Думаю, иногда хорошо чего-то не знать. Вот я, кажется, не все и не всегда знаю. Да и много из того, что я все-таки знаю, лучше бы и вовсе не знать. Но не знать — и не знать, что ты не знаешь, — это что-то особенное. Так твой разум становится более свободным. Ты можешь строить разнообразные планы.

Этим я и занимался в случае с девушкой. Строил планы. Искал смысл там, где его, возможно, никогда и не было, основывая все на такой малости, как мимолетная полуулыбка в вечернем полумраке, окутавшем Шарлотт-стрит. Но это лучше, чем такая реальность, например, когда Сара сидела в гробовом молчании напротив меня в кафе и поигрывала ложкой, а я просто ждал, пока принесут наш заказ.

Ребята сразу замолчали при появлении Сары. Разумеется, они обменялись приветствиями и Дэв приобнял ее, но всем было понятно, что это не дружеский визит, а скорее недружественный.

— Итак, — начала она, но в этот момент Памела, расплескав кофе, опустила на стол наши чашки рядом с серебряной вазочкой, переполненной пакетиками с сахаром.

— Можно нам еще сахара? — поинтересовался я с невозмутимым видом.

Сара улыбнулась.

— Да, — ответила Памела. — Друг сегодня не придет?

Дэв будет в восторге. Его тактика дает результаты!

— Нет, он сегодня опять выполняет кое-какую работу для благотворительной организации.

Надо будет напомнить Дэву, что он теперь работает в благотворительной организации. Раньше он напускал на себя более серьезный вид — косил под священника например, позиционировал себя как пилота коммерческих авиалиний или индийского принца. Памела пожала плечами и ушла.

— Новое увлечение Дэва? — спросила Сара.

— Памела.

— Этому извращенцу всегда нравились девушки в форме.

— Думаешь, передник — это форма?

Где-то в служебном помещении начальник Памелы устраивал ей разнос. На какое-то мгновение мы замолчали, но затем смущенно продолжили.

— Помнишь, как он ухаживал за той девушкой?

— Уточни, пожалуйста, — сказал я, вскинув брови.

Думаю, сплетничать о Дэве было намного легче, чем говорить о нас. Впрочем, легче было бы разглагольствовать о чем угодно — от истории прихода национал-социализма к власти до свингбола.

— Да ты ее помнишь. — Сара махнула ложечкой в мою сторону. — Он еще считал ее Той Самой.

Ну да, теперь понятно. Была всего одна Та Самая. Они встретились на концерте в клубе «Гараж» на Хайбери-корнер. Это было, когда мы еще могли ходить в «Гараж», не опасаясь, что нас примут за чьих-нибудь папиков. Дэв ходил за ней, чах от любви, скучал по ней, когда ее не было рядом, забирал ее вещи из химчистки, относил ее вещи в химчистку, выучился готовить ее любимое блюдо, на случай если бы она зашла, хотя этого так и не случилось. А через три недели выяснилось, что она так и не знает, как его зовут. Он был раздавлен. Думаю, именно из-за этого он решил обзавестись визитными карточками.

Сара улыбнулась, вспомнив кое-что.

— Я никогда не забуду, что он сказал на следующий вечер.

— Да. «Можете говорить о любви все, что угодно, но вряд ли невозможно сказать о ней и пару хороших слов».

— И мы весь вечер потратили, приводя примеры того, что он не прав. Ссылались при этом на оперы, воспевающие любовь, на картины, на покоренные вершины и на великие завоевания.

— Не забыли упомянуть шедевры Фила Коллинза, Элвиса Костелло и Билли Джоэла, а также маленьких кусачих насекомых, латинские названия которых символизируют любовь. Посоветовали послушать «Радио для влюбленных».

— И все равно он упирался. Говорил: «Оставьте меня в покое, я подумаю».

Смешок и расслабляющая пауза. Такие моменты нравятся Саре больше всего. Впрочем, теперь это не наши сближающие друг друга паузы, и потому их нужно чем-то заполнять.

— Как Гэри? — поинтересовался я, балансируя на грани тем, коих вообще не хотелось касаться.

— С Гэри-то все замечательно.

— Замечательно.

— Он сам замечательный.

— Замечательно.

— Он подыскивает новую машину.

— Прекрасные новости.

— «Гольф» начал барахлить, а я не могу водить его «лексус», так что…

— Вам скоро понадобится мини-вэн. Семейный.

Я кивнул на ее живот. Она закусила губу и отвернулась.

— Так почему ты здесь, Сара? Я ведь уже извинился, и поговорил с Гэри, и…

— Я хотела встретиться с тобой лично. Я не знаю, почему ты ведешь себя так. Видимо, стоило сначала сказать тебе. Или если не сначала, то хотя бы тогда же. Но это не моя, а твоя вина.

Я уставился в чашку.

— У нас обоих начинается новая жизнь. Давай будем благодарны за это. И в любом случае кто знает, сколько бы мы продержались вместе.

Она улыбнулась и допила кофе, но все, о чем я мог думать, это: «Что? Что?!»

— Что ты имеешь в виду под этим «кто знает, сколько бы мы продержались»? Я ошибся. Я пережил кошмар, ты меня не поняла, ты знаешь об этом.

— Все и так дышало на ладан, Джейсон. Иногда некоторые вещи просто ветшают сами по себе. Я до смерти раздражала тебя, и ты, разумеется, до смерти раздражал меня.

— Нет, — возразил я, — ты была идеальной девушкой.

— Тебе действовало на нервы, что я всегда хотела приходить заранее. Тебя раздражало то, как я постоянно закрывала, открывала и еще раз закрывала дверь, когда мы уходили из дому, чтобы быть точно уверенной в том, что она закрыта.

— Но это такие мелочи! — не скрывая досады, проговорил я, чувствуя, что мне хочется прокричать это во весь голос. У меня внутри боролись гнев и грусть, и непонятно было, что победит. — Нельзя расстаться с близким человеком только из-за того, что тот испытывает потребность постоянно проверять, закрыта ли дверь!

— Это мелочи, но они говорят о чем-то большем. Ты помнишь только хорошее. Вообще, надо признать, то, что ты сделал, было необходимо. Это многое прояснило, Джейс.

— Я не хотел ничего прояснять.

— Тебе пришлось предать меня, чтобы понять, что для нас обоих в этих отношениях почти не осталось того, что могло бы стать объектом предательства.

— Не пытайся переписать прошлое, Сара, — предостерег я, потому что ее слова звучали чудовищно, будто она так мстила мне.

Почему она так хочет убедить меня в том, что я ничего, собственно, и не потерял, да и терять там было нечего?

— Твоя проблема, Джейс, в том, что ты влюблен в саму концепцию любви.

— О, это ты взяла из какого-то фильма. Это просто слова. И что в этом плохого в любом случае? В жизни должно быть хоть немного романтики.

— Ничего плохого, но все-таки нужен порядок. Надежность. Ты все время говорил, что хочешь уйти с работы, дабы заняться бог знает чем. Ты никогда не говорил о свадьбе, о детях или…

— Это так банально! Мы не персонажи телесериала! Ты пытаешься, изображая из себя разумную женщину, сделать из меня инфантильного мужчину! Это не док Мартин! Я не Гэри или Тони, а ты не Дебора или та, с верхнего этажа!

Неприятно признавать, но я некоторым образом подтвердил ее точку зрения.

— Жизнь — это не набор цитат из Мартина Клунза, — напомнила она, откидываясь на спинку стула.

Я бы рассмеялся, но сейчас момент был слишком серьезным.

— Слушай, мне казалось, что ты рассказываешь об этом не совсем так, как было на самом деле. Так, значит, дети и свадьба — это то, с чего начал Гэри. На вашем первом свидании. Верно? Молодец. Там, в «Хилтоне» или «Вагамама», или где это имело место быть? Никаких прогулок под луной, да? Никакой романтической истории знакомства? Ничего, о чем можно было бы вспомнить?

— Это последнее, на чем держатся отношения. История — это просто последовательность событий. Кому какое дело до того, как люди познакомились? Никому.

— Мне.

— Значит, только тебе. Мы были вместе четыре года. Джейс, когда мы расстались, мне было уже тридцать. Мои приоритеты изменились. Твои нет?

Я задумался. Какие у меня приоритеты? Я тщетно попытался выявить таковые. Не может же у меня совсем их не быть. Но все, что мне пришло в голову, касалось вполне насущной потребности, а именно покупки хлеба и пинты молока; кроме того, я вспомнил, что в ванной нужно бы обработать щели новым герметиком.

— А потом… Я увидела, что ты удалил меня из круга друзей.

Я нахмурился.

— Детские выходки. Я имею в виду, я веду себя как ребенок. Мы не подростки, не стоит обижаться из-за каких-то манипуляций с «Майспэйсом» или «Фейсбуком» или чего-то в этом роде. Ты имеешь полное право удалять из друзей кого угодно и…

Эбби. Должно быть, это сделала Эбби. Она оставила решение за мной, и когда я попытался уйти от ответа, ссылаясь на то, что всецело занят поджариванием тостов, она удалила Сару из моих друзей.

— На самом деле я уважаю тебя за это решение. Один из нас должен был это сделать. Тебе нужна свобода. Тебе следовало сделать то, что сделала я, и начать все сначала. Просто… Просто это была довольно болезненная операция. Как будто ты изгнал меня из своей жизни.

Хорошо, подумал я.

Хорошо, что тебе было больно.

У меня поднялось настроение, несмотря на то что это было самым эгоистичным моим поступком, который только мог прийти мне в голову. Но я ничего не мог поделать: приятно было причинить ей боль, немного продвинуться вперед, ущипнуть ее. Это значило, что где-то в глубине души она все еще думала обо мне и я все еще имел для нее значение. Я уже причинил ей боль, когда мы были вместе. Сильную боль. И теперь я радовался тому, что это удалось мне снова, радовался своей наивной детской победе.

В этот момент я понял, что веду себя совсем не так, как следовало бы. И что моя победа на самом деле оказалось пустой, жалкой и ничего не значащей.

— Я не удалял тебя, — тихо и смущенно проговорил я. — Это сделала моя подруга. Русская проститутка.

Она обрадовалась. Это было почти не заметно, но я все равно разглядел признаки этого, так как всегда замечаю подобные вещи, когда речь идет о Саре.

— Я думал об этом. Не из злобы, просто тяжело смотреть, как ты начинаешь новую жизнь, когда сам я живу с Дэвом на втором этаже его магазина.

Мимо проехал грузовик, дизельная гарь вытеснила весь воздух, и земля задрожала так, что нам пришлось придержать чашки.

— Но я не смог. И не стал бы. У нас общее прошлое, я смотрю в будущее, я так решил, но зачем отказываться от того, что было? Глупость, разве нет?

Она улыбнулась.

Открыла сумку.

Вынула конверт и подвинула в мою сторону.

— Я была бы очень рада, если бы ты подумал вот над этим, — сказала она. Ее улыбка выражала одновременно и надежду, и извинение.

Памела выплыла из служебного помещения и выгрузила на стол еще горку пакетиков с сахаром.

Мы, я и Дэв, проводили Эбби на вокзал Виктория к шестичасовому поезду на Брайтон.

— Что вы делаете в следующую пятницу?

— Не знаю, — честно ответил я.

— Я позвоню, — пообещала она, целуя нас обоих в щеку, и помахала нам на прощание сигарой.

— Она слишком хороша для нас, — заметил Дэв, провожая ее взглядом. — Кстати, я сказал ей, что закончил курс по скульптуре. Если бы ты упомянул об этом, было бы очень неплохо.

* * *

— Ты пришел! — воскликнул Клем, сжимая бутылку с пивом. Он уже почти отодрал этикетку — видимо, находился в несколько нервозном состоянии.

— Это значилось в рубрике «Выбор дня» в «Лондонских новостях». Мы не могли не прийти.

— Не судите меня слишком строго. Это всего лишь мой третий уход от реальности.

Клем называл свои выходки уходом от реальности. Я искренне надеялся, что это для него нехарактерно, но все-таки несколько опасался того, что идеализирую ситуацию.

— Это Дэв, мой сосед, — торжественно проговорил я.

В половине восьмого мы стояли в центральном зале «Смеющейся головы», там, где иногда проводились дискотеки, и смотрели на сцену. В первом ряду расположилась порядком подвыпившая компания, отмечавшая, судя по всему, девичник. Невеста стояла в центре перекрывающих друг друга розовых крыльев. Позади них я заметил группу иностранных студентов, которых заманили сюда обещанием незабываемого вечера и возможностью увидеть что-то по-настоящему лондонское. За ними была пара средних лет. Их, вероятно, привлекли фотографии Джимми Кара и Майкла Макинтайра, ни один из которых, спорю на что угодно, никогда бы не стал заниматься своим ремеслом в «Смеющейся голове». Зачем, когда в Уэмбли или в «02» есть по крайней мере гримерки и бесплатная газировка.

У барной стойки Клем пытался разговаривать с авторами ситкомов о методике написания шуток. Но получалось так, что он просто отвлекал их от попыток прийти в нужное настроение, как можно быстрее начать и закончить этот вечер. В общем, они были не слишком рады советам от этого трепла средних лет, отличившегося всего в двух выступлениях.

— Так что ты думаешь об Эбби? — толкнул меня локтем Дэв.

— Ты это о чем?

— С чего бы вдруг она захотела провести пятницу и субботу с нами? Почему она договаривается о встрече на той неделе?

— Думаю, она находит нас неотразимыми.

Дэв рассмеялся. Это и вправду выглядело несколько забавно.

— Ей станет скучно. Так всегда бывает. Она кажется реально свободной девушкой — такие вечно порхают по жизни. Собирают коллекции друзей и расставляют их по темам. «Это мои друзья — музыканты. Это мои друзья — художники. Это мои за-тридцать-почему-у-них-до-сих-пор-нет-нормальной-жизни-а-есть-проблемы-с-женщинами друзья из северного Лондона. Они завтракают в кафе!»

— Не знаю. Она помогла мне с Сарой. Ускорила события. Заставила нас в открытую обо всем поговорить.

— И она…

— Не знаю, есть ли у нее парень. Спроси сам.

— Если я спрошу, она скажет, что есть. Лучше не знать. Так у тебя всегда есть шанс. Даже если ты видишь ее с мужем и только что присутствовал на церемонии их венчания в церкви, не надо спрашивать, замужем ли она. Это полностью разрушит все твои шансы.

Тут конферансье вышел на сцену и объявил номер Клема. Тот нехотя отвлекся от отскребания этикетки со второй бутылки.

— Ооо да, — выдохнул Клем, раздвигая двойные двери клуба и вырываясь на улицу. — Ооо, да…

Мы с Дэвом последовали за ним, не зная, что сказать.

— Ты выглядел вполне уверенно, находясь на сцене. Как думаешь, все прошло успешно?

— Что за вопрос? Вы слышали, как меня принимали.

Мы молча улыбнулись. Мы слышали, разумеется. Но в основном шорохи и покашливание.

— А вот теперь мне нужно выпить, — заявил Клем, обмахиваясь ладонью так, будто его переполняли впечатления этого невероятного вечера.

— Например, чем хороша шутка про проездные, — начал он, когда мы, уставившись в свои бокалы, уселись за столик. — Суть в том, что она достаточно доступна. Все их видели, все их покупали. Так вот, когда я говорю: «С этим проездным я могу доехать до Кингс-Кросс любым возможным способом», — а потом спрашиваю, эдак невзначай: «Так что, и через Луну можно?» — все покатываются со смеху. А все потому, что хотя каждый видел проездной, вряд ли кому приходило в голову, что с ним можно слетать на Луну. Ну, каково?

Мы уже минут десять внимали аналитической разборке пятиминутного номера, но пока еще не продвинулись дальше первой шутки. Дэв выпал из разговора, как только Клем открыл рот, и сейчас изучал взглядом внутренность бара отеля «Шарлотт». Клем привел нас сюда в знак признательности за поддержку. Не думаю, что он бы решился на это мероприятие, зная, что каждый осушенный здесь бокал обойдется ему в тридцать фунтов. Он попытался поторговаться с барменом, но не преуспел, и ему оставалось только заставить нас отрабатывать свои коктейли.

— Если бы я попросил тебя назвать самое лучшее место в моем выступлении, что бы ты выбрал? Я понимаю, трудно остановиться на чем-то одном, но все-таки, мне просто интересно.

— Эмм… — Я сделал вид, что задумался над вопросом. — Нет слов.

Окна были открыты, и весь тротуар был заставлен столиками; оттуда доносились обрывки разговоров и звон бокалов. Элегантный швейцар теребил манжеты, делая вид, что вовсе не предвкушает окончания смены. Дэв пялился на компанию девушек со слегка завитыми волосами, в туфлях «Лабутен». На столе было тесно от чисто дамского блэкберри и бокалов с совиньон блан до стаканов с водкой и лаймом. Они как бы хотели сказать: «Да, мы успешны, занимаем высокое положение и думаем в основном о работе, но здесь, на Шарлотт-стрит, мы тоже умеем отрываться в свободное время».

— А мне, раз уж зашел об этом разговор, больше всего понравилось место, — словно продолжая свое выступление, оживленно заговорил Клем, не обращая внимания на то, что ему никто не ответил, — где тот парень из зрителей уронил стакан и я ввернул свое коронное словечко: «Осторожнее!»

— Да, это было здорово, что тут скажешь, — поддержал его я. Дэв, кажется, был удивлен, услышав чей-то еще голос.

— Однако я, кажется, увлекся! — воскликнул Клем, в притворном ужасе хватаясь за голову. — Что это я все о себе и о себе. Что вам-то понравилось больше всего? Только самое-самое.

— Ты только что спрашивал, разве нет? — отозвался Дэв.

— Но ты уклонился от ответа.

— Мне понравился тот эпизод с выскочкой из зала.

— Но это то же самое, что только что упомянул я.

— Что поделать, — ответил Дэв.

Клем, кажется, обиделся.

— В любом случае мне пора, — сказал Клем. — Надо отточить несколько новых реприз. На той неделе у меня своего рода бенефис в клубе «Улыбайтесь чаще». Надо и там себя показать. А потом, кто знает — посыплются приглашения на корпоративы. Там крутятся действительно хорошие деньги.

Тут он, кажется, заметил кого-то у барной стойки.

— О, твой брат тоже слушал мое выступление? И ты молчал!

— Кто? — переспросил я.

— У Джейса нет брата, — встрял Дэв.

— У меня хорошая память на лица, — продолжал Клем. — И на часы. И на их лица тоже.

Упомянутый человек выбирал пиво. Задавая бармену вопросы и постукивая кончиками пальцев по кранам, он вдруг обернулся. И…

Не то чтобы я мог сейчас разглядеть его часы, но на той фотографии их было хорошо видно.

Я застыл.

Люди часто говорят, что они застыли, но вряд ли они высказываются в буквальном смысле и имеют в виду состояние, в каком я оказался сейчас. Я оцепенел, потому что это был он. Он был здесь. Представляете, здесь, в этом баре.

— Кем он работает, я забыл? — спросил Клем. — Кем работает твой брат?

— Да? — присоединился к нему Дэв, который понял, что происходит, узнал его и улыбался. — Кем работает твой брат?

— Я не сторож своему брату. Тем не менее он остеопат, — ответил я, пытаясь вспомнить, что наврал Клему ранее.

— Так разве это не он ортодонт?

— Вот именно.

— И у его жены светлые волосы?

— И тут не стану спорить.

Я не слушал рассуждения Клема о том, на чем поехать домой: на автобусе или метро, или, может быть, разориться на такси, — а продолжал пялиться на того парня. Он здесь, здесь, этот парень с шикарными часами. И возможно, она тоже топчется где-то неподалеку…

Не думаю, что встретить их тут такая уж неожиданность. Они оба работают где-то поблизости. У него, судя по квартире в «Аляска-билдинг», редкой машине, часам и загару, водятся деньжата. Естественно, что выпить он ходит в отель «Шарлотт-стрит», где обычным людям приходится выбирать — выпить или внести квартплату за следующий месяц. Вероятно, он привел сюда клиента, обмыть сделку.

Я еще раз внимательно оглядел бар. Здесь ли она?

И тут я понял нечто поразительное. Меньше всего мне хотелось бы, чтобы она оказалась здесь. Я был бы страшно недоволен этим.

Во-первых, я не готов к встрече, хотя все равно искал ее глазами — на всякий случай. Я давно не стригся и вообще был далеко не в лучшей форме. Я чувствовал себя как девочка-подросток, нарядившаяся для церкви и тут узнавшая, что сейчас придет мальчик, ну тот самый.

Во-вторых, если бы она была здесь, среди всех этих «блекберри», «лабутенов» и блестящих лаком волос, это значило бы, что она здесь с ним. А если она здесь с ним, то едва ли когда-либо окажется здесь со мной.

И в-третьих (Бог любит троицу!): если она здесь с ним, а не со мной, то это конец. Все кончено. Романтика, загадка, наши дедуктивные попытки найти ее при помощи изъятых у нее фотографий — все это закончится.

Я изучал его так долго, что еще немного, и это начало бы привлекать нездоровое внимание окружающих. Хорошо скроенный темно-синий классический костюм. Светло-голубая рубашка, шелковый галстук. Великолепные туфли, но с серебряными пряжками. Приятно видеть. Я бы не смог влюбиться в девушку, западающую на мужчин с серебряными пряжками на туфлях. Он был неплохо, чтобы не сказать — прекрасно, сложен; с того времени, когда фотографировался, волосы у него здорово отросли.

А вот обручального кольца не было.

— Тебе надо пойти и заговорить с ним, — толкнул меня в бок Дэв. — Выясни о нем что-нибудь. Спроси, есть ли у него девушка. Но сначала заведи с ним мужской разговор, поинтересуйся, за какую команду он болеет. А потом переходи прямо к наводящему вопросу: «У тебя есть девушка?»

— Ты изо всех сил пытаешься заставить меня выглядеть геем.

Я опять взглянул на типа с серебряными пряжками. Он пил свое «Перони» и смеялся над чем-то с другим мужчиной. Коллега? Друг? Кем бы он ни был, он опирался на стойку с таким видом, будто был у себя дома, будто Шарлотт-стрит принадлежит ему и это его вечеринка, на которую он позволил заглянуть незнакомцам.

Мы планировали допить свои коктейли и пойти в «Ньюмен-армс», чтобы пропустить пару кружечек среди своего круга, но Дэв, видимо, втянулся в интригу происходящего.

— Если ты не решаешься, я подойду к нему, — вызвался он. — Должно быть, он подвизается где-то поблизости. Тогда она либо заходила к нему в офис, когда ты ее видел, либо тоже работает где-то тут. Они могут оказаться просто коллегами.

— Не надо этого делать, — как можно строже сказал я. — Нам нужен не он, а она.

Я действительно боялся, что Дэв сейчас подойдет к нему, наболтает ему о фотографиях, скажет, как здорово все это совпало, и согласится отдать их ему. Украдет у меня шанс. Лишит меня возможности, столь долго выжидаемой мною. Кроме того, я действительно чувствовал, что это может стать началом чего-то нового. Началом истории. Сара — повзрослевшая, ставшая слегка циничной — посмеялась бы над этим, но я не никогда не смогу над этим смеяться. Считается, что мужчины ничего такого не хотят, не жаждут, так как проще согласиться с тем, что подобное свойственно только женщинам, а мы лишь хотим смотреть «Топ гир» в футболках с соответствующим логотипом, принимая от покорных и молчаливых женщин очередной номер журнала «Топ гир».

Я как раз собирался объяснить все это Дэву, но он встал и направился прямиком к стойке.