— Привет, — сказал я, вцепившись в трубку обеими руками. Я стоял в подъезде, на грязном синем ковровом покрытии, у треснувшего окна. — Привет, Дэмиан.

— Буду краток, — заговорил он, — нам надо встретиться.

Должно быть, я завис на секунду, потому что он тут же продолжил:

— Слушай, я тогда накинулся на тебя потому, что не понимал, чего тебе нужно. Я до сих пор до конца не понимаю, чего ты хочешь, но уверен, что ты не собираешься причинить вред мне. Это так?

— Да.

— Скажи вслух.

— Я не хочу причинить тебе вред.

— Или моей семье.

— Или твоей семье, разумеется! Слушай, Дэмиан, это странная история, но…

— Нет-нет, мы встретимся и поговорим. В понедельник, около пяти. Предложи место.

Я предложил, и мне вдруг стало не по себе. Что ему-то нужно? И кстати…

— А как… Где ты взял мой номер?

— Для этого есть тысяча способов, Джейсон. Но на самом деле — и, честно говоря, именно поэтому я все-таки решил позвонить — я взял твой номер в окне задрипанной забегаловки рядом с моим домом.

Он рассмеялся и повесил трубку.

Зои едва не подавилась сосиской, когда я ей рассказал. Она хлопнула ладонью по столу, и все вилки попадали на пол.

«Голова королевы» находится на Эссекс-роуд. Раньше это был гей-бар, а теперь здесь стоят кожаные кресла и французские столы для настольного футбола, а публику представляют в основном семейные люди из среднего класса. Место напоминает что-то промежуточное между антикварным магазином с бронзовыми светильниками и медвежьими чучелами и модным сетевым заведением, где дружелюбные официанты-иностранцы по первому требованию привязывают к детским креслам воздушные шарики.

Я пришел к закрытию и подождал, пока толпа посетителей, направляющихся к автобусу или в «Теско» на углу за последней на этот вечер баночкой пива, схлынет. В окно я видел, как он, в черном, стоит, опершись на стойку бара, и ждет, пока какой-то старый пьяница скрутит себе самокрутку.

Зайдя внутрь, я попытался сделать вид, что витаю где-то в облаках, и приготовился изобразить удивление, когда увижу его, но он заметил меня первым. Буквально сразу же.

— Привет.

— Мэтт! — воскликнул я, стараясь, чтобы мое удивление выглядело не совсем мультяшно. — Что ты здесь делаешь?

Я сделал подобающее случаю недоуменное выражение лица. Мэтт положил в пластмассовую коробку очередной стакан и улыбнулся.

— Вам сказал мой братишка, да?

— Он, да. Такой, с коротким галстуком, да?

Мэтт улыбнулся.

— Он.

— Так как у тебя дела? И что случилось?

— Я в порядке, — кивнул он.

Я был поражен. Не тем, что он в порядке, разумеется. Тем, что он это сказал. Не думаю, что раньше слышал от него что-то подобное. Впервые я понял, каким печальным он всегда казался. Впрочем, несмотря на шок, думаю, именно это я и хотел услышать.

— Когда кончается твоя смена? — поинтересовался я.

Он молча махнул рукой в направлении пустого зала.

— Я удивился, когда узнал, что ты вернулся, — сказал Мэтт, поправляя манжеты.

Мы сидели в «Макдоналдсе» поблизости — я с фантой, он с фишбургером и молочным коктейлем.

— Почему?

— Не думал, что ты снова станешь этим заниматься, — ответил он, вытирая губы, — ты всегда хотел двигаться дальше.

Я задумался. Значит, со стороны виднее?

— То есть?

— Ну ты же ушел из Сент-Джонса. Изменил кое-что в жизни. А когда еще был учителем, ты говорил, что мы тоже можем изменить свою жизнь и с нами может случиться что-то новое.

Я кивнул, но разве это правда? Я ничего такого не помню. Я помню запах кофе изо рта, помню, как ждал перемен, как не знал, что ответить на вопросы. Помню, как блефовал, пил с утра нурофен, чтобы справиться с головной болью, но, по мнению Мэтта, я был кем-то вроде того парня из «Общества мертвых поэтов».

— Но ты говорил, что такое случится, только если будут приложены соответствующие усилия. Надо еще заставить это новое произойти.

О, черт. Вот это уже звучит знакомо. Как на единственной в своем роде линейке, от которой я не смог отвертеться, несмотря на то что страшно боялся выступать перед толпой скучающих подростков, каждый из которых был запущенным случаем и каждому из них не было до меня и моих слов совершенно никакого дела.

Мистер Эшкрофт, тогдашний директор, всегда настаивал на том, что мы просто обязаны по очереди выступать перед детьми. «Вдохновляйте их! Несите им слова, способные сподвигнуть их на свершения и вселить в них веру в будущее! Покажите им мир, каким он может быть и для них!» — говорил он.

Я назвал свою речь «Работой над тем, чтобы изменения произошли!» и часть ее действительно написал сам. Остальное я нашел в Интернете на страничке с цитатами из Энтони Роббинса. Но я помню, что гордился кое-какими фразами.

Тем не менее никогда в жизни мне бы не пришло в голову, что меня кто-то и вправду слушает.

— Ты говорил, что даже стоять на месте — это все равно что идти назад, потому что, пока ты стоишь, мир движется вперед.

— И… ты это запомнил?

— Да, эти слова как-то застряли у меня в голове. Но я все равно думал, что ты несешь ахинею. Мистер Эшкрофт заставлял вас всех раз в неделю толкать речи. «Вдохновлять» нас. Мистер Коул обычно рассказывал про «Арсенал».

Он рассмеялся.

— Мы потом прикалывались над тобой. «Сделай все, чтобы они произошли! Ооо! Смотрите на меня все, я заставляю их произойти!»

Мэтт снова рассмеялся.

— А потом мы встретились снова. И я увидел, что вы это сделали. Действительно сделали. Большая часть моих учителей, они ведь сейчас учат моего братишку.

— Маленького Тони.

— Ага! Да, маленького Тони. И не сомневаюсь, в конце концов они будут учить моего ребенка. Они никогда не уйдут из школы.

— Это хорошая работа. И Элгару повезет, если он к ним попадет.

— Да, но если у тебя не лежит к этому душа, то надо искать что-то свое.

— Хорошо сказано.

Он вскинул брови и отложил бургер.

— Это ты сказал. Господи, да ты хоть что-то помнишь из того, что сам говорил?

Я пожал плечами.

— Но, честно говоря, не важно. Ты собрался, ушел со своей уютной работки, рискнул. Заставил изменения произойти. Ты хотел быть журналистом или вроде того, так что ты это и сделал. А потом, в Уитби, ты сказал, что мне надо бы пойти учиться, и я вспомнил ту твою речь. Я посмотрел на тебя и подумал: «А может, он и вправду верил в то, что говорил?»

Вот это да.

— Но может быть, ты не верил?

— Верил, Мэтт. Не сомневайся.

— Тогда почему ты вернулся?

— Иногда… Иногда бывает так, что жизнь вмешивается в твои планы. Ты, например, собираешься отправиться в путешествие на целый год, но потом взрывается бойлер или ломается глушитель, и все меняется.

— Всегда можно найти оправдание. Это ты тоже говорил в той своей речи, если я не ошибаюсь.

— О Господи! Ладно; послушай, я все это выдумал. Я никогда не рисковал. Я не готовил почву ни для каких изменений.

— А потом взял и рискнул. Это-то меня и вдохновило. Не то, что ты говорил, а то, что ты сделал.

Я посмотрел на него и понял, что когда-то был бы счастлив услышать от него это слово — «вдохновило».

— Получается, что ты неплохой учитель, — заметил Мэтт с улыбкой, — но, видимо, это не твое.

Я вернулся домой поздно, но совершенно счастливым.

Разговор с Мэттом многое мне напомнил. Времена, когда я только пришел в Сент-Джонс. То, каким я был тогда. Как постепенно весь энтузиазм куда-то делся. Как я утратил то, что давало мне силу. С другой стороны, нельзя утратить то, чего не имеешь. А если когда-то у меня это было, то теперь мне нужно было вернуть не только энтузиазм и увлеченность, необходимые преподавателю. За эту неделю я уже понял, что тут мне ждать нечего. Нужна жизнестойкость. Для чего-то важного.

Я понял, что для Мэтта я всегда буду в первую очередь старым учителем и только во вторую — другом. Но это нормально. Как выяснилось, я оказался не таким уж и плохим учителем.

Сегодня, не знаю, нарочно или просто так получилось, он помог мне.

Зои уже легла, когда я пришел, но телевизор все еще работал. Шла какая-то игра. Я взбил подушку, постелил себе на диване и включил ноутбук.

Пора было наконец встретить проблемы лицом к лицу. Найти себе квартиру. Взять ответственность на себя.

Рядом с подушкой лежал золотистый конвертик с надписью «Джейс». Я открыл его и улыбнулся: Зои справилась с поручением.

Дэв будет в восторге, если мы все-таки встретимся.

Не сейчас, впрочем. Не сейчас, когда я сдался и снова работаю в Сент-Джонсе. Скоро я буду готов к встрече, но пока надо уладить еще кое-какие дела.

В первую очередь устроить собственную жизнь.

Понедельник. Пятнадцать минут шестого.

И вот я снова в Постмен-парке. Я не знал, что еще предложить; к тому же такому параноику, как Дэмиан, должно понравиться это довольно спокойное, но в то же время не безлюдное место. Господи, такое впечатление, что мы какие-то заговорщики.

Стояла пасмурная погода, такая, когда все предметы кажутся чуть-чуть размытыми. Я пришел минут на пятнадцать раньше. Ненавижу опаздывать. Мне проще прийти за час, чем заставлять кого-то ждать хотя бы пять минут. Дэв всегда говорил, что мы не опаздываем, пока не опоздали. Я понимаю, что он имел в виду, и согласен с ним, но поступать так не могу. Единственное, что в моих силах сделать, чтобы меньше нервничать, — это приходить заранее.

Я пнул жестяную банку поближе к стене. Наверное, следовало бы поднять ее и бросить в урну, но я посчитал, что и так продемонстрировал достаточную сознательность. Потом я проверил, заметен ли уже пар от дыхания.

И тут до меня дошло, как я нервничаю.

Я остановился и посмотрел на памятник Героическому самопожертвованию.

Уильям Гудрап, сигнальщик, шестьдесят лет.
28 февраля 1880.

Погиб на мосту Кингсленд-роуд, пытаясь спасти рабочего от смерти под прибывающим из Кью поездом.

Наверное, я видел эту табличку сотню раз.

— Джейсон?

Я обернулся. Дэмиан стоял у края газона. На нем было короткое пальто из тех, что в журналах рекламируют мужчины, стоящие на взлетной полосе рядом с «ягуаром», на заднем сиденье которого блондинка в солнечных очках с повязанной шарфом головой делает вид, что зажигает сигарету. Из-под шарфа, кашемирового, я думаю, выглядывал кусочек идеально чистой голубой рубашки.

— Как дела? — поинтересовался он — надо сказать, довольно холодно и без вопросительной интонации.

— Нормально, — небрежно ответил я. — Спасибо, что пришел.

«Спасибо, что пришел»? Он сам меня позвал.

— Сегодня прохладно. Ты за рулем или?..

— Я не вожу машину, — бросил он так резко, что я едва не отшатнулся. — Послушай, сейчас ты еще раз задашь свой вопрос, я на него отвечу, и все. Я не собираюсь вступать в долгие беседы. Я хочу покончить с этим. Для собственного спокойствия.

Я кивнул.

— Что же, тогда давай. Задавай свой вопрос.

Я перенес вес с одной ноги на другую.

— Это уже не важно. Все это позади.

— Что позади?

— Что бы ни было. Я был в каком-то странном положении. На меня столько навалилось. Прошлое. Настоящее, не совсем соответствующее моим мечтам. И будущее, вполне соответствующее настоящему.

— Задавай свой вопрос.

— Вовсе не обязательно…

— Я хочу об этом поговорить.

Я посмотрел на него. Он уставился в землю. Кажется, я был ему зачем-то нужен, чем бы ни было это «что-то».

К черту. Почему бы и нет?

— Так кто эта девушка? — спросил я.

— Я встретил ее на свадьбе, — ответил он.

Мы сели на скамейку, делая вид, что хотя мы друг на друга и не смотрим, это совсем ничего не значит.

— Она была подружкой невесты, и на ней было самое ужасное платье, какое я видел в жизни. Обычно на подружках невесты хорошие платья, но она выглядела как Энн Хэтуэй в одной из своих ролей. Понимаешь, иногда что-то может быть слишком зеленым. Мы сидели за одним столом, и я совратил ее сесть рядом со мной.

«Совратил». Он на полном серьезе использовал это слово.

— А чья была свадьба? — поинтересовался я, особенно не думая, что говорю, просто чтобы показать дружеский интерес, но Дэмиан зло посмотрел на меня.

— Я уже сказал, что не собираюсь вступать в продолжительные беседы. Я отвечу на твой вопрос, потому что мне самому это нужно, но не собираюсь отвечать на все вопросы. Какая разница, чья это была свадьба? При чем тут это вообще?

— Продолжай, — сказал я, глядя вместо него на урну. — Извини.

— Это была свадьба подруги, так пойдет? В Беркшире. Ладно, эта подруга еще и моя клиентка. Она усадила меня за этот стол и подмигнула. Она знала, что мы с ней поладим.

— Ты и девушка.

— Я и… девушка, да. Я выпил и, может быть, слишком расслабился. Обручальное кольцо я не ношу, а ей хотелось интрижки.

Он произнес все это так, будто репетировал. Будто он много раз повторял эти фразы дома в надежде на то, что, если сумеет произнести их совершенно бесстрастно, они утратят свой смысл. Или, может быть, это была легенда и он собирался ее придерживаться. Повернувшись к нему, я увидел, что он без всякого выражения смотрит прямо перед собой.

— Там на столах лежали фотоаппараты. Эти…

— Одноразовые?

— Да, одноразовые. Смысл был в том, чтобы мы фотографировали друг друга, а в конце вечеринки отдали фотоаппараты хозяевам. Хороший способ отпустить фотографа пораньше и сэкономить фунт-другой. Не важно, я взял один и сделал снимок нас вместе. Потом ей захотелось потанцевать; заиграло что-то из «ЭйСи-ДиСи»; она сказала, что это лучшая песня всех времен или как-то так…

— «Снова в черном»? — уточнил я.

Он покосился на меня.

— Честно говоря, не знаю. Я сказал, что терпеть не могу эту песню, но она заставила меня встать. А потом она посмотрела на меня, и… не знаю, тогда мне казалось, что это правильно.

Господи. Я смотрел на фотографии. Но я не думал о том, что было сразу после того, как они были сделаны, не думал о том, чего не мог видеть. Неожиданно я понял, что мне не нравится произошедшее между двумя снимками, отчасти потому, что это время принадлежало Дэмиану, а не мне.

— Это начало. Так оно все началось. Со свадьбы.

— О чем вы болтали? — поинтересовался я, и Дэмиан уставился на меня.

— Ты тогда шел за мной? — спросил он. — Это за мной ты зашел в ресторан?

— Да.

— И ты считаешь, что это нормально?

Думаю, я выглядел немного смущенным. Трудно придумать хорошее оправдание тому, что ты кого-то выслеживал. И не менее трудно признаться в том, что ваше знакомство началось со лжи и злоупотребления доверием.

Мы сделали паузу; Дэмиан немного подумал.

— У меня есть квартира в Бермондси. Мы провели там наш первый уик-энд вместе… Это бывший завод, и… — Он неожиданно замолчал. — Но это ты знаешь.

Я сдержанно улыбнулся.

— В любом случае мы говорили о путешествиях. Я только что вернулся с кинофестиваля в Сараево, и она сказала, что всегда хотела туда съездить. Она никогда особо не путешествовала. Выросла на ферме.

На ферме!

— Я рассказывал ей о Боснии, Хорватии, она восхищалась всем этим, и я пообещал ей когда-нибудь свозить ее в эти места. Ну понимаешь. Пообещал, что покажу ей мир. Мы много об этом говорили.

— Звучит… совершенно обычно, — сказал я, покачав головой. Кажется, Дэмиана это зацепило. Понимаю почему. Он не привык показывать свои слабости.

— Итак, мы поболтали пару часов, поцеловались, я отправил ей сообщение. Мы встретились. Потом еще раз. Потом еще много и часто встречались. Потом я разбил ей сердце. Я урод. Как-то так.

Он хлопнул себя ладонями по коленям и встал.

— Вот, собственно, и ответ на твой вопрос. И немного приятных дополнений, совершенно бесплатно.

— Спасибо, что согласился встретиться.

Он кивнул в знак того, что это не стоит благодарности, и поправил шарф, будто собираясь уходить, но неожиданно застыл и посмотрел мне прямо в глаза.

— А теперь ты скажи мне кое-что…

Тут мне стало ясно, зачем он пришел. Ему было интересно, так же как мне.

— Зачем тебе это? Я сначала решил, что ты ее брат, или ревнивый бывший парень, или новый. Думал, что ты хочешь отомстить, шантажировать меня или что-то в этом роде.

— Однажды вечером я встретил ее на Шарлотт-стрит, а потом нашел ее фотоаппарат и хочу вернуть его ей.

Дэмиан закатил глаза и рассмеялся.

— То есть она тебе просто нравится.

— Это трудно объяснить… это…

— Очаровательно. Это грустно, немного жалко, немного, извини, что я так говорю, странно, но очаровательно. Почему бы тебе не пойти в бар? Или на свадьбу. Особенно на свадьбу — на нее, кстати, приглашена и она. Кажется, на свадьбах она открыта новым знакомствам.

Мне это не понравилось. Он хотел принизить ее в моих глазах. Он понял, что я это понял.

— Слушай, мы расстались не слишком довольными друг другом. По понятной причине. Она сменила номер, иначе бы…

Он пожал плечами.

— Электронная почта? — попытался я.

Он покачал головой и вынул что-то из кармана.

— Могу я оставить это себе? — спросил он. Это был снимок, оставшийся тогда у него в руках.

«Разумеется, — думал я. — Она была твоей. Это ты ее сфотографировал!»

Однако я решил отказать.

— Эти фотографии не мои. Я не могу их раздавать.

Дэмиан, судя по всему, раздумывал, вернуть ли мне фото или сунуть обратно в карман.

— Паб в Финчли, — произнес он, — «Аделаида». Там был сделан этот кадр. Это было что-то вроде нашего хобби.

— Пабы?

Он отдал мне фото, глядя на меня с презрением.

— Нет, не пабы.

Я пожал плечами. Мне все еще было непонятно.

— В тебе есть что-то такое, — сказал он, — что делает все это приемлемым. Но будь осторожен, ясно?

Я не знал, что ответить, поэтому сказал:

— Я люблю, как начинаются необычные истории. Потому что память об этом обычно остается с тобой до последнего момента.

— Но все заканчивается, — философски заметил Дэмиан.

Затем, внезапно собравшись, он спросил:

— Так почему ты не отдал мне фото?

— Я же сказал: снимки принадлежат не мне.

— Ты не отдал его потому, что для тебя ничего не закончилось. Ты не оставил все это позади.

Он собрался уходить, уверенный в том, что с этим покончено и этот призрак из прошлого больше не будет его беспокоить. Я мог бы проводить его взглядом, но что-то вызвало во мне беспокойство. Когда он повернулся, я не смог удержаться.

— Ты сказал, что не водишь машину, — выпалил я, — но на одной из фотографий я видел машину и решил…

— «Фейсел-вега», — улыбнулся он. — Она не моя. Нет, правда не моя. Даже обидно, что ты принял меня за ее владельца.

— Это хорошая машина, — попытался я исправить ситуацию, но вы сами понимаете, что мой опыт общения с машинами сводится к вождению «ниссана-черри» с засыпанным обертками салоном, а в «Топ гир» никогда не называют машины хорошими, их сравнивают с лошадьми. Или с сиськами.

— Нет, боюсь, сам я уже давно не садился за руль. Я оказался не в меру удачлив на дороге. Попытался указать на особые обстоятельства и просить о снисхождении, но при всех своих достижениях в пиаре не преуспел.

Я сделал вид, что понимаю, о чем он.

— Это по сути своей антиквариат. Раньше машина принадлежала ее отцу, и она не смогла с ней расстаться. Она сказала, что это все равно что окончательно потерять отца.

Теперь Дэмиан действительно повернулся ко мне спиной и пошел к выходу из парка. Дойдя до ворот, он остановился и на мгновение задумался. Я смотрел на него, не понимая, что мне-то делать, и не зная, куда деть руки. Он обернулся и приложил руки рупором ко рту.

— Джейсон, — крикнул он, — ее зовут Шона.

Затем он кивнул и вернулся в свой мир, а я остался в своем.

Тогда я видел Дэмиана Андерса Ласкина в последний раз.

«Плод заката, лежащий на земле, принадлежит всем, но висящий на дереве только тому, кто может его достать».
Пословица племени шона, Зимбабве

В последний раз, когда я его видела, мне пришла в голову эта идея, и я до сих пор не могу от нее избавиться. Я не хотела вам об этом рассказывать — думала, что вы сочтете меня слабой и жалкой. Я посмотрела тот фильм с Джулией Робертс, в котором она ест, молится и любит (не помню название), и теперь я немного боюсь стать на нее похожей.

Сначала я думала, что мне потребуется просто сменить работу — стать учителем к примеру. Это настоящая работа. Папа был учителем. Потом я подумала, что хочу что-то оставить после себя и сделать что-то еще более неординарное. Вы слышали о Филлис Пирселл. В двадцатые — тридцатые годы она каждый день вставала в пять утра и отправлялась на прогулку по Лондону. Она проходила по восемнадцать миль в день, записывая и зарисовывая, где что находится. В обувной коробке под ее кроватью скопилось двадцать три тысячи названий улиц. Я знаю, что вы считаете ее психически больной.

Но это был первый справочник «Лондон от А до Я», и несмотря на то что все, к кому она обращалась, отказывались его продавать, она сама в тележке развозила копии по магазинам. Умерла она в девяносто шестом году, успев к тому времени продать несколько миллионов копий и стать моей любимой жительницей Лондона. Скажите, вы чувствуете иногда, что как-то не полностью используете свою жизнь, поступая не так, как Филлис Пирселл? Чувствуете, что повседневность становится слишком повседневной и нужно внести в нее немного волшебства?

И я подумала… Я хочу сделать так, чтобы нечто несбывшееся все-таки произошло.

На этот раз для меня одной.

Я больше не хочу полагаться в этом на кого-то другого. Собственно, из-за этого и начались все мои проблемы. И, честно говоря, я, кажется, сумею это сделать.

Я думала об этом вчера вечером, сегодня утром проснулась с этой мыслью и обдумывала ее весь день. Мне кажется, пришло время, перестать думать и начать действовать. В конце концов, завтра я могу попасть под автобус, даже не попытавшись что-то изменить.

И для начала мне нужно решиться.