Чтобы разузнать, кто была та женщина, Томасу потребовалось совсем немного времени. Когда священник спросил про Шарлотту Белл, секретарша не удивилась. Напротив, она ожидала, что он вот-вот включится в войну против семейства Белл, которую вел когда-то преподобный Лайл.

— Беллы — они слишком… кхм… земные, — сказала Альтея. — Если вы понимаете, о чем я.

Томасу только того и надо было. Он полжизни был женат на женщине не от мира сего. И теперь не отказался бы познакомиться с женщиной, к которой пристало немножко грязи.

Когда новый пастор явился с визитом, Летти хватило одного взгляда, чтобы понять: он уже попался к Шарлотте на крючок.

— За шашни со священником вы отправитесь прямиком в ад! — объявила домработница, угрожающе тряся пальцем перед носом у хозяйки.

— Он священник? — вспыхнула Шарлотта. — Вот же сукин сын!

Рывком отворив входную дверь, она смерила гостя гневным взглядом.

— Какого черта вам тут надо? — осведомилась женщина, загородив вход в дом.

— Шарлотта Белл, — произнес Томас, — я люблю вас.

Шарлотта рассмеялась ему в лицо.

— Вы не первый, кто так говорит, и уж наверняка не последний!

— Да, — промолвил он, шагнув ей навстречу, — но я буду последним, кому вы скажете эти слова.

Он так это произнес, что задел ее за живое.

Шарлотта захлопнула дверь с такой силой, что молоточек подпрыгнул и стукнул по пластине. Она прислонилась к двери изнутри, словно сдерживала натиск врага. Томас зажмурился и прижался лбом к двери с другой стороны. Так они и стояли, разделенные всего парой дюймов.

*

Однако все-таки случались минуты, когда Шарлотта Белл была ранима и уязвима, и Томас теперь знал об этом.

— В конце пути каждого из нас ожидает смерть, — сказал Томас, когда Альтея принесла весть о том, что Марта Мэдисон мирно, во сне, отошла в мир иной, и было ей девяносто два. — Оплакивать стоит лишь того, кто боится встречи с Создателем.

Альтея вернулась к своему письменному столу, закурила «Лаки страйк» и крепко задумалась.

Когда гроб Марты опускали в землю, до Томаса вдруг дошло, что он не единственный мужчина в Липерс-Форке. Шарлотта стояла у края могилы, а один из носильщиков пялился на нее так, будто только и мечтал завалить ее прямо здесь.

Произнеся над гробом положенное «аминь», Томас направился к носильщику.

— Преподобный Томас Джонс, — представился он, так встряхнув руку мужчины, кто тот аж покачнулся. — Скажи, ты заботишься о спасении собственной души, сынок?

Еле выдернув руку из цепких пальцев Джонса, носильщик ретировался. Бутоньерка в петлице подпрыгивала как бешеная.

— Я не хочу, чтобы вы встречались с другими мужчинами, — строго сказал Томас, провожая Шарлотту к машине.

— Прошу прощения, — сухо произнесла Шарлотта. — Неужели я ненароком дала вам повод думать, что для меня важны ваши желания?

Следующие похороны случились лишь через целых три недели. Томас уже боялся, что сам не доживет.

— Выходите за меня замуж, — предложил Томас, стоя рядом с Шарлоттой у свежей могилы.

— Что?! — фыркнула Шарлотта. — Чтобы я погубила свою репутацию?!

*

Вскоре паства прониклась к Томасу симпатией. Его вера оказалась заразительна. Его надежда вселяла надежду в них. Не говоря уж о том, что, если верить часам на здании муниципалитета, он всякий раз заканчивал проповедь на пять минут раньше положенного. Каждое воскресенье он отпускал свою паству с одним и тем же напутствием:

— Для того, кто любит Господа, нет ничего невозможного! — восклицал он таким тоном, будто это было обещание.

Томаса словно расплющили кузнечным молотом, а потом прокалили на огне. И человек, восставший из пепла, горел желанием добиться своего.

Его проповедям явно не доставало адского огня и запаха серы, церковные старосты даже засомневались, не сторонник ли он унитарной церкви, маскирующийся под протестанта. Но сумма пожертвований выросла на четверть, так что они решили подставить другую щеку.

К концу года, чтобы послушать преподобного Джонса, народ съезжался уже со всего округа. Количество прихожан удвоилось и продолжало расти. Старосты решили ввести дополнительную службу в десять часов утра — до тех пор, пока не построят храм побольше.

В воскресные вечера все новые горожане стекались на берег реки, ожидая крещения. Люди стояли в мокрых белых рубахах, облепивших тела, с закрытыми глазами и молитвенно сложенными руками. Томас снова загонял их в воду, а к тому времени, как разрешал вылезти, они уже хватали ртом воздух, будто их жизнь действительно только что была спасена.

— Идите в мир и любите Господа! — повелевал им Томас.

Они так и поступали.