Мистер Лэси Маршалт последние дни был очень расстроен, и хитрый Тонгер, хорошо знавший своего хозяина, сразу заметил это. Обыкновенно южноафриканского миллионера мало что беспокоило. Даже угроза Мартина Элтона не испугала его. Однако последнее время Тонгер все чаще находил хозяина погруженным в невеселые мысли.

В субботу днем слуга принес Лэси в кабинет пачку писем и положил их около него на письменный стол. Миллионер быстро просмотрел их и нахмурился.

— Нет известий от нашего друга из Маджестфонтейна, — сказал он. — Уже больше месяца я не получаю от него писем. Что вы думаете об этом?

— Может быть, он умер? — предположил Тонгер. — Люди умирают даже в Южной Африке.

Маршалт кусал губы.

— Может быть, что-нибудь случилось с Торрингтоном, — сказал он.

— Может быть, умер именно он! — улыбнулся Тонгер.

— Почему вы смеетесь, черт возьми!

— Вы всегда были оптимистом, Лэси: это одно из ваших достоинств, — он подумал немного. — Может быть, он не умеет плавать?

Лэси быстро взглянул на него.

— Вы уже второй раз упоминаете об этом. Конечно, он умеет плавать. Он один из лучших пловцов, которых я знал, и даже его хромая нога не мешает ему. Что вы хотите этим сказать?

— Я только хотел бы знать, — начал Тонгер, наслаждаясь тайной, которую знал и не хотел сообщить сразу, — я хотел бы знать, умели ли плавать дети главного комиссара…

Маршалт подозрительно и внимательно посмотрел на него.

— А если они не умели плавать, они не должны были садиться в лодку и выезжать в море, особенно летом, когда дуют такие сильные юго-восточные ветры.

Лэси повернулся к своему слуге и впился в него глазами:

— Довольно, — прикрикнул он. — Говорите яснее, на что вы намекаете? Дети главного комиссара? Вы говорите о детях лорда Джилбери?

Тонгер утвердительно кивнул:

— Полтора года тому назад дети Джилбери выехали на парусной лодке в залив, лодка перевернулась, и они утонули бы, если бы один из каторжников не бросился в воду и не спас их.

Лэси широко открыл рот.

— Это был Торрингтон? — быстро спросил он.

— Я думаю, что это был он. Имя не называлось, но все газеты сообщили, что каторжник, который спас детей, был хромым, а некоторые газеты даже упомянули о том, что предполагалось хлопотать о его освобождении.

Маршалт начал понимать.

— Полтора года тому назад, — медленно сказал он. — Скотина! Почему вы не сказали мне раньше?

— Что я мог вам сказать? — пробурчал оскорбленный Тонгер. — Имя не было упомянуто, и я не был уверен. Кроме того, надзиратель сообщил бы вам, если бы его освободили: вы же платите ему за это.

Маршалт не ответил.

— Если только, — задумчиво начал Тонгер, — если…

— Если что?..

— Если только надзиратель не вышел в отставку и не поселился в Маджестфонтейне. В этом случае он не мог знать всего происходящего в Брекуотере и продолжал бы посылать вам свои донесения, не желая терять верный, постоянный доход.

Маршалт вскочил на ноги и ударил кулаком по письменному столу.

— Да, это так! — проворчал он сквозь зубы. — Торрингтон освобожден! Я понимаю теперь, что произошло: там не хотели поднимать шума и, конечно, его адвокаты не оповестили о его освобождении.

Маршалт ходил по комнате, заложив руки за спину. Внезапно он остановился перед своим слугой.

— В последний раз вы обманываете меня, негодяй! Вы знали это!

— Я ничего не знал, — повторил обиженный Тонгер. — Я только предполагал и подозревал. Если бы его освободили, он приехал бы сюда, не так ли? Не надеетесь же вы, что Дэн Торрингтон оставит вас в покое, если он находится на свободе!

Эта мысль уже шевелилась в мозгу миллионера.

— Кроме того, не мое дело тревожить вас всякими страхами и слухами. Вы были мне хорошим другом, Лэси. Я даже готов признать, что иногда надоедаю вам, и что я вам многим обязан. Вы помогли мне в самое худшее время моей жизни, и я этого не забыл. Вы говорите, что я предал вас. Если бы я хотел предать вас, то нашлось бы много фактов здесь, — он постучал пальцем по лбу, — которые выдали бы вас с головой. Но я не такой. Я знаю все ваши достоинства и недостатки. И разве не сыграл со мной Торрингтон самую скверную шутку, которую мог сыграть лишь мой злейший враг? Не хотел ли он удрать с моей маленькой Эльзи в тот самый день, когда вы стреляли в него? Я не забыл этого. Вот посмотрите! — Он сунул руку в карман и достал поношенный бумажник, откуда вынул письмо, которое, очевидно, он читал так часто, что оно почти распадалось на части. — Когда я вспоминал Торрингтона, я всегда читал это письмо, первое, которое она прислала мне из Нью-Йорка. Слушайте:

«Дорогой папочка! Не думай, что я несчастна. Я узнала, что Торрингтон арестован, но все же я отчасти рада, что послушалась его и приехала сюда, не дожидаясь его. Папочка, простишь ли ты меня и поверишь ли мне, что я счастлива? Я нашла новых друзей в Нью-Йорке и на деньги, данные мне Торрингтоном, открыла маленькое дело, которое теперь процветает. В будущем, когда все это отойдет в область печальных воспоминаний, я вернусь к тебе, и мы постараемся навсегда забыть тяжелое прошлое».

Он сложил письмо, бережно вложил его в бумажник и спрятал в карман.

— Нет, у меня нет оснований любить Торрингтона, — твердо сказал он. — Я не желаю ему добра.

Лэси Маршалт не отводил пристального взгляда от одной и той же точки на полу.

— «Ненависть — это страх», — медленно сказал он. — Вы тоже боитесь его?

Тонгер рассмеялся:

— Нет, я не ненавижу и не боюсь его. Может быть, все было к лучшему. Ведь моя девочка преуспевает в Америке. У нее там шляпный магазин, и она предлагает прислать мне денег, если я захочу.

Лэси медленно подошел к своему письменному столу и сел, спрятав руки в карманы и рассеянным взглядом глядя перед собой.

— Миссис Элтон говорила, что видела хромого, — начал он.

— Мало ли что говорила миссис Элтон, — прервал его слуга. — Нервные женщины часто видят невероятные вещи. Лэси, как вы думаете, должен ли я, в самом деле, так ненавидеть Торрингтона, чтобы убить? Как поступили бы вы на моем месте, если бы у вас была дочь, которая полюбила кого-нибудь и собралась удрать с ним? Вы бы убили его?

— Не знаю, — угрюмо ответил Лэси. — Она ведь хорошо устроилась?

— Да, но этого могло и не быть. Она могла попасть после этого в настоящий ад, что тогда? В таком случае, — продолжал он, — ей лучше было бы вовсе не удирать. Что это?

Он обернулся, а Лэси вскочил на ноги и уставился на стену комнаты. Глухо, но совершенно явственно оттуда раздались три медленных удара.

— Это тот старый дьявол в своем доме, — сказал Тонгер.

Но задыхающееся восклицание хозяина заставило его повернуть голову. Лицо Лэси Маршалта стало пепельно-серым. Из его открытого рта вырывались какие-то нечленораздельные звуки. Его глаза поразили Тонгера: такой в них отражался безмерный ужас.