Было уже около двух часов ночи, когда таксист высадил Палмера у входа в отель «Риц». Он немного постоял, задумчиво глядя на темный фасад парижского филиала его банка ЮБТК на другой стороне площади Вандом. Что ему предстоит делать завтра — то есть, собственно, уже сегодня, — чем заниматься, у него пока еще не было ни малейшего понятия. Хотя рано или поздно ему в любом случае придется нанести туда визит. В филиал своего собственного банка. А ему этого так не хотелось…

Более того, у него появились серьезные опасения: а стоило ли вообще все это затевать? Не совершил ли он большую ошибку, согласившись вот так открыто приехать сюда для проверки и переговоров по столь деликатным вопросам? Даже если это напрямую не связано с его собственным банком. Наверное, было бы куда лучше просто скрыться из вида. По крайней мере, на месяц или, может, даже подольше. Чтобы всего лишь несколько абсолютно доверенных людей были в курсе его перемещений. Никаких платежных балансов, никаких официальных или даже полуофициальных встреч… Только солнечный пляж, ласковое море, долгие прогулки по гостеприимным улочкам тихого провинциального городка, может, даже музеи.

Войдя в отель и подойдя к стойке регистрации, он попросил ключ от своего номера. Дежурный портье, вежливо улыбнувшись, протянул ему ключ и два запечатанных конверта с каблограммами. На каждом из них крупными буквами было напечатано его полное имя.

— Ну и когда они пришли?

Брови портье удивленно поползли вверх. Он взглядом указал на верхние уголки конвертов, где ярко-фиолетовыми чернилами было проштамповано время доставки — двадцать три ноль ноль. Палмер нахмурился.

— Ладно, я поговорю об этом с менеджером утром, — сердито, чуть ли не гневно бросил он, резко повернулся и неторопливо направился к лифту, одновременно надрывая один из конвертов и искренне пытаясь понять, что именно вывело его из себя. Вроде бы давно уже пора научиться не выказывать раздражения только потому, что кто-то другой не умеет делать свою работу как положено.

У себя в номере он плюхнулся в шикарное кожаное кресло у большого окна, равнодушно посмотрел через шторы на уличные фонари, достал каблограммы из конвертов. Первая была от Вирджинии: «Добро пожаловать в Париж. Уже очень скучаю. Поскорей решай мировые проблемы и возвращайся, чтобы решить мои. Люблю, люблю, целую!» Палмер улыбнулся, бросил взгляд на часы. Да, сейчас там, в Нью-Йорке где-то около девяти вечера. Может, позвонить ей прямо сейчас, подумал он. Вряд ли — в это время международные телефонные линии наверняка полностью забиты.

Ладно, теперь вторая: «Cher papa, bien venue a Paris. Nous sommes tres triste mais tres bon. Retourenez-toi vitemente, Geraldine».

Ну и что теперь? Делать еще один звонок в Нью-Йорк? Нет, это подождет, сначала надо собраться с мыслями. Он откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза… Обычно сконцентрироваться на чем-то важном для него не составляло особого труда, но сегодня, здесь, в прекрасном, но все-таки чужом городе, где он совершенно один, где не от кого ждать ни поддержки, ни помощи, как принять нужное, правильное решение?

Ладно, сначала город. Неужели то, что он сегодня увидел, вызвало у него такое чувство депрессии? Вряд ли. Он попытался мысленно вспомнить свое последнее пребывание в Париже. Нет, не тогда с Эдис, а буквально через несколько дней после освобождения города от фашистов, когда их спецгруппа наконец-то напала на след колонны армейских грузовиков с архивными документами гестапо, слишком уж ценными и, значит, не подлежащими уничтожению.

Да, тогда, по данным воздушной разведки, немцы совсем недавно успели заминировать несколько дорог через Компьенский лес. Ну а не сделали ли они то же самое и с другими дорогами задолго до того? Причем не в срочном порядке, а спокойно, неторопливо, со свойственной им аккуратностью и расчетливой педантичностью. Сидя рядом с водителем в головном «джипе», Палмер держал постоянную радиосвязь с приданным им одномоторным самолетом-разведчиком, постоянно кружившим где-то километрах в трех впереди, отслеживая маршрут тех самых гестаповских грузовиков.

— Группа, группа, это Чарли, — раздался голос пилота из переносной рации.

— Слышу тебя, Чарли. Где ты?

— Недалеко. Четыре «мерседеса» на приличной скорости направляются на запад к Суассон-Реймс. Вдоль реки Эн. Минут через десять-пятнадцать выедут из леса.

— Принял, Чарли. Ты нас видишь?

— Пока не имею возможности.

— Мы движемся на северо-запад по дороге к зоне.

— Вас понял, группа. Оставайтесь на связи… — Снова статические помехи. — «Мерседесы» резко свернули на юг и на большой скорости двигаются в направлении Пьерфона. Дорога очень узкая, вдоль нее густые деревья. Сильно затрудняют обзор…

Сейчас, откинувшись на спинку кожаного кресла у окна своего номера в пятизвездном отеле, Палмер мог легко восстановить то, что происходило двадцать пять лет тому назад. В мельчайших деталях. Да, конечно же, им удалось перехватить секретный гестаповский конвой, опередив их и добравшись до Пьерфона первыми, поехав напрямую по диагонали через лес. Несмотря даже на то, что их «джипы» заметно уступали гестаповским «мерседесам» по скорости. Но ведь тогда толком никто не знал — а вдруг эта чертова дорога в лесу заминирована?! По ориентировке Второго отдела контрразведки, столь желанные архивы гестапо являли собой не что иное, как личные дела информаторов и прочих французских коллаборационистов, которых нацисты «зашифровали» и оставили под крышей в качестве тайных агентов, террористов, предателей, вербовщиков предателей, ну и тому подобной швали, полезных возрождению великого дела нацизма!

Палмер переключился на дежурный коротковолновый диапазон — надо предупредить ребят спецназа из Р-51, ожидающих в аэропорту Ле Бурже. На всякий случай. Мало ли что… Они могут понадобиться в любую минуту.

Но связь вдруг куда-то полностью провалилась — сплошной треск, шум, посторонние голоса… Короче говоря, Ле Бурже не отвечал! В конечном итоге, несколько раз крепко чертыхнувшись, Палмер снова вернулся к самолету-разведчику.

— Чарли, Чарли, это группа. Вернись немного назад и выйди на визуальный контакт. Мы едем на юго-запад через густой лес, и нам нужны глаза сверху. Очень нужны!

То, что случилось дальше, стало, как ни странно, для Палмера одним из самых тяжелых испытаний в жизни. Жестом руки остановив остальные машины своей группы, чтобы они не пострадали, в случае если головной «джип» вдруг подорвется на мине, он приказал водителю пересесть во вторую машину, сам сел за руль и осторожно тронулся вперед. Сразу же вырулил правыми колесами на обочину, поскольку считал, что мины, если таковые имелись, были заложены как можно ближе к центру дороги, где они могли так или иначе поразить цель, движущуюся в любом направлении. Хотя с логической точки зрения предусмотрительным немцам следовало бы установить их только на правой стороне, оставив левую свободной — на случай если им самим придется изменить маршрут и попытаться вернуться тем же путем. «Что ж, будем надеяться, у них хватило ума именно так и сделать», — подумал он тогда.

Через двадцать минут вся группа с ревущими моторами и на большой скорости — как минимум, восемьдесят километров в час — въехала, нет, скорее, ворвалась в Пьерфон. При этом не потеряв ни одного агента, ни одной машины. Здорово! Но его взгляд почему-то задержался на внушительного вида средневековом замке прямо в центре города…

— Группа, группа, вас вызывает Чарли.

— Я на связи, Чарли. Что там у вас?

— Немцы запрятались в норы в рощице рядом с за́мком на юго-западном периметре справа от дороги. Скорее всего, рассчитывают, что вы просвистите мимо, даже их не заметив. Мне, честно говоря, непонятно, откуда им известно, что вы у них на хвосте.

— Просто. Скорее всего, они визуально отслеживают твой самолетик, Чарли, — сказал Палмер пилоту и, чуть помолчав, добавил: — А может, и прослушивают наши переговоры. Вот так… Ладно, ничего страшного. И в любом случае спасибо.

Он по коротковолновой связи приказал группе сомкнуться и на малой скорости тронуться вдоль юго-западной стены за́мка. Зная, что даже если немцам удалось организовать прослушку их разговоров с Чарли, они немедленно вылезут из укрытия и постараются как можно скорее «сделать ноги». А что еще им остается?!

Группа перехватила гестаповские «мерседесы» у массивных кирпичных ворот за́мка. Палмер остановил головную машину длинной очередью из своего короткоствольного автомата, а те ответили плотным огнем из «шмейссеров». Началась яростная пальба с обеих сторон. Которая сразу же прекратилась, как только из третьего «джипа» выскочил солдат группы с крупнокалиберным гранатометом, залег возле колес и начал прицеливаться. Гестаповцы тут же завопили: «Прекратить огонь! Прекратить!» — и начали по одному выходить с поднятыми руками…

Агентурные документы оказались на самом деле просто бесценными. Да, ради них стоило постараться. Не пожалеть времени и даже рискнуть жизнью. Военной разведке потребовалось по меньшей мере шесть месяцев, чтобы проверить, уточнить и принять меры по каждому имени из полученных совершенно секретных досье.

Палмер оторвался от воспоминаний и снова перечитал каблограммы: «Поскорей решай мировые проблемы и возвращайся, чтобы решить мои». «Дорогой папуля! Добро пожаловать в наш любимый Париж. Нам тебя не хватает, но в остальном все в порядке. Возвращайся поскорее. Джеральдина».

Он невольно улыбнулся. Что ж, все не так уж и плохо. Могло быть и хуже. Воспоминания, воспоминания… Особенно о былых успехах. Которые частенько помогают хоть на время забыть о нынешних поражениях и провалах. Ведь если бы тогда он не угадал, по какой стороне дороге ехать за гестаповцами, вся его группа могла оказаться не на этом, а на том свете. По-своему приятные воспоминания, ничего не скажешь.

Такие, наверное, есть у большинства людей его возраста. Когда они были молодыми, страна выдала им лицензию на убийство, и тогда вопрос жизни и смерти стал для них главным. Каждый день! Выжил, просто выжил — уже твоя личная победа. Ну а что может случиться в твоей жизни пото́м, скажем, через несколько лет, в общем-то представляется уже не таким уж и важным. Четверть века для таких, как он — это срок. Большой срок. Который кому-то принес крушение надежд и ожиданий, а кому-то надежду и успех. Палмеру повезло. Хотя он отчетливо понимал: ничто, ни один день из этой четверти века не может сравниться с торжеством примитивного выживания, любыми способами, в эпоху перехода в новую эру!

Он встал, потянулся — надо бы поспать. Принять легкий душ и поспать. Хоть немного. Впереди трудный день.

Но, выйдя из ванной, Палмер неожиданно нахмурился, будто вспомнил что-то очень неприятное. Что? Он подошел к комоду, медленно выдвинул все ящики, один за другим, внимательно разглядывая разложенные в них рубашки, носки и нижнее белье. Затем задвинул их обратно, снял с полки свой кожаный портфель, положил его на кровать, включил настольную лампу на полную мощность, медленно, осторожно расстегнул молнию на крайнем левом отделении. Так, коротенький волосок, который он практически сразу же после той неприятной встречи с Гарри Баннистером по пути в аэропорт, заложил между зубчиками молнии, исчез. Равно как и в молнии в средней части портфеля. А вот волосок в молнии главного отделения почему-то остался нетронутым. Наверное, чтобы сунуть руку, достать столь желанные документы, проглядеть их, может быть, даже сфотографировать и положить обратно, не было нужды расстегивать молнию полностью?

Там, среди прочего, было детальное расписание всей его поездки, включая имена и должности всех, с кем ему предстояло встречаться и вести переговоры. Кстати, как раз через неделю намечена встреча с Густавом Ширмером. Тем самым Ширмером! Впрочем, бо́льшая часть информации о его официальном визите в Европу, хотя и без конкретных дат и адресов, уже была опубликована в «Нью-Йорк таймс» буквально за несколько дней до его отъезда. Но ведь точное расписание было известно только ему и его помощнику из ЮБТК, которому поручили организацию всего этого турне.

Палмер перенес открытый портфель в гостиную. Немного постоял в темноте, сел в кресло у письменного стола, включил настольную лампу. Еще раз, но на этот раз более внимательно, просмотрел свое расписание. Да, у него два свободных дня, завтра и в воскресенье, но потом почти вся неделя в Париже будет занята, как говорят, «от и до». До четверга, когда ему предстоит лететь во Франкфурт и Бонн.

Значит, Вирджиния все-таки была права. «А разве не может быть, что досье на тебя есть и где-нибудь в Европе?» — спросила она тогда.

Оставалось только узнать, у кого это чертово досье. У ЦРУ, у людей Баннистера? Впрочем, вряд ли, скорее всего, у кого-то еще. У кого?!