Ранее

Это случилось во вторник.

Обычно, когда подобное происходит в каком-нибудь фильме, раздается характерный хлопок. Но в данный момент ничего такого не случилось. Никакого «бум», «бом» или «щелк». Ну посыпались, конечно, осколки разбитого стекла и ослепила на мгновение вспышка света, как будто по классу пролетел метеор. Не самое хорошее предзнаменование.

И ведь менее всего такое ожидаешь во вторник. В этот день недели у нас история, потом рисование, а вот всяких там спецэффектов в расписании нет. Я вздрогнул, когда увидел его, но, как ни странно, обратил внимание на тонкую серую пелену дождя за окном, за старой выщербленной балюстрадой, и на чахлые деревья с обломанными ветками.

Это было похоже на сон. Знаете, во сне вы иногда видите, что происходит нечто плохое, чего попросту не должно быть, и вдруг ваши ноги становятся ватными и вы не в состоянии, как бы ни старались, двинуться с места, и предостережение, которое вы пытаетесь выкрикнуть, вязнет в тумане и становится слишком размытым и невнятным, чтобы возыметь свое действие.

Было бы лучше, если бы все и вправду оказалось сном.

Кто это? Террорист? Звучит слишком сильно, особенно учитывая, что наше повествование только начинается, но именно террористом он и был. Там, на другой стороне улицы, вероятно, в десяти этажах над землей, сидел он, радуясь первому выстрелу, перезаряжал винтовку, вскидывал ее к плечу, целился…

Да, «террорист» подойдет.

— Так. Встать. Уходим.

Спокойно. Без лишних слов. Быстро.

— Быстро.

Неожиданно я оказываюсь в центре класса. Кажется, здесь от меня будет больше всего пользы. Но что я могу сделать? Поворачиваюсь, обвожу взглядом окна жилого дома напротив. Я вижу его. Он смеется. Его напарник тоже.

— Что? Куда? — спрашивает кто-то — может быть, Ранджит, но скорее всего тот парень, имя которого я не могу вспомнить. Ну а вот все учителя называют его просто «прохвост». Инстинктивно я встал перед ним, демонстрируя готовность защитить его в соответствии со своими служебными обязанностями, полагая, что он поставил себя в опасное положение, задав учителю вопрос.

— В коридор, — спокойно, но уверенно скомандовал я. Это первое, что пришло мне в голову перед лицом угрозы, ощущаемой прямо-таки спиной. Тем не менее я пытался сохранять спокойствие, лихорадочно делая выбор между желанием оказать сопротивление и стремлением слинять. — Причем по-быстрому.

— Эй, — подал голос кто-то еще, — эй… — Я повернулся к ученикам и увидел на их лицах тот же ужас, что охватил меня. Они, видимо, силились осмыслить происходящее и угадать, что все это им сулит.

— Так, давайте не задерживаться. Анна…

— Сэр…

Дрожащий голос. Страх постепенно распространяется на всех.

— Выходите из класса! — уже не сдерживаясь, прокричал я.

Они повинуются, не веря своим ушам, двигаются быстро, словно пытаясь опередить новости, уже распространяющиеся по школе. Столь же оперативно прибывают полицейские. Вооруженные, как и человек наверху. Полицейские в машинах, в шлемах, со щитами и с собаками. К детям вернулась уверенность, они начали выглядывать в окна, прижимаясь к стеклу и раздвигая жалюзи. Они смотрели, как десять вооруженных копов медленно поднимаются по лестнице Альма-Роуз-Хаус, а их коллеги, сдвинув брови, следят за окнами в ожидании того, что атаковавший нас стрелок что-нибудь предпримет.

Дети дружно аплодировали копам, выволакивавшим его наружу… Они все еще хлопали, когда примчался фургон новостного телеканала, обменивались шутливыми замечаниями с полицейскими и приветствовали радостными воплями появление вертолета. И при этом дети не видели того, что видел я.

Я последним вышел из класса — как потом и рассказывал Саре. По дороге она купила упаковку пива и бутылку испанского вина — единственное лекарство, которое она, не будучи врачом, могла мне прописать. Несколько задержавшись из-за этого, она спешила домой, чтобы быть со мной, держать меня за руку, положив голову мне на плечо. Я сообщил ей, что оставался с детьми, которые теперь в полной безопасности, пока Анна Линкольн и Бен Пауэлл бегали в кабинет миссис Аберкромби за помощью, хотя Ранджит уже позвонил по номеру 999 и, возможно, также успел кое-что написать в «Твиттере».

Покидая класс, я еще раз выглянул в окно. Тот, с винтовкой, продолжая усмехаться, снова прицеливался. Никогда я не чувствовал себя столь одиноким. Никогда столь отчетливо не осознавал то, чего хочу и чего хочу от жизни.

Яркая вспышка; метеор снова пронесся в нескольких дюймах от моего лица, отрикошетил от стены где-то за спиной и упал, вертясь волчком и подпрыгивая, на пол. И вот тогда, доктор, меня ранило.

 

Глава 1, или

Она в меня втрескалась

Наверное, стоит начать это повествование со знакомства.

Я знаю, кто вы. Вы человек, читающий эти строки. Не знаю, почему вы это делаете, не представляю, где вы находитесь, но полагаю, мы скоро подружимся. Тем более что вам никогда меня в этом не переубедить.

Немного о себе.

Меня зовут Джейсон Пристли.

Несомненно, вы тут же подумаете: «Боже мой, неужели это тот самый Джейсон Пристли, что родился в 1969 году в Канаде и прославился ролью Брендона Уолша — неустанного поборника морали из известного американского сериала „Беверли-Хиллз 90210“?»

Ваш вопрос, безусловно, вполне правомерен, однако я не могу подтвердить высказанное таким образом предположение. Я другой Джейсон Пристли. Я Джейсон Пристли тридцати двух лет от роду, проживающий на Каледониан-роуд над магазином видеоигр между польским новостным агентством и заведением, имеющим среди многих репутацию борделя, хотя таковое им не является. Я тот Джейсон Пристли, который, после того как его бросила девушка, уволился с работы в проблемной школе в северном Лондоне, чтобы осуществить свою мечту и стать журналистом. И вот теперь я в одиночестве брожу по дешевым ресторанам и посещаю демонстрационные показы плохих фильмов, чтобы писать о них отзывы для газетенок, бесплатно раздаваемых в метро, тех, что все берут, но никто не читает.

Вот такой Джейсон Пристли.

А еще у этого Джейсона Пристли есть проблема.

Понимаете, прямо передо мной — прямо здесь, на этом столе, — лежит маленькая пластиковая коробочка. И эта вещица может изменить мою жизнь. Или по крайней мере сделать ее немного другой.

И сейчас я как раз ощущаю потребность в изменениях.

Я не знаю, что в этой маленькой коробочке, и даже не уверен, узнаю ли когда-нибудь это. Вот в чем проблема. Я мог бы открыть ее и изучить ее содержимое, раз и навсегда выяснив, есть ли в ней какая-нибудь… надежда.

Но если я так и поступлю и окажется, что это действительно вместилище надежды, но не более того? Всего лишь немного надежды. И что, если эта надежда пойдет прахом?

Есть в надежде кое-что вызывающее во мне ненависть, я бы даже сказал — презрение, причем никто не желает признавать, что неожиданно вспыхнувшая надежда способна так же неожиданно ввергнуть человека в совершенно безнадежное состояние.

Тем не менее эта надежда уже зародилась во мне. Каким-то образом она проникла в мою душу, несмотря на то что я ее не звал и не ждал ее прихода. Она здесь, но что ее питает? Ничто, кроме ее взгляда и мимолетного ощущения… чего-то особенного.

Я стоял на углу Шарлотт-стрит, когда это произошло. Было около шести, когда я увидел ее. Вы, как и я, конечно, знаете, что никакая история без девушки не обходится, она просто должна была появиться, куда же без нее. Так вот, девушка сражалась с дверью черного лондонского такси и кучей ручной клади. На ней были синее пальто и модные туфли, а в руках она держала какие-то коробки и пакеты. Как мне показалось, из одного из них, на нем была эмблема сети магазинов «Хэбитет», выглядывал кактус. Я хотел было пройти мимо — собственно, так все обычно и поступают в Лондоне. И я почти прошел… Но в этот момент она чуть не уронила кактус. Все остальные пакеты и коробки тоже были готовы рассыпаться, а потому она наклонилась, чтобы удержать их, и в этот момент сделалась такой милой, маленькой и беззащитной. Правда, тут же она произнесла несколько слов, кои я не рискнул бы здесь воспроизводить, на случай если эту книгу вознамерится прочитать ваша бабушка.

Я подавил улыбку и взглянул на таксиста, но тот слушал спортивную передачу по радио, курил и явно не собирался ничего предпринимать. И я — сам не знаю почему, это в Лондоне-то — спросил, могу ли я ей чем-то помочь.

Она улыбнулась мне. Это была действительно обворожительная улыбка. Неожиданно я ощутил себя необыкновенно мужественным и уверенным в себе, как мастер, уяснивший наконец, какой именно гвоздь нужно купить, и вот я держу ее пакеты и коробки, и она забрасывает в такси новые, возникающие, кажется, из ниоткуда, приговаривая при этом:

— Спасибо, это так мило с вашей стороны.

Этот момент. Взгляд, мимолетное ощущение чего-то особенного… Ну того, о чем я говорил раньше. Мне показалось, будто это начало. Но таксист нетерпеливо ерзал на своем месте, вечер был прохладным, а истинно английское воспитание, думаю, помешало нам сказать что-нибудь еще. Так что она всего лишь повторила:

— Спасибо, — и улыбнулась.

Она закрыла дверь, а я провожал такси взглядом, пока оно не растворилось в городской суете, волоча за собой на буксире мою надежду.

И тут, когда мне показалось, что все закончилось, я опустил глаза.

Кое-что осталось у меня в руках.

Маленькая пластмассовая коробочка.

Я прочитал надпись на ней: «Одноразовая камера — 35 мм».

Я хотел закричать вслед такси, поднять камеру в воздух, чтобы она обратила внимание на пропажу. За секунду в моей голове пронеслась вереница мыслей: может быть, она вернется, я предложу ей кофе, а потом, когда она скажет, что на самом деле ей сейчас не помешал бы хороший бокал вина, я соглашусь, мы возьмем целую бутылку, так как это более разумно с экономической точки зрения, потом мы решим, что нам не стоило пить на голодный желудок, ну а уже после всего этого мы оба бросим свою работу, купим катер и заведем маленькую ферму.

Но ничего не произошло.

Не было ни визга тормозов, ни скрипа шин по асфальту, ни огней дающего задний ход такси и тем более ни бегущей улыбающейся девушки в синем пальто и модных туфлях.

Такси остановилось, но из него выбрался и направился к банкомату какой-то толстяк.

Теперь понимаете, что я имел в виду, когда говорил о надежде?

— Итак, прежде чем продолжить, — произнес Дэв, держа в руках картридж и очень осторожно постукивая по нему пальцем, — давай поговорим о названии. «Оборотень», по-моему, вполне подходит.

Я смотрел на него, как мне кажется, с весьма озадаченным выражением. Однако не думаю, что за все те годы, что мы знакомы, он часто видел у меня другое выражение лица. Думаю, он уверен, что я всегда так выгляжу с момента поступления в университет.

— Эта игра сочетает в себе не только мистическую составляющую, но и загадку, ведь в ней смешаны римская культура и греческая мифология. — Я повернулся к Павлу, выглядевшему слегка шокированным.

— Перейдем к звуковым эффектам, — продолжил Дэв, нажимая кнопку на своем брелке. Послышался металлический звук, в котором при желании можно было разобрать: «Восстань из мертвых!»

Я поднял руку.

— Да, Джейс, что ты хочешь спросить?

— Зачем тебе такой брелок?

Дэв театрально вздохнул:

— О, Джейсон, я тут пытаюсь рассказать Павлу о начальном уровне игр типа «Сега», тех, что были разработаны в конце восьмидесятых — начале девяностых. Мне, конечно, очень жаль, что мы не обсуждаем твоих любимых американских музыкантов — Холла и Оутса, — но Павел пришел сюда не за этим. Верно, Павел?

Тот только улыбнулся.

Павел постоянно улыбается, когда заходит в магазинчик. Обычно он появлялся затем, чтобы взыскать с Дэва деньги за ленчи. Иногда я наблюдал за выражением его лица, пока он бродил вдоль стен, вглядываясь в выцветшие «Соника-2» или «Аутран», рассматривая давно использованные картриджи и потрепанные журналы, вглядываясь в обзоры старых платформеров и стрелялок, которые сейчас выглядели так, будто их графику разрабатывали маленькие дети. Иногда Дэв одалживал ему приставку и картридж с «Синоби». По всей видимости, в середине восьмидесятых в Восточной Европе было не слишком много приставок, и еще меньше настоящих ниндзя. Мы не давали ему «Иксбокс» — Дэв считал, что от такой графики у него выпадут глаза.

— В любом случае само название магазина «Есть контакт!» обязано своим происхождением…

Тут я понял, чего добивается Дэв: чтобы Павлу стало скучно в магазине и он ушел. Пытается превратить разговор в монолог, как это обычно делают люди с большим багажом ненужных знаний, перемежающие свою речь фразами вроде «Неужели ты этого не знал?» или «Ты, конечно, в курсе…», дабы показать свое превосходство, помешать ему вставить хоть слово и в итоге выиграть.

У него, как всегда, недостаточно денег, чтобы заплатить за обед.

— Сколько он тебе должен, Павел? — спросил я, роясь в кармане в поисках пятерки.

Дэв лишь едва заметно улыбнулся.

И все-таки я люблю Лондон.

Я люблю все в этом городе. Люблю его дворцы, музеи и галереи, разумеется. Но кроме этого, я люблю его грязь, сырость и смрад. Ну хорошо, не то чтобы прямо-таки люблю, но не имею ничего против. Больше не имею. Я привык. Люди обычно так относятся к тому, к чему привыкли. Меня даже почти не возмущают граффити, периодически появляющиеся на входной двери через неделю после того, как вы ее покрасили, и банки из-под сидра, которые приходится убирать, чтобы сесть и устроить небольшой пикник на лоне грязи и сырости. Собственно, ничего во мне не восстает и против постоянно сменяющих друг друга сетей фаст-фуда — от «Абракебабры» через «Пиццу в действии» к «Риалли фрайд чикен» — на улице, несмотря на меняющиеся трижды в неделю вывески, всегда имеющие один и тот же вид. Безвкусица здесь может выглядеть уютной. Это тот Лондон, который я вижу каждый день. Туристы же видят Дорчестер, «Хэрродс» и актеров в медвежьих шапках на Карнаби-стрит. Их внимания крайне редко удостаивается продуктовый магазинчик на Майл-энд-роуд или сомнительного рода дискотека в Пэкаме. Они идут к Букингемскому дворцу и смотрят на развевающийся над ним красно-бело-синий «Юнион Джек», в то время как мы заказываем что-нибудь из «Тандори палас» и слушаем всякую попсу.

Но нам следует гордиться и этим.

Или по крайней мере привыкнуть к этому.

На Каледониан-роуд можно найти маленькую Польшу, а в Стоквелле обосновалась Португалия, тогда как Харингей заполонила Турция. С тех пор как здесь появились эти магазины, Дэв использовал свой обеденный перерыв на ознакомление с новыми для него культурами. Так же он вел себя и во время учебы в университете, ну и в конце концов в лучшем ночном клубе Лестера «Бум-бум» судьбы свела его с девушкой из Боливии. Я изучал английскую филологию, а Дэв как минимум на месяц переключился на боливийскую. Каждый вечер он подключался к Интернету, минут по десять ждал загрузки каждой страницы, а потом распечатывал и зубрил испанские фразы в надежде снова повстречаться с ней. Чего, впрочем, не случилось.

— Судьба! — восклицал он. — Ах, эта судьба!

Теперь он увлекся Польшей. Он объедается плавленым сыром «Сажинска», объявляя его лучшим сыром, который он когда-либо ел, несмотря на то что это упакованное в маленькие пакетики изделие на вкус совершенно неотличимо от родного «Дейрили». Он покупает крокеты, крупник и еще какой-то сырок, поверхность которого усеяна ярко-розовыми кусочками неестественно розовой ветчины. Однажды он прикупил свекольный салат, но не смог его есть. Кроме того, в конце рабочего дня он предпринимает все усилия, чтобы оказавшиеся в магазине покупатели увидели его с парой «пацек» и бокалом «Ежиновки». Он изо всех сил старается, чтобы его заметили, и когда его спрашивают, что это такое странное он ест и пьет, он отвечает с видом бывалого космополита что-нибудь вроде: «О, вы никогда не пробовали „пацки“? Они потрясающие».

Но на самом деле он и не думает притворяться. У него доброе сердце, и, полагаю, он считает, что таким образом проявляет радушие и делится полезной информацией. Видимо, этот вид туризма для самых ленивых. Во всяком случае, больше никто из моих знакомых не сидит на одном месте, играя в компьютерные игры в ожидании, что дальние страны сами будут приходить к нему с каждой волной тех, кого Дэв называет новенькими. Ему действительно хочется познать мир, но он считает, что лучше всего делать это, глазея в окно магазина.

Люди отовсюду приходят сюда за покупками. Они хотят вспомнить молодость, пополнить коллекцию или найти игру, когда-то особенно увлекавшую их. У Дэва есть и новинки, но это не то, за чем к нему приходят. Те, кто часто наведывается к нему, скорее всего понимают, почему магазин называется именно так. Через пару секунд Дэв, как правило, заговаривает о Макото Учида, и этого обычно хватает, чтобы покупатель уверился в его превосходстве и ретировался из магазина, может, купив в лучшем случае какую-нибудь старую игру за два фунта. Но и это не всегда.

У Дэва почти никто не покупает, но этого «почти» ему, по всей видимости, хватает на жизнь.

Его отец — владелец нескольких ресторанов на Бриклейн, он оплачивает аренду и содержание магазина, а доход, каким бы маленьким он ни был, позволяет Дэву питаться испещренными ветчиной польскими сырками. К тому же он добр ко мне, так что я не могу его осуждать. Я потерял девушку и квартиру, но получил взамен хорошего соседа и избавление от арендной платы в обмен на редкую помощь за прилавком по вечерам и недельный запас крокетов.

Кстати…

— Да, у нас есть «Зубр» и «Живец» — выбирай! — объявил Дэв, показывая мне бутылки.

Сомневаясь, что смогу произнести вслед за ним хоть что-то из этого, я показал на ту бутылку, в названии которой было меньше букв.

— А еще мне кажется, что у меня где-то было немного «Леча».

Он произнес «Леч» и усмехнулся. Он знает, что это произносится «Лех», он даже спрашивал об этом Павла, но продолжает говорить «Леч», потому что так он может все легко обратить в шутку.

— «Зубр» подойдет, — с трудом выговариваю я. Дэв открывает бутылку и протягивает ее мне.

В зеркале за его спиной я замечаю свое отражение.

Вид у меня усталый.

Знаете, иногда я смотрю на себя и думаю: «Вот так?» А потом сам себе отвечаю: «Да, именно так. Лучше выглядеть ты уже не будешь. А завтра ты будешь выглядеть немного хуже, и так до конца твоих дней. Тебе стоило бы перейти на какие-нибудь витамины».

У меня стрижка как у мужчины за тридцать. До недавнего времени я носил стильные рубашки с ироничными надписями, но в конце концов понял, что настоящая ирония заключалась в том, что они придавали мне далеко не стильный вид. Мне слишком много лет, чтобы экспериментировать с прическами, но слишком мало, чтобы окончательно определиться, с какой именно стрижкой меня похоронят. Вы прекрасно понимаете, о чем это я, — все так завершают свой путь, если у них остается хоть немного волос. Унылая, прилизанная прическа. Она украшает голову каждого из мужчин в слишком просторных рубашках, сидящих за завтраком в ресторане курортного отеля в окружении неприятного вида детей и печально-злобной жены, всю жизнь потративших на то, чтобы растоптать его амбиции, расплющив их до состояния его прически.

Я не хочу сказать, что чем-то лучше их или что у меня какие-то особенно возвышенные устремления. Я ничем не примечательный человек без своего стиля — таких, как я, миллионы. При этом я нахожусь в крайне неприятных годах между «и тридцати нет» и «за сорок». Я думаю, этот период разумно назвать «где-то за тридцать». Иногда я задумываюсь, что будет написано под моей фотографией в «Вэнити фэр», которая появится там, когда я напишу для них что-то вроде редакционной статьи и они решат сделать меня звездой.

Прическа сотворена Анджелой из парикмахерской «Тони энд Гай» у метро «Эйнджел». Пальцы у нее пахнут табаком, и она упрямо говорит «спаршивать» вместо «спрашивать».

Парфюм от «Линке Африка» (мужской) — два фунта семьдесят шесть пенсов, супермаркет «Теско-Метро», Чаринг-Кросс.

Часики «Свотч» — спонтанная покупка в аэропорту Женевы — наш рейс задержали на три часа, а шоколадку я уже купил.

Одежда — демонстрационный экземпляр (приобретен с 10-процентной скидкой благодаря ВИП-карте сети магазинов «Топмэн», доступной бесплатно для кого угодно).

Но я и сам не так уж и плох: некая испанская модель, с которой я познакомился в испанском же баре на Хенуэй-стрит и даже пригласил ее на своего рода свидание, заметила, что я выглядел «очень по-английски». Я отнес это на счет того, что, видимо, действительно похож на Эррола Флинна. Позже, однако, выяснилось, что он на самом деле австралиец.

— Что за день, — проговорил Дэв вздыхая — пожалуй, слишком тяжело для человека, день которого вряд ли был так уж полон событиями. — А ты? Чем занимался?

— Так, ничем, — ответил я машинально.

День не задался с самого утра. Молоко скисло, чего и следовало ожидать, почтальон стучал и гремел почтовым ящиком, но худшее произошло, когда я, полный дурных предчувствий, включил компьютер, зашел на «Фейсбук» и, хотя было ясно, что рано или поздно подобное должно произойти, прочитал эти злополучные слова.

…Проводит лучший отпуск в жизни.

Пять слов.

Новый статус.

А рядом имя — Сара, и оно само по себе достойно того, чтобы по нему щелкнули мышкой.

Так я и поступил. И вот она. В лучшем в ее жизни отпуске.

«Остановись, — подумал я. — Все, хватит. Встань, прими душ».

Она в Андорре. С Гэри. В лучшем в ее чертовой жизни отпуске. Я захлопнул крышку ноутбука.

Неужели ей все равно, что я это увижу? Неужели она не понимает, что эта фраза тут же оказалась у меня на экране? И у меня в сердце. И эти снимки… Они сделаны под тем же углом, под которым я всегда смотрел на нее, с той же позиции. Но на этот раз по другую сторону фотоаппарата был не я. Это не я пытался сохранить мгновения, проведенные вместе. Это не мои воспоминания. Так что мне они не нужны. Я не хочу видеть ее в платье без рукавов, загорелой и счастливой. Я не хочу видеть, как она сидит за столом и, смеясь, смотрит на фотографа, а ее глаза светятся радостью и любовью. Я не хочу выискивать и запоминать крошечные, не имеющие никакого значения детали. На столе пицца «Маргарита», ее вьющиеся волосы выгорели на солнце, она больше не носит цепочку, подаренную мною. Я не хочу… Но я снова открыл ноутбук и уставился на страницу, запоминая все до малейших деталей. Я ничего не мог с собой поделать. Сара была «в лучшем в своей жизни отпуске», а я… Кстати, а что я? Я посмотрел на свою последнюю запись.

Джейсон Пристли… Ест суп.

Господи. Ну и улов. Эй, Сара, я понимаю, что это лучший отпуск в твоей жизни и все такое, но давай не будем забывать, что вот только в прошлую среду я ел суп. Почему бы мне попросту не удалить ее из друзей? Почему не избавиться от этой переменной? Не сделать Интернет вновь безопасным для себя? По той же причине, по которой я до сих пор ношу ее фото в бумажнике. Фото, сделанное в ее первый день на работе, — в основном огромные голубые глаза и сумочка от Луиса Вуттона. Мне не хватило сил порвать или выкинуть снимок. Это было бы так… окончательно. Как будто я сдался или что-то в этом роде. Но это еще не все: в душе я уверен, что рано или поздно она сама удалит меня из друзей. И вот тогда-то совершенно точно все закончится, и не по моей воле, и тогда я… Где-то в глубине души я надеялась, что она этого не сделает, и, возможно, в этой ее сумочке, доверху набитой косметикой и салфетками, может быть, лежит мое фото… Ага, вот она, надежда. Опять…

Но однажды эта надежда неизбежно изживет себя и я окажусь забыт. Вероятно, это случится как раз перед тем, как они с Гэри решат жить вместе, или надумают жениться, или им придет в голову, что на свет должен появиться еще один крошечный Гэри, и чертова копия оригинала.

Скорее всего я буду сидеть здесь в одиночестве, когда она наконец решит удалить меня из друзей. Здесь, в этой серой комнате, на кровати, застеленной покрывалом с плюшевыми мишками. В комнате над магазином видеоигр, по соседству с заведением, всеми почему-то принимаемым за бордель. Я буду сидеть здесь, уставившись в экран, разъясняющий мне, что я не могу больше жить ее жизнью, а она сама больше не считает меня достойным видеть ее фотографии, знать, кто ее друзья и когда она бывает с похмелья, хочет спать или опаздывает на работу. И вообще, что ей больше совсем неинтересно знать, когда я ем суп.

Моя жизнь.

Будет стерта.

Жалкое зрелище.

И все-таки. Все могло бы быть хуже.

У нас мог бы закончиться «Зубр».

Через час он все равно закончится.

Дэв предложил пойти в «Берлогу» — крошечный ирландский паб рядом с «Прокатом инструментов», на полдороге от нас к Кингс-Кросс. Я согласился: почему бы и нет. Может быть, я тоже проведу время, как никогда в жизни. Заранее ничего нельзя знать.

— Слушай, — пренебрежительно взмахнул рукой Дэв, — в любом случае в этой Андорре нечего делать. Что там хорошего?

Слушая «Погс», мы постепенно напивались.

— Пейзажи. Беспошлинная торговля. Тот факт, что там два главы государства: король Франции и испанский епископ.

— Ты вычитал это в Википедии, да?

Я кивнул.

— Ты уверен, что во Франции есть король?

— Значит, президент, не помню. Но я точно знаю, что там можно провести лучший отпуск в жизни. Особенно если поехать туда с парнем по имени Гэри, перед тем как обзавестись выводком маленьких Гэри — выглядящих как крохотные, бандитского вида младенцы. А потом можно купить лодку и ферму.

— Ты сейчас о чем? — поинтересовался Дэв.

— О Саре.

— Она уже успела обзавестись крошечными, бандитского вида младенцами?

— Возможно, — пробормотал я, — возможно, как раз в этот момент из нее выскочил очередной. Эти ее бандитского вида младенцы захватят мир, их будет становиться все больше и больше, как в том фильме, «Арахнофобия». Они будут вцепляться людям в лица и бить их по голове крохотными кулачками.

Дэв озадаченно задумался над моим мудрым пророчеством.

— Раньше ты таким не был, — выговорил он наконец. — Куда ты делся? Кто этот брюзгливый дядька?

— Это я. Я мистер Брюзга. На прошлой неделе я позвонил домой, и мама сказала: «Почему ты никогда не заезжаешь домой, в Дарем?»

— Так почему ты никогда не ездишь в Дарем?

— Потому что это напоминание. О том, что я не справился. Я должен разобраться с Лондоном, прежде чем смогу вернуться. В любом случае у Сары нет этой проблемы. У нее скоро будут крошечные, бандитского вида младенцы.

— Не думаю, что они будут бандитского вида. Гэри ведь вроде бы занимается инвестициями?

— Это еще не значит, что от него не может родиться бандитского вида младенец, — резонно заметил я, рассекая ладонью воздух, с видом, не допускающим возражений. — Ведь он именно такой человек, способный породить маленького младенца бандитского вида. Ну, знаешь, такого, с безволосой головой. Постоянно кричащего.

— Но это просто младенец, — неуверенно возразил Дэв.

— Не важно. Главное, не кормить их после полуночи.

Повисла короткая пауза. Заиграли мою любимую «Снова в черном» — лучшую рок-композицию своего времени. У меня тут же поднялось настроение.

— Может, еще по одной кружке? — предложил я. — «Зубр» или «Зиборг».

Вместо ответа Дэв очень серьезно посмотрел на меня.

— Ты должен удалить ее из друзей. Просто взять и удалить. Покончить с этим. Отделаться от мистера Брюзги, потому что он вот-вот превратится в полного урода. Я не специалист, но, думаю, именно это сказали бы в утренней программе, если бы ты решил туда позвонить и поговорить с одной из тех теток, что с ходу решают чужие проблемы.

— Знаю, — печально ответил я кивнув.

— В них две тысячи калорий! — объявил Дэв. — Две тысячи! Я прочитал это в газете!

— В моей газете, — уточнил я.

После нескольких пинт в «Берлоге» мы пришли к выводу, что получили то, зачем пришли, и по дороге домой решили зайти к Озу и съесть по кебабу.

— Это я показал тебе статью и сказал: «Посмотри! Здесь пишут, что в одном кебабе две тысячи калорий!»

— Как бы то ни было, от них есть своя польза.

— Какая от них может быть польза?

— Они отложатся в виде жира у тебя в области живота, и ты будешь лучше подготовлен к апокалипсису, когда тот наконец грянет. Мы сумеем продержаться дольше остальных. Толстые брюхом унаследуют Землю.

Дэв попытался тихонько издать боевой клич, но подавился острым соусом и закашлялся. У него пунктик на том, что касается апокалипсиса, — осложнение после долгих лет, проведенных за играми, полными скитаний по постапокалиптическим пейзажам, поиска ценных вещей и битв с гигантскими жуками. Он считает, что эти игры дают ему «необходимый жизненный опыт».

В данный же момент он испытывал затруднения с тем, чтобы попасть ключом в замочную скважину. Тут уж не до выживания в постапокалиптическом мире. Очки тоже мешают, но они важны для Дэва. Его IQ где-то в районе ста сорока шести, причем это мнение не только психиатра, к которому родители водили его в четыре года, но и результат какого-то телевизионного теста. Спьяну я горжусь интеллектом Дэва, но я бы никогда не подумал, что он хотя бы приближается к упомянутому показателю. Он четыре раза подавал заявку на участие в шоу «Ученик», но почему-то этот владелец маленького магазинчика подержанных видеоигр на Каледониан-роуд пока не получил положительного ответа. Я мог бы посмеяться, если бы не знал, что это разбило Дэву сердце.

Можно с легкостью утверждать, что Дэв не изменился со своих четырнадцати лет. Его интересы, его манера общения с девушками, даже его внешность остались такими же. Понимаете, когда ему было четырнадцать, умер его дедушка. Как потом стало ясно, смерть эта оказала огромное влияние на всю дальнейшую жизнь Дэва. Не потому, что он воспринял это как большое горе, хотя, конечно, не без этого. Дело в том, что отец Дэва не любил попусту тратить деньги. За год до этого Дэв начал замечать, что отличается от сверстников в некоторых мелочах. Так, он не мог прочитать указатель, не мог определить время по часам, периодически с громким стуком выпадал из кровати. А все потому, что был близоруким.

Его отец — деловой человек. Он подумал, зачем платить за оправу, когда можно бесплатно использовать уже имевшуюся.

Так что Дэв получил оправу от очков дедушки. Да, в наследство от дедушки.

Буквально через три дня после похорон. Разумеется, с новыми линзами, но их вставил приятель отца, державший мастерскую на Уайтчепел-роуд, и сделаны они были, судя по царапинам, из дешевого пластика. Следующие четыре года над ним смеялись все и каждый. Мальчишеское лицо в сочетании со стариковской оправой делало его похожим на маленького ребенка, стащившего солнечные очки у матери. Дэв попытался отрастить усы, чтобы выглядеть старше, но только стал похож на военного диктатора в миниатюре.

Несмотря на это, он так и не купил себе новые очки. Зачем? Он нашел свой стиль. И теперь этот стиль работал на него. В университете, во всяком случае, первое время, его считали странным. Он и без того выглядел не слишком банально, а в этой толстой черной оправе — и подавно. Но на первом курсе очки были для него памятью о доме, на втором — эксцентричной деталью имиджа, а на третьем, как он надеялся, — приманкой для девушек.

(Он ошибался.)

Но потом, в сочетании с волосами, которые он не удосуживался подстричь, и футболками, которые он либо получал бесплатно, либо покупал на распродажах за фунт и пенни, эти очки придавали ему уверенный вид. Они придавали ему вид…

Ну да, именно так: они придавали ему вид Дэва.

Иностранки не могли его толком понять, но им нравились его яркие куртки; в общем, они думали, что парень выглядит круто.

— Ага! — Наконец-то справившись с дверью, он ударил кулаком по перилам лестницы. — Я знаю, что поднимет тебе настроение!

Войдя в квартиру, Дэв бросил свой кебаб на стол и направился на кухню, где принялся шумно копаться в шкафу. Я пошел к себе, включил ноутбук и с некоторым усилием придал лицу решительное выражение.

Может быть, мне действительно давно надо было это сделать: удалить ее из круга друзей, покончить с этим и двигаться дальше. Забыть о прошлом. Вести себя по-взрослому. Это не потребовало бы особых усилий. Тогда смог бы включать компьютер, не чувствуя этой тупой боли, предвещающей что-то плохое, и жить спокойно дальше.

Я как раз подключался к Интернету, когда Дэв воскликнул:

— Ага! Я нашел ее, Джейс. Целая бутылка «Ежиновки»! Ежевичное бренди. Как насчет того, чтобы до утра пить и играть в «Золотой глаз»?

Но я его не слушал. Даже не слышал толком. Сейчас я могу только догадываться, что именно он говорил. Он мог бить вазы и петь расистские песни собственного сочинения, но я был поражен тем, что увидел на экране.

На этот раз это было всего одно слово.

Но я чувствовал себя так, как будто меня избили, растоптали мою надежду и посмеялись над всем, чем я дорожил.

— Джейс? — окликнул меня Дэв. — Кем будешь играть? Джеймсом Бондом или Натальей?

Но я даже не посмотрел в его сторону.

Глаза щипало от слез, и я чувствовал, как все волоски у меня на теле встали дыбом. Предо мной все еще стояли слова «Сара Беннет…» и еще одно чудовищное, мерзкое слово.

 

Глава 2, или

О некоторых вещах лучше не говорить

«Помолвлена».

Вот такое слово, если хотите знать. «Помолвлена». Сара помолвлена с Гэри. Гэри помолвлен с Сарой. Сара и Гэри помолвлены.

Не знаю, кто после такого мог бы играть с Дэвом в «Золотой глаз». А потому я просто сидел в своей холодной, пропахшей ежевикой комнате, ничего не чувствуя после информационного шока и «Ежиновки», и раз за разом обновлял страницу, читая все новые и новые поздравления.

«Ура!» — написал Стив — чего от него еще ожидать; «яхуу!» — оставила комментарий Джесс — вполне в ее стиле; «давно пора!» — от Анны.

Неужели, Анна? Давно пора, правда? Они встречаются полгода, Анна. Мы с Сарой были вместе четыре года. Но ты никогда не считала, что нам с ней пора пожениться, ведь так? Что во мне так тебе не нравилось? Моя одежда? Моя работа?

Или ты стала так думать после того раза, как я пролил на стол и твои туфли красное вино? Меня потом стошнило, и ты назвала меня придурком.

Да, наверное, дело именно в этом.

«Вы самая прекрасная пара», — написал Бен, и вот от этого мне и вправду стало больно. Ведь Бен мой друг, Сара, не твой. Да, конечно, все мои друзья достались тебе, но это только потому, что мне было стыдно и страшно смотреть им в глаза. Я отхлебнул бренди прямо из бутылки и снова углубился в чтение всех этих восторженных восклицаний, поздравлений и смайликов. Каждый восклицательный знак вонзался мне в сердце.

Мне захотелось возопить: «А как же я?!» Неужели никто не думает обо мне? Почему вы все сходите с ума от радости в связи с тем, что Сара собирается замуж, а когда я ем суп — никто не проронит по этому поводу ни слова?

Но вообще все эти обиды выглядят слишком по-детски.

Кроме того, так я хоть получил возможность видеть ее, пусть лишь на фотографии.

Господи, вот и кольцо.

Должно быть, он сделал ей предложение прямо за этим столом, после пары коктейлей, заедая их не самой первосортной «Маргаритой».

«Маргарита»! Обошлись даже без мясного! Видимо, вы, ребята, перешли на здоровое питание, ведь так? Ходите на фитнес и поглощаете кислородные коктейли? Да, я в этом совершенно уверен, так вы и делаете.

Знаешь, Гэри, я бы сделал предложение совсем не так. Я постарался бы, чтобы этот момент стал особенным. Я бы поместил кольцо в бокал с шампанским. Или, тоже вариант, спустился бы с воздушного шара на стадион, посреди футбольного поля, и сделал бы предложение прямо так, встав на одно колено. Эффект, конечно, усилился бы, если бы это показывали на больших экранах, чтобы все видели. Все дело в том, что у меня есть стиль, Гэри. И потом, я действительно собирался жениться на ней. Я не говорил об этом, но я действительно этого хотел.

Однажды я бы все-таки сделал ей предложение. Я все спланировал. Ну, может быть, не все, но, во всяком случае, я планировал это запланировать. Планы были важной частью моего плана. И несмотря на то что это мне не удалось и теперь уже точно не удастся, позволь мне сказать тебе, Гэри, что в моих планах не фигурировали дежурная пицца и ярко-синий коктейль.

Господи. Она выглядит такой счастливой.

Я допил бренди и продемонстрировал в сторону экрана неприличный жест.

Затем, решительно поднявшись, направился на кухню и, покопавшись в шкафу, нашел еще одну бутылку.

Это прекрасное раннее утро я встречал с терпким привкусом ежевики.

Что-то жужжало рядом с моей головой и не желало успокаиваться.

Усилием воли я открыл глаза, взял телефон и посмотрел на дисплей.

Мне потребовалось какое-то время, чтобы осознать имя звонящего. Но почему именно она?

Сара.

Сколько сейчас времени? Семь? Восемь?

Я не могу. Не сейчас. Я не готов. Мне нужно выпить чашечку кофе, принять ванну, а возможно, и набросать черновик речи, из которой бы следовало, что меня совершенно не трогает происходящее. Я нажал на «сброс» и уставился в потолок. Стоит, наверное, послать ей сообщение — пусть знает, что я не собираюсь реагировать на каждый звонок…

Телефон опять завибрировал. Я поднял его.

Может, что-то случилось? Может быть, Гэри наконец-то бросил ее и теперь она срочно нуждается в моей помощи? Может быть, мне уже пора показать ей, каким умным и понимающим я могу быть?

— Привет. — Ну и низкий же у меня голос.

— Джейс?

— Именно.

С легкой хрипотцой.

— Как дела?

— Нормально.

Она казалась не расстроенной, а скорее холодной и жесткой. В общем, Сара была сама собой.

«Наверное, она не знает, что я в курсе. — Ладно, — подумал я, — а теперь просто объяви мне о своей помолвке».

— Тяжелая ночь? — поинтересовалась она.

«Да, разумеется, Сара, тяжелая ночь. Ну так уж скажи мне, что ты собираешься замуж, а я со своей стороны постараюсь сделать вид, что удивлен, но не расстроен».

— Просто… Просто немного выпили с Дэвом, и…

— Как можно быть такой скотиной, Джейс?

Я нахмурился. Этого не было в моем сценарии. И в любом случае, Сара, для тебя я мистер Скотина.

Пауза.

— Что ты имеешь…

— Ты мог бы по крайней мере порадоваться за меня. Тебе не в чем меня обвинять. Мы оба сделали свой выбор.

Боже мой, только не это.

— Чему порадоваться? — изобразил я недоумение.

— Ты знаешь чему.

Откуда она узнала, что я в курсе? В чем дело?

— Сара…

— Я выхожу замуж, Джейсон. Вот, я и сказала это тебе. Ты рад?

— Ну это хорошие новости. В смысле, для тебя хорошие.

— Прошлой ночью у тебя было другое мнение.

Я моргнул. Неужели я звонил ей? Или она мне? Я глянул в сторону стола. На одной из его ножек засохла струйка ежевичного бренди, но мое внимание привлекло не это, а стоявший на нем мой ноутбук-предатель — он был все еще включен и гордо демонстрировал яркую цветную фотографию счастливой Сары.

— Прошлой ночью, — продолжила она, — ты был уверен, что это плохая идея.

— Нет, я никогда так не считал.

— Ты сказал, что это плохая идея, а мои друзья — плохие друзья, так как они, видите ли, не удерживают меня от самого глупого решения, какое только можно себе вообразить: пожертвовать шансом вернуться к тебе ради жизни, полной вегетарианской пиццы и скуки.

— Скуки?

— Гэри очень расстроен. Ведь он такой чувствительный. И теперь, представь, ему все кажется, что ты его унизил. Не ты ли сказал, что он вроде вегетарианской пиццы? То есть ты мясная пицца, а вот он — вегетарианская.

— Вероятно, я хотел сказать, что его все любят, в то время как я мало кому нравлюсь, особенно если они заботятся о своем здоровье, и…

— Ты не имел в виду ничего подобного, правда?

В ее голосе слышалось что-то кроме холода. Гнев? Нет. Что же это? Нежелание думать об этом скорее всего.

— Тебе пора повзрослеть, Джейсон. Надо найти себе кого-нибудь другого. Хоть кого-нибудь. Съехать с этой паршивой квартирки — Господи, она же через стенку от борделя — и жить дальше.

— Это не…

— И не звони мне.

Щелк.

Некоторое время я вслушивался в тишину, сидя на постели.

— Да разве это бордель? — грустно усмехнулся я.

В висках у меня начинала оглушительно пульсировать кровь. Я покопался в телефоне в поисках новых исходящих звонков. Таковых не оказалось. Я не звонил ей, и знал это.

Может, она свихнулась? Может быть, Гэри довел ее до этого? Было бы здорово, если бы она свихнулась из-за Гэри. И кто тогда оказался бы прав: я или ее друзья?

Ох уж эти ее друзья, неустанно пишущие, позабыв обо мне, как они за нее рады, какой прекрасный парень этот Гэри, как они друг другу подходят, как…

Стоп.

В моей голове забрезжил отблеск смутного воспоминания.

Нет.

Пожалуйста, нет.

Я выбрался из кровати и доковылял до ноутбука. Вот и ответ.

Упс.

— «Упс» не отражает всей сути, — мудро заметил Дэв.

Мы сидели в кафе неподалеку от нашего дома, он уплетал английский завтрак, запивая его иностранной кока-колой, на нем была футболка с червяком Джимом.

— Нет, — повторил он и с улыбкой покачал головой. — «Упс» даже близко не отражает масштаба случившегося.

Он прав. Я снова задумался над своими поступками последнего времени.

Черт меня дернул комментировать все эти фотографии с помолвки. Спьяну каждое из замечаний казалось мне полным уайлдовского блеска и фрайевского остроумия. Ночью я, по всей видимости, думал, что выгляжу ироничным интеллектуалом. Сейчас, при безжалостном свете дня, я понял, что похож скорее на бродягу, стучащегося в окно магазина электроники.

— Да ладно, — попытался успокоить меня Дэв, — кто это мог видеть?

— Все. Все, кто смотрел их фотографии. Ее друзья, мои друзья, наши друзья.

Дэв задумчиво кивнул и пожал плечами.

— Ее семья. Ее многочисленные коллеги.

На лице Дэва появились определенные признаки обеспокоенности.

— Друзья Гэри. Семья Гэри. Многочисленные коллеги Гэри.

— Да-да…

— Дальние родственники. Люди, с которыми не поддерживался контакт лет двадцать, но когда-то являвшиеся одноклассниками. Случайные посетители. Майкл Фиш.

— Майкл Фиш? Тот, что ведет прогноз погоды?

— Правильно. Он партнер по гольфу отца Гэри.

— Ладно, давай не будем напрягаться из-за реакции Майкла Фиша. Не думаю, что он об этом вспомнит.

И тут меня пронзило воспоминание о том, что я натворил, и моя самооценка просто рухнула.

Лицо Гэри. Сияющее лицо Гэри, такого счастливого, в полном восторге от того, что женщина его мечты только что сказала «да». Он никогда не выглядел таким счастливым, как на этом снимке. А под ним мое фото, и на нем я показываю ему оба больших пальца. Дополняет все соответствующий текст: «Привет! Я Гэри, у меня лицо тупого чувака, ну и я вполне довольствуюсь примитивной банальной пиццей… Так почему бы нам не пожениться? Будем вместе есть пиццу, но только уж ту, мою любимую».

Господи Иисусе.

Лицо тупого чувака?

Я вздрогнул и глотнул чаю. У Дэва загорелись глаза. Но не потому, что я пил чай — он не раз видел меня за этим занятием, но ни разу ничего не говорил, — просто к нам подошла официантка. Та самая, на которую он пытается произвести впечатление каждый раз, когда мы тут бываем. А как мы уже выяснили, без девушки нет никакой истории.

— Dobranoc! — внезапно воскликнул он. — Jak si masz?

Официантка слегка улыбнулась ему и сказала что-то в ответ. Видимо, она ожидала развития темы, но Дэв, уставившись на нее, молчал. Не дождавшись от него ничего вразумительного, она отошла от нашего столика.

— Хорошее начало, — заметил я. — Когда-нибудь вы и вправду сумеете обменяться парой фраз.

— Не надо было надевать эту футболку, — с досадой заметил Дэв, явно сердясь на самого себя. — С «Уличным бойцом» подошла бы лучше.

Он еще долго смотрел ей вслед.

— Упс, — только и выговорил я.

Вот в чем, собственно, дело.

Я совершенно ничего не имею против Гэри. Он хороший, ничем не примечательный человек. Я его видел, так что могу говорить об этом с уверенностью. Это была неожиданная и малоприятная встреча на дне рождения общего друга. Я вел себя безупречно, даже сумел пошутить пару раз. Но нам обоим было ясно, что разговаривать не стоит. Это выглядело бы несколько противоестественно.

Если бы я все еще был учителем, я бы описал его так.

«Внешность: ничем не примечательная.

Поведение: ничем не примечательное.

Общее впечатление: Гэри очень приятный молодой человек, не отягощенный излишними амбициями и склонностью к рефлексии. Всегда можно понять, что у него на уме».

Видите? Хороший парень. Ничего плохого. Совершенно ничего.

Но именно это-то, я думаю, меня и раздражает. Вот это самое «он неплохой, он подойдет». Никакой искры, ничего особенного. Ни одной выдающейся черты. Помню, как я стоял там, на вечеринке, смотрел на него и на Сару за его плечом, делавшую вид, что ничего не происходит, все так и должно быть, ведь мы взрослые люди и на дворе двадцать первый век. Я смотрел на них и думал: где же волшебство?

Разве это не было чудом, Сара, что мы тогда познакомились?

Бар, в котором раньше ни один из нас не бывал. Прогулка вдоль берега под почти полной луной. Старушка в ночном автобусе, поинтересовавшаяся, давно ли мы женаты. Номер телефона, продиктованный тобой на пороге; звонок через пять минут из автомата на твоей улице; бутерброды с сыром и вино на твоей кухне; поцелуй, следующий поцелуй, обещание, что однажды мы найдем ту женщину и пригласим ее на нашу свадьбу…

Ладно. Может быть, это и не настоящее волшебство. Может быть, луна могла бы быть более полной, а мы могли бы найти что-то получше бутербродов с сыром, и, может быть, при втором поцелуе не стоило соударяться зубами, но для меня и это было волшебством, Сара. И я думал, что для тебя тоже. Таким и должно быть начало отношений. Начало истории. А как вышло у вас с Гэри? Вы встретились на корпоративном пикнике. Вы оказались в одной и той же команде в упражнении для поднятия командного духа. Потом вы напились в местном «Хилтоне». Через два месяца Гэри перевели в твое отделение. Вы встретились ровно в семь, пошли в сетевой бар, а потом в «Экспресс пицца». На следующий день Гэри помог тебе купить подержанный «фольксваген-гольф» по сходной цене.

И вот теперь вы помолвлены.

Господи, Сара, надеюсь, ты продала права на фильм о вашей встрече.

Хотя нет. Все в порядке. И я и вправду идиот.

Но я хотел, чтобы воспоминания о начале пути оставались с нами до конца, и думал что ты хочешь того же. Я думал, что ни ты, ни я не согласимся на «Маргариту».

А теперь за работу.

Лондон сейчас — это бесплатная газета, о которой я вам уже рассказывал, вроде «Метро» или «Лондонской газеты», но наполненная доверху перечислениями всего, что вы можете сделать ПРЯМО СЕЙЧАС! СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ! Или ЗАВТРА! Она предназначена для людей, не знающих, куда себя деть, или просто желающих произвести впечатление на других пассажиров метро, раскрывая газету и читая рецензию на концерт прогрессивного мексиканского фьюжн-джаза, на который они не пойдут никогда в жизни и вряд ли сумеют толком выговорить название группы.

Есть там и обычная для таких газет смесь из гороскопов, составленных каким-то сельским психом, новостей, скопированных из Интернета, снимком звезд, застигнутых папарацци. Кроме этого, мы печатаем комиксы, отвергнутые другими изданиями, и такие рубрики, как «Недавно…», «Знали ли вы…», «Я видел тебя…», обычно служащие началом фраз, все равно никем не дослушиваемых до конца. Примечательно и то, что наша газета обречена. Мы все это знаем, но при нынешней ситуации на рынке такому проекту, так или иначе, не продержаться долго. Хозяевам удалось добиться успеха в Манчестере, и они решили, что если в контент добавить немного лондонской информации, то можно попытать счастья и в столице. Несколько самоуверенный поступок, с учетом того, что весь мир по уши в финансовом кризисе и за него теперь приходится расплачиваться Зои и ее команде, а не русским хозяевам.

Господи, какая неблагодарность с моей стороны — высказывать подобное. Кажется, я могу произвести на вас не то впечатление, какое хотелось бы. Мне нравится моя работа, когда есть что делать. У меня имеются некоторые сбережения, и, будучи фрилансером, я вынужден браться за все, что мне предлагают. Но в этом-то и проблема. У меня нет никакой специализации. Я просто обозреватель, пишущий обо всем понемногу, предлагая общественности общие мысли обо всем в общем.

Общие мысли? Не совсем, это не совсем то, что я имею обыкновение думать. В газету попадают наиболее радикальные версии моих мыслей. Я ведь должен выражать мнение. На той неделе я посетил в Бейсуотере ресторан восточной кухни «Хамсин». Если бы я все еще был учителем, то описал бы это заведение так:

«Закуски: не плохо, совсем не плохо. Ничего особенного, но сойдет.

Фирменное блюдо: ничего так, я все съел, так что нормально.

Общее впечатление: нормальное место; если окажетесь поблизости и проголодаетесь, можете зайти. А можете и не заходить, мне все равно».

Но в нашем деле таким описанием не отделаешься, и приходится писать так:

«Закуски: уныло, но с претензией. Эти закуски не цепляют.

Фирменное блюдо: вас пытаются в лучшем случае оскорбить, в худшем — придется вызывать „скорую“.

Общее впечатление: заведение ни о чем. А если говорить об обслуживании, то „Хамсин“ — идеальное название».

Видите? Да, у меня неплохо получается.

Я пишу едко, цинично. И если не думать о том, что я как-то отравился жареной картошкой собственного приготовления, можно поверить, что пишу с высоты собственного опыта.

Зои обожает этот стиль. Ей нравится все, что так написано. И возможно, я пишу именно так, чтобы произвести на нее впечатление. Ну и потом, она дает мне работу, да и производить впечатление на девушек мне нравится.

Если бы я все еще был учителем, я бы описал ее так:

«Внешность: Зои Эллис Харпер всегда выглядит аккуратно и следит за модой — это подтверждают пакеты с логотипом известного интернет-магазина, в изобилии разбросанные на рабочем столе этой незаурядной особы. Ее длинная, каштанового цвета, грива сейчас острижена под каре. Это произошло во время ненормированного обеденного перерыва, когда ей вдруг захотелось поболтать с парикмахером. Думаю, ей не стоит повторять подобной ошибки.

Отношение к работе: Зои — девушка, отличающаяся большими амбициями и упорством, а качество ее работы выше среднего и очень стабильно. Надо сказать, если вы мне позволите выразить свое мнение, что ее самая сокровенная мечта — это вести где-нибудь колонку под названием „Я ненавижу все“. Вы знаете, о чем я. Там пишут, как все в мире отвратительно. Каждый новый фильм или сюжет из новостей эти коммунисты считают оскорблением для себя, отнимающим их драгоценное время, каковое они могли бы потратить на то, чтобы разогреть себе макароны в микроволновке или попялиться в потолок.

Они также считают, что могли бы найти себе работу получше, хотя им никогда не удается продвинуться дальше первого собеседования. И все, абсолютно все, делалось бы намного лучше, если бы за это отвечал автор колонки. Проблема в том, что Зои так на самом деле не думает. Просто такова мода и необходимое условие для того, чтобы тебя заметили. Это, конечно, упрощенная версия, предназначенная для тех, кто путает цинизм с остроумием и злобу с оригинальной точкой зрения.

В любом случае она убивает таким образом свое личное время. (©Краткий сборник подходящих случаю фраз. Версия для учителей.)

„Общее впечатление: Я не могу не восхищаться ее уверенностью в себе, мне нравится ее новая прическа, и, мне кажется, ее ждет большое будущее. Я не меньше ее повинен в напускном цинизме, если уж говорить откровенно. Правда, мне кажется, что у меня есть на это уважительные причины. Когда мы с Сарой только начали ссориться, я беспощадно критиковал почти каждый диск, преподнося его как образец дряни, халтуры или плагиата (я ничего не знаю о музыке, если не считать сочинений Холла и Оутса). Я начал писать „кого“, вместо „кто“. После ее ухода я наконец я отвел душу, посетив несколько кинопоказов. При этом я злобно пялился на экран, потом в своих рецензиях всех режиссеров смешал с грязью (я ничего не понимаю в кино; знаю только, что мне нравится „Побег из Шоушенка“ и фильмы Педро Альмодовара. Впрочем, про Альмодовара я молчу, чтобы не выглядеть слишком уж пафосным)“».

Вообще, если говорить начистоту, мне все равно, что и о чем писать. Сама жизнь решала, какими должны быть мои обзоры, а не я. И сегодня, с похмелья после ужасной ночи, я предвидел, что кому-то не повезет. Но кому?

На Зои была черная рубашка поло и очки, хотя она на самом деле в них не нуждалась, но они делали ее похожей на выпускающего редактора какого-нибудь крупного столичного издания, кем, как она любит напоминать, она в какой-то степени и является. Думаю, в душе она сожалеет о том, что мы знакомы с университета, с тех времен, когда она носила футболки с логотипами и эмблемами всяких попсовых групп, кеды и не имела проблем со зрением. Тогда у нас с ней были общие интересы, вели откровенные беседы о будущем и нашем месте в нем. Потом каждый из нас пошел своей дорогой. Зои по пути обзавелась этими очками, а я, пожалуй, только мешками под глазами.

— «Абрицци». Это новый итальянский ресторан. Для рубрики «Недавно в городе». Тебе должно понравиться, — продолжила она. — Помнишь, ты называл хлебные палочки вегетарианской колбасой? А когда мы ходили в «Пицца хат» на Хеймаркет, ты злился, оттого что они выставляли на столы хлебные палочки, а ты считал это уловкой, призванной помешать тебе добраться до всего остального на шведском столе?

Разве не удивительно, что я так и не стал знаменитым кулинаром?

— Кстати говоря, выглядишь ты ужасно. А чем это от тебя пахнет?

— Должно быть, ежевикой, — ответил я, — или лохом. Я только что завтракал вместе с таким.

— Это не ежевика, — принюхалась она, — скорее и вправду лох. Как дела у Дэва?

— Как обычно, — ответил я, глядя на распечатку, принесенную ею. — Значит, ресторан. Еще один.

Зои только улыбнулась. Она была добра ко мне, давала мне работу, а я в ней нуждался и не мог не испытывать чувства благодарности. Однажды вечером, когда у нас с Сарой все пошло наперекосяк, я излил Зои — как старому другу — свою душу, рассказал обо всех ошибках, совершенных мною на жизненном пути. Я тогда был излишне откровенен, не в меру пьян и ощущал себя совершенно потерянным. Я сказал ей, что, если бы мог начать все заново и если бы у меня было что-то свое, творцом чего мог бы быть я сам, все было бы по-другому. Несмотря на все, что случилось с тех пор, и разделяющее нас расстояние, я должен проявлять к ней справедливость, как она ко мне. Ей, несомненно, очень понравился последний обзор; что-то в нем затронуло душу этой девушки, считавшей себя искушенной во всем женщиной, — но стоило мне об этом подумать, как в моем воображении возникла следующая сцена. Шеф-повар «Хамсина» с нетерпением ожидает возвращения официанта, посланного за газетой. Он знает, что его ресторан наконец-то отметили в прессе, и думает: «Вот и нас почтило своим вниманием ресторанное сообщество. Прислало эксперта, поездившего по миру, и действительно разбирающегося в светской жизни. Чем же он порадует меня? Какими словами он описал чудеса, творимые мною на кухне?» И тут вбегает официант, размахивая над головой влажным от дождя экземпляром «Лондонских новостей». Шеф читает заголовок: «Пустое место», — и эти слова навсегда будут пульсировать в его разбитом сердце. Сейчас, когда внутри его ворочается отчаяние, а глаза застилает пелена, он и помыслить не может, что все это ничего не значит. Но все в порядке. Завтра вечером в «Хамсине» будет столько же посетителей, сколько и сегодня. Никому нет дела до того, что написано в статье. Даже меня это занимало, только пока писал статью, потом же я сел смотреть очередную серию «Слабого звена». Ну а господин Хамсин? Господин Хамсин запомнит эти слова до самой смерти и никогда больше не будет так уверен в своем кулинарном таланте. И все это из-за человека, давно уже забывшего, что именно он заказал.

Я тряхнул головой. Видение исчезло.

— Где этот ресторан?

Пусть он будет где-нибудь в центре. Только не в Хэрроу, не в Аксбридже и не в Мадшуте. Последнее, чего мне хочется в этой жизни, так это битый час тащиться до Мадшута и есть там за свои деньги в плохом китайском ресторане.

— Шарлотт-стрит, — улыбнулась Зои.

Шарлотт-стрит. Я был там. Только вчера.

Синее пальто. Модные туфли. Улыбка.

Что, если бы я попробовал поговорить с ней вчера? Нормально поговорить?

— Для тебя заказан столик на шесть часов.

— На шесть? Должно быть, у тебя неплохие связи.

Она ухмыльнулась. Я опять вспомнил университет.

Когда мы успели так измениться? Может, мы все еще только прикидываемся взрослыми, пресыщенными и желчными? Не знаю, правда, на кого мы пытаемся произвести впечатление: на мир или друг на друга.

— По мне, так для нас подходит любое время. Спроси, что они сами предложили бы, закажи это, сохрани чек, не наглей и плати за выпивку сам. И еще: не планируй ничего на вечер вторника.

— Почему?

— Пойдешь на открытие галереи.

— Но я же ничего не понимаю в искусстве.

— Это работа! — отрезала она. — Я думала, тебе она нужна.

По дороге домой я знакомился с аудио- и видеодисками, о которых мне надо было написать, пытаясь придумать, как бы получше обыграть их названия. Дома меня ждали письма, присланные по электронке, но мне совершенно не хотелось их читать. В них говорилось, каким дураком я себя выставил, что мне надо повзрослеть, решить проблемы с психикой и так далее.

«Джейс, — писал Бен. — Не хочешь ли пойти выпить кофе? Было бы неплохо поболтать».

Удалить.

«Джейсон, это Анна, — письмо от лучшей подруги Сары. Она с нетерпением ждала этой помолвки, чтобы получить возможность посуетиться, устраивая девичник, и купить розовые крылышки для всех участниц их традиционного похода по барам. — Я думаю, тебе надо критически взглянуть на себя и, может быть, бросить пить. Это нездоровое пьянство, Джейсон, алкоголь усугубляет ситуацию. А еще ты должен оставить в покое Сару и Гарета. У тебя был шанс, ты его не использовал, и теперь должен отнестись к этому как взрослый».

Удалить.

Следующее письмо… О…

Гэри.

«Джейсон. Послушай, приятель. — Я поморщился. Он написал „приятель“, он пытается быть дружелюбным. Хуже, он пытается выглядеть понимающим. — Сара не знает, что я тебе это пишу, так что пусть это останется между нами… — Разумеется, она знает, Гэри. Ты сам ей сказал, и ей показалось, что это плохая идея, но ты решил вести себя как взрослый, и тогда она, наверное, сказала: „Вот за это я тебя и люблю. Господи, как хорошо встречаться с по-настоящему взрослым мужчиной“. А потом, пока ты писал письмо, она стояла у тебя за спиной и читала. — Я увидел твои комментарии, и хочу сказать, что представляю, как ты себя чувствуешь. Я бы тоже не хотел потерять Сару. Случившееся указывает на наличие каких-то нерешенных вопросов. Если захочешь поговорить…»

Дальше я не стал читать и быстро напечатал ответ:

«Спасибо, Гэри, это очень великодушно с твоей стороны», — и спустился к Дэву, чтобы предложить ему закрыть магазин и пойти выпить.

Знаешь, Анна, иногда пинта-другая действительно могут решить все проблемы.

Нет ничего хуже, чем сидеть в ресторане в полном одиночестве. Люди, которым часто приходится это делать, подтвердят мои слова. Но сегодня я не против, мне надо подумать.

Моя прогулка с Дэвом Ранджитом Санданандой Пателем закончилась в Постмен-парке. Мы часто приходим в этот уголок между Литтл-Британ и Эйнджел-стрит, чтобы поглазеть на таблички, которые так нам нравились.

Дело в том, что в 1887 году сын скромного настройщика роялей Джордж Фредерик Уоттс написал в «Таймс» письмо, изложив в нем весьма оригинальную идею. Он решил, что следует каким-то образом сохранить память о подчас действительно самоотверженных поступках простых людей. Открытие данного мемориала предлагалось приурочить к золотому юбилею королевы Виктории, и стоять бы ему в центре Лондона как памятнику рядовым людям, пожертвовавшим собой ради неких высших целей. В общем, вполне святое дело. И вот теперь мы забредаем сюда каждый раз, когда бываем поблизости. Поскольку офис «Лондонских новостей» находится совсем рядом, я часто заглядываю сюда. А сегодня мы оказались здесь, перебираясь из одного бара в другой. Нам даже не требовалось договариваться между собой о том, куда дальше идти, — мы оба это знали.

Однако благородная инициатива Уоттса не возымела ожидаемого эффекта. Его никто не поддержал, и в него никто не поверил. Так что ему пришлось делать все самому. Так, на одной из стен бывшего церковного сада в самом сердце Сити, в нескольких ярдах от прежнего Почтамта, вскоре появились покрытые глазурью фарфоровые таблички, и каждая из них была посвящена проявлению самозабвенной, исключительной смелости.

Мы остановились перед одной такой, и Дэв скрутил себе сигарету.

Джордж Стивен Фаннел, полицейский констебль.

22 декабря 1899.

Во время пожара в таверне «Слон и замок» на Уик-роуд, в Хекни-Уик, после спасения двух жизней, рискуя своей жизнью, вернулся в пламя за барменшей.

Мы помолчали. Это молчание импонировало мне более всего.

— Может быть, — задумчиво проговорил Дэв, — дело не в том, что мы с тобой не герои. Видимо, у нас просто низкая самооценка, потому что мы не совершили ничего героического.

— Я никогда не говорил, что считаю себя хуже других.

— Но ведь это так, правда? — возразил он. — Я вот, например, именно так и воспринимаю себя.

Я отвернулся от него и принялся читать надпись на другой табличке.

Эллис Эйерс, дочь помощника каменщика, ценой своей юной жизни спасла троих детей из горящего дома на Юнион-стрит в Боро.

— Я хочу сказать, мы живем своей обычной жизнью — ты пишешь свои обзоры, я торгую играми, а иногда я пишу твои обзоры, а ты торгуешь играми.

Я улыбнулся, но Дэв был серьезен.

— Вот нам кажется, что мы занимаемся каким-то делом, — продолжил он, — но, собственно, каким именно? Если нас спросить о наших свершениях, что мы ответим?

Я задумался, но быстро нашелся с ответом:

— В прошлую среду я ел суп.

Дэв зажег самокрутку и покачал головой.

— Я серьезно, Джейс. Что, если главное в жизни — это отдельные ее моменты? И подчас мы их просто упускаем. Что, если мы отказываемся воспользоваться представившейся вдруг возможностью, а другой судьба нам так никогда и не подарит? Вполне вероятно, тебя запомнят как героя, а может, ты так и останешься ничем не примечательным человеком и проживешь ничем не примечательную жизнь до самой своей ничем не примечательной смерти.

Он указал на еще одну табличку.

Джордж Ли. При пожаре в Клеркенвелле вынес из огня потерявшую сознание девушку. Скончался от полученных травм.

26 июля 1876.

— Он воспользовался представившимся моментом.

— Что бы вы мне посоветовали? — обратился я к официанту.

«Абрицци» оказалось неплохим заведением с симпатичным, довольно функциональным интерьером (по-моему, несколько скучноватым), вышколенным персоналом (холодным? Нет… скорее бездушным), и… Так, на что еще обращают внимание те, кто инспектирует рестораны? Приборы на столе наличествовали во вполне достаточном количестве, на мой взгляд, хотя при желании и здесь можно найти недостатки. А корзинка с хлебом могла бы быть и побольше.

— Паста пенне очень хороша, и у нас прекрасная телятина, — ответил официант. Тот самый, который секунду назад едва не надорвал живот от смеха, когда понял, что Джейсон Пристли, зарезервировавший столик, это не «тот самый» Джейсон Пристли. Я тоже посмеялся бы, несмотря на то что к тридцати двум годам эта шутка успела мне изрядно надоесть.

— Еще у нас, разумеется, есть пицца. Лучшая в городе.

— Замечательно. Что за пицца?

— На тонком тесте, со свежими помидорами, базиликом и моцареллой.

— «Маргарита»?

— Эмм… Нет, «От Абрицци».

«Маргарита» вполне подошла бы.

— Хорошо, давайте «От Абрицци».

Официант — как позже выяснилось его звали Герман, то есть не думаю, что ему стоит смеяться над чужими именами, — удалился с моим заказом, а я невозмутимо отпил из своего бокала. Мне достался столик на двоих, и, сидя лицом к окну, я мог лицезреть возвращавшихся с работы, останавливавших такси или направлявшихся в пабы, равно как и встречавшихся с друзьями, любимыми и просто веселившихся.

Я с хрустом разломил хлебную палочку.

Да мне ли быть в печали? Все не так уж плохо. Вероятно, окружающим я казался загадочным: одинокий, хищного вида мужчина, наблюдающий за вечерней Шарлотт-стрит. Может быть, во мне было нечто от профессионального убийцы, и все выворачивали шеи, чтобы посмотреть, что же теперь заказывают киллеры.

И тут произошло то самое, из ряда вон выходящее.

То, что заставило меня выпрямиться и оторваться от хлебных палочек.

А потом встать и, не дождавшись своей «Маргариты», выйти из-за стола.

Я увидел ее.

 

Глава 3, или

Женщина появляется и исчезает

— Так что было дальше? — возбужденно спросил Дэв. — Я имею в виду пиццу, разумеется.

Он глотнул своего поло-кокта, слегка поперхнувшись.

— Ты шутишь?

— Ты что, просто ушел? Ну хоть заплатил?

— Понятия не имею, что было с пиццей. Думаю, когда они увидели, что меня нет, унесли ее обратно, а может быть, выставили на витрину. Это сейчас не самое главное.

— Может, она досталась кому-то другому? Было бы здорово, каждый раз, приходя в ресторан, иметь возможность попользоваться чьей-нибудь пиццей. Не подумай плохого, тебе же она все равно досталась бесплатно, так что…

— Дэв, девушка. Девушка, Дэв.

— Конечно. Извини. Девушка.

Это самое главное. Девушка. Куда же без нее.

Она возникла, естественно, из ниоткуда.

Я смотрел на свое отражение в стекле и думал, а действительно ли я так уж похож на профессионального киллера, и тут мое внимание привлекло какое-то движение в темноте. Не более заметное, чем если бы это было за милю от меня, но достаточное, чтобы заинтересовать меня происходящим на улице. Она вышла из «Снеппи-снепс», оглядываясь в поисках чего-то — на ней то же синее пальто, но туфли другие.

Чего? Меня?

Нет, разумеется. Но что-то она тем не менее искала.

Я встал, почти не осознавая, что делаю, в надежде, что она заметит меня в ярко освещенном зале, и, может, мы хотя бы помашем друг другу. Но она меня не видела… И даже если бы увидела, не думаю, что вспомнила бы. Было бы очень странно, если бы это было иначе. «Привет! Я тот парень, который…» — «Ты как-то помог мне с сумками». — «Да!» — «Ну ладно, пока!»

И тут меня осенило.

— Моя куртка. Можете принести мою куртку? — остановил я официантку.

— Вы закончили ужинать?

— Нет, мне просто кое-что нужно. Принесите мою куртку.

Официантка указала мне на столик администратора, но та была чем-то занята. Я попытался привлечь ее внимание, но она не обернулась. Я остановил официанта с подносом.

— Привет, могу я получить свою куртку?

Но он только улыбнулся, сказал «привет!» и прошествовал дальше.

Я выглянул в окно. Она все еще была там и все еще что-то искала.

Может, мне выбежать? Подойти к ней и сказать: «Привет, мы не знакомы, хотя в некотором роде и знакомы. Подождите немного, я вам кое-что принесу».

— Чем могу вам помочь, сэр?

Наконец-то. Я ждал несколько секунд, но все равно наконец-то.

— Мне нужна моя куртка. Столик… Не знаю, какой столик, вон тот, где хлебные палочки и яблочная газировка.

Она оглянулась, и на долю секунды я потерял девушку из виду. Но она была все еще там, чуть дальше, но так же еще что-то искала. У меня еще есть шанс.

— Столик номер девять… Мистер Пристли?

— Да.

— Джейсон Пристли! — рассмеялась она. — Звезда!

— Да, я знаю. Пожалуйста, дайте мне мою куртку.

Я потерял ее из виду, но она не могла уйти далеко. В худшем случае она на углу Гудж-стрит, но теперь Герман разыскивал мою куртку в гардеробе, а я щелкал пальцами, повторяя «быстрее, еще быстрее», что вряд ли прибавило ему симпатий ко мне. Наконец-то мне ее принесли.

Камера все еще тут? В моем внутреннем кармане? Я проверил на ощупь.

Да.

Я несся рысью по Шарлотт-стрит, обшаривая взглядом обе стороны улицы.

Вот она!

Она смотрела в мою сторону и улыбалась. Той самой улыбкой. Она помахала мне. Я застыл на месте. Она очаровательна.

И тут такси, которое она, видимо, и искала, медленно проехало мимо меня и остановилось.

Я понял, что это мой шанс.

— И что? — спросил Дэв, удивленно глядя на меня. — Ты воспользовался им?

Я промолчал. А потом…

— Нет.

Я и вправду им не воспользовался. Я застыл на месте, сам не знаю почему. Фотоаппарат лежал у меня в кармане. Я мог поднять его, крикнуть «постойте!», подбежать к ней и отдать его. И может быть, тогда бы мы смогли поболтать и она предложила бы выпить того вина, о котором я столько думал накануне, а я бы пригласил ее пообедать, а потом… Кто знает? Может, я помог бы ей купить подержанный «фольксваген-гольф» по сходной цене.

Второй раз за последние два дня я чувствовал, что это могло стать началом чего-то. И во второй раз за последние два дня ничего так и не началось.

— Почему? — спросил Дэв. — Господи, да почему же?

Он допил поло-кокта, выбросил банку в урну и открыл новую.

— Что это у тебя?

— Ты никогда не пил поло-кокта. О, это здорово. Похоже на кока-колу, но с металлическим привкусом. Тебе понравится.

Он сделал глоток и поморщился. Я задумался над его вопросом.

Так почему?

Почему я ничего не сделал, ничего не сказал? Вот тут-то и загвоздка. Она меня заметила, когда садилась в такси — в этот раз ей никто не помогал. Я знаю. Мельком, но заметила. И я заметил что-то едва уловимое, крошечный проблеск чего-то. Но это «что-то» все-таки было. Озадаченный взгляд, слегка наморщенный лобик, ну и другие приманки, указывающие на то, что она меня узнала. Она задержалась на тысячную долю секунды, а потом села в машину, хлопнула дверцей и укатила.

— А может быть, — заметил Дэв, — она посмотрела на тебя только потому, что увидела перед собой мужчину, который держал руку в кармане и пристально смотрел на нее из темноты.

Быть может, и так.

Что же, в конце концов, я все-таки оказался похож на убийцу.

— А вот это…

— Одноразовая тридцатипятимиллиметровая камера, — ответил я, крутя вещицу в руках.

— Ага… Что ты собираешься с ней делать? Разгуливать по Шарлотт-стрит в надежде, что она опять там появится и ты сможешь отдать ей фотоаппарат?

— Второй раз за два дня я встречаю ее на Шарлотт-стрит. Оба раза возле «Снеппи-снепс», один раз даже видел, как она оттуда выходит. Она совершенно точно занимается фотографией.

— Или кто-то прикарманивает ее фотоаппараты. В любом случае кто сейчас пользуется одноразовыми камерами? Она кажется странной. Так что ты собираешься делать?

Я пожал плечами:

— Ничего.

— Ничего? Да брось…

— А что я могу сделать? В любом случае не понимаю, о чем ты. Что и с чем я должен делать?

Дэв отглотнул поло-кокта и посмотрел на меня.

— На Шарлотт-стрит есть неплохие пабы.

В тот же день я написал отзыв о посещении «Абрицци».

«Волшебный уголок итальянского рая», — отметил я упомянув множество приятных моментов: то, к примеру, что хлеба было аккурат в самый раз, а официанты — великолепно вышколены. Во всяком случае, они знают, как зовут их почетных посетителей. Очень неудобно быть тезкой звезды девяностых. Тебя запоминают.

Ты становишься темой для разговоров, когда особо делать нечего. Представьте, если бы вы работали в обувном магазине и Шакил О'Нил приобрел у вас пару сандалий «Биркенсток». Вы бы всем об этом поведали, скажем, посредством сообщений: «К нам только что зашел мужик по имени Шакил О'Нил». Ваши контактеры ответили бы, что учились вместе с Рипом ван Винклем и Тоби Эстисом, а в четвертом «Б» был мальчик, выучившийся на врача и ставший доктором Дре.

Кроме того, Герман наверняка запомнил, что я сбежал, не заплатив за газировку, и что не притронулся к тамошней пицце. Я был слишком смущен, чтобы возвращаться, и мне было не до еды. Он бы связался с менеджером, а тот позвонил бы в редакцию, чтобы рассказать эту историю, если бы моя статья им не понравилась.

Зои прислала мне короткое письмо:

«Эм, спасибо за статью. Должно быть это действительно крутое заведение, раз ты так его расхваливаешь. Странно: мне говорили, что это жуткое место. С тобой все в порядке?»

«Ну и жизнь, — грустно подумал я, — у тебя интересуются, в своем ли ты уме, если ты положительно о чем-то отзываешься. Бог с ними. Лучше представь, как счастлив будет Герман, когда это прочитает».

«Я люблю пиццу», — ответил я, не оставляя места для недомолвок, и закрыл ноутбук.

Было около шести, мы стояли перед домом номер шестнадцать по Шарлотт-стрит. Таверна «У Фицроя». Угол Уиндмилл-стрит.

— Идиотизм, — подытожил я ситуацию.

— Дилан Томас в свое время часто сюда заходил, — добавил Дэв. — Интересно, почему перестал?

— Это идиотизм, — повторил я. — Пошли куда-нибудь отсюда.

— Ты не расслышал? Дилан Томас заходил сюда выпить! Куда ты хочешь пойти? В «Уизерспунс»? Хорошо, мы можем встретить Натали Пинкэм из «Райт стаф».

— Да, мы не встретим там Дилана Томаса! Но с каких это пор тебе так хочется кого-то увидеть?

— Ты сам знаешь: мы пришли сюда, чтобы встретить…

Оба раза я встречал ту девушку около шести вечера.

Может, она работает где-то поблизости, в квартале Фицровия, прозванного так из-за таверны, в свою очередь, увековечившей какого-то Фицроя. Мне нравятся районы, при упоминании которых возникает ассоциация с пабами. В Лондоне, разумеется, есть еще «Эйнджел», «Менор-Хаус», «Роял-оук», «Суисс-коттедж». Да, и еще «Слон и замок». Это название перестало казаться мне абсурдным, когда я понял, что… Хорошо, что паб не назывался «Викарий и сиськи» или как-то в этом роде — название района может сильно влиять на цену недвижимости.

Дэв был прав насчет Дилана Томаса. Когда мы зашли сюда в первый раз, улыбчивый парень в твидовом костюме, приехавший на денек из Бристоля, пояснил, что в двадцатые, тридцатые и сороковые годы тут собирались художники, интеллектуалы и прочая богема. Они толпились за каждым столиком, обменивались идеями, вели пьяные споры, дрались и восхищались друг другом. Впоследствии этот паб сделался знаменитым на весь квартал. Джордж Оруэлл тоже был местным завсегдатаем.

Теперь на смену им пришли такие, как я и Дэв. И я не мог отделаться от мысли, что если паб может вызывать разочарование, то это именно тот случай. Но девушка? Какое отношение она имеет к этому кварталу? Она журналистка? Официантка? Дизайнер?

Шарлотт-стрит изменилась, даже за то время, что я живу в Лондоне. Одно время тут было царство моды и художественной фотографии. Потом главенствующее положение захватила реклама. Через некоторое время заявили о себе телевидение и радио. Теперь тут в основном рестораны и бары. И только таверна «У Фицроя» пережила все эти перемены, как старый завсегдатай бара, упрямо отказывающийся покинуть свое место за стойкой, даже несмотря на то что его любимое заведение превратилось в заурядный караоке-клуб.

Иногда я испытывал желание поговорить с Дэвом о таинственной незнакомке, но не решался его осуществить, опасаясь, что подобный разговор выродится в пустословие и просто станет еще одним поводом зайти пропустить по кружке. Я делал вид, что это идея Дэва, а я, так уж и быть, согласен его поддержать. Я демонстрировал безразличие и менял тему каждый раз, когда заходила речь о девушке, злясь на себя за то, что мне самому хотелось поговорить об этом.

— Может быть, ее зовут Шарлотта, — предположил Дэв, и я притворился, что нахожу свои ботинки чрезвычайно занимательными. — Может быть, ее зовут Шарлотта Стрит. Мисс Шарлотта Стрит. Звучит как строчка из путеводителя.

— Туристы обожают Шарлотт-стрит, — заметил я, отводя взгляд.

И это правда. Хотя, строго говоря, не совсем обычные туристы. Бизнесмены. Американские бизнесмены. Вон прямо сейчас несколько спускаются по ступенькам роскошного отеля «Шарлотт-стрит», выделяющегося своими зеленоватыми тонами; все чисто выбриты, в шикарных костюмах, «Ролексы» сверкают в лучах заходящего солнца. Они садятся в серебристые «мерседесы» и едут обедать в… не знаю, наверное, в «Плющ».

Мы с Дэвом наблюдаем, как престижные авто, шурша шинами, величаво проплывают мимо.

— А все-таки неплохо, наверное, быть американцем, — размышляет вслух Дэв.

— Они не все такие, — напоминаю я, — есть еще Халк Хоган.

Дэв быстро обшаривал глазами Шарлотт-стрит, рассматривая смеющуюся толпу, покидавшую бары и рестораны. На Шарлотт-стрит всегда чувствуется ощущение праздника, другого мира, более счастливого. Очевидно, что Дэв высматривал девушку. Я не мог ничего с собой поделать и занимался тем же самым.

И тут я приказал себе остановиться. Необычное чувство. Странно быть здесь, ощущать себя чуть ли не маньяком-преследователем… А что, если?.. Что, если она появится? Пройдет мимо? Я почувствовал внутри холодок нетерпения. Такой же, какой возникал в ожидании Сары в том тайском ресторане во время нашего второго нормально прошедшего свидания.

Я мысленно осадил себя. Это не свидание. Это преследование.

Глаза Дэва неожиданно расширились. Он смотрел на что-то. Или на кого-то за моим плечом.

— Она, — прошептал он, не выдавая никаких чувств выражением лица. — Это она?

Я похолодел.

— Не знаю.

— Синее пальто?

Я кивнул.

— Туфли?

— Не без того.

Я медленно обернулся.

— Нет, — несколько разочарованно проговорил я, глядя на быстро движущегося мимо нас человека в синем пальто и туфлях. Это был высокий чернокожий мужчина.

Дэв рассмеялся. Иногда он бывает редкостным идиотом.

— Ну откуда мне знать, правда? Я никогда ее не видел. Какого цвета у нее волосы?

— Она… вроде блондинка…

— Вроде?

— Ну блондинистая.

— Глаза?

— Да, на месте.

— Какого цвета?

— А это придется спросить у нее.

— Тебе надо бы выработать навыки слежки за людьми. Мой ход!

Дэв вошел в паб, я улыбнулся, покачал головой и, наконец, рассмеялся.

Нет, правда, это полный идиотизм. Идиотизм, но по крайней мере веселый. Приди я один — вот тогда бы это имело нездоровый вид. Кроме того, мне бы одному это и в голову не пришло. Но с Дэвом… С Дэвом это уже приключение. Как если бы мы нашли какой-то загадочный дорожный указатель и пошли бы в том направлении, просто чтобы посмотреть, что там. Я не принимал эту затею всерьез. Нет, правда. Она могла оказаться кем угодно. Например, нацисткой.

И у нее вполне мог быть парень. Тоже нацист. Возможно, они купили и нацистскую собаку, а в свободное время танцуют нацистские танцы. Я мог назвать миллион причин, по которым эта девушка совершенно не подходила…

Для чего? Чего я ожидал на самом деле? Давайте представим, что она действительно окажется здесь сегодня. Что тогда? Что я ей скажу такого, дабы не выглядеть странным, опасным или просто психом? Может, вести себя как обычно? Сказать, что я видел ее вчера вечером, что у меня с собой ее фотоаппарат, но я не отдал ей его? Имел возможность, но предпочел оставить его при себе?

Часы показывали пять минут седьмого. Самое время. Я посмотрел в сторону «Снеппи-снепс». Мимо шла шумная компания, направлявшаяся, видимо, в «Цилли». И ни малейшего признака девушки. Пока по крайней мере.

— На, держи. — Дэв вручил мне кружку. — Видел ее? Должно быть, она работает где-то неподалеку. Ты всегда видел, только как она уезжает? Она не приезжала сюда при тебе?

Я кивнул.

— Да, должно быть она работает где-то здесь. Ведь здесь много публичных домов самого высокого класса. И дорожных полицейских тоже немало. Не одно, так другое. В какую сторону она направлялась?

— Послушай, я видел ее всего два раза. Она удалялась в эту сторону. Оба раза она брала такси.

— Интересно; видимо, цель ее поездок находится где-то неподалеку. Метро тут рядом. Так что можно утверждать, что она работает и живет где-то здесь. Если, конечно, она не направлялась по вызову, к клиенту.

— Она не проститутка. И тем более не дорожный полицейский.

— Хотя это бы объяснило потребность в фотоаппарате. Если она полицейский, я хочу сказать. Они сейчас делают снимки нарушителей.

— Не одноразовыми же. И на ней была бы фуражка.

Мы оба обратили свои взоры на улицу.

Но она там не просматривалась. Было десять минут седьмого, но она все еще не появлялась. Дэв посмотрел на меня, поджал губы и принялся раскачиваться на каблуках.

Я опять почувствовал себя не в своей тарелке. Все мои оправдания просто не выдерживали какой бы то ни было критики. Да, нашу затею окутывал флер «развлечения», но он таял на глазах. Дэв поцокал языком и фыркнул.

Что мы творим.

— Слушай, пойдем отсюда, — предложил я.

— Ты шутишь, — возразил Дэв, — посмотрел бы я, как ты скажешь это ей.

Я понял, что мне это окончательно перестало нравиться.

— Нет, мне правда не по себе. Пойдем домой. Поиграем в «Золотой глаз» или в футбол.

Обычно этот прием срабатывал.

— Подождем, — уперся Дэв.

Мы постояли еще немного, молча глядя на Шарлотт-стрит.

Она так и не появилась.

Разумеется.

Я встречал ее два дня подряд. Это еще не значит, что она посещает эти места регулярно. Мы стояли на улице вместе с другими посетителями, и Дэв скручивал себе сигарету. Солнце опускалось за силуэты домов, и его последние лучи окрашивали улицу теплым янтарным цветом.

В половине восьмого или, может быть, в семь тридцать пять мы поняли, что исчерпали все возможные темы для разговора.

— Ну что, по последней? — поинтересовался Дэв.

И я ответил:

— Не здесь.

Мы пошли по Шарлотт-стрит в направлении метро. Когда мы поравнялись со «Снеппи-снепс», Дэв неожиданно остановил меня.

— Наверное, тебе тяжело, — осторожно проговорил он, коснувшись моей руки. — Из-за всего этого, с Сарой.

Я скорчил гримасу и сказал:

— Нет, ради Бога, не начинай! Я хочу сказать, что это как-то уж слишком круто, когда все вот так, как гром с ясного неба. Но ты сам знаешь, как у нас обстояли дела, и… Эй, ты что делаешь?

Его рука дернулась, и я понял, что он вытащил что-то из моего кармана.

Фотоаппарат оказался у него в руках.

— Если ты сможешь на пару секунд прекратить свои разглагольствования о Саре, давай зайдем, — предложил он. — Через полчаса они закроются.

Он быстро направился ко входу в «Снеппи-снепс», открыл дверь и зашел внутрь.

 

Глава 4, или

Лондон, удача и любовь

Проявку Дэв решил доверить «Суперэкспресс», а это означало, что данная операция будет завершена только через сутки, хотя в наши дни разве что полет до Луны, занявший то же время, можно назвать суперэкспрессом.

— Встретимся здесь завтра вечером, — объявил он, когда мы вышли на улицу. Честно говоря, это заявление выглядело излишним, поскольку мы скорее всего придем сюда вместе.

Я знаю, что вы думаете. Вы считаете, что нам не стоило этого делать. Подобные действия похожи на бесцеремонное вторжение в личную жизнь. Вправе ли мы проявлять фотографии этой совершенно незнакомой нам девушки? Кто знает, кто может на них оказаться? И чем этот кто-то там занимается…

Вопрос не праздный.

Тем не менее Дэв пытался меня успокоить, утверждая, что она все равно не узнает о наших манипуляциях с фотоаппаратом. А если и узнает, то только потому, что эти фотографии привели нас — точнее, меня — к ней.

Не знаю, как он себе это представлял. У него самого никогда не было фотоаппарата. Может быть, он думает, что люди имеют обыкновение фотографировать самих себя с собственным адресом в руках. Может быть, он думает, что все любят фотографироваться на фоне табличек с названием улицы, указывая на свой дом, на случай если кто-то найдет их фотоаппарат и решит зайти. И даже если там действительно есть такой снимок… Что дальше?

Я зайду к ней, так? Я постучу в дверь и скажу: «Привет! Мы с другом напечатали ваши личные фотографии, а потом тщательно их изучили, благодаря чему вы, собственно, и имеете возможность видеть нас!» Думаю, после этого она в жизни не станет фотографироваться.

— Когда ты успел стать святым? — поинтересовался Дэв.

— Я не святой. Просто это как-то…

— Что? Тебе неинтересно? Ты предпочел бы не знать, что там?

— Понимаешь… Это как-то жутко…

Дэв нажал кнопку на брелке, раздался электронный джингл «Восстань из мертвых!».

— Это-то тут при чем? — спросил я.

— Я хочу сказать, перестань думать о том, что случилось. Извини, я думал, что брелок произведет на тебя большее впечатление. В любом случае кто узнает? Никто же не просит тебя писать об этом в газету. Мы можем заговорщицки переглядываться и отшучиваться от тех, кто будет задавать лишние вопросы. Кроме того, это же одноразовая камера — снимки скорее всего окажутся размытыми и неудачными. Возможно, она одна из тех странных студенточек, что любят фотографировать голубей и потерянные перчатки, так чтобы и те и другие венчали собой заборы, а потом дают этим фотографиям пафосные названия вроде «Видимость правдоподобия» или «Разум сам указывает себе путь».

Я кивнул. Дэв прав. Нельзя исключать возможность того, что она полная идиотка. Но я был уверен, что это не так. И хотел относиться к ней с уважением. Звучит странно и бредово, но у меня было чувство, будто я что-то ей должен. Она ведь, строго говоря, не незнакомка: она мне улыбнулась.

Дело в том, что я уже чувствовал себя подобным образом. В школе — уж это точно. В колледже тоже, может быть. В любом случае пару раз в жизни меня посещала мысль о том, что я кому-то нравлюсь, и я давал ей волю.

В школе была девочка по имени Эмили Пай. Симпатичная, на год младше меня. Однажды мы столкнулись у школьных ворот, и она улыбнулась мне. Во всяком случае, мне так показалось. Теперь я понимаю, что она просто улыбалась в тот момент, когда мы встретились, и думать не думала обо мне. Тем не менее наши взгляды пересеклись, и она тут же отвела глаза.

Но весь остаток дня я не мог не думать об этой улыбке. И остаток недели. И остаток школьного семестра. Эмили Пай улыбнулась мне! Это значит… я ей нравлюсь.

Неожиданно из симпатичной девочки на год младше она превратилась в девушку моей мечты, с которой я хотел связать всю свою жизнь. Она мой идеал — и я ей нравлюсь. О, Эмили Пай, какой счастливой будет наша с тобой жизнь. Мы отправимся в путешествие, а потом у нас будет гостиная, наполненная солнечным светом, с книжными шкафами вдоль стен. А еще мы обзаведемся небольшой квартиркой в Нью-Йорке или Париже, в случае если у нас родится ребенок и не будет достаточно бонусных миль, чтобы летать бизнес-классом. Я преуспею в своей работе, и ты тоже, я ведь придерживаюсь достаточно современных взглядов и буду поощрять твои карьеристские устремления. А когда станем старше и ты начнешь носить очки с прямоугольными стеклами и длиннополые кардиганы, мы все еще будем держаться за руки, гулять в парке и брать с собой еду навынос, так как то, что мы уже не молоды, не означает отсутствие стильности.

Она была на год младше меня — все знают, что это идеальная разница. Любой факт, любую мелочь я старался уложить в общую картину, дабы доказать себе, что это судьба. Все, о чем я мечтал, — это случайно встретиться с ней. Я прогуливал уроки в надежде, что она делает то же самое и мы можем столкнуться в школьном коридоре. Я в зеркальных очках катался на велосипеде около ее дома и представлял, как спасаю ребенка или останавливаю преступника, просто чтобы привлечь ее внимание. Из девочки, никогда не занимавшей мои думы, Эмили Пай превратилась в ту, о ком я не мог не думать, только потому, что она внезапно стала ассоциироваться с прекрасной незнакомкой. Она заметила меня. Что-то было в ее улыбке. Я был в двух шагах от цели!

В общем, я написал ей своего рода любовное послание — точнее, короткую записку. Содержание ее сводилось к следующему: «Думаю, нам надо встретиться». Я надеялся выманить ее, чтобы толком поговорить, но обставил это как нечто таинственное и по-взрослому стильное. Однажды вечером, после продолжительного обсуждения этой темы с моим другом Эдом, я решился. Будучи молод и глуп, я думал, что она ждет не дождется действий с моей стороны. Ждет этого момента.

Так что я кинул в ее почтовый ящик свое послание и уехал, крутя педали со всей прытью, на какую только был способен.

Через пару дней…

Жжжж.

Пришедшее сообщение отвлекло меня от воспоминаний об Эмили Пай. Я остановился, и Дэв последовал моему примеру.

— Что там? — поинтересовался он.

Прости, что сорвалась вчера. Я все еще ценю тебя, Джейс. Может быть, нам стоит поговорить? Мне есть что сказать.

— Сам знаешь что, — ответил я, и Дэв скорчил понимающую гримасу.

Я уставился в экран. Господи, можно, я просто в смущении запрусь в своей комнате? Никогда еще фраза «Мне есть что сказать» не вызывала так мало интереса. «Мне есть что сказать» означает «Мне есть что сказать тебе», а «Мне есть что сказать тебе» означает «Тебе придется сидеть не двигаясь, и слушать, пока я буду высказывать все, что о тебе думаю».

Я не могу этого вынести. Только не сейчас. Да, мне придется время от времени встречаться с ней — мы ведь вроде как все еще друзья. Быть друзьями у нас всегда получалось лучше всего. Думаю, в этом причина того, что мы не смогли стать кем-то еще.

Я убрал телефон в карман и криво улыбнулся Дэву.

Так вот, через пару дней я получил ответ от Эмили Пай. Через одну из ее многочисленных подруг. Как оказалось, она не имела ни малейшего понятия о том, от кого было это письмо. Ни малейшего. Она даже не подумала: «Что, это от того парня?»

Я принял твердое решение не забирать фотографии из проявки.

В тот же вечер мама и отец приехали из Дарема. Они в четвертый раз решили повидаться с Билли Элиотом, а также с моими соседями — Джен и Эриком. Остановились они, как обычно, в отеле, в Бейсуотере. Им никак не приходит в голову, что двенадцать фунтов, сэкономленные ими при этом, несколько меньше двадцати фунтов, затрачиваемых на такси до театра и обратно.

— Почему-то это мы всегда приезжаем к тебе, — с усмешкой начала разговор мама.

Мы сидели там же, где обычно: в венгерском ресторане «Веселый гусар» на Грик-стрит. Мы всегда встречаемся там, потому что отцу нравится разглядывать картинки на стенах с изображением Майкла Говарда и Джона Коула и делать вид, что он находился в центре политической жизни, в то время как на самом деле он проработал всю жизнь в компании «Брайант энд Хосуорт», производившей кровли и потолки. Маме нравится здешний холодный суп из вишни, хотя мне кажется, она получает больше положительных эмоций, когда говорит об этом, чем когда ест его. Во всяком случае, дома она никогда не готовила ничего подобного.

С тех пор как мы с Сарой расстались, меня не покидало ощущение того, что они не так уж и рады меня видеть. Разумеется, это паранойя, но я знал, что больше не являюсь воплощением надежды. Теперь я просто Джейсон. Такой же Джейсон, каким был всегда. Я ощущал себя башней, которую строили очень долго и никто уже не надеялся увидеть ее законченной. И вот, когда работа подошла к своему завершению, это грандиозное строение, как бы символизировавшее собой действительно большие надежды, рухнуло, развалилось на части, и осколки его теперь валяются на земле. Все доброжелатели знали, что надо меня восстанавливать, но никому не хотелось заниматься этим во всех отношениях достойным делом. «Почему? — всхлипывали они. — Почему ты забрал от нас нашу Сару?»

Но они оставались со мной. Они всегда любили меня. Но несомненно, при всем этом в душе они обвиняют меня в том, что я не оправдал их надежд и время было потрачено впустую. Я чувствовал себя своенравным и неблагодарным подростком.

— Ну вы же приезжаете сюда только ради Билли Элиота, — напомнил я.

— Мы приезжаем ради тебя, — тут же ответил отец. — Билли Элиот просто приятное дополнение.

— Так как у тебя дела, — продолжила разговор мама, как выучилась за эти годы. — Как твоя писанина?

Я сделал вид, что не заметил пренебрежительного оттенка.

— Нормально, спасибо. У меня сегодня несколько заказов, так что…

Она несколько изменилась в лице.

— Иначе, сама понимаешь. На рынке серьезная конкуренция. Кризис.

— То есть ты забросил учительство, — тяжело вздохнув, проговорила она. — Хотя это тоже шанс изменить жизнь. Но ты, кажется, и его упустил. Ведь так?

— Да, — ответил я, пристально изучая сосиску.

Думаю, пора вспомнить о Стивене. Я решил оставить за собой привилегию начать разговор о нем.

— Как дела у Стивена?

— Хорошо, — дружно ответили они.

У Стивена, моего брата, дела всегда шли хорошо. Но в нашем случае не приходится говорить о братском соперничестве. Я не завидовал ему. Не хочу сказать, что завидовать нечему: он добился потрясающих успехов. Он возглавлял операционный отделе «Малайтел», его дети были здоровыми и загорелыми, а жена — остроумной, темпераментной и увлеченной планами обустройства их нового дома, в частности бассейна, конечно же, с ярко-голубой водой. Мама сказала, что они приедут на Рождество, и я понял, что мне предстоит получить не только подарки, но и порцию разговоров о будущем.

Но я завидовал не успеху Стивена, а тому, что он всегда знал чего хочет. Он никогда не сходил со своего пути, двигался по нему, никуда не сворачивая: от университета к первой должности в Сингапуре, к встрече с Эми в первую же неделю на этой работе, к созданию семьи и дальше, вверх по карьерной лестнице. Казалось, ему выдавали планы на пять лет, и он сохранял их в Экселе, постепенно вычеркивая пункты один за другим. Я был рад за него, но эту радость омрачало некоторое разочарование в себе. Он был счастлив, а я разочарован. Причем винить в этом мне было некого, кроме себя.

— Кстати… Виделся ли ты с Сарой в последнее время? — с робкой надеждой в голосе поинтересовалась мама, и я заметил в ее глазах отблески легкой грусти.

«Да! — захотелось мне ответить. — Да, я забыл сказать».

Мы все выяснили. Встретились, выпили по молочному коктейлю, и оказалось, что мы просто друг друга недопоняли и теперь у нас все хорошо.

Я хотел сказать это ради нее. И думаю, ради себя.

— Она помолвлена, — ответил я, кивнул и заметил, что под столом отец сжал мамину руку.

Мне надо было возвращаться к работе.

Обзоры и рецензии. Лучшие хиты восьмидесятых (это просто — назвать несколько треков, сделать вид, что сейчас все в разы лучше, и отвесить несколько ленивых отсылок к восьмидесятым). Кантри в исполнении бородатой фолк-группы (найти несколько статей, авторы которых знали, о чем писали, и перелицевать их). Документальный фильм о рисующих картины животных, получивший признание на фестивале «Санденс» (а вот его придется и вправду посмотреть).

Вот ради этого я и бросил преподавание. Пишу теперь статью за статьей в надежде снискать одобрение лондонских пишущих кругов и стать «золотым пером» английской журналистики. Полагаюсь при этом на свой огромный творческий потенциал и массу интересных идей, переполняющих меня.

Я попрощался с коллегами, произнес речь на проводах, устроенных ими для меня в пабе «Никита». Они преподнесли мне маленький кубок с выгравированным на нем моим именем и надписью: «Не может не преуспеть». Я пил текилу и поднимал тосты за семь счастливых лет. Потом миссис Хаманн, завкафедрой гуманитарных дисциплин, потеряла равновесие и опрокинула горшок с цветком. Тут мы поняли, что пора уходить. Нас заметил Майкл Шеринг и его шайка: все в капюшонах, некоторые на велосипедах. Они что-то оживленно обсуждали, сгрудившись вокруг банки с пивом, оставленной кем-то около урны.

— Эй, сэр! — крикнул он. — Уж не вы ли это, того… отлили сюда?

— Во-первых, я больше не «сэр», — крикнул я в ответ.

— А кто тогда?

— Лорд! Если вы имеете в виду мой статус, — ответил я на дерзкий выпад.

Он не понял шутки. То, чего не показывали на «ютубе» и что не являлось ситкомом, Майкл Шеринг не воспринимал как шутку.

— Лорд? — переспросил он, и тут кто-то из его приятелей — вероятно, Дейв Харфорд — пробормотал:

— Леди, — и они расхохотались.

Я оставил их наслаждаться победой. Я наконец-то освободился от них.

Я был свободен. Свободен сидеть здесь, в этой комнате, и наслаждаться сбывшейся мечтой: кофе с молоком в кружке с логотипом фирмы «Кодмастерс» за ветхим столом в комнате над магазином видеоигр, по соседству с заведением, принимаемым всеми за бордель, хотя оно таковым не является. Свободен смотреть фильм о животных, умеющих рисовать. И кто теперь смеется, Майкл Шеринг?

Я знаю, что вы думаете. Деньги, правда? Деньги делают мое положение более приятным? Говоря по правде, нет. Мне платят гроши. За те же деньги я мог бы разносить газеты. По крайней мере тогда я бы точно занимал более прочное положение в мире прессы.

В этом случае у меня было бы больше шансов заслужить одобрение лондонских пишущих кругов. Но это только начало. Мы с Сарой всегда строили грандиозные планы и копили деньги для их осуществления. Когда наши отношения дали трещину, каждый из нас пристально следил за своей половиной сбережений, хотя друг другу мы в этом никогда не признаемся.

Хорошо быть практичным человеком: надежда со временем тает, но проценты растут. У меня был неплохой счет, я не платил за квартиру и строил большие планы на будущее. Эти планы включали в себя занятие журналистикой. Или путешествия.

Сейчас я подвизаюсь в «Лондонских новостях», но завтра это может быть «Вэнити фэр», или «Конде насте тревеллер», или «Джикью». Времена, когда я продавал мнения, коими я, впрочем, и не особенно обременен, людям абсолютно индифферентным, остались в прошлом. Надо, впрочем, сказать, что всякие там пиарщики интересуются моей писаниной, а уж художники и музыканты — тем более.

Между ними и мной стояли пиарщики, а между последними и мной — редакторы, так что меня не волновало, как мои отзывы повлияют на авторов и существует ли между нами обратная связь.

Чувствуя, что надо встряхнуться, я включил «Следы когтей: дикое искусство». Просмотром этого фильма я надеялся проверить свою журналистскую беспристрастность.

— Как кино? — поинтересовался Дэв.

— Потрясающе. Ты знал, что морские львы по выходным обычно малюют оранжевой краской?

— Правда? — удивился он.

— Во всяком случае, это никем не оспаривается.

Я добросовестно просмотрел весь фильм. Сначала там показывали кошку, сидевшую на мольберте и лапами размазывавшую краску вокруг себя. Затем был слон-импрессионист, покрывавший посредством хобота огромный холст синими тонами. Творческий процесс проходил под аккомпанемент восторженных восклицаний дамы в шляпке. Поймал себя на мысли, что у меня получилось бы лучше, но потом должен был признать, что как-то упустил из виду обстоятельство — я-то ведь не слон.

— Какие планы на сегодня? — поинтересовался я.

— Один парень обещал принести лимитированное издание саундтреков к сеговским играм. На синем виниле. Музыка из «Голден экс», «Аутран» и другие классные вещицы.

— Тебе не на чем слушать.

— В нашем деле главное — обладание. А ты что собираешься делать?

— Хочу заскочить в редакцию — посмотреть, как там справляются без меня.

— Почему бы просто не написать им?

Он был прав: большая часть моих контактов с редакцией проходила через электронную почту, — но мне нравилось бывать в офисе. Нравилось взаимодействовать с коллегами. Нравились традиции. Редакция напоминала учительскую, и я всегда был рад поболтать с другими журналистами. Кроме того, это давало мне повод покинуть магазин и Каледониан-роуд.

— А что насчет вечера? — заговорщицки подмигнув, поинтересовался Дэв. — Встретимся там или пойдем вместе?

— Куда? — попытался я сделать вид, будто не понял его.

— В «Снеппи-снепс», — пояснил он с обиженным видом. — Шарлотт-стрит.

— А, да… Но мне надо пойти на это открытие галереи. Для газеты. Это в Уайтчепеле; я не знаю, во сколько все закончится, так что…

— Прекрасная Зои будет там?

— Нет, она не придет.

— Как часто она вспоминает обо мне?

— Можно пересчитать по пальцам.

— Ах… Но ты же не знаешь, как часто она обо мне думает.

— Если это возможно, то еще реже, чем говорит. В любом случае мне надо там быть, а сейчас я должен сесть и продумать темы статей для других журналов, и…

Дэв посмотрел мне в глаза.

— Приятель, разве тебе не интересно? Даже я заинтригован, хотя ни разу не видел эту девушку. Судя по всему, ты ее просто вообразил себе, а фотоаппарат купил по случаю. Пошли!

— Она существует. Но я занят. И все это немного… странно. Кроме того, зачем? Чтобы мы, как два извращенца, взглянули на фотографии какой-то девушки?

— Да! — ответил Дэв. — Именно!

— Нет. Это глупость. Было бы еще нормально, если бы выбрали часовую проявку.

— Но они закрывались!

— Я хочу сказать, как завершение вечера это смотрелось бы нормально: в конце концов, чего не сделаешь спьяну в ресторанном угаре, — но не кажется ли тебе, что возвращение за снимками на следующий день смахивает на умышленное деяние?

— Чушь! — возразил Дэв, и тут прозвенел колокольчик над дверью.

— Тогда это просто вульгарно.

— Павел, — воскликнул Дэв, — заходи!

Павел вошел, споткнувшись на пороге о деталь от конструктора «Лего».

— Привет Джейсон. Дэв, ты должен мне четыре фунта за вчерашнее и шесть фунтов за «Ежиновку».

— Павел, можешь объяснить мне одну вещь? Джейс, — он указал на меня, — получил от симпатичной девушки пленку с фотографиями, и не хочет их печатать.

— Не понял? — переспросил Павел. — Так сам и напечатай их.

— Она мне их не давала…

— Она оставила их у него в руках.

— Это тоже не совсем правда.

— Ты украл фотографии этой особы? — оживился Павел.

— Нет!

— Она знает, что пленка у тебя?

— Не совсем.

— Она может это узнать?

— Эмм… Нет…

— Напечатай их.

Дэв выглядел вполне довольным. Отчасти потому, что фотографии, как он знал, уже напечатаны.

Я пообедал в сквере, на скамейке. Это создавало иллюзию того, что у меня нормальная работа. Меня окружали девушки и мужчины, работающие в Сити, красивые в своих белых рубашках, костюмах в полоску и юбках-карандашах. Чувство корпоративной солидарности — это первое, исчезновение чего замечаешь, когда переходишь на надомную работу. Поймите меня правильно: мне нравится спать допоздна и приобщаться к новостям посредством «Райт стаф» — туда я всегда обращаюсь в первую очередь, если мне требуется узнать мнение Антона дю Бика о том, что происходит в мире, и потом выдать его за свое. Я привык обедать, смотря сериал, а потом обдумывать планы своего продвижения в нашей газете, но когда наблюдаю за тем, как всевозможные сослуживцы сидят вместе за салатами из кафетерия «Маркс и Спенсер», когда слушаю их понятные только своим шутки, злые сплетни и обмен всяческими «да-что-она-себе-позволяет» и не совсем искренними предложениями провести вечер пятницы в баре «18», то я чувствую, что мне чего-то не хватает. Мне нравится смотреть, как компании служащих выходят покурить из офисных зданий, как они смеются и делят одну сигарету на двоих. Люблю наблюдать за тем, как они приветственно кивают охранникам по утрам и не замечают их, когда в шесть вырываются на свободу.

Я скучал не по учебному процессу. Никогда не думал, что я такой уж великий педагог. Это не так просто, как кажется. И не то чтобы я был интеллектуалом. Если бы я был одним из моих учителей, то описал бы себя так:

«Отношение к работе: соответствующее.

Способности: увы.

Общее впечатление: не без того».

В основном проблема была в детях. Работа меня устраивала, а дети — нет. Сначала я пытался как-то изменить ситуацию, но вскоре оставил эту затею.

На той неделе я невольно подслушал один разговор. Я стоял на платформе на станции «Эссекс-роуд», и справа от себя уловил знакомый голос. Это оказался Мэттью Фаулер, парень, которого я учил в первый год своей работы в Сент-Джонсе. Он вскоре покинул школу, чтобы оставить свой след в мире, но перед этим наследил в школе — едва не выбив компасом глаз ученику на год младше его.

Вот он стоит, разговаривает по мобильнику. На нем капюшон, надвинутый на глаза, спортивные брюки, на руке жуткого вида синяк. Я инстинктивно отвернулся от него и уткнулся в газету — вчерашний выпуск «Метро», если быть точным. Только не говорите об этом Зои — за такое она может и уволить. Не знаю, зачем я спрятался. Он все равно бы меня не узнал — думаю, в свое время я произвел на него куда меньшее впечатление, чем он на меня.

Послышался еще один голос — на этот раз незнакомый:

— Мэттью! Черт, сто лет тебя не видела! Как твоя мама?

— Нормально, — ответил он.

— Ты женат?

— Не… — пожал он плечами.

— Не женат? Сколько тебе лет?

— Двадцать один.

— Двадцать один? — повторила она, не веря своим ушам. — Тогда у тебя точно есть ребенок.

— Ага, десять месяцев.

— Тьфу, блин! — выдохнула она с облегчением. — Я уж подумала…

Было нелегко заинтересовать Мэттью Фаулера проблемами эрозии почв. Но это звучит жестоко, покровительственно и холодно. Вы можете подумать, что были причины, мешавшие ему учиться: развод родителей, может быть; насилие, — ничего подобного.

Мэттью Фаулеру было попросту наплевать на учебу. Да, вот так. А я, к сожалению, не Мишель Пфайффер, чтобы превращать уроки в рэп-композиции и через уверенность в себе поверить в детей. Нет. Я предпочел писать статьи о плохих группах, поздно ложиться и смотреть фильмы про рисующих зверей.

Собственно говоря, возможно, на это мне было наплевать.

Я доел сандвич с ветчиной и горчицей, скомкал упаковку и подошел к табличке напротив.

Джон Кренмер, из Кембриджа, двадцать три года. Клерк Совета Лондонского графства. Утонул близ Остенде, пытаясь спасти жизнь незнакомого иностранца.

8 августа 1901.

Я взглянул на всех этих людей на скамейках, с салатами и йогуртами в руках. Интересно, они это читали? А если читали, чувствовали ли они себя после этого такими же… бесполезными?

Я допил свою поло-кокта и кинул банку в урну.

— Ты в курсе, что мог бы просто отправить нам все это по почте? — поинтересовалась Зои.

Я вставил в компьютер флешку и пробормотал оправдание:

— Я проходил мимо…

— Ты что-то часто проходишь мимо. Куда это ты постоянно таскаешься?

— То туда, то сюда. Я очень загадочный человек.

— В тебе нет ничего загадочного, Джейсон, — возразила Зои. — Ты как раскрытая книга. Я читала ее несколько раз, и больше не хочу. Так что, ты будешь вечером в галерее?

— Да, Зои, спасибо, что напомнила. Да, в семь.

— Говорят, что парень гений. Не то чтобы я пыталась как-то повлиять на твое мнение…

— Ты его знаешь?

— Он жених моей двоюродной сестры.

— Ясно. Я постараюсь помягче.

Я сбросил файлы на компьютер Зои, а это означает, что мне пришлось встать совсем рядом с ней, то есть ей пришлось отодвинуться, но не дальше стены, так что на несколько секунд мы оказались совсем рядом. Мы ничего не сказали друг другу, это было бы неуместно, так что тишину этих секунд нарушало только шуршание клавиш и потрескивание компьютера. От Зои приятно пахло кофе и мятой. Я на секунду задумался о том, как могла бы выглядеть наша совместная жизнь.

— Я передам статьи Робу.

Роб — редактор раздела обзоров. Не знаю, в чем состоят его обязанности, — кажется, именно Зои за все отвечает.

— Отлично. Итак.

Я выпрямился и пару раз моргнул.

— Итак? — переспросила Зои.

— Итак, я пойду… Разве что…

— Разве что — что?

Я вздохнул.

— Разве что ты можешь дать мне еще какое-нибудь задание.

Зои как-то странно улыбнулась. Не то чтобы она была разочарована, но мне показалось, она надеялась услышать от меня что-то другое. Странные изменения происходят со старой дружбой, если речь заходит о деньгах. Хотя в любом случае за последний год нашей дружбе и без того пришлось пройти много испытаний. Удивительно, что мы все еще как-то держались.

— Если говорить о работе… Впрочем, в последнее время мы почти не говорим ни о чем другом, — сказала она более жестко. — Твоя статья про «Абрицци» вышла в сегодняшнем номере.

— Правда?

— Ну да.

Черт. Черт. Черт. К чему она об этом заговорила?

— Они звонили. Хотели поговорить с тобой.

— Правда?

— Клянусь. Вместо этого им пришлось говорить со мной.

Ну и влип же я.

— Они хотят позаимствовать одну твою фразу.

— Какую именно?

— Не помню.

— А, ясно. Это и является причиной их звонка?

— Ну не могла же я такое выдумать.

— Так что ты ответила?

— Ну, наши издатели хотят, чтобы мы засветились где только можно. По крайней мере так мне сказали на той неделе. Они хотят, чтобы мы стали главной лондонской газетой, к которой обращаются за рекомендациями. А владельцы «Абрицци», раз уж мы назвали это заведение главным оплотом итальянской кухни в Лондоне, хотят воспользоваться нашей статьей в качестве рекламы. В общем, всем будет хорошо.

— Ну, передай им, что я согласен.

— В общем-то это не твое решение. Да и не наше. В любом случае они вводят в обращение твою фразу. Кроме того, они пришлют тебе купон в качестве бонуса. Я сказала им, что официально это запрещено, но потом вспомнила, что мы не какое-нибудь Би-би-си, так что бесплатный обед для тебя и того, кого тебе придет в голову с собой взять…

— Ну Дэва, наверное.

Она посмотрела на меня с выражением, в котором мне очень хотелось бы угадать восхищение самоотверженностью, с коей я повсюду таскаю за собой Дэва. На самом деле, как бы мне ни хотелось в этом признаваться, в ее взгляде была лишь жалость.

— Я думаю, что тоже зайду к ним, — сказала она. — Надо же попробовать эту чудесную пиццу.

— Правильно. Так есть еще какие-то задания?

Она протянула мне билет.

— Роб позвонил и сказал, что болеет. Опять. Я уже начинаю ему верить. В четыре начинается показ фильма. Хочешь сходить?

Это был маленький зал на задворках Чайнатауна. Из журналистов, кроме меня, присутствовал кто-то из «Тайм аут», бородатый парень из радиостанции ФМ, на протяжении всего сеанса просмеявшийся как придурковатый. Где-то на заднем ряду развалился на кресле кинокритик из «Ньюс оф зе уорлд». Он не сделал за все время ни одной заметки и скучающе смотрел на экран. Я встречал его раньше на показах вроде этого. Кажется, ему никогда не нравится то, что он видит. Тем не менее именно его имя стоит под рекламными фразами типа «Безумно смешно!!!» (с тремя восклицательными знаками), «Невозможно перестать смеяться!!» (с двумя) или «Самый значимый фильм десятилетия!» (с одним — серьезным и значительным).

Это было бы нормально. Но к демонстрируемому фильму ни одна из этих фраз не подходила. Нашему вниманию предлагалась заурядная подростковая комедия из тех, где показывают, как люди спотыкаются и падают в торговом центре. Все прочие ингредиенты были тоже в наличии: ищущие приключений девицы и придурковатые мальчики, приколы в закусочной и толстяк под столом, запихивающий в рот разбросанные гамбургеры. При этом критик из «Миррор» так громко смеялся, что разбудил парня из «Мейл». Я перестал вникать в происходящее где-то на середине фильма. Неожиданно я задумался о намеченном на вечер мероприятии. Я осторожно извлек рекламную листовку из кармана и тут же почувствовал, что в мою сторону повернулся пиар-агент, наблюдавший за тем, чтобы все мое внимание было сосредоточено на экране. Я сложил листовку, делая вид, что достал ее по ошибке, но успел прочитать название: «Таинственное месиво: путь от Эго к Этому через Тебя, Меня и Их».

Господи Иисусе.

Картина, выбранная ими для листовки, повергала в ужас: Христос на кресте, с чашкой лапши быстрого приготовления в одной руке и журнальчиком «для настоящих мужчин» — в другой. Стало ясно, как будет выглядеть вечер: теплое белое вино в одноразовых стаканчиках, бутерброды от «Лидл» и гости, в многозначительном молчании застывшие перед полотнами, вызывающими легкую оторопь. И я окажусь там в полном одиночестве. Разумеется, там будет присутствовать дежурная группа приглашенных, и раз уж я представитель прессы, мне придется выдержать не в меру непринужденную беседу с кем-то, кого я больше в жизни никогда не встречу. Потом в полном беспамятстве я спущусь в метро, поеду домой, опишу увиденное, возможно, посмотрю десятичасовые новости и лягу спать.

Нет, ну реально крутой вечер.

Полтора часа спустя по дороге к выходу я столкнулся с пиар-агентшей.

— У вас интересное имя, — заметила она. — Такое же, как у того парня из телевизора.

— Джейсон Пристли.

— Вот именно.

— Так что вы думаете о фильме, — перешла она к тому, ради чего, собственно, и начался этот разговор.

— Господи. Наверное, было очень весело это снимать.

— Очень смешной получился фильм, не правда ли?

— Иначе и не могло быть. Моим детям безумно понравится.

Это очень удачный прием.

— Правда? — удивилась она. — Сколько им лет?

— Они совсем маленькие. Такие маленькие дети, понимаете.

— Насколько маленькие?

— Им… четыре года.

— Обоим?

— Естественно.

— Они двойняшки?

Я задумался.

— Да. Точнее не скажешь.

— Но это фильм для взрослых.

— Да, конечно. Но понимаете, им, наверное, понравится цветовое решение.

— Приятно слышать. Я люблю детей. Как их зовут?

«Да отпусти же меня. Мне еще идти на какую-то жуткую выставку».

— Алекс, — пробормотал я, пытаясь выдумать имена. — Алекс… это один. И Боб.

— Алекс и Боб? — переспросила она. — Что, как в фильме?

Что?

Я заметил плакат за ее спиной и впервые осознанно прочитал название фильма: «Алекс и Боб получают по заслугам».

— Пока, — попрощался я.

Выбравшись на улицу и проверив телефон, я обнаружил сообщение от Дэва.

Готов? Я жду тебя «У Фицроя». Подходи.

Судя по моим часам, он уже должен быть на месте. Получил ли он фотографии? Квитанция была у меня, но Дэв может быть очень убедительным. Надо заглянуть туда и проверить, не натворил ли он чего лишнего.

Нет, об этом не может быть и речи. Я на работе.

Я достал рекламку выставки.

«Таинственное месиво: путь от Эго к Этому через Тебя, Меня и Их».

Христос и лапша с курицей и грибами.

Я закусил губу.

— Черт! — выругался Дэв. — Она замужем.

Я посмотрел на фотографию на столе. Кроме нее, были и другие, но мне достаточно было увидеть эту.

— Она замужем! — повторил он.

Не знаю, чего я ожидал. Даже не могу сказать, на что именно я надеялся. Разумеется, мы это сделали. Забрали фотографии. Выпили по кружке для смелости и буквально тут же оказались в «Снеппи-снепс».

Вот она, девушка. С сияющими глазами и той же улыбкой.

Я тихо обругал себя идиотом. Разумеется, она замужем.

— Погоди, — задумчиво проговорил Дэв, — указывая на фотографию, — платье не похоже на свадебное. Кому придет в голову выходить замуж в этом.

— И правда. Что это за платье?

Каково бы ни было его предназначение, оно было чудовищно. Пожалуй, никакая другая характеристика тут не подойдет, хотя вряд ли бы я стал ее использовать в присутствии самой девушки. Оно было странного зеленого оттенка и выглядело так, будто его шил некто никогда не видевший ни одной девушки или не имевший представления о том, что такое платье.

— Но это явно ее парень. Посмотри, как они стоят.

Мужчина — красивый, современный, вероятно, хороший лыжник, владелец полного гаража мощных мотоциклов и, вероятно, знаток вин — обнимал ее, и ей это нравилось. Действительно нравилось. Ему тоже. Почему бы нет. Она потрясающе хороша. За исключением платья. Я понял, что уже ненавижу его статусные часы и ровный средиземноморский загар.

— А он ничего, правда? — заметил Дэв. — Наверное, неплохо образован к тому же. Наверное, именно такие обзывают девушек телками. Не важно. Я думаю, оно и к лучшему. Вряд ли тебе хотелось бы, чтобы она ходила с тобой по пабам в таком виде.

— По такому случаю на тебе футболка с «Уличным бойцом»?

— Я должен соответствовать. Собираюсь скоро повидаться с Памелой.

— Кто это?

— Та официантка. Па-мээ-ла. Так говорят в Польше.

Я быстро просмотрел фотографии. На каждой из них ее обнимал сильной загорелой рукой владелец дорогих часов и мощных мотоциклов.

— Вот это неплохой снимок, — толкнул меня в бок Дэв.

Она, видимо, случайно сфотографировала свои туфли. И тротуар.

Но остальные снимки… Они вполне укладывались в историю. Свадьба, машина, кинотеатр…

— Нам нужно вернуть фотографии в «Снеппи-снепс», — с некоторой долей решимости проговорил Дэв. — Скажем, что произошла ошибка. Она скорее всего купила фотоаппарат у них или хотела напечатать там снимки. Она может прийти за ними.

Он был прав. Совершенно прав.

На прощание я еще раз просмотрел снимки.

— Как знать: может, если ты оставишь им свой номер, она позвонит тебе и…

Я перестал его слушать. Я слышал слова, но не обращал внимания на их смысл.

Что-то на этом фото — последнем — привлекло мое внимание.

— Куда теперь? — спросил Дэв, приканчивая кружку. — Что будем делать дальше?

Но я все еще продолжал не отрываясь смотреть на снимок и пытался понять, что меня в нем привлекло.

Этот снимок… Судя по изображенному на нем столику с наполовину опустошенной чашкой кофе и тарелкой с остатками какого-то пирога, он был сделан в кафе. Последнее имело весьма уютный вид, в окно виднелись желтые фары проезжающего такси.

Официант убирал посуду со столика, накрытого клетчатой скатертью, на стенах висели черно-белые снимки обедавших тут знаменитостей вроде Энди Крейна и ансамбля «Саггс», но самым примечательным было то, что в кадр попал какой-то тип, читающий «Лондонские новости».

Строго говоря, этим типом был я.

«Того, кто не последовал совету, позже видели в луже крови».

Пословица племени шона, Зимбабве

Привет?

Надеюсь, здесь кто-то есть. Какую кнопку нажать, чтобы узнать это?

Привет?

Впредь я буду слушаться своих друзей. Если ты мой друг, может быть, ты поможешь мне с этим справиться. Я прислушаюсь к твоему совету. Если тебе есть что мне сказать, давай говори, я выслушаю. Судя по всему, меня потом не увидят в крови, и это хорошо, правда? Особенно если я у тебя дома и ты не хочешь, чтобы я залила кровью пол. Я понимаю, прислушиваться к мнению друзей действительно важно.

Дело в том — или по крайней мере было в том, — что иногда, увидев что-то поразительное, ты становишься глухим ко всем доводам.

Так что теперь я все выслушаю.

Заранее спасибо.

Спасибо!

 

Глава 5, или

Где бы я ни искал

— Ты рехнулся, — после долгой паузы заметил Дэв по дороге к метро.

— Знаю.

Это все, что я мог сказать. Мысли в моей голове носились.

Я похлопал по карману, как бы напоминая, что фотографии все еще при мне. Внезапно они обрели для меня огромную ценность, и я время от времени проверял, на месте ли они.

— Нет, ты действительно свихнулся. Совершенно свихнулся. Ты хоть представляешь, насколько ты свихнулся?

— Я совершенно точно знаю насколько.

— Нет, приятель. Ты понимаешь, что это ты? На фото. На том фото, сделанном ею незадолго до того, как фотоаппарат оказался у тебя. Если бы ты так и не напечатал снимки, ты бы никогда не узнал, что…

— Что?

— Ну… Это судьба. Тебе так не кажется? Но это точно знак судьбы.

Я старался не обращать внимания на его слова, но ведь на фотографии действительно я фигурировал. Половина меня, пусть и не самая лучшая половина, но тем не менее. Не кто иной, как я, сидел в кафе, положив на стол газету, и запихивал в рот сосиску. И не то чтобы я был завсегдатаем кафе «Рома». Маловероятно, чтобы каждый, кому заблагорассудится около шести в будний день оказаться там, решился бы запечатлеть, как я пожираю итальянскую сосиску. До этого я был там всего пару раз, после одиноких посещений кинотеатра на Тоттенхэм-Корт-роуд. А тогда я заскочил в данное заведение просто потому, что уже знал его и к тому же пора было подкрепиться.

Вот так я и оказался на фотографии.

— Теперь между вами есть связь, — продолжал, сверкая глазами, Дэв. — Если она хиппи или кришнаитка, возможно, тебе удастся убедить ее в том, что Вселенная хочет, чтобы вы были вместе. Если нет, то можно попробовать убедить ее в том, что эта история прекрасно пройдет под коктейль на вечеринке. Мне кажется, она любит подобного рода мероприятия. Интересно, каково это — регулярно таскаться по тусовкам?

— О чем это ты все еще говоришь? — рассеянно спросил я, хотя мы оба знали, что я только притворяюсь безразличным.

На самом деле я был очень заинтересован. Строго говоря, у меня не имелось ни малейшего повода для того, чтобы выражать подобную точку зрения. Ведь я мог, не ведая того, оказаться на фотографиях множества незнакомых людей. Может быть, в данный момент где-нибудь в Осаке кто-то показывает друзьям фотографии, сделанные в поездке, и на одной из них я самозабвенно поглощаю мороженое на Трафальгарской площади. А вот я — с похмелья, опаздывающий на работу, замученный, с банкой кока-колы на фоне Вестминстера или оглядывающийся на девушек в Хитроу. В общем, не исключено, что я увековечен на тысячах фотографий.

Странность заключалась только в том, что одна такая фотка попалась мне на глаза.

Интересно, девушка заметила меня? Я ее не видел. Я был слишком занят чтением своей последней статьи и при этом пытался понять, зачем редактор настоял на том, чтобы статья перестала быть такой выразительной, как мне бы хотелось. Предо мной стояла тарелка с сосиской и пюре, а также чашка приторного чая, так что в конце концов я вернулся к насущным вопросам и углубился в изучение телепрограммы на вечер. Где уж тут заметить какую-то девушку, даже если ее появление сопровождается щелчком затвора фотоаппарата и вспышкой.

Может быть, это плохой знак. Я ни разу не привлек ее внимания. С другой стороны, у нее есть парень. Тот, с часами. С чего бы ей интересоваться мной? Я ношу «Свотч». Но что, если?.. Что, если между нами и вправду есть какая-то метафизическая связь?

Все следующее утро я убеждал себя в том, что, как бы странно это ни казалось, такие вещи и вправду случаются. И что с того? Она хотела отснять последний кадр, прежде чем отнести пленку в проявку, а я случайно оказался рядом. Вот мы и встретились в тот вечер в одно и то же время в одном и том же месте. То, что вчера казалось невероятным совпадением, сегодня могло послужить зачином для светской беседы. Во всяком случае, это сломает лед между нами. Что-то вроде «вы не поверите». Но Дэва не одурачишь. Он все еще находился под впечатлением того, что им воспринималось как начало ряда последовательных событий глобальной значимости.

— Мужик, понимаешь, люди заводят детей на еще меньших основаниях.

— Где ты учился знакомиться с девушками? То есть, ты думаешь, я должен подойти к ней и, не проговорив и получаса о погоде, сказать: «Привет. Предположим, вы меня не знаете, но я случайно оказался на фотографии, однажды сделанной вами. Так почему бы нам не обзавестись детьми?»

— Джейс, ты забываешь о том, что случилось после. О том, что камера фатальным образом оказалась у тебя в руках.

— Это говорит только о моей наивности и непрактичности.

— На следующий день ты встретил ее на том же месте.

— Да, она искала свой фотоаппарат.

— Ну что же ты! Друг! Это тот самый момент! Пользуйся им.

Сказать по правде, я хотел. Прошлой ночью я допоздна перебирал фотографии в поисках… В поисках чего? Не буду спорить, я ничего не знаю о девушке, но тем не менее мне все больше начинало казаться, что ее образ некоторым образом конкретизируется.

Например, с определенной долей вероятности можно заключить следующее.

Ее любимое время года — весна, так как она любит желтый цвет, а весной расцветают желтые нарциссы. Она любит нарциссы, потому, вероятно, что выросла на ферме. Я мало знаю о сельской жизни, но уверен, что нарциссы являются ее неотъемлемой частью. Она любит животных, это само собой, ведь она с фермы, и потом, кто решится полюбить девушку, испытывающую неприязнь к животным? Но ее квартирка, обставленная не очень-то представительной мебелью, прикупленной ею на блошином рынке после переезда в Лондон и своими руками заботливо отремонтированной… Кстати, откуда она взялась такая? Вероятно, из Уэльса, где остался мальчик, нравившийся ей в детстве, — единственный, кого она целовала за всю свою жизнь. Так вот, ее квартирка слишком маленькая для собаки или кошки, так что ей остается только гладить животных, встречаемых на улице, и заводить с их хозяевами долгие и обоюдоприятные разговоры. Кошки! Больше всего она любит кошек! И она ездит на велосипеде, это совершенно точно, хотя оба раза, когда я ее видел, она садилась в такси. А синее пальто — это ее любимое, и она носит его постоянно, вне зависимости от погоды.

Я сам понимал, что глупо выдумывать образ девушки, с которой мне хотелось бы познакомиться, вне зависимости от того, сколь банально выглядит эта любовь к животным, старый велосипед, синее пальто, надеваемое ею по любому поводу, и свежие нарциссы от цветочника, приветствующего ее каждый день по дороге на работу. Кстати, о работе. Мне кажется она работает в издательстве, целыми днями сидит над скучными, но важными текстами, не забывая о том, чтобы почтенные профессора получали свои сандвичи до того, как придет девушка из научно-популярного журнала или парень с Би-би-си зайдет, чтобы записать интервью на свой старый, видавший виды диктофон.

А может быть, она студентка и изучает искусство. Ей свойствен свободный, не стесненный какими-либо рамками образ мыслей, у нее накрашенные всеми цветами радуги ногти и кролик по имени Ренуар.

С другой стороны, вполне вероятно, что она француженка. Откровенно говоря, я не возражал бы, если бы она все-таки оказалась француженкой.

Хотя, если честно, скорее всего она занимается розничными продажами. В какой-нибудь компании по установке окон, в девяностые нарушившей несколько экологических нормативов Евросоюза и засветившейся в этой связи на телевидении. Это синее пальто — первое, что она достала из шкафа. Может, ей даже наплевать и на животных. И уж никак нельзя поручиться, что она знает, как пишется «нарциссы». Курит она красные «Мальборо» — соответственно, терпеть не может детей и не бывает в книжном магазине. А если у нее и есть велосипед, то он точно не старый и испещренный ржавчиной, с корзинкой спереди и пластиковыми цветами на раме; скорее это обтекаемый, лишенный индивидуальности титановый образчик промышленного дизайна, перекупленный ею у своего непутевого брата и так ни разу и не использованный. Тем не менее железяка стоит у нее в квартире и портит весь интерьер.

Не важно, как человек выглядит на фотографии. Имеет значение, лишь что он представляет собой вне ее.

Благодаря подобным рассуждениям у меня не съезжала крыша, уцелели сердце и надежда в их привычном понимании, а моему телу вполне комфортно в магазинчике видеоигр на Каледониан-роуд.

Я поставил чайник, Дэв сменил табличку на двери на «Открыто», и в этот момент распахнулась дверь.

— Привет, Дэв. Привет Джейсон.

— Заходи, Павел.

— Дэв, ты должен мне четыре фунта. И шесть за «Ежиновку».

— Разумеется! — ответил Дэв. — Но сначала хотелось бы получить от тебя совет.

— Зачем?

— Собираюсь приударить кой за кем из высшего круга.

Павел был явно озадачен.

— Я имею в виду девушку по имени Памела. Па-мээ-ла. Мне нужно зарядиться некоторыми ключевыми фразами. Для поддержания разговора.

Павел мрачно кивнул.

— Из кафе?

— Да! — оживился Дэв. — Симпатичная. Темные волосы со светлыми прядями.

— Понятно. Тебе придется нелегко. Она, наверное, самая скучная баба на свете.

Теперь озадаченным выглядел Дэв.

— Она кажется мне такой загадочной.

— Нет-нет. Она очень скучная. Очень скучная баба.

Я предпочел оставить Павла и ошарашенного Дэва наедине и побрел наверх.

Работа. Нет, кофе. Сначала кофе, потом работа. Нормальный кофе, не тот растворимый, столь усердно потребляемый Дэвом. Не то чтобы я имел что-то против растворимого кофе. Это Сара приучила меня к натуральному. Думаю, что с ее стороны это своего рода снобизм. Посмотрите на мою кофеварку, мои чашки и мой кофе. Я представил себе ее и Гэри, как они сидят, скрестив босые ноги в льняных брюках на полированном паркете в комнате, украшенной живыми цветами, пьют только что сваренный латте, едят круассаны, слушают Колдплей, цитируют друг другу выдержки из колонки Чарли Брукера, посмеиваясь над несовершенством этого мира.

Я вынул фотографии из кармана и бросил на стол. Желто-зеленый пакет из «Снеппи-снепс» измялся от долгого пребывания в кармане. В какой-то момент захотелось заглянуть в него еще раз, взглянуть на чью-то жизнь, но вместо этого я убрал пакет в ящик, извлек из кармана грязный листок и положил перед собой. На нем было написано: «Два парня. Алекс и???».

Не уверен, что мне это пригодится.

«Режиссер: Питер Дональдсон. Смешной момент с совой».

Я задумался. Это действительно было забавно.

Тем не менее каким-то образом мне надо было написать двести пятьдесят слов.

Я откинулся в кресле и взглянул на проделанную работу. Неплохо. Глотнув кофе, я снова углубился в творческий процесс.

«…это фильм, снятый Питером Дональдсоном».

Одиннадцать.

Я постучал пальцами по столу.

«Возьмем двух подростков: одного зовут Алекс, другого — Боб».

Девятнадцать.

Я подумал и добавил «а» перед Бобом.

Двадцать.

Я еще раз побарабанил пальцами по столу и выглянул в окно. Грузовик привез овощи в магазин на углу. Хозяин эфиопского ресторана выставлял бутылки. Я посмотрел на ящик стола, выдвинул его. Увидел пакет с фотографиями.

— Джейсон! — раздался голос Дэва снизу. — Можно тебя попросить?

— О чем? — крикнул я в ответ.

— Можешь посмотреть за магазином несколько минут? Павел хочет научить меня польской серенаде.

Я задвинул ящик и бросил еще один взгляд на написанное.

Неплохо.

Дэва не было минут пятнадцать или двадцать. Он оставил включенной музыку из «Голден Экс», и я тут же поменял ее на радио «Мэджик».

Я почти ничего не знаю о компьютерных играх. Конечно, кое-что я выучил и могу при случае повторить. Мне есть что сказать докучливому посетителю, но действительно разбираться в этой материи — совсем другое дело. Поэтому мне приходится лихо, когда в магазин заходит какой-нибудь особо придирчивый покупатель. Иногда я блефую, если клиент как бы сам напрашивается на то, чтобы его обманули, но обычно сразу же капитулирую и признаюсь, что просто присматриваю за магазином. Некоторые радуются этому. Это значит, что они наслышаны о Дэве. Журнал «Ретро-игры» недавно напечатал интервью с ним, где объявил его «последним оплотом старой геймерской культуры». Он воспроизвел эту формулировку на своих визитках, а статью вставил в рамку и повесил над прилавком, рядом со снабженной автографом фотографией «одержимого геймера» Пери, джойстиком, когда-то принадлежавшим Большому Барри, и фотографией Денни Керли — чемпиона Европы по компьютерным играм в 1992 году. Дэв говорит, что однажды тот зашел в магазин, но он постеснялся заговорить с этой выдающейся личностью.

Диджей с какого-то радиоканала только договорил очередную шутку о погоде, как прозвенел колокольчик над дверью. Я поднял взгляд и застыл на месте.

Зашел Мэттью Фаулер — мой бывший ученик, если можно так назвать человека, делавшего вид, что учится, пока я изображал терпеливого и заботливого педагога. Тот самый, что чуть не оставил другого мальчика без глаза. В настоящее время отец десятимесячного ребенка. Возможно, через год сам будет орать на кого-то в вечернем ток-шоу.

Он был без капюшона, и я слышал тихий звук МПЗ-плейера в кармане его спортивных брюк.

Он посмотрел в мою сторону, но тут же отвел взгляд и принялся копаться в коробке с уже побывавшими в эксплуатации дисками и картриджами.

Он не узнал меня.

Я немного расслабился и принялся делать вид, что навожу порядок на прилавке, но при этом никак не мог удержаться от взглядов, украдкой бросаемых в его сторону. Должен отметить, он вызывал у меня интерес, а не подозрения. Чем он занимался после того, как ушел из школы? Зачем он здесь?

Я чувствовал себя так, будто в магазин зашла знаменитость, правда, из тех, что вполне способны пересчитать ребра тем, кто склонен проявлять к ним чрезмерное любопытство. Музыка смолкла, и он еще раз обернулся в мою сторону. Я ощутил вину за то, что подсматривал за ним, и принялся машинально перекладывать с места на место какие-то коробки.

И тут он подошел к прилавку.

— Здрасте, сэр.

Ох.

— Привет… Мэттью. Мэтт.

— Вы здесь работаете?

Странно, если бы я отрицал очевидное.

Хотя что это я.

— Нет. Просто присматриваю. Это магазин друга.

Он кивнул и окинул оценивающим взглядом лаконичную простоту интерьера.

— Ага, как его зовут? Я заходил сюда пару раз. Такой нервный парень. Так вы все еще в Сент-Джонсе?

Он говорил со мной, но смотрел куда угодно, лишь бы не на меня.

— Нет… Я теперь журналист. Во всяком случае, что-то в этом роде.

— Ага. Мне встречалось ваше имя в газете. Только не знал, вы это или тот, другой.

— Парень из 90210?

— Ну, не уверен.

Я улыбнулся.

— Так у вас все в порядке, сэр?

Теперь он застенчиво смотрел на меня.

— Не обязательно называть меня «сэр».

— А как?

— Не знаю. Может, просто «мистер Пристли».

Тут я окончательно почувствовал себя идиотом. Я стоял рядом с изображением Соника-суперёжика и предлагал покупателю называть меня «мистер Пристли».

— Или Джейсон. Да, зови меня по имени.

Мэттью засопел и почесал нос.

— Я все-таки буду звать вас «мистер Пристли». Так у вас все в порядке?

Это был не очень удобный момент. Я задумался, что бы такое ответить. Интересно, что сказал бы Дэв?

— Да. Нашел что искал?

— Да я так, смотрю.

— Как твой ребенок?

Естественный вопрос. Но теперь он думает, откуда я знаю. Он улыбнулся.

— Я вас тоже видел тогда. На станции. Думал, вы меня не узнали.

— Как его зовут? Или ее?

— Элгар.

Элгар? Маленький Элгар?

— Элгар — прекрасное имя для… ребенка, разумеется.

— У меня нет детей, — ответил он с улыбкой. — Эта женщина постоянно пристает к людям с вопросами про детей. Лучше пусть думает, что у меня есть ребенок, и даст мне заниматься моими делами.

Я рассмеялся. Странно, что он выбрал имя Элгар, но мне понравилась его находчивость.

— Как твои дела?

— Школа оказалась не для меня. Не знаю, что бы мне подошло.

— А где ты работаешь?

— В гараже, рядом с Чэпел-маркет.

Внезапно из кармана Мэттью раздалось пение Эйкона. То ли это рингтон Мэттью, то ли Эйкону надо подыскать себе нового продюсера.

Мэтт посмотрел на экран.

— Я пойду. Пока, сэр. Рад был встретить вас. Хорошо, что у вас все в порядке.

— Увидимся… — начал говорить я, но он уже вышел из магазина.

Я проводил его взглядом до спортивного велосипеда, прикрепленного цепью к фонарному столбу.

Школа вызвала у него реакцию отторжения. Я знаю, что он чувствовал.

Тут опять раздался звон колокольчика над дверью, и в магазин вошел покупатель. Я улыбнулся, не присматриваясь к нему, и отвернулся. Мои мысли все еще занимал Мэтт. Но зашедший человек показался мне знакомым. Я видел раньше этот загар и эти аккуратно причесанные волосы, так что повернулся к нему еще раз. Он стоял у двери, подняв тонкие брови и слегка улыбаясь.

— Привет, друг, — с некоторой грустью в голосе проговорил он, как будто я был котенком, а он — ветеринаром, у которого закончилось обезболивающее, но остался молоточек.

 

Глава 6, или

Небо падает нам на головы

— Я знаю, что ты все еще любишь ее, приятель.

Боже мой, только не «приятель». Тебе тридцать четыре, ты из Хертфордшира и не имеешь ровно никакого отношения к Америке пятидесятых.

Я закрыл магазин — Дэв меня поймет — и неохотно согласился «по-быстрому выпить кофе и поболтать».

Прошло десять минут, а я все смотрел на Гэри, продолжавшего произносить округлые, громкие, ничего не значащие фразы. И наконец, как будто выйдя из длинного туннеля, он приступил к изложению сути дела, приведшего его сюда.

— Тебе, должно быть, тяжело видеть ее с другим, — начал он, и я приготовился внимательно слушать. — Но когда-то тебе все равно пришлось бы ответить за свои поступки. Поднять руки, признаться, что ты ошибся, и жить дальше. Иначе твоя жизнь не стоит и ломаного гроша.

В устах кого-нибудь другого это звучало бы угрожающе, как предупреждающий выстрел из кустов. В сочетании же с Гэри это воспринималось как фраза из плохого фильма.

Я попробовал перебить его.

— Не могу сказать, что я все еще люблю ее, — заметил я, рассматривая свою чашку, но он не обратил на это внимания. — Мы все когда-то через это прошли, — продолжал он.

Я рассмотрел надпись на его куртке: «Dubai Desert Classic 2004», — дополненную эмблемой авиакомпании «Эмирейтс». Куртка имела хороший вид: ни пятен, ни потертостей.

— Я имею в виду, мы все теряли кого-то дорогого. Таков наш мир. Жизнь слишком коротка.

Я неожиданно понял, что именно представляет собой Гэри. Он мог сказать «жизнь коротка» в полной уверенности, что сам сформулировал эту максиму. Вероятно, он считал себя философом, раз уж ему приходят в голову такие глубокие фразы. Уверен, если он однажды увидит это словосочетание на чьей-то наклейке на бампере, то будет уверен, что это плагиат.

— Каждый день надо проживать так, будто он последний, — продолжил он в том же духе, делая вид, что испытывает некоторую неловкость, рассматривая пятно на скатерти. — Неужели ты не можешь думать ни о чем, кроме какого-то человека?

— Гэри, представь, я могу думать о чем-то, кроме Сары, — ответил я. — Просто был пьян, сидел перед компьютером и, признаю, действительно сделал ошибку — огромную ошибку. Ты можешь похвалить себя за то, что никогда не делал ничего подобного, но людям свойственно ошибаться, Гэри.

Господи. Я только что сказал «но людям свойственно ошибаться». Я еще хуже Гэри.

— Нельзя жить прошлым…

Хороший у нас получается диалог.

Неприятное ощущение, как будто тебя отчитывает взрослый. Настоящий мужчина. Кто-то способный вполне здраво рассуждать об отношениях между людьми. Именно поэтому, как мне кажется, разговор и доставлял ему такое удовлетворение. Он пришел сюда не из жалости или сочувствия, а токмо чтобы всем своим видом сказать: «А ну взгляни на меня. Посмотри, что мне под силу. Я могу не только быть с Сарой. Я ведь еще на правах взрослого должен сказать тебе, где ты не прав, в чем причина того, что ты жалкий неудачник. Общаясь с тобой, я делаю тебе одолжение».

— Гэри, послушай, мне надо идти, — решительно проговорил я, пытаясь выпить залпом полчашки кофе. — Дэв спросит, почему я закрыл магазин. Он теперь очень занят — разучивает польские песни. А с трех до четырех по вторникам у нас больше всего покупателей. У него. Я здесь, собственно, и не работаю.

Гэри запаниковал.

— Я кое-что хочу сказать тебе на прощание. Понимаешь… Не я должен это говорить, но…

Но что?

Он сделал паузу, явно наслаждаясь ею. Бывает, я тоже люблю паузы. Я могу выдерживать их целую минуту — думаю, это талант. Сара говорила, что паузы — это то время, когда происходит самое важное; случаются весьма красноречивые паузы, нередко возникают паузы, вызывающие чувство необъяснимого комфорта. Например, после того, как вы говорите адрес таксисту, перед тем как он кивком подтверждает, что знает, куда ехать. Несколько минут между рекламой и фильмом в кино, когда одновременно исчезает и звук, и изображение и вы видите только свет выключаемых мобильников и слышите только шорох хрустящих оберток от шоколадок. Но эта… это была нехорошая пауза.

То есть в ней не было совершенно ничего хорошего.

— Забудь.

— Что?

— Не я должен это тебе сказать.

— Что, Гэри?

Последняя, решающая пауза. На этот раз довольно короткая, но от этого не легче.

— Нет.

На этом он бросил пятерку на стол, улыбнулся и отодвинулся от стола.

— Ну ладненько…

Гэри настоял на том, чтобы проводить меня до магазина. Там я постарался показать ему, насколько занят, раскладывая стопку дисков, однако это не придало мне особенно занятой вид. Я выглядел просто как недотепа, не способный выполнять даже самую примитивную работенку.

Вы понимаете, о чем я.

Гэри взял с прилавка несколько дисков и зачитал вслух аннотации на них. Он, кажется, один из тех, кто почему-то любит это делать.

Замечательно, теперь он нашел фотографии — я не успел убрать их.

— Твои? — поинтересовался он.

— А? Нет. Знакомой.

Я протянул руку, надеясь, что он отдаст их мне, но он явно заинтересовался.

— Кто она?

— Она… Говорю же, знакомая. Подружка.

— Подружка?

Он задержал взгляд на фотографии еще на несколько, секунд. Я знал, о чем он думает. Он сравнивает ее с Сарой, пытается вычислить, кто лучше.

— Это хорошо, Джейсон, — сказал он наконец, разложив фотографии веером перед собой. — Хорошо иметь друзей.

Я кивнул. Ладно, что в этом плохого? Если Гэри решит, что я провожу время с симпатичными блондинками, то, возможно, уведомит об этом Сару. Хотя вряд ли он так поступит. Это представило бы меня в слишком привлекательном свете. Нет, Гэри скажет Саре с сочувственным вздохом, что я работаю в магазине видеоигр и ношу свитер, облепленный аппликациями с моряцкой символикой.

— Уитби, — задумчиво произнес он.

— Хмм?

— Это же Уитби? Я узнаю аббатство.

Он показал мне фото. На нем она, в красном шарфе, смеялась над человеком с фотоаппаратом. Это был один из моих любимых снимков. Ветер нельзя было увидеть, но можно было почувствовать, как он, холодный, свежий и чистый, рвет паутину. На заднем плане, на высокой скале, стояло здание, привлекшее внимание Гэри. Я попытался осторожно забрать у него фотографии. «Они мои. Ты не можешь взять их, Гэри».

— Я бывал там в детстве. Не один, естественно. У отца был жилой автоприцеп, и он любил ездить в Уитби. А ты когда был там?

Я кивнул и покачал головой. Гэри понял это так, как ему казалось удобнее.

— Ну ладно, удачи тебе, Джейсон.

Я бы проводил его взглядом, если бы у меня в руках не было фотографии, от которой я не мог оторвать глаз.

Дэв вернулся через час, напевая странную мелодию.

— Это «Bo Jestes Ty» Кржиштофа Кравчика. Понятия не имею, как это переводится.

— О чем она?

— О любви. О бесконечной любви, полной страдания и страсти, испытываемой хозяином магазина видеоигр по отношению к официантке по имени Памела. Чем ты занимался?

— Сюда заходил Гэри.

Дэв помрачнел, так как близко к сердцу принимал подобные ситуации.

— Чего он хотел?

— Прояснить кое-что. Убедиться в том, что я не затаил зла, ну и назвать меня парнем.

— Какая умница этот Гэри. И такой загадочный.

— А еще, думаю, чтобы подействовать мне на нервы.

— Это как?

— Он делал паузы.

— Делал паузы?

— Он делал паузы. Специально. Начинал что-то говорить, потом замолкал.

— Иногда люди делают паузы. Даже я.

— Но это была не просто пауза, а многозначительное молчание.

— Иногда я прибегаю к такой практике. Вчера вечером, к примеру. Все вокруг думали, что же она означает. Я бы не волновался на твоем месте.

— Я просто думаю…

— Не думай. Будешь думать, никогда не сможешь ее толком забыть. Мысли мешают избавиться от прошлого.

В общем, я решил не думать.

Я поднялся наверх, закончил обзор про Боба и Алекса (оценив фильм на тройку) и уставился в экран.

«Таинственное месиво: путь от Эго к Этому через Тебя, Меня и Их».

Курсор мигал, озадаченный не меньше меня.

И какого же черта мне писать?

Я изучил рекламку. На ней было много малоподходящих слов, напечатанных жирным шрифтом, и масса восклицательных знаков:

Кайко Какамара — один из самых неожиданных молодых художников Британии. Его видение и стойкость зажгли художественные подмостки. Среди его поклонников…

Внезапно мне расхотелось жить. Я тяжело вздохнул. Искусство — это ведь субъективная субстанция? Да.

Значит, мое мнение тоже имеет право на существование. Другой вопрос, что я не почтил своим присутствием эту выставку.

Думаю, все в порядке. Я начал печатать.

«Среди поклонников его таланта…»

Через десять минут я отправил готовую статью. После этого я откинулся на стуле и задумался о Гэри. Почему он замолчал? И что, интересно, он бы подумал, узнав, что это фотографии незнакомки?

Тут позвонила Зои.

— Привет, придурок. Накатал что-нибудь?

— Написал и отправил только что.

— Так что ты думаешь?

— Там все написано!

— Насчет выставки.

Я взял рекламку.

— Знаешь… Очень неожиданно. Такое видение мира и… последовательность.

— Надо же, звучит поразительно. А я никогда и не подозревала, что ты хоть что-то понимаешь в искусстве.

— Ну, выходит, понимаю.

— Помнишь, как ты, я и Дэв жили в том доме на Нарборо-роуд, и с нами еще француженка-художница? Она предложила тебе попозировать ей, и ты уже собрался съезжать, потому что решил, что имеется в виду обнаженка?

Я рассмеялся.

— А она всего лишь хотела, чтобы ты сидел на скамейке с яблоком в руке!

Теперь и она смеялась. Мы в каком-то смысле были вместе, если вы понимаете, о чем я. Это случилось однажды во время учебы в университете, после одной из факультетских вечеринок. Кузина Зои лежала больной в ее комнате, так что она сама пробралась ко мне и мы до рассвета смотрели «Балбесов». То есть я знаю, что нравился ей. Может, и до сих пор нравлюсь. Наверное, это было бы неплохо.

— В любом случае я тебя там не видела.

— Ты уверена?

— Я не видела тебя на выставке.

Я застыл. Это шутка?

— Что ты имеешь в виду?

— На выставке. Я пришла к завершению мероприятия.

Она блефует? Или действительно знает?

— Ты там была, правда? — спросил я тоном, который хотя и претендовал на то, чтобы быть шутливым, все-таки выдавал испуг.

— Была. Решила заехать. Так где был ты?

— Я был, разумеется… В другом зале.

— В каком другом зале?

— Ну в том, что совсем рядом с основным залом.

— Там не было никакого другого зала, тем более «основного».

— Ну заглянул я, а там толпа, так что я…

— Там почти никого не было. Так куда ты заглядывал?

В этот момент я уловил сигнал, оповещающий о входящей на ее компьютер почте. Черт. Это мое письмо.

— Тем не менее я заглядывал. Ведь я все-таки просунул голову в дверь.

«Пожалуйста, поверь мне. Ну пожалуйста».

— Джейсон, — не унималась она, и я, взмокший от волнения, услышал щелчок мышки. Видимо, в этот момент она открывала мое письмо. — Ты написал статью о том, чего и в глаза не видел?

Так вот что она задумала? Напомнить мне об университете, заставить меня расслабиться?

— Нет… Я… Я был там. Может быть, ты меня не заметила.

— «Среди поклонников его таланта и Эван Дандо, и Карл Барат, ну и, конечно, Кайко Какамара — художник с неожиданным видением мира», — процитировала она начало моей статьи, и мое сердце ушло в пятки. — Должна сказать, Джейсон, неожиданностью для меня оказалось скорее твое видение мира.

— Зои, ну мне жаль. Я же могу объяснить…

— Ты хоть смотрел фильм? Или тоже все выдумал?

— Видел, могу и пересказать тебе его в деталях, но на выставку я опоздал, да и поезд в метро…

— А что насчет ресторана? Ты там вообще был?

— А как же! Это я заказал «Маргариту»!

И ведь я не солгал.

— После этой выходки я даже не знаю, как перейти к тому, зачем я тебе позвонила.

«О Господи. Ну пожалуйста. Только не это».

— Я хочу, чтобы ты пришел в офис.

«Что? Зачем? Если хочешь уволить меня, сделай это здесь и сейчас».

— Роб все еще болен и только что позвонил, сказал, что его не будет несколько недель. Какая-то операция. В общем, мне нужен кто-то на его место.

— Роб?

— Редактор раздела обзоров.

— То есть… ты предлагаешь мне место редактора раздела обзоров?

— Нет, я хочу, чтобы ты исполнял обязанности редактора раздела обзоров.

— То есть я…

— Тебе даже не придется никуда ходить, только посылать других… на задания, я имею в виду. Придется работать в офисе.

— Я не против! То есть я с удовольствием!

Пауза.

— Зои, это не потому…

— Почему?

— Ты ничего мне не должна, знай это.

— Это потому, что мне нужен кто-то на этом месте. Дженнифер собралась в отпуск, Сэм уезжает в понедельник, а Лорен отказалась. Так что с понедельника. Мы обычно приходим к десяти, но я советую тебе прийти к девяти, купить по дороге круассанов и поставить кофе.

Вот так.

Джейсон Пристли — редактор раздела обзоров «Лондонских новостей».

Я написал это на салфетке, и в сложенном виде она напоминала визитную карточку.

Дэв купил ящик пива в честь моего повышения.

— Я заметил, что основные издания совсем не пишут о видеоиграх, — заметил он с некоторой горечью, — однако «Продолжить игру» может стать для «Лондонских новостей» окном в этот мир. Я обещаю писать обзоры честно, бесстрашно и искренне, сочетая…

— Я поговорю с Зои. Не знаю, насколько я свободен в своих решениях.

Кажется, его это устроило.

— Забавно будет посотрудничать с ней?

Я пожал плечами. Он тоже. Ни один из нас не знал ответа.

Я не стал нарушать молчание. Мне хотелось, чтобы эта пауза стала более многозначительной.

А потом…

— Дэв, ты знаешь что-нибудь об Уитби?

— Уитби?

— Уитби.

— Почти ничего. А что?

— Девушка. Фотографии. Судя по всему, одна из них была сделана в Уитби.

— Ага! — воскликнул он, щелкнув пальцами. — Я знал.

— Что?

— Я знал! Ты! Ты влюбился!

— Я не влюбился. Я просто знаю, что она однажды была в Уитби. Но если ты был в супермаркете и мне случилось прознать об этом, не означает, что я в тебя влюбился.

— Откуда ты знаешь про Уитби?

— Гэри.

— Так Гэри ее знает?

— Он знает Уитби, не девушку. Он как-то мотался туда на каникулах.

— Смотри! — вскричал он, бросаясь к окну. — Памела.

И он принялся напевать странную песенку, недавно разученную.

— Когда ты собираешься?

— Подкатить к ней? Не знаю может, завтра.

В молчании мы наблюдали, как Памела подбежала к остановке и дальше, к машине, остановившейся на обочине. Это была синяя «воксхолл-вива» — облезлая и потрепанная, но Памелу это не смутило, она была счастлива видеть эту таратайку. За рулем сидел мужчина, выглядевший не менее счастливым. Мне стало ясно, в чем дело, намного раньше, чем Дэву, и в тот момент, когда она наклонилась и поцеловала мужчину, погладив его по голове, я был всецело занят поглощением пива.

— О черт! — воскликнул Дэв, и я сочувственно кивнул.

Тут мне позвонили. Это она решила спросить, как у меня дела. Я отошел от Дэва и вкратце обрисовал свою ситуацию, не забыв упомянуть, что заходил Гэри. Она сказала, что надо бы встретиться, так как по телефону всего не переговоришь. Чтобы показать, как я занят, я предложил поговорить прямо сейчас. В конце концов она объяснила мне, зачем она звонила. В этот момент вполне могли бы сгрудиться тучи и разверзнуться хляби небесные, все встало с ног на голову.

 

Глава 7, или

Грядут большие перемены

Понимаете, это хорошая новость.

Объективно — новость эта хороша сама по себе.

— Я беременна, — торжественно объявила Сара.

Она не знала, как мне об этом сказать после всего, что случилось. Но по всей видимости, она действительно счастлива.

После УЗИ они поехали праздновать это событие. Он сделал предложение. Они рассказали друзьям. Все это выглядело реально по-взрослому.

— Я бы предпочла рассказать это тебе при встрече.

Я ответил что-то хорошее, чего не вспомню, так как в моей голове вертелась только одна мысль: «Что мне теперь делать?»

Теперь я осознал значение той паузы.

— Так вот что породила эта пауза! — усмехнулся Дэв, но, перехватив мой взгляд, прекратил смеяться и уткнулся в свою кружку.

Эта пауза касалась не только их с Сарой. Она подводила итог нашим взаимоотношениям с Дэвом. Он дал понять, что обладает неким знанием, которое мог бы обрушить на меня, если бы захотел, но предпочитает этого не делать, потому как это несовместимо с его весьма строгими представлениями о порядочности, надежности и честности… Но при этом он все равно победитель.

Мы мрачно сидели в «Берлоге» — пабе рядом с конторой по прокату автофургонов.

Вот так. Этот этап моей жизни можно считать завершенным. Теперь уже точно. Сара скоро станет матерью, а я навсегда останусь ее бывшим. Потом — одним из бывших. Потом, раньше, чем вы думаете, я стану для нее просто никем. Да, согласен, это звучит так, будто я совсем зациклился на ней; знаю: масса улик подтверждает это, — но тут еще кое-что. Дело не только в ней, но и в моем прошлом и будущем. Понимаете, когда один так быстро идет вперед, а у другого остаются только воспоминания о былом, думать о будущем нелегко. Может быть, я все-таки вправе вздохнуть с облегчением. В моем случае можно говорить хоть о какой-то определенности. Решение принято — никогда не появится такая корпорация, как «Джейсон и Сара», эти двое никогда совершенно точно не будут носить одну фамилию. И мне больше не надо об этом думать.

Но в этом-то все и дело, правда? Понимаете, мое счастье слишком зависимо от того, что взбредает в голову другим.

Пора уже принимать решения самому.

— Надо что-то сделать, — решительно проговорил Дэв, барабаня пальцем по стойке и всем своим видом показывая, что он говорит, как никогда, серьезно. — Отвлечься от всего этого. Мы с тобой оба пострадали от этих женщин. Твоя бывшая девушка помолвлена и ждет ребенка, а моя будущая жена из Польши только что расцеловала мужчину, разъезжающего в, наверное, единственной оставшейся в Лондоне «воксхолл-виве».

Все еще сохраняя серьезное выражение лица, он посмотрел мне прямо в глаза.

— Что думаешь о Евро-Диснейленде?

— Я не собираюсь ехать туда с тобой.

— Да ладно. Почему бы нам не посетить эту достопримечательность? Представляешь, только ты и я.

— В Париж я с тобой не поеду.

— А ведь мы могли бы обставить это как такой слегка извращенный по-своему мальчишник.

— Ты серьезно предлагаешь мне поехать с тобой в Евро-Диснейленд на так называемый мальчишник?

— Я хочу сказать, что это выглядело бы как приключение двух клевых парней. Мы показали бы этим женщинам, что нам и без них вполне себе хорошо. Будем пить пиво и рыгать на людях, а то и на людей.

— Это в Евро-Диснейленде-то?

— Ладно. Тогда рванем в Брюгге. Или прямо в Амстердам.

— У меня работа с понедельника.

— Ну тогда поехали в Дублин.

— Я не могу работать с похмелья.

— Ладно, тогда можно просто посидеть полуголыми и покайфовать под программу Филиппа Шофилда. Только подумай: мы сможем все воскресенье смотреть кулинарную программу и не разговаривать.

Я чертовски люблю эту программу, чтобы вы знали.

— Давай лопать всякую дрянь с мрачным видом, осушая банки дрянного пива! — продолжал Дэв все более страстно и увлеченно. — Или… Давай пользоваться моментом. Извлечем из плохого хорошее. Поездка! Новый опыт! Только ты да я!

С каждой следующей кружкой его предложение нравилось мне все больше.

Было совсем рано. Слишком рано, я бы сказал, и я не хотел просыпаться от послышавшегося снаружи завывания грузовика. Это был громкий, утробный всхлип, как если бы под окнами кого-то душили. Я выбрался из постели и раздвинул шторы. К этому моменту я опознал источник шума. Это «ниссан-черри» Дэва. Его тачка издавала подобные звуки каждый раз, когда он пытался ее завести. Обычно он сдавался, как только показывался приближающийся автобус. На часах было восемь утра. Какого черта Дэву надо от его несчастной машины в такую рань в субботу?

Может, он заметил Памелу и пытался придать себе мужественный вид? Он, решив наконец, сколько именно пятен масла должно быть у него на лице, делает все, чтобы она заметила его с разводным ключом в руках. Ведь в мужественности подкупает то, что ее легко сымитировать. Достаточно перемазаться в машинном масле и многозначительно кивать, разглядывая какую-нибудь технику.

Я хотел уже было закрыть шторы, но… заметил кое-что. На человеке под капотом были мешковатые джинсы. Дэв такие не носит. Он предпочитает либо слишком узкие и короткие джинсы, либо «бананы», покупаемые за девять фунтов по каталогу. А это что? Куртка с капюшоном? Машина опять взвыла, и до меня неожиданно дошло… Я стал свидетелем угона. Прямо на моих глазах совершается преступление. Кто-то пытается украсть машину Дэва! Ну то есть сначала починить, а потом все-таки украсть.

— Дэв! — закричал я, падая в шоке на кровать. — Дэв!

Ответом мне было молчание. В такие моменты особенно ощущаешь потребность хоть в каком-нибудь оружии, но у меня действительно его не так уж много. Куда-то подевались нунчаки, все наши ножи давно затупились, а бадминтонная ракетка выглядит недостаточно угрожающе. Так что оставалось только схватить с припостельного столика расческу — я и не знал, что у нас она есть, — и, пробегая мимо, постучать в дверь комнаты Дэва.

— Кто-то пытается угнать твою машину! — крикнул я, спускаясь по лестнице, сжимая в руке расческу и пытаясь понять, какая ее оконечность выглядит наиболее угрожающе.

Подходя к двери, я вновь услышал этот вой и запаниковал. Где черти носят Дэва? Мне одному не справиться. Машина взывала о помощи, и она ей требовалась в самом срочном порядке! Ведь дело явно шло к тому, что злоумышленник уже через каких-нибудь несколько часов сможет укатить на этой недвижимости.

— Дэв! — крикнул я. — К оружию!

Я снял цепочку с двери, распахнул ее и, щурясь от утреннего солнца, оказался прямо перед машиной. Наверное, я со своей расческой, так и не использованной по ее прямому назначению, являл собой не слишком угрожающее зрелище.

Вот он, вор. Мой заклятый враг. Все там же, под капотом, все еще копается в двигателе и совершенно не подозревает о нависшей над ним опасности. И все-таки, что мне делать? Просто сразить его расческой или, проявив своего рода благородство, выкрикнуть какое-то предупреждение? А какое предупреждение тут подойдет? И что я буду говорить потом? Неужели только банальное: «Почто ты пытаешься починить этот чертов драндулет?» Итак, я просто поднял расческу и окликнул его.

Как мне показалось, завывания прекратились. Я еще крепче сжал расческу.

— Доброе утро, сэр, — раздалось из-под капота.

Ох.

Так это не кто иной, как Мэттью Фаулер.

Зачем этому недоучке починять колымагу Дэва?

— Мэтт? — удивился я. И тут до меня дошло, что я стою в пижамных штанах и вызывающе размахиваю расческой.

Мимо проехал автобус, предоставив мне паузу на то, чтобы придумать достойное оправдание.

— А я вот как раз причесывался!

— Поберегись! — послышалось откуда-то сбоку. То приближался Дэв с кофейником и пакетами явно чего-то съестного. Один он бросил мне, и я поймал его перед самым носом. Пакет оказался теплым, влажным и пропитанным жиром.

— Оз соорудил нам сандвичей с беконом. Ты хотел фанту, да, Мэтт?

Мэтт поднял большой палец, а потом, указав на машину, объявил:

— Маховик треснул.

Я и Дэв понимающе кивнули.

— Я могу исправить.

— Как получилось, что Мэтт чинит машину? — поинтересовался я, одеваясь.

— Мы же не можем ехать на сломанной?

— Нет, но почему Мэтт? И что ты имеешь в виду, говоря «ехать»? Куда ехать?

— Мы отправляемся в путешествие. Чтобы заявить всем женщинам мира, что они нам уже не нужны. Мы же вчера решили.

— Насколько я помню, мы ничего подобного не решали. Ну а если бы и так?

— Я попробовал заставить машинку ездить, мимо проходил Мэтт, он спросил, не знаю ли я тебя. Сначала я сказал «нет», на случай если он действительно наемный убийца, однако он пояснил, что работает в мастерской. Так вот оно и вышло.

Я подошел к окну. Ну-ну. Значит, и Мэтт Фаулер может еще иногда на что-то сгодиться.

Я откусил от своего сандвича. Завывание на улице превратилось в тихое рычание.

— Завелась, — радостно прокомментировал Дэв.

— А куда мы едем?

— Не мы ли уже обсуждали это? — бросил он, удаляясь.

Я запихнул в сумку запасную футболку и схватил бумажник. Почему бы и нет? Может, и вправду неплохо куда-нибудь прокатиться. Но после разговора с Дэвом меня не оставляло неприятное предчувствие.

Я обернулся, и моему взору открылась неожиданная картина.

— Мэтт, ты… с нами?

Этот тип, устроившись на заднем сиденье, допивал свою фанту. Может, Дэв предложил подвезти его?

— Я попросил Мэтта составить нам компанию, — пояснил Дэв. — Он починил машину, так что заслуживает это право больше, чем кто-либо иной.

Мой энтузиазм как-то сник. Так не делается. Чуть ли не каждый день в «Дейли мейл» появляются статейки об учителях, сбегающих со своими бывшими подопечными. Но обычно эти подопечные блондинки, а криминального вида парень, сноровисто владеющий разводным ключом, вряд ли годится на эту роль.

— А… Мэтт знает, куда мы едем?

— Ага, — внес ясность Мэтт, — в Уитби.

— В Уитби? — переспросил я.

Дэв снисходительно улыбнулся. Чего бы ему не улыбаться. Вчера вечером мы не договаривались ехать в Уитби. Я упомянул Уитби, а он говорил о своем, то есть о том, что надо куда-то съездить, но ни один из нас не сказал ничего вроде «давай завтра встанем пораньше и поедем в Уитби». Это идея Дэва, а не наша общая.

— Уитби вроде в Йоркшире или типа того? — поинтересовался Мэтт. — Никогда там не был.

— Так ты хочешь ехать? Я имею в виду — может, у тебя свои дела…

— Я никогда не покидал Лондон. А вот тетя переехала в Суиндон, так что там-то я был. Ну и в Босуорте, конечно.

— В Босуорте?

— Ага. С вами, сэр.

Господи, да. Мы были в Босуорте, на экскурсии. Ох как же я старался забыть эту историю. Тогда Мэтт украл дюжину жевательных резинок из сувенирного магазинчика, а Нил Коллинс отлил в урну. На этот раз, надеюсь, все будет несколько иначе. Мы едем отдыхать. И мы едем в Уитби, хотя мне не слишком хочется туда.

— Дело в том, что сегодня не самый подходящий день. Я получил и-мейл…

— Ты же не включал комп.

— Я получил его раньше.

— Раньше ты спал.

— Послушай, — вздохнул я. — Нам обязательно ехать в Уитби? Почему не в Элтон-тауэрс? Или не… в Снерсбрук? Ведь в Снерсбруке есть большой холм.

— Большой холм! — эхом откликнулся Дэв. — Хочешь посмотреть на большой холм, Мэтт?

Мэтт пожал плечами.

Я уставился на Дэва. Не могу же я сказать все, что думаю об этой затее с Уитби. Не при Мэтте, во всяком случае. Я не могу пускаться в объяснения. Кроме того, через пятнадцать минут об этом будут знать все мои бывшие ученики и их знакомые. Я попытался зайти с другой стороны, используя оригинальный подход.

— Но… Уитби далеко.

Он пожал плечами и кивнул. Все это выглядело довольно странно.

Дэв завел мотор и решительно смял пакет из-под сандвича.

— Правильно! — подтвердил он. — Целых пять часов. Посмотрим, на что способна эта малышка.

Меня обуревали сомнения. Я не обязан никуда ехать. Я ведь еще могу вернуться в дом, дождаться программы Филиппа Шофилда, а потом, возможно, купить кебаб у Оза или заскочить в «Берлогу».

Пока я обдумывал эту возможность, мы выехали на Каледониан-роуд и понеслись со скоростью добрых четырех миль в час.

«Как бы ворон ни чистил перья, белым ему не стать».

Пословица племени шона, Зимбабве

Я люблю Интернет почти также сильно, как Лондон. Не уверена, что Лондон отвечает мне взаимностью, но мы развиваем наши отношения. Мой блог читают шесть человек, и это несмотря на то что пока я внесла всего три записи, и те — сплошное нытье, особенно тот полный жалости к себе пост, где я обещаю впредь слушать своих друзей, чего я, разумеется, не собираюсь делать просто потому, что я не такая. Кроме того, мне не стоит писать на пьяную голову, если вы понимаете, о чем я. Простите меня за это, люди.

Наверное, мне надо поприветствовать вас здесь, что бы это «здесь» собой ни представляло и какими бы путями вы сюда ни пришли.

Привет, Мартин из Малайзии.

Привет, капитан Стинкджет. [4]

Привет, Морин.

Привет, ФрррррррБиип.

Привет, БомжИзЛутона.

И привет, шестой читатель, кто бы ты ни был, который так и остался анонимным.

Как, впрочем, и я, если только капитан Стинкджет не предложит мне имя, не менее звучное, чем его.

Вам, наверное, хотелось бы знать, о чем была прошлая запись. Я отбила ее в очень неудачный день. Я тогда потеряла любовь, и, наверное, это моя основная потеря, потому что я не встречала поэтов, пишущих прекрасные стихи о потере одноразового фотоаппарата. Ни на одной картине, что мне случалось видеть, не фигурирует ярко-желтая камера фирмы «Кодак», и я не слышала, чтобы подобные события вдохновляли сочинителей опер. Хотя, должна сказать, я не так уж разбираюсь в искусстве. Недавно я зашла на выставку, но картины там напоминали те, что рисуют слоны. Подобные сюжеты нередко показывают в новостях, так что я предпочла сходить в кафе «Рома».

Звучит странно, но я и вправду не знаю, какая потеря тяжелее — отношений или камеры. Понимаете, с потерей отношений можно смириться. Да, это больно, и поначалу это так больно, что как будто весь воздух выходит из легких, а сердце сжимается каждый раз, когда ты думаешь о том, что все кончено. Мне помогают пережить это свидетельства того, что все это было, какие-то вещи, оставшиеся у меня.

В данном случае функцию этих доказательств выполняли фотографии в камере, лежавшей в моей сумке, когда я поехала в «Фицровию». Я не знала, напечатаю их или нет, но мне надо было вернуться в то кафе и сотый раз пройти мимо того желтого магазинчика фототоваров, чтобы решиться.

Если у меня хватит сил, я напечатаю их.

Если у меня хватит сил, я удержусь.

Не важно. Теперь у меня нет такой возможности, и мне кажется, что у меня отняли шанс двигаться дальше. Отняли шанс еще раз вспомнить все эти моменты, рассказать самой себе всю эту историю заново и решить, как жить дальше. Как-то так.

Думаю, здесь тысячи таких же блогов, как мой, так что извините. В мире так много девочек и мальчиков, считающих, что их истории заслуживают внимания. Я рассказала бы все друзьям, но они все остались дома, да я и не уверена, что хочу, чтобы они знали. Так что я одна, в Лондоне, грущу и пытаюсь воплотить мечту в жизнь.

Сейчас, думаю, я попрощаюсь, потому что начинается «Я приглашаю тебя на обед», и мне хочется посмотреть этот фильм больше, чем сидеть здесь. Так что желаю вам всем хорошо провести вечер.

PS.: Есть расхожая фраза, часто повторяемая в сериалах или в барах, если удается подслушать чужой разговор. Один собеседник смотрит на другого с серьезным видом и говорит: «Все меняется. Люди меняются».

Они подчеркивают слово «люди», так чтобы было ясно, что речь идет не обо «всем», а потом делают небольшую паузу, чтобы подчеркнуть значимость сказанного.

Все меняется, разумеется. Но мой опыт говорит, что иногда это «все» меняется потому, что люди не могут измениться.

 

Глава 8, или

Побег на машине

— Мэтт, — начал Дэв, выключая радио, — так, чтобы ты знал. Бывшая девушка Джейсона беременна и выходит замуж.

Молчание.

Я наградил Дэва убийственным взглядом.

— Поздравляю, — поспешил отреагировать Мэтт. — То есть… не знаю.

Мы миновали Барнет и поехали по автостраде А1. Но вам это совершенно неинтересно.

— Кроме того, моя девушка только что ушла к парню, катающемуся на «воксхолл-виве».

Очень неудобная ситуация.

— Поэтому мы и решились на эту поездку. Мы хотим защитить честь всех мужчин.

— Ничего мы не защитим, — возразил я. — Не думаю, что многие женщины подозревают об этой поездке.

— Подсознательно подозревают, — уточнил Дэв, — подсознательно они реагируют на нее весьма отрицательно. Ты с нами, Мэтт? Тебе есть что сказать женщинам?

— Так что хорошего в Уитби? — поинтересовался Мэтт, глядя в окно. — Хорошие клубы или что?

Я напрягся.

«Нет, Дэв. Не делай этого».

— Джейсон захотел туда съездить. Правда, Джейсон?

— Мм, — промычал я, глядя в сторону, — Уитби.

— Понимаешь, кое-кто из знакомых Джейсона уже бывал в Уитби.

— Ясно, — проявил понятливость Мэтт.

Мне показалось, что этого мало для оправдания пятичасовой поездки.

— Это девушка. — Дэв явно наслаждался моментом.

— На самом деле я ее не знаю, — попытался прояснить ситуацию я. Нельзя сказать, чтобы это мне удалось. — Это своего рода шутка.

— Это не шутка, — возразил Дэв. — Представь, Джейсон увидел девушку, она ему понравилась, у него оказался ее фотоаппарат, он напечатал фотографии, и оказалось, что он фигурирует на одной из них. Выяснилось также, что один из снимков был сделан в Уитби, вот мы туда и поехали.

— Мы едем туда не поэтому, — отчеканил я тоном, не терпящим возражений.

Дэв вопросительно взглянул на меня.

— Дружище, мы едем туда именно поэтому.

Я повернулся к Мэтту, чтобы объяснить ему происходящее, и поразился его слегка испуганному виду.

— А что, если ее там уже нет? — спросил он. — То, что у нее есть фотография из Уитби, не значит, что она все еще там.

Мэтт прав. Момент съемки не всегда соотносится с настоящим временем.

— Мэтт, мы едем туда не поэтому…

— Ладно, — согласился Дэв, — мы едем туда, чтобы развеяться, чтобы заняться чем-то новым. Но кто знает, может быть, мы найдем какие-то зацепки.

— Как она выглядит? — спросил Мэтт.

— Не важно, — ответил я.

— Посмотри в бардачке, — подсказал Дэв.

— Ты взял фотографии?

— Естессно.

— Ну, посмотрим. — Теперь и Мэтт заинтересовался. Странно это все, — сказал он, глядя на фотографию девушки, — как будто это судьба и все такое.

Проехав большую часть пути, мы заглянули в бар «Литтл шеф», что на выезде из Уорксопа. Последние два часа Дэв и Мэтт разговаривали о судьбе, и мне не оставалось ничего иного, кроме как присоединиться и, кроме того, съесть отвратительную сосиску.

— Если вы встретите ее еще раз, что скажете? Или, если бы вы увидели ее опять в первый раз, что бы сказали? Я имею в виду, оставили бы себе камеру?

— Что ты имеешь в виду?

— Вы бы взяли камеру или вернули ее до того, как девушка села в такси?

— Почему ты спрашиваешь?

— Он хочет понять, — вмешался Дэв, — сожалеешь ли ты о том, что увидел эти фотографии.

Я пожал плечами:

— Не знаю.

Но разумеется, я не раскаиваюсь в том, что теперь они у меня есть. Это принесло в мою жизнь что-то новое и интересное.

— Если бы они не были нужны вам, вы бы их выкинули, вот что я думаю, — заметил Мэтт. — Но они у вас. И теперь мы…

— Стоим на выезде из Уорксопа, у закусочной, потчующей проезжающих своими мерзкими сосисками.

— Именно! — воскликнул Мэтт. — Именно!

Мое отношение к нему стало несколько более теплым за прошедшие часы. За время общения с нами он стал намного понятнее выражать свои мысли и, несомненно, сейчас больше интересовался окружающим миром, чем в те дни, когда был моим учеником. Еще я заметил, что он стал мягче, словно лишился некоторых из своих острых углов. Впрочем, до идеала ему еще далеко.

Сев в машину, мы продолжили свой путь в сторону Уитби.

— Кстати, — заметил Дэв, — я сказал, что мы семья, так что постарайтесь выглядеть соответственно.

Я уставился на него.

— Ты сказал, что мы?..

— Семья. Забронировал номер с семейной скидкой. Тридцать фунтов. Согласись, ты бы не догадался.

— Но… мы не семья, да и не очень-то похожи. Если мы семья, кто тогда Мэтт?

— Скажем, что он наш сын. Теперь это модно.

— Прекрасная идея! То есть мы опровергли некоторые догматы в медицине, когда нам было по девять? Кроме того, парень даже наполовину не похож на индийца, да и мы с тобой оба как-никак мужчины.

— Я и не собирался косить под семью в консервативном смысле этого слова. Скажем, что мы из Лондона, они поймут.

Он постучал в дверь пансиона. На пороге появилась коренастая женщина в розовом велюровом спортивном костюме.

— Привет! — обратился к ней Дэв. — Мы семья из Лондона.

Она задумчиво надкусила «Сникерс», зажатый у нее в руке.

Поездка мне нравилась все больше и больше.

Конечно, я могу быть циничным, могу постараться и сделать вид, что я круче, чем есть, но, утверждая, что поездка мне нравится, не кривлю душой.

Сами судите. За последние пару часов мы поиграли в мини-гольф, выпили по банке джин-тоника, зашли на ярмарочную площадь, оттащили Дэва от игровых автоматов, набрели на самого настоящего местного гота и даже успели потыкать на него пальцем, причем осталось еще время посмотреть первые шесть экспонатов выставки стихов и тканей «Текст и текстиль». В общем, получился неплохой… отпуск двух больших мальчиков. Однако следует признать, что пойти на выставку предложил Мэтт.

— И что дальше? — поинтересовался Дэв.

Мы слонялись по набережной — незадолго до этого Дэв сказал, что его тошнит от выпитой оранжины и он хочет увидеть море. Мы посудачили с местным старожилом о капитане Куке, а заодно и о Дракуле. Внимание Дэва привлек рекламный постер, изображавший лягушонка Кермита. В нем предлагалось зайти в ночной клуб «Кадиллак» всего за фунт. Судя по рекламке, это вряд ли стоило того.

— Умираю от голода, — сказал Мэтт. — Зайдем в какой-нибудь фаст-фуд.

Но я не слушал его, так как мне стало предельно ясно, что высоко на скале прямо над берегом стояла церковь. Та самая, на которую обратил внимание Гэри.

— Что там наверху? — спросил я все у того же старика, теперь устроившегося на скамейке.

— Восточная скала, а на ней аббатство Святой Хильды. Туда ведет дорога. Имейте в виду, что придется подняться на сто девяносто девять ступеней.

Меня не беспокоили трудности подъема. Надо было осмотреть аббатство вблизи. Мне нужно увидеть его с того угла и расстояния, с которого оно было сфотографировано ею.

Неожиданно я понял кое-что. Может, виной тому мальчишка, живущий во мне и стремящийся собирать коллекции чего угодно, может, еще что-то, но когда я это понял и осознал, что стою там, где стояла она, мне захотелось как-нибудь зафиксировать этот момент. Чтобы доказать, что я тоже здесь был. Или чтобы показать…

— Ребята, это…

Дэв улыбался. Он-то знал. Понятно, он выпил всего одну «оранжину».

Он достал что-то из кармана и протянул мне. Коробочка. Маленькая пластмассовая коробочка.

Маленькая пластиковая коробочка, на боковой стороне которой значилось: «Одноразовая камера — 35 мм».

— Слегка влево, — подсказывал мне Мэтт. — А теперь немного вправо.

Сосредоточенно рассматривая фотографию, он заботливо корректировал мои действия. Видоискатель фотоаппарата был совсем крохотным и к тому же исцарапанным — Дэв купил его за бесценок на распродаже. Но так или иначе, я стоял на том самом месте, рядом с синим столбом, футах в двадцати от урны. Труднее было найти правильный угол, чтобы сделать такой же снимок. Собственно, в этом и заключается мастерство.

— Вот так! — воскликнул Мэтт. — Стой тут!

Я застыл.

— Готов? — спросил Дэв.

— Погоди… Погоди…

Какое выражение лица лучше всего сюда подойдет? То есть, я хочу сказать, когда меня фотографируют двое приятелей, предполагается, что я сделаю что-нибудь оригинальное, скорчу рожу, например, или энергично взмахну рукой. С другой стороны, это не мой снимок. Он ее. Я копирую его без разрешения. Даже и не знаю, как поступить. Уж не проявить ли больше уважения? Или, может быть, просто причесаться? Или…

Щелк.

— Здорово. Классный кадр, Мэтт, — заметил Дэв.

— Перестань. Я лишь выполнил свой долг.

— Вышло прекрасно. Он получился задумчивым и романтичным. Как на обложке сингла «Уэстлайф».

— Но на моем месте так поступил бы каждый. И вообще, ребята, умираю есть хочу, — попытался сменить тему Мэтт, убирая фотоаппарат.

— Погоди. Еще один кадр.

— Выглядит так, будто ты и вправду хочешь выйти еще лучше, — с улыбкой прокомментировал Дэв.

Пауза.

— Кажется, я видел на углу забегаловку с цыплятами гриль.

Название заведения я не запомнил, так что не будет ошибкой назвать его «Синюшные бройлеры капитана Отравы». Однако Мэтт был приятно поражен тем, что у них можно было съесть сколько влезет меньше чем за пятерку, и парню за прилавком — кажется, иранцу — мы понравились.

— Откуда вы, ребята? — поинтересовался он.

— Из Лондона, — ответил я.

— Отдыхаете?

— Вроде того.

Было бы большой натяжкой обозвать нашу вылазку деловой поездкой.

— А знаешь, я, кажется, знаю, чем стоит заняться, — обратился ко мне Дэв уже за столом. — Давай ходить по домам и предлагать двери.

Мы сидели под желтоватой неоновой лампой, словно коротали обеденный перерыв в кафетерии супермаркета.

— Никто не торгует дверями вразнос, — резонно заметил я.

— Да я просто так. Однако представь: ты ходишь от двери к двери, пытаясь продать дверь. И стоит тебе постучаться в какую-то квартиру, как ты понимаешь, что в этом доме с дверями уже все в порядке, так что тебе тут делать нечего. А ведь тогда можно взять и выходной.

— Ты о чем вообще?

— Так просто. По-моему, это неплохая штука, в смысле — шутка.

— Не забывай, им могут понадобиться внутренние двери. Если они согласятся, ты от них весь день не уйдешь. Хреновая работа.

— А ты доволен своей? — поинтересовался я, жуя кукурузный початок.

Мэтт пожал плечами:

— Да вполне.

— Но ты не этим хочешь заниматься?

Он снова пожал плечами.

— Я имею в виду, всю жизнь. Некоторые, например, чувствуют, что они родились делать то, что делают. Другим приходится рождаться заново, — напомнил я ему с чувством собственной правоты.

— В этом есть что-то мистическое, — испугался Мэтт. — Мы поэтому здесь? Чтобы фотографировать церкви и все такое? А уж не по этой ли причине мы сказали той индюшке в розовом, что мы семья?

— Нас интересует аббатство. Что до упомянутой тобой особы, она лишь немного полновата. И конечно, мистика тут ни при чем.

— А если серьезно? Что плохого в моей работе?

— Ничего. Я не это имел в виду. Просто… Понимаешь… Чего ты хочешь на самом деле?

— Стать пилотом истребителя? Гонщиком? — предположил Дэв.

— Ему не семь лет.

— Я хочу делать что-то для людей, — тихо ответил Мэтт.

— Неужели все-таки чайники?! — воскликнул Дэв. — Ну как же я сразу не догадался!

— Да ладно, чего я на самом деле хочу, — смущенно пробормотал Мэтт, — это ходить в паб.

— И все-таки, что касается работы…

— Меня устраивает то, чем я занимаюсь.

— Тебе этого достаточно?

— А вам было достаточно быть учителем?

— Я был хреновым учителем.

— Не, — возразил Мэтт, — слабым — да. Но вы позволяли нам делать то, что нам хотелось.

— Не уверен, что это входит в обязанности учителя, — вздохнул Дэв, и Мэтт выпрямился.

— Я не это имею в виду. Я хочу сказать, что вы позволяли нам оставаться такими как есть. Не пытались нас изменить. Нет, вы были неплохим учителем. Просто, не знаю… Душа у вас к этому всему не лежала.

Мне стало стыдно. Он был прав. Я знаю, что он прав, и вы это знаете. Только я сейчас это узнал. Такое впечатление, что он раскрыл мою тайну. Оказывается, он знал, что мне хотелось оказаться в другом месте, где нет ни детей, ни их родителей, ни самой школы. Я не хочу сейчас раскрывать перед вами все темные бездны моей души, если таковые имеются. Просто, может быть, я думал, что это все временное, а я рожден для чего-то другого. Получается, я ждал чего-то, даже не стараясь выполнять свои текущие обязанности. Может быть, я вообще никогда их не выполнял. Я решил попробовать сейчас.

— Так чего ты хочешь в жизни?

— Не знаю, — смущенно ответил Мэтт.

— Все нормально: иногда люди годами не знают, чего хотят, — я не знал, к примеру.

— Я хочу делать что-то.

— Допустим. Так что тебе больше всего нравится?

— Футбол. Музыка.

— Какая музыка?

— Просто музыка. Любая.

— Так ты поэтому назвал сына Элгаром?

Он улыбнулся, делая вид, что я ошибся, но на самом-то деле я был прав.

— Тебе надо чему-то поучиться. Выяснить, чего ты хочешь, и учиться именно этому. Перед тобой масса возможностей.

Мэтт взглянул на меня. Я знал, о чем он думает.

— Тогда в паб.

После четырех кружек в «Веселом моряке» мы в полной мере прочувствовали свою гениальность.

— Испания! — крикнул Дэв.

— Испания — это не столица Испании, — пояснил я.

Автомат к этому моменту отнял у нас восемь фунтов, и записи сочувственных фраз Криса Тарранта звучали вовсе не так утешительно, как могло бы показаться.

— Мадрид, — пояснил Мэтт.

В некотором недоумении я повернулся к нему, а потом, чтобы не выглядеть слишком уж по-учительски, снова развернулся к автомату и нажал на кнопку.

— «Реал Мадрид», — продолжил Мэтт. — Про эво…

— Ты играешь в «Про эволюшн», — покачал головой Дэв. — В этой игре слишком уж выражена коммерческая составляющая; во всяком случае, на мой вкус.

— А ты во что играешь?

— «Чемпионат мира» по версии «Сони».

— Полная хрень.

— Отнюдь, это прекрасная игра.

— Дэв! — в отчаянии вскричал я. — В каком году «Сим-сити-2000» впервые выпустили для «Плейстейшн»?

На этот-то вопрос он должен ответить?

— Какие варианты? — торопливо спросил он.

— Дэв! Открой глаза!

— Я думаю!

— А: 1990; Б: 1993; В: 1999; Г: 2000.

Дэв открыл глаза и озадаченно посмотрел на экран. Таймер отсчитывал секунды. Крис Таррант, нехорошо ухмыляясь, раскачивался на каблуках.

— Дэв? Быстрее! На кону фунт!

— Это интересно…

Десять секунд… Дэв задумчиво гладил подбородок.

— Дэв!

— Ты же видишь, мне нужно время.

— У нас его нет.

Пять секунд.

Мэтт опустил руку.

— Девяносто третий!

Мучительная секунда ожидания.

Дзынь.

— Это правильный ответ!

Крис Таррант пришел в восторг. Мы широко заулыбались друг другу.

Фунтовая монетка звякнула где-то в недрах автомата.

— Закуска за мой счет, — объявил Мэтт.

— Или… — сказал Дэв, извлекая что-то из кармана.

Как известно, заведения, посетить которые можно за один фунт, не вкладываются в интерьер. «Кадиллак» был ужасен. Целиком и полностью. Он представлял собой обшарпанное здание рядом с дешевой гостиницей. Внутри стоял запах пива, пролитого на лет десять не мытый пол. Стены, представьте, тоже были липкими! В воздухе витало еще что-то. Агрессия, может быть, или атмосфера, порожденная присутствием разочаровавшихся в жизни мужчин, слишком много пивших и слишком мало закусывавших, — обычных жителей маленького городка, со всеми присущими им атрибутами: скинхедскими рубашками, ремнями из тисненой кожи, туфлями с серебряными пряжками и спортивными брюками.

— Надо купить экстази! — заявил Дэв.

Думаю, эти слова прозвучали в «Кадиллаке» впервые. Впрочем, в исполнении Дэва я их тоже раньше не слышал.

— Не думаю, что такие фокусы срабатывают в Уитби.

— Тогда обойдемся «дамами».

— Но без экстази.

— А как насчет какого-нибудь хитрого коктейля? — восторженно предложил Дэв.

Поблизости от нас началась драка.

Мы уселись с внушительными кружками пива в углу неподалеку от танцпола. Мэтт достал телефон.

— Надо нажать брату, — пояснил он.

В противоположном углу я заметил троих длинноволосых парней в футболках с символикой «Слипкнот» и кружками, содержащими смесь пива и сидра. По всей видимости, это были единственные металлисты в Уитби и старались держаться вместе.

И тут…

— Боже мой, посмотрите на нее! — воскликнул Дэв.

Я поднял глаза и увидел весьма упитанную девицу с челкой. В руке у нее была бутылка чего-то голубоватого. Дэв показывал именно на нее.

— Не показывай пальцем, — одернул я его, — просто пялься, если тебе так уж хочется.

— Тебе легко говорить! — Он повернулся ко мне. — Ты избран судьбой! Она помогает тебе! У тебя есть та девушка с фотографий! А у меня? Только польская официантка, игнорирующая меня. Да и у той уже есть парень!

— Вряд ли можно говорить, что я такой уж избранный, Дэв. И с судьбой у меня не то чтобы все складывается. Нет проблем только со «Снеппи-снепс», а это разные вещи.

— Не спорь со мной! Кроме того, тебя повысили…

— Повысили? — заинтересовался Мэтт. — Так вы теперь отвечаете за кассу?

— Не в магазине, — спокойно ответил я. — В «Лондонских новостях». С понедельника я исполняю обязанности редактора раздела обзоров.

— Правда? — спросил Мэтт. — Здорово.

— Вернемся к волнующему нас вопросу, — не успокаивался Дэв. — У тебя есть девушка с фотографий, у Мэтта — семья. И только я…

— Свободен? — предложил Мэтт.

— Именно! — воскликнул Дэв. — Свободен!

Не думаю, однако, что Мэтт имел в виду именно это.

— Таким образом, если я акцентирую внимание на девушке…

— Чего это ты там акцентируешь? — раздалось откуда-то со стороны.

В едином порыве мы обернулись. Девушка с челкой и бутылкой чего-то голубого стояла перед нами в обрамлении двух крепко сбитых подруг в джинсовых мини-юбках.

Господи, их трое. И нас трое. Что же будет, если они начнут к нам приставать?

— Если быть точным, — начал Дэв, испуганно поправляя очки, — я показывал на что-то другое.

— Что-то?

— Кого-то. На кое-кого другого, — пояснил Дэв. — Он был тут, но уже ушел.

— Кто ты-то такой?

«Кто?» Не «как тебя зовут»?

— Я Дэв. В смысле, это мое имя. А эти… Это и есть моя семья.

Он бросил на меня испуганный взгляд, вероятно, подумав, что у хозяйки пансиона повсюду есть осведомители.

Но девушки уже уставились на Мэтта. Все трое. На меня никто так и не обратил внимания.

— Все в порядке? — спросила главная.

— В абсолютном, — заверил ее Мэтт.

На меня все еще никто не смотрел. Обидно мне стало.

— Ну и как тебя зовут? — осведомилась коренная.

— Мэтт.

— Эти твои папики?

Эти?

— Так, друзья, — ответил он, и у меня внутри разлилось тепло. «Друзья». Не «мой бывший учитель и его сосед», а «друзья».

— Кто это? — поинтересовался неожиданно подошедший к нам парень. На нем была скинхедская рубашка и туфли с серебряными пряжками.

— Никто и звать их никак, — подала голос одна особо коренастая девица. Ей явно льстило такое внимание.

— Пол купил тебе пива, — продолжил парень, пытаясь вернуть ее на танцпол.

— Я уже не хочу пива.

Ой.

— Пол. Поставил. Тебе. Пиво, — медленно повторил обладатель серебряных пряжек, глядя ей прямо в глаза.

— Я его не просила. — Она отвернулась. — А ты подвинься.

Боже. Она собралась сесть рядом с Мэттом.

Я испуганно посмотрел на Дэва, но он, не обращая на меня внимания, ловил кайф. Мэтт сосредоточенно рассматривал что-то в своей кружке. Я не знал, что делать. Она попросила меня подвинуться. Меня. Что полагается делать, когда такая вот здоровяшка просит тебя подвинуться? Ведь Пол — кто бы он ни был — поставил ей пиво. Он, наверное, ее ждет. А этот чувак все еще здесь со всеми своими бицепсами и пряжками. Кто он? Ее парень? Брат? Она подошла ближе, весьма недвусмысленным жестом приказывая мне подвинуться, что я и вынужден был сделать.

Она уселась, и маленький диванчик от ее веса слегка вздулся подо мной. Честно говоря, почувствовал я себя несколько менее мужественно, чем мне бы хотелось.

Ее столь же крепенькие подруги удалились, забрав с собой чувака, но перед тем как уйти, тот заглянул мне в глаза, и мне показалось, что он хотел взглядом продырявить мне череп.

«Я тут ни при чем! — хотелось мне закричать. — Меня просто подвинули». Впрочем, кричать в ночном клубе в Уитби, что тебя подвинули, — верный способ получить по морде.

— Ты откуда? — поинтересовалась девушка.

Прежде чем Мэтт успел открыть рот, Дэв придвинулся поближе и сказал несколько слов.

— Лондон. Северный. У метро «Эйнджел».

Она не обратила на него внимания.

— Заехал на один вечер, да?

Мэтт кивнул. Она глотнула своей голубоватой жидкости из бутылки.

Повисла неприятная пауза.

— Знаешь, — произнес Дэв, — я никак не могу скинуть с плеч тяжелое бремя… Я имею в виду голову.

Он заулыбался, в восторге от своей шутки. Он повторял ее при каждом новом знакомстве все время, что я его знаю. Однако девушка всего лишь бросила на него быстрый взгляд. Я попытался ободряюще улыбнуться, но, кажется, у меня вышла лишь нелепая гримаса.

У противоположной стены зала ее подруги сидели с ничего не выражающими лицами в компании трех мрачноватых типов, совершенно не обращавших на них внимания, видимо, потому, что их больше занимали мы.

Мы посидели еще минут десять, девушка наконец-то проследовала к своему пиву и щедрому покровителю по имени Пол.

— Так что там с этой девушкой на фото? — заговорил Мэтт, не отрываясь от своей картошки. — Вы собираетесь ее искать, или как?

Мы сидели на скамейке в предрассветной мгле. Я рассмеялся:

— Думаешь, стоит?

— Сегодня такая ночь, когда нужно решиться на что-то важное! — не очень-то убежденно проговорил Дэв. — Чувствуете? Мы уже выиграли фунт и побывали на выставке шерсти. Самое время для принятия важных решений.

Мы встали и направились в сторону пансиона.

— Что надо решить? — участливо поинтересовался Мэтт.

— Не знаю! Джейс должен найти эту девушку! Я должен завоевать Памелу! А ты… ты можешь… Чего ты хочешь?

— Не знаю.

— Ладно, мы что-нибудь придумаем. Что-нибудь важное и хорошее.

— Я бы просто хотел быть счастливым, — ответил Мэтт, и мы с Дэвом остановились.

Но он шел дальше.

— Сейчас вернусь, — сказал он, подбегая к двери магазина.

— Хороший парень, — заметил Дэв.

— Да, конечно.

— А каким он был в школе?

— Ну… Не совсем таким.

— Ты ему нравишься.

— Мы не на свидании.

— Я хочу сказать, он тебя уважает. Вообще странно, наверное, проводить время со своим бывшим учителем.

— Странно, да.

Мы завернули за угол. Парни, сидевшие на скамейке у двери магазина спорттоваров, засмеялись над чем-то. Один пнул жестяную банку, и она со звоном ударилась о порог магазина.

Неприятно оказаться чужаком в такой ситуации. Еще неприятнее — оказаться двумя чужаками. Двое — это компания. Компания соперников. Даже если один из них одет в слаксы, а от второго все еще пахнет курицей гриль.

Со стороны скамейки снова послышался смех. Я отвел взгляд, пытаясь смотреть куда угодно, лишь бы не на них, но мне и так было ясно, что их как минимум трое и они имеют привычку пинать пустые банки в двери магазинов. Но я все же позволил себе краем глаза взглянуть на них… и… Черт. Это же те самые парни.

Парни из бара.

Я попытался выпятить грудь и пройти мимо с как можно более мужественным и независимым видом — ну так советуют по телевизору. Быть большим. Быть смелым. Быть уверенным в себе. Быть готовым получить по морде минут через пять. Я учился ходить с таким видом на Каледониан-роуд около Пентонвилльской тюрьмы, будучи в полной уверенности, что каждый встречный готов ударить меня по голове своим сандвичем или ткнуть под ребра жареной сосиской.

И тут… это произошло.

— Эй.

Не останавливаться. Только не останавливаться.

— Эй! — На этот раз ближе.

Я повернулся и увидел, что самый здоровенный из них, видимо, главный, шел по направлению ко мне.

— Ты меня звал?

Вдохнуть поглубже.

— Кто? Я? Нет, не звал.

— Так это ты назвал меня педиком.

Что? Господи, вот так оно и начинается, и на школьном дворе, и ночью, в незнакомом городе в окружении телефонных автоматов, обшарпанных банкоматов и парней, у которых закончилась выпивка.

— Нет, правда, приятель, я ничего не говорил.

— Просто твое имя, наверное, звучит очень уж похоже на «педик», — предположил Дэв с легкой улыбкой.

— Что ты сказал?

— Я хочу сказать, может быть, тебе послышалось, или…

— Слушай, — попытался уладить проблему я, — серьезно, ничего не случилось. Мы идем домой и…

— Дом — это где?

— Мы остановились в пансионе…

— Нет, дом — это где?

— В Лондоне, — ответил Дэв.

Неправильный ответ.

— Рядом с Лондоном, — попробовал я исправить ситуацию, — не так уж и рядом, если говорить совсем уж откровенно.

Господи, почему это случилось? И почему в Уитби?

— Где твой приятель? — спросил кто-то.

— Он… — Я обернулся. — Не знаю.

Верзила подошел ко мне совсем близко. Я чувствовал его дыхание. Сидр определенно; может быть, заполированный виски. И табак.

Но проблему представлял другой — жилистый парень рядом с главным, улыбавшийся и раскачивавшийся на каблуках. Ему явно не терпелось поскорее начать драку. Может, это и есть Пол? Выглядел он точно как Пол. В любой компании есть такой — слишком мелкий и мало что представляющий собой в драке, но до краев наполненный злобой. Как маленькая злобная шавка. Такие особенно опасны, потому что они сделают все, что угодно, для своих покровителей. Да еще и получат от этого удовольствие.

— Слушай, — попробовал я еще раз, — все в порядке.

Но они явно были другого мнения. Они были уверены, что все далеко не в порядке, в чем бы ни была причина этого. Я вспомнил, как во втором классе мистер Уотерхаус объяснял нам, что лучшее, что можно сделать в драке, — это свернуться клубком, но как сказать об этом Дэву, и что будет потом, когда мы превратимся в два маленьких клубка из Лондона, и что, если…

Бум.

Откуда-то справа послышался громкий, вибрирующий звук. Я застыл на месте, Дэв вздрогнул, а звук повторился. Парни инстинктивно прикрыли головы руками, повернулись и увидели…

Это Мэтт подобрал что-то — кусок трубы, какую-то железяку. И сейчас с ее помощью он разбивал на куски телефонную будку. Разбивал. Ее. На куски.

Он натянул капюшон на голову и, не глядя по сторонам, продолжал бить. Осколки стекла разлетались во все стороны, и снова и снова раздавался этот страшный звук, похожий на крик боли.

— Твою мать, — досадливо морщась, проговорил парень, похожий на собачонку, и отступил.

Мы остались на месте, но не потому, что такие уж смельчаки, а просто нам было так же страшно, как и ему.

Тут Мэтт бросил железяку на землю и, тяжело дыша, направился к нам. Это возымело свое действие на парней — они убрались.

И самое странное: Мэтт остановился, достал одноразовый фотоаппарат и сделал снимок спин этих ребят. Мы с Дэвом держались поодаль, не будучи уверенными, что он сейчас не разобьет нашими головами окно или не захочет сделать снимок того, как мы убегаем от него. Что мне было делать? Вспомнить свои учительские дни и крикнуть: «Мэттью Фаулер, прекрати это немедленно!»? Мы одни, в чужом городе, среди ночи, и парень, в школе едва не выбивший глаз другому ученику, только что разбил телефонную будку, дабы отвести от нас угрозу.

Я напрягся, когда он подошел ближе, и приготовился ко всему, что может случиться. Но он лишь откинул капюшон, хлопнул в ладоши и спросил:

— Все в порядке?

— Это было круто! — воскликнул Дэв.

Нас распирало от адреналина, и мы чувствовали себя живыми, как никогда. Фонари выхватывали нас из темноты, по мере того как мы шли. Это было как в «Большом угоне автомобилей».

— Ты спас наши задницы, — произнес я чуть более легким тоном, чем следовало.

— Я напугал их. Только показал оскал.

— Да нет, я имею в виду тот автомат. Без тебя бы мы не выиграли.

Я положил руки им обоим на плечи и слегка, по-мужски приобнял их. Тут послышался звук полицейской сирены, и мы бросились бежать.

Нам пришлось провести ночь в «ниссане-черри» у дверей нашего тридцатифунтового пансиона. Дэв умудрился потерять где-то ключ, а дама в розовом спортивном костюме, по всей видимости, очень строго соблюдала обычай закрываться в десять.

— Отвратительно, — прокомментировал ситуацию Дэв. — Как можно вот так выбросить семью на улицу.

Не важно. На самом деле так даже лучше. Мы смеялись, травили байки. И хотя за последние дни мы уже достаточно сдружились, эта ночь, проведенная в «ниссане-черри», особенно сблизила нас.

Мы хихикали, как девчонки, и тут я вспомнил о том, как здесь оказался. Что меня сюда привело? Разрыв? Ее помолвка? Ее беременность? Да…

Хотя нет.

На самом деле нет.

С учетом того, куда мы приехали, то есть почему мы оказались именно здесь, и что задумал Дэв…

Но если честно, то за эту поездку следовало благодарить девушку.

Может быть, я был прав, когда сказал, что мне надо начать принимать решения самому.

— Валим отсюда, — объявил я на рассвете, заметив, что Дэв проснулся.

Вдалеке виднелось аббатство Святой Хильды — его источенные ветром и дождем камни казались золотыми в лучах восходящего солнца.

— Хочу есть, — зевнул он.

Естественно, я не обратил внимания на его безответственный выпад.

Мы — с похмелья, лохматые и с затекшими мышцами — вышли из бара «Литл шеф», что на окраине Уорксопа, и погрузились в машину. Мэтт был, как никогда, молчалив и спокоен этим утром. Дэв предположил, что это следствие похмелья. Я счел за лучшее с ним согласиться.

К тому времени, когда я дожевал свою, да будет вам известно, малосъедобную сосиску, мы как раз выехали на шоссе.

— Прекрасная поездка! — воскликнул Дэв. — Драки! Азартные игры! Женщины! Чем не Вегас?!

— Нам едва не пробили головы, мы выиграли фунт стерлингов, а женщины не обращали на нас ни малейшего внимания. Это не Вегас, это Уитби.

Дэв рассмеялся, Мэтт промолчал.

Меня волновало, все ли с ним в порядке. Он явно был погружен в мысли о чем-то своем. На коленях у него лежали снимки. Пока мы ходили за кофе и сандвичами, он залез в бардачок.

— Мэтт?

Он поднял глаза и показал нам один из снимков.

 

Глава 9, или

Следующий шаг

Сев в автобус, я обнаружил на сиденье оставленный кем-то номер «Метро».

Англичанин женился на двадцативосьмилетней девушке, после того как увидел во сне ее телефонный номер.

Ник Бремен, двадцати девяти лет, говорит, что однажды утром проснулся, чувствуя, что не может забыть какой-то телефонный номер. Его лучший друг Майкл Симмс предложил ему отправить на этот номер текст: «Я тебя знаю?»

Джо Логан, получившая сообщение, насторожилась, но тем не менее ответила. Вскоре пара начала писать друг другу регулярно. Спустя месяц они встретились и полюбили друг друга.

Безумно влюбленный Бремен сказал нашему корреспонденту: «Я до сих пор не могу поверить в это чудо. Но я чувствовал, что должен попытать счастья. Думаю, мне достался счастливый номер!»

Пара поженилась в понедельник в Йорке — на родине невесты.

Я не знал, что полагается покупать, потому, полагаясь на свою интуицию, набрал всего понемногу.

Круассаны. Это классика. Слойка с шоколадом. Слойка с изюмом. Разумеется. Шесть соленых крендельков и пакет с орешками. Для поддержания тонуса. Впервые за долгое время я понимал, что у меня есть настоящее дело. Я слегка опустил кресло так, чтобы в полной мере прочувствовать, что сижу на своем месте, и освободил немного пространства для себя на соседнем столике.

Скоро придет Зои и остальные: Клем — редактор раздела статей, Энтони — редактор иллюстраций. Все соберутся, чтобы составить новый номер из того, что нам присылают из Манчестера и обрывков, которые удается собрать нам самим. Никто из нас не хочет думать о том, что нам отпущено не так уж много времени. И потому я был рад, что оказался здесь, в этой комнате, в которой столько бежевого цвета, будто ее окунули в чай, среди компьютеров, постеров с остроумными надписями и никому не нужных сувениров, вынесенных с презентаций. Это прежде всего огромная зеленая шляпа от фирмы «Гиннесс» с надписью «С Днем святого Пэдди», лежащая под столом рядом с урной и плюшевым котом, доставленным нам курьером «в ознаменование долгожданного выхода мультиков про Гарфилда на DVD и blu-ray». Я был рад стать частью этого, хотя было ясно, что газета обречена.

Дэву бы понравились эти вещицы. Он бы их сохранил и наслаждался ими. Он бы с радостью надевал шляпу от «Гиннесс» и, вне всякого сомнения, повесил бы кота на лобовое стекло «ниссана» в надежде, что тот может стать темой для разговора в пробке. Я решил поднести ему что-нибудь в качестве благодарности. Он знал, что мне нужно развеяться. И устроил эту поездку.

Я осмотрелся и заметил их. Огромные поролоновые кулаки Халка Хогана и DVD «Хогану лучше знать». Они достанутся Дэву. Чуть позже. Когда я сам их заслужу.

Я уселся с видом новичка, не осмеливаясь сделать что-то еще во избежание проблем. Да, мое имя постоянно появлялось на страницах газеты вот уже год, но я все равно не один из них. Нет, я был одним из тех, кого они привлекают, чтобы заполнять место в газете. У меня обычно была какая-то своя маленькая тема. Вроде девушки, пишущей статьи о колебаниях цен на рынке недвижимости или спеца по шоу-бизнесу, к примеру выдающего эксклюзивный материал типа: «Сиена Миллер говорит, что рада была бы попробовать свои силы как певица, но чувствует себя счастливой и как актриса». Еще есть парень, пишущий еженедельные обзоры технических новинок — «Поприветствуйте чайники!». Машины. Спорт. Ответы знаменитостей на анкету ни о чем. Обычный вопрос: «Если бы вы были фруктом, то каким?» Здоровье. Деньги. И обзоры — мой раздел. И все это должно быть прочитано, пережевано и выплюнуто за время, занимаемое, по мнению наших маркетологов, поездкой на метро, то есть в среднем минут за двадцать.

Я решил серьезно взяться за работу, начав со входящих писем. Там были уже открытые приглашения на премьеры фильмов и вечеринки по случаю выхода альбомов. Интересно. Может, мне следует окунуться в этот мир, стать кем-то вроде гламурных особ, постоянно мелькающих на телеэкране? Я бы ведь тоже мог переодеваться по нескольку раз в час, покупать себе новые туфли и прогуливаться по Манхэттену, шикарно выглядя при этом. Есть канапе и ездить на такси. Здорово, да. Но это Англия. В этой стране Кэрри Брэдшоу в будничные времена пришлось бы переодевать ветровку ежечасно несколько раз, выглядеть шикарно, прогуливаясь по торговому центру Уэстфилда, есть суши и посещать врача в случае простуды. И все-таки, подумал я, открывая очередное письмо, где бы еще ее пригласили на открытие нового магазина канцелярских товаров на Далстон-Хай-стрит. Интересно, что Кэрри Брэдшоу делает шестого числа следующего месяца? Не собирается ли она на второй этаж паба в Восточном Лондоне, чтобы посмотреть, как дурная группа под названием «Морда Огра» начинает свой чес по вторым этажам пабов? Не думаю. Но мне, по всей видимости, придется там быть. Я открыл тощую бандероль. Еще один диск от еще одной группки. «Кикс». Что же, можно начать и с этого.

Я поставил диск и вернулся к разбору почты. Вот и «Джаффа кейкс» прислали коробку со своей продукцией, а также письмо с планами на будущее и напоминанием о том, что их печенье популярно не только присно, но и во веки веков.

«А неплохо, — подумалось мне, разглядывающему обложку диска. Я пригляделся повнимательнее. — „Кикс“ — ух и ох».

Они были хороши. Я не меломан. Я могу отличить классическую музыку от того, что крутят по радио. В колледже я покупал журнал «Мелоди мейкер» и знаю, кто такой Стив Ламак. Однажды в пабе с металлическими столами случилось сидеть рядом с Зейном Лоу, но я не из тех, кто может, едва услышав какую-нибудь группу, сказать, кто на них повлиял. Я встречал таких. Освоив один такт на ударных, они начинают болтать о «Лед Зеппелин», «Лимп Бизкит» и о том, что вся современная музыка восходит к «Джингл беллс». Дэв может так говорить о видеоиграх. Ему достаточно одного взгляда, чтобы понять, на что эта игра старается быть похожей, откуда взялась идея, какими источниками пользовались авторы и насколько хорошо у них это получилось. Я так не могу. У меня другой склад ума. Я всегда воспринимаю вещи так, как они есть. Не потому, что так правильно и справедливо. Просто у меня нет этой страсти всегда докапываться до корней. Мне нравится знать понемногу обо всем. Из-за этого мне бывает непросто с теми, у кого голова устроена как у Дэва. У них есть заранее обдуманные и, думаю, рассортированные в алфавитном порядке мнения обо всем. Когда они начинают говорить, мне хочется спрятаться даже за уже надкусанный сандвич.

Может быть, пост редактора обзоров — именно то, что мне подходит. Вероятно, мне следует специализироваться именно на отсутствии специализации. Хотя я кое-что знаю о Холле и Оутсе. С чего все начиналось? С так называемой «лучшей песни»? С «лучшего альбома»? С «лучшего исполнителя»? Холл. Или Оутс, если вам больше нравится он. Лучший…

— Что за хрень? — послышался голос у меня за спиной.

Я повернулся в своем кресле — кресле Роба, если точнее, теперь не важно — и сделал музыку потише. Это была Зои.

— «Кикс», — ответил я, пытаясь сделать вид, что разбираюсь в музыке не хуже Джона Пила. — Группа из Брайтона, дают концерты в Лондоне. Это настоящее «ух-ох».

— Это альбом или сингл?

Так. Мне надо глянуть. Джону Пилу не надо было бы. Нужно бы ее отвлечь.

— Кстати, я принес круассаны, как ты просила. И еще кое-что.

— И «Джаффа кейкс»?

— Они… Их прислали из «Джаффа кейкс».

С этого важного разговора и началась моя — Джейсона Пристли — карьера редактора обзоров в «Лондонских новостях».

Знаете что. Я не буду рассказывать вам подробности моего рабочего дня. Вам это совершенно не обязательно знать. Нет, правда. Вам действительно лучше не знать, что в одиннадцать я съел печенье и яблоко, а в час сходил и купил себе ролл с креветками и кока-колу. Разве вас интересует, что Клем опоздал на двадцать минут, и Зои заметила, что он всегда опаздывает на двадцать минут. И вам нет дела до того, что я, разобравшись с тем, какие обзоры кто должен писать, разложил пасьянс и слопал «Твикс» при этом.

С вас будет вполне достаточно знать то, что я был счастлив. Именно об этом я мечтал с тех пор, как покинул Сент-Джонс. Офис. Солидное рабочее место, коллектив, обеденный перерыв, когда можно покупать сандвичи и колу. Здесь я буду не один и в безопасности.

Разумеется, я был не один и в школе. В учительской. В месте, где мы переставали быть учителями и где нам не нужно было изображать из себя носителей высокой морали. В учительской, понятно, очень просто быть циничным. Честно говоря, этого все от тебя ждут. Когда ты целый день вынужден объяснять, что такое хорошо и что такое плохо, учительская воспринимается как проблеск — пусть и тусклый — радости. Свободы, я бы сказал. Это прекрасное место, где, взяв кружку и насыпав в нее растворимого кофе и сахара, словно сбрасываешь бремя ответственности и обнаруживаешь, что участвуешь в некоем соревновании, подразумевающем выявление того, кто скажет большую гадость о том или ином ученике. До того как чайник закипит, ты и твои коллеги успевают размазать по стенке большую часть учеников. Фигурально выражаясь, конечно, но многие с радостью бы сделали это, причем в буквальном смысле. Говорят, что те, кто был на войне, могут с полуслова понять друг друга. Думаю, то же можно сказать и о тех, кто когда-либо дежурил на школьном дворе. И эти линейки, с мрачной неотвратимостью преследовавшие нас. Я не умею выступать на публике, и вряд ли когда-либо научусь. За все время моей педагогической деятельности мне только один раз не удалось отвертеться от этой обязанности, и я поклялся себе, что больше никогда не стану в этом участвовать. Нет более унылой работы, чем пытаться толкнуть духоподъемную речь перед толпой учеников, лишенных, по всей видимости, органа, отвечающего за вдохновение. Особенно если никто в зале — включая тебя самого — не верит в то, что ты говоришь.

Но несмотря на все это, несмотря на детей, их родителей, никогда и не понимавших, в чем состоят обязанности учителя, и путавших школу с детским садом, повторяю, несмотря на все это, я продолжал работать. Наверное, я бы никогда не уволился. Если бы не Дилан Бейл.

Я вздрогнул и попытался выкинуть из головы его искаженное злобой лицо.

В любом случае мне было куда пойти.

Шарлотт-стрит была заполнена такими же, как я. Хорошие, честные работники со всеми атрибутами офисного планктона выходили из паба «У Фицроя» и других заведений. Все они выглядели вполне довольными жизнью. Я шел прямо, не глядя по сторонам, пока не завернул за угол и не оказался в крошечном пабе на Ратбоун-стрит. Не думаю, что действительно достоин быть среди этих людей с пакетами из дорогих магазинов, обутых в редкую модель «конверсов». У дверей паба «Ньюмен-армс» стояла компания студентов и парней в футболках с символикой клуба «Челси». Некоторые из них показывали пальцем на указатель, гласивший: «Переулок Перси», — и смеялись, при этом из их кружек на тротуар выплескивалась пивная пена. «Фицровия» — это такое место, где много улочек и переулков, известных тем, что там проживают немало владельцев хоть какого-нибудь клочка земли, желающих получить от своей собственности все, не задумываясь о будущем. В Марилебоне или в Блумсбери — тут, поблизости, не могло появиться переулка Перси, там скорее можно ожидать площадь Перси или парк Перси.

Вот почему я предпочитаю «Фицровию».

Я смотрел по сторонам в ожидании ребят. Они должны были подойти с минуты на минуту и принести «на хвосте» кое-какие новости.

Мэтт сразу загорелся, когда до него дошло. Он ткнул пальцем в фотографию и воскликнул:

— Смотрите!

Ему удалось настоять на том, чтобы мы все внимательно рассмотрели еще раз. Мы старались, правда, но усекли только какую-то машину. Как оказалось, Мэтт углядел в ней нечто большее.

— Ха!

Я обернулся и увидел, как Дэв входит в паб. Он показывал на что-то находящееся за ним.

— Переулок Перси! — воскликнул он.

Бармен заметно напрягся. Интересно, сколько раз за сегодня он слышал эту фразу? И сколько лет назад она перестала быть забавной для него?

— Как первый день среди больших мальчиков? — поинтересовался он, усаживаясь рядом.

— Неплохо.

— Ты поговорил с ними про «Новый уровень»?

— Разве не про «Конец игры»?

— «Новый уровень» звучит более представительно. Рубрику под названием «Конец игры» станут читать только подростки.

— В любом случае сегодня я об этом не говорил. Не хочу вылезать с предложениями в первый же день.

— Наоборот! Покажи им, что ты можешь! Подавай новые идеи! Все будут в восторге! Идеи — это то, с чем мы работаем.

— Ты продаешь видеоигры.

— Мечты, Джейс. Я торгую мечтами! Я могу сделать тебя пилотом. Командиром танковой бригады! Супергероем! С моей помощью ты можешь стать маленьким синим ежиком. Представляешь? Я волшебник, что-то вроде мужской версии той девушки из «Зачарованных». Не далее как сегодня утром я превратил одного парня в Дейли Томпсона. — Он сделал очередной глоток с выражением лица, означающим, что далеко не каждый в северном Лондоне может взять и инкарнировать своего ближнего в Дейли Томпсона.

— Я был прав, — раздалось с другой стороны, — насчет машины.

Мэтт тяжело опустился на стул рядом с нами.

— Это редкая модель. Очень редкая.

С горящими глазами он вытащил фото из кармана. Я, чувствуя себя несколько уязвленным, заметил, что его руки были вымазаны машинным маслом и выглядели куда более мужественными, чем мои.

— Брин — парень с работы — говорит, что таких было всего двенадцать, но он думает, что это «фейсел-вега-экселленс». Но только другая модель.

— Это очень полезная информация.

— Тем не менее это «фейсел-вега-что-то», и выпущена она была где-то в шестидесятые, — продолжил Мэтт. Кажется, ему было приятно поделиться со мной своим жизненным опытом. — Всего их было тысяча сто. Не знаю, сколько осталось.

Я еще раз взглянул на снимок. Зеленая машинка блистала ухоженностью. Больше мне нечего о ней сказать. Ведь на переднем плане стояла девушка и чему-то радовалась. Улыбающаяся девушка, пасмурное небо и зеленое авто. Все это напоминало мне игру с детективным сюжетом, выпущенную специально для не очень буйных психов.

— Ищи ее! Это очередная подсказка! Как Уитби! Найдем машину, найдем и девушку!

— Она просто стоит рядом с машиной. И не сказать, что совсем рядом, к тому же. Кроме того, у нас вроде бы нет доступа к полицейским архивам.

— Это зацепка, друг.

Он рассмеялся, Дэв последовал было его примеру, но в результате только пожал плечами.

— Не знаю, может быть, в Лондоне есть клуб любителей ретроавтомобилей и там эта машина зарегистрирована. Может, это машина ее хорошего соседа. Или… близкого друга.

Ага. Того загорелого парня с дорогими часами. Разумеется, у него должна быть редкая машина. Это полностью вписывалось в его образ, существовавший в моем воображении.

Я взял снимок в руки.

— Ну, может быть, это зацепка…

— Конечно, это зацепка! — подхватил Дэв. — Это, конечно, может оказаться и ложным следом. Но это уже что-то…

— Это след, — твердо произнес я, думая уже о другом, — это след.

Повисло молчание.

— Смотрите, — тихо проговорил я, указывая на деталь, только что замеченную мной.

На заднем плане было запечатлено здание. Огромное белое здание, под крышей которого виднелась надпись. В кадр попала только ее нижняя половина.

— «Аляска», — прочитал Дэв, отобрав у меня фотографию. — Не может такого быть. У машины правый руль. Может, конечно, ее ввезли из Англии, но…

— Они не на Аляске. Это название какого-то предприятия. Что это может быть? Завод? Она работает на заводе?

— А что они там производят? — поинтересовался Дэв. — Явно не эскимосов.

— Не знаю, — признался я, задумавшись.

Я взял остальные снимки, принялся перебирать их, и, кажется, мне стало понятно, как надо смотреть, чтобы увидеть невидимое.

В свое время я читал книжку под названием «Рыба внутри тебя». В ней говорилось об ученом, одержимом желанием найти окаменелую рыбу возрастом 375 миллионов лет, которая являлась, по его мнению, прародительницей всех нас. Эта особь расположилась где-то посередине между сгустком живой слизи и вставшей на задние лапы обезьяной: у нее уже была шея и что-то, впоследствии превратившееся в кисти рук. Именно эта рыба выбралась когда-то из мутных вод на необозримые просторы суши. Без нее надводный мир навечно остался бы необитаемым. У нас бы не сформировался наш мир. Не было бы ни девушек, садящихся в такси, ни переулка Перси, ни натуралов, ни голубых, ни «Макдоналдса», то есть ничего бы не было. Так вот, этот парень приехал в северную Канаду с группой других ученых. Все они искали какие-то окаменелости, при этом он приходил в отчаяние, когда его коллеги их находили, а ему не попадалось ничего. Что в других было такого, чего недоставало ему? Что он делал не так?

Однажды он понял, что сосредоточивался не на том. Он не знал, что и как надо искать. Когда он уяснил это — вся земля озарилась светом окаменелостей… Я немного романтизирую историю, но в моем сознании она отложилась именно в таком виде. Итак, как только он научился не только смотреть, но и видеть, окаменелости оказались повсюду — махали ему плавниками, подмигивали из толщи земли, поздравляли его с тем, что он наконец смог их узреть, сверкали, как алмазы в породе. Так я и почувствовал себя сейчас. Эти снимки искрились от алмазов.

Может быть, я наконец нашел эту рыбу, таившуюся внутри меня.

Неплохо. Тому парню понадобилось девять лет и несколько сотен страниц.

Раньше, глядя на фотографии, я воспринимал только ее. Даже когда я стоял на том же месте, что и она, до меня не доходило, что все эти снимки где-то сделаны. Звучит странно, но из-за того, что это были не мои фотографии, все эти места казались мне нереальными. Мимо них я не мог бы пройти, или — как в случае с кафе «Рома» — оказаться внутри.

— В первую очередь, — пояснил Дэв, пытаясь отобрать у меня снимки, — нам нужно выявить закономерность. Найти общую тему.

Я поморщился.

— Мне всегда казалось, что фотографии делают просто так. Вне всякой темы.

— Да, — согласился Дэв, — ты прав. Но это если речь идет о цифровых фото. Мы же говорим о психологии тех, кто пользуется одноразовыми камерами.

— Но почему ты уверен, что они сделаны не просто так? — поинтересовался Мэтт, и я, как его учитель, ощутил некую гордость.

— Потому что одноразовые камеры предназначены не для этого. — Кажется, Дэв заранее заготовил ответ.

Он с умным видом откинулся на спинку стула. Я вслед за Мэттом наклонился ближе к нему, и мы, едва не столкнувшись лбами, вернулись в исходное положение.

— Снимки, сделанные одноразовым фотоаппаратом, особенные. Обычные фотки можно стереть в любой момент, то есть часто люди снимают налево и направо, не особо задумываясь. Делаешь одну фотографию, понимаешь, что выглядишь слишком пьяным, или уставшим, или с мешками под глазами, и тут же щелкаешь другой кадр, с приличествующим случаю выражением лица. Но в этом случае…

Он помахал пачкой фотографий в воздухе.

— В этом случае мы имеем дело с определенными моментами из жизни — счастливыми или просто особенными, — но они, по ее мнению, заслуживали того, чтобы быть запечатленными. Ей надо было продумать каждый снимок, запланировать его. Она собиралась зафиксировать ограниченное число ключевых моментов. Впрочем, в жизни они не так уж и часто встречаются.

— Ты о чем? — спросил Мэтт.

Я же наклонился ближе к Дэву, так как понял, что он пытается сказать. У меня было мало подобных моментов.

— Предположим, у тебя есть двенадцать кадров, — продолжал он, — ты можешь запечатлеть двенадцать мгновений. Это конечное число. Каждый раз, когда очередной из них оказывается в этой маленькой коробочке, у тебя остается на один меньше. Перед тем как заснять последний эпизод, ты должен решить, насколько это именно то, что тебе нужно, иначе придется пропустить следующий, какой-нибудь действительно особенный момент.

Я представил, как, должно быть, ужасно пропустить особенный момент.

— Имея дело с одноразовой камерой, необходимо быть уверенным в том, что у тебя получится своего рода история и последний кадр станет ее завершением. Или новым началом. Многоточием, предполагающим новый виток.

С этого места теория Дэва перестала казаться мне такой уж верной.

— Как же. На последнем снимке фигурирую я.

Дэв улыбнулся.

— Верно. Ты стал частью ее истории. Теперь надо сделать так, чтобы она стала частью твоей.

Он извлек из кармана новенькую одноразовую камеру и придвинул ее по столу ко мне.

Я посмотрел на нее, а потом взял и положил в свой карман. Мы, заказав еще пива, принялись с азартом искать новые зацепки, возможно, ускользнувшие от нашего внимания. В какой-то момент мне захотелось рассказать им о том, что я сегодня успел сделать. Сколько бы уверенности ни принесло мне последнее открытие, я и сам оказался способен кое-что сделать.

Так вот, после ролла с креветками, пасьянса и «Твикса» я сделал то, о чем не хотел вам рассказывать, ссылаясь на скучную работу и уверяя вас в том, что это совершенно неинтересно.

Но я все-таки сделал это. Полагаю, что теперь мы, я и девушка, стали хоть на шаг ближе друг к другу.

 

Глава 10, или

Она красавица

Вторник, восемь утра.

Я ехал в автобусе по направлению к Кингс-Кросс и ощущал какой-то тревожный азарт, как перед экзаменом.

С тех пор как я принял это решение — выбраться из воды, попробовать поймать тот заветный момент, прежде чем он окончательно превратится в иллюзию, когда начинаешь ощущать единение со своей собственной внутренней рыбой, если пользоваться выражением из книжки, — во мне поселилось спокойствие. Мне стало казаться, что я это заслужил и моя жизнь теперь, может быть, изменится. Дэв говорил о судьбе. А я верил в судьбу, до тех пор пока она не сделала мне подножку и не запихнула меня в одну квартиру с Дэвом. Знаете, слишком грустно смириться с тем, что твое предназначение — жить под одной крышей с человеком, постоянно разглагольствующим о судьбе.

Я поднял взгляд и увидел людей в желтых куртках, переминавшихся с ноги на ногу у входа в метро и пытавшихся всучить прохожим как можно больше экземпляров «Лондонских новостей» до завершения часа пик. Согласно полученным инструкциям они утверждают, что раздают газеты «в подарок», а не «бесплатно». Это как если бы киллера величали снайпером. Оба слова означают практически одно и то же, но за обедом я бы предпочел сидеть рядом со вторым.

Итак, я схватил свой «подарок», собрался было поблагодарить парня, презентовавшего мне его в надежде, что это может стать самым светлым моментом за его рабочий день, но тот уже повернулся к кому-то другому, так что я, в смущении опустив голову, вошел в метро, в разверзшиеся предо мной глубины Лондона, оставив не токмо надежду, но и все и вся наверху. Тут я мог наконец прочитать свою любимую газету, но так, чтобы мало кто об этом узнал.

Оказавшись в последнем вагоне дребезжащего на всех стыках состава, я развернул этот еще пахнущий типографской краской печатный орган на странице тридцать восемь — ее обычно просматривают в конце отпущенных на газету двадцати минут.

Имеется в виду раздел «Я видел тебя».

Клем подхватил бронхит и провел на больничном два дня, так что я воспользовался его компьютером. Мне надо было спешить, пока Сэм не вернулась с перекура.

Я постарался быть мягким и ненавязчивым, хотел обойтись без излишнего напора. Нельзя повторять обычную ошибку тех, кто сюда пишет. Много раз мы с Дэвом читали вслух объявления из этого раздела и старались представить, как воспринимает другая сторона то, что парень, пялившийся на нее в метро, является не только потенциальным поклонником, но и обладателем коллекции ножей и экземпляра «Над пропастью во ржи».

Я понял, как правильно это делать. На чужом примере. В моем объявлении не может быть никакого «Думаю, что люблю тебя!» (в объявлении от 18 июня) или «Ты самое красивое существо, которое я когда-либо видел!» (23 июня) и уж точно ничего похожего на «Я должен увидеть тебя еще раз, мы должны встретиться, я хочу ДОТРОНУТЬСЯ ДО ТВОЕГО ЛИЦА» (сентябрь — с 4-го по 9-е).

Нет. Просто тридцать простых и, разумеется, честных слов.

«Я видел тебя» — популярная рубрика, хотя мало кто признается в том, что читает ее. Это треть полосы, заполненная историями найденной, а затем утраченной любви, упущенных моментов, страха, тоски и в первую очередь… надежды. У тебя есть всего тридцать слов, чтобы выразить свою мольбу, донести до сознания незнакомца или незнакомки, что ты только и мечтаешь о романтической встрече. Ведь ты не убийца, не грабитель и не проповедник. Ты мечтаешь лишь о том, чтобы испить кофе, отобедать или прогуляться по вересковому полю. Но как убедить другого в том, что взгляды, которыми вы обменялись, значат для тебя столько же, сколько для него?

Остается лишь надеяться, что эти строки будут прочитаны тем, кому они предназначены, что кто-то прочитает эти тридцать слов на предпоследней странице рекламной газетки. Рассчитывать на то, что в городе с населением семь миллионов найдется такой человек, равносильно оглашению этих тезисов на Северном полюсе в надежде, что ветер донесет их до того единственного человека во втором вагоне поезда метро, несущегося по Центральной линии. А началось все с того, что ты однажды увидел этого человека.

И все-таки это работает. Понимаете, иногда это и вправду работает. Об этом постоянно пишут обычно в изданиях вроде нашего. Эти истории, как правило, начинаются как-нибудь так: житель пригорода Дарен Хоу, тридцати двух лет, садился в поезд, имея целью добраться наконец до своего дома в Тоттенхэме. И тут он понял, что встретил любовь всей своей жизни в, скажем так, лице Джули Дрейпер. Самое ужасное, что она-то как раз выходила — в смысле, из вагона. Завершается все рассказом о свадьбе и изложением мнения коллег.

Эти истории успеха все-таки давали немного надежды холостякам, в очередной День сурка ехавшим неизвестно куда в набитых вагонах.

Надеюсь, она это прочитает и почувствует то же самое. Я углубился в изучение колонки объявлений.

Это я видел тебя в автобусе сто восемьдесят второго маршрута около торгового центра «Нисден». В этот понедельник. Я смотрел на тебя, ты же делала вид, что смотришь в окно. Так выпьем как-нибудь кофе?

Удачи тебе, друг.

Я видел тебя. Садомазохистская вечеринка, Ковент-Гарден. Не ты ли была в прикиде монахини и порола маленького парнишку-азиата? Признаюсь, я был потрясен.

Я тоже.

Я читал дальше, уже не просто пробегая глазами, а вдумываясь в каждое объявление. Мне были близки и понятны чаяния этих людей, но я надеялся, что мои интересы обусловлены несколько иными причинами. Наша встреча была действительно особенной. Уникальной. Она требовала продолжения.

Каждый день в редакцию приходит по шестьдесят объявлений — поровну от мужчин и от женщин. И каждое получает по двадцать ответов от людей, жаждущих, чтобы их заметили и выбрали. Они отчаянно хотят быть Теми Самыми. Хоть для кого-нибудь.

По мере того как я читал, мне становилось ясно, что какая-то часть во мне надеется, даже ожидает, найти здесь ее объявление: «Загадочный незнакомец с Шарлотт-стрит. Ты с улыбкой отдал мне все мои пакеты, но как бы оставил у себя мое сердце», — или что-то в этом роде. Это было бы и правильно, и романтично. Может быть, таких, как я, всегда замечают, и для этого не надо время от времени переодеваться в монахиню и пороть маленьких парнишек-азиатов.

Я продолжил чтение в несколько ускоренном темпе.

Я видел тебя, каждый день вижу. Я каждый день здороваюсь с тобой. Каждый день я думаю о тебе. Каждый день я люблю тебя. Ты видишь это в моих глазах?

Кто он, интересно? Швейцар? Водитель автобуса? Сидит в каком-нибудь отельчике на ресепшен? И кто эта девушка? Она хоть раз заметила его? Он что-нибудь для нее значит или она считает его просто пареньком за прилавком?

Почему он ничего ей не скажет?

Я знаю почему. Из-за леденящего страха, что эти мгновения существуют только в его воображении. И две пары глаз никогда не встречались, и вы никогда не думали одновременно об одном и том же. А если это мгновение существует только для одного — имеет ли оно хоть какое-то значение?

Все мы сталкивались с подобными страхами, поэтому молчим. Отводим глаза, делаем вид, что отсчитываем сдачу, надеемся, что другой человек сделает первый шаг, потому что сами мы не хотим терять это ощущение возможности и желания. Нам слишком хорошо и так. Этот момент надежды стоит многого. И только на смертном одре, в окружении толпы внуков и правнуков, мы, может быть, задумаемся, а вот как бы все оно пошло, если бы тогда, семьдесят четыре года назад, мы бы все-таки заговорили с той девушкой, ну с той самой, что торговала компакт-дисками около ресторана «Нандо»?

Все дело в этих «что, если бы…» и в «что теперь?» И мы знаем, что если рискнем, то можем тут же утратить это чувство несбывшегося. Но, как ни странно, где-то в глубине души мы убеждены, что то же чувство испытывает и другая сторона. Иначе и быть не может, наш случай действительно особенный. Нам хочется думать, что мы не одиноки, хотя на это мало что указывает… Взгляд, чуть более долгий, чем обычно? То, что на нас обернулись, хотя, может быть, она просто взглянула, не едет ли такси, или задумалась о том, не будет ли наша куртка хорошо смотреться на ее парне, но скорее всего она пыталась понять, почему мы так пялимся на нее.

Я видел тебя в метро, ты не могла дотянуться до верхних поручней и еле держалась на ногах. Я надеялся, что вагон качнет и ты рухнешь в мои объятия, но этого не случилось.

Я улыбнулся. О таком никогда не говорят вслух, но некоторые из такого рода объявлений совершенны по форме, как маленькие хайку. Короткие стихи о любви и тоске, написанные в пыли большого японского города.

А вот и мое.

Я видел тебя. Шарлотт-стрит. Ты садилась в такси. Кстати, у меня в руках оказалось нечто, по сути, принадлежащее тебе. Дай мне знать, если действительно хочешь снова обрести это.

Вот так. Пусть знает.

Просто. Ничего потрясающего основы, никакой бури чувств. Вряд ли нам придет в голову зачитывать подобное вслух на нашей свадьбе. Но чертовски неплохо.

Ой, моя станция.

Однако я прочитал еще одно объявление:

Я видел тебя около моста Челси и даже поцеловал один раз. Мне показалось, что это мгновение длилось вечно. Я очень торопился, но я оставил тебе свой номер. Ты его потеряла?

…и смял газету.

Я вышел из вагона, оставив чьи-то надежды на сиденье, но прихватив с собой немного своей собственной.

В тот момент, когда я, затоваренный круассанами и с термосом, заполненным кофе (на этот раз я закупил поменьше: Клем на диете, а Сэм сама печет кексы), притащился в офис, мой сотовый завибрировал.

Послание от Сары.

Спасибо Джейс. Мило с твоей стороны. Выпьем чего-нибудь? Безалкогольного, конечно.

Я сдержанно улыбнулся. Вчера, пока я лазил в Интернете, делая вид, что ищу приличествующую случаю информацию, я послал Саре цветы. Ничего сверхъестественного. Обычный букет и открытка с несколькими словами поздравления, адресованного ей и Гэри. Негоже чувствовать себя оскорбленным беременностью. Когда на арену выходят младенцы, лучше отступить.

Не то чтобы я предлагал сражаться с младенцами.

Ответ мой был краток.

Хорошо. Еще раз поздравляю. Извини за… все. Кофе было бы неплохо.

Я нажал «отправить» и еще несколько секунд смотрел на экран. Что же, если честно, это правильный поступок. Но вот смогу ли я встретиться с ней? Вряд ли. Пока нет. Может быть, когда ее ребенку… что? Будет восемнадцать? Он поступит в университет? Кто знает. Нет, ну это слишком уж рано. Может быть, когда он выйдет наконец на пенсию.

Когда я вошел, Зои как раз садилась на свое место.

— Кому ты писал? Я видела тебя с улицы. Ты был совершенно поглощен своими мыслями.

— Да знаешь… — Я запнулся. — Саре.

— Саре? — удивленно переспросила Зои, и в глазах у нее промелькнуло что-то странное. — Так вы…

— Нет.

— То есть…

— Нет.

Пауза.

— Жаль.

Я взял чашечку с кофе и сел за стол.

— Вы были хорошей парой, — тихо проговорила она, делая вид, что компьютер грузится дольше обычного. — Жаль, что вы… ну, ты понимаешь… не смогли с этим разобраться.

Вот оно. Знакомое чувство вины и сожаления. На этот раз оно проявилось с большей, чем обычно, силой — наверное, потому, что я говорил с Зои.

— Ага. Да, — все-таки нашелся я с ответом, давая при этом понять, что разговор-то окончен.

Я уставился в экран, продумывая план действий на день. Следующим пришел Клем, распахнув дверь так, что та со стуком ударилась о стену. Причем прежде всего ввалился его живот. Судя по всему, на больничном он не тратил времени зря и старательно отращивал второй подбородок.

— Доброе утро! — поприветствовала его Сэм. — Круассаны? Я бы лучше овсянку слопала.

— Да, с кашлем у меня все в порядке! — ответил он, широко улыбаясь. — Чертов бронхит!

Начав здесь работать, я обнаружил, что Клем вовсе не тот спокойный, державшийся в тени человек, каким казался. Пятый десяток он разменял, будучи совершенно уверен в своих талантах комика, способности к наблюдению и игре словами. Я бы даже назвал эту уверенность чрезмерной.

— Поезд опоздал, — пояснил он. — Какой сюрприз.

Пауза с намеком на то, что надо бы посмеяться.

— Верните Британские железные дороги, вот что.

Я вежливо усмехнулся. Зря. Теперь его внимание обратилось на меня.

— Знаешь, что я говорю, когда мне приходится ездить поездами Первой западной железной дороги? Если это первая, я не хочу знать, как выглядит вторая.

Он выжидающе посмотрел на меня, но я смог выдавить лишь один вялый смешок. Впрочем, он этим вполне удовлетворился, а может, у него просто иссякли шутки на железнодорожную тему. Он попробовал сказать что-то про Первую западную нежелезную, но эта шутка, видимо еще находилась в разработке, так что он не стал сопротивляться, когда я отвернулся от него.

Мой стол был завален пресс-релизами. Пару обзоров я хотел написать сам. О новом фильме Джима Джармуша к примеру. Мне нравится Джим Джармуш, или, вернее, его имя. Когда я произношу эти экзотические слова, мне еще сильнее кажется, что я разбираюсь в кинематографе. Я чувствую себя парнем, который покупает малоизвестные колумбийские сорта кофе лишь потому, что терпеть не может растворимые суррогаты. Ощущаю себя одним из тех, кто на вечеринке может сказать: «У нас нет телевизора. Мы его не переносим». Понимаю, что произвожу впечатление.

Может, мне стоит поискать, что об этом фильме понаписали другие, понять, как его вообще приняли. Не надо высовываться в первые дни на новом месте. Я открыл «Гугл» и принялся набирать «Джим Джармуш», однако поймал себя на том, что в строке поиска появляются совсем другие буквы и складываются они в слова «Аляска-билдинг», «Лондон».

Никто не смотрит.

Найти.

— Кхм, могу я узнать? — Клем развернулся на своем кресле. — Кто-то включал мой компьютер?

Я застыл.

— Не я.

— Не ты, Джейс? Тогда откуда твое имя в моем окошке ввода пароля? Конечно, это мог быть не ты, а тот парень из сериала «Беверли-Хиллз 90210». Но мне он тут нигде не попадался, а потому я думаю, что это был ты. Но очень странно, что твое имя появилось в окне входа, если ты никуда не ходил.

Ну ладно, Клем.

— Окно входа, конечно, для того и предназначено, чтобы в него входить.

Да, конечно, ладно.

— Может, у нас завелась фея на входе? Привидение, легко входящее в любые системы, когда ему это взбредет в голову?

Ну ладно.

— Это был я, Клем. Ведь все-таки я вспомнил, что пользовался твоим компьютером, пока тебя не было. Мой-то завис, ну и пришлось зайти в другой.

Клем был явно удовлетворен этим объяснением.

— Ну, думается, загадка разгадана, — произнес он с видом человека, который уверен, что слово «думается» превращает любую фразу в шутку.

— Ну ладно, посмотрим, что ты тут нахимичил, — проговорил он, разворачиваясь к монитору.

— Что?

— Проверим логии компьютера. Я смогу проследить, каждый твой шаг. Надеюсь, ты не выискивал порнуху с детишками. Знаешь, это сейчас запрещено законом, и правильно запрещено, я думаю. А ты как считаешь?

Он издал недобрый такой смешок и принялся щелкать мышкой. Меня охватило жгучее смущение.

— Послушай, друг, я просто проверял почту.

— Хмм… Посмотрим…

— Клем…

Он упивался чтением бог знает чего… Меня затошнило от предчувствия тревоги. Что, если он выяснит, чем я занимался? С него станет тут же сказать это вслух. Рубрика «Я видел тебя» была излюбленной темой для наших шуток, мишенью для циничных ухмылок, для фраз типа «до-чего-только-люди-не-доходят». Забавно, учитывая, процент холостяков среди нас. Не важно. Я в любом случае стану посмешищем, человеком, над которым каждый сочтет своим долгом подшутить, возможно, даже, ко мне прилипнет какое-нибудь обидное прозвище.

— Клем, ради Бога, я просто проверял почту.

— Я прав? Что-то не так, Джейсон? Совсем не хочешь, чтобы я смотрел?

— Клем, там нечего смотреть.

— Я сам решу. Смею полагать, это мой компьютер.

И тут я сорвался. Не знаю почему: то ли дело было в его вскинутых бровях; то ли в том, что он вел себя как строгий папаша, заставший ребенка за недозволенными шалостями в спальне родителей; то ли его манера лезть со своими шуточками в чужую жизнь.

Я должен был его остановить.

— Клем, у тебя явно недостаточное чувство юмора. Почему бы тебе не перестать доставать нас своими дерьмовыми шуточками и не попытаться, к чертовой матери, немного поработать?

Он тут же выпрямился в кресле и заметно напрягся.

Знаете, как это бывает, когда вдруг ляпнешь что-то такое, чего и не собирался говорить, и у тебя есть лишь пара секунд, чтобы попытаться смягчить негативный эффект. Свой тайм-аут я потратил на то, чтобы об этом поразмыслить.

— Поговорим, Джейсон? — Зои стояла рядом.

Я кивнул и поднялся из-за стола. Клем не оборачивался. На мониторе у него все еще была открыта страница входа.

— Я бы не смог этого сделать, даже если бы захотел, Джейсон. Но я и не собирался соваться в твои маленькие тайны, тем более такие, я слишком уважаю, если ты не заметил, чужое личное пространство, — тихо и проникновенно сказал он.

К этому моменту подоспела и Сэм, с красными после эпиляции ногами и еще одним из своих несъедобных кексов.

— Итак, я думаю, что нам надо поговорить о тебе и Саре и обо всем, что из этого следует, — начала Зои, когда мы зашли в «Старбакс» за углом.

— Не думаю, что подчиненному пристало обсуждать такие скользкие темы с боссом.

Она улыбнулась, но сдаваться, к моему огорчению, не собиралась.

— Я понимаю, в каком ты состоянии, особенно после того, через что вам обоим пришлось пройти.

Судя по выражению лица, ей тоже была неприятна эта тема.

— И…

— Тут не о чем говорить, Зои. И я не так уж страдаю из-за Сары. Да, я сильно переживал одно время, но лучшее, что можно тут сделать, — это идти дальше. Надо смотреть в будущее.

— Джейсон, ты ведь получил от нее сообщение и пять минут назад чуть не убил беднягу Клема.

— Он недоумок.

— Пусть так, однако довольно милый недоумок, — вздохнула она.

Я улыбнулся.

— Давай перекусим где-нибудь вечером, — предложила она, — было бы неплохо вспомнить добрые старые времена.

— Не могу. Мне надо быть на концерте.

— Пошли кого-нибудь. Теперь ты это можешь.

— Я бы хотел сходить сам. Они играют в южном Лондоне, так что я могу заскочить в клуб.

— А с чего ты-то собираешься быть в южном Лондоне?

— Мне надо кое-что там сделать. Увидеть. Надо кое-что там увидеть.

Зои озадаченно посмотрела на меня.

— Все в порядке, — заключил я, кивая, как будто все обдумал и решил, что это прекрасная идея. Как будто это ее идея.

Она наклонила голову набок.

Жилой дом.

«Аляска-билдинг» в Бермондси — это жилой дом, спрятанный от всего южного Лондона за воротами бывшего завода, но от этого не переставший быть жилым домом.

Может быть, девушка там и обитает.

В здании… ну… в здании бывшей фабрики по выделке тюленьих шкур. Не уверен, что мне нравятся те, кто квартирует на фабриках по выделке тюленьих шкур, даже бывших, или в других местах, где раньше суетились и сновали скорняки и прочие живодеры. На кирпичных опорах ворот виднелся потемневший от времени и дождя барельеф с изображением тюленя. Напротив, под вывеской «Последняя миля», располагался паб, раскрашенный в голубую клетку. Впрочем, его окна были заколочены. Улица была пустынна. Из-за ворот тоже не доносилось никаких признаков жизни. Но все-таки, может быть, она тут жила когда-то. Может, даже заходила выпить в «Последнюю милю».

Впрочем, если она и вправду туда захаживала, вряд ли у нас что-то получится. У меня с собой было ее фото, и я собирался порасспрашивать прохожих, не знают ли они эту девушку. В непринужденной манере, без излишнего напора. Многие так делают. Господи, да так даже кошек ищут. К тому же я не был частым гостем в Бермондси, так что и о репутации можно не беспокоиться. Я продолжил свои изыскания и наконец обнаружил признаки жизни — забегаловку, специализирующуюся на кебабах. Я еще раз взглянул на фото. Она не выглядела любительницей подобных деликатесов. Скорее на обед она покупала готовый салат и «Милки уэй», если организм требовал адреналина. Мне такое нравилось в людях. Она выглядела… здоровой. Ее кожа просто светилась. Но все знают, что иногда даже самый заядлый поборник здорового питания может сорваться и съесть кебаб.

— Привет, — оживился я, когда человек за прилавком наконец повернулся ко мне. — Слушайте, давно хочу спросить, эта девушка когда-нибудь сюда заходила?

Он нахмурился, отодвинул банку с чили и взял у меня фото.

— Ах эта? Так она пропала?

— Пропала? Нет… Я просто пытаюсь ее найти. Мы, можно сказать, потеряли связь друг с другом.

— Твоя жена?

— Нет. Подруга.

— А тогда почему вы потеряли связь?

— Ну… так получилось.

— Все-таки подрались?

— Нет. Так она тут бывает?

— В общем, нет, — ответил он, все еще глядя на карточку. — Ты можешь выставить фотографию в окне.

— То есть?

— Ну да. Сделай копию и выстави в витрине. Может, она пройдет рядом. Почему ты думаешь, что она бывает тут? Она тоже любит кебаб?

Он рассмеялся.

— Ну, фотография была сделана поблизости и…

— Сделай копию. Ну давай.

— Да не надо. Это как-то…

— Да, сделай копию!

— Да все в порядке.

Бесполезно. Он не желал отдавать фотографию. Тут он закричал, чтобы кто-то сверху спустился вниз. Молодой парень лет семнадцати в древней футболке с логотипом «Лос-Анджелес Лейкерс» показался в дверях, и мужчина приказал ему в манере, выдающей в них отца и сына. Парень забрал фото и скрылся.

— Он сделает копию. «Кэнон». Принтер делает копии. Одно слово — «Кэнон».

— «Кэнон» — это вещь, — восхитился я.

Не знаю, как мне следовало поступить. Этот человек думал, что оказывает мне услугу, помогает найти старого друга, с которым я утратил связь, выставляя ее фотографию в окне своей забегаловки. Наверное, мне стоит купить у него кебаб.

— Эм… Раз уж я здесь, надо бы отведать вашего кебаба.

— Чили? — обрадованно спросил он.

Через несколько минут дверь открылась, и парень вернулся с плохой копией фотоснимка. Он оставил сверху и внизу место, чтобы я написал объявление, и принес набор цветных фломастеров.

— Давай, — обратился ко мне его отец. — Пиши!

— Эм… Хорошо.

Не самая приятная ситуация. Я ведь уже сказал ему, что мы друзья. Потерявшие связь. И что мне теперь тут приписывать, чтобы не выглядеть полным психом? Я схватил зеленый фломастер, но остановился, вспомнив, как кто-то говорил, что зеленым пишут только психопаты. После некоторых раздумий я взял красный.

«Это вы? — написал я, не обращая внимания на хозяина, встряхивавшего сковородку с картошкой фри и успевавшего поглядывать мне через плечо. — Если да, позвоните!»

Критически осмотрев получившееся воззвание, решил добавить еще несколько восклицательных знаков. Парочки хватит. Потом взял другой фломастер и все-таки добавил еще. Уже потом я понял, что, возможно, психопаты только так и делают.

Хозяин, судя по его виду, был доволен моими усилиями, так что я приписал внизу свой номер и отдал ему листок.

— Удачи, — бодро проговорил он, передавая мне кебаб. — Надеюсь, она при случае позвонит.

Я кивнул и кинул фунтовую монетку в жестяную коробку на прилавке.

На улице было совсем темно. Я постоял немного, глядя, как хозяин и его сын выясняют отношения на фоне ярко освещенного окна, словно в разыгрываемой специально для меня «мыльной опере». Размытое фото висело там, где его прилепили. Мимо него уже прошла, даже не повернув головы, какая-то пара.

Судя по моим часам, я опаздывал.

«Кикс» играли в небольшом заведении неподалеку — в Камбервелле, а точнее, в выкрашенном в ярко-зеленый цвет пабе «Корона и якорь» на углу Родни-плейс, рядом с автосервисом, напротив муниципального жилого дома.

Должно быть, они были довольны своим выступлением.

Во всяком случае, я был. Вправду. Наконец-то я чувствовал себя настоящим музыкальным обозревателем. Мое имя стоит в списке приглашенных, если меня не обманули. Это позволит мне сэкономить три фунта и почувствовать себя важной персоной.

— Привет, Джейсон Пристли — это я.

Девушка, проверявшая билеты, рассмеялась.

Ну что же, я к этому привык.

— Ой. От тебя пахнет кебабом, — заметила она. — Прости, меня так легко рассмешить.

— А, да. Я просто… только что съел кебаб. Я думал, тебя удивило мое имя.

— С чего бы мне на него удивляться? — Она слегка улыбнулась.

— В любом случае я из «Лондонских новостей».

— Ага, поняла, — ответила она, — я думала, что это твой ник. Знаешь, когда газета печатает негативный отзыв, обычно подписывается он вымышленным именем. Чтобы не было проблем. Я читала твои статьи. Тебя не назовешь веселым человеком.

Симпатичная. И улыбается. Двадцать пять ей точно еще не исполнилось. Прямая черная челка. Одета в какую-то безразмерную футболку и плотно сидящие ярко-голубые джинсы. Стильная девушка. Я почувствовал себя пятидесятилетним.

— Не в том дело, — попробовал оправдаться я, — просто у меня… специфический вкус.

— Да ладно, не принимай близко к сердцу — сказала она и взяла меня за руку.

Я все-таки смутился.

А «Кикс» были действительно хороши. То есть, как я уже дал понять, я не эксперт, но мне платят за то, чтобы я им выглядел, и вот как таковой совершенно авторитетно заявляю: вам они были хороши. Кроме того, им оказывали поддержку фанаты. Их было не больше дюжины, но они приехали из Брайтона, а группа обычно выступает именно в этом городе, так что их энтузиазм был вполне объясним.

Ребята — их было пятеро — выглядели не старше двадцати, но они действительно зажигали на сцене, а в перерывах между песнями непринужденно шутили с залом. Я узнал пару песен из последнего альбома и сделал на салфетке пару заметок.

Что-то никак не могу научиться правильно вести себя на концертах. Постоянно чувствую себя скованно и как бы не в своей тарелке. Расслабиться я не могу, да и в своем чувстве ритма не уверен, так что только хмурюсь и качаю головой, пытаясь выглядеть как человек, взирающий на все происходящее вокруг свысока и рассматривающий шоу как явление искусства. Блокнот в руке тоже придает мне вес — это значит, что мне не надо присоединяться к всеобщему веселью, что я пришел сюда не в качестве поклонника, не случайно. У меня есть Причина и Дело, которому я служу. Иногда я думаю, что хорошо бы провести всю жизнь вот так, с блокнотом в руках.

И тут я заметил ее.

Девушка, проверявшая билеты, смотрела на меня. Кажется, и песня ей тоже нравилась. Усмехнувшись, она показала мне «козу», я кивнул, улыбнулся ей и попытался воспроизвести этот жест — правда, это было больше похоже на попытку вызвать такси. Она повернулась к музыкантам, а я опять придал своему лицу подобающее важной персоне выражение и записал еще пару строк. В них преобладали слова вроде «музыка» и «вокал».

Потом проверил, не смотрит ли она на меня. Увы, нет.

Ну вот и концерт закончился.

Я решил посидеть немного и допить пиво. Девушка тоже задержалась — она обнимала членов группы одного за другим, по мере того как те сходили с крошечной сцены, взмокшие, с банками пива «Ред страйп» в руках. Допив, что оставалось в кружке, и окончательно поняв, что пора собираться, я достал маленькую карту метро, дабы уяснить, как отсюда добираться домой.

Но тут она подошла ко мне и предложила:

— Выпьем?

В час тридцать восемь мы сидели в «Фениксе» на Чаринг-Кросс-роуд.

Эбби — так звали девушку, — я, музыканты и их фанаты — мы все были совершенно пьяны, но это оказалось приятно. Вполне комфортное состояние. Мне удалось выяснить, что у Эбби никого не было, а здесь она выступала в качестве промоутера и агента группы. Она изучала изобразительное искусство и актерское мастерство в Брайтонском университете, впрочем, не достигая особых успехов в этих областях. Вряд ли я смогу рассказать вам еще что-то, ведь, как я уже сказал, у нее никого нет, и у меня не получалось думать о чем-то другом.

— Так они тебе понравились, да? — спросила она, придвигаясь ко мне ближе, чем можно было бы ожидать.

Кажется, у нее на щеке были блестки.

— Да, очень. Вот посмотри мои записи. — Я нашел смятую салфетку и принялся читать: — «Музыка. Вокал. Динамики. Гитары…»

Она захихикала и попыталась отобрать у меня блокнот, но я сумел его удержать.

— «Разные песни с разными словами, — зачитал я. — Хорошие ударные».

— Они луч света в темном Брайтоне, — заявила она, и я запомнил эту фразу.

Мы сидели на скамейках у стены, и, надо сказать, «Кикс» хорошо вписывались в здешнюю обстановку: кожаные куртки, нечесаные волосы и футболки с символикой рок-групп. Обычно здесь собиралась театральная публика: красивые представительные мужчины и эффектные женщины, только что отыгравшие вечерний спектакль, некоторые все еще в гриме, некоторые, по всей видимости, даже не удосужились переодеться. Музыканты принесли сюда дыхание молодости, свежую струю. А я со своим блокнотом воспринимался как их менеджер.

Мы немного поговорили с Майки, решившим, видимо, что это интервью. Поэтому мне и пришлось ему подыграть, задавая серьезные вопросы и делая вид, что его ответы наводят на некоторые раздумья. Он рассказал мне, как возникло название группы, и поделился планами на будущее. Я поймал себя на том, что пытаюсь дать им совет: мудрый совет от человека, понятия не имеющего об их мире, — но они отнеслись к этому нормально, выпили за мое здоровье, и я почувствовал себя полноправным членом их компании.

Выйдя на улицу, мы попрощались, при этом я использовал слово «друг» куда чаще, чем обычно.

— Приятно познакомиться, друг. Удачи.

— Так когда выйдет статья? — поинтересовалась Эбби.

Я неуверенно помахал черному такси. Ребята забрались в свое.

Она же все это время смотрела на меня.

— Расскажи о себе.

Это было полной неожиданностью. Что полагается на это отвечать? Она уже знала, что я живу в северном Лондоне (но про магазин по соседству, почитаемый всеми за бордель, хотя он, как уже не раз отмечалось, таковым не является, я не стал рассказывать), занимаю пост редактора обзоров в «Лондонских новостях» (но про то, что я выполняю эту миссию только третий день, и то лишь потому, что другой парень заболел, я тоже предпочел не распространяться), известно ей было и то, что меня зовут Джейсон Пристли.

Так, что еще?

«Успокойся, — сказал я себе. — Ты старше, ты мужчина. У тебя есть опыт. Ты из столицы. В конце концов, у тебя же есть приличные ботинки да и бумажник, не забывай об этом. К тому же тебе осталась всего одна печать до бесплатного латте в „Коста кофе“».

Но вместо этого я промямлил:

— От меня ушла девушка. Теперь она, наверное, беременна и собирается замуж.

Пауза.

— Честно говоря, недавно я нашел фотоаппарат.

Она изучающее посмотрела на меня.

И тут…

— Что за фотоаппарат?

Я рассмеялся. Майки высунулся из машины и окликнул ее.

Она направилась к такси, но по дороге остановилась и сказала:

— Я вернусь через пару недель. Так почему бы нам не съесть по кебабу?

Я показал ей «козу».

На этот раз так, как надо.

 

Глава 11, или

Лентяй

Когда я проснулся, Дэв уже готовил завтрак. На плите кипел чайник.

— Налей и мне, — крикнул он из гостиной, откуда доносились бодрящие звуки какой-то модной в настоящее время композиции.

Я подал ему чашку и развалился на диване.

— Dobranoc, — проговорил он, задумчиво глядя на экран.

— Я. Провел. Потрясающий. Вечер, — сообщил я ему.

— Правда? Что случилось?

— Рок-н-ролл, друг мой, вот что. Я был на концерте этих ребят, а потом мы пошли в паб.

— С ума сойти. В паб. Невозможно представить что-то более рок-н-ролльное. Паб! Мне теперь с тобой не сравниться. Ты ведешь светскую жизнь.

— «Кикс», Дэв. Я познакомился с ними. Это действительно классные ребята, и мы неплохо поладили. А еще там была девушка по имени Эбби, и, кажется, она на меня запала.

— Их промоутер, да?

Я подавился словами. Не знаю, как это выглядит со стороны, но Дэв, кажется, знает. Видимо, я часто это делаю.

— Она претендует на хорошую статью, да?

— Нет… Просто я был там после концерта, и…

— Ты еще с ними увидишься?

— Да, через пару недель.

— После того как выйдет статья?

— Я не могу точно сказать, но…

— Все ясно. Можешь успокоиться. Забудь об Эбби.

Сказав это, он бросил джойстик на пол.

— Как же я мог забыть! Это гениально!

— Что?

— Я видел твое объявление! Для девушки!

Я несколько смутился.

— Я видел его! — повторил он.

— В той забегаловке?

— Что? Нет. Какая забегаловка? В «Лондонских новостях», конечно. Очень смешно. Очень смело.

— Я не собирался никого рассмешить. Или поразить своей смелостью. Все выдержано в очень корректной форме. Почти деловое объявление. Никакого подтекста или двусмысленности.

Дэв улыбнулся, как будто не поверил, и кинул мне газету.

Я нашел соответствующую страницу и прочитал вслух:

— Я видел тебя. Шарлотт-стрит. Ты садилась в такси. Кстати, у меня в руках оказалось нечто, по сути, принадлежащее тебе. Дай мне знать, если действительно хочешь снова обрести это.

— Не могу поверить! — воскликнул Дэв. — Ты не говорил, что собираешься сделать что-то в этом роде. Но очень разумно! Надо пользоваться тем, что имеешь! Я думаю, это забавно!

Но я не хотел писать ничего забавного. Очень трудно быть остроумным и уложиться в тридцать слов. Двадцать семь на самом деле. «Я видел тебя» предоставляются бесплатно, но я постарался уложиться в двадцать семь слов, демонстрируя способность быть немногословным, но не слишком сухим при этом. Кроме того, я постарался написать так, чтобы, в случае если парень с дорогими часами владеет приемами боевых единоборств, у меня всегда имелась возможность сказать, что меня не так поняли. Но достаточно ли двадцати семи слов?

Я перечитал объявление еще раз. Дэв продолжал болтать, рассуждая вслух, есть ли хоть малейший шанс на то, что она это видела и как раз в этот момент соседка по квартире за завтраком донимает ее вопросами. Вероятно, в Дондоне тысячи людей, прочитав «Я тебя видел», донимали своих соседей. И может быть, кое-кто прыгал от радости в гостиных, автобусах и поездах, узнав себя и поняв, что не только он испытал подобные чувства в тот самый момент. И…

Стоп.

Я перечитал еще раз. И еще.

Что-то не так.

— Я говорю, что сначала это показалось мне слишком смелым, но иногда женщинам это и нравится, правда?

Что не так?

И тут до меня дошло.

Сэм забыла зажигалку, а потому вернулась в офис, как раз когда я дописывал свое объявление. В общем, мне пришлось бежать. Я помню, что, когда она вошла, я был уже в нескольких футах от стола Клема, то есть не мог перепроверить то, что написал. Да и зачем бы мне? А вот днем позже я смог это сделать.

Я совершил ошибку.

Это превратило мое выдержанное, почти деловое послание в то, чего я как раз и хотел избежать. Прежде мне удавалось прочитать написанное.

В газете же, однако, концовка выглядела по-иному.

«Дай мне знать, если действительно хочешь снова обрести это».

Я закрыл глаза, снова открыл и еще раз перечитал.

«Обрести это»? Нет! «Отдал это тебе»! «Дай мне знать, если хочешь, чтобы я отдал это тебе»!

Не «обрести это»! Это хамство! Это даже неприлично, в конце концов!

Итак, у меня получилось именно одно из таких объявлений, над которыми мы с Дэвом постоянно смеялись. Глупо. Грубо. Похоже на последнюю попытку, предпринимаемую краснолицым подвыпившим доходягой, покрытым татуировками, чтобы привлечь внимание красивой и к тому же трезвой женщины. Намерения-то хорошие, но они оказались разбавлены чем-то куда менее пристойным.

И совсем не свойственным мне.

Теперь я был уверен — абсолютно уверен, — что она это прочитала. Она прочитала это и приняла решение. А вскоре она пройдет мимо той забегаловки и увидит в витрине обращенное к ней воззвание — все эти красные, синие, зеленые и желтые восклицательные знаки, начертанные, по всей видимости, настоящим психопатом. Все кончится тем, что она уедет из страны и выйдет замуж за загорелого парня с золотыми часами.

Молодец, Джейсон Пристли. Ты только что с присущим тебе талантом совсем ухудшил и без того безнадежную ситуацию.

Я со вздохом отложил газету. Тут Дэв кое-что вспомнил.

— Так что там с забегаловкой?

В четвертый раз за утро мне позвонили, когда я выходил из автобуса около работы. Обычно эти разговоры выглядели так:

Я.Слушаю.

Мальчишка.Это я, девушка твоей мечты, которую ты ищешь.

Я.Ты мальчишка.

Мальчишка.Нет, я женщина с фотографии в окне кафе.

Я.Я уверен, что ты тот мальчишка, который названивает мне все утро.

Мальчишка.Так вот зачем ты развешиваешь объявления для мальчиков.

Я.Слушай, у меня есть твой номер.

Мальчишка.Так ты действительно собираешь телефоны мальчиков?

Я.Пока.

(Сдавленный смех, возгласы одобрения, кто-то на заднем плане говорит: «Позвони чуваку еще раз, позвони еще раз»).

В общем, мои успехи в поисках оставляли желать лучшего. Я с некоторой опаской зашел в офис с подносом, заставленным стаканчиками с кофе и заваленным шоколадными пирожными для Клема, обожающего их. Что же, приходится приобщаться к офисной культуре.

— Это не просто пирожные! — с нескрываемой признательностью воскликнул он, комично вскинув брови. — Это пирожные от «Маркс и Спенсер»!

— Ну, я знаю, что ты их любишь. И прости за вчерашнее.

— Все путем! Со всеми бывает.

— Ты пытался нас повеселить, — предположил я. — Просто у тебя случился очередной сбой чувства юмора!

— Ты слышал, Клем на следующей неделе собирается выступать с монологом, — объявила Зои, не отрывая взгляда от монитора.

— Шутишь?

— Ну именно это я и буду делать! Надеюсь, буду шутить! — воскликнул Клем в восторге от собственной шутки. — Эй, Сэм, ты слышала?

Сэм повернулась и бросила на него сонный взгляд.

— Джейсон, имея в виду мое выступление, позволил себе предположить, что я собираюсь шутить, и я ответил: «Именно это я и буду делать!»

Сэм отвернулась.

— Видел бы ты свое лицо. Только дай мне повод, парень, а уж за словом в карман я не полезу!

Оставалось только показать ему большой палец и сесть за стол.

Клем уставился в пространство, видимо, готовясь сделать какое-нибудь саркастическое замечание о сущностной значимости большого пальца.

Я углубился в работу над статьей, уже получившей заголовок «Луч света в темном Брайтоне». Я решил вложить в нее душу.

Обеденный перерыв.

Скамейка в парке.

Ролл с креветками, банка колы, и Дэв с горящими глазами.

— Сразу после твоего ухода до меня дошло.

— Что дошло?

— Ты. Девушка. Возможности. У тебя есть все для того, чтобы это сработало.

Я с удивлением покосился на него, незаметно принюхиваясь. Очевидно, он просто переусердствовал с «Ежиновкой».

Мы встали со скамейки.

— Подумай. У тебя есть читатели. И ты можешь использовать их, чтобы найти ее.

— Ты о чем сейчас?

— Ты можешь многое сделать. Он весь в твоем распоряжении.

— Кто «он»?

— Лондон.

— Не понимаю.

— «Лондонские новости».

Нет. Нет, спасибо, Дэв. Не то чтобы я сам об этом не задумывался. Статья в газете получила бы, разумеется, соответствующий общественный резонанс, но это было бы слишком прямолинейно. Нет, мне было бы стыдно. Это говорило бы о том, что я в отчаянии. Мне приходилось читать статьи журналистов, не понаслышке знавших то, о чем писали, — например о свинговых вечеринках или что-то в этом роде. Они всегда были написаны иронично, свысока. Нет, я не хочу в этом участвовать.

— Не думаю, что это позволит наилучшим образом решить проблему. Вряд ли это ей понравится.

— Откуда ты знаешь?

— К ней будет привлечено слишком много внимания. Как знать, вдруг это поставит ее в неловкое положение.

— Но я же не предлагаю тебе устраивать газетную шумиху. Но кое-что ты можешь использовать… Мы ведь решили, что в этих снимках полно подсказок. Фон, магазин, странная машина перед зданием с венчающими его огромными буквами, образующими слово «Аляска».

Я не стал рассказывать о своей поездке в Бермондси.

— Если ты не знаешь, что это за место… можно спросить читателей. Назови это «тайный Лондон». Предложи небольшой приз. «Знаете ли вы это замечательное место в „Неизвестном Лондоне“?»

Помимо воли я улыбнулся.

— Почему тебя это так волнует?

— Я просто хочу вытащить тебя из дома. А вот еще идея. Ты не знаешь, кто она, так что опять же можно попробовать спросить неравнодушных читателей. Напечатай фотографию, отображающую и других людей, чтобы это выглядело как случайный снимок, и случайный человек, обведенный кружком, получит случайный приз. Она наверняка позвонит, и дело в шляпе!

— А что, если она не увидит фото?

— Тогда увидит кто-то из ее знакомых. И они скажут: «Сьюзен — или как там ее зовут, — твою фотку напечатали в газете и ты выиграла пять фунтов!»

Я сделал вид, что обдумываю его слова, хотя уже не сомневался: это может сработать. Кроме того, такой ход отличался несомненной изящностью. Не назойливое преследование. Просто вполне оправданное в данном случае внимание.

Мы остановились.

— «Лондонские новости» — это не просто одна из городских газет. Это твой Лондон. На данный момент.

Дэв был доволен собой.

— Предложи это для рекламной кампании.

За его спиной я заметил мемориальную табличку:

Эрнст Беннинг, композитор, 22 года.

Темной ночью, упав в воду с перевернувшейся лодки у причала Пимлико, одной рукой держался за весло, а другой поддерживал женщину. Ее спасли, но его не успели.

— Пользуйся же моментом! — сказал Дэв.

— В общем, ничего, — задумчиво проговорила Зои, — но немного отдает провинциальной малотиражной.

— Но мы такие и есть. Ведь большая часть материала приходит, например, из Манчестера, но то, что делаем мы, предназначено для нашей аудитории. Для лондонцев. Это лучше, чем очередные нудные тесты. И я могу сам добыть картинки…

— Из…

— Ну не из банка видеоматериалов, на этом мы сэкономим. Я сам сделаю несколько снимков. Все равно я хотел бы получше изучить Лондон. Мне это полезно. Вредно засиживаться дома. Надо посмотреть что-то новое, вдохнуть свежего воздуха.

Она задумалась.

— Давай запустим это на пару недель. Можно, кстати, предложить читателям присылать снимки.

— Здорово! — не удержался я от восторженного восклицания. — Так что… Пойду найду картинку.

Я чувствовал себя прекрасно. Наконец-то я сделаю это. Ну неужели лучше часами пялиться на фото девушки, а потом срываться и мчаться в Уитби или Бермондси? И эти фото… В основном на них присутствовал Лондон, или по крайней мере мне так казалось. Так что идея Дэва имела смысл. Итак, мне надо выбрать подходящий снимок и пустить по следу армию моих вольных или невольных помощников-лондонцев.

Я достал фотографии и разложил на столе. Многие из них определенно не годились — к примеру, та, на которой был запечатлен парень с шикарными часами, поедающий гребешки в ресторане. Эта точно никуда бы меня не привела. Но в других кое-что было. Вот, к примеру, фото ее самой в парке, на фоне каких-то ворот, обрамленных огромными треугольными порталами, окруженными листвой. Можно увеличить некоторые детали. Вот это и есть «Неизвестный Лондон». Кто-нибудь узнает указанное место. Или вот снимок, сделанный в кинотеатре. Старый такой, кажется, что пианист, играющий «Мы встретимся снова», может в любой момент провалиться сквозь пол, еще до того как в зал войдут зрители утреннего сеанса. Она выглядит вполне счастливой. Пакет с поп-корном, бутылка с водой, все еще только начинается. Интересно, что произошло в тот вечер… Интересно…

— Гребешки?

Я вздрогнул, пытаясь сгрести свои фотографии. Ее фотографии. Не мои.

— Что?

— Гребешки! — повторил Клем, рассматривая фото. — Звучит не очень прилично, правда? Кто этот красавчик?

— Это… — И как прикажете объяснить? Откуда у меня фотография загорелого красавца, уплетающего гребешки? — Это мой брат.

— Правда?

Я чувствовал, что Зои сверлит взглядом мою спину. Она прекрасно знала, что у меня нет брата. Мы знакомы много лет, и я ни разу не упоминал о его наличии. Почти обо всем мы уже переговорили: выяснили, откуда мы родом, где хотим оказаться, каким видим свое будущее. Наверное, мы даже слишком много об этом говорили.

— Не вижу сходства, — заметил Клем. — Чем он занимается?

— Он… ортодонт.

Ответ впечатлил Клемма.

— У него своя практика. В… Уондсворте. Его жену зовут Лилиан, и у них нет домашних животных.

Меня несло.

— Лилиан — инженер-технолог. У нее светлые волосы.

Неплохо бы самому быть блондином.

— Финчли-роуд, — задумчиво произнес Клем.

— Что?

Он ткнул пальцем в фотографию и улыбнулся.

— Этот ресторан на Финчли-роуд.

Что? Откуда он знает?

Он наклонился и кивнул на меню в руках у красавца.

— Куда мы едем? — спросил Дэв. — Что там с этими гребешками?

— Почти приехали, — объявил я, когда такси миновало Суисс-коттедж.

Мы направлялись на Принц-Альберт-стрит, неподалеку от лесопарка, известного как лес Святого Иоанна. Дэв не привык бывать там, где до него побывали принцы или святые.

— Туда, — указал я на высокий жилой дом.

— В жилой дом?

— Это не просто дом. Там внизу есть ресторан. Вряд ли кто-то, кроме Клема, знает о его существовании.

— Так там подают гребешки?

— Нет. То есть я не знаю. Может быть. Мне надо написать статью о них. Во всяком случае, они так думают. На самом деле нас интересует то, какое отношение она имеет к ресторану.

— Ты все больше в этом увязаешь, — оживленно прокомментировал он, забрав у меня фото и наконец поняв, зачем мы здесь. — Надо сказать, тут она имеет несколько брутальный вид.

— Это парень с часами.

— Я понял. Что, если мы на него наткнемся?

— Маловероятно, что он тут окажется. Но все равно. Посмотрим, насколько мы сочетаемся с этой обстановкой. Оценим это заведение. И может быть, спросим метрдотеля, видел ли он девушку.

— Посмотри на себя. Ты собираешься рассказывать метрдотелю о своей уютной квартирке над магазином видеоигр рядом с заведением, который имеет, по всеобщему мнению, репутацию борделя, но почему-то им не является?

— Хороший метрдотель не обращает внимания на такие вещи. Пошли.

«Норвежское подворье» оказалось старомодным рестораном с нарочито консервативным интерьером и официантами весьма винтажного вида. Они катили перед собой старомодные тележки с заказами посетителей, предпочитающих всякого рода ретро.

— Странно, — заметил Дэв, разглядывая розовые шторы с рюшами. — Зачем бы ему приводить девушку сюда? Это просто чья-то квартира на первом этаже большого дома.

— Нет. А может быть, он ее сюда и не приводил, — предположил я. — Может…

Но другой причины, в силу которой двое людей могли бы здесь оказаться, я не мог назвать. На самом деле ресторан не производил впечатления чего-то, безнадежно отставшего от времени. Скорее это были декорации, подстроенные под вкусы служащих корпораций. Может быть, девушка работает одной из них, причем вместе с ним. И они решили провести неделю вместе — гуляя по паркам, заходя в бары и места вроде «Норвежского подворья». Это именно то, что делают состоящие в платонических отношениях работники корпораций. Сугубо платонических.

— Выбрали, что будете заказывать? — спросил официант.

— Принесите мне гребешков, — ответил Дэв. — И моему другу тоже.

— На самом деле я бы…

— Перестань! Мы тут из-за гребешков, разве нет?

— Ну…

— Мы здесь из-за гребешков.

Я с отвращением посмотрел на принесенные гребешки, и, готов поклясться, они ответили мне тем же. Дэв достал фотоаппарат и щелкнул меня, пока я пытался добраться до сути одного из моллюсков. Не думаю, что я бы смог стать ресторанным обозревателем.

— Так ты это сделал? Я про «Неизвестный Лондон».

— Да, сэр.

— Какой снимок?

— Этот.

Я вынул из внутреннего кармана пачку фотографий и быстро нашел нужную. Дэв наблюдал за мной, всем своим видом как бы говоря: «Вот как, теперь он носит их с собой». Мог бы и вести себя не столь демонстративно.

Фотография, по всей видимости, была сделана в прохладный день. Щеки девушки раскраснелись от мороза, и дыхание висело в воздухе облачком пара.

— Если бы я был профессиональным фотографом, то назвал бы этот снимок «Прогулка в парке», — прокомментировал Дэв.

— Видишь эти ворота? Мы поместили снимки с ними в объявлении, предварительно увеличив. Они довольно приметные.

— Нехорошо получится, если они не в Лондоне. Не самое лучшее начало для всей затеи с «Неизвестным Лондоном», если окажется, что это ворота дома Рассела Уотсона в Плимуте.

— Это точно не дом. Это парк. В Лондоне. Видишь, как сыро.

Мы посмотрели друг на друга.

Мне показалось, что Дэв гордится мной.

Проект «Неизвестный Лондон» был запущен на той же неделе. Думаю, довольно большой дерзостью с моей стороны был вот такой захват пространства в газете на глазах у изумленных лондонцев просто потому, что у меня имелась такая возможность. Для кого-то другого это бы ничего не значило. Небольшая заметка на странице с кроссвордами и комиксами, не содержащая, как ни ищи, ничего остроумного.

Но для меня… Для меня это был маленький «троянский конь». И разумеется, приз в двадцать пять фунтов — это неплохо. Я хочу напомнить, что не бескорыстно эксплуатировал доверие читателей.

Была, правда, одна проблема — я не знал правильного ответа.

И все-таки все должно обойтись. Может быть, уже шестьдесят — семьдесят читателей прислали правильные ответы.

Я проверил почту.

Увы.

Что же, еще только половина восьмого. Я сегодня пришел довольно рано. После неоднократных обновлений страницы я пошел за кофе.

К полудню пришло три письма. Я отметил это чашкой чая. Моя идея оказалась самой неуспешной задумкой «Лондонских новостей».

Зои посмеялась над моей затеей и предложила в следующий раз использовать фото Биг-Бена, но я и так уже знал, какую выберу фотографию. Кинотеатр. Старый зал с бархатными креслами и лиловой подсветкой.

— Кто-нибудь из них угадал? — поинтересовалась Зои, и я в ответ состроил гримасу, выражающую все, что угодно, поскольку это все, на что я оказался способен.

Я еще раз взглянул на ответы. По всей видимости, мне придется пройтись по указанным адресам и все проверить.

Ничто не сравнится с летним Лондоном. Кажется, он весь открыт солнцу. Все: люди, деревья, здания — выглядит необычно торжественно, даже в суете обеденного перерыва.

Сегодня я был свидетелем этого на Сохо-сквер, когда проверял наводку Лена из Гринвича (прости Лен, не вышло). Служащие и бездомные при первых же проблесках солнца отрываются от своих обыденных занятий и рассаживаются на газонах со своими сандвичами и бутылочками сока или подбирают разбросанные вокруг урн окурки, дабы сделать из них самокрутки. Компания одетых в белое студенток визажистско-стилистического колледжа стояла на углу, уставившись на дверь паба и, видимо, не зная, пропустить ли им по бокалу розового вина перед тем, как идти на занятие по завивке, или нет.

А еще меня поразили деревья. Я никогда раньше не обращал на них внимания, проходя через Сохо-сквер. Они всегда тут были? Такие большие, раскидистые. Вероятно, мэрия специально активирует их в жару. А может быть, тень начинаешь замечать, только когда она тебе действительно нужна.

И вот я пришел на Хайгейтское кладбище, раньше я тут был только раз или два — навещал девушку, рассказывавшую мне о вампирах и призраках, имеющих обыкновение выбираться из могил по ночам. Говорят, тут похоронен какой-то аристократ, в начале восемнадцатого века доставленный в Англию в гробу и похороненный здесь. Потом его оживили сатанисты, и он стал королем вампиров. Печально, когда человек так поздно находит свое истинное призвание. Многие говорят, что лучший способ справиться с обнаружившимся поблизости королем вампиров — это откопать его, проткнуть осиновым колом, обезглавить и только потом уж сжечь. Впрочем, правозащитники указывают им на незаконность таких действий. К тому же не очень-то прилично так поступать с людьми. За это-то я и люблю Англию, пусть даже это значит, что остров в конце концов заполонят короли вампиров.

Я сверился с картой. Сэм из Уилдстона был уверен в своей правоте. Я двинулся дальше, мимо хихикающей парочки. Завидев меня, они перестали смеяться и пошли вперед, взявшись за руки и опустив глаза. На Хайгейтском кладбище было действительно жутковато, и мне малодушно захотелось проследовать за ними. Деревья загораживают солнце, и все эти мавзолеи и склепы выглядят так, будто ждут ночи и едва терпят то, что ты вот так шествуешь промеж них. При этом я не имею ничего против Восточного кладбища. Мне нравятся его тенистые дубы, утоптанные дорожки и очаровательные поляны. Западное кладбище — другое дело. Оно сплошь заросло плющом, обвивающим все, что только можно обвить, включая, разумеется, сооруженные в неоготическом стиле памятники и статуи так, что иногда из-за зарослей виднеется только рука или глаза. Казалось, будто скульптура пытается ухватить хоть лучик света, не дать ночи поглотить себя.

Сэм из Уилдстона имел все основания быть уверенным в своем предположении. Мимо небольшого холма, мимо могил с покосившимися, торчащими под разными углами, как плохо забитые гвозди, монументами я прошел к тому искомому месту.

Вот эта странная арка в обрамлении густой листвы. Вот здесь стояла эта здоровая и счастливая девушка и, широко улыбаясь, смотрела в объектив. Смотрела туда, где в данный момент стоял я.

Ворота Египетской аллеи.

Я постоял и здесь немного.

— Так что ты там делал? — поинтересовался Дэв. — Поспрашивал у прохожих? Вывесил ее фото?

— Не думаю, что эта идея так уж хороша, — ответил я, размешивая чай и вспоминая еще два звонка от подростков из Бермондси. — И я никого не спрашивал. Кого? И что говорить?

— Так ты просто постоял там?

— Я сделал снимок, — оправдывался я, показывая ему фотоаппарат. — И даже поразмыслил кое над чем.

— Ну… Все может пригодиться. Так над чем ты думал?

— Интересно, чем она занималась на кладбище? Зачем она сделала этот снимок? Позавчера она стояла у ворот меховой фабрики, вчера поглощала гребешки в ресторане. А сегодня она на кладбище! Никакой логики.

— Логика есть. Должна быть какая-то связь. Одно фото ведет к другому, говорю тебе. Это же одноразовый фотоаппарат.

— Не думаю. Не во всем есть закономерность.

Дэв вскинул руки с выражением «да сколько же можно это повторять».

— Данные. Снимки. Связаны. Между. Собой. Если бы это была игра, ты был бы где-то на шестом уровне — «На кладбище» — и происходящее стало бы обретать смысл. Хотя, наверное, к этому времени ты бы встретил в лесу старого ученого и он бы подкинул тебе кое-какие подсказки.

— Ты не…

— Нет, я не встретил старика ученого в лесу. Натолкнулся только на короля вампиров да смеющуюся парочку.

Дэв со странным выражением посмотрел на меня.

— Послушай, Дэв, иногда жизнь — это просто жизнь. Что-то случается, потом происходит еще что-то, и часто между этим нет никакой связи. Она пошла в ресторан, а потом на кладбище.

— В определенную часть кладбища.

— Не понял, что ты имеешь в виду.

Я произнес последние слова не допускающим возражения тоном, так как вне зависимости от того, какие мысли крутились у Дэва в голове, все они там и остались.

— Будешь «Колач»?

— Что это? Пиво?

— Сыр.

— Нет уж, спасибо.

Спустя час мой телефон подал сигнал. Я удивленно поморгал и пошел в гостиную показать новости Дэву.

«Просто так бабуин с дерева не упадет».

Пословица племени шона, Зимбабве

Не знаю, что это значит. Я нашла ее на том же сайте, что и остальные, решив посвятить этот блог определенной теме в надежде вызвать у вас, восьмерых, определенный интерес. В любом случае вряд ли есть смысл рассказывать вам какой-нибудь недавно имевший место в моей жизни случай, привлекший якобы внимание упавшего с дерева бабуина. Ведь если бы такое действительно произошло, я бы вам уже об этом поведала. И тут же написала бы в «Твиттере»: «Только что на моих глазах бабуин упал с дерева. К чему бы это?»

Расскажу-ка я вам кое-что другое: вот подумалось мне сегодня, не пытался ли он каким-то образом установить со мной контакт. Я сменила номер, когда все рухнуло. Правда, сейчас мне больше нравится мой тарифный план, так что нет худа без добра. Самое странное то, что я с самого начала знала, чем все закончится. Нет, правда, на что мне было рассчитывать? На то, что он поступит не так, как обычно?

А нет же ничего странного в том, что бабуин не падает с дерева.

Люди, однако, так предсказуемы.

Я теперь чувствую себя действительно опытной.

Итак, теперь меня читают человек восемь.

Восемь! Интересно, не встречались ли мы где-нибудь на улице? Интересно также, узнаем мы друг друга, если встретимся? Говорил мне как-то отец, что люди могут узнать друг друга с первого взгляда.

В этом городе семь миллионов человек. Я постараюсь улыбнуться кому-нибудь сегодня, на случай если он ищет именно меня.

Жаль будет, если это не так.

 

Глава 12, или

Не оставляйте меня с ней наедине

Неудобная ситуация.

Я даже не представлял, где бы нам с Эбби встретиться. Ее послание явилось как снег на голову. Вряд ли она придет. Дэв убедил меня в этом. Он сказал, что я ее интересовал только как рецензент, и при свете дня я неохотно признал его правоту. Она моложе меня, круче меня. И все-таки она отозвалась, ни словом не упомянув группу, но отметив, что на выходные приедет в город на день рождения подруги, и поинтересовалась, не хотел бы я встретиться и перекусить где-нибудь, ну что-то в этом роде.

Я тут же ответил, испугавшись, что ее намерение встретиться недолговечно как первый снег. «Почему бы не на Шарлотт-стрит?» — написал я.

Да, на то были причины. И разумеется, такой выбор имел смысл. Во-первых, встреча на Шарлотт-стрит могла трансформироваться во что угодно. Если хочешь произвести на кого-то впечатление — можно заказать дорогой коктейль в баре отеля «Шарлотт-стрит». Или пирог в пабе, если вы склонны развлекаться менее гламурно. Но надо было уже определиться, в каком направлении двигаться, чтобы оказаться где-нибудь посередине между коктейлем и пирогом.

— Добро пожаловать в «Абрицци», — поприветствовала меня метрдотель. — В волшебный уголок итальянского рая.

Я пришел рано, весь в думах о предстоящем событии, но эти слова все же показались мне знакомы, хотя я не мог точно сказать, где я их слышал.

— Вы забронировали столик?

— Ага. На двоих. Пристли. Джейсон Пристли.

Она принялась просматривать свой список, но внезапно остановилась, и мне показалось словно что-то щелкнуло у нее в голове. Она внимательно посмотрела на меня.

— Джейсон Пристли?

— Мы так рады, что вы к нам зашли, — заверещал Гино, менеджер, — жилистый человечек с часами, заметно слишком массивными для его тонкого запястья.

Похлопав меня по плечу, он попытался пожать мне руку.

— Да что вы, — ответил я, глядя прямо перед собой.

— Желаю вам приятного ужина. И позвольте мне предложить вам нечто особенное.

— Ладно, — сдался я, надеясь, что после этого он уйдет. Это сработало.

Чудовищно.

«Волшебный уголок итальянского рая» — это, конечно, моя формулировка, но я высказал ее в своей наспех написанной и продиктованной чувством вины статье. Они же, кажется, отнеслись к этому серьезно. Очень серьезно, да. «Волшебный уголок итальянского рая» стал, по всей видимости, их официальным слоганом. Он был напечатан на салфетках. На меню. На футболках и рубашках всех работников ресторана. Больше того: каждый раз, где бы ни повторялась эта фраза, под ней стояло мое имя: «Джейсон Пристли — „Лондонские новости“!»

Да, они были настолько воодушевлены моими словами, что присовокупили в конце восклицательный знак.

Повторюсь: чудовищно.

Когда Эбби в своей рваной футболке с намалеванным на ней Дэвидом Боуи и узких джинсах, с ярко-синей подводкой на глазах вошла в зал, она увидела меня, Джейсона Пристли, в окружении дюжин людей, облаченных в одежду, рекламирующую мое имя. Она откроет меню, а там мое имя встречается на каждой странице, под утверждением, заверяющим ее в том, что она попала в «утолок итальянского рая». Шарики на стенах, записные книжки в руках у официантов — все обещает ей уникальный, незабываемый ужин. Вот так должна была бы звучать фраза об одном из самых заурядных лондонских ресторанов. Хуже того, она может решить, что я этим горжусь. Мне будет очень трудно назвать это ошибкой или странным совпадением. Вряд ли стоит беспомощно лепетать: «Честно говоря, я не поклонник этого заведения». Невооруженным глазом видно, что я его завсегдатай. Отрицать это — значило бы не только подвергнуть сомнению мой профессионализм, но и заставить ее задаться вопросом, а для чего, собственно, я ее сюда позвал, раз здесь так плохо? Опять же вряд ли стоит ссылаться на незнание того, что она предпочитает — дорогие коктейли или пироги.

Так что мне оставалось только заказать пиццу и сидеть, ожидая ее, в надежде, что она ничего не заметит. Может быть, она действительно ничего не заметит. Это же вполне возможно.

Так это возможно, правда?

Это совершенно невозможно.

— Это… несколько необычно, — признала она и села за стол, положив рядом с собой рекламку с моим именем, напечатанным крупными буквами, врученную ей у входа в ресторан.

Мне хотелось надеяться на то, что ее поражает необычность встречи в таком вот уголке итальянского рая людей, неделю назад не знавших ничего друг о друге. Но увы: она имела в виду официанта, на котором были рубашка и бейсболка, напоминающие о существовании некоего Джейсона Пристли.

— Да, это несколько необычно, — не мог не согласиться я, поспешно добавив: — Я привел тебя сюда не для того, чтобы производить на тебя впечатление. Я совсем не такой.

— Приятно слышать.

— То есть я хочу сказать, что если бы я пытался произвести на тебя впечатление, то ни в коем случае не так.

— Твое имя тут повсюду, — не переставая удивляться, заметила она, изучая меню.

— Знаю, — согласился я. — Знаю.

— Смотри, они взяли и другие цитаты и поместили в описание соответствующих блюд. «Маргарита», по твоему мнению, «это восторг».

Я схватил меню и заглянул в него.

— Должно быть, так, — признал я, покачав головой. — Странно; я-то уж не самый большой ее поклонник. Слушай, может быть, уйдем отсюда? Может, лучше по коктейлю? Или по кебабу?

Она наморщила носик. Девушки не часто так делают.

— Здравствуйте, сэр. Здравствуйте, мадам!

Менеджер. Он вернулся. С подарками.

— Примите это в знак благодарности! — изрек он тоном, исполненным гордости.

Из двух весьма объемных вазочек, наполненных креветками и листьями салата, залитыми ярко-розовым соусом, торчали маленькие флажки, и на них крохотными буквами были напечатаны избранные цитаты из Джейсона Пристли.

Почему? Почему я не приложил больше усилий к тому, чтобы получше сформулировать эту фразу? Вот хотя бы у того же Хемингуэя тоже есть множество таких афоризмов, и все они по-своему хороши. Да и Уайлд разбрасывался ими направо и налево. Что, если это единственное, благодаря чему меня будут помнить и после смерти? Что, если это все, что останется после меня в таком виде?

— Спасибо, это…

Я поднял глаза и увидел, что менеджер ждет, что я скажу что-нибудь еще, произнесу какую-нибудь фразу, которую можно будет напечатать на рекламке или привязать транспарантик с ней к хвосту небольшого самолета, чтобы произвести соответствующее впечатление на весь Лондон.

— Спасибо. Креветки на самом деле очень милы.

Менеджер ответил на это полуулыбкой. Очевидно, что он тщательно обдумал сказанное мной, но понял, что вряд ли сможет достаточно эффективно использовать это мое высказывание вне контекста в следующей рекламной кампании. Он отступил, не спуская глаз с креветок, будто опасаясь, что они его подведут.

Наконец он исчез.

— Думаю, по пирогу, — произнесла Эбби.

Мы находились неподалеку от переулка Перси. Я был рад, что Эбби предпочитает пироги коктейлям. Убежден, что девушка, которая любит пироги, понимает кое-что в жизни. А вот пристрастившиеся к коктейлям, насколько знаю, начинают очень странно себя вести, если не похвалить их туфли.

— Так что ты думаешь об этом заведении, каков твой вердикт? — поинтересовалась она, оглядывая паб. — Интересно, а не выскочит ли в центр зала особа, прикрытая лишь лоскутками с цитатами из Джейсона Пристли, чтобы спеть о прекрасных пирогах по вполне приемлемой цене?

Я смущенно улыбнулся.

— Какой слоган ты придумал для этих ребят?

— Богом клянусь, я и понятия не имел, что в «Абрицци» развернут такую кампанию в честь Джейсона Пристли. Если бы я знал, то не пригласил бы тебя сюда.

— Не сомневаюсь, — ответила Эбби с улыбкой.

Я был рад, что она позвонила. Ни с того ни с сего. На следующий день после того, как мы познакомились. Мне льстило, что она согласилась куда-то со мной пойти. И конечно, мне было очень приятно, что она ни словом не упомянула группу и мою статью. Так приятно говорить с кем-то, не думая о подтекстах и намеках. И все-таки сейчас, при свете дня, разница между нами стала еще более заметной. Она — молодая, красивая и стильная, а я — человек, имя которого украшает плохие бейсболки, венчающие головы официантов в ресторане средней руки. Наша встреча была просто встречей двух людей, испытывающих симпатию друг к другу.

— Я хотела тебя кое о чем попросить.

Забудьте, что я только что говорил.

— Давай, — ответил я, с готовностью кивая и тем самым показывая, что, конечно, именно этого я и ожидал, так как мне и в голову не могло прийти, что она просто хочет провести со мной время. Однако она, должно быть, заметила, как вытянулось мое лицо.

— Господи, нет, я не поэтому предложила встретиться; не думай, что я все устроила, чтобы чего-то от тебя добиться. Ты ведь так думаешь?

— Ну… Понимаешь, я вообще не ожидал, что ты дашь о себе знать. Ну, во всяком случае, до выхода статьи.

Она посмотрела на меня с серьезным выражением лица.

— Джейсон, я тут не ради твоих статей. Я тут даже не ради тебя.

Она доела пирог. Я же постарался скрыть разочарование.

— Мне просто кажется, что у тебя проблемы.

— У меня нет проблем, — ответил я, прежде чем даже успел осознать, что она имеет в виду.

— Разумеется, у тебя есть проблемы. Помнишь, я попросила тебя рассказать о себе. И что первое ты сказал?

— Про фотоаппарат? — предположил я.

Она улыбнулась и откинулась на спинку стула. Повисла очень неприятная пауза, и она явно не спешила чем-то ее заполнять.

— Ладно, — согласился я, — хорошо, у меня проблемы.

— Большинство парней решили бы произвести на меня впечатление, — продолжила Эбби. — Если бы я предложила им рассказать о себе, почти каждый начал бы с того как «однажды спас человеку жизнь». Часто можно услышать что-то вроде «я люблю животных» или «иногда я бываю слишком добрым, и это мой самый большой недостаток». Но ты решил показать мне, насколько увяз в проблемах.

— Так о чем ты хотела меня попросить? — попытался я сменить тему.

— Джейсон…

— Да ладно, говори… Что я могу сделать?

— Я хочу ребенка.

Она опять откинулась на спинку и взглянула мне прямо в глаза. Музыка, кажется, заиграла громче, у меня закружилась голова.

— Я… что?

— Я понимаю, звучит дико, но все-таки. Ты хочешь детей?

Не спорю. Потрясающе. Она все-таки свихнулась. А я-то… пошел ужинать с ненормальной.

— Ну… Когда-нибудь… Кто знает, — пробормотали, стараясь делать вид, что это нормальный разговор. Все в пабе именно это и обсуждают. — Но видишь ли… Не сегодня.

— Вот сегодня точно нет. На это ведь, кажется, надо месяцев этак девять. Так когда ты хочешь завести ребенка? Предположим, девочку. Ну?

— Ну… Я хотел бы… Я хотел бы когда-нибудь… Если совсем уж честно, я думал об этом иногда, но…

Я пожал плечами и махнул рукой — это лучшее, что я мог для нее сделать, раз сегодня она вся такая занятая.

— Так это твой окончательный ответ?

Трудно поверить в то, что сейчас я допью эту кружку и через двадцать минут буду дома.

— Думаю, да.

Она задумалась. По моей спине пробежал холодок. И тут она хихикнула, прикрыв рот рукой.

— Джейсон, я не могу сказать, что очень уж хотела бы детей. Кроме того, я лет на триста тебя младше и у меня вся жизнь впереди.

Вероятно, на моем лице появилось выражение столь неподдельной радости и облегчения, что она рассмеялась:

— Я дразнила тебя! Ты выглядел таким испуганным! Я не хочу ребенка от тебя!

Пока я пытался подобрать ответ, не включающий в себя слово «ура», она отхлебнула из кружки и пояснила:

— Я просто хочу, чтобы ты поговорил со мной.

Я удивленно посмотрел на нее.

«С чего бы человеку, равнодушному ко мне, так мной интересоваться?» — подумалось вдруг мне.

И тут…

— Джейсон, — нарушил молчание холодный сухой голос.

Я не слишком люблю, когда меня таким образом отвлекают от моих мыслей. Это редко сулит хорошие новости. Я поднял глаза.

Анна.

Анна? Что она здесь…

Разрозненные обрывки мыслей вылетели из моей головы.

«Я думаю, тебе надо как следует посмотреть на себя и, может быть, бросить пить. Это нездоровое пьянство, Джейсон».

Я покрепче вцепился в кружку.

«Пинта ничего не решает. А еще ты должен оставить в покое Сару и Гарета. У тебя был шанс, ты его не использовал, и теперь должен отнестись к этому как взрослый».

— Привет, Анна, — слегка привстал я. Если бы события разворачивались в мультике, то я бы при этом скрежетал зубами. Анна всегда умела разговаривать со мной так, будто застукала меня за чем-то неподобающим. И вот опять. Я почувствовал, как меня охватывает жгучий стыд. Анна была лучшей подругой Сары. По крайней мере до тех пор, пока мы с Сарой не начали встречаться. Я никогда ей не нравился. Во всяком случае, нравился гораздо меньше, чем Гэри с его тупой физиономией.

Теперь, когда Сара от меня избавилась, Анна старалась изо всех сил восстановить свою дружбу с Сарой, ну и с Гэри. И подозреваю, для этого она постаралась наговорить обо мне как можно больше гадостей. Нет, она больше не отпустит Сару так легко. Анна подпитывалась информацией. То есть сплетнями. Дайте Анне сплетню, она воспользуется ею и сделает так, чтобы она зажила своей жизнью.

Если бы я все еще был учителем, я бы описал ее так:

«Внешность: тощая, тонкие губы, тонкие брови, тонкий нос, тонкая кожа. Карманы набиты бумажными носовыми платками. Постоянно слегка обмороженная.

Общение со сверстниками: злоупотребляет фразой: „Но я же просто говорю правду“, — считая ее универсальным оправданием хамства, и полагает, что мы все должны молча восхищаться ее прямотой. Как же, она ведь „просто говорит правду“. Но не любит, когда ей говорят правду, и реагирует на нее двойной порцией запатентованной ею правды.

Общее впечатление: избегайте ее. Избегайте, избегайте и еще раз избегайте. Что? Я же „просто говорю правду“».

— Как поживаешь? — поинтересовался я с фальшивой улыбкой, думая только о том, что сейчас я должен так или иначе немного продержаться, авось она скоро уберется.

Анна щелкнула языком и протянула руку Эбби, придирчиво изучая ее рваную футболку с Боуи, ярко-синюю подводку и прочие черты, делающие мою следующую встречу с ней маловероятной.

— Извини. Он такой невоспитанный, правда? — рассмеялась она, определенно пытаясь убедить Эбби в том, что я и вправду невоспитанный. — Меня зовут Анна. Я подруга Сары? — Последнюю фразу она произнесла с вопросительной интонацией, хотя это было утверждением.

Она закидывала удочку, пытаясь добиться реакции Эбби, понять, кто она мне. Что она знает о Саре? Я рассказал ей все?

— Светлана, — с сильным русским акцентом произнес голос слева от меня. Очень странно, потому что слева от меня сидела Эбби, и я никогда не замечал за ней какого-либо акцента. И тем более она не была русской. Поблизости же не наблюдалось никого, кто бы мог претендовать на подобное обращение.

— О! — воскликнула Анна, определенно пораженная услышанным.

— Я русская проститутка.

Я повернулся и ошарашенно уставился на Эбби.

— Джейсон часто ко мне приходит, но иногда он просто хочет встретиться и поплакаться.

Анна смотрела на нас широко раскрытыми глазами.

— Сегодня он просто плакал. Ну и ел пирог. Я называю такие посиделки вечерами с Джейсоном Пристли. Слезы и пирог. Пирог со слезами.

Анна кивнула и улыбнулась носкам своих туфель. Когда она подняла глаза, то выглядела раздраженной.

— Кажется, ты наконец нашел себе ровесницу. На этом я вас оставляю. Приятного ужина.

Я проводил ее взглядом, прикидывая, сколь вероятно, что она забудет об этом и Сара ничего не узнает.

— И про слезы не забудь! — крикнула Эбби ей вслед.

Я повернулся к ней, не зная, что и сказать.

— Я подумала, это твоя бывшая, — пояснила она, подавив смешок.

— И ты решила, что будет здорово, если ты представишься проституткой, к которой я хожу поплакать?

— Ага, — ответила она. — Девочки любят такую хрень!

— Правда?

— Не все. Но в любом случае она тебе не подходит. Она покупает косметику в «Крабтри и Эвелин». В ту минуту, когда ты останавливаешь свой выбор на чем-то с запахом лаванды, считай, что бронируешь себе место в доме престарелых.

Я улыбнулся и покачал головой.

— Пошли! — сказала она. — Сходим куда-нибудь.

— Мы уже где-нибудь.

— Тогда двинем куда-нибудь дальше.

Не знаю, можно ли считать, что я был вместе с Эбби в этот вечер. Думаю, вряд ли, судя по тому, что она поцеловала одного из встреченных нами мужчин в губы.

Мы были в «Гуд миксере» в Кэмдене, в окружении толпы тощих хипстеров в узких брюках. К этому времени мы успели побывать в индийском ресторане, торгующем своей кулинарной экзотикой навынос на Кеслхэйвен-роуд, просто потому, что к каждому заказу они бесплатно давали бомбейскую смесь; кроме того, мы заглянули в «Холи-армс», где застали Эми Уайнхаус весело болтающей с высоким парнем в клоунской шляпе.

Есть какой-то привкус молодости, приключения и стиля у желания вот просто так взять и съездить в Кэмден. Но на самом деле мне там не по себе. Ведь нужно подготовиться к этому соответствующим образом. Пара крепких ботинок, необходимых для безопасного прохода по полю, усеянному куриными костями. Выражение лица, вежливо говорящее типам, через каждую пару шагов предлагающим вам наркотики, что вы уже не нуждаетесь в их услугах.

— Немного гашиша, приятель? — интересуется первый.

— Гашиша? — предлагает второй.

— Травки? — спрашивает третий, на случай если, пройдя последние несколько футов, вы передумали, решили пересмотреть свою жизнь и теперь жить не можете без его товара.

— Почему? — хочется вам закричать в какой-то момент. — Чем твой товар лучше, чем у него? Хотя бы приложи побольше усилий к тому, чтобы его продать. Тебя бы выгнали из «Логова дракона».

Я уже притомился от всего этого, а на часах было всего одиннадцать сорок пять.

Всего — потому что Эбби использовала это слово постоянно, когда бы ни заговаривала о времени. У меня такое чувство, что конец света для нее тоже будет «всего» и она найдет еще один бар, достойный того, чтобы в него зайти, прежде чем предстать перед апостолом Петром.

Поэтому она мне и нравилась. С ней все было так, как раньше, еще до Сары, в то время, когда я мог ходить по барам всю ночь, как Эбби сейчас. Я продолжал делать это дольше, чем следовало бы, потому что это позволяло мне чувствовать себя свободным, ничем не связанным — таким, каким принято быть в этом городе.

В любом случае парень, поцелованный Эбби — легонько, пытался я убедить себя, совсем легонько, — оказался музыкантом из какой-то группы. В этот момент я понял, что Эбби, по всей видимости, предпочитает именно таких, и решил произвести впечатление крутого парня, весьма кстати вспомнив слово «приятель».

— Угостить тебя выпивкой, приятель? — спросил я, думая, что это звучит круто, но потом сообразил, что из моих уст это прозвучало по-идиотски.

— Сейчас вернусь, — заторопилась куда-то Эбби.

Я осмотрелся и снова почувствовал себя очень старым. Вокруг меня были узкие джинсы, яркие галстуки, обтягивающие футболки, тяжелые ботинки и стильные шляпы. Их обладатели медленно двигались у тускло освещенного бильярдного стола. Сейчас, без Эбби, я внезапно понял, как неуместно выгляжу здесь. Так, что на мне надето? Джинсы. Это нормально, но это совсем не те джинсы, которые носят все остальные тут. Я даже и не знаю, где такие купить. На мне была рубашка, в каких, как я видел, щеголяют в ночных клубах, и кеды «Конверс», но тут я все равно выглядел белой вороной. Сколько лет им всем? Двадцать? Двадцать один? Любой из них может оказаться моим бывшим учеником. И, глядя на меня, он будет думать: «Это он? Это наш учитель, тот-которому-за-тридцать? Здесь? В „Гуд миксере“? Среди нас?»

— Как называется твоя группа? — спросил я парня. Он едва скользнул по мне взглядом, словно боясь заразиться возрастом, и пробормотал:

— «Лжецы в ловушке».

— А название-то со смыслом, — подмигнул я. Он кивнул и отошел в сторону.

И тут…

Эбби. Она вернулась. Но теперь она была одета в новую футболку.

— Где ты это взяла? — потрясенно спросил я.

— Украла.

— Ты украла эту футболку? Когда?

— Когда пошла в туалет в ресторане. Думаю, в ней я выгляжу профессионалкой.

Я по слогам прочитал надпись на футболке.

— «Волшебный уголок итальянского рая» — Джейсон Пристли, «Лондонские новости»! Ну, ты в ней выглядишь профессионалкой лишь в том смысле, что тебя можно принять за официантку из «Абрицци».

— Ну, во всяком случае, я слышала поразительные высказывания об их пицце. Кстати, куда делся Джей?

— Джей? Тот тип, которого ты поцеловала?

«Да, Джей. Ты выиграл. Кажется, мне пора идти».

— Расслабься; может быть, я и тебя поцелую.

Видимо, стоит задержаться.

— Погуляем? — предложила Эбби.

Не знаю, кому может прийти в голову прогуливаться ночью по Кэмдену. Уверен, никто в нем самом и поблизости не счел бы такую прогулку хорошей идеей. Я, как мне казалось, вполне ясно высказал свои соображения по поводу ночных прогулок по Кэмдену, но, по всей видимости, до Эбби это не дошло, потому что она во что бы то ни стало хотела пройтись не просто по Кэмдену, но вдоль канала, мимо жилых барж, освещенных мигающим неясным светом уличных фонарей.

Но когда девушка обещает как-нибудь поцеловать тебя, можно на многое согласиться. Даже если это многое включает в себя прогулку вдоль канала.

Мы проследовали мимо двух темных фигур, которых можно было бы принять за грабителей, если бы они не оказались опасливо озирающимися мужчиной и его собачкой.

— Так что там? — спросила Эбби. — С фотоаппаратом?

Я улыбнулся. Опять фотоаппарат. Вероятно, у нее к этим штучкам особая страсть.

— Это была одноразовая мыльница.

— Круууто. Так старомодно. Но что-то в них есть. Понимаешь, эти снимки что-то да значат. Ведь тот, кто их сделал, имел какой-то замысел. В данном случае все не так, как при использовании телефона, когда уже утром после вечеринки у тебя их оказывается сотни. Однако те фотографии — это просто бумага, а в сделанных на одноразовую камеру есть что-то постоянное.

— Тебе надо познакомиться с моим соседом. Вы бы поладили.

— А девушка? Что с ней?

Я нахмурился.

— Откуда ты знаешь про девушку?

— Ну, когда ты сказал, что она беременна.

— А, эта девушка… бывшая.

— Ты начинаешь ее забывать?

— С чего ты взяла?

— Она оказалась не первой девушкой, занимающей твои мысли. Второй. Однажды она станет третьей, а потом ты и вовсе перестанешь о ней думать.

Я разворошил ногой груду листьев.

— Ну да… Просто… Понимаешь, когда мы расстались…

— Как вы расстались?

Мы сели на скамейку, и я принялся рассказывать Эбби, как это произошло, а она, уставившись на поверхность канала, время от времени издавала подобающие междометия, задавала правильные вопросы. Поэтому я и решил рассказать ей о том, о чем до сих пор не говорил вам.

Потому что я, кажется, поладил с вами. Сначала все было довольно непросто, но вы сами знаете, у меня были на то причины, потом я потратил много времени на «Ежиновку», и сейчас, когда мы только как сошлись и я оказался на скамейке рядом с привлекательной девушкой, можно приступить к изложению истории, узнав которую, вы, конечно, перестанете мною восхищаться.

Когда я рассказал ей все, она посмотрела на меня с жалостью, но кто знает, кому эта жалость предназначалась.

 

Глава 13, или

Кто сказал, что жизнь справедлива?

— Господи, Джейсон, что случилось?

Я не знал, куда идти, поэтому пошел сюда.

— Входи. Ну, давай, — приглашает она, и я протискиваюсь в тесный темный коридор ее квартиры на Блэксток-роуд.

— Где твоя соседка? — спрашиваю я, замечая ужин на одного, доставленный из вьетнамского ресторана, бокал вина и десятичасовые новости по телевизору.

— У меня ее нет? — ответила она с вопросительной интонацией. Почему-то это озадачило меня. Как будто она выросла, а я этого не заметил. Но нам обоим за тридцать и это самое большее, чего мы могли добиться.

— Выпьешь вина? — предложила она как раз в тот момент, когда я отшатнулся от нее, чтобы она не почувствовала запах алкоголя. — Что с тобой?

Мои глаза блестят — не знаю, от выпитого, от холода, от слез ли, и я весь содрогаюсь от несправедливости этого мира, гнева и прогулки под мокрым снегом.

— Тебя знобит. Что случилось?

— Мне кажется, я на грани срыва, — отвечаю я так честно, как только могу, правда, с несколько фальшивой улыбкой и наворачивающимися на глаза слезами от того, что весь день мне приходилось быть честным. — Мне кажется, я вот-вот сломаюсь, и я не знаю, как с этим справиться.

Я, уже не в силах сдерживаться, чувствую, что в горле у меня стоят тяжелые, рваные всхлипы, и она тоже это чувствует, так как обращается со мной словно с ребенком и спрашивает, не хочу ли я печеной картошки или еще чего-нибудь. От этого проявления доброты я совсем теряю самообладание.

Я хочу, чтобы мир снова стал таким, каким он был до того, как все это случилось, до всего этого джина с чем-то, по ошибке названным тоником, но при этом я хочу, чтобы со мной обращались вот так, как она сейчас. Терпеть, когда говорят, что мне надо вырасти, оставить «это» в прошлом или разобраться со своей жизнью.

Это нечестно. Я не просил, чтобы это случилось. Не знаю, почему это повлияло на меня вот так и почему я единственный, кто это понимает. Но я не единственный. Она тоже понимает. Может, просто потому, что ей не приходится постоянно иметь с этим дело, но наконец я чувствую, что говорю с кем-то, кому я небезразличен, с кем-то, кто видит для меня иное будущее — вдали от Сент-Джонса, Дилана и отчаяния.

Тебе тоже было не все равно, Сара, но почему все так быстро изменилось? Кто переключил программу? Разве можно постоянно слышать требование вырасти и при этом не страдать от непонимания?

Я хватаю графин и наливаю себе стакан вина, а она включает отопление посильнее только ради меня. У меня опять начинает болеть сердце от того, как это приятно, и я рассказываю ей все. Она проявляет понимание и уже за полночь отыскивает в шкафу бутылку виски, которую собиралась подарить отцу на Рождество. Мне сразу стало тепло, хорошо и уютно. Внезапно обнаружив, что моя рука находится в непосредственной близости от ее ноги, я понимаю, как она хороша, какой она замечательный друг и как правильно все сейчас происходящее.

Я прислонился к кухонному столу и тут же отшатнулся — мне показалось, что я раздавил муху, но, по счастью, это оказалась всего лишь воздушная кукуруза Дэва.

Я ссыпал ее останки на край раковины, зная, что через некоторое время он ее хватится.

Это был долгий вечер, и, доставая чайные пакетики из шкафа, я попытался обдумать, что произошло.

Да, было приятно поговорить. Она оказалась хорошим слушателем, а я — нет. Я умудрился забыть, просила ли она положить сахар.

— Нет, — словно угадав мои мысли, крикнула она из спальни.

Тут же распахнулась дверь комнаты Дэва, и он высунулся в коридор с видом антилопы, услышавшей рев льва.

— Что это было? — проговорил он.

— Эбби, — шепотом ответил я, и, когда шок прошел, он вышел из спальни на кухню.

— Хорошие новости, — не очень уверенно проговорил он. — Поздравляю.

— Ничего не было, — ответил я, и на его лице появилось выражение, явно свидетельствовавшее о том, что он ничему не верит.

Но ничего и вправду не было. Даже поцелуев. Думаю, очень многим парням не досталось поцелуев, обещанных Эбби.

— Пойдем куда-нибудь позавтракаем, за твой счет? — предложил Дэв. — Мне есть что тебе сказать, если…

В спальне, опершись на мою сложенную в несколько раз подушку, одетая в найденную на полу футболку, Эбби печатала что-то на ноутбуке.

— «Фейсбук» был открыт, — сочувственно пояснила она, показывая на экран. — Хочешь знать новости?

— Что? — спросил я, опуская ее чашку с чаем на пол рядом с кроватью.

— Сара… — Она предоставила мне возможность завершить фразу, но я лишь пожал плечами. — …примеряет платья.

Я не знал, что сказать, так что снова пожал плечами.

Свадебные платья? Платья для беременных? Процесс обновления ее статуса породил немало новой информации, но я не хотел приобщаться к ней, так как не собирался задаваться вопросами, не имеющими, по моему разумению, ответов.

Почему-то мне вспомнилась мама. Она плохо восприняла наш разрыв. Она была бы так счастлива сейчас, помогая Саре, давая ей советы насчет свадебного платья или помогая выбрать одежду для беременных, с нетерпением ожидая дня, когда она во второй раз станет свекровью и наконец-то бабушкой. Стивен женат на Эми, и они часто общаются с мамой по скайпу, но я знаю, что в отношении меня у нее тоже были свои планы.

Боюсь, что родители становятся жертвами разрывов, хотя об этом не часто говорят. Но им приходится смотреть, как рушатся их планы на будущее, как подготовленные свадебные речи оказываются ненужными, как мечты, в которых они кормят с малышом уток или выбираются со всей семьей на пикник, тают в воздухе из-за одной ссоры, одной ошибки, одного эгоистичного поступка. Им приходится отступать и надеяться, что в следующем месяце, в следующем году или когда-нибудь в будущем ты встретишь кого-то и они снова будут надеяться и строить планы. А пока они остаются на твоей стороне — ты ведь все-таки свой, но вместо надежды у них остается Билли Элиот и не слишком приятные ужины втроем.

— О, Джейсон, — сказала мама, когда я ей все рассказал, — что теперь? Что же будет теперь?

И всему виной была некая случайность. Просто глупая случайность. Если бы я был чуть менее великодушен, то сказал бы, что виной всему мальчик, трудный, жестокий, злобный мальчик из моей школы. Расист, разумеется, хоть и сам не знает почему, злой на весь мир, но на самом деле всего лишь будущий бандит. Наверное, я кажусь озлобленным снобом, но подумайте сами, как могло бы быть иначе, после того как Дилан сделал то, что сделал. Мне пришлось уйти после этого. И, что бы Сара вам ни говорила, я сделал это не с легким сердцем. Я не сразу принял это решение. Она не понимала этого. Не могу поверить, что девушка, так долго бывшая со мной, настолько не понимала меня.

Однажды Дилан решил убить учителя.

Понимаю, как дико это звучит. Но я уверен в том, что говорю, так как читал полицейские отчеты. Он не планировал, у него раньше не было таких мыслей, но однажды он просто решил. И вот на большой перемене зашел с приятелем по имени Спенсер Грей к себе, в большой муниципальный жилой дом, окна которого весьма кстати выходили на школьный двор, зарядил пневматическую винтовку брата и прицелился в окно того самого класса, где в этот момент я увлеченно рассказывал девятиклассникам о первых механических ткацких станках.

Мелькнула вспышка, и послышался приглушенный звук удара. Я с невозмутимым видом продолжал урок, пока все не повторилось — как будто светлячок или крошечный метеор снова пролетел по классу, перед плакатами, изображавшими схему севооборота.

Взглянув на окно, я увидел маленькое отверстие идеально круглой формы и решил, что кто-то из учеников принес трубочку и решил пострелять горохом. Но горошины не пробивают стекло, да и дети уже сто лет не стреляют горохом из трубочек. Да, тяжело было в это поверить, но я начал понимать, что происходит…

Приезд в школу нескольких десятков полицейских привел детей в неописуемый восторг. Они прижимались лицами к стеклу, стараясь получше рассмотреть оружие и бронежилеты. Они словно смотрели новости, а не наблюдали за тем, что случилось этим пасмурным вечером в северном Лондоне. Мне удалось вывести всех из класса и избежать паники. Вообще-то злоумышленник не мог причинить кому-то серьезный вред пневматической винтовкой небольшого калибра, но его преступное намерение и это проявление ненависти и оказались тем, что нанесло мне такую травму. Приехав домой, я под впечатлением случившегося съел тарелку блинов и выпил бутылку вина, и на меня сразу снизошло осознание всего, чему мне суждено было стать свидетелем. И я заплакал. Я не просто плакал, а, содрогаясь всем телом, рыдал как ребенок.

Сначала Сара мне сочувствовала и окружала меня заботой. Она даже взяла отпуск на остаток недели, чтобы сидеть со мной, но шок затмил все это, прежде чем я успел уяснить, что происходит со мной и вокруг меня. Я стал подозрительным и нервным. Мне хотелось одного: не выходя из дому, смотреть по телевизору какие-нибудь незатейливые, не очень возбуждающие программы и быть уверенным в том, что мировые устои не нарушены. Через некоторое время Сара — и думаю, это естественно — перестала столь явно выражать мне сочувствие.

«Ради Бога, Джейсон, он совсем ребенок, — заявила она однажды, когда мы собрались поссориться в третий или четвертый раз за день, — он не понимал, что делает. И это была всего лишь какая-то спортивная пневматическая винтовка!»

Сейчас я могу ее понять. Тогда не мог. Я был настолько поглощен собой как жертвой, что не видел ничего вокруг. Может быть, она просто делала то, что советовала ей мать, — пыталась заставить меня выскочить из этого порочного круга. Но к сожалению, так просто от этого не отделаешься. В тот день я отвечал за внутришкольную безопасность. И я был тем учителем, которого выбрал Дилан на роль жертвы. Да, только потому, что я оказался в классе напротив его дома, но именно эта случайность так меня напугала. Она доказывала, что мир куда более опасен, чем казалось.

И конечно, я был зол. Я злился на Дилана, злился на весь мир, злился на Сару за то, что она разочаровалась во мне как в мужчине, — не важно, так ли это было на самом деле. Моя жизнь изменилась, когда Дилан взялся за винтовку. В некотором смысле ему удалось убить во мне учителя. И во всяком случае, он убил наши отношения.

Нет.

Я сам виноват.

— В общем, — нарушила мою задумчивость Эбби, — я ее удалила из друзей.

— Мм?

— Удалила ее из друзей. Это нечестно. Она знает, что ты можешь все это прочитать и тебе будет больно от этого. Ну вот я ее и удалила.

Я улыбнулся, думая, что она шутит, но она, отхлебнув чаю и сохранив то же выражение лица, продолжила щелкать мышкой.

— Ты… Подожди, что ты сделала?

Она подняла глаза и пожала плечами с невинным видом.

— Так будет лучше. Доверься мне.

Довериться ей? Я ее едва знаю.

— Эбби, какого черта?

Я был в ярости.

— Ты ничего обо мне не знаешь. Как я могу тебе доверять в этом? Ты никогда не видела Сару, ты не представляешь всей ситуации. И все равно ты берешь и удаляешь ее, как будто так и надо. Она узнает! Она увидит, что я удалил ее из друзей!

Не могу в это поверить.

— Ты хотя бы представляешь, как это выглядит? Нельзя вот так вмешиваться в чужую жизнь. Нельзя вот так взять мой компьютер и сделать из меня идиота в ее глазах. Мы только начали снова общаться друг с другом, и ты все порушила.

Мне удается контролировать себя, даже когда меня достают, а потому считаю, что нельзя заставлять людей страдать, но сейчас Эбби нужно было дать понять, что она перешла все границы. Мы пару раз неплохо пообщались, и теперь она считает, что может лезть в мою жизнь?

— Эбби, я должен тебе сказать…

— Джейсон, ты ничего не должен.

Я сбился с мысли. Она молча смотрела на меня.

«Ты ничего не должен». Ей-то легко произнести эти слова.

— Тебе нужно оставить все в прошлом. Да, ты сделал ошибку, но если ты не перестанешь на этом зацикливаться, то никогда больше не совершишь ничего хорошего. Ты по-своему неплох, Джейсон, но в таком состоянии ты ничего не стоишь. Нельзя позволить, чтобы прошлое влияло на твою жизнь. Тебе не нужны эти постоянные напоминания: «Сара замужем. Саре хорошо. Саре ты больше не нужен». Тебе следует начать все заново. Тогда, может быть, вы снова сможете общаться, но к этому времени ты уже станешь другим — таким, каким тебе нужно.

Не знаю, в чем дело: в ее словах или в тоне, которым они были сказаны, — но это казалось разумным, и я в конце концов успокоился, несмотря на то что мой внешний вид говорил об обратном. Может быть, мне нужен кто-то, способный все решать за меня. Иногда такое случается.

А потом… Потом случилось кое-что странное. Эбби наклонилась ко мне. Она была так близко, что я чувствовал на своем лице ее дыхание, ощущал запах ее шампуня. Она гладила меня по ноге и — эта девушка в моей футболке, такая красивая, такая близкая — казалась мне самым сексуальным существом в мире.

Она поцеловала меня. Нежно и спокойно.

Эбби отстранилась, откинула челку, улыбнулась, глядя в окно, и вновь повернулась ко мне.

— Я хочу, чтобы мы были друзьями.

Я недоуменно моргнул.

— Прости?

— Я не то, что тебе так нужно.

— Но ты меня поцеловала. В общем, мы поцеловались. Но ведь меня поцеловала ты.

— Я просто хотела покончить с этим. Иначе бы мы оба об этом думали все время, а это не то, что нам нужно.

Я опять моргнул.

— Прости?

— Так намнооого лучше, — заключила она, обнимая подушку, — и в любом случае на самом деле я ее не удалила.

Она улыбнулась.

— Не понял, что ты сказала?

— Я не удалила ее. Я же не совсем уж ненормальная. Нельзя прийти к кому-то домой и начать удалять его друзей в «Фейсбуке».

— Это я и хотел довести до твоего сознания.

— Вообще обидно знать, что ты мог так обо мне думать. Но в принципе это возможно.

Я взглянул на экран ноутбука.

— Итак! — воскликнул Дэв, когда мы сидели в кафе на той же улице. — Я решил загадку!

Мы пошли завтракать и взяли с собой Эбби. У меня в голове до сих пор царил некоторый сумбур. Мне еще не приходилось встречать людей, способных так быстро перескакивать с одной мысли на другую. Все мои знакомые имели привычку подолгу обдумывать каждое свое высказывание. Они подолгу вынашивали ожидаемое от них решение и были уверены в том, что «импульс» — это торговая марка. Но, так или иначе, эта встреча придала мне сил.

Мы поджидали Мэтта. Он должен был заехать на велосипеде. Дэв хотел предложить ему поработать в магазине, отчасти потому, как он сказал, что «это сможет вдохновить Мэтта полностью использовать свой потенциал». Меня это впечатлило. Я и не догадывался, что при нынешнем состоянии дел в магазине Дэв станет нанимать еще кого-то. И менее всего я полагал, что Дэв может кого-то на что-то вдохновить, даже учитывая тот факт, что сегодня с утра он щеголял в своей экзотической пижамке.

— Что ты разгадал? — спросила Эбби, но тут мы снова погрузились в молчание, поскольку официантка Памела принесла наши заказы. Я заметил, что Дэв избегал смотреть на нее. Но что это? Кажется, она задержала на нем взгляд на секунду дольше, чем следовало бы. Кажется, она приготовилась улыбнуться, если он попробует еще раз произнести какую-нибудь фразу по-польски. Дэв сделал вид, что пытается оттереть пятно со стола. Памела разложила приборы и покинула нас.

— Это моя стратегия, — заговорщически прошептал Дэв. — Хочу, чтобы она затосковала обо мне.

— Должно сработать, — заверила его Эбби. — Так что за загадку ты разгадал?

— Шифр. Общую тему. Мы искали что-то объединяющее все эти фотографии.

— Я не искал это, — заметил я. — Я искал девушку, чтобы отдать ей фотографии. Тогда у меня появится основание полагать, что я в этом году чего-то добился.

— Так вот в чем дело? — улыбнулась Эбби. — Одни покоряют вершины, другие переплывают моря, а Джейсон Пристли возвращает потерянные вещи.

— Так что же их объединяет? — поинтересовался я. — Что общего во всех ее снимках? И запомни, твоя идея должна привести меня прямиком к ней. Как и твоя стратегия с Памелой, этот план должен сработать безотказно.

Дэв набрал в грудь воздуха.

— Этой особе можно доверять? — спросил он, кивая на Эбби.

— Нет, — убежденно ответил я.

— Ну и ладно. Девушка с фотографий — вампир.

Он откинулся на спинку стула, наблюдая, какой эффект произвели его слова. Я криво усмехнулся, как будто давно подозревал что-то подобное.

— И если даже она вампир не в буквальном смысле слова, то, несомненно, одержима вампиризмом. Или вообще мистикой и готикой. Такие люди опасны.

Я поднял одну из фотографий. Дэв принес их с собой, чтобы проиллюстрировать свои тезисы.

— Она не выглядит так, будто одержима темой готики, — возбужденно проговорил я, стараясь привлечь внимание присутствующих к ее счастливой улыбке, светлым волосам, летнему платью и полному отсутствию чего-то готического в облике.

— Ну, обычно они так и делают; наверное, подсмотрела это в каком-то фильме ужасов.

— Почему ты думаешь, что она вампир, Дэв? — очень серьезно спросила Эбби.

— Посмотри сама на эти снимки. Она тусуется на кладбищах.

— На кладбищах?

— Точнее, на Хайгейтском кладбище, — пояснил я, будто пытаясь защитить знакомую. — Это достопримечательность Лондона.

— Да, но достопримечательность, известная своими вампирами. Там живет король вампиров — ты сам говорил мне! Кроме того, говорят, что Брэм Стокер написал «Дракулу», побывав именно на Хайгейтском кладбище.

— Да, но не думаю, что можно рассматривать это…

— К тому же Уитби.

— Что не так с Уитби?

— Там разворачиваются события, отображенные в «Дракуле»! Видишь! Она свихнулась на «Дракуле»! Она дракулопатка!

— Спрошу иначе. При чем тут гребешки? Ел их Дракула?

— Ну а вдруг? — заметила Эбби.

— А вот не думаю. И тюленей он тоже не свежевал, если иметь в виду фабрику и не углубляться в область предположений.

— Не знаю, Джейс, — признался Дэв. — Но вообще вампиры помешаны и замешаны на смерти. Не важно, человека, тюленя или моллюска.

— Послушай, — проговорил я довольно жестко, поскольку был уверен, что эта девушка не может быть вампиром. — Это случайные фото, сделанные в случайных местах. Они не приведут меня к ней, точно так же как не позволят нам понять, кто она и чем живет. Я получил от них все, что можно. Кроме того, благодаря Эбби я понял, что иногда надо начинать все с чистого листа. Может быть, именно это мне сейчас и требуется. Надо забыть об этих снимках и сосредоточиться на работе.

Но меня никто не слушал. Эбби взяла один из снимков.

— Смотрите! — воскликнула она. — Да смотрите же!

Мы остановились у кинотеатра «Рио-Гранде» в Далстоне.

— Готов поклясться, там сейчас сезон фильмов про Дракулу! — не умолкал Дэв все время, пока мы ехали в автобусе.

На самом деле оказалось, что в разгаре сезон алжирских фильмов. По крайней мере если верить афишам, испещренным длинными красными буквами. Мы стояли в задумчивости, а дворник, не замечая нас, громыхал алюминиевыми банками на тротуаре.

— Знаете, — заявила Эбби, поправляя взлохмаченную ветром челку, — от пары психов, преследующих девушку, вас отличает лишь то, что один из вас действительно оказался на фотографии. Если бы не это, я бы сюда не пришла сама, несмотря на то что предложила собраться здесь.

— Это судьба, — задумчиво проговорил Дэв, пытаясь сохранить загадочное выражение лица, обычно свойственное поэтам.

— Это судьба, разве нет? — откликнулась Эбби. — Беда только в том, что судьбы как таковой не существует. Бывают причины и следствия. И именно это заставляет нас действовать. У тебя есть причины найти эту девушку, но нельзя утверждать, что тебе это удастся.

— Что ты имеешь в виду?

— Тебе она нравится. Ты ощутил что-то и подумал — это неспроста. Ты обнаружил себя на одном из ее снимков. Это веская причина, чтобы разыскивать ее. И у тебя есть хороший повод, потому что сейчас ты просто пытаешься быть добрым самаритянином. С другой стороны, многое указывает на то, что ты ее не найдешь.

— Что ты имеешь в виду?

— Посмотри на себя. Ты превратил свою жизнь в бардак. Ты потерял девушку, а ведь думал: она должна оказаться Той Самой. Сначала ты заподозрил, что она не Та Самая, потом оказалось — она-то Та Самая, но для кого-то другого, отобравшего ее у тебя, она от него залетела, а ты теперь живешь, как известно, по соседству с борделем да с Дэвом и, как понимаешь, без Той Самой. Без обид, Дэв.

— Это не бордель, — устало возразил Дэв.

— Так какие причины ты собираешься принимать в расчет? Судьбы не существует — во всяком случае, в виде некоего предопределения. Хотя, если ты ничего не будешь делать, думаю, твоей участью станет безвылазно сидеть в одних штанах рядом с известным тебе борделем, ныне и присно, аминь, и виноват в этом будешь ты сам. Ты выбираешь причины, определяющие твой жизненный путь.

— Ну ты-то хоть не считаешь, что я свихнулся.

— Однако это выглядит так, будто ты и вправду свихнулся. Кроме того, печатать чужие фотографии, должно быть, противозаконно, разве нет? Но это твой выбор, и я не возьмусь осуждать тебя, пока не увижу, к чему это приведет.

Я посмотрел на Дэва с видом «я-же-тебе-говорил». Он подошел к одной из афиш, чтобы рассмотреть ее получше.

На Кингсленд-роуд раньше был аукционный зал. В семидесятые или восьмидесятые годы кинотеатр в стиле ар деко занял его место. Функционировал он под вывеской «Рио». Такси «Миллениум» на той же улице сменило название на «Комфортное такси от Хэкни». По соседству находилось обшарпанное кафе «Жареные цыплята Миллениум», казалось, стеснявшееся самого себя.

Мое сердце замерло, когда я это увидел — кинотеатр, не кафе, — потому что… это явно было место для романтических встреч.

Куда я водил Сару, когда мы в последний раз были в кино? Что мы смотрели? Кажется, это был «Железный человек-2». Мы поссорились по дороге туда, а в кинотеатре я разозлил ее своими причитаниями по поводу того, что поп-корн стоит почти столько же, сколько и билеты. А потом мы сидели «У Нандо», практически не разговаривая, вяло обменялись парой комментариев, когда пьянчужка на улице пнул полицейскую машину и был немедленно повержен на землю блюстителями закона.

Для девушки тот вечер выглядел совсем по-другому. Во-первых, это был роскошный «Рио», а не какой-то «Вю» в торговом центре над магазином дисков. Это был стильный классический кинотеатр. Парень — как бы его ни звали — скорее всего заехал за ней на своей машине. У него с собой был дорогущий коктейль в серебряной фляжке. Он заплатил за специальный показ его любимого алжирского фильма только для них двоих и расстелил одеяло из фамильного темно-синего тартана, так что они могли взирать на экран, даже не вставая. Потом он повез ее в бар, известный лишь немногим избранным. Наверное, во французское заведение, обслуживающее только членов клуба. Лощеный бармен поприветствовал его, едва он вошел, и джазовое трио принялось вдохновенно импровизировать в его честь. Эффектные гламурные женщины весьма своеобразно поприветствовали его. Испытав некоторое недоумение, она тем не менее решила, что должна проигнорировать подобную бестактность, тем более когда услышала, что это галеристки из Нью-Йорка, желающие, чтобы он наконец согласился выставить у них свои работы. Он мог также сказать, что эти девицы всего лишь снимают квартиры в одном из принадлежащих ему домов на берегу Темзы с видом на Биг-Бен. Не исключено, что он мог встретить их на Гаити, когда лечил там детей в составе организации «Врачи без границ». И после этого, надо полагать, он задумчиво уставился в пространство с измученным и недоступным видом, проводя пальцем по ободку бокала с темно-красным романе-конти, а девушке не оставалось ничего другого, как влюбиться в него.

Щелк.

Я повернулся и увидел Эбби с моим одноразовым фотоаппаратом.

— Хороший снимок, — сказала она, наморщив нос. — Ты вышел таким задумчивым.

Она перемотала пленку. Сколько снимков мы уже сделали? Четыре? Пять?

— Я выглядел так, будто меня терзают какие-то мысли?

— Нет, так, будто ты не в настроении.

— Да, но девушкам это нравится.

Она рассмеялась, а потом нахмурилась.

— Слушай, я пыталась сделать такой же снимок. И на заднем плане вышла эта афиша.

Я посмотрел в указанном направлении.

— И что?

— Где ее фотография?

Я вынул фото и протянул ей. Эбби улыбнулась.

— Видишь? Прямо над ее плечом. Если мы выясним, когда тут висела эта афиша, то будем знать, когда она была здесь.

Прежде чем я успел понять, что происходит, она сорвалась с места и, распахнув голубые двойные двери «Рио», вбежала в кинотеатр. Дэв подошел ко мне.

— Ведьма.

— Что?

— Она ведьма. Я смотрел афиши. Один из фильмов — про ведьму. Известно, что ведьмы и вампиры проводят время вместе. Эта женщина помешана на них. Где Эбби?

— Пошла кое-что проверить.

Дэву пришло сообщение.

Где вас черти носят?

Мы переглянулись.

— Наверное, надо было сказать Мэтту, куда мы собрались, — предположил Дэв.

— Месяц! — воскликнула Эбби, присматриваясь к кеглям. — Ты отстаешь от нее всего на месяц. Ты так близко, что можешь прикоснуться к ней.

Наклонившись, она раскачала шар для боулинга и пустила его по дорожке.

— Не повезло! — прокомментировал Дэв, глядя, как шар ударяется о бортик.

— Всего месяц, — повторила она. — Эти фотографии как конденсационный след самолета. Она оставила их специально, и ты находишь каждую новую наводку как раз вовремя, прежде чем та успеет растаять, понимаешь? Она считает, что эти воспоминания утрачены, но ты нашел фотоаппарат. Ты возвращаешь им жизнь.

— Судьба! — сказал Дэв, поднимая свой шар. — Это судьба.

Оказалось, что проводить время с Эбби довольно утомительно. Я убедился в этом, пока мы были в боулинге в Блумсбери, в подвале отеля «Тэвисток». Эбби вдруг захотелось посетить расположенные неподалеку музеи. Впрочем, к тому времени как мы до них дошли, она передумала. Хотя в эти же самые музеи нам пришлось возвращаться через весь город после того как мы съездили в Спитал-Филдс, где она намеревалась приобрести платье какого-то знаменитого молодого модельера. Впрочем, увидев его вживую, она решила, что оно слишком перенасыщено блестками, и отказалась от покупки.

— Кинотеатр появился здесь всего месяц назад. Любой снимок, сделанный после этого, отражает еще более недавние реалии. Как будто все подводит тебя к той ситуации, в которой сфотографирован ты.

Я попытался сделать вид, будто это ничего не значит и не волнует меня, но тон, каким говорила Эбби, не мог оставить меня равнодушным. Это был женский взгляд на положение дел. И, что еще более важно, этот взгляд не разделяет Дэв.

— Кроме того, — быстро добавила она, — непохоже, чтобы это было свидание. Фильм был о лагерях смерти во Вьетнаме. Кто приглашает девушек на просмотр подобной видеопродукции?

Слева от нас группа девушек, раскрасневшихся от вина и смеха, высыпала из кабинки караоке.

— Может быть, они смотрели другой фильм, — произнес я, не понимая сам, почему такой вариант устроил бы меня больше.

— Если она ходила туда с ним, конечно! Ведь на фотографии фигурирует только она.

— Это был он, — ответил я. — Кто-то же должен был ее сфотографировать. А единственный человек, кроме нее, появляющийся на фотографиях, — это он.

— Не только, — уточнила Эбби. — Еще ты. Кроме нее, на этих фото просматриваются два человека: ты и он. Прошлое… и будущее, — вздохнула она.

Дэв, опустив голову, сел рядом. Его шар очень медленно катился по дорожке.

— Не повезло, — прокомментировала Эбби.

Его телефон опять запищал.

— Черт. Забыл сказать Мэтту, что мы ушли оттуда.

— Ну, спасибо, ребята, — поприветствовал нас Мэтт, — за потрясающую экскурсию по Лондону. Сегодня я увидел кафе, рынок, дверь какого-то чертова музея, и теперь я здесь в пятидесяти, черт их побери, футах от кафе.

Он взмахнул рукой. Мы вернулись в магазин. Дэв оставил за прилавком Павла, рассчитывая к своему возвращению застать здесь толпы покупателей.

— Никто не заходил! — объявил Павел. — Никому не нужны твои игрушки.

— Это не игрушки, Павел. Бюджет последнего выпуска «Чувства долга» составил несколько миллионов, они наняли Кифера Сазерленда для озвучки, так что… Ты понял, я думаю.

— Черт с ним, — ответил Павел. Думаю, это выражение он подхватил от школьников, ежедневно в четыре часа дня наводнявших его магазин. Каждое такое нашествие продолжалось десять минут и стоило ему ежегодно нескольких сотен фунтов в виде украденных «Твиксов» и колы. Дэв открыл пакет и впился зубами в очередной крекер.

— Так что с той девушкой?

— Эбби мечется в поисках сигары.

— Для начала, зачем ей понадобилась сигара?

— Она сказала, что хочет сигару, да и мы все должны выкурить по сигаре. Она… понимаешь… изучает искусство.

Мэтт понимающе кивнул и задумчиво взглянул на меня.

— Изучает искусство… Да, я иногда встречаю таких. Обычно они носят большие очки. Недавно видел на Уимпи компанию — у них всех были приклеенные усы. Не знаю зачем. Так чего ради она тусуется с вами?

— Почему бы и нет? — обиделся я, но добавил: — Хотя она действительно лет на десять младше и в разы круче нас. Впрочем, это можно сказать о вас обоих. За исключением второго.

Мэтт рассмеялся. Мне нравилось, когда он смеялся. Мы постепенно становились друзьями. Следует учитывать, что между нами, когда мы впервые встретились, все-таки ощущалась некоторая отчужденность. Нам надо было привыкнуть к тому, что мы больше не учитель и ученик. Смеясь, мы как бы сносили разделявшие нас психологические барьеры.

— Что я пытаюсь сказать… — Он старательно подбирал слова. — Ты… встречаешься с ней?

— Нет, — быстро ответил я, смутившись. — Нет, мы просто друзья.

Дверь открылась, и вошел покупатель. Мы повернулись и уставились на него. Дэв удивленно опустил свой номер «Дейли стар». Покупатель осторожно закрыл за собой дверь. Снаружи.

— Почти угадали! — воскликнул Дэв, мы с Мэттом повернулись к нему.

— Тут статья. О парне, нашедшем фотоаппарат.

Я заинтересовался…

— Он нашел фотоаппарат. Цифровой. Правда, когда был в отпуске. Потом выложил фотографии на «Фейсбук». Владельца фотоаппарата узнал вдруг того, кто его посеял, и законный владелец получил его обратно. Неплохо.

— Шесть рукопожатий.

— Что? — переспросил Мэтт.

— Все взаимосвязаны.

Колокольчик над дверью зазвонил опять, но на этот раз я не стал оборачиваться. Иногда это бывало с Дэвом — он внушал ужас любителям видеоигр в северном Лондоне, так что покупателям приходилось спасаться бегством, не успев войти.

— Возьми любого человека, и окажется, что я знаю кого-то, кто знает кого-то, и так пока эта цепочка не приведет к цели. Говорят, что для этого достаточно шести шагов. Я не пробовал, но это идея, не правда ли?

Но Дэв смотрел на меня не так, как если бы его впечатлили мои слова. Нет, он смотрел так, как если бы убоялся того, что вот-вот произойдет.

— Привет, Джейсон.

Я обернулся.

— Привет, Сара.

Мы виделись в первый раз за… Господи, сколько времени прошло? Я еще не видел ее в этой одежде. После отпуска в Андорре она выглядела загорелой и отдохнувшей. А вот и то самое. Кольцо. Знак того, что теперь она принадлежит Гэри — дикому человеку из Олтрингема. Я бросил беглый взгляд на ее живот — пока ничего не заметно. Однако. У ее часов новый браслет. Забавно, на какие вещи обращаешь внимание, когда встречаешь бывшую девушку.

— Кого-то ждешь? — Она пыталась вести разговор в непринужденной манере, так, будто действительно хотела предложить помощь.

— Никого. Ну, знаешь. Кого-нибудь. Покупателя.

— Врешь, — сказала она с улыбкой.

— Не вру, — обиженно ответил я, пытаясь понять, почему в последнее время она постоянно думает, что я вру, даже если это действительно так. А потом — возможно, по привычке — я почувствовал, как меня охватывает стыд. Смущение и жгучий стыд. Это было самым мучительным из всех неприятных переживаний. Вина, как ни странно, занимала второе место. Она никак не отпускала меня, и, пока я не рассказал ей, вина сидела глубоко в моей грудной клетке, но стыд был главным. Всеохватывающий, липкий стыд.

Потому что есть кое-что, чего я не хотел вам рассказывать, хотя вы, наверное, уже догадались. Где-то через месяц после инцидента с Диланом и его дурацкой пневматической винтовкой; через месяц, на протяжении которого я получал от Сары столь нужную мне моральную поддержку; через месяц объятий и чаепитий, разбавленных моими слезами и унынием, я, словно воспользовавшись тем, что она однажды сорвалась, когда отчитала меня и сказала, что я должен взять себя в руки, разозлился, напился и переспал с другой женщиной. С Зои.

Вот так.

Видите?

Хуже всего то, что это была Зои.

Мы стояли и смотрели друг на друга, не зная, что сказать, когда в магазин с широкой улыбкой вошла Эбби с четырьмя сигарами в руках.

— О, — выдохнула Сара, — а ты, наверное, и есть Та Самая русская проститутка.

 

Глава 14, или

Окно с видом на юго-запад

Думаю, иногда хорошо чего-то не знать. Вот я, кажется, не все и не всегда знаю. Да и много из того, что я все-таки знаю, лучше бы и вовсе не знать. Но не знать — и не знать, что ты не знаешь, — это что-то особенное. Так твой разум становится более свободным. Ты можешь строить разнообразные планы.

Этим я и занимался в случае с девушкой. Строил планы. Искал смысл там, где его, возможно, никогда и не было, основывая все на такой малости, как мимолетная полуулыбка в вечернем полумраке, окутавшем Шарлотт-стрит. Но это лучше, чем такая реальность, например, когда Сара сидела в гробовом молчании напротив меня в кафе и поигрывала ложкой, а я просто ждал, пока принесут наш заказ.

Ребята сразу замолчали при появлении Сары. Разумеется, они обменялись приветствиями и Дэв приобнял ее, но всем было понятно, что это не дружеский визит, а скорее недружественный.

— Итак, — начала она, но в этот момент Памела, расплескав кофе, опустила на стол наши чашки рядом с серебряной вазочкой, переполненной пакетиками с сахаром.

— Можно нам еще сахара? — поинтересовался я с невозмутимым видом.

Сара улыбнулась.

— Да, — ответила Памела. — Друг сегодня не придет?

Дэв будет в восторге. Его тактика дает результаты!

— Нет, он сегодня опять выполняет кое-какую работу для благотворительной организации.

Надо будет напомнить Дэву, что он теперь работает в благотворительной организации. Раньше он напускал на себя более серьезный вид — косил под священника например, позиционировал себя как пилота коммерческих авиалиний или индийского принца. Памела пожала плечами и ушла.

— Новое увлечение Дэва? — спросила Сара.

— Памела.

— Этому извращенцу всегда нравились девушки в форме.

— Думаешь, передник — это форма?

Где-то в служебном помещении начальник Памелы устраивал ей разнос. На какое-то мгновение мы замолчали, но затем смущенно продолжили.

— Помнишь, как он ухаживал за той девушкой?

— Уточни, пожалуйста, — сказал я, вскинув брови.

Думаю, сплетничать о Дэве было намного легче, чем говорить о нас. Впрочем, легче было бы разглагольствовать о чем угодно — от истории прихода национал-социализма к власти до свингбола.

— Да ты ее помнишь. — Сара махнула ложечкой в мою сторону. — Он еще считал ее Той Самой.

Ну да, теперь понятно. Была всего одна Та Самая. Они встретились на концерте в клубе «Гараж» на Хайбери-корнер. Это было, когда мы еще могли ходить в «Гараж», не опасаясь, что нас примут за чьих-нибудь папиков. Дэв ходил за ней, чах от любви, скучал по ней, когда ее не было рядом, забирал ее вещи из химчистки, относил ее вещи в химчистку, выучился готовить ее любимое блюдо, на случай если бы она зашла, хотя этого так и не случилось. А через три недели выяснилось, что она так и не знает, как его зовут. Он был раздавлен. Думаю, именно из-за этого он решил обзавестись визитными карточками.

Сара улыбнулась, вспомнив кое-что.

— Я никогда не забуду, что он сказал на следующий вечер.

— Да. «Можете говорить о любви все, что угодно, но вряд ли невозможно сказать о ней и пару хороших слов».

— И мы весь вечер потратили, приводя примеры того, что он не прав. Ссылались при этом на оперы, воспевающие любовь, на картины, на покоренные вершины и на великие завоевания.

— Не забыли упомянуть шедевры Фила Коллинза, Элвиса Костелло и Билли Джоэла, а также маленьких кусачих насекомых, латинские названия которых символизируют любовь. Посоветовали послушать «Радио для влюбленных».

— И все равно он упирался. Говорил: «Оставьте меня в покое, я подумаю».

Смешок и расслабляющая пауза. Такие моменты нравятся Саре больше всего. Впрочем, теперь это не наши сближающие друг друга паузы, и потому их нужно чем-то заполнять.

— Как Гэри? — поинтересовался я, балансируя на грани тем, коих вообще не хотелось касаться.

— С Гэри-то все замечательно.

— Замечательно.

— Он сам замечательный.

— Замечательно.

— Он подыскивает новую машину.

— Прекрасные новости.

— «Гольф» начал барахлить, а я не могу водить его «лексус», так что…

— Вам скоро понадобится мини-вэн. Семейный.

Я кивнул на ее живот. Она закусила губу и отвернулась.

— Так почему ты здесь, Сара? Я ведь уже извинился, и поговорил с Гэри, и…

— Я хотела встретиться с тобой лично. Я не знаю, почему ты ведешь себя так. Видимо, стоило сначала сказать тебе. Или если не сначала, то хотя бы тогда же. Но это не моя, а твоя вина.

Я уставился в чашку.

— У нас обоих начинается новая жизнь. Давай будем благодарны за это. И в любом случае кто знает, сколько бы мы продержались вместе.

Она улыбнулась и допила кофе, но все, о чем я мог думать, это: «Что? Что?!»

— Что ты имеешь в виду под этим «кто знает, сколько бы мы продержались»? Я ошибся. Я пережил кошмар, ты меня не поняла, ты знаешь об этом.

— Все и так дышало на ладан, Джейсон. Иногда некоторые вещи просто ветшают сами по себе. Я до смерти раздражала тебя, и ты, разумеется, до смерти раздражал меня.

— Нет, — возразил я, — ты была идеальной девушкой.

— Тебе действовало на нервы, что я всегда хотела приходить заранее. Тебя раздражало то, как я постоянно закрывала, открывала и еще раз закрывала дверь, когда мы уходили из дому, чтобы быть точно уверенной в том, что она закрыта.

— Но это такие мелочи! — не скрывая досады, проговорил я, чувствуя, что мне хочется прокричать это во весь голос. У меня внутри боролись гнев и грусть, и непонятно было, что победит. — Нельзя расстаться с близким человеком только из-за того, что тот испытывает потребность постоянно проверять, закрыта ли дверь!

— Это мелочи, но они говорят о чем-то большем. Ты помнишь только хорошее. Вообще, надо признать, то, что ты сделал, было необходимо. Это многое прояснило, Джейс.

— Я не хотел ничего прояснять.

— Тебе пришлось предать меня, чтобы понять, что для нас обоих в этих отношениях почти не осталось того, что могло бы стать объектом предательства.

— Не пытайся переписать прошлое, Сара, — предостерег я, потому что ее слова звучали чудовищно, будто она так мстила мне.

Почему она так хочет убедить меня в том, что я ничего, собственно, и не потерял, да и терять там было нечего?

— Твоя проблема, Джейс, в том, что ты влюблен в саму концепцию любви.

— О, это ты взяла из какого-то фильма. Это просто слова. И что в этом плохого в любом случае? В жизни должно быть хоть немного романтики.

— Ничего плохого, но все-таки нужен порядок. Надежность. Ты все время говорил, что хочешь уйти с работы, дабы заняться бог знает чем. Ты никогда не говорил о свадьбе, о детях или…

— Это так банально! Мы не персонажи телесериала! Ты пытаешься, изображая из себя разумную женщину, сделать из меня инфантильного мужчину! Это не док Мартин! Я не Гэри или Тони, а ты не Дебора или та, с верхнего этажа!

Неприятно признавать, но я некоторым образом подтвердил ее точку зрения.

— Жизнь — это не набор цитат из Мартина Клунза, — напомнила она, откидываясь на спинку стула.

Я бы рассмеялся, но сейчас момент был слишком серьезным.

— Слушай, мне казалось, что ты рассказываешь об этом не совсем так, как было на самом деле. Так, значит, дети и свадьба — это то, с чего начал Гэри. На вашем первом свидании. Верно? Молодец. Там, в «Хилтоне» или «Вагамама», или где это имело место быть? Никаких прогулок под луной, да? Никакой романтической истории знакомства? Ничего, о чем можно было бы вспомнить?

— Это последнее, на чем держатся отношения. История — это просто последовательность событий. Кому какое дело до того, как люди познакомились? Никому.

— Мне.

— Значит, только тебе. Мы были вместе четыре года. Джейс, когда мы расстались, мне было уже тридцать. Мои приоритеты изменились. Твои нет?

Я задумался. Какие у меня приоритеты? Я тщетно попытался выявить таковые. Не может же у меня совсем их не быть. Но все, что мне пришло в голову, касалось вполне насущной потребности, а именно покупки хлеба и пинты молока; кроме того, я вспомнил, что в ванной нужно бы обработать щели новым герметиком.

— А потом… Я увидела, что ты удалил меня из круга друзей.

Я нахмурился.

— Детские выходки. Я имею в виду, я веду себя как ребенок. Мы не подростки, не стоит обижаться из-за каких-то манипуляций с «Майспэйсом» или «Фейсбуком» или чего-то в этом роде. Ты имеешь полное право удалять из друзей кого угодно и…

Эбби. Должно быть, это сделала Эбби. Она оставила решение за мной, и когда я попытался уйти от ответа, ссылаясь на то, что всецело занят поджариванием тостов, она удалила Сару из моих друзей.

— На самом деле я уважаю тебя за это решение. Один из нас должен был это сделать. Тебе нужна свобода. Тебе следовало сделать то, что сделала я, и начать все сначала. Просто… Просто это была довольно болезненная операция. Как будто ты изгнал меня из своей жизни.

Хорошо, подумал я.

Хорошо, что тебе было больно.

У меня поднялось настроение, несмотря на то что это было самым эгоистичным моим поступком, который только мог прийти мне в голову. Но я ничего не мог поделать: приятно было причинить ей боль, немного продвинуться вперед, ущипнуть ее. Это значило, что где-то в глубине души она все еще думала обо мне и я все еще имел для нее значение. Я уже причинил ей боль, когда мы были вместе. Сильную боль. И теперь я радовался тому, что это удалось мне снова, радовался своей наивной детской победе.

В этот момент я понял, что веду себя совсем не так, как следовало бы. И что моя победа на самом деле оказалось пустой, жалкой и ничего не значащей.

— Я не удалял тебя, — тихо и смущенно проговорил я. — Это сделала моя подруга. Русская проститутка.

Она обрадовалась. Это было почти не заметно, но я все равно разглядел признаки этого, так как всегда замечаю подобные вещи, когда речь идет о Саре.

— Я думал об этом. Не из злобы, просто тяжело смотреть, как ты начинаешь новую жизнь, когда сам я живу с Дэвом на втором этаже его магазина.

Мимо проехал грузовик, дизельная гарь вытеснила весь воздух, и земля задрожала так, что нам пришлось придержать чашки.

— Но я не смог. И не стал бы. У нас общее прошлое, я смотрю в будущее, я так решил, но зачем отказываться от того, что было? Глупость, разве нет?

Она улыбнулась.

Открыла сумку.

Вынула конверт и подвинула в мою сторону.

— Я была бы очень рада, если бы ты подумал вот над этим, — сказала она. Ее улыбка выражала одновременно и надежду, и извинение.

Памела выплыла из служебного помещения и выгрузила на стол еще горку пакетиков с сахаром.

Мы, я и Дэв, проводили Эбби на вокзал Виктория к шестичасовому поезду на Брайтон.

— Что вы делаете в следующую пятницу?

— Не знаю, — честно ответил я.

— Я позвоню, — пообещала она, целуя нас обоих в щеку, и помахала нам на прощание сигарой.

— Она слишком хороша для нас, — заметил Дэв, провожая ее взглядом. — Кстати, я сказал ей, что закончил курс по скульптуре. Если бы ты упомянул об этом, было бы очень неплохо.

* * *

— Ты пришел! — воскликнул Клем, сжимая бутылку с пивом. Он уже почти отодрал этикетку — видимо, находился в несколько нервозном состоянии.

— Это значилось в рубрике «Выбор дня» в «Лондонских новостях». Мы не могли не прийти.

— Не судите меня слишком строго. Это всего лишь мой третий уход от реальности.

Клем называл свои выходки уходом от реальности. Я искренне надеялся, что это для него нехарактерно, но все-таки несколько опасался того, что идеализирую ситуацию.

— Это Дэв, мой сосед, — торжественно проговорил я.

В половине восьмого мы стояли в центральном зале «Смеющейся головы», там, где иногда проводились дискотеки, и смотрели на сцену. В первом ряду расположилась порядком подвыпившая компания, отмечавшая, судя по всему, девичник. Невеста стояла в центре перекрывающих друг друга розовых крыльев. Позади них я заметил группу иностранных студентов, которых заманили сюда обещанием незабываемого вечера и возможностью увидеть что-то по-настоящему лондонское. За ними была пара средних лет. Их, вероятно, привлекли фотографии Джимми Кара и Майкла Макинтайра, ни один из которых, спорю на что угодно, никогда бы не стал заниматься своим ремеслом в «Смеющейся голове». Зачем, когда в Уэмбли или в «02» есть по крайней мере гримерки и бесплатная газировка.

У барной стойки Клем пытался разговаривать с авторами ситкомов о методике написания шуток. Но получалось так, что он просто отвлекал их от попыток прийти в нужное настроение, как можно быстрее начать и закончить этот вечер. В общем, они были не слишком рады советам от этого трепла средних лет, отличившегося всего в двух выступлениях.

— Так что ты думаешь об Эбби? — толкнул меня локтем Дэв.

— Ты это о чем?

— С чего бы вдруг она захотела провести пятницу и субботу с нами? Почему она договаривается о встрече на той неделе?

— Думаю, она находит нас неотразимыми.

Дэв рассмеялся. Это и вправду выглядело несколько забавно.

— Ей станет скучно. Так всегда бывает. Она кажется реально свободной девушкой — такие вечно порхают по жизни. Собирают коллекции друзей и расставляют их по темам. «Это мои друзья — музыканты. Это мои друзья — художники. Это мои за-тридцать-почему-у-них-до-сих-пор-нет-нормальной-жизни-а-есть-проблемы-с-женщинами друзья из северного Лондона. Они завтракают в кафе!»

— Не знаю. Она помогла мне с Сарой. Ускорила события. Заставила нас в открытую обо всем поговорить.

— И она…

— Не знаю, есть ли у нее парень. Спроси сам.

— Если я спрошу, она скажет, что есть. Лучше не знать. Так у тебя всегда есть шанс. Даже если ты видишь ее с мужем и только что присутствовал на церемонии их венчания в церкви, не надо спрашивать, замужем ли она. Это полностью разрушит все твои шансы.

Тут конферансье вышел на сцену и объявил номер Клема. Тот нехотя отвлекся от отскребания этикетки со второй бутылки.

— Ооо да, — выдохнул Клем, раздвигая двойные двери клуба и вырываясь на улицу. — Ооо, да…

Мы с Дэвом последовали за ним, не зная, что сказать.

— Ты выглядел вполне уверенно, находясь на сцене. Как думаешь, все прошло успешно?

— Что за вопрос? Вы слышали, как меня принимали.

Мы молча улыбнулись. Мы слышали, разумеется. Но в основном шорохи и покашливание.

— А вот теперь мне нужно выпить, — заявил Клем, обмахиваясь ладонью так, будто его переполняли впечатления этого невероятного вечера.

— Например, чем хороша шутка про проездные, — начал он, когда мы, уставившись в свои бокалы, уселись за столик. — Суть в том, что она достаточно доступна. Все их видели, все их покупали. Так вот, когда я говорю: «С этим проездным я могу доехать до Кингс-Кросс любым возможным способом», — а потом спрашиваю, эдак невзначай: «Так что, и через Луну можно?» — все покатываются со смеху. А все потому, что хотя каждый видел проездной, вряд ли кому приходило в голову, что с ним можно слетать на Луну. Ну, каково?

Мы уже минут десять внимали аналитической разборке пятиминутного номера, но пока еще не продвинулись дальше первой шутки. Дэв выпал из разговора, как только Клем открыл рот, и сейчас изучал взглядом внутренность бара отеля «Шарлотт». Клем привел нас сюда в знак признательности за поддержку. Не думаю, что он бы решился на это мероприятие, зная, что каждый осушенный здесь бокал обойдется ему в тридцать фунтов. Он попытался поторговаться с барменом, но не преуспел, и ему оставалось только заставить нас отрабатывать свои коктейли.

— Если бы я попросил тебя назвать самое лучшее место в моем выступлении, что бы ты выбрал? Я понимаю, трудно остановиться на чем-то одном, но все-таки, мне просто интересно.

— Эмм… — Я сделал вид, что задумался над вопросом. — Нет слов.

Окна были открыты, и весь тротуар был заставлен столиками; оттуда доносились обрывки разговоров и звон бокалов. Элегантный швейцар теребил манжеты, делая вид, что вовсе не предвкушает окончания смены. Дэв пялился на компанию девушек со слегка завитыми волосами, в туфлях «Лабутен». На столе было тесно от чисто дамского блэкберри и бокалов с совиньон блан до стаканов с водкой и лаймом. Они как бы хотели сказать: «Да, мы успешны, занимаем высокое положение и думаем в основном о работе, но здесь, на Шарлотт-стрит, мы тоже умеем отрываться в свободное время».

— А мне, раз уж зашел об этом разговор, больше всего понравилось место, — словно продолжая свое выступление, оживленно заговорил Клем, не обращая внимания на то, что ему никто не ответил, — где тот парень из зрителей уронил стакан и я ввернул свое коронное словечко: «Осторожнее!»

— Да, это было здорово, что тут скажешь, — поддержал его я. Дэв, кажется, был удивлен, услышав чей-то еще голос.

— Однако я, кажется, увлекся! — воскликнул Клем, в притворном ужасе хватаясь за голову. — Что это я все о себе и о себе. Что вам-то понравилось больше всего? Только самое-самое.

— Ты только что спрашивал, разве нет? — отозвался Дэв.

— Но ты уклонился от ответа.

— Мне понравился тот эпизод с выскочкой из зала.

— Но это то же самое, что только что упомянул я.

— Что поделать, — ответил Дэв.

Клем, кажется, обиделся.

— В любом случае мне пора, — сказал Клем. — Надо отточить несколько новых реприз. На той неделе у меня своего рода бенефис в клубе «Улыбайтесь чаще». Надо и там себя показать. А потом, кто знает — посыплются приглашения на корпоративы. Там крутятся действительно хорошие деньги.

Тут он, кажется, заметил кого-то у барной стойки.

— О, твой брат тоже слушал мое выступление? И ты молчал!

— Кто? — переспросил я.

— У Джейса нет брата, — встрял Дэв.

— У меня хорошая память на лица, — продолжал Клем. — И на часы. И на их лица тоже.

Упомянутый человек выбирал пиво. Задавая бармену вопросы и постукивая кончиками пальцев по кранам, он вдруг обернулся. И…

Не то чтобы я мог сейчас разглядеть его часы, но на той фотографии их было хорошо видно.

Я застыл.

Люди часто говорят, что они застыли, но вряд ли они высказываются в буквальном смысле и имеют в виду состояние, в каком я оказался сейчас. Я оцепенел, потому что это был он. Он был здесь. Представляете, здесь, в этом баре.

— Кем он работает, я забыл? — спросил Клем. — Кем работает твой брат?

— Да? — присоединился к нему Дэв, который понял, что происходит, узнал его и улыбался. — Кем работает твой брат?

— Я не сторож своему брату. Тем не менее он остеопат, — ответил я, пытаясь вспомнить, что наврал Клему ранее.

— Так разве это не он ортодонт?

— Вот именно.

— И у его жены светлые волосы?

— И тут не стану спорить.

Я не слушал рассуждения Клема о том, на чем поехать домой: на автобусе или метро, или, может быть, разориться на такси, — а продолжал пялиться на того парня. Он здесь, здесь, этот парень с шикарными часами. И возможно, она тоже топчется где-то неподалеку…

Не думаю, что встретить их тут такая уж неожиданность. Они оба работают где-то поблизости. У него, судя по квартире в «Аляска-билдинг», редкой машине, часам и загару, водятся деньжата. Естественно, что выпить он ходит в отель «Шарлотт-стрит», где обычным людям приходится выбирать — выпить или внести квартплату за следующий месяц. Вероятно, он привел сюда клиента, обмыть сделку.

Я еще раз внимательно оглядел бар. Здесь ли она?

И тут я понял нечто поразительное. Меньше всего мне хотелось бы, чтобы она оказалась здесь. Я был бы страшно недоволен этим.

Во-первых, я не готов к встрече, хотя все равно искал ее глазами — на всякий случай. Я давно не стригся и вообще был далеко не в лучшей форме. Я чувствовал себя как девочка-подросток, нарядившаяся для церкви и тут узнавшая, что сейчас придет мальчик, ну тот самый.

Во-вторых, если бы она была здесь, среди всех этих «блекберри», «лабутенов» и блестящих лаком волос, это значило бы, что она здесь с ним. А если она здесь с ним, то едва ли когда-либо окажется здесь со мной.

И в-третьих (Бог любит троицу!): если она здесь с ним, а не со мной, то это конец. Все кончено. Романтика, загадка, наши дедуктивные попытки найти ее при помощи изъятых у нее фотографий — все это закончится.

Я изучал его так долго, что еще немного, и это начало бы привлекать нездоровое внимание окружающих. Хорошо скроенный темно-синий классический костюм. Светло-голубая рубашка, шелковый галстук. Великолепные туфли, но с серебряными пряжками. Приятно видеть. Я бы не смог влюбиться в девушку, западающую на мужчин с серебряными пряжками на туфлях. Он был неплохо, чтобы не сказать — прекрасно, сложен; с того времени, когда фотографировался, волосы у него здорово отросли.

А вот обручального кольца не было.

— Тебе надо пойти и заговорить с ним, — толкнул меня в бок Дэв. — Выясни о нем что-нибудь. Спроси, есть ли у него девушка. Но сначала заведи с ним мужской разговор, поинтересуйся, за какую команду он болеет. А потом переходи прямо к наводящему вопросу: «У тебя есть девушка?»

— Ты изо всех сил пытаешься заставить меня выглядеть геем.

Я опять взглянул на типа с серебряными пряжками. Он пил свое «Перони» и смеялся над чем-то с другим мужчиной. Коллега? Друг? Кем бы он ни был, он опирался на стойку с таким видом, будто был у себя дома, будто Шарлотт-стрит принадлежит ему и это его вечеринка, на которую он позволил заглянуть незнакомцам.

Мы планировали допить свои коктейли и пойти в «Ньюмен-армс», чтобы пропустить пару кружечек среди своего круга, но Дэв, видимо, втянулся в интригу происходящего.

— Если ты не решаешься, я подойду к нему, — вызвался он. — Должно быть, он подвизается где-то поблизости. Тогда она либо заходила к нему в офис, когда ты ее видел, либо тоже работает где-то тут. Они могут оказаться просто коллегами.

— Не надо этого делать, — как можно строже сказал я. — Нам нужен не он, а она.

Я действительно боялся, что Дэв сейчас подойдет к нему, наболтает ему о фотографиях, скажет, как здорово все это совпало, и согласится отдать их ему. Украдет у меня шанс. Лишит меня возможности, столь долго выжидаемой мною. Кроме того, я действительно чувствовал, что это может стать началом чего-то нового. Началом истории. Сара — повзрослевшая, ставшая слегка циничной — посмеялась бы над этим, но я не никогда не смогу над этим смеяться. Считается, что мужчины ничего такого не хотят, не жаждут, так как проще согласиться с тем, что подобное свойственно только женщинам, а мы лишь хотим смотреть «Топ гир» в футболках с соответствующим логотипом, принимая от покорных и молчаливых женщин очередной номер журнала «Топ гир».

Я как раз собирался объяснить все это Дэву, но он встал и направился прямиком к стойке.

 

Глава 15, или

На задании

— Невероятно, но факт, — объявил Дэв через несколько минут, буквально дрожа от восторга, когда мы уже стояли перед таверной «У Фицроя». — Ты у цели. Я почти уверен в этом.

Мы стояли, потягивая пиво и чувствуя несомненное облегчение от того, что наконец оказались среди своих. Дэв, воспользовавшись моментом, решил поделиться информацией, добытой в стане врага.

— Почему я так думаю? Да у того парня, — он ткнул пальцем в направлении барной стойки, и я ударил его по руке, на случай если на нас кто-то смотрит, — у того парня совершенно нет чувства юмора. А у тебя есть его зачатки.

Я посмотрел в окно. Приятель «того парня», должно быть, сказал что-то смешное, потому что чувак хлопнул его по плечу и рассмеялся, запрокинув голову. С такого расстояния казалось, что чувство юмора у него все-таки есть, но мне очень хотелось верить Дэву.

— Чувство юмора всегда стоит первым в списке того, что нравится женщинам, — задумчиво продолжил он, — да, оно всегда стоит одним из первых, так что не знаю, с какой стати ей с ним встречаться. Ну разве что дело в деньгах, внешности и, возможно, обаянии. Но у тебя в отличие от него еще есть чувство юмора.

— Как думаешь, Памела сможет оценить твое чувство юмора? Конечно, сначала ей надо будет выучить английский и освоить во всех тонкостях видеоигры.

Лицо Дэва приняло типичное для него выражение. Я продолжил, перейдя к действительно интересовавшему меня вопросу:

— Так что ты ему сказал? Как ты начал разговор?

— Я не знал, что сказать, а потому просто вынул проездной и спросил: «Вам не кажется, странным, что здесь написано „любой дорогой“? Интересно, значит ли это, что через Луну тоже?» И он рассмеялся.

— Рассмеялся? Он?

— Да. Я продолжил той шуткой Клема про коктейль.

— И он опять рассмеялся?

— Нет, эта шутка ему не понравилась. Думаю, он решил, что она слишком неприличная. Но разговор у нас завязался.

Я наблюдал, как Дэв разговаривает с тем парнем в ожидании заказа (он попросил водопроводной воды, и такое начало не слишком обрадовало бармена). Я нервничал. Мне казалось, что меня в любую секунду улучат в каком-то предосудительном поступке. Как будто вот-вот ввалится полиция и прикажет мне либо отдать фотографии, либо отправляться прямиком в тюрьму Белмарш. Моя душа ушла в пятки, когда Дэв протиснулся к стойке и постучал пальцами по крану с пивом, так же как это делал тот парень.

Когда напряжение стало совсем уже невыносимым, я начал придумывать оправдания, на случай если нас раскроют. Буду настаивать на том, что перепутал ее одноразовую камеру с собственной, поэтому мы и напечатали фотографии. Или я мог бы сказать, что Дэв признан невменяемым и это он напечатал снимки, пока я — его опекун — отходил от снотворного, подсыпанного в мой бокал ревнивым соперником. Но эти трое разговаривали у стойки, улыбаясь и кивая. Один из них полез в карман за визитной карточкой.

— И кто же он? — поинтересовался я. — И зачем ты попросил у него визитку?

— Я спросил их, каким конкретно бизнесом они занимаются.

— И?..

— Они рестораторы. Или, во всяком случае, вложили какие-то деньги в ресторанный бизнес. Я сказал, что мой отец владеет несколькими ресторанами на Брик-лейн, и вот — визитная карточка.

Он отдал ее мне. На ней значились только имя и номер, ничего больше.

Дэв опять попытался убедить меня в том, что это судьба. Мне пришлось напомнить ему, что мы на Шарлотт-стрит. Логично искать здесь кого-то, кто работает на Шарлотт-стрит. Встретить того, кто здесь же работает вечером, можно назвать везением. Но судьбой? Мне в общем-то не важно, как это называется: удача, везение, стечение обстоятельств. Какая разница — важно, какие чувства это во мне вызывает.

На следующее утро я проснулся от того, что Дэв и его отец кричали друг на друга. Примерно раз в месяц отец Дэва приходил и кричал на него на этом тарабарском языке. Дэв только совсем недавно начал отвечать ему тем же.

«Семейные проблемы», — мрачно объяснял он мне, заваривая кофе или включая телевизор. Я ничего не отвечал — как можно комментировать «семейные проблемы»?

Я уставился в потолок, пытаясь думать о чем-нибудь другом. Можно было бы поразмышлять о Саре, но на ум тут же приходил Гэри, так что я решил поискать другую тему. Вчерашний вечер. Тот парень. И его визитная карточка.

— Ну, как это было?! — воскликнул Клем в восторге от самого себя. — Расскажи им!

— Клем был великолепен, — соврал я. Зои склонила голову набок и улыбнулась — таким образом выказывая Клему свой восторг, а мне — недоверие.

— Там был поистине замечательный момент, — признался Клем, крутясь на кресле и пытаясь выглядеть непринужденно. — Какой-то парень уронил свою кружку, и я решил: ага, здесь можно сымпровизировать.

Я кивал и улыбался, думая лишь о том, когда же будет удобно вернуться к компьютеру и зайти в «Гугл». Моя рука все это время сжимала в кармане его визитную карточку «того парня».

Я заметил, сколь усталой и грустной сегодня выглядела Зои, лишь когда Клем закончил свой рассказ (а говорил он долго) и Сэм отвела меня в сторону с вопросом:

— Что случилось? Ты что-нибудь слышал?

— Нет, — ответил я. — А должен был?

Откровенно говоря, сейчас мне было трудно смотреть на Зои. После того как я снова увидел Сару, это было нелегко. Каждый раз, когда бросал взгляд на Зои, я вспоминал, какой сволочью могу быть подчас. Мне приходилось немалым усилием воли изгонять эти мысли из головы и снова лезть в карман, чтобы прикоснуться к визитке.

Дэмиан Андерс Ласкин.

И что мы можем выяснить о Дэмиане Андерсе Ласкине?

Я полагал, что он очень-очень богат.

Это означало бы, что большая часть денег досталась ему от отца — богатого аристократа-промышленника, все еще продолжавшего подталкивать бедного Дэмиана по карьерной лестнице в семейной компании, и она скорее всего называется «Ласкинс лимитед», имеет отношение к виноградникам, ведет свою историю с давних времен, неоднократно меняя название, дабы получше скрыть свое участие в работорговле.

Можно было бы ожидать, что он учился в Итоне. Разумеется. И что там он познакомился с наследным принцем какой-нибудь африканской страны, впоследствии снабжавшим его заказами на поставку оружия. Он с радостью хватался за них, чтобы превзойти отца с его сравнительно мелкими амбициями виноторговца, но его планы рухнули, когда его дружбана свергла военная хунта.

Я думал, выяснится, что он был женат на модели из Восточной Европы, с которой познакомился, когда открывал офис «Ласкинс» в Праге — в этой доверенной ему отцом миссии он не преуспел просто потому, что у него душа не лежит к семейному бизнесу. Детей у них не было — она не хотела рисковать параметрами своей фигуры и перспективой продления контракта с «Клиник», и вообще нелегко, когда тебе почти тридцать, а твой муж думает только о делах и своей любовнице.

Я думал, что он неплохо играет в теннис и берет уроки у Пэта Кэша и Айвана Лендла, познакомившись с ними при организации по уик-эндам игр в гольф для знаменитостей. Обычно подобные мероприятия обставляются как благотворительные, но на самом деле его интересовало только снижение налогов и мнение прессы. Я исходил из того, что он водит спортивную машину, бросает фразы вроде «я обращаюсь с моими спортивными машинами так же, как с моими женщинами» и заканчивает их как-нибудь еще более остроумно. Не могу сейчас представить как, но это точно заставило бы самого Кларксона подавиться жареной свининой и зааплодировать.

А еще я думал, что, куда бы Дэмиан Ласкин ни направлялся, все смеялись над его шутками вне зависимости, стоили они того или нет, и когда он появлялся на публике, ему кивали в надежде на то, что он тоже кивнет в ответ. Все женщины мечтали выйти за него замуж, а мужчины — чтобы он наконец отвалил куда-нибудь подальше, так чтобы их женщины перестали мечтать о замужестве с ним. И как бы жизнь ни обращалась с ним, у Дэмиана Ласкина всегда все будет хорошо, потому что он родился с серебряной ложкой во рту.

Это слишком. Мы так не похожи. Слишком со многим мне придется сражаться. В конце концов, если я не устраивал Сару, если у меня с ней все «дышало на ладан», даже когда…

— Ну? — прервал мои мысли Клем.

Вопросительные взгляды. Вскинутые брови. Все ждут моего мнения. Но по какому поводу?

— Ну… я согласен, — сказал я, как бы подводя черту под обсуждением.

Молчание.

— Но я решительно против того парня, крикнувшего посреди твоего выступления «вон со сцены!», — попытался я спасти положение.

Клем тем не менее повернулся ко мне спиной.

Человек, посчитавший указать на визитной карточке только имя и телефонный номер, должно быть, очень уверен в себе.

Визитная карточка Дэва отличалась еще большей лаконичностью, так как содержала лишь его имя. Это обусловлено тем, что он знает — девушки, получающие его визитки, никогда ему не позвонят.

Но кто в наши дни может игнорировать Интернет? Над кем не властен «Гугл»? Фраза в какой-нибудь социальной сети, строчка в отраслевых новостях и жалоба от населения в местной газетке вызывают ту или иную реакцию.

Разумеется, и мой запрос принес результаты.

Множество.

Чего и следовало ожидать, учитывая, что тот парень занимался рекламой.

В «Маркетинг уик» на него имелся весьма обширный материал, так же как и в «Дейли телеграф» отмечалось его присутствие на той или иной презентации в обществе некой светского вида особы по имени то ли Камилла, то ли Клодетта, но скорее всего ее звали Коллетт. В журнале ресторанной индустрии упоминалось о сделанных им недавно инвестициях. По мнению «Гардиан», этот «некогда чудо-ребенок превратился теперь в чудо-взрослого — в Дэмиана Ласкина».

Он всего добился сам. Выходец из рабочего класса, он поступил в университет и получил стипендию. Устроился в небольшую пиар-фирму в Бредфорде. Через четыре года возглавил ее офис на Дин-стрит. Еще через четыре года — на Авеню-оф-америка. Потом начал работать сам на себя. Сейчас он генеральный директор или директор, отвечающий за производство, а может, и вице-президент компании «Форест Ласкин ПР». Все это выглядело очень впечатляюще. Мне в голову не приходило ни единой причины, способной вызвать к нему неприязнь.

Затем я прочел:

«Слово „лес“, — говорит Ласкин (в свои 42 года), — подразумевает естественный рост. Это именно то, чего мы добиваемся квартал за кварталом, год за годом, с тех пор как основали компанию».

Пафосная чушь.

Я просмотрел его клиентскую базу, надеясь увидеть, что она зиждется на игровых залах и индийских соусах.

Рекламная кампания для «Мерседес-Бенц». Весна-лето.

Новые магазины «Дольче и Габбана»: Сохо, Динсгейт, Лейне.

«Сваровски».

«Грей Гус».

«Брейтлинг».

Часы. Да, у него часы «Брейтлинг».

«Бенг и Олафсен».

«Лексус».

Мне недавно рассказывали что-то хорошее про «лексус».

Внутри у меня что-то щелкнуло.

Я забил в «Гугл» название компании.

Нашел адрес.

Позвонил Дэву.

Забавно, как появление соперника может заставить собраться.

Разумеется, офис «Форест Ласкин» оказался на Шарлотт-стрит.

Вот он — рядом с «Саатчи и Саатчи», почти напротив кафе «Рома», где я, сам того не зная, попал на снимок, сделанный девушкой. Мы с Дэвом сидели в «ниссане-черри», по уши в пакетах из-под чипсов и трубочках из-под мороженого. Припарковались мы там, где делать этого не стоило, но было чуть больше половины седьмого, и все служащие парковок разъезжались в метро по домам. А люди, оказавшиеся в этот час на Шарлотт-стрит, явно были озабочены поиском места, где можно было бы провести вечер. Дэв погрузился в чтение номера «Геймпро» месячной давности. Я включил радио и уставился в окно.

Оказывается, Шарлотт-стрит очень даже приятная во всех отношениях улица. Хотя надо сказать, что эти ее кварталы выглядят более деловыми, не такими интересными. Над нами возвышались огромные деревья, ветви которых переплетались над дорогой, защищая ее от солнца, дождя и мокрого снега.

Это такая улица, что если ты работаешь на ней, то ощущаешь себя ее частью; хочешь, чтобы твое имя было увековечено здесь.

Вот бар «У Джейми». Я представляю, как Дэмиан Андерс Ласкин каждую ночь около полуночи пропускает тут бокал виски в ожидании звонка из Токио или Сиднея. Вот вполне симпатичное заведение «У Елены» — названное в честь легендарной Елены, которая с одинаковым радушием встречала и Де Ниро, и парня, торговавшего газетами у метро.

Вот «Андреа». На самом деле это, конечно, «Андреас», но все зовут заведение «Андреа». Кажется, так звучит лучше.

Вот «У Жозефины», вот филиппинский ресторан, вот «Сиам централь», «Пальмы Гоа», «Нико-Нико», «Лист карри», вот греческий клуб.

— Весь мир представлен на Шарлотт-стрит, — провозгласил Дэв, будто прочитав мои мысли. — Так какой у нас план?

— Пойдем за ним.

— Пойдем за ним?

— Пойдем за ним. Почему бы и нет? Пошли за ним.

— А что потом?

— Посмотрим.

— На что посмотрим?

— Посмотрим, что делать. Если он будет с девушкой или если он приведет нас к ней, тогда… Тогда, думаю, все кончено. Потому что тогда они точно вместе.

Я похлопал по карману куртки. Дэв посмотрел на меня.

— Фотографии у меня с собой, — заверил я его. — Я просуну их под дверь того места, где они обитают, и мы уберемся оттуда.

Дэв повернулся ко мне.

— Вот как? Я думал, у тебя более грандиозные планы.

— Ближе мы не подберемся.

Чего я, собственно, ожидал? Что найду места, где она побывала, и буду сам там фотографироваться? Придумывать все менее и менее популярные конкурсы для «Лондонских новостей»? Все это не сработало.

— Разве ты не хочешь поговорить с ней? Просто чтобы попрощаться?

Я думал об этом. И решил, что нет, не хочу. Я уже говорил: есть что-то, чего лучше не знать. Что, если она окажется идеальной? А если все так и есть, как я себе представляю? Девушка со светящейся здоровьем кожей и бесконечным запасом оптимизма. Что, если ее квартира обставлена потрепанной, но самой элегантной мебелью? Представьте, что я так и не написал письмо Эмили Пай. Да, эта история так и осталась бы незавершенной, но по крайней мере ее эпилог не был бы таким жестоким. Думаю, все мои проблемы с женщинами начались с Эмили Пай, с того дня, когда я решил попытать счастья и бросил в ее ящик это письмо.

В моем случае лучше ничего не знать. Приятнее думать, что некие планы была вполне реальными, чем признать совершеннейшую невозможность этого. Пусть лучше она остается девушкой с фотографии, чем девушкой, с которой я все-таки познакомился.

Разумеется, я не мог знать наверняка, что Дэмиан Андерс Ласкин приведет нас к ней. Я даже не был уверен в том, что они действительно вместе. Но несмотря на то что я пытался убедить Дэва в своей готовности отнестись к этому как взрослый мальчик, именно эта неизвестность так меня и привлекала. Игра вслепую принесла мне целый фейерверк эмоций и оживила мое сердце, до этого разбитое и омертвевшее. Все было не настолько уж плохо. Иногда надо рискнуть, чтобы встряхнуться. Использовать момент.

Кроме того, мне нечего было терять. Нет, правда. Разве что утратил бы немного надежды. И в любом случае после этого я смог бы двигаться дальше.

— Готов спорить на что угодно, окажется, что он гей, — решил оживить беседу Дэв. — Если бы это был фильм, к этому бы и подвели. Сначала было бы много разных шутливых намеков на это, а когда ты бы подошел к нему, он изрек бы что-то вроде «позвольте познакомить вас с моей семьей». А потом мы еще долго оставались бы в шоке, увидев, что вместо ожидаемой девушки вошел мужик.

Дэв рассмеялся и хлопнул ладонью по рулю.

— При этом мы бы были в гей-баре, и этого мужика звали бы как-нибудь так, что было бы непонятно, кто он — Пэт или Джо.

Он успокоился и добавил:

— Как же мне иногда хочется, чтобы в жизни все было как в фильме.

Я посмотрел на него с укором.

— Однако мы сидим в «ниссане-черри» и готовимся к шпионской операции.

Его глаза вспыхнули.

И тут я услышал по радио что-то знакомое и прибавил громкость.

— «Кикс»! — обрадованно воскликнул я.

— Кто?

— Та группа. Мы с ними друзья. Ну, по крайней мере мы знакомы. Это друзья Эбби.

Я снова прибавил громкость. Это была заглавная песня с альбома. Потом диджей — тот самый, как я думаю, что курирует девиц из «Шугабейбс», — объявил:

— Луч света в темном Брайтоне «Кикс».

— Это моя цитата! — Я был в восторге.

— Так написано в их пресс-релизе, и кто я такой, чтобы с этим спорить… В эту пятницу они будут играть в «Скала» около Кингс-Кросс вместе с «Плей-энд-рекорд», «Нейборз фром Хелл» и…

— Как раз когда приезжает Эбби, — уточнил Дэв. — В пятницу вечером.

Мы вернулись к наблюдению за улицей как раз вовремя, чтобы увидеть, как Дэмиан Андерс Ласкин выходит из здания и переходит через дорогу.

— Заводи «черри»! — вскричал Дэв, включая зажигание.

Как выяснилось, нам не надо было далеко ехать.

Мы попытались украдкой тащиться за ним, но очень трудно преследовать идущего пешком человека, когда водители машин сзади настоятельно требуют, чтобы ты хотя бы попытался приблизиться к тридцати милям в час.

Кроме того, Ласкин не собирался идти далеко. Совсем не собирался.

— Кто бы мог подумать! — воскликнул я, уставившись на вывеску.

Мы подождали несколько минут, прежде чем войти.

— Столик на двоих, пожалуйста, — уверенно объявил Дэв, пока я осматривался.

Вот и он. У окна. Напротив него никого нет. Возможно, он ждет ее. Возможно, все это начиналось в «Абрицци» и кончится здесь же.

— Что будем делать? — спросил Дэв.

— Наблюдать.

В этом было что-то необычное. Почему «Абрицци»? Зачем бы ему понадобилось обедать тут? Не то чтобы здесь было так уж плохо, просто «Рока» же совсем рядом. Люди вроде Дэмиана обедают в таких заведениях, как «Рока». Туда же они водят девушек. Для начала они берут «Мохито», а потом отказываются от меню для новичков, так как столуются там постоянно, берут инициативу в свои руки, заказывая крабов в мягком панцире, черную треску и икру осетра.

— Давай сядем рядом с ним, — шепнул мне на ухо Дэв.

— Давай не будем садиться рядом с ним, — шепотом ответил я, но в этот момент подошла официантка в футболке и шляпе памяти Джейсона Пристли.

Дэв показал на стол у окна и поинтересовался, можно ли присесть туда.

От Дэмиана Андерса Ласкина все-таки прекрасно пахло.

Думаю, будь я все еще учителем, я бы описал его так:

«Внешность: выражение лица Дэмиана говорит „я очень занят, и мои мысли находятся далеко отсюда“, даже когда он просто жует хлебную палочку или скучающим взглядом просматривает меню в слишком дешевом для него ресторане. Вблизи он похож на парня из рекламы, имеющего огромный холодильник из нержавеющей стали, наполненный пекинской капустой.

Общение: „спасибо“, — сказал он официанту, когда мы садились, но не поднял глаз, пока тот наливал ему минералку с газом, так будто бы был маленьким принцем.

Общее впечатление: радует, что он не поднял взгляда, не попытался как-то выделить официанта. Это свидетельствовало о том, что мы с ним разные».

Хотя, возможно, я был немного расстроен.

Забавно: мы сидели в нескольких дюймах друг от друга, но он не имел ни малейшего понятия о том, что это значит.

Я хочу сказать, что для нас он был своего рода знаменитостью. Не то чтобы мы были как-то сдвинуты на нем или были большими его поклонниками, но мы кое-что о нем знали. Представьте себе, что вы сидите в «Старбаксе» рядом с Жаном Люком Пикаром. Вот такое ощущение. Тебе хочется дать ему понять, что ты знаешь, кто он такой и в чем заключается его секрет, но ты этого не делаешь. Ты просто не обращаешь на него внимания. Ему же хочется именно этого, а ты стремишься скрыть свое знание. Вам знакомо это чувство?

Я видел, что Дэв испытывает те же ощущения. Так что мы тихо изучили меню, постучали пальцами по подбородкам и… стоп-какого-черта-Дэв-сейчас-делает?

— Извините, — неожиданно обратился он к Ласкину.

— Дэв. — Я сделал вид, будто хотел спросить его о пицце. — Эй, Дэв.

— Неудобно вас беспокоить.

Дэмиан Андерс Ласкин оторвал взгляд от своего айфона, посмотрел на нас… что это? Тень узнавания? Отблеск фразы «мы знакомы»?

Но что же делает Дэв?

— Простите, не могли бы вы, — продолжил он, пока я с изумлением наблюдал за ним, — нас сфотографировать?

Он широко улыбнулся и протянул одноразовый фотоаппарат.

Мой одноразовый фотоаппарат.

Дэмиан Андерс Ласкин секунду смотрел на камеру, а затем улыбнулся:

— Разумеется. Я знаю, как пользоваться этими штуками.

— О… — выдохнул Дэв, как будто что-то всплыло в его памяти. — Дэмиан, верно?

Щелк.

— Очень странно встретить вас здесь снова, — в четвертый раз повторил Дэв в перерыве между пережевыванием пиццы.

— Ну, я работаю поблизости.

Я старался вести себя как можно незаметнее, несмотря на то что Дэв неоднократно пытался втянуть в разговор и меня.

— Если не секрет, — поинтересовался Дэв, — вы в это заведение вложили деньги?

Дэмиан улыбнулся, положил вилку и вытер губы салфеткой.

— Нет-нет. Мое заведение находится в Шордитче, оно называется «Хасл'н'Джайв». Такой джазовый клуб в стиле двадцатых, с некоторым налетом современности.

Мы кивнули, как будто поняли, о чем это он.

— Нет, это заведение не в моем стиле, — опять ухмыльнулся он, — но мы получили заказ на рекламную кампанию для них. Ничего из ряда вон, но они собираются открывать еще один ресторан в Манчестере, а через полгода в Глазго, так почему бы не взяться за это с самого начала. Неплохой старт для какого-нибудь перспективного сотрудника. Тем более в кризис не бывает лишних заказов…

Я посмотрел на его часы, на его костюм. Нелегко поверить, что он так уж пострадал от кризиса.

— Так чем, вы говорили, вы занимаетесь, Дэв? Ресторанами?

— В том числе да. На Брик-лейн в основном. Но кроме этого, я занимаюсь разработкой видеоигр. Сложная тема; думаю, не стоит ее развивать.

— А вы, Джейсон?

— Журналист, — ответил я, стараясь не вдаваться в подробности.

— А фамилия ваша?

— Пристли, — напомнил я, и он рассмеялся. Правда, не по той причине, по какой все обычно смеются. Он поднял салфетку.

— «Волшебный уголок итальянского рая!» — прочитал Дэмиан. — Так неужели это действительно вы?

— Да. — Я смутился: у него был сайт, целая империя, а у меня — только имя на салфетке.

— Вы знаете, что именно эта ставшая поистине крылатой фраза и убедила их вложиться в рекламную кампанию в Лондоне? Если бы я не обедал бесплатно, то заплатил бы за ваш обед!

— Вы и так могли бы, — холодно заметил Дэв, но Дэмиан не обратил на это внимания.

— Итак, «Лондонские новости»… — заинтересованно проговорил он, но внезапно его лицо приняло сочувственное выражение. — Тяжелые времена.

— Думаете?

— А как дела в редакции? Как боевой дух?

Боевой дух? Вот с ним-то все в порядке.

— Да, знаете…

— Ну, думаю, все нормализуется. Иногда до меня доходят всякие слухи. Не хочу повторять не к месту.

— Да нет, я имею в виду, что я-то фрилансер, а потому всего мне и не рассказывают.

— Джейсон — редактор раздела обзоров, — встрял Дэв.

— Исполняющий обязанности, — поправил я, — пока редактор болен.

— В любом случае вы уже нам помогли, — признался Дэмиан.

Я только пожал плечами.

— Вы есть в нашем списке? Мы ведем список наших друзей, устраиваем презентации, и все в таком духе. Я вас внесу; какой у вас электронный адрес?

Я продиктовал. Он вбил его в телефон.

Минут через десять Дэмиан поднялся и заговорщицки подмигнул мне.

— Ну, к счастью, мне больше не придется этого делать. Но я должен был проявить интерес — это так много значит для клиентов.

Мы с Дэвом встали и опасливо пожали ему руку. По очереди, разумеется, не одновременно.

— Auf wiedersehen, ребята, — попрощался он, — я с вами свяжусь, Джейсон.

— Подождите! — воскликнул Дэв, толкнув меня в бок. — Еще кое-что.

Дэмиан развернулся и вскинул брови, ожидая вопроса.

— Вы один, Дэмиан?

Молодец, Дэв. Очень дипломатично. Я сел и сделал вид, что читаю что-то на дисплее мобильника.

— Я имею в виду, вы сейчас с кем-то встречаетесь?

Дэв не мог не бросить на меня взгляд, говоривший:

«Смотри, что я могу!»

— Я польщен, — ответил Дэмиан, нервно переводя взгляд с Дэва на меня. — Но на самом деле сейчас я не свободен.

Он развернулся и направился к выходу. До Дэва только в этот момент дошло, как Дэмиан его понял.

— Нет, я спрашивал не для себя! — закричал он вслед ему в панике. — Не для меня!

Он показал в мою сторону.

— Значит, все-таки для этого.

Я был не против, зная, что представляет собой компания Ласкина и чем они занимаются. И как бы то ни было, меня только что добавили в список.

«Ты приложишь все усилия, отдашь свою жизнь, чтобы попасть туда, где твоя любимая женщина».

Пословица племени шона, Зимбабве

Спасибо за комментарии к моим блог-записям. Вас уже десять, и хоть мне и неприятно, что многое приходится скрывать, я стараюсь быть честной с вами.

Мартин — нет, я не могу сказать, как его зовут, но твой ник вполне подошел бы.

Морин — да, думаю, я бы хотела увидеть снимки из того фотоаппарата.

Но думаю, что именно для этого я и завела блог. Чтобы сохранить в памяти те моменты, от которых у меня теперь ничего не осталось.

Когда я в первый раз оказалась у него в квартире — такой же большой, как «Аляска», — я рассказала ему о своем списке.

Вот он: список мест, откуда я когда-либо отправляла открытки и кому. Эти точки — история моей жизни. Как и те, кому они предназначались.

1. Эйбериствит — поход с учителем географии (маме с папой, бабушке).

2. Дьеп — поездка по обмену (маме с папой, бабушке).

3. Глазго — концерт какой-то группы (маме, бабушке).

4. Стерлинг — первая неделя в университете (маме с папой, бабушке).

5. Лондон — собеседование по работе (маме, бабушке).

6. Уитби — навещала папину могилу. Я взяла его машину, но открытку оставила маме.

Тогда, думаю, у него и появилась эта идея — у него всегда масса идей. Наверное, я слишком раскрылась тогда перед ним. И, как бы мне ни хотелось обратного, это значит, что больше мне не стоит так раскрываться.

Вот почему, отвечая на твой вопрос, капитан Стинкджет, мне лучше пока оставаться анонимной.

 

Глава 16, или

Спокойной ночи и доброе утро

Думаю, если бы я все еще был учителем, может быть, таким, который иногда вел у нас уроки естествознания, когда мистер Додд был на больничном (если бы на большой перемене вам пришло в голову навестить его и передать открытку с пожеланием скорейшего выздоровления и цветы, вы с большей вероятностью могли бы найти его в баре при букмекерской конторе «Ледброукс»), я бы описал текущую ситуацию так:

«Цель: если бы я сам знал.

Метод: суд назвал бы это преследованием.

Результат: было бы неплохо его получить.

Вывод: лучше не спешить. Но попасть в список было удачным ходом».

Понимаете, я все знаю о таких списках. Попасть в него означает, что ты избранный и знакомство с тобой высоко ценят. Пиар-менеджеры называют тебя «дружественный журналист», а не просто «журналист». Ты получаешь допуск в круг избранных и можешь принимать участие в закрытых презентациях, вечеринках, а на них, кстати, тебе предложат горы деликатесов и море напитков. И все это так, что бы остальные журналюги сходили с ума от зависти и от осознания того, что они не доросли до твоего уровня.

Хорошо быть в таком списке. Ты обрастаешь связями, обретаешь доступ к тому, что иначе оставалось бы для тебя за пределами досягаемости. Есть, если поискать, и более авторитетные печатные органы, чем даже «Лондонские новости», — «Эсквайр», к примеру, или «Шортлист», да и множество других журналов и газет, нуждающихся в сотрудниках моего уровня. Оказавшись в списке Ласкина, легко можно попасть и в другие реестры.

— В следующий раз надо будет зайти в «Хасл'н'Джайв», — с редкой для него решимостью проговорил Дэв, когда мы ехали в автобусе домой. — Вдруг наткнемся на него еще раз. Заодно выясним, что такое джазовый клуб в стиле двадцатых, с некоторым налетом современности.

Я объяснил ему, что мы можем без этого обойтись. Оказавшись в списке, я могу быть уверенным в том, что рано или поздно снова встречусь с Дэмиэном. Возможно, наше знакомство укрепится и через него я смогу разузнать что-нибудь о девушке. Когда Дэв понял, что вторым приглашенным на все мероприятия скорее всего будет он, восторгам его не было конца.

— Нас пригласят на «Формулу-1»! — объявил он на следующее утро, уже дома. Он играл в «Зомби-фашистов» и широко улыбался. — Или в Уимблдон! И наверное, они выкупили кучу билетов на Олимпийские игры! Там будет специальная ложа и бутерброды! Ты ведь возьмешь меня с собой? Пообещай прямо сейчас!

— Возьму, — сказал я.

Он перезарядил ружье и разнес в клочья очередного зомби-фашиста, чтобы это отметить, а затем, взглянув на часы, спросил:

— Разве ты не должен был уже уйти?

Я знаю, наивно полагать, что твое имя в каком-то списке может неким образом изменить твою жизнь. Но, я уже говорил, для меня это означало, что меня приняли и мои способности по достоинству оценили. Разумеется, вы можете сказать, что всего внесли лишь еще одно никому не известное имя в список рассылки, набираемый скучающей практиканткой. Но я был тем не менее благодарен Дэву за то, что он вовлек меня в эту ситуацию.

В последнее время он часто это делал. Это в нем мне и нравилось. Он импульсивен, ему всегда приходят в голову всякие планы и идеи. Даже если какой-то его проект был ужасен, он поддерживался оптимизмом Дэва. Ему импонирует быть частью чего-то, и, знаете, само нахождение рядом с человеком, постоянно желающим быть частью чего-то, вселяет веру в будущее. То, что сейчас он делал, чтобы помочь мне справиться с последствиями разрыва с Сарой, много значило для меня. То, что он всегда говорил: «Мы должны сделать, можем сделать и сделаем это», — было тоже очень кстати. В конце концов, не мы все это начали. Нет, правда. Это начала девушка, забыв свою камеру в момент, ставший, я надеюсь, особенным для нас обоих.

Кем она была Дэмиану? Он был не свободен, по его собственным словам. Она его девушка? Он женат, и она его любовница? Она в курсе, если это действительно так? Это просто скоротечная интрижка? Продолжающаяся до сих пор? Или она вообще не имеет к нему никакого отношения?

Может быть, она его коллега, подумал я. Входит в его команду пиарщиков. Они всегда работают вместе, всем коллективом посещают разные мероприятия и в таком же формате расслабляются в ресторанах. Трудятся и развлекаются как проклятые, обмениваются неприличными шутками, в обед поедают суши за счет компании. Несомненно, вы встречали этих ребят — они все в деловых костюмах, панибратски хлопают друг друга по плечу, а потом возвращаются в родной офис. Не ошибешься, если подумать, что они больше чем просто коллеги. Этим, может быть, можно объяснить личные фото счастливой девушки. Или, может быть, Дэмиан появился только на первых фото потому, что только к ним он имеет отношение — остальные сделал кто-то другой. Может быть, девушка для него вообще ничего не значила и он едва помнит, что встретил какую-то особу на вечеринке и она, может быть, сфотографировалась с ним, но он не уверен. «Сами понимаете, как там все происходит, — скажет он, если его спросить, — все хотят сфотографировать все».

А что, если…

Что, если она тоже в списке? Что, если она журналист или редактор в «Грациа» или «Т2»? Что, если ее приглашают на закрытые презентации в рестораны или на премьеры и она ходит туда с фотоаппаратом, чтобы сохранить свои воспоминания, так как другие делают это при помощи мобильников? Что, если все эти фото были сделаны в разгар веселья? Ну… это бы объяснило, почему она выглядит такой веселой на них.

Существовал шанс, что она связана с Дэмианом не больше, чем я.

О, а вот и надежда! Но тогда что поднимается из глубин моей души, пока я еду в метро на работу? Азарт? И тут, проходя мимо магазина с сандвичами, я вспомнил про машину.

Конечно. Машина.

Она была на снимке рядом с этой машиной на фоне «Аляска-билдинг». Я не многое знал о Дэмиане, но из всех моих знакомых он, пожалуй, более всего походил на человека, разъезжающего на раритетном винтажном авто или обитающего в пентхаузе с дорогим паркетом в «Аляска-билдинг».

Фото со свадьбы, «Аляска». История отношений, замкнутая в двух секундах и в квартире.

Разумеется, это означает, что их связывает нечто большее, чем случайная встреча на корпоративной свадьбе. Встречи вечером и при свете дня. Возможно, в рабочем порядке, но вряд ли. Кроме того, это означало, что снимки принадлежат Дэмиану в той же степени, в какой и девушке.

И все-таки, подумал я, список мне не повредит.

— Кстати, вчера вечером я познакомился с Дэмиэном Ласкином, — непринужденно обронил я, и Зои, вскинув брови, повернулась ко мне, отстранясь от монитора.

— Правда? Где же?

— Да в «Абрицци».

— «Абрицци»? На Шарлотт-стрит? Ты знаешь, что они начали рекламную кампанию на радио с твоей знаменитой цитатой? Что ты там делал? И что Ласкин там делал?

— По-моему, они собираются делать пиар-кампанию для этого заведения. В любом случае он сказал, что будет присылать мне приглашения на кое-какие мероприятия. Внес меня в список.

Я пожал плечами, как будто тут уже нечего было добавить.

— Ага. Я тоже есть в этом списке, — заметила Зои.

— Да, но ты-то начальник.

— Да и я не последний в этом списке, — подал голос Клем.

— Ты? — переспросил я. — Ты в этом списке? Я, между прочим, говорю именно об особом списке, не о каком-то там общем.

— Я ведь, разумеется, фигурирую во всех списках, хотя ненавижу все это. О, приезжайте в Трокадеро и познакомьтесь с Флиппи — новым лицом компании «Фиат». Ты приезжаешь, и тебе дают пакет, а в нем лежит брелок с Флиппи и календарь. И не важно, что он не так уж и актуален, поскольку уже июль.

— Не знаю, кто такой Флиппи. Но Ласкин, кажется, не занимается такой ерундой. Они работают с большими проектами, громкими именами: «Мерседес», «Сони», все в таком роде.

— Ну да. Крутые брэнды. Кстати, как там поживает «Абрицци»?

Единственной причиной, побудившей меня завести разговор о Дэмиане, было желание выяснить о нем побольше. Не о его бизнесе, не о его успехах и неудачах, но о том, кто он на самом деле, каков он дома, когда сидит в своем кресле от «Имса» и смотрит на южный Лондон с высоты своего пентхауса, венчающего «Аляска-билдинг». Я знал, что Зои не может не быть в курсе, она слишком долго вращается в этой среде. У нее были контакты, быстро превращавшиеся в приятелей по работе, а те быстро переходят от деловых разговоров к сплетням.

— Ты знаешь кого-нибудь в его компании? — как бы невзначай поинтересовался я.

— Еще бы, кучу народа. — Зои даже не взглянула в мою сторону.

— Например?

— Большая часть из них отзывается на имя Джо. Еще там много персонажей по имени Ханна, но в основном все-таки преобладают разноликие Джо.

— А что Дэмиан? Ты его знаешь?

— Хммм?

— Я просто подумал, вдруг он тебе знаком. Он показался мне хорошим парнем. Такое впечатление, что он твердо стоит на ногах. Наверное, у него семья.

— Ха! — ответила Зои и покачала головой, продолжая печатать.

После полудня, когда я снизошел до менее крупных пиар-агентств, не составляющих списки избранных, и организовал отправку посылок и приглашений всевозможным фрилансерам (мне все еще нравилось быть тем, кто все рассылает, устраивает, координирует), — после полудня я с удивлением и азартом увидел, что события действительно начинают происходить.

От кого: Emily@ForestLaskin

Кому:…

Тема: «Последнее напоминание: закрытое мероприятие, вход только для ВИП-гостей, вторник, 20:00».

На той неделе приглашения приходили одно за другим.

Думаю, в крупном издании обязанность посещать все эти мероприятия разделили бы между специализирующимися на этом сотрудниками. Но, как вы помните, мы далеко не самое крупное издание.

Так или иначе, мне удалось побывать как-то на ленче по случаю запуска новой модельной коллекции брэнда «Наварро», причем мне досталась пара перчаток из мягкой кожи; отметился я и на презентации острого соуса от ресторана «Нандо» (а тут я уже получил целую упаковку этой приправы и уступил ее Клему, надо сказать, оставшемуся без приглашения). Там я познакомился с парнем по имени Мартин, в должностные обязанности которого входит демонстрационное потребление острого соуса.

Ну а с Дэвом я побывал на дегустации вина из региона Мальборо, организованной министерством туризма Новой Зеландии, плавно перешедшей в вечеринку в Новозеландском культурном центре.

Я уже выразил принципиальное согласие посетить — с Дэвом или без него — такие мероприятия как: гонки в Сильверстоуне; вечеринка на воздушных шарах с шампанским в честь нового мультика компании «Пиксар»; закрытое выступление Пола Уэллера в баре «Буффало»; пейнтбол в «Пау-Пау»; Саутенд-он-Си — журналисты против спецназа.

Я чувствовал себя Бойдом Хилтоном.

Каждый раз, приходя куда-нибудь, я искал взглядом Дэмиана. Каждый раз, приходя куда-нибудь, я искал взглядом девушку. И каждый раз я оказывался разочарован.

Однажды я отвел в сторону Джо или Ханну и спросил:

— А где Дэмиан? Невольно создается впечатление, что он сознательно манкирует такие мероприятия.

И она ответила, шепотом, чтобы не услышали их клиенты:

— Нет, секретарь рассылает его персональные приглашения. Он появляется только в связи с действительно серьезными событиями, желая быть среди людей, хорошо известных ему.

Не знаю почему, но мои новые перчатки из мягкой кожи явно утратили часть своей привлекательности.

Ну что же, подумал я, мне просто придется еще немного повременить. Дождаться Дэмиана.

Я знал, что поход куда-то вечером в пятницу не завершится ничем хорошим.

Ведь за пятницей следует суббота, а потому, если ты согласился пойти на вечеринку в честь помолвки твоей бывшей девушки в субботу, то в пятницу вечером надо бы вести себя прилично.

Когда она кинула на стол в кафе это приглашение, я, разумеется, согласился. Она только что назвала меня взрослым, и, как все дети, коим объявляют, что они взрослые, я на несколько мгновений поверил в это. Так что я сделал взрослое выражение лица, прочитал приглашение и со взрослым видом кивнул, подтверждая предварительное согласие прийти.

Глупо. Потому что на самом деле мне совершенно не хотелось участвовать в этой тусовке.

Вот примерно так я себя чувствовал. Ладно. Убирайся замуж. Туда тебе и дорога. Мне осточертело стесняться своих поступков, оглядываться на прошлое. Я не собираюсь тебя удерживать. Да, мне хотелось бы, чтобы все было по-другому, но все как есть, так и есть, а потому давай, дверь вон там. И не оглядывайся. Я знаю, что ты не так уж и хочешь меня видеть. Но я должен был притвориться взрослым.

Я же знал, что идти куда-то вечером в пятницу ничего хорошего не сулит. Я знал, что в данном случае эта идея еще хуже, чем могла бы быть, так как было уже без десяти десять. Мы тем не менее все еще дома, сидим перед телевизором и наблюдаем, как отблески с экрана играют на голых стенах. Мы ждем, когда придет Эбби.

Обычно как раз в это время мы бы начинали собираться домой, размышляя по ходу о целесообразности посещения магазина на предмет обретения хоть какой-нибудь пиццы. Однако надо было решить: готовы ли мы сами разогревать ее или стоит разориться и вызвать парня на мопеде «флаинг лотус».

— Так всегда с молодыми стильными женщинами, — задумчиво проговорил Дэв, качая головой. — По дороге к тебе они делают около десяти остановок. «Я заскочила в „Марбл-арк“; надо было забрать кое-что у друга на Олд-стрит; я не смогла добраться, и получилось так, что я уехала в Марсель!» Поэтому проводить время со старыми и некрасивыми куда удобнее. У нее есть парень в Брайтоне?

— Если и есть, я об этом не знаю.

— Не знаешь?

— Я думал, у нее никого нет. Когда мы познакомились, у нее точно никого не было. Она бы сказала, если бы что-то изменилось. И я не представляю, как спросить об этом и не выглядеть так, будто я претендую на что-то.

— А ты не претендуешь?

Я показал ему часы. Без пяти десять. Говорить не о чем.

Отбой.

— Ты идешь? — поинтересовалась Эбби, сверкая блестками на щеках. — Мы в списке приглашенных.

Дела у «Кикс» определенно шли в гору. Эбби сказала, что их заметил человек, знающий тех, кто занимался раскруткой группы, действительно добившейся успеха в прошлом году и попавшей на обложку «Нью мюзикал экспресс». Ребята затесались в ротацию на радио и участвовали в фестивале в Летитьюде.

— «Скала», пожалуйста, — сказала она таксисту, и он, будучи, по всей вероятности, глухим, решил, что нам надо в Скарборо.

— «Скала» — это нехилая площадка, — уважительно заметил я.

— Ну и они собираются добиться нехилого успеха.

— Может, мне нужно взять у ребят интервью — вдогонку к моей статье?

— Кстати, им дико понравилась твоя статья. Майки сказал, что она лучше всех прочих.

Я ощутил себя польщенным. Что поделаешь, ведь именно падкий на лесть журналист имеет свойство писать льстивые статьи.

А, да и черт с ним. Я и не собирался быть одним из этих крепких орешков. Гораздо приятнее хорошо проводить время, попадать в списки и получать действительно большие упаковки острого соуса.

— Как дела у твоего отца, Дэв? — поинтересовалась Эбби, когда мы проезжали Оркни-Хаус. До «Скала» оставалось несколько минут — мы уже приближались к вокзалу Кингс-Кросс.

— Отец Дэва? Когда ты успела с ним познакомиться?

— В прошлый раз. Как раз после того, как Сара объявилась в магазине. Он выглядел рассерженным…

— Эбби, — оживился Дэв, — мы тут думали… У тебя есть парень?

— Я не одна, — ответила она.

Меня, однако, больше занимало, почему отец Дэва решил зайти к нам.

— Что значит, когда люди так говорят? — спросил Дэв. — Почему бы не сказать просто — «я замужем» или «у меня есть парень»?

— Иногда, думаю, это значит, что они не желают связывать себя обязательствами, — пояснила Эбби, глядя в окно.

— Ты тоже не желаешь? — поинтересовался Дэв.

— Желаю. Я уже связана. Хотя иногда мне стоило бы связывать собственный язык.

Пауза. Мы попытались понять, серьезно ли она говорит. Может, надо бы засмеяться, но мы не стали.

— В любом случае вот ты согласилась бы встречаться со мной? — поинтересовался Дэв.

— Мы на месте, — объявил таксист, снимая блокировку дверей. — Скарборо.

После даже беглого взгляда на площадку сразу стало ясно, что «Кикс» на самом деле не собирались выступать на разогреве у кого бы то ни было. И если именно так и было, то лишь формально. Они были одной из шести групп, выбранных, чтобы подготовить публику к выходу больших парней. И мы опоздали на их выступление почти на два часа.

Обзаведясь желтыми пластиковыми браслетами, мы поднялись в бар на втором этаже, где люди, игравшие в группах, работавшие с группами или когда-то давно игравшие в группах, пили из пластиковых стаканчиков и обмахивались своими шляпами.

— Привет! — взвизгнула Эбби, прыгая на шею одному из них.

Я толкнул Дэва локтем — сейчас я мог показать себя. Важно, чтобы он знал, что я знаю, как вести себя с рокерами вроде «Кикс».

— Ну, как дела, приятель? — спросил я, обнимая этого же парня. — Не видел тебя с того вечера в «Фениксе»! Слышал вас по радио! Круто!

— Джейсон, — представила меня Эбби, — это Пол. Он не играет в «Кикс».

— О, правда? — попытался я спасти лицо. — Я так и думал. Именно так я и думал.

— Он марионеточник.

— Потрясающе. — Я поймал взгляд Дэва: он явно наслаждался моментом, когда из почти крутого я стал «и-близко-не-крутым». — Обожаю марионеток.

— Каких именно? — поинтересовался Пол чуть более холодно, чем обычно ожидаешь от марионеточника.

— Всех. У меня была одна в детстве. Лиса.

Пол внимательно посмотрел на меня. Меня никогда не заставлял чувствовать себя настолько жалко человек, дергающий за ниточки марионеток.

— Пол, некоторым образом, мой парень.

— Оох! — воскликнул я, пытаясь сделать вид, что бесконечно рад за них.

— Оох! — эхом отозвался Дэв.

— Ага, — пояснил Пол, — мы то расстаемся, то опять сходимся.

Очаровательно.

— Джейсон журналист, — представила она меня с некоторым пренебрежением в голосе.

Джейсон Пристли.

— Ха-ха! — воскликнул Пол. — Тебе пришлось нелегко после выхода «90210»?

— Ха-ха! — проявил я великодушие.

— Он писал о ребятах. Хочет взять еще интервью, я думаю.

Пол усугубил ее виноватую улыбку скучающей. С ним было что-то не так. Да, он выглядел вполне симпатичным. Даже стильным. В своих узких джинсах и безделушках «Топмэн» он был здесь вполне на месте. Но у него был вид человека, способного запросто отрастить хвост или эспаньолку. Он говорил как человек с хвостом и эспаньолкой. Их отсутствие, пожалуй, несколько затрудняло дружеское общение с ним.

— Журналисты, — усмехнулся он, — вам нравится все блестящее. Софиты, микрофоны. В моем мире вы не очень-то котируетесь. Но и я не много значу в вашем.

— Правда?

— Когда в последний раз вы видели марионеточника на обложке «Тайм аут»? — спросил он, и я заметил, что он говорил со скучающим видом, полуприкрыв глаза.

— Хорошее замечание. — Я все же пытался вести себя дружелюбно.

— Думаю, быть журналистом не так уж плохо: ты пытаешься выглядеть важной птицей в местах вроде этого, а потом пишешь статью и ее печатают. Но на самом деле ты как бы ничего не делаешь, правда?

Этот марионеточник начинал уже раздражать. Мне хотелось схватить его за горло. Он улыбнулся, явно довольный тем, что он из тех, кто всегда говорит все как есть, и если это вас обижает, то это только ваша проблема, сам-то он «просто говорит правду, и ее всегда лучше говорить в лицо». Разумеется, лучше, от этого ты чувствуешь себя хозяином положения. Наверное, немало людей видели эту его «я-просто-говорю-правду» улыбочку на вечеринках в подвалах пустующих зданий, где он излагал что-то подобное, сидя по-турецки на коврике в этническом прикиде.

— Но давай делай свою работу, — со снисходительной ухмылкой проговорил он. — Продай нам эту группу так, чтобы потом она могла продавать пепси и пиво «Карлсберг».

Я не мог не заметить, что он пил как раз «Карлсберг». Глаза Эбби тоже метнулись к логотипу на его пивной кружке, но она закусила губу и опять виновато покосилась на меня.

Боюсь, все, что я думал в данный момент, было большими буквами написано у меня на лице. «Шутишь, Эбби? Это твой парень? Его сценическое имя не капитан Стинкджет?»

Еще там было написано: «Никогда в жизни я больше не буду слушать советы от мудрых не по годам девиц у канала в Кэмдене, или в автобусе, направляющемся в Блумсбери, или в кафе рядом с моим домом. Потому что ты встречаешься с самой большой скотиной в Англии».

От моих мыслей меня отвлек монолог Пола, злобно пытавшегося выразить мало интересовавшее меня мнение.

— В некотором роде я вами восхищаюсь, — говорил он, — на этом месте я дал ему по морде. Ну, почти дал. Во всяком случае, я собирался. Но — ха-ха — знаете, ребята, я никогда не смогу делать то же, что и вы.

Он покачал головой, не глядя на нас. Его вид говорил «да, я действительно только что это сказал, и все на этом» и еще кое-какие фразы, подтверждавшие, как он собой доволен. Мне было не слишком приятно.

Я молча уставился на сцену, яростно сжимая горлышко бутылки.

— И… много народу приходит посмотреть на твоих кукол? — с рассеянным видом поинтересовался Дэв.

Пол моргнул в притворном изумлении.

— Должно быть, это замечательная работа. Я бы тоже хотел играть целыми днями: наверное, очень помогает от стресса, за исключением случаев, когда нити рвутся, — вот это, должно быть, действительно стресс.

Пол тут же понял, к чему клонит Дэв.

— А ты чем занимаешься? — поинтересовался он.

— Работаю на министерство обороны. Не могу сказать больше. При данных обстоятельствах.

— Намекаешь, что ты из МИ-6… И почему мне кажется, что на самом деле ты сидишь на ресепшен в привокзальном отельчике.

— Ха-ха! — рассмеялся Дэв. — Так когда твое следующее шоу?

— Театральное представление, — поправил его Пол. — Это театр.

— У меня есть племянник, ему четыре года, и он обожает марионеток. Я приучил его к Маппетам. Он их обожает!

— Маппеты — это не совсем то, чем я…

— Так когда ты понял, что тебя интересуют Маппеты?

Я поймал взгляд Эбби. Она наслаждалась происходящим.

— Не уверен, что мальчик оценит мой подход.

— Ты ищешь подход к мальчикам?

— Очень смешно.

— Какая из марионеток твоя любимая? У тебя есть обезьянка?

— Ты так самоутверждаешься? — спросил Пол.

Тут Эбби стоило бы сказать: «Успокойся, Пол, ты вел себя как скотина, не к месту демонстрировал свое превосходство, успокойся, это мои друзья», — но вместо этого она сказала:

— Пол прав: вам надо повзрослеть. Обоим.

— Если он ее парень и живет в Лондоне, почему она в тот раз ночевала у нас?

Мы стояли на балконе и смотрели, как рабочие выносят звукозаписывающую аппаратуру.

— Они то расстаются, то снова вместе. Должно быть, тогда они как раз расстались. Кроме того, у него сложный характер. Иногда проблема бывает в этом.

Не знаю, каким я представлял себе парня Эбби. Я думал, что он будет довольно обычным. Слегка зажатым. Что ей в нем импонируют какие-то не очень очевидные черты. И искренне был бы рад этому. Так, как радуешься, видя, как невероятно стильные японки ходят по Шордитчу под ручку с неуклюжими чуваками.

Меня раздражало то, что он оказался здесь, в нашей компании, без предупреждения. Из счастливого трио мы превратились в явно не сыгранный квартет, и все это благодаря какому-то кукольнику.

Казалось, что Эбби одновременно и хотела, и не хотела, чтобы мы с ним знакомились. Так или иначе, она не искала нашего одобрения. Может, ей нужно было наше неодобрение? Неожиданно кто-то хлопнул меня сзади по плечу.

— Все в порядке?

— Майки! — обрадовался я. — Как ты, дружище?

Я раньше никогда так не говорил. Майки был один, если иметь в виду его группу, но вокруг него крутились люди, жаждавшие с ним пообщаться.

— Неплохо!

Тут он заметил Дэва.

— Майки.

— Дэв, — неожиданно уверенно ответил тот, — я тоже в некотором роде музыкант.

О Боже.

— Правда? И что ты играешь?

— Вообще-то музыку.

Майки кивнул, как кивают люди, желающие показать, что они поняли только то, что вообще ничего не поняли, и повернулся ко мне.

— Мы должны тебя поблагодарить.

— Что? Да не за что вам меня благодарить, — скромно ответил я, но приготовился с определенным удовлетворением выслушать все, что он мне скажет.

— Нет, друг. Ты теперь часть нашей истории. Мы присовокупили твою статью к двум сотням дисков с нашим синглом, сами разнесли их по городу, и один из них оказался вкупе с другими дисками на столе одного парня. Он твою статью заметил, взял диск с собой, послушал его в машине и тем же вечером позвонил нам.

Я широко улыбнулся. В некотором роде ему надо было бы благодарить Эбби.

— Мы попали на радио, потом оказались здесь с более продвинутой группой, и журналисты говорят, что мы новые… как их…

— Кто такие «Каких»? — спросил Дэв, но мы ведь слишком крутые, чтобы отвечать на его вопрос.

— Все налаживается, друг! Я вчера сказал Филу, что Джейсон должен стать нашим официальным биографом. Ты знаешь, как все начиналось! Он сказал, что я бегу впереди паровоза…

Я видел, что люди за его спиной следят за нашим разговором. Майки же становился кем-то важным, и они чувствовали это.

— Так что в любом случае за нами долг. По пиву? — предложил он на прощание — многообещающий двадцатилетний музыкант, — так, будто я тоже что-то собой представлял.

— Точняк! — ответил я. — Точняк, парень.

Майки растворился в толпе. Мы проводили его взглядом. Его окружали всякого рода хиппи, в том числе и девицы заметно более юные, чем Эбби, в самодельных футболках с логотипом «Кикс» и всевозможных фенечках.

— Как думаешь, он в курсе, что ты слушаешь в основном Холла и Оутса? — поинтересовался Дэв, когда я с гордым видом повернулся к нему.

Краем глаза я заметил, как Эбби, не глядя на нас, протискивается к выходу.

Мы остались послушать «Плей-энд-рекорд». Я мысленно писал статью о них. Майки вдохновил меня. Я мог что-то изменить! Я мог стать частью событий! Я способен быть не только винтиком в том, что Пол назвал бы «системой», умилившись собственному вольнодумству, но и пользоваться этим положением так, как мне придет в голову. Может быть, ребятам из «Плей-энд-рекорд» я тоже понравлюсь. Должно быть, я прекрасный музыкальный обозреватель, раз заметил «Кикс» в самом начале их карьеры и сыграл такую роль в их судьбе.

Группа, как я напишу, сочетает пафос-метал с трип-хоповыми мелодиями. Так было написано в их рекламке. Я поискал глазами Эбби. Ее нигде не было. Пол у бара спорил с какой-то блондинкой — не иначе как о Прусте и его влиянии на европейский кукольный театр. В нем по-прежнему не было ничего, чему бы я мог симпатизировать.

Будь я все еще учителем, я бы написал о нем так:

«Пол: шишка на ровном месте».

А потом сказал бы, что это кто-то из детей добрался до моих записей.

— Надо было взять с собой Мэтта, — вздохнул Дэв. — Он мог бы найти кусок арматуры и разбить всех кукол Пола. Ты звонил ему?

— Да. Не дозвонился.

— Какого черта она с ним встречается, — возмутился он, поднимая воротник в попытке укрыться от ветра, пронизывающего Пентонвилл-роуд. Через шесть минут мы сможем поймать Оза, до того как он закроет свое заведение, и уж тогда дорвемся до чего-нибудь в соусе чили. — Люди такие странные, правда?

— Может быть, она его любит.

— Не может. Чего там любить? Он как автомат, запускающий теннисные мячики, — кидает злобные реплики в твой адрес с расстояния в три фута и затем отворачивается. А если и заглядывает тебе в глаза, то только для того, чтобы плюнуть.

— Неприятный тип.

— Хуже. Откровенно говоря, он… он хуже любого неприятного типа.

— Так почему твой отец заходил в магазин тогда?

— Мой отец?

— Да. Эбби сказала, что видела его в магазине, и…

Мы обернулись, услышав крик, но тут же ускорили шаг. Что это было? Драка? Ограбление?

Мы увидели, что по дороге бежит Эбби, и сумка бьет ее по ногам.

— Можно переночевать у вас? — спросила она. — Полу нужно вставать в пять утра.

— Неотложные марионеточные дела? — поинтересовался я.

— Заткнись, — огрызнулась она. — Так можно переночевать?

Я попытался разглядеть, не плакала ли она, но было холодно, и все мы выглядели так, будто только что истекали слезами.

— Естественно.

— Я принесла кое-что! — улыбнулась она и похлопала по сумке.

— Мы собирались взять по кебабу.

— Разумеется, — сказала она, взяв меня за руку, — разумеется.

Когда мы пришли домой, Эбби выложила прикупленные ею продукты на стол рядом с кружками сладкого чая с молоком.

Мы разделили с ней диван, но не то, что она принесла.

— Грибы… — пояснила она, явно страстно желая поближе с ними познакомиться, так, как я бы сказал «бигмак».

Я не ел кексы с грибами с университетских времен. Им просто не было места в реальном мире рядом с пробками, забастовками работников метро и сотовой связью. На секунду я почувствовал искушение, побуждающее вспомнить ночь, проведенную за созерцанием ручки на двери общежития Лестерского университета, но передумал. Дэв казался напуганным, как будто Эбби сообщила, что она торгует героином и вот-вот к нам пожалуют все ее друзья. Она, впрочем, спокойно жевала, не думая о наших переживаниях.

— Так что там с девушкой?

— Да ничего особенного. На самом деле ничего.

— Да ладно тебе, — вмешался Дэв. — Мы нашли того парня. Того парня с фотографий.

— Ее парня? С шикарными часами?

Эбби выпрямилась.

— Мы не знаем, действительно ли он ее парень. Знаем только, что он парень.

— Как вы его нашли?

— Судьба! — ответил Дэв.

— Нет, правда?

— На Шарлотт-стрит. Он там работает. Мы пошли за ним в ресторан и начали разговор.

— Обожемой, этоправда, какздорово, — задохнулась Эбби. — Вы пошли за ним! О чем вы с ним говорили?

Было забавно видеть ее заинтересованной.

— Он упоминал девушку? — продолжила допрос Эбби.

— Нет, но еще не вечер! Мы ходим на все мероприятия, где он может появиться; правда, оказывается, что он на них не появляется, но однажды появится, и мы нанесем удар!

Мы все сделали вид, что это абсолютно нормально.

Эбби улыбнулась, подавив зевок, откинулась на спинку дивана и немного поерзала, устраиваясь поудобнее.

— Здорово. Я бы тоже хотела, чтобы у меня была мечта. Но не просто мечта, а нечто реально осуществимое.

— Стремление? — предположил Дэв.

— Пожалуй, так лучше, да. Я бы хотела, чтобы у меня были какие-то стремления. А то я просто плыву по течению. Или помогаю другим осуществлять свои мечты. Знаете, Пол не писал серьезных пьес до того, как я его заставила. Я убедила его засесть за работу, и через неделю «Любовь Осамы» была готова. Я помогаю другим осуществлять мечты, но сама ни о чем не мечтаю.

— Эта строчка неплохо звучала бы в мюзикле, — заметил Дэв. — Предложи Полу.

Она опять зевнула.

— Какие у нас планы на завтра? — поинтересовалась она.

Я бросил на Дэва умоляющий взгляд.

— Завтра помолвка Сары, — напомнил он.

— Ты идешь? Ты должен пойти. Тебя пригласили? Тебя должны были пригласить.

— Меня пригласили. Я иду.

— Он уже в шоке от страха, — заметил Дэв, допивая чай.

— Я хочу пойти с тобой, — пробормотала Эбби, закрывая глаза. — Давайте все пойдем. Я хочу посмотреть, чего ты так боишься.

— Я ничего не боюсь.

— Ты так боишься этих людей, потому что не в состоянии их контролировать. Они же контролируют тебя. Но ты не должен никому этого позволять. Ты должен оставаться свободным, как и все мы.

Видимо, грибы начали действовать.

— Важно быть свободным и делать то, что тебе хочется. Поэтому ты должен найти девушку. Это значит, что ты сам сможешь решать за себя. Ты должен найти ее, Джейс. Ради меня, нет, ради себя самого.

Пока я, постукивая пальцами по ободку своей кружки, думал, что же ей ответить, Эбби заснула у меня на плече.

Я осторожно отодвинулся, уложил ее голову на подушку и накрыл ее покрывалом с изображением Гарфилда. Убирая ее сумку, я на секунду застыл. Из бокового кармана выглядывал диск с надписью «Песни Эбби».

 

Глава 17, или

От этого-то и больно

Я перевернул страницу и тут же вернулся обратно, чтобы перечитать ее.

«Когда дал объявление, я не думал, что будут какие-то последствия», — утверждает Джеймс Уорд, автор объявления в шотландской газете «Лист», посвященного девушке, встреченной им в магазине путеводителей.

«Я никогда не верил в любовь с первого взгляда, но думаю, именно это со мной и произошло, — продолжает Уорд, специалист по поточной цитометрии в университете Эдинбурга. — Она была высокой, с коротко стриженными черными волосами, большими глазами и очаровательной улыбкой».

Следующее объявление мистера Уорда гласило: «Ты читала книгу о Пертшире, я стоял рядом с двумя стаканчиками кофе в руках. Жалею, что не предложил один из них тебе. Так, может быть, теперь?»

Это было четыре с половиной года назад. Теперь он и Дженни Бейл-Уорд женаты, а их сыну Генри полтора года.

«Я всегда думал, что если не воспользоваться своим шансом, то не получишь от жизни абсолютно ничего».

— Завтрак! — раздался из гостиной голос Эбби.

Я воспользовался шансом.

Ночью я лежал в постели и смотрел в потолок, думая о словах Эбби. Мне не казалось, что она из тех, у кого не может быть никаких стремлений. Напротив, она выглядела как человек, обуреваемый ими. Я не хочу сказать, что она ветреная или сильно разбрасывается, хотя это действительно так. Просто она настолько полна жизни и ожидания счастья, что у нее просто может не быть мечты.

«Стремления» не такое уж чуждое мне слово. У меня и Сары были амбиции. Сначала они были огромными, но при этом казались вполне достижимыми. Год или два мы будем работать изо всех сил. Я стану завучем, она — старшим аналитиком. И конечно, мы будем копить деньги. Сара достигнет когда-нибудь своих целей, мы будем тратить премии только на действительно нужные вещи вроде поездок в Котсуолд, знаменитый своими холмами, а то и в Нью-Йорк. Мы по сходной цене купим в Фалеме домик, арендуемый в настоящее время, выкрасим его в белый цвет, поменяем плитку в ванной и продадим его в полтора раза дороже. А потом мы устроим себе год отпуска, поедем в Таиланд, купим старый фургон канареечно-желтого цвета и целых двенадцать месяцев будем загорать и питаться рисом.

А потом наступит второй этап. Мы вернемся в Англию отдохнувшими и повзрослевшими. Сару будут умолять вернуться на работу, она в конце концов согласится, станет старшим партнером и сможет применить свое обновленное знание восточной философии, чтобы поразить совет директоров и впечатлить клиентов, а я приведу в порядок свои дорожные заметки, подпишу договор на издание книги в трех частях и займу пост пишущего редактора в каком-нибудь глянцевом журнале с красивым названием, специализирующемся на описании путешествий.

Но знаете что? Жизнь внесла свои коррективы. Нам понадобился новый глушитель для машины. Однажды ночью оказалось, что грохот, разбудивший нас, был вызван не перелезающим через забор грабителем, как мы сначала подумали, а нашим несчастным бойлером, издававшим свою лебединую песню. Мне проходилось все чаще участвовать в совещаниях на работе, у меня опустились плечи, мои мечты делались невыполнимыми до того, как начинали исполняться, и вместо Нью-Йорка мы проводили выходные в Уайтстебле. Выглядело так, будто мы ждем финала «Безумцев», а вместо этого нам показывают по второму кругу какой-нибудь надоевший уже сериал. Тогда мы решили сосредоточиться на более доступной цели — на доме. Но тут миссис Лампетер заболела, ее делами занялся сын, убедивший ее продать дом, и так как он, вероятно, смотрел тот же выпуск шоу Сары Бини, что и мы, через четыре месяца дом был выкрашен в белый, в ванной была новая плитка, а на полу — ламинат, и он продавался в полтора раза дороже, чем стоил на самом деле. Так что мы переехали в северный Лондон и Сара не достигла своих целей, а я не стал завучем.

А потом у Сары случился выкидыш.

Я знаю.

Мне жаль.

Я не говорил об этом раньше — мне не хотелось играть на ваших чувствах и как-то влиять на мнение других людей. Я не хотел, чтобы вы узнали о том, что мы потеряли, раньше чем прояснятся все обстоятельства. В противном случае вы бы думали только об этом и воспринимали мой рассказ только с данной точки зрения.

Усугубляет ли ситуацию выкидыш, случившийся за год до моего поступка? Да. Да, разумеется. Так что, если быть до конца честным, возможно, я не рассказал вам всего именно поэтому. Теперь я раскрываю перед вами свои карты. Знаете, что здесь самое худшее? С чем я до сих пор не могу смириться и за что до сих пор себя ненавижу? Какая-то эгоистичная, отвратительная часть меня почувствовала облегчение, когда это произошло. Ужасно, я понимаю. Я ненавижу себя, даже когда просто пишу об этом. Но, откровенно говоря, я надеюсь, меня хоть отчасти оправдывает то, что мы этого не планировали. Просто однажды выяснилось, что она беременна. Неделя паники, неделя страхов и надежд, неделя планов. А потом еще один день — и все.

Для Сары все кардинально изменилось. Это заставило ее обдумать свою жизнь, понять, чего она хочет на самом деле. Под влиянием произошедшего мы осознали, что жили до сих пор, думая только о себе. Сначала она чувствовала себя сломленной и была безутешна, так что я даже ревновал ее внезапную привязанность к чему бы то ни было. Мне не нравилось, что она тут же смогла настроиться на другое будущее — непохожее на наши скромные мечты, которые мы лелеяли с самого первого дня вместе.

И думаю, она едва не возненавидела меня за то, что я не мог разделить ее новые мечты. Но я мог думать только о том, что моя жизнь едва не изменилась самым коренным образом, причем у меня почти не было никакой возможности проявить свою волю. Очевидно, я был несчастен из-за того, что… ничего не делаю.

И все же, все же…

Сегодня помолвка Сары. Она собирается устроить свою жизнь так, как хочет. Она на пути к этому.

И все, что могу сделать я, — это прийти на вечеринку и пожелать ей всего наилучшего. Ну это, пожалуй, я еще могу.

— Что это ты притащил? — с подозрением глядя на Дэва, спросил я. — От этого несет черт знает чем!

— Памела присоветовала, — ответил Дэв, держа на вытянутой руке сверток. Что бы это ни было, оно было плотно завернуто в синий полиэтиленовый пакет, что радовало. — Какой-то сыр.

— Памела… — усмехнулся я. — Ты заскочил в кафе, чтобы увидеть Памелу, правда?

— У нее, оказывается, есть парень, Джейсон.

— Они не будут против, если я приду? — спросила Эбби, поправляя сумку, когда мы вышли из автобуса. — Я ведь, кажется, вчера сама себя пригласила.

— Я рад, что ты здесь, — ответил я, и это было правдой.

Разумеется, чтобы выглядеть по-настоящему взрослым, мне следовало бы прийти одному, поучаствовать в светской беседе с полузнакомыми людьми или с незнакомыми членами семей, которым станет не по себе, когда они поймут, кто я. «А, так вы тот самый Джейсон», — сказали бы они с застывшими улыбками, стараясь на этом прекратить разговор. Да, группа поддержки в такой обстановке просто необходима.

Вечеринка проходила в «Королеве и артишоке», около Грейт-Портленд-стрит, на втором этаже.

Первой мне встретилась Анна — вся в резком солнечном свете, льющемся из окна, и в ореоле пыли, клубящейся вокруг танцующих.

— Очень взрослый поступок, Джейсон, — поприветствовала меня она. — Не думала, что ты придешь. Хотя… это же паб.

— Приятно снова увидеть тебя, Анна.

— Смотрю, ты даже и со своей проституткой пришел.

Эбби стояла в углу и с интересом рассматривала потолок.

— Она так шутит, — пояснил я, хотя вряд ли в этом была нужда, — а вот пироги я действительно не ем и не плачу из-за этого.

Анна окинула меня взглядом с головы до ног.

— Не уверена насчет пирогов, — улыбнулась она.

Я предоставил ей упиваться своей победой.

— Немного сыра. — Дэв сунул ей в руки свой сверток, явно радуясь возможности от него избавиться. — И можешь меня не благодарить.

Анна ушла, и я принялся с любопытством рассматривать приглашенных. О, вот и Бен. И Хлои. И еще многие, кого я давно не видел. Я оторвался ото всех, когда мы с Сарой расстались. Отказался от всех своих друзей, чтобы она могла сохранить их. Мне казалось, что так ей будет лучше. Да и мне тоже. Кроме того, это был путь наименьшего сопротивления. Почему же мне так тяжело снова видеть их всех? Не потому ли, что, встретив их вновь, я признался в своей трусости?

Мимо прошла официантка, и я инстинктивно потянулся за очередным слоеным пирожком. Что угодно, лишь бы выглядеть занятым.

— Неплохой паштет, — деловито заметил Дэв, что-то пережевывая. — Готов поспорить, что в радиусе нескольких миль отсюда, даже в «Альди», нельзя купить таких креветок.

И тут появился Гэри.

— Джейсон Пристли! — воскликнул он, демонстративно опуская руку мне на плечо. — Не тот, который снимался в сериале про Беверли-Хиллз, разумеется! Хорошо, что сподобился. Сара сказала, что пригласила тебя. Я не мог не признать, что это реально неплохая идея.

Он заметил Эбби, фотографировавшую цветок в горшке на свой ярко-розовый телефон.

— Это та твоя, как бы это сказать… подруга? Не помню точно. У тебя была ее фотография? Уитби и все такое?

— Нет. Это… типа, другая подруга.

Он подмигнул мне.

— А ты, смотрю, не теряешь времени даром.

— Не в том дело. Она, если честно, просто друг.

— Ладно, — сказал Гэри.

— Нет, серьезно.

— Разумеется.

Он подмигнул в третий раз.

— Так как дела с… — начал я, но Гэри достал лист бумаги и прижал к губам палец.

— Речь, — объяснил он. — Надо разобраться в том, что тут понаписано.

Он отошел, и я увидел в углу комнаты невесту Гэри — красивую, светящуюся счастьем. Ее окружали оживленно болтающие подруги, но через некоторое время, думаю, она поняла, что на нее смотрят, а потому повернулась, улыбнулась и отсалютовала мне бокалом.

Внезапно рядом со мной обнаружился Дэв, в одной руке держащий тарелку со слоеными пирожками, а другой прижимающий к груди пару пивных кружек.

— Держи, — сказал он, протягивая мне одну из них. — Где Эб?

Мы огляделись. Ее нигде не было видно. Возможно, она заметила муху и пошла следом за ней на улицу или случилось что-то еще в том же роде.

— Трудно назвать это веселой вечеринкой, как думаешь?

— Еще только три часа. К тому же не уверен, что предполагалось какое-то веселье.

— А что обычно бывает на таких вечеринках? Нам весь день толкаться в углу?

— Да. Просто постоим. Главное, чтобы нас увидели. Потому что раз мы здесь, значит, мы их поддерживаем.

— О, — разочарованно протянул Дэв, — то есть не будет никаких подружек невесты и ничего в таком роде?

— Нет, на помолвках такого обычно не бывает.

— То есть будут священники, речи и прочая хрень?

— Если тебе от этого легче, то да.

Дэв кивнул и возобновил изучение интерьера.

Думаю, мне надо было смешаться с толпой. Но, честно говоря, я не чувствовал, что имею на это право. Лучше уж было стоять и ждать, пока кто-то наконец решит смешаться со мной.

Я мог чувствовать, что Анна, осевшая где-то в углу комнаты, уже рассказывает всем все мыслимые сплетни, многозначительно кивая и кидая взгляды искоса. Она уже, наверное, рассказала всем, как находит нас с Эбби, такой молоденькой, каким безответственным в этой ситуации выгляжу я, как ей всегда казалось, что у меня есть какие-то серьезные проблемы кое с чем, как она рада, что Сара встретила Гэри, как в любом положении можно найти нечто хорошее. Некоторые люди умеют умело маскировать злобу под нанослоем заботы.

— Все в порядке? — Эбби неожиданно материализовалась рядом со мной. Мимо нас прошествовала официантка — на этот раз с шикарным подносом, полным крошечных кексов.

— Где ты была?

— На кухне. Что тут было? Кто-нибудь успел на кого-нибудь взлезть?

Я посмотрел на часы.

— Пять минут четвертого. Думаешь, пора?

Она хихикнула, увидев что-то. Я проследил за ее взглядом, но не заметил ничего.

— Что? — спросил я.

— Ничего. — Она захихикала еще пуще.

— Да в чем дело?

— Подожди. Мне кое-что пришло в голову, я расскажу чуть попозже.

Господи, а Гэри и говорить-то умеет, оказывается.

— Мы с Сарой собираемся во Флориду в следующем месяце. Она ведь говорила: «Оставим это на медовый месяц», — но мир создан для того, чтобы по нему путешествовать. На медовый месяц съездим в какое-нибудь местечко получше.

Я почувствовал детское желание соревноваться с ним.

— Я скоро собираюсь посоревноваться с десантниками в пейнтбол.

Он продолжил:

— Главное во Флориде то, что ты можешь никогда не сомневаться в погоде. Мои родители собираются вскоре туда переехать, так что мы сможем ездить к ним каждый год — вместе с малышом.

Я улыбнулся и кивнул, покачиваясь на каблуках. Гэри с грустью посмотрел на меня.

— А вы не думали о детях?

«Гэри, не надо, прошу тебя».

— Нет, — небрежно ответил я. — Полагали, что время еще не пришло.

Так, значит, Сара не сказала ему. Да и зачем бы? Все это в прошлом, теперь нужно думать о будущем.

— Никогда не бывает подходящего времени для детей, Джейсон! — рассмеялся он, как будто сам сформулировал эту фразу и у него уже сотня детей. — А потом однажды это просто случается — другими словами, время пришло.

— Ну да.

— Уже заметно, — мечтательно проговорил он, и мы оба посмотрели на счастливую красивую Сару.

Да, было уже заметно. И на какое-то мгновение мне показалось, что это слишком. Есть кое-что, чего я ей никогда не говорил, хотя и сожалею об этом, — на самом деле, мне тоже этого хотелось. После того как я справлюсь с шоком, изгоню из своей головы эти беспорядочные эгоистичные мысли, я бы захотел того же, чего и она. Но Сара ушла, бросила меня, и мне оставалось только, опустив глаза, убеждать себя в том, что все в порядке и надо просто двигаться дальше… После всего случившегося я чувствовал, что потерял двоих, а не только одну ее. Я потерял семью, ведь семья — это то, чем мы могли бы стать. И однажды чуть не стали.

Я потерял целую жизнь. Другую жизнь.

— Она потрясающе выглядит, Гэри, — вяло проговорил я и добавил, но не для поддержания беседы: — Ведь, как бы больно мне это ни было признавать, ты и вправду счастливчик.

Я сидел на тротуаре рядом с мусорными баками и играл с телефоном.

Нет, все в порядке, в самом деле. Мне просто нужно побыть одному. Смириться с тем, что я остался на исходной позиции, в то время как все остальные ушли вперед, было непросто. Осознание того, что они ушли так далеко, также давалось очень мучительно.

Неожиданно Сара вышла на улицу и села рядом со мной.

— Хорошо, что пришел, Джейсон.

Молчание. Я смотрел прямо перед собой и слышал, как она поигрывает кусочками льда в стакане; этот звук казался мне громче всех автобусов, машин и мотоциклов Лондона.

— Я скотина, — признал я, не в силах придумать ничего более убедительного, чем правда. — Мне просто надо было побыть одному. Там так душно, и…

— Ты должен помнить одно. Все произошло помимо твоей воли, так что не оплакивай свою потерю.

— Я не оплакиваю. Я радуюсь ей.

Но все-таки я действительно оплакивал ее. Так всегда поступают эгоисты: мы оплакиваем то, что теряем, поняв, что мы теперь не только не в центре внимания, но и вообще не имеем больше никакого отношения к событиям.

— Мы всегда будем в каком-то смысле любить друг друга, — продолжала она, — мы были частью жизни друг друга. И до сих пор можем быть.

Я натянуто улыбнулся. Неужели правда? Она действительно так думает? Все изменилось. И скоро изменится еще сильнее.

— Ты знаешь, что я всегда хотела иметь детей. Это случилось раньше, чем я ожидала, но ты мог бы за меня и порадоваться.

— Я рад за тебя. Правда, Сара.

— Но ты-то никогда не хотел детей.

— Я не знал, чего я хотел. Только сейчас я начинаю понимать это. В любом случае мы никогда об этом не говорили, так что откуда ты знаешь, чего я хотел?

— Я видела это. Думаешь, девушка не может понять, хочет ли детей ее парень? Понимаешь, когда у нас чуть не случилось то, что чуть не случилось…

Так мы это называли. Правда звучала слишком откровенно и жестоко. Это был способ как-то смягчить последствия, отодвинуть боль подальше.

— …это было очевидно, Джейс. Я видела, что ты чувствовал. Ты сразу охладел ко мне.

— Ты меня никогда не спрашивала.

— Тебе это и не нужно было. А потом ты сделал то, что сделал, и все стало ясно.

«Ты сделал то, что сделал» — еще одна фраза, призванная ослабить боль. Интересно, все пары придумывают эти маленькие инструменты, позволяющие справиться с жизненными ужасами?

— Когда я сделал то, что сделал… Я сделал это не из-за того, что едва не случилось. Я тоже хотел того, что едва не случилось. Просто мне понадобилось время, чтобы это понять.

— Но, Джейсон… ведь ты все равно сделал то, что сделал.

Она говорила нежно, так, будто имела дело с чем-то ценным и хрупким.

— Ты сделал то, что сделал, несмотря на то что едва не случилось. Ты сделал это, несмотря на все, что у нас уже было. Ты это сделал. И это разбило мне сердце. Не навсегда, но надолго. Потому что, как это ни банально, я тебя любила.

Я впервые за все время разговора посмотрел на нее. В ее глазах стояли слезы, и у меня защемило сердце, захотелось обнять ее. Но как бы это выглядело? Коварный бывший парень пытается в последний раз подкатить к чужой беременной невесте? Она поняла это, она всегда понимала, и едва заметно улыбнулась.

— Мне так жаль, Сара, — сказал я и понял, что вот-вот заплачу сам.

Когда я вернулся в бар, Дэв сразу же набросился на меня словно тигр.

— Я придумал прекрасное название для группы! — объявил он. — Немного поразмыслил, и вот. Так почему бы нам теперь не создать свою группу?

— Что? Нет, — ответил я, глядя на Сару, которая вернулась в свой угол и смеялась так, будто ничего не произошло. По понятной причине мы не афишировали то, что совсем недавно уединялись для выяснения отношений.

— Так что ты там говоришь? Что за прекрасное название для группы? — спросил я, залпом осушив первый же попавшийся фужер.

— «Прекрасное название для группы»! Мы скажем, что мы «Прекрасное название для группы»! И все согласятся: да, это прекрасное название для группы.

— Ага, да, ладно, конечно, давай создадим группу.

— Кто собирается создавать группу? — Эбби неожиданно оказалась рядом с нами.

— Мы — я и Джейсон, — гордо ответил Дэв. — Ты с нами?

— Я? Господи, нет, конечно. У меня нет никаких талантов.

Я моргнул, вспоминая прошлый вечер и диск, вызывающе торчавший из ее сумки. «Песни Эбби».

— Где ты была? — поинтересовался Дэв. — Я все время толкался здесь и разговаривал с тем худым парнем.

— Я пообщалась с Гэри. — Она повернулась ко мне и с широкой улыбкой добавила: — И с Анной.

Улыбка не сходила с ее лица. Я чувствовал, что надо что-то сказать, но не знал, что именно.

— И… как тебе? — попробовал я наугад.

Она промолчала, продолжая улыбаться. Я же повернулся к Гэри, разговаривавшего с парнем и осторожно державшего в руках маленькую бумажную тарелочку. Пока все нормально.

И тут меня бросило в жар.

— Черт побери, что ты натворила?

Она улыбнулась еще шире, явно радуясь тому, что я заметил.

— Господи, Эбби, кто тебя просил?

Я отошел от них и направился к Гэри. Краем глаза я заметил Сару, обеспокоенно следившую за мной, как будто она полагала, что решила проблему со мной, но я тем не менее собирался устроить сцену. Я замедлил шаг, но, подойдя ближе…

— Обрати внимание на этот кекс, — кивнул мне Гэри.

— Что такое? — спросил я. — Что это ты ешь, Гэри?

За его спиной я заметил Анну. Она быстро уплетала то же самое. Судя по ее виду, кекс ей не очень нравился, но она все равно увлеченно его жевала.

Я почувствовал, как кто-то потянул меня за рубашку сзади, и, обернувшись, увидел Эбби.

Она улыбалась, ожидая, что произойдет; ее глаза блестели так, будто она вот-вот заплачет от смеха. Дэв, ничего не понимая, стоял рядом с ней.

— Не знаю, какой-то кекс, — ответил Гэри, — суховат немного. Но очень вкусный.

О Боже мой.

Я сгреб Эбби и оттащил в сторону. Гэри поинтересовался у Дэва, как поживает наш «ниссан-черри».

— Что ты наделала? — спросил я.

В ответ она рассмеялась. Сначала усмехнулась, а потом как будто рухнула сдерживавшая смех плотина.

Она смеялась и смеялась. Ей пришлось схватиться за шестифутовую драцену, чтобы удержаться на ногах, но когда та покачнулась, Эбби засмеялась еще громче.

Я вытащил ее в холл.

— Ты под кайфом? — спросил я, машинально включив свой учительский тон.

— Нет! — успела сказать она и снова расхохоталась.

— Черт возьми, что ты наделала? — прошипел я. — Неужели ты не понимаешь, как это опасно. Как это безответственно.

— Перестань, — выдавила она в перерыве между взрывами смеха, — это же смешно! Так смешно. Ты пришел на вечеринку в честь помолвки твоей бывшей девушки, где, кроме тебя, присутствуют самые занудные люди на свете. Одна из них думает, что ты алкоголик, а вторая относится к тебе как к ребенку. Что еще можно придумать, чтобы хорошо провести время?

— Я пришел сюда не для того, чтобы хорошо провести время! Я нахожусь здесь, чтобы показать, как я повзрослел! А ты подсунула Гэри и Анне кексы с галлюциногенными грибами.

Эбби подумала над высказанным мною. Ее, несомненно, интересовало, что происходит и кого скорее всего в этом обвинят, а потому рассмеялась снова.

— Джейсон, если вы со Светланой готовы, — строго произнесла Анна, чье скривившееся в гримасе неодобрения лицо появилось в дверном проеме, — мы бы хотели начать официальную часть. Но мы подождем. Ты же главный виновник торжества.

Я опять посмотрел на Эбби, покачал головой, так же как делал тысячу раз в бытность свою учителем, и отошел в сторону.

Господи, это было ужасно. Как будто я сидел на бомбе с часовым механизмом. Причем в силу некой договоренности об этой адской машине ни в коем случае нельзя упоминать.

Минут через двадцать я стоял между Дэвом и Эбби в толпе из сорока человек, и мне казалось, что мои нервы вот-вот лопнут.

Пожалуйста, пусть окажется, что это слабодействующие грибы. Пусть не будет никакого заметного эффекта. Пусть окажется, что Эбби обманули или она не может испечь нормальный кекс.

Я взмок. Дэв пребывал в счастливом неведении. Эбби слегка трясло от еле сдерживаемого смеха, и она прижималась ко мне, чтобы не качаться.

Меня подташнивало.

Сара вышла первой. «Почему же не приступают к торжественной части? — подумал я. — Или нет, отмените речи!» Я повернулся к Гэри, но с моего места был виден только его затылок. Анна опиралась на стену. «Так оно начинается? — в панике подумал я. — Может быть, это первый признак действия грибов?»

— Для начала, большое спасибо, что вы все пришли, — начала Сара. — Это очень много значит для меня и Гэри. Господи, мне теперь надо говорить «мой жених»!

Вежливый смех. Я воспользовался паузой, чтобы осмотреться. Анна поедала уже третий кекс.

— Анна вступает в третью стадию, — в отчаянии прошептал я Эбби на ухо, и она снова расхохоталась. — Сколько ты ей подсунула?

— Три. Не беспокойся, это последний. Я сказала, что моя бабушка когда-то испекла их. Она ответила «как мило», но посмотрела на меня с сочувствием, полагая, что я не в состоянии купить кексы в приличном магазине, а потому я решила дать ей распробовать угощение в полной мере.

— НЕТ! — рявкнул я.

К нам обернулись с десяток человек, и я сделал виноватое лицо. Сара продолжала:

— Кроме того, для нас очень много значит, что здесь присутствуют не только наши новые друзья — те, с кем мы недавно познакомились, — но и те, кого мы считали частью нашей жизни задолго до этого, как членов семей.

Она взглянула в мою сторону, слегка улыбнулась — давая мне это заметить, но без того, однако, чтобы это выглядело как проявление неуважения по отношению к Гэри.

— Зачастую нам приходится расставаться с прошлым. Это жизнь. Но невозможно удалить из памяти настоящего друга.

Кто-то в толпе выдохнул «о!».

— На этой ноте я хотела бы передать слово моему жениху!

Все зааплодировали. Я воспользовался этим, чтобы шепнуть:

— Мы можем уйти, нам пора уходить, — но Дэв возразил:

— Начинается самое интересное, надо остаться.

Аплодисменты стихли, раздались вежливые смешки, поскольку Гэри не было видно. Сара вновь оказалась в центре внимания.

— Что же, я попробую еще раз! Передаю слово моему жениху!

Смешки усилились. Гэри по-прежнему не появлялся.

Потом откуда-то сзади послышалось:

— Гэри! Тебя ждут!

Наконец показался Гэри. В руке у него была тарелочка, до краев заваленная кексами. Выглядело так, будто он пытался играть на ней в «Дженгу».

— Едааа! — воскликнул он. — Жрите! Жрите все! Еда, тут ее полно.

Он поставил тарелку на столик рядом с собой, но тут же вновь взял ее в руки.

— Так! Да, конечно. Сейчас посмотрим.

Гэри попытался достать из кармана свой листок, но тарелка, с которой он не желал расставаться, ему мешала.

Я посмотрел на Эбби. Она наблюдала за ним раскрыв рот и наслаждалась этим захватывающим зрелищем.

— Итак! — повторил он, пытаясь развернуть листок.

Он все-таки убрал тарелку и только после этого развернул лист, затем, однако, снова взял тарелку, отбросил бумажку и объявил:

— Я буду говорить от души!

Плохая идея. Это очень плохая идея.

— Друзья, — начал он, — похожи на цветы!

Какая-то женщина опять воскликнула «о!».

— Цветы же надо поливать и давать им солнечный свет!

Я не злоупотребляю восклицательными знаками, а он все время только и восклицал.

— Вы наши цветы! И мы вас, как вы заметили, поливаем!

— Верно! Верно! — крикнул какой-то чувак, поднимая пивную кружку. Жена шикнула на него и попыталась заставить его опустить руку.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся Гэри. — Верно, да? Все мы верные друзья. Да?

Кажется, он закончил. Какая-то дама, решив, видимо, что до ее слуха донеслись строки некоего экспромта в стиле хайку, начала аплодировать. Но Гэри передумал.

— Он довольно романтичный парень, этот Гэри, — шепнул Дэв мне, смотревшему прямо перед собой безо всякого выражения.

Эбби пихала меня локтем в бок. Я чувствовал, что ее трясет от еле сдерживаемого смеха. Большая часть присутствующих явно не понимала, что происходит. Паре гостей это нравилось. Сара смотрела в пол, прикрыв рукой глаза.

И тут я увидел Анну.

Она улыбалась во весь рот и щелкала пальцами, пытаясь найти ритм в речи Гэри.

— Наверное, нам пора идти, — сказал я, желая поскорее выбраться отсюда.

— Как-то странно все это, — заметил Дэв.

Эбби вытерла выступившие слезы.

Когда Гэри перешел ко второй из шести причине, побудившей его отдать предпочтение «лексусу», а не «порше-кайенну», мы стали незаметно продвигаться к выходу.

— Что там случилось? — спросил Дэв, когда мы выбрались наружу, наблюдая за давящейся смехом Эбби. — Что это было?

— Джейсон, тебе не нужны все эти люди, — заявила Эбби, успокаиваясь, — тебе нечего им доказывать. Не понимаю, почему ты так нервничаешь. Когда я зашла туда, то подумала: «И это их он так боится?» Да кому какое дело, что они там себе думают.

— Эбби, нас могли бы посадить за это, — проговорил я осуждающим тоном, но она выглядела такой жизнеутверждающе-самоуверенной, такой очаровательно живой, что, как бы ни хотел выглядеть суровым учителем, я попросту не мог. Она заметила на моем лице след улыбки и проиграла очередную битву со смехом. До слез и нечленораздельных завываний.

Я тоже сдался и позволил себе расхохотаться.

Я смеялся хотя бы потому, что смеяться несколько приятнее, чем плакать, и с этим смехом из меня выходило все напряжение, все сдерживаемые эмоции, весь гнев, все одиночество и отчаяние. Я чувствовал облегчение оттого, что все так или иначе кончилось.

Отсмеявшись, мы без сил упали на скамейку — у нас болели все мышцы, а по щекам катились слезы. Дэв достал фотоаппарат.

— Улыбочку!

Через час, задолго до того, как во мне проснулось чувство вины, я взглянул на телефон. Мне пришло послание.

— Это может быть твой шанс! — сказала Эбби чуть позже, когда мы провожали ее на станции. — Ты увеличиваешь вероятность этого! Приближаешься к своей мечте!

— Может быть, — согласился я, — может быть.

— Надо и мне поскорее обзавестись мечтой!

Я обнял ее на прощание и задумался о том, что мне делать дальше.

Во-первых, что мне делать на презентации нового проекта Дэмиана на следующей неделе?

И во-вторых, вынуть айпод из кармана и послушать песни, втайне скопированные с болванки, выглядывавшей из сумки Эбби прошлой ночью.

Жизнь… была прекрасна!

Ей было суждено недолго оставаться таковой.

 

Глава 18, или

Ты поджигаешь меня, я твоя сигарета

Я никогда раньше не видел, чтобы Дэв так настаивал на полноценном английском завтраке.

— Я слышал кое-что от Павла, сказавшего, что Томаш сообщил ему о Марцине, узнавшем обо всех такое!

— Кто такой Марцин?

— Ну Марцин. Марцин с лодыжками.

— Не совсем понимаю, что все это значит.

— Это значит, что у меня есть шанс.

Мы сидели на террасе кафе, и он крутил головой во все стороны, высматривая Памелу. Уверен: если бы Памела его сейчас увидела, то тут же бы влюбилась. В том случае, разумеется, если ей нравятся парни с повадками бурундуков.

Но Памелы не было. Вместо нее работал ее начальник — сурового вида мужчина, обычно сидевший в углу и читавший польские газеты. Отвлекался он при этом лишь на почесывание странной синей татуировки, по всей видимости, весьма досаждавшей ему. Он напоминал пьяного в баре, разрывающегося между желанием сказать тебе, что ты хороший парень, и не менее сильным побуждением приложить тебя лицом об стол. Мы обычно не общались с ним по этой и дюжине других причин.

Но сегодня Дэв был настроен по-другому.

— Эм… А где Памела? — поинтересовался он.

— Ха-ха-ха, — только и ответил хозяин, но нельзя было поручиться, что он понял вопрос. Он толкнул к нам наши тарелки. Яйца, покрывавшие бекон, медленно стекали с него, поблескивая на солнце.

— Девушка? — попытался Дэв еще раз. — Пам-э-ла?

— А! Да, Памела. Да.

Он сделал мрачное лицо и подбоченился. Это могло бы претендовать на номинацию «Худшая попытка объясниться жестами в истории международного общения».

— Она здесь? — не унимался Дэв. — Ou est Pamela?

— Нет, — ответил хозяин. Он потер глаза и сделал вид, что плачет. — Ха-ха-ха, — повторил он, развернулся и ушел.

— Как-то странно, — заметил я.

— Может быть, он пытался сказать, что я грустный? Или она? — предположил Дэв. — Если он хотел показать, что она плачет, значит, я правильно его понял.

— Может быть, он пытался сказать, что вы оба грустите, но по-разному?

Дэв кивнул, погруженный в свои мысли.

— Так что там с приглашением? — поинтересовался он. Сегодня утром я довольно неожиданно получил по почте конверт из дорогой тисненой бумаги кремового цвета — в таком моему богатенькому кузену присылают счет за газ.

— По всей видимости, я прошел проверку на взрослость. Они подгоняют события. Гэри хочет, чтобы они были женаты к тому времени, когда ребенок выскочит на свет, — ответил я, проверяя, на месте ли приглашение на свадьбу Сары.

— Да нет, я не об этом. Это приглашение я видел. Я о другом — о том, которое поинтереснее.

А? То приглашение.

Письмо было озаглавлено «„Тропикана“ — срочно». Поначалу я не обратил на него внимания. Что такого срочного может быть в «Тропикане»: разве что из чана с соком вылез какой-то монстр, — но потом заметил, от кого оно.

— Скажи, что это «Формула-1» или что-то в этом роде. Или премьера! Или запуск новой марки водки. Там будут топ-модели, готов поспорить. И все они, одетые в серебряное, будут раздавать стопочки с водкой. Или «Золотой джойстик»! Пусть это окажутся девочки в серебряном или «Золотой джойстик». Дэв всю жизнь мечтал пойти на церемонию вручения «Золотого джойстика». Он говорит, что это должно быть что-то невероятное. Я думаю, она проходит на нулевом этаже «Хилтона».

— Это «Оскар» мира видеоигр. Все собираются там. Все самые важные птицы.

— Например?

— Не думаю, что ты о них слышал. Это совсем другие важные птицы.

— В любом случае это не «Золотой джойстик». На самом деле это, — я торжественно показал ему письмо, — запуск новой линейки соков «Тропикана». С ягодами акай.

Он кивнул, явно надеясь, что не так меня понял.

— «Тропикана», — задумчиво произнес он.

— По всей видимости, ягоды акай содержат на девяносто процентов больше антиоксидантов, чем считалось ранее, — известил его я.

— Ну, думаю, что это хорошая новость.

— Вечеринка будет в особняке за городом. Мне кажется, там должны быть модельки в костюмах ягод. В общем, клубнички.

Лицо Дэва неожиданно приняло заинтересованное выражение.

— Угадай, кто сейчас победит на своем первом конкурсе комиков? — широко улыбаясь, произнес Клем, показывая на себя обеими руками.

— Ты, Клем?

— Разумеется, сэр! Да, сэр! Ну, говоря «победит», я на самом деле имею в виду «примет участие», но у меня очень хорошее предчувствие.

Кажется, Клем принадлежал к тем, кто совершенно не чувствует настроение окружающих. Я не из таких. Я всегда замечаю подобные вещи. Мое настроение зависит от окружающих. И сейчас в отличие от громогласного Клема я был совершенно спокоен.

Зои утром не было на месте. Сэм заметила, что она, вероятно, на каких-нибудь курсах по повышению, но работников редакции «Лондонских новостей» не отправляют на подобные курсы. Кто-то предположил, что она встречается с Дерилом Ченнингом — наглым и фамильярным владельцем «Манчестерских новостей», «Лондонских новостей» и, до недавнего времени, «Ночного Глазго» — газеты, закрытой им незадолго до Рождества.

Клем уткнулся в свою рекламку новогоднего конкурса соискателей премии «Смеющаяся хижина». Вероятно, он представлял себе, что держит в руках новенький пластмассовый банан, вручаемый лучшему комику вечера, и произносит какую-нибудь смешную речь.

Я закинул ноги на стол и пролистал последний номер «Лондонских новостей». Вот она, эта страница. Я улыбнулся себе.

Ей должно понравиться.

* * *

И да, вечером я получил от Эбби послание, гласившее:

Не могу поверить, что ты сделал это.

Ха! Тебе понравилось фото? Это с телефона Дэва!

В ответ молчание.

Я попытался убить время, заняться работой. Написал обзор концерта в «Скала», поменял батарейки в дистанционке от телевизора. Сделал бутерброд, вынес мусор, купил молока. А потом начал думать, почему же Эбби ничего не пишет.

Так что я еще раз взглянул на ее послание. Я ошибся. Там было написано не «Не могу поверить, что ты сделал это», а «Не могу поверить, что ты это сделал».

Песни Эбби — Эбби Грант.

Легкость и одухотворенное великолепие морского курорта.

Музыкальная сцена Брайтона в последнее время процветает. В начале года на лондонские площадки вырвались «Кикс», а теперь позвольте представить вашему вниманию новую восходящую звезду — нежную и одухотворенную Эбби Грант…

Так начиналась моя восторженная рецензия на альбом, никем еще не прослушанный. Никем, кроме Эбби и меня. Я планировал сделать таким образом ей подарок. Показать, что понимаю ее — девушку, постоянно говорившую, что у нее нет мечты, хотя это, очевидно, и не было правдой. В этом и заключалась ее мечта, и самое позитивное в этом то, что она приблизилась к ее осуществлению. Ее мечта достижима! Да, разумеется, качество записи оставляло желать лучшего, ни о какой работе звукорежиссера и говорить не приходилось, это были просто живые записи голоса Эбби под аккомпанемент акустической гитары. Иногда к ней присоединялся кто-то с аккордеоном или чем-то в этом роде. Но… мне показалось, что так даже лучше. Так песни казались более живыми, более натуральными.

Эбби молчала об этом диске с песнями, полными любви и надежды. Но почему?

Это просто смешно. Она могла бы добиться успеха, у нее есть все шансы. Не понимаю, почему она не использует их. Может, она просто боится? Моя статья, плод моего благорасположения, как мне тогда казалось, была именно тем, в чем Эбби нуждалась. Ей, думал я, нужен был друг, готовый сказать, что она молодец, что надо идти дальше, и я решил стать этим другом, и сделать это публично. Я напечатал статью в «Лондонских новостях», и у нее была цитата из прессы, которую можно вырезать и приклеить к диску. Как поступили «Кикс». Я хотел сделать так, чтобы она не останавливалась на полпути.

Таков был мой план.

И кажется, он не сработал.

— Ты поставил меня в неудобное положение, — сказала она мне тем вечером по телефону. Судя по голосу, она была рассержена и обижена.

— Я не хотел ничего такого, — ответил я, отчаянно надеясь, что она мне поверит, и осторожно продолжил: — Я хотел только хорошего, клянусь, я думал, что…

— Ты влез в мою сумку, украл мои песни.

— Я не крал их, только послушал.

— Ты украл их, скопировал их. Раньше они были моими, а теперь нет.

— Что? С какой стати?

— По сути дела, ты взял мой дневник, прочитал его, скопировал и написал о нем в газете.

— Эбби, послушай… Я увидел диск, и…

— А то, что ты написал о моих отношениях с Полом…

— Я не писал об этом. Я написал только, что на диске есть одна песня о том, что автор неволен в своих действиях.

— Я не невольна в своих действиях. И это не имеет отношения к Полу. Ты явно намекал на него.

Я предпочел смолчать, поскольку и вправду думал, что эта песня о Поле.

— Пол прочитал это и разозлился. Он хотел знать, что со мной не так. До этого он понятия не имел о существовании песен. Теперь мне пришлось показать их ему. Представляешь, как я себя чувствовала? Ты кое-что отнял у меня. Не знаю почему. Ты думаешь только о себе. Зачем ты это сделал? Ты слишком много себе позволяешь, слишком.

— И как ты думаешь, у кого я этому научился, Эбби? Кто пришел ко мне домой и удалил мою бывшую девушку из списка моих друзей на «Фейсбуке»? «Тебе это не нужно». Помнишь, ты это сказала. И я думал, что то, что я сделал, было нужно тебе!

— Ты один из них, Джейсон.

— Из кого?

— Ты просто один из толпы, правда?

— Эбби, я твой друг, и…

Я услышал, как трубка ударилась обо что-то — об стол, наверное, — а потом ее с силой швырнули на рычаг.

Я готов был рвать на себе волосы. Разумеется, она рассердилась. Если бы она хотела, чтобы кто-то знал о ее песнях, то пела бы их. Той ночью диск так заманчиво выглядывал из ее сумки, могло показаться, будто он хочет, чтобы его увидели, а перед этим мы как раз говорили о жизни, мечтах и стремлениях… Из-за всего этого я тогда не испытывал никаких сомнений в своей правоте. И — черт возьми — я все-таки был прав. Разве нет? Такую слишком резкую реакцию и можно ожидать от девушек вроде Эбби. Я не хочу сказать, что она взбалмошная или истеричная, нет: я мало встречал людей более уравновешенных, чем она, — но она ведь такая эмоциональная. Прислушивается к своему сердцу. На самом деле, именно поэтому Эбби должна понять меня. Я сделал это для нее. Так, как и нужно было, от всего сердца, и, будем откровенны, ей бы надо радоваться, что кто-то так переживает за нее. Хотя, конечно, мне бы не стоило касаться Пола — теперь я готов это признать. Я не назвал его имени, разумеется, просто где-то в статье заметил, что стихи Эбби принадлежат женщине, не вполне довольной теми отношениями, в которых находится сейчас. Может быть, это и выдало мои мысли о Поле.

Это, а еще моя приписка, что на диске есть песня о том, каково это — чувствовать себя чьей-то марионеткой.

Я не знал, что мне делать. Статья вышла. Сейчас столицу наводнили сотни тысяч ее экземпляров, распространявшихся бесплатно. И везде — на скамейках, в барах, в автобусах — можно было увидеть пять звездочек и черно-белую фотографию с телефона.

Мне не оставалось ничего иного, кроме как взять мобильник и написать: «Мне действительно очень жаль». Больше сказать было нечего.

Теперь я мог только сидеть рядом с телефоном и ждать ответа.

Через три дня в «Маккензи-холл» полным ходом шла вечеринка в честь соков «Тропикана». Не знаю, откуда берутся деньги на такие мероприятия и как их вообще организовывают. Боюсь, первое, что пришло мне в голову, были бы воздушные шарики, а апофеозом стал бы торт, то есть все напоминало бы день рождения трехлетки. Но эти люди профи. На разогрев пригласили «Тропикана-герлз». Дюжина или около того начинающих моделей в белых обтягивающих комби и плащах. Они разгуливали по залу с подносами, уставленными стаканами с коктейлями. Дэв внезапно стал большим поклонником продукции этой компании.

— Не пора ли тебе остановиться? — поинтересовался я, когда он схватил очередной сок с серебряного подноса.

— Их раздают бесплатно, а я нервничаю. Здесь вокруг женщины в плащах. Знаешь, как я чувствую себя из-за этого? Как будто меня окружают супергерои.

— Они модели, а не барышни-кошки.

— Женщины-кошки. Они женщины-кошки. Думаешь, я бы нервничал так, если бы они выглядели как барышни-кошки?

«Форест Ласкин» собрали множество роскошных машин — «Ауди R8» с приборными досками из орехового дерева и кожаными сиденьями. Нам предложили прокатиться по окрестностям, чтобы ощутить вкус той жизни, которую нам никогда не придется вести. Некоторых из журналистов поважнее привезли из Бата в тонированных «рейнджроверах», так что они целый час могли представлять себя действительно важными персонами, а не коммунистами в журнале «Гуд фуд» или иллюстраторами обложки в «Сейнсберис мэгэзин».

Уже было сделано несколько объявлений девушкой, ведущей радиорепортажи об индустрии развлечений. Вы знаете, о ком я. На этой неделе она в Каннах, а на следующей — катается на водном мотоцикле с Гэри Барлоу. По всей видимости, она большая поклонница новых соков «Тропикана», к счастью для всех заинтересованных сторон, «поскольку „Тропикана“ уже шестьдесят лет готовит свои напитки, так что именно знание, используемое при изготовлении каждой упаковки сока, придает этой продукции такой великолепный вкус!» Мне понравилось. Очень профессионально. Кратко и по делу. Она останется на пресс-конференцию. Кстати, осенью она выпустила DVD с уроками фитнеса. Дэв этого не знал, хоть и старается следить за такого рода событиями.

Вечером в шатре на улице должна выступать какая-то группа. Сейчас некоторые из присутствующих пытались выиграть в лотерею полет до Нью-Йорка бизнес-классом. В каждом номере было приготовлено по маленькой бутылочке шампанского. Номеров, если вас это так интересует, было сорок два — тридцать три в особняке и в бывшем каретном сарае, пять семейных сьютов для больших шишек и три апартамента в охотничьем домике для самого Ласкина и его приближенных. Некоторые были в восторге от бесплатных спа-процедур в салоне «Каушед», другие заверили, что обойдутся и услугами барменов в библиотеке.

Я допил сок и осмотрелся. Вот оно. Вот, здесь. Забудьте о Пулитцеровской премии, забудьте о передовицах и о критике правительства. Журналисты, никогда в жизни ничего не писавшие — и даже не высказывавшиеся в приватной беседе — о том, что им нравится хороший, полезный для здоровья фруктовый сок, сейчас разгуливали по залу с наборами для прессы и футболками в руках и мечтали о том, чтобы разговоры поскорее закончились и можно было бы наконец воспользоваться предложенным гостеприимством. Многие из них прикидывали, что из подаренного можно будет передарить родственникам на Рождество.

А вон там, в углу, в окружении девушек с наушниками и планшетами, стоял человек, все это организовавший, — Дэмиан Андерс Ласкин. Перелеты, машины, процедуры и прочее — все это, как я начал понимать, предоставили клиенты могучей компании «Форест Ласкин».

Я попытался поймать его взгляд: вскинуть брови так, будто мы приятели и я хочу его поблагодарить или дружески поприветствовать, — но то же самое пытались сделать все без исключения в этом зале, а приветственный кивок от «Грациа» стоит столько же, сколько пять от «Лондонских новостей».

В любом случае я здесь не за этим.

— Не вижу ее, — разочарованно пробормотал Дэв. — Ее нет среди «Тропикана-герлз».

— Хватит пялиться на них, — одернул я его.

— Но почему они все в плащах?

Какая-то часть меня была уверена в том, что девушка окажется журналисткой, но чем больше я смотрел на Дэмиэна и на его окружение, тем больше склонялся к мысли, что она из его команды.

Внешность — важная часть пиара. Ты должен быть приятен глазу, как и твоя команда.

Дэмиан, скажем так, знал в этом толк.

Когда я в очередной раз взглянул на него, он обнимал весьма приятную на вид жену, державшую на руках их также приятного на вид сына.

— Мм, — прокомментировал это Дэв.

— Можете ли вы сказать, что всегда интересовались фруктовыми соками?

Наступила моя очередь брать интервью у девушки из бизнес-новостей. Я вспомнил ее имя — Эстония Марш. Вот оно, большими золотыми буквами написано на ее новом DVD. У Дэва стал совершенно потерянный вид, когда сотрудница «Форест Ласкин» пришла, чтобы отвести меня к Эстонии. Он плохо себя чувствует в толпе. Если вокруг много народу, он тут же теряется. Думаю, именно поэтому он не пытается сделать свой магазин более оживленным местом.

— Не оставляй меня, — тихо проговорил он, умоляюще глядя на меня. — Все вокруг выглядят так, будто разбираются в футболе. Помнишь, что случилось, когда ты в прошлый раз оставил меня среди людей, разбирающихся в футболе? Я запаниковал и сказал, что у меня есть билеты на все матчи «Арсенала» против Бразилии в этом сезоне. Это был полный провал.

Сотрудница не возражала. Я сказал ей, что Дэв наш практикант, и теперь он за моей спиной потягивал что-то из очередного стакана, а Эстония Марш быстро и четко, как настоящий профессионал, отвечала на мои вопросы.

— Здоровое питание очень важно для меня, и я отношусь к сокам «Тропикана» как к важной составляющей моей жизни.

— А… что конкретно в этом соке нравится вам больше всего?

— Мне важно, чтобы в моем холодильнике всегда был хороший запас витаминов. Кроме того, новая система «Изипур», по замыслу ребят из «Тропиканы» столь удачно дополняющая каждую упаковку, позволяет мне добраться до этих витаминов быстрее, чем раньше!

Я кивнул и сделал вид, что записываю.

Пауза. Я не имел ни малейшего понятия, что еще спросить. Я уже поинтересовался, умеет ли она поглощать фруктовые соки двумя вполне традиционными способами или ей ведом и третий.

— А… можете ли вы рассказать что-нибудь смешное о фруктовых соках? — попытал счастья я.

Она впала в некоторое замешательство и, нервно улыбаясь, посмотрела на пиар-агента в углу.

— Мм…

— Не обязательно что-то действительно смешное. Но из реальной жизни. Может, есть какая-то связанная с соком история — приличная, разумеется.

— Связанная с соком история, — задумчиво повторила она, перебирая в памяти все заготовленные фразы, но так ничего и не обнаружив.

Тут подал голос Дэв:

— Дело в том, что мой друг Джейсон пытается найти девушку, чей фотоаппарат ему случилось умыкнуть. Он думает, что она его судьба.

— Дэв, послушай… — начал я, тараща глаза на его опустевший стакан.

— Правда? — изумилась она, улыбнувшись мне, но тут же переключившись на Дэва. — Что вы имеете в виду?

— Он нашел фотоаппарат. Ну, не совсем нашел. Она оставила эту мыльницу у него, когда они как-то вечером на несколько секунд пересеклись на Шарлотт-стрит. Он проявил пленку и…

— Эм, вообще-то это ты ее проявил, Дэв.

— Как бы то ни было, фотографии напечатаны. И теперь он по уши влюблен в нее, потому что думает, будто она ему идеально подходит.

— О, — послышался голос оживившегося пиар-агента в углу.

— Итак, поскольку вы дама, я бы хотел спросить, что бы вы посоветовали?

По всей видимости, Эстония Марш была никудышным советчиком, но все-таки сказала:

— Я думаю, вам нужно прислушаться к тому, что подсказывает сердце! — И, ободряюще кивнув, добавила: — Хватайте быка за бока!

Не могу сказать, что в мои планы входило обсуждение этой истории с репортером из бизнес-новостей, но я покраснел и сказал, что непременно последую ее совету.

Дэв не успокоился на этом, решив закрепить успех:

— Вы когда-нибудь были взаправду влюблены, Эстония? В смысле, по-настоящему? С первого взгляда?

Мне стало окончательно ясно, что ему надо сделать перерыв в поглощении коктейлей «Тропикана», поскольку они, видимо, настраивают его на не в меру романтический лад.

— О, честно говоря… — ответила она и, вскинув брови, посмотрела на пиар-агента, не замедлившего тут же подключиться к разговору.

— Может быть, если бы мы обсуждали пользу фруктовых соков для здорового образа жизни, особенно когда они становятся частью разумной диеты, было бы… — начал он.

— Да! — согласился я. — Именно это я и хотел от вас услышать.

— Удачи вам в поисках, — улыбнулась Эстония.

— Она поразительная, — убежденно заключил Дэв, когда мы стояли на улице рядом с шатром, в котором мужской квартет пел а капелла песню из сериала «Дома и в пути». — Как думаешь, если я решу устроить повторное торжественное открытие магазина, она согласится перерезать ленточку? Может, мне хорошенько попросить ее? Здорово, когда звезда повторно открывает твой магазин.

— Зачем это тебе нужно? Тем более что магазин вроде бы уже открыт.

— Я просто раздумываю. Может быть, так я привлек бы к себе внимание. Ну, знаешь, как это бывает. Мы могли бы заказать канапе в «Уэйтроуз». Такие маленькие колбаски. Или, возможно, кексы от Эбби. Ее фирменные.

— Да, так ты точно привлечешь к себе внимание. Статьи в местной газете, полиция, все такое.

Мы замолчали и осмотрелись. Приехали новые гости — слишком важные, чтобы тащиться сюда утром ради короткого интервью с какой-то Эстонией.

Но среди них я не увидел того лица, ради которого мы приехали.

— Ее не будет здесь, — разочарованно сказал я. — Не будет, и все.

— Может и появится. И тогда у тебя будет шанс с ней поздороваться.

— А что потом?

— Расскажешь всю эту историю.

— И добавлю, что это просто совпадение?

— Ну, как минимум одно совпадение уже было. Ты попал на фотографию. Или ты можешь ей этого не рассказывать. И потом вы будете говорить внукам, что познакомились на запуске новой линейки соков «Тропикана» с ягодами акай.

— Знаешь… Я могу сделать еще кое-что.

Дэв вопросительно взглянул на меня.

Я указал на кого-то у противоположной стены зала.

Дэв все понял.

— Нет, друг. Нет, это плохая идея…

— Почему?

— То, что мы делали до сих пор, — это одно. А это — это совсем другое. До сих пор мы, можно сказать, развлекались. Мальчишки есть мальчишки! Но это… Это уже серьезно.

— И что такого? Ты постоянно пытался заставить меня относиться к этому серьезнее!

— Нет, но… ты не знаешь, в чем тут дело. Нельзя вот так лезть в чужую жизнь.

Его слова попали в цель. Я вспомнил Эбби. Вспомнил, как я влез в ее жизнь. Но сейчас я хотел сделать это не для нее, а для себя. Я мог прямо сейчас схватить этого пресловутого быка и оттащить на бойню.

Я еще раз посмотрел туда, где Дэмиан Андерс Ласкин смеялся над чем-то с девушкой в наушниках. Вот он обнял ее и привлек к себе. И тут я подумал…

Почему бы не взять и не спросить у него?

— Дамы и господа, розыгрыш лотереи начнется через пять минут, — торжественно объявил мужчина, из нагрудного кармана которого торчало куда больше ручек, чем может понадобиться среднестатистическому человеку. — Пожалуйста, позвольте мне пригласить вас в актовый зал.

Последние пятнадцать минут Дэв активно пытался убедить меня не делать того, что я собирался. Он нарисовал пять возможных вариантов развития событий, и все они заканчивались подбитым глазом, увольнением или увольнением с подбитым глазом.

— Он поймет это не так, как мы, — доказывал он, — ты можешь рассказывать обо всем посторонним людям вроде Эстонии, но не Дэмиану. Он имеет к этому отношение. Ему будет не все равно.

— Я собираюсь это сделать, — твердо сказал я.

Дэв, кажется, действительно перепугался.

— Он женат, у него семья, и…

— Послушай, я не собираюсь ни в чем его обвинять. Я ведь ничего толком не знаю — так ему и скажу. Я справлюсь.

— Нет, друг, подожди. Подожди.

— Чего? Я хочу покончить с этим прямо сейчас и получить ответ.

— Это не вариант.

— Это единственный вариант. Мы в двух шагах от цели. Он знает ее. Я знаю его. Я могу спросить.

— Как ты собираешься спрашивать?

Дэмиан улыбнулся мне.

— Хорошо проводите время? — поинтересовался он. — Я вижу, сами пришли и… друга привели…

— Дэва? Да! Он у нас на практике.

— Разумеется. Почему бы и нет. Я бы сам поступил так же.

— Еще раз спасибо за приглашение.

Вот он, этот момент. Один из тех, когда ты чувствуешь, что надо сменить тему разговора, но не знаешь, как это сделать.

Я подошел на дюйм ближе и понизил голос.

— Можно вас на два слова, Дэмиан? По личному вопросу.

Он с опаской взглянул на меня.

— С вами все в порядке?

— В принципе да, но, может быть, отойдем куда-нибудь?

Он нахмурился так, будто я на самом деле сказал, что хотел бы ухватить его за задницу.

* * *

Мы стояли у бывшего каретного сарая, и на нас светило склоняющееся к закату солнце. Поля, колеблемые ветром, обдавали теплым дыханием.

— Через минуту начнется лотерея, — озабоченно заметил Дэмиан, открыв пачку «Мальборо». — Предполагается, что я буду вручать билеты.

— Ах да. Нью-Йорк.

— Часто там бываете?

— Нет. Но я собирался… В другой жизни. Не сложилось.

— Я хочу свозить туда Энни и Джеймса в следующие выходные. Имею право на небольшой бонус, правда? Они обычно не бывают на таких мероприятиях, но, черт с ним, почему бы нет. Выходные в «Маккензи-холле» еще никому не повредили. Она любит всякого рода спа, а Джиму они предоставили няню.

Он затянулся и посмотрел прямо на меня.

— Так в чем дело?

— Ну, — начал я самым дружелюбным тоном, на какой был способен. — Это звучит странно… не знаю, как толком объяснить.

— Попробуйте.

— Кое-что случилось…

— Хорошее начало.

— Как-то вечером я столкнулся на улице с девушкой. Мы с ней не были знакомы. А потом я…

А потом что? Я видел, что Дэмиан сбит с толку, не понимает, зачем я все это рассказываю, какое отношение эта история имеет к нему. Что мне сказать? «А потом я понял, что у меня осталась пленка из ее фотоаппарата, я проявил ее, напечатал фотографии, а потом попытался пройти по ее следам, потому как в ней было что-то эдакое, а в моей жизни вообще ничего, и я надеялся, что этот путь меня приведет куда-то, где будет лучше, а потом я увидел на фото тебя с ней и, как ни странно, начал ревновать, а потом увидел тебя в том баре, а потом пошел за тобой в ресторан, где мы разговорились, втерся к тебе в доверие, и вот мы здесь»?

Нет.

Я просто достал из кармана фото, единственное, что было со мной. То, где она улыбается кому-то или чему-то за кадром; ее щеки раскраснелись от мороза, волосы треплет ветер — мое любимое фото.

— Вот эта девушка.

Я рисковал. Я шел ва-банк. Но это должно было сработать.

Дэмиан взял фото, посмотрел на него, потом на меня.

Неловкий момент. Я попробовал слегка улыбнуться.

И тут Дэмиан выпустил струю дыма и медленно произнес:

— Кто ты, черт тебя побери, такой?

Я заморгал.

— Нет, Дэмиан, это…

Но он меня не слушал — он складывал фотографию, оглядываясь, чтобы проверить, не видел ли ее еще кто-то.

— Кто ты, и какого черта?

— Я всего лишь я! — воскликнул я. И без всякой нужды добавил: — Джейсон.

— Что ты пытаешься сделать? — холодно спросил он. — Это что, шантаж? Кто ты, черт возьми, такой?

Он бросил взгляд в сторону кустов, на стену в отдалении и на деревья. Я понял, что он искал фотографов. Да, он знал толк в пиаре.

— Я… Никто тебя не снимает. Твоя семья тут ни при чем.

— Моя семья? Почему ты вспомнил о моей семье?

Он стоял совсем близко. Я чувствовал его дыхание, запах табака и видел, как напряглись его руки, как будто он готовился к чему-то.

— Дэмиан, клянусь, речь только об этой девушке…

— Кто ты, черт побери, такой? Ты здесь в качестве моего гостя, ты знаешь, что моя семья здесь. Кто тебя подослал?

— Никто нас не подсылал!

— Нас?

— Меня и Дэва. Мы здесь только ради презентации новых соков «Тропикана».

Мои слова прозвучали смешно. Слово «Тропикана» не часто используется в спорах, готовых перерасти в драку. Я думал, что, сказав это, сумею снять напряжение, вернуться на исходные позиции.

— Ты и твой друг должны уехать, к чертовой матери.

— Слушай…

— Вы должны уехать. Прямо сейчас.

Я поймал Дэва.

— Нам надо уходить. Прямо сейчас.

— Все прошло нормально?

— Не совсем.

— Удивительно. Ты подошел к человеку, расслабляющемуся здесь со своей семьей, друзьями, коллегами, и показал ему фотку девушки, с которой у него была интрижка. Что могло пойти не так?

— Мы не можем утверждать, что суть дела в этом.

— А он повел себя так, будто именно в этом?

— Прямо сейчас, я повторяю, — вынудил я его поставить кружку на стол, и мы ушли.

Нам пришлось довольно долго дожидаться такси, чтобы добраться к поезду. Я думал о Дэмиане. Он нас сюда пригласил, а я так поступил с ним.

— Не могу его винить, — высказался наконец Дэв, и эти слова мне менее всего хотелось бы услышать от него. — Как его можно в чем-то обвинять?

— Заткнись, — прошипел я.

Не то чтобы я собирался его обидеть, просто мне не хотелось сейчас об этом говорить. Я знаю, что вел себя как идиот, и не надо напоминать мне об этом.

— Что? Просто подумай, что ты натворил. Ты все испортил. Больше, чем ты думаешь.

— Довольно.

— Теперь он знает, что мы делали. Он знает, что мы следили за ним. Как, думаешь, к этому отнесется твое начальство? Он им расскажет. Он расскажет, чем ты занимаешься. Это удар по твоей карьере.

— Ага. Но по крайней мере у меня она есть.

Бум. Я перешел к боевым действиям.

— О, то есть мой маленький магазин тебя не устраивает? Тебе не кажется, что я и так знаю твое мнение по этому вопросу? Тебе не кажется, что я слышу это каждый день?

— От кого? От Павла?

— От всех, кроме Павла. Но во всяком случае, я хоть что-то делаю, и это мне нравится. А тебе нравится расспрашивать девушек с телевидения о фруктах? С чего ты взял, что вы с Дэмианом такие разные?

— Мы разные.

— Ты преувеличиваешь разницу. Он тут с семьей, а ты знаешь, что он был еще и с девушкой. Ты знаешь, что он изменял жене. Это тебе никого не напоминает?

— Отвали. У меня все было по-другому. Да, я сделал ошибку, но я ее не планировал. Все просто случилось.

— Ты ничего о нем не знаешь, кроме того, что у него есть часы, машина и квартира, но предъявляешь ему какие-то «улики» чего-то, о чем не имеешь понятия.

— Откуда бы мне иначе было знать, улики чего я ему предъявляю?

— Ты сделал глупость. Не сходи с ума по этому поводу хотя бы сейчас.

— Я? Ты с самого начала вынуждал меня это сделать!

— Просто поискать ее, да! Сделать свою жизнь чуточку интересней, да! Поднять себе настроение и дать надежду. Но я не предлагал ничего бредового.

— Ты вынудил меня поехать в Уитби.

Дэв улыбнулся, покачал головой и отвел глаза.

— Что? — спросил я. — Что этот пейзаж должен означать?

— Он означает, что у меня были причины ехать в Уитби.

— Что? Какие еще причины?

— Вот наше такси.

Пока мы ехали до Бата, у меня внутри все кипело. То же самое продолжалось и на платформе в ожидании поезда, и всю дорогу до Паддингтона.

— Как прошло мероприятие? — холодно поинтересовалась Зои, когда я зашел в редакцию.

Я вернулся к шести. Всю дорогу до дома я не разговаривал с Дэвом, и в настоящий момент я предпочел бы быть где угодно, лишь бы не рядом с ним. Он идиот, и мне все равно, что он думает. Кто он такой, чтобы давать мне советы?

— Нормально, — ответил я, кидая сумку на стол. — Если, конечно, тебе нравятся новые соки «Тропикана» с ягодами акай. В любом случае я решил, что зайду и посижу допоздна. Надо кучу дел переделать. Возьмусь за них.

— Что там произошло? — спросила Зои, а Клем тут же встал и вышел из офиса.

Проводив его взглядом, я повернулся к Зои. Она выглядела не слишком весело.

— О чем ты?

— Я получила письмо от Андреа Спэрроу. Не уверена, что ты знаешь, кто она такая.

— Знаю.

На самом деле я не знал.

— Она говорит, что из-за твоего шокировавшего всех поведения за ленчем тебя больше не желают видеть ни на одном мероприятии «Форест Ласкин».

О Господи. Быстро же они. Даже для их уровня быстро.

— Ладно.

— Нет, ничего не ладно, Джейсон. Все плохо. Для всех нас. Что ты на этот раз натворил?

— Успокойся. Это всего лишь одна заурядная фирмочка. К тому же мы им нужнее, чем они нам.

— Да неужели? Ты хоть представляешь, как у нас обстоят дела? Думаешь, так легко издавать дрянную бесплатную газетенку, отстающую от конкурентов по всем статьям? Легко пытаться сделать нормальное издание из того мусора, что у нас есть? И не потому, что нам всем это нравится, а потому, что нам просто нужна работа.

— Прости меня! В любом случае мы что, могли напечатать эксклюзивный материал о новых соках «Тропикана» с ягодами акай? Наши читатели что, ожидают каких-то глубоких мыслей о «Тропикане»? У нас есть какая-то фокус-группа, занимающаяся этим?

— Я разрешила тебе пойти, потому что тебе нужно было развлечься. Но кроме того, это должно было сработать на наш имидж, причем среди тех, кто занимается имиджем. А ты вместо этого умудрился поссориться с большой шишкой. Что ты натворил? Напился?

— Нет. Послушай, мне и вправду жаль, но он не единственный рекламщик в Лондоне. Есть и другие, к тому же имеющие больше отношения к тому, чем занимаемся мы. Я возьму это под свой контроль, обещаю. У меня есть неплохой материал, и там не будет ни строчки о фруктовом соке.

Она вздохнула и грозно подбоченилась.

— Я не могу тебе этого позволить.

— Что?

— Я не могу тебе этого позволить. Можешь продолжать писать для нас, но ты не можешь оставаться редактором обзоров. Прости, Джейс. Все равно официально ты им и не был, а всего лишь заменял Роба. Он чувствует себя лучше, скоро вернется, а пока мы как-нибудь справимся сами.

— Ты… Ты ждала этой возможности.

— О. Да. Разумеется. Весь мир против тебя.

— Сегодня все выглядит именно так.

— Именно. Даже несмотря на то что я дала тебе такой шанс.

— Это из-за того, что произошло между нами.

— О, да ладно. Веди себя как взрослый, в конце концов. Это было целую жизнь назад. Все в прошлом. Сейчас речь о работе. У тебя был шанс сделать что-то толковое из своего раздела. Кстати, ты в курсе? У нас нет денег. Не знаю, заметил ли ты, но мы на тонущем корабле. Ты читал сводки? Я дала тебе этот раздел, и он мог оставаться твоим до самого конца. В тот вечер ты сказал мне, что хочешь, чтобы у тебя было свое дело, то, над чем ты мог бы работать. Видите ли, Сара этого не понимает, но ты хочешь именно этого. Может быть, дело в чувстве вины, но я ведь тебе помогла, разве не так? Не потому, что ты мне все еще нравился и я хотела быть с тобой, просто в случившемся была и моя вина.

Вы знаете, бывают такие моменты, когда собеседнику кажется, будто вы не в курсе кое-каких банальностей. Незабываемое ощущение, правда?

— Но что ты сделал вместо этого? Ты написал обзор песен своей подружки и дал ей пять звезд.

Она кинула на стол страницу с моей статьей об альбоме Эбби.

Песни Эбби — Эбби Грант.

Одухотворенность, легкость и сила. Позвольте, Эбби, вести вас.

— Кто она такая? Она ни с кем не подписывала контракт. О ней ничего не пишут в Интернете. У нее нет странички на «Майспэйс». Никто о ней ничего не слышал. Ее альбом нельзя достать. Откуда я знаю? Я хотела послушать. Вот что самое грустное. Ты написал так, что мне захотелось ее послушать.

— Тебе бы понравилось. Она не открытый до сих пор талант, я имел право…

— Ты идиот. Нет у тебя такого права. Нельзя использовать газету, чтобы расхваливать своих никому не известных друзей. Пять звезд, Господи. Что, если кто-то об этом узнает?

— Она действительно конкретно хороша, Зои.

— Давай поговорим об остальном, что ты тут наклепал. Ты переписывал пресс-релизы, делал вид, что ходил на выставки, но там тебя не видели. Ну не забавно ли?

— Я ходил на концерты! Я открыл эту группу!

— Да, и все, что ты о них до сих пор писал, было восторженным. Так обзоры не пишутся. Это не критика.

— Критика может быть конструктивной…

— Благодаря тебе наше имя украшает самую посредственную пиццу в Лондоне.

— Но это реально хорошая пицца!

— Они тебе заплатили?

— Что? Нет!

— Есть форум в Интернете, посвященный твоей статье про «Абрицци». Ты в курсе? Тридцать одна тема. Народ интересуется, кому надо заплатить, чтобы получить такой же отзыв.

— Наверное, это конкуренты, — предположил я, — главное, что о них говорят.

— Кроме того, ты предложил еще одну кошмарную затею. «Неизвестный Лондон»? Это ты о чем?

— О Хайгейтском кладбище, разумеется.

— Что же, думаю, тебе надо сходить туда еще раз, — заметила она. — Почтить свою карьеру.

Вот это действительно болезненный удар. Зои знала это. Я вспомнил Дэва и то, что сказал ему.

— А, кстати, как насчет «Я видел тебя»? — продолжила она. — «Дай мне знать, если еще хочешь получить это от меня»? Конечно, интригующе, но слишком уж грустновато, не находишь?

Клем. Чертов Клем. Это его месть. Он выяснил все, так? Раскопал, что я делал за его компьютером. И разнес об этом по всей редакции. Это совсем унизительно. Как долго они шутили на эту тему за моей спиной? Какую кличку они мне придумали? Что-нибудь достаточно хлесткое, чтобы выразить весь комизм ситуации.

— Слушай, мне правда жаль, что так вышло, — вздохнула она. — Ты знаешь, как мне тяжело. Но ссору с самим Ласкином я тебе простить никогда не смогу. Езжай домой, выпей чего-нибудь. Вернемся к тому, с чего начали. Я пришлю тебе новые задания чуть позже, может быть. Или, если у тебя есть мысли по поводу новых рубрик, мы бы могли…

Но я уже стоял в дверях.

Дэва нигде не было видно, когда я вернулся домой. Как быстро все может измениться. Сейчас он был мне нужен. Если Дэву и удавалось что-то, так это вставать на мою сторону. Дружба очень много значит для Дэва. Если бы он учился в университете с Гитлером, то, вероятно, смог бы убедить его думать о хорошем в последние минуты в бункере.

Сегодня, когда случилась вся эта история с Дэмиэном, он не сделал ничего подобного, но я подумал и решил, что это случайный сбой. Теперь-то он точно будет на моей стороне. Он должен. Он мне нужен. Всю жизнь Дэв был неудачником. С девушками, в семье. Я всегда думал, что именно от этого он пытался уйти с головой в видеоигры. Там ты всегда начинаешь как неудачник, но ты гарантированно победишь, если будешь идти вперед, выучишь все движения, научишься понимать, где надо укрываться, а где появляться. Так он и поступил с официанткой Памелой, разве нет? Укрылся, чтобы вернуться к игре как-нибудь потом.

Я достал мобильник и попытался дозвониться, однако поговорить мне удалось только с автоответчиком.

— Дэв, это Джейс. Кажется, меня уволили. Или не совсем уволили, но понизили в должности. Несмотря на то что это и так было неофициально. Я смогу писать для них в качестве фрилансера, но… позвони мне, ладно?

Наговорив сообщение, я уставился в окно. Запах картошки фри невидимой пеленой поднимался над Каледониан-роуд, причем такой плотный, что еще немного — и его можно будет заметить невооруженным глазом. Он обволакивал людей, спешивших мимо с полными ветчины и ливера сумками из супермаркета «Айсленд». Какой-то мужчина у дверей эфиопского ресторана переминался с ноги на ногу и тряс зажигалку в попытке извлечь из нее последний, тусклый язычок пламени.

Я включил телевизор, но легче не стало. Единственное, что мне сейчас было нужно, — это выпить, но одному здесь, на нашей улице, пить не хотелось. Есть места, где это нормально — Шарлотт-стрит к примеру, — но здесь, на Кэлли, такое плохо кончается.

Искать что-то в холодильнике было тоже бесполезно, поскольку пиво у нас надолго не задерживалось и обычно выпивалось в день покупки, так что к утру, как правило, от него не оставалось и следа. Я захлопнул дверцу и на автомате включил чайник, но тут же утратил к нему интерес, вспомнив, что Дэв продолжает покупать у Павла «Ежиновку». У нас всегда есть эта бурда. Даже если ты выпил столько, сколько в тебя влезло, все равно оставалось еще чуть-чуть.

Я открывал шкаф за шкафом, отодвигал потрескавшиеся чашки, даже заглянул за тостер и туда, куда никогда раньше не лазил. «Ежиновки» не было.

Комната Дэва.

Я постучал, прекрасно зная, что его там нет, просто мне хочется думать, что другие будут вести себя так же, заходя в мою комнату. Подождав немного, на случай если бы кто-нибудь отозвался, я отворил дверь.

Дэв раздернул шторы, невыключенное радио тихо что-то бормотало. Я пробрался сквозь минное поле, усеянное картриджами с играми и кроссовками, к ночному столику. На нем в окружении кружек стояла бутылка, венчавшая стопку бумаг.

— Привет, — поздоровался я, поскольку видел по телевизору, что людям свойственно разговаривать с неодушевленными объектами, если они им рады, и схватил бутылку за липкое горлышко.

К донышку пристала подставка под кружку, принесенная Дэвом из какого-то бара. Я оторвал ее и положил на стол, но в этот момент кое-что на столе привлекло мое внимание. Может быть, это был фиолетовый круг, а может быть, слова, выделенные засохшим ежевичным ликером, или, может быть, я всегда ищу, где бы разжиться чем-нибудь по дешевке, и эти слова значат для меня больше, чем для остальных.

Здесь, на столе, на верхнем листе подшитой стопки бумаг, над фотографией моей комнаты с моими вещами и комнаты Дэва с его вещами, и рядом с фотографией магазина на первом этаже, рядом с тем местом, которое все считают борделем, хотя, еще раз заявляю, оно им не является… стояли слова: «Продается. Торг уместен. Не под сетевой ресторан».

Я смотрел на них как завороженный.

«Продается».

Что же, интересное завершение дня.

Я пошел и напился в одиночестве, не уходя с нашей улицы.

 

Глава 19, или

В напряжении

Я познакомился с Дэвом в день, когда мы начали учиться в Лестерском университете. Вы знаете, как это бывает. Думаешь, мы будем друзьями всю жизнь! На втором курсе мы снимем квартиру на двоих! И будем жить вместе, когда закончим университет! И ты сразу хочешь познакомить этого нового интересного персонажа твоей новой интересной жизни со всеми своими старыми школьными приятелями.

У меня с Дэвом все было не так.

Я решил, что он странный. Начать с того, что на нем была футболка с логотипом «Сега-пауэр», к тому же он носил тонкие усики и эспаньолку. Представился он Александром, но когда в комнату с цветочным горшком в руках вошла его мама, она напомнила сыну, что его зовут не Александр, а Девдатта. Я улыбнулся, глядя, как этот мальчик пытается создать себе новый имидж до того, как его мама успела уехать. Он сказал, что очень любит «Мэник-стрит причерз», но когда я спросил, какой альбом нравится ему больше всего, он побледнел, замялся и пробормотал, что плохо запоминает названия. Он сообщил, что разрабатывает свою первую видеоигру «Бастероиды!», и к тому времени, когда получит свою степень бакалавра в области информационных технологий в менеджменте, эта идея его обогатит. Потом он распаковал свою приставку «Нинтендо-64», и мы устроились в большой комнате играть в «Золотой глаз», точно так же как мы играли все последующие годы. Точно так же как мы играли бы сегодня, будь все в порядке.

Так что нет, тогда, в первые дни знакомства, у меня не было и мысли о том, что мы с ним станем друзьями на всю жизнь. Но мало-помалу он стал неотъемлемой частью моей биографии. И до того как нашел эти бумаги, я не представлял, что все может быть по-другому. У нас общее прошлое — так часто случается у близких друзей. Мы были рядом, когда кто-то из нас расставался с девушкой, печально разглядывали обои в пабах, до тех пор пока все «не-хочу-об-этом-говорить» не превращались в «вот-почему-ты-лучше-чем-он». Я был на свадьбе его брата, я давал ему советы по поводу различных жизненных вопросов, работы и девушек. А потом, одним слишком длинным и печальным воскресным утром, я произносил речь на похоронах его матери, а он стоял стиснув зубы и смотрел в землю, чтобы только отец не увидел его плачущим.

Он был рядом со мной во время всей этой истории с Сарой… И если бы я рассказал ему про выкидыш, знаю, он бы поддержал меня.

Никогда за всю свою жизнь он не делал ничего подобного. Может быть, сейчас я думаю, все это было не так уж важно. Может быть, мне следовало спокойнее к этому отнестись. То есть у него, наверное, были свои причины, да и что такого, это всего лишь один маленький секрет. Но сейчас, когда случилось столько всего, после такого года, я сидел в «Берлоге», сжимал в руке стакан и чувствовал, что меня предали.

Я захлопнул дверь чуть громче, чем следовало бы. Дэв сидел в гостиной.

— Привет, друууг, — протянул он, не отрывая глаз от экрана. В данный момент он играл в «Братство» и преследовал контрабандиста.

— Прости за сегодняшнее, — сказал я подчеркнуто дружелюбно. Да, подумал я, я знаю, как с этим справиться.

— Все нормально, ты тоже прости. — Он отложил джойстик. — Где ты был? Я получил твое сообщение. Что случилось?

— Ребята Дэмиана сообщили моей редакции, что меня больше не ждут на их мероприятиях.

Дэв не сказал «я-же-тебе-говорил» вслух, но подумал.

— Слово за слово, и Зои рассказала мне о прочих моих неблаговидных поступках на этой должности.

— О, — произнес он, — наверное, она не могла этого дождаться.

Вот тебе и поддержка.

— Ты выпил? — поинтересовался он без особой надобности, поскольку и так мог слышать, как неразборчиво я произнес словосочетание «неблаговидные поступки».

— Немного, — признался я и добавил, так искренне, как только мог: — Может быть, дело в алкоголе, но спасибо тебе.

— Мне? За что?

— За то, что честно поговорил со мной сегодня.

Что это промелькнуло у него в глазах? Вина?

— Мне не надо было подходить к Дэмиану. Если бы я этого не сделал, мне бы не пришлось сегодня вечером топить мои горести в виски в компании того старика с синей сумкой, в молодости работавшего ассенизатором. Как твои-то дела? Где ты был?

Он повернулся к экрану и взял в руки джойстик.

— Ходил на Брик-лейн. Надо было поговорить с отцом.

— Ты там часто бываешь в последнее время.

— Да. Ну сам понимаешь, семья.

Я сел на диван, лицом к нему.

— Как твой отец?

— Нормально.

— Как его бизнес?

— Нормально.

Пауза. Он сделал вид, что с джойстиком что-то не так.

— Кроме того, — промурлыкал я, как кошка, загнавшая мышь в угол, — спасибо за то, что разрешаешь мне здесь жить.

— Не за что. Ты оплачиваешь счета, когда у тебя есть возможность. Помогаешь мне в магазине. Все в порядке.

— Да, но это единственное, что у меня есть в жизни постоянного. И я тебе благодарен. Вправду здорово жить здесь с тобой.

Он посмотрел на меня. Было видно, что он задается вопросом, не прознал ли я про его планы, но тут же пришел к выводу, что это очень маловероятно, и отвернулся. Я дал ему шанс. Он мог честно признаться, но предпочел этого не делать.

— Не хочешь стаканчик на сон грядущий? — поинтересовался он. — У меня в комнате есть бутылка «Ежиновки»…

— Я допил ее, если ты о бутылке, стоявшей на кое-каких бумагах. На ночном столике.

— Ты был в моей комнате?

— Да, был.

— То есть…

— Бумаги.

— Ты копался в бумагах? — спросил он, пытаясь изобразить праведный гнев, но мне это удалось раньше.

— Как получилось, что ты мне ничего об этом не сказал? — Я изо всех сил старался говорить спокойно. — Ты продаешь квартиру, Дэв! Я знаю, она принадлежит тебе, но ты мог бы как минимум сказать мне об этом! Тебе не важно, что я окажусь на улице?

— Давай без истерик, — сказал он, и я рассмеялся. — Да! Ты прав! Это моя квартира! То есть отца в любом случае! У меня не было возможности тебе сказать! Я пытался пару раз, но то у тебя были проблемы то с Сарой, то с работой, то…

— С Сарой покончено. От моей работы ничего не осталось. Что дальше? И когда ты пытался об этом поговорить…

— Я пытался пару раз…

— Когда ты успел сделать фотографии? Сколько все это продолжается?

— Недолго.

— С того вечера, когда мы решили поехать в Уитби?

Дэв ответил не сразу. Я знал и так, но мне требовалось подтверждение.

— Мы ничего не решали, — сказал он. — Я решил, что тебе надо туда съездить.

Я весь вечер думал об этом. Да, это объясняло поспешность, с которой он решил уехать, его энтузиазм, несмотря на то что, как я теперь понимал, его эти дела мало интересовали. Ему было плевать на девушку, фотографии, меня и на все это вместе. Он заметал свои следы, потому что ему не хотелось в этом признаваться.

— Ты обманул меня, — сказал я и сам испугался своих слов. — Ты воспользовался девушкой, чтобы обмануть меня?

— Я думал, что это тебе поможет.

— Ты сказал, что хочешь, чтобы я занялся поисками, дабы вытащить меня из дома. Ты не шутил. Так было каждый раз, когда ты предлагал куда-то пойти? Выпить пива вечером, напечатать снимки или всем вместе скататься в Уитби? Все это было только для того, чтобы меня отвлечь? Дать твоему отцу возможность прийти сюда, сделать нужные замеры, показать квартиру покупателям, сфотографировать или…

— Ты говоришь так, будто мне этого хотелось! И в Уитби я собрался не только из-за тебя. Мне нужно было развеяться. Отец позвонил, сказал, что приедет. Мне нужно было куда-то поехать, и мне нужен был друг. Мне хуже, чем тебе, Джейс. Это была моя мечта.

— И ты так легко от нее отказываешься?

— Попробуй сам прожить всю жизнь с невостребованным интеллектом. Попробуй сам всю жизнь подтверждать слова своего отца, когда пытаешься их опровергнуть. Он думает, что я полное дерьмо. Думаешь, мне хотелось сообщать об этом лучшему другу?

— Вспомни, что ты сам мне говорил. Что я должен напечатать фотографии, найти эту девушку, воспользоваться шансом.

— Я хотел, чтобы у тебя появилась надежда, Джейсон.

«Надежда». Опять это слово.

— А ты? Как у тебя обстоит с надеждой?

— Ладно тебе. Я сказал, что это была моя мечта. Отец дал мне шанс, но оказался прав: мечты не сбываются. Именно этим они отличаются от реальности. У меня было столько же шансов на успех, сколько… не знаю…

— Сколько у меня — найти эту девушку.

— Да! — воскликнул он, неожиданно разозлившись. — Да, если тебе так понятнее. Но это не значит, что не стоило и пытаться, правда? Но с моей мечтой покончено. Я пытался, но у меня не вышло. Отец дал мне год. Знаешь, сколько я заработал вчера? Полтора фунта за старую копию «Соник-2». Людям нужны новые игры, они не заходят в мой магазин. Покупатели идут в «Гейм», или в «Эйч-эм-ви», или в другой, который, как они хотят верить, на следующей неделе по-прежнему будет на месте. У меня была своя ниша, мне так казалось, но отец твердил мне снова и снова, что ниши никому не нужны во время экономического кризиса. Его бизнес на Брик-лейн процветает, он хочет сосредоточиться на нем, и в стране нет ни одного экономиста, кто с ним бы не согласился.

— Значит, все? С магазином покончено?

— Это его дом. Его деньги. Это никогда даже не обсуждалось. Но послушай, может быть, никто и не купит магазин еще много месяцев или даже лет. Тот старый магазин домашних животных на углу продается уже сто лет. Так что квартира пока остается! Я не хотел тебя беспокоить. Ты мой лучший друг, Джейс. Мы можем жить тут еще очень долго.

У меня было мало денег, мало перспектив, а надежды теперь еще меньше, чем всего остального. Одно дело, когда я надеялся, что из той встречи на Шарлотт-стрит выйдет что-то хорошее. И совсем другое, когда я понял, что даже Дэв считал эту затею глупостью. Я чувствовал себя выставленным на посмешище, обманутым, и у меня больше не оставалось никакой надежды.

Я окинул взглядом комнату, в которой, как мне было совершенно ясно, мы не будем жить очень долго. Во всяком случае, я точно нет. Я вышел из дома и попытался утопить в алкоголе свой гнев, а когда понял, что не хочу идти домой, но не знаю, куда еще пойти, я взял телефон и набрал номер. Она взяла трубку и сказала:

— Зайди ко мне. Сейчас же.

А как же девушка?

Девушка оказалась всего лишь мечтой, а мечты, как говорит мой хороший друг Девдатта Пател, имеют обыкновение не сбываться.

«Что можно уронить, то держат в руке, но то, что в сердце, останется со мной до самой смерти».

Пословица племени шона, Зимбабве

Привет. Вас уже семнадцать? Достаточно для вечеринки. Мы могли бы напиться, не разговаривая друг с другом, а потом пойти домой и написать об этом в блоге.

Мартин из Малайзии: тебе это должно понравиться. Сегодня в метро, проезжая Гудж-стрит, я вспомнила объявление из бесплатной газеты — в нем какой-то мужчина признавался в любви незнакомке.

Обычно я не читаю их, поскольку мне кажется это слишком неделикатным. Кроме того, я боюсь, однажды прочитав такое объявление, решить, что оно предназначено мне. И тогда мне придется выйти за него замуж из благодарности.

Разумеется, все можно понять так, будто оно предназначено для тебя. К примеру: «Девушка в красном топике, я видел тебя из окна кабинета врача-венеролога. Я только что узнал плохие новости, но ты смогла поднять мне настроение». И потом весь день ты будешь спрашивать знакомых, что принято надевать на свидание с венерическим больным.

В любом случае мое внимание привлекло следующее: «Я видел тебя, ты еле держалась на ногах в метро. Я надеялся, что вагон качнет и ты упадешь на меня, но этого не случилось».

Сперва я улыбнулась и перевернула страницу, все уже привыкли к подобному в бесплатных газетах. Так же как к сообщениям о том, что кто-то познакомился при необычных обстоятельствах, так как они всегда заканчиваются фразой «пара недавно объявила о помолвке» или чем-то вроде этого.

Мне интересно, чувствовал ли мужчина, написавший девушке, еле державшейся на ногах в метро, что он чем-то рискует. Начинало ли его сердце биться быстрее при мысли о возможностях, открывающих, как он надеялся, перед ним?

Разве мы все не мечтаем о том, чтобы нас искали, о нас думали, в нас нуждались? Не важно, знаем ли мы этого кого-то или нет. Разве мы все не хотим, чтобы наша история закончилась словами «пара недавно объявила о помолвке»?

Может быть, это просто минута слабости. Я уверена: о чем бы мы ни мечтали, в итоге нам всем придется завести кошек, чтобы не чувствовать себя одинокими.

А я терпеть не могу кошек.

 

Глава 20, или

Холод, тьма и вчерашний день

Месяц и один день ничего не случалось.

Я ничего не делал. Разве что нашел себе небольшую квартирку на Блэксток-роуд. Переехать оказалось несложно. Девять коробок, телевизор, ноутбук, одеяло. Не сказать чтобы я так уж много нажил за свою жизнь, но когда все твое имущество умещается на заднем сиденье такси, это имеет свою позитивную сторону.

Разумеется, мои сбережения несколько сократились. Думаю, им присуща тенденция к сокращению. Полагаю, чем меньше тебе платят, тем больших успехов в сокращении добиваются твои сбережения.

Но я зря трачу время. Прошел месяц, ознаменованный очень немногочисленными событиями, что практически не позволяет выделить его среди других месяцев моей жизни. Пожалуй, если я сильно постараюсь, то смогу вспомнить всего два.

Первым из них стал телефонный звонок.

— Джейсон? — произнес знакомый голос. — Это Эстония Марш.

— О, — только и мог сказать я.

— Простите, что беспокою. Я взяла ваш номер в редакции «Лондонских новостей». Вы больше там не работаете?

— Я… Я все еще пишу для них в качестве фрилансера, но, пожалуй, нет.

— Послушайте, — начала она.

Оказывается, она обедала со своими продюсерами, они начали обсуждать, как познакомились со своими супругами. Эстония вспомнила, что «недавно встретила одного парня», и теперь ее продюсеры из бизнес-новостей готовы пригласить меня в студию на Южном берегу, чтобы помочь с поисками девушки.

— Это будет потрясающе, — с искренним воодушевлением проговорила она. — Миллион зрителей, вы покажете фото, кто-нибудь узнает ее, а потом мы пригласим на шоу вас вместе!

— О! — Я не знал, что на это ответить. — Это очень интересное…

— Ваш друг сказал, что вы уже помещали объявление в газете и пытались найти ее разными способами. А это будет то же самое, но повыше уровнем, разве нет? Будет весело!

— Да. Да, но я не совсем уверен.

— Кроме того, возможно, вы заработаете кое-какие деньги. Иногда мы сотрудничаем с газетами или еженедельными журналами, они получают сюжет… Думаю, смогу устроить вам контракт с «Мейл» или кем-то в этом роде.

— Я… Можно мне немного подумать?

— Конечно! Да, разумеется, — ответила она, явно разочарованная тем, что я не испытывал того же энтузиазма, что и они после трех бутылок пино нуар. — Что касается меня, я уверена: вам стоит попробовать. Вы ведь еще не знаете, как закончится ваша история!

Несмотря на то что я обдумал это предложение, все еще полагая, что моя жизнь может закончиться как те сюжеты из таблоидов, то есть удивительно пошлыми фразами, мне было ясно, что дальше обдумывания дело не пойдет.

Через несколько часов, уже после обеда, когда я занимался своими делами на Поланд-стрит, мироздание послало мне предупреждающий сигнал, гласивший «ни в коем случае».

На выезде с парковки показались габаритные огни светло-зеленой «фейсел-веги», удалявшейся от меня, урча двигателем. Заднее стекло запотело и скрыло Дэмиана от меня и меня от него. Несмотря на это, я сгорбился так, чтобы моего лица не было видно, свернул на Дарблей-стрит и направился к метро.

Но вернемся к этому утру.

Сегодня в газете я нашел еще кое-что.

Курьер компании «Интерфлора» Джон Биндэм с первого взгляда влюбился в клерка Лору Девис, когда доставил ей букет.

Он был настолько потрясен, что на следующий день вернулся с огромным букетом цветов — на этот раз от себя самого!

Сегодня они будут связаны узами брака в Лимпли-Стоук, графство Уилтшир.

— Я воспользовался своим шансом! — говорит Джон (30 лет).

Он, однако, не знал, что первый букет был не от возможного соперника, а от отца Лоры, таким образом поздравившего дочь с успешно сданным экзаменом на права!

— И вправду, иногда стоит признаться при помощи цветов! — шутит Джон.

Обожаю эти концовочки. Интересно, кто-то и вправду все это изрекает?

Я достал из шкафа чашку и обнаружил, что прихватил ее из квартиры Дэва.

Я не видел его с тех пор, как переехал. Отчасти потому, что многое надо было обдумать, но главное — мне было очень неловко за то, как я вел себя, ни разу не поинтересовавшись за все то время, что он спорил с отцом, как у него дела, все ли в порядке, как идет торговля. Мешала также и обида за то, что меня вот так обманули, причем только из-за того, что я начал сходить с ума по девушке, с которой не был знаком и теперь никогда не познакомлюсь.

Может быть, было бы неплохо пойти куда-нибудь выпить. Может быть, было бы неплохо извиниться за то, что я так сорвался на него, может быть, было бы неплохо зайти в «Берлогу», как в старые времена.

Впрочем, не сегодня.

«Кикс» выступали на канале «Т4». Несмотря на то что мой телевизор выдавал сплошную пургу и пощелкивал, можно было понять, что они понравились Рику Эдвардсу. «Луч света в темном Брайтоне» — так он их назвал.

Дела у ребят шли очень неплохо. Конечно, я разговаривал с ними всего пару раз, а к данному моменту они уже успели пообщаться с сотней журналистов, в том числе и из серьезных газет вроде «Таймс» и «Эн-эм-е», обожающих начинающих рок-н-рольщиков, но при всем этом я всегда чувствовал, что каким-то образом связан с ними. Кроме того, я искал взглядом рядом со сценой Эбби или хотя бы ее ярко-синий ботинок.

С того вечера мы с ней не разговаривали. Я пытался, но у меня не получилось. Мне потребовалось время, но мало-помалу я осознал весь ужас того, что сделал. Какое право я имел так поступать? Не проходило дня, чтобы я не клял себя за сделанное. Разумеется, она злится. Если бы она хотела, чтобы о ее песнях знали, то, наверное, пела бы их. Той ночью диск уж очень заманчиво выглядывал из ее сумки, и вполне могло показаться, что он хочет, чтобы его увидели, а перед этим мы как раз говорили о жизни, мечтах и стремлениях… из-за всего этого я тогда не испытывал никаких сомнений в собственной правоте. Я был уверен, что оказываю ей услугу.

Теперь я понимаю: это не так — понимаю, что влез в чужую личную жизнь и… Нет, не просто влез: я вломился. Я вышиб дверь ногой, как грабитель. Я покопался в ее тайнах, забрал их с собой и, что хуже всего, показал их всему миру. Это было нечестно.

В общем, отбив пару сообщений, не получивших, впрочем, ответа, и сделав пару звонков — она не взяла трубку, — я решил, что мне лучше побыть одному. В некотором роде это было неплохо. Я стал больше читать. Я покупал в супермаркете «Айсленд» обеды на одного и бездумно читал список ингредиентов под утреннюю программу «Радио 4». Все было спокойно, и я смирился со своей жизнью. В какой уже раз я видел, до чего может довести надежда. Лучше обойтись без нее. Лучше приятно удивиться, когда случится что-то хорошее, чем пытаться приблизить это хорошее и потерпеть неудачу.

Я выключил телевизор. В первый раз за долгое время мне надо было куда-то идти.

— Итак, — начал он, — как долго вы этим не занимались?

— Полтора года.

— Какие-то проблемы?

— Все в порядке. Я готов принять новый вызов.

— Как вы обычно реагируете на новые вызовы?

— Ну, я предпочитаю работать в команде, но в принципе тех же результатов добиваюсь и один.

— И вы уже работали здесь, в Сент-Джонсе?

— Да.

— Почему тогда вы решили уйти?

— Все написано в моем личном деле.

— А, да. — Пауза. — Ваши слабости?

— Шоколад.

— Ха-ха! У вас неплохое чувство юмора!

— Спасибо. Если серьезно, то я перфекционист — думаю, это мой самый большой недостаток.

— Отлично… — Он посмотрел на меня. — Вы готовы приступить к работе через неделю?

* * *

Я решил стать учителем по совместительству.

В этом нет ничего зазорного, я знаю. Я в неплохой форме, у меня есть квалификация и опыт, а кроме того, не сказать чтобы желающие получить работу в Сент-Джонсе выстраивались в очередь. С другой стороны, это шаг назад, поскольку раньше я был завучем, и шаг в сторону от того направления, в котором мне, как я думал, хотелось бы двигаться, но это работа вполне по моим силам.

Возвращение в Сент-Джонс напомнило мне кое о ком.

Не о Дилане Бейле, хоть я этого и боялся. Я опасался того, что расклеюсь, буду вздрагивать, проходя мимо окон, и все это — к моему стыду — из-за мальчика с пневматическим ружьем.

Нет, я думал о Мэтте.

Где он сейчас? Я пару раз писал ему, потом позвонил, но номер, по всей видимости, не работал, и я не знал, что мне делать. Неужели я и здесь совершил ошибку? Неужели я подвел и его?

Я хотел поговорить с ним. Насчет того, что произошло между мной и Дэвом, между мной и Эбби… он знает их обоих. Может быть, он сможет дать какой-нибудь совет.

Как-то по дороге из Сент-Джонса я, то ли случайно, то ли намеренно, оказался в супермаркете «Сейнсберис» около станции метро «Эйнджел». Выбирая себе полуфабрикаты на обед, я внезапно понял, что Чэпел-маркет совсем рядом.

Было десять утра, и на террасе бара мужчины в футболках с эмблемой британской сборной потягивали пиво в компании своих собак.

Я знал, где находится автосервис, — в переулке за магазинами товаров для рукоделия и забегаловками виднелась нарисованная самими работниками вывеска.

Как только я вошел внутрь, меня охватило мерзкое чувство неуверенности в себе, всегда преследующее меня, когда я оказываюсь в мужской компании. Не в смысле любых мужчин: не мужчин в пабах, или мужчин в костюмах, или мужчин вроде вашего или моего отца, — а в компании настоящих мужчин с черными от удара молотком или дверью машины ногтями, с вытатуированными на запястьях ласточками и с толстыми золотыми цепями, висящими на мощных шеях.

Я приготовился имитировать акцент кокни.

— Послушай, — обратился я к главному, наблюдавшему за работой остальных, — я бы назвал его бригадиром или как-то в этом роде.

Он отложил инструмент, названия коего я не знаю, и вытер руки о комбинезон. Он выглядел точно так, как механики изображаются на детских рисунках.

— Мэтт тут? — поинтересовался я, стараясь выглядеть как можно менее заинтересованным, краем глаза косясь на машину, поднятую с помощью специального механизма.

— Мэтт? — переспросил он.

— Фаулер, — уточнил я, благодаря судьбу за то, что у него такая же фамилия, как у героя сериала.

— Мэтт Фаулер? Ты его знаешь?

Как я понял, этот разговор следовало вести, отвечая вопросом на вопрос.

— Он тут? — спросил я, надеясь все же поскорее перейти к ответам.

— Уоррен? — крикнул мой собеседник, оборачиваясь. — Мэтт тут?

Уоррен рассмеялся в ответ.

— Дин? — крикнул он мужчине, возившемуся с радиоприемником. — Где Мэтт?

Дин рассмеялся и закивал.

— Он со своими университетскими корешами! — ответил он. Теперь они смеялись все вместе.

— А где он? — спросил я.

— Мэтт тут уже месяц не появляется. На него снизошло откровение!

Они опять рассмеялись. Уоррен вернулся к работе, улыбаясь и повторяя шепотом: «Откровение!»

— Вы знаете, где он?

— Наверное, на лодке катается, или как там оно называется. Зу… как его, зубрит, да. К «экзаменам»!

Я не понял, издеваются они или нет, и если да, то над кем? Над Мэттом или надо мной? Надо мной, с моей чистой одеждой и руками, явно никогда не знавшими тяжелой работы.

— Мэтт… в университете? — попробовал я еще раз.

Но как? Нельзя просто взять и вот так пойти в университет. Надо готовиться, сдавать экзамены, получать хорошие оценки, подавать документы. Ты садишься, просматриваешь проспекты и, если не знаешь, что делаешь, в итоге попадаешь на географический факультет в Кардиффе.

— Вроде того, если считать комнату над забегаловкой университетом, — ответил главный, вытер руки и улыбнулся. Разговор можно было считать оконченным.

Я побрел обратно на Блэксток-роуд.

Когда я сказал вам, что нашел квартирку на Блэксток-роуд, то имел в виду, что внезапно обнаружил, что живу на Блэксток-роуд.

Не один.

Не думал, что это возможно после истории с «Тропиканой». Но мне нужен был друг, а она самый близкий человек, кто у меня остался.

Я влетел в квартиру, пылая праведным гневом, разочарованный, чувствуя, что меня предали и я остался один.

— Господи, Джейсон, что случилось, — ужаснулась она, открыв дверь, а я быстро протиснулся мимо нее в тесный темный коридор квартиры на Блэксток-роуд, наконец добравшись до нее после долгих блужданий в ночи. Точно так же, как раньше, в тот вечер, когда все это началось.

Мы с Зои долго говорили. Это был тяжелый разговор. Она извинилась за то, что наговорила о моей карьере, посоветовав навещать ее останки на Хайгейтском кладбище. На нее сильно давили, как она уже говорила. «Лондонские новости» и так оказалась по уши в проблемах — вряд ли она сможет продержаться долго, — и то, что произошло в тот день, ей было меньше всего нужно. Кроме того, Роб, редактор обзоров, приставал к ней с вопросами, когда можно будет вернуться, и так далее.

Я знал, почему она это сделала, поскольку сам сделал бы то же самое. Иногда хочется причинить боль тому, кто причинил ее тебе, ощутив пусть и крохотную, но победу. Это как маленький постскриптум под неприятным письмом, написанным твоей рукой.

Мы долго толковали об этом и постепенно перешли к разговору о том, что произошло тем давним вечером, в другой жизни.

— Мы, если можно так сказать, злоупотребили дружбой, — сказала она. Раньше при этих словах меня захлестнула бы волна стыда, но сейчас я чувствовал только тупую боль.

— Это моя вина.

— И моя тоже. Я просто не знала, что мне делать. Я любила тебя — как друга, разумеется. Мне было больно видеть тебя в таком состоянии. Почти физически больно. Я хотела сделать так, чтобы ты поверил в то, что все будет хорошо. Думала, если ты уйдешь из школы, я смогу подкинуть тебе кое-какую работу, и тогда, может быть, ты сумеешь уяснить, чем действительно хочешь заниматься. Но я не задавалась вопросом о том, что будет с твоими семейными отношениями. Я ничего тебе об этом не говорила, но ты вдруг поцеловал меня. Не знаю, почему все на этом не закончилось, но оно не закончилось.

В глубине души мне всегда было интересно, что было бы, если бы я начал встречаться с Зои после всего этого. Но я хотел быть с Сарой. Нет, у нас бы все равно ничего не вышло: чувство вины, самобичевание, стыд — все это не позволило бы нам быть вместе. Это было бы нечестно. Так не должно было быть. Мы не могли так изменить течение своей жизни.

А сейчас? — подумал я, глядя на нее.

Я отдал Зои большую часть имевшихся у меня денег в качестве своей доли квартплаты. Разумеется, я тут не навсегда, только до тех пор, пока не встану на ноги. Просто я не знал, что делать, куда идти, когда съехал от Дэва, и мне хотелось чего-то знакомого. Надо было сказать Саре, что я переехал, но как бы я смог объяснить ей, почему именно сюда? А когда я решился как-нибудь обтекаемо ей об этом сообщить, произошло вот что:

Я. Привет, я получил приглашение, хотел ответить письменно, но…

Сара. О, это ты. С ума сойти! У тебя крепкие нервы, надо отдать тебе должное.

Я. ?..

Сара. Ты считаешь меня дурой? Я ждала, не позвонишь ли ты, и вот наконец-то. Больше всего меня бесит то, что я уже начала считать тебя взрослым. Ты мог бы сказать мне, что это не так. Ты не воспользовался шансом признаться — просто взял и предал меня в очередной раз.

Я. Ты имеешь в виду…

Сара. То, что ты подсунул наркоту моим гостям? Да. Да, я имею в виду то, что ты и твои странные дружки и подружки появились на моей помолвке как компания малость невменяемых персонажей ситкомов и подсунули моим гостям какую-то самопальную «дурь». Анна все выяснила. Она решила, что чем-то отравилась, и сдала кое-какие анализы. Чуть не потеряла работу.

Я. Это случайность, это…

Сара. Гэри рвало всю дорогу до дома. Мне пришлось сесть за руль его «лексуса». По твоей милости мы были вынуждены поменять почти все коврики в машине.

Я. Скажи Гэри, что я заплачу за…

Сара. Анна пыталась втащить с собой в автобус фонарный столб. За него кто заплатит?

Я (смеясь). Я… То есть Анна…

Сара. Как мило. Сейчас тебе это кажется столь же смешным, как и тогда. Ты часто видел, как кто-то тащит с собой в автобус фонарный столб? Это выглядит, откровенно говоря, не очень-то прилично, да она все-таки такого не заслужила. Я выхожу замуж через восемь недель, Джейсон, и мне жаль, что мы с тобой больше не будем разговаривать. А мы не будем, никогда. Желаю успешно преодолеть трудности роста. Хотя это так же маловероятно, как и то, что все твои жалкие мечты станут реальностью.

Да, и передавай привет Зои.

Щелк.

Итак, она в курсе. Может быть, Дэв ей рассказал. Если бы я все еще был учителем…

Ах да, я же снова учитель.

Так или иначе, когда на следующий день Зои пришла с работы, мы в позитивном ключе обсудили планы нашего дальнейшего сосуществования.

Мы каждый вечер встречались в кухне, около половины восьмого.

Сначала мы оба чувствовали себя неловко, так, будто это то, что должно было произойти, будто тот пьяный вечер был предвестником данной ситуации. От этого становилось не по себе. Мы не выбирали этот путь. Все случилось само собой. Ничего такого пока не случилось, я думаю, отчасти потому, что мы оба боялись подобного развития событий. Мы были просто знакомыми, уставшими от жизни соседями, пытавшимися сделать из донельзя банальной истории своей жизни что-то пристойное. И вот однажды вечером, когда по телевизору шло какое-то шоу, она сказала:

— Хорошо все-таки. Ты и я. Вместе в одной квартире.

Я понуро опустил ложку в тарелку с супом и с опаской взглянул на Зои. Кажется, ее потянуло на разговор, который у меня не было никакого желания поддерживать: о будущем, о том, к чему мы двигаемся, можно ли говорить о нас как о «нас». Я инстинктивно напрягся. Мои девять коробок все еще стояли неразобранными под кроватью. Номер такси все еще был в моем мобильнике. Я не знал, что делать. Но вряд ли нам стоило приступать к экспериментам.

С другой стороны, я все-таки в ней нуждался. Я потерял Дэва. Снова разозлил Сару. С Эбби мы не виделись уже сто лет, и Мэтт исчез с моего горизонта. Я сгруппировался и приготовился к разговору.

— Дело в том, — продолжила она, — что больше не надо гадать. Иногда я думаю: что, если бы мы начали встречаться после того, как ты расстался с Сарой? Я, конечно, помогала тебе в «Лондонских новостях», но мне также хотелось посмотреть, что ты собой представляешь. Я надеялась, что ты мне не понравишься. Хотя иногда лучше просто чего-то не знать.

Я не отрываясь смотрел на нее. Она делала вид, что говорит непринужденно, будто читает заметку из газеты.

— К счастью, теперь я знаю. И ты знаешь, а это особенно важно, учитывая, что ты потерял. Больше не будет никакой тоски, никаких желаний. Я уверена, что мы оба поняли: мы не подходим друг другу по всем статьям.

Я рассмеялся и, облегченно взглянув, снова взялся за ложку. Часто приходится слышать о том, как люди увязают в отношениях помимо своей воли и им не хватает сил выбраться из этой трясины. Это могло бы случиться на Блэксток-роуд. Этим мог закончиться мой переезд из квартиры над магазином видеоигр по соседству с хорошо известным местом, которое все считают борделем, но оно им формально не является, в другую квартиру, поменьше, с треснувшим оконным стеклом и лампой, висящей уж очень низко над столом, и все из-за того, что я устал, сломался, да в принципе и всегда был слабым.

— Нет, мы и вправду были бы ужасной парой, — увлеченно продолжала она, наконец подняв на меня глаза. — Посмотри, как ты держишь ложку. Я не могла бы встречаться с человеком, имеющим такие ухватки. А еще эти твои пафосные фильмы, которые ты, кстати, не смотришь. Ведь ты так и не распаковал подарочное издание фильмов Джима Джармуша. Кроме того, ты все никак не разберешь свои коробки под кроватью, что говорит о том, сколь ты не готов к серьезным отношениям со мной.

Я улыбнулся. Мы оставались двумя не слишком счастливыми людьми, живущими вместе просто потому, чтобы рядом кто-то был. Мы могли перестать стесняться. Я мог ночевать на диване, а она могла перестать притворяться, что спит, когда я прихожу поздно.

Она не Дэв. Но у меня снова есть друг.

— Сходим куда-нибудь? — предложил я.

Зои поперхнулась пивом.

— «Туповатая физиономия!» — воскликнула она, и человек за соседним столиком обернулся и с любопытством взглянул на нее. — Отборное оскорбление. Если, конечно, осознать его значение.

— Рад, что тебе нравится.

— И что она? Нет, не важно — что Гэри?

Кажется, она была в восторге от моего рассказа.

— Он звал меня приятелем и пытался задружиться.

— Лучшая месть! Он профи в этом деле. Доказал Саре, что он настоящий мужчина, а ты ребенок. Гениально.

Я боялся, что мне будет сложно говорить с ней о последствиях события, в котором Зои сыграла не последнюю роль. Но вышло очень хорошо. Как будто, когда я проговорил все это вслух, оно стало менее ужасным. Кроме того, посмеявшись над случившимся, я больше не мог красиво страдать по этому поводу. Такое чувство, будто что-то вернулось в мою жизнь. Или кто-то. Старый друг, знающий меня как облупленного, друг, с которым мы в студенческие годы вместе пили пиво с сидром и курили мокрые от дождя самокрутки.

Напряжение исчезло, и я понял, как скучал по ней.

— И что дальше? — Она наклонилась ко мне, с нетерпением ожидая продолжения истории.

— А потом я удалил ее из друзей в «Фейсбуке». Ну, не совсем я — на самом деле это сделала Эбби, — но, как ни странно, именно это убедило ее в том, что я теперь взрослый и могу достойно справиться с ситуацией.

— Очень современно. И очень по-взрослому. И что дальше?

— А потом все закончилось тем, что мы пришли на вечеринку в честь ее помолвки и Эбби вручила кое-кому из гостей свои домашние заготовки с мухоморами. После этого все окончательно испортилось, и даже ее лучшая подруга Анна попыталась сесть в автобус в компании фонарного столба, а Гэри стошнило на какие-то коврики.

— Ха! — хмыкнула Зои и хлопнула ладонью по столу. — Джейсон, наверное, нам надо посвятить этому рубрику: «Как отнестись к разрыву по-мужски».

Я улыбнулся и отпил из кружки.

— Скоро они поженятся и, думаю, обо всем забудут.

— Сколько до свадьбы?

— Месяц. Они торопятся, Гэри хочет к моменту рождения ребенка официально представляться мужем Сары.

Она рассмеялась и вдруг спросила:

— А эта Эбби, певица… она и есть та девушка? Это ей предназначалось объявление в газете? Между нами, я подумала, что это очень мило. Я не говорила об этом, полагая, что тебе никто не ответил или просто все пошло не так. Понимаешь, ты же прибежал на Блэксток-роуд, вместо того чтобы идти к ней…

— Эбби не девушка. То есть она, конечно, девушка, но не Та Самая.

— А кто Та Самая?

Я рассмеялся. Хороший разговор. Я чувствовал, будто избавляюсь от некоего бремени. Никакого напряжения, никаких сожалений. Только дружба, и все.

— Я не знаю, — признался я.

Она наморщила нос и картинно щелкнула пальцем, давая знак бармену, что ей требуется добавка. Тот, однако, продолжал протирать стаканы, не обращая на нее внимания.

— Не знаешь? Не знаешь, кто эта девушка? В переносном смысле? То есть ты знаешь ее, но никогда не узнаешь, какая она на самом деле? Как в настоящей «мыльной опере»?

— Нет. Я говорю буквально. Я в самом прямом смысле слова не знаю, кто она такая. Но в некотором роде я имею в виду и обратное.

— Я же говорю: все как в «мыльной опере»!

Она раздраженно обернулась к бармену, как будто желая напомнить о мучающей ее жажде, но тот строго придерживался того важного для барменов правила, что посетитель должен обращаться к ним, используя навыки устной речи.

Я встал и направился к стойке, надеясь за эту паузу сообразить, как лучше пересказать Зои эту историю. Когда я закончил свое повествование, она посмотрела мне в глаза и сказала:

— Ты всегда говорил, что у отношений должно быть красивое начало. На этот раз оно у тебя есть. Так что дальше? Ведь такой финал, как наш разговор в баре, ну в том сыром подвале в Хайбери, и возвращение в темную квартиру в том же Хайбери, не может нас устраивать.

— И все-таки… — произнес я, поднимая руки. — И все-таки так и есть.

— В сыром подвале? — переспросил бармен.

Сейчас было не место и не время для мыслей о девушке.

Пожалуй, мне следовало прислушаться к намекам, подаваемым свыше. Я остался без Дэва, без Эбби, без «Лондонских новостей», без перспектив и без надежды. Постепенно я приходил к выводу, что проблема во мне.

Понимаете, иногда жизнь бывает не похожа на сказку. Иногда это просто жизнь: поход за копией ключа в обеденный перерыв; жужжание готовой перегореть лампочки; сосед, напоминающий о том, что ты не выключил фары.

Да, иногда в жизни встречается что-то еще — например взгляд незнакомой девушки на Шарлотт-стрит. Но можно ли долго держаться за этот взгляд как утопающий за круг? Сколько времени пройдет, прежде чем он изгладится из памяти?

Если я собрался привести свою жизнь в порядок, мне следует сосредоточиться на вопросах, имеющих практическое значение. На улице и без того слишком много бездомных, тоже ведь имевших когда-то свои мечты.

И, честно говоря, мне было что приводить в порядок. Отношения с друзьями. Вопрос с жильем. Работа. Интерес Зои — это здорово, но ей всего лишь хотелось узнать, чем все закончится. Ей не надо было самой предпринимать усилия для ускорения событий. На это потребовались силы, время и… ну что же, теперь у меня есть работа. И планы, у меня появились планы.

Честно говоря, я ощущал некоторую пустоту. Как будто мои стремления наткнулись на неодолимое препятствие, а от мечты пришлось просто отказаться. Как будто я был совсем рядом, но рядом с чем? Откровенно говоря, вчера я был к ней не ближе, чем в самом начале. Да, я нашел ее бывшего, но чего стоило мне это открытие? И как я им воспользовался! Моя жизнь, и без того неуклонно ухудшавшаяся, стала, если такое вообще можно представить, еще хуже из-за этого, казалось бы — незначительного, инцидента. И все-таки меня не оставляло ощущение некоторой пустоты. Мне все-таки было больно от того, что я отказался от волшебства.

Но волшебство могло подождать.

Сейчас время для обыденного.

Третий день в Сент-Джонсе.

— О, ты вернулся, — поприветствовала меня Джейн Вуллаком — завкафедрой математики — так, как будто до нее дошло, что я вернулся, но она не заметила, чтобы я куда-то уходил. Мы встретились в коридоре у кабинета математики. Зеленый линолеум и крашенные в персиковый цвет стены выглядели так, будто мы неожиданно оказались в семидесятых.

— И как… где ты был, кстати? Путешествовал или что-то в этом роде?

— Нет, не путешествовал.

Она нервно поправила брошь в форме бабочки.

— Отдохнул хоть?

— Не совсем.

Она непонимающе уставилась на меня.

— Попытался кое-что сделать, — небрежно пояснил я, — не вышло. Я питался одним арахисом, дела мои продвигались вперед очень медленно, так что я решил, что с меня достаточно убытков.

— О, — протянула она, помрачнев. — Ну что же, ты пытался — а значит, добился своего.

— Я и не говорил, что потерпел неудачу.

— А как… эм…

— С Сарой я расстался. Уже давно.

— Ну, отношения — это такое дело… это тоже не проигрыш.

— Я не говорил о проигрышах и неудачах.

— Хорошо, что не говорил. Но некоторые ведь используют именно эти слова, правда? И зря, потому что главное не победа, а участие.

— Кто использует?

— Не важно. Никто. Эти люди все равно не заслуживают того, чтобы о них говорить.

Она подозрительно посмотрела сквозь стеклянную дверь на мистера Уиллиса и вскинула кустистые брови.

— Сам-то он никогда не пытался изменить свою жизнь. Чем он там увлекается? Коллекционирует записи автомобильных сигналов? Так что забей.

Она поднялась на напоминающие бочонки ноги, развернулась и ретировалась с места событий.

Я еще раз взглянул на мистера Уиллиса. Он улыбнулся и помахал мне.

Кабинет «3Д» был последним местом, где мне хотелось бы оказаться.

Окна этого кабинета выходили на здание с муниципальными квартирами.

Я вошел за несколько минут до учеников и на мгновение застыл на пороге.

Вот она, наспех заделанная трещина в окне — скорее всего никто, кроме меня, ее бы и не заметил, — единственное свидетельство того, что это действительно имело место быть. Я посмотрел на здание через двор. Интересно, из какого окна он стрелял?

Тут прозвенел звонок, я вздрогнул, но тут же взял себя в руки.

— Эй, сэр! — окликнул меня какой-то мальчик у ворот.

Пару дней назад произошла драка между нашими учениками и компанией студентов технического колледжа, расположившегося недалеко от Стоука. Предполагалось, что я и мистер Уиллис должны предотвратить ее повторение, несмотря на то что мой опыт из области драк ограничивался известным ночным эпизодом в Уитби, причем спас меня мой бывший ученик, а мистер Уиллис все больше походил на человека, коллекционирующего записи автомобильных сигналов.

Я взглянул на мальчика. Лет четырнадцать. В руках обгрызенный шоколадный батончик. На шее галстук, укороченный, как у всех его сверстников, до предела. Не знаю, как они это делают. Может, сразу покупают как бы для трехлеток.

— Вы мистер Пристли, да?

— Я мистер Пристли, да.

— Вы знаете моего брата, — начал он и уставился на что-то за моей спиной. Я оглянулся. Один мальчишка швырнул другого об стену. Заметив меня, они приняли виноватый вид и громко засмеялись, чтобы показать, что на самом деле они друзья. — Я имею в виду Мэтта Фаулера.

Это брат Мэтта?

— Знаю, — ответил я. — Но сто лет его не видел. Как он?

— Дела.

— В мастерской?

Может быть, те ребята просто прикалывались. Мэтт мог быть где угодно: пойти за чаем, заболеть, заиграться в зале автоматов.

— Не, — продолжил мальчик, — у него работа и остальное.

Мне вдруг подумалось, что Тони — странное имя для подростка четырнадцати лет.

— Ясно, но где эта работа? Я вчера заходил на Чэпел-маркет, но его не нашел.

— Он тама не работает.

— Там. Не важно, я понял. А где он теперь?

— «Бургер Кинг», типа.

— «Типа» было лишнее. Почему он там? Что случилось в мастерской?

Мальчик пожал плечами и шмыгнул носом.

— Расхотел там работать. Не задалась работа, и с курсами не получилось. Так что он сначала четыре ночи в «Бургер Кинге», а потом в «Голове королевы».

— Тебе надо следить за речью, Тони, — заметил я. — И что за курсы?

Я понял.

Теперь я понял.

Больше всего в Мэтте меня смущали его приступы ярости. Мне приходилось, разумеется, не раз наблюдать их в школе — например в тот день, когда он чуть не вышиб компасом глаз другому мальчику… Впрочем, тут смотря кому верить. Школьный совет принял сторону другого ученика. Он сказал, что Мэтт набросился на него просто так. А потом Мэтт пропал. Я решил, что это было обусловлено проявленной к нему несправедливостью. В результате он разочаровался в системе. Но потом, в Уитби, он действительно спас меня и Дэва простой демонстрацией силы… Не знаю, чего во мне было больше: благодарности или страха. Тогда я увидел его во гневе вблизи. Мэтт наглядно продемонстрировал, во что можно превратить телефонную будку, ловко орудуя простой железной трубой.

Но теперь я понял. Это был не гнев, а разочарование.

Мэтт Фаулер бросил работу в автомастерской на Чэпел-маркет ради того, чтобы достигнуть чего-то большего. Я так считал, пока до меня не дошло, что речь идет не о персонаже Джейн Остен. Он бросил работу, желая Что-то Сделать. На него снизошло озарение. То самое, над которым так потешались его приятели. И из-за этого откровения он записался на вечерние курсы: вторник и четверг — с семи до десяти; суббота — с десяти до пяти. Они обойдутся ему в четыре с половиной тысячи фунтов, зато принесут результат. Он продал свой велосипед, свою «Плейстейшн», все остальное, что можно было продать, и уволился из мастерской. Он работал все свободное время, но оно того стоило, так как в результате он Что-то Сделал. Чтобы быть точным, он занимался на курсах звукорежиссеров поблизости от Денмакл-стрит.

Я снова вспомнил Уитби.

— Я хочу что-то сделать, — сказал он тогда.

Тогда я решил, что он хочет что-то сделать с собой, кем-то стать.

Вернувшись домой, я почитал в Интернете об этих курсах и очень обрадовался за него. В группе всего пять человек, ему предстоит изучить такие тонкости данной специальности, как монтаж, сжатие звука; узнать, что такое поток сигналов, многоканальность, шумовые порталы, цифровые задержки, цифровые рабочие станции и многое другое. Конечно, по окончании он еще полгода будет готовить чай вечно недовольным инженерам, надеясь научиться от них чему-то практическому. Но я уверен: рано или поздно он поймает свой шанс и станет настоящим студийным звукорежиссером. Я поймал себя на том, что даже завидую ему.

Он нашел себя.

Зои продолжила дразнить меня по поводу девушки и получала от этого немалое удовольствие.

— Тебе все-таки надо это сделать, — изощрялась она, стоя у плиты. Мы готовили суп с сосисками — единственное, что можно было сотворить из замороженных овощей и одинокой банки консервированных сосисок. Казалось, что сейчас девяносто седьмой и мы на кухне квартиры Дэва в Лестере.

— Тебе все-таки следует позвонить Эстонии Марш и сказать, что ты придешь на ее программу.

— Нет, — ответил я, — я решил, что пусть судьба сама разбирается с моей жизнью. Дэв, например, постоянно говорил о судьбе.

— Ты так говоришь, будто он умер. Он все там же, на Каледониан-роуд.

— Уже на Брик-лейн. Я видел на его страничке на «Фейсбуке». Он переехал. Будет управлять одним из ресторанов отца. Так что все, с магазином покончено. Официальное закрытие на той неделе.

— Забавная вещь этот «Фейсбук». Или «Твиттер». Можно как будто на секунду заглянуть в чью-то жизнь. И почти не обязательно снова встречаться с этим человеком. Ты получаешь самые яркие моменты и пропускаешь все остальное. Получается дружба с высоким КПД.

Я покрутил в руках ложку. А что, если мне не нужна дружба с высоким КПД? Что, если я предпочел бы вернуть нашу старую, куда менее эффективную дружбу?

Мне надо встретиться с Дэвом. В случае с Эбби я должен предоставить выбор ей. Ей требуется еще простить меня, и, учитывая, как долго мы знакомы, вряд ли стоит на это рассчитывать. Сара весьма ясно выразила свои чувства ко мне, и постоянное присутствие рядом с ней Гэри не позволяло надеяться на то, что они изменятся.

Но Дэв… Тут я должен предпринять что-то сам.

Надо подготовиться, решил я. Не обязательно форсировать события. Можно заскочить на Брик-лейн, съесть карри. Но нужно что-то такое, что позволит растопить лед между нами. И у меня появилась идея. Я поговорил с Зои, она сделала несколько звонков, и мне пообещали помочь.

Однако в первую очередь мне надо было встретиться еще кое с кем. Я задумался о том, как и когда это лучше сделать, но мои размышления прервал завибрировавший телефон.

— Неизвестный номер, — сказал я сам себе, глядя на экран. — Скорее всего это очередная гламурная дамочка из утренней программы, жаждущая, чтобы я поведал стране о ее романтических грезах.

Принять вызов.

— Алло!

— Джейсон?

— Да!

Пауза.

— Это Дэмиан Ласкин.

 

Глава 21, или

В свободном полете

— Привет, — сказал я, вцепившись в трубку обеими руками. Я стоял в подъезде, на грязном синем ковровом покрытии, у треснувшего окна. — Привет, Дэмиан.

— Буду краток, — заговорил он, — нам надо встретиться.

Должно быть, я завис на секунду, потому что он тут же продолжил:

— Слушай, я тогда накинулся на тебя потому, что не понимал, чего тебе нужно. Я до сих пор до конца не понимаю, чего ты хочешь, но уверен, что ты не собираешься причинить вред мне. Это так?

— Да.

— Скажи вслух.

— Я не хочу причинить тебе вред.

— Или моей семье.

— Или твоей семье, разумеется! Слушай, Дэмиан, это странная история, но…

— Нет-нет, мы встретимся и поговорим. В понедельник, около пяти. Предложи место.

Я предложил, и мне вдруг стало не по себе. Что ему-то нужно? И кстати…

— А как… Где ты взял мой номер?

— Для этого есть тысяча способов, Джейсон. Но на самом деле — и, честно говоря, именно поэтому я все-таки решил позвонить — я взял твой номер в окне задрипанной забегаловки рядом с моим домом.

Он рассмеялся и повесил трубку.

Зои едва не подавилась сосиской, когда я ей рассказал. Она хлопнула ладонью по столу, и все вилки попадали на пол.

«Голова королевы» находится на Эссекс-роуд. Раньше это был гей-бар, а теперь здесь стоят кожаные кресла и французские столы для настольного футбола, а публику представляют в основном семейные люди из среднего класса. Место напоминает что-то промежуточное между антикварным магазином с бронзовыми светильниками и медвежьими чучелами и модным сетевым заведением, где дружелюбные официанты-иностранцы по первому требованию привязывают к детским креслам воздушные шарики.

Я пришел к закрытию и подождал, пока толпа посетителей, направляющихся к автобусу или в «Теско» на углу за последней на этот вечер баночкой пива, схлынет. В окно я видел, как он, в черном, стоит, опершись на стойку бара, и ждет, пока какой-то старый пьяница скрутит себе самокрутку.

Зайдя внутрь, я попытался сделать вид, что витаю где-то в облаках, и приготовился изобразить удивление, когда увижу его, но он заметил меня первым. Буквально сразу же.

— Привет.

— Мэтт! — воскликнул я, стараясь, чтобы мое удивление выглядело не совсем мультяшно. — Что ты здесь делаешь?

Я сделал подобающее случаю недоуменное выражение лица. Мэтт положил в пластмассовую коробку очередной стакан и улыбнулся.

— Вам сказал мой братишка, да?

— Он, да. Такой, с коротким галстуком, да?

Мэтт улыбнулся.

— Он.

— Так как у тебя дела? И что случилось?

— Я в порядке, — кивнул он.

Я был поражен. Не тем, что он в порядке, разумеется. Тем, что он это сказал. Не думаю, что раньше слышал от него что-то подобное. Впервые я понял, каким печальным он всегда казался. Впрочем, несмотря на шок, думаю, именно это я и хотел услышать.

— Когда кончается твоя смена? — поинтересовался я.

Он молча махнул рукой в направлении пустого зала.

— Я удивился, когда узнал, что ты вернулся, — сказал Мэтт, поправляя манжеты.

Мы сидели в «Макдоналдсе» поблизости — я с фантой, он с фишбургером и молочным коктейлем.

— Почему?

— Не думал, что ты снова станешь этим заниматься, — ответил он, вытирая губы, — ты всегда хотел двигаться дальше.

Я задумался. Значит, со стороны виднее?

— То есть?

— Ну ты же ушел из Сент-Джонса. Изменил кое-что в жизни. А когда еще был учителем, ты говорил, что мы тоже можем изменить свою жизнь и с нами может случиться что-то новое.

Я кивнул, но разве это правда? Я ничего такого не помню. Я помню запах кофе изо рта, помню, как ждал перемен, как не знал, что ответить на вопросы. Помню, как блефовал, пил с утра нурофен, чтобы справиться с головной болью, но, по мнению Мэтта, я был кем-то вроде того парня из «Общества мертвых поэтов».

— Но ты говорил, что такое случится, только если будут приложены соответствующие усилия. Надо еще заставить это новое произойти.

О, черт. Вот это уже звучит знакомо. Как на единственной в своем роде линейке, от которой я не смог отвертеться, несмотря на то что страшно боялся выступать перед толпой скучающих подростков, каждый из которых был запущенным случаем и каждому из них не было до меня и моих слов совершенно никакого дела.

Мистер Эшкрофт, тогдашний директор, всегда настаивал на том, что мы просто обязаны по очереди выступать перед детьми. «Вдохновляйте их! Несите им слова, способные сподвигнуть их на свершения и вселить в них веру в будущее! Покажите им мир, каким он может быть и для них!» — говорил он.

Я назвал свою речь «Работой над тем, чтобы изменения произошли!» и часть ее действительно написал сам. Остальное я нашел в Интернете на страничке с цитатами из Энтони Роббинса. Но я помню, что гордился кое-какими фразами.

Тем не менее никогда в жизни мне бы не пришло в голову, что меня кто-то и вправду слушает.

— Ты говорил, что даже стоять на месте — это все равно что идти назад, потому что, пока ты стоишь, мир движется вперед.

— И… ты это запомнил?

— Да, эти слова как-то застряли у меня в голове. Но я все равно думал, что ты несешь ахинею. Мистер Эшкрофт заставлял вас всех раз в неделю толкать речи. «Вдохновлять» нас. Мистер Коул обычно рассказывал про «Арсенал».

Он рассмеялся.

— Мы потом прикалывались над тобой. «Сделай все, чтобы они произошли! Ооо! Смотрите на меня все, я заставляю их произойти!»

Мэтт снова рассмеялся.

— А потом мы встретились снова. И я увидел, что вы это сделали. Действительно сделали. Большая часть моих учителей, они ведь сейчас учат моего братишку.

— Маленького Тони.

— Ага! Да, маленького Тони. И не сомневаюсь, в конце концов они будут учить моего ребенка. Они никогда не уйдут из школы.

— Это хорошая работа. И Элгару повезет, если он к ним попадет.

— Да, но если у тебя не лежит к этому душа, то надо искать что-то свое.

— Хорошо сказано.

Он вскинул брови и отложил бургер.

— Это ты сказал. Господи, да ты хоть что-то помнишь из того, что сам говорил?

Я пожал плечами.

— Но, честно говоря, не важно. Ты собрался, ушел со своей уютной работки, рискнул. Заставил изменения произойти. Ты хотел быть журналистом или вроде того, так что ты это и сделал. А потом, в Уитби, ты сказал, что мне надо бы пойти учиться, и я вспомнил ту твою речь. Я посмотрел на тебя и подумал: «А может, он и вправду верил в то, что говорил?»

Вот это да.

— Но может быть, ты не верил?

— Верил, Мэтт. Не сомневайся.

— Тогда почему ты вернулся?

— Иногда… Иногда бывает так, что жизнь вмешивается в твои планы. Ты, например, собираешься отправиться в путешествие на целый год, но потом взрывается бойлер или ломается глушитель, и все меняется.

— Всегда можно найти оправдание. Это ты тоже говорил в той своей речи, если я не ошибаюсь.

— О Господи! Ладно; послушай, я все это выдумал. Я никогда не рисковал. Я не готовил почву ни для каких изменений.

— А потом взял и рискнул. Это-то меня и вдохновило. Не то, что ты говорил, а то, что ты сделал.

Я посмотрел на него и понял, что когда-то был бы счастлив услышать от него это слово — «вдохновило».

— Получается, что ты неплохой учитель, — заметил Мэтт с улыбкой, — но, видимо, это не твое.

Я вернулся домой поздно, но совершенно счастливым.

Разговор с Мэттом многое мне напомнил. Времена, когда я только пришел в Сент-Джонс. То, каким я был тогда. Как постепенно весь энтузиазм куда-то делся. Как я утратил то, что давало мне силу. С другой стороны, нельзя утратить то, чего не имеешь. А если когда-то у меня это было, то теперь мне нужно было вернуть не только энтузиазм и увлеченность, необходимые преподавателю. За эту неделю я уже понял, что тут мне ждать нечего. Нужна жизнестойкость. Для чего-то важного.

Я понял, что для Мэтта я всегда буду в первую очередь старым учителем и только во вторую — другом. Но это нормально. Как выяснилось, я оказался не таким уж и плохим учителем.

Сегодня, не знаю, нарочно или просто так получилось, он помог мне.

Зои уже легла, когда я пришел, но телевизор все еще работал. Шла какая-то игра. Я взбил подушку, постелил себе на диване и включил ноутбук.

Пора было наконец встретить проблемы лицом к лицу. Найти себе квартиру. Взять ответственность на себя.

Рядом с подушкой лежал золотистый конвертик с надписью «Джейс». Я открыл его и улыбнулся: Зои справилась с поручением.

Дэв будет в восторге, если мы все-таки встретимся.

Не сейчас, впрочем. Не сейчас, когда я сдался и снова работаю в Сент-Джонсе. Скоро я буду готов к встрече, но пока надо уладить еще кое-какие дела.

В первую очередь устроить собственную жизнь.

Понедельник. Пятнадцать минут шестого.

И вот я снова в Постмен-парке. Я не знал, что еще предложить; к тому же такому параноику, как Дэмиан, должно понравиться это довольно спокойное, но в то же время не безлюдное место. Господи, такое впечатление, что мы какие-то заговорщики.

Стояла пасмурная погода, такая, когда все предметы кажутся чуть-чуть размытыми. Я пришел минут на пятнадцать раньше. Ненавижу опаздывать. Мне проще прийти за час, чем заставлять кого-то ждать хотя бы пять минут. Дэв всегда говорил, что мы не опаздываем, пока не опоздали. Я понимаю, что он имел в виду, и согласен с ним, но поступать так не могу. Единственное, что в моих силах сделать, чтобы меньше нервничать, — это приходить заранее.

Я пнул жестяную банку поближе к стене. Наверное, следовало бы поднять ее и бросить в урну, но я посчитал, что и так продемонстрировал достаточную сознательность. Потом я проверил, заметен ли уже пар от дыхания.

И тут до меня дошло, как я нервничаю.

Я остановился и посмотрел на памятник Героическому самопожертвованию.

Уильям Гудрап, сигнальщик, шестьдесят лет.

28 февраля 1880.

Погиб на мосту Кингсленд-роуд, пытаясь спасти рабочего от смерти под прибывающим из Кью поездом.

Наверное, я видел эту табличку сотню раз.

— Джейсон?

Я обернулся. Дэмиан стоял у края газона. На нем было короткое пальто из тех, что в журналах рекламируют мужчины, стоящие на взлетной полосе рядом с «ягуаром», на заднем сиденье которого блондинка в солнечных очках с повязанной шарфом головой делает вид, что зажигает сигарету. Из-под шарфа, кашемирового, я думаю, выглядывал кусочек идеально чистой голубой рубашки.

— Как дела? — поинтересовался он — надо сказать, довольно холодно и без вопросительной интонации.

— Нормально, — небрежно ответил я. — Спасибо, что пришел.

«Спасибо, что пришел»? Он сам меня позвал.

— Сегодня прохладно. Ты за рулем или?..

— Я не вожу машину, — бросил он так резко, что я едва не отшатнулся. — Послушай, сейчас ты еще раз задашь свой вопрос, я на него отвечу, и все. Я не собираюсь вступать в долгие беседы. Я хочу покончить с этим. Для собственного спокойствия.

Я кивнул.

— Что же, тогда давай. Задавай свой вопрос.

Я перенес вес с одной ноги на другую.

— Это уже не важно. Все это позади.

— Что позади?

— Что бы ни было. Я был в каком-то странном положении. На меня столько навалилось. Прошлое. Настоящее, не совсем соответствующее моим мечтам. И будущее, вполне соответствующее настоящему.

— Задавай свой вопрос.

— Вовсе не обязательно…

— Я хочу об этом поговорить.

Я посмотрел на него. Он уставился в землю. Кажется, я был ему зачем-то нужен, чем бы ни было это «что-то».

К черту. Почему бы и нет?

— Так кто эта девушка? — спросил я.

— Я встретил ее на свадьбе, — ответил он.

Мы сели на скамейку, делая вид, что хотя мы друг на друга и не смотрим, это совсем ничего не значит.

— Она была подружкой невесты, и на ней было самое ужасное платье, какое я видел в жизни. Обычно на подружках невесты хорошие платья, но она выглядела как Энн Хэтуэй в одной из своих ролей. Понимаешь, иногда что-то может быть слишком зеленым. Мы сидели за одним столом, и я совратил ее сесть рядом со мной.

«Совратил». Он на полном серьезе использовал это слово.

— А чья была свадьба? — поинтересовался я, особенно не думая, что говорю, просто чтобы показать дружеский интерес, но Дэмиан зло посмотрел на меня.

— Я уже сказал, что не собираюсь вступать в продолжительные беседы. Я отвечу на твой вопрос, потому что мне самому это нужно, но не собираюсь отвечать на все вопросы. Какая разница, чья это была свадьба? При чем тут это вообще?

— Продолжай, — сказал я, глядя вместо него на урну. — Извини.

— Это была свадьба подруги, так пойдет? В Беркшире. Ладно, эта подруга еще и моя клиентка. Она усадила меня за этот стол и подмигнула. Она знала, что мы с ней поладим.

— Ты и девушка.

— Я и… девушка, да. Я выпил и, может быть, слишком расслабился. Обручальное кольцо я не ношу, а ей хотелось интрижки.

Он произнес все это так, будто репетировал. Будто он много раз повторял эти фразы дома в надежде на то, что, если сумеет произнести их совершенно бесстрастно, они утратят свой смысл. Или, может быть, это была легенда и он собирался ее придерживаться. Повернувшись к нему, я увидел, что он без всякого выражения смотрит прямо перед собой.

— Там на столах лежали фотоаппараты. Эти…

— Одноразовые?

— Да, одноразовые. Смысл был в том, чтобы мы фотографировали друг друга, а в конце вечеринки отдали фотоаппараты хозяевам. Хороший способ отпустить фотографа пораньше и сэкономить фунт-другой. Не важно, я взял один и сделал снимок нас вместе. Потом ей захотелось потанцевать; заиграло что-то из «ЭйСи-ДиСи»; она сказала, что это лучшая песня всех времен или как-то так…

— «Снова в черном»? — уточнил я.

Он покосился на меня.

— Честно говоря, не знаю. Я сказал, что терпеть не могу эту песню, но она заставила меня встать. А потом она посмотрела на меня, и… не знаю, тогда мне казалось, что это правильно.

Господи. Я смотрел на фотографии. Но я не думал о том, что было сразу после того, как они были сделаны, не думал о том, чего не мог видеть. Неожиданно я понял, что мне не нравится произошедшее между двумя снимками, отчасти потому, что это время принадлежало Дэмиану, а не мне.

— Это начало. Так оно все началось. Со свадьбы.

— О чем вы болтали? — поинтересовался я, и Дэмиан уставился на меня.

— Ты тогда шел за мной? — спросил он. — Это за мной ты зашел в ресторан?

— Да.

— И ты считаешь, что это нормально?

Думаю, я выглядел немного смущенным. Трудно придумать хорошее оправдание тому, что ты кого-то выслеживал. И не менее трудно признаться в том, что ваше знакомство началось со лжи и злоупотребления доверием.

Мы сделали паузу; Дэмиан немного подумал.

— У меня есть квартира в Бермондси. Мы провели там наш первый уик-энд вместе… Это бывший завод, и… — Он неожиданно замолчал. — Но это ты знаешь.

Я сдержанно улыбнулся.

— В любом случае мы говорили о путешествиях. Я только что вернулся с кинофестиваля в Сараево, и она сказала, что всегда хотела туда съездить. Она никогда особо не путешествовала. Выросла на ферме.

На ферме!

— Я рассказывал ей о Боснии, Хорватии, она восхищалась всем этим, и я пообещал ей когда-нибудь свозить ее в эти места. Ну понимаешь. Пообещал, что покажу ей мир. Мы много об этом говорили.

— Звучит… совершенно обычно, — сказал я, покачав головой. Кажется, Дэмиана это зацепило. Понимаю почему. Он не привык показывать свои слабости.

— Итак, мы поболтали пару часов, поцеловались, я отправил ей сообщение. Мы встретились. Потом еще раз. Потом еще много и часто встречались. Потом я разбил ей сердце. Я урод. Как-то так.

Он хлопнул себя ладонями по коленям и встал.

— Вот, собственно, и ответ на твой вопрос. И немного приятных дополнений, совершенно бесплатно.

— Спасибо, что согласился встретиться.

Он кивнул в знак того, что это не стоит благодарности, и поправил шарф, будто собираясь уходить, но неожиданно застыл и посмотрел мне прямо в глаза.

— А теперь ты скажи мне кое-что…

Тут мне стало ясно, зачем он пришел. Ему было интересно, так же как мне.

— Зачем тебе это? Я сначала решил, что ты ее брат, или ревнивый бывший парень, или новый. Думал, что ты хочешь отомстить, шантажировать меня или что-то в этом роде.

— Однажды вечером я встретил ее на Шарлотт-стрит, а потом нашел ее фотоаппарат и хочу вернуть его ей.

Дэмиан закатил глаза и рассмеялся.

— То есть она тебе просто нравится.

— Это трудно объяснить… это…

— Очаровательно. Это грустно, немного жалко, немного, извини, что я так говорю, странно, но очаровательно. Почему бы тебе не пойти в бар? Или на свадьбу. Особенно на свадьбу — на нее, кстати, приглашена и она. Кажется, на свадьбах она открыта новым знакомствам.

Мне это не понравилось. Он хотел принизить ее в моих глазах. Он понял, что я это понял.

— Слушай, мы расстались не слишком довольными друг другом. По понятной причине. Она сменила номер, иначе бы…

Он пожал плечами.

— Электронная почта? — попытался я.

Он покачал головой и вынул что-то из кармана.

— Могу я оставить это себе? — спросил он. Это был снимок, оставшийся тогда у него в руках.

«Разумеется, — думал я. — Она была твоей. Это ты ее сфотографировал!»

Однако я решил отказать.

— Эти фотографии не мои. Я не могу их раздавать.

Дэмиан, судя по всему, раздумывал, вернуть ли мне фото или сунуть обратно в карман.

— Паб в Финчли, — произнес он, — «Аделаида». Там был сделан этот кадр. Это было что-то вроде нашего хобби.

— Пабы?

Он отдал мне фото, глядя на меня с презрением.

— Нет, не пабы.

Я пожал плечами. Мне все еще было непонятно.

— В тебе есть что-то такое, — сказал он, — что делает все это приемлемым. Но будь осторожен, ясно?

Я не знал, что ответить, поэтому сказал:

— Я люблю, как начинаются необычные истории. Потому что память об этом обычно остается с тобой до последнего момента.

— Но все заканчивается, — философски заметил Дэмиан.

Затем, внезапно собравшись, он спросил:

— Так почему ты не отдал мне фото?

— Я же сказал: снимки принадлежат не мне.

— Ты не отдал его потому, что для тебя ничего не закончилось. Ты не оставил все это позади.

Он собрался уходить, уверенный в том, что с этим покончено и этот призрак из прошлого больше не будет его беспокоить. Я мог бы проводить его взглядом, но что-то вызвало во мне беспокойство. Когда он повернулся, я не смог удержаться.

— Ты сказал, что не водишь машину, — выпалил я, — но на одной из фотографий я видел машину и решил…

— «Фейсел-вега», — улыбнулся он. — Она не моя. Нет, правда не моя. Даже обидно, что ты принял меня за ее владельца.

— Это хорошая машина, — попытался я исправить ситуацию, но вы сами понимаете, что мой опыт общения с машинами сводится к вождению «ниссана-черри» с засыпанным обертками салоном, а в «Топ гир» никогда не называют машины хорошими, их сравнивают с лошадьми. Или с сиськами.

— Нет, боюсь, сам я уже давно не садился за руль. Я оказался не в меру удачлив на дороге. Попытался указать на особые обстоятельства и просить о снисхождении, но при всех своих достижениях в пиаре не преуспел.

Я сделал вид, что понимаю, о чем он.

— Это по сути своей антиквариат. Раньше машина принадлежала ее отцу, и она не смогла с ней расстаться. Она сказала, что это все равно что окончательно потерять отца.

Теперь Дэмиан действительно повернулся ко мне спиной и пошел к выходу из парка. Дойдя до ворот, он остановился и на мгновение задумался. Я смотрел на него, не понимая, что мне-то делать, и не зная, куда деть руки. Он обернулся и приложил руки рупором ко рту.

— Джейсон, — крикнул он, — ее зовут Шона.

Затем он кивнул и вернулся в свой мир, а я остался в своем.

Тогда я видел Дэмиана Андерса Ласкина в последний раз.

«Плод заката, лежащий на земле, принадлежит всем, но висящий на дереве только тому, кто может его достать».

Пословица племени шона, Зимбабве

В последний раз, когда я его видела, мне пришла в голову эта идея, и я до сих пор не могу от нее избавиться. Я не хотела вам об этом рассказывать — думала, что вы сочтете меня слабой и жалкой. Я посмотрела тот фильм с Джулией Робертс, в котором она ест, молится и любит (не помню название), и теперь я немного боюсь стать на нее похожей.

Сначала я думала, что мне потребуется просто сменить работу — стать учителем к примеру. Это настоящая работа. Папа был учителем. Потом я подумала, что хочу что-то оставить после себя и сделать что-то еще более неординарное. Вы слышали о Филлис Пирселл. В двадцатые — тридцатые годы она каждый день вставала в пять утра и отправлялась на прогулку по Лондону. Она проходила по восемнадцать миль в день, записывая и зарисовывая, где что находится. В обувной коробке под ее кроватью скопилось двадцать три тысячи названий улиц. Я знаю, что вы считаете ее психически больной.

Но это был первый справочник «Лондон от А до Я», и несмотря на то что все, к кому она обращалась, отказывались его продавать, она сама в тележке развозила копии по магазинам. Умерла она в девяносто шестом году, успев к тому времени продать несколько миллионов копий и стать моей любимой жительницей Лондона. Скажите, вы чувствуете иногда, что как-то не полностью используете свою жизнь, поступая не так, как Филлис Пирселл? Чувствуете, что повседневность становится слишком повседневной и нужно внести в нее немного волшебства?

И я подумала… Я хочу сделать так, чтобы нечто несбывшееся все-таки произошло.

На этот раз для меня одной.

Я больше не хочу полагаться в этом на кого-то другого. Собственно, из-за этого и начались все мои проблемы. И, честно говоря, я, кажется, сумею это сделать.

Я думала об этом вчера вечером, сегодня утром проснулась с этой мыслью и обдумывала ее весь день. Мне кажется, пришло время, перестать думать и начать действовать. В конце концов, завтра я могу попасть под автобус, даже не попытавшись что-то изменить.

И для начала мне нужно решиться.

 

Глава 22, или

Образование для взрослых

Я зашел в учительскую, где мистер Уиллис разглагольствовал о чем-то, держа в руках свою любимую красную кружку. Я с детским упорством называл всех по фамилии. Своего рода моя собственная итальянская забастовка.

— Разумеется, он сломался, — сокрушался мистер Уиллис. — Не смог с этим справиться, но вы же понимаете: это школа в неблагополучном районе, была даже программа на Би-би-си…

Я встретился взглядом с миссис Вуллаком, и она тут же принялась возиться со своей брошью в виде бабочки, как будто искала успокоения в прикосновении к ее крыльям. Ее взгляд заметался по комнате в поисках того, кто еще заметил, что я стою в дверях.

— Каждый думает, что мог бы найти себе занятие получше, но, разумеется, когда дело дошло до этого, он…

— Джейсон! — воскликнула миссис Питт (естественные науки), и я ясно увидел, как все остальные — лаборант, имени которого я никак не мог запомнить, и мистер Петерсон — физрук, недавно закончивший университет в Лоуборо и теперь энергично пытавшийся поднять на новый уровень практически лишенное финансирования преподавание физкультуры в школе, — в общем, все они судорожно соображают, как им выпутаться из ситуации.

— Я не сломался, — пояснил я как можно более дружелюбно, хотя на самом деле надо было признать это заявление. — Мне просто требовалось встряхнуться.

— Джейсон, ты не думай, — мистер Уиллис нервно повернулся ко мне с виноватым видом, — я говорил лишь о том, как, должно быть, тебе трудно…

— Да, как тебе трудно, — подхватила миссис Вуллаком. — Ты ведь собирался изменить свою жизнь, и потерпел неудачу. То есть не неудачу, конечно, но…

— Все нормально. Успокойтесь.

Я сел на диван, украшенный многолетними следами от кружек с кофе и сандвичей. Если бы полиции понадобилось провести анализ образцов ДНК, оставшихся на этом диване, то скорее всего уже на третий год она отказалась бы от этой затеи.

— Что еще нового? — беззаботно поинтересовался я.

— Гэри опять болеет.

— Мистер Додд,? Не искали его в букмекерской конторе?

Дружелюбный смех.

Видите? Я могу шутить. У меня больше не будет нервного срыва, смотрите все! Ведь к этому шел разговор, правда? Смотрите, я полноценный член команды!

— Что делать, нам придется бросить жребий, — проговорила миссис Вуллаком, закатывая глаза.

— Зачем это?

— Ты помнишь про пятницу?

— А что в пятницу?

Вот кое-что интересное, можете рассказать друзьям. Я нашел это в Интернете, когда мучил «Гугл», вернувшись после рандеву в Постмен-парке. Шона — это шотландская форма имени Джоан.

Ну ладно, не совсем интересное. Зато правда.

Так что, может быть, она из Шотландии. Она выросла на шотландской ферме среди шотландцев и носит шотландское имя.

Еще шона — это название народа и языка в Зимбабве, но вряд ли она оттуда.

А еще есть остров под названием Эйлен-Шона поблизости от западного побережья Шотландии. Там живут всего два человека, и это либо самое романтичное, либо самое унылое место на Земле.

Все это можно было использовать в качестве темы для разговора, если я однажды вечером наткнусь на нее. В конце концов, я уже однажды почти наткнулся.

«Фейсел-вега». Я видел, как она выезжает с парковки на Поланд-стрит, и тут же спрятался. Если бы я присмотрелся получше, если бы я был посмелее…

Не важно.

— Послушай, шона — это же, кажется, название племени и языка в Зимбабве? — смогу я наконец сказать, выбивая со светским видом табак из трубки. Я бы сел напротив, отодвигая стакан, чтобы он не мешал мне смотреть на нее. Она была бы мне рада, хоть я и пришел без приглашения.

— Да, — промурлычет она в ответ с мягким шотландским акцентом. Возможно, она почти незаметно покраснеет при виде уверенного в себе мужчины немного старше ее и опустит глаза, чтобы они ее не выдали. — Да, это имя гордого народа шона, с которым я провела год. С этими мудрыми и благородными людьми мы бок о бок противостояли попыткам западных глобалистов уничтожить их.

Я сделаю вид, что это меня не впечатлило.

— А еще — кажется, на бенгали — оно означает «сладкий», — скажу я, глядя в пространство с недоступным и задумчивым видом, так цепляющим женщин.

Она наклонится ко мне поближе, поставит подбородок на руки и скажет:

— А вот этого я и не знала…

А потом я расскажу ей о своих кошках, и она взвизгнет от восторга, потому что обожает кошек.

Так странно знать ее имя. Нет, я всегда понимал, что у нее оно есть. Я не знаю никого, у кого бы не было имени, и если бы даже знал, вряд ли смог бы вам их назвать.

Но теперь, когда я точно знаю ее имя… она стала настоящей, это не просто случайно виденная девушка, а нечто более значимое.

Дэмиан говорил о ней тепло и с сожалением. Вряд ли он стал бы говорить так, будь она плохим человеком, будь она эгоисткой, вспыльчивой, злой, высокомерной, упрямой или холодной. Он говорил о ней так, будто всегда будет сожалеть о потере; так, будто никогда не желал причинить ей зла.

И она существовала в реальности.

Несмотря на то что я смирился с прекращением поисков и убедил себя в том, что эта история завершилась, едва начавшись… Что-то во мне даже радовалось тому, что теперь я сам смогу решить, каким будет это завершение.

Теперь я сам мог решать.

«МЫ ВЫХОДИМ ИЗ ИГРЫ, — гласило приглашение на „Фейсбуке“. — Придите попрощаться с легендой».

Я глянул на список приглашенных. Пара постоянных покупателей. Кто-то, кого я не знаю, но видел в магазине. Павел не совсем понимает смысл социальных сетей, и ему еще предстоит научиться отвечать на приглашения. И я. Планируется пара речей в магазине и поход в «Берлогу». В организации явно заметен стиль Дэва.

Уверен, будет весело.

Я посмотрел на варианты ответа.

Вы придете?

Да.

Нет.

Может быть.

И щелкнул на «нет».

Дело не только в том, что мне было стыдно показать Дэву, как далеко назад я ушел, несмотря на наши постоянные разговоры о том, что надо двигаться вперед. Дело в том, что не пойти на закрытие магазина казалось мне движением вперед. Разве «идти вперед» не значит «не оглядываться назад»?

Вот так и запутываешься, когда пытаешься убедить себя в том, что все в порядке.

В любом случае не могу сказать, что я не попытался наладить отношения с Дэвом. Я послал ему золотистый конверт, добытый благодаря Зои. Он был в восторге. Послал мне поцелуй. Пришло время нам с ним восстановить нашу дружбу.

Но сначала мне надо было привести в порядок свою жизнь.

Через месяц я съеду с Блэксток-роуд.

Я нашел себе неплохую квартиру-студию на Кэнонбери-сквер, такую маленькую, что от меня постоянно будет пахнуть кухней, но там был рабочий стол и окно, заливавшее всю комнату светом. Квартира оказалась не из дешевых, но я рассудил, что так даже лучше. Так у меня будет стимул работать. Я не смогу полагаться только на работу учителя, мне придется вернуться к фрилансу, искать новые идеи, писать. Может быть, даже развиваться.

Зои выглядела не слишком веселой. «Лондонские новости» доживала последние дни.

— Это может случиться в любой день, — говорила она. — Нас могут закрыть в любой момент.

Она начала делать звонки, думая, что в пару газет ее точно могут взять, но в последнее время, как выяснилось, ни у кого нет денег на новых сотрудников. Мы все еще готовили вместе вечерами, а потом вместе вели дружеские беседы, и вот однажды, там же, на кухне, она бросила мне конверт через стол.

— Что это? — поинтересовался я. Мое имя все еще значилось в некоторых устаревших списках пиар-агентов, и она время от времени приносила мне приглашения на интервью со звездой, блеснувшей в каком-нибудь новом мюзикле, или на презентацию нового пирога от «Джинстерс». Я читал релиз, пробовал пирог, но и тот и другой в итоге отправлялись в мусор. В этот раз вышло по-другому.

— Пришло сегодня утром. Выглядит как что-то личное, поэтому я не стала открывать. Хотя, надо сказать, именно поэтому мне и захотелось его открыть.

На конверте была марка вместо красной кляксы франкировальной машины. Адрес был написан от руки, тонким мелким почерком. Я посмотрел на штамп.

Брайтон.

Внутри не оказалось, ни письма, ни объяснения — только цветной флаер, изображающий гитары и радугу, а под ними размытое фото девушки с челкой и подведенными синим глазами, сидящей на берегу моря.

Эбби Грант.

Четверг, 21:00

«Легкость и одухотворенное великолепие морского курорта — „Лондонские новости“.

„Бар для исполнителей“»

Я заулыбался от восторга. Она все-таки это сделала.

Не желая терять вдохновение, я бросился к себе в комнату, открыл одну из двух уже упакованных коробок и извлек из нее папку, хранившуюся у меня со дня увольнения из Сент-Джонса.

«Бар для исполнителей» оказался заведением с честерфилдскими диванами, круглыми деревянными столами, красными обоями и рисунками Джима Морриса на стенах. Честно говоря, мне кажется, что он заслуживает более привлекательного названия.

Большую часть посетителей составляли студенты, но, кроме них, были и местные. В общем, вечером в четверг, в половине восьмого, я сидел в углу зала и делал вид, что спокойно читаю старый номер «Аргуса».

Я не сказал Эбби, что приду. Да, она прислала мне флаер, но в конверте не было письма, никакого намека на то, что она хочет меня видеть. У меня было чувство, что она сделала это только из вежливости, словно пытаясь сказать: смотри, мол, я все-таки решила попробовать, пожелай мне удачи.

В поезде я слушал ее песню с айпода и рассматривал флаер, пока городское солнце за окном не сменилось сельской ночью. У нее прекрасные тексты. Да, они не идеальны, но это она. Они такие же хрупкие, но полные жизни, такие же чувственные и полные надежды. Я не лгал, когда писал статью. Честно говоря, в той статье я был более честен, чем когда-либо. Мой подарок Эбби оставался бы таким же, не важно, знакомы мы или нет, но как-то вышло, что он оказался никому не нужным.

Ха. «Подарок». Можно подумать, что пять звезд от изрядно опозорившегося и почти уволенного и. о. редактора обзоров — это подарок. Но на самом деле мой подарок заключался не в этом, а в вере в нее. Уверенность в своих силах — единственное, что я мог ей привить.

Свет погасили, толпа разошлась по своим местам. Вышла Эбби, опустив глаза и напрягшись, подключила гитару и начала петь.

Я давно не чувствовал себя таким счастливым и полным жизни.

— Не думала, что ты придешь, — сказала она мне после концерта.

— Не думал, что ты захочешь меня видеть.

— Я и не хотела.

— Это было потрясающе, Эбби. Ты…

— Джейс, прости, что я так себя повела.

— Это моя вина. Я сам виноват. Если тебя это утешит, та статья оказалась одной из девяти причин, по которым я лишился работы. Так что мы в расчете. Кроме того, ты подсунула наркотики жениху моей бывшей девушки и ее подруге, а потому, я думаю, за тобой должок, так как теперь она не разговаривает со мной и отменила посланное мне приглашение на свадьбу.

Эбби виновато хихикнула.

— Господи, не знаю, о чем я думала. Утратила связь с реальностью, наверное. Думаю, мы в расчете.

— Я сказал не это. Я сказал, что за тобой должок. После концерта я очень обрадовался, поняв, что у тебя на самом деле есть стремления. Ты говорила неправду или…

— Я не врала. — Она закатила глаза, и я тут же продолжил:

— Нет, я не обвиняю тебя. Ты просто ошибалась. Потому что у тебя они явно есть.

Когда мы познакомились, я задумался, почему она держится рядом с «Кикс» или с другими знакомыми музыкантами. Сначала мне казалось, что она одна из «группе», занимает видное положение в иерархии фанаток, потому что она «своя» в группе, то есть может наравне разговаривать с музыкантами и пить с ними. Но это на нее совсем не похоже. Теперь я понял, что она держалась рядом с ними просто потому, что они делают то, о чем всегда мечтала она сама. Ей нравилась музыка, а не группа. Музыка и весь связанный с ней мир. Она хотела хотя бы смотреть, как другие это делают. Вероятно, ей не хватало смелости выйти на сцену самой и рассказать миру о своих чувствах.

И все-таки.

— Ты решилась, — сказал я, — ты это делаешь.

— Всего несколько выступлений. Устроить концерт не так просто, как кажется. Но меня неплохо принимают. Ну… почти все.

— Сложная публика?

— Нет, с публикой все в порядке: во всяком случае, они ведут себя достаточно корректно — нет, я о Поле.

— О кукольнике Поле? И что кукольник Пол?

— Кукольник Пол был не слишком рад. Он сказал, что нам нужно решить, кто из нас будет заниматься творчеством. Якобы если оба пытаются взорвать один и тот же мир, из этого не выходит ничего хорошего.

— Но он же кукольник!

Она улыбнулась помимо воли и прикрыла рот рукой.

— На самом деле он бы предпочел, чтобы его называли «мастер политического кукольного театра».

— И где же он сегодня? На заседании Совбеза ООН? Или его высадили в секторе Газа с двумя шариками для пинг-понга и ракеткой в качестве оружия?

Она на мгновение перестала улыбаться.

— Мы расстались. Если, конечно, полагать, что между нами было что-то серьезное, не знаю…

Господи. Это моя вина. Моя статья — мой подарок — послужила началом этого. Катализатором, пробудившим гнев «мастера политического кукольного театра». Я должен был попросить прощения. Это ясно. Я должен умолять о прощении.

Но тут я вспомнил тот вечер в «Скала». Его пренебрежительные замечания. Его цинизм, выдаваемый за остроумие. То, как он вел себя с ней. Моя мысленная запись в отчете по четверти. («Да, мистер и миссис Андерсон, согласно моим наблюдениям в этой четверти Пол — полная задница».)

— А почему ты, собственно, начала с ним встречаться, Эб? — поинтересовался я, как если бы был ее старшим братом или кем-то вроде.

— Не знаю. Может, мне хотелось какой-то упорядоченности? Он любит своих марионеток, я это знала, но этот человек самый организованный из тех, кого я знаю, к тому же у него все систематизировано. А потом я подумала, ну, что мне нужны какие-то границы. Правила. Я постоянно чувствую, что плыву по течению. Мне надо было знать, что доплыть можно только вот досюда. С другой стороны… мне кажется, что я действительно предпочитаю плыть туда, куда меня несет.

Пауза.

— Люди не часто так говорят, правда?

— К черту этого «мастера политического кукольного театра», — решительно сказал я, — к черту всех мастеров политического кукольного театра. Пусть против них поднимутся их же марионетки.

Эбби рассмеялась.

— К черту его.

Я поднял стакан.

— За то, чтобы мы помогли случиться чему-то новому в своей жизни.

— Ты постоянно об этом говоришь сегодня, — заметила Эбби.

Я покраснел. Она права.

— Как Дэв? — небрежно спросила она.

— Не видел его в последнее время. Кажется, у меня вообще выработалась привычка никого не видеть в последнее время.

Она постучала пальцами по столу и отхлебнула из своего стакана.

— Знаешь, что я подумала, когда в первый раз тебя увидела?

Я покачал головой.

— Я подумала, что ты такой же, как я.

— Маленькая девочка, тусующаяся с музыкантами?

— Нет. Что ты немного сломан жизнью.

— Побит жизнью. Ты сказала: побит жизнью.

— Но при этом все можно исправить. Я сейчас пытаюсь хоть что-нибудь исправить, в некотором роде под влиянием твоего идиотизма, так что, пожалуй, спасибо. И когда мы общались с тобой, мне казалось, ты тоже пытаешься что-то исправить.

Она поднесла свой стакан к моему.

— Не останавливайся.

Мы еще немного посидели, как двое друзей, встретившихся в пабе. Я заметил ее гитару.

— Слушай, я, может быть, смогу устроить тебе концерт, если, конечно, тебя это интересует.

Следующее утро. Пятница.

День, вызывающий столько опасений у миссис Вуллаком. А мистер Уиллис заготовил на этот день короткую спичку, проклиная про себя Гэри Додда и букмекерские конторы.

Я достал бумаги, найденные тем вечером в коробке. По пути из Брайтона я перечитал текст, чтобы вспомнить его и посмотреть, не устарел ли он окончательно. При этом неожиданно я поймал себя на том, что лихорадочно переписываю его, переделываю, переименовываю.

«Помоги новому произойти! — гласила титульная строка. — Речь мистера Пристли».

Все едва не запрыгали от радости, когда я сказал, что буду счастлив взять на себя эту линейку. Они попытались предложить мне выход, говоря, что совместители не обязаны этим заниматься и можно просто отменить это мероприятие и поставить вместо него урок. Но я на все это отвечал: «Нет! Я буду счастлив воспользоваться этим шансом!»

— Это хорошая возможность достучаться до детей! — пафосно заявил я.

Все посмотрели на меня так, будто у меня проблемы с головой.

Дело не в том, что другие учителя старались избегать подобных выступлений. На этот раз проблемы не ограничивались тем, что им не хотелось через пару минут с тоской понять, что их слова влетают в одно ухо и вылетают из другого, не вызывая никакой реакции.

— Там будет инспектор, — в конце концов сообщила мне миссис Вуллаком, когда мы с ней вышли из учительской. — Они хотят оценить нашу работу!

Она сделала лицо, говорившее: «Наверное, следовало сообщить тебе заранее», — но я только отмахнулся. Я этого ждал. Сама мысль заводила меня. Может быть, именно это мне и нужно: вновь встать в строй; произнести речь как следует. Не важно, будет ли там инспектор. И все это благодаря Мэтту.

Я сидел на красном пластиковом стуле на сцене. Миссис Эберкромби, новый директор, разливалась соловьем на тему того, как важно оборачивать учебники в коричневую бумагу, а если ее нет, то в обои, но лучше всего все-таки коричневая бумага или специальные пластиковые обложки. Она излагала свои взгляды на этот вопрос уже довольно долго. Дети сидели с остекленевшими глазами, тусклой кожей, гель на их волосах еще не успел застыть. Вся эта толпа в коротеньких галстуках и стоптанных кроссовках то и дело зевала, совершенно не слушая директора. Во втором ряду я заметил Майкла Бакстера — он сидел, подняв воротник, и жевал жвачку. В кармане его слишком узких брюк виднелась пачка сигарет и зажигалка. Тереза Мэй умудрилась пронести сюда телефон, а маленький Тони не переставая чесался.

— …что, собственно, и подводит нас к теме сегодняшней речи, — внезапно произнесла миссис Эберкромби, и я вздрогнул.

Майкл Бакстер заметил это и ухмыльнулся.

— Итак, мистер Пристли?..

Я встал.

— Спасибо миссис Эберкромби, — сказал я, оглядывая аудиторию, детей, юные умы, которые мне предстоит пробудить к творческой активности.

В зале кто-то рыгнул.

— Помоги новому случиться, — начал я, пытаясь отыскать глазами среди присутствующих кого-нибудь, похожего на Мэттью Фаулера. Если я найду хоть одного, то смогу произнести речь так, как нужно. Я произнесу ее для него. — Как помочь свершиться чуду? И что это значит?

Кто-то рыгнул опять, кто-то хихикнул.

Не важно. Мне нужно кое-что сказать.

Этим я и занялся.

Я говорил, говорил и говорил. Я шутил, и пару раз кто-то даже засмеялся, и все-таки среди скучающих лиц, среди глумливых ухмылок, среди лиц с отсутствующим выражением я заметил кое-что необычное. Крохотные проблески интереса в глазах, склоненные набок головы. Может быть, две или три. Но все же, все же…

На этот раз все было не так, как в прошлый. Лучше.

По мере того как я приближался к последнему тезису — о мечтах, о том, что хотя мечты обычно считаются чем-то несбыточным, некоторые из них тем не менее могут воплотиться в реальность, — я чувствовал себя учителем из диснеевского фильма. Мне никогда и в голову не приходило, что я так могу. Раньше я никогда так не мог. Быть учителем не моя мечта. Я никогда не был особенно хорош в преподавании. С другой стороны, я не собираюсь тут оставаться навсегда. Осознавая это, я решил поддержать слово делом, минимизируя факторы, препятствующие изменениям, ожидаемым в моей жизни. Я не хотел разочаровывать юного Мэттью Фаулера, ничего не делая следующие пять лет на его глазах. Вот это и называется «учить» — показывать на своем примере. Собственно, в этом и заключался мой план, каким бы наивным он ни был.

И тут произошло нечто странное.

Секретарь директора — как ее, Шейла? — появилась в двойных дверях в дальнем конце зала и подняла руку. Я посмотрел на директора, та подняла брови, и Шейла жестом показала, что кого-то зовут к телефону. Миссис Эберкромби встала, но Шейла имела в виду не ее — она указала на меня.

— Я? — жестом переспросил я.

— Да, — кивнула она и тут же махнула рукой, чтобы я поторопился.

— Джейсон? — произнес голос в трубке. Женский голос с сильным акцентом.

Шейла крутилась рядом, то и дело клала руку мне на плечо и похлопывала меня по спине, но я был уверен, что знаю, кто говорит.

— Мм… Светлана? — отозвался я. — Сейчас не лучшее время для разговоров о пирогах и слезах. Я тут пытаюсь вдохновить юношество на свершения.

Я повернулся к Шейле и закатил глаза, говоря своим видом: «Ну что ты будешь делать». Она перестала похлопывать меня по спине.

В трубке повисло молчание.

— Эбби?

— Это не Эбби, это Памела, — прозвучало в трубке. Памела?!

Такое чувство, что она была потрясена и напугана. Мне стало страшно. Забавно, что можно испугаться еще до того, как узнаешь, чего, собственно, следует бояться.

— Джейсон, пожалуйста, приезжай.

— Что? Куда? В чем дело?

— Дэв.

Черт.

— Что случилось? — спросил я начиная паниковать. — Что с Дэвом?

 

Глава 23, или

Делай что хочешь и будь собой

Девдатта Ранджит Сандананда Пател был героем.

Героем, бесстрашно сражавшимся с роботами, фашистами и инопланетянами.

Человеком, умевшим обращаться с ружьем, нунчаками и знавшим много хитрых рукопашных приемов.

Человеком, спасавшим дам, попавших в беду, освобождавшим животных, побеждавшим одного босса за другим и всегда, всегда выживавшим, чтобы рассказать о своих подвигах.

Но в реальности Девдатта Пател никогда не сделал ничего героического.

И это беспокоило его больше всех остальных проблем.

«Мы за всю жизнь ничего не сделали, — часто говорил он мне, — разве мы хоть что-то сделали?»

Я помню один их этих моментов. Мы стояли перед табличкой, с надписью…

Уильям Фреер Лукас, член Королевского общества хирургов, больница Миддлсекса.

8 октября 1893.

Пытался спасти ребенка, несмотря на угрозу заражения, и умер.

Это любимая табличка Дэва.

«Это его наследие! — говорил он. — Он совершил поступок, и через сто с лишним лет мы знаем имя Уильяма Фреера Лукаса, пусть даже только и мы с тобой его запомнили. Мы все на этой планете всего на мгновение, но некоторые из нас живут дольше остальных, даже если умирают молодыми».

По дороге, глядя из окна такси на серые улицы с магазинами и торговыми центрами, я вздрагивал при каждом звуке сирены и при виде каждой машины «скорой помощи» и не мог думать ни о чем другом.

Нет, Дэв никогда не был героем.

До сегодняшнего дня.

Меня тошнило от страха.

Я почти ничего не знал: только то, что его спешно увезли в больницу и, судя по ужасу в голосе Памелы, все было плохо. Может быть, очень плохо.

Ее голос очень сильно дрожал под конец разговора, когда я сказал, что сейчас приеду. Как будто, передав мне известие, она наконец могла позволить себе поддаться эмоциям.

Господи, Дэв, что ты там натворил? Ты в порядке?

Я прижался к окну такси, стиснул кулаки и в первый раз в жизни принялся молиться за моего друга.

— Мы шли туда, — начала Памела, сжимая стаканчик с чаем.

— Куда ехали? Что случилось?

— В «Хилтон», — пояснила она, — в Мейфэре.

О нет. Разумеется. «Золотой джойстик». Это же сегодня.

Это был мой сюрприз. Моя оливковая ветвь в знак мира. Зои пришлось сделать кое-какие звонки, но она добыла два билета на главное событие года в мире видеоигр.

Он написал мне восторженное сообщение.

Спасибо, спасибо, спасибо! «Золотой джойстик»! И они упомянули его проект как части франшизы «Геймс-мастерс»! Угадай, кого я попрошу… нет, ты не догадаешься!

— Мы шли к метро, — рассказывала Памела, глядя мне прямо в глаза, — и Дэв увидел девочку. Лет четырнадцать, она была на велосипеде, но…

Она попыталась объяснить жестом.

— Раскачивалась?

— Да, то в одну, то в другую сторону, — подтвердила Памела. — Она раскачивалась, у нее на велосипеде были сумки. Из магазинов…

Я усадил Памелу на синий пластиковый стул. Было заметно, что у нее дрожат руки.

— И она упала. Очень плохо упала. Я слышала, как зазвенел ее звонок. И слышала такой звук, когда она упала. Ее сумки разлетелись, но нога была под велосипедом, и она…

— Запаниковала?

Памела кивнула. Я почувствовал, что взмок от напряжения.

— И там ехала машина. Быстро. Очень быстро. Я схватила Дэва за руку, но он побежал и вытащил девочку из-под велосипеда, но машина ехала очень быстро, и Дэв был еще там, и…

Она стиснула ладони.

— Он покатился. Его сбили. Его нога была разорвана, Джейсон, там было много крови, и я видела кость, и…

Она не могла подобрать слова, но жесты давали понять, что случилось. Думаю, она хотела сказать «вывернулась» или как-то так — его кость, бедро или голень вывернулась и торчала из обрывков кожи, мяса и джинсов в окружении растянутых и порванных связок. И он, мой Дэв, остался лежать на дороге безжизненной грудой, отчаянно нуждающийся в помощи.

Памела посмотрела на меня, она не могла поверить, что это могло случиться и хорошо ей известный человек мог попасть под машину.

— Как он? — спросил я. Теперь руки задрожали у меня.

Есть такие моменты в жизни — иногда даже дни, — сразу же заставляющие забыть обо всем остальном. Как укол булавки. Острая боль, затмевающая все и превращающая жизнь до и после в размытое пятно.

Я никогда не задумывался, каково это — потерять друга. Потерять Дэва. Это казалось совершенно невозможным, так не бывает. До сегодняшнего дня. Дэв жив, я знал это. Но ведь еще немного, и он мог бы погибнуть. Если бы машина двигалась чуть быстрее, если бы водитель нажал на тормоза на долю секунды позже, если бы удар пришелся на дюйм левее или правее. Но основным чувством, вытесняющим все остальное, было… восхищение.

— Он потерял много крови, — сказал врач. Примерно моих лет, но настолько потрепанный жизнью, что вряд ли ему приходится в ближайшее время рассчитывать на роль в «Холби сити». — Ему серьезно досталось.

«Насколько серьезно?!» — хотелось мне переспросить, но врач еще не договорил, а в таких ситуациях обычно хочется отложить плохие новости на потом. Пусть сначала врач закончит, он делает это не в первый раз, он знает, что надо делать.

— Его нога сильно повреждена. Рваные раны, множественные переломы, мышцы тоже повреждены.

Меня замутило. Доктор говорил тихо, но от этого его слова не становились менее болезненными.

— Ахиллово сухожилие порвано; боюсь, что нам пришлось…

Я понял, что сейчас упаду в обморок.

Хватит.

— С ним все в порядке? — спросил я. — С Дэвом все в порядке?

Прошло четыре часа.

Памела сбегала за курицей гриль, но я не смог прикоснуться к своей порции. Слишком много костей, слишком много оторванного от мяса жира, такого теплого и маслянистого. Памела обсасывала кости, пока не заметила, что я стал таким же серым, как чай в моем стаканчике.

Раздался стук двери.

«Восстань из могилы!» — было первым, что я услышал, когда Дэва на инвалидном кресле ввез в комнату человек, представленный нам как Чарлз, его новый лучший друг. Судя по бейджику Чарлза, его звали Фил.

Нога Дэва была в гипсе, лицо отекло и все в синяках, но он казался странно счастливым.

— У меня очень плохой перелом! — воскликнул он, помахивая брелком. — И еще кое-что.

— Дэв, — спросил я, — ты понимаешь, что совершил?

— Зачем все остальное, если ты не спасаешь время от времени чью-то жизнь?

— Но ты только что это совершил! Ты спас ей жизнь! Ты герой!

— Я не стал бы так говорить, — скромно сказал он, — но тебе не запрещаю. Привет, Памела.

— Дэв, — выдохнула она. — Спасибо.

Мы не совсем поняли, за что она его благодарит, но решили, что не станем возмущаться.

— Чертова машина, — продолжал Дэв, — «опель-вектра»! Парень за рулем болтал по телефону и не видел меня до последнего момента. Он попытался отвернуть, но попал мне прямо в… эм…

— В ногу, — помогла ему Памела.

— Ага. В ногу. Вот в эту, — показал он на свой гипс. — И мы пропустили этот чертов «Золотой джойстик». — Дэв покачал головой. — Вот трагедия, почему-то всеми замалчиваемая. Медсестрам нет никакого дела. Чертова система здравоохранения.

— Сходим в следующем году.

— Может, успели бы на вечеринку?

— Друг, ты только что сломал ногу. И что-то мне кажется, что тебе вкатили лошадиную дозу морфия.

— Да! — кивнул он, — и мне никогда не было так хорошо. Надо бы прикупить домой немного. Эбби может приготовить омлет с ним. Интересно, кто взял первый приз?

Я оценил ситуацию.

— Наверное, нам надо дать тебе отдохнуть, — решил я, и Чарлз кивнул так, будто я был гением в медицине и курьер вот-вот должен был доставить мне мой диплом.

— Тебя подвезти, Памела?

— Я останусь, — сказала она, и Дэв попытался незаметно подмигнуть мне.

Я, измученный, но счастливый, пошел к выходу, но у двери обернулся:

— Ты знаешь, что это значит, Дэв?

— Да, сэр. Теперь мне понадобится круглосуточный уход.

— Это значит, что ты совершил поступок, Дэв.

Он склонил голову набок.

— Тебе предоставился шанс, и ты им воспользовался.

Домой я вернулся разбитым — ведь я едва не потерял Дэва. Люди, окружающие тебя, становятся частью твоей личности. Вы разделяете общие воспоминания. Зачастую они наравне с тобой определяют твою жизнь. Теряя кого-то из них, ты теряешь часть себя.

Я сел за компьютер и попробовал написать письмо. Выразить в словах то, что чувствую. Мне хотелось попросить прощения за все, сказать, что я бесконечно виноват, и пообещать кое-что, вернуть ее в свою жизнь, пусть даже и в качестве только друга.

Но сказать требовалось слишком много.

Поэтому я зашел на «Фейсбук» и послал Саре запрос на добавление в круг друзей.

Я надеялся, что этим я сказал все, что хотел.

«Поварихе не обязательно быть красавицей».

Пословица племени шона, Зимбабве

Спасибо за забавные комментарии.

Я знаю, что рассказала вам не слишком много. Названия мест, события и да, имена — этого от меня не дождешься… И простите, но я пока не могу сказать, в чем заключается мой план.

Впрочем, если вы читали меня с самого начала, то вполне могли догадаться.

Сегодня утром я сидела в автобусе и думала об этом. Впереди была какая-то авария: там стояла «скорая», полиция, — думаю, кто-то разбился на мотоцикле. Проклятые зеваки выворачивали шеи, чтобы хоть что-то увидеть. Я постепенно прихожу к выводу, что мне надо перестать цепляться за то, что прошло, и начать жить настоящим.

Как бы вы сказали: использовать каждый момент? Звучит странно, но именно это я и имею в виду.

Кстати, какой-то мужчина пытался завести знакомство со мной в автобусе. Он сидел совсем рядом и иногда задевал мою руку, чтобы иметь возможность извиниться и сказать: «Ой, вы тоже почувствовали? Между нами проскочила искра!»

Мое теперешнее состояние ума хорошо иллюстрирует то, что единственной моей мыслью было: «Надеюсь, я ничего при этом не подхвачу».

Думаю, мое выражение лица заставило его оборвать все попытки познакомиться, потому что остаток пути он молчал. Странно, но меня это немного расстроило.

Я еще раз поговорила с менеджером по персоналу насчет своей идеи.

Мама всегда хвалила меня за практичность. Отец предпочитал ту часть меня, которая готова рисковать.

Знаете, после того, что случилось в этом году… после смерти папы, после «него»… на самом деле я не затаила обиду на «него». На самом деле мне сейчас кажется, что эта история сделала меня сильнее. Не будь того, что случилось, не будь этого года, я бы сейчас не размышляла о том, как изменить свою жизнь.

«Ты можешь сломаться или согнуться».

Сегодня, выходя из автобуса недалеко от Шарлотт-стрит, я вспомнила про фотоаппарат. Напечатала бы я эту пленку с воспоминаниями? Да. В момент слабости. Но мне нравится думать, что, может быть, мне хватило бы сил этого не делать.

Это год, когда я должна сделать выбор. Но сделаю ли я его?

Может быть, у меня такое настроение из-за выходных, но если я его все-таки сделаю, то, обещаю, расскажу вам больше о себе. Хорошо? Вы это заслужили. А еще я раскрою одну довольно постыдную тайну в качестве наказания себе за излишнюю скрытность.

И может быть, я даже скажу вам, как меня зовут.

 

Глава 24, или

Дети, ступайте, куда я вас посылаю

Выходные закончились, и я, с грузом книг, снова шел по коридору в кабинет «3Д». Меня провожали смешками.

— Сэр, вы способствуете каким-нибудь изменениям? — крикнул Трей Стоддард.

— Отвали, — ответил я. В конце концов, я всего лишь работаю по совместительству, и никто не говорил мне, что так нельзя делать.

Трей хлопнул себя по бедру, рассмеялся и побежал поделиться своими впечатлениями с приятелем.

— Джейсон? — раздался голос позади меня. Это оказалась миссис Вуллаком. — Лора тебя ищет.

Лора? Миссис Эберкромби? Зачем? Она хочет подкинуть мне работенку? Или сказать, что я могу увольняться? У меня контракт с Сент-Джонсом, но пока не было никаких признаков того, что его собираются продлять. Я вздохнул. Если здесь больше нет для меня работы, придется искать другую школу в плохом районе, привыкать к новым лицам, долгим дорогам и коротким вечерам.

— Я заскочу к ней на перемене, — ответил я.

Дети сегодня вели себя хорошо. Приятно тешить себя надеждой на то, что на них так повлияла моя мудрость, к которой они приобщились в пятницу на линейке, но скорее всего они просто вымотаны после физкультуры. Тем не менее они слушали внимательно, и когда я сказал открыть книги, не последовало ни протестов, ни вздохов, все было спокойно, и я видел, что они читают.

Тут, без всякого предупреждения, с улицы донесся звук, я вздрогнул и напрягся.

Звук был громким и резким. Возможно, выхлоп, или кто-то захлопнул крышку мусорного бака, или еще что-нибудь. Ребята выглянули в окно посмотреть, что случилось; они вытягивали шеи, глядя на улицу, но мой взгляд внимательно обшаривал окна дома напротив.

Ничего.

Я повернулся к детям, уже снова повернувшимся к учебникам.

Я последовал их примеру.

— Честно говоря, вы молодец, — признала миссис Эберкромби. — Это была действительно ударная речь. Так что спасибо.

— Что вы имеете в виду? — спросил я, искренне не понимая, в чем дело.

Дети провели голосование и решили, что я педагог от Бога?

— Инспекторша, — пояснила она, — была в восторге. Сказала, что ты хорошо владеешь языком детей и пользуешься им, чтобы их мотивировать. Сказала, что ее особенно впечатлило то, что ты потратил на подготовку к уроку время и силы, хотя большинство на твоем месте просто распечатали бы что-нибудь из Интернета.

— Ну, я примерно так и начал, но добавил кое-что свое. Кое-какой собственный опыт, случаи из жизни.

— Мистер Коул просто рассказывал про «Арсенал».

— Я слышал.

— Надо поблагодарить и мистера Уиллиса — он сказал, что предложить тебе произнести речь было именно его идеей.

— О…

— И Дипу Дисти. Ты знаешь ее.

Я кивнул. Она училась в выпускном классе.

— Она сказала инспектору, что такие вещи вселяют в нее надежду.

Черт. Я представляю, как она это сказала, томно закатывая влажные от поволоки глаза. Дипа постоянно говорила, что если с университетом у нее не выйдет, то она попробуется на роль в бесконечном сериале «Холлиокс». Да, она улучшила мой имидж. Но не без мыльного осадка.

— Инспектора зовут Таня Майерс. Она просила тебе передать, что у тебя есть тезка-актер.

— Правда? Я и не знал.

— Она хотела поговорить с тобой после линейки, но тебя уже не было.

— Понимаете, мой лучший друг попал под машину.

— О, — только и смогла сказать миссис Эберкромби. Она такого не ожидала и сейчас думала, как же ей отреагировать. Честно говоря, мне следовало быть немного помягче, но я и сам был слегка ошарашен всем происходящим.

— В любом случае перезвони ей, пожалуйста.

Она вручила мне визитку.

Несколько дней спустя вечером мы стояли возле «Берлоги», и машины, шурша шинами по влажному асфальту, проносились мимо нас по Каледониан-роуд. Группка детей на балконе муниципального дома напротив пыталась поймать в ладони дождь, чтобы плеснуть водой друг в друга.

Памела прикатила сюда инвалидное кресло Дэва, так чтобы мы все могли попрощаться с магазином. У меня было чувство, что это правильно. Дэв свернул самокрутку, прижался к стене паба и посмотрел на меня.

— Я знаю, друг, что мы тут не для того, чтобы просить прощения, — начал он. — Но прости меня. Я хотел, чтобы магазин продолжал существовать, потому что он был моей мечтой, но однажды я посмотрел на все это и подумал, что, наверное, мне стоит подыскать другую мечту, понимаешь? Надо было тебе сказать, но я подумал только о себе и решил: не важно, мы переедем куда-нибудь в другое место. Я дурак и эгоист. Я забыл, что это был и твой дом. Я чувствовал себя отцом, не желавшим беспокоить ребенка.

— Все нормально, — ответил я. — Мне нужен был хороший пинок под задницу. Мне надо было идти дальше. Если бы этого не случилось, мы бы так и прожили вместе всю жизнь.

— Это было бы здорово.

— Это было бы странно.

— И… про то, что я тогда еще тебе наговорил… Про девушку.

— Шону?

Дэв непонимающе уставился на меня.

— Что это за слово? Что значит «Шона»?

— Это шотландская форма имени Джоан. А кроме того, название племени и языка в Зимбабве. Но продолжай. Что там про девушку?

— Ну, я хочу сказать, что тогда не совсем думал, что говорю… Стой, так что там ты говорил про Шону?

— Ее зовут Шона.

Я поднял брови, кивнул, пожал плечами. Дэву потребовалось время, чтобы осознать сказанное, но на его лице заиграла улыбка, и он попытался хлопнуть меня по плечу, что с инвалидного кресла было не так-то легко сделать.

— Ты узнал ее имя? Как ты узнал ее имя?

— И угадай, какая у нее машина.

— Не может быть!

— Кстати, я один раз видел ее. На Поланд-стрит.

— Ты видел ее? Парень, это судьба!

Я рассмеялся.

— Пошли выпьем.

— Нет! Джейс! Перестань! Все на это указывает!

— Дэв, — твердо сказал я, — думаю, мне надо работать с тем, что у меня есть, и перестать гоняться за тем, чего нет. Я хочу помочь свершиться изменениям. Разве я не прав?

Он задумался. Я знаю, что ему хотелось поговорить со мной. А еще я знаю, что мы с ним миновали самый трудный этап.

— Пора идти, — напомнил я. — А то опоздаем.

Написанное мелом на доске объявление перед «Головой королевы» виднелось издалека.

Живая музыка.

Эбби Грант.

Следите за ней — «Брайтон Аргус».

Молодец, Эбби.

Мэтт уладил все со своим начальником Джерри, но сегодня четверг, и он был в панике.

— Мне разрешили это сделать только потому, что сегодня четверг, а по четвергам у нас почти никого нет — все идут к «Брауну» дальше по улице. Я добыл из колледжа звуковое оборудование и свет, но что, если никто не придет?

Но публика собралась. Я сделал так, чтобы она собралась. Я звонил. Я отправлял сообщения. Терзал «Фейсбук». На этот вечер я стал промоутером.

Я и Дэв, разумеется. Памела и пара ее подруг за столиком в углу. Павел, Томаш и Марцин со своими лодыжками.

Зои пришла, поприветствовав меня фразой: «Наконец-то я увижу, заслуживает ли она пяти звезд!» — и следом за ней Клем, Джо и Сэм. Им только что сообщили, что «Лондонские новости» закрывается в конце месяца, но им выплатят достаточно отступных, чтобы продержаться несколько недель, и, кроме того, пообещали предоставить другие должности в компании.

— Мы неплохо устроились, — прокомментировал это Клем, — немного отдохнем.

— Как твои выступления?

— Я решил с этим покончить. Был один случай… Я подозреваю, что среди судей новогоднего конкурса новичков «Хахамагеддон» существует отвратительный заговор.

Я не стал его расспрашивать.

И наконец, главное событие вечера. В дверь, держась за руки, вошли Сара и Гэри.

— Не могу поверить в то, что ты пришла.

— Я и не собиралась, — ответила Сара, и я увидел, что Гэри сжал ее руку. — Мы не собирались. Но потом я поняла, что все наши встречи в последнее время были достаточно напряженными. Как будто мы постоянно пытались высказать друг другу все накопившееся. И я подумала, что неплохо было вместе провести время как-нибудь… как нормальные люди. Как друзья. Посмотреть концерт например. И если судить по количеству напоминаний, разосланных тобой через «Фейсбук», ты в восторге от этой девушки… Кто она?

Сара заставила меня подождать, как же без этого. Пару дней она не отвечала, хотя я знал, что она постоянно в онлайне и что мой запрос она увидела, как только я его послал.

«Джейсон Пристли желает добавить вас в друзья…»

Наконец она нажала «да». Даровала мне прощение щелчком мышки.

— Привет, приятель, — холодно поприветствовал меня Гэри, — ты неплохо прикололся, да.

— Гэри, я…

— Нет-нет, я все понимаю. Студенческие приколы, все такое. Хотел оживить скучную вечеринку. Я понимаю. Ты под кайфом?

— Нет. Я вообще никогда не был под кайфом.

— Надеюсь, что это концерт не психоделической музыки.

— Нет, я обещаю. Слушай, давай я куплю тебе выпить.

— Мне апельсиновый сок, — сказала Сара.

Я взглянул на ее живот и безумно обрадовался за нее — так, как не смог бы обрадоваться всего несколько месяцев назад.

— Разумеется, — ответил я, и мы направились к бару.

— Нехорошо получается, — сказала Зои, — мне лучше уйти.

— Не надо, — остановил ее я, — то, что случилось, целиком моя вина, и Сара это знает. Кроме того, она знает, что ты помогла мне снова встать на ноги. Она считает, что ничего не бывает просто так, и…

И тут — слишком быстро — с нами рядом оказалась Сара.

— Догадываюсь, о чем вы говорите. Я знала, что ты будешь здесь.

— Привет, Сара. Слушай, я могу уйти.

— Я не обвиняю тебя в случившемся. Да, мне хочется, чтобы в жизни кое-что было не так, как на самом деле, но мы все взрослые люди, я беременна, выхожу замуж, и это именно то, чего мне хочется. Так что давайте хотя бы сегодня сделаем вид, что мир — это замечательное место. Потому что мне сейчас хорошо. Действительно.

Я посмотрел на Сару и подумал, смогу ли когда-нибудь стать таким же взрослым и практичным.

Аплодисменты, которыми зал приветствовал Эбби, были оглушительными.

— Ты издеваешься? — прошипела Сара в бешенстве. Гэри, не в силах ничего сказать, в ужасе смотрел на сцену. — Ты издеваешься надо мной?! Она?!

Я постарался сделать так, чтобы Эбби выступала перед залом, полным друзей, — не важно, знакома она с ними или нет. Чтобы все выглядело так, будто мы все принимаем ее и ее песни. В запале я не подумал, что Сара и Гэри могут испытывать к ней далеко не самые теплые чувства.

— Слушай, в этом виноват я, а не она, — лихорадочно зашептал я. — Давайте сделаем вид, что мир — это замечательное место.

Эбби сделала все за меня.

— Я хотела посвятить первую песню человеку, значащему для меня очень много, хотя, судя по тому, как бестактно я влезла в его жизнь, этого не скажешь. Ну ладно, он влез в мою, не поймите меня превратно, и я бы тут не стояла, если бы он этого не сделал, но все же я внесла в его жизнь больше беспорядка, чем он в мою. При всем этом я думаю, что лучше было бы посвятить эту песню очаровательной и счастливой паре, чью вечеринку в честь помолвки я собственноручно превратила в феерический бардак. Эта песня о настоящей любви и о том, что иногда следует забывать прошлые обиды.

Она начала играть. Через пару минут я увидел, что Гэри поглаживает Сару по животу, а она держит его за руку.

Позже я обнаружил себя во главе длинного стола в «Рассказах об Индии». Дэв сидел напротив, выкрикивая распоряжения на урду официантам с таким видом, будто занимался этим всю свою жизнь. Памела с гордостью смотрела на него. Судя по всему, управлять магазином Дэв не способен совсем, но, управляя людьми, он, мягко говоря, проявлял необычную для себя инициативу.

Я окинул комнату взглядом.

Павел набивал рот, Эбби и Мэтт чокались бокалами, и мы наконец оказались за одним столом с Сарой и Гэри. Как им и хотелось, в качестве друзей, которые проводят время вместе.

— Всего неделя до свадьбы, — заметил я, — вы, наверное, не можете дождаться…

— Кстати, об этом, — сказала Сара, и Гэри нежно погладил ее по спине. — У тебя все еще нет никаких планов?

О.

— Я… кхм, я…

— Если ты свободен, то приходи. Да, мне с тобой было нелегко в этом году. Но если ты не придешь, то это будет конец нашего с тобой знакомства. Точка. Давай не будем ставить точку. Пусть это будет, скажем, запятая.

— Или многоточие… эллипсис, — с наслаждением выговаривая второе слово, произнес Гэри.

— Ты-то как к этому относишься, Гэри?

— Без особого восторга, — ответил он. — Ты в курсе, мне пришлось покупать новые коврики в машину. Но я понимаю Сару. Нет смысла вот так сбегать от этого. Все меняется, и люди в том числе.

Он напустил на себя умный вид. Раньше мне не приходилось слышать, чтобы люди и вправду произносили такие фразы.

— Кроме того, — Сара прекрасно понимала, что я думаю, и старалась удержаться от смеха, — я понимаю: тебе было трудно смотреть на то, как меняется моя жизнь. И я наговорила тебе много гадостей. Но я высказывала то, что думала, и до сих пор придерживаюсь того же мнения.

Я улыбнулся.

— Но кое о чем я сожалею. Помнишь, про ключевые слова твоей жизни?

— А, да. Набери в поиске «неудача», «нытье», «эгоизм» и «высокомерие», и ты меня найдешь.

Она смущенно улыбнулась.

— Я не…

— Я приду.

— Хорошо! — Сара явно была рада сменить тему. — Если ничего не изменится, ты увидишь вечеринку, еще более крутую, чем наша помолвка.

Я рассмеялся.

— Я не шучу. Группа, с которой мы договорились, отказалась участвовать.

— «Абба-солют», — пояснил Гэри, — предпочли отыграть концерт на круизном лайнере.

— А что касается банкета, то поставщики, по всей видимости, думают, что мы собираемся пожениться в следующем году, а не на следующей неделе.

— Я тут ни при чем! — начал защищаться Гэри. — Я готов принять на себя вину за первое, но не за второе. Это все Анна.

На радостях я хлопнул ладонью по столу.

— Анна все-таки завалила порученное ей дело?

Потрясающе! Даже Гэри понимающе посмотрел на меня.

— В любом случае я над этим работаю, — успокоил он.

— Только не «Грегге», — отрезала Сара. — Я не желаю, чтобы они устраивали мою свадьбу.

— У них хорошая еда!

Пока они препирались, за их спиной я увидел, что Дэв улыбается мне. Он отсалютовал стаканом, в ответ я кивнул и повернулся к Саре.

— Слушай, — начал я. — Понимаю, что у тебя нет никаких причин для этого, но можешь последний раз довериться мне?

Возвращаясь в ресторан, я услышал, как Мэтт спрашивает:

— Так ты записывала свои вещи?

Мне пришлось выйти на улицу, сделать несколько звонков. Почти все гости уже разошлись, только Павел все еще молча дожевывал свой банан.

— Разве что… ну, у себя в комнате, — ответила Эбби, в одной руке держа стакан, а другой отбрасывая с глаз челку.

— Пока, ребята, — сказал я, но с тем же успехом мог бы и ничего не говорить.

— Я учусь. И мне вроде как надо найти кого-нибудь для записи выпускного проекта.

— О…

— Так что, если тебе нужен звукорежиссер или что-то в этом роде, обращайся. Нет, я только начинаю, но…

Мэтт покраснел.

— Встретимся, ладно? — спросил я.

— У нас есть студия, и все такое, — продолжал Мэтт, — мы можем пригласить других музыкантов, если хочешь. Или можно записать только тебя с гитарой.

— Было бы здорово, — согласилась Эбби. — Да, давай.

Я слегка кашлянул, как обычно делают в кино, когда хотят привлечь внимание.

— Можно сделать естественный звук. Не усиленный. Так, чтобы было слышно и пространство, если ты понимаешь, о чем я. Как сегодня.

— Да, здорово. — Эбби была явно заинтересована. — Зал — это часть музыки. Весь мир — это часть музыки.

Я улыбнулся и оставил их, с удовольствием заметив, что они не обратили на меня ни малейшего внимания.

На этом бы история и закончилась. Я вышел из ресторана, помирившись с Сарой, придумав, как помочь им с Гэри решить проблему со свадьбой, посмотрев, как мой друг Дэв — герой! — нашел свое место в новом деле и, возможно, начинает новую жизнь, посмотрев на Мэтта и Эбби, на друзей, которым я помог и которые — теперь я уверен в этом — всегда помогут мне. После того как я оказался хозяином положения, можно было сконцентрироваться на том, что у меня есть, и отказаться от погони за тем, что мне не принадлежит.

Это было бы хорошее завершение истории — дружба, приправленная карри, и, может быть, даже слабый лучик надежды, который всегда пытался меня избегать.

Да, это вполне могло стать финалом нашей истории.

Если бы не кое-что еще.

 

Глава 25, или

Иногда намерения могут измениться

Сара Дженнифер Беннет стала Сарой Дженнифер Темпл в субботу, двадцать шестого ноября, ровно в два часа пополудни, и, думаю, тот, кто ждал своего часа в ее животе, обзавелся новой фамилией примерно в то же время.

Она сияла.

Да, я знаю, это слово слишком часто используют, но вас там не было, а я был, и знаю, что по-другому сказать никак нельзя. И рад добавить, что теперь я мог спокойно использовать это слово как бывший-теперь-совершенно-излечившийся-от-ревности-парень Сары.

Она разрешила мне привести кого-нибудь с собой, и, разумеется, я позвал Дэва. Кого еще можно пригласить на свадьбу, как не социофоба со сломанной ногой, за которым придется весь день присматривать?

Но кое-кто еще помог мне с организацией торжества, так что они тоже были здесь…

— Они готовы! — воскликнула Эбби.

Я заметил Мэтта, застенчиво стоявшего позади нее. Она взяла его за руку, и он опустил глаза. Надо же. Он с ней здесь официально.

— Привет, друг, — поприветствовал я его, почти ожидая, что он ответит «здравствуйте, сэр».

Они хорошо смотрелись вместе.

Я последовал указанию Эбби.

Диджей поставил известный хит «Чамбавамбы», вызвавший среди товарищей Гэри по регби чуть больше радости, чем следовало бы. Я кивком дал ему знак приглушить музыку.

— Леди и джентльмены! — прокричал я в микрофон. Гости повернулись ко мне, кое-кто пьяным голосом выкрикнул приветствие… — Кхм… меня зовут Джейсон Пристли…

Какая-то женщина засмеялась.

— Я бывший парень Сары.

Свист.

— Вы опоздали! — крикнул священник, тихо набиравшийся в углу, и все расхохотались.

— Морда как у тупого чувака! — весело крикнул кто-то, но его не поддержали.

Я попытался понять, кто это был, чтобы как-нибудь остроумно ответить. Это оказался Майкл Фиш из прогноза погоды.

Я, не отвлекаясь на дураков, продолжил:

— Надеюсь, вам понравится сегодняшнее необычное угощение… Смесь индийской кулинарии и итальянской кухни, оперативно подготовленная нашими друзьями из «Абрицци» — это волшебный уголок итальянского рая — и ресторана «Рассказы об Индии» с Брик-лейн.

Я честно не собирался этого делать, но помимо воли посмотрел на этой фразе прямо на Анну. Она смущенно отвела взгляд.

— Все прекрасно! — закричала Сара, и гости начали аплодировать.

Дэв поднял руки, чтобы привлечь внимание, но, поскольку он был в инвалидном кресле, его никто не заметил. Один из официантов показал на него пальцем и засмеялся.

— Напоследок мы приготовили для вас еще кое-что. Предполагалось, что мы все будем наслаждаться музыкой группы «Абба-солют», любимой группы Гэри.

Я заметил, как хамоватые приятели Гэри из команды по регби принялись толкать его в бок и смеяться, как будто он был хрупкой поклонницей «Аббы».

— Но к сожалению, сейчас они на круизном судне, направляющемся в Лиссабон. Так что из Брайтона прибыли…

Эбби улыбалась. Но сегодня будет выступать не она. Они уже выходили на сцену, и девушка недалеко от меня удивленно вскрикнула.

— …наши друзья, готовящиеся к записи нового альбома…

Кто-то подобрался к сцене, сделал снимок и посмотрел еще раз, чтобы убедиться, что это и вправду он.

— Вы могли видеть их сегодня в «Утренней побудке», где Эстония Марш сделала им предложение…

Майки слегка приобнял меня. Я почувствовал себя крутым.

— Сара и Гэри, позвольте представить вам «Кикс»!

Толпа взревела.

Даже люди, не знавшие, кто такие эти ребята — а, несмотря на все мои усилия, такие тут составляли большинство, — тоже взревели.

Через несколько секунд, когда комнату наполнили звуки «ух-ох», Эбби оказалась на танцполе и вытащила туда Мэтта… Я обернулся: Памела тоже была там — крутила кресло Дэва и смеялась.

Я достал фотоаппарат. Остался один кадр. Этот? Это именно тот момент, который стоит запечатлеть?

Фотографии девушки начинались со свадьбы. Думаю, логично будет, чтобы мои свадьбой заканчивались.

— Иди танцевать, Джейс! — крикнула Эбби. — Жизнь прекрасна!

Щелк.

— Ты сделал хорошую вещь, мой друг, — сказал Дэв, когда мы с ним вышли на террасу. Он не мог зажечь сигару, но все-таки делал вид, что в этом нет никакой трагедии. — Очень хорошую. Кажется, ты приближаешься ко второму уровню.

— Второму уровню?

— Следующему уровню. К будущему. Когда ты через пару недель переедешь в свою квартиру, это будет второй уровень. Первый — это сейчас. Я это вижу так: когда у тебя есть дела, с которыми надо разобраться, вроде Сары и Гэри или девушки, ты на первом уровне. На второй попасть трудно, потому что всегда есть какие-то дела, всегда обнаруживается какой-нибудь босс, не дающий тебе идти дальше. Но ты, мой друг, ты вполне можешь это сделать!

Я улыбнулся.

— Хорошо сказано.

Он уставился в темноту.

— Как в игре…

— Я понимаю, что ты сравниваешь жизнь с игрой, да.

— Нет, перестань, там ты можешь пройти уровень заново, чтобы убедиться в том, что сделал все, что нужно. Или в «Чувство долга», когда ты переходишь на бонусный уровень, всегда можно…

— Не думаю, что стоит продолжать развивать эту метафору. Сохранись и выйди. Но я тебя понял. Новый уровень. Полагаю, это означает потрясающий опыт одновременной потери квартиры, работы и девушки.

— Именно так, — ответил Дэв, вряд ли услышав, что я сказал, — именно так.

— Мне предложили выступить на конференции учителей, — скромно похвастался я.

— Кто?

— Педагогические боги. Инспектор услышала мою речь и сказала, что это было очень «вдохновляюще».

— Хорошие новости, друг! Молодец!

— И я начал рассылать кое-что в журналы: идеи для новых статей, что-то вроде того. И колонка.

— Колонка? Ей нужно хорошее название.

— Я придумал хорошее название: «И еще кое-что!» И главное, оригинальное.

— Неплохо. Вот только боюсь, что ты поставил в конце восклицательный знак.

— Дело в том, что раньше мне не хватало смелости. Я только недавно начал чувствовать себя прежним и решил взять быка за рога или там еще за что. Так дела и делаются, разве нет? Так ты и заполучил Памелу?

Дэв состроил гримаску.

— Что? Это ты к чему?

— Да ко мне и к Памеле. Я не уверен, что у нас что-то будет.

— Что? Это почему? Ты столько выдержал для этого.

Честно говоря, глядя на него, я не мог удержаться от мысли, что он выдержал слишком много. Дэв понизил голос до шепота.

— Она очаровательна, правда? Но теперь, когда я с ней нормально поговорил, мне кажется, что она невероятно скучная.

— О…

— Павел был прав.

— Ясно.

— Кроме того, у нее есть парень.

— А…

— Но они в ссоре.

— Ясно.

— Но я настаиваю, что им надо поскорее помириться. Это долгая история. Думаю, нам лучше будет остаться друзьями.

Друзьями? Надо же. Это очень зрелая мысль. Может быть, Дэв тоже движется ко второму уровню.

Ну что же, подумал я. Мы справились. Свадьба прошла удачно. Теперь надо двигаться дальше.

Но тут он сказал:

— Еще кое-что… Есть ведь еще кое-что, правда?

— И что это?

— Да ладно тебе. Подумай, есть еще что-то на уровне один, что ты должен решить, прежде чем переходить на уровень два?

— Джейсон решил, что сдается, и отказался делать то, что делал. — Сообщил Дэв Памеле, и она, заинтересовавшись, села рядом с нами.

— Почему ты сдался? — спросила она.

— Дело в надежде. — Я старался избежать красивых слов, но у меня не получилось. — Это была надежда, а я решил, что лучший способ прожить жизнь — это ни на что не надеяться. Как говорит Сара — лучше думай, что наиболее практично в данной ситуации, и делай это.

— Используя обстоятельства? — спросил Мэтт, доставая сигарету «Силк кат» из пачки.

— Да! Именно! Используя обстоятельства.

— То есть не «помогать наступлению изменений»?

Он меня поймал.

— Ну, можно помочь изменениям произойти, используя обстоятельства.

— Дэв рассказал мне о девушке с фотоаппаратом, — проявила свою осведомленность Памела. — Вы о ней?

— Да, Памела. — Я очень надеялся, что теперь мы сменим тему.

— И это тот фотоаппарат? — спросила она, взяв мою камеру со стола.

— Нет, — вступил в разговор Дэв, — этот я ему подарил, чтобы задокументировать его путь. Ты помнишь, что там? Когда напечатаешь снимки?

— Не думаю, что я это сделаю. Не думаю, что в этом есть смысл.

— Ты что! А воспоминания?! Ты, я и пицца в итальянском ресторане. Снимок сделан человеком, замутившим с ней роман! Поразительно! А то, как ты стоял, не зная, куда себя деть в Уитби…

— Там были еще парни, сбежавшие после того, как я совсем разбил телефонную будку, — вспомнил Мэтт, и Эбби недоуменно наморщила нос:

— Кинотеатр… хороший был день.

— Тот шикарный ресторан, — напомнил мне Дэв, — и гребешки. Честно говоря, мне кажется, что они до сих пор где-то внутри меня.

— А на кладбище ты сделал снимок? — поинтересовалась Эбби, и все засмеялись, но я их уже не слушал, потому что мне в голову пришла странная мысль.

— Кладбище — это самый странный кадр, — заметил Дэв. — Остальное там — это хорошие пабы, рестораны, бабы, вечер в кино…

Странная мысль.

Она пришла резко, как пощечина, как удар, и теперь я так просто от нее не избавлюсь.

Я еще раз пробежал мысленно всю цепочку рассуждений.

— Так как назывался этот кинотеатр? — спросил Дэв.

Господи.

Господи, вот оно…

— Ты всегда говорил, что фотографии связаны общей темой, — сказал я Дэву, стараясь не выдать голосом свое состояние. — Что ты имел в виду?

— Не знаю… Такое впечатление, что они все связаны между собой, потому что они заперты вместе внутри фотоаппарата. Они взаимосвязаны. Они нужны друг другу.

— Ты пьян! — игриво заметила Памела.

— Нет, я знаю, что говорю. Они больше значат вместе. Это коллекция. А что?

Я пожал плечами. Объяснять не хотелось. Не сейчас.

В данный момент в моей голове проносились образы.

Поездки, совершенные нами, события, виденные нами, слова, произнесенные нами. Кое-что имело смысл, кое-что нет, но все это обрушилось на меня одновременно.

Гребешки в ресторане.

Дэмиан в парке, замотанный в кашемировый шарф. «Я пообещал показать ей мир. Мы много об этом говорили».

Шона. Население: два человека.

Машина у ворот большого белого здания — бывшей меховой фабрики рядом с пабом…

Дэв в «ниссане-черри», играет радио, я смотрю по сторонам. «Весь мир на Шарлотт-стрит».

Все это обрушилось на меня в одно мгновение.

Господи.

Я искал зацепки на фотографиях. Но зацепками были сами фотографии. Дэв был прав.

Внезапно я ощутил ни с чем не сравнимый азарт. Впервые за долгое время ко мне пришло то чувство, с которым я так боролся, — надежда, чувство, что что-то начинается, а не заканчивается…

Но что делать с этими образами, этими мгновениями, этими вспышками?

Я едва не расхохотался. Я знал, что с ними делать. Всего несколько дней назад мы говорили об этом с Сарой.

На самом деле именно Сара подсказала мне это.

Если вы наберете в поиске «неудача», «нытье», «эгоизм» и «высокомерие», то найдете меня, как сообщила мне моя бывшая девушка незадолго перед тем, как вышла замуж. «Это ключевые слова твоей жизни», — подсказала она.

Думаю, у нас у всех есть такие ключевые слова. У нас у всех есть свой набор черт, ДНК, если можно так выразиться, демонстрируемая нами миру. Я не мог не согласиться с оценкой, данной мне Сарой: она оценивала того меня, которого, как ей казалось, она знала. Раздражительный бывший парень, которому последнее время категорически не везет настолько, что теперь он даже не живет в комнате над магазином рядом с местом, которое, как известно, все считают борделем, но оно им, строго говоря, не является.

Но при всем этом я знал, что теперь этот набор изменился.

Благодаря Мэтту, благодаря Эбби, благодаря Дэву. Может быть, мне даже было нужно, чтобы Сара встретила Гэри и все вышло так, как вышло. Чтобы прошлое осталось в прошлом. Там, куда нельзя вернуться, откуда можно только двигаться дальше, как плохой кадр на старом фотоаппарате.

Я всегда с подозрением относился к надежде. Но теперь я понял, что в ее отсутствии тоже нет ничего хорошего. Разумеется, приятные сюрпризы — это неплохо.

Неожиданный телефонный звонок. Неожиданный выигрыш. Но пытаться помочь чему-то хорошему произойти ничем не хуже.

Именно это я сейчас и надеялся сделать.

Да, ко всем нам есть ключевые слова. Но они могут меняться. Все меняется. Люди меняются. Обещаю, я никогда больше это не произнесу.

Но только если им везет. И обычно благодаря другим людям.

Нет помощи самому себе лучше, чем оказанная другим человеком. Небольшая компания рядом со мной доказала это. Они доказали, что разочарование, гнев, ярость не находящая выхода, могут стать целеустремленностью, если направить их в нужное русло.

Напуганный может стать смелым. Лишенный надежды вновь обрести ее.

Разумеется, искал Шону в Интернете. Глупо даже спрашивать.

Я набирал в «Гугле» «Шона, Лондон».

«Шона, Лондон, девушка».

«Шона, Лондон, я потеряла фотоаппарат, у меня, наверное, старый велосипед с корзинкой, девушка, ау».

И разумеется, не нашел ничего, кроме двух миллионов четырехсот тысяч результатов за шесть сотых секунды.

Шона, как выяснилось, не самое редкое имя в городе с населением семь миллионов. Но теперь… Теперь у меня есть образец ее ДНК. Я знаю часть ее истории. Часть ее жизни. Все зацепки теперь стали четкими и ясными, теперь это не просто картинки.

Теперь это… слова.

Они так долго смотрели на меня и ждали, пока я их прочитаю. Но мне потребовалось отснять свою пленку, написать свою историю, чтобы понять связь между ними.

Дома, покончив со свадьбой и оставив прежнюю жизнь позади, я открыл «Гугл» и принялся печатать.

Первые три слова получились легко…

«Аляска-билдинг».

«Рио» — кинотеатр.

«Норвегия» — ресторан.

Я вспомнил аллею на Хайгейтском кладбище. Египетская аллея… то есть…

Египет.

Паб, в который Дэмиан водил ее, тот, где был сделан мой любимый кадр: на нем ветер треплет ее волосы, а на ее щеках играет румянец, — кадр, на котором я хотел бы быть вместе с ней…

«Аделаида».

У меня начала кружиться голова, земля вокруг оказалась усыпана алмазами, я нашел свою внутреннюю рыбу и только собирался нажать на «искать», как мне в голову пришла мысль, и я рассмеялся и вспомнил сосиску, сладкий чай, отблеск желтого огонька такси в темном окне и то, с каким удивлением я обнаружил там себя…

«Рим» — кафе.

И наконец, чтобы завершить путешествие.

Шона.

Щелк.

«Новое приходит не к тому, кто сидит на одном месте, а к тому, кто путешествует».

Пословица племени шона, Зимбабве

Привет.

Шона

Меня зовут Шона Макаллистер.

Мне двадцать девять лет.

Я выросла в деревне Килспинди, графство Перт.

Мой любимый цвет — желтый.

Больше всего из своих вещей я люблю велосипед.

А мой самый постыдный секрет — это полное собрание альбомов «Холла и Оутса». Ничего не могу с собой поделать — наверное, я такой родилась. Все началось со слов «Лондон, любовь и удача»… Спасибо, папа.

И, сделав это ужасное признание, я должна сделать еще одно. Я решилась. Я так и сделаю.

Наконец-то я чувствую себя собой.

 

Глава 26, или

Заставит тебя остаться

Он обещал ей показать мир.

Я помню, как Дэмиан это сказал.

История, записанная на пленке ее одноразового фотоаппарата, была историей их отношений, поездкой от Аляски до Рио и обратно. Эта история была описана в коротких записях в ее блоге, в том, на котором я только что сохранил ссылку. Путешествие вокруг света, не покидая Лондона.

Дэмиан был, разумеется, человеком, полным идей. Интересно, не относился ли он к жизни вообще в целом как к пиар-стратегии. Темой каждого свидания становилось новое место, и каждая фотография становилась новым элементом истории. Идеальная коллекция свиданий, собранная в одноразовом фотоаппарате, подобранном ими, когда они впервые встретились. История знакомства и расставания в двенадцати кадрах.

Чем больше я читал ее блог, тем больше мне казалось, что жизнь обошлась с ней круто. Она не упоминала, чем зарабатывает на жизнь (называла это просто работой, но мне хотелось думать, что это связано с книгами, а она преподает в университете), и ни слова о том, что в ее жизни есть еще кто-то, за исключением парня в автобусе, от которого она боялась что-то подхватить.

Тем не менее история ее с Дэмианом отношений была описана в ее блоге полностью. Пусть без имен, но мне и так все было ясно.

Она оптимист, но ей нанесли жестокий удар. Я не стал бы называть ее романтичной. Она реалистка. Оптимистичная реалистка.

Я нашел упоминание о том вечере, когда она потеряла фотоаппарат. Мое сердце учащенно забилось, когда я это читал. Я был описан как «парень» и «тот парень». На следующий день — тот самый, когда я поедал свою волшебную пиццу у «Абрицци», — она зашла в «Снеппи-снепс», а потом сидела в кафе и топила горе в чае с молоком и сахаром в то самое время, когда я оставил себя без ужина в ста метрах от нее.

Она казалась очаровательной.

И я точно знал, что ничего не выйдет.

По той причине, что девушка — я не могу называть ее Шона, пока мы не знакомы, — приняла решение. Если никто не хочет показывать ей мир, если она не может посмотреть мир с кем-то, она сделает это одна.

Она продала машину отца «фейсел-вега» — ту самую, на которой он возил ее в Глазго на концерт. Она досталась ей в наследство, когда отец умер. Теперь у нее достаточно средств. Она отказалась от аренды на квартиру, предупредила менеджера по персоналу.

Так какие сейчас у меня шансы? О каких шансах вообще можно говорить, если она не знает о моем существовании?

Девушка уезжает в субботу утром с Кингс-Кросс.

Одна, потому что, как и я, не любит долгих прощаний.

Если бы это было в кино, я узнал обо всем в утро ее отъезда. Следуя зову сердца, я бы распахнул дверь квартиры, убежал бы с середины важной встречи, ушел бы со свадьбы своей бывшей девушки или пожертвовал еще чем-нибудь в этом роде.

Но оставалась еще неделя, я мог все обдумать, решить, что лучше не идти, а только мечтать о том, что было бы, если бы я все же пошел. Наконец пятница стала субботой, и утро неумолимо приближалось.

— Нет.

— Ты должен это сделать.

— Нет.

— Второй уровень. Ты должен.

— Нет, Дэв.

— Ты должен, Джейс.

— Нет, Эбби.

— Хоть попробуй тогда.

— Я не могу.

— Вы должны помочь этому произойти, мистер Пристли.

Я сидел на кухне в окружении уложенных коробок, готовый к переезду, к переходу на второй уровень, смотрел на закипающий чайник и слушал тиканье часов. Я проснулся рано. Сделал все, что мог, чтобы отвлечься. Включил компьютер, зашел на «Фейсбук» и рассмеялся, увидев те же слова.

…Проводит лучший отпуск в жизни.

Теперь они не причиняли мне боль. Напротив. Я был рад.

Я открыл фотографии.

Сара. Счастливая. Загорелая. Рука на животе, и Гэри нежно обнимает ее за плечи.

Занимался тусклый зимний рассвет. Пришел почтальон, залаяла соседская собака.

Я медленно вышел из дома, по Блэксток-роуд направился к Аппер-стрит, прошел Каледониан-роуд — мимо магазина и дальше, по направлению к Кингс-Кросс. Я только что подписался сам не знаю на что.

Я знал, что так и будет.

Я обошел платформы.

Ничего. Уборщики, проводники, люди с портфелями и бумагами. Я чувствовал себя совершенно спокойно. Человек, которого я ищу, не знает, как я выгляжу. Все вокруг меня думают, что я жду поезда. Возможно, впервые в жизни я не стеснялся и был совершенно спокоен, чувствовал себя хозяином ситуации.

И тут… Как будто в мире вокруг выкрутили яркость до предела…

Я на секунду прислонился к колонне и еще раз проверил, на месте ли фотографии.

Синее пальто. Красные туфли. Рюкзак и сумки.

Мне захотелось убежать. Передумать, развернуться и уйти. Что я рассчитываю получить? Чем я рискую? Что сказал бы Дэв? Ну, он бы сказал, что я должен использовать шанс, сделать так, чтобы что-то хотя бы закончилось, даже если ничего другого в этот момент не начнется, но…

— Я вас знаю… — произнес голос.

Она резко обернулась и улыбнулась мне. Той самой улыбкой.

— Привет… — сказал я.

— Я вас знаю?

Я ближе к ней, чем думал. Я сделал вид, что смотрю на табло, но оно, как оказалось, не функционировало, так что пришлось вновь посмотреть на нее.

Вот оно.

Ожидая ее, я понял, что готов. Я знал, что и как говорить, так как вопреки всему уже много раз проигрывал в голове эту ситуацию. Лучше всего быть абсолютно прямым, практичным и разумным. Вести себя так, будто то, что происходит, совершенно обычное дело. Но при звуке ее голоса все это куда-то исчезло.

— Ну, — пробормотал я, — дело в том…

Она склонила голову набок и улыбнулась. Может, она вспомнила Шарлотт-стрит? Такси, сумки, водителя и его сигарету? Или, возможно, она тогда заметила меня в кафе? Или, может быть, дело просто в том, что я стою перед ней и веду себя как ее знакомый?

Молчание, прервать которое следовало мне. Но я не мог подобрать слов. Так что я вынул из кармана пакет с фотографиями — грязный, мятый и порванный в нескольких местах — и с виноватым видом отдал его ей.

Она не сразу поняла, в чем дело. Что это ее снимки. Что я их напечатал. Что я — незнакомец — видел кусочек ее жизни. Она могла отреагировать как угодно: закричать, убежать.

Но она не сделала ни того ни другого. Она открыла пакет и с печальной улыбкой просмотрела фотографии, приветствуя возвращение невеселых воспоминаний.

— Разумеется… чтобы вас найти, то есть чтобы вернуть вам их, потому что они ваши, мне пришлось… понимаете… — Я показал взглядом на пакет.

Она закусила губу и кивнула. Я не мог понять, о чем она думает.

— Спасибо. — Она подняла на меня глаза. Дальше она должна была бы спросить: «Как?»

Но она промолчала. Как будто этого и ждала.

Я осмотрелся. Сумки. Сумочка. Билет на поезд «Евростар». Времени больше ни на что нет.

Ну разве что…

— Послушайте… если вам вдруг захочется что-нибудь сказать… — Я кое-что протянул ей.

Мой одноразовый фотоаппарат. Двенадцать месяцев моей жизни.

Она взяла его и понимающе улыбнулась. И тут она посмотрела на меня еще раз, и мне показалось, что она начинает меня узнавать, что мое лицо значит для нее больше, чем просто лицо незнакомца…

— Я знала, что знаю вас.

— Думаю, я тоже это знал, — ответил я и ушел, оставив ее наедине с сумками, поездом и будущим.

Я вышел с вокзала и пошел искать Дэва, Памелу, Эбби, Мэтта, чтобы рассказать им, что я ее все-таки нашел. И тут же отпустил.

Мы выпьем, хорошо проведем время, и с этого дня начнется моя новая жизнь.

 

Глава 27, или

Почти там

— Ну и?.. — спросил я, сияя улыбкой. — Что думаешь?

— Потрясающе. — Дэв покачал головой. — Просто потрясающе!

С Кингс-Кросс прошел час. Мы вновь были в парке.

Памела, Эбби и Мэтт привезли сюда Дэва, сказав ему, что мы собрались в новый ресторан «Нандо», но на самом деле они принесли все, что нужно. Памела приготовила крокеты, я принес упаковку «Леха», и церемония открытия — для которой я специально добыл синий занавес, хранившийся в Сент-Джонсе с тех пор, как принцесса Анна открыла в восьмидесятые новый корпус, — прошла удачно.

На стене появилась новая табличка.

Девдатта Пател — ресторатор и знаток видеоигр.

На Каледониан-роуд рискнул своей жизнью, чтобы спасти упавшую велосипедистку. Не то чтобы он умер, но, пренебрегая собственной безопасностью, слегка повредил ногу.

Дэв с гордым видом смотрел на нее.

— Я приведу сюда знакомых, — сказал он, — и буду весь такой «Боже, оно все еще здесь?».

— Да, конечно, тебе надо будет делать вид, что ты невероятно смущен, — отозвалась Эбби. Мэтт издал такой звук, будто она вместо этого сказала, что киты носят шляпки с цветами.

Я слегка протер табличку. Она была на некотором удалении от остальных, и мне пришлось пробираться сюда поздно ночью, с клеем в кармане, но сейчас она сверкала в полуденном солнце.

Я почувствовал себя Бэнкси. Интересно, когда ее заметят? И как долго она тут продержится? Не важно. Главное, что она тут сегодня. Мне хотелось думать, что наша табличка останется тут навсегда.

— Памела… Можно тебя попросить? — Я выудил что-то из кармана. Ярко-синяя пластиковая коробочка с надписью:

«Одноразовый фотоаппарат — 35 мм».

— Новый? — поинтересовалась она, и я кивнул:

— Абсолютно новый.

Я подкатил кресло Дэва к стене, развернул его, положил руку на плечо, и к нам присоединились Эбби с Мэттом.

Щелк.

Забавно. Дэв всегда говорил, что снимки на одноразовый фотоаппарат — это что-то особенное. Ведь поскольку ты не можешь прямо сейчас увидеть фотографию, она не такая, как если бы ты сделал ее цифровой камерой. Тебе надо поймать момент, а потом ждать, чтобы увидеть получившийся кадр. И этот момент надо выбрать правильно. Ты должен быть уверен, что именно это мгновение ты хочешь сохранить, прежде чем нажать на кнопку, так как количество кадров ограниченно и каждый щелчок приближает тебя к финалу. Я почувствовал это. И это делало мою игру такой интересной.

Я взглянул на крошечную цифру наверху колесика: 1.

Осталось одиннадцать кадров.

Какими они окажутся? Кто будет на них? Какую историю они смогут рассказать?

Я сунул фотоаппарат в карман и посмотрел на друзей.

Теперь я готов ко второму уровню.

Кресло Дэва пришлось вывозить из парка задним ходом — он не хотел отрывать взгляда от таблички. Я знаю, о чем он думал. Он думал: «Наконец-то!»

Я думал то же самое.

 

Год спустя

Потрясенный Джейсон Пристли с первого взгляда влюбился во встреченную им на Шарлотт-стрит девушку, оставившую у него в руках свой одноразовый фотоаппарат.

Влюбленный Джейсон (32 года) напечатал снимки и, к своему ужасу, обнаружил, что загадочная девушка уже с кем-то встречается.

Однако он не сдался и проследовал за ней до вокзала Кингс-Кросс, откуда она отбывала в кругосветное путешествие — на целых шесть месяцев, — и сумел отдать ей фотографии.

Шона Макаллистер (30 лет) — работник издательства, была заинтригована и сумела найти Джейсона — благодаря записке с его номером телефона, подложенной его лучшим другом в пакет с фотографиями.

Джейсон — учитель, а также колумнист модного журнала «Мэн ап» — говорит:

— Я всегда верил в то, что, если хочешь чего-то добиться, нужно помочь этому произойти. Когда его спрашивают, как он относится к тому, что нашел свою любовь благодаря фотоаппарату, он говорит: «Ну, можно сказать, что я ее просто закадрил!»

Пара недавно объявила о своей помолвке.