Неудобная ситуация.

Я даже не представлял, где бы нам с Эбби встретиться. Ее послание явилось как снег на голову. Вряд ли она придет. Дэв убедил меня в этом. Он сказал, что я ее интересовал только как рецензент, и при свете дня я неохотно признал его правоту. Она моложе меня, круче меня. И все-таки она отозвалась, ни словом не упомянув группу, но отметив, что на выходные приедет в город на день рождения подруги, и поинтересовалась, не хотел бы я встретиться и перекусить где-нибудь, ну что-то в этом роде.

Я тут же ответил, испугавшись, что ее намерение встретиться недолговечно как первый снег. «Почему бы не на Шарлотт-стрит?» — написал я.

Да, на то были причины. И разумеется, такой выбор имел смысл. Во-первых, встреча на Шарлотт-стрит могла трансформироваться во что угодно. Если хочешь произвести на кого-то впечатление — можно заказать дорогой коктейль в баре отеля «Шарлотт-стрит». Или пирог в пабе, если вы склонны развлекаться менее гламурно. Но надо было уже определиться, в каком направлении двигаться, чтобы оказаться где-нибудь посередине между коктейлем и пирогом.

— Добро пожаловать в «Абрицци», — поприветствовала меня метрдотель. — В волшебный уголок итальянского рая.

Я пришел рано, весь в думах о предстоящем событии, но эти слова все же показались мне знакомы, хотя я не мог точно сказать, где я их слышал.

— Вы забронировали столик?

— Ага. На двоих. Пристли. Джейсон Пристли.

Она принялась просматривать свой список, но внезапно остановилась, и мне показалось словно что-то щелкнуло у нее в голове. Она внимательно посмотрела на меня.

— Джейсон Пристли?

— Мы так рады, что вы к нам зашли, — заверещал Гино, менеджер, — жилистый человечек с часами, заметно слишком массивными для его тонкого запястья.

Похлопав меня по плечу, он попытался пожать мне руку.

— Да что вы, — ответил я, глядя прямо перед собой.

— Желаю вам приятного ужина. И позвольте мне предложить вам нечто особенное.

— Ладно, — сдался я, надеясь, что после этого он уйдет. Это сработало.

Чудовищно.

«Волшебный уголок итальянского рая» — это, конечно, моя формулировка, но я высказал ее в своей наспех написанной и продиктованной чувством вины статье. Они же, кажется, отнеслись к этому серьезно. Очень серьезно, да. «Волшебный уголок итальянского рая» стал, по всей видимости, их официальным слоганом. Он был напечатан на салфетках. На меню. На футболках и рубашках всех работников ресторана. Больше того: каждый раз, где бы ни повторялась эта фраза, под ней стояло мое имя: «Джейсон Пристли — „Лондонские новости“!»

Да, они были настолько воодушевлены моими словами, что присовокупили в конце восклицательный знак.

Повторюсь: чудовищно.

Когда Эбби в своей рваной футболке с намалеванным на ней Дэвидом Боуи и узких джинсах, с ярко-синей подводкой на глазах вошла в зал, она увидела меня, Джейсона Пристли, в окружении дюжин людей, облаченных в одежду, рекламирующую мое имя. Она откроет меню, а там мое имя встречается на каждой странице, под утверждением, заверяющим ее в том, что она попала в «утолок итальянского рая». Шарики на стенах, записные книжки в руках у официантов — все обещает ей уникальный, незабываемый ужин. Вот так должна была бы звучать фраза об одном из самых заурядных лондонских ресторанов. Хуже того, она может решить, что я этим горжусь. Мне будет очень трудно назвать это ошибкой или странным совпадением. Вряд ли стоит беспомощно лепетать: «Честно говоря, я не поклонник этого заведения». Невооруженным глазом видно, что я его завсегдатай. Отрицать это — значило бы не только подвергнуть сомнению мой профессионализм, но и заставить ее задаться вопросом, а для чего, собственно, я ее сюда позвал, раз здесь так плохо? Опять же вряд ли стоит ссылаться на незнание того, что она предпочитает — дорогие коктейли или пироги.

Так что мне оставалось только заказать пиццу и сидеть, ожидая ее, в надежде, что она ничего не заметит. Может быть, она действительно ничего не заметит. Это же вполне возможно.

Так это возможно, правда?

Это совершенно невозможно.

— Это… несколько необычно, — признала она и села за стол, положив рядом с собой рекламку с моим именем, напечатанным крупными буквами, врученную ей у входа в ресторан.

Мне хотелось надеяться на то, что ее поражает необычность встречи в таком вот уголке итальянского рая людей, неделю назад не знавших ничего друг о друге. Но увы: она имела в виду официанта, на котором были рубашка и бейсболка, напоминающие о существовании некоего Джейсона Пристли.

— Да, это несколько необычно, — не мог не согласиться я, поспешно добавив: — Я привел тебя сюда не для того, чтобы производить на тебя впечатление. Я совсем не такой.

— Приятно слышать.

— То есть я хочу сказать, что если бы я пытался произвести на тебя впечатление, то ни в коем случае не так.

— Твое имя тут повсюду, — не переставая удивляться, заметила она, изучая меню.

— Знаю, — согласился я. — Знаю.

— Смотри, они взяли и другие цитаты и поместили в описание соответствующих блюд. «Маргарита», по твоему мнению, «это восторг».

Я схватил меню и заглянул в него.

— Должно быть, так, — признал я, покачав головой. — Странно; я-то уж не самый большой ее поклонник. Слушай, может быть, уйдем отсюда? Может, лучше по коктейлю? Или по кебабу?

Она наморщила носик. Девушки не часто так делают.

— Здравствуйте, сэр. Здравствуйте, мадам!

Менеджер. Он вернулся. С подарками.

— Примите это в знак благодарности! — изрек он тоном, исполненным гордости.

Из двух весьма объемных вазочек, наполненных креветками и листьями салата, залитыми ярко-розовым соусом, торчали маленькие флажки, и на них крохотными буквами были напечатаны избранные цитаты из Джейсона Пристли.

Почему? Почему я не приложил больше усилий к тому, чтобы получше сформулировать эту фразу? Вот хотя бы у того же Хемингуэя тоже есть множество таких афоризмов, и все они по-своему хороши. Да и Уайлд разбрасывался ими направо и налево. Что, если это единственное, благодаря чему меня будут помнить и после смерти? Что, если это все, что останется после меня в таком виде?

— Спасибо, это…

Я поднял глаза и увидел, что менеджер ждет, что я скажу что-нибудь еще, произнесу какую-нибудь фразу, которую можно будет напечатать на рекламке или привязать транспарантик с ней к хвосту небольшого самолета, чтобы произвести соответствующее впечатление на весь Лондон.

— Спасибо. Креветки на самом деле очень милы.

Менеджер ответил на это полуулыбкой. Очевидно, что он тщательно обдумал сказанное мной, но понял, что вряд ли сможет достаточно эффективно использовать это мое высказывание вне контекста в следующей рекламной кампании. Он отступил, не спуская глаз с креветок, будто опасаясь, что они его подведут.

Наконец он исчез.

— Думаю, по пирогу, — произнесла Эбби.

Мы находились неподалеку от переулка Перси. Я был рад, что Эбби предпочитает пироги коктейлям. Убежден, что девушка, которая любит пироги, понимает кое-что в жизни. А вот пристрастившиеся к коктейлям, насколько знаю, начинают очень странно себя вести, если не похвалить их туфли.

— Так что ты думаешь об этом заведении, каков твой вердикт? — поинтересовалась она, оглядывая паб. — Интересно, а не выскочит ли в центр зала особа, прикрытая лишь лоскутками с цитатами из Джейсона Пристли, чтобы спеть о прекрасных пирогах по вполне приемлемой цене?

Я смущенно улыбнулся.

— Какой слоган ты придумал для этих ребят?

— Богом клянусь, я и понятия не имел, что в «Абрицци» развернут такую кампанию в честь Джейсона Пристли. Если бы я знал, то не пригласил бы тебя сюда.

— Не сомневаюсь, — ответила Эбби с улыбкой.

Я был рад, что она позвонила. Ни с того ни с сего. На следующий день после того, как мы познакомились. Мне льстило, что она согласилась куда-то со мной пойти. И конечно, мне было очень приятно, что она ни словом не упомянула группу и мою статью. Так приятно говорить с кем-то, не думая о подтекстах и намеках. И все-таки сейчас, при свете дня, разница между нами стала еще более заметной. Она — молодая, красивая и стильная, а я — человек, имя которого украшает плохие бейсболки, венчающие головы официантов в ресторане средней руки. Наша встреча была просто встречей двух людей, испытывающих симпатию друг к другу.

— Я хотела тебя кое о чем попросить.

Забудьте, что я только что говорил.

— Давай, — ответил я, с готовностью кивая и тем самым показывая, что, конечно, именно этого я и ожидал, так как мне и в голову не могло прийти, что она просто хочет провести со мной время. Однако она, должно быть, заметила, как вытянулось мое лицо.

— Господи, нет, я не поэтому предложила встретиться; не думай, что я все устроила, чтобы чего-то от тебя добиться. Ты ведь так думаешь?

— Ну… Понимаешь, я вообще не ожидал, что ты дашь о себе знать. Ну, во всяком случае, до выхода статьи.

Она посмотрела на меня с серьезным выражением лица.

— Джейсон, я тут не ради твоих статей. Я тут даже не ради тебя.

Она доела пирог. Я же постарался скрыть разочарование.

— Мне просто кажется, что у тебя проблемы.

— У меня нет проблем, — ответил я, прежде чем даже успел осознать, что она имеет в виду.

— Разумеется, у тебя есть проблемы. Помнишь, я попросила тебя рассказать о себе. И что первое ты сказал?

— Про фотоаппарат? — предположил я.

Она улыбнулась и откинулась на спинку стула. Повисла очень неприятная пауза, и она явно не спешила чем-то ее заполнять.

— Ладно, — согласился я, — хорошо, у меня проблемы.

— Большинство парней решили бы произвести на меня впечатление, — продолжила Эбби. — Если бы я предложила им рассказать о себе, почти каждый начал бы с того как «однажды спас человеку жизнь». Часто можно услышать что-то вроде «я люблю животных» или «иногда я бываю слишком добрым, и это мой самый большой недостаток». Но ты решил показать мне, насколько увяз в проблемах.

— Так о чем ты хотела меня попросить? — попытался я сменить тему.

— Джейсон…

— Да ладно, говори… Что я могу сделать?

— Я хочу ребенка.

Она опять откинулась на спинку и взглянула мне прямо в глаза. Музыка, кажется, заиграла громче, у меня закружилась голова.

— Я… что?

— Я понимаю, звучит дико, но все-таки. Ты хочешь детей?

Не спорю. Потрясающе. Она все-таки свихнулась. А я-то… пошел ужинать с ненормальной.

— Ну… Когда-нибудь… Кто знает, — пробормотали, стараясь делать вид, что это нормальный разговор. Все в пабе именно это и обсуждают. — Но видишь ли… Не сегодня.

— Вот сегодня точно нет. На это ведь, кажется, надо месяцев этак девять. Так когда ты хочешь завести ребенка? Предположим, девочку. Ну?

— Ну… Я хотел бы… Я хотел бы когда-нибудь… Если совсем уж честно, я думал об этом иногда, но…

Я пожал плечами и махнул рукой — это лучшее, что я мог для нее сделать, раз сегодня она вся такая занятая.

— Так это твой окончательный ответ?

Трудно поверить в то, что сейчас я допью эту кружку и через двадцать минут буду дома.

— Думаю, да.

Она задумалась. По моей спине пробежал холодок. И тут она хихикнула, прикрыв рот рукой.

— Джейсон, я не могу сказать, что очень уж хотела бы детей. Кроме того, я лет на триста тебя младше и у меня вся жизнь впереди.

Вероятно, на моем лице появилось выражение столь неподдельной радости и облегчения, что она рассмеялась:

— Я дразнила тебя! Ты выглядел таким испуганным! Я не хочу ребенка от тебя!

Пока я пытался подобрать ответ, не включающий в себя слово «ура», она отхлебнула из кружки и пояснила:

— Я просто хочу, чтобы ты поговорил со мной.

Я удивленно посмотрел на нее.

«С чего бы человеку, равнодушному ко мне, так мной интересоваться?» — подумалось вдруг мне.

И тут…

— Джейсон, — нарушил молчание холодный сухой голос.

Я не слишком люблю, когда меня таким образом отвлекают от моих мыслей. Это редко сулит хорошие новости. Я поднял глаза.

Анна.

Анна? Что она здесь…

Разрозненные обрывки мыслей вылетели из моей головы.

«Я думаю, тебе надо как следует посмотреть на себя и, может быть, бросить пить. Это нездоровое пьянство, Джейсон».

Я покрепче вцепился в кружку.

«Пинта ничего не решает. А еще ты должен оставить в покое Сару и Гарета. У тебя был шанс, ты его не использовал, и теперь должен отнестись к этому как взрослый».

— Привет, Анна, — слегка привстал я. Если бы события разворачивались в мультике, то я бы при этом скрежетал зубами. Анна всегда умела разговаривать со мной так, будто застукала меня за чем-то неподобающим. И вот опять. Я почувствовал, как меня охватывает жгучий стыд. Анна была лучшей подругой Сары. По крайней мере до тех пор, пока мы с Сарой не начали встречаться. Я никогда ей не нравился. Во всяком случае, нравился гораздо меньше, чем Гэри с его тупой физиономией.

Теперь, когда Сара от меня избавилась, Анна старалась изо всех сил восстановить свою дружбу с Сарой, ну и с Гэри. И подозреваю, для этого она постаралась наговорить обо мне как можно больше гадостей. Нет, она больше не отпустит Сару так легко. Анна подпитывалась информацией. То есть сплетнями. Дайте Анне сплетню, она воспользуется ею и сделает так, чтобы она зажила своей жизнью.

Если бы я все еще был учителем, я бы описал ее так:

«Внешность: тощая, тонкие губы, тонкие брови, тонкий нос, тонкая кожа. Карманы набиты бумажными носовыми платками. Постоянно слегка обмороженная.

Общение со сверстниками: злоупотребляет фразой: „Но я же просто говорю правду“, — считая ее универсальным оправданием хамства, и полагает, что мы все должны молча восхищаться ее прямотой. Как же, она ведь „просто говорит правду“. Но не любит, когда ей говорят правду, и реагирует на нее двойной порцией запатентованной ею правды.

Общее впечатление: избегайте ее. Избегайте, избегайте и еще раз избегайте. Что? Я же „просто говорю правду“».

— Как поживаешь? — поинтересовался я с фальшивой улыбкой, думая только о том, что сейчас я должен так или иначе немного продержаться, авось она скоро уберется.

Анна щелкнула языком и протянула руку Эбби, придирчиво изучая ее рваную футболку с Боуи, ярко-синюю подводку и прочие черты, делающие мою следующую встречу с ней маловероятной.

— Извини. Он такой невоспитанный, правда? — рассмеялась она, определенно пытаясь убедить Эбби в том, что я и вправду невоспитанный. — Меня зовут Анна. Я подруга Сары? — Последнюю фразу она произнесла с вопросительной интонацией, хотя это было утверждением.

Она закидывала удочку, пытаясь добиться реакции Эбби, понять, кто она мне. Что она знает о Саре? Я рассказал ей все?

— Светлана, — с сильным русским акцентом произнес голос слева от меня. Очень странно, потому что слева от меня сидела Эбби, и я никогда не замечал за ней какого-либо акцента. И тем более она не была русской. Поблизости же не наблюдалось никого, кто бы мог претендовать на подобное обращение.

— О! — воскликнула Анна, определенно пораженная услышанным.

— Я русская проститутка.

Я повернулся и ошарашенно уставился на Эбби.

— Джейсон часто ко мне приходит, но иногда он просто хочет встретиться и поплакаться.

Анна смотрела на нас широко раскрытыми глазами.

— Сегодня он просто плакал. Ну и ел пирог. Я называю такие посиделки вечерами с Джейсоном Пристли. Слезы и пирог. Пирог со слезами.

Анна кивнула и улыбнулась носкам своих туфель. Когда она подняла глаза, то выглядела раздраженной.

— Кажется, ты наконец нашел себе ровесницу. На этом я вас оставляю. Приятного ужина.

Я проводил ее взглядом, прикидывая, сколь вероятно, что она забудет об этом и Сара ничего не узнает.

— И про слезы не забудь! — крикнула Эбби ей вслед.

Я повернулся к ней, не зная, что и сказать.

— Я подумала, это твоя бывшая, — пояснила она, подавив смешок.

— И ты решила, что будет здорово, если ты представишься проституткой, к которой я хожу поплакать?

— Ага, — ответила она. — Девочки любят такую хрень!

— Правда?

— Не все. Но в любом случае она тебе не подходит. Она покупает косметику в «Крабтри и Эвелин». В ту минуту, когда ты останавливаешь свой выбор на чем-то с запахом лаванды, считай, что бронируешь себе место в доме престарелых.

Я улыбнулся и покачал головой.

— Пошли! — сказала она. — Сходим куда-нибудь.

— Мы уже где-нибудь.

— Тогда двинем куда-нибудь дальше.

Не знаю, можно ли считать, что я был вместе с Эбби в этот вечер. Думаю, вряд ли, судя по тому, что она поцеловала одного из встреченных нами мужчин в губы.

Мы были в «Гуд миксере» в Кэмдене, в окружении толпы тощих хипстеров в узких брюках. К этому времени мы успели побывать в индийском ресторане, торгующем своей кулинарной экзотикой навынос на Кеслхэйвен-роуд, просто потому, что к каждому заказу они бесплатно давали бомбейскую смесь; кроме того, мы заглянули в «Холи-армс», где застали Эми Уайнхаус весело болтающей с высоким парнем в клоунской шляпе.

Есть какой-то привкус молодости, приключения и стиля у желания вот просто так взять и съездить в Кэмден. Но на самом деле мне там не по себе. Ведь нужно подготовиться к этому соответствующим образом. Пара крепких ботинок, необходимых для безопасного прохода по полю, усеянному куриными костями. Выражение лица, вежливо говорящее типам, через каждую пару шагов предлагающим вам наркотики, что вы уже не нуждаетесь в их услугах.

— Немного гашиша, приятель? — интересуется первый.

— Гашиша? — предлагает второй.

— Травки? — спрашивает третий, на случай если, пройдя последние несколько футов, вы передумали, решили пересмотреть свою жизнь и теперь жить не можете без его товара.

— Почему? — хочется вам закричать в какой-то момент. — Чем твой товар лучше, чем у него? Хотя бы приложи побольше усилий к тому, чтобы его продать. Тебя бы выгнали из «Логова дракона».

Я уже притомился от всего этого, а на часах было всего одиннадцать сорок пять.

Всего — потому что Эбби использовала это слово постоянно, когда бы ни заговаривала о времени. У меня такое чувство, что конец света для нее тоже будет «всего» и она найдет еще один бар, достойный того, чтобы в него зайти, прежде чем предстать перед апостолом Петром.

Поэтому она мне и нравилась. С ней все было так, как раньше, еще до Сары, в то время, когда я мог ходить по барам всю ночь, как Эбби сейчас. Я продолжал делать это дольше, чем следовало бы, потому что это позволяло мне чувствовать себя свободным, ничем не связанным — таким, каким принято быть в этом городе.

В любом случае парень, поцелованный Эбби — легонько, пытался я убедить себя, совсем легонько, — оказался музыкантом из какой-то группы. В этот момент я понял, что Эбби, по всей видимости, предпочитает именно таких, и решил произвести впечатление крутого парня, весьма кстати вспомнив слово «приятель».

— Угостить тебя выпивкой, приятель? — спросил я, думая, что это звучит круто, но потом сообразил, что из моих уст это прозвучало по-идиотски.

— Сейчас вернусь, — заторопилась куда-то Эбби.

Я осмотрелся и снова почувствовал себя очень старым. Вокруг меня были узкие джинсы, яркие галстуки, обтягивающие футболки, тяжелые ботинки и стильные шляпы. Их обладатели медленно двигались у тускло освещенного бильярдного стола. Сейчас, без Эбби, я внезапно понял, как неуместно выгляжу здесь. Так, что на мне надето? Джинсы. Это нормально, но это совсем не те джинсы, которые носят все остальные тут. Я даже и не знаю, где такие купить. На мне была рубашка, в каких, как я видел, щеголяют в ночных клубах, и кеды «Конверс», но тут я все равно выглядел белой вороной. Сколько лет им всем? Двадцать? Двадцать один? Любой из них может оказаться моим бывшим учеником. И, глядя на меня, он будет думать: «Это он? Это наш учитель, тот-которому-за-тридцать? Здесь? В „Гуд миксере“? Среди нас?»

— Как называется твоя группа? — спросил я парня. Он едва скользнул по мне взглядом, словно боясь заразиться возрастом, и пробормотал:

— «Лжецы в ловушке».

— А название-то со смыслом, — подмигнул я. Он кивнул и отошел в сторону.

И тут…

Эбби. Она вернулась. Но теперь она была одета в новую футболку.

— Где ты это взяла? — потрясенно спросил я.

— Украла.

— Ты украла эту футболку? Когда?

— Когда пошла в туалет в ресторане. Думаю, в ней я выгляжу профессионалкой.

Я по слогам прочитал надпись на футболке.

— «Волшебный уголок итальянского рая» — Джейсон Пристли, «Лондонские новости»! Ну, ты в ней выглядишь профессионалкой лишь в том смысле, что тебя можно принять за официантку из «Абрицци».

— Ну, во всяком случае, я слышала поразительные высказывания об их пицце. Кстати, куда делся Джей?

— Джей? Тот тип, которого ты поцеловала?

«Да, Джей. Ты выиграл. Кажется, мне пора идти».

— Расслабься; может быть, я и тебя поцелую.

Видимо, стоит задержаться.

— Погуляем? — предложила Эбби.

Не знаю, кому может прийти в голову прогуливаться ночью по Кэмдену. Уверен, никто в нем самом и поблизости не счел бы такую прогулку хорошей идеей. Я, как мне казалось, вполне ясно высказал свои соображения по поводу ночных прогулок по Кэмдену, но, по всей видимости, до Эбби это не дошло, потому что она во что бы то ни стало хотела пройтись не просто по Кэмдену, но вдоль канала, мимо жилых барж, освещенных мигающим неясным светом уличных фонарей.

Но когда девушка обещает как-нибудь поцеловать тебя, можно на многое согласиться. Даже если это многое включает в себя прогулку вдоль канала.

Мы проследовали мимо двух темных фигур, которых можно было бы принять за грабителей, если бы они не оказались опасливо озирающимися мужчиной и его собачкой.

— Так что там? — спросила Эбби. — С фотоаппаратом?

Я улыбнулся. Опять фотоаппарат. Вероятно, у нее к этим штучкам особая страсть.

— Это была одноразовая мыльница.

— Круууто. Так старомодно. Но что-то в них есть. Понимаешь, эти снимки что-то да значат. Ведь тот, кто их сделал, имел какой-то замысел. В данном случае все не так, как при использовании телефона, когда уже утром после вечеринки у тебя их оказывается сотни. Однако те фотографии — это просто бумага, а в сделанных на одноразовую камеру есть что-то постоянное.

— Тебе надо познакомиться с моим соседом. Вы бы поладили.

— А девушка? Что с ней?

Я нахмурился.

— Откуда ты знаешь про девушку?

— Ну, когда ты сказал, что она беременна.

— А, эта девушка… бывшая.

— Ты начинаешь ее забывать?

— С чего ты взяла?

— Она оказалась не первой девушкой, занимающей твои мысли. Второй. Однажды она станет третьей, а потом ты и вовсе перестанешь о ней думать.

Я разворошил ногой груду листьев.

— Ну да… Просто… Понимаешь, когда мы расстались…

— Как вы расстались?

Мы сели на скамейку, и я принялся рассказывать Эбби, как это произошло, а она, уставившись на поверхность канала, время от времени издавала подобающие междометия, задавала правильные вопросы. Поэтому я и решил рассказать ей о том, о чем до сих пор не говорил вам.

Потому что я, кажется, поладил с вами. Сначала все было довольно непросто, но вы сами знаете, у меня были на то причины, потом я потратил много времени на «Ежиновку», и сейчас, когда мы только как сошлись и я оказался на скамейке рядом с привлекательной девушкой, можно приступить к изложению истории, узнав которую, вы, конечно, перестанете мною восхищаться.

Когда я рассказал ей все, она посмотрела на меня с жалостью, но кто знает, кому эта жалость предназначалась.