Собственный кабинет показался Палмеру одиноким и неприветливым. Непомерно длинный, в дальнем конце которого было огромное окно, выходившее на Пятую авеню, что придавало ему вид либо безликого коридора в поезде дальнего следования, либо бесконечного туннеля в международном аэропорту. Его письменный стол был безукоризненно пуст и чист, за исключением тоненького слоя пыли. Да, похоже, сегодня его внезапный приезд на самом деле оказался для всех полнейшей неожиданностью, подумал он, садясь за свой письменный стол. Эта мысль принесла ему приятное ощущение искреннего удовлетворения: значит, разведывательный потенциал «оппозиции» был явно слабее его.

Интересно, будет ли Джек Рафферти рад, узнав, что его «ненаглядный» Эдди Хейген чуть не наложил в штаны при первых же признаках опасности? Ну и как прикажете это понимать? Возможно, Эдди на самом деле испугался, или он просто умело прикидывался? Одно, правда, не вызывало ни малейших сомнений: реальной победы он пока так и не одержал.

Палмер вдруг почувствовал, что действие транквилизатора начинает заканчиваться. Возникло чувство тревоги, обеспокоенности, в голове роились вопросы, вопросы, вопросы… С помощью «либриума» ему удавалось решать эту проблему практически одномоментно. Так, ну и каков будет следующий ход Эдди? Чего от него следует ожидать? На самом ли деле Эдди связан с криминалом, или он всего-навсего ни в чем не повинный пожилой человек, чем-то смертельно, на всю жизнь обидевший старого армейского друга?

В дверь громко постучали, и в кабинет один за другим вошли несколько человек во главе с Гарри Элдером, улыбающимся во весь свой и без того большой рот. За ним следовали Донни, его взрослый сын, и Билл Элстон, который, казалось, оставался единственным, кто был в состоянии не выглядеть так, будто только что проглотил смешинку.

— А знаешь, я подвел окончательный итог, — горделиво заявил Гарри, садясь в кресло напротив Палмера. — Одна победа, одна ничья. Так ведь? Подача на пятьсот очков.

Лицо Палмера, казалось, стало каменным. Пока транквилизатор действовал, он ощущал себя легким, спокойным и уверенным, а теперь… теперь в нем все снова свернулось в одну натянутую струну.

— Не вводи в заблуждение своего молодого наследника, Гарри, — сказал он, с трудом заставляя свой голос звучать так, будто ничего такого не произошло. — На мой взгляд, победа оказалась не такой уж убедительной. И у нас пока нет реальной возможности узнать, где и когда произойдет следующая схватка с Хейгеном. А в том, что она произойдет, ни у кого не должно быть ни малейших сомнений. Да, с Барни Кинчем у нас чистая ничья, это именно так. И у нас нет иного решения решения этой проблемы, кроме как убрать его из Совета.

Элдер весело захихикал.

— Значит, до него все-таки дошло? Я имею в виду, что, делая его членом Совета, ты не оказываешь «Джет-Тех» доброй услуги. Скорее наоборот.

Билл Элстон моргнул.

— Конфликт интересов? — спросил он.

Палмер кивнул.

— Да, конфликт, ты прав. — Он наклонился вправо и нажал кнопку интеркома. — Элмер, — услышав ответ, сказал он своему новому вице-президенту, — у тебя найдется пара минут?

— Сейчас буду, — ответил Хессельман.

Палмер выключил интерком и ткнул пальцем в Гарри Элдера.

— Попридержи свои циничные соображения при себе, мой друг. Я не хочу, чтобы чистый, неиспорченный деревенский парень вроде Элмера заразился твоим грязным нью-йоркским образом мышления.

— Хорошо, хорошо, но зачем приглашать его сюда?

— Затем, что сейчас он наверняка поедает сам себя массой вопросов, на которые у него нет ответов, и, вполне возможно, думает, в какую это банду воров его угораздило вляпаться и что теперь будет с ним самим, — внешне спокойно ответил Палмер. — С нашей стороны было бы большой ошибкой позволить ему заниматься подобного рода самоедством. — Он бросил беглый взгляд на двух молодых людей, которые все еще стояли. — Благодарю вас за помощь. Вы на самом деле очень помогли, — произнес он и после коротенькой паузы продолжил:

— Ну а теперь, буквально через несколько секунд после того, как сюда войдет Хессельман, было бы очень хорошо, если бы вы оба тут же вспомнили о ваших срочных встречах.

Элстон удивленно поднял брови.

— Каких встречах?

Донни Элдер громко рассмеялся и тихонько толкнул того в плечо.

— Спустись на нашу грешную землю, Билл.

Практически одновременно с его словами раздался громкий стук в дверь, и в кабинет вошел Элмер Хессельман. Мощный торс и широченные плечи игрока защиты в регби, буквально втиснутые в узкий пиджак итальянского покроя… Очевидно, кто-то в его родной Миннесоте, скорее всего жена, сказали ему, что именно так одеваются все уважающие себя банкиры в Нью-Йорке. Свежее, чистое лицо, совсем как у только что проснувшегося младенца, ясные голубые глаза. Он обвел взглядом всех четверых, остановив его на Палмере.

— Что-нибудь случилось? — спросил он.

За те несколько месяцев, которые прошли с тех пор, как Палмер пригласил его на работу в свой банк, Хессельман успел проявить себя «разговорчивым, как лаконичная телеграмма шотландца». Во всяком случае, так гласила старая американская поговорка.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — вежливо предложил ему Палмер.

— Простите, но… — деликатно начал Донни Элдер, — видите ли, нам с Биллом надо успеть попасть на закрытие, так что…

— Ничего страшного, идите, конечно. Еще раз спасибо, — сказал Палмер и махнул рукой, отпуская их.

Он подождал, пока за ними закрылась дверь, по очереди разглядывая мускулистого, но мелкого Гарри Элдера и мускулистого, но крупного Элмера Хессельмана. Интересно, пришло вдруг в голову Палмеру, а может ли иметь место какая-либо схожесть между худыми людьми, как, скажем, он, и такими упитанными, мускулистыми, как эти двое и его старый армейский друг Джек Рафферти? Причем они ведь совсем не толстые, а… как бы это получше сказать… вот, нашел — мощные!

— Ну как дела, Элмер? Какие-нибудь проблемы? — начал он.

Хессельман пожал плечами.

— Да нет, все нормально.

— Я имел в виду, не возникли ли какие-нибудь проблемы, пока меня здесь не было. Кстати, завтра или послезавтра я снова отправляюсь в Европу.

— Отлично, шеф.

— Что, рад моему отъезду?

Лицо Хессельмана слегка покраснело.

— В каком-то смысле да.

— Ты слышал, Гарри? Что ж, во всяком случае, хоть кто-то здесь не врет, а говорит правду прямо в глаза… Интересно, почему, Элмер?

Хессельман слегка наклонился вперед и улыбнулся.

— Меньше треволнений, — тихо ответил он.

Палмер рассмеялся.

— Хочешь сказать, что никогда не видел таких вот заседаний в своей родной Миннесоте?

— Ну почему же, приходилось, — в свойственной ему лаконичной манере ответил Хессельман. Правда, чуть помолчав, все-таки добавил: — Мы называем их «бой быков-дураков».

Оба, и Вудс и Элдер-старший, рассмеялись.

— А вам не приходит в голову, что это очень кровавая игра? — поинтересовался Палмер.

— Уж не кровожадные ли индейцы изобрели эту игру? — предположил Гарри Элдер. — По-моему, это самая кровожадная игра в мире.

— Нет-нет, не совсем так. — Хессельман слегка покачал рукой. — По степени кровожадности не самая, а лишь вторая.

Палмер бросил на него вопросительный взгляд.

— Ну а первая?

Хессельман выразительно скосил глаза вправо, в направлении конференц-зала. Его улыбка стала заметно шире.

Оставшись наконец один, Палмер сразу же почувствовал, что действие «либриума» практически полностью прекратилось. Прежде всего, в его правой руке снова появились явные признаки тремора. Кроме того, его сильно беспокоила зависимость от лечебного наркотика, без которого ему вряд ли удалось бы продержаться все утро, тем более на этом чертовом заседании. Раньше он ведь практически никогда не испытывал в нем нужды, но на этот раз… сочетание крайнего утомления, бессонницы и повышенного беспокойства вынудили его прибегнуть к этому лекарству. Более того, «либриум», похоже, мог вызывать различные побочные эффекты, а после окончания прямого действия усиливать ранее незаметные симптомы.

Он позвонил мисс Шермат по интеркому, попросил ее связаться с Генри Матером, исполнительным секретарем Фонда экономических исследований, а затем перевести разговор на его личную линию. Затем по своему городскому аппарату набрал номер прямого рабочего телефона Вирджинии. После пяти долгих гудков в трубке послышался чей-то неизвестный голос: «Алло?», и Палмер тут же положил трубку. Именно в этот момент мисс Шермат доложила ему, что мистер Генри Матер уже на связи.

— Генри, простите, что беспокою, но… — начал было Палмер.

— А вы что, разве не в Бонне сегодня? — перебил его Матер. Его тонкий, слегка надтреснутый голос, казалось, принадлежал куда более пожилому человеку, хотя ему было, если Палмер, конечно, не ошибался, всего где-то около шестидесяти.

— Я отложил свои встречи, Генри. Мне искренне жаль, но как раз сейчас, здесь, в моем ЮБТК произошло нечто весьма неожиданное, и я был просто вынужден срочно сорваться и прилететь сюда, в Нью-Йорк. Кстати, вы получали какие-нибудь отчеты о моих деяниях от вашего человека по имени Фореллен?

На другом конце линии последовала довольно длительная пауза. Затем:

— Нет, ничего. А что?

— Он вроде бы дал мне ясно понять, что должен направлять вам регулярные отчеты. Причем довольно часто.

Снова длительная пауза.

— Боюсь, я не совсем вас понимаю, Вудс, — прошелестел в трубке старческий голос.

У Палмера вдруг появилось ощущение противного зуда по всему телу, в глаза будто насыпали песок, в горле першило, он уже не мог спокойно сидеть на одном месте и был вынужден все время вертеться, менять положение тела, чтобы облегчить чувство… собственно, чего? Неудовлетворенности? Утомления? А ведь после сегодняшнего вполне успешного заседания Совета он, по идее, должен был бы испытывать только чувство удовольствия, радости и приятной расслабленности.

— Послушайте, Генри, у вас на сегодня с кем-нибудь назначена встреча за обедом?

— Боюсь, что да.

Палмер досадливо вздохнул. Господи, как же скверно он начал себя чувствовать. Неужели это никогда не кончится?!

— Генри, я могу говорить откровенно?

— Да, конечно.

— Я имею в виду, по этой линии.

Еще одна долгая пауза. Затем:

— Конечно же, именно по этой линии. Говорите смело, — заверил его Матер.

— Можете ли вы хоть намеком, хоть как-то иначе дать мне понять, каким уровнем ответственности Фореллен обладает в вашем Фонде?

— Он, э-э-э, наш, э-э-э, полагаю, директор нашего Европейского отдела.

— Генри, вы это точно знаете или всего-навсего полагаете?

— Нет-нет, конечно же, знаю. Что-нибудь не так, Вудс?

— Его поведение. И вообще все, что окружает его.

— Послушайте, Вудс, теперь вы, похоже, полностью и окончательно запутываете меня, — заметил Матер.

Палмер снова вздохнул. Что бы он сейчас ни говорил, что бы ни делал, казалось, безнадежно увязало в какой-то трясине. Все его движения и мысли стоили ему невероятных усилий.

— Генри, — с трудом проговорил он, — ничего нового здесь нет. Не сомневаюсь, вы согласитесь, что время от времени даже в самую почтенную организацию всеми правдами и неправдами проникают люди, чьи намерения крайне далеки от целей и задач этой организации.

На этот раз Матер молчал так долго, что Палмер подумал о возможных помехах в связи.

— Генри? Алло, Генри?

— Да-да, я здесь. — Его старческий, шелестящий голос звучал еще более усталым. — Знаете, кажется, мы все-таки смогли бы сегодня вместе пообедать. Я попрошу моего секретаря отменить назначенную встречу. Давайте встретимся через полчаса в Йельском клубе. Вас устраивает?

Матер встретил Палмера в холле клуба ровно в двенадцать тридцать и сразу же провел его к лифту, который моментально домчал их до обеденной залы, где они оба вначале отказались от спиртного. Они заказали только еду, хотя и весьма изысканную, и официант, вежливо поклонившись, хотел было отойти от их столика, когда Палмер неожиданно добавил:

— И виски с содовой, пожалуйста.

От удивления брови Матера медленно поползли вверх.

— Тогда и мне тоже, — протянул он.

Пока официант ходил в бар за виски с содовой, они оба задумчиво молчали. Затем, когда все было уже на столе, Палмер поднял свой бокал со словами «За ваш Фонд!»

— За вашу миссию… для нас!

Они сделали по глотку и поставили бокалы на стол.

— Генри, работа Фонда настолько тесно взаимоувязана с различного рода экономическими исследованиями, что я, признаться, был бы весьма удивлен, услышав, что за годы существования вашей организации в нее не просочилось достаточно тех, кто крайне заинтересован в получении доступа к вашим секретным файлам. Вы функционируете… с каких пор?.. Со времен Второй мировой войны?

Матер покачал своей маленькой головой. Когда-то он наверняка был плотнее и упитаннее, но, увы, время берет свое, и сейчас дряблая кожа на его усохшем лице висела неровными складками.

— Нет-нет, мой друг, с Первой мировой.

— Ну, в таком случае они внедряли к вам своих людей по меньшей мере раз двенадцать, никак не меньше, — Палмер слегка рассмеялся. — Не исключено даже, что агентами являются некоторые из ваших старейших и вполне заслуженных работников.

— И что даже я один из них.

Палмер согласно кивнул.

— Даже вы.

— Значит, и вы сами тоже, — мрачно заметил Матер. — В такие вот времена нам приходится жить, мой друг, тут уж ничего не поделаешь.

Сделав очень большой глоток, Палмер допил все, что оставалось в его бокале, и сделал знак официанту принести еще один. При этом он обратил внимание на то, что его визави к своему до сих пор даже не прикоснулся.

— Да, в такие времена, — согласился он. — Но мне совсем не хотелось бы распространяться на общефилософские темы, Генри. Я собираюсь сделать вам вполне конкретное заявление насчет Фореллена.

— Да-да, я понимаю. Очень хорошо понимаю.

Он положил свои удлиненные узкие кисти рук с мелкими пигментными крапинками, — очевидно, от плохой работы печени, — на стол ладонями вверх, немного подержал их в таком положении, как бы демонстрируя свою беззащитность, затем спрятал их на коленях и медленно произнес:

— Послушайте, Вудс, хотя мы пока еще не очень-то хорошо знаем друг друга, у меня, сам не знаю почему, такое ощущение, будто мы с вами дружим вот уже несколько десятилетий подряд. Причем я даже не совсем уверен, собственно, почему. Может, потому, что у нас более-менее одинаковая школа, и я нутром чувствую в вас такие же старомодные подходы, как и у меня? Должен честно вам признаться: когда решался этот, поверьте, весьма серьезный вопрос, у меня не возникло ни малейших сомнений, кому именно можно доверить выполнение этой важнейшей миссии. Вам и только вам одному! Особенно учитывая, что вас рекомендовали на очень, очень высоком, если не сказать самом высоком уровне.

Палмер откинулся на спинку стула. Что ж, если виски тоже не очень-то помогает, вдруг поможет откровенная лесть… Что же касается рекомендации «на самом высоком уровне», то это было очень, очень похоже на длинные загребущие руки Г.Б.

— Соответственно, — продолжил Матер своим тонким шелестящим голоском, — у меня появилось довольно странное ощущение того, что я, неизвестно по каким причинам, могу быть куда более откровенным с таким, как вы, для Фонда вообще-то человеком достаточно посторонним, чем с большинством наших людей или даже доверенных лиц. Надеюсь, я выражаюсь достаточно ясно?

— Вне всяких сомнений, — заверил его Палмер, отпивая глоток виски из своего второго бокала.

— Послушайте, а вам когда-либо приходило в голову, — продолжил Матер, слегка понизив голос как бы до доверительного шепота, — что если бы наш Фонд полагался бы только и исключительно на частные гранты и благотворительные взносы, ему пришлось бы вести довольно странное существование, хочешь не хочешь, занимаясь деятельностью, которая ни коим образом не связана с государственными интересами?

— Значит, правительство все-таки дает вам какие-то деньги?

— Ну, не деньги, а скорее слезы. Оно выплачивает нам пособие, которого едва хватает на содержание офиса, обработку получаемых материалов и на жалованье нашего малочисленного персонала.

— В обмен на что, — предположил Палмер, — они подсовывают вам первоклассных дебилов, вроде Фореллена, от которых, как сейчас принято говорить, «нельзя отказаться» и которых вы были просто обязаны принимать на работу.

— Увы, именно так.

Вудс кивнул.

— А ваши частные филантропы и прочие добровольные дарители это понимают?

— Думаю, да. — Маленькие бесцветные глазки Матера чуть ли не заблестели от скрытого удовольствия. — Вообще-то, наверное, именно понимание этого и заставляет их делать нам свои щедрые пожертвования.

Заметив, что он уже́ выпил половину второго бокала, Палмер почему-то вдруг очень захотел оказаться как можно дальше от этого полупризрачного старого засранца.

— Таким образом, — заметил он, — это означает, что все ваши так называемые «исследования» — это чистейшей воды туфта. Равно как и моя «важнейшая» миссия.

— Простите, не понял!

— Все очень просто. Результаты, которые вы получаете, передаются вам заранее. То есть вы просто-напросто материально подтверждаете правительственный прогноз. Так сказать, красиво оформляете витрину, изображаете из себя что-то вроде независимых экспертов, авторитет которых лишь подкрепляет бредовые идеи и пожелания дешевых политиканов.

— Нет-нет, Вудс, вы ошибаетесь, все совсем не так.

Палмер прислушался ко вдруг задрожавшему голосу Матера и задумался: интересно, это искренне или он просто отличный актер?

— Надеюсь, вам удастся убедить меня в обратном.

— Конечно же, удастся, даже и не сомневайтесь, — заверил его Матер. — Чтобы Фонд расширялся и укреплялся при любом правительстве — от республиканского до демократического, от Уоррена Хардинга до Ричарда Никсона, — ему нужно все время поддерживать определенный и достаточно высокий статус. В силу которого Фонд практически никогда не занимается срочными, «горящими» заказами дешевых, как вы назвали их, политиканов. Мы на самом деле самая настоящая исследовательская организация, Вудс. Мы проводим реальные исследования, такие как, скажем, ваше, стараясь получить, проверить и доказать реально существующие или существовавшие факты. Но на этом наши функции, увы, заканчиваются. Ну а что именно правительство и частная индустрия делают с полученной от нас информацией, как конкретно они ей распоряжаются — к сожалению, это уже не наша епархия. Но мы, уверяю вас, готовим самую настоящую и полностью достоверную информацию.

Палмер начал понемногу расслабляться. Видимо, второй бокал виски все-таки постепенно компенсировал реакцию его организма на отсутствие в нем «либриума», и его мысли потекли в другом направлении. Взять, например, американский подход к происходящему. Это же самое настоящее «восьмое чудо света»! Ведь только в Соединенных Штатах — и нигде больше — можно было создать частную исследовательскую организацию, которая собирала бы и проверяла определенные факты, выпуская готовый исследовательский продукт, а потом куда-то передавала этот продукт, чтобы там его искажали, закрывали под видом строгой секретности, использовали не по назначению, в общем, делали что хотели и как хотели. Ни у кого не спрашивая разрешения! Целый исследовательский фонд добывал и проверял достоверную информацию только для того, чтобы отправить ее… куда-то в непонятную пустоту, в вакуум…

Он вежливо улыбнулся Матеру, почувствовав в себе даже желание похлопать старика по плечу. Но удержался, допил свой бокал и начал думать об Элеоноре. Наверное, для того, чтобы спокойно доесть обед.