Глава 55
Он обнаружил, что не может ни на чем сосредоточиться даже на минуту. Что мысли ускользают, расползаются, отказываются подчиняться логике и последовательности. Он мог проснуться поздно утром и с удивлением оглянуться, не понимая, куда девалась ночь. И где он ее провел. Обычно он просыпался в номере одного из отелей Винса, с прохладным, но несвежим воздухом. Ладно, отель... Но какой?
По мере того, как медицинские центры Риччи расползались по стране, с сокрушительной наглостью рекламируя свою отраву, МегаМАО, карьера старшего медицинского консультанта Риччи, Бенджамина Дж. Эйлера, входила в фазу полного затмения. Поворотный пункт приближался. Весь здравый смысл, все математические выкладки были за это.
С усилием выбравшись из постели, он остановился перед большим окном и с десятой попытки подцепил шнур, с помощью которого раздвигались шторы. Это новая качественная характеристика его физического состояния, подумал Баз, свидетельство нарушений перцепции, или моторной координации, или как там еще говорят настоящие доктора. Беспощадно жаркое солнце полоснуло по подслеповато моргающим, болезненно прищуренным глазам, по кривой гримасе пещерного животного, выставленного на дневной свет впервые за историю его породы.
Нет, это не Гроттерия, где солнце сияет все 365 дней в году. Нет, не Монте-Карло. Отсутствие сампанов позволяет заключить, что это и не Макао. Значит, Бимини.
Большая Багама. Может быть, здесь, может быть, сегодня наступит поворотный момент.
Он глубоко вдохнул несвежий воздух и закашлялся, выдыхая. Хрипы в груди были такими громкими, словно он весь – бумажный. Он опустился на колени, привалившись боком к кровати, словно для молитвы.
Симптомы налицо, сказал он себе. Страшно трудно было даже подумать о том, чтобы пошевелиться, – но он должен был, должен был творить свою историю. Историю болезни. Пациент сорока лет, десять фунтов избыточного веса, страдает светобоязнью, неспособностью к логическим рассуждениям, нарушениями мускульной координации и зрения. Употребление алкоголя – без излишеств. Другие стимуляторы: ибупрофен, далман. Нон-экзистентное либидо. Пациент гордится тем, что, в отличие от многих собратьев по профессии, удерживается от злоупотребления возможностью выписывать для себя любые стимуляторы в любых количествах.
Пациент дурак.
Его дыхание успокоилось, но было так приятно стоять, утопая коленями в толстом ковре, опустив голову на кровать, прикрыв глаза, спасая их от безжалостного света, выжигающего дыры в сетчатке. Нужно и вправду помолиться.
Милостивый Господь, сделай сегодняшний день поворотным моментом.
Он забыл внести в историю болезни еще один пункт: зависимость. Их две – «блэкджек» и Винс. Он пытался освободиться – о, как пытался! – но не смог. Винс и работа связали его по рукам: деньги за работу по детоксикации он спускал в казино, дилеры казино возвращали их Винсу.
Его больше не интересовали женщины. Им не было места в его беспощадно зависимой жизни. Для чего бы они понадобились Базу?
Ох, милостивый Господь: освети мой путь к поворотному пункту – две из прикупа без перебора.
Он видел Эйлин последний раз шесть недель назад, да и то по неудачному совпадению, когда прокрался в дом за теплыми вещами. Маленький Бенджи – такой симпатичный крепыш. Он не помнит своего отца, конечно.
Эйлин неожиданно вернулась домой с прогулки и застала его на месте преступления – у платяного шкафа.
– Только не твидовое пальто, – произнесла она на удивление спокойным тоном, – оно в чистке.
– О... Спасибо.
Ужасная пауза.
– Раз уж ты здесь, поздоровайся с Бенджи.
– Он не знает, кто я такой.
– Да, пожалуй. Для тебя он тоже – незнакомый молодой человек.
Он сгреб свои веши, затолкал в большую коричневую блумингдейловскую сумку и поторопился к выходу.
– Прости, – пробормотал он, выходя. Это было самое близкое к «до свидания», какое он смог вымучить.
Его унижение увенчала месяц назад фотография в газете – Эйлин Хигарти, избранная почетным членом колледжа, который закончили они оба. Подпись – «Блестящая Эйлин Хигарти, женщина-адвокат, украшение выпуска...».
Как будто он не учился в том же самом выпуске!
Теперь он был отрезан от прошлого – старых обязательств, кредитных карточек, закладных, прежнего уважения, прежней чести. Эйлин с клинической точностью отвела от него неприятности, которыми грозило банкротство. Как она справилась с долгами, он понятия не имел. И не хотел иметь.
Ох, милостивый Господь, творящий чудеса, выпусти из зубов мой хвост! Освободи меня. Останови казнь. Дай мне свернуть на углу...
Баз выдержал сражение с земным притяжением, поднялся на ноги и поплелся в ванную. Он стоял, покачиваясь, над чашей унитаза, безуспешно пытаясь помочиться, не набрызгав на пол, и думал, что действительно должен показаться врачу. В Лукайе есть хороший специалист, которому не нужно ваше настоящее имя – мистер Джонс, и все. Доктор скажет – тщательное обследование и месяц подальше от карточных столов. От шелеста раздаваемых карт. Этот шелест, мистер Джонс, разрушает ваши центры восприятия реальности. Отторгает вас от земной телесной оболочки. Вы привыкли определять себя в качестве врача, мужа, отца – теперь вы вонючая груда гниющей плоти, сохранившая целыми пальцы, чтобы было чем переворачивать карты.
Он взглянул на часы, встроенные в большой телевизор. Только полседьмого. Сегодня он должен попасть в казино пораньше, как только Алекс, помощник менеджера, откроет двери. Он потрусит к окошку кассира и сунет туда торопливо заполненный чек на пять тысяч долларов. Кассир, Илайн, улыбнется и скажет: «Доброе утро, доктор Эйлер». А может, это будет Дениза, англичанка, которая называет его «любовь моя».
Горстка фишек наверняка кончится к ленчу. Если сильно повезет, ему удастся растянуть ее до конца дня. Но уже к ленчу он будет знать, наступил ли поворотный момент. Никто даже не слышал о такой затяжной полосе невезения, как у него. Все законы средних чисел, все шансы на его стороне.
Он закрыл глаза и попытался справиться с лихорадочной дрожью. Это может случиться сегодня. Он поднялся, снова поплелся в ванную и встал под душ. Да. Почему не сегодня? Что он сделал такого, чтобы наказание продолжалось? Эй, Баз, сказал он себе, ежась под струйками воды, вся история науки – это «почему нет?» вселенского масштаба. Каждый, от Архимеда до Эйнштейна, задавал себе этот вопрос.
Он обнаружил, что снова стоит на коленях. Вода каскадами обрушивалась сверху, фарфоровый край ванны немилосердно резал колени.
Дорогой Бог, я омыт кровью агнца. Жизнь моя иссякает. Отвяжись от меня, бессердечный ублюдок! Мучай кого-нибудь другого! Сделай сегодняшний день поворотным!
Рыдания набегали так быстро, что ему перехватило горло спазмом. Коленопреклоненный, он позволил воде уносить свои слезы прочь. Прочь.
Глава 56
– Подходящая жизнь для мультимиллиардера, – сказал отцу Никки Шан. – Тебе не хотелось бы ввести это в систему?
Февраль на Багамах был удивительным. Шан Лао снял два смежных коттеджа и нанял у Бартона Ли целый отряд охранников, крепких молодых китайцев, прятавшихся между пальмами и развлекавших гримасами маленького Лео, натыкавшегося на них во время своих ползучих экспедиций.
– Запомни, – отрезал Шан, – здесь мы в львином логове. К отставке я бы подобрал место поспокойней.
Никки подавил вздох. Он обещал отцу, что будет готов учиться бизнесу... Но в такое солнечное утро? Банни с малышом и Николь уехали за покупками в Лукайю, предоставив им с отцом заниматься своими мужскими делами. Ветер шевелил пальмы, играл длинными листьями, извлекая звуки разной высоты, как из черной деревянной маримбы.
– Да, у меня есть цель, – говорил Шан Лао. – Эта цель – присоединить и удержать как можно большую часть мира.
Он заметил, что сказанное потрясло Никки, и попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривоватой. Тогда Шан ободряюще похлопал сына по руке. Это прикосновение было таким из ряда вон выходящим происшествием, что Никки судорожно, рывком выпрямился, словно по нему пропустили электрический ток.
– Потребовалось время, чтобы составить проект, позволяющий интегрировать тебя в уже существующие структуры. Если моему сыну предстоит унаследовать мое дело, нужна более основательная подготовка, чем серия эссе. Как там, в этой цитате Сантаяны? Насчет человека, которого окунают лицом в собственные нечистоты?
– Вперед, – сухо уронил Никки.
Шан почувствовал прилив отцовской гордости. Он сделал глоток чая и поморщился. Это не тот сорт, который он привез с собой. Такой чай любила Николь, он имел более крепкий аромат. Смехотворна сама идея крепкого зеленого чая. Но что возьмешь с этих французов?
– Мои химики воспроизвели МегаМАО на собственных установках меньше чем за неделю. Это просто комбинация двух ранее существовавших синтетических наркотиков.
В отдалении чирикнула какая-то птичка. Сидя у моря, можно было, не напрягая слух, уловить шелковый шелест ветерка. Что-то зашевелилось в зарослях у коттеджа – наверное, крупная ящерица или один из охранников.
– Ты решил залезть в лавочку Риччи?
Шан Лао поморщился, выражая свое отношение к сленгу.
– Я расширяю имеющиеся рынки.
Холодная усмешка мелькнула – и сразу исчезла.
– Риччи пойдут на все, чтобы выжить нас из Америки.
– Они обгоняют нас на голову, – признался Шан, потеплевший, услышав «нас» в устах сына. – Их рынок – это люди, находящиеся в конфликте с обществом. Значительная часть истеблишмента. Но наши капсулы, такие же сильные, но вдвое дешевле, нанесут сокрушительный удар по Риччи и их коррумпированным политическим союзникам.
– Мы при этом получим прибыль?
Шан помедлил с ответом. Он боялся этого вопроса. Но то, что Никки его задал, как бы ставило на него торговую марку – надежный преемник.
– Со временем, – медленно произнес Шан. – А пока значительная часть наших работ ведется с единственной целью – ограничивать деятельность Риччи и создавать для нее препятствия.
Никки нахмурился, что было естественно для мужчины, имеющего общего отпрыска с семейством Риччи.
– Почему?
За бесстрастным, схоластическим фасадом Шана корчилась в судорогах, восставала против следующего шага его собственная натура. Секретность – основа всего. Обнажить скелет одного из потаенных слоев задуманной структуры?.. Особенно неприятно делать это ради неискушенного мальчишки Никки. И все-таки если не общую стратегию Новой Депрессии, то немного тактических ходов следовало разъяснить. Ветерок предостерегающе зашелестел.
– Никки, наш разговор здесь подслушать технически очень просто. Давай продолжим разговор, прогуливаясь по берегу. – Шан встал. – Сейчас! – скомандовал он.
* * *
– Что меня задевает больше всего, – сказала Мисси, – это то, что я не могу увидеть собственного внука.
Чарли Ричардс встал с кресла для посетителей в ее большой палате. Несмотря на все выпитое за период детоксикации вино, лицо Мисси уже не было таким ужасным – опухшим, одурманенным. Но говорить с ней было неприятно. Кто-то из докторов долго растолковывал Чарли что-то насчет выпадения целых рецепторных областей в ее мозгу, связанных со злоупотреблением наркотиками. Но все это было выше его понимания.
Чарли взглянул на часы.
– Скоро придет Уинфилд. Она недавно видела малыша. Говорит, чудесный мальчишка.
– Энди говорит... – С заметным усилием на изможденном лице Мисси оборвала фразу. Энди Рейд исчез с лица земли. Чарли сопоставил дату его загадочного исчезновения и несчастного случая с агентом ФБР – в пределах одной недели. Может быть, одна и та же рука?.. Для Чарли это уже не имело значения. Компании, в которых он прикрывался светским фасадом Энди Рейда, перешли в собственность Чио Итало. Возможно Чио распорядился... Потерю почувствовал единственный человек, и то – с ужасающей скоростью теряющий память. Печально. Мысль об этом задела какую-то сентиментальную струнку в его сицилийской душе.
И – удивительное дело – он почувствовал боль от того, что бывшая жена попыталась процитировать исчезнувшего любовника. Несмотря на то, что беглое упоминание Энди было лишь случайной частичкой того, что осталось от ее сознания. Чарли напомнил себе о том «наследстве», которое осталось с ней навсегда, – некогда красивом, а теперь безобразно раздутом изнутри носе.
– Так что говорит Энди?
– О, прекрати, пожалуйста. Ты отлично знаешь, что он мертв. – Ее все еще привлекательное лицо застыло, одеревенело. – Ты отлично знаешь, потому что сам приказал его убить.
Ее прохладный, протяжный новоанглийский говор не выдавал никаких эмоций, но обладал свойством будить гнев Чарли.
– Я не убиваю людей, – сказал он низким, сдавленным голосом.
Чарли достал из портфеля тоненькую стопку документов, которые Керри привез сегодня утром из Базеля. Требовались подписи двух совладельцев – жены Чарли и его старшей дочери. После долгой борьбы анстальт был ликвидирован.
Это был важный момент в тайной истории «Ричланд-холдингз». Теперь право собственности переходило к делавэрской корпорации, книги которой навечно будут доступными для любых инспекций. В нынешней своей сокращенной форме, сервисной холдинговой компании, «Ричланд» переменит даже имя. «Новая эра», по предложению Гарнет.
– Учитывая темпы, которыми мы перекачиваем средства в Товарищество по исследованию образования, лучше было бы назвать ее «Новое банкротство», – съязвил тогда Чарли.
Мисси покосилась на бумаги. Потом ее маленький тонкогубый рот ядовито поджался:
– Как это удачно – иметь большую семью. Можно не заметить, когда кто-нибудь исчезает. Просто по невнимательности. Знаешь, что сказал мне Джек, когда последний раз звонил из Лондона? Твой дядя приставил телохранителей к Изабель и мальчикам. Это было в прошлом году, но его люди все еще там. Джек просил замолвить словечко, чтобы их забрали.
– Это что-то новое для меня. – Чарли протянул ей бумаги и ручку. – Распишись там, где крестик, пожалуйста.
– Зачем мне это подписывать? – Взгляд ее плохо фокусировавшихся глаз вдруг стал сосредоточенно-свирепым. – Сервис «Новая эра»? Это еще что такое?
– Просто подпиши, Мисси, – устало попросил Чарли.
– Что это будет означать для меня?
– Покой. Тишину. Неограниченные расходы. – Чарли хмыкнул. – О да, и еще я позабочусь, чтобы люди Итало перестали надоедать Джеку и его семье. Так честно?
Но она, не дослушав, подписала – нервно, порывисто, словно игрок, рассыпающий фишки по полю рулетки.
– Энди говорит, я...
Она снова осеклась и с патетическим выражением лица отпихнула от себя подписанные бумаги.
Чарли оставил их лежать на бледно-голубом покрывале кровати.
– Уинфилд вот-вот будет здесь. – Он расправил плечи, словно приготовившись уйти.
– Не уходи.
Ее странно тоненький голос привел Чарли в замешательство. Сейчас она напомнила ему его девочек, когда они были совсем маленькими. Ее девочек. О, какой лицемерной она тогда была. Как манипулировала всеми троими – Чарли и дочками! Чарли сделал вид, что озабоченно сверяется с часами. И тут распахнулась дверь и вошла Уинфилд, влетела так же порывисто, как мать только что подписывала документы.
– Извините, что задержалась. – Она хлопнулась в кресло, которое только что освободил Чарли, и начала разрывать помятую обертку сандвича.
– Ты же знаешь, что здесь можно заказать отличный, вкусный ленч, – раздраженно произнесла Мисси. – Ты понятия не имеешь, кто готовил этот сандвич. Какие только микробы...
Всплыл еще один пласт сознания – и в ней проснулась ворчливая старая леди.
Уинфилд потянула к себе стопку документов и взглянула на отца.
– Оно самое?
Он кивнул.
– Расписывайся там же, где мама. На всех трех экземплярах.
Но Уинфилд никогда не подписывала документы в стиле рулеточных маньяков. Она отложила сандвич, села прямо и не меньше десяти минут читала красиво отпечатанный текст, сосредоточенно нахмурившись. Родители через ее голову обменялись взглядами, зная прекрасно, что торопить ее бесполезно. Потом она поставила подпись.
Чарли взял у нее из рук документы и протянул еще одну стопку.
– Это о возможном изменении статуса «Новой эры». Уинфилд перелистала страницы.
– Гарнет уже подписала.
– И я тоже. Если подпишешь и ты, мы получаем возможность в любой момент свернуть корпорацию, частично или полностью... – Он покосился на жену, чтобы убедиться, что она не прислушивается, – для благотворительных целей.
Уинфилд наградила его выразительным взглядом.
– О, понятно. Благотворительных. Тебя выучили этому слову умники из Товарищества?
На этот раз она подписала, не читая, и Чарли спрятал все назад в портфель.
– К чему вся эта суета? – требовательно поинтересовалась Мисси.
– На случай, если мы захотим изменить поле деятельности «Новой эры» в будущем.
– Что эта «Новая эра» для меня?
Чарли вздохнул и сухо приложился к изможденной щеке Мисси, гораздо теплее поцеловал Уинфилд и поспешил к выходу.
– Приятно иметь деловыми партнерами таких очаровательных дам, – сказал он на прощанье и исчез.
Выйдя из больницы, он поежился на холодном февральском ветру, свистящем над Ист-Ривер. Он спрашивал себя, будет ли Мисси когда-нибудь в здравом уме снова. Шофер Чарли ловко маневрировал в длинном ряду «кадиллаков» и «линкольнов», чтобы остановиться прямо перед ним. Чарли сел в машину, ринувшуюся на юг, к Уолл-стрит.
Когда-нибудь, говорила Гарнет, все устроится. А пока он свалил на Уинфилд все бремя забот о матери. Больше не на кого. Он не мог бы попросить об этом Гарнет. Или Стефи. В них обеих не найдется даже капельки тепла для Мисси.
Он заставил себя откинуться на спинку сиденья и расслабиться. Последний этап очищения «Ричланд-холдингз» прошел на удивление гладко. Трудно было поверить, что он теперь так близок к свободе. Как будто несколько росчерков пера в больничной палате свалили огромный груз с его спины.
Лимузин оставил больницу далеко позади. Загудел зуммер радиотелефона.
– Ричардс слушает.
– Это Итало Риччи. Ricordi?
По плечам Чарли пробежала дрожь. Он давно не общался со своим смертоносным дядюшкой и надеялся, что уже не придется.
– Buona sera, Чио.
– Как жена?
– Чио, не надо темнить. Думаю, у тебя есть заботы поважнее, чем здоровье Мисси.
– У тебя тоже. – Лимузин набирал скорость, выбравшись из дорожной пробки. – Слушал бы меня хорошенько, может, сумел бы проследить за своей задницей, – издевательски хмыкнул Чио.
– Что за загадки?
– Загадки?! – Итало умолк, вероятно, для усиления драматического эффекта. – Вот тебе отгадка: посмотри в свое расписание на будущий понедельник, ты запланировал встречу. Эта встреча для тебя отменяется.
И отключился.
Чарли опустил телефон и обнаружил, что сидит в позе жокея, пригнувшегося в стиплчезе между двумя рискованными препятствиями. У Чарли на шее висел последний обломок империи – японская компания «Ричтрон-электроник» по производству миникомпьютеров, быстродействием превосходивших гиганты «Крэй», к которым питал слабость Пентагон. Расписание на понедельник встало перед глазами у Чарли: Вашингтон, министерство торговли, встреча в Пентагоне перед ленчем. Отменяется?..
Он позвонил Керри.
– Ты телепат, – заявил любовник его дочери. – Десять минут назад позвонили из Пентагона и отменили встречу на понедельник. Просто отменили – не называя новую дату.
Чарли нахмурился.
«Ричтрон» – последнее крепкое звено в его кандалах. Даже не считая того, что это японская компания, «Ричтрон» требовала большой бумажной работы, которую хотелось побыстрее сгрузить с себя. Это случайное промедление, подумал Чарли. Случайность, черт.
Лимузин проезжал мимо бывшего дома Гарнет. Чарли попросил шофера остановиться.
Большая часть следов реконструкции исчезла. Чарли заметил, что парадный вход открыт, и вошел внутрь, размышляя над настораживающей выходкой Чио Итало.
Это место всегда оказывало на него успокаивающее действие. В садике-патио обычные скамейки сходились под углом, чтобы можно было понежиться и на западном, и на южном солнышке, в зависимости от времени дня. Но сейчас, в феврале, здесь было зябко и мрачно. Выскочил встревоженный сторож, но, узнав Чарли, поздоровался и ушел. Размеры контрибуции позволяли Чарли чувствовать себя здесь своим. Штат переезжал в отремонтированное здание в следующем месяце. Электропроводка, приготовленная для компьютеров, свисала вдоль стен. Теперь составление проектов будет происходить не вручную.
Чарли понемногу привыкал к основному тезису доктора Гарнет – образование определяет основной набор национальных стандартов. Слишком часто он сталкивался с безграничной самоуверенностью безграмотности, с невежественным сопротивлением всему новому. И начал верить, что с этим можно бороться. Должен найтись путь заставить людей разозлиться на то, что их лишили интеллигентности. Разозлиться достаточно, чтобы захотелось взяться за дело. Один из деятелей Товарищества объяснил ему теорию всеобщей энтропии. Получается, что все – планета, вселенная – движется к упадку. А образование?
Чарли потянулся и внезапно почувствовал, как в него вливается счастливое ощущение независимости от Риччи. У него большие затеи, и он займется воплощением их в жизнь, не оглядываясь на старого крохобора. Грядут большие перемены!
Первый раз за день он почувствовал облегчение.
Глава 57
Чио Итало редко случалось делать ошибочные выводы. Но когда несколько месяцев назад ему сообщили, что жена доктора Эйлера, обласканного Винсом, – адвокат Винсовых шлюх, он решил, что ситуация под контролем. Классический заговор, нейтрализующий жену Эйлера, – браво, Винс! Точно так же, узнав, как сдружились Ленора Риччи и Эйлин Хигарти, Итало подумал, что Винс приставил жену шпионить за Эйлин. Каждый мог так подумать. Каждый, кто привык к власти, кто привык манипулировать людьми по своим запутанным схемам.
Но перед Рождеством кристально ясная картина помутнела. В некое машинописное бюро поступила для расшифровки магнитофонная запись. Продолжительность – час с небольшим, качество – ужасное, неразборчивость не позволяла идентифицировать голоса на ленте. Но очевидно было одно: в офисе некоего лица по имени Винс установлено подслушивающее устройство.
Некая машинистка, получившая в руки магнитофонную запись, сделала копию расшифровки и через своего кузена отослала Итало Риччи. Ей уже случалось поступать так в прошлом.
Мафия обычно действует достаточно прямолинейно, но основательно. К примеру, за подчисткой пометок о нарушениях в водительской лицензии следует взлом бюро движущих средств и размагничивание целой картотеки, установлению контроля над каким-нибудь видом промышленности предшествует взятие измором профсоюза, и так далее.
Итало перечитывал расшифровку несколько раз, отмечая отдельные слова и фразы. Он не хотел зря тревожить Винса с его неукротимым нравом. Он пока не был уверен, что «Винс» с магнитофонной ленты – это его Винс. Вот если бы он мог послушать саму запись, он сказал бы точно. Но у него был только машинописный текст.
– ...двадцать три тышши за неделю...
– ...держись подальше от этого, понял?..
– ...черта с два он знает... – говорил какой-то Винс.
Двадцать машинописных страниц таких обрывков позволяли предположить одно: какому-то Винсу на хвост сел некто, пользующийся услугами машинописного бюро. Теперь, скомандовал себе Итало, пора пошевелить мозгами.
Самый простой путь – показать Винсу и выяснить, не его ли офис прослушивается неизвестными. Колебания Итало в очередной раз уводили его от единственно возможного умозаключения: Хигарти решила подкрепить свою позицию за счет доказательств, полученных незаконным способом. Но ни в одном суде такие записи не признают доказательствами!
Итало позаботился, чтобы женщине, которая передала копию, хорошо заплатили. Он надеялся, что в следующий раз получит копию ленты, а не расшифровки.
Он вернулся к более злободневным проблемам. Но время от времени его мысли возвращались к этой головоломке, к неразгаданному кроссворду, предмету вроде бы теоретического интереса... И в очередной раз, просмотрев текст, Итало думал, что в экстремальных мерах нужды нет.
Это было еще одним неверным заключением.
* * *
– Болтовня, не имеющая отношения к нашему процессу. – Голос Эйлин звучал обреченно. Она подошла к окну, а Уинфилд села за ее стол.
– Ни один адвокат не рискнет назвать это бесспорным доказательством. Здесь нет ни одного слова, которое стоило бы показать нашей приятельнице Леоне Кэйн. Единственный интересный фрагмент – разговор в офисе в Монако, когда Винс расспрашивает База, каким образом проститутки разносят СПИД.
У Уинфилд был страшно несчастный вид.
– Давайте потянем еще месяц. Повсюду на пленках есть Ленора. Почему бы ей не подкинуть Винсу пару вопро...
– На этом закончим. – Силуэт Эйлин вырисовывался на фоне окна. – Вы ведь не собираетесь просить ее о таких рискованных вещах?
– Что страшного, если она задаст вопрос?
– Уинфилд, временами вы меня пугаете.
Повисла тишина. Уинфилд сидела за столом, Эйлин мерила шагами кабинет. Больше половины своего времени она проводила с маленьким Бенджи, что сильно отразилось на ее стиле одежды – низкие каблуки, простые блузки и юбки, гладкая прическа. Теперь она была похожа на домохозяйку-почасовика, а не на прежнюю блестящую молодую даму.
– О'кей, – сдалась Уинфилд. – Возьмем другой вариант: в свите Винса есть человек, еще помнящий лучшие времена, но сейчас втоптанный в грязь, как это может быть с врачом на службе у мафии. Это вам никого не напоминает?
– Вы надеетесь раздразнить База идеей социальной реабилитации?
– Нам не нужно будет просить его о многом. Один полезный медицинский разговор с Винсом у него уже состоялся. Пусть еще раз затронет эту тему.
Эйлин села напротив нее.
– Баз, каким я видела его последний раз, был похож на какого-то персонажа Гоголя, оплакивавшего старое пальто.
– Реабилитация, – задумчиво произнесла Уинфилд. – Реставрация. Реформация. Боже, сколько «ре». Самый низкий грешник жаждет реабилитации... Почему бы Базу не выступить с сокрушительным соло сверхлояльности?
– Поясните.
– «Винс, я должен сказать тебе ужасную вещь. Ты помнишь еще уголовное дело против твоих потаскух? А ты видел эту Эйлин Хигарти? Ты помнишь мою жену. Эйлин? Это она и есть!»
– Безумие.
– Уловка, обеспечивающая доверие, – хладнокровно парировала Уинфилд. – Винс благодарен за предупреждение. Баз заговаривает с ним о процессе. Наши маленькие игрушки все мотают на ус. И если Баз справится с ролью и ничем себя не выдаст, дело в шляпе.
– Вы надеетесь, что Баз способен сыграть какую-то роль? – горько рассмеялась Эйлин.
– Вы должны убедить его.
Вздох Эйлин был достаточно выразительным. От Уинфилд снова потянуло холодком. Эйлин опять вздохнула и заговорила:
– Уинфилд, ошибки, которые вы делаете, говорят о том, как мало вы понимаете в людях.
– Не стоит развивать эту мысль. Я уже слышала это от матери.
– Ну, конечно. Такая тоска, а? – Эйлин покачала своей изящной головкой. – Вы готовы бросить львам двух близких мне людей – Ленору и База. Постарайтесь вспомнить, что... – Она запнулась, и Уинфилд увидела, что ее глаза полны слез. – Вы ничего не знаете о Базе, – продолжала Эйлин. – Он абсолютно непредсказуем. Раздавлен. Я не запрещала ему приходить, но он совершенно не интересуется Бенджи. Он выбрал рулетку, и теперь «блэкджек» все больше приближает его к конечной цели в небытие. Он совершает самоубийство при помощи медленного яда.
– Есть быстрый способ – предательство по отношению к Винсу Риччи! – сердито выпалила Уинфилд.
– Я не хочу, чтобы он погиб! – Голос Эйлин взвился почти до визга. – Он больше меня не любит. Ладно. Но это не значит, что я хочу видеть его убитым!
– Попробуйте поговорить с ним! Посмотрите, как он реагирует. Самое худшее – он скажет «нет»! Но это путь к реставрации его личности! Он мог бы восстать из мертвых! А вы на что надеетесь? На божественный промысел?
Губы Эйлин сжались в узкую, отчаянную линию.
– Я не могу просить мужчину, так мало меня уважающего, о такой вещи.
– Трусость.
– Уинфилд, заткнитесь, ладно? Вы ничего не понимаете в людях.
– Самое худшее – он скажет «нет».
– У него большая практика по части «нет». – Эйлин опустила глаза. – Вы понятия не имеете, что это был за человек, когда мы поженились. Какой он был всего лишь пару лет назад. Что было между нами. И не имеете понятия, какой он сейчас. Он... он... развалина.
– Все равно – спросите его. Вы единственная, кто это может.
– Как он смотрит на меня... мертвыми глазами...
Уинфилд обошла стол и обняла Эйлин.
– Это его единственный шанс. И ваш тоже.
Глава 58
Никки Шан получил приказ: быть на пристани в шесть утра. Его подберет моторная лодка «Леди-дракон», разукрашенная бронзой и красным деревом. Он поднимется на борт и представится как Артур Дюмон (инициалы А. Д. – это подчеркивалось отдельно). Его будет ждать человек, инициалы которого В. С. Вот и все, что сказал ему Шан. Остальное – в его собственных руках. Это было чем-то большим, чем простое испытание – как если бы его забросили на глубину, не спрашивая, умеет ли он плавать. Утонешь или выплывешь – твое дело.
В пять тридцать его разбудила Банни. Все ее движения теперь приобрели скользящую изысканную плавность, свойственную Николь. Она причесывалась, как Николь, высоко поднимая волосы и закалывая их сзади шпильками. Она носила такие же длинные узкие юбки с разрезом, сшитые для нее Николь. Она говорила мягко, мелодично, приглушенным голосом. И так же, как Николь, обращалась со своими «мужчинами» – Ником, Лео и Лао – как с инопланетянами. Их встречали, обслуживали и забавляли – проворно и молчаливо, отвечая веселым щебетом на редкие обращения или вопросы.
Только Никки огорчала эта перемена. Лео и Лао воспринимали все как должное. Как естественное право – быть постоянным объектом хлопот и забот. Возможно, Лео и имел такое право на ближайшие несколько лет, что же касается отца – Никки никогда раньше не обращал внимания на то, как подчиненно ведет себя Николь по отношению к Шану, пока Банни не начала подражать ей.
Он стоял на берегу и смотрел на приближающуюся лодку с заглушенным мотором. На борту красовалась картинка из старого мультика и надпись «Леди-дракон». Лодка, почти не производя шума, остановилась у причала. Молодой человек с сигарой во рту протянул руку Никки и помог подняться на борт. Снова приглушенно забулькал мотор.
– Бакстер Чой, – представился молодой человек с круглым, лунообразным лицом.
– Артур Дюмон.
– Господь милосердный... – Чой засмеялся, поглядывая на Никки. Он был на полголовы ниже, с красновато-бронзовой кожей, как у американских индейцев. У Никки цвет кожи был скорее оливковый. – Господь милосердный, – повторил Чой с ирландским акцентом. – А мне сказали, ты вылитый француз!
– По-твоему, не похож?
Чой рассмеялся. Сигара, прилепившаяся к губе, подпрыгивала.
– Не особенно. Впрочем, на пару китайцев мы тоже не похожи, верно?
Он повел Никки в камбуз мимо молодого матроса-китайца.
– Молоко к кофе? Сахар?
Лодка шла так плавно, что Никки почти не ощущал продвижения.
– Ты представляешь себе, какую ценность имеют в Нью-Йорке такие физиономии, как у нас с тобой! – очень серьезно произнес Чой, отбросив свой ирландский говор.
– Именно таких, как мы, постоянно цепляют копы.
– Я не про копов, – отмахнулся Чой. – С копами всегда можно договориться. Я про пуэрториканцев, доминиканцев, гаитян, кубинцев, мексиканцев, короче – про тех, чьи предки прибыли сюда на рабовладельческих кораблях. Они бросают на меня единственный взгляд – и принимают как родного брата. Примут и тебя, если ты избавишься от акцента лягушатников.
Никки сделал глоток кофе.
– Акцент обычно не чувствуется, если я не устал и не волнуюсь.
– Левее на пять градусов, – скомандовал матросу Бак-стер Чой, выглянув наружу. Он обернулся к Никки. – Твой отец взял меня на службу, потому что я закончил колледж. За его деньги. Так что с распределением ролей все должно быть ясно: ты – начальник, я подчиненный.
Никки ухмыльнулся.
– Каждый обязан что-то изображать. Какой университет?
– Миссионерский колледж в Гонконге, колледж Святых отцов. – Чой выпустил огромный клуб сигарного дыма и осторожно отогнал его в сторону. – Шан Лао купил меня, когда мне было шесть лет. Иезуиты сказали ему, что я подаю надежды. Он хорошо платил все годы, чтобы у меня было достаточно одежды, еды, книг. Знаешь, как говорят иезуиты? Дайте мне дитя, которому нет пяти, – и уже не важно, чье оно было до этого.
Никки рассматривал своего помощника. Бакстер Чой был похож на боксера-средневеса, под одеждой угадывались крепкие бицепсы и развитые плечи. На его губах постоянно играла издевательски угодливая усмешка: «Чего изволите, сэр?» Никки подумал, что Чой совершенно прав насчет своего лица. Его можно было принять за кого угодно – от эскимоса до перса. Достаточно добавить пару национальных черточек в одежде, и Басктер Чой справится с любой ролью.
– Ты занимаешься бегом? – спросил Никки. – Я стараюсь делать не меньше двух миль в день.
– Ты про джоггинг? Я предпочитаю качать вес.
– Придется попробовать бег, – задумчиво произнес Никки. – Это очень бодрит, верно?
– К вашим услугам.
– В качестве телохранителя, э?
Когда Чой становился серьезным и исчезала умильная, слащавая гримаска, его лицо становилось убийственно жестким.
– В какой-то степени. Но вообще, если ты в форме, главное – не позволяй застать себя врасплох.
Он сунул палец в лужицу кофе на столе и вывел: Н = У. Какое-то время оба серьезно разглядывали это уравнение как магический знак.
– Неожиданность равна Успеху, – объяснил Чой. – Неожиданность – тайное оружие, доступное каждому. Если не сумеешь им воспользоваться – проиграешь.
– Отличный девиз, – Никки беспомощно покачал головой, – но почему не нашлось лучшего места, чем Нью-Йорк, для нашей операции?
Чой рассмеялся:
– Смелее в бой, Бакстер Чой с тобой! Я получил приказ – вывести тебя на старт. Стратегия классическая: каждый, кто окопался, лишается свободы маневра и потому уязвим. Атакующий, действующий неожиданно, разнесет его на куски. Вспомни пращу Давида. Ремарка: в ходе операции нам хотелось бы остаться в живых. Принято?
– Это было бы мило.
Чой внимательно всматривался в хмурое лицо Никки.
– Развеселись! Мы хотим сделать нечто неслыханное: побить Риччи на их собственном поле.
* * *
Чарли старался никогда не приезжать в Вашингтон заранее, задолго до назначенной встречи в министерстве торговли. Когда им с Керри случалось оказаться в городе раньше установленного времени, то в любых ресторанах – элитных, ограниченно доступных или просто безумно дорогих – он все равно сталкивался с публикой, которой обычно избегал: соучениками по Гарварду, конкурентами-промышленниками, стервятниками-лоббистами и самыми шикарными шлюхами к востоку от Калифорнии.
Прихватывая с собой «тинкмэн» Керри, запрограммированный на выявление подслушивающих устройств, он обнаруживал «жучка» едва ли не на каждом телефоне, под каждым столом и за половиной украшающих стены картин. Чарли не страдал паранойей. И не считал себя мучеником, обреченным на исключительно тяжелые условия выживания. Но сама мысль, что кто-то невидимый из ФБР постоянно следует за ним по пятам, могла сильно омрачить настроение.
И самое неприятное, этой поездки могло бы не быть. Проклятому старику удалось каким-то образом повернуть ситуацию с «Ричтроном» так, что японская компания пиявкой прилепилась к Чарли. И требовала внимания и времени. Ужасно неудачно!
Чарли щелкнул переключателем телевизора, чтобы поймать программу новостей. Перед огромными окнами его номера на фоне темно-синего, как индиго, неба выделялся залитый ослепительным светом прожекторов фаллический Вашингтонский обелиск. Дверной звонок ожил и разразился трелью из трех тонов.
– Да? – отозвался Чарли.
Приглушенное тяжелой дубовой дверью бормотание. Чарли открыл дверь. Перед ним стояла девушка, почти такая же высокая, как его дочери, и примерно того же возраста, белокурая, с заброшенной назад гривкой длинных волос.
– Чарли Брэвермэн?
– Чарли, но другой.
У нее были небольшие, но красивые глаза, смотревшие на него странно-рассеянным взглядом. Девушка была одета в парчовое платье с низким вырезом, снежно-белое с вплетением блестящей нити. Одно плечо прикрывала соболья накидка.
– Мне не помешал бы Экскалибур, – задумчиво произнес вслух Чарли.
– Мистер Брэвермэн? – Ее взгляд мимо него скользнул в глубь номера в поисках другого Чарли.
– Сожалею, это ошибка. – Он начал закрывать дверь. – Спокойной ночи.
– Чарли Брэвермэн, из «Топп-электроник»?
– Обратитесь к портье. – Он закрыл дверь.
И тут же вспомнил, кто такой Чарли Брэвермэн. Это был руководитель среднего ранга в «Ричтроне», уволившийся пару лет назад. По слухам, он уехал на Дальний Восток и нашел себе отличное место с прекрасным окладом – в два раза больше, чем платил ему Чарли. Значит, он устроился в «Топп-электроник», подумал Чарли. Интересное совпадение. «Топп» в Сеуле была главным конкурентом «Ричтрона», эта фирма копировала каждый новый прибор «Ричтрона», сбивая цену и переманивая покупателей. Порочная практика, подумал Чарли, и сулящая неприятности в будущем, хотя лидером гонки по-прежнему является «Крэй».
Чарли провел сегодня целый день, убалтывая пожилых полковников и генералов Пентагона, обремененных детьми, образование которых обходится так дорого в наше время. Он до хрипоты втолковывал военным, что модель «Ричтрон-030» вовсе не угроза для «Крэй» и никогда не вытеснит любимые монстры Пентагона. Неприятная работа. Еще более неприятная оттого, что втравил его в это Чио Итало. Наконец удалось достичь предварительной договоренности.
И в этот момент на сцену выходит «Топп-электроник». Значит, сегодняшний день потерян. Чарли Брэвермэн из «Топп» предложит аналог «Ричтрона-030» за треть цены, что открывает простор для солидных взяток. Чарли повернулся и открыл дверь. Девушка стояла неподалеку от его номера, потупив глаза, с немного сконфуженным видом.
– Войдите.
– Мистер Брэвермэн?
Чарли подумал, что красавица не отличается сообразительностью.
– Почему бы вам не обратиться к портье и не спросить, в каком номере он остановился?
– Спасибо, – так же хмуро, без улыбки произнесла она. – Если он не у вас, значит, в номере у мистера Сеонга.
– Мистера Сеонга из «Топп-электроник»?
Она покачала белокурой головкой, и легкие волосы ореолом разлетелись вокруг ее головы.
– Мистера Сеонга из «Шан Лао, Лтд».
Глава 59
– Для меня так непривычно быть без Бенджи, – сказала Эйлин.
Они с Ленорой прогуливались пешком по улицам Атлантик-Сити, заглядывая в витрины дешевых сувенирных лавок и обмениваясь возгласами притворного ужаса.
Хмурый февральский день подчеркивал неприглядность улиц, грязных и захламленных, с комками голубой жевательной резинки, прилепленных повсюду, цветными обертками от конфет, коричневыми гнилыми банановыми шкурками, упаковками биг-мака и банками от пепси-колы, разбросанными где попало. У них на глазах бродяга выудил из трещины в тротуаре пакетик от кукурузных хлопьев и запустил руку внутрь – не остались ли крошки?
– Бенджи, пожалуй, не стоило бы на это смотреть.
Ленора еще раз напомнила себе, насколько важно, чтобы в ближайшее время мальчики не оказались рядом. Утром она сделала несколько звонков, выслеживая База – он мог оказаться в любом из новых казино Винса. Но Баз был все еще в Атлантик-Сити. Они с Эйлин обулись в спортивные туфли без каблука и сели в автобус, идущий из Манхэттена в Атлантик-Сити, любимый рейс заядлых игроков. В шикарном центре Риччи База не оказалось. Тогда они заглянули в соседнее казино, рангом пониже, – как сказала Ленора, «блэкджек» – он везде «блэкджек».
Это был удачный ход. Через пару минут они стояли за спиной у База, только что с двух рук спустившего четыреста долларов. Дилер, развязная индианка, засекла Эйлин и Ленору, как только они вошли.
– Это ваши ангелы-хранители? – поинтересовалась она у База.
Он оглянулся и едва не свалился с табурета. Эйлин и Ленора рядом – это не просто две маленькие изящные брюнетки, похожие, как сестры, это удвоенный призрак вины, две бомбы с часовым заводом, представшие перед ним одновременно мамаши двух его малышей. Бледный щеки База, и без того нездорового цвета, стали серыми.
– Доктор Эйлер, если я не ошибаюсь, – сказала Ленора. – В этой крысиной норе найдется укромное местечко, чтобы мы могли поговорить?
Он переводил глаза с одной на другую, потеряв голос от испуга. Наконец Баз пошарил в кармане и выудил оттуда ключ – с таким торжеством, будто нашел волшебную палочку. Он размахивал ключом, пока Эйлин не выхватила его из рук.
– Мы оторвем драгоценные пять минут от «блэкджека», – сказала она, – после чего ты сможешь вернуться сюда.
– Ты... – Он нервно сглотнул слюну. – Что?..
Он умоляюще покосился на Ленору, которая, как ему казалось, имела особую власть над ним. Все, что от нее требуется, – это сказать пару слов, и тогда Винс или Эйлин прикончат его голыми руками, смотря кто добежит первый.
– У Эйлин есть к вам дело, – сказала Ленора. – Я подожду у первого от входа автомата. На нем легче выиграть, чем на остальных, – добавила она с усмешкой.
Баз потрясенно молчал. Ленора продолжала, понизив голос, очень зловещим тоном:
– Доктор Эйлер, это очень серьезно.
– Вы ва...
– Позвольте сказать вам... – Ленора выдержала паузу, – что я советую... согласиться на сотрудничество.
Медленную, угрожающую интонацию она позаимствовала не из собственного опыта общения с мафиози, а в каком-то боевике. Ей страшно нравилось говорить медленно, прожигая взглядом дрожащего База, со смертельной холодностью:
– Что бы ни... попросила Эйлин... я присоединяюсь... Вы меня поняли?
– В-вы обе...
Эйлин ухватила его за руку и потащила к лифту – стеклянному цилиндру, по которому безостановочно сновали кабинки. Поднимаясь наверх в прозрачной кабине, Эйлин помахала рукой Леноре, и та махнула в ответ.
В номере у База постель была неразобрана. Видимо, он только что успел его снять. Кроме небольшой сумки, здесь не было ничего, что позволило бы идентифицировать постояльца, да и вообще – факт его наличия. Баз доигрывал свой гамбит в сильно ограниченном шахматном пространстве, словно король, загнанный в угол четырьмя ладьями.
– Ты знаешь, что это такое? – спросила Эйлин, сунув ему под нос один из блеклых спичечных коробков Уинфилд.
– Спички?
Она присела на подоконник, маленькая изящная фигурка, четко выделяющаяся на фоне хмурого февральского дня.
– Это подслушивающее устройство. Одно такое уже находится в ящике стола Винса Риччи в его главном офисе. Мы записываем все, что там происходит, уже несколько месяцев.
– Эйлин!..
– Материалы, которыми мы на сегодняшний день располагаем, практически бесполезны. Несколько раз на этих лентах мне попадался твой голос – ты разговаривал с Винсом о МегаМАО, а однажды – о СПИДе и проститутках. Я вспомнила, что мы ни разу не говорили Винсу, кто такая твоя жена. Он до сих пор не знает, что миссис Эйлер – это Эйлин Хигарти, которая взяла на себя защиту проституток Риччи на процессе о заражении СПИДом.
– Он не... не... знает?
Его голос сорвался от ужаса, от обреченности. Баз был небрит. Наверное, он успел только сойти с самолета и швырнуть сумку в угол необжитой комнаты – и сразу же ринулся к игорному столу. Жестокий дневной свет, без теней, выделял его бесцветное лицо, мешки под глазами, обвисшую складку кожи под челюстью, проблески серебра в двухдневной щетине.
– О Господи, Баз!..
Ее полустон-полувсхлип прорезал безликую угрюмость комнаты, стрелой вонзился в его сердце. Ей не понадобилось слов, чтобы выразить, как он выглядит в ее глазах и стыд за это. Баз замахал руками перед лицом, заслоняясь от нее, спасаясь от боли, которую она могла ему причинить.
– Знаю, – невнятно бормотал он, – знаю... Надо бы побриться и выспаться... Ты не...
– Баз, – перебила Эйлин, – ты выглядишь как бродяга. Господи Боже мой, трудно узнать в тебе человека, которого я... – Она умолкла. Ее лицо застыло, стало каменным, черты заострились. – Баз, настало время предупредить Винса Риччи о том, кто такая твоя жена. Ты должен сказать ему...
– Он меня убь...
– Он скажет тебе спасибо. Он будет благодарен. Ты поговоришь с ним наедине, как с другом. Все это запишет наш «жучок». Если ты справишься, если Риччи проявит неосторожность, если, если, если – мы сможем поднять дело. Сейчас мы безоружны.
– Я не мо... – У него сжало горло от страха. Он судорожно закашлялся. – Ты не долж... – Снова приступ судорожного кашля. – Эйлин, слушай, я никогда, никогда, никогда... – Казалось, у него насмерть отшибло мозги от страха.
– Даже ради самоуважения? – спросила Эйлин. И мгновенно пожалела об этом. Это не зал суда, а перед ней – не свидетель противной стороны. – Даже ради того, что осталось от нашего брака? Ради твоей семьи? Я догадываюсь, что мы немного значим для тебя, Бенджи и я. Но... – Она безнадежно махнула рукой.
– Только не я, Эйлин. Кто-нибудь другой. Не я.
– Он болтает с тобой. Больше ни с кем он не чувствует себя свободно. Потому что ты сделал его отцом. Потому что ты сделал его королем наркобизнеса Америки. Потому что он знает, что спалил тебя дотла... Ох, как хорошо этот ублюдок знает тебя! Заставь его поговорить с тобой о докторе Баттипаглиа. О женщинах... Ты сможешь это. Только ты.
В его глазах появилась боль.
– Ты считаешь, что я пал так низко?
– Низко? – Она встала. Они стояли лицом к лицу, разделенные дюймовым пространством безликого ковра. – Низко? Предать убийцу – хуже, чем предать жену и сына?
– Я не могу.
– Сделай это для меня, Баз.
– Я не могу.
– Ох, ты можешь. – Она сделала глубокий вдох, ее глаза сверкали. – Если он захочет, этот Баз Эйлер, он может все.
Его глаза расширились, и, к ужасу Эйлин, слезы побежали по щекам.
– Это старый Баз мог все, – пробормотал он.
– Это мой Баз.
Он рыдал. Все его лицо стало мокрым, короткое тело тряслось от судорожных вздохов.
– Мертвый Баз, – простонал он.
– Ты сделаешь это для меня?
– Эйлин! – От рыданий все его тело раскачивалось вперед-назад. – Эйлин, ты же знаешь, я все сделаю!
Оба шагнули вперед и обнялись. Сумрачный февральский день цедился в серый номер. Эйлин вдохнула, втянула в себя его запах. Но ничего не почувствовала – ни табака, ни пота, ни алкоголя. Как бесплотный дух.
– Ты сломлен, Баз, – произнесла Эйлин, мягко покачивая его в своих объятиях. – Ты крепко побит. – Она на секунду высвободилась из его рук и, положив ладонь ему под подбородок, приподняла его влажное лицо. – Но я все еще люблю тебя. Скажи мне знаешь что, Баз? Кто из нас сумасшедший?
Глава 60
– Нет, спасибо, Хани, только не сегодня. Чарли Брэвермэн изо всех сил напускал на себя значительность. Он Сеонг, его босс, выглядел уцелевшим участником японского марша голода. Они сидели за большим стеклянным столиком для коктейлей в номере Чарли Ричардса. Высокая белокурая проститутка, освобожденная от обычных обязанностей, готовила напитки и подносила соленые орешки из минибара.
Так как Брэвермэну редко случалось лично сталкиваться с Ричардсом во время работы в «Ричтроне», их общение было теперь достаточно непринужденным, без обвинений и недоброжелательства. Если бы какая-то нотка, тень раздражения проскользнула в разговоре, чувствовал Ричардс Он Сеонг расстроился бы. Этот восточный джентльмен излучал особую благожелательность и вынесенное из жизненного опыта стремление к миру и согласию. Трудно было поверить, что такой человек возглавляет самую свирепую по отношению к конкурентам дальневосточную компанию по производству электронного оборудования.
Он Сеонг благодарно просиял, когда проститутка поставила перед ним высокий стакан с искрящейся водой.
– Ах, – произнес он с воодушевлением, – что за чудо – вода!
– Действительно, – согласился Брэвермэн. – Ты из Техаса, Хани?
– Холли, – без улыбки поправила девица. – Лаббок.
Чарли Ричардс улыбнулся ей.
– Холли, – сказал он, – если мистер Брэвермэн не возражает, вы можете быть свободны. – Он взглянул на собеседника.
Брэвермэн выудил из кармана ключ.
– Открой себе. Хани. Надевай ночной чепец и жди. Я скоро приду. – Он вопросительно покосился на Он Сеонга.
– Это, – сказал азиат, – зависит от мистера Ричардса.
– Скоро, – сказал Чарли Ричардс.
– Скоро, Хани.
– Холли. – Она взяла ключ и вышла из номера, волоча за собой свою соболью накидку.
– М-м, – промурлыкал Брэвермэн. – М-м... и м-м... Что меня заводит больше всего, она никогда не улыбается. Позвольте мне объяснить, что получается у нас на данный момент, Чарли.
– Да, Чарли?
– Мы можем пнуть вас и выбросить из пентагонского контракта, а можем объединиться с вами и жить во грехе. На ваше усмотрение, Чарли.
– Пнуть, хотя «Ричтрон-030» наше изделие?
– Мы его называем «Топп-500». – Брэвермэн сделал глоток виски. – Пусть вас не беспокоят такие мелочи. Смотрите: вы платите нам за консультацию. Или мы продаем наши «500», переделав этикетки, и платим вам отступное. Или мы делим напополам заказ и продаем и те, и другие! – Брэвермэн продолжал прихлебывать виски, но его проницательные глаза остановились на лице Чарли. – Естественно, мы поделим и все расходы на... э... субсидии, которые пожелают генералы в качестве прибавки к жалованью. Основная мысль – мы прыгаем в койку вместе.
Чарли Ричардс посмотрел на своего авторитетного азиатского конкурента. Империя, которой управлял будущий свекор Банни, была больше переданной во владение Итало Риччи части «Ричланд-холдингз», но в ней не было финансовых компаний. И после сингапурской вылазки Кевина Чарли мог точно сказать почему. Никто из «большой японской четверки» не доверял Шан Лао. А без их поддержки он бы с ног сбился, пытаясь открыть банк, брокерский дом или любое другое чисто финансовое предприятие. Но если он пополнит свою империю действующим концерном с двумястами банками и брокерскими домами, успешно работающими по всему миру...
Другими словами, финансовые предприятия, которые Чарли оттяпал у Чио Итало для собственного пользования, были тем куском, на который зарился Он Сеонг, приглашающий, как выразился Брэвермэн, прыгнуть в одну койку. Но уже сегодня финансовая часть «Ричланд-холдингз» изменила форму и даже имя. «Новая эра» зарегистрирована утром в Делавэре. Даже разветвленная шпионская сеть Шан Лао еще не получила сведений об этом.
– И в этом все дело, мистер Сеонг? Вы готовы объединить силы с нами, только чтобы разделить бремя взяток? Звучит заманчиво.
– Мы были бы очень рады слиянию. – Он Сеонгу плохо давалось "л".
Чарли внутренне содрогнулся. Но «Ричтрон» теперь существовал только в качестве бумажных пут лично для него, Чарли, подвесного мостика между распавшимся анстальтом и Делавэрской корпорацией, которую теперь не сможет подмять под себя никакой дальневосточный пират.
– Слиянию «Топп» и «Ричтрона»?
Азиат неопределенно помахал своими скелетообразными пальцами – еще один жест миролюбия и благожелательности.
– Все, как вы пожелаете, мистер Ричардс. Ваша дочь и сын Шана уже указали нам путь к решению проблемы.
– Это то, что висит в воздухе, – добавил Брэвермэн, – масштабы – главный ключ к успеху. Маленьких ребятишек могут живьем слопать. Чарли. Выживают только гиганты. Чем больше, тем лучше.
– Правда, Чарли?
– И «Ричланд» – один из возможных партнеров, на которых мы нацелились, Чарли.
– Нацелились, Чарли?
– Не лучшее слово, – признал Брэвермэн, проглотив изрядную порцию скотча. – Но мы ведь старые знакомые, почему бы нам не поговорить честно, без выкрутасов, Чарли?
– Чарли, если вы оба извините меня... – Ричардс встал. – Мне нужно немного поспать. Я подумаю над вашим предложением. Мы вернемся к нему очень скоро. Спокойной ночи, джентльмены.
Он сумел выпроводить их из номера, не сорвавшись, не выдав свои мысли ни единым словом. Выждав, пока гости уберутся с его этажа, Чарли вышел из номера и спустился на один лестничный пролет. Он постоял, рассматривая телефоны-автоматы в вестибюле, пытаясь угадать, все ли снабжены «жучками», и решил немного прогуляться.
Он двинулся на юг, так что Вашингтонский обелиск остался у него за спиной. Представления Чарли о топографии этого района были довольно расплывчатые. Он помнил, правда, что впереди должен быть небольшой островок под названием Парк-Потомак, образованный пересечением с северо-западным рукавом Анакостиа-Ривер. Десятью минутами позже, отчаянно промерзший, он высмотрел кабинку телефона-автомата и позвонил Керри в Хобокен. Отозвался только автоответчик и дал ему знакомый номер – номер его старшей дочери. Чарли перезвонил Уинфилд.
– Аллилуйя, – приветствовала его Уинфилд. – Какие проблемы?
– Автоответчик Керри сообщил, что у тебя посетитель.
– Очень дипломатичное высказывание. Керри! Потом дашь мне трубку.
– Дядя Чарли? Что случилось?
– Прежде всего, извини, что побеспокоил. Скажи, Базель может как-то вмешаться в наши дела с «Ричтрон-электроник»? Если да, то могло ли такое произойти уже сейчас.
Долгая пауза.
– Не могу сказать, пока не видел документов. Но ни из Базеля, ни из Лихтенштейна таких сообщений не поступало.
– Допустим, с нами не успели сегодня связаться. Допустим, кто-то пытается захватить контрольный пакет. Но такая операция не может быть осуществлена без разрешения от «Ричланд-секьюритиз», а наши люди пока не получили никаких инструкций по «Ричтрону». Логично?
– Да.
– Значит, если некто пытается принудить нас к слиянию, используя тактику захвата, ничего не выйдет?
– Нет, пожалуй. Но кто знает, какая еще бывает тактика!
В отдалении виднелся Вашингтонский обелиск, купающийся в лучах прожекторов. Чарли тяжелым взглядом смотрел на этот символ запушенного, застарелого приапизма, символ прямолинейной, тяжеловесной тактики, напоминание о том, что шпагу нужно держать наготове, а не в ножнах.
– Иди в кровать. Пусть Уинфилд подойдет.
– Па? У тебя кошмарный голос.
– На самом деле папочка лучится от счастья. Извини, что потревожил.
– О, ты страшно помешал. Мы как раз дрались.
У Чарли от февральского ветра начали стучать зубы.
– Я тоже, только что. И начинаю понимать, что вел себя очень глупо.
– Ты насчет чего?
– Насчет второго дедушки беби нашей Банни. Выйдя из кабинки он свернул на восток, по крайней мере, ему так казалось, а потом на север. Чарли Брэвермэн, вор, торгующийся с продажными шкурами из Пентагона за свой ломоть от пирога оборонной промышленности. Он Сеонг, представляющий империю, в которой не делают различия между законным и незаконным, предлагающий скупить на корню все хозяйство «Ричланд» в один аккуратный консорциум. И никаких хлопот о респектабельном фасаде, которыми в какой-то степени обременяет себя Чио Итало. Никаких иллюзий – ни для кого.
Поеживаясь от холода, Чарли ускорил шаги. Теперь впереди виднелся не только Вашингтонский мемориал, но и Белый дом со стороны авеню Пенсильвания. Осиянные символы, ослепительные маяки демократии.
Он определенно не слышал шагов у себя за спиной. И не чувствовал тревоги. Это было не обычное уличное напряжение – стой, сукин сын, быстро – часы, кольца, бумажник, шевелись, ублюдок!
К нему шагнул человек в маске, второй оказался у него за спиной. Чарли упал на вытянутые руки, пытаясь уберечь от удара лицо. Первый вытащил какое-то оружие. Чарли лежал ничком, разбросав руки. Автоматически он отметил, что нападающие – белые.
Он смотрел на палец, застывший на спусковом крючке. Мышцы его шеи напряглись, словно это могло помочь отразить удар пули. Последний звук, который ему суждено услышать, подумал Чарли, будет коротким рявканьем пистолета. Но звук выстрела оказался на удивление тихим – хлопок, словно отлетела крышка банки с пивом. Боль пронзила его запястье около вены. Чарли посмотрел на руку, но парень в маске быстро нагнулся и дернул его за руку. В рамке его расставленных ног Чарли увидел блистающий в холодном мраке Белый дом.
И сразу же погрузился в темноту. В последний момент он попробовал угадать дизайнера, нарисовавшего план покушения... Кажется, третьего?..
Он заснул.
Глава 61
На Востоке есть пословицы о каждом месяце года. О марте говорят, что он нападает, как лев. Но как уходит февраль, лучше всех описал Бакстер Чой. Он сказал – как вторая мировая война. Вполне естественно для такого кровавого бизнеса.
В мире торговцев наркотиками свой этикет. К примеру, Рико, распоряжавшийся от Девяносто шестой до Сто десятой Западной, был и бухгалтером, и кассиром, и курьером. Каждый, наделенный, такой высокой ответственностью, водил, как и он, семиместный «кадиллак-флитвуд», с металлическими украшениями и вишневой обивкой кресел.
Ровно в 11.30 – в законспирированных организациях дисциплина – это все! – он встретился со Спидо, владения которого раскинулись от Сто десятой до Сто двадцать пятой Западной. Встречи всегда происходили на углу Девяносто шестой и Парковой, где сходились железнодорожные пути. Спило приезжал на черном «даймлере» в золотых звездочках по всему корпусу.
Третий участник встречи, подъезжавший из делового центра на ослепительно оранжевом «роллсе», собирал наличные и передавал указания на завтра. Расписание встреч было настолько незыблемым и настолько не представляло интереса для полиции, что местные ребятишки прибегали на угол развлечь их брейк-дансом. Иногда из одного из лимузинов высовывалась рука со стодолларовой купюрой для артистов.
В четверг, когда все три лимузина притормозили на углу Девяносто шестой и Парковой, проезжавший мимо мотоциклист послал в сторону живописной компании воздушный поцелуй. Что-то прокатилось по асфальту, когда он исчез в облаке выхлопных газов. Дельцы продолжали расчеты.
Ослепительная вспышка озарила улицы. Высокие дома ниже Девяносто шестой словно утонули во мраке. Потом раздался оглушительный рев, словно Земля столкнулась с Марсом. Разноцветные куски металла дождем посыпались на прохожих в радиусе ста ярдов. Невообразимое зловоние распространилось примерно по такому же пространству.
Маленьких танцоров отшвырнуло за линию электропередачи. Железнодорожное сообщение прервалось на тридцать шесть часов. Подсчитывая причиненный ущерб, Тони Рего содрогнулся: полмиллиона наличными, сгоревшими и разлетевшимися, и дважды по столько в виде кокаина и МегаМАО.
– Но больнее всего, – сказал он по телефону Винсу, – что все видят, как нас заставили жрать дерьмо.
– Найди, кто это сделал.
* * *
Детоксикационный центр на углу Сто семнадцатой и Бродвея – флагман всей эскадры – стал ареной бурной общественной жизни. На пятачке перед входом разыгрывались все виды драм – супружеские ссоры, примирения, романы, и ни один коп не решался поискать здесь место для своей твердой поступи. Несмотря на постоянный поток посетителей, Медицинский центр Риччи № 201 оставался островком неумирающей надежды в трясине отчаяния.
Тони Рего выстроил перед собой сотрудников и допрашивал каждого по отдельности. Но никто ничего не слышал об оппозиции, настолько свирепой, что предпочитает взорвать полтора миллиона наличных, вместо того чтобы украсть их.
– Думайте. Вспоминайте. Какие-нибудь типы с жалобами, недовольные, проходимцы...
– А те, что приходили утром, – они правда электрики? – спросила медсестра. – То есть, конечно, не медсестра, а просто тоненькая, очень хорошенькая негритянка в белой форме, с термометром, висевшим на шее.
– Говори, Делия.
– Ну, те два парня, проверявшие проводку?
– А что с проводкой?
– Ничего?.. – протянула Делия со свойственной ей вопросительной интонацией. – Эти два желтые?
– Как это – желтые?
– Ну, китаезы?..
Прежде чем Тони сумел подобрать ответ, прямо у него под ногами раздался взрыв, разнесший его и оказавшихся поблизости сотрудников на куски. Кирпич и осколки камня посыпались на пол. Оставшиеся в живых услышали ужасный, стонущий звук, словно содрогнулось все здание.
Так оно и было.
Пожарное управление едва успевало отбиваться от репортеров. Погибло тридцать человек – служащих и посетителей. Пострадавших развезли по ближайшим больницам. Многие оказались погребенными под руинами.
– Мы ищем. Мы пустили собак, работаем с теплоискателями. – Перед телекамерами говорил начальник пожарного управления. – Такого мы еще не видели, если не считать фильмов о землетрясениях.
– Всякий истеблишмент уязвим, – напомнил Никки Бакстеру Чою. – Но я ожидал большего, чем серия затрещин.
– Лучше меньше, да лучше, – сказал Бакстер, прикуривая сигару. – Проклятие, я знаю, в чем радость жизни.
– Черта с два ты знаешь, – ухмыльнулся Никки. – Это звучит как догмат культа Бахуса.
Его жизнь полностью переменилась, но одевался он по-прежнему, словно возвращаясь после изнурительного теннисного матча. Они с Чоем встретились, чтобы переброситься словечком, около маленького магазинчика, угощавшего жителей Нью-Йорка содовой и сливочно-шоколадным мороженым.
Эти три недели пролетели незаметно. Многое изменилось с тех пор, как он ошеломленно наблюдал за первыми быстрыми, моментальными, импульсивными действиями Чоя. Молниеносная игра, затеянная для того, чтобы ослепить, причиняя боль.
– Ну ладно, – произнес Чой. Никки правильно подметил, что в программу ирландских иезуитов культ Бахуса не входил. Зато про уличные драки Бакстер мог бы сам написать учебник. – Это военные действия, французик, – произнес Чой, и его глаза злобно сверкнули. – Изобретение конфедератов времен Гражданской войны. Бей-и-беги.
– Я учусь, Бакс, я учусь.
– У нас нет штаб-квартиры. У нас нет штаба вообще. Мы – пять шустрых китайцев на мотоциклах, но мы в узел завяжем Риччи.
Никки кивнул.
– С этим не станет спорить даже пожарное управление. Кстати, три взрыва в медицинских центрах объявили результатом действий уличных шаек. Это то, что я называю формированием мнения. Как тебе удалось организовать взрывы так чисто?
Взгляд Чоя скользнул в сторону.
– Пентаэритритол тетранитрат.
– Прошу прощения?..
– Обычно эту штуку называют пент.
– Бакс, продолжай.
– Ну, мы получили это не из Чехословакии, так что я не рискну назвать его семтексом. Сделано в США для нужд ЦРУ, добывается путем подкупа сержантов из службы снабжения. Но весь фокус в том, чтобы правильно распределить заряды. Если постараться, можно поднять на воздух пятиэтажное здание, как ты сам убедился. – Чой удовлетворенно выпустил клуб дыма, его окутал аромат «гаваны».
– Мы запихали в глотки этому отребью на миллион МегаМАО. Скоро наркоманы завопят: «Китайцы, на помощь!» Каждая наша капсула пойдет в три цены. Я не отхожу от телефона, заказывая новые партии. Все прибудет вечером.
– Я полагаю, не через аэропорт Кеннеди?
Чой рассмеялся. Его круглое лицо сияло от удовольствия.
– Через Тихий океан, из Тайваня, в одном из «боингов» Шана, переделанном для грузовых перевозок. Этим утром он приземлился недалеко от Веракрус. Гидропланами перебросят груз в Нью-Йорк. К полуночи прибудет, я надеюсь.
– Куда?
Бакстер Чой открыл свой элегантный сафьяновый кейс. Он был франтом – на свой вкус: черные кожаные брюки, темно-коричневая кожаная куртка и ядовито-зеленый шарф, цвета свежей патины на бронзе. Он достал из кейса карту и расстелил ее на столе.
– Смотри. Насколько хорошо ты знаешь Лонг-Айленд? – Он провел пальцем вдоль восточного побережья, заканчивающегося Ориент-Пойнт. – Между Гринпортом и этой точкой есть маленький аэропорт. К западу от Петти-Байт. Смотри.
– У нас там склад?
– Просто старый особняк, перенесенный с Плама. – Бакстер указал на изогнутый кусочек суши. – Когда-то во время первой мировой они погрузили этот особняк на баржи и перевезли с Плам-Айленда. Плам понадобился правительству для каких-то темных делишек. – Попыхивая сигарой, Чой некоторое время разглядывал карту. – Мне говорили, что правительство по-прежнему присматривает за этим районом. Поэтому нам придется разгружать гидроплан прямо в море. Если ветер будет не очень сильным.
– Но катер нужно подвести поближе. Верфь в Троггс-Нек чиста? – Никки ткнул пальцем в мыс, которым Бронкс врезается в Ист-Ривер около Квинса.
– Возможно.
– Случайности нужно исключить. Когда катер вернется, груз нужно будет быстро распределить по маленьким лодкам – обычным моторкам, – сказал Никки. – А все, что требуется в Бронксе, это загрузить мотоциклы. Потом все пойдет само по себе.
– Ты учишься, французик, парнишка. – Миндалевидные глаза Чоя прищурились от дыма. – Если поднимется ветер, нам понадобится док.
– На отдыхающих в такое время года не наткнешься, – задумчиво произнес Никки. – Но береговая охрана? Посредине ночи?
– Плам-Айленд официально – государственная лаборатория по исследованию болезней животных.
– Болезней? Каких?
Бакстер Чой сел и лизнул отклеившуюся этикетку сигары, чтобы прилепить ее на место. Он пожал плечами.
– Чума. Пневмония. Ящур.
– О чем думает правительство? – задумчиво произнес Никки. – Этот уголок трех штатов – самый перенаселенный в Америке. Как же они решились затевать здесь смертельные игры?
– А чем еще заниматься правительству, если не смертельными играми? – с усиленным акцентом произнес Чой. – Это естественное право любого правительства.
Они снова помолчали, изучая карту.
– Если поднимется ветер, – решил Никки, – придется устроить выкидыш гидросамолету.
Чой покачал головой.
– Никаких выкидышей в нашем деле, французик. Найдем подветренный берег и возьмем свой груз.
– Ладно. Я все еще учусь.
На этот раз, по мере того, как они изучали карту, молчание все затягивалось. Никки представления не имел, о чем думает Чой. Да ему и не часто случалось это угадывать. Но что-то висело в воздухе, казалось ему. Сами их имена создавали неважные вибрации. Никки яростно потряс головой.
– Не может быть, чтобы мы подцепили какую-нибудь коровью гадость, болтаясь так близко от Плама?
– Беспокойся лучше о береговой охране.
– Риччи не могли пронюхать об этом доме?
– Все операции Риччи в этом районе ведет семья Джанфлр, родственники Риччи. Это ленивые парни. Любят крутить бизнес в больших городах. В такой дыре, да еще зимой, их не увидишь.
– Посылку ждем к полуночи? Давай пока разложим свои задницы. Еще пять часов впереди.
Чой ухмыльнулся.
– Ты быстро учишься.
– Конечно, – парировал Никки, – вот еще один ослепительный успех воспитанника иезуитов.