштаба все стоило денег. Во-первых, конечно, сами музыканты, которых стало больше благодаря клавишнику Диззи Риду и которые планировали потом нанять и других людей, в том числе пианиста и «дирижера» Тедди «Зигзага» Эндрэдиса и духовую секцию, в составе которой баритон-саксофонистка Сиси Уоррел-Рубин, трубачка Энн Кинг и тенор-саксофонистка Лиза Максвелл; а также трех бэк-вокалисток — Роберту Фриман, Трэйси Амос и Дайану Джонс. У них была команда из 232 человек и две огромных одинаковых сцены, которые по очереди перемещали из города в город. Был частный самолет, траты на отели и всякие непредвиденные вещи, а также расходы, которые нужно было оплачивать организаторам, начиная с аренды площадки и до печати и распрострения билетов. Средняя валовая прибыль от продажи билетов для покрытия этих расходов составляла 601 тысячу долларов за концерт. Дафф Маккаган, который потом получил образование в сфере бизнеса, объяснял: «О, мы зарабатывали много денег, но в том турне у нас ушло два года, только чтобы выйти в ноль — просто выйти в ноль…»

И это стандартные траты, на которые будет рассчитывать любой бухгалтер задолго до того, как группа с грохотом покатится по всему миру. На самом деле Guns N’ Roses так долго не могли отбить расходы из-за трат, на которые не рассчитывали: сборов, штрафов и пеней, которые приходилось платить площадкам, промоутерам и местным властям за то, что они задерживали концерты и нарушали комендантский час, бунтов зрителей, ущерба от них. И еще массы бесполезных расходов, которые оплачивали безумства скучающих музыкантов: аренды яхт; путешествий к Барьерному рифу; картингов и ресторанов, которые арендовали целиком; бесконечных непредвиденных трат на какие-то тематические вечеринки — римские термы, мексиканские фиесты, дорожное казино — которые каждый вечер устраивали сводные брат и сестра Акселя Стюарт и Эми. Во всех этих мелочах можно проследить, как группа неумолимо шла вразнос. Дуг Голдстейн, который вроде стал менеджером, все равно почти все время проводил с ними в разъездах, чтобы, как считали Слэш и остальные, успокаивать Акселя и любыми средствами сохранять мир.

Как сейчас рассказывает Голдстейн: «Девяносто девять процентов менеджеров даже не присутствовали бы на концерте. Они просто сидят в своих огромных домах в Палос Вердес, или Бель-Эйре, собирают свои гребаные огромные чеки и вообще не занимаются работой, которую важно выполнять в группе вроде Guns N’ Roses. Снимать весь тот стресс, который приходится испытывать музыкантам каждый день, когда у них концерт. Черт, да вообще каждый день, даже если нет концерта. Что ещё такого случится сегодня, из-за чего мне придется надеть свою шапочку-смекалочку и отреагировать за считаные секунды? Ведь если сказать что-нибудь не то, Роуз уйдет и не вернется. И его не затащишь обратно на сцену. Ни за что».

С Акселем и Guns N’ Roses всегда было так, признается Голдстейн. Но сейчас все сильно изменилось. «Очевидно, что с самого начала все было очень шатко и рискованно, но тогда они играли перед восемьюдесятью зрителями в клубе, а уйти со сцены перед восемью десятками людей гораздо легче, чем перед восемьюдесятью тысячами. В этот момент количество жизней, находящихся в опасности, возрастает экспоненциально».

Все турне на разогреве у Guns N’ Roses играли известные группы: Skid Row, Nine Inch Nails, Smashing Pumpkins, Blind Melon, Faith No More, Motörhead… И все они были там по одной причине — хотели хорошо провести время. По крайней мере, Слэш, Дафф и Мэтт — непокорная троица — это гарантировала. Но не все разделяли их интересы. Клавишник Faith No More Родди Боттум описывал закулисное веселье как «перебор, перебор, перебор. Там стриптизерш было больше, чем помощников». Его группе сделали выговор за то, что они осмеяли абсурдную обстановку гастролей в прессе, и предупредили, что им придется извиниться перед Акселем или уйти. «Мы попытались объяснить, что имели в виду, но, кажется, он пропустил это мимо ушей, потому что в качестве примирения привел в трейлер, где две голые стриптизерши занимались сексом».

Некоторое время на разогреве у Guns N’ Roses играли Soundgarden, которым тоже непросто было вписаться в компанию. Группу Soundgarden — третий зубец в знаменитом трезубце Сиэттла, куда также входили Pearl Jam и Nirvana, — несмотря на то что музыканты поклонялись Zeppelin, воспринимали как суровые иконы гранжа, решивших разделаться с эгоистичными излишествами металла, породившего Guns N’ Roses. Разрыв между группами лучше всего продемонстрировал ужасный розыгрыш на их последнем совместном концерте в Аризоне в феврале 1992 года. Когда Soundgarden исполняли последнюю песню, Слэш, Дафф и Мэтт вышли на сцену с надувными куклами. Слэш был голый и прикрывался куклой, поэтому, когда он случайно упал, то приоткрыл зрителям немного больше личного, чем планировал. Крису Корнеллу, вокалисту Soundgarden, такие выходки казались безобидными наркоманскими шутками, за которыми прятались музыканты, пока их лидер сердито смотрел из тени.

«Не хочу сказать ничего плохого про Акселя, — объяснял Корнелл в 2012 году, — но мне больше всего запомнилось, что Дафф, Слэш и все остальные такие обычные, милые, душевные парни, которые играют в рок-группе просто потому, что хотят исполнять рок-музыку. Но есть такой Волшебник из страны Оз, который прячется за занавесом и усложняет самую идеальную ситуацию, в которой только можно оказаться: они были самой успешной и знаменитой рок-группой на свете. На каждый концерт сотни тысяч фанатов приходили просто послушать песни, но по какой-то причине все время находились препятствия к тому, чтобы выйти на сцену и исполнить их. Вот что мне больше всего запомнилось. Это грустно».

Слэш объяснил все даже проще в интервью, которое давал примерно в то же время. Soundgarden, по его словам, приехали оттуда, где рок-музыканты вообще не веселятся. Было очевидно — по крайней мере, Слэшу, Даффу и Мэтту — что в турне их должны сопровождать настоящие рок-н-ролльщики. И скоро они появятся.

Когда музыканты объехали Америку, пронеслись по Японии и Мексике, то отправились в Лондон, чтобы сыграть на стадионе «Уэмбли» на концерте, посвященном Фредди Меркьюри. Там Аксель загладил свою вину перед Элтоном Джоном за провал песни «One in a Million» и исполнил «Bohemian Rhapsody» с Джоном и Queen. После этого группа отправилась обратно в Лос-Анджелес на пресс-конференцию, где они объявили о том, что будут выступать с группой Metallica.

Концепция была очень интересная, в ней проявился настоящий коммерческий гений: две величайшие рок-группы на планете Земля, обе известные блестящими выступлениями и бесчинствами на концертах, выступят вместе. Совместное турне должно было начаться в июле, а тем временем Guns N’ Roses успевали сделать еще кружок по Европе. Они были готовы отправиться в путь и слаженно играли, потому что им это было нужно. Группа Metallica тоже как раз достигла своего творческого и коммерческого расцвета. Альбом без официального названия, который во всем мире называли «The Black Album», выстрелил, в нем сочетался беспредельный треш-метал и грандиозные стадионные рок-баллады вроде «Nothing Else Matters», а хитовый сингл «Enter Sandman» с ненавязчиво цепляющим риффом проложил им путь к прорыву в мейнстрим. Они были грозной группой, закаленной в боях и с синими воротничками, известной мощной энергетикой выступлений и нетерпимостью ко всякому бреду.

Этот образ резко контрастировал с репутацией Guns N’ Roses, которые постоянно задерживали концерты, да еще и вокалист мог уйти в любой момент. Обычно все ждали, что Акселя уговорит выйти обратно Дуг Голдстейн. А он описывает один памятный случай в Лиссабоне, в Португалии, в июле 1992 года, за пару недель до начала турне с Metallica, когда группа выступала на масштабном концерте под открытым небом на стадионе «Жозе Алваладе».

«Сцена находилась на самом большом расстоянии от гримерок, которое я только видел. Это была прогулка в ад. Кто-то бросает на сцену самодельную бомбу, она взрывается прямо рядом с Акселем, Роуз орет: «К черту! Я ухожу!» и швыряет микрофон. Это был самый долгий поход до гримерки в моей жизни. Там идти примерно километра три! Я говорю Эрлу Гэббидону, личному охраннику Акселя: «Мне плевать, что у них кончится репертуар, пусть чертовы музыканты играют», — и иду с Акселем в гримерку. Он не говорит ни слова. Я тоже.

Наконец доходим до гримерки, и Роуз разражается тирадой минут на тридцать. «К черту это гребаное дерьмо! Черт, черт, черт! Я здесь не для того, чтобы взрываться! Я здесь для того, чтобы развлекать людей!» Через полчаса я понимаю, что за это время съел две пиццы. О боже! Этот парень превратит меня в Зефирного человечка! И тут Аксель спрашивает: «Что думаешь?»

— Что, прости?

— Что ты думаешь?

— Подожи секунду, сейчас мне точно нужно сказать свое мнение?

— Заткнись, Дуг. Да, так что ты думаешь?

— Поздравляю тебя с годовщиной.

— О чем ты, черт побери?

— В этот же день ровно год назад мы выступали в Сент-Луисе.

— Ты, что, черт возьми, шутишь?

— Нет. Это было ровно год назад. У нас в команде 230 человек. Я лично нанимал каждого из них. В Сент-Луисе я затолкал вас в машину, а сам остался, чтобы защитить своих друзей. Я видел, как половина из них плакали, потому что опасались за свою жизнь. Так вот, что я думаю? Думаю, ты должен вернуться на сцену, которую тебе уже два года собирают и разбирают эти люди. Потому что я не хочу снова видеть, как они плачут от ужаса.

Аксель выдавил из себя: «Знаешь что, пойдем». Мы вернулись, и он закончил выступление.

А остальные музыканты — думаю, они до сих пор не знают, с каким дерьмом мне приходилось сталкиваться. А я изо всех сил пытался посочувствовать людям, которым приходится стоять на сцене перед 120 тысячами зрителей, когда вокалист ушел. Должно быть, это как съесть свои собственные внутренности по кусочкам. Стоять и не иметь понятия, вернется ли он. Но не думаю, что кто-то из них пытался поставить себя на мое место, посочувствовать мне и постараться понять, что, если я не верну этого гребаного парня на сцену, то моя группа в опасности, поклонники в опасности и 232 моих работника тоже в опасности.

Так что каждый гребаный человек на этой площадке зависит от того, подберу ли я нужные слова, которые нужно сказать Акселю Роузу в нужный момент, чтобы он вернулся. И знаешь, что? Ни одного гребаного раза я их не подвел. Ни одного гребаного раза».

Пока что…

Guns N’ Roses приземлились в Нью-Йорке в понедельник, 12 июля 1992 года, а первый совместный концерт с Metallica был назначен на пятницу и должен был пройти на стадионе «Роберт Ф. Кеннеди» в Вашингтоне округа Колумбия. Акселя арестовали прямо в аэропорту по обвинению в подстрекательстве к бунту на концерте в Сент-Луисе, а через два дня судья его оправдал и отпустил на гастроли. (Но Guns N’ Roses навсегда запретили появляться в Сент-Луисе, а Акселю предъявили обвинения по четырем пунктам за нападение, по одному — за нанесение материального ущерба собственности и оштрафовали на 50 тысяч долларов.) За это же время Слэш успел помолвиться со своей девушкой Рени. Казалось, им не сидится на месте. Metallica договорились выступать первыми в течение всего турне, и это оказалось умным ходом. Обе группы стремились впечатлить друг друга, и между ними были естественная конкуренция и взаимное уважение. Со стороны Guns N’ Roses оно проявилось в том, что Аксель придумал устраивать после концертов тематические вечеринки, которые приобрели дурную славу из-за своей роскоши и расточительности. На эту мысль его натолкнули Rolling Stones, которые каждый раз после концерта развлекали своих гостей. «На эти вечеринки мы тратили по 100 тысяч долларов за вечер, — рассказал Мэтт Сорум. — В течение двух с половиной лет каждый вечер что-то устраивали». Кроме «открытого бара», нескольких игровых автоматов, бильярдных столов, джакузи и стриптизерш на столах, в один вечер они устраивали ужин по-гречески: четверо намазанных маслом мускулистых парней вносят жареного поросенка. В другой раз у них «вечеринка шестидесятых»: на столах стоят лавовые лампы, а на стенах краской написано: «Кислота рулит»; «Совершай безбашенные поступки». 24 часа в сутки их повсюду возили на лимузинах. «В первый вечер мы играли на стадионе «Джайентс», — рассказывает Мэтт, — и на вечеринке был один игровой автомат и несколько бутылок алкоголя. Аксель вошел и сказал: «Это не как у Rolling Stones!» — поэтому уже на следующий вечер у нас было полноценное казино, тонны лобстеров и реки шампанского».

Когда Metallica играли на сцене, Guns N’ Roses сидели у себя в отеле. Никто из группы не ложился раньше семи утра. Лемми, который долго был одним из героев группы и с Motörhead открывал концерт на стадионе «Роуз Боул» в Пасадене 3 октября, вспоминал: «Они уже распадались. Аксель был сам по себе. Парни больше не казались единомышленниками, единой группой». Слэш написал в своей автобиографии: «Наша неспособность выйти на сцену вовремя была как бельмо на глазу. Ларс Ульрих, барабанщик группы Metallica, никогда ничего не говорил мне, но говорил Мэтту, и было унизительно и стыдно оттого, насколько не к месту были все эти вечеринки, и как разочарованы были музыканты группы Metallica тем, что мы даже на сцену вовремя не можем выйти».

В этом турне был еще один аспект, который, по настоянию Акселя, гораздо меньше освещался. Объясняет Дуг Голдстейн: «Акселю пришла в голову отличная идея в этом турне с Metallica. Разные образовательные организации, организации по защите бездомных, «Гринпис» — все, кто хотел принести в мир что-то хорошее, — мы пускали их на площадки, чтобы они общались с людьми. К стендам этих организаций подходило много, очень много людей, а организации были рады возможности попасть на стадион с сотней тысяч зрителей и раздавать людям информационные материалы. И это весьма успешная попытка Акселя сделать что-то хорошее».

За кулисами Аксель делал все возможное, чтобы докопаться до корней чувства незавершенности, которое разъедало его изнутри. В 1992 году у него брал интервью журнал «Interview» Энди Уорхола, и он откровенно рассказал об интенсивной психотерапии, которую проходит, чтобы улучшить свои отношения как с мужчинами, так и с женщинами. «Я дошел до того, что практически умер, но по-прежнему дышал, — признался он. — У меня не было сил выйти из комнаты и доползти до кухни, чтобы что-нибудь поесть. Мне нужно было понять, почему я умер, почему чувствовал себя мертвым. У меня было много проблем, о которых я не знал, и я не понимал, как они влияют на мою жизнь. Я не осознавал, что испытываю определенные чувства к женщинам, к мужчинам и к людям вообще, а также к самому себе. Единственный способ получить это знание — вернуться в прошлое, найти в себе эти чувства, снова их пережить и постараться излечиться. Я все еще работаю над этим, но уже заметно продвинулся». В то время он называл свои отношения с Guns N’ Roses «какой-то свадьбой с половиной, или браком и семьей». Особенно отношения со Слэшем, которые «определенно были браком».

Еще Аксель рассказал о своем кардинально новом взгляде на рок-н-ролльный образ жизни; в особенности на наркотики и пьянство, которые, кажется, одобрялись в Guns N’ Roses. «Еще я бы хотел, чтобы люди знали, что я не из тех, кто будет говорить американской молодежи: «Не нажирайтесь». Слишком многие группы, которые на глазах у всех завязали, говорят о том, что они делали раньше и как это было плохо. Не знаю, насколько это было неправильно, но это помогло им выжить. В то время у них просто не было нужных инструментов, чтобы лечиться по-другому. Лично я больше не употребляю тяжелые наркотики, потому что они мне мешают, и уж лучше сброшу лишний багаж, чем буду искать способ запихать его подальше в шкаф, по крайней мере сейчас».

Еще Роуз признался, что негативная реакция подавляющего большинства критиков на песню «One in a Million» тоже помогла ему измениться. «Я пошел и взял кучу разных кассет и книг на тему расизма. Книги Мартина Лютера Кинга и Малкольма Икса. Я прочел и изучил их, а потом снова поставил эту песню и подумал: «Ого, я по-прежнему горжусь ею горжусь. Это странно. Что это значит?» Но раньше я не мог обсуждать эти вопросы так, как могу сейчас, поэтому мое разочарование просто выливалось в гнев. Но и мой гнев, и мое разочарование использовали против меня: «Глядите, он бесится».

Тем временем на сцене Guns N’ Roses выступали блестяще как никогда, Гилби незаметно вошел в роль Иззи. Его крутой образ и простой стиль хорошо сочетались с антуражем Слэша — короля крутизны, который любил выходить на сцену без футболки. Но впечатление от концерта так часто портили опоздания Акселя и его непредсказуемая смена настроений, что общая атмосфера лопалась как воздушный шарик. Слэш сравнил это с подготовкой спортсмена к забегу: есть оптимальный момент, в который музыканты готовы начать, но, если его упустить, адреналин уходит, и, когда они всё же выходят на сцену, то нужно еще несколько песен, чтобы произошел повторный всплеск и группа оказалась на волне.

«В реальности гастролировать с Акселем очень мучительно, — признается Голдстейн. — У него в номере каждый раз устанавливали тренажер за 10 тысяч долларов. Он каждый день занимался по четыре-пять часов, и занятия включали мануальную терапию, массаж, два часа вокальной разминки и заминки».

У вокалиста собралась дорогостоящая свита из мануального терапевта, массажиста, преподавателя вокала, телохранителя, водителя, личного помощника, пиарщика, менеджера и стайки друзей вроде Деля Джеймса и Даны Грегори, психотерапевта Сьюзи Ландон и нового, еще более влиятельного человека в его жизни — профессионального экстрасенса, которой он недавно увлекся, по имени Шерон Мейнард. Мейнард возглавляла некоммерческую организацию в Седоне, Аризона, под названием «Arcos Cielos Corp» (по-испански «дуги небесные»), которая позиционировалась как «образовательное предприятие, специализирующееся на открытии каналов в прошлое, внеземном разуме и силе кристаллов», а сама была азиаткой среднего возраста, которая заняла важнейшее место в жизни Акселя на все девяностые. Мейнард работала из своего загородного дома, где жила с мужем Эллиотом, добродушным седым мужчиной, а остальные музыканты и помощники называли Шерон Йодой (в честь гоблина-мистика из «Звездных войн»). Доктору Эллиоту и Шерон Мейнард была выражена благодарность на обложке альбома «Use Your Illusion». Мейнард сыграла свою роль в этом турне, пусть и менее специфическую, чем Ландон, но Аксель одинаково доверял им обеим. По словам одного из работников команды, Йода и ее личный помощник были «как инопланетяне».

Перед тем как принять любое важное решение, Аксель теперь советовался с Мейнард. Голдстейн рассказал: «Слэш и Дафф — да все — спрашивали, что это за женщина и почему она участвует в наших делах? А я отвечал: «Я уже высказал Акселю свое мнение». И так и было. Я поставил некоторые моменты под сомнение и сказал ему об этом, но Шерон удалось развернуть все в свою пользу. Она на меня не нападала. Думаю, была слишком умна для этого, потому что мы с Акселем общались очень близко, и она не хотела мериться со мной членами. Но она справилась с этим вопросом невероятно здорово. Я твердо верю, что у всех нас есть свои убеждения и что мы имеем на них право. На мне как на менеджере лежала ответственность за то, чтобы высказать Акселю свои чувства. Я сказал, что уважаю все решения, которые он принимает относительно своей жизни, потому что это его жизнь и что я служу всего лишь проводником его мечтам. Он говорит, о чем мечтает, а я думаю, как это исполнить. Я исполнитель желаний».

Как выразился Аксель: «Я словно гоночная машина, и у меня есть команда механиков». Костоправ стоял прямо за кулисами на каждом концерте, чтобы разминать Акселя между песнями. Какое-то время он принимал до 60 витаминов в день. «Мы занимаемся тестированием мышц и кинезиологией, — объяснял Роуз. — Занимаемся хиропрактикой, акупунктурой и регулированием черепа. О, да. Каждый день. Я заново собираю свою жизнь и использую все доступные методы».

Всех — от простого носильщика до высокопоставленного директора звукозаписывающей компании — принудили подписать соглашение о неразглашении, по которому им запрещается публично комментировать какой-либо аспект гастролей без разрешения Акселя, и то только в письменной форме. Какую бы там «регрессионную терапию» Роуз ни проходил, основной проблемой на повестке дня оставалась его паранойя, и Аксель как никогда стремился контролировать каждую ситуацию, в которой оказывался.

Несмотря на все усилия Мейнард, Ландон и других за кулисами — от чего они не могли уберечь Акселя, так это от действий случайных поклонников. 29 июля, спустя десять дней после начала гастролей с Metallica, на стадионе «Джайентс» в Ратерфорде в Нью-Джерси во время исполнения последней песни «Knockin’ on Heaven’s Door», когда Аксель покачивался взад-вперед в белых шортах из спандекса, белой куртке из оленьей кожи и белой ковбойской шляпе, кто-то из зала угодил ему в гениталии зажигалкой. Он согнулся пополам от боли, повернулся к залу спиной, швырнул микрофон в воздух, сорвал шляпу и поковылял за кулисы, где пожаловался Дугу Голдстейну, что у него пропал голос. «Он буквально подошел к краю сцены и хрипло сказал: «Я не могу говорить. Что мне делать?»

Дафф взял вокал на себя, а зрители скандировали: «Аксель, Аксель, Аксель!» Но он не возвращался, и, когда в зале уже зажегся свет, зрители еще какое-то время так и стояли грустные, но не уходили. На следующий день объявили, что Аксель серьезно повредил голосовые связки и что следующие три концерта — в Бостоне, Колумбии и Миннеаполисе — придется перенести, хотя в команде шептались о том, что концерты отменили по приказу Йоды, которую беспокоила разрушительная «концентрация магнетической энергии» в районе Миннеаполиса.

Слэш стал задаваться вопросом, чувствует ли Аксель, что накаляет атмосферу и усиливает ожидание своими замысловатыми приготовлениями. «Думаю, дело в том, что же Guns N’ Roses значили для него самого, — размышлял Слэш в своих мемуарах. — Создав себе какой-то образ в голове, Роуз не понимал, что то, чем он занимается, не имеет никакого смысла ни для нас, ни для всего остального мира».

Может, в этом что-то есть. Можно судить об Акселе исключительно по его поступкам и представлять его как тирана с раздутым эго, диктующим свои условия миру и ставящего себя и свои нужды превыше группы, команды, тех, кто платит, и всех остальных, кто заинтересован в живых концертах Guns N’ Roses. А можно отмотать пленку назад, посмотреть это кино глазами Акселя и увидеть совершенно иную реальность. Guns N’ Roses — дело всей его жизни, его величайшее достижение. Он вложил в эту группу свои лучшие и самые откровенные песни о трудностях, которые пришлось пережить. Аксель безмерно гордится тем, что создал, и хочет представить это миру в наилучшем виде. Его окружает целая армия работников звукозаписывающих компаний, промоутеров, менеджеров и еще миллион других прихлебателей, да еще музыканты, с которыми раньше были близкие отношения, но которые теперь большую часть времени в говно пьяные, под наркотой и не понимают, почему ему не так весело, как им. Все эти люди преследуют какие-то цели, личные или деловые, и чего-то от Акселя хотят — времени, денег, еще чего-то, — отвлекая его от главного дела. Это сводит Роуза с ума как перфекциониста и порождает гнев. Он ведь видит это, почему же они не видят? Поэтому он пытается контролировать всё, что можно.

Аксель чувствительный, застенчивый, злой парень, умный и непонятый, который жил в условиях, которые немногие могут себе представить. Все регрессионные и другие терапии, размышления и поиски приводили его к одному — его детству, которое у него забрали; издевательствам отца, которые оставили в нем эмоциональную травму в ранние годы. «Когда кто-то говорит, что Аксель Роуз — кричащий двухлетний ребенок, он прав», — как-то сказал музыкант о себе. Он уже не пытался залечить эту боль, а хотел выразить ее в творчестве.

Если взглянуть под таким углом, то многое из того, что делал Аксель, и то, как ему приходилось это делать, обретает смысл. Нельзя отрицать, что, когда все удавалось, Guns N’ Roses в 1992 году были самым зрелищным событием в мире рока: 250 киловатт мощности, безумные фейерверки с 20 залпами, 28 искрами, 15 взрывами, 20 вспышками, 25 водопадами и 32 фонтанами. Аксель теперь иногда пользовался телесуфлером, на котором читал стихи собственных песен, и стал переодеваться почти каждую песню: он был то в шортах из спандекса, то в кожаном килте, то в футболке с Иисусом, то с Буковски, то с Мэнсоном, то в футболке с надписью «Никто не знает, что я лесбиянка». Изюминкой выступления всегда была его любимая песня «November Rain», которую Роуз исполнял от всего сердца, сидя за роялем, поднимавшемся над серединой сцены, а вместо табурета у него было мотоциклетное сиденье. Слэш иногда залезал на рояль и там, выгибаясь, исполнял соло на гитаре. Завершался концерт песней «Knockin’ on Heaven’s Door», и на сцене светились большие красные буквы: GUNS N’ ROSES, GUNS N’ ROSES, GUNS N’ ROSES… Если Аксель разрешал группе выйти на бис, что случалось довольно редко, то они исполняли энергичную версию «Paradise City», от которой кровь пульсировала в жилах, а затем вся группа в составе 12 человек выходила на поклон, держась за руки, и выглядели все как актеры, которые окружают звезду в крупной театральной постановке, после чего Аксель бросал зрителям розы. Дальше запускали очередные фейерверки, и загоралась надпись: СПАСИБО, МЫ ВАС ЛЮБИМ, СПАСИБО, МЫ ВАС ЛЮБИМ… Самое последнее, что видели зрители после каждого концерта, — мультфильм, в котором мясник отрубает себе большой палец, кричит: «Сукин сын!» — затем отрубает себе всю руку и голову, и голова падает и подергивается в большой луже крови. Никто не знал, в чем там скрытый смысл, но Акселю было смешно.

Между тем в так называемом реальном мире Слэш планировал свадьбу с Рени Серан, хотя эти отношения, наконец узаконенные в октябре 1992 года в Марина дель Рей, по его собственному признанию, страдали от других увлечений, в том числе от довольно серьезной интрижки с Перлой Феррар, которая позднее станет его второй женой. А за месяц до свадьбы Слэша с Рени Дафф женился во второй раз — на Линде Джонсон.

Брачный контракт Слэша вызвал неприятности после возобновления концертов с Metallica. В Сан-Франциско молодые из-за него поссорились, и Слэш ушел ширнуться со своей подругой-порноактрисой и ее парнем. Они втроем принимали крэк и героин у Слэша в номере, где у него случилась передозировка. Слэша отвезли в больницу, а потом, когда он вернулся в отель, Дуг Голдстейн в ярости запустил бутылку «Джек Дэниелса» в телевизор. «Знаешь сцену с уколом адреналина в фильме «Криминальное чтиво»? — спрашивает Голдстейн, говоря об эпизоде, где персонаж Умы Турман лежит на полу без сознания из-за передозировки, а наркодилер делает ей укол в грудь шприцом с налоксоном, который парамедики используют в чрезвычайных ситуациях, чтобы спасти пациента от передозировки опиатами. — У нас была такая же сцена. Я пять раз делал Слэшу такой укол. В пятый раз, когда у него случился передоз, мы были в Сан-Франциско на гастролях с Metallica. В три часа ночи мне позвонили: Слэш валяется мертвый у лифта. Я выбежал со шприцом налоксона. Уколол его в грудь. Приехала «Скорая», его увезли, а я взял еще пару ребят, и мы выбили из наркодилеров все дерьмо».

Когда на следующее утро Слэш вернулся из больницы, Дуг ждал у него в номере с Эрлом Гэббидоном, личным телохранителем Акселя, Джоном Ризом, гастрольным менеджером, и Ронни, телохранителем Слэша, которого называли Слэшем на стероидах. «Он выглядел так же, как Слэш, одно лицо, только был очень мускулистым, — вспоминает Дуг. — Я произнес: «Слэш, тебе хватит. Не делай так больше». А Ронни, его телохранитель, сидит и плачет. Я знаю Ронни с семнадцати лет и никогда прежде не видел у него никаких проявлений эмоций, но на это сказал: «Слэш, посмотри на Ронни, ты и правда собираешься так поступать со своим лучшим другом?»

А он кричит: «Знаешь, что? Иди к черту! К черту Ронни! К черту вас всех, ребята. Убирайтесь из моего номера. Я буду делать все, что хочу, черт побери!». Тогда у меня в голове что-то переклинило, я стал швырять все подряд, и, когда закончил, материальный ущерб гостиничного номера составил 75 тысяч долларов. Я заявил: «Знаешь, что? Я, черт побери, ухожу! Иди к черту! Не собираюсь сидеть и смотреть, как мои близкие совершают самоубийство». Разбудил жену, посадил ее в машину, и мы поехали в аэропорт.

Джон Риз пошел к Акселю и рассказал, что произошло, а Аксель сказал: «Ну, если Дуг уходит, то я тоже ухожу». Потом пошел к Слэшу и сказал: «Просто хочу, чтобы ты знал: раз Дуг ушел, то я тоже уйду. Предлагаю тебе помириться с Дугом, или меня не будет на концерте с Metallica на «Роуз Боул» в субботу». На следующий день Слэш уже был в Лос-Анджелесе и приехал к Дугу домой на лимузине. «Он спросил: «Что мне сделать?» — А я ответил: «Пройти реабилитацию. Как только закончится турне с Metallica, ты отправишься прямо в клинику».

Дуг замолчал и вздохнул. «Когда я говорю об этом, то намекаю на бункерное мышление в военное время. Знаешь, трое парней сидят в бункере, у них над головами грохочут выстрелы, а они сидят в замкнутом пространстве по семь дней. К концу недели у всех развивается серьезное посттравматическое стрессовое расстройство, и это вас сближает».

Кроме того, Дугу Голдстейну пришлось серьезно поговорить с Даффом, когда тот стал так много пить, что едва мог играть на басу. Он попросил звукорежиссера записать ему отдельно партию Даффа. «Слушаешь, а там такой, дынь! Дынь! Потом пауза. Потом опять… дынь! Я решил — какого черта? И высказал Даффу: «Слушай, парень, тебе нужно перестать столько пить перед выступлением. Меня не волнует, сколько ты выпьешь после. Это касается только тебя и Бога. Но это сказывается на выступлении, а значит, и на ребятах, которые платят уйму денег, чтобы на него попасть». Дафф возмутился: «Да ты с ума сошел. Я не дерьмово играю».

Голдстейн подождал несколько дней, потом пригласил Даффа, пока тот еще не напился, к себе в номер, где у него был стереопроигрыватель, и включил запись. «Это была запись басового канала, так что на ней было слышно только бас. Я включил песню «Sweet Child». И опять там — дынь! Дынь! Ды-ы-ы-н-н-нь! Он не только пропускал фрагменты партии, но еще и играл их не вовремя. Я отчаянно пытался не заржать. Даффу, очевидно, было очень стыдно. Зато после этого он стал гораздо меньше пить перед концертом. Все равно, конечно, пил, но значительно меньше. Хотя большую часть гастролей Дафф был абсолютно пьян».

Голдстейн, который до сих пор считает, что Аксель Роуз — самый талантливый, умный и щедрый человек, с которым он когда-либо работал, с чудесным чувством юмора, о котором не знают другие, признается, что вряд ли Слэш и Дафф так страшно злоупотребляли бы наркотиками и алкоголем, если бы не боялись до усрачки, что Аксель снова бросит их одних на сцене.

Я поинтересовался, стали ли музыканты к тому времени его бояться?

«Не думаю, что они вообще его боялись. Думаю, просто злились за то, что им приходится одним стоять на сцене и что-то играть. Мэтт Сорум постоянно подходил ко мне и говорил: «Я пойду и надеру этому ублюдку зад!». А я отвечал: «Да ладно, парень. Если ты это сделаешь, то мы все поедем домой». Как-то раз он приходит в гримерку к Акселю, где я стою у двери, и говорит: «С меня хватит, убирайся с дороги!» Мне понравилась бравада Мэтта, и я ответил: «Ну, вперед». Он заходит, но я не слышу ни звуков ломающейся мебели, ничего такого». Вместо этого, когда через несколько минут Дуг зашел проконтролировать ситуацию, Мэтт сидел и пил с Акселем шампанское. Ха-ха, у тебя был золотой шанс показать класс, парень».

Чтобы держать все под контролем, Голдстейн порой не ложился спать по несколько дней подряд: «Я никогда особенно много не спал, но в том турне не спал по три дня подряд, да и на четвертый день спал четыре-шесть часов. Слэш знал, как я сплю, поэтому очень мило с его стороны, что на четвертый день он оставался у меня в номере и отвечал на звонки, пока я спал, чтобы меня никто не потревожил. О боже, да. Это было прекрасно. Он приходил и говорил: «Привет, иди спать». — «Спасибо, парень».

Тогда все шло хорошо. Но после двух лет гастролей даже Слэш стал сдавать. «Он стал приходить ко мне раз в пару недель, — вспоминает Голдстейн. — И каждый раз, когда что-нибудь случалось, говорил: «Это гребаное безумие. Я сваливаю». Мой ответ всегда был одинаков: «Знаешь, что, Слэш? Если ты хочешь спрыгнуть с поезда и пойти выступать в клубах в Лос-Анджелесе — иди». Или когда Слэш говорил: «Аксель обходится нам в кучу денег», — я отвечал: «Он нам дорого обходится, это точно. Если хочешь играть в клубе «Whiskey», это тоже можно устроить. Но помни, что мы только что выступали перед 220 тысячами зрителей на стадионе «Маракана» в Рио два вечера подряд и сделали 7 миллионов долларов, потратив на это 500 тысяч. Так что в итоге мы заработали 6,5 миллионов, а в клубе «Whiskey» гарантированно получим 250–500 долларов». Но все повторялось. В принципе, я просто пытался сохранять все как можно дольше».

Теперь, глядя в прошлое спустя четверть века, Дуг Голдстейн жалеет, что не позволял Слэшу и Даффу прямо высказывать Акселю свои обиды. «Раньше я говорил, что лучшее, что я сделал для группы, — это не дал Акселю узнать, насколько остальные музыканты его ненавидят. Потому что, если бы он узнал, что Слэш, и Дафф, и Мэтт, и даже Иззи… Аксель вообще думает, что Иззи ушел из группы из-за неумеренного употребления наркотиков. А это ведь совсем не так».

Он говорит: «Сейчас если бы я мог изменить что-то, то не держал бы ребят подальше от Акселя. В то время мне казалось, что я поступаю правильно. Но теперь понимаю, что нет. Ведь парни понятия не имели, как Аксель их любил. Сейчас я думаю, что нужно было давать им высказаться. А я защищал его от этих слов, потому что боялся, что мы все отправимся домой».

— А какие были отношения между Слэшем и Акселем?

— Их не было.

— Между ними был хоть какой-то контакт?

— Думаю, на сцене был. Но помимо этого почти нет. Я должен взять на себя определенную ответственность за это, потому что если бы… кто знает? Аксель был таким чувствительным, что, если бы Слэш сказал: «Ты ведешь себя как чертов урод», — думаю, мы бы все поехали домой. Не знаю. Легко судить, когда время прошло. Но… Я и правда не знаю ответа на этот вопрос. Возможно, если бы тогда усадить их в одной комнате и дать каждому высказать свои обиды друг на друга, может, у них бы что-то и получилось. А может, и нет. Я не знаю.

Потом был Монреаль. Спустя неделю после того, как гастроли приостановили, пока Аксель не восстановит голос, Guns N’ Roses и Metallica уже снова выступали на сцене на Олимпийском стадионе в Монреале. Этот концерт оказался очередным поворотным моментом в турне. После сильного разогрева в исполнении Motörhead, Faith No More и Body Count Айса-Ти, Metallica отыграли три песни своей обычной мощной программы, как вдруг Джеймс Хетфилд сильно обжегся пиротехникой на сцене. Хетфилд вспоминает: «Во время песни «Fade to Black» я стою играю свою партию, и загораются такие разноцветные огни. А я немного запутался, где мне надо стоять. Иду вперед, иду назад, а пиротехник меня не видит, и вжух! — цветное пламя загорается прямо подо мной. Я обгорел — вся рука и кисть полностью, прямо до кости. Часть лица, волосы. Часть спины… Я видел, как слезает кожа, как всё жутко».

Сообразительный работник сцены вылил ведро холодной воды Хетфилду на руку, и временно это смягчило ожог, но к тому времени, как его опять вывели на сцену, боль от ожогов третьей степени стала невыносимой. У Metallica не было выбора — им пришлось уйти. Guns N’ Roses были в отеле, когда им позвонили, попросили приехать на стадион раньше и занять время всего выступления Metallica. Они сразу же согласились, и по дороге Слэш обсуждал с остальными музыкантами, какой еще материал они могли бы сыграть, чтобы растянуть выступление. Правда, там не было Акселя. В итоге Guns N’ Roses вышли на сцену на два часа позже, чем должны были выйти по расписанию, и атмосфера в зрительном зале уже опасно накалилась, а через полтора часа выступления вместо запланированных двух Аксель закончил концерт, жалуясь, что в мониторах на сцене недостаточно громкий звук и он не слышит собственного голоса. Он заявил недоумевающим зрителям перед песней «Double Talkin’ Jive», что это будет их «последний концерт еще надолго». А потом, в конце песни «Civil War», проворчал: «Спасибо, вам вернут деньги, мы сваливаем». Это вызвало очередной бунт, где около двух тысяч поклонников дрались с полицией и пострадало более десяти человек. Ларс Ульрих из группы Metallica позже иронично заметил: «Не лучший день для жалоб на мониторы».

Когда турне наконец продолжилось на «Финикс Интернэшнл Рэйсуэй» в Аризоне 25 августа, Аксель дал группе выйти на сцену чуть ли не в полночь, а изнуренным ожиданием зрителям заявил: «Может, я слишком ленивый, черт побери, чтобы вытащить сюда свой зад быстрее». Или, как он сам выразился потом: «Может, я не мог двигаться быстрее, потому что было сложно».

Дуг Голдстейн объясняет: «Все обвиняли Акселя в том, что он не мог прийти на концерт пораньше. Но на самом деле я позвонил ему и спросил: «Ты скоро?» В ответ раздалось: «А что такое?». Я объяснил — и услышал: «Дуг, я сделаю все, что могу, но ты ведь знаешь, через что мне нужно пройти». Я ответил: «Да, я понимаю». Говорят, что Аксель опоздал на концерт на два с половиной часа, но это чушь собачья. Когда он пришел, прошло, наверное, минут пятьдесят. Может, час пятнадцать, не больше. Вот в чем правда о Монреальском бунте. Никто не знает, что произошло на самом деле».

Голдстейн утверждает, что во время перерыва Ларс Ульрих велел производственному менеджеру Metallica поднять ударную установку так, чтобы первые пятнадцать рядов зрителей его видели. Из-за этого пришлось передвинуть пиротехнические установки. Но Ларс никому не сказал, что их переместили, поэтому Джеймс стоял в своей обычной безопасной зоне. И огонь загорелся прямо на нем. Акселя одного обвиняют в бунте, но он не имеет к этому никакого отношения, черт побери».

Музыканты оказались в ловушке — в гримерке под стадионом — и услышали, как начался погром. Звуки были такие, как будто толпа спасается паническим бегством, — зловещий грохот ног тысяч людей, которые сносят все на своем пути. Ложи громили, торговые палатки грабили, машины на парковке переворачивали и поджигали. Полиция арестовала более десяти человек, десять бунтарей и три полицейских офицера попали в больницу, а ущерб на следующее утро оценивался в полмиллиона долларов. Очередной Сент-Луис, только на этот раз едва ли ему было оправдание.

«Это было очень напряженное время, — признавался Слэш в своей автобиографии в 2007 году. — Для меня это событие было очень важно, потому что я потерял лицо перед ребятами из Metallica… Когда это было нужнее всего, мы сделали даже меньше, чем должны были. Все оставшиеся гастроли я не мог смотреть ни Джеймсу, ни Ларсу, ни остальным их музыкантам в глаза».

Стоит отметить твердость Джеймса Хетфилда — он вернулся на сцену меньше чем через три недели, и, хотя не мог играть на гитаре, его подлатали, и он готов был петь. Они даже нашли время на прослушивание ритм-гитариста на замену — Джона Маршалла из Metal Church. Новое состояние было не совсем комфортно для Хетфилда: на руке тяжелый бандаж, двигаться трудно, он не знал, чем заняться во время длинных инструментальных пассажей в самых эпических песнях Metallica, — «Может, мне пойти постирать?» — но героически стоял на сцене. Этот факт только подчеркивает, какая пропасть была между группами в их отношении к работе. К тому же Джеймс Хетфилд олицетворял такого классического альфа-самца, настоящего байкера, которым мечтал быть Роуз. Аксель провел часть вынужденного перерыва в Нью-Йорке, где Крейг Дасуолт, один из его менеджеров, и познакомился со своей будущей женой. Крейг как-то сказал: «Я женат на Наташе, потому что Джеймс Хетфилд обгорел на сцене в Монреале…»

Даже в таких долгих тяжелых турне жизнь продолжалась. Аксель официально развелся с Эрин Эверли полтора года назад и летом 1991 года начал новые всепоглощающие отношения с моделью Стефани Сеймур. Она появится в печально известном клипе на песню «November Rain», который выйдет в феврале 1992 года и производство которого оказалось слишком затратным: 2,1 миллиона долларов ушло на то, чтобы снять, как Аксель якобы женится на своей девушке, свадьба переходит в похороны, Слэш исполняет соло в поле на гитаре, а над ним хороводом кружат вертолеты с камерами. Учитывая привязанность Акселя к этой песне, клип очень символичен; а серьезный сюжет, разработанный по концепции Деля Джеймса, только обрадовал недоброжелателей группы. И в самом деле, новый гранжевый дух того времени и группы вроде Nirvana и Pearl Jam сровняли с землей все, что было до них, и пристально следили за теми, кого теперь воспринимали как нелепых динозавров металла, вроде Mötley Crüe и Poison, Def Leppard и Bon Jovi. По иронии судьбы, Guns N’ Roses, похоже, поощряли развитие новой эры рока больше, чем любая другая группа восьмидесятых, кроме Metallica. Но вещи вроде слишком замысловатого клипа на «November Rain» и растущие эгоистичные требования Акселя подрывали их имидж. Стрит-рок теперь представлял собой простые риффы без выкрутасов с экономным гранжевым налетом. В «NME» — тогда еще самом влиятельном еженедельном издании Великобритании — даже назвали группу Nirvana «теми Guns N’ Roses, которых не стыдно любить».

Ярче и символичнее всего это отношение проявилось 9 сентября 1992 года, когда Guns N’ Roses вживую исполняли «November Rain» на ежегодной церемонии вручения наград «MTV» за лучший клип в «Поли-павильоне» Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Элтон Джон согласился исполнить клавишную партию и бэк-вокал, и Аксель невероятно волновался. Ничто не могло пойти не так! Но фитиль загорелся, когда Nirvana, открывавшие концерт песней «Lithium», перетянули на себя одеяло всего несколькими аккордами совсем другой песни, еще не вышедшей тогда «Rape Me», которую организаторы четко и ясно запретили им исполнять. Вице-президент «MTV» Джуди Мак-Грат уже готовилась приказать режиссеру прерваться на рекламу, и все это вызвало серьезное волнение за кулисами, создав прецедент, на фоне которого ругательства Слэша и Даффа на церемонии «American Music Awards» годом ранее выглядели даже как-то глупо. К тому же Nirvana продемонстрировали мощный протест против системы, который дуэту Акселя и Элтона — более изысканному и спокойному — было никак не переплюнуть. Налицо был контраст между старыми богато одетыми богами и новыми, худыми и голодными претендентами на престол. Все стало еще хуже, когда Курт Кобейн, покидая сцену, плюнул на клавиши рояля, который, как он думал, принадлежит Акселю, но на самом деле принадлежал Элтону.

Кортни Лав, жене Кобейна, этого показалось мало, а она любила перепалки не меньше Роуза, поэтому крикнула Акселю, когда тот проходил мимо со Стефани: «Аксель! Аксель! — и подняла на руках Фрэнсис Бин, их с Куртом дочку. — Будешь крестным нашей малышки?» Роуз в гневе потопал к Кобейну и ткнул пальцем ему в лицо. «Ты заткнешь свою стерву, — приказал он, — или я тебя приложу лицом к асфальту!» На это вся команда группы Nirvana громко расхохоталась. Все, кроме Курта, который притворился оскорбленным, уставился на Кортни и сказал ей: «Заткнись, стерва!» От этого все музыканты и их друзья снова покатились со смеху.

В попытке смягчить ситуацию Стефани спросила у Кортни: «Ты модель?» — но Лав только бросила на нее холодный взгляд. «Нет, — ответила она. — А ты нейрохирург?»

Конечно, на этом не закончилось. Когда музыканты Nirvana возвращались в трейлер после концерта, на улице их уже ждал целый отряд из лагеря Guns N’ Roses, в том числе телохранители Акселя. Курт вбежал в трейлер, чтобы убедиться, что Фрэнсис в порядке, а Криста Новоселича, басиста Nirvana, сразу же окружили. Завязались толкотня и словесная перепалка, в которой Дафф ясно дал понять, что хочет пообщаться с Новоселичем лично. Но, к счастью, ситуацию удалось разрешить без жертв. Аксель злился, но еще больше страдал от паранойи и сказал друзьям, что Лав пыталась завладеть его сознанием. «Роуз считает, что люди только и делают, что думают, как бы контролировать его энергию», — сказал один из его друзей. Аксель боролся с этим, контролируя людей, которые имели к нему доступ.

По иронии судьбы, заключительный концерт гастролей Guns N’ Roses и Metallica проходил 6 октября в «King Dome» в Сиэтле, на родине величайших звезд гранжа. Когда он закончился, журнал «RIP» опубликовал одно из самых откровенных интервью Акселя. В нем он впервые признался в чувстве неполноценности. «Я сложный в общении человек, — сказал он, — понять меня целый геморрой, и мне хватает своих проблем».

Зато, по его же признанию, он больше не принимал наркотики и даже почти не курил дурь. Вместо этого Аксель принимал «особые заряженные витамины». Еще он занимался «глубокой эмоциональной работой, чтобы достичь определенных высот, чему наркотики бы только помешали», и проходил несколько программ детоксикации одновременно, чтобы вывести токсины, вызванные травмой. Это якобы одна из причин, по которой он так часто опаздывает на концерты. Роуз вовсе не хотел доставлять зрителям неудобство, он только «боролся за свое психическое здоровье, выживание и спокойствие».

Практики, которыми он занимался, нужны ему были для того, «чтобы делать свою работу». Аксель узнал, что, когда «человек получает психологические травмы, мозг заставляет организм выделять определенные вещества, которые остаются в мышцах, где произошла травма. Они остаются там на всю жизнь. А потом, когда тебе пятьдесят, у тебя болят ноги или кривая спина». Он не хотел себе такого будущего. «Как только мы освобождаемся от одного и повреждение проходит, начинает болеть новая мышца. Это не новая травма, а очень старая, которую я похоронил в себе, чтобы выжить». Каждый день на гастролях Роуз занимался какой-нибудь мышечной терапией или кинезиологией, иглоукалыванием… Он больше не хотел уходить от реальности с помощью наркотиков и секса. «Я дошел до точки, когда уже не могу уйти. Нет никакого спасения…»

Роуз также признался, что, по сути, стал лидером группы. «Мэтт Сорум, Гилби Кларк, Диззи Рид, даже Дафф — все они члены этой банды, но дела ведем в основном мы со Слэшем. Потом мы сообщаем о нашем решении Даффу и спрашиваем, все ли его устраивает. Guns N’ Roses — это Слэш, Дафф, Дуг Голдстейн и я».

Акселя спросили, что будет с группой дальше, и он пророчески ответил: «Пока что мы оставались в рамках рок-н-ролла, каким мы его знаем. Я бы хотел посмотреть, можем ли мы что-то добавить в свое творчество, может, какой-то недостающий элемент… Во время работы над альбомами «Illusion» мы хотели сосредоточиться на чем-то одном, но, когда я исполнил «My World», всем она понравилась, и ее решили доработать и включить в альбом. Думаю, к следующему альбому мы зайдем гораздо дальше. Я уже не чувствую себя так же, как когда написал «Estranged», не настолько расстроен, как был тогда, и уже это перерос».

Группа Metallica сделала в совместном турне миллионы долларов, и, хотя у групп были равные доли, Голдстейн оказался в незавидном положении менеджера, которому нужно объяснить Акселю и Слэшу, что Guns N’ Roses уже потратили 80 % своей прибыли на штрафы за позднее начало концертов и бесконечные развлечения. Единственный способ отбить деньги — продолжить гастроли. В этом случае им нужно играть еще примерно десять месяцев, отправившись в Южную Америку, Азию и страны Тихоокеанского региона, потом вернуться в Северную Америку, а затем в Европу — то есть всего дать около 50 концертов и завершить турне в Южной Америке двумя кульминационными концертами на стадионе «Ривер Плейт» в Буэнос-Айресе.

Во время этого турне были и волшебные моменты: в Колумбии, на потрясающем стадионе «El Campín» в Боготе, они исполняли «November Rain» прямо под тропическим ливнем, и от 36 тысяч зрителей поднимался пар, словно небо услышало зов Акселя. Были и такие моменты, о которых хочется забыть. Дуг Голдстейн оказался достаточно умен, чтобы знать, что выступить в Боготе в 1992 году — непростая задача, что придется иметь дело с не совсем честными людьми, поэтому он потребовал — и получил — весь гонорар заранее. «Кроме того, я нанял охрану посольства США в дополнение к своим восьми охранникам».

Первым дурным знаком стало то, что все сценическое оборудование с опозданием вылетело из международного аэропорта Симона Боливара в Венесуэле, где музыканты только что выступали перед 20 тысячами зрителей на стадионе «Полиэдр» в Каракасе. По расписанию у них было два концерта — в пятницу и субботу вечером в Боготе, а группа приехала в отель поздно ночью в четверг, практически в пятницу утром, а потом и так уже обеспокоенный Голдстейн обнаружил троих промоутеров концерта в баре отеля пьяными в говно. «Они одновременно принимали кокс и пили, поэтому нельзя было сказать наверняка, упадут они на пол или перепрыгнут через гребаный бар».

Они долго и громко спорили, колумбийские промоутеры требовали вернуть половину денег, потому что группа теперь успеет дать только один концерт из двух запланированных. Дуг же настаивал на том, что они с удовольствием останутся еще на один день и дадут второй концерт в воскресенье вместо пятницы. Голдстейн рассказывает:

«Они орали: «Нет, пошел ты!» Тебе придется вернуть нам деньги!» А я ответил: «Нет, пошли вы. Я иду спать. Спокойной ночи». Ухожу к себе в номер, а около четырех часов ночи они мне звонят». Дугу сообщили, что взяли в заложники одну из пиарщиц группы. «А из троих промоутеров выступления один — владелец телевизионной станции, второй — радиостанции, а третий — газеты, так что шансов выпустить материал ровно ноль. Поэтому я сказал: «Знаете, она не так уж и хороша». И — дзынь — повесил трубку».

Умело ответив на блеф промоутеров (так называемую заложницу отпустили в номер), Голдстейн занялся тем, что успокаивал музыкантов. «В 1992 году в Боготе творилось какое-то безумие. Весь день и всю ночь были слышны перестрелки. И мы постоянно думали, какого черта тут делаем».

Утром в день концерта Дуг говорил по телефону, когда вдруг раздался сильный взрыв. «На улице недалеко от отеля взорвалась бомба. И Дафф, который и так выглядел как привидение, потому что очень много нюхал, заходит ко мне в номер и говорит: «Какого черта это было?»

— Что — это?

— Хватит придуриваться! Бомба, черт побери!

— Какого черта?

— Иди ты, Дуг! Бомба!

Я повесил телефонную трубку.

— Чувак, о чем ты говоришь?

— Дуг, иди ты. Я еду в аэропорти лечу домой. Черт возьми, это безумие! — Дафф, если ты сядешь в самолет до концерта, то они возьмут меня в заложники и будут держать, пока мы не вернем все деньги. Ты не можешь со мной так поступить.

— Ты что, мать твою, не в себе, мужик? Я здесь не останусь!

— Дафф, я отвезу тебя обратно в «Old Compadre».

Он качает головой.

Я сказал: «Первым делом, когда мы познакомились, я спросил у вас с ребятами, кем вы хотите быть? Вы хором ответили, что хотите быть величайшей группой в мире. И знаете, что? Чтобы быть величайшей группой в мире, нужно играть во всем мире». — Дуг смеется. — Дафф ответил лучше не придумаешь: «Нет, нет, Дуг. Я помню тот ужин. Аксель и Слэш: величайшей группой в мире. Дафф: величайшей группой в Северной Америке. Мне этого достаточно…»

В тот день, когда они приехали на площадку, Голдстейн не смеялся. Промоутеры, которые были уверены, что состоится всего один концерт, продали на него 30 тысяч лишних билетов. «И у стадиона стоит огромная толпа ребят, которые купили билет, но которым не хватило места, поэтому пожарные и полицейские их не впускают. Полицейские ездят на лошадях с большими деревянными палками и лупят ими людей. Музыканты, конечно, и не догадываются, какого черта происходит, поэтому продолжают играть. Стадион без крыши. И, как по часам, когда Аксель ударяет по клавишам в начале песни «November Rain», с неба обрушивается чертов ливень! Правда очень круто. Но ребята, не попавшие на концерт, разгромили улицы Боготы. Они били витрины и грабили магазины, выносили из них все дерьмо. Переворачивали машины. Ужасное зрелище, черт побери… Я говорил, что мы любимая группа «CNN». Каждый вечер по «CNN» сообщали что-нибудь про Guns N’ Roses…»

Но Guns N’ Roses так просто не отделались. На следующий день в семь часов утра кто-то стал барабанить Дугу в дверь. «Я открываю, а там парень с автоматом. Он тычет им мне в грудь и протягивает письмо, в котором сообщалось, что у Голдстейна в три часа обязательная встреча с мэром. Поэтому я отвечаю парню по-испански, что, как только вернется мистер Голдстейн, я ему сообщу».

Дуг пошел к телефону, позвонил в службу безопасности посольства США, попросил кого-нибудь прийти к нему и показал письмо. «Сотрудник говорит: «Никакой встречи нет». Я спрашиваю: «Меня похищают?» А он отвечает: «Точно. Пора сваливать».

Уже к 7:30 Голдстейн выписал музыкантов из отеля, и они отправились прямо в аэропорт. «Нам пришлось тайком выехать из города. Никогда мы еще не были так рады откуда-либо уезжать…»

Но ни у кого не было времени думать о том, что могло бы случиться, ведь слишком много событий происходило в реальности. Через сорок восемь часов музыканты выступали в Сантьяго в Чили, затем дали два концерта в Буэнос-Айресе в Аргентине и три в Бразилии: два в Сан-Паулу и один в Рио. Потом сделали перерыв на три недели на Рождество и Новый год, а к 12 января продолжили гастроли тремя выступлениями в «Токио Доум» в Японии.

Чтобы сэкономить деньги, они попрощались с духовой секцией и бэк-вокалистками, а вместо этого исполнили несколько нежных акустических песен, от которых шли мурашки у всех присутствующих — и у самих музыкантов, и у поклонников. Потом их снова настигла неудача: на концерте в Сакраменто Дафф потерял сознание прямо на сцене, когда кто-то из зала швырнул в него бутылку с мочой. Потом Гилби сломал руку, упав с мотоцикла, когда тренировался перед гонкой знаменитостей в честь фонда Тони Мартелла для исследований лейкемии, рака и СПИДа. Это происшествие чуть не помешало им попасть в Европу, но потом Иззи согласился вернуться на несколько концертов.

«Мы с Иззи вместе выросли и во многом как семья — хотя мы абсолютно разные», — объяснил Аксель. Позднее, когда я процитировал Иззи эти слова, он только улыбнулся и помотал головой. «Ну, а что еще он мог сказать? Они оказались в тупике, и, если бы я не согласился помочь, то могли бы и вовсе пропустить значительную часть турне». Временно воссоединившаяся группа репетировала в Тель-Авиве, а потом играла корявый, но потрясающий рок-н-ролл все оставшиеся гастроли. Зрители Тель-Авива оценили чувство юмора Акселя, когда тот вышел на сцену в футболке с надписью «Guns N’ Moses» (Moses, англ. Моисей. — Прим. пер.). После концерта на Олимпийском стадионе в Афинах к ним на вечеринку в клуб «Mercedes» пришла супермодель Клаудия Шиффер. 26 мая они выступали в Стамбуле, где Аксель остановил концерт всего через три песни, чтобы отругать зрителей за то, что они бросают друг в друга горящие фейерверки. «Кто-нибудь пострадает, и группе придется уйти со стадиона», — заявил он им. Удивительно, но зрители перестали, и концерт продолжился. Но злой рок уже наступал им на пятки. Дуг вспоминает один большой концерт в Германии: «Это был один из концертов, когда Гилби сломал руку и вместо него играл Иззи. Но когда Аксель ушел со сцены, он тоже ушел. Иззи сказал: «Знаешь, что, я так не могу, черт побери. Это безумие». Я пытался посадить жен в автобус и отправить обратно в отель, но местные копы буквально перекрыли нам выход. Так что я даже их не смог выпустить, не то что музыкантов. Мы оказались заперты».

В конце мая Guns N’ Roses были хедлайнерами на первых двух концертах на 50 тысяч зрителей в «Нешнел Боул» в Милтон-Кинс. После того как они исполнили «Paradise City» на бис, Аксель бросил зрителям две дюжины красных роз. Для Иззи это было странно. «Мы ездили в Израиль, Грецию, Стамбул, Лондон — путешествовать мне нравилось, я там никогда не бывал». Но это единственное, что ему нравилось. «Деньги оказались больной темой. Я выступал на этих концертах за зарплату, несмотря на то, что являюсь одним из основателей группы…»

Ко второму концерту вернулся Гилби с женой, прилетевший специально к этому событию. Он уже вылечил травму, так что это был последний концерт Иззи с группой. На бис к ним присоединился Ронни Вуд, гитарист Rolling Stones, и Майк Монро, бывший вокалист Hanoi Rocks и помощник Акселя. Потом Иззи рассказал мне, что ушел даже не попрощавшись. «Я даже не сказал «пока», потому что они все были в говно. Дафф и ребята меня даже не узнавали. Было очень странно. Как будто играешь с зомби. Ой, мужик, это было просто ужасно. Никто больше не смеялся…»

 

12. Прекрасная лажа

После последнего концерта в Париже у́ июля Guns N’ Roses полетели в Аргентину, где через четыре дня должно было состояться финальное выступление перед 70 тысячами зрителей на стадионе «Ривер Плейт» в Буэнос-Айресе. В качестве прощания вечером накануне концерта более 50 полицейских из городского отдела по борьбе с наркотиками ворвались в пентхаус Акселя на последнем этаже, где он как раз ужинал. Они перевернули весь номер вверх дном в поисках наркотиков, ничего не нашли и ушли безо всяких извинений. «Может, им бы больше повезло, если бы они зашли в другой номер, — пошутил кто-то из команды. — К тому времени Аксель был чуть ли не единственным, кто не принимал наркотики постоянно».

Концерт транслировали в прямом эфире по телевидению в Аргентине и Уругвае, и в кои-то веки он начался ровно в 21:30. Музыканты сыграли программу из 21 песни, начиная с «Nightrain» и заканчивая «Paradise City», и к полуночи уже вернулись в отель, где сидели в баре до шести утра, а Роуз играл на пианино и исполнял собравшимся одну из своих последних мелодий. Они гастролировали два с половиной года, отыграли 192 концерта в 27 странах мира и продали более семи миллионов билетов. Эти гастроли войдут в историю как одно из величайших рок-н-ролльных турне, грандиозное как с точки зрения музыки, так и с точки зрения всяких крайностей. Вероятно, такое больше никогда не повторится.

Когда музыканты вернулись в Лос-Анджелес, то чувство дезорганизации, которое они испытали, вернувшись из турне «Appetite» три года назад, настигло их с новой силой. Даже Слэш, заядлый любитель путешествий, признался, что счастлив какое-то время вешать свой цилиндр в одном и том же месте, хотя он и продал коттедж «Уолнат», купив дом побольше на Малхолланд-драйв, где они с Рени могли начать совместную жизнь. «Мы пытались остановиться хоть на секунду, — сказал он, — но это было очень трудно…» Знаменательно, что спустя полгода дом разрушился при землетрясении в Нортридже.

Спустя месяц после окончания гастролей Аксель вернулся в суд, на этот раз для дачи показаний по иску Стивена Адлера, который тот предъявил группе за увольнение. В основном обсуждалась законность расторжения договора с Адлером и его право на будущие авторские отчисления. Доказательства Акселя были основаны на вкладе Адлера в альбом «Use Your Illusion», и он рассказал суду, что ударную партию к песне «Civil War» пришлось собирать из более чем шестидесяти отдельных записей, выполненных Стивеном (он ссылался на сессию звукозаписи, на которой Адлер признался, что принял опиоидный препарат и не может нормально играть). В ходе судебных слушаний Аксель рассказал о соглашении об авторских правах, которое они составили со Слэшем после записи «Appetite». «Оно касалось текстов, мелодий, музыки — то есть гитар, баса и ударных, — аккомпанемента и аранжировки. И каждую часть мы поделили на двадцать пять процентов… Когда мы закончили, у меня получился сорок один процент от общего гонорара, а у остальных другие суммы».

Судья посчитал, что «другая сумма», положенная Стивену, составляет примерно 15 процентов, но дело быстро закрыли, когда 24 сентября группа согласилась урегулировать его во внесудебном порядке. Они единоразово выплатят Стивену 2,5 миллиона долларов и заключат соглашение, по которому тот получает 15 процентов всех авторских отчислений Guns N’ Roses за музыку того периода, когда он играл в группе, — то есть за первые два альбома. «Это не откуп, — заметил Стивен. — Это лишь то, что они мне и так были должны. Я получил свои авторские отчисления». Аксель был в ярости и не мог признать, что Стивен сыграл свою роль в восхождении группы к славе. «Он не написал ни одной ноты в «Appetite», а эгоистичным уродом называет меня!» — кипел Роуз. После этого они не разговаривали еще 15 лет.

«Мы не были адвокатами, мы были рок-н-ролльщиками», — немного грустно оправдывался Стивен в 2001 году. Деньги едва ли служили утешением — он скучал по группе, по своим друзьям, и так началось его падение, ведь молодость, богатство и наркотическая зависимость — не лучшее сочетание. Чтобы вернуться к более-менее нормальной жизни, Стивену понадобилось пройти через тюремное заключение, бесконечные передозировки (как он сам подсчитал, 31 поездка на скорой), два инсульта и один инфаркт.

Дафф вернулся в город всего на месяц, а потом снова отправился гастролировать. Он по-прежнему много пил и нюхал кокаин круглые сутки, так что не мог подолгу оставаться на одном месте. За считаные недели он записал сольный альбом под названием «Believe in Me» — типичный альбом богатой рок-звезды с кучей приглашенных знаменитостей — Слэшем, Мэттом, Диззи, Гилби, Уэстом Аркином и Тедди Зигзагом, а еще Себастьяном Бахом, Ленни Кравицем и Джеффом Беком. Альбом записали очень быстро, с большей частью инструментовки Дафф справился сам, а в музыке слышно влияние панка, Принса и немного — хип-хопа. Но его почти не покупали. Зато Guns N’ Roses достаточно много вместе репетировали и записали бэк-трек кавера на песню Джонни Сандерса «You Can’t Put Your Arms around a Memory», в котором тоже пел Дафф, но который, по настоянию Акселя, они приберегли для Guns N’ Roses.

У них осталось несколько каверов еще со времен записи альбомов «Illusion», которые они планировали выпустить в «EP» или миниальбоме. Музыканты добавили к этому списку еще несколько песен, а Гилби взял гитарные партии Иззи. В основном их вдохновляли работы старых панк-рокеров: New York Dolls («Human Being»); The Stooges («Raw Power»); The Damned и UK Subs («New Rose» и «Down on the Farm»). По духу альбом напоминал музыку Metallica периода EP «Garage Days», в нем музыканты отдавали дань уважения своим корням и нескольким стареющим панкам (представьте, как вам звонит издатель и говорит: «Эй, величайшая группа в мире хочет записать кавер на песню, которую ты написал много лет назад, и выпустить в альбоме. Пойдет?»).

Самой скандальной — и неудивительно, что на ее записи настоял Аксель, — была песня «Look at Your Game, Girl», почти забытая акустическая панихида, которую написал самый известный убийца и музыкант-подражатель Чарльз Мэнсон для альбома, сборы от которого пошли на его защиту в суде в 1970 году. «Эта песня о безумной девушке, которая играет в головоломку. Мне показалось символичным, что такую песню записал человек, знающий о безумии не понаслышке», — объяснил Аксель. Но почти все музыканты отказались от записи, поэтому в ней участвовали только Аксель, Диззи Рид на бонго и приглашенный гитарист Карлос Буи. Песен хватило на целый альбом, не то что на EP, и в ноябре он вышел под названием «The Spaghetti Incident?» Так музыканты в шутку назвали доказательства, которые предоставил Адлер в суде о том, как они с Акселем кидались друг в друга едой, а песню Мэнсона сделали «скрытым» треком, и она не значится в списке на обложке. Музыкантов убедили ее оставить, когда заверили в том, что все авторские отчисления Мэнсона пойдут семье одной из его жертв — Войтека Фриковски.

Этот альбом служил заглушкой, сама группа никогда не считала его чем-то большим, но он попал на четвертое место в американских чартах и на второе в английских, а за первую неделю разошелся тиражом в 200 тысяч экземпляров. Альбом был записан на скорую руку, но ему не хватало сочной свирепости оригинальных песен, хотя, тем не менее, он каким-то образом связал Guns N’ Roses с истоками, как бы далеко они от них ни ушли. В рецензии «Rolling Stone» написали: «Иногда панк-рок лучше всего исполнять как жалобный вой о собственном бессилии, но панковские песни в альбоме «Spaghetti» Аксель исполняет с редкой агрессией».

Казалось, что у них остались силы лишь на запись этого альбома, а потом произошел настоящий перелом. Насыщенная, часто негативная энергия эпохи «Use Your Illusion» требовала выражения, какого-то символического обозначения того, что это было и какими благодаря ей стали участники. Энергия нашла выход, и это чуть не стоило жизни Даффу Маккагану. Как только Аксель узнал, что Дафф организовал сольные гастроли сразу после окончания турне «Use Your Illusion», он позвонил басисту. «Ты что, спятил, черт побери? — спросил Роуз. — Ты с ума сошел, если хотя бы думаешь об этом».

На самом деле Дафф чувствовал, что если останется в Лос-Анджелесе, то сразу же сдастся своей кокаиновой зависимости — так легко там было достать этот наркотик и настолько нечем больше заняться. Он сказал себе, что хотя бы в турне у него есть возможность держаться. Логика наркомана. За годы пьянства, наркотиков и вечеринок нужно расплачиваться, и Даффу вот-вот придет счет. Когда он снова отправился в Европу, то кокаин держал под контролем, но вместо этого ударил по выпивке и уже находился на той последней стадии алкоголизма, за которой ждет только смерть. Дафф обманывал себя, что если перейдет с водки на вино, то возьмет себя под контроль, но в итоге стал выпивать по десять бутылок в день. При этом он не ел, и его тело начало раздуваться. После турне он вернулся в Лос-Анджелес и чувствовал себя хуже, чем когда-либо. «У меня из носа всё время шла кровь, а повсюду были язвы…»

Дафф позвонил и отменил запланированные гастроли в Австралию, а вместо этого полетел домой в Сиэтл, где купил дом на озере Вашингтон. Он едва ли посмотрел этот дом, но его туда тянуло. Тем же рейсом из Лос-Анджелеса летел Курт Кобейн. Они сидели и болтали. «Курт только что сбежал из реабилитационного центра. Мы оба были в говно. В итоге сели вместе и проговорили весь день, но определенные темы не затрагивали. Я проходил через свой собственный ад, а он через свой, и мы понимали друг друга», — размышлял Дафф в своей автобиографии. В аэропорту в Сиэтле он чуть было не пригласил Курта пожить к себе домой, но они потерялись где-то в очереди, и Дафф поехал домой один. А через несколько дней Даффу позвонил Дуг Голдстейн и сообщил, что Кобейн покончил с собой в доме на озере. Дафф был одним из последних, кто говорил с ним. Через месяц после этого, утром 10 мая, Дафф проснулся от боли — не от обычного похмелья от алкоголя и кокса, а от боли, из-за которой он даже пошевелиться не мог, чтобы вызвать «Скорую». Он умирал, но ему ничего не оставалось, кроме как лежать на постели и ждать. Даффа спасла счастливая случайность: друг детства зашел поздороваться и нашел его в спальне. Каким-то образом друг вытащил Даффа из дома и доставил к его постоянному врачу, работавшему на той же улице. Врач сделал два укола демерола, а потом, уже в скорой, укол морфина, но от боли это не помогло. У Даффа так сильно распухла поджелудочная железа, что в конце концов, лопнула, и в организм попали пищеварительные ферменты. Мощные желудочные кислоты прожигали ткани органов, и боль от этого была невыносима. Единственным спасением была операция по восстановлению органа и, вероятно, пожизненный диализ. Даффу снова повезло — операция спасла его. Он пролежал в больнице две недели, а когда вышел, снова начал пить — но на этот раз уже воду.

«Первые несколько месяцев меня всё еще трясло, и не было трезвых знакомых, — позднее рассказывал он. — Так что я катался на горном велосипеде и постоянно себя наказывал, бил за то, что подвел маму и своих друзей. Но в то же время я почувствовал себя единым целым, впервые стал пить воду, хотя почти не пил воду лет десять. Я начал есть здоровую пищу и читать книги…»

Для Даффа Маккагана это был переломный момент. Как и Иззи, он завязал с гедонистическими излишествами. Другим участникам Guns N’ Roses это путешествие только предстояло. «Я знал, что в нужный момент могу выступить голосом разума, потому что думаю, в группе меня видели как раз таким, — рассказал Дафф Джону Хоттену в 2011 году. — Я не знал, как это сделать, и не делал этого, но, по крайней мере, впервые в жизни с этим примирился. Думаю, Guns прошли свой путь так, как только и могли его пройти. Это была лажа с самого начала, но это была прекрасная лажа».

В 1990 году Слэш признался журналу «Rolling Stone»: «Если бы все распалось и нам пришлось бы пойти заниматься сольными проектами, мы все чувствовали бы себя потерянными и одинокими, потому что по отдельности мы уже не Guns. Никому из нас не удастся это повторить. В Акселе столько харизмы — он один из лучших вокалистов в мире. Дело в его личности. Он может взять и создать что-то. Чего я боюсь, так это того, что, если группа распадется, я никогда не смогу отделаться от факта, что я — бывший гитарист Guns N’ Roses. Это словно продать душу дьяволу».

Спустя пять лет все закончилось.

Для Слэша поворотный момент в личных отношениях с Акселем настал летом 1992 года на гастролях. «В какой-то момент, когда мы выступали с Metallica, я просто потерял Акселя, — рассказал он мне. — Я больше не понимал, где он. Я больше не понимал, где я сам! Стивен уже ушел, потом мы потеряли Иззи… И мы ничего не могли изменить… Все как будто валилось из рук. Потом мы вдруг перестали выступать спустя два с половиной года гастролей, и всё словно… остановилось. Погибло».

Первые недели и месяцы 1994 года Слэш писал новый материал для следующего альбома Guns N’ Roses, а деньги брал из аванса «Geffen» в 10 миллионов долларов — безумной, черт побери, суммы денег. Текста пока не было, это оставалось специализацией Акселя. Зато там было изобилие мощных риффов и мрачных мелодий, песен без названия, которые Слэш доработал из треков, созданных во время записи альбомов «Illusion», таких как «Garden of Eden» и «Locomotive».

Но, когда он прислал Акселю демо-запись того, что у него получилось, вокалист сразу все забраковал. Слэш был уязвлен, но не сдался и решил использовать свои наработки для сольного альбома под эгидой новой «группы», которая будет называться Slash’s Snakepit. Кроме того, он нанял Майка Клинка в качестве продюсера, а также пригласил сыграть с ним Гилби, Мэтта и Диззи. Еще Слэш нанял на роль вокалиста Эрика Довера, фронтмена Jellyfish, — 27-летнего энергичного певца, который был не так уж далек по стилю от Акселя в самой свирепой своей манере.

Альбом под названием «It’s Five O’Clock Somewhere» наконец вышел в компании «Geffen» в феврале 1995 года и, с коммерческой точки зрения, провалился. Критики в основном оказались добры и признали, что игра Слэша блистательна как никогда, но почти единогласно вопрошали: где же сами песни?

Дуг Голдстейн рассказывает, как Том Зутаут позвонил ему обсудить «It’s Five O’Clock Somewhere». «Он спросил: «Ты уже слышал альбом Слэша?» Я ответил, что нет.

— Обязательно послушай. Он ужасен. Я не могу его выпустить. — Но ты же аранжировщик, тебе придется Слэшу об этом сказать.

— Ни за что. Никогда. Я не буду говорить, что этот альбом — отстой. Это твоя работа.

— Это не моя работа! Ты же аранжировщик. Это твое дело.

— Я не буду этого делать и не буду выпускать альбом».

Голдстейн позвонил Эдди Розенблату и передал ему слова Зутаута, но теперь Эдди отказывался сообщать это Слэшу. «Эдди сказал: «Я не буду этого делать!» Я разозлился: «Толку от тебя никакого, черт побери!» А он возразил: «Слушай, тебе все равно придется ему сказать». Прекрасно! Тогда я позвонил Питеру Меншу и спросил, как бы он поступил. Питер ответил: «Дуг, я всегда говорю своим артистам правду, что бы там ни было. Меня не волнует, Metallica они, Def Leppard, или еще кто. Я говорю им правду. В этом состоит и твоя этическая ответственность».

Голдстейн пригласил Слэша на ужин в «Hamburger Hamlet». «Я спросил: «Сколько в альбоме песен?» Он ответил: «Двенадцать». И я выпалил: «Для выпуска этого альбома нам не хватает всего двенадцати песен». Слэш сначала не понял и переспросил: «Что?» А я подтвердил: «Ага. Тебе придется все переделать, потому что лейбл утверждает, что не выпустит этот альбом». Для наших отношений это стало огромной проблемой. Думаю, в этот момент они и испортились. Я старался решить вопрос, потому что не хотел привлекать других людей. Но Слэш решил, что я хочу помешать успеху этой записи, хотя это, конечно, неправда. Я так же старательно работал над этим альбомом, как если бы это был альбом Guns N’ Roses. Но, если можно так выразиться, речь идет о музыке другого уровня. С точки зрения лирики, этот материал и рядом не стоял. Музыка была неплохая. Но сами песни…» — он запнулся. А затем добавил: «Из-за этого-то Аксель и устраивал аранжировщикам настоящий ад».

Даже Гилби уже наработал достаточно материала для сольного альбома. Только Аксель, который укрылся на холмах Малибу и вел странную жизнь рок-звезды-затворника, не планировал свое будущее вне Guns N’ Roses. Ему это было не нужно. И, хотя мир об этом еще не знал, У. Аксель Роуз и Guns N’ Roses теперь были неразделимы — причем юридически.

В 2008 году в разговоре на онлайн-форуме сайта Guns N’ Roses Аксель объяснил, что в контракте, который выбил для них Дуг Голдстейн у «Geffen» после пересмотра, содержался пункт, согласно которому Аксель имел законные права на название «Guns N’ Roses». Этот пункт не проявит свою силу до 1994 года, когда все действительно начнет разваливаться, но, по мнению вокалиста, тогда он вызвал не такое уж большое потрясение.

«Когда Guns пересматривали контракт с «Geffen», я включил туда пункт о названии, чтобы защитить себя, потому что это я придумал название и с ним основал группу, — пояснил Аксель. — Скорее это имеет отношение к менеджменту, а не к группе, потому что тогда наш менеджер Алан Нивен все время убеждал ребят уволить меня. Когда я перестал с ним разговаривать, он сразу понял, что дни его сочтены, шептался со всеми, с кем только мог, и пытался обернуть пересмотр нашего контракта себе на пользу, чтобы получить денег от «Geffen».

Этот пункт добавили в контракт, и все его подписали. Он не был спрятан и не был напечатан мелким шрифтом, на этом разделе нужно было отдельно поставить свои инициалы. В то время я не думал и не знал о брендах, корпоративных ценностях и т. д. Я знал только, что сам придумал название, и с самого первого дня все были согласны, что оно останется у меня, если мы распадемся, просто сейчас это закрепили на бумаге. Я долго не понимал еще многих других вещей, пока не ушел и не сформировал новое партнерство, которое стало попыткой спасти Guns, а никак не украсть».

Красивая логика. Страшные последствия. В Guns N’ Roses осталось всего три участника из оригинального состава, и только одному из них принадлежало название. Но, по словам Дуга Голдстейна, все было не так просто. «Самая важная дата в истории группы — пятое июля 1993 года, — утверждает он. — В этот день мы были в Барселоне в Испании, и мне поручили пойти к Акселю в номер. Аксель сказал: «Слушай, либо остальные подпишут контракт, по которому название возвращается ко мне, либо я не выйду на сцену, начнутся беспорядки, погибнут люди, и это будет на их совести». Но я же не глупый парень. При таких условиях это считается подписью под принуждением. Можешь хоть подтереться затем этим контрактом».

Может, и так, но в тот вечер в Барселоне ни Слэш, ни Дафф условий контракта не видели. Как рассказывает Дафф в своих мемуарах, гастрольный менеджер дал им со Слэшем на подпись документы о передаче прав на название группы Акселю прямо перед концертом. «Какого черта?» — спросил Дафф. На что ему ответили, что в бумагах сказано, что они со Слэшем в плохой форме и, если кто-то из них умрет, никто не хочет годами судиться с их семьями. Хотя, по словам Даффа, в этих документах о смерти не было ни слова.

В конце концов, как пишет Дафф, они со Слэшем решили, что Guns N’ Roses все равно не могут существовать без них и подписали бумаги. Что угодно, лишь бы избавиться от этого дерьма и без всяких проволочек выйти на сцену. «Я был чертовски вымотан, — объяснил Дафф. — У меня было чувство, что все два года я тащу за спиной дом».

А теперь, спустя год, стало проявляться реальное положение вещей. Слэшу и Даффу по-прежнему принадлежала часть Guns N’ Roses — но не название, — а как подтвердили бы Мик Джаггер, Дэвид Ли Рот, Лиам и Ноэль Галлахеры и даже Пол Маккартни, в музыкальном бизнесе название важнее всего. Вдруг вскрылась неприятная правда: Слэш и Дафф уже не имели своего голоса в вопросах того, какой курс возьмут Guns N’ Roses, потому что Guns N’ Roses теперь, по сути, принадлежали Акселю. У Слэша и Даффа даже не было менеджера, к которому можно обратиться за помощью. Дуг Голдстейн давным-давно признал, что Guns N’ Roses никогда не смогут работать без согласия Акселя Роуза. Теперь изменилось только то, что это было подтверждено на бумаге.

Как объясняет Стефани Фаннинг, Аксель закрутил группе гайки и забрал название. «Во всем, что он делал, по какой бы причине он это ни делал, он всегда пользовался своей властью. И в этот момент Дуг смирился с этим и остался предан группе и Акселю, и остальные музыканты тоже».

И тогда, по ее словам, они полетели штопором вниз… «Не хочу ничего сказать о Дуге, он — человек, который всегда говорит «да». Просто милашка и отличный парень. Но легче оказалось просто смириться и держать свой рот на замке. Дугн держится за свою работу, остается менеджером, одним из величайших менеджеров в мире, он сам выбрал это дело. И, возможно, за пару лет гастролей «Illusion» благодаря этому все было хорошо».

Но теперь все быстро посыпалось. Когда Слэш пришел в студию «Complex» в Лос-Анджелесе в августе 1994 года записывать кавер на песню Rolling Stones «Sympathy for the Devil» для саундтрека к фильму «Интервью с вампиром» с Томом Крузом и Брэдом Питтом, его очень оскорбило то, что Аксель привел музыканта на замену Гилби — своего старого приятеля из Лафайета по имени Пол Хьюдж. По словам инсайдера, Хьюдж был довольно хорошим парнем, но «это же Guns N’ Roses, ради всего святого». Хьюдж все-таки был не настолько хорош и не умел играть так, как надо. Или, как позже пояснил Слэш: «На мой взгляд, Пол совершенно бесполезен. Ненавижу этого парня. Прошу прощения, я уверен, что он очень хороший человек, но в контексте рок-н-ролла просто жалок. Что касается их отношений с Акселем — они вместе росли в Индиане, и я понимаю, что Роузу с ним комфортно, но я отказываюсь снова играть с Полом».

Только вот Аксель не готов был услышать «нет». По его мнению, Хьюжд идеально заменял Иззи. Но как гитаристу ему было далеко до уровня Слэша. Но это было и не нужно. Полу нужно было просто играть аккорды, которые ему дали. Что еще более важно — с точки зрения Акселя Пол был настоящим другом — а он был не уверен, что Слэш и Дафф ему все еще друзья. И хотя Аксель не хотел этого признавать, но ему как раз и нужен был хороший друг. Кто-то, кому бы он мог доверять, и кто не говорил бы о нем гадости за спиной. Кто-то, кто уважал бы его и был благодарен за предоставленную возможность. Кто-то, кто никогда не стал бы с ним спорить.

Зато для Слэша этот поступок стал последней каплей. Ему невольно пришлось заставить Акселя выбирать между ним, первым и, возможно, самым важным музыкальным партнером, и своим старым школьным приятелем. Роуза загнали в угол, запугали, и он сделал то, что всегда делал в таких ситуациях, — еще больше закрылся. И выбрал старого школьного друга.

Так не должно было случиться. По крайней мере, так считает Дуг Голдстейн, который настаивает, что Аксель был открыт к предложениям Слэша и Даффа заменить Гилби кем-то еще, но они просто сдались и позволили Акселю решать самому. «Слэш и Дафф иногда в отчаянии звонили мне и говорили: «Слушай, убери этого парня отсюда, черт возьми». Слэш говорил: «Я ненавижу этого парня. Он урод. Он не умеет играть…» А я отвечал: «Тогда. Найди. Кого-нибудь. Другого». Но они даже не думали искать кого-то еще».

На самом деле еще до появления Пола Хьюджа музыканты сделали несколько попыток заменить гитариста. Сначала Слэш как только ни выкручивался, пытаясь оставить в группе Гилби, — из-за чего того увольняли три раза за три месяца. Потом шел разговор о бывшем гитаристе Оззи Осборна Закке Уайлде. Голдстейн был менеджером сольного проекта Уайлда под названием Pride and Glory, и Закк со Слэшем уже стали собутыльниками. Но Уайлд был звездой соло-гитары, а Слэш яростно противился тому, чтобы делить с кем-то свое лидерство в этом. Потом у них снова возникла идея взять Дейва Наварро, но Слэш возражал примерно по той же причине.

«Он все повторял: «Я не собираюсь делиться соляками, черт побери. К чертям это. Мне это абсолютно не интересно», — вспоминает Голдстейн. — Будь Слэш немного уступчивее в этом вопросе, Guns N’ Roses никогда бы не распались».

В одном из редких интервью в 2002 году Аксель по-прежнему настаивал: «Пол Хьюдж — один из лучших известных нам людей, который был свободен и способен дополнить стиль Слэша… Полу интересно только дополнять Слэша, давая основу риффу или что там. Это сохраняет акцент на ведущей партии Слэша и выделяет ее».

Зато Слэш был вообще другого мнения и утверждал, что принял решение уйти из Guns N’ Roses в тот же день, когда Хьюдж впервые пришел в студию, а в ту ночь даже заснуть не мог — настолько был расстроен. «Я готов был покончить с собой. Если бы у меня тогда был пистолет, я бы вышиб себе мозги. Если бы у меня было пятнадцать граммов чертова героина, меня бы уже не было. Мне было очень тяжело. Эта обида засела в каком-то новом месте у меня в голове, где я прежде не бывал. Каким-то образом мне удалось заснуть. Наутро, когда я проснулся, то принял решение. И в этот момент почувствовал, как сбросил с плеч всю тяжесть этого мира».

Теперь все думали о чем угодно, только не о группе. Музыканты боялись за свою жизнь. Особенно Аксель. Он пытался решить головоломку, что же делать со Слэшем, да еще и оказался в унизительном положении в суде со своей бывшей женой Эрин Эверли и бывшей невестой Стефани Сеймур. Аксель расстался с Сеймур в 1993 году после ужасной ссоры в Рождество.

Когда они только начали встречаться, Аксель рассказывал журналу «Интервью» Энди Уорхола по телефону о своем новом романе со Стефани. Статья вышла с фотографиями Акселя и Стефани, которые целуются взасос. В ней приводилась цитата Акселя: «Нам со Стеф нравится разговаривать друг с другом, и мы хотим посмотреть, сможем ли мы и дальше так разговаривать всю оставшуюся жизнь. Мы не знаем, но стараемся как можно больше общаться».

Он продолжал: «Иногда друзья становятся любовниками или бывшие любовники становятся друзьями. Надо уметь поддерживать дружбу и брать на себя ответственность за то, чтобы быть другом, помогать другому человеку дружить с тобой и выражать свои чувства о дружбе… Мы со Стефани так делаем. Это хорошо».

Но это было тогда. Теперь же, в 1994 году, согласно заявлению Сеймур, данному под присягой в связи с иском, который она выдвинула против него, проблемы начались после словесной перепалки, которая произошла у них с Акселем и после которой он объявил, что они не будут отмечать Рождество. Стефани продолжала: «В конце дня начали приезжать гости, и в какой-то момент в середине вечера Аксель вошел в дом, хлопнул дверью, очевидно, очень злой, поднялся наверх, потом опять спустился и ушел». Когда мать Сеймур попыталась поговорить с ним, Аксель начал кричать на нее и в конце концов заявил в недвусмысленных выражениях, что ей в этом доме не рады. После этого большинство гостей ушли.

Сеймур также заявила, что, когда они остались одни, Аксель толкнул обеденный стол, бутылки и стаканы упали на пол и разбились. Согласно показаниям Стефани, Аксель схватил ее за горло и потащил босую по разбитому стеклу. Роуз в ответ заявил, что она схватила его за яйца, а он просто защищался. Дугу Голдстейну неизбежно пришлось улаживать конфликт. «Мне пришлось поехать туда и разобрать этот беспорядок — не буквальный, а эмоциональный, потому что Аксель был расстроен и огорчен. Я любил этого парня до смерти, поэтому хотел прийти ему на помощь». Помогать Роузу собраться после крупной катастрофы стало привычным занятием, говорит Голдстейн. «За те два года произошло не только это. Я так катался семнадцать лет. Это могло продолжаться целую неделю, я говорил с Акселем, а он плакал. Но я никогда не делал каких-то выводов, а просто старался быть с ним рядом… Очевидно, отношения со Стефани его доконали. Я хочу сказать, правда доконали. Роуз любил ее до смерти…»

Аксель и Стефани и до этого сильно ссорились, но потом всегда мирились. Голдстейн вспоминает, как после одной такой ссоры Аксель позвонил ему и спросил: «Ты знаешь кого-нибудь, у кого есть белая лошадь?» Они снова расстались, и Роуз пытался вернуть Сеймур. Я ответил: «Посмотрим, что я могу сделать». Голдстейн, который гордился тем, что всегда знает, как выполнить любую самую странную просьбу начальства, все организовал, и на следующий день к дому Стефани в Голливуде подъехал фургон с белым арабским жеребцом.

«Аксель садится на коня и подъезжает к входной двери, а я стучу в дверь и прячусь в кустах. Потом он, сидя на лошади, просит у Стеф прощения, и, Богом клянусь, это был один из самых милых поступков, которые я видел в жизни. Я сижу в кустах и смотрю на Акселя, а он изливает ей все сердце и душу. До этого Роуз ни разу в жизни не сидел на лошади! А конь под ним ходит взад-вперед, и Аксель понятия не имеет, как им управлять. Это было просто восхитительно. Что мы только не делаем ради любви…»

Но к 1994 году отношения настолько испортились, что Сеймур потащила Акселя в суд и потребовала компенсации за так называемые бытовые проблемы, жертвой которых она себя объявила. Аксель был просто опустошен. Он знал, что Стефани начала встречаться с бизнесменом-миллионером Питером Брантом. По словам бывшего сотрудника «Geffen», Роузу удалось достать фотографию Сандры, жены Бранта, которую он отправил Йоде, чтобы та наложила на нее защитное заклинание от Питера, потому что считал, что Сандре так же наставляют рога, как и ему, и сочувствовал ей. Тем не менее Аксель не переставал надеяться помириться со Стефани. Судебный иск убил в нем эту надежду.

Все очень быстро вышло из-под контроля. Адвокаты Акселя обратились за судебным запретом, обвинив Сеймур в том, что она принимала кокаин в его доме на глазах у своего двухлетнего сына Дилана. По словам друга, Аксель считал, что они со Стефани были вместе в прошлых 15 жизнях. Потом, когда Эрин Эверли вызвали в суд для дачи показаний по делу Сеймур, она решила сама подать иск и обвинила бывшего мужа в нападении и сексуальном насилии.

Акселю пришлось терпеть, как самые темные подробности его личной жизни открыто обсуждаются в суде. Бывшая соседка Эрин, Меган Ходжес-Найт, дала показания под присягой о том, что однажды ночью слышала, как Эрин умоляла: «Пожалуйста, перестань. Не трогай меня, не трогай меня», — а Аксель кричал на нее. «А потом он вдруг вышел и стал ломать все антикварные ценности, а она плакала: «Пожалуйста, не ломай их, пожалуйста», — и пыталась забрать их. Но Роуз оттолкнул ее и сломал все, что попалось под руку. Я помню, что спала и проснулась от того, что у меня над головой летает хрусталь и разбивается об пол».

Меган была большой любовью Слэша, когда еще была совсем подростком. Она заявила, что рассказала Слэшу, как собирается «сделать что-то» с Акселем, но гитарист остановил ее и сказал: «Нет, ты только сделаешь хуже». В своих показаниях Меган также утверждала, что видела, как Аксель бил Эверли и таскал ее за волосы. Затем он бросил в нее телевизор, заявила она, и, к счастью, промахнулся, а потом плюнул в нее. «Свинья», — произнесла Меган хмуро.

В своих собственных показаниях под присягой Эрин описала в шокирующих подробностях случай, когда Аксель привязал ей руки к лодыжкам сзади, заклеил рот скотчем, на глаза повязал платок, а потом оставил в кладовке — голую и с кляпом во рту — на несколько часов. Когда Роуз наконец ее выпустил, то взял на руки и положил лицом вниз на раскладную кровать. «Потом он очень сильно проник в меня анально. Очень сильно».

Эрин также показала, что Аксель считал, будто они с Сеймур были сестрами в одной из прошлых жизней и теперь пытаются его убить. Аксель рассказал ей: «В прошлой жизни мы были индейцами, и ты убила наших детей, и поэтому я так груб со тобой в этой жизни». Эрин также утверждала, что он снял все двери у нее в квартире, чтобы следить, куда бы она ни пошла.

Для Акселя это было уже чересчур. Не теряя времени, он велел своим адвокатам уладить дело вне суда. Как сообщается, Эрин вышла из суда с неназванной суммой денег, которая предположительно составила более миллиона долларов. Роуз велел своим помощникам быстро собрать несколько существующих копий записи невышедшей версии клипа «It’s So Easy» пятилетней давности, на которой Эрин в бандаже и с шариком во рту, а Аксель кричит ей: «Смотри, как я тебя бью! Падай!»

Ни Эрин, ни Стефани не выдвигали уголовных обвинений. Однако ущерб был нанесен, и рассказ об их совместных действиях против Акселя попал на первую страницу журнала «People» в 1995 году. Так как журнал вышел всего через месяц после истории об аресте и обвинении О. Джей Симпсона в убийстве своей бывшей жены Николь, то большинство людей отнеслись с мрачным предубеждением к очередному скандалу с домашним насилием. Забавно, что сама Эрин, похоже, по-прежнему испытывала некоторое сочувствие к многострадальному бывшему супругу и признавалась: «Мне стало жаль его, я думала, что могу все исправить».

Дело Сеймур так же поспешно уладили до суда, и, как сообщалось, Аксель выплатил ей 400 тысяч долларов. Адвокат Стефани Майкл Плонскер не подтвердил, но и не опроверг данную сумму, сказал только, что дело разрешилось полюбовно.

Всего через несколько месяцев Стефани Сеймур вышла замуж за Питера Бранта в Париже. Вскоре после этого она родила ему первого из двух сыновей, и они по-прежнему счастливы в браке. Дуг Голдстейн рассказывает: «Боже мой, Аксель был просто раздавлен, черт побери! Этот парень заслуживает любви, потому что сам он такой любящий. Он был бы замечательным отцом, будь у него такая возможность. Роуз хотел усыновить Дилана, сына Стефани, но, очевидно, ему не дали такого шанса».

По словам няни Стефани, Беты Лебис, которая стала домработницей Акселя после того, как пара рассталась, когда группе пришел конец, Роуз решил, что заведет семью, женится и будет растить детей. Что у него будет новая жизнь, достаточно денег и он посвятит свое время семье. Он мечтал о семье, детях — о том, чего у него никогда не было.

Уход Стефани поставил крест на этой мечте. «Аксель — такой человек, который хочет делать все правильно, — поясняет Бета. Он был таким страстным мужчиной, о каком мечтают многие женщины. Аксель словно прекрасный принц. Ради Стефани он делал все, о чем пишут в романтических книгах. Делал то, чего в реальной жизни больше не увидеть! Думаю, многие женщины мечтали бы оказаться на ее месте. Я бы никогда не ушла от такого мужчины. Но Стефани очень красивая и сексуальная; она может заполучить любого мужчину, какого захочет. Она использует мужчин как игрушки».

Бета также добавила: «Когда-нибудь видели ребенка с новой игрушкой? Они сначала играют с ней все время, а потом она ему надоедает. Я всегда говорила Стефани, что она может причинить Акселю больше боли, чем ей кажется. Другие мужчины, которые влюблялись в нее, никогда не страдали так, как Аксель. Он хотел все сделать правильно, и в самом деле думал, что все идет хорошо. Он очень серьезно воспринимал эти отношения. Стеф его чуть не убила».

Дуг Голдстейн говорит, что Аксель, потеряв Стефани Сеймур и ее сына и понимая, что Guns N’ Roses распадаются, оказался на грани срыва. В то время Дуг привык, что среди ночи ему в истерике звонит Бета и умоляет прийти поговорить с Акселем, который лежит в постели в слезах и сжимает в руке заряженный пистолет.

В это время Роуз превратился в затворника. «Я сидел на телефоне и отвечал людям из «Geffen», что Аксель целыми днями работает в студии над следующим альбомом Guns N’ Roses, — рассказывает Голдстейн, — а он звонил мне по пять, по десять раз в день. В первую очередь Аксель продолжал пробовать новое и в то же время много писал. Но больше ничего и не происходило. Какое-то время…»

20 января 1994 года Аксель Роуз был гостем на церемонии избрания Элтона Джона в Зал славы рок-н-ролла в Нью-Йорке, где произнес короткую, но проникновенную речь о том, что Элтон Джон и его поэт Берни Топин значили для него все эти годы, закончив ее словами: «Когда я впервые услышал «Bennie and the Jets», то сразу же понял, что должен быть артистом. Так что теперь на этом человеке лежит гораздо бóльшая ответственность, чем он планировал». Бурные аплодисменты.

В тот вечер Аксель исполнил «Come Together» с Брюсом Спрингстином. Роуз был одет в своем собственном пост-гранжевом сценическом стиле — в джинсы, сапоги, белую футболку и простую расстегнутую рубашку — и, казалось, нервничал, стоя рядом с суперкрутым Спрингстином. Он словно выжимал из себя вокал, как капли крови: это выступление лишь отдаленно напоминало ту силу, напыщенность и напор, которые чуть не сдули со сцены Тома Петти на церемонии вручения наград «MTV». С тех пор, казалось, прошла целая вечность.

Это было последнее выступление Акселя на публике на ближайшие шесть лет.

«Однажды Аксель позвонил мне, когда мы уже пару лет не гастролировали, — вспоминает Дуг Голдстейн. — Он спросил: «Как ты сейчас думаешь, какую самую большую ошибку я совершил в профессиональной карьере?» Я ответил: «Возможно, клип на песню «November Rain», в котором ты показал огромный особняк, за который заплатили обычные люди». Роуз задумался: «Ого. Да. Знаешь, ты, наверное, прав». Мы забыли об этом, а потом он позвонил мне примерно через два дня и сказал: «Эй, Дуг, я хочу вернуться к разговору о том, что я показал свой дом. Я понимаю, что сейчас надо сливаться с толпой, как Nirvana и Pearl Jam, носить фланелевые рубашки и не выделяться. Что больше нет никаких суперзвезд, люди хотят, чтобы ты был одним из них. Но ведь никто никогда не говорил нам, что мир изменился». Я ответил ему: «Знаешь, а ты прав». Аксель поднял очень важный вопрос… Мы садились в свой автобус или самолет, черт возьми, и понятия не имели, что происходит в мире. Мы просто делали то, что нам нравится, и все, ни больше ни меньше».

Но все изменилось, и не только у Акселя Роуза. Дафф Маккаган собрал еще один сторонний проект под названием Neurotic Outsiders вместе с Мэттом Сорумом, Стивом Джонсом, бывшим гитаристом Sex Pistols, и Джоном Тейлором, басистом Duran Duran. Дафф позднее признавался, что чувствовал себя отсталым на фоне гранжевых групп из Сиэтла, которые господстовали на рок-сцене в первой половине девяностых. Хотя Neurotic Outsiders базировались в Лос-Анджелесе, а половина состава вообще была из Англии, Дафф, который теперь стал вести трезвый образ жизни и по-прежнему разгребал свой эмоциональный беспорядок последних десяти лет, все равно хотел наверстать упущенное. Он сделал короткую стрижку, как у Мэтта Сорума, вышел на сцену с группой в «Viper Room» в Лос-Анджелесе без рубашки и вприпрыжку исполнял музыку, которая всем показалась чем-то средним между Sex Pistols и Nirvana, причем ей не хватало ключевого элемента и того и другого. А именно, фронтмена, достойного Джонни Роттена или Курта Кобейна. Вместо этого вокал взял на себя пузатый Джонс, и результат, воплощенный в сингле «Jerk», записанном на раз-два-три, звучал именно так, как должен был звучать: как недогранж, написанный теми, кто когда-то был знаменитостью. В 1996 году музыканты записали альбом с тем же названием, что у самой группы, и выпустили под лейблом Мадонны «Maverick», за ним последовали короткие турне по Европе и США. Потом все снова развалилось.

А в студии «The Complex» на западе Лос-Анджелеса, где огромную звуковую сцену круглосуточно арендовали Guns N’ Roses, время словно остановилось. К 1996 году Аксель убедился, что следующий альбом должен быть более современным, чем «Use Your Illusion», и заказал кучу нового оборудования и новых сотрудников. Кроме игровых автоматов, бильярдных столов и буфета, у него теперь работал на полную ставку специальный компьютерный эксперт, обучавший Роуза новым технологиям. Его поразила эксцентричная электронная музыка Nine Inch Nails, The Prodigy и Moby. Кроме того, Аксель пытался пережить падение с небес на землю, куда его спустило неуважительное гранжевое поколение, поэтому он всеми силами старался осовременить звучание Guns N’ Roses. Его коробило от музыки, которую Слэш предложил для нового альбома: эдакое некачественное буги в исполнении плохих парней, которое даже Дафф раскритиковал и назвал «южным роком». Но Роуз содрогался не меньше и от нового недогранжа Даффа в исполнении Neurotic Outsiders.

Мучительнее же всего для Акселя был тот факт, что Дафф с Мэттом, казалось, намеренно игнорируют его последние попытки удержать Guns N’ Roses на гребне современной рок-музыки и не обращают внимания на стремление найти что-то новое, что они могли бы сказать своей музыкой. Музыканты воспринимали эти попытки как очередное выражение его неконтролируемого эго. А Роузу никак не помогало то, что теперь и Слэш, и Дафф горько сожалели о том, что в 1993 году подписали бумаги о передаче названия Guns N’ Roses, в результате чего Аксель официально стал лидером.

Но это лишь один взгляд на вещи. И Слэш, и Иззи жаловались на вмешательство Акселя в их музыку еще со времен записи альбомов «Illusion». Слэш заявлял, что у него есть запись более ранней, сырой версии материала альбома, которая звучит гораздо сильнее и мощнее, чем готовые записи после того, как над ним поработал Аксель, — то есть до того, как добавили клавишные, духовые и бэк-вокал. Иззи тоже сетовал на то, что Аксель всегда хотел забрать его демо-записи и превратить их в большие композиции. Но как Роуз рассказал журналу «Rolling Stone» в 1992 году: «Когда Иззи записал эти мелодии, по его мнению, они были абсолютно готовы. Мне нравятся такие записи, но мы бы сами себя похоронили, если бы выпустили эту гаражную музыку. Люди хотят слушать качественные альбомы. А Иззи было очень сложно заставить довести дело до конца, даже со своим собственным материалом». В конце концов, Аксель сказал, что песни Иззи попали в альбом, потому что он сам захотел их туда включить, а не потому, что Иззи это хоть как-то волновало.

Как сейчас объясняет Дуг Голдстейн: «Остальным участникам группы достаточно было быть как AC/DC или Rolling Stones, у которых каждый альбом похож на предыдущий. А Аксель хотел быть как Beatles. Он хотел, чтобы музыка развивалась с каждым новым альбомом, и не хотел выпускать очередной «Appetite for Destruction». Но остальных ребят полностью устраивало писать простые песни, точные и лаконичные. Они всего лишь хотели снова отправиться на чертовы гастроли. Beatles возвращались из турне и всю оставшуюся карьеру проводили в студии. Аксель хотел делать нечто подобное. Но у Beatles было всего лишь четыре, а потом восемь звуковых дорожек, и этого было достаточно для хорошей записи. Шесть недель в студии в то время — примерно то же, что шесть лет теперь».

Пока Аксель мечтал воздвигать такие же масштабные музыкальные соборы, как у студийных перфекционистов вроде Фила Спектора и Брайана Уилсона, Слэш, Дафф и весь весь остальной мир держались за тот факт, что Guns N’ Roses выползли из тех же задворок Голливуда, что Poison и Mötley Crüe. Никто даже не ждал от Роуза чего-то большего. И мальчика, который вырос на музыке Queen и Элтона Джона, Led Zeppelin и Билли Джоэла, это бесило до такой степени, что будь он проклят, если позволит недальновидной тупости других людей встать у него на пути.

«То, что Аксель блестяще пишет песни, не обсуждается, — поясняет Голдстейн. — Но люди говорят о Guns N’ Roses как о той самой невероятной группе. Но кто, черт побери, все это создал? Точно говорю, я был со Слэшем и Даффом, когда они писали музыку для альбома «Use Your Illusion». А «Locomotive» и «Coma» они вообще сыграли без участия Акселя. Но Роуз постоянно звонил мне из студии и говорил: «Черт, я ненавижу Слэша. Ты еще не слышал эту песню «Locomotive»? Как мне вообще написать слова к этому дерьму?» А я отвечал: «Слушай, мужик, я не знаю. Это ведь твоя работа, верно? Я менеджер. А песни пишешь ты».

Слэш, который вырос на музыке Дэвида Боуи и Стиви Уандера, а также Aerosmith и Stones, тоже хотел вывести музыку Guns N’ Roses на новый уровень. Но проблема, как ему казалось, была не в этом. И даже не в присутствии Пола Хьюджа, которое душило его творчество. Основная проблема, по словам Слэша, была в том, что Аксель теперь вел себя как самоназначенный лидер. «Это было похоже на диктатуру. Мы не так уж много работали вместе. Он сидел в кресле и наблюдал. То один рифф, то другой. Но я не знал, к чему мы идем».

Наконец, в сентябре 1996 года, Слэш заявил Акселю, что с него хватит. «В этом есть и что-то личное, — объяснил он мне. — Я не могу общаться с Роузом. Возможно, никогда не мог. Я хочу сказать, Аксель пришел с Иззи, я пришел со Стивеном, а потом нас всех соединил Дафф. А теперь я понял, что остался один, но это значит, что нам с Акселем нужно преодолеть… не враждебность, а то, что у нас обо всем разное мнение. И, знаешь, Аксель работает усерднее всех, кого я знаю, но только над тем, над чем хочет работать. А я… Я просто потерял ко всему интерес».

В конце концов, сказал Слэш, все сводится к следующему: «Если бы я не ушел, то умер бы, потому что мне нечего было делать и у меня не было ни вдохновения, ни творческого взаимодействия. Я, конечно, пытался найти себе место, но все было похоже на огромную вращающуюся дверь, в которой появлялось и исчезало какое-то современное оборудование, гитаристы, и какого только дерьма не происходило… Я просто ждал, пока уляжется пыль, но, в конце концов, подумал, что мы никогда не сможем найти верный путь».

Когда Слэш сообщил Акселю, что уходит, вокалист хорошо держался на публике. Не было сделано никакого заявления. Не было принято никаких мер, чтобы сразу же заменить гитариста. Как и после болезненного разрыва со Стефани Сеймур, какая-то часть Акселя втайне надеялась, что Слэш прибежит обратно. Роуз знал, что без Слэша Guns N’ Roses быть не может. По крайней мере, они не будут такими, какими их знает мир. Поэтому он решил сохранить эту новость в тайне, пока не придумает, что делать.

Но, когда в октябре 1996 года Слэш давал интервью онлайн и признался, что в настоящий момент они с Акселем раздумывают о будущем их отношений, Роуз ощутил злость, обиду и предательство. Он поспешил опубликовать свой взгляд на события и 30 октября прислал в «MTV» факс, в котором утверждал, что сам принял решение об уходе Слэша еще в 1995 году, а также заявил, что больше не может работать с гитаристом, потому что тот потерял чувство вовлеченности в процесс. Но на самом деле Аксель почувствовал себя еще более одиноким, чем раньше. Сначала Стивен, потом Иззи… а теперь и Слэш? Что с ним происходит? Ночью, когда Роуз оставался наедине со своими мыслями, он во всем винил себя. Как раз в такие моменты Дугу звонила Бета и умоляла прийти его успокоить. Но почему-то с наступлением дня Аксель снова был уверен, что дело не в нем, а в других. К черту их всех!

«Аксель считал, что Guns N’ Roses должны меняться, а Слэш был уверен, что Guns N’ Roses — это чертовы Guns N’ Roses, и больше никто, — поясняет Том Зутаут. — Не думаю, что им удалось бы преодолеть эту пропасть в общении друг с другом. Вначале никто не хотел заявлять об этом публично, потому что никто не хотел верить, что группа распалась».

Аксель по-прежнему дерзил, когда обсуждал этот разрыв на официальном сайте группы в 2002 году. «Изначально я собирался создать что-то в стиле «Appetite», — вспоминал он. — Поэтому выбирал то, что, на мой взгляд, оставило бы довольными ребят, а особенно Слэша. Но мне кажется, что каждый раз, когда мы подбирались к чему-нибудь, что может наконец получиться, не обходилось без того, что Слэш скажет: «Эй, это не получится». Но материал отвергался только потому, что был хорош. Другими словами: «Эй, подождите минутку. Эта попытка может принести успех, мы не можем так сделать».

Слэш боится успеха? Можно было бы посмеяться над этим заявлением, если бы в нем не было столько отчаяния. С подобными заявлениями Аксель выступал и об Иззи после его ухода, где утверждал, что тот был бы гораздо счастливее, если бы группа не достигла такого успеха. «Я с самого начала хотел подняться как можно выше, — рассказал Аксель журналу «Rolling Stone», а Иззи вообще этого не хотел». Последствия ухода Слэша оказались разрушительными. Как позднее рассказал Дафф: «Слэш повернулся спиной и сказал: «Полное дерьмо». Они с Акселем больше не разговаривали. Все стало совершенно иррационально». В итоге, признался Дафф, он стал тем, с кем они оба общались. «У меня сложилось впечатление, что я посредник в ссоре двух маленьких детей». Дафф любил Слэша, хотя сам не готов был сдаться. Но, когда спустя несколько месяцев Аксель решил уволить Мэтта Сорума, Дафф оказался сыт по горло и сообщил, что тоже уходит.

По словам Мэтта, искрой, из которой разгорелось пламя, в результате чего Аксель решил уволить и его, послужила ссора с Роузом из-за Слэша. Они были в студии, когда Пол Хьюдж заметил, что прошлым вечером видел выступление Слэша со своей группой Snakepit на шоу Дэвида Леттермана и что они звучали дерьмово и выглядели дерьмово. Сорум, который по-прежнему злился, сказал: «Слушай, ублюдок, когда я нахожусь с тобой в одном помещении, то буду очень рад, если ты не будешь говорить о Слэше всякое дерьмо, мать твою. Он все еще мой друг. Ты этому чертову парню даже в гребаные подметки не годишься. Да у его мизинца на ноге больше таланта, чем у тебя, урод. Так что заткнись!».

«Тут на меня набросился Аксель. Но я рявкнул: «Знаешь, что, Аксель! Ты, черт тебя дери, под крэком, если всерьез считаешь, что без Слэша мы Guns N’ Roses. Ты собираешься исполнять «Sweet Child o’ Mine» c долбаным Полом Хьюджем? Прости, чувак, но звук будет не тот. Чертова «Welcome to the Jungle» без Слэша?! Это дерьмо». А Роуз говорит: «Guns N’ Roses — это я, мне не нужен Слэш». Я ответил: «Знаешь, что? Ни хрена не так». У нас завязалась большая словесная перепалка; мы осыпали друг друга всяким дерьмом еще минут двадцать. А потом Аксель завопил: «Ну и что, ты уходишь, черт побери?» А я ответил: «Нет, я не ухожу». И тогда он закричал: «Ну, тогда ты уволен». Пол Хьюдж побежал за мной на парковку и сказал: «Какого черта, мужик? Просто вернись и извинись!» Я ответил: «Иди на хрен, Йоко! Я ухожу!» — и отправился домой, в свой гребаный шестиуровневый рок-звездный дворец с двумя лифтами и «Порше». В то время я продюсировал группу Candlebox, и они жили в моем доме. Я сказал им: «Меня только что уволили». А они ответили: «А, черт, он скоро позовет тебя обратно». Но я возразил: «Нет, я так не думаю, не в этот раз». И примерно через месяц получил письмо от адвокатов».

Дафф рассказывает: «Мэтт никогда не был полноправным участником группы, но, когда Аксель заявил: «Я собираюсь его уволить», я возразил, что такое решение должен принимать не один человек, потому что мы группа, и он один не может выступить вместо большинства. Все это потому, что Мэтт указал Роузу, что он неправ. Он и был неправ, а Мэтт прав».

Но Акселя больше не волновало, что думает Дафф или кто-либо другой. «Я решил, что никогда не играл ради денег и не собираюсь начинать, — признался Дафф. — У меня есть дом и финансовая безопасность. Однако это был худший период в моей карьере в Guns. Мы с Акселем пошли ужинать, и я сказал ему: «Довольно. В этой группе диктатура, а я не хочу играть в таких условиях. Найди кого-нибудь другого».

 

13. 2000 намерений

Во второй половине 1990-х для Guns N’ Roses настал мрачный период. Слэш, Дафф и Иззи периодически продолжали работу в сольных проектах, обычно замаскированных под группы, как будто в попытке скрыться от неумолимого внимания. Стивен Адлер по-прежнему боролся с наркозависимостью и жил на быстро испаряющиеся средства бывшей знаменитости. Когда он обратился ко мне за помощью в написании мемуаров, мне не удалось найти ни одного заинтересованного в них издателя. К концу девяностых Мэтт Сорум принял предложение вернуться в The Cult, которые воссоединились спустя шесть лет скитаний в одиночку. Тем временем музыкальная сцена стремительно менялась, и на смену гранжу пришел ню-метал (сплав уличного рэпа и тяжелого рока), а за ним пришло зевающее поколение сети «Napster». Мэрилин Мэнсон возглавил движение шок-рокеров в Америке, а в Британии все внимание занимала местечковая битва за превосходство между Oasis и Blur.

Для У. Акселя Роуза все было по-прежнему: он один остался в группе, которую внешний мир уже не воспринимал всерьез и которая превратилась в очень несмешной кошмар для тех, кто с ней связан. Создавалось впечатление, что Аксель намеренно отправился в ссылку. Он не давал интервью, не фотографировался, нигде не появлялся, и ничто не рассеивало растущую убержденность в том, что он станет Говардом Хьюзом рока — блестящей, но туманной личностью, которой все стало просто невыносимо.

Даже когда он выходил в свет, его уже мало кто узнавал. Как и все рок-звезды восьмидесятых, которые по-прежнему надеялись успешно перейти в более гранжевое направление, Аксель коротко постригся и сменил богатые наряды в стиле Стрипа на потертые голубые джинсы и невзрачные рубашки. Еще он прибавил в весе. «У него была своя боль, — вспоминает Дуг Голдстейн о том времени. — Если не Стефани, то уход Слэша его просто опустошил. Потому что он любил Слэша до смерти».

По словам лос-анджелесского артиста Ваджинала Дэвиса, Аксель время от времени носил маскировку в стиле Майкла Джексона — фальшивые усы и простые куртки «Members Only». Даже когда он изредка ходил на концерты — всегда в компании своего верного телохранителя Эрла Гэббидона, — то специально оставался неузнанным. По словам Моби, если идешь по улице и мимо тебя пройдет Аксель, то ты даже не заметишь. Он выглядел как обычный порядочный парень.

Когда Роуз работал в студии с новой группой наемных музыкантов, то страдал все от того же недуга: не знал, куда идет, и стал нерешителен даже в том, в чем когда-то был абсолютно уверен, и знал, что находится на верном пути. Аксель стал неохотно записывать даже собственный вокал, а это верный признак кризиса уверенности и самооценки, который он тогда, по всей видимости, переживал. Одно дело быть лидером группы бунтарей, у каждого из которых четкие мысли о том, чем они хотят заниматься, и направлять их в единую музыкальную силу; совсем другое — быть единственным парнем в помещении, который, по идее, должен знать, какого черта вообще происходит, и пытаться создать новое, более смелое музыкальное явление, пока остальные просто ждут, когда им скажут, что делать.

Диззи Рид был единственным выжившим из секстета, который записывал альбом Use Your Illusion, и он единственный был кем-то большим, чем просто сессионным музыкантом, которому выпала большая честь. От Пола Хьюджа не было никакого толку. Его взяли в качестве буфера между Акселем, Слэшем и остальной группой, а теперь они ушли, и роль Хьюджа была неясна. Акселю нравилось вовлекать Пола в творчество, но тот служил лишь ниточкой в сложном переплетении идей — авторство песни, которая впоследствии даст название всему альбому, «Chinese Democracy», принадлежит семерым участникам, в том числе и Хьюджу. Но это не было похоже на работу со Слэшем и Даффом, а особенно с Иззи, который сам писал целые треки.

В новой группе теперь играл бывший гитарист «Nine Inch Nails» Робин Финк — изначально его рекомендовал Мэтт, который утверждал, что Финк подготовит Слэшу плодородную почву, и тогда его можно будет позвать обратно. Но на это Аксель ответил: «Нет, он станет Слэшу отличной заменой». Еще появился басист Томми Стинсон из группы пионеров альт-рока The Replacements и бывший барабанщик Vandals Джош Фриз («Брюс Ли ударных»).

Сначала Аксель пригласил Майка Клинка прийти посмотреть, добавит ли он их работе веса. Но, как показалось Акселю, Клинк ничего не понял. Вокалист не хотел выпускать очередной типичный альбом Guns N’ Roses. Он хотел создать нечто, что приведет их всех в будущее. А в двери этой студии входили Моби, восходящая звезда техно, Ют, бывший басист группы Killing Joke, а затем, в апреле 1998 года, бывший продюсер Мерилина Мэнсона и Nine Inch Nails Шон Биван.

Ют (настоящее имя Мартин Гловер) ушел с ощущением, что проблема Акселя состоит отчасти в перфекционизме. Психология заключается в том, что если ты что-то показываешь, то это могут осудить, поэтому тебе хочется оставаться там, где тебя судить не будут. А Моби описывал его как эмоционально сдержанного человека, который стал в оборонительную позицию, когда его спросили о вокале. Он ответил только, что в конце концов доберется и до этого. «Я бы не удивился, если бы альбом так и не вышел, потому что они уже так долго над ним работают».

Аксель дрифтовал в темнеющем океане внезапных мыслей, забытых идей, вспышек вдохновения и догадок, и даже когда стали образовываться почти готовые песни, он все равно велел инженерам студии записывать все, над чем музыканты работали дольше нескольких секунд. К концу каждой недели он получал как минимум пять компакт-дисков с разными версиями различных песен, и так пока не накопил целый каталог из более чем тысячи дисков и кассет, каждая из которых кропотливо упакована и промаркирована. «Он там целую библиотеку Конгресса собрал», — заметил один из инженеров.

«Холодная черная туча», о которой пел Аксель в «Knockin’ on Heaven’s Door», теперь, казалось, нависла над всей его жизнью. Каждый год, когда приближался день рождения Стефани Сеймур, он запирался и не выходил неделями. Многие песни, которые Роуз писал в это время, как он признался в «Rolling Stone», были о ней, и добавил, что надеется, ее сын Дилан однажды услышит их и узнает правду об их отношениях. Разрыв со Слэшем, который он воспринимал как развод, огорчал его не меньше. Когда Шеннон Хун умер от передозировки в отеле в Новом Орлеане, Аксель пережил очередное опустошение, так как считал себя своего рода наставником вокалиста Blind Melon.

Вскоре после этого Аксель узнал, что его мать Шерон заболела раком. Ей был всего 51 год, она была слишком молода, чтобы умирать, и, хотя Аксель все еще не простил ее за то, что та не защитила его в детстве от физического и психологического насилия, которому он подвергался со стороны отца и отчима, они с Эми и Стюартом все равно полетели в Индиану, чтобы побыть с матерью, которая в итоге умерла в мае 1996 года. Когда год спустя, будучи еще более совсем молодым — в 36 лет— от передозировки рецептурными обезболивающими умер Уэст Аркин, Аксель начал думать, что его преследует проклятие. Когда он не работал в студии, то сидел у себя за электрическими железными воротами в уединенном доме в Латиго Каньон, поздно вставал, упражнялся и работал за компьютером. Роуз утверждал, что ему нужно заниматься самообразованием, говоря о новых технологиях, которые меняют мир музыки. Тогда же он начал брать уроки игры на гитаре. Все, кто на него работал, по-прежнему должны были подписывать соглашения о неразглашении, которые вместе с фотографиями работников отправлялись Шерон Мейнард для психологической проверки на мотивы, сильные и слабые стороны и виды излучаемой энергии. Иногда требовались даже фотографии детей работников.

Словно подчеркивая разные крайности своей личности, на Хэллоуин Аксель проводил особые костюмированные вечеринки для друзей — в основном для персонала, адвокатов и других членов его узкого круга и их детей, — украшая дом фонарями-тыквами и искусственными паутинами. Там сооружали специальные лабиринты. Дейв Квакенбуш, вокалист панковской группы Vandals из Лос-Анджелеса, был гостем на вечеринке на Хэллоуин в 1999 году и вспоминает, что Аксель оделся в костюм динозавра. «Когда к нему подошли дети и спросили, изображает ли он динозаврика Барни, он ответил: «Не! Барни — пидор!» Потом осекся и поправился: «Ой, э… я хотел сказать, что Барни как девчонка».

«Так было каждый Хэллоуин и каждую Пасху, — рассказывает Голдстейн. — На Пасху он одевался кроликом! Все маленькие дети подходили и садились ему на колени. Он был как кукла! Пасху отмечали утром, около полудня. Вечеринки на Хэллоуин начинались в три-четыре часа дня, чтобы могли прийти маленькие дети, и продолжались до позднего вечера уже со взрослыми. На них приходило много народу, и там было невероятно… знаешь, каждый чувствовал себя желанным гостем, потому что Аксель всех приглашал. Всех адвокатов и помощников адвокатов, семьи бухгалтеров. Там собиралось 400–500 человек. И он каждый год привозил всякие развлекательные аттракционы для детей и дом с привидениями.

«А потом какой-то урод из «LA Times», который ходил на эти вечеринки на Хэллоуин лет семь, написал в газете, что они больше не популярны. Это же чушь собачья! И это ужасно… потому что Аксель обожал их устраивать, и это разбило ему сердце. Он перестал их проводить и по-настоящему расстроился, потому что ему нравилось устраивать такие праздники раз в год для всех, кто с ним работал.

Иногда настоящий друг пытался пробиться сквозь стены, которыми Аксель закрывался от мира. «Я переехал обратно в Лос-Анджелес и как-то раз, проезжая мимо, подумал: черт, остановлюсь у его дома, — рассказал мне Иззи. — Сволочь, живет на холмах в большом доме, заеду и посмотрю, чем он там занимается. Я поднимаюсь, а там ворота, камеры, стены и всякое прочее дерьмо. Звоню в звонок, кто-то выходит и проводит меня внутрь. Аксель там и громко кричит: «Эй, мужик! Рад тебя видеть!» Обнимает меня и показывает свой дом. Было здорово.

Потом как-то раз, не знаю, наверное, через месяц, он звонит мне вечером, и мы обсуждаем, почему я ушел из Guns N’ Roses. Я объяснил свою точку зрения. Рассказал как есть, что я чувствовал и почему ушел. Вдруг разговор стал одностронним. У Роуза был сраный блокнот. Я услышал, как он листает страницы и говорит: «А в 1982 году ты сказал… бла-бла-бла…» Я обалдел — какого черта — в 1982 году? Аксель решил поднять какие-то старые темы и кучу всякого дерьма. Я больше не смог с ним разговаривать».

Двое старых школьных друзей не разговаривали после этого еще около десяти лет. «Каждые два-три года я звонил в офис и говорил: «Эй, передайте Акселю, чтобы позвонил мне, если хочет». Я хочу сказать… его жизнь такая странная. Мне кажется, я живу вполне обычно. Я могу пойти куда угодно. Думаю, на самом деле людям просто насрать. Но у Акселя все не так, потому что его лицо очень долго постоянно показывали по телевизору, поэтому не думаю, что он мог просто так ходить куда захочется и делать что вздумается. Думаю, из-за этого он и залез в свою маленькую норку на холмах. Он закапывался все глубже и глубже, а теперь, кажется, зарылся настолько чертовски глубоко, что он просто… Конечно, я мог и заблуждаться. Но знаю, что он не водит машину и ничего не делает. Я ни разу, ни разу не видел его в городе. Жить в изоляции может быть вредно, а Аксель уже давно так живет. Знаешь, он все время не спит по ночам…» Иззи сбился, помотал головой, не зная, что еще сказать.

В пятницу, 6 февраля 1998 года, Дуг Голдстейн организовал для Акселя вечеринку-сюрприз, чтобы отметить его 36-летие, и пригласил человек 40 — примерно столько же, сколько приходило на его вечеринки на Хэллоуин, только без детей. Все принесли подарки, а в углу ресторана возвышался гигантский именинный торт. Но близилась полночь, а Акселя все не было, и гости начали уходить. Голдстейн позвонил Акселю на мобильный: новости его не удивили. «Аксель не придет, — сообщил Дуг оставшимся гостям. — Но заказывайте, что хотите, и веселитесь».

Через четыре дня Аксель инкогнито ездил в Феникс, и его арестовали в международном аэропорту «Sky Harbor» за спор со службой безопасности. «Я из вас всю дурь вышибу прямо здесь и прямо сейчас! — кричал он, когда у него просто-напросто попытались проверить багаж. — Мне насрать, кто вы. Вы все маленькие людишки, облеченные властью!» Акселю пригрозили арестом, а он в ответ прорычал: «Мне насрать. Хоть посадите меня в гребаную тюрьму!»

И он успешно провел несколько часов за решеткой в местном участке. Спустя год, после того, как суд признал отсутствие опровержения обвинению в нарушении общественного порядка, его оштрафовали на 500 долларов и назначили один день тюремного заключения, который Роуз уже отсидел. По словам друзей, Аксель вез с собой подарки, которые получил на день рождения, чтобы их посмотрела Шерон Мейнард, жившая в Седоне — своеобразной американской столице нью-эйджа в 185 километрах к северу от Феникса. Согласно заявлению пресс-секретаря «Geffen» того времени, у Акселя в сумке были подарки, в том числе стеклянный предмет, который ему подарил друг на день рождения. А служащие аэропорта так копались в сумке, что он боялся, что стекло разобьется.

Через пару месяцев после этого, чтобы сменить тему, Дуг Голдстейн рассказал, что для нового альбома уже записано 30 песен, в том числе: «Prostitute», «Cock-a-Roach Soup», «This I Love», «Suckerpunched», «No Love Remains», «Friend or Foe», «Zip It», «Something Always», «Hearts Get Killed» и «Closing In on You». Из них в альбоме в конечном итоге окажутся всего две. Он также раскрыл название альбома — «2000 Intentions», и многие приняли это за намек, решив, что альбом выйдет как раз к новому тысячелетию. Но, опять же, это объявление оказалось преждевременным, и название впоследствии изменили на непонятное «Chinese Democracy».

Почти десять лет прошло с выхода предыдущего альбома Guns N’ Roses «Use Your Illusion», и люди смутно представляли, куда теперь зашло творчество группы. Ведь все, кроме Акселя, ушли из группы, поэтому новый альбом встретили настороженно.

В марте того же года их включили в список музыкантов, представленных к Бриллиантовой награде Американской ассоциации звукозаписывающих компаний («RIAA»), так как альбом «Appetite for Destruction» достиг показателя в десять миллионов проданных экземпляров. Но Аксель демонстративно отказался явиться на церемонию — также как Слэш, Дафф и Иззи. На нее пришел только Стивен Адлер, получил награду и сказал несколько слов благодарности.

Как кажется Дугу Голдстейну, единственным, что еще связывало Акселя с его музыкальным прошлым, было то, что он сосредотачивался на деталях, а не на общей картине. «Это то, что в Акселе никогда не менялось. Все думали, что он изменился, но он так же стойко держался до последнего дня моей работы. Ничто не могло застать его врасплох. Все это время я знал Роуза как того же прежнего парня. И должен сказать, что он, наверное, самый верный человек, которого я знал. И точно самый преданный участник группы, с которым я работал. Если ты в его команде, то ты в его команде до конца».

Тем не менее, признается Голдстейн, довольно грустно то, что он пошел по пути, никак не связанному с его профессией. «В колледже я изучал международный маркетинг. И вдруг оказался на работе, никак не связанной с маркетингом. Я только и делал, что тратил, тратил и тратил деньги, все десять лет, пока создавался альбом «Chinese Democracy».

Даже в те периоды, когда Аксель не работал в студии, его огромный штат музыкантов и инженеров получал ежемесячный гонорар в размере 250 тысяч долларов (из них 50 тысяч уходило на студию, 65 тысяч на заработную плату семерым участникам группы, примерно 6 тысяч на гитарных техников, 14 тысяч на инженера звукозаписи и 25 тысяч на инженера программного обеспечения).

Голдстейн рассказывает, что теперь ходил в офис нового руководителя лейбла Джимми Айовайна и каждый месяц лгал, утверждая, что новый альбом идет замечательно. «Иногда мы договаривались о встрече на полчаса, но в итоге она занимала до двух с половиной — и ситуацию только ухудшало то, что некоторым музыкантам так надоело ждать, когда можно будет поработать, что они начали сбегать — как, например, инженер студии Билли Хауэрдел и барабанщик Джош Фриз, основавшие свою собственную группу A Perfect Circle и записавшие альбом «Mer de Noms». Этот альбом разошелся миллионным тиражом, и звучание его было близко к тому индустриальному року, к которому Аксель стремился в «Chinese Democracy», но которого эти музыканты добились гораздо более легким способом. Когда еще и гитарист Рон Финк ушел от Акселя и вернулся в Nine Inch Nails, Роуз снова погрузился в мысли о предательстве и почувствовал себя брошенным».

Голдстейн поясняет: «Аксель удачно подбирал музыкантов — например, взял Джоша Фриза, одного из лучших чертовых барабанщиков и одного из добрейших людей на планете. К сожалению, мы потеряли много отличных ребят, потому что процесс работы над альбомом слишком растянулся и у них появилась возможность заняться другим проектом, с которым можно было поехать на гастроли. Мы потеряли их всех. Но я узнал, что Аксель по-настоящему наслаждается процессом звукозаписи. Он ведь очень-очень-очень-очень кропотлив в этом вопросе, в то время как большинство музыкантов, с которыми я общаюсь, хотят только поскорее играть. Поэтому никто даже отдаленно не относится к процессу так, как Аксель. Знаешь, Роузу хочется создавать нечто такое, что навсегда запомнят, а большинство других музыкантов думают: «Давайте уже это запишем и свалим отсюда».

В сентябре 1999 года в конце туннеля показался свет, когда песня «Oh My God» прозвучала в трейлере нового фильма Арнольда Шварценеггера «Конец света», — только после того, как стерли записи Финка и вместо них записали Дейва Наварро и Гэри Саншайна, бывшего гитариста Circus of Power. Аксель также воспользовался возможностью сделать свое первое публичное заявление за пять лет, в котором описал «Oh My God» как песню о социальных репрессиях глубоких и мучительных переживаний, некоторые из которых охотно принимаются по тем или иным причинам и должное выражение которых (последовательное исцеление, выход и положительный результат) часто осуждается и не принимается. Как бы то ни было, стало ясно, что теперь группа в миллионе километров от «Rocket Queens» и «Paradise City».

Спустя два месяца вышел концертный альбом из двух компакт-дисков под названием «Live Era ’87–’93» — сирота, рожденный уже после тех событий, за которые Аксель отказывался брать ответственность. На самом деле бóльшую часть музыки в этом альбоме дорабатывал Слэш, который рассказал мне: «Я подумал, что, если уж он все равно выйдет, пусть будет как можно лучше». Слэш и Аксель даже не общались по поводу этого альбома напрямую, пояснил он, и связывались через посредников. «Вдруг мы стали обмениваться кучей факсов и телефонных звонков, и при этом нам удалось избегать друг друга». А как поступил Аксель с финальной версией? «Не знаю. Я не спрашивал, и никто ничего не говорил».

Ни критиков, ни, главное, поклонников, тоже, казалось, не слишком интересует этот альбом. Ему удалось подняться всего лишь на унизительно низкую 45-ю строчку в американских чартах, и он едва разошелся золотым тиражом — всего в 500 тысяч экземпляров. Подобная участь постигла и саундтрек к фильму «Конец света» с песней «Oh My God», которую на радио практически проигнорировали. Вместо этого Аксель теперь сосредоточился на двух музыкантах: гитаристе Бакетхэде (англ. bucket — «ведро», head — «голова». — Прим. пер.) — виртуозе, который носил на лице маску, на голове перевернутое ведерко из «KFC», а с людьми общался с помощью маленькой куклы-марионетки, — и барабанщике Брайане «Брэйне» Мантии, 35-летнем калифорнийце из Купертино, известном работой с Томом Уэйтсом, Praxis, Godflesh и Primus, созданными по предложению Бакетхэда, который играл и в их сольных альбомах.

Бакетхэд (настоящее имя Брайан Кэрролл) был на редкость харизматичным 31-летним парнем, выросшим на окраине Лос-Анджелеса рядом с Диснейлендом. Он был застенчивым ботаником, одержимым комиксами, видеоиграми, фильмами про кунг-фу и ужастиками с резней, а еще изучал в колледже теорию музыки. Его особый музыкальный почерк характеризуется включением броских классических влияний в хриплый, «мелкий» гитарный стиль. Ему было некомфортно на сцене, и он придумал образ Бакетхэда, когда однажды съел ведерко курицы «KFC». «Я надел маску и ведерко на голову. Подошел к зеркалу. Сказал: «Бакетхэд. Перед вами Бакетхэд». Из этого он развил настоящий абсурдный куриный фетиш и настаивал, что на самом деле его вырастили курицы, а в жизни он мечтает остановить куриный холокост в ресторанах быстрого питания по всему миру. Перед тем как подписать контракт с Акселем и стать очередной заменой Слэшу, Бакетхэд почти десять лет записывался как сольный артист и прошел путь от «пост-метал психо-шреда» в альбоме «Monsters and Robots» 1999 года до жутковато-атмсферного релиза «Electric Tears». Он также записывался под анаграммой Death Cube K. Единственная причина, по которой Бакетхэд, по его словам, пришел в Guns N’ Roses, в том, что, когда Аксель пригласил его к себе домой, то подарил ему редкий коллекционный экземпляр куклы «Кожаное лицо», и Бакетхэд принял это за доброе прездзнаменование, решив, что Аксель каким-то образом его понимает.

По словам Голдстейна, который думал, что уже всего насмотрелся, Аксель отвез Бакетхэда в Диснейленд, где они вместе катались на аттракционах. «Мне показалось, что это несколько странно. Говорили, что у этого парня телевизор обмотан полиэтиленовой пленкой, потому что он очень много мастурбирует. Лишняя информация! Я бы смог прожить всю оставшуюся жизнь и без этого знания. Но самым странным стало то, что мне позвонили и сообщили о необходимости построить Бакетхэду курятник. Он записывался в студии в окружении проволочной сетки и забора. Но в один прекрасный день домашний волчонок Акселя залез туда и все на этом закончилось. Знаете, это уже было немного безумно, черт побери».

Все чаще Аксель стал находить утешение в общении с Бетой Лебис и ее большой семьей. Бета родилась в Сан-Паулу в Бразилии в 1956 году, а теперь была разведенной матерью троих детей, которым уже исполнилось по двадцать. В редком интервью бразильской газете «O Globo» в 2001 году Бета описала свою роль в жизни Акселя как личного помощника. «Я слежу за порядком в его доме, организую его личную жизнь». Также она откровенно рассказала о своей роли «матери» группы: «Я всегда зажигаю им свечи». Аксель, по ее словам, никогда не знал любви хорошей матери, поцелуев перед сном, и потому не знал, как самому проявлять такую любовь, — для взрослого человека это очень сложно. Неудивительно, что ему так трудно доверять другим, сказала она. «Акселю нужен кто-то, кто выслушает, что у него на душе, и я рада быть этим кем-то».

Бета также рассказала, что они со старшим сыном Фернандо жили с Акселем в его доме в Малибу последние семь лет, а теперь у нее появился свой собственный дом совсем рядом с домом Акселя. Даже когда она не была у него дома в Малибу, то никогда не выходила без мобильного телефона и пейджера и не бывала там, где бы Аксель не мог с ней связаться двадцать четыре часа семь дней в неделю. Бету спросили об увлечении Акселя прошлыми жизнями и воплощениями, и она ответила: «Да, мы с Акселем верим. Невозможно, чтобы двое людей, которые никогда раньше не встречались, так хорошо ладили. Когда я открыла дверь, а за ней стоял он, то почувствовала себя так, как будто знаю его уже сто лет».

Аксель жил в окружении своей новой «семьи» и, по словам Беты, тренировался по четыре часа в день, пробегая почти восемь километров через день. Еще у них был «доктор, который говорит, что нужно есть». Причина, по которой Аксель редко появляется на публике, пояснила Бета, в том, что он не любит клубы и бары. Зато они с Роузом часто ходили в кино. «По словам его бабушки, — рассказала Бета, — Акселю никогда не нравилось дневное время. Он много пишет по ночам, потому что нет телефонных звонков или чего-нибудь, что могло бы ему помешать. По ночам ему легче дается творчество». И Эми, и Стюарт Бэйли жили в разное время в доме в Малибу, но только Бета осталась постоянным компаньоном Акселя и давала ему советы, когда он просил. «Я знаю, что он очень ценит мое мнение». Круг потихоньку замыкался. Уже новое поколение поклонников Guns N’ Roses открывало для себя альбомы «Appetite» и «Illusion». По «MTV» по-прежнему иногда крутили клип «Sweet Child», который всегда получал отличный отклик. «Оззфест» сменил «Лоллапалузу» в звании самого популярного ежегодного фестиваля в мире, на рынке появился новый «классический рок», который вдохнул новую жизнь в музыку, всего пару лет назад считавшуюся умирающей. Когда в ноябре 1999 года Роуз принял приглашение «Rolling Stone» на короткое телефонное интервью с Куртом Лодером, его восприняли как второе пришествие. Аксель заявил, что для следующего альбома Guns N’ Roses у него уже есть более 70 песен на разных стадиях готовности — материала минимум на два альбома, и некоторый, как ему кажется, для большинства людей слишком продвинутый. «Хм… мне придется чересчур выйти за рамки. С этим мы подождем»». Он сравнил новое творчество Guns N’ Roses с группой Queen. «У них в альбомах были песни совершенно разных стилей, и мне это нравится. Потому что я много всего слушаю и не люблю замыкаться на чем-то одном…»

Акселя попросили пояснить, с чем связано название альбома «Chinese Democracy», и он ответил: «Ну, в Китае много демократических движений, и об этом ходит много разговоров, поэтому было бы приятно на это посмотреть. Можно считать это и ироническим заявлением. Не знаю, мне просто нравится, как звучит эта фраза».

Аксель убедился, что журнал тщательно обработал этот разговор, и после этого дал согласие на очное интервью в студии. В получившейся статье описан человек, который выглядит немного старше и крепче, чем тот худой рок-н-ролльный бог эпохи «Sweet Child o’ Mine»; одетый в вещи «Abercrombie & Fitch» и все с теми же рыжими волосами, подстриженными до средней длины, как у Принца Вэлианта. В интервью Аксель признался, что в первые годы работы с новым составом это были еще не Guns N’ Roses», и добавил, что теперь чувствует, что сейчас это уже вполне Guns N’ Roses».

Когда его спросили, почему он не поступил так же, как другие участники оригинального состава, и не начал сольную карьеру, Роуз остался непреклонен: «Я рассматривал этот вариант, но мне он кажется неправильным. Я не тот человек, который способен все уничтожить и уйти восвояси». Он не упомянул, что ему принадлежит название группы, и будет проклят, если группы просто не станет. С чего бы ему так поступать? Разве не он главный основатель группы и всего, что сделало ее великой? С точки зрения Акселя, Слэш ушел не потому, что вокалист превратился в диктатора, а потому что Слэш все еще увлекался наркотиками и не готов был вывести группу на новый уровень.

От историй о том, что он стал затворником, Роуз и вовсе отмахивался. Ему просто казалось не самым интересным занятием куда-то ходить. «Я потихоньку строил свою жизнь, — рассказал он. — Когда работаешь с тем, что повергло тебя в глубочайшую депрессию, как это вообще выразить? В это время ты просто думаешь: «Жизнь — дерьмо». А потом возвращаешься в реальный мир и выражаешь то же самое утверждение, только в чем-нибудь красивом».

Настало время Акселю Роузу выйти на свет. И он всех очень удивил, когда сделал это так непринужденно — вдруг незапланированно появившись на сцене «Cat Club» на бульваре Сансет в июне 2000 года и исполнив несколько номеров с группой Starfuckers, которая играла по четвергам под руководством владельца клуба, бывшего барабанщика Stray Cats «Слима» Джим Фэнтома и в составе которой был не кто иной, как Гилби Кларк. Аксель шесть лет не выходил на сцену и признавался, что сам не знает, чего ожидать. «Он был очень взволнован, — вспоминал один очевидец. — Казалось, его подбадривает то, что люди по-прежнему хотят его слышать».

Аксель приехал вдвоем с Эрлом и старался придавать этому выходу в свет как можно меньше значения. Сначала его никто не узнал, потому что он надвинул себе на глаза бейсболку. «Когда Слим Джим и Гилби приметили коренастую сгорбленную фигуру с бокалом пива в баре, они даже не были уверены, что это Аксель. Поэтому подошли и похлопали парня по плечу, — рассказывает барабанщик. — Он обернулся, и Гилби сказал: «Это не он». — А Аксель улыбнулся и ответил: «Привет, Гилби, как дела?»

Музыканты пригласили Роуза на сцену исполнить каверы на классические композиции Rolling Stones «Wild Horses» и «Dead Flowers», а потом Аксель остался с ними и проговорил со своим бывшим коллегой до рассвета. «Думаю, он столкнулся с моими друзьями на концерте Роджера Уотерса в «Universal Amphitheatre», и они ему сказали, что мы здесь играем, поэтому он зашел к нам, — рассказал Гилби. — А может, ему просто захотелось повеселиться». Аксель очень, очень взволнованно рассказывал о свом новом альбоме и новом составе группы.

Однако он был недостаточно готов, чтобы наконец объявить дату релиза, закончить бесконечные обсуждения и выпустить его. Аксель уверенно предсказывал, что в альбоме будет до 18 песен и, возможно, еще дополнительный диск с десятью песнями. Но в звукозаписывающей компании все уже начали отчаиваться, потому что расходы все росли и росли. Лейбл «Interscope», который после многочисленных корпоративных сделок унаследовал каталог артистов «Geffen», решил, что Аксель будет доволен и дела немного ускорятся, если они пригласят курировать проект Роя Томаса Бейкера, бывшего продюсера Queen, уже вышедшего на пенсию. Но через несколько месяцев он ушел. Отчасти для успокоения директоров лейбла, которые уже рвали на себе волосы, а отчасти для того, чтобы немножко окунуться в концертную жизнь, на 6 декабря 2000 года Guns N’ Roses назначили первое официальное выступление за семь лет: особый новогодний концерт в зале «House of Blues» на 2000 мест в Лас-Вегасе. Этот концерт стал относительно скромным дебютом «новых» Guns N’ Roses, в составе которых теперь играли Пол Хьюдж, Бакетхэд, а также — к радости Акселя — снова Робин Финк плюс басист Томми Стинсон и барабанщик Брайан Мантия, Диззи Рид за клавишными, дополнительный клавишник и самый новый участник группы Крис Питман, который раньше играл в составе Replicants.

Кевин Морроу, старший вице-президент по части развлечений в «House of Blues», не мог поверить своему счастью. «Я решил, что это шутка и сказал себе: «Это не может происходить на самом деле». Но никакой шутки не было, а билеты стоили от 150 до 250 долларов. Так как группа уже организовала выступление на фестивале «Rock in Rio» в Бразилии в январе, Аксель считал этот концерт маленьким, но очень важным шагом на пути восстановления репутации группы, которую, как ему думалось, он сам построил заново.

Но никто, даже Дуг Голдстейн, не знал, как все может обернуться. Когда время начала новогоднего концерта в Вегасе — 1 час ночи — миновало, а Акселя и близко к сцене еще не было, он стал опасаться худшего. А потом, ровно в 3:35, Аксель и его новые Guns N’ Roses вышли на сцену под громовые аплодисменты.

«Доброе утро, — поздоровался со зрителями Аксель, когда по залу прокатились первые ноты песни «Welcome to the Jungle». — Я только что проснулся. Прилег вздремнуть и проспал восемь лет».

Концерт шел почти два часа и состоял в основном из любимых публикой песен «Sweet Child», «Patience», «Rocket Queen», а также новой полуакустической версии «Knockin’ on Heaven’s Door», больше похожей на оригинал Дилана. Потом, ближе к концу концерта, они сыграли шесть новых песен, начав с обжигающего исполнения «Oh My God». За ней последовала «The Blues», баллада в нежном стиле «November Rain», в которой Аксель тихо и проникновенно скорбел о своей утраченной любви, Стефани: «Знаешь, я так старался заставить тебя передумать… Не знаю, как быть, ведь везде я вижу тебя…»

Потом была «Oklahoma», которую Аксель написал, по слухам, в ответ на ложь Эрин в суде и которая потом вышла в доработанной версии в альбоме «Chinese Democracy» под названием «Rhiad and the Bedouins». За ней песня «Chinese Democracy», самая захватывающая из всех новых песен и напоминающая творчество оригинального состава группы. Потом музыканты исполнили еще одну яркую композицию «Madagascar» — серьезную балладу, в которой Крис Питман включал на повторе диалоги из фильма, в том числе отрывок из знаменитой речи Мартина Лютера Кинга «У меня есть мечта», а Аксель выразил всю свою непокорность: «Мне больше никто не скажет, что я не могу найти свой путь». А потом, на случай, если кому-то из зрителей стало слишком комфортно, прозвучала последняя и самая странная песня «Silk Worms», крышесносная композиция со спецэффектами, исполненными на клавишных и синтезаторе «мистером Диззи Ридом и мистером Крисом Питманом», как с гордостью объявил Аксель. Когда какофония резко замолкла, раздались вежливые и неуверенные аплодисменты, но группа отправила зрителей домой счастливыми, исполнив напоследок убийственную «Paradise City».

«Я прошел через море предательства и кошмаров, чтобы быть с вами здесь сегодня», — признался Аксель на концерте. Никто в этом не сомневался, а меньше всего — измученные музыканты вокруг него, которые теперь стали настоящими Guns N’ Roses и наконец-то могли выдохнуть с облегчением.

Через две недели они полетели в Рио, сыграли почти такой же концерт, и он произвел примерно такое же впечатление. Может, потому, что с ним была его приемная бразильская «мама» Бета, а может, он просто чувствовал, что бразильским поклонникам нужно более четко заявить о том, каково место Guns N’ Roses в двадцать первом веке, но Аксель воспользовался возможностью поговорить со сцены со 150-тысячной аудиторией о старой группе. Он пригласил Бету на сцену, чтобы та переводила, и сказал: «Я знаю, что многие из вас разочарованы тем, что люди, которых вы узнали и полюбили, не смогли быть здесь с нами сегодня». Зрители в ответ громко одобрительно закричали. Аксель продолжал: «Неважно, что вы слышали или читали, но эти люди, то есть мои бывшие друзья, очень старались сделать все возможное, чтобы меня здесь сегодня не было. Ну, и черт с ними!» Зрители закричали еще громче, хотя непонятно, что они поняли и что именно одобряли.

На следующий день Аксель беседовал с журналом «O Globo», когда отдыхал у бассейна отеля «Intercontinental», потягивая кайпиринью — традиционный бразильский напиток из кашасы и текилы. Почти два часа он рассказывал о безобразной кончине старой группы. «В ней все ненавидели друг друга, кроме меня, — цитирует журнал. — Слэш боролся за власть с Иззи, потому что хотел захватить группу и уничтожить ее, а Дафф страдал от приступов паники во время выступлений». «Помните фильм «Криминальное чтиво»?» — спросил Роуз, а затем проболтался, что Слэшу делали такие же уколы адреналина, как и персонажу Умы Турман в том знаменитом эпизоде.

«Новых» Guns N’ Roses приободрил успех концертов в Вегасе и Рио, и они объявили о новых выступлениях в марте в Лондоне, Глазго, Манчестере и Бирмингеме: они вошли в турне по Европе из 14 концертов, начало которого запланировали на 1 июня в Нюрнберге. Но потом все снова стало непонятно, и в конце мая гастроли отменили. По официальным данным — из-за того, что Бакетхэду был прописан отдых после внутреннего кровоизлияния в желудок, — несмотря на то, что прямо перед этим объявлением он отыграл сольный концерт. Выход альбома «Chinese Democracy» тоже отложили — как минимум до осени, хотя в офисе Дуга Голдстейна его планировали на июнь, — так как нужно было внести кое-какие доработки. Когда объявили, что отмененные летние концерты перенесут на декабрь, люди все же надеялись, что альбом выйдет хотя бы в конце года.

Среди знатоков ходили злые слухи о том, что настоящей причиной отмены турне послужило то, что Аксель недавно сделал пересадку волос, и у него остались большие шрамы на затылке, а другие неподтвержденные источники утверждали, что он также проходил липосакцию. Конечно, новые фотографии вокалиста показывали, что он поддался соблазну ботокса вслед за несколькими другими артистами высочайшего уровня — его ровесниками и старше. А подозрительно блестящие косички, которые он теперь носил, вероятно, были умелым переплетением нарощенных волос.

Когда и так перенесенные концерты тоже отменили — всего за несколько недель до их начала в Голландии 2 декабря, — мельница слухов пошла вразнос, а несколько промоутеров разозлились не на шутку. Аксель заставил все расхлебывать Голдстейна, которому пришлось опубликовать смехотворное официальное заявление, в котором Дуг признавался, что якобы забыл сообщить Роузу о запланированном турне. В нем говорилось: «Испытав эйфорию от успеха концерта «Rock in Rio», я поторопился и организовал турне по Европе, потому что мы планировали выпустить новый альбом в этом году. К сожалению, недомогание Бакетхэда не только помешало гастролям, но и замедлило работу над «Chinese Democracy». Мне очень жаль разочаровывать наших поклонников, но я могу их уверить, что Аксель этого не хотел и это не «очередная страница Говарда Хьюза рок-музыки», как, без сомнения, опишут эту ситуацию некоторые СМИ. Я составил план, но, к сожалению, он не осуществился».

Теперь Голдстейн объясняет, что же произошло на самом деле. На следующий день после концерта в Рио в январе они с Джоном Джексоном, агентом группы в Лондоне, шли по отелю от бассейна, а Роуз как раз вышел к бассейну. «Аксель сказал: «Ребята, меня осенило, черт возьми. Мы можем устроить турне по Европе этим летом?» Я посмотрел на Джона. Он сказал: «Мы можем это сделать. Когда именно ты хочешь, Аксель?» Тот говорит: «Не знаю. С июня до середины августа?» Джон ответил: «Конечно. Мы можем это устроить». Я уточнил: «Аксель, ты хочешь посмотреть маршрут?» А он отмахнулся: «Нет, просто организуй концерты и продавай билеты». Я сказал: «Хорошо, понял».

Джон Джексон показал мне маршрут, и я подумал: «Ага, выглядит неплохо. Поехали». Позвонил Акселю и сказал: «Привет, мы продали все билеты примерно за десять минут. На все турне по Европе билеты раскуплены». Потом очень быстро пронеслись четыре-пять месяцев, а за три недели до начала гастролей мне звонит Аксель и говорит: «Я сижу за компьютером. Какого хрена я вижу какие-то концерты в Европе?» Я опешил: «Чувак, о чем ты говоришь?» А он заявляет: «Я на такое не соглашался, черт возьми». Я напоминаю: «Аксель, слушай, я вхожу из бассейна в отель «Intercontinental» в Рио с Джоном Джексоном…» Рассказываю ему заново об этом разговоре, но он рявкает: «Нет. Ни черта такого не было. Я не собираюсь на гастроли. Это твое дело. Катись к черту». Гудки.

Отмена в последний момент европейского турне в декабре не помешала Guns N’ Roses вернуться на сцену в Лас-Вегасе и дать еще один предновогодний концерт, на этот раз в зале скромного размера под названием «The Joint», который находился в «Hard Rock Café». Там снова был аншлаг, и ликующие фанаты с праздничным настроением набились в клуб, чтобы посмотреть на Акселя Роуза и новый состав. Однако одного давнего поклонника группы на концерт не пустили. Его имя Слэш. Он как раз был в Вегасе в канун Нового года, поэтому решил прийти посмотреть на новую группу. Но услышал, что ему здесь не рады и его не пустят даже с билетом. По словам Дуга Голдстейна, которому снова пришлось объяснять необъяснимое: «Мы не знали, каковы его намерения. И это в любом случае было бы безумием. Аксель очень нервничал на этих концертах. Мы сами решили не рисковать». Как рассказывает Слэш: «Я старался пройти незамеченным, но, очевидно, Дуг Голдстейн узнал меня, и был такой скандал».

Кроме того, это был последний концерт парня, из-за которого, в первую очередь, Слэш ушел из группы — Пола Хьюджа. Хьюдж попал в окружение богатых хорошо оплачиваемых сессионных музыкантов, каждый из которых был из какой-нибудь известной группы, и оказался не в своей тарелке даже больше, чем, когда якобы заменял Иззи. Имя гитариста, которого взяли ему на замену, говорило само за себя: это был 35-летний Ричард Фортус, который играл в ответвлении Psychedelic Furs под названием Love Spit Love и которому предложил эту работу новый музыкальный руководитель Акселя Томми Стинсон, его старый приятель. Аксель опубликовал короткое заявление на официальном сайте Guns N’ Roses, в котором подчеркнул, как «Хьюдж помогал в написании песен и записи этого альбома, стал неотъемлемой частью группы, а также моей жизни». Проблема в том, что Полу не нравятся гастроли, заявил Аксель. «Нам повезло найти Ричарда. У него есть эта атмосферность Иззи, но с удивительным ощущением…» Видимо, у него было то, чего недоставало Полу Хьюджу.

Группа отправилась в турне на Дальний Восток, а затем вернулась в Лондон на первый концерт в Англии за последние девять лет, где Guns N’ Roses стали хедлайнерами выступления в субботу, 23 августа, вечером на фестивале «Карлинг» в Лидсе. Словно для того, чтобы напомнить британским поклонникам, по чему они скучали все эти годы, Аксель не выходил на сцену почти до 11 часов вечера, опоздав к назначенному времени больше, чем на час. Когда он все же появился, то сделал это стильно, приехав из своей гримерки на сцену, находившейся менее чем в пятидесяти метрах, на лимузине с шофером. Этим Роуз вызвал немалое удивление расположившихся по пути других коллективов, которые выступали в этот день, — Prodigy, Offspring и Slipknot, но как бы говоря: уступите дорогу королю. В это время из динамиков гремела «Gimme Danger» Игги Попа и The Stooges.

60-тысячную толпу, собравшуюся в Лидсе, уже раздразнили до предела, но людям совершенно снесло крышу, когда у них над головами эхом раздался знакомый рифф «Welcome to the Jungle», а на видеомониторах стали мигать психоделические картинки какого-то ада, кишащего черепами. Аксель Роуз вернулся, детка. Большое спасибо, мать вашу. Но многим зрителям чего-то не хватало.

«Где Слэш?» — крикнул кто-то смелый во время песни «Patience». — «У меня в заднице, вот где. Вали домой!» — рявкнул Аксель.

Позже, когда Аксель сел за рояль, чтобы исполнить «November Rain», он повернулся к зрителям и сказал: «Что ж, кажется, у нас будет интересный вечер. Видите ли, городской совет и промоутеры говорят, что нам пора заканчивать концерт». Он посмотрел на море лиц, подождал, когда утихнет недовольный свист, и добавил: «…они могли бы сказать, что, я, наверное, подстрекаю к бунту. Но это не так, потому что я не хочу, чтобы кого-то арестовывали или у кого-то были неприятности. Но, думаю, у нас осталось по крайней мере еще семь или восемь гребаных песен. И я не для того, черт побери, ехал так далеко в эту чертову Англию, чтобы мне велел убираться домой какой-то чертов придурок!»

Аксель получил то, что хотел, так как большинство из шестидесяти тысяч собравшихся громко выразили свое одобрение. Но на этом он не закончил. «Все, что я получаю последние восемь лет, это одно дерьмо за другим, одно дерьмо за другим в гребаной прессе. Аксель такой, Аксель сякой. Я здесь, чтобы сыграть гребаный концерт, и мы хотим играть! Так что, если вы хотите остаться, то я тоже хочу, и посмотрим, что будет. Итак, все… Никто не пытается угодить в неприятности или еще чего. Постарайтесь хорошо провести время».

Было уже за полночь. Ранее этим днем организаторы фестиваля стали свидетелями того, как 500 пьяных поклонников дерутся с полицией, переворачивают и поджигают 71 туалетную кабинку и передвижной домик. Никто даже думать не хотел о том, какие неприятности устроит вся эта многотысячная толпа, если Аксель уйдет со сцены. В конце следующей песни Роузу передали новости. «У нас есть еще время, — торжественно заявил он зрителям. — И тому, кто за это отвечает, я говорю спасибо». В итоге концерт закончился без происшествий к часу ночи.

Сорок восемь часов спустя на сцене площадки, тогда еще известной как «London Arena» (теперь она называется «O2»), Аксель сообщил зрителям, что большинство новых песен, которые они уже сыграли в турне, теперь не войдут в альбом «Chinese Democracy». Еще он пояснил, что на самом деле они с группой уже закончили записывать альбом, который выйдет после «Chinese Democracy». «К тому времени, как звукозаписывающая компания выпустит вторую партию песен, а мы начнем все заново, кто знает — может, я уже закончу третий альбом». Толпа все ликовала и ликовала, но в то время становилось все более и более нормальным то, что потом никто уже не мог точно сказать, чему они должны радоваться. Может, самой дерзости этого парня? Его хулиганству и сумасшествию? Или уже тому, что они туда пришли?

Через три дня Guns N’ Roses готовились начать свои первые гастроли за последние десять лет секретным концертом на церемонии вручения наград «MTV» за музыкальные клипы. Излюбленное место Акселя. Когда он выступал на этой церемонии с Guns N’ Roses в 1988 году, они порвали зал на клочки своим мощным исполнением «Welcome to the Jungle». Спустя четыре года музыканты снисходительно дали миллионам телезрителей попробовать на вкус изысканно театральное исполнение «November Rain». Можно ли придумать более подходящую обстановку для возвращения Guns N’ Roses на сцену в новом составе и новом столетии, чем национальное американское телевидение?

Однако на этот раз представление стало настоящей катастрофой. Музыканты снова решили начать выступление с «Welcome to the Jungle», но эта песня только подчеркнула пропасть между старым и новым составами группы, а Аксель сбил дыхание, пока носился по сцене, как бы компенсируя тот факт, что он уже не тот стройный молодой бандит из восьмидесятых, исполняющий бедрами змеиный танец, а скорее чрезмерно разодетый парень с лишним весом, который больше напоминает своего злого папашу. Когда без всякого вступления группа начала играть «Madagascar», стало ясно, что Акселю больно. И единственным сюрпризом в появлении новой группы было то, что они считали, что им это сойдет с рук. Как позже писал знаменитый британский рок-обозреватель Ник-Кент: «Роуз выглядел ужасно напуганным в тот вечер, и эта новая песня стала очередной ужасной панихидой с жалостью к себе».

Они закончили выступление песней «Paradise City», и последним, что увидели ошеломленные зрители, был Аксель с безумным взглядом, который смотрел в зал со сцены, стоя в позе мессии с воздетыми руками, а потом закрыл глаза и беззвучно сказал: «Первый раунд».

Последующее турне по Штатам было обречено с этого самого момента, и концерты стали рушиться под весом бунтов, неявки или задержки артистов, отмен, истерик, проблем со здоровьем и даже новый «гастрольный психотерапевт», чьей обязанностью было каждый вечер уговаривать Акселя выйти на сцену, не мог исправить ситуацию. Зато, когда они доехали до первой большой остановки в Нью-Йорке 5 декабря, чтобы дать концерт в «Мэдисон-сквер-гарден», где все 20 тысяч билетов распродали за один день, Аксель был на высоте. Как он сам признался зрителям в тот вечер: «Мне удалось как следует собраться, чтобы так выступать». Потом Роуз рассказывал всем и каждому на вечеринке после концерта, что выступление было лучшим, на что способна группа и что пора сократить потери и снова взяться за дело — особенно за выпуск альбома.

Но в следующий вечер демоны к нему вернулись, и вооруженным полицейским пришлось иметь дело с угрозой очередного бунта 14 тысяч человек на стадионе «Фёрст Юнион-центр» в Филадельфии. Всего за несколько минут до того, как группа должна была выйти на сцену, сделали объявление, что концерт отменяется, потому что не явился не только сам Аксель, но и все музыканты. На сцену полетели разорванные сиденья и битые пивные бутылки. На следующий день пресс-секретарь объяснил решение об отмене тем, что в 11 вечера с небольшим им позвонили и сообщили, что неназванный участник группы заболел и группа не сможет выступать.

За несколько дней концерты в Вашингтоне, Альбукерке, Фениксе, Сакраменто и Сан-Хосе так же бесцеремонно отменили. Аксель отказывался от дальнейших оправданий и бессодержательных объяснений, а промоутеры, компания «Clear Channel», открыто предупреждала покупателей билетов, что отмены будут и дальше. Казалось, что объявление о прекращении всего турне — только вопрос времени, и в итоге оно прозвучало 11 декабря.

Некоторые гастрольные работники обсуждали между собой, что Аксель, вероятно, не выдержал критики, которая обрушилась на него после выступления на церемонии вручения наград «MTV». Стинсон и Финк, по слухам, уже решили уйти, а Бакетхэд, похоже, серьезно расклеился.

По данным «Нью-Йорк пост», участников группы и ранее огорчали задержки, патологический перфекционизм, опоздания и общее безумие Акселя. А теперь они оказались вместе в одной лодке, и группа, вероятно, распадется. По словам еще одного друга, Аксель никогда еще не испытывал такого одиночества — но на этот раз ему было некого винить, кроме самого себя.

Новый состав мог вот-вот взорваться, и пошли разговоры, что Аксель даже готов обсудить некое воссоединение с оригинальным составом. Однако эти слухи были чистейшей выдумкой, вызванной тем фактом, что Слэш, Дафф и Мэтт снова собрались в Лос-Анджелесе и обсуждали продолжение совместной работы. Возникло даже предположение, что в этом замешан и Иззи. Им требовался, как говорили, только вокалист. Неужели это правда?

Тем временем в «Чикаго Сан-Таймс» в январе 2003 опубликовали статью, где говорилось: «По данным источников, Роуз собирается в психиатрическую клинику для борьбы с истощением и рядом других эмоциональных проблем». В газете приводилась цитата из еще одного неназванного источника: «Известный своим эпатажем стареющий рокер в последнее время стал еще более чокнутым, чем раньше. Сам вокалист открыто признался, что борется с внутренними демонами».

Аксель не единственный в этот момент задавался серьезными вопросами о будущем. Дуг Голдстейн, который согласился продать свою управляющую компанию «Big FD» — а вместе с ней передать Акселя и Guns N’ Roses в руки другим менеджерам, — гигантской корпорации «Sanctuary Music Group», решил не тянуть с этим и объявил о своем решении уйти на пенсию и переехать на Гавайи, где у него жена и сын. «Два года я летал из Лос-Анджелеса на Гавайи каждую пятницу, а потом возвращался в Лос-Анджелес в понедельник утром, с трудом продирая глаза. Я больше так не мог», — признается он.

Потом ему пришлось вернуть половину денег, которую он получил от «Sanctuary» за свою компанию — в районе 8 миллионов долларов. «Таково было условие моего выхода из сделки с «Sanctuary». К тому времени, добавляет он, половина его зарплаты и так уходила Шерон Мейнард, «гуру» Акселя в Седоне, по указанию «Sanctuary». Все стало чертовски странно. Они были без понятия, как общаться с Акселем. Он был совсем не из их команды».

Как бы там ни было, настоящей причиной проблемы, как признается Голдстейн, было то, что они с Роузом так и не урегулировали последствия отмены европейского турне в 2001 году. Аксель во всем винил Дуга. В этот момент их отношения навсегда изменились. И они уже никогда не будут прежними, особенно с того момента, как Дуг «ушел на пенсию» на Гавайи.

Сейчас с момента их ссоры прошло больше десяти лет, и Голдстейн признается, что у него по-прежнему разбито сердце. «Я посвящал ему каждый день своей жизни. И меня ужасно огорчает, что он… Думаю, Аксель никому и никогда не дает второго шанса. Даже если бы ему хотелось, чтобы я вернулся в его жизнь, он бы себя останавливал. Это грустно, потому что мы с ним любили друг друга. Я был ему — за неимением лучшего определения — настоящим старшим братом. Мы прошли через огонь и воду. Если я был ему нужен в четыре часа утра, я просыпался и садился в машину. Вероятно, это стоило мне моего первого брака… Жена искренне считала, что, когда я ухожу из дома в четыре утра, то еду к своей подружке. Она не верила, что я закидываюсь кофе и энергетиками, чтобы проснуться и поехать к Роузу. Но я это делал. И это не имело ничего общего с деньгами, а только с тем, что я чертовски его любил.

Я правда боялся, что Аксель вступит в «Клуб 27». Даже когда он уже пережил этот возраст. Я знал, что могу отговорить его от самоубийства. И, если бы я этого не делал, то какой же я тогда друг? Двухчасовая поездка с юга Оранж Каунти в Малибу ничего мне не стоила. Но при этом, она стоила того, чтобы Роуз не совершил какого-нибудь отчаянного поступка. Я мог бы заниматься этим семь дней в неделю, если нужно. Бета звонила и кричала: «Он убьет себя!» А я приезжал к Акселю домой, где он лежал в постели с пистолетом во рту и плакал. И я садился рядом с ним и отговаривал от глупостей. Так что я не просто менеджер, верно? У меня был брат с маниакально-депрессивным расстройством и склонностью к самоубийству — и это несколько помогло мне в работе с Акселем. Нужно было просто быть с ним рядом. В моей жизни есть и другие люди с депрессивной биполярностью. В действительности они не хотят причинять себе вреда, только хотят, чтобы их любили, и хотят знать, что о них заботятся. Так что все, что мне было нужно делать, это любить Акселя, быть с ним рядом и поддерживать его, как настоящий друг. Не знаю, кто сейчас играет в его жизни эту роль».

19 июня планам Акселя был нанесен еще более сокрушительный удар — Слэш, Дафф и Мэтт вместе дали свой первый официальный концерт в Лос-Анджелесе, в театре «Эль-Рей», с новым вокалистом — бывшим фронтменом Stone Temple Pilots Скоттом Вэйлендом. Новой группе даже дали название — Velvet Revolver. Группа получила благоприятные отзывы в журналах «Rolling Stone» и «Spin», а также заключила многомиллионную сделку со звукозаписывающей компанией «RCA». Акселя взбесило то, что бывшие участники группы наживаются на имени Guns N’ Roses. Он был уверен, что они провалятся. Так он заявил Бете и остальным, кому хватило безумия поднять в разговоре с ним этот вопрос. Но по ночам, когда он лежал в постели в одиночестве, он не был так уверен.

Аксель Роуз уже ни в чем не был уверен.

 

14. The Project

После того как в 1991 году Алана Нивена уволили с должности менеджера группы Guns N’ Roses, почти девять лет никто из группы с ним не общался, не считая такого же товарища по несчастью — Иззи Стрэдлина. Потом, как-то вечером, когда он сидел в местном баре, раздался звонок. «Это был Кудрявый, — рассказывает Нивен. Кудрявым он называл Слэша. — Было очень приятно услышать его спустя восемь лет». Понемногу, месяцами и годами, они вновь собирали по кусочкам доверие, которое было между ними в Guns N’ Roses. Потом Слэш как-то позвонил снова и пригласил Нивена в Лос-Анджелес встретиться с ним и Даффом: «Я приехал, и мы все вместе поужинали. Тогда они сказали мне, что хотели бы поработать со мной снова над «The Project».

The Project — первоначальное название группы, которая впоследствии станет Velvet Revolver: Слэш, Дафф, Иззи и Мэтт Сорум воссоединились и взяли тогда еще неизвестного вокалиста. Иными словами, это были Guns N’ Roses без Акселя Роуза. Сначала Нивен был от этой идеи в восторге, потом в ужасе, потом был польщен, а затем и вовсе удручен. Если бы ему сделали такое предложение на пять лет раньше или на пять лет позже, то он бы уже летел ближайшим рейсом в Лос-Анджелес. Но прямо сейчас, находясь у себя в доме с видом на горы, который он построил в Прескотте в Аризоне, Алан Нивен решил, что у него нет другого выбора, кроме как отказаться.

«На то было две причины. Я снова начал писать песни, и это было лучшее, что я когда-либо писал. Хотелось продолжить и посмотреть, что из этого выйдет. Что касается The Project, то я решил, что если мы соберемся снова уже без Акселя и Дуга, то это будет несправедливо по отношению к ним. А ожидания станут для нас препятствием. Возможно, была и третья причина, в которой я сам себе не признавался. Она состоит в том, что я был не в лучшем настроении».

На самом деле, Алан Нивен пребывал «не в лучшем настроении» с самого увольнения. Жестокость, с которой его выставили из Guns N’ Roses, повергла его в эмоциональную черную дыру.

Алан поясняет: «Мне понадобилось десять лет накапливать опыт и полезные контакты, чтобы сформировать набор навыков, которые я применял в работе с Guns N’ Roses. Потом еще пять лет ушло на то, чтобы устроить им аншлаг на стадионе «Уэмбли», и это происходило под моим наблюдением. Я продал целый «Уэмбли». И в каком-то смысле это очень мило, потому что он же в Англии. Одним из моих больших разочарований было то, что я хотел привезти маму из Уэльса и посадить ее в ложу в «Уэмбли», чтобы она посмотрела концерт и поняла, чем я занимаюсь. Мне не дали этого сделать, что грустно, но… в любом случае, десять лет я нарабатывал нужные навыки, пять лет делал свою работу. А Голдстейн отнял это у меня за три месяца. А, когда спустя три месяца после меня ушел Иззи, я понял, что всему конец. Всего за два с половиной года Голдстейну удалось все разрушить. Через два с половиной года после ухода Иззи Аксель остался один, и от него тоже ничего не осталось».

Алану Нивену придется восстанавливаться после этих потрясений много лет. Тем временем ситуация ухудшилась перед тем, как снова улучшиться. «Psycho City», первый альбом «Great White» после ухода Алана Нивена из Guns N’ Roses, выпущенный в 1992 году, стал полным провалом и даже не вошел в топ-100 в американских чартах. Нивен был сопродюсером и соавтором этого альбома, а на обложке у него была фотография броской неоновой вывески с рекламой мотеля «Rose». В заглавной композиции использовали отрывок сообщения, которое Эрин как-то оставила Нивену на автоответчике, как раз тогда, когда Аксель якобы жестоко с ней обошелся. «Да, я использовал Эрин, — признался он в интервью в «Лос-Анджелес Таймс» в 2016 году, — но я был обижен и зол, когда писал свой антилосанджелесский, антипредательский, антиголдстейновский альбом «Psycho City». Так что теперь вы знаете».

Алан находился на грани нервного срыва и к тому моменту был уверен, что подвергся психическому нападению со стороны Акселя. Он был убежден, что Аксель использует против него силу Шерон Мейнард, ее магию кристаллов и предсказания будущего, а также последователей, которые контролируют ауру, и стал искать свою магическую защиту. Стефани Фаннинг, которая изначально осталась работать с Нивеном, владела информацией из первых рук об оккультных практиках Алана того времени. «Думаю, он пробовал что-то необычное, когда у него отняли группу, — рассказывает она. — Алан общался с парой интересных людей, которые тоже этим занимались. И Аксель занимался тем же самым. Кажется, у них была своеобразная дуэль с использованием чего-то там — черной магии или чего-то похожего. Они словно состязались друг с другом. Можно было услышать: «Я чувствую, что Аксель делает со мной то-то, а я сделаю то-то…» Между ними было что-то странное. Не знаю, насколько я в это верю, но что-то такое было. Нивен что-то делал. Точно делал. По крайней мере, немного. Я точно не знаю, желал ли Алан Акселю зла или, может, надеялся выяснить с ним отношения, потому что, если по-честному, я старалась не слушать, когда об этом заходила речь. Не хотела во всем этом участвовать. Даже не знаю, в чем именно. Меня это пугало. Не знаю, черное это или белое, злое или доброе. Но я знаю, что он общался с людьми из этого мира».

В конце концов Фаннинг ушла от Нивена и вернулась на работу к Дугу Голдстейну. «Алан в каком-то смысле ушел в тень. Он еще пару лет жил в Лос-Анджелесе, пока строил дом в Аризоне. Но я очень надеялась, что он вернется в игру. По-настоящему вернется в игру. Я приносила ему в офис музыку, чтобы он оценил. А он просто не мог… Я не знаю, как будто что-то ушло. Слушай, даже мне было трудно вставать по утрам, когда Guns N’ Roses пришел конец. В моей душе была огромная пустота — из-за того, что я больше не с этой группой. Так что представляю, каково было ему».

«Я уже знал, что Алан занимается Кроули, Джимми Пейджем чем-то таким же, — рассказывает Дуг Голдстейн. — Они с Иззи и раньше ездили в Новый Орлеан». Когда Стефани вернулась на работу к Дугу, то посчитала своим долгом сообщить ему о странном поведении Алана. «Она сказала: «Нивен нанял специалиста по черной магии из Нового Орлеана, и каждый день после работы, перед тем как пойти домой, сначала шел к нему, они надевали черные мантии, зажигали свечи и ладан и произносили злые заклинания против тебя и Акселя». Я воскликнул: «Ну и ублюдок!» Какая бесполезная трата гребаных денег».

В том, что касается Нивена, психическое нападение определенно проявлялось в том, что Голдстейн и Аксель намеренно разрушили сольную группу Иззи «JuJu Hounds». Алан также считает, это это психическое нападение проявилось в невезении Great White: особенно в том, что к ним в лейбл «Capitol» пришел Рэй Гмейнер, бывший глава продвижения «Zoo Entertainment», сменив Майкла Принса, который долго поддерживал Great White. «Гмейнер раньше был соседом Голдстейна», — зловеще добавляет Нивен.

Это стало последней каплей, признается он. Алан оказался «на темной стороне луны для всех в Западном Голливуде», когда потерял Guns N’ Roses. После его ухода к нему пару раз робко подбивали клинья известные группы, но его это не интересовало. Дэвид Геффен пригласил Нивена работать с Bon Jovi. Но его чуть не вырвало, признается тот, когда Джон Бон Джови явился на первую встречу с адвокатом и бухгалтером. «Как бы я заинтересовался, если это предложение диаметрально противоположно природе и сущности моей страсти? Для меня это не работа. Это что-то большее, чем просто работа, — Алан вздыхает. — Этот темный период моей жизни становился все темнее».

Потом он узнал, что у его жены давний роман с вокалистом Great White Джеком Расселом. «Он страшно боялся, что я узнаю». Это открытие привело к болезненному осознанию того, что его жена, по сути, скомпрометировала все отношения, имевшие для него ценность. А кому, черт побери, нужна такая убогая личность в бизнесе?

Брак Нивена пошел прахом, а карьера зашла в тупик, как он был уверен, из-за психического воздействия, поэтому он вспомнил о месте в Новом Орлеане под названием «Barrington’s»: «Розничный мавзолей с обилием ритуальных предметов, куда они как-то ездили с Иззи. Он охватывал все виды ритуального выражения, от ступней слонов, в которых под грязью пряталось много странных вещей, до черепов-бокалов. «У меня до сих пор хранится пара вещей «оттуда», в том числе большие деревянные четки, крест из посоха епископа… Я чертов атеист. Я менеджер рок-н-ролльной группы. У меня очень мало знаний, но мне любопытно… У меня есть два коптских эфиопских целительных свитка. Один из них цел, и он около двух метров в длину. Целиковый свиток — большая редкость, потому что они складываются гармошкой. Они потрясающе красивые. Я купил две коптских библии, которым около 400 лет. Страницы напоминают кору. Они сделаны вручную и написаны от руки…»

Алан подчеркивает: «Мне любопытно, но я всегда иду навстречу свету. Поэтому, когда все стало дерьмово, я ничего не понимал… Но пришел к следующему: «Это просто смешно. Во всем этом что-то не так. Может быть, я проклят. Может быть, кто-то меня сглазил, черт побери». Поэтому я позвонил парню из «Barrington’s».

Нивена связали с человеком, который предложил помощь — за определенную плату. «Я вошел в эту дверь, а весь свой скептицизм оставил за дверью». Несколько месяцев он учился у сумасшедшего монаха — он был огромный и выглядел как инок средневекового монастыря. «Я до сих пор не знаю, насколько он молол чушь. Зато знаю, каким он был хорошим манипулятором, потому что мне пришлось полетать с ним то туда, то сюда. Пришлось заботиться о нем в тот момент. Но этот человек открыл для меня много книг, о которых я раньше не знал. В основном это были оккультные книги… тайные знания. Я узнал, что простая истина заключается в том, что истина проста. Что правду можно найти, просто говоря правду.

Сейчас я ясно вижу светлое и темное, но в тот момент испытывал только боль. Меня отвергли, и я запутался. А этот парень заявил: «Я могу провести церемонию и избравиться от негатива, который ослабляет тебя». Я подвергался психологическому воздействию и переживал психологическую и духовную войну, у меня на пути было много негатива. Голдстейн — один из тех, кто направлял эту негативную энергию. Аксель — второй. Йода, наверное, тоже, потому что хотела использовать Роуза.

Но я его охранял. Как только меня не было рядом, они кормились этим парнем, как гребаные опарыши. Поэтому мне пришлось изготовить специальные ножи из определенной меди и на церемонии положить эти ножи определенным образом. А тот факт, что сломалась водопроводная труба, стал своего рода символом. Я начал думать, что, может, и мной питаются, и в конце концов отрезал себя от этого парня. Мой разум в тот момент был открыт ко всякого рода обороне от наговоров и порчи… ничего не работало, и было неприятно… Я не мог понять, какого черта происходит… и не происходит».

Примерно в тот период, когда Слэш и Дафф обратились к нему с предложением стать менеджером The Project, Алан Нивен как раз опустился на самое дно.

Он приехал в отель, запил 172 таблетки бутылкой «хорошего портвейна «Graham’s Port»» и сидел в ожидании смерти. «Я очень хорошо это помню, потому что разложил таблетки на кучки по десять штук, и осталось две лишних, а я подумал: «Если не начать с этих, то я до них так и не дойду». Болеутоляющие, снотворные и все, что удалось достать. Из отеля меня вытащили через несколько дней… Я попал в ситуацию, где кто-то внизу сказал: «Не уверен, что он у нас в списке». А наверху ответили: «В нашем списке тоже нет. Если он никому из нас не годится, давайте вышвырнем его обратно». До сих пор не понимаю, какого черта я выжил после 172 таблеток?»

Когда через 72 часа Алан пришел в себя, то обнаружил, что заблевал весь номер. Менеджеры отеля подняли его, одели, собрали вещи, а потом буквально отнесли его в машину. «Они посадили меня в арендованный грузовик, на котором я приехал, и я тут же въехал в очень дорогую машину, припаркованную у отеля. Поэтому они вызвали лимузин, доставили меня в аэропорт, и я полетел в Лос-Анджелес, где меня встретил друг, отвез к себе домой, и я вырубился на неделю. Прошло еще несколько недель, пока я смог хотя бы ровно ходить. Но однажды утром проснулся, подошел к окну, увидел океан и спросил: «Где я, черт побери? Это не пустыня». А мой друг ответил: «Ты то же самое спрашивал и вчера».

Позолоченные коридоры крупных лейблов завалены призраками тщеславных проектов рок-звезд, которым не стоило выходить на свет. В центре всех этих громких провалов лежит отрицание того факта, что если ты рок-звезда, то это еще не значит, что ты можешь собрать свою группу. После ухода из Guns N’ Roses Слэш собрал новый состав Slash’s Snakepit, в котором лидером был рок-вокалист Род Джексон. Альбом «It’s Five O’Clock Somewhere» дал Слэшу хорошую возможность отвести душу, помогал убивать время, но ему не хватало того ощущения наполненности, которое давала работа в Guns N’ Roses. Возобновление работы в Snakepit в 1999 году было похоже скорее на рефлекс, чем на заявление о серьезных намерениях, а альбому «Ain’t Life Grand», выпущенному в 2000 году, явно не хватало оригинальности, не говоря уже о донельзя неуклюжей последовательности релизов с самого первого сингла «Mean Bone», который звучал так, будто над ним поработал благонамеренный, но несведущий звукозаписывающий робот.

Слэш испытывал острую необходимость направить свою творческую энергию в живое и динамичное русло, но без равносильного противодействия и напряженного спора об идеях он оказался бессилен. Даже Мэтт, который играл в первоначальном составе Slash’s Snakepit и в альбоме «It’s Five O’Clock Somewhere», понимал, что этот проект не долгосрочный, и описывал его как способ пойти поиграть где-нибудь, пока они ждут Акселя… «Думаю, он стал чем-то большим для Слэша, потому что… Знаешь, Слэш просто обожает играть на гитаре, и он непревзойденный музыкант, понимаешь?»

Сорум в основном избегал публичности до 2001 года, пока наконец не вернулся в группу The Cult, чтобы записать первый альбом за последние семь лет — «Beyond Good and Evil» — и гастролировать с ним. Дафф переехал обратно в Сиэтл и снова собрал свою старую панк-группу Ten Minute Warning, которые были одними из ранних предшественников городского гранжа еще до Nirvana. Стоун Госсард из Pearl Jam утверждал, что музыка группы Ten Minute Warning вдохновила его заняться гитарой и что именно по его совету Дафф вновь собрал группу, когда вернулся в Сиэтл в 1998 году. В истинно панковской манере они записали альбом под лейблом «Sub Pop» и распались вскоре после того, как ведущий гитарист Пол Зольгер ушел из группы. Зато Дафф, приободрившись от вновь обретенной трезвости, строгой диеты и регулярных занятий единоборствами, с головой погрузился в другие занятия, в основном в семейную жизнь и учебу, и жадно поглощал информацию о принципах ведения бизнеса и финансов и самостоятельно, и на курсах в общественном колледже. В 1998 году Дафф записал сольный альбом «Beautiful Disease», где сам исполнял вокал и играл на большинстве инструментов, и для записи которого также пригласил Слэша, Иззи и Майка Бордина, барабанщика Faith No More. Но когда «Polygram», лейбл Даффа, купили прямо во время кампании по продвижению альбома «Beautiful Disease», то этот альбом пострадал одним из первых. По словам Даффа, один из новых руководителей сказал ему: «Я собираюсь в отпуск кататься на лыжах и слушать с детьми все предстоящие релизы. Мы решим, есть ли у них будущее под нашим лейблом или нет. Когда я вернусь, то дам всем знать. Я приглашу каждого артиста в свой офис и сообщу ему свое решение лично». «Но я так ничего и не узнал о том, что его гребаные дети думают о моем альбоме. На самом деле я и от него самого больше ни слова не слышал. В мой день рождения — когда предположительно должен был выйти альбом — стажер звукозаписывающей компании позвонил и оставил сообщение у меня на автоответчике, в котором сообщил, что альбом не выйдет ни в этот день, ни в любой другой». И альбом так и не вышел.

Вместо того чтобы сидеть и ныть, Дафф предпочел записаться на курсы бизнеса в общественный колледж — по которым получил безупречный средний балл 4.0, не меньше, — и подумывал о том, чтобы поступить в университет. Даффу исполнилось 35, и он прошел долгий путь от кокаинщика и алкоголика, который когда-то беззаботно подписал контракт о передаче прав на название Guns N’ Roses. Он познал, что значит быть рок-звездой, что значит перестать ей быть, и рад был направить энергию в построение новой личной жизни, не связанной с музыкой. У Даффа было хорошее состояние, дававшее ему финансовую независимость и нажитое благодаря надежным инвестициям, сделанным еще тогда, когда он только начал вести трезвый образ жизни. «Благослови его Бог, он богаче самого Бога», — смеется Дуг Голдстейн и поясняет, что Дафф заработал все благодаря правильным решениям, с которыми ему помогли он с бухгалтером. «У него было немного денег, мы отвели его к бухгалтеру и сказали: «Дафф хочет инвестировать деньги, помоги». И бухгалтер — его звали Майкл Оппенхейм, отличный парень — спросил: «Ты хотя бы примерно знаешь, во что хочешь вложить деньги?» Но Дафф тогда совершенно в этом не разбирался, поэтому бухгалтер задал ему отличный вопрос. Он спросил: «Чем ты увлекаешься?» Дафф ответил: «Мой родной город — Сиэтл». И мы сразу же вложили его деньги в «Старбакс» и «Гугл». А недавно я узнаю, что Дафф попал на радио и о нем написали колонку в ежедневной газете, потому что он финансовый гуру. Но, когда он сделал свои первые инвестиции, не думаю, что знал, как пишется это слово».

Однако ничто не могло потушить в Даффе страсть к музыке, и к 2001 году он собрал новую группу Loaded, с которой записывал песни и ездил на гастроли по всему миру. К 2002 году в группу Loaded пришел новый соло-гитарист — парень по имени Дейв Кушнер, который учился в старших классах с Даффом и Слэшем.

У Слэша в жизни тоже произошли серьезные перемены. Ему диагностировали кардиомиопатию и поставили дефибриллятор. «За многие годы пьянства мое сердце раздулось так, что готово было взорваться, — вспоминал он. — Дошло до того, что врачи предсказывали, что я проживу от шести дней до шести недель. Мне поставили дефибриллятор, чтобы сердце не остановилось и продолжало биться с постоянной скоростью. После операции я начал проходить терапию, и сердце чудесным образом стало восстанавливаться. Я пробыл вне игры четыре месяца, прежде чем снова взял в руки гитару. Это был самый мрачный период в моей жизни».

Слэш решил, что выкарабкался, когда через четыре месяца после операции его пригласили сыграть на дне рождения Майкла Джексона. «Это был мой первый концерт после операции, и я не мог его дождаться. Конечно же, он стал памятным событием». Он два дня репетировал перед этим концертом, на котором собрались все Джексоны, Марлон Брандо, Лайза Минелли, Глория Эстефан и еще несколько знаменитостей из круга друзей Джексона. «Это был потрясающий концерт, — рассказал Слэш. — Все в окружении Майкла Джексона отрывались на полную, а я делал все возможное, чтобы держаться подальше от алкоголя. Я ведь теперь ходил с кардиостимулятором. Когда врачи поставили мне дефибриллятор, он поддерживал мне нормальный сердечный ритм. Для большинства людей это не проблема, но для меня это оказалось трудно. Как только я поднимаюсь на сцену, у меня сердце ускоряется как ракета. Когда я вышел на сцену с Майклом и сердце забилось сильнее, меня вдруг ударило в грудь, а зрение затуманилось электрическим синим светом.

Это повторялось примерно по четыре раза за каждую песню, и я вообще не понимал, что происходит. Решил, что провод гитары коротит или фотограф направляет вспышку мне прямо в лицо. Каждый раз, когда это происходило, мне приходилось стоять и делать вид, что все нормально. Потом я смотрел концерт по телевизору, и там ничего не заметно, так что, думаю, я справился».

Впервые Слэш почувствовал недомогание в середине гастролей с группой Snakepit. Пришлось отменять концерты. Он не очень верил врачам, но последовал их указанию завязать с алкоголем и делать хоть какие-нибудь упражнения. «И я поправился. Что удивительно. Пара моих знакомых умерли от этого заболевания». Еще Слэш завязал с наркотиками, по крайней мере на время, но по-прежнему пил и курил. Пройдет совсем немного времени, и ему наконец удастся что-то с этим сделать. Тем временем Slash’s Snakepit распались в 2001 году, и Слэш начал работать со Стивом Горманом, барабанщиком The Black Crowes, который недавно ушел из этой группы из Атланты и переехал в Лос-Анджелес. Они вдвоем написали песню, которая в конечном итоге превратится в большой хит Velvet Revolver под названием «Fall to Pieces». Но без других ключевых игроков и долгосрочного видения проекта это сотрудничество так ни к чему и не привело.

Затем, в апреле 2002 года, голливудские рок-иллюминаты собрались в «Key Club» в Стрипе на бульваре Сансет, чтобы отдать дань уважения Рэнди Кастильо, бывшему барабанщику Оззи Осборна, скончавшемуся от рака за несколько недель до этого. Шумная толпа зрителей, раскупивших все 800 билетов, наслаждалась парадом классических рок-каверов в исполнении сменявших друг друга музыкантов, в числе которых были Ронни Монтроуз, Ричи Котцен, Стив Люкатер и много других громких имен. Слэш, Дафф и Мэтт тоже внесли свой вклад в сбор средств для семьи Рэнди вместе с гитаристом Китом Нельсоном и вокалистом Buckcherry Джошем Тоддом выступили с зажигательной программой, в которую вошли «It’s So Easy», «God Save the Queen», «Nice Boys» и звонкий ритмичный кокаиновый гимн группы Buckcherry под названием «Lit Up». Выступление завершилось песней «Paradise City» (на бэк-вокале был рэпер Сен Дог из Cypress Hill) и крышесносным кавером на «Mama Kin», вокальную партию в котором исполнил сам Стивен Тайлер.

В потной наэлектризованной атмосфере концерта трое бывших участников Guns N’ Roses просто загорелись. «Как будто прямо в зале взлетел Боинг-747, — вспоминал Дафф. — Было круто, и в то же время так уютно и приятно играть с друзьями. У нас не было никаких намерений или скрытых мотивов. Мы собрались ради семьи друга, которая в этом нуждалась. Вот и все». Несмотря на благотворительные цели, друзья поняли, что химия между ними так же сильна, как и в эпоху «Use Your Illusion». «Мы со Слэшем и Мэттом столкнулись с настоящей дилеммой, — продолжал Дафф. — Нам было слишком хорошо вместе, чтобы просто так взять и снова расстаться после концерта. У нас еще не было нового материла и ни малейшего представления о том, чем мы могли бы заняться, но, ощутив, какая мощь исходит от нас, играющих вместе, мы поняли, что, если постараться, всё остальное приложится».

Следующий кусок пазла встал на место после концерта Loaded в клубе Джони Деппа «Viper Room», когда Дафф представил Слэшу Дейва Кушнера. Оба гитариста в старших классах учились в одной школе, но все эти годы были знакомы лишь заочно. Когда Слэш стал восходящей звездой, Дейв пришел в Waysted Youth, а потом в The Electric Love Hogs, которые записали прекрасный альбом с продюсером Томми Ли, барабанщиком Mötley Crüe. Он также играл с Sugartooth, Infectious и Danzig, а потом присоединился к одному коллективу, став музыкальным директором Дейва Наварро. Ребята вроде Дейва Кушнера всегда пользовались большим спросом в Лос-Анджелесе. Поиграв со многими музыкантами и впитав влияние большого спектра различных групп — от Black Sabbath до Ohio Players, Дейв демонстрировал потрясающую универсальность, которую высоко ценили как продюсеры, так и музыканты.

Дафф, Слэш и Мэтт пригласили Дейва поучаствовать в их новом проекте в качестве ритм-гитариста, но эта возможность появилась вместе с дополнительной проблемой в лице Иззи Стрэдлина, который уже несколько недель играл с группой. Иззи усложнял ситуацию, помалкивая о своих намерениях относительно The Project и держал Слэша в неведении относительно того, планирует ли он остаться или рассматривает проект только как возможность поиграть для себя. «Иззи снова исполнил фокус с исчезновением, — комментирует Алан Нивен. — Сначала он играл с ребятами, а потом однажды просто не пришел на репетицию. Не захотел участвовать. Ему не нравится заморачиваться. Он побаивался. И, как бы абсурдно это ни звучало, но в чем-то он прав. Все мы так или иначе пострадали от работы с Guns N’ Roses. В Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе не учат, как себя вести, когда становишься успешным, и это может нанести серьезную травму. А начинается всё в тот момент, когда слава растет, потому что окружающие начинают вести себя по-другому в общении с тобой еще до того, как осознаешь, что происходит. И ты перестаешь понимать, какие у них на самом деле мотивы».

По словам Слэша, Дейв Кушнер был для них лучшим кандидатом. «Дейв придавал крутизны тому, что мы делаем. Мы особенно не раздумывали; он подошел просто идеально». Но Кушнеру предстояло совершить подвиг Геракла — научиться играть со Слэшем. «Я играю совсем не как Стрэдлин, — объяснил он, — а Слэш говорил, что ни с кем, кроме Иззи, у него не получалось играть так, как ему нравится. Поэтому, чтобы Слэшу было удобно, второму гитаристу, нужно играть открытые аккорды, когда он играет баррэ, а если он играет рифф, то нужно создать какую-то основу, а не играть то же самое. Суть в том, чтобы найти правильный баланс и не повторяться, а дополнять его и задавать нужный ритм».

В сентябре 2002 года группа The Project разместила объявления о поиске вокалиста в разных газетах и журналах: «Неназванный артист ищет вокалиста и композитора где-то в области раннего Элиса Купера/Стива Тайлера и более тяжелого творчества Маккартни — Леннона». Друзья имели в виду вполне определенного вокалиста, но тот был уже занят. На самом деле он только вышел из реабилитационной клиники. Но музыканты решили, что вреда от этого не будет, и Дафф познакомился со Скоттом Вейландом, фронтменом Stone Temple Pilots.

Скотт Ричард Вейланд был очень талантливым вокалистом и композитором, но испытывал серьезные проблемы с наркотиками, и к 2003 году больше прославился своими кутежами, побегами из клиники, разрывами отношений и арестами, чем несколькими хорошими альбомами, записанными в 1990-е со своей группой Stone Temple Pilots. На заре творчества, когда карьера этой группы шла в гору, в прессе их называли великими притворщиками гранжа. Но виноваты музыканты были только в том, что родились в Лос-Анджелесе, а не в Сиэтле. Да еще, пожалуй, в том, что в песне «Plush», которая стала их прорывом в 1993 году, Скотт Вейланд звучал похоже на Эдди Веддера, вокалиста Pearl Jam (который, в свою очередь, звучал как Тим Бакли, но его в этом никто не винил, потому что большинство журналистов «NME» и «Spin» знать не знали Тима Бакли).

Я познакомился с Вейландом — и выбил у него интервью — во время турне Stone Temple Pilots по Великобритании в 1994 году. Каждый день гастролей мне велели готовиться к беседе с ним, но, как только наставал час встречи, менеджер группы Стив Стюарт начинал кормить меня бредовыми отговорками. Скотт простудился; Скотт занят; у Скотта голова «не на месте». Действительно странно то, что мы с Вейландом жили в соседних номерах, и я слышал через стену, как он кричит и ругается, а потом как будто громко плачет. Боже, подумал я, что такое с этим парнем?

После возвращения в Лондон, мне позвонили домой и попросили встретиться со Скоттом у него в отеле — он наконец был готов поговорить. Я уже столько раз это проходил, что в тот день пришел попозже и вообще не ждал, что Скотт вдруг сдержит слово и поговорит со мной. Но он сдержал. Вейланд пришел в черном кожаном тренче в пол, который, по его словам, только что купил на Кенсингтонском рынке, и добавил, что ему нужно «как-нибудь побыстрее», потому что он встречается с женой, которая только что прилетела из Лос-Анджелеса, и ведет ее в кино. «На какой фильм?» — полюбопытствовал я. — «На новый фильм Квентина Тарантино, — ответил Скотт, — «Криминальное чтиво». А я ответил, что это круто, говорят, он довольно хорош.

Мы сели в кафе при отеле, где другие гости нас вообще не беспокоили. Stone Temple Pilots, конечно, продали три миллиона экземпляров своего последнего альбома «Purple», но в Англии это вообще ни черта не значит. И, кажется, Скотту это даже нравилось. Вейланд не делал из славы такого фетиша, как большинство рок-звезд. Деньги его тоже не особенно интересовали. «Деньги — не вопрос, всё это относительно, — пояснил он мне. — Если у тебя есть свой дом, это дает безопасность, но больше ничего. Я трачу больше денег на рестораны, чем раньше, но по-прежнему покупаю штаны и футболки за доллар двадцать пять. Есть и другие элементы успеха, которые кажутся более сложными, например, сама идея знаменитости. Какое же это заблуждение. К сожалению, люди думают, что публичный человек — это всегда публичный человек, и что он ответственен перед другими людьми, потому что оказывает на них влияние. Но единственное, за что мы в конечном итоге отвечаем, — это музыка».

Через несколько дней после нашего интервью Вейланд побрился налысо. Забавно, подумал я. Майкл Стайп из R.E.M. как раз только что показал свою обритую голову в клипе «What’s the Frequency Kenneth?». Спустя три месяца я тоже побрился налысо. Как и у Стайпа, волосы у меня уже начали редеть, и сбрить их целиком показалось мне единственным способом сохранить хоть немного достоинства. В отличие от Майкла и меня, Скотт побрился потому, что хотел что-то этим показать. Что именно, я мог только догадываться. Бремя славы, личную озабоченность общественным восприятием и популярностью? Или то, что он просто задолбался? «Мне просто захотелось, — ответил он на мой вопрос. — Поэтому я так и сделал».

В молодости Вейланд пережил трагическую смерть своего младшего брата. «Мы считали, это от передозировки, — рассказал он, — но причина в кардиомиопатии, которая развилась у него всего за несколько лет злоупотребления веществами. Брат умер во сне в весьма юном возрасте, и какая-то часть меня всё еще скорбит по нему каждый день. Мы были очень близки, а потерять своего брата и лучшего друга — ведь мы с ним вместе еще занимались творчеством… это вообще не описать… и нельзя пережить до конца».

В 2011 году Скотт напишет в своей автобиографии под названием «Not Dead & Not for Sale» («Не умер и не продается». — Прим. пер.), как его изнасиловал «большой мускулистый парень, старшеклассник», и это событие оставило глубокую травму, которую он пытался подавить «до того момента, пока несколько лет назад в клинике воспоминания не нахлынули на меня».

В то время я брал у Вейланда интервью по телефону и спросил об этом. «Я всегда был очень целеустремленным человеком и считаю, что всегда, когда спотыкаешься и падаешь, нужно снова подняться. И каждый раз, когда ты так делаешь, то начинаешь еще больше верить, что не стоит сдаваться. Просто возьми плохие переживания и преврати их во что-то хорошее. Возьми хорошие переживания и сделай что-то еще лучше. Вот в чем суть моей философии».

Я спросил, смог ли Скотт применить эту философию в ситуации, когда в 2009 году его приговорили к полугоду лишения свободы после того, как он признался, что употреблял героин во время испытательного срока. «Да, определенно. Я попал в отделение, где были одни наркоманы, но у нас каждый день были групповые занятия, и мы много работали. Находиться в тюрьме, конечно, было очень неприятно. Я не думаю, что сажать тех, кто всего лишь принимает наркотики, — единственно верное решение. Но в то время система предусматривала только такую программу, которая позволяла мне решить проблему».

Позднее в интервью «Washington Post» Вейланд вспоминал, что впервые услышал о The Project, когда встретил Даффа в спортзале и тот рассказал, что они собирают новую группу. Скотту было предложено посмотреть и решить, хочет ли он участвовать в этом. Музыканты дали мне два диска, где было сорок — пятьдесят песен. На первом диске была в основном жесткая музыка, которую они написали с Иззи, и звучала она так, как будто у группы Bad Company что-то пошло не так. Я тогда ответил, что занят и мне не интересно».

В своей автобиографии Дафф рассказывает, как жена Сьюзан представила его Скотту Вейланду и его первой жене Мэри, с которой она дружила. «Мы несколько раз ужинали вместе со Скоттом, Мэри и их детьми. У Скотта были проблемы с группой Stone Temple Pilots и с собственной наркозависимостью, поэтому, когда мы собирались семьями, то нам было, о чем поговорить. Но я не рассматривал его как кандидата в новую группу, потому что у него уже была своя».

К 2003 году разговоры о The Project просочились в коллективный разум социальных медиа, и у поклонников Guns N’ Roses текли слюни от музыки в стиле культового «Appetite», в то время как Аксель увяз в болоте работы над альбомом «Chinese Democracy». Слэш объявил, что в этом году группа выпустит альбом, но, хотя он хвастался журналу «Rolling Stone»: «Мы собрали лучшую гребаную рок-н-ролльную группу», — в то же время признавался, что вокалист, о котором они мечтают, по-прежнему ускользает от них. «Сейчас нет рок-н-ролльных вокалистов… кроме Билли Айдола».

В октябре Слэш играл с лос-анджелесской временной кавер-группой Camp Freddy, в составе которой были Мэтт Сорум и Дейв Наварро. Себастьян Бах из Skid Row присоединился к ним на песнях «Time Warp» из «The Rocky Horror Picture Show» и «Paradise City», в которой также сыграл Ронни Вуд. Тогда они просто взорвали клуб, и Слэш задумался, не подходит ли бывший фронтмен Skid Row на должность вокалиста, который так нужен The Project. Дафф не был в этом уверен. Слэш дал Баху несколько инструментальных треков и попросил набросать к ним немного вокала, но на этом их совместная работа закончилась. В начале 2003 года, решив заработать на дешевой популярности реалити-шоу, компания «VH1» отправила съемочную команду запечатлеть то, как группа ищет вокалиста, и планировала потом выпустить об этом документальный фильм. И снова группа музыкантов, которые буквально рисковали жизнью и успехом, допустив вмешательство съемочной группы и введя общественность в курс своих дел, недооценила, насколько им не хватает внутренней силы для движения вперед. Спустя десять месяцев поисков парням всё еще было нечего показать. Они явно что-то упустили, и музыканты начали разочаровываться. Дело не в том, что в мире не хватало крутых вокалистов, а скорее в том, что процесс выбора затянулся, так как не был ограничен реальными сроками. Друзья привыкли уступать управление корабля кому-нибудь другому, и ни у одного из них не было такой целеустремленности, как, например, у Джаггера, благодаря которой он всё брал под контроль и подталкивал остальных к решительным действиям. Участникам The Project была ближе позиция второго пилота, и они оказались на грани провала, поэтому Слэш попросил о помощи Алана Нивена. Но Алан уже лез на другую гору. Он не мог оглядываться назад.

Тем временем музыкантам приходили сотни кассет и дисков с пробами; они приглашали очень широкий спектр вокалистов, независимо от жанра, диапазона и стиля. Они прослушивали Келли Шефер из Neurotica и Джоша Тодда, Стива Лудуина из Carrie and Little Hell и Трэвиса Микса, фронтмена Days of the New, чей деловой партнер Джонатан Хэй с удовольствием публично это прокомментировал. Но никому из них так и не удалось дополнить остальных четырех музыкантов. Хэй побежал впереди паровоза и сделал до комичности абсурдное заявление: «Слэш, Иззи, Дафф и Мэтт придумали новый материал, который я имел честь услышать…

… Это лучшая рок-музыка, которую я слышал со времен «Appetite for Destruction». Поклонники Guns N’ Roses и Days of the New не разочаруются. Они будут в восторге! У нового материала есть та винтажность Guns N’ Roses, которой так жаждали и которую так любили миллионы слушателей в конце восьмидесятых и начале девяностых. Могу честно сказать, как свидетель — группа вернулась и стала лучше, чем прежде. Трэвис Микс и остальные музыканты звучат абсолютно естественно, складно и просто невероятно. Звучание у них просто неземное. Трэвис родом из Индианы, как и Аксель Роуз, и они оба разошлись со своей первой группой — так сложились звезды».

После столь ужасающего нарушения этикета группы из прослушивания Мика так ничего и не вышло, и следующее, чем он прославился, — трагическое появление на американском телешоу о наркозависимости под названием «Intervention», в котором показали хронологию его падения в метамфетаминовую зависимость. Хотя и сообщалось, что он уже перестал принимать наркотики.

Канадский басист Тодд Кернс тоже прослушивался в группу и продемонстрировал гораздо более основательный подход к процессу. Этот высокий добродушный музыкант, который в итоге всё равно будет сотрудничать со Слэшем спустя несколько лет, заметил: «Мне прислали три песни, чтобы я над ними поработал. Каждому вокалисту на планете присылали три песни. Мне нужно было написать слова и записать свой вокал под три инструментальных трека, которые прислали ребята… Альбом «Appetite for Destruction» по-прежнему присутствовал в моем списке трех величайших альбомов всех времен, поэтому это казалось нереальным». Но сотрудничество не состоялось. Айан Астбери из The Cult, Майк Пэттон из Faith No More и Майлз Кеннеди из Alter Bridge тоже получили приглашение на прослушивание, но отказались. Кеннеди, как и Кернс, тоже поучаствует в будущем проекте Слэша, но лишь спустя несколько лет. К апрелю, когда весь процесс прослушивания безнадежно заглох, пришла весть, что Скотт Вейланд только что ушел из Stone Temple Pilots.

2003 год стал очередным трудным годом для Вейланда. На волне коммерческого безразличия к альбому Stone Temple Pilots «Shangri-La Dee Da» 2001 года проблемы вокалиста с наркотиками достигли устрашающих масштабов. Его последний разрыв с Stone Temple Pilots произошел после ссоры за кулисами с гитаристом Дином Делео, которую только усугубили наркотики, в ходе которой они начали драться. Участники группы уехали с этого концерта на разных машинах, и впервые с 1985 года Скотт Вейланд остался без группы. Но ему ничего не хотелось. «Я никогда, черт побери, не прослушивался в Velvet Revolver, — утверждал он. — Я никогда не прослушивался ни в одну группу. Я не стал бы прослушиваться даже в гребаную группу Rolling Stones. Stone Temple Pilots распались, и я стал работать над сольным альбомом. После этой чертовой драмы со Stone Temple Pilots последнее, чего мне хотелось, это пойти в очередную гребаную рок-группу». Когда появились новости об их распаде, один из менеджеров позвонил Даффу и посоветовал связаться со Скоттом. «Сначала я отказывался, потому что мы со Скоттом были просто хорошими приятелями и я не был готов пойти дальше. Кроме того, он периодически страдал от серьезных проблем с наркотиками, а я не общался с наркозависимыми уже около восьми лет. В то же время я давно вел трезвый образ жизни и ничего плохого в том, чтобы просто спросить Скотта, не интересно ли ему наше предложение, не было».

Группе The Project нужен был не просто вокалист, а тот, кто наполнил бы их музыку ощущением риска, как в записи, так и в живых выступлениях. Столько времени старательно культивируя свой образ банды вне закона, они не могли просто взять и взять какого-нибудь худого блондина, который поклоняется Guns N’ Roses, — это было бы равносильно выстрелу себе в ногу. Себастьян Бах привнес бы слишком много драмы, а какой-нибудь неизвестный артист потерялся бы на фоне музыкантов-знаменитостей. Группе нужен был кто-то, кто обладает собственным весом, славой и крутизной. Кто-то, кто не побоится выражать свое мнение и внесет свой вклад в их творчество. Нужен был по-настоящему равный — такой же блестящий, приверженный рок-музыке, безумный и напористый, как они. Скотт Вейланд обладал всеми этими качествами. Но захочет ли он присоединиться к ним? Подойдет ли The Project его уровню жизни?

Через три месяца после того, как Вейланд отказался принять участие в работе над первой частью материала, друзья прислали ему еще один диск, уже с новой музыкой. И на этот раз у него что-то щелкнуло. «Там были две песни, которые показались мне довольно хорошими, — рассказал Скотт. — Одна называлась «Slither». Я подумал, что она очень похожа на музыку Stone Temple Pilots в альбоме «Core» — на песни «Piece of Pie» или «Wicked Garden». Я стал думать: «Что бы мне с этим сделать?» Тогда мы разошлись с женой и она жила с детьми в Лос-Анджелесе, а я в нашей квартире в Голливуде. Я принимал много наркотиков, а ребята уже вели трезвый образ жизни. Но я сказал себе, что если попаду в эту группу, то получу возможность общаться с парнями, которые не употребляют наркоту и прошли примерно тот же путь, что и я. Возможно, это мой шанс. Как раз в это время мне позвонил их менеджер и сообщил, что у группы прямо сейчас есть два предложения работы над саундтреками за большие деньги. Напиши песни, получи крупный чек, и, если окажется, что вы хорошо работаете вместе, это будет хорошее начало. В первый день я не пришел, потому что был под кайфом и не в состоянии работать. Но все равно пришел на следующий день, мы собрались и начали работать над песней Pink Floyd «Money», а заодно писать новую песню «Set Me Free». Так я попал в группу. Но никогда, никогда, никогда, никогда я не проходил прослушивание».

Можно только догадываться, что творилось в голове у Вейланда в то время. Человек, погрузившийся в полную зависимость, проживает свой день в череде импульсивных недальновидных решений, не думая о будущем и о последствиях. В тот момент Скотт находился в своем привычном жизненном цикле, в котором либо употреблял наркотики, либо спал, либо отправлялся в клинику. Он уже физически зависел от наркотиков, которые помогали ему избегать мучительных тисков героиновой ломки, так что постоянный источник дохода и место, где можно от всего этого отдохнуть, показались ему хорошей идеей, несмотря на то, что сама концепция его не очень интересовала. Скотт прощупывал почву, но позднее признавался журналу «Spin», что решил присоединиться к группе из финансовых соображений и что «не может назвать это музыкой своей души».

Или, как он сказал в интервью журналу «Classic Rock»: «До Velvet Revolver у меня был период, когда я вообще больше не хотел петь в рок-группе. Я занимался записью своего сольного альбома, строил свою звукозаписывающую компанию и продюсировал другие группы. Я стал сопродюсером двух альбомов Limp Bizkit и, хотя моей любимой группой их можно назвать с большой натяжкой, но благодаря этой работе я заявил о себе как о продюсере. А еще у меня были дети, и я не хотел провести всю оставшуюся жизнь на гастролях». Он присоединился к Слэшу и ребятам практически по инерции. «Сначала было очень интересно, у нас были общие интересы. С Даффом было общее увлечение панк-роком. С Мэттом мы разделяли любовь к экспериментальной музыке. С Дейвом были знакомы еще с тех времен, когда играли в клубах в Голливуде. А со Слэшем— и мне не хотелось бы себя нахваливать — мы были двумя культовыми фигурами, которых медиа пытались превратить в новую версию дуэта Мика и Кита. Сначала у нас был мощный общий командный дух. В то же время я переживал пик своей наркозависимости, и это было хуже всего того, через что мне приходилось пройти».

В первую неделю совместной работы музыкальный директор Кэти Нельсон связала их с Феликсом Гэри Греем, режиссером новой экранизации «Ограбления по-итальянски» 2003 года. Он хотел включить в фильм песню «Money» Pink Floyd, но оригинальное исполнение показалось ему слишком быстрым, и его заинтересовало, не хотят ли они сбацать более медленный кавер. Благодаря этой прекрасной возможности участникам группы удалось влиться в новую динамику — они выучили и записали песню за один день. «Скотт был то что надо, понимаешь, — признался Дейв. — Это невозможно отрицать. Он был просто… как полный набор. Внешность, настроение, то, как он вел себя на сцене, как выступал. И особенно его вокал. Такое ощущение, что Вейланд просто пришел, мы дали ему демо-запись песни, а через полтора дня он вернулся с «Set Me Free»» — вещью, который войдет в саундтрек голливудского блокбастера — фильма «Халк».

В разговоре со мной несколько лет спустя Вейланд сознался, что беззаботно запрыгнул в вагон бывшей группы Guns N’ Roses в основном ради показухи. По правде говоря, сказал он, присоединиться к Velvet Revolver было волшебно. Я тогда как раз слезал с героина, а ребята уже все были трезвенниками, и нас объединяло то что мы все прошли один и тот же путь. Пэтому мы словно объединились против всех и хотели играть чистый рок-н-ролл». Но вскоре, 12 мая на концерте Мэрилина Мэнсона в Голливуде, Скотт объявил, что теперь поет в новой группе, которую поспешно назвал Reloaded, из-за чего пиарщику уже на следующий день пришлось объясняться, что это лишь рабочее название.

Через шесть дней полиция Лос-Анджелеса арестовала Вейланда, сидящего в припаркованной машине с выключенным светом, за хранение героина и кокаина. Через две недели его признали невиновным и сняли обвинения, а он по доброй воле снова отправился в реабилитационную клинику до следующего появления в суде. Но группа шла вперед, несмотря на дурное предзнаменование, и это подчеркивает, насколько музыканты были уверены в том, что Скотт — тот, кто им нужен, и то, как отчаянно они пытались его удержать.

В июне все наконец утвердили название. «Придумывать имя группы было страшнее всего, — рассказал Маккаган Гэвину Эдвардсу. — Мы не знали, как придумать это чертово название». Они посмотрели фильм, который финансировали «Revolution Studios», и Слэш предложил Revolver. «Но я посмотрел в «Гугле», и оказалось, что так уже называются тысяча групп, поэтому это оказалось невозможно». Вейланд предложил название Black Velvet Revolver, но музыкантам оно не понравилось, потому что по ритму звучало почти как Stone Temple Pilots. В конце концов все остановились на названии Velvet Revolver («бархатный револьвер». — Прим. пер.), совершенно упустив из виду, что оно до жути похоже на пародию на Guns N’ Roses, только сочетание твердого и мягкого превратилось в сочетание мягкого и твердого. Пистолеты, револьвер, розы, бархат…

19 июня 2003 года Velvet Revolver впервые появились на публике и сыграли короткий концерт из шести песен в театре «Эль-Рей» в Лос-Анджелесе: «Bodies» группы Sex Pistols, «Set Me Free», «Sex Type Thing» (группы Stone Temple Pilots), «It’s So Easy», «Slither» и «Negative Creep» (группы Nirvana). Этот концерт, на котором они исполнили всего две оригинальные песни, представлял собой скорее заявление о намерениях, нежели демонстрацию творческого потенциала группы. Как раз в тот момент к ним обратились с предложением использовать песню «Set Me Free» в финальных титрах фильма «Халк». Группа не только занялась продуктивной работой, но и наконец начала зарабатывать какие-то деньги. «Эта сделка дала нам простор для творчества, — пояснил Дафф. — Мы все что-то наскребли и окупили часть расходов на репетиции». Без контракта, лейбла и какого-либо пиара песня «Set Me Free» попала в американские чарты и заняла 17-е место в чарте мейнстрим-рока журнала «Billboard».

К этому времени группа уже накопила целый клад демо-записей, треков и идей для песен, и Вейланд брал их себе в студию, где писал вокал. В некоторых песнях он только придумывал текст к готовой музыке, а в других, например, в «Big Machine», поменял аранжировку и вывернул песню наизнанку, чтобы она подошла не только к его голосу, но и к стилю. И этот труд не остался в группе незамеченным. Дафф писал: «Это вселило в нас веру в способности Скотта, несмотря на его зависимость от опиатов и других наркотических веществ». Музыканты знали, что Скотт по-прежнему употребляет, но несмотря на это у них стали быстро появляться песни. На дне рождения своего сына Скотт включил Дейву и Даффу демо-запись песни «Got No Right» и сказал: «Думаю, это лучшее, что у меня когда-либо получалось». Слэш, Дафф и Мэтт после союза с Акселем Роузом привыкли работать таким методом, при котором четверо музыкантов создают музыку в одно время и в одном месте, а потом вокалист пишет стихи и накладывает вокал где-то еще. Однако Вейланду пришось разработать новый подход к творчеству. «Много раз в определенных песнях риффы и ритм вдохновляли меня писать чертовски неряшливую и грязную музыку, под которую, за неимением лучшего определения, мальчики и девочки должны трахаться, — сказал он. — Отличную музыку для стриптиза и секса, и в этом нет ничего плохого. Знаете почему? Людям нужно больше трахаться».

В результате вместе собралось несколько волевых творческих эго, но их способность воплотить взаимодействие своего таланта в песнях оказалась менее впечатляющей, чем очевидное отсутствие личных конфликтов. И путь к выпуску дебютного альбома оказался совсем не так прост. Как-то ранним утром в октябре — в свой тридцать шестой день рождения — Вейланд, пренебрегший всем, чем можно, вел машину под кайфом и врезался на своем «БМВ» в припаркованный фургон. Его остановили, а он уехал с места преступления. Дафф рванул домой к Вейланду, но Дейв Кушнер уже был там и успокаивал Скотта. Разразившись ядовитой тирадой, Дафф задал Скотту хорошую словесную взбучку за то, что тот всех подвел. Но Скотт ответил так, как Дафф совсем не ожидал, — он попросил о помощи. И Дафф смягчился. «Он ведь отец, подумал я. На самом деле мы со Скоттом и подружились потому, что у нас есть что-то общее — в том числе есть дети».

Когда Вейланда поймали полицейские, то его обвинили в вождении в нетрезвом состоянии и побеге с места преступления. Это был уже четвертый арест за восемь лет. В очередной раз судья приговорил вокалиста к программе стационарной детоксикации, а за ней полугодовой амбулаторной программе, во время которой ему давалось десять дней перерыва, чтобы закончить альбом. Только в Лос-Анджелесе такая великодушная судебная система: полиция сопровождала Вейланда в студию и обратно, а по возвращении в клинику у него сразу же брали анализ на наркотики.

Дафф признался, что, когда они собирали группу, то знали, что получатся «Guns N’ Roses без Акселя», но не хотели отказываться от этой затеи. «Нам оставалось только найти вокалиста. И все говорили: «Ой, эти ребята никогда никого не найдут». А потом, когда мы нашли Скотта, те же люди сказали: «Отлично, теперь у них вокалист-нарик».

 

15. Аромат Мака

Дафф уже несколько лет занимался с инструктором боевых искусств — сефу — в изнурительном режиме, который превратил его из опухшего бесформенного кокаинщика и алкоголика в гибкого мускулистого спортсмена. Скотт Вейланд устал проходить одну неудачную реабилитацию за другой и спросил Даффа, поможет ли завязать и ему такой же режим. Дейв Кушнер, самый трезвый из всех, отвел Даффа и Скотта к врачу в Лос-Анджелесе, который обеспечил их лекарствами, нужными Вейланду для очищения, и коллеги вместе отправились в Сиэтл на горный ретрит к сефу Даффа, где Скотт проходил жесткую оздоровительную программу, в которую входили мощные тренировки, медитация, еще тренировки и строгая здоровая диета. Через три недели у Скотта Вейланда снова загорелись глаза, а Дафф смог добавить значок «Чудотворец» в список своих достижений.

Тем временем Слэш и Мэтт Сорум со скептицизмом отнеслись ко всей этой затее и беспокоились, не нужно ли им заниматься поисками нового вокалиста вместо того, чтобы бронировать время в студии. Но, когда они увидели в Лос-Анджелесе подтянутого и собранного Вейланда, их опасения улетучились, и музыканты наконец занялись записью первого альбома Velvet Revolver, несмотря на то, что по решению суда Вейланду было разрешено работать всего по несколько часов в день, а потом нужно было возвращаться в клинику к комендантскому часу.

Во время работы над альбомом Слэш воскресил к жизни маленькую мелодичную балладу, которую сочинил со Стивом Горманом, и передал ее Скотту. Вейланд же, находясь под впечатлением от недавнего происшествия и ужасного вреда, который причинил жене и детям, написал стихи, в результате чего получилась песня «Fall to Pieces». «Если бы музыка не была такой мощной, мне бы не удалось написать такие слова, — пояснил он. — Именно в работе над этой песней я понял, что мы со Слэшем можем стать одним из классических авторских дуэтов». В дополнение музыканты сняли мрачное, эмоционально насыщенное видео на основе событий из реальной жизни вокалиста, связанных с его зависимостью, и эта песня стала одним из лучших произведений Velvet Revolver. Вейланд предстал в ней очень откровенным и уязвимым, Слэш окунулся в свою стихию архитектуры мощных звучных риффов, а группа показала свою новую силу в грязном ударном рок-н-ролле.

Хит уже звучал повсюду, альбом был на подходе, между крупными лейблами разразилась война за контракт с группой, и в итоге они подписали его с Клайвом Дэвисом и «RCA». Как раз на этих переговорах Дафф осознал, что его финансовое образование окупается: он понимал все сложные нюансы бизнес-контрактов, лежащих в основе сделки, в которых раньше никогда не удосуживался разбираться. «Люди на деловых встречах стали воспринимать меня всерьез. Круто, черт возьми. Иногда я смотрел в глаза этим типам из музиндустрии и видел, как в них мелькает паника: черт, вдруг Дафф знает больше меня».

Вейланд закончил запись вокала в первую неделю декабря, готовые вещи отправили в Нью-Йорк на мастеринг, а «RCA» назначили дату релиза на 27 апреля 2004 года. В это время на официальном сайте группы Вейланд бросил вызов СМИ за то, как цинично они отозвались о его борьбе с зависимостью, и написал: «Прежде всего я должен сказать, что колонки со сплетнями в журнале «Rolling Stone» существуют только для того, чтобы богатеньким выпускникам колледжей было чем подтираться. Что касается парня, который брал у меня интервью, а потом напечатал, что я пьяным сел за руль… сначала уточняй факты, дебильный ты папарацци кусок».

Музыканты этого не планировали, но дата выхода альбома «Contraband», как они решили его назвать, не могла быть еще более удачной, чтобы перетянуть на себя недовольных поклонников Guns N’ Roses. К 2004 году «новые» Guns N’ Roses Акселя Роуза потеряли тот импульс, который создали своим выходом на публику несколько лет назад: «Chinese Democracy» теперь был самым известным невышедшим альбомом в мире, а его название стало нарицательным и означало любое предприятие без цели и конца, напоминающее черную дыру. За весной наступило лето, и некоторые обозреватели задумались, не ждет ли дебютный альбом Velvet Revolver похожая судьба, потому что дату релиза перенесли с апреля на май, а потом и на июнь. «Мы закончили его еще в Рождество, — вспоминал Мэтт, — и, думаю, дело было в звукозаписывающей компании, которая хотела подготовить почву и занималась прессой… Дафф и Слэш поехали в Европу на пару недель, нам нужно было еще снять клип — здесь много факторов. Но мы верили в Клайва и… во всех в «RCA». И не волновались».

На самом деле, задержка была вызвана опасениями по поводу того, сможет ли Вейланд законно гастролировать с группой. Наконец, в апреле, калифорнийский судья разрешил вокалисту отправиться с группой на гастроли, и в том же месяце они дали небольшой акустический концерт на утреннем шоу радио «KROQ» в Лос-Анджелесе, исполнив «Slither» из нового альбома и каверы на песни «Interstate Love Song» Stone Temple Pilots и «Used to Love Her» Guns N’ Roses. В целях борьбы с незаконным распространением музыки в сети на платформах P2P, компания «RCA» наводнила фанатские сайты записями с названиями песен из альбома, на которых Скотт, его брат и Дуг Грин читают стихи.

Через полтора месяца вышел альбом «Contraband», а на май назначили начало турне в его поддержку. «Contraband», с тщательно отполированным современным роком, находился как раз где-то между музыкой «Use Your Illusion» и Stone Temple Pilots эпохи «Purple». Он очень понравился слушателям и воплотил в себе беспощадный тяжелый рок, от которого кровь пульсировала в жилах, наполненный жизнеутверждающей энергией, зубодробительными ритмами и цепкими припевами, которые слушателям так и хотелось кричать вместе всей толпой. Элемент риска содержался не в самом стиле музыки, а во взаимодействии музыкантов — в том, как вокал Вейланда ложился на призматические мелодии Слэша. Но на радио, в прессе и во всей индустрии, где они навели шороху, только и было слышно, что этот риск окупился сторицей. Отзывы были разные. «Тех, кто ждал «Use your Illusion III», ждет небольшой облом, — говорилось в «Entertainment Weekly». — Песни больше напоминают поп-гранж прежней группы Вейланда, чем стремительное ускорение Guns N’ Roses». Дэвид Фрике из «Rolling Stone» отозвался об альбоме гораздо лучше и назвал его «редким хорошим произведением», а «жесткий вой» Вейланда, на вершине сиэтловской рок-музыки заработавшего Скотту много злобных сравнений с Эдди Веддером, — точным инструментом, который прорезает перекрестный огонь Слэша и Кушнера стальной мелодической стрелой, напоминающей бурлящее звучание «Queen». В основном критики, избегая в описании альбома слова «осторожный», склонялись к слову «зрелый», а один даже смело назвал «Contraband» «альбомом «Appetite for Destruction» для взрослых».

«Contraband», благодаря силе хитов «Set Me Free» и «Slither» и баллад вроде «Fall to Pieces» и «Loving the Alien», разошелся тиражом в четверть миллиона экземпляров только за первую неделю продаж и стал самым быстро продаваемым дебютным альбомом рок-группы в истории американских чартов. Этот альбом принес музыкантам два турне, растянувшиеся на пару лет, «Грэмми» за песню «Slither» (лучшее исполнение в жанре хард-рок), две номинации за песню «Fall to Pieces» (лучшая песня в жанре рок) и еще одну за весь альбом «Contraband» (лучший альбом). На сегодняшний день эта вещь разошлась тиражом в четыре миллиона экземпляров по всему миру. Позднее, когда Слэш давал интервью в газете «Mail on Sunday», он заметил: «Сначала все подумали, что мы занимаемся этим ради быстрого заработка. Но, поверьте, ради группы пришлось жертвовать очень многим и посвятить ей все свои силы. Мы гастролировали с «Contraband» девятнадцать месяцев, давая по пять концертов за неделю во всех странах, куда смогли попасть. И делали это не ради денег. Не могу даже сказать, что ради девушек. На самом деле ради самой музыки». А Дафф в том же интервью добавил: «Деньги никогда не определяли мою судьбу — я вырос на панке. Моими героями были Игги и The Stooges, а они никогда не думали о деньгах. Они не сели и не решили: «Эй, давайте-ка станем рок-звездами», а просто подумали: «К черту вас всех», — и у меня всегда было такое же отношение. Когда мы втроем — я, Слэш и Мэтт — выступали на благотворительном концерте имени Рэнди Кастильо, то играли вместе впервые за, наверное, лет восемь. И нам понравилось».

На пикниках с прессой группе задавали одни и те же избитые вопросы о том, каково работать с вокалистом, склонным к злоупотреблениям и возмутительному поведению. «Я не готов никого судить, — отвечал Слэш. — Я ведь сам один из самых заядлых торчков из всех, кого я знаю. Учитывая это, как вы предлагаете мне судить этого парня? Не знаю ни одного блестящего таланта в музыкальном бизнесе, у которого в шкафу не было бы целого кладбища скелетов. Мы знали, что Скотт несет с собой этот багаж и борется с ним уже много лет. Он сказал, что хочет завязать, а мы все его поняли и объединили усилия, чтобы ему помочь. Нам пришлось преодолеть много препятствий, но оно того стоило. У Скотта потрясающий рок-н-ролльный голос и харизма. Если бы мы не рискнули, у нас бы сейчас не было этой группы». Но когда после успешного запуска на радио Velvet Revolver распланировали гастрольный график на лето 2004 года, им поступило крайне интересное предложение. «Нам предложили сыграть в Лиссабоне в Португалии на разогреве у Guns N’ Roses, — рассказал Слэш. — Новых Guns N’ Roses, чем бы они ни были. Мы согласились и с удовольствием бы там сыграли. Думаю, было бы то еще зрелище». Однако этот концерт так и не состоялся. Guns N’ Roses не вернутся в Португалию до следующего фестиваля «Rock in Rio» в Лиссабоне в 2006 году, где на разогреве у них сыграют The Darkness. Тем временем в июле друзья закончили съемки клипа «Fall to Pieces» и записали каверы на песни «Surrender» группы Cheap Trick, «No More, No More» Aerosmith и «Tie Your Mother Down» Queen для стороны Б в следующем альбоме.

Мировое турне Velvet Revolver началось с 24 концертов в Америке. Там музыканты играли на всех тех площадках, где доминировали Guns N’ Roses почти 20 лет назад — в театрах, в клубах и огромных бальных залах. Пусть «Contraband» и вышел на первое место, но музыканты хотели начать с начала и самостоятельно проложить себе путь наверх, завоевав постоянную аудиторию поклонников как из ярых фанатов Guns и Pilots, так и из новых слушателей. После этого они дали 22 концерта в 15 странах Европы, а в Лондоне стали хедлайнерами концерта в «Hammersmith Apollo», где за 17 лет до этого состоялся триумф Guns N’ Roses. Это представление оказалось самым невероятным рок-концертом на данной площадке за многие годы. Там был Джимми Пейдж из Led Zeppelin, и, когда он выходил из здания со своим другом-фотографом Россом Хэлфином, то воскликнул: «Вот это я называю рок-н-роллом!».

Так музыканты провели еще целый год, устраивая аншлаги в театрах и концертных залах и став большими звездами летнего «Оззфеста» 2005 года. Два сингла из альбома «Contraband» — «Slither» и «Fall to Pieces», уже стали большими хитами, и группе не терпелось выпустить еще один. Однако у «RCA» были свои планы на этот счет. Вместо этого они выпустили «Dirty Little Thing», который немного не состыковывался со всем остальным, потому что концепцию разрабатывали для «Sucker Train Blues» — частично анимационного клипа, в котором действие происходит в поезде на большой скорости, где танцуют легко одетые женщины. Музыканты расстроились, что эта идея теперь не воплотится, но потом Скотт предложил: «Эй, почему бы нам не снять такой клип на другую песню?». В результате разница была почти не видна, но сингл хитом не стал.

На гастролях в июне 2005 года Скотт Вейланд вызвал небольшой переполох в Германии, где СМИ обвинили его в том, что он надел на сцену нацистские регалии, что незаконно в этой стране. Вейланд решительно отрицал какую-либо симпатию к нацизму, а на обвинения ответил: «Эсэсовски головной убор, который я ношу, на самом деле символизирует падение демократии и переход к тоталитаризму. Можно было бы утверждать, что правительство США развивается в этом направлении или уже является фашистским полицейским государством, которое скрывается под маской республики». Никто из знавших Вейланда никогда не принял бы его за сочувствующего нацизму, но такое объяснение было гораздо жестче какого-нибудь ленивого надуманного антиавторитарного мнения, которое ожидаешь услышать на панк-концерте для подростков.

В июле Американская ассоциация звукозаписывающих компаний признала альбом «Contraband» дважды платиновым, а в августе и сентябре группа отправилась с гастролями на «Оззфест». Веселье немного утихло в августе, когда Мэтт сломал руку, катаясь на водных лыжах. Для поклонников он опубликовал следующее заявление: «Я просто хотел сказать всем поклонникам, которые пришли послушать Velvet Revolver в последней части турне, включая «Оззфест», как мне жаль, что у меня не получилось выступить. Было очень тяжело сидеть на скамейке запасных в то время, когда группа продолжила гастроли без меня. Но они должны были это сделать, и я их благословил. Всего за неделю до начала концертов я ездил к своей маме на озеро Хавасу на реке Колорадо, где катался на водных лыжах. Вдруг лыжи запутались в канате, и я по-дурацки упал». Группа нашла замену в лице Брайана Тичи, бывшего барабанщика Оззи Осборна, который исполнял обязанности Мэтта, пока сам не уехал на гастроли с Билли Айдолом. Потом они наняли Марка Шульмана, бывшего барабанщика Simple Minds, и тот играл с ними весь оставшийся «Оззфест».

Август оказался непростым и по другим причинам. В этом же месяце Слэш и Дафф подали на Акселя иск в федеральный суд, обвинив в том, что он изменил защищенные авторским правом песни Guns N’ Roses и забрал себе все авторские отчисления. Ранее в этом же году Аксель заключил многомиллионную сделку с «Sanctuary Group» — новой управляющей компанией Роуза, с которой он стал работать после ухода Дуга Голдстейна, — на права на песни Guns N’ Roses прошлых лет. Несмотря на то, что этот контракт освещался в прессе, Слэш и Дафф заявили, что их не посвятили в детали и что Аксель скрывал, на какой материал распространяется этот договор. Они утверждали, что не были осведомлены о том, о каких песнях идет речь, пока им не перестали приходить чеки с авторскими отчислениями. Иск гласил: «Страдая от очевидного приступа высокомерия и собственного эго… Роуз решил, что больше не хочет признавать вклад своих бывших партнеров по группе в совместное творчество и создание величайших хитов рок-музыки». Глен Мискел, адвокат Даффа, пояснял: «Когда не пришел чек с авторскими отчислениями, мы позвонили и всё проверили. Сначала мы не знали всех фактов».

Слэш, который в суде агрессивно нападал на Акселя, на публике по-прежнему находился в образе расслабленного неконфликтного человека. В феврале 2006 года он заявил, что всегда поддерживал своего старого друга и не меньше других ждал выхода альбома «Chinese Democracy». Если Слэш так высказывался в знак примирения, то Аксель этого знака не принял и месяц спустя подал встречный иск против Слэша и Даффа, чтобы разъяснить авторские права на старый материал Guns N’ Roses. «Sanctuary» опубликовали достаточно резкое заявление, в котором назвали Слэша «непревзойденным приспособленцем прессы, фотографии и медиа и манипулятором», который «напал на Акселя Роуза сразу на нескольких уровнях». В заявлении также утверждалось, что Слэш постоянно делает негативные и вредоносные заявления об Акселе в прессе, чтобы за его счет привлечь к себе внимание а Даффа обвинили вместе с ним… «Мистер Роуз полагает, что, выслушав истинные факты по каждому вопросу, судья или суд присяжных обратит иски в пользу Акселя». Кроме того, в заявлении говорилось: «Иск Слэша и Даффа нарушает неприкосновенность Роуза, так как они пытаются мстительно самоутвердиться и переписать историю с помощью ложных утверждений, которые за ними повторяют СМИ. Их нападение на Акселя резко контрастирует с поведением самого Роуза. Аксель всегда усердно работал над тем, чтобы сохранить художественную целостность группы, с большой тщательностью выбирая, за кем и на какие материалы закреплять авторские права».

Чтобы наверняка сжечь все мосты, утверждалось, что в октябре Слэш пришел к Акселю домой предложить перемирие. Согласно заявлению «Sanctuary»: «Слэш пришел рассказать Акселю, что Дафф бесхребетный, Скотт Вейланд пустышка, что он ненавидит Мэтта Сорума и что в этой войне, противостоянии или чем бы то ни было, которую Слэш ведет против Акселя на протяжении почти 20 лет, Роуз оказался сильнее. Аксель сожалеет, что ему пришлось тратить свое время и энергию на эти отвлекающие моменты, но он считает себя ответственным защитить наследие Guns N’ Roses и рассказать миру правду. Аксель полагает, что у него не осталось иного выбора, кроме как ответить на эти судебные иски. Он бы предпочел разрешить разногласия со Слэшем и Даффом в частном порядке. Зал суда — не его выбор. Тем не менее Аксель не может просто сидеть и ждать, пока его бывшие коллеги распространяют ложь и полуправду».

Вейланд, известный тем, что никогда не мог удержаться от драки, написал Акселю открытое письмо: «Выходи на ринг. Запишись в тренажерный зал, ублюдок, или лучше купи себе новый парик. Думаю, я воздержусь опускаться до твоего уровня. Вот черт, а вот и он, жирный ботоксный урод в парике! Ладно, теперь мне легче». И продолжал: «Даже не думай, что мы не знаем, откуда взялись эти слова. Из твоего неоригинального бесталанного мозга — того же, которому пришлось заставить коллег писать мелодии и стихи. Кто теперь пустышка, сука? Черт, не могу представить, чтобы за меня кто-то что-то писал.

Сколько альбомов ты уже выпустил, чувак, и сколько у твоей так называемой «группы» заняла запись этого альбома? Сколько? Не считая тех ребят, которые придумывали название.

Как ты смеешь! Стыдно должно быть! Как смеешь ты называть нашего басиста «бесхребетным»? Мы гастролировали со своим альбомом полтора года. А сколько концертов дал ты за последние десять лет? Ах, точно — ты же отменил свое долгожданное турне с триумфальным возвращением, чем, мягко говоря, расстроил своих оставшихся поклонников? Даже перечислять не буду, чего достиг я, потому что мне это не нужно. Мы говорим об испуганном маленьком человечке, который когда-то считал себя королем, но, к сожалению, король без своей свиты оказался ничем, кроме воспоминания о том, каким он когда-то был уродом».

Много месяцев спустя Бета Лебис сообщила официальному сайту Guns N’ Roses следующее: «Это со мной общался Слэш, когда пришел к Акселю домой в октябре 2005 года и негативно высказался об участниках своей новой группы». Она продолжала: «За кулисами происходили совсем не те события, которые описывает пресса». Слэш был вынужден ответить на это и признался в интервью «Home News Tribune» в Нью-Джерси, что он и правда приходил к Акселю домой и призывал к примирению. «Я действительно как-то ходил к нему, но так и не увиделся. Я с ним не разговаривал, а оставил его человеку записку о том судебном иске. Не знаю, как она превратилась в то, во что превратилась».

В апреле 2006 года участники Velvet Revolver спустились с небес на землю и начали выбирать продюсеров своего следующего альбома, пригласив маэстро поп-музыки и хип-хопа Фаррелла Уильямса и Ленни Кравица. Дафф сказал: «Я всегда был большим поклонником Motown, соула и Принса, так что поэкспериментировать с этими жанрами с Фарреллом было бы просто здорово. В мире нет ничего подобного. Это неизведанная территория. Это то будет круто и просто улетно. Фаррелл — гений». Еще ходили разговоры о сотрудничестве с Риком Рубином и даже о создании концептуального альбома. Однако в ноябре Velvet Revolver обратились к бывшему продюсеру Stone Temple Pilots Брендану О’Брайану, который, подобно царю Мидасу, превращал в золото всё, к чему прикасался. «Мы были очень вдохновлены полгода назад, когда только начали писать, — объяснял Вейланд. — Но потом немного сбавили темп и уже не знали, в какую сторону двигаться. Когда пришел Брендан, это был словно пинок под зад. К нам пришла новая энергия».

Серьезная работа над альбомом, уже под названием «Libertad» — по-испански «свобода», — началась в декабре. По словам Вейланда, он не приходил в такой восторг от рок-альбома с 1993 года, когда записывал «Purple» со Stone Temple Pilots, и назвал «Libertad» по-настоящему мощным рок-н-ролльным альбомом, в котором в то же время много текстур. «Он многогранен, и, думаю, именно этого Брендан помогает добиться артистам. Я хочу сказать, что Слэш, Дейв, Дафф и Мэтт — удивительные музыканты, способные создать что угодно. Они достигли небывалых высот и раскрыли в себе что-то новое. Вместо того, чтобы заниматься привычной музыкой, которую уже писали до этого, друзья отправились на поиски неизведанного, в эмоциональном, музыкальном и духовном плане».

Если на публике музыканты выглядели вдохновленными и энергичными, то за кулисами стали потихоньку разваливаться, по одному. «Я не принимал наркотики и не пил два года, а потом снова начал пить, — позднее признавался Вейланд, — и около года всё было круто, но потом проблемы стали расти. В это время ребята стали сходить с дистанции. Сначала Мэтт сорвался и начал лечение, за ним последовал Дафф, а потом и у Слэша начались проблемы. Так что в итоге все в группе сдавали по очереди, за исключением Дейва. Я тогда старался разумно подойти к проблеме и не срывался, пока вдруг не умер мой брат». И в самом деле, казалось, музыканты только открыли для себя новый образ жизни, который избавлял их от зависимости и эмоциональной одержимости алкоголем и наркотиками, но успех альбома «Contraband» снова столкнул их с обрыва. «Я определенно слетел с катушек, черт побери, когда вышел альбом «Contraband» и мы отправились в турне на два года, — признался Слэш. — Я начал много пить и снова пристрастился к опиатам».

Хотя дольше всех в группе трезвость сохранял Дейв Кушнер, Даффу долгое время удавалось перенаправить свой алкоголизм в весьма продуктивное русло — он заменил выпивку и саморазрушение серьезным спортом и прилежной учебой. Но, когда последствия успеха и гастролей стали накапливаться, даже невозмутимый басист дал трещину. Во время гастролей, рассказывал Дафф, его одолел стресс, который он испытывал от того, что принимал решения за всех в группе. «Я страдал приступами паники с семнадцати лет, — поведал Дафф газете своего родного города, «Seattle Times», — так что всегда держал при себе пачку ксанакса. Но я наркоман и алкоголик. Парню вроде меня нельзя ничего принимать из таких препаратов. Я подсел на него за две недели. К счастью, со мной были жена и дети, не позволившие мне зайти далеко. Но я не видел, к чему всё идет. Принимал двадцать таблеток ксанакса в день, и думал: «Ничего, я ведь не пью, не принимаю героин или викодин…»

В начале 2007 года года положение Вейланда стало стремительно ухудшаться. Он разошелся со своей второй женой Мэри Фосберг, его матери диагностировали рак, а младший брат Майкл умер от передозировки. Смерть Майкла нанесла вокалисту непоправимую душевную травму, особенно когда его вызвали на опознание тела человека, которого он считал своим самым лучшим другом. Вейланд публично признался в том, что ненадолго сорвался: «После смерти Майкла у меня был рецидив, я увлекся коксом, но потом отправился в реабилитационную клинику». Однако по комментариям Слэша и более поздним интервью Вейланда понятно, что его душевная рана была гораздо глубже. «Я всерьез думал о самоубийстве, — рассказал Скотт газете «Mail» в 2008 году. — Хотел покончить с собой. Моя жена меня выгнала. Я едва видел своих детей, пропустил дни рождения, Рождество, Пасху. Хотел остановиться, но просто не мог. Ложился в клинику, очищался, а потом снова подсаживался, как только выходил оттуда. Это было просто ужасно».

Через несколько дней после смертельной передозировки Майкла Вейланда 11-летний брат Мэтта Дэниел Сорум скончался от рака ствола головного мозга. На следующий день после похорон в Миннесоте Мэтт полетел в Нью-Йорк, где встретился с остальными музыкантами, и они исполнили пару песен Van Halen на церемонии их избрания в Зал славы рок-н-ролла. Они сыграли по одной песне каждого из двух вокалистов Van Halen — «Ain’t Talkin’ ’bout Love» Дэвида Ли Рота и «Runaround» эпохи Сэмми Хагара. Мероприятие не обошлось без драмы. По словам Вейланда, Рот хотел исполнить «Jump», один из величайших хитов Van Halen. Но музыканты были против. «С точки зрения группы, и я с вами предельно откровенен, эта песня нам не подходит. У нас нет клавишных. Добавить клавишные у нас не получится. Мы ответили, что сыграем «Jamie’s Cryin’» или «You Really Got Me», но его это категорически не устраивало».

Напряжение за кулисами дополнительно нагнетал тот факт, что у всех музыкантов Velvet Revolver, за исключением Дейва Кушнера, были еще и личные проблемы. Дафф, Мэтт и Слэш старались решить всё как можно скорее, а Вейланд продолжал катиться по наклонной. Слэш вспоминал: «В конце концов мы всё преодолели и записали «Libertad», который я считаю хорошим альбомом с музыкальной точки зрения, но мы потеряли Скотта, и эта потеря невосполнима. Думаю, в этот момент мы все стали падать духом…»

В четверг, 3 мая 2007 года, ради продвижения будущего альбома «Libertad» Velvet Revolver дали концерт в «Avalon» — маленьком клубе в верхнем конце Стрипа бульвара Сансет. Средства от этого концерта пошли семье Майкла Вейланда. Скотт говорил о кончине своего брата и брата Мэтта: «Мы были буквально раздавлены. Так и появился наш альбом». Он повернулся спиной к зрителям, и группа начала играть песню Pink Floyd «Wish You Were Here», Мэтт стал напевать мелодию, а на мониторе над сценой показывали кадры из жизни Майкла, его жены и двух дочерей. Группа впервые исполнила несколько композиций из «Libertad», в том числе «She Builds Quick Machines», «The Last Fight» и «Get Out the Door», которые позднее станут синглами, и еще одну новую песню — «Just Sixteen». Все только и говорили о том, какой это был прекрасный концерт. Какая замечательная группа. Но каждый участник Velvet Revolver ощущал, что группа словно свернула за угол — и неожиданно потеряла направление.

В течение двух лет им удавалось находить компромисс, несмотря на свои титанические эго, судебные иски, ожесточенные спекуляции в СМИ и рецидивы, но в августе 2007 года Скотт Вейланд признался, что костяк группы дал сильные трещины. «Когда всё идет наперекосяк, — рассказал он «Washington Post», — и мы словно садимся в большую бурильную машину и отправляемся в ад, то обычно собираемся и разговариваем. Успех разговора зависит от того, какое сейчас настроение у каждого, хотя, как правило, это дает хороший результат. Но в последнее время произошло несколько событий, которые определенно не должны были случиться, — участники группы безответственно пользовались СМИ как инструментом и говорили то, что не надо было говорить. И это гребаное кощунство, потому что группа должна оставаться безопасной гаванью, невзирая на происходящее. Какие бы проблемы ни возникали в семье, они должны всегда оставаться в семье. Гребаные СМИ и без этого гадят достаточно. Похоже, у них есть план, который заключается в том, чтобы продавать журналы или эфирное время за счет сенсаций. Вы только посмотрите на то дерьмо, которое выливается на бедняжек Бритни Спирс и Линдси Лохан. Не то чтобы они совершили что-то новое — подобное дерьмо происходит уже много лет. Просто раньше СМИ их так не травили. Когда человек падал, он либо падал дальше, либо собирался с силами и исправлял ситуацию. Но это не крутили в новостях круглыми сутками. Американские зрители на это подсели. Такое дерьмо людей интересует больше, чем предстоящие выборы».

Вейланд имел в виду недавнюю статью «Rolling Stone», в которой Мэтт Сорум предположил, что Velvet Revolver находятся на грани распада после выпуска всего двух альбомов. Потом Мэтт попытался смягчить свои высказывания и заявил: «Многое из того, что я сказал, было вырвано из контекста. В данный момент у нас довольно хорошие отношения. Бывают дни похуже и получше, как у любой группы людей, работающих вместе, или как в семье. Зато всё примерно в десять миллионов раз лучше, чем, когда мы играли в Guns N’ Roses и жили в бесконечной драме». Мэтта заставили прокомментировать возможное воссоединение Guns N’ Roses или Stone Temple Pilot, слухи о которых набирали обороты в последние месяцы, но он остался непреклонен: «Мы ничего об этом не знаем. Уверен, что наши менеджеры, агенты и все остальные, может, и планируют что-то. Сейчас мы в Velvet Revolver, и у нас распланированы гастроли на весь год. Воссоединений в ближайшее время точно не будет. Между собой мы ни разу ни о чем таком не говорили».

На самом деле за кулисами велись предварительные обсуждения того, чтобы воссоединить Слэша и Даффа с Акселем, но существовало несколько препятствий. Прежде всего Акселю нужно было сохранить лицо и сначала выпустить «Chinese Democracy». Роуз по-прежнему утверждал, что альбом вот-вот выйдет, а Velvet Revolver занимались вторым и последним альбомом, так что, по ощущениям, на всё про всё нужно было не меньше двух лет. Конечно, они бы заработали хорошие деньги — миллионы долларов — только за какие-нибудь уличные фестивали, и еще гораздо больше, если бы продержались вместе подольше и записали новый альбом. Слэш отходчивый человек, потому поддержал эту идею, но было довольно очевидно, что Аксель не потерпит ни Мэтта Сорума, ни Стивена Адлера. Что касается Иззи Стрэдлина, то этот вопрос так и остался спорным. После его поспешного ухода из Velvet Revolver никто не был готов даже поднимать этот вопрос, пока не осталось другого выбора. Между тем Дафф, новоявленный бизнесмен, озвучил основное препятствие — он настаивал, что они со Слэшем будут рассматривать воссоединение только в том случае, если Аксель понесет ответственность за все финансовые потери и штрафы, которые лягут на их плечи по его вине: за то, что Роуз не явился вовремя, вообще не явился и/или, прости Господи, ушел в середине концерта, чем вызвал очередной бунт масштабов Сент-Луиса. По словам одного инсайдера, как раз из-за этого последнего пункта сделка и не состоялась.

В феврале Velvet Revolver закончили запись «Libertad», а в марте альбом полностью свели. В мае они выпустили первый сингл «She Builds Quick Machines», а выход самого альбома назначили на 3 июля. По большинству стандартов дебют в чартах был бы впечатляющим, ведь альбом сразу попал на пятое место и разошелся тиражом в 90 тысяч экземпляров за первую же неделю. Но по сравнению с «Contraband» он оказался довольно слабым и уже не олицетворял настроение «мы против всех» своего предшественника. И очень жаль, потому что с музыкальной точки зрения «Libertad» — гораздо более масштабный хит, чем первый, местами тусклый, альбом. Как только из колонок гремели первые ударные риффы песни «Let It Roll» — как пули, летящие из автомата, — становилось ясно, что за многие месяцы гастролей музыкантам удалось срезать все острые углы, а кровавые обрубки, торчащие из красивой одежды, присоединить к новому существу с множеством конечностей, которое стало жить отдельно от их изувеченных музыкальных тел. То же и с песнями «She’s Mine» и «Get Out the Door» — это крутой первоклассный рок, исполненный с таким шиком, что альбом сразу же поднимается на вершину.

Единственным, что вызывало некоторое недоумение, был кавер на хит ELO 1974 года «Can’t Get It Out of My Head». Оригинал — классическая оркестровая поп-композиция. А кавер прозвучал как ненужный довесок. Конспирологи отмечают, что ни один из участников Velvet Revolver никогда не признавался в симпатии к ELO, зато это одна из любимый музыкальных групп Акселя Роуза. Финальный удар альбом нанес песней «Gravedancer» — балладой, основанной на извилистых гитарных рисунках Слэша в стиле «Fall to Pieces», в которой Вейланд говорит сам с собой, глядя в зеркало: «Каждый раз, когда темнеет, / Каждый раз, когда ей грустно, / Каждый раз, когда мы падаем, / Она танцует надо мной…»

В каждой песне в альбоме «Libertad» четко прослеживается преобладающее влияние одного из артистов: в «For a Brother» (ода Вейланда своему брату), дерзкой и заразительной «Mary, Mary» (так зовут бывшую жену вокалиста), — а в «Let It Roll» и «Spay» чувствуется змеиный пульс Guns N’ Roses эпохи «Use Your Illusion». Альбом снова приняли разными отзывами: Дэвид Фрике из «Rolling Stone» восхвалял «Libertad»: «Я нашел много прекрасного в мягко-жестких гитарных соло Слэша и в том, как басист Дафф Маккаган держит ритм — словно полицейский, размахивающий дубинкой. В этой музыке много искренности и глубины». «Entertainment Weekly» поставили альбому пятерку с минусом: «В нем удивительный, собранный и породистый хард-рок, которого так не хватает в наши дни и который кажется таким знакомым и в то же время экзотическим… Наш совет? Прекратите ждать выхода нового альбома Guns N’ Roses, возьмите воображаемую гитару и наслаждайтесь музыкой «Libertad». В «New York Times» альбом получил более критическую оценку: «У «Libertad» старое, тяжелое, толстокожее звучание. В то же время, благодаря своей старомодной пышности, он звучит намеренно наивно». Время показало, что истина лежит где-то посередине. Видение и таланты О’Брайана помогли «Libertad» стать более цельным произведением, чем «Contraband», и обрести бóльшую глубину и размах. Стихи Вейланда в этом альбоме — вершина его творчества, в них столько искренности и личных переживаний, что временами они словно отрываются от цепких риффов и позерства в стиле глэм-рок. Иронично, что многие критиковали «Contraband» за недостаточную целостность вокала и музыкального материала, но эта критика была бы более уместна в адрес «Libertad», в котором чистый, бархатный вокал Вейланда часто идет вразрез с жестким напористым звучанием дуэта Слэша и Кушнера. Справедливо это или нет, но, если бы альбом «Libertad» в 2007 году выпустила любая другая группа, его назвали бы новым стандартом классического рока. Однако альбом сравнивали с предшественником, уровень которого трудно было переплюнуть, и, к тому же, над Velvet Revolver нависли тени великих групп, из которых пришли музыканты, так что у него не было никаких шансов.

Музыканты сняли клипы на песни «She Builds Quick Machines» и «The Last Fight» и в сентябре 2007 года отправились в турне с Alice in Chains на разогреве. «Это одно из моих лучших турне, — рассказывал тогда Слэш. — Мы с ребятами из Alice in Chains хорошие друзья. У нас похожая история, и мы дети одного времени. Мы все через многое прошли, и было правда круто». Однако позднее Слэш признавался, что в том турне погода в лагере Velvet Revolver не была такой уж ясной и что, по его ощущениям, группа теряла связь со Скоттом, который как будто «с катушек слетел». Гигантские тени стали их поглощать. Ребята планировали устроить второе турне по Японии и Австралии и дать концерты в Нагое, Осаке, Иокогаме, Токио, Брисбене, Сиднее, Мельбурне и Аделаиде, но все концерты в Японии отменили, потому что им не дали визу.

Отношения Вейланда, Слэша и Даффа пошли прахом. В январе 2008 года музыканты отправились в турне «Rock’ N’ Roll As It Should Be», но всего после десяти концертов его пришлось закончить, потому что Скотту снова пришлось лечь в клинику. Сначала пришлось отменить концерт в Сан-Диего 7 февраля, а затем было опубликовано следующее объявление: «Velvet Revolver с сожалением сообщают, что не смогут выступить на пяти назначенных концертах в Австралии с 15 по 20 февраля. В результате отмены этих концертов вокалист Скотт Вейланд сможет продолжить лечение в реабилитационном центре, куда он отправился добровольно после выступления группы в Лос-Анджелесе 6 февраля. Velvet Revolver приносят глубочайшие извинения своим поклонникам в Австралии и благодарят их за поддержку в течение прошедших полутора лет, когда участники группы переживали рецидивы».

По словам Слэша, отмена концертов в Австралии стали последней каплей, так что еще до последнего турне в Соединенном Королевстве они решили уволить вокалиста: «Когда Скотт вернулся с январских гастролей, он должен был лечь в клинику, поэтому мы отложили гастроли в Австралию, но в клинику Вейланд не лег. Это был решающий аргумент. У нас было много обязательств — таких как турне по Соединенному Королевству, которые не хотелось нарушать, поэтому мы решили закончить эти гастроли, а уже потом сообщить ему». И, как будто у друзей было недостаточно проблем, — Stone Temple Pilots объявили о том, что воссоединяются с Вейландом и отправятся в турне из 65 концертов по Северной Америке, первый из которых пройдет в мае на фестивале «Rock on the Range» в Огайо. Слэш невозмутимо объявил, что по окончании турне Stone Temple Pilots они вернутся в студию и будут работать над новым альбомом Velvet Revolver. Но мало кто в лагере Velvet Revolver действительно в это верил. Как в то, что, если они и будут записывать новый альбом, то с Вейландом.

Последнее провальное турне Velvet Revolver началось в Европе в марте. Музыканты пошли на хитрость, еще до начала турне решив уволить Вейланда после его окончания, но вокалист догадался об их планах, потому что видел, как стали с ним обращаться. «Мы ни словом не обмолвились со Скоттом за всё это время, — пояснил Слэш. — На сцене произошла пара ссор, но кроме этого с ним никто не разговаривал. Мы обращались с Вейландом очень холодно. Думаю, ему было довольно неловко. Неудивительно, что Скотту не очень понравились эти гастроли. Потом в Глазго он рассказал всем, что группе конец. А мы усмехнулись: «О, кажется, у нас для тебя сюрприз, Скотт». Не помню, чтобы я часто виделся с ним в то время. Однажды, кажется, вместе летели в Дубай… Помню, что он вроде тоже летел в самолете. Мы привыкли, что Скотт не тусуется с нами. Он никогда не был частью группы — всегда отдельно, хотя и делал все, что требовалось».

20 марта на аншлаговом концерте в «SECC» в Глазго Вейланд объявил со сцены, что зрители присутствуют на историческом событии — «последнем турне Velvet Revolver». Он просто озвучил то, о чем все думали уже несколько месяцев, и этим коротким заявлением по сути покончил с самой коммерчески успешной и пронзительной супергруппой нулевых годов. После концерта между музыкантами разразилась яростная словесная битва, начавшаяся словами Мэтта Сорума на следующее утро: «Вчерашний вечер был очень интересным. Как вы, вероятно, заметили, на сцене произошел небольшой беспорядок. Я считаю, что состоять в группе почти то же, что состоять в отношениях. Бывает, что иногда вы просто не ладите. Конечно, в последнее время наша жизнь стала более беспорядочна — с этими отменами концертов и прочим. Неприятно, лгать не буду, хотя и в моей карьере и жизни в рок-н-ролле были взлеты и падения. К сожалению, некоторые в этом бизнесе не понимают, какая у них прекрасная жизнь. Ездить по всему миру, знакомиться с замечательными людьми и поклонниками, и просто зарабатывать на жизнь музыкой. Я вижу в этом благословение. Лично я всё это люблю и иногда не могу поверить, что мне повезло заниматься тем, что мне нравится. Но бывает, что кто-то сходит с дистанции. Все эти переезды, ночевки каждый раз на новом месте, да и тоска по дому и семье иногда накрывает. Все видели, кто вчера вечером не выдержал марафон, но я скажу — да здравствует рок, люди! В этой жизни нужно просто выбрать направление и двигаться. И никогда никому не позволять становиться у тебя на пути».

Вейланд не собирался ему этого спускать и быстро отреагировал: «Во-первых, состояние дел в моей семье Мэтта совершенно не касается, так как он слишком незрелый даже для серьезных отношений, не то что детей. Поэтому никогда не пытайся влезть в чью-то шкуру, пока не прожил его жизнь. Во-вторых, «да здравствует рок-н-ролл»? Я предпринял много попыток сохранить теплые отношения с участниками VR, в основном с тобой, Сорум. И не забывай, что это твоя первая группа, ведь раньше ты был простым наемником. Я записывал альбомы (и сейчас пишу девятый), которые разошлись в 35 миллионах экземпляров по всему миру, и вел себя профессионально независимо от того, сколько принимал наркотиков. За всю 16-летнюю карьеру я отменил всего одно турне, и это было то самое, австралийское. Мне открыть этот шкаф со скелетами, Мэтью? Выпустить Кракена? К твоим услугам… Огонь! Как звучит: «Ты отменил австралийское турне, потому что отправился в клинику, но я не буду говорить, почему…»

Но ради наших поклонников я попотею и поставлю себя под удар вместо тебя и буду продолжать делать это до конца гастролей. Как бы то ни было, люди заслуживают услышать музыку всех исполнителей Velvet Revolver… кроме отдельных личностей, которые подпевают, из-за чего звук размазывается. Господи, помилуй, — можно ли представить, чтобы я схватил гитару и стал исполнять соло вместе со Слэшем? Такого бы никогда не случилось, потому что я знаю свое место. Очень жаль… мы были бандой. Но эго и зависть одолеют кого угодно. Желаю всего наилучшего и собираюсь взорвать зал на последних концертах». После чего Скотт нанес последний удар: «Отдельно хочу заметить, что перед гастролями у нас была фотосессия с STP, было здорово, и я снова испытал то чувство вдохновения и волнения, от которого получал кайф с самого начала».

1 апреля 2008 года группа сделала официальное заявление, что расстается с вокалистом Скоттом Вейландом. Согласно пресс-релизу Слэша, «группа — это ее поклонники и ее музыка, а Скотт Вейланд не на 100 % верен тому и другому. Помимо прочего, его всё более непредсказуемое поведение на сцене и личные проблемы вынудили нас двигаться дальше по отдельности». Слэш и Дафф в один голос настаивали, что Velvet Revolver найдут другого вокалиста и продолжат работу, но следующий концерт состоится аж через четыре года, и то всего один — как запоздалое прощание.

Неудивительно, что ответ Вейланда на следующий день был скор и резок. «Я нахожу смешным, что так называемая четверка «основателей» Velvet Revolver решила двигаться дальше без меня после того, как я уже похоронил эту группу 20 марта в Глазго». О своем воссоединении со Stone Temple Pilots вокалист сказал: «Я предпочитаю смотреть вперед в будущее и выступать с группой друзей, которых знаю всю жизнь. Это говорит и о моей преданности поклонникам, которые, я уверен, с большей охотой будут слушать группу музыкантов, которым хорошо вместе, чем горстку несвязанных друг с другом ребят, которые когда-то назывались бандой». Он не удержался и напоследок бросил камень в огород своих бывших коллег: «Удачной охоты, ребят, думаю, Себастьян Бах — прекрасный кандидат».

Музыканты прослушали свежую партию вокалистов, в том числе Кори Тейлора из Slipknot, который с энтузиазмом отнесся к своему участию в группе. Но Слэш решил, что стилистически он не соответствует тому, что им нужно: «Кори пришел, как приходило много парней до него. Конечно, Кори — это Кори, и, вероятно, он один из лучших ребят. Я люблю его, но подумал, что у него не тот стиль, который хотят сохранить Velvet Revolver. Если из этого что-то и получилось, то песни пришлось бы перезаписывать… Но материал был очень сырой, буквально сделанный на коленке, всё нужно было пересматривать, переделывать, а потом уже собирать. Но это не входило в наши планы. Я просто хочу сказать, что если бы… Не хочу никому вкладывать в голову свои идеи. Но это был единственный путь, которым мы могли бы создать альбом, и я не говорю, что у нас все получилось бы».

В последующие годы Слэш хотел начать сольную карьеру и пригласил на роль фронтмена Майлза Кеннеди из Alter Bridge. Дафф снова отправился на гастроли с Loaded, а Дейв Кушнер и Мэтт Сорум занялись сторонними проектами. По всем критериям Velvet Revolver перестали существовать — навсегда. То есть до того момента, когда они объявили, что собираются на один-единственный концерт в январе 2012 года. А кто поет? Скотт Вейланд. «Love You Madly: концерт для Джона О’Брайана» прошел в «House of Blues» в Западном Голливуде и собрал эклектичный состав: Maroon 5, Том Морелло, Стивен Стиллз, Шерил Кроу и Fishbone. Maroon 5 были единственными артистами, чьи записи на тот момент присутствовали в чартах (у них только что вышел альбом «Hands All Over» работы продюсера Матта Ланга с громким международным хитом «Moves Like Jagger»), поэтому было ясно, что делают вечер Velvet Revolver. Группа объявила, что исполнит три песни, а дальнейшее их будущее предсказывать никто был не готов. Один только выход Velvet Revolver на сцену вызвал громовые аплодисменты, которые только усилились, когда музыканты заняли свои места, а Вейланд выпрыгнул на середину с сигаретой и громкоговорителем в одной руке и микрофоном в другой. Дафф прогремел вступление к «Sucker Train Blues», и четырех последних лет как не бывало. Вейланд, который в своей кожаной куртке и с зачесом в стиле ретро напоминал молодого Говарда Хьюза, вертелся и крутился, а Слэш бродил по краю сцены и то выходил вперед, исполняя блестящие соло, то ретировался в угол на куплете. Каждый раз, когда его освещал прожектор, зрители одобрительно шумели.

Воссоединенная группа исполнила также «She Builds Quick Machines» и «Slither» с крышесносным соло Слэша, который, похоже, по-прежнему находился на пике своих способностей. О том, сколько воды утекло, никто тогда не вспоминал. Казалось, что сейчас самый разгар гастролей с альбомом «Libertad», — настолько слаженно музыканты играли. Они обещали всего три песни, но не удержались и сыграли еще и четвертую, закончив вечер композицией Pink Floyd «Wish You Were Here». Публика надеялась, что Velvet Revolver лишь приоткрыли занавес перед будущим полноценным воссоединением. Но оно не состоялось. Слэш продолжил свою успешную сольную карьеру, Дафф записывался с Loaded, а потом основал группу Walking Papers, Дейв обрел вторую жизнь и золотую жилу в написании и озвучивании телевизионных саундтреков, а также стал соавтором песни в мегапопулярной байкерской драме «Сыны анархии». Мэтт участвовал в ряде сторонних проектов, а Скотт Вейланд в 2011 году снова ушел из Stone Temple Pilots и предпринял попытку возродить затухающую сольную карьеру. 3 декабря 2015 года его нашли мертвым в гастрольном автобусе — он скончался от случайной передозировки.

Незадолго до смерти Скотта я как-то беседовал с ним по телефону. Как обычно, об этом интервью было трудно договориться. Я пытался устроить его несколько недель, но каждый раз, когда подходило время звонить, один из людей Вейланда звонил и кормил всё теми же старыми отмазками, как и 20 лет назад. То ему нездоровилось. То его неожиданно куда-то вызвали. То он просто не брал трубку. Наконец я сдался и попросил больше не беспокоить музыканта моей просьбой. А потом Скотт позвонил сам.

Голос у него был грустный, но в то время в наших разговорах он всегда звучал грустно. Вейланд говорил совсем не так, как в своих злобных высказываниях в прессе, нападая на Слэша и Даффа и даже на Акселя. Это была наша первая беседа с тех пор, как он опубликовал свою автобиографию «Not Dead & Not for Sale» — завораживающий, откровенный автопортрет, — в которой впервые рассказал об изнасиловании, которое пережил в 12 лет, и заявил, что Velvet Revolver собрались из необходимости, а не ради творческих целей. Также Скотт недавно выпустил коллекцию дизайнерской одежды «English Laundry» и написал серию картин, которые планировал выставлять. Но я не очень хотел говорить обо всём этом. Я хотел узнать, что значит его фраза «собрались из необходимости»?

— Думаю, мы проделали хорошую работу, — произнес Вейланд мечтательно. — Записали два потрясающих альбома, да и на концерте у нас было что показать.

— Значит… никаких обид? Ты бы пригласил музыкантов к себе на ужин?

— Ну да, — ответил он. — Мы помирились и сейчас ладим. Часто видимся, переписываемся. И, знаешь, я хочу сказать, никогда не говори никогда. Но, знаешь, речь идет о… Может быть, когда-нибудь мы дадим пару концертов…

Мы сменили тему. Я вдруг спросил его, чем он больше всего гордится в своей жизни? Я имел в виду карьеру. А он подумал о другом.

— Я определенно горжусь своими детьми, — сказал он шепотом. — Они поддерживают меня, когда мне плохо, потому что я вижу свет в их глазах, и эта безусловная любовь даже важнее моей музыки, ради них я держусь.

— Есть ли какой-то секрет успеха?

— Я так не думаю. Многие часто считают это везением, потому что в мире масса талантливых людей, которые так и не достигают успеха. Но я всегда повторяю мантру: ты сам хозяин своей удачи. Отчасти дело в интуиции. Но если усердно работать, быть талантливым и достаточно часто попадать в нужные ситуации, то на пути встретятся люди, которые в конце концов тебя заметят. Интуиция, нужное время, нужное место, Бог и усердный труд — они все сливаются в одно, и ты понимаешь, где хочешь оказаться и как туда попасть.

— Бог? Ты признаешь существование высших сил?

— Я верю в Бога, да. В детстве я ходил в церковь каждое воскресенье. Мы с братьями смотрели мультики, а папа говорил: «Марк, Скотт, Майкл, одевайтесь». И мы ныли: «Нееет!» Но я вспоминаю об этом с теплотой и когда хожу в церковь — а сейчас я не очень регулярно туда хожу — это дает мне ощущение покоя и связи с тем, во что верю. Мне очень повезло с церковью в детстве — это был католический храм, довольно прогрессивный и не особо догматический. А мои мать и отец были воспитаны в вере в Бога и Иисуса Христа и постарались это нам. Но вера — личное дело каждого, а не то, что нужно навязывать другим, это духовная связь.

— Как ты относился к гранжу?

— Это было волшебное время для музыки, искусства и социальных перемен. Была совершенно другая атмосфера, и в рок-н-ролле с тех пор не было такого массового движения — хотя в STP мы никогда не считали себя гранжевой группой. Но это было время просветления и больших надежд.

Было уже поздно. У нас кончились темы для разговоров. И всегда можно поговорить в следующий раз. Напоследок без всякой задней мысли я спросил Скотта, что бы он написал на своем могильном камне? Здесь покоится Скотт Вейланд…

«…он любил свою семью. Любил своих детей. Любил своих друзей. И никогда не переставал пытаться оторваться от земли».

На этом мы закончили.

 

16. Во всём виноват Фалуньгун

В начале 2003 года Аксель сообщил своему лейблу «Interscope», что осталось лишь несколько финальных штрихов к вокальной партии, и уверенно предсказал, что «Chinese Democracy» выйдет до конца года. Но к августу Роуз забросил работу в студии и снова превратился в затворника в четырех стенах у себя в Малибу. В этот момент, отчаянно пытаясь отбить хоть что-то из тех миллионов, которые почти за десять лет работы они уже выбросили на этот альбом, «Interscope» объявили о предстоящем выходе сборника «Greatest Hits». Аксель, естественно, возмутился. Они что, не понимают? Почему больше никто не видит того, что видит он, — как много лет потрачено на создание новой группы Guns N’ Roses? И что последнее, что нужно его поклонникам, — это резкое напоминание о том, почему старые Guns N’ Roses так чертовски хороши.

Мерк Меркуриадис из компании «Sanctuary», который теперь был де-факто менеджером Акселя, привел несколько аргументов и убедил «Interscope» подождать с выпуском сборника хитов в обмен на железную гарантию, что «Chinese Democracy» подоспеет как раз к Рождеству. Когда этого не произошло, лейбл начал работу над сборником. В результате в марте вышел компакт-диск с 14 песнями, который разошелся тиражом в 13 миллионов экземпляров по всему миру и стал самым продаваемым альбомом группы, обогнав даже двойной «Use Your Illusion», вышедший 13 годами ранее. Ни один из этих фактов Акселя, видимо, не успокоил. Но лейбл уже был сыт по горло. В письме от 2 февраля 2004 года Акселю сообщили: «Так как мистер Роуз превысил все предусмотренные бюджетом и утвержденные затраты на миллионы долларов, дальнейшее финансирование и выпуск альбома ложатся на плечи мистера Роуза, а не звукозаписывающей компании».

Это значит, что, пока сборник «Greatest Hits» почивает на лаврах на первом месте британсих чартов и на третьем месте американских, работа над «Chinese Democracy» прекращается, а инструменты музыкантов зачехляются. Запланированное появление в мае на четвертом фестивале «Rock in Rio», который в этом году переехал в португальский Лиссабон, тоже отменили: согласно официальному пресс-релизу — из-за ухода Бакетхэда из группы. Следующее объявление под заголовком «Сообщение от У. Акселя Роуза» гласило: «Группу поставил в неловкое положение внезапный уход гитариста Бакетхэда. Вопреки условиям договора во время работы в группе поведение Бакетхэда было непоследовательным и неустойчивым и создавало неопределенность и путаницу, сделав практически невозможной дальнейшую работу над альбомом, репетиции и планирование живых выступлений». Неустойчивое поведение? Неопределенность и путаница? Разве не они были отличительными чертами Guns N’ Roses на протяжении десятилетий, еще до прихода Бакетхэда? А Аксель в пресс-релизе продолжал: «В лагере Guns N’ Roses нет ни одного человека, кто не был бы расстроен, уязвлен и разочарован этим событием. Независимо от мнений разных людей обо мне и о том, чего я заслуживаю и не заслуживаю, очевидно, что поклонники, участники группы, менеджеры, помощники и наша группа поддержки не заслуживают такого отношения. От имени Guns N’ Roses и своего собственного я приношу извинения поклонникам, которые собирались на наш концерт на «Rock in Rio». И напоследок камень в огород Бакетхэда: «Похоже, он планировал заключить контракт со звукозаписывающей компанией, уйти из Guns N’ Roses и использовать участие в будущем проекте Guns для продвижения себя как отдельного артиста». Однако в конце туннеля показался свет: «Это неудачное стечение обстоятельств, возможно, дало нам возможность сделать еще один шаг в работе над альбомом. Независимо от последних событий, мы надеемся сообщить дату релиза в ближайшие несколько месяцев. Искренне ваш, У. Аксель Роуз».

Было ли это хоть кому-нибудь интересно? Гораздо больший интерес в европейской и американской прессе вызвал иск, который Слэш и Дафф подали на Акселя всего через несколько недель в Верховный суд Лос-Анджелеса. Они утверждали, что Аксель лишил их как минимум миллиона долларов, когда в одностороннем порядке, без согласования с ними и без уведомления отклонил заманчивые предложения от создателей фильмов «Мы были солдатами», «Убить Смучи», «Старая закалка» и «Молодожены», а также — видимо, это было самое заманчивое предложение, — отказал продюсерам блокбастера «Черный ястреб» 2001 года в использовании песни «Welcome to the Jungle» в саундтреке. Аксель опроверг обвинения, а адвокаты обеих сторон довольно потирали руки. Когда в июле по «VH1» показали новый эпизод популярного сериала «По ту сторону музыки», в котором рассказывали историю Guns N’ Roses, Аксель снова отказался от участия и оставил всё самое сочное Слэшу, Стивену и даже Гилби и Мэтту. Новых Guns N’ Roses Акселя в этой серии упомянули всего один раз, и то в конце, когда рассказали о том, что их первый совместный альбом «Chinese Democracy» выйдет в ноябре. Даже Аксель, наверное, посмеялся над этим.

На самом деле, после этого еще больше года никто ничего не слышал об альбоме, а потом Аксель в сопровождении телохранителя Эрла вышел к воротам своего дома и сказал кучке собравшихся поклонников, что «Chinese Democracy» наконец выйдет через несколько месяцев, в начале 2006 года. И не только это — одна песня из альбома войдет в саундтрек к экранизации книги-бестселлера «Код Да Винчи». Этот слух так и не подтвердился, а Мерк Меркуриадис отказался от комментариев. В итоге ни одно из этих двух событий не произошло, но весь 2006 год ходили слухи, что альбом неизбежно выйдет. Вскоре Аксель снова оказался в центре внимания. В январе он пришел на вечеринку в честь начала нового турне американской группы Korn и сообщил журналисту из «Rolling Stone»: «Мы работаем над тридцатью двумя песнями, и двадцать шесть из них почти готовы». По его словам, из тех, что уже готовы, 13 войдут в «Chinese Democracy», а остальные — в два последующих сиквела. Своими любимыми композициями он назвал «Better», «There was a Time» и «The Blues». Аксель пришел в куртке «Toronto Maple Leafs», на шее у него висел большой витиеватый крест, и он, затягиваясь сигарой, объявил: «Люди услышат музыку в этом году. Это очень сложный альбом. Я пытаюсь сделать что-то новое. Некоторые аранжировки напоминают Queen. Кто-то скажет: «Это не похоже на Акселя Роуза, это не похоже на Guns N’ Roses». Но по крайней мере несколько песен оттуда вам точно понравятся». Роуз занял целый этаж в мегадорогом отеле «Trump Tower» в Нью-Йорке, и его видели в таких «поздних-препоздних» клубах, как «Stereo» в районе Челси, который открывался только в 4 часа утра. За несколько дней до своего сорок четвертого дня рождения Аксель появился там со своей свитой около половины шестого утра и всех поразил, когда дал диджею поставить диск с десятью песнями из альбома «Chinese Democracy». «Роуз свободно беседовал со всеми о том, как отсутствовал десять лет и, несмотря на то, что Слэш и остальные парни собрали Velvet Revolver, оставался верен Guns N’ Roses, — рассказывал владелец клуба Барри Муллино. — Он спокойно отвечал на вопросы о своей работе, о группе, о том, как она [оригинальный состав] распалась, о направлении, которое он выбрал, — а музыка звучала потрясающе».

В мае объявили, что Guns N’ Roses сыграют «разминочные» концерты в бальном зале «Hammerstein» на 2000 человек на Западной 34-й улице, и все решили, что теперь альбом уж точно выйдет. За этим последовало подтверждение договоренности о европейском турне летом, в том числе выступления в качестве хедлайнеров на ежегодном фестивале «Download» в июне. И в поклонниках, как и в участниках группы и ее менеджерах, возродилась вера. Даже представители звукозаписывающей компании стали повежливее. Глазурью на торте послужило незапланированное появление Акселя на ночном субботнем радиошоу Эдди Транка, где он еще раз подтвердил участие в концертах и пообещал, что «Chinese Democracy» выйдет осенью или в этом году.

Тогда один из директоров звукозаписывающей компании сказал мне: «Если говорить что-то много раз, то это сбудется, верно?» Но время снова остановилось до того момента, как группа приехала на саундчек в зал «Hammerstein». Аксель пережил стресс, когда группа и менеджеры попытались отговорить его от того, чтобы взять в состав третьего гитариста. Когда Бакетхэд, скажем так, улетел из курятника, и сопротивлялся всем попыткам заманить его обратно, Аксель с удовольствием пригласил Робина Финка и Ричарда Фортуса, но, чем ближе был первый концерт в «Hammerstein», тем больше он убеждался, что ему нужен еще один гитарист. Говорят, Томми Стинсон и барабанщик Брэйн грозились уйти. На что Аксель, якобы, отвечал: «Ну и что? Возьмем тогда Даффа и Мэтта». Так как Иззи втайне репетировал с группой несколько номеров, кто-то полушутя предложил Роузу взять и Слэша. Но сразу же пожалел об этом, когда увидел, как на лице у Акселя собираются грозовые тучи. В конце концов Роуз поступил по-своему и 12 мая в середине первого концерта в «Hammerstein» представил поклонникам Рона «Бамблфута» Таля — очень одаренного гитариста из Нью-Йорка, которого однажды назвали Фрэнком Заппой хэви-метала.

Кроме Бамблфута, состав группы был всё тот же, что и три с половиной года назад, когда они переключились на нейтралку: Аксель у микрофона и иногда на клавишных; гитаристы Финк, Бамблфут и Фортус; басист Томми Стинсон; клавишники Диззи Рид и Крис Питман; барабанщик Брэйн Мантия. В оцепленной вип-ложе на концерте присутствовали Себастьян Бах, Фред Дерст — фронтмен группы Limp Bizkit, Ленни Кравиц и актер Итан Хоук, но, несмотря на это, группа опоздала на полтора часа. Было уже далеко за полночь, когда Аксель сел за рояль исполнять «November Rain».

Основную часть концерта, как и раньше, составляли классические хиты Guns N’ Roses, а Себастьян Бах присоединился к группе на сцене и исполнил песню «My Michelle». Самый забавный момент был, когда Аксель прервался, обратился к ликующим зрителям между песнями «Chinese Democracy» и «There was a Time» и съязвил: «Вижу, вы, ребята, подпеваете новым песням. Вы их скачали в интернете, уроды!». Комическая пауза. Потом добавил: «Вы можете задерживать дыхание гораздо дольше Дэвида Блейна. Хочу поблагодарить вас за это…»

Больше всего внимания за все четыре концерта привлекло появление на последнем выступлении Иззи Стрэдлина. Они с Роузом обнялись, а потом группа начала играть «Think About You». Аксель пытался что-то сказать, чтобы объявить выход своего старого школьного приятеля, но его голос потонул в криках зрителей, когда они увидели на сцене тень Иззи. Во время удивительно проникновенного исполнения «Patience» все заметили, как Иззи вытирает слезы. Казалось, что и он и Аксель вернулись к тому, с чего начинали. А ведь сначала Иззи отнесся к этому приглашению скептически. «Очевидно, что это не Guns N’ Roses, — сказал он о новой группе Акселя. — Думаю, все поклонники знают это. Со стороны Роуза даже неправильно использовать это название, потому что он единственный остался в группе. Думаю, в конечном счете это обернется против Акселя, потому что люди просто его пошлют — ведь это не Guns N’ Roses!» Иззи заплатили

25 тысяч долларов за появление на этом концерте, а также оплатили отель и транспортные расходы, благодаря чему он оказался самым высокооплачиваемым музыкантом на этой сцене — после Акселя, конечно.

Три недели спустя музыканты начали турне по Европе выступлением в «Hammersmith Apollo» в Лондоне. Они снова явились с опозданием и не выходили на сцену до 11 вечера. «Мы знаем, что Аксель в здании, — сказал парень из охраны. — Просто он настаивает, что ему нужны две массажистки для «глубокого теплового массажа» перед выходом на сцену. Своих личных массажисток он уволил сегодня утром. Еще Роуз жаловался на то, что его личный парикмахер из Африки не смог въехать в страну из-за проблем с визой. Но мы ничего не можем поделать». На следующий день после концерта в «The Times» вышла рецензия на концерт, и она была не очень хорошей. «Роуз, кажется, чувствует себя в своей стихии как великий рок-шоумен, — говорилось в начале. — У 44-летнего вокалиста видны результаты подтяжки, потому что лицо всё натянуто, а глаза не моргают, и он обильно потеет уже на второй песне, потому что исполняет всякие пируэты и неустанно бегает по многоуровневой сцене».

Перед хедлайнерским выступлением на фестивале «Download» 11 июня этот отзыв не предвещал ничего хорошего. Когда некоторые из 59 тысяч зрителей перевозбудились от представления, то начали бросать на сцену пластиковые бутылки с мочой. Аксель казался удивительно спокойным. Он что-то бубнил о «технических неполадках» и дважды уходил со сцены — во второй раз после того, как поскользнулся в луже мочи во время песни «Sweet Child o’ Mine». Томми Стинсон пытался остановить насилие, пригрозив, что уведет всю группу, если зрители не перестанут швырять бутылки. В ответ на это кто-то крикнул: «Ну и вали!» и «Ссыкло!». Аксель тоже заявил, что уйдет со сцены, когда песню «Better» испортил очередной град бутылок, но это вызвало только свист и насмешки. Даже выход Иззи — на песни «Patience», «Nightrain» и «Used to Love Her» — и Себастьяна Баха на «My Michelle» не спас положение. После концерта за кулисами Аксель сорвался на Мерка Меркуриадиса, который храбро решил подать в отставку. Аксель умчался на своем лимузине, который доставил его к частному самолету, и полетел обратно в Лондон. Он вернулся в отель «Mandarin Oriental» в Найтсбридже и отправился прямиком в бар, где встретился с Ларсом Ульрихом, чья группа Metallica была хедлайнером предыдущего вечера на фестивале «Download», только зрители у них вели себя абсолютно по-другому.

Летнее турне 2006 года было уже не спасти. На концерте в Париже 20 июня они появились с опозданием на два с половиной часа. Семь дней спустя в Стокгольме Аксель с утра пораньше устроил скандал в отеле, подрался с охранником и укусил того за ногу, как бешеный пес, в результате чего приехала полиция и арестовала его. Роуза обвинили в порче имущества, нападении на охранника и угрозах полиции, которыми он осыпал офицеров в патрульной машине по дороге в участок. Как рассказал местным журналистам полицейский Фредрик Нилен, он вел себя агрессивно и вызывающе, и подчеркнул, что в Швеции угрозы в адрес полицейских караются тюремным заключением. Когда Аксель признал обвинения, его оштрафовали на 40 тысяч крон (примерно 3 тысячи фунтов) и через двенадцать часов выпустили. Также Роуза обязали выплатить 10 тысяч крон (приблизительно 750 фунтов) за ущерб, нанесенный охраннику, которого отправили в больницу с укусом. Аксель оформил заявление в прессе, в котором сообщил: «У нас был отличный концерт в Стокгольме, и я не позволю этому инциденту испортить впечатление. Мы с моей помощницей Бетой разговаривали в холле отеля, как вдруг охранник до нас докопался. Я заботился только о том, чтобы с ней всё было в порядке».

В конце июля последний концерт в этой части турне — второй из двух на лондонском стадионе «Уэмбли» — закончился раньше времени, когда Аксель упал с края сцены перед тем, как выйти на бис. Его заменил Себастьян Бах. По данным официального пресс-релиза, Акселю стало плохо после двух концертов подряд, прошедших за день до этого: первый проходил на «Уэмбли», а второй, полуакустический, прошел без объявления в лондонском клубе «Cuckoo» и начался в 4 утра. Тот факт, что Аксель до этого несколько часов тусовался с Ларсом Ульрихом в этом клубе, тоже делу не помог.

Затем музыканты поехали с гастролями в Америку, где всё стало еще хуже. Аксель по-прежнему отставал от расписания и придумал новую поговорку: «Здесь вам не «Макдоналдс» и не «Бургер кинг». Здесь не будет «по-вашему». Себастьян Бах по-прежнему выходил на сцену ближе к ночи с песней «My Michelle», а Иззи, по слухам, тоже собирался участвовать в нескольких концертах, но на Guns N’ Roses уже смотрели скорее, как на шоу уродцев, чем на последних гигантов рока. В интернете поклонники развлекались тем, что делали ставки, во сколько группа выйдет на сцену и выйдет ли вообще; сколько песен они сыграют до того, как Аксель уйдет со сцены; когда наконец отменят турне.

В поисках виноватого в своем унижении Аксель уволил Мерка Меркуриадиса за несколько недель до Рождества и опубликовал новость в интернете. Под заголовком «Открытое письмо нашим поклонникам от Акселя» от 14 декабря 2006 года он объявил об отмене концертов группы в январе 2007 года, ради экономии ценного времени, которое нужно группе и звукозаписывающей компании на выпуск… «Chinese Democracy». Ага. Роуз продолжал: «Сказать, что создание этого альбома было невыносимо долгим и непонятным путешествием, — ничего не сказать. Преодоление бесконечного и, кажется, безумного количества препятствий, с которыми столкнулись все, кто участвовал в этом процессе, не говоря уже об эмоциональных нагрузках, которые испытывали все: поклонники, участники группы, гастрольная команда и бизнес-менеджеры — много раз представали для нас кошмаром, от которого просыпаешься и понимаешь, что ты всё еще в кошмаре. К сожалению, в этот раз он продлился больше десяти лет в реальной жизни». Отметив «постоянные победы и поражения за кулисами» и «различные юридические проблемы», Аксель заявил: «Людям легко судить, как бы другие справились с подобной ситуацией, но без знания всех фактов о событиях и обстоятельствах такие комментарии неосведомленных личностей являются бесполезными и часто раздражающими домыслами. Проблемы, которые усугубились общим чувством отсутствия уважения руководства, привели к распаду обоих составов Guns и вмешательству в дела менеджера Мерка Меркуриадиса».

И в этот момент Роуз назвал дату релиза альбома: 6 марта 2007 года. Он ожидал некоторых мелких — на самом деле мелких — правок, а также переговоров по контракту. Аксель заключил: «Мы благодарим вас за терпение и надеемся, что вы сможете продержаться еще немного. А если нет, то отдохните, и мы будем очень рады — если захотите — видеть вас снова. Всего наилучшего каждому из вас в эти праздники, спасибо и да благословит вас Бог. Искренне ваш, Аксель Роуз».

За всем этим издалека наблюдал Дуг Голдстейн, который был по-прежнему в натянутых отношениях с Акселем, но считал себя заинтересованной стороной. «Все думают, что Аксель этакий большой плохой парень, которому наплевать на поклонников, — объясняет он. — Я категорически с этим не согласен. Думаю, учитывая мой опыт гастролей с множеством разных групп, из всех, кого я знаю, Роуз испытывает самый большой страх перед провалом. Он скорее отменит концерт, чем выступит слабо. Так волнуется о том, чтобы выступить как можно лучше, что готовится к концерту около четырех часов. На гастролях Акселем занимаются массажистка, костоправ-иглотерапевт, он делает вокальную разминку и вокальную заминку. У Роуза всегда должна быть возможность проделать всё то, чему научил его маленький доктор Ханс фон Леден. И, чтобы быть лучшим вокалистом, Аксель проделывает все эти упражнения, которые приводят его в наилучшую форму. Но если во время этого процесса что-то, по его мнению, не получилось, он начинает всё заново».

Затем последовал длительный период выбора нового менеджера из числа самых именитых. Первоначально должность досталась Доку Маг-Ги, известному тем, что в восьмидесятые он привел к успеху Mötley Crüe и Bon Jovi, а теперь занимался Kiss, Hootie & The Blowfish и еще несколькими артистами. Мало кто из инсайдеров сомневался, что Док готовится к неизбежному воссоединению группы, которое теперь точно наступит — если не сейчас, то когда-нибудь. Аксель тоже это понял, когда летел в Японию — в самолете Док поинтересовался, чем конкретно его не устраивают Слэш и другие ребята, и резко стал искать нового менеджера. Несколько лет спустя Док вспоминал об этой работе и, смеясь, рассказывал друзьям, как он чертовски устал от того, что мог разговаривать только с Бетой. «Она ходила вместо него на все встречи. Всякий раз, когда мне удавалось получить прямой номер телефона Акселя, она его меняла».

Его место занял Ирвинг Азофф, один из самых влиятельных людей в музыкальном бизнесе. Ирвинг был менеджером Eagles, председателем совета директоров «MCA Records», а потом открыл свой собственный лейбл «Giant» под эгидой компании «Warner Bros». Теперь он снова стал менеджером и занимался карьерой Кристины Агилеры, Maroon 5, Джона Бон Джови и еще нескольких артистов. Группа Eagles распалась 15 лет назад, и в прессе поговаривали, что скорее ад замерзнет, чем они соберутся снова. Но именно гениальный Ирвинг Азофф уговорил их воссоединиться в 1994 году, благодаря чему они заработали миллионы и миллионы долларов в турне под названием «Hell Freezes Over» («Ад замерзает» — прим. пер.) и выпустили двойной концертный альбом. Ирвинг был королем рок-бизнеса. Если кто-то и мог управиться с Акселем Роузом и заставить его всё сделать правильно, то это был только Ирвинг.

Тем не менее никого, за исключением, может быть, самого Ирвинга, даже не удивило, что «Chinese Democracy» так и не вышел 6 марта 2007 года и вообще не вышел в 2007 году. Зато на этот раз обошлось без открытых писем с объяснениями причин. Видимо, даже у Акселя Роуза кончились оправдания. Турне в Японию, запланированное на апрель, отложили за две недели до начала, потому что Томми Стинсон, как сообщалось, упал с лестницы. В официальном пресс-релизе приводилась цитата Стинсона: «Я сейчас в очень плохом состоянии. Случайно упав с лестницы, я подставил руку, чтобы смягчить падение, и услышал громкий хруст. На следующее утро рука раздулась как воздушный шар. Я пошел к врачу, и хорошая новость заключается в том, что рука не сломана, а плохая в том, что у меня сильный вывих и, возможно, повреждены связки». Он с чувством добавил: «Всего несколько дней назад мы репетировали и отправили оборудование в Японию, и тут случилось это. Я чувствую себя ужасно. Мы хотели бы искренне поблагодарить своих поклонников по всему миру за терпение и поддержку».

Через месяц гастроли в ЮАР отменили по той же причине. Запланированные турне в Австралию и Новую Зеландию тоже отменили. Какое-то странное растяжение. Потом пошли разговоры о том, что Velvet Revolver и «новые» Guns N’ Roses устроят совместное турне, а временно собравшиеся Stone Temple Pilots будут открывать концерты. Вейланд якобы будет исполнять несколько песен с Pilots, а потом петь с Velvet Revolver. Отличная идея, которая предполагала еще и короткий концерт, на котором Слэш, Дафф и Мэтт сыграли бы вместе с Акселем, его гитаристами и клавишниками. На бразильском «MTV» даже приводили высказывание Слэша: «Было бы здорово собраться всего на пару концертов оригинальным составом STP и оригинальным составом Guns N’ Roses, просто по приколу». Но инсайдеры утверждали, что такого никогда не произойдет. Потом Слэш объявил, что Velvet Revolver недавно договорились не исполнять на своем концерте песни Guns N’ Roses, и после этого даже самые черствые скептики стали воспринимать эту идею всерьез. Тот факт, что у обеих групп вот-вот должны были выйти новые альбомы — «Libertad» и «Chinese Democracy» — заставил промоутеров витать в облаках в предвкушении такого сочного турне. Оно было бы похоже на мегатурне Guns N’ Roses и Metallica начала девяностых годов, только принесло бы еще больше денег.

В лагере ходили слухи, что Аксель вот-вот согласится. Но потом он сдал назад и в последний момент сделал разворот на 180 градусов. Роуз был проницателен и предвидел последствия такого громкого союза — Слэш и другие, скорее всего, окажутся победителями при сравнении двух групп. И, что еще хуже, из-за этого все еще больше начнут стремиться к воссоединению оригинального состава. Будь Аксель проклят, если выбросит на помойку десять лет работы над «Chinese Democracy» и абсолютную власть над Guns N’ Roses лишь ради того, чтобы порадовать Слэша и Даффа. Вместо этого в июле, когда вышел альбом «Libertad», Guns N’ Roses уже отправились на гастроли в Мексику, а затем планировали отыграть перенесенные концерты в Австралии и на Дальнем Востоке.

В одном концерте Аксель Роуз демонстративно отказался участвовать — когда 28 июля Стивен Адлер решил выступить в «Key Club» в Голливуде в честь двадцатилетия альбома «Appetite for Destruction». К тому же, Стивен уже объявил, что ждет появления Слэша, Даффа и Иззи, а Аксель совсем не собирался оказаться с ними на одной сцене. Трэйси Ганз, хотя и не принимал участия в записи «Appetite», тоже должен был прийти, и Стивен похвастался на сайте «Key Club»: «Я буду там со своей группой, и Слэш, Иззи и Дафф тоже придут. Будет здорово». Он знал, что нет никаких шансов, что там появится и Аксель, но бодро добавил, что недавно обсуждал с вокалистом возможное воссоединение: «Мы с Акселем недавно общались в Лас-Вегасе, и я знаю, что шансы есть. Это было бы слишком круто. Что бы ни вытворяли Stones, мы были бы в три раза круче. Глупо этого не делать. Не может быть, что он настолько бестолковый».

Большой вечер настал, и Иззи с Даффом, как и обещали, присоединились к Стивену на сцене на несколько номеров. Слэш тоже был там, но не играл. Как он сам признался, просто хотел посмотреть. «Думаю, я зашел так далеко по одной причине, — торжественно объявил Стивен после концерта. — Я хочу закончить начатое, а с любовью и поддержкой, полученными от этих ребят, думаю, мы сможем снова играть вместе. Я оставляю слово за Акселем. Это будет ему вызовом, а я люблю Акселя и знаю, что он поступит правильно». Зато Слэш более прагматично смотрел на ситуацию. «Я зашел туда на минуту поздороваться со Стивеном, который наконец вышел из некоего тумана, в котором пребывал последние семнадцать лет. Я вроде как помог ему выбраться оттуда, где он находился, в более трезвую обстановку — общался с ним, поддерживал и всё такое. Стивен запланировал этот концерт, и я правда очень рад, что он снова сел за барабаны, что у него появились амбициозные цели, и что он будет играть. Но это вовсе не значит, что старая добрая банда вернется в город. Стивен очень впечатлительный парень, и говорил все это не шутя. Но он рассуждал о воссоединении и о том, что там буду я, Дафф, Иззи и, возможно, Аксель, только подлив этим масла в огонь слухов о Guns N’ Roses. Как только мне стали звонить и писать со всего мира с вопросами об этом концерте, я ответил: «Знаете что? Я не могу поддержать эту идею как таковую, потому что она не является тем, что вы от нее ожидаете». Так что я пришел на концерт, но не хотел выходить играть, потому что не хотел подпитывать эти слухи и дальше… Дафф вышел и сыграл, Иззи вышел и сыграл, и получилось то, что получилось, но я не вижу в этом настоящего воссоединения».

Люди уже потерялись в догадках о дате выхода «Chinese Democracy», а к началу 2008 года даже самые упорные перестали об этом спрашивать и мысленно поместили альбом на одну полку с великими «потерянными» альбомами прошлого, вроде «Lifehouse» группы The Who и «Smile» The Beach Boys. Но даже те вещи не вызывали столько упорных предположений. Бесконечное откладывание даты выхода, драматические препятствия и раздутые восьмизначные бюджеты превратили этот альбом в кульминацию всей музыкальной индустрии.

А потом, 23 ноября 2008 года, — чудо из чудес — без всякого лишнего шума и звона фанфар, без клипа и турне, — альбом «Chinese Democracy» наконец вышел. Альбом распространял на исключительных правах американский гигант розничной электроники «Best Buy» — эту сделку заключил Ирвинг Азофф, наподобие той, какую заключили AC/DC с «Wal-Mart» в том же году о продаже альбома «Black Ice». Это оказалось хитрым способом отбить хоть какую-то часть из тех 13 миллионов долларов, в которые альбом обошелся и при упоминании о которых на глаза наворачивались слезы. Сообщалось, что «Best Buy» сделали предзаказ на 1,3 миллиона экземпляров в ожидании толп бешеных поклонников, которые атакуют магазины.

Альбом дебютировал под номером 3 в США и под номером 2 в Великобритании, а также вошел в топ-5 еще в восьми странах. Только за первую неделю раскупили миллион экземпляров — впечатляющие цифры для эпохи, когда компакт-диски и винил стали продаваться значительно хуже. Критики отзывались об альбоме в основном благосклонно, а издания типа «Spin» и «Allmusic» наградили его весьма положительными рецензиями. Было и несколько критиков, несдержанных в выражениях, — например, Дэвид Фрике, давний наблюдатель за творчеством Guns N’ Roses, который высказался в «Rolling Stone»: «Первый альбом Guns N’ Roses, состоящий из новых, оригинальных песен, — это отличный, дерзкий, энергичный и бескомпромиссный хард-рок. Другими словами, он похож на тех Guns N’ Roses, которых вы знаете». А Роберт Кристгау, крестный отец американской музыкальной критики, написал: «Это произведение не только доставляет эстетическое удовольствие. Оно трогательно с точки зрения человеческого. Даже благородно. Я от него этого не ожидал».

Обратите внимание, что он употребил слово «он», а не «они», какого заслуживала бы настоящая группа. В то же время было и много недоброжелателей. Например, в «Village Voice» альбом назвали смехотворной напряженной попыткой синтезировать молнию, неудачной темой, развитой до бредовых крайностей, впечатляющей катастрофой, вызывающей одновременно трепет и жалость. Другие раскритиковали его за так называемое излишнее притворство и отсутствие души. Известный американский биограф Стивен Дэвис и вовсе назвал «Chinese Democracy» «худшим альбомом всех времен». Оставалось только удивляться, как у людей могут возникать настолько противоположные чувства. На самом деле, если бы Аксель выпустил «Chinese Democracy» через три или четыре года после выхода «Use Your Illusion», то на фоне этих злых близнецов с разномастным творчеством альбом бы восприняли как зрелое и цельное произведение. «Chinese Democracy» — с элементами индастриала, поп-музыки и классического рока, а также россыпями замысловатых клавишных мелодий, электроники и даже фламенко — без сомнений, едва ли вписывался в привычные каноны Guns N’ Roses, но ведь по сути это сольный альбом Акселя Роуза, хотя так и не называется. Он является своего рода шедевром — стоящим выше альбомов Velvet Revolver, на той вершине, с которой не видно пыльных пластинок, записанных Loaded или Juju Hounds за эти долгие годы.

В тематике песен Аксель снова погрузился в уязвимое состояние, обиды и паранойю, которые преобладали в настроении композиций «Use Your Illusion». Могучие залпы вроде «Riad n’ the Bedouins» и «Scraped» нарочно наполнены яростью и дикой энергией ранних работ группы, хотя о точном значении строк вроде «Во всем виноват Фалуньгун» из агрессивного ударного трека с тем же названием, что и у альбома, оставалось только догадываться. Фалуньгун описывает китайскую духовную практику, в которой медитация и упражнения цигун сочетаются с нравственной философией, основанной на принципах истины, доброты и терпения, и это слово немного странно дополняет слова с совсем другой энергетикой, вроде «ненависти», «железного кулака», «ада» и «мастурбации». Может, Аксель решил добавить немного иня в свой ян?

Едва ли это имело значение. Только не в контексте таких вещей, как «There was a Time» с захватывающим нарастающим напряжением, которое затмевает безнадежно легкомысленный акроним названия (twat, англ. груб. «вагина». — Прим. пер.), и «Catcher in the Rye», раскрывающая провокационное кинематографическое видение новому поколению слушателей в наушниках.

Альбом «Chinese Democracy» вызывал смешанные чувства у тех, кому оказался не по зубам и кто, откусив маленький кусочек, стал сразу судить о нем. Для многих он стал таинственным произведением, раскрывающим с каждым прослушиванием всё новые секреты. Для остальных альбом так и остался загадкой под оберткой некой мании. По сравнению с подобными классическими перегруженными работами в нем не было очевидных хитов. В 1976 году, когда группа Fleetwood Mac с неограниченным временем и бюджетом собралась в студии, то через год выпустила альбом «Rumours», один из исторических бестселлеров.

На этот раз было по-другому. Аксель неохотно общался с представителями СМИ, но в фервале 2009 года дал интервью Джонатану Коэну из журнала «Billboard», в котором объяснил запоздалый выпуск альбома привычным рядом оправданий. «Многое из того, с чем мы столкнулись, склеивалосьь гораздо дольше, чем хотелось бы: начиная с оборудования студии; потом поиск нужных музыкантов; потом мы так и не нашли продюсера; звукозаписывающая компания не участвовала и не поддерживала нас; потом сам выпуск, сведение и мастеринг».

Короче, виноваты все, кроме Акселя. Разве у него уже не было нужных музыкантов в лице Слэша, Даффа, Иззи и Мэтта? Но это глупый вопрос. Аксель выразил удовлетворение конечным продуктом и ответил на критические замечания на тему того, что оригинальный состав Guns N]’ Roses, вероятно, выпустил бы альбом быстрее, подчеркнув: «Этот альбом — то, что надо, и в этом отношении я не прошу о большем. Сам процесс его создания мог бы быть и приятнее, но он всё-таки вышел. Искусство стоит на первом месте. Оно подсказывает если не курс, то художественное направление. Мне кажется, как только будет выполнена сопроводительная работа, в том числе несколько клипов и концертов, цель можно считать достигнутой. А сделать это на таком уровне с точки зрения качества самого искусства и исполнения — и в записи, и на концерте — как минимум, чудо, и оно бы не произошло со старыми Guns, как бы кто угодно ни старался убедить в этом других, независимо от своих намерений. В старых Guns всё было некрасиво, невзирая на наш успех».

Это последнее высказывание, несомненно, правда, а также означало, что те, кто надеялся на воссоединение оригинального состава, увидели, как их надежды разбились о скалы яростного отказа Акселя забыть прошлые обиды. В том же интервью он категорично заявил, что открыт к сотрудничеству или совместным выступлениям с Иззи или Даффом, но никогда в жизни больше не будет работать со Слэшем, и ледяным голосом поклялся: «Ясно только то, что скорее один из нас умрет, чем мы снова выйдем на одну сцену, как бы грустно, некрасиво и прискорбно это ни звучало. Решения были приняты очень давно и каждый год один человек только подтверждал их разумность. Есть действия, которые, как только они совершены в отношениях между людьми, навсегда остаются тем, что они есть. Но сыпать соль на рану день ото дня, и так год за годом, на протяжении десяти лет — просто кошмар. Ставить свои развлечения превыше всего губительно». В 2009 году Аксель нанял гитариста Дарена Джея Ашбу из проекта Sixx: A.M. для участия в мировом турне в поддержку альбома «Chinese Democracy», которое на самом деле началось еще в 2001 году, но, как и альбом, не вписывалось в ограничения времени и пространства. В этом турне они дадут 117 концертов по всему миру, а если прибавить выступления 2001 года, то в общей сложности получится 239 концертов, из которых 48 отмененных с 2001 по 2007 год и пять — с 2009 по 2011 год.

Всё как обычно, в стиле Guns N’ Roses. В то время как Аксель публично хвалил работу Азоффа над выпуском «Chinese Democracy» и сделкой с «Best Buy», их отношения, как и многие другие в жизни Роуза, стали портиться. В 2010 году Азофф подал на Акселя в суд и обвинил вокалиста в том, что тот нарушил устное соглашение заплатить ему 15 процентов от прибыли с турне, которые, по оценкам Азоффа, составляли около 2 миллионов долларов. Аксель сразу же подал встречный иск на 5 миллионов долларов, утверждая, что Азофф заведомо провалил продвижение альбома и плохо распланировал турне. Роуз настаивал, что Азофф пытался насильно поставить его в положение, при котором не будет иного выбора, кроме как воссоединиться с участниками оригинального состава группы Guns N’ Roses и устроить с ними турне. Аксель также обвинил Азоффа в том, что тот вызывает у него негативные эмоциональные переживания, используя его настоящее имя, и пожаловался, что тот намеренно называл имя Уильяма Бэйли, чтобы причинить ему эмоциональный вред. Азофф, известный своим юмором, ответил так: «По совету своего адвоката сейчас я не могу на это ответить, но расскажу всё в своей книге «Моя жизнь с Уильямом Биллом Бэйли». Говард Кинг, адвокат Азоффа, не остался в стороне и невозмутимо прокомментировал суть обвинений Акселя в журнале «Billboard»: «Он случайно не обвиняет Ирвинга в том, что тот находился на зеленом холме в Далласе 22 ноября 1963 года?»

Даже Слэш вставил свои пять копеек в драму, которая разыгралась в СМИ: «Я даже не знаю, откуда это берется и чего хочет Аксель. Но я знаю, чего хочет Ирвинг, — получить комиссию за гастроли, которые организовал. Это абсолютно естественно. А Аксель подает встречный иск, и я не понимаю, в чем состоит цель этого. В любом случае, я не в курсе и не слежу за этим». В конце концов Азофф с Акселем урегулировали спор во внесудебном порядке, а условия их договоренности сохранили в строжайшем секрете, хотя сообщалось, что одним из них было большое соглашение о гастролях, на которых группа должна выступить на нескольких площадках по выбору Азоффа.

В этот момент из прошлого явился еще один человек и попытался спасти положение. Это был Дуг Голдстейн. Голдстейн прожил пять лет на Гавайях, как он рассказывает, «попивая коктейли с зонтиками и поднимая семью на ноги», а теперь готов был вернуться в игру. Дуг придумал, каким способом решить проблемы Акселя и одновременно заработать ему тонну денег, однако не смог поговорить с Акселем лично, поэтому написал ему письмо. «Я написал Акселю письмо, отдал его Бете и сказал: «Никому не показывай», — а потом смотрю, а оно уже в гребаном интернете. И многие мне говорили: «Как тебе вообще в голову пришло такое написать?». А я прочитал это письмо несколько раз и думал, что у меня замечательные мысли.

Я предложил: «Давай начнем с игры на разогреве у Van Halen в их турне по стадионам. Давай уничтожим их на их же сцене. Тогда группа укрепится в глазах публики, а мы продолжим и отправимся в свое турне». Еще я упоминал о чем-то с названием «Rose Fest» — в общем, это наглый плагиат бизнес-модели «Оззфеста» Шерон и Оззи Осборнов. Я обосновал это тем, что Аксель подходил к тому периоду в жизни, когда всё меньше будет нравиться гастролировать. Так и Оззи выступает примерно на одном из трех «Оззфестов», зато ежегодный фестиваль всё равно называется «Оззфестом», а вокалист пожинает его плоды. Они делают больше денег, чем любые артисты с афиш, на одной только организации события. И в письме всё это расписано. К сожалению, он так и не ответил мне. Знаю только, очень разозлился за то, что Бета виделась со мной».

Голдстейн также затронул скользкую тему воссоединения, но с той точки зрения, чтобы ни с кем не воссоединяться. «Я написал, что всякие Азоффы и Доки Мак-Ги только тянут его назад в творческом плане. Воссоединение старой группы — всё, что их на самом деле интересует. Хотел сказать ему: «Чем бы ты ни захотел заниматься, я тебя поддержу. Если ты не хочешь гребаного воссоединения, то к черту воссоединение. Всё хорошо. Воссоединение вседа можно успеть осуществить, но, если перед этим ты захочешь заниматься Guns N’ Roses Акселя Роуза еще двадцать лет, то поехали. Я буду с тобой. Я умею делать свою гребаную работу. Ты это уже знаешь».

Когда письмо опубликовали в интернете, Голдстейн превратился в объект насмешек. Чересчур уж жестокая плата за то, что Дуг 17 лет прикрывал Акселю спину.

За следующую часть турне «Chinese Democracy» группа облетела весь земной шар. Интернет-тролли вдоволь потешились над внешним видом Акселя; он уже не был тем гибким худым фронтменом в узких джинсах и обтягивающих футболках — за многие годы вокалист набрал вес. Кроме того, он продолжил свою давнюю традицию ужасно опаздывать к выходу на сцену, часто вообще без объяснений. Зрителям такое поведение нравилось всё меньше, и, когда группа вышла на сцену в первый вечер фестиваля «Рединг» в 2010 году, их ярость бушевала с новой силой. Концерт открывали мощные выступления NOFX, Biffy Clyro и Queens of the Stone Age. Guns N’ Roses были горячо ожидаемыми хедлайнерами, но время их выхода уже наступило, а затем и прошло, а их всё не было. Волны недовольных криков усиливались и разбивались о пустую сцену. Наконец, с опозданием на час, явился Аксель, и группа начала играть заглавный трек из альбома «Chinese Democracy». Но поклонники не успокоились. Они продолжили возмущенно кричать и освистывать музыкантов во время первой песни, а некоторые стали уходить в начале выступления. Совет Рединга строго контролировал соблюдение комендантского часа, поэтому группу заставили прервать свой концерт и уйти со сцены в полночь. Опоздание стоило поклонникам целого часа музыки.

Ник Хастед из газеты «Independent» устроил группе разнос за нелюбовь к своей аудитории: «Даже «Welcome to the Jungle» звучит пусто и бессмысленно. Фейерверки могут обмануть лишь невежд, Аксель шипит и плюется, а карьере его настал конец. Разве что посыльный, которому тот до сих пор должен денег, в каком-нибудь отеле «Royal Berkshire», где он остановится после этого кошмарного представления, может пожелать ему здравия, и то на одну ночь. Перед песней «Sweet Child o’ Mine» Роуз переодевается в красную клетчатую рубашку, которая бы хорошо смотрелась в сельском баре в неспешный понедельник. Он небрежно бренчит по клавишам, но никогда не извиняется, когда у него не получается. Презрение, которое выражает зрителям слабое и напыщенное выступление бывшей звезды, пребывающей в блаженном неведении об этом, взаимно, и долго не продлится».

Через два дня группа закрывала фестиваль «Лидс», опоздав к выходу на сцену на 30 минут. Если в Лидсе поклонники оказались более отходчивы, чем шумная толпа в Рединге, то люди, 45 минут прождавшие их выхода в Дублине два дня спустя, оказались настроены гораздо враждебнее. На видео с этого концерта, которое можно посмотреть на «YouTube», слышно, как поклонники швыряют на сцену всякий мусор, когда Диджей Ашба начинает играть вступление «Welcome to the Jungle». Зрителей разозлило, что они купили билет, а их принуждают ждать без всяких объяснений и извинений. Люди стали кидать на сцену пластиковые стаканчики и бутылки. На видео Аксель выбегает на сцену и начинает петь, но через несколько секунд рядом с ним опасно приземляется какой-то предмет. Ему приходится остановить выступление и сказать: «Хорошо, давайте так — еще одна бутылка, и мы идем домой. Дело ваше. Мы хотели бы остаться. Вы хотите, чтобы мы остались?»

Роуз говорит спокойно и размеренно и пытается взять ситуацию под контроль, но недовольные выкрики не смолкают. «Мы хотим остаться. Мы хотим повеселиться. Если вы не хотите хорошо провести время, то просто дайте знать, и никаких проблем. Мы пойдем своей дорогой». Группа продолжает играть песню, но на сцену летит еще одна бутылка, Аксель говорит: «Хорошего вечера», — и уводит группу со сцены.

Промоутеры поспешно перешли в режим контроля и объявили, что у них технические неполадки, но потом признались, что пытались уговорить группу, то есть Акселя, вернуться. В конце концов включили свет и объявили, что вечер окончен, и зрителям вернут деньги за билеты. Потом, когда многие поклонники уже ушли, группа вернулась на сцену в 11:30 вечера и отыграла полный концерт. Каково, а?

На следующий день организаторы опубликовали заявление и подтвердили, что группа начала играть с опозданием, при этом обвинили в задержке группу на разогреве (никак не объяснив то, почему с конца ее выступления до выхода Guns N’ Roses прошло 45 минут). В заявлении они подтвердили, что группу забросали пластиковыми стаканчиками с «неизвестными жидкостями», и добавили: «Эта группа уже давно опаздывает к выходу на сцену, но НИ ОДНОГО артиста нельзя подвергать опасности и бросать в него неизвестные жидкости. Несмотря на это, группа вернулась на сцену после того, как люди перестали бросать всякие предметы, и полностью исполнила все свои песни. «MCD» и «O2» приносят свои извинения за неудобства, вызванные поздним началом концерта».

Незадолго до полудня 27 сентября 2011 года Стивен Адлер вошел в клуб «Rainbow» на бульваре Сансет, где у него было запланировано интервью с журналом «Metal Hammer», и крикнул: «Нас только что номинировали в Зал славы рок-н-ролла!». Разговор сразу же перешел к теме избрания — кто же выйдет на сцену? Говорил ли Стивен с остальными участниками группы? Может ли это стать первым шагом к давно ожидаемому воссоединению оригинального состава? Адлер узнал эту новость всего несколько часов назад, и у него было столько же информации, сколько у всех остальных, однако он отметил, что в последние месяцы снова ведет трезвый образ жизни и помирился с большинством участников группы, а также общается с Мэттом Сорумом, который занял его место. Было ясно одно — Стивен Адлер даже не рассматривал церемонию избрания, на которой не будет стоять на одном подиуме со Слэшем, Даффом, Иззи — и Акселем.

Тем не менее все подспудно понимали, что, в каком бы формате ни проходила церемония избрания в Зал славы, во многом она будет зависеть от желания Акселя выйти на одну сцену с оригинальным составом — еще четырьмя мужчинами, которые вместе с ним стали авторами дебютного альбома, изменившего правила игры, а также создали группе репутацию своим пьянством, наркотиками, драками и доминированием везде, где бы они ни оказались. Если худшее, чем можно наградить повернутого на власти, — это абсолютная власть, то еще одно худшее — это полное отсутствие власти, поэтому Аксель оказался в затруднительном положении.

Со своей стороны, музыканты из первого состава были открыты к любому из очевидных сценариев — либо выйти только оригинальным составом (номинировали только их, а не новых участников), либо выйти вместе с новым составом. В декабре, когда о номинации объявили официально, Дафф коротко описал свою реакцию на эту новость как смешанное чувство недоверия и опасения: «Это так странно, понимаете? Я никогда не стремился попасть в Зал славы рок-н-ролла. Никогда в жизни я не думал: «Чувак, я хочу «Грэмми»». В спорте стремишься к победе, но с музыкой совсем по-другому. Так что я даже никогда не думал о такой чести».

Вместе с официальным анонсом вышел указ о том, что номинируются следующие участники: Аксель, Слэш, Иззи, Дафф, Стивен, Мэтт и Диззи Рид. Больше никто. Стало ясно, что Дафф, Слэш, Стивен и Мэтт точно придут. Иззи и Диззи Рид прийти отказались. Рид по-прежнему играл с текущим составом, и, вероятно, поведение ему жестко диктовал Аксель. «Очевидно, что туда входит много великих людей — икон музыки, которых я уважаю и на творчестве которых вырос, — объяснил он. — Так что я считаю за честь даже одно упоминание в одном ряду с ними». Он добавил: «С моей точки зрения, современные Guns N’ Roses — лучший состав, в котором я когда-либо был. Думаю, все в нем суперталантливые, и между нами потрясающая химия. Со всеми участниками здорово общаться и играть, так что для меня именно они — лучший состав».

Тем временем интернет пестрел эмоциональными призывами к Акселю, в которых его просили выйти на подиум с участниками оригинального состава, но он эти уговоры, конечно же, проигнорировал. 8 января 2012 года Аксель написал в «Твиттере»: «Я бы хотел поблагодарить Зал славы рок-н-ролла и наших поклонников. Это ваша победа». После этого он многозначительно молчал до последнего дня перед церемонией — в своем стиле, — а 11 апреля написал в открытом письме: «Я не приду на церемонию избрания 2012 года и с уважением отказываюсь от избрания меня как участника Guns N’ Roses в Зал славы рок-н-ролла. Ни я, ни кто-либо из моего лагеря не выдвигал просьб или требований Залу славы. Это их шоу, а не мое».

Как и раньше, в этом письме Роуз предусмотрел будущие аргументы в пользу воссоединения оригинального состава и предвидел неизбежную реакцию, с каменным лицом добавив: «Сейчас, кажется, появилось бесконечное количество фантазий и ревизионизма, которыми люди занимаются ради саморекламы и новых бизнес-возможностей, и эти фантазии маскируют реальное положение дел. Пока на свет не выйдет информация, исходящая от какого-либо из прежних составов, нет смысла рассматривать даже диалог, не то что воссоединение». Тем же, кто настаивал, чтобы он пересмотрел свое мнение всего на один вечер, Аксель однозначно ответил: «Так не буди лихо, пока лихо спит, или не усыпляй лихо — не помню, как правильно. Пора двигаться дальше. Люди разводятся. Жизнь не должна вам никакого хеппи-энда, особенно за счет другого человека, или, в данном случае, за счет других людей». И наконец, в ответ на вопрос о вероятности воссоединения, он категорично написал: «В отношении воссоединения состава времен альбома «Appetite» или «Illusion» я уже ясно высказался публично. Ничего не изменилось». Аксель закончил письмо, отдав дань уважения Адманду «Баттсу» Крампу, гитаристу Slayer, который умер за несколько недель до этого: P. S. Покойся с миром, Арманд, да здравствует ABC III».

Те, кого удивило решение Акселя — или то, как он его преподнес, — видимо, не следили за ним последние десять лет. И, когда неопределенность ушла, музыканты, поклонники и остальной мир словно смогли наконец вздохнуть и двигаться дальше — на церемонию, где чествовали людей, которые стали соавторами бессмертного звучания Guns N’ Roses, соавторами величайших и самых известных хитов и которые за долгие годы дикой неприрученной жизни заработали репутацию самой опасной группы в мире. Шоу будет продолжаться и без Акселя — к такому положению вещей остальные уже слишком привыкли. Так что 12 апреля Слэш, Дафф, Стивен и Сорум взошли на пьедестал и были избраны в Зал славы рок-н-ролла, разделив эту честь с гитаристом Гилби Кларком. Билли Джо Армстронг, фронтмен группы Green Day — любопытный выбор, на первый взгляд, — посвящал их в этот новый титул и произнес речь, в которой назвал «Appetite» величайшим дебютным альбомом в истории рок-н-ролла. Какофония последующих аплодисментов показала, что это мнение разделяет не только он. «Вступительный рифф «Welcome to the Jungle» — словно путешествие в преступный мир Лос-Анджелеса, — продолжал Билли Джо. — Этот альбом как дверь в мрачный мир маргиналов, наркоманов, паранойи, секса, насилия, любви и злости на задворках Голливуда. Он стал глотком свежего воздуха».

Когда он называл имена участников оригинального состава, то имя Акселя вызвало хор недовольных возгласов, но Билли Джо ловко с ними справился, крикнув: «Заткнитесь! Заткнитесь. Он величайший фронтмен, который когда-либо выходил к микрофону. Но он… сумасшедший. Могу за это ручаться». Пятеро мужчин с широкими торжественными улыбками махали руками, показывали жесты мира и наслаждались аплодисментами — первыми аплодисментами, которыми их наградили как Guns N’ Roses за последние 20 лет. В своей речи Дафф дипломатично высказался: «Не знаю, важно ли, кто сегодня здесь присутствует, потому что дело в музыке, которую играли эти группы», — а также воспользовался возможностью раскритиковать грандов Зала славы за то, что они не удостоили чести такие группы, как Kiss, Deep Purple, Rush и Iron Maiden.

Если кому и хотелось затеять спор в тот вечер, то Мэтту Соруму, который в свете прожектора совершенно безжалостно уколол Стивена Адлера за проблемы с наркотиками. Его комментарии не только прозвучали подло и дешево — дело в том, что из них двоих поклонники всегда больше любили Адлера. Соруму пришлось позднее признать свою вину и написать: «В своей речи я упомянул наркотики и уход Стивена из группы, сказав: «Как вообще можно уволить кого-то из Guns N’ Roses за чрезмерное употребление наркотиков?» Я сказал это без всякой задней мысли. Но, зная о борьбе, которую Стивен вел все эти годы, я решил прояснить, что Стивен на сцене, он здоров и готов задать жару… Страсть Стивена к Guns N’ Roses — это нечто, что может объяснить только он сам: настоящая любовь уходит, но никогда не забывается. Сколько людей пережили такое в своей жизни?»

Комик Крис Рок, который произносил речь на избрании Red Hot Chili Peppers в тот же вечер, не упустил случая бросить камень в огород Акселя и сказал: «Многие расстроены, что сегодня здесь нет Акселя Роуза. Но давайте посмотрим правде в глаза: даже если бы он собирался прийти, то всё равно опоздал бы и сейчас бы все равно еще отсутствовал». В честь праздника воссоединенный состав отгремел «Mr Brownstone», «Sweet Child o’ Mine» и «Paradise City», а вокальную партию исполнил Майлз Кеннеди из группы Слэша Slash and the Conspirators. Было лишь вопросом времени, когда Аксель — самый новый член Зала славы и больше всех сопротивляющийся избранию — выскажет свое мнение, и он его высказал в очередном открытом письме пять дней спустя. «Я до сих пор точно не знаю и не понимаю, что такое Зал славы, как и почему он зарабатывает деньги, куда эти деньги идут, кто выбирает жюри и почему это жюри вообще решает, кто из всех артистов в мире сделал наибольший вклад в рок-музыку, чтобы оказаться в Зале славы?» Затем письмо перешло в какую-то отмороженную оборонительную позицию, когда Аксель продолжил: «Теперь, когда дым немного рассеялся, можно сказать, что отчаянные нападения не достигли цели и остались тем, чем являются — глупой злостью, обыкновенной чепухой, которую несут одержимые сумасшедшие хейтеры. Однажды я купил бездомной женщине кусок пиццы, а она наорала на меня, что хочет суп. Мы купили ей суп. А вы можете купить себе суп сами».

Как будто для того, чтобы доказать, насколько новый состав лучше оригинального, в течение следующих двух лет «новые» Guns N’ Roses из кожи вон лезли ради своего большого будущего. Диджей Ашба еще в 2009 году заявил, что они уже работают над новыми песнями для следующего альбома, а Диззи Рид подтверждал, что еще с записи «Chinese Democracy» у них осталась целая кладезь незаконченного материала, и утверждал, что в какой-то момент группа выпустит запись. В июне 2012 года во время гастролей со своим сторонним проектом The Compulsions Ричард Фортус сбросил бобму, заявив французскому веб-сайту, что группа работает над новым материалом и надеется выпустить следующий альбом к концу года. Он также сообщил, что группа закончит концерты в турне «Up Close and Personal» и сможет направить свою энергию на работу в студии.

Такие обещания могут давать только те, кто вчера родился, но Фортус продолжал их повторять и в последующие годы. Тем же летом группа объявила, что в ноябре появится в «The Joint» — зале на 4000 мест при отеле и казино «Hard Rock» в Лас-Вегасе, — где пройдут съемки для концертного DVD. Программа из 12 концертов, которые должны были пройти за три недели, официально называлась «Appetite for Democracy» — в честь 25-летия дебютного альбома Guns N’ Roses и четырехлетия альбома «Chinese Democracy», и служила разминкой перед турне по Японии, Австралии и Северной Америке в 2013 году. Но единственным заметным событием в 2013 году стала утечка в сеть новой песни «Going Down», в которой вокальную партию исполнил Томми Стинсон, а Аксель взял на себя бэк-вокал. В лагере Акселя никто официально не подтвердил, что это новая песня Guns N’ Roses, но журнал «Spin» уцепился за эту историю и подтвердил слухи не только жалобами правообладателей, но и твитом гитариста Бамблфута, который появился в августе: «Если вы на Корфу, то приходите-ка лучше в бар «One for the Road» в Сидари на большой концерт сегодня вечером…! @gnr». Реакция на песню была чем-то средним между вздохом и разведением руками, так как концерт так и не состоялся.

Еще одно успешное выступление прошло в Лас-Вегасе в зале «The Joint», а потом музыканты стали хедлайнерами концерта на церемонии награждения журнала «Revolver» в 2014 году. Появление цирка в городе уже не было таким грандиозным событием, как когда-то, и смотреть на Акселя Роуза на сцене вживую в окружении каких-то там музыкантов было уже не в новинку. Слэш выпустил звездный сольный альбом, а потом еще две записи с новой группой «Слэш, Майлз Кеннеди и the Conspirators», которые очень хорошо приняли. Кроме постоянного сотрудничества с другими артистами, в 2011 году он также основал продюсерскую компанию фильмов ужасов «Slasher Films». Дафф тоже активно выпускал новый материал с группой Loaded, а потом с Walking Papers. Еще он написал автобиографию-бестселлер — так же, как и Слэш и Стивен Адлер — и стал популярным блогером и колумнистом еженедельника «Seattle Weekly» и «ESPN». Как и Иззи, он даже иногда выходил на сцену с Акселем и его Guns N’ Roses.

Иззи продолжал выпускать сольные альбомы — 11 штук с момента ухода из Guns N’ Roses, в записи многих из которых участвовали музыканты оригинального состава — последний из них вышел в 2016 году. Кроме того, он участвовал в записи первого сольного альбома Слэша. Стивен Адлер продолжал борьбу с зависимостью в течение всей своей карьеры после Guns N’ Roses, однако при этом ему удавалось регулярно играть, сначала со своей группой Adler’s Appetite, а потом с группой Adler, с которой он выпустил альбом и гастролировал. Стивен участвовал в двух сезонах телешоу «Celebrity Rehab», а в 2013 году поставил деятельность группы Adler на паузу и сосредоточился на борьбе за трезвость. Было бы наивно сказать, что эти взрослые мужчины не испытывали бы трепетного сентиментального волнения, если бы им удалось сыграть с Guns N’ Roses, и что они не думали о воссоединении, а сосредоточились исключительно на своих проектах, трезво глядя в будущее, — потому что в 2015 году в сети снова появились слухи о возможном долгожданном воссоединении.

Весной 2014 года Стинсон договорился воссоединиться со своей первой группой The Replacements и отправиться с ней на гастроли, а официальные источники Guns N’ Roses объявили о возвращении старого друга — Даффа Маккагена. Дафф должен был временно заменить Томми на пяти концертах в турне по Южной Америке. Благодарный Стинсон объяснил «Billboard»: «Я не хотел подводить никого в Guns N’ Roses и просто сказать: «Эй, ребята, я не могу поехать с вами на гастроли. К счастью, кому-то удалось связаться с Даффом, а он благосклонно отнесся к этой идее и согласился помочь. Очень любезно со стороны Даффа помочь Акселю, он такой добрый парень. А я обрадовался: «Спасибо, чувак, что прикрыл мне зад». Думаю, люди будут просто в восторге. Всем понравится».

Позже той же весной, когда современный состав собрался снова, Аксель организовал группе еще одну программу концертов в «The Joint» в июне, на этот раз она называлась «No Trickery! An Evening of Destruction» («Без шуток! Вечер разрушений». — Прим. пер.). Этим жестом Роуз невольно раскрыл свои планы на ближайшее будущее группы. Хотя остальные музыканты утверждали, что пишут новый материал и что у них есть несколько невышедших песен из «Chinese Democracy», выбор Акселя провести две недели на концертах в Вегасе вместо того, чтобы наносить последние штрихи в новом альбоме, рассказал о многом. Guns N’ Roses больше не ассоциировались с новой музыкой; они были гастролирующей группой, состоящей из наемников, которые жили за счет былой славы старых классических альбомов и всего нескольких сильных песен из последнего альбома, и немного напоминали Thin Lizzy или Lynyrd Skynyrd.

Во второй половине 2014 года вышло первое видео группы за последние 22 года — «Appetite for Democracy: Live at the Hard Rock Casino, Las Vegas» с кадрами живых концертов двухлетней давности. Видео сняли и в 3D, и в 2D, в нем объемный звук 5.1, а 3D-версия продемонстрировала передовые технологии: в ней сочетаются кристаллическая графика, сильный продакшен и умелый монтаж с быстрыми вставками, создающие ощущение скорости и экшена и придающие больше подвижности сюжету, чем сам исходный материал. Фильм длится чуть менее трех часов, а в программу из 25 песен входят семь композиций из альбома «Appetite for Destruction», пять из «Chinese Democracy», остальные из «Use Your Illusion» и «Lies», есть даже пара оригинальных треков Стинсона и Бамблфута. Атмосферу кабаре старого Вегаса концерту придают полураздетые танцующие девушки и странная интерлюдия в стиле Либераче, во время которой Аксель играет на рояле на платформе, парящей над зрительным залом. Музыканты используют все возможные концертные приемы — они принимают деланые стойки, намеренно дуются или выделываются перед видеокамерами, и, хотя их игра безупречна, в выступлении полностью отсутствует ощущение химии, не говоря уже об ощущении опасности или непредсказуемости, которые когда-то делали концерты Guns N’ Roses такими неповторимыми.

Критики в основном пришли к консенсусу в своем благосклонном мнении и отметили спецэффекты фильма и его общее оживленное настроение, но гораздо более холодно встретили исполнение самого Акселя. «Даже после неизбежных наложений в пост-продакшене, которыми сопровождается выпуск любого современного DVD, в песнях «It’s So Easy», «Welcome to the Jungle» и особых приемах в песне «You Could be Mine» слышно, что голосовой диапазон вокалиста заметно сократился. Другие группы с многолетним наследием вроде Rolling Stones перерабатывают свой материал, чтобы он подходил современному состоянию голосовых связок фронтмена, которое неизбежно ухудшается, а новые Guns N’ Roses исполняют материал так же, как он был записан изначально, и это обнажает отчаянную борьбу вокалиста за те пределы диапазона, которыми он когда-то уверенно владел.

Если сравнить этот фильм с выступлениями оригинального состава в восьмидесятых годах, который крошил стены площадок громкими звуками «Appetite», или с рассыпчатым полуакустическим исполнением «You’re Crazy», становится очевидно, что того, что новые музыканты компенсировали позерством, им не хватало в душе. И как им могли по-настоящему принадлежать эти песни, если написаны они были за много лет до того, как нанешние участники попали в группу? Если абстрагироваться от мощного продакшена, то «Appetite for Democracy 3D» скорее напоминает бродвейское шоу: независимо от того, как безупречно и страстно актеры на сцене исполняют свои строчки, каждый человек в зале видит в них лишь актеров, которые рассказывают чужую историю. Фан без фанка. Развлечения без ограничений. Рок без ролла».

Ранее в том же году группа стала хедлайнером на ежегодной церемонии вручения наград «Золотой бог» журнала «Revolver», на которой Ричард Фортус повторил свои многолетние обещания относительно нового материала и рассказал «Associated Press»: «Мы работаем над материалом и надеемся очень скоро его выпустить. Может, в следующем году». В июне того же года Аксель внес немного ясности в свои планы и сообщил «Revolver»: «Мы много чего записали еще до выхода «Chinese». Немного доработали этот материал, а также написали несколько новых вещей. Но в принципе у нас уже готова вторая часть альбома «Chinese». Она уже записана. А еще у нас собрался альбом ремиксов на песни из «Chinese», какое-то время мы занимались им. Но после Вегаса группа всерьез планирует сосредоточиться на выпуске нового материала». Ни одной даты выхода он не назвал.

В итоге церемония избрания в Зал славы рок-н-ролла в 2012 году (несмотря на то, что кое-кто не пришел) проиллюстрировала историю Guns N’ Roses лучше любого другого события за последние 20 лет, так как была наполнена драмой, борьбой эго и дикой непредсказуемостью. После избрания у всех появилось щемящее чувство конца оригинального состава. На нейтральной территории стеклянного здания Зала на берегах озера Эри четверо современных легенд рок-музыки собрались под знаменем Guns N’ Roses, чтобы вместе поклониться в последний раз. Больше нечего было сказать.

Но если кто-то и мог потрясти мир, то это У. Аксель Роуз. Слухи о воссоединении разнеслись по барным стойкам и доскам объявлений. Аксель по-прежнему настаивал на том, что воссоединение никогда не произойдет, а в свете всеобщего внимания к церемонии в Зале славы в 2012 году, вероятно, упустил лучшую возможность не только дать поклонникам то, чего они так отчаянно жаждали, но и возможность в один миг восстановить свою репутацию. За этот жест — один только выход на сцену вместе со своими бывшими коллегами всего на несколько часов за всю историю — ему бы простили все его открытые письма, обвинения и инсинуации, и, возможно, снова короновали.

Но те, кто решил, что может предсказать поведение Акселя Роуза… Да они же просто чокнутые.

 

17. В этой жизни

Все признаки были налицо, но после стольких блужданий по темным аллеям истории Guns N’ Roses никто не оказался настолько глуп, чтобы просто сказать об этом вслух. К тому же все боялись, что само упоминание о — тс-с-с! — воссоединении заставит Акселя Роуза снова убежать. Появление Даффа Маккагана на сцене с Акселем в Южной Америке раздуло из искры пламя. Даже когда Дафф сыграл с группой целый часовой концерт на престижной церемонии вручения наград «Золотой бог» американского журнала «Revolver» в апреле 2014 года, слухи по-прежнему тлели, но еще не пылали. Аксель пришел получить награду Ронни Джеймса Дио за жизненные достижения, которую назвали в честь покойного вокалиста Dio/Rainbow/Black Sabbath. Он в кои-то веки вел себя хорошо — никаких истерик, лишь небольшое опоздание и несвойственное фронтмену смирение.

«На самом деле я вроде как удивился, — признался он в интервью, которое дал журналу в тот же вечер. — Я очень это ценю, но лично мне не кажется, что сделал в жизни что-то такое, чтобы заслужить эту награду. Хотя это только мое мнение. Знаю, другие люди очень рады, что я получил ее, значит, это хорошо. Просто, мне кажется, процесс написания «Chinese Democracy» затянулся далеко за грань ожидания, но мы двигаемся дальше и надеемся успеть еще многое». Его спросили о присутствии басиста Guns N’ Roses из оригинального состава. Аксель не скрывал своего восхищения и, кажется, был счастлив возобновлению старой дружбы. «Всё прошло очень хорошо, — сказал он. — Дафф усердно поработал над своими партиями, и ему понравилось играть новые песни из «Chinese Democracy». И, знаете, однажды у нас зашел разговор о каких-то фактах об альбомах «Illusion», и есть что-то, чего он не помнит, и что-то, чего не помню я. Так что иногда мы заполняем пробелы в воспоминаниях друг друга. Дафф, который сыграл с нами на этих концертах, уже не тот Дафф, которого я знал в «старых Guns», или составе времен «Appetite» или «Illusion».

Более удивительно то, что Аксель вскользь упомянул «старых Guns» в краткой речи, которую произнес, когда получил награду, и поблагодарил «наш современный состав… и все наши составы». Вряд ли такое упоминание чрезвычайно важно, ведь он всё равно старательно избегал называть своих бывших коллег по имени. Учитывая ту язвительность, с которой Роуз отзывался о Слэше в последние годы, — даже назвав его в интервью на сайте «Spinner» в 2009 году «раковой опухолью», что потом обсуждали по всему миру, и добавив, что вероятность воссоединения с ним «равна нулю», — это намекало на что-то вроде разрядки в отношениях вокалиста с остальными. Мало кто обратил внимание на это упоминание, да и с чего бы, но те, кто пристально следил за Guns N’ Roses, не могли не задуматься, а не происходит ли за кулисами что-нибудь интересное.

Если и да, то никто не смел — даже сами участники Guns N’ Roses — говорить об этом вслух. Несмотря на то, что басист Томми Стинсон не участвовал в последних концертах, он всё равно следовал политике партии и предполагал, что всё идет к продолжению альбома «Chinese Democracy», хотя уже говорил об этом скорее с надеждой, чем с уверенностью. «У нас есть заготовки кое-чего нового, — настаивал Стинсон, — но я пока не знаю точно, что из этого выйдет. Надеюсь, что мы наконец забуримся в чертову студию и запишем новый альбом. Многие из нас кое-что написали, так что надеюсь, все получится».

Тех самых «заготовок» оказалось недостаточно для нового альбома Guns N’ Roses. Зато на второй серии выступлений в «The Joint» в Лас-Вегасе под названием «No Trickery! An Evening Of Destruction» музыканты ушли от высокотехнологичной показухи своих последних концертов и вместо этого сосредоточились на том, что изначально определяло характер группы, — на музыке и атмосфере. Скептик мог бы предположить, что такая оптимизация выступлений нужна была всего лишь для экономии денег, но концерты прошли очень удачно, хотя зал на 4000 мест — это немного не то же самое, что многотысячные стадионы, на которых музыканты недавно играли на гастролях. Стинсон снова занял свое место, и они растянули концертную программу на три часа и тридцать с лишним песен, чтобы скомпенсировать недостающую взрывную энергию, а также добавили в довесок кавер на песню «The Seeker» группы The Who и инструментальную версию «Another Brick in the Wall (Part 2)» группы Pink Floyd.

На последнем концерте Иззи Стрэдлин почти по традиции исполнил роль камео и в середине вышел сыграть расслабленную версию классической песни из «Use Your Illusion» под названием «14 Years». Однако концерты в Вегасе окружала какая-то странная неопределенность. Когда они только начались, на сайте RadarOnline.com появилась информация, что Guns N’ Roses вот-вот распадутся. Согласно тому, что на сайте назвали «источником, приближенным к группе», участникам группы сообщили, что после Вегаса они свободны. «Аксель думает о том, чтобы покинуть сцену. Музыканты и работники команды удивились этой новости, и теперь активно ищут новую работу». По данным другого источника, «Аксель заработал достаточно денег и хочет перестать выступать… Он подумывает закончить карьеру».

Слухи быстро опроверг сам Аксель. «Я никуда не собираюсь, — написал он на «Фейсбуке». — У поклонников Guns N’ Roses радар настроен на всякую чепуху! Люблю вас всех!». Но не все в это поверили. Источник, приближенный к группе, описывал слухи о прекращении карьеры Акселя как «чушь собачью», но подтвердил, что участникам современного состава сообщили, что их расписание на ближайшее будущее свободно, и они могут заняться чем-нибудь другим. Если это правда, то, похоже, Аксель распустил свой новый состав. Но никто ничего не сказал Слэшу. Сольная карьера гитариста была на взлете. Когда в интервью ему задавали неизбежный вопрос о возможном воссоединении Guns N’ Roses, Слэш отвечал на них с вежливой усталостью. Его стандартным ответом было то, что нет, он не знает, в чем проблема Акселя в отношениях с ним, и что с тех пор утекло слишком много воды. Однако это не мешало Слэшу иногда бросать старый добрый камешек в огород нового состава. Как-то его спросили, что он думает о том, как Дафф заменял Томми Стинсона в 2014 году, и он ответил: «Вроде в этом не было ничего сложного. Дафф говорил мне, что будет играть вместо… как его там». Этот как-его-там, между прочим, играл в составе Guns N’ Roses уже 16 лет, а это на пять лет дольше, чем там играл сам Слэш.

Третий сольный альбом Слэша «World on Fire» вышел в сентябре 2014 года. Он был на двух дисках и снова вошел в топ-10 в нескольких странах, в том числе в Америке, Британии и Германии. Когда Дафф перестал заменять басиста Guns N’ Roses, то постоянно чем-нибудь занимался: играл в скромном стороннем проекте Walking Papers и более громком Kings of Chaos — коллективе звезд с переменным составом музыкантов, в числе которых были Джо Эллиотт из Def Leppard, Стивен Тайлер из Aerosmith, фронтмен ZZ Top Билли Гиббонс, а также его друзья Мэтт Сорум, Гилби Кларк и Слэш. Когда Слэш играл в составе Kings of Chaos, эта группа превратилось в коллектив, очень похожий на классических Guns N’ Roses.

В лагере Guns N’ Roses после концертов в Вегасе наступило затишье, причем подозрительное. Музыкантов беспокоило, что кормушка вот-вот закроется, и они наняли себе адвокатов. Исключением стал гитарист Рон «Бамблфут» Таль. Guns N’ Roses никогда не вписывались в заданные рамки, а в декабре 2014 года Бамблфут намекнул, что в их мире всё идет не так уж гладко и что его будущее и будущее группы, возможно, не совпадают. «Я сосредоточился на своем творчестве, — заявил он на пресс-конференции, посвященной выходу его сольного альбома. — Я уверен, что всех нас ждет интересный и захватывающий год — группу Guns, меня, всех. Больше огня… и у них, и у меня. Посмотрим, что будет в 2015 году». Невысказанные слова можно было легко додумать — Бамблфут больше не является участником Guns N’ Roses. Он просто не хотел говорить об этом. В январе 2016 года я связался с ним, чтобы взять интервью о его книге, и Бамблфут вел себя открыто и приветливо, а в электронном письме спросил, что еще он может добавить, чтобы не вызвать неприятностей. Но потом, когда я спросил, подписал ли Рон в составе контракта с Акселем соглашение о неразглашении, им овладела паранойя. Он снова написал мне электронное письмо, причем капсом: «Я НЕ ХОЧУ НИКОМУ НАВРЕДИТЬ». И добавил: «У меня уже появилось нехорошее чувство. Я ПАС».

Когда Таль ушел, на горизонте Guns N’ Roses замаячило гораздо более сейсмическое событие, хотя, если как следует присмотреться, в мыльной опере, которую разыгрывала эта группа, такими были многие события. 30 декабря 2014 года Слэш подал на развод со своей женой Перлой Хадсон, с которой прожил 13 лет. Они уже расставались в 2010 году, но скоро помирились. На этот раз пара решила расстаться насовсем. Вскоре после этого Слэш уже тусовался со своей новой девушкой Меган Ходжес — той же Меган Ходжес, которая была его первой любовью в подростковом возрасте, и которая ушла от него ради своего же блага, когда у Guns N’ Roses всё только начиналось. Той же Меган Ходжес, которая была близкой подругой Эрин Эверли и которая скоро сыграет ключевую роль в будущем как Слэша, так и его старого врага Акселя Роуза.

«Слэш встречался с Меган в 1988 году, когда ей было девятнадцать, — рассказывает Алан Нивен. — Но она ушла, потому что его жизнь превратилась в безумие. Меган — молодец, что из чувства самосохранения по-быстрому убралась оттуда. А теперь она вернулась в его жизнь, и этого было достаточно, чтобы закончить отношения, в которых Слэш был очень несчастен. Он снова влюбился в Меган, и ее поддержка помогла ему выйти из прежних отношений».

Когда Слэш снова сошелся с Меган, ему открылась новая дверь, говорит Нивен. «У Меган есть лучшая подруга в Атланте. Эту лучшую подругу зовут Эрин Эверли. Внезапно Эрин с Акселем снова стали общаться. Это примирение послужило основой примирению Акселя и Слэша. Им помогли Эрин и Меган».

На мысль о воссоединении Акселя натолкнул Рики Уорвик, бывший вокалист группы Almighty и нынешний фронтмен воскресших ирландских рокеров Thin Lizzy. Когда Lizzy играли на разогреве у Guns N’ Roses в 2012 году, Рики и Аксель подружились, и Уорвик рассказал журналу «Classic Rock»: «Аксель довольно реалистично рассматривал идею воссоединения и говорил: «Кто знает?» У него были светлые воспоминания о старой группе, и он всегда думал: «Посмотрим, куда нас приведет наш путь». Он никогда не говорил ничего вроде: «Только через мой труп».

Без каких-либо публичных объявлений к лету 2015 года Аксель, Слэш и Дафф уже общались — пусть и через менеджеров и адвокатов. По словам Алана Нивена, который по-прежнему близко общался со Слэшем, Дафф провел бóльшую часть подготовительных работ на данном этапе, и его слова подтвердил старый друг группы Марк Кантер, который заявил, что басист выступил в роли миротворца. Именно Дафф помог заключить сделку на издание DVD годом ранее. «Дафф сыграл важную роль в их примирении, — рассказал Кантер газете «Mail». — Он снова начал работать с Акселем и выступил хорошим посредником. Больше никто не общался и со Слэшем, и с Акселем. Когда Аксель изливал свою желчь на Слэша, Дафф помогал ему взглянуть на вещи глазами Слэша».

И новые Guns N’ Roses Акселя, и сольная группа Слэша готовились выпустить концертные DVD. В оба издания входили классические песни Guns N’ Roses, для использования которых требовалась подпись обеих сторон. Если в прошлом Аксель, скорее всего, ни за что бы не оказал своему старому заклятому врагу такую честь, то на этот раз он, кажется, согласился подписать соглашение без возражений. Настала оттепель. Всё это происходило в частном порядке. Внешний мир об этих делах не знал. То есть знал, что между ними никаких дел нет. По крайней мере до тех пор, пока всех не всполошил один-единственный твит. 6 февраля 2015 года Аксель Роуз отмечал свое 53-летие. Все, кто внимательно читал его «Твиттер», видели кучу поздравлений с днем рождения от поклонников со всего мира — людей, с которыми он вообще не был знаком. Но один из этих твитов выделялся:

«С Днем рождения, @AxlRose iiii];)».

Сообщение пришло от того самого человека, которого Аксель почти все эти 20 лет публично оскорблял и на которого клеветал, — Слэша. Подмигивающий смайлик в цилиндре показывал, что сообщение это и легкомысленно, и серьезно. Могла ли самая многострадальная дружба в истории рок-н-ролла снова воскреснуть после двух десятилетий язвительных обвинений? И, если да, то что это значило для величайшей рок-группы своей эпохи? Сам Слэш воздерживался от комментариев на эту тему, по крайней мере на публике. Когда он давал интервью на утреннем телешоу на американском канале «CBS», то не раскрывал своих карт. Его спросили о слухах, судя по которым они с Акселем наконец помирились, и Слэш тщательно подбирал слова. «На самом деле мы долго не разговаривали, но часть напряжения ушла, — сказал он. — Между нами больше нет этих трений. Дело не в том, что мы не ладим. Скорее, в том, что СМИ непомерно раздувают конфликт».

Когда Слэша прямо спросили о том, хочет ли он, чтобы собрался старый состав Guns N’ Roses, музыкант всячески уклонялся от ответа. Но то, чего он не сказал, говорило больше того, что произнес. «Я должен следить за тем, что здесь говорю. Наверное, если бы все захотели этого и на то были бы причины, думаю, поклонникам бы это понравилось. Возможно, было бы весело попробовать». Его бывшие коллеги по группе были не менее последовательны. В июне Даффа спросили, что он думает о возможном воссоединении. «Это могло бы произойти, а может, и нет, — ответил как всегда дипломатичный басист в интервью на американском радио «WIND-FM». — И, думаю, было бы чудесно, если бы в один прекрасный день мы снова собрались вместе. Одно это уже было бы круто».

Забавно, что некоторые участники нового состава Guns N’ Roses по-прежнему настаивали, что у них на повестке дня новый альбом. «Мы будем заниматься материалом в следующем году, — утверждал Ричард Фортус, гитарист, который участвовал в создании альбома «Chinese Democracy» в июне 2015 года. — В этом году у нас ничего не выйдет, но выйдет в следующем, и мы поедем в турне». Лукавил ли Фортус, или его просто ввели в заблуждение — было неясно. Но по крайней мере один из его коллег от всего этого устал. В июле Диджей Ашба подтвердил, что больше не является участником Guns N’ Roses, и сослался на семейные обязательства, а также на возобновление работы с басистом Mötley Crüe Никки Сиксом в новом стороннем проекте Sixx: A.M. «Я ухожу из группы с тяжелым сердцем и в то же время с гордостью за то, что объявил о своем решении закончить эту главу своей книги и оставить чудесное время, которое я разделил с Guns N’ Roses, в своих светлых воспоминаниях, — заявил Ашба в пресс-релизе, от которого у него самого, казалось, сжимались ягодицы, пока он окончательно не потерял контроль над собой. — Мне выпала чудесная возможность не только поработать с одним из самых талантливых коллективов, но и стоять на одной сцене с живой легендой и по-настоящему одаренным человеком Акселем Роузом. Та вера, которую вложил в меня Аксель, наполнила меня благодарностью и определила всю карьеру». В том же месяце и Бамблфут официально заявил об уходе. «Это не та тема, по поводу которой я готов вдаваться в подробности, — пояснил он журналисту Гэри Граффу, когда тот спросил, почему он уходит. — Думаю, по разным подсказкам вы и так поймете, почему…»

Всё указывало на тот факт, что «новые» Guns N’ Roses разваливались и что это событие открывало дверь воссоединению оригинального состава, или почти оригинального. Слэш спровоцировал новые слухи, дав интервью в шведской газете «Afronbladet» в августе 2015 года. Его спросили, помирился ли он с Акселем, и гитарист наконец подтвердил, что они общаются. «Знаете, всё это это было так давно, — сказал он. — Но, знаете, круто сейчас избавиться от негативной энергии, которая была между нами так долго». Он по-прежнему отказывался выложить все карты на стол и обсуждать вероятность воссоединения, но к тому моменту уже только слепой не видел, что пазл складывается. «О, я не смог ответить на этот вопрос, — сказал он. — Давайте сменим тему, потому что эта уже надоела».

Фрэнк Феррер, который исполнял ударную партию в «Chinese Democracy», тоже обронил случайный намек. «Я участник Guns, и Guns всё еще существуют, — заявил он американскому радио-диджею Митчу Лафону. — В Guns определенно есть потенциал, и мы много над чем работаем. Как только нам будет, что объявить, весь мир об этом узнает. Но всё движется вперед». Томми Стинсон, который не играл с Guns N’ Roses с их второй серии концертов в Вегасе, подлил масла в огонь слухов. Он подтвердил, что больше не является участником группы, и выразил желание увидеть вместе старый состав. «Я надеюсь, что они соберутся, потому что, когда возвращаешься к тому, с чего начинал, и смотришь, что получается, то в какой-то момент чувствуешь, что за все, сделанное тобой, тебя ждет награда — у меня так было с The Replacements, — поведал он веб-сайту «The Current». — Это хорошо. И я надеюсь, что у ребят всё получится, если это всё же произойдет».

В ноябре съемочная группа сняла видео, на котором американская звезда реалити-шоу Брэнди Глэнвилл кричит: «Guns N’ Roses возвращаются, ублюдки!» Тот факт, что Глэнвилл — близкая подруга жены Даффа, Сьюзан Холмс-Маккаган, вызвал серию загадочных твитов от инсайдеров лагеря Guns N’ Roses: «Что, выражение «отсутствие новостей — это хорошая новость» снова в ходу? Конечно, сегодня ведь каждый — журналист. Вот бы они умели читать по губам. Разумеется, они будут читать между строк». Через несколько дней Никки Сикс вставил свои пять копеек. В ответ на вопрос в «Твиттере» о том, собираются ли снова Guns N’ Roses, он написал: «ДА. ВСЕ ЗНАЮТ». Учитывая, что в другой его группе Sixx: A.M. на гитаре играл Диджей Ашба, можно было с уверенностью предположить, что Никки обладает инсайдерской информацией. Затем, когда Даффа заметили в студии со старым приятелем Иззи Стрэдлином, наблюдатели предположили, что они работают над материалом для нового альбома Guns N’ Roses. Оказалось, это не так: друзья общались тем летом и ранее, а песни писали для нового сольного альбома Иззи. «Мы говорили по телефону, и Иззи сказал: «Пойдем запишем песню», — объяснил Дафф. — Может быть, мы еще что-нибудь запишем. Нам просто нравится вместе сочинять музыку и нравится общаться. Это не запрещено».

По словам Алана Нивена, который наблюдал за событиями с горы в Аризоне, где он теперь счастливо устроился со своей красивой женой Хетер, в этом было нечто большее. «Не могу утверждать, но, если подумать, я бы сказал, что музыканты поняли, что им нужна одна или две песни от Иззи, — если это будут настоящие Guns N’ Roses. И, если я вообще знаю Иззи, думаю, он сказал: «Ага, ладно, я не против что-нибудь написать и записаться с вами, ребята».

Пойдет ли на это Аксель? Будет ли он просто петь под музыку, которую уже написали?

«О, конечно. Ведь раньше они проходили тот же самый процесс».

Но самый большой знак грядущего воссоединения был еще впереди. В декабре в кинотеатрах вышел долгожданный новый эпизод «Звездных войн» под названием «Пробуждение силы». К удивлению американских зрителей, перед фильмом безо всяких объявлений и объяснений показали трейлер с фрагментами черно-белой концертной видеозаписи «Welcome to the Jungle» с изображением толпы зрителей на концерте Guns N’ Roses. В это же время у официального сайта группы дизайн обновился на классический логотип Guns N’ Roses с двумя пистолетами и розой. Все товары с символикой «новых» Guns N’ Roses также заменили «классические» товары эпохи «Appetite» и «Illusion». Стало ясно — что-то вот-вот произойдет.

И наконец произошло. 4 января подтвердился секрет, который хранили хуже всего за всю историю музыки: Guns N’ Roses воссоединятся и станут хедлайнерами фестиваля «Коачелла» в апреле 2016 года. «Продолжая тридцатилетнюю традицию ломать стереотипы, задавать тенденции и навсегда менять облик рок-н-ролла, Guns N’ Roses объявляют о самом значительном и долгожданном музыкальном событии этого столетия», — гласил, сбивая дыхание, пресс-релиз, который как будто писал какой-то комитет. А затем стояло: «Основатель Аксель Роуз и бывшие участники Слэш и Дафф Маккаган соберутся вместе и станут хедлайнерами фестиваля музыки и искусств «Коачелла» (15–17 апреля и 22–24 апреля)».

Весь мир сразу же стал разбирать это заявление по частям. «Основатель» Аксель Роуз и «бывшие участники Слэш и Дафф Маккаган»? Означает ли это, что Аксель по-прежнему главный, а остальные не более, чем наемники? Они будут играть песни из альбома «Appetite», или Слэшу и Даффу придется учить песни из «Chinese Democracy»? Важнее всего то, где еще два человека, которых многими считают сердцем этой группы, — Иззи Стрэдлин и Стивен Адлер? Никто ничего не говорил. Такие огромные деньги стояли на кону — в своем последнем турне Guns N’ Roses получали около 350 тысяч долларов за концерт, по данным отчета в «Billboard». Однако для концертов воссоединившегося состава, по оценкам, эту цифру нужно было умножить минимум на десять. А так как эго, стоявшие на кону, были еще больше, то команда Guns N’ Roses по понятным причинам не хотела рисковать ни единым случайным комментарием, который бы разрушил этот карточный домик. Все — от участников группы до их публицистов, оказались в изоляции. Никакой информации не впускали не выпускали. Кроме двух концертов на «Коачелле», промоутеры группы, компания «AEG», также организовали воссоединившемуся составу два концерта на стадионе в Лас-Вегасе. По данным инсайдеров, за все четыре выступления они должны были получить 26 миллионов долларов. Многие люди стали появляться из ниоткуда и пытаться урвать лакомый кусочек участия в таком удивительном развитии событий. Главным среди них был Стивен Тайлер. «Я виделся с Акселем в паре клубов, год назад, два года назад, три года назад, сталкивался с ним, и мы разговаривали об этом, — поведал фронтмен Aerosmith диджею Говарду Стерну. — Я говорил: «Вам нужно, черт побери, опять собраться, и поскорее, потому что мы все по вас скучаем». То же самое кто-то говорил мне, когда мы ссорились с Джо Перри, гитаристом Aerosmith». Забавно, что заявление Тайлера быстро опровергли постом на «Фейсбуке» в лагере Guns N’ Roses: «Мы бы хотели выразить свое уважение и поблагодарить многих людей, которые приписывают себе заслуги за грядущие концерты и всё, что происходит между нами. Особенно тех, с кем мы не общались очень много лет…»

Другим не терпелось к чему-нибудь придраться. Когда Крису Питману сказали, что он не будет участвовать в воссоединении, тот написал твит, в котором назвал турне «охотой за деньгами». Однако меньше чем через сорок восемь часов он удалил сообщение, и это вызвало слухи, что, возможно, Крис всё-таки будет участвовать. В итоге из-за этого Питман лишился и последнего шанса, который у него, возможно, был. Теперь эта возможность ускользнула от него дальше, чем когда-либо.

Никого не удивило, что музыканты хотят появиться на «Коачелле». Это самый крупный музыкальный фестиваль в США и один из крупнейших в мире, к тому же прославившийся как место воссоединения групп — и за большие деньги. Guns N’ Roses не стали исключением. В «Billboard» утверждалось, что группа получит 7 миллионов долларов за каждое из двух выступлений на «Коачелле», а потом отправится в полноценное турне по Штатам и заработает еще по 3 миллиона фунтов за концерт. «Нужно было видеть промоутеров «Golden Voice» и «AEG», которые организовывали выступление на фестивале, принесшем в прошлом году восемьдесят миллионов долларов прибыли», — объяснил Том Зутаут журналу «Classic Rock». — Аксель Роуз никогда в жизни ничего не делал ради денег. Так же, как Слэш и Дафф. Но когда весь музыкальный мир борется за то, чтобы посмотреть на тебя, очень трудно устоять, особенно если «AEG» машет перед глазами такими огромнами пачками денег. «Коачелла» считается одним из крупнейших и наиболее авторитетных фестивалей в мире… Возможно, все вдруг решили, что будет правильно прощупать почву».

При отсутствии достоверных фактов домыслы и предположения распространялись как вирус. Учитывая такие огромные суммы денег на кону, неудивительно, что все участники Guns N’ Roses молчали. По иронии судьбы, первым человеком, который рассеял завесу тайны, был тот, кто, как известно, не участвовал в воссоединении. В конце февраля в ответ на слухи, что он появится/не появится (ненужное зачеркнуть) на «Коачелле», Иззи Стрэдлин наконец завел аккаунт в «Твиттере. Первым же твитом он прояснил свою позицию: «На данный момент я не участвую в предстоящем концерте Guns N’ Roses 2016 года». Однако мельничное колесо слухов это не остановило. Как раз наоборот: теперь многие источники утверждали, что гитаристу предложили 40–50 тысяч долларов за выступление на нескольких песнях на каждом концерте, но Иззи якобы хотел либо полноценное место в группе, либо ничего. Эксперты пришли к согласию, что музыканты уже оговорили свои доли: Аксель получит ни больше ни меньше, чем 50 процентов всей прибыли, а Слэш и Дафф согласились поделить между собой оставшиеся 50 процентов. Взять Иззи означало уменьшить долю каждого. Может, когда-нибудь в следующий раз тогда

Через несколько недель Стивен Адлер, который бы с радостью согласился на любую сделку, подтвердил, что тоже поучаствует в предстоящем цирке. Он отменил концерт своей группы Adler’s Appetite, который должен был состояться на знаменитой площадке «Whisky» в Стрипе бульвара Сансет, и пообещал, что сделает «большое объявление». Все знаки указывали на секретный разминочный концерт воссоединенных Guns N’ Roses, где Адлер сядет за барабаны. История приближалась к своему апогею.

К 1 апреля было уже не секретом, что Guns N’ Roses впервые появятся на сцене вместе с момента объявления о воссоединении, и в это утро они сделали официальное заявление, что вечером сыграют вместе — не в «Whisky», а в «Troubadour» — том самом клубе, где у них состоялся дебют на сцене в 1985 году. Это событие мгновенно стало самым важным в городе. И это была не единственная новость. Как и предсказывал журнал «Billboard», группа отправлялась в турне из 21 концерта по США, которое они назвали — не без иронии — «Not in This Lifetime» («Не в этой жизни». — Прим. пер.). Эта фраза взята из одной старой цитаты Акселя еще с тех времен, когда воссоединение казалось вовсе невозможным.

За несколько часов до официального объявления поклонники, которые обо всём догадались, уже выстроились в очередь у бывшего магазина «Tower Records», а теперь гитарного шоурума «Gibson», чтобы запастись всевозможными товарами с символикой Guns. К 4 часам утра в очереди за 250 билетами по 10 долларов стояло уже больше сотни человек. В тот вечер, кажется, весь Лос-Анджелес собрался в клубе вместимостью в 400 мест. В 250 счастливых обладателей билетов входили инсайдеры музыкальной индустрии и множество знаменитостей, в том числе актеры Николас Кейдж, Джим Керри, Брэдли Купер и Кейт Хадсон, комик восьмидесятых Эндрю Дайс Клэй и музыканты Ленни Кравитц и Лана Дель Рей, а также бесчисленные халявщики и прихлебатели. Еще до выхода группы атмосфера стала настолько заряженной, что могла обеспечить электричеством всё Западное побережье. А потом, едва за полночь — на час позже объявленного времени, но на целую жизнь раньше, чем все ожидали, — Guns N’ Roses вышли на сцену «Troubadour». Слэш и Дафф, оба в темных очках, вышли первыми, с флангов их прикрывали Фрэнк Феррер на барабанах, Ричард Фортус на месте Иззи, Диззи Рид на своем месте и таинственный новый участник — Меллиса Риз, тоже за клавишами; она была моделью, музыкантом и раньше работала с бывшим барабанщиком Guns N’ Roses Брайаном «Брейном» Мантией. За ними появился — ага, это он! — Аксель Роуз, который больше напоминал «оригинального» себя, чем когда-либо за последние 20 лет.

За несколько секунд все сомнения в воссоединении Guns N’ Roses 2016 года испарились. Акселя было не узнать по сравнению с той хрипящей, неуклюжей фигурой, которой он был последние несколько лет: он заметно похудел, отпустил волосы до плеч и был настолько похож на того прежнего Акселя, на тот яростный вихрь, насколько этого можно ожидать от человека далеко за пятьдесят (источники, утверждавшие, что он ходил в тренажерный зал, явно не лгали). Слэш и Дафф, по сравнению с ним, выглядели точно так же, как и всегда: первый как человек из мультика, в потрепанной футболке и цилиндре, который выпиливает мгновенно узнаваемые риффы, а второй как воплощение силы, которая уравновешивает хаос, происходящий вокруг.

Лютое исполнение первых двух песен, «It’s So Easy» и «Mr Brownstone», мгновенно перенесло зрителей на 30 лет назад, потом Аксель проревел: «Вы вообще знаете, где, черт возьми, находитесь?» — а Слэш встал на монитор и мелко нарезал рифф «Welcome to the Jungle», как убийца, делающий свое черное дело. Однако ретро-путешествие закончилось через три песни, когда Слэш и Фортус начали играть жесткую колючую версию «Chinese Democracy» — и это в очередной раз доказывало, что к музыкантам вернулось взаимное уважение. Они не избежали и громких хитов: «You Could be Mine», «Knockin’ on Heaven’s Door» Дилана и «Live and Let Die» Маккартни, а также бессмертной «Sweet Child o’ Mine», от которой некоторые зрители даже прослезились, а также копнули несколько глубже, исполнив «Double Talkin’ Jive» из «Use Your Illusion I» и каверы на «New Rose» группы The Damned (из «The Spaghetti Incident?») и «The Seeker» группы The Who. Прозвучал еще один трек из альбома «Chinese Democracy» — «Better», которым Слэш заставил замолчать всех сомневающихся. Конечно, Аксель со Слэшем не много взаимодействовали на сцене, но, по правде говоря, они никогда этого по-настоящему и не делали.

В основном выступление ответило на несколько ключевых вопросов. На нем не было Иззи, ни в одной песне, как не было и Стивена Адлера за барабанами (оказалось, что Адлер должен был играть, но повредил спину). Но для разгоряченных 400 зрителей эти «кто» и «что» едва ли имели значение. Чертовы Guns N’ Roses вернулись и наделали шума, который раскатился эхом по всему миру.

На ясном горизонте маячило всего одно маленькое облачко. Через неделю после этого концерта и за день до того, когда они должны были впервые официально вместе выступить в Вегасе, Аксель объявил в «Твиттере», что сломал кость в ступне, поскользнувшись на сцене клуба «Troubadour». «Вот что случается, когда делаешь что-то, чего не делал 23 года», — написал он и выложил ссылку на короткое видео, где врач объясняет, что произошло, и тем не менее уверяет поклонников, что шоу всё равно продолжается. «Для Акселя сделали специальное устройство, чтобы он мог выступать», — сказал врач.

Дальше произошло нечто, что доказало — Аксель Роуз в 2016 году уже нет тот Аксель Роуз, которого мы знали раньше. Если в прошлом он бы не думая отменил концерт, то сейчас знал, что все глаза в мире обращены только на него. Вместо того, чтобы запороть то, что еще даже не началось, Аксель придумал план на границе с гениальностью.

Летом 2015 года фронтмен Foo Fighters Дэйв Грол упал со сцены на концерте в Скандинавии и сломал ногу, из-за чего не мог выступать стоя. Грол почерпнул вдохновение в телесериале «Игра престолов» и заказал себе «железный трон» из гитар, на котором выступал сидя. И сейчас он предложил Акселю одолжить у него этот трон.

Несмотря на странное зрелище того, как Аксель просидел всё выступление, — хотя это не помешало ему менять головные уборы в перерывах, а полураздетым девушкам приносить на сцену всякий реквизит — концерты в Лас-Вегасе отгремели просто великолепно. Аксель царственно восседал на троне, а праздник пришлось создавать остальным, и с этим они блестяще справились. Если концерт в «Troubadour» был только разминкой, то сейчас перед нами предстали Guns N’ Roses того масштаба, какими мы привыкли их видеть много лет назад. Всё это было хорошим знаком для приближающегося выступления на «Коачелле».

Однако осталось пройти еще один поворот. За несколько недель до этого австралийские рок-легенды AC/DC объявили, что их вокалисту Брайану Джонсону пришлось закончить турне в самом его разгаре из-за угрожающих карьере проблем со слухом. Чтобы не отменять концерты, группа объявила о том, что перенесет свое турне по Штатам на конец года, а петь будет приглашенный вокалист.

Почти сразу пошли слухи, что это место займет Аксель. Но это выглядело смешно. С чего бы человеку, посвятившему свою жизнь Guns N’ Roses, подхалтуривать в группе того же, если не большего, масштаба? Тем более, в тот момент, когда он только что взялся за воссоздание своей собственной группы? И когда он вынужден выступать сидя?

Казалось бы, ничего из этого не имело смысла — воссоединению Guns N’ Roses уделяли столько внимания, что, кажется, не время подрабатывать где-то еще. А слухи всё множились. Американский диджей Джейсон Бэйли утвержал, что «один хороший источник» рассказал ему, будто Аксель и в самом деле поедет на гастроли с AC/DC. Через несколько дней появились фотографии, где Роуз выходит с площадки в Атланте — том же городе, где AC/DC поставили на паузу свои гастроли. Сообщалось, что он прилетал на репетицию. Утром того дня, когда Guns собирались дать первый концерт на «Коачелле», AC/DC опубликовали официальное заявление и подтвердили, что Джонсон участвовать в дальнейших концертах не будет, а гастроли они закончат с Акселем Роузом. «Очень повезло, что Аксель любезно предложил помочь нам выполнить свои обязательства», — написали музыканты.

Так это правда. Аксель будет вести двойную жизнь — в Guns N’ Roses и AC/DC. Затворник мира рока внезапно превратился в звезду первой величины. В зависимости от того, с какого ракурса посмотреть, время объявления было просчитано либо плохо, либо, наоборот, мастерски. Через несколько часов Guns N’ Roses должны были играть на одном из крупнейших фестивалей в мире, и эта новость, кажется, негативно сказалась на воссоединении. Если Акселя так легко удалось переманить AC/DC, то насколько же он верен Guns N’ Roses? С другой стороны, она только подогрела интерес к самому громкому воссоединению десятилетия. Что бы ни думали Слэш и Дафф, они никак это не прокомментировали и спокойно держались в стороне от всех безумств, которые творил Аксель в этом турне. Пока он является на концерты вовремя — или почти вовремя, черт побери, — всё будет круто, детка. По крайней мере, так они говорили сами себе.

В тот вечер группа вышла на сцену фестиваля «Коачелла» с опозданием всего на семь минут, и в этот концерт они вложили все громы и молнии, которые оставались у них в запасе. Аксель снова правил бал со своего кресла, а почти 80 тысяч зрителей — многие из которых были еще молоды и не видели Guns N’ Roses в прежние годы — наконец поняли, из-за чего весь сыр бор. У ребят в рукаве остался еще один козырь. «Так как я не могу бегать по сцене и развлекать вас, — объявил Аксель со своего трона, — мы пригласили друга, который немного оживит наш концерт». И тут к Слэшу вышел гитарист AC/DC Ангус Янг, одетый в свою фирменную школьную форму. Янг начал играть электрическую версию песни AC/DC «Whole Lotta Rosie», на которую Guns N’ Roses сделали кавер еще в свои ранние годы. Если у кого и были сомнения о том, насколько этично со стороны Акселя заменить фронтмена AC/DC и может ли он вообще это сделать, то эта композиция все их развеяла.

Второму концерту на «Коачелле» через неделю не хватало элемента неожиданности первого, но он был важен по одному ключевому фактору — группа вышла на сцену вовремя. Это послужило добрым предзнаменованием грядущего тура. Ведь того старого Акселя больше не было. Перед нами предстала новая, улучшенная версия У. Акселя Роуза: пунктуальная, всепрощающая, смиренная. По крайней мере, именно так сейчас казалось. «Это будет совсем не такое турне, как раньше, — предсказывала Арлетт Верики в журнале «Classic Rock». — В этот раз всё будет совершенно по-другому, потому что все трезвые. Аксель по-прежнему временами выпивает, но он никогда много не пил. Дафф и Слэш трезвы как стеклышко. Будет как интересно посмотреть, как они в итоге продержатся, когда трезвые».

А источники, приближенные к группе, утверждали, что группа — или некоторые ее участники — уже начали работать в студии над новым материалом еще до официального объявления о воссоединении. «Я знаю, что друзья что-то записывают, — сообщила Верики. — Они точно чем-то занимаются в студии. Акселя там не было, но Слэш точно был, и эта информация не для посторонних ушей».

Что будет с Guns N’ Roses дальше, остается только гадать. Группа, которая когда-то сделала себе репутацию на непредсказуемости, по-прежнему может слететь с катушек. Это турне, может, и уйдет в прошлое, но люди, которые в нем участвуют, вряд ли долго будут предаваться ностальгии. «Всегда должен присутствовать элемент творчества, — считает Алан Нивен. — Guns N’ Roses строятся на уникальном духе, на индивидуальности. Они не могут работать только ради денег. Дело в наследии. Ведь не бывает катафалков с багажными полками».

После «Коачеллы» Аксель оказался в особом положении самой востребованной и знаменитой рок-звезды на планете. После стольких лет периодических выступлений на публике и больших перерывов между ними он теперь словно наверстывал упущенное, выступая сразу с двумя величайшими группами на планете. Когда-то известный затворник теперь был повсюду. Многие боялись, что воссоединение Guns N’ Roses станет второстепенным событием на фоне объявления о том, что Аксель заменит Брайана Джонсона в AC/DC. Всё усугубляло еще и то, что первые несколько концертов в Европе должны были состояться меньше, чем через месяц после триумфального возвращения Guns N’ Roses. Внезапно воссоединение века затмило событие, которого никто даже представить себе не мог.

Не всем снесло крышу от возрождения супергруппы Франкенштейна. Роджер Долтри, вокалист, преуспевший в работе с The Who, и друг Брайана Джонсона, плевался больше всех. Он ворчал, что АС/DC плохо обошлись с его другом, в том числе в том, как они объявили об этом событии. Когда Долтри спросили, пойдет ли он на концерт, где с AC/DC будет петь Аксель Роуз, тот лишь пренебрежительно фыркнул. «Пойти в караоке с Акселем Роузом? Ну уж нет». Многие давние поклонники AC/DC разделяли его мнение. По крайней мере до тех пор, пока воочию не увидели, как Аксель смотрится на сцене с Ангусом. Пресса быстро уцепилась за неуклюжий гибрид «Аксель/DC», сделав его предметом насмешек, и сетовала на то, как хладнокровно AC/DC выбросили Джонсона на свалку. Им стало интересно, как одна из самых живых и подвижных групп будет работать с человеком, прикованным к креслу, на сцене и вне ее. Кассандры музыкальной прессы предрекали катастрофу. Тем временем стареющие рокеры исходили желчью на «Фейсбуке» на тему того, что Ангус Янг рушит наследие некогда великой группы, что они объявят бойкот этим концертам, что Бон Скотт перевернется в гробу (забавно, они забыли о том, что Аксель Роуз — самый большой поклонник Бона Скотта). Люди начали требовать возврата денег — они покупали билет на AC/DC, а не на Аксель/DC.

Возможно, впервые за всю карьеру AC/DC пришлось выйти из своего бункера и ответить на события внешнего мира. В начале мая промоутеры турне объявили, что вернут деньги всем желающим. «Такое решение приняли участники группы, — заявил их представитель. — Они заботятся о своих поклонниках и хотят поступить с ними честно, поэтому попросили местных организаторов возвращать деньги за билеты». Едва ли это хороший знак перед грядущим сотрудничеством Акселя и AC/DC, зато это мастерский ход по сглаживанию урона — хотя музыканты, должно быть, нервно сглотнули, когда 7 тысяч человек потребовали возврата денег на концерте в Бельгии. В Великобритании, как сообщалось, дела обстояли еще хуже. Пошли слухи, что за концерт на Олимпийском стадионе в Лондоне возврата потребовала половина зрителей. Зато волну осуждения, которая обрушилась на AC/DC и на Акселя в частности, более чем скомпенсировала новизна и необычность самого события. Не так часто какая-нибудь величайшая рок-группа в мире, кроме Rolling Stones, приглашает столь обсуждаемого вокалиста. Такое и правда случается раз в жизни. По крайней мере до тех пор, пока в лагере Guns N’ Roses картинка не стала расходиться с реальностью. Пошли слухи о том, что Аксель и Слэш так и не уладили свои разногласия, едва общаются друг с другом и вообще не разговаривают. После всей суматохи, связанной с воссоединением, вновь собравшиеся гребаные Guns N’ Roses находились в серьезной опасности очередного угасания. Вокалист, безусловно, испытывал больше энтузиазма по отношению к работе с AC/DC, чем к развитию группы, которую только что воскресил. Человек, который бóльшую часть последних двадцати лет старался проводить, держась как можно дальше от прессы, вдруг стал не сходить с экранов. Появились любительские видео, как Аксель ковыляет по аэропорту или выходит из отеля и даже общается с представителями широкой общественности. И всё это без единой драки.

Вдруг этот словно зачарованный Аксель даже появился в коротком промо-видео за несколько дней до концерта Аксель/DC в Лиссабоне в Португалии. Аксель и его новые коллеги из AC/DC Ангус Янг и басист Клифф Уильямс, неловко взгромоздившись на высокие стулья где-то за кулисами, попытались продать предстоящие гастроли миру. Все трое выглядели так, будто хотели оказаться где-нибудь в другом месте, но в итоге безуспешно старались представить концерты как великое событие. «Лиссабон, мы идем! — каркнул Ангус Янг, как будто ему только что сказали, что через несколько дней он будет играть в столице Португалии. — Мы очень рады оказаться здесь, в Португалии, приехали устроить вам отличный рок-концерт и надеемся, что вы придете». Речь Акселя оказалась еще менее назидательной: «Точно, — добавил он, натянуто улыбнувшись на камеру. — Мы очень рады быть здесь».

По крайней мере, этот 30-секундный ролик показал, что AC/DC вообще не стоит подпускать к камере. Но в каком-то смысле он стал революционным — вряд ли музыканты сделали бы что-то такое с Брайаном Джонсоном. И Аксель вряд ли записал бы нечто подобное со Слэшем и Даффом. Но потом еще нужно было продать билеты. Много билетов, на концерты обеих групп.

Гораздо более показательно было интервью Акселя на «BBC». Рассказывая о том, как вышло, что он будет петь с AC/DC, он объяснил: «Когда я прочитал новости о ситуации, в которую попал Брайан из-за проблем со слухом, то сразу позвонил парню, который сейчас руководит у них производством, потому что знал, как сложно будет распродать билеты. Поэтому я сказал, что, если могу помочь и им нужна эта помощь, то я готов. Так всё началось. Я не смотрел на это так: «О, я пою с AC/DC». Я рассматривал это, скорее, как что-то, что может у меня получиться, если остальные сочтут, что я справлюсь». Новая улучшенная версия Акселя даже нашла время пошутить. «Всё началось довольно хорошо, а потом стало еще лучше, — сказал он. — Надеюсь продержаться хотя бы до конца первого концерта, пока меня не уволят».

Аксель/DC приехали репетировать в Лиссабон за две недели до первого концерта, 7 мая. Поклонники, собравшиеся у площадки, записали, как Аксель и AC/DC репетируют такие классические хиты, как «Back in Black» и «Highway to Hell». Людям пришлось неохотно признать, что звучит здорово, даже через толстые бетонные стены. Но в день концерта приметы сначала говорили не в их пользу. На набережной реки Тежу, где они собирались выступать, весь день лил проливной дождь — даже большому парню наверху, видимо, не понравился союз Аксель/DC. Зато менее чем за час до концерта дождь перестал, облака рассеялись, и стало ярко светить солнце. «День стал ясным и солнечным, — первым делом сказал Аксель 50-тысячной толпе зрителей. — Приятно с вами познакомиться».

За этим последовало настоящее откровение. Аксель не только рассеял все сомнения, но и пел с такой уверенностью, что о Брайане Джонсоне все быстро забыли. Концерт не превратился в караоке, где сбывается мечта юного поклонника, — Аксель царственно возвышался над музыкой и уверенно встал в центре представления. Даже сидя на своем «троне», своей харизмой и энергией он, кажется, затмил Ангуса Янга. Аксель вопил и визжал весь концерт, в котором признанные хиты AC/DC сочетались с необычными сюрпризами, — например, песней «Riff Raff», которую они не играли несколько десятилетий, — а Ангус, кажется, скинул несколько лет. Это было не просто шоу Ангуса. Это было шоу Ангуса и Акселя.

Отзывы были единогласно восторженные. «Роуз, которому знакомы злоба и человеконенавистничество, идеально исполняет эти песни и привносит в них свежую волну», — писали в «Guardian». «Представление намекнуло на потенциальную возможность нового союза стать гастрольным хитом этого лета», — вторили в «Rolling Stone». Гастроли продолжались, а те поклонники, которые вернули деньги за билеты, внезапно пожалели о своем решении. Через десять дней Аксель встал со своего кресла на ноги, и в программу вошли песни AC/DC, которые они не исполняли много лет, — или, как в случае классической «Touch Too Much» эпохи Бона Скотта, вообще раньше не исполняли. Какой бы ни была первоначальная реакция, стало ясно, что Аксель фактически подарил музыке AC/DC новую жизнь и в то же время сам поднялся на небывалый уровень. Казалось, злой противный Аксель остался в прошлом, а его заменил другой — хороший и добрый. «Впервые в жизни я смотрю на этого парня, и он выглядит невероятно счастливым, — признается Дуг Голдстейн. — А значит, я тоже невероятно рад за него».

Единственное, о чем никто не говорил, — это то, какое влияние оказал успех проекта Аксель/DC на Guns N’ Roses. В общем-то, никто особенно и не говорил о Guns N’ Roses. Ангус Янг с восторгом отзывался о своем новом вокалисте: «Я знаю, что Акселю очень нравится с нами петь, и он всё время спрашивает, можно ли ему спеть еще». Это выглядело так, будто Акселя больше интересует возможность выступать с AC/DC, чем катать свою собственную группу по американским сараям. По иронии судьбы, музыканты поменялись ролями. Когда-то Аксель был молчаливым затворником и держался подальше от внешнего мира, а теперь такими стали Слэш и Дафф. Кроме твита от Даффа, в котором он желал Акселю удачи на первом концерте, оба они сохраняли сдержанное, но заметное молчание. Возможно, в слухах о непрощенных обидах была доля правды.

8 июня AC/DC прилетели в Лондон, чтобы дать концерт на Олимпийском стадионе перед 80 тысячами зрителей. В тот же день Слэш объявил в соцсетях, что тоже приехал в город. Прошел слух, что Дафф тоже с ним и что их привез промоутер AC/DC, чтобы устроить Акселю сюрприз. Сделают ли они какой-то жест в ответ на честь, которую оказал им Ангус Янг своим выходом на сцену на концерте Guns N’ Roses на «Коачелле»? Как оказалось, нет, зато в «Твиттере» Guns N’ Roses появилась фотография, на которой Аксель, Слэш и Дафф увлеченно о чем-то разговаривают за кулисами. Она не только опровергла предположения, что Слэш обиженно отказался прийти на концерт, но и язык тела троих музыкантов говорил о том, что после всего, что было, между ними нет никакого напряжения.

Просто трое миллионеров среднего возраста тусуются и смеются вместе, не совсем друзья, зато деловые люди, которые решили честно подзаработать… Неужели этим кончится сага Guns N’ Roses?

Не дайте себя обмануть. Пока ничего официально не подтвердили, но Guns N’ Roses гастролируют весь 2017 год и планируют продолжать и в 2018 году, учитывая, что все пока что вежливо друг с другом разговаривают. Летом 2017 года альбом «Appetite» отметил свое 30-летие новым шикарным переизданием, в котором наряду с множеством альтернативных версий можно услышать несколько дополнительных треков из запасников. Когда я пишу эти строки, Стивен Адлер уже присоединился к ребятам и сыграл с ними две песни на сцене в Цинциннати: «Out ta Get Me» и «My Michelle». Аксель представил барабанщика зрителям, собравшимся на стадионе «Brown», сказав просто: «За барабанами, возможно, знакомый вам парень. Дамы и господа, мистер Стивен Адлер». Неистовая буря аплодисментов! Когда группа отгремела бешеную «Out ta Get Me», Аксель сказал: «Думаю, надо спеть еще одну». С того дня Стивен появился еще на нескольких концертах, и снова в качестве «секретного приглашенного гостя».

Организаторы предусмотрительно отложили немного денег на случай, если Иззи захочет как-то поучаствовать. «Все знают, что Стиви душу бы продал за то, чтобы снова выйти с ними на сцену. Но Иззи? Думаю, отношение у него примерно такое: «Кстати, если я решу, что это безопасно, и мне захочется прийти и сыграть на одном — двух концертах, вы заплатите мне вот столько», — предполагает Алан Нивен. «Потому что мы все знаем, что, как скептик, он не захочет лишней болтовни и будет отсиживаться в стороне, пока не почувствует себя в безопасности».

В поисках объективного мнения, которым можно было бы закончить эту книгу, я позвонил Стефани Фаннинг и спросил, что она думает о воссоединении Guns N’ Roses.

«Ну, они пошли ва-банк! — рассмеялась она. — Думаю, им здорово выбраться и снова играть эти песни. Особенно Слэшу, потому что, думаю, он больше всех по этому скучал. Группа и ее наследие — главное в его жизни, и я рада, что у него это снова есть. Правда рада».

Они просто должны быть вместе, считает Стефани. «Это волшебство! Волшебство! Это на самом деле так. Не знаю, как это получилось, но ведь получилось же. То, что эти пятеро парней собрались вместе, — просто чудо. А альбом «Appetite»? Когда слушаешь его в первый раз, хочется крикнуть: «Да! Да!!» В мире нет ничего подобного. Помню, как услышала его в первый раз и подумала: «Черт побери, это же волшебство!»

«Жаль, что Стивен и Иззи не участвуют, — говорит она. Но ведь Иззи стучит в свой барабан, это точно — он не может без музыки. Думаю, то же можно сказать и про Акселя, и про Слэша. Ведь это и сделало их такими особенными, когда они все вместе».

Да.

За 30 лет о Guns N’ Roses написали много миллионов слов — о старом составе, о новом составе — зависит от того, о каком больше думаешь. Но никто еще не добрался до правды. А правда вот в чем: Guns N’ Roses всегда были группой вне времени, последними из гигантов. В них есть то самое чистое золото, которым стремится обладать каждая рок-группа со времен Rolling Stones и почти ни одна не обладает, — опасность. Это существа из другого мира, которые нарываются на неприятности, крадут наши души, пьют нашу кровь. Имеют нас.

Они никогда этого и не отрицали. Даже в 1980-х годах, когда только начинали, — эти опасные мальчики из Стрипа в татуировках и с шилом в заднице имели всех с самого первого сингла. Эти фрики, слетевшиеся на неоновые огни, отказывались играть по правилам. Приходилось смотреть на них дважды, потому что невозможно было поверить своим глазам. Поверить, что в эпоху, когда Bon Jovi, улыбчивые и ненастойчивые ребята, проходящие цензуру на «MTV», выступающие за безопасный секс, были величайшей группой в мире; в эпоху, когда магическо-мистические музыкальные группы вроде Led Zeppelin, Doors и Stones диктовали свои правила и рисовали карты мира, наполненного странными снами и запретными фантазиями, вдруг появилась банда, которая словно сошла с кровавых кокаиновых страниц старой рок-сцены золотого века конца шестидесятых. Это казалось невозможным, но в Акселе Роузе, Слэше, Даффе и Иззи (и откуда они только брали эти имена?) всё казалось невероятным. И именно поэтому в конце концов мы так сильно их полюбили. И поэтому нам так хочется снова испытать это чувство — ведь оно нужно нам как никогда.

Заявление о намерениях кристальнее метамфетамина: Guns N’ Roses не искали карьеры. Они не молили тебя о любви. Им не нужно было становиться рок-звездами, чтобы подсесть на героин, им не требовалось одобрения прессы, чтобы обоссать тебе ногу. Им вообще ни на что не требовалось разрешения, большое спасибо за это, мать твою.

Но самое невероятное и поразительное во всем этом — музыка. Аксель, Слэш, Дафф и ребята, может, и выглядели как Mötley Crüe, но звучали всегда ни на что не похоже. Как будто Элтон Джон сыграл с New York Dolls. Как будто Queen проехались с Игги и The Stooges. Ты слышишь «Welcome to the Jungle» и сразу понимаешь, что попадаешь куда-то не туда, в худшую часть района. «У нас есть всё, что тебе нужно, — хрипел Аксель, а Слэш пронзал воздух своими риффами, как ножом. — Дорогуша, мы знаем имена…» И ты вздрагиваешь при одной только мысли об этом, понимая, что это правда. А затем ты слышишь «Sweet Child o’ Mine», с ее диснеевским праздничным риффом, и Аксель нежно говорит с тобой, успокаивает тебя и наполняет чистой поэзией: «Ее волосы напоминают мне о детстве, / Где было хорошо и где бы я мог спрятаться», — и думаешь, черт побери, Аксель когда-то был маленьким? Ведь это значит, что всё это… на самом деле?

Да. Трудно поверить, но… да. Всё это было правдой.

И вот о чем эта книга. Она не имеет никакого отношения ко мне, никакого отношения к той песне, хотя она по-прежнему является одной из величайших песен всех времен, наряду с «Positively Fourth Street» Боба Дилана и «How Do You Sleep?» Джона Леннона. Но это и так известно. Ничего нового.

Эта книга о том, что произошло, когда банда ребят, у которых нет плана Б и которые готовы на что угодно, лишь бы не быть частью так называемого реального мира, собралась вместе и, совершенно тому не удивившись, в одночасье стала величайшей рок-группой в мире. Это был билет в один конец в эпоху до хэви-метала, до панка, до любого другого направления, которое вышло из чистой музыки, которую усовершенствовали и снова продали нам как старый добрый рок. Музыки, от которой нас всех трясло в восьмидесятых, и всю жизнь после этого покачивает легкой дрожью.

Прежде всего, Guns N’ Roses важны потому, что в то время, когда такая злая, надежная рок-музыка, казалось, уже умерла, вдруг появилась эта совершенно невозможная группа, которая устроила в наших умах такую революцию, какой мы не знали с 1969 года, и не брала пленных. Guns N’ Roses вернули жесткие времена, и за это получили в награду черные сердца плохих парней и крутых девчонок всего мира. Guns N’ Roses нравились даже добропорядочным гражданам, которые знали, что происходит что-то настоящее, несмотря на то, что чувстовали ушибы. Потому и эта книга — нечто новое. Она написана в трезвом уме, в котором смотришь на всё 25 лет спустя, если доживешь; с той же верой, благодаря которой я увижу Акселя, Слэша, Даффа и Стивена, и, кто знает, может, когда-нибудь даже Иззи — снова вместе. Один последний раз, пока их слава наконец не угаснет. Пока не станет слишком поздно, черт побери, чувак. И пока это может быть сказано с безумной любовью и глубокой привязанностью, с миром, любовью и пониманием, без невидимых натянутых струн.

Потому что, когда Guns N’ Roses уйдут, с ними навсегда уйдет золотой век рока и больше не повторится на бис. Когда уйдут они, уйдем и мы, те наши поколения, которые позволили своей жизни слиться с этой музыкой, этим посланием и этим смыслом. Те из нас, кто понимает, что, когда всё уже сказано и сделано, Аксель Роуз — тот, кем мы так отчаянно хотим его видеть: последний из по-настоящему выдающихся, великих рок-звезд на все времена, без извинений, объяснений, без пощады. Последний из своего племени.

Надеюсь, он будет опаздывать на каждый концерт все оставшиеся гастроли. Надеюсь, он будет задавать всем жару каждым своим шагом. Потому что Аксель — это Аксель, великий и ужасный. И именно поэтому люди любят его больше, чем когда-либо. Его подлинность, умение рисковать, его храбрость. Мало кто этим обладал в 1960-е. Сейчас этого нет ни у кого.

Это не Мик Джаггер — Аксель Роуз не может красиво состариться. А Guns N’ Roses — это не Metallica, не корпоративная франшиза, которая искусно планирует каждый свой шаг. И уж точно не Black Sabbath, не заводная игрушка, которая работает за счет поворота ключа в спине. Не какая-нибудь свинка-копилка.

Это чертовы Guns N’ Roses, детка. И, как поется в песне, они никогда, никогда не успокоятся.