Дженни ушла, когда Рэй состригал кожу с подошв ног маникюрными ножницами. Он ска-зал ей, что это не больно, совсем не больно и у нее нет причин уходить. Отвердевшая мертвая кожа, почти чешуйчатое образование, наросшее за последние несколько месяцев от ходьбы, от ботинок, носков, пота и совместной жизни с ней. Вот где все кончается, сказал он жене, показывая на свою ступню. Все слезы, все упреки и обвинения скапливаются к самом низу наших тел и затвердевают подобием воска, который стоит срезать. Однако у Дженни ступни были на удивление мягкими. Даже большой палец, подушечка большого пальца, пусть и не такая мягкая, как вся остальная подошва, все же оставалась именно мягкой; до такой ступни стоило дотрагиваться, очень даже стоило. Но ступни являлись далеко не главным достоинством Дженни; у нее было много других поистине замечательных достоинств. Например, волосы и глаза, нос и губы, и все остальное в ней, что находилось ниже, еще ниже и заканчивалось совсем неплохо: мягкими подошвами ног, желтоватыми или розоватыми. Все зависело от освещения. Переступая именно этими ногами, она ушла, когда Рэй срезал ножницами мертвую кожу со своих собственных, – и, как он сказал ей, как заверил ее, он не чувствовал никакой боли.