Тузы красной масти

Когда молодой человек страстно влюблен в самую привлекательную девушку на свете, он склонен приписывать ей такие качества и добродетели, какими по определению не может обладать ни одно живое существо. Впрочем, в редкие и болезненные моменты просветления в душу ему закрадываются самые черные подозрения, и тогда он вполне готов рассматривать даже такую возможность, что она может быть повинна в самом черном предательстве, лицемерии и бесчестии.

О том, что Кеннет МакКей безумно влюблен, знали все. И в банке, где он целыми днями считал чужие деньги, а в обеденный перерыв писал страстные, но, к сожалению, не слишком грамотные письма Марго Линн. И его угрюмый и неразговорчивый отец, терзавшийся сожалениями об исчезнувшем состоянии в мрачном и запущенном особняке на берегу реки в Марлоу, вместо того чтобы предаваться бесплодным размышлениям о злоключениях и несчастьях других людей, мог бы, конечно, задуматься о новом увлечении сына. Но, скорее всего, мысль об этом даже не приходила ему в голову, потому что Джордж МакКей был законченным эгоистом и в силу этого не мог думать более ни о чем, кроме собственной неосмотрительности, лишившей его всех сбережений, каковые он приумножал столь старательно, и несообразных прожектах их скорого возвращения.

По утрам Кеннет отправлялся в Биконсфилд на трескучем мотоциклете, а по вечерам возвращался обратно, иногда очень поздно, потому что Марго жила в Лондоне: они вместе ужинали в дешевых ресторанчиках, временами посещая синематограф. Также Кеннет состоял в членах некоторого невзыскательного лондонского клуба, в коем имелась по крайней мере одна живая душа, относившаяся к нему с сочувствием и пониманием. Итого, за исключением Руфуса Мэчфилда, той самой доверенной особы, более друзей у него не было.

– И позволь дать тебе совет не заводить их здесь, – заявил Руфус.

Он был мужчиной лет этак сорока пяти, отличавшимся несомненной военной выправкой. Большинство знакомых полагали его невыносимым занудой. Дело в том, что он имел привычку яростно и безапелляционно излагать свои взгляды, почерпнутые тем же утром из передовицы в любимой ежедневной газете, причем касалось это любых вопросов, начиная с политики и заканчивая религией, кои, как известно, являются лишь разными полюсами одного и того же нравственного принципа.

Он владел роскошной квартирой на Парк-лейн, камердинером-французом, «бентли» и полным отсутствием каких-либо общественно-полезных занятий.

– Клуб «Леффингем» недорог, – сообщил он. – Кормят там неплохо, к тому же располагается он неподалеку от Пикадилли. Правда, с другой стороны, стать его членом может почти всякий, кто не сподобился побывать за решеткой…

– Тот факт, что я являюсь членом… – начал было Кен.

– Ты джентльмен и закончил частную среднюю школу, – высокопарно прервал его мистер Мэчфилд. – Хоть ты и не богат, что я вынужден признать…

– Это признаю´ даже я, – сообщил Кен, приглаживая непокорные вихры.

Кеннет был высок, крепко сложен и привлекателен ровно настолько, чтобы не терять из-за этого голову или терзаться сожалениями. Сегодня вечером он заглянул в «Леффингем» исключительно для того, чтобы повидать Руфуса и поведать тому о своих злоключениях. А они были многочисленными. Он выглядел больным и осунувшимся, и мистер Мэчфилд не счел преувеличением предположить, что его друг не выспался. В этом он оказался прав.

– Так вот, насчет Марго… – начал молодой человек.

Мистер Мэчфилд улыбнулся. Он уже познакомился с Марго, как-то пригласив молодую пару на ужин, и дважды побывал с ними в театре.

Кеннет достал из кармана письмо и протянул его другу. Мэчфилд взял его и развернул.

…дорогой Кеннет, я не могу более с тобой встречаться. Сердце мое разрывается от горя, когда я пишу эти строки. Прошу тебя, не пытайся увидеться со мной – умоляю, не надо! М.

– Когда оно пришло?

– Давеча вечером. Разумеется, я первым же делом отправился к Марго на квартиру, но ее там не оказалось. В банк я опоздал, отчего управляющий устроил мне выволочку. Вдобавок один тип докучает мне напоминанием о двухстах фунтах, которые ему потребовались немедленно. Словом, все одно к одному. Мне пришлось одолжить денег у отца. В общем, я просто в отчаянии.

Мистер Мэчфилд поднялся со стула.

– Пойдем поужинаем, – сказал он. – Что касается денег…

– Нет-нет-нет! – в панике вскричал Кеннет МакКей. – Я не желаю занимать у тебя. – Несколько мгновений он сидел в молчании, после чего осведомился: – Ты знаком с неким господином по имени Ридер? Дж. Г. Ридер?

Мэчфилд в ответ лишь покачал головой.

– Он сыщик, – пояснил Кеннет. – У него много клиентов среди банков. Сегодня он был у нас. Чертовски странный тип, доложу я тебе. Уж если он может быть детективом, то это дело любому по плечу!

Мистер Мэчфилд заявил, что теперь это имя кажется ему знакомым.

– Он занимался ограблением на железной дороге, не так ли? Дж. Г. Ридер – да. Он умен и сообразителен. И молод?

– Да ему уже стукнуло столько же, сколько… В общем, пожилой господин. И довольно старомодный.

Руфус щелчком подозвал официанта и расплатился по счету.

– Тебе придется довольствоваться тем, что есть у нас в кладовой, но Лямонтан замечательно готовит. Правда, он не догадывался об этом, пока я однажды не заставил его попробовать.

Итак, они отправились вдвоем в небольшую квартирку на Парк-лейн, и Лямонтан, неприметный камердинер с бледным лицом, говоривший по-английски без малейшего акцента, приготовил угощение, которое пришлось вполне по вкусу его взыскательному хозяину.

– Что же привело его в Биконсфилд? Или в твоем банке что-то нечисто?

Руфус заметил, как его молодой друг покраснел.

– В общем, у нас пропали деньги… Не очень крупная сумма. У меня есть кое-какие соображения на этот счет, но я не считаю себя вправе… Словом, ты меня понимаешь.

Кеннет говорил сбивчиво, тема явно была ему неприятна, и мистер Мэчфилд не стал продолжать расспросы.

– Я ненавижу банк. Работу, я имею в виду… Но надо ведь чем-то заниматься, и, когда я уехал из Аппингема, отец устроил меня сюда – в банк, я хотел сказать. Бедняга, он потерял деньги в Монте-Карло или где-то в другом таком же месте. Глядя на него, ни за что не скажешь, что он – завзятый игрок. Я не жалуюсь, пойми меня правильно, но временами это бывает утомительно.

Вечером мистер Мэчфилд проводил его до дверей и поежился.

– Холодно. Не удивлюсь, если завтра пойдет снег, – заметил он на прощание.

В действительности снег пошел неделей позже. Начавшийся дождь ночью сменился снегом, и утром жители сельских районов, выглянув в окно, увидели, что мир укрыт белым покрывалом: деревья похорошели в снежном убранстве, а из сугробов торчат макушки живой изгороди.

Со стороны Биконсфилда показался автомобиль. Человек на мотоциклете, стоявший посреди дороги, смотрел, как свет его фар становится все ярче и ярче. Наконец и водитель автомобиля разглядел мотоциклиста в лучах света, сообразил, что это полицейский, увидел, как тот властным жестом поднял руку, и остановился. Затормозить, кстати, было нелегко – дорога промерзла до такой степени, что поверхность ее превратилась в шероховатый, грубый лед. В довершение ко всему шел сильный снег.

– Что-нибудь случи…

Водитель, так и не задав вопрос до конца, оборвал себя на полуслове, заметив на обочине свернувшуюся калачиком фигуру. Она лежала ничком, совершенно неподвижно, на первый взгляд ничем не напоминая силуэт человека или иного живого существа, и жизни в ней было не больше, чем в мешке картошки.

Водитель выпрыгнул из машины и побрел к ней, проваливаясь в наст.

– Я заметил его незадолго до того, как увидел вас, – пояснил полисмен. – Не могли бы вы сдать чуточку правее – так, чтобы на него падал свет фар?

Он слез с мотоциклета, поставил его на подножку и, тяжело ступая, зашагал к месту, где лежал человек.

Пассажир пересел за руль и с некоторым трудом развернул автомобиль так, чтобы осветить фарами жуткую находку. После вылез из машины, растерянно потоптался у мотоциклета и все-таки присоединился к двум другим мужчинам.

– Это старый Уэнтфорд, – сказал полисмен.

– Уэнтфорд? Господи помилуй!

Первый из двух автомобилистов опустился на колени рядом с телом и заглянул в оскалившееся в последней ухмылке лицо.

Это и впрямь оказался старина Бенни Уэнтфорд.

– Господи помилуй! – повторил он.

Он был стряпчим средних лет, непривычным к таким ужасам. Гладкое и ровное течение его жизни еще ни разу не нарушалось чем-либо страшнее случайной ссоры с секретарем гольф-клуба. А здесь и сейчас он впервые столкнулся со смертью, да еще насильственной и жестокой – с трупом мужчины на заснеженной дороге… причем того самого мужчины, который звонил ему два часа назад, умоляя покинуть вечеринку и приехать к нему, хотя за окном уже разыгралась настоящая метель.

– Вы знаете мистера Уэнтфорда, он рассказывал мне о вас.

– Да, я знаком с ним. Я часто бывал у него. Собственно, я заезжал к нему и нынче вечером, вот только дома его не оказалось. Он условился со старшим констеблем, что я позвоню или… Ох!

Полисмен стоял над трупом, расставив ноги и уперев руки в бока.

– Вы оставайтесь здесь, а я съезжу позвоню в участок, – распорядился он.

Сев на мотоциклет, он завел его, и тот затрещал, пробуждаясь к жизни.

– Э-э-э… а вам не кажется, что будет лучше, если поедем мы? – неуверенно предложил мистер Энвард, стряпчий. Он не испытывал ни малейшего желания оставаться в такую ночь наедине с изуродованным трупом и клерком, который лязгал зубами от страха столь отчетливо и громко, что его было слышно за целую милю.

– Вы не сможете развернуть автомобиль, – вполне резонно возразил полисмен, потому что проселочная дорога и впрямь была очень узкой.

Они услышали, как взревел двигатель мотоциклета, и вскоре этот звук растаял вдали.

– Он действительно мертв, мистер Энвард?

Голос молодого человека прозвучал глухо и безжизненно.

– Да… Очевидно… Во всяком случае, так сказал полисмен.

– Разве не должны мы убедиться в этом сами? Быть может, он… всего лишь ранен?

Но мистер Энвард прекрасно разглядел лицо, скрытое тенью от плеча. И смотреть на него второй раз ему не хотелось.

– Лучше оставить его в покое до приезда доктора… Не стоит без спросу соваться в такие дела. Уэнтфорд… Боже милостивый!

– Он всегда отличался некоторой эксцентричностью, не правда ли? – не унимался клерк. Он был совсем еще молод и, поскольку любопытство не зря называют тонизирующим средством молодости, уже успел вернуть себе некоторую толику храбрости. – Жить в полном одиночестве в этом крохотном коттедже, да еще с кучей денег в придачу. Я как раз проезжал в воскресенье мимо на велосипеде – бетонная коробка, а не дом, как назвала его моя подруга. Располагая такими деньжищами…

– Он мертв, Генри, – сурово оборвал своего словоохотливого помощника мистер Энвард, – а у трупа не может быть никакой собственности. Не думаю, что стоит вести столь… э-э-э… неподобающие разговоры в… э-э-э… его присутствии.

Он решил, что ситуация требует некоторой патетики. В общении со своими клиентами он всегда старательно избегал любого проявления эмоций, и этот капризный и вздорный старик меньше всего способен был пробудить в стряпчем какие-либо чувства. Пожалуй, краткая молитва будет вполне уместна. Но мистер Энвард был старостой одной очень уважаемой церкви, и вот уже сорок лет предпочитал, чтобы вместо него молились другие. Вот, скажем, будь он раскольником… Но он им не был. Стряпчий пожалел, что под рукой у него не оказалось молитвенника.

– Что-то долго его нет.

Полисмен наверняка не успел даже отъехать далеко, а им уже казалось, что они расстались с ним давным-давно.

– У него есть наследники? – с профессиональным любопытством осведомился клерк.

Мистер Энвард не ответил. Вместо этого он предложил погасить фары автомобиля. Уж слишком отчетливо и неприятно они высвечивали труп. Генри направился к машине, и вскоре фары погасли. Стало ужасно темно, и мистеру Энварду начала мерещиться всякая чертовщина: ему вдруг показалось, что куча тряпья, бывшая некогда человеком, шевельнулась. У него возникло стойкое ощущение, будто ухмыляющееся лицо поворачивается, дабы явить ему свой зловещий оскал.

– Пожалуй, включите-ка снова фары, Генри. – Голос у стряпчего явственно подрагивал. – В двух шагах ничего не видно.

Собственно, ему и не надо было ничего видеть, поскольку он стоял на месте; зато у него появилось неприятное ощущение, что труп ведет себя чрезвычайно странно. При этом он неподвижно лежал на том же месте, как ему и полагалось.

– Его наверняка убили. Хотел бы я знать, куда подевались те, кто это сделал? – безжизненным голосом нарушил вдруг молчание Генри, и по спине у мистера Энварда пробежал холодок.

Убит! Разумеется, он был убит. Ведь на снегу остались следы крови, а убийцы…

Оглянувшись, он едва не вскрикнул от ужаса. Рядом с автомобилем, в густой тени, стоял человек, и его силуэт был едва различим в отраженном свете фар.

– Кто… кто вы такой, ради всего святого? – прохрипел стряпчий.

Несмотря на испуг, он сохранял вежливость, потому что было бы безумием грубить человеку, который мог оказаться убийцей.

А тот шагнул из тени на свет. Он сутулился куда сильнее мистера Энварда и был заметно старше его. На нем была престранная черная шляпа, длинное непромокаемое пальто и бесформенные перчатки. Шея у него была обмотана гигантским желтым шарфом, и мистер Энвард машинально отметил краешком сознания, что и башмаки у него тоже огромные, с квадратными носками, а под мышкой он держит сложенный зонтик, несмотря на то что метель разыгралась не на шутку.

– Боюсь, моя машина сломалась в миле отсюда.

Голос у незнакомца оказался мягким и извиняющимся; совершенно очевидно, он еще не заметил бесформенной фигуры на земле. В волнении мистер Энвард шагнул вперед, прямо под лучи фар, и его черная тень накрыла покойника.

– Не будет ли нескромностью с моей стороны предположить, что и вы находитесь в столь же незавидном положении? – осведомился незнакомец. – Я оказался решительно не готов к… э-э-э… подобному состоянию дороги. Остается только сожалеть, что мы упустили из виду столь очевидную возможность.

– Вы встретили полисмена? – спросил мистер Энвард. Кем бы ни был этот незнакомец и какие бы замыслы он ни вынашивал, будет справедливо, если он узнает, что поблизости обретается полицейский.

– Полисмена? – с удивлением повторил мужчина. – Нет, я не встречал никакого полисмена. При той черепашьей скорости, с которой я продвигался, разминуться с кем-либо было бы весьма затруднительно…

– Он уехал в вашу сторону… на мотоциклете, – быстро пояснил мистер Энвард. – И пообещал, что скоро вернется. Меня зовут Энвард… стряпчий… «Энвард, Катерхем и Энвард».

Он решил, что наступил самый подходящий момент для некоторой откровенности.

– Превосходно! – пробормотал его собеседник. – Мы с вами уже встречались. Меня зовут… э-э-э… Ридер – Р. И. Д. Е. Р.

Мистер Энвард шагнул вперед.

– Вы, случайно, не детектив? То-то мне показалось, будто я уже видел вас где-то… Но взгляните!

Он вышел из лучей света от фар, и бесформенная груда на земле выступила из тени. Стряпчий драматическим жестом указал на нее. Мистер Ридер медленно приблизился.

Он склонился над трупом, достал из кармана фонарик, недрогнувшей рукой направил его луч прямо на лицо покойника и надолго застыл в таком положении, внимательно вглядываясь в него. На его меланхолическом лице не дрогнул ни один мускул – очевидно, подобное зрелище не вызывало у него ни малейшего отвращения.

– Гм… – обронил он и выпрямился, отряхивая с колена налипший снег. Порывшись в глубоких карманах своего пальто, он извлек оттуда очки, неловко нацепил их на нос и взглянул на стряпчего поверх стекол. – Очень… э-э-э… необычно. Я как раз направлялся на встречу с ним.

Энвард, не веря своим ушам, во все глаза уставился на него.

– Вы направлялись к нему? Я тоже! Вы знали его?

Мистер Ридер ненадолго задумался.

– Я… э-э-э… не знал… э-э-э… его. Нет, я никогда не встречался с ним.

Стряпчий решил, что его собственное появление на месте преступления заслуживает некоторого объяснения.

– Это мой помощник, мистер Генри Грин.

Мистер Ридер отвесил клерку легкий поклон.

– А случилось вот что…

И мистер Энвард дал подробное и яркое описание происшедшему, начав с воспоминаний о том, что именно он сказал, когда телефонный звонок застал его дома, в Биконсфилде, и во что он был одет в тот момент, и что заявила его супруга, увидев его в высоких резиновых сапогах, – ее первый муж скончался после неосмотрительной ночной прогулки, предпринятой по столь же нелепому поводу, – и с каким трудом ему удалось завести автомобиль, и как невыносимо долго ему пришлось дожидаться Генри.

Но, казалось, мистер Ридер слушал его вполуха или не слушал вовсе. Сначала он вышел из слепящих лучей света от фар и стал пристально вглядываться в ту сторону, куда уехал полицейский; затем подошел к телу и вновь осмотрел его; но, по большей части, он неспешно расхаживал взад и вперед, подсвечивая себе фонариком и осматривая дорогу, пока мистер Энвард не отставал от него ни на шаг, дабы ни слова из его пространного рассказа не пропало даром.

– Он действительно мертв… полагаю? – наконец осведомился стряпчий.

– В жизни… э-э-э… не видел… э-э-э… никого мертвее, – мягко отозвался мистер Ридер. – Я бы сказал, со всем моим уважением, что он… э-э-э… мертвее мертвого.

Мистер Ридер взглянул на часы.

– Вы сказали, что столкнулись с полицейским в девять пятнадцать? А он тогда только что обнаружил тело? Сейчас девять тридцать пять. Откуда вам известно, что было именно девять пятнадцать?

– Я слышал, как часы на колокольне церкви в Уобурн-Грин пробили четверть часа.

Мистер Энвард ухитрился создать такое впечатление, будто часы на башне церкви пробили исключительно для него. Но тут Генри лишил его половины славы: он тоже слышал бой часов.

– В Уобурн-Грин… и вы слышали бой часов? Гм… девять пятнадцать!

А метель тем временем все усиливалась. Снег уже накрыл бесформенное тело белым саваном и заполнил складки его одежды.

– Очевидно, он жил где-то неподалеку? – почтительно осведомился мистер Ридер.

– Судя по полученным мной указаниям, его дом стоит несколько в стороне от главной дороги, хотя ее едва ли можно назвать таковой… в пятидесяти ярдах позади рекламного щита, предлагающего землю на продажу – под выгодную застройку.

И мистер Энвард ткнул пальцем куда-то в темноту.

– Вон там он и стоит… рекламный щит, я имею в виду. Как ни странно, но я… выступаю в роли адвоката продавца.

Повинуясь вполне естественному устремлению, он уже готов был начать расписывать все прелести покупки земельного участка, но потом спохватился, сообразив, что момент для этого не самый подходящий, и предпочел вернуться к вопросу о доме мистера Уэнтфорда.

– Внутри мне довелось побывать всего лишь один раз… два года тому, не так ли, Генри?

– Год и девять месяцев, – с готовностью уточнил Генри. Ноги у него замерзли, и он продрог до костей. И вообще, помощник опасался, что простудился.

– Отсюда его не видно, – продолжал Энвард. – Домик довольно маленький, одноэтажный. Судя по всему, он распорядился выстроить его специально для себя. В общем… далеко не дворец, скажем так.

– Да неужели? – отозвался мистер Ридер с таким видом, будто только что услыхал самую поразительную новость за целый вечер. – Значит, говорите, дом он построил сам! Полагаю, у него есть – или, точнее, был – телефон?

– Мне он звонил, во всяком случае, – ответствовал мистер Энвард, – следовательно, телефон у него имеется.

Мистер Ридер нахмурился, словно пытаясь обнаружить логические прорехи в этом утверждении.

– Пожалуй, я пойду вперед и попробую связаться с полицией, – предложил он наконец.

– Полицию уже уведомили о случившемся, – поспешно сообщил ему стряпчий. – Полагаю, мы должны оставаться здесь вместе до тех пор, пока не прибудет кто-нибудь из них.

Но мужчина в черной шляпе, теперь смешно и нелепо обсыпанной снегом, лишь покачал головой и ткнул пальцем куда-то в сторону.

– Уобурн-Грин – вон там. Почему бы вам не отправиться туда и не предупредить… э-э-э… местные власти?

Подобная мысль отчего-то даже не приходила стряпчему в голову. Инстинкт настойчиво советовал ему вернуться туда, откуда он пришел, и восстановить контакт с повседневной реальностью в прозаической атмосфере собственной гостиной.

– То есть вы полагаете… – Растерянно моргая, он уставился на труп. – Я хочу сказать, разве это не бесчеловечно – оставлять его…

– Он уже ничего не чувствует и, скорее всего, пребывает на небесах, – возразил мистер Ридер и добавил: – может быть. Во всяком случае, полиция будет знать совершенно точно, где его можно найти.

И вдруг раздался истошный вопль. Это Генри отставил вытянутую руку так, чтобы она попала в лучи фар автомашины.

– Смотрите… кровь! – вновь взвизгнул он.

На его руке и впрямь виднелась кровь.

– Кровь… Но я не прикасался к нему! Вы же сами видели, мистер Энвард, я даже не подходил к нему!

Увы, налет классического образования оказался слишком тонок, и Генри заверещал так, словно никогда не ходил в школу и его не учили правилам английской грамматики.

– И близко к нему не подходил я… Кровь!

– Пожалуйста, не кричите. – Голос мистера Ридера прозвучал твердо и решительно. – К чему вы прикасались?

– Ни к чему – кроме себя самого.

– В таком случае действительно ни к чему, – с необычной язвительностью заметил мистер Ридер. – Позвольте взглянуть.

Луч его фонарика заскользил по дрожащему клерку.

– Она у вас на руке, гм…

Мистер Энвард, преодолевая страх, вгляделся в своего помощника. На рукаве у Генри действительно появилось красное влажное пятно.

– Вам лучше отправиться в полицейский участок, – сказал мистер Ридер. – А я разыщу вас утром.

Энвард с благодарностью опустился на сиденье водителя, старательно держась подальше от своего клерка, которого все еще сотрясала крупная дрожь. Дорога в этом месте шла под уклон, так что машина должна была завестись безо всяких проблем. Он выровнял руль и снял ее с тормоза. Автомобиль занесло, но он заскользил вперед, и вскоре мистер Ридер, пробирающийся по снегу вслед за ним, услышал рев мотора.

Уже совсем скоро луч его фонарика осветил рекламный щит, в пятидесяти ярдах за которым он наткнулся на тропинку, такую узкую, что двоим на ней было бы не разминуться. Она уводила куда-то вправо от дороги, на нее он и свернул. Идти было тяжело, поскольку подошвы на его башмаках были снабжены шипами. Наконец справа он разглядел маленькую садовую калитку, кое-как пристроенную меж двух неухоженных живых изгородей. Она стояла распахнутой настежь, и этот методичный господин остановился подле нее, дабы тщательно осмотреть в свете фонарика.

Он ожидал найти кровь и нашел ее, пусть только небольшое пятнышко. На земле ее следов не было, но сильный снег неизбежно скрыл бы их. А вот отпечатки чьих-то шагов по извилистой дорожке были видны отчетливо. Они были маленькими, и он решил, что оставлены они совсем недавно. Он пошел рядом, подсвечивая себе фонариком, пока эти следы не привели его к приземистому квадратному домику с узкими оконными и дверными проемами. И вдруг он заметил, как в щели между занавесками блеснул свет. У него появилось неприятное ощущение, что кто-то украдкой рассматривает его, но свет тут же погас. Теперь он был твердо уверен в том, что в доме кто-то есть.

Отпечатки чужих ног привели его к двери. Здесь он остановился и постучал. Ответа не последовало, и он постучал еще раз, на этот раз громче. Порыв холодного ветра закружил вокруг него вихрь снежинок. Мистер Ридер, который обладал потаенным, но весьма тонким чувством юмора, улыбнулся. В далекие уже дни беззаботного детства на его любимой рождественской открытке был изображен Санта-Клаус в роскошной шубе и с мешком подарков за плечами, стучащий в дверь одинокого домика, затерянного в снегу. Он на миг вообразил себя этаким Санта-Клаусом, и эта неуместная фантазия на мгновение позабавила его.

Мистер Ридер постучал в третий раз и прислушался; затем, не дождавшись ответа, сошел с крыльца и направился к окну комнаты, в которой он видел свет, и попытался разглядеть что-либо сквозь щель между занавесками. Ему показалось, что он услышал какой-то звук – глухой удар? – но он донесся явно не из дома. Впрочем, это мог быть и ветер. Мистер Ридер отступил на шаг и прислушался, но глухой стук не повторился, посему он возобновил свои бесплодные попытки заглянуть внутрь.

Свет так больше и не появился. Он вернулся к двери, постучал в нее в четвертый раз, а потом решил обойти дом кругом. И здесь его поджидало открытие. На ветру раскачивалась взад и вперед створка узенького окна, даже не окна, а бойницы, утопленной глубоко в бетонной стене, а внизу, под ним, красовались две пары следов – одни вели к дому, другие – от него, причем последние удалялись в сторону тропинки, по которой пришел он сам.

Мистер Ридер вернулся к двери, где и остановился, раздумывая, что же следует предпринять далее, как вдруг заметил в темноте два маленьких белых прямоугольника на самом верху двери и решил, что это – закаленное стекло, часто используемое во входных дверях. Но тут особенно сильный порыв ветра сорвал один из прямоугольников, и тот, кружась, упал к его ногам. Он наклонился и поднял его: это оказалась игральная карта – туз бубен. Мистер Ридер направил луч фонарика на второй прямоугольник: то был туз червей. Обе карты были пришпилены рядышком к двери кнопками – черными кнопками. Не исключено, это сделал сам владелец дома. Быть может, в них заключался какой-то известный ему одному смысл и они исполняли роль талисманов.

На его очередной стук вновь не последовало ответа, и мистер Ридер испустил тяжелый вздох. Он недолюбливал верхолазание, а протискиваться сквозь узкие окна в незнакомые помещения вообще терпеть не мог; особенно в тех случаях, когда внутри находился кто-то, кто мог обойтись с ним весьма невежливо. Хотя, не исключено, что этот «кто-то» мог уже уйти. Следы, которые он обнаружил, были совсем свежими, снегопад даже не успел припорошить их, хотя и разыгрался не на шутку. Похоже, в доме никого нет, а таинственный обитатель, свет в руках которого он видел, уже благополучно сбежал, пока он стучал в дверь. Он при всем желании не расслышал бы, как тот выпрыгивает из окна, – снег был еще слишком мягким и пушистым. Разве что тот глухой стук, который он принял за порыв ветра… Мистер Ридер ухватился за подоконник обеими руками и подтянулся, тяжело дыша, хотя и обладал недюжинной силой.

Внутрь дома можно было попасть двумя способами: вперед ногами или вперед головой. Произведя разведку с применением фонарика, он увидел, что под окном находится небольшой столик, да и сама комнатка оказалась просто крохотной и использовалась в качестве гардеробной, поскольку на крючках висели несколько пальто. Так что проникновение головой вперед представлялось вполне безопасным, посему мистер Ридер сполз на столик, испытывая при этом душевное неудобство и даже унижение.

В мгновение ока он оказался на ногах, осторожно взялся за ручку двери и, приоткрыв ее, вышел в коротенький коридор, из которого вела еще одна дверь. Он потрогал и ее – она была заперта, но в то же время не совсем. Такое впечатление, что кто-то навалился на нее с другой стороны, не давая открыться. Он коротко и сильно толкнул дверь плечом, и она распахнулась. Кто-то попытался проскользнуть мимо него, но мистер Ридер ожидал чего-то в этом роде и даже хуже. Он крепко схватил беглеца и остановил.

– Мне очень жаль, – мягко проговорил он. – Вы ведь леди, не правда ли?

До его слуха доносилось тяжелое дыхание, потом всхлип.

– Здесь есть свет?

Пошарив на стене рядом с дверью, он нащупал выключатель и повернул его. Поначалу ничего не случилось, но потом вдруг вспыхнул свет, показавшийся ему ослепительным. Очевидно, где-то в задней части дома располагался генератор, который начинал работать, стоило повернуть выключатель.

– Давайте войдем внутрь, если вы не возражаете.

И он мягко оттеснил девушку обратно в комнату. Она оказалась настоящей красавицей. Он даже не помнил, когда в последний раз встречал особу столь же прекрасную, как эта молодая леди, пусть даже ее лицо заливала смертельная бледность, волосы пребывали в беспорядке, а на ногах у нее красовались теплые ботики, следы которых он, несомненно, и видел на снегу.

– Быть может, вы присядете? – Он затворил за собой дверь. – Вам совершенно нечего бояться. Меня зовут Ридер.

До этого момента девушка явно пребывала в ужасе, теперь же она вскинула глаза на мистера Ридера и принялась внимательно вглядываться в него.

– Так вы – детектив? – дрожа всем телом, пробормотала она. – Мне страшно. Мне очень страшно!

Мистер Ридер огляделся по сторонам. Комната была меблирована очень мило – не роскошно, а именно мило. Очевидно, это была гостиная. Нигде не было и следа беспорядка, за исключением того, что каминная полка свалилась на пол – либо кто-то уронил ее, случайно или намеренно. Полка одним концом еще удерживалась на месте, сам же камин был засыпан осколками разбитых фарфоровых безделушек и ваз. Облицовку камина и голубой коврик перед ним усеивали любопытные пятна. Да и на большом ковре в комнате виднелись крошечные темные пятнышки, а подле двери валялся опрокинутый цветочный горшок.

Заметив корзину для бумаг, Ридер высыпал ее содержимое на пол. В ней обнаружились обложки книг – целых пять, вот только страниц внутри не было. Рядом с камином стоял миниатюрный книжный шкаф, больше похожий на книжную полку. Книги оказались бутафорской подделкой. Он потянул за угол шкафа, и тот отъехал в сторону на петлях.

– Гм… – удовлетворенно обронил мистер Ридер и толчком вернул шкаф в прежнее положение.

На полу рядом со столом валялось чье-то кепи, и он поднял его. Оно было насквозь мокрым. Тщательно осмотрев, мистер Ридер сунул его в карман и перенес все внимание на девушку.

– Вы уже давно здесь, мисс… Пожалуй, вам лучше назвать мне свое имя.

Она подняла на него глаза.

– Полчаса. Не знаю… может быть, дольше.

– Мисс… – Он вновь сделал многозначительную паузу.

– Линн… Марго Линн.

Мистер Ридер задумчиво поджал губы.

– Марго Линн. И вы пробыли здесь полчаса. А кто еще был здесь?

– Никого не было! – отрезала она и стремительно поднялась на ноги. – Что произошло? Он… Они подрались?

Сыщик положил руку ей на плечо и мягко заставил вновь опуститься в кресло.

– Кто и с кем подрался? – медленно и отчетливо выговаривая слова, поинтересовался мистер Ридер. В такие моменты его английский был безупречен.

– Здесь никого не было, – незамедлительно, хотя и несколько непоследовательно, ответила девушка.

Мистер Ридер не стал настаивать.

– Вы приехали из…

– Я приехала со станции Бурн-Энд. Сюда пришла пешком. Я часто так хожу. Я секретарь мистера Уэнтфорда.

– Вы пришли сюда в девять часов вечера, потому что являетесь секретарем мистера Уэнтфорда? Несколько странный поступок, вы не находите?

Девушка со страхом вглядывалась в его лицо.

– Что-нибудь случилось? Вы из полиции? Что-нибудь случилось с мистером Уэнтфордом? Скажите же мне, ответьте немедленно!

– Он ожидал меня. Вы знали об этом?

Марго Линн кивнула. Дыхание ее было частым и прерывистым. Мистер Ридер вдруг подумал, что ей наверняка трудно дышать.

– Он сказал мне об этом, да. Но я не знаю, о чем должен был быть разговор. Кроме того, он пригласил и своего стряпчего. Мне показалось, что у него неприятности.

– Когда вы видели его в последний раз?

Девушка заколебалась.

– Я разговаривала с ним по телефону – один раз, из Лондона. А его самого я не видела вот уже два дня.

– А тот человек, который был здесь… – после паузы начал мистер Ридер.

– Здесь никого не было! Клянусь вам, что здесь никого не было! – Девушка впала в отчаяние, видя, что ей не удается убедить его. – Я пробыла здесь полчаса, ожидая мистера Уэнтфорда. Я сама открыла дверь, у меня есть ключ. Вот он.

Порывшись в сумочке, она дрожащими пальчиками извлекла оттуда кольцо с двумя ключами, один из которых был больше второго.

– Когда я пришла, мистера Уэнтфорда здесь не было. Думаю… Думаю, он уехал в Лондон. У него… имеются свои странности.

Мистер Дж. Г. Ридер сунул руку в карман, достал две игральные карты и выложил их рядышком на стол.

– Почему он пришпилил их к двери?

Девушка взглянула на него расширенными от недоумения глазами.

– Пришпилил к двери?

– Входной двери, – пояснил мистер Ридер, – или, как выразился бы сам мистер Уэнтфорд, парадной двери.

Она непонимающе покачала головой.

– Я никогда не видела их раньше. Мистер Уэнтфорд не из тех, кто склонен проделывать подобные штуки. Он очень скромен и сдержан. И не любит привлекать к себе внимание.

– Он был скромным и сдержанным, – поправил девушку мистер Ридер, – и не любил привлекать к себе внимание.

В том, что он выделил прошедшее время, девушке послышалось нечто мрачное и пугающее. Она отпрянула.

– Был? – едва слышным шепотом переспросила она. – Неужели он мертв? Боже! Этого не может быть!

Мистер Ридер задумчиво погладил подбородок.

– Боюсь, может. Он… э-э-э… действительно мертв.

Марго Линн вцепилась в край стола, чтобы не упасть. Мистеру Ридеру еще не приходилось видеть выражения такого животного ужаса и отчаяния, которое появилось у нее на лице.

– Это был… несчастный случай… или… или…

– Вы хотите сказать «убийство»? – мягко проговорил мистер Ридер. – Да, боюсь, это было именно убийство.

Он едва успел подхватить ее, когда она покачнулась и упала, и, уложив девушку на диван, отправился на поиски воды. Краны замерзли, но он обнаружил чайник, налил немного воды в стакан и вернулся в комнату, чтобы брызнуть ей в лицо, смутно полагая, что именно это в данный момент от него и требуется, но застал ее сидящей на диване и закрывающей лицо руками.

– Прилягте, моя дорогая, и успокойтесь, – сказал мистер Ридер, и она покорно повиновалась.

Он огляделся по сторонам. И тут в глаза ему бросился револьвер на стене с правой стороны от камина, как раз над книжной полкой. Он висел так, чтобы оказаться под рукой у того, кто сидел бы спиной к окну. За креслом располагалась ширма и, постучав по ней согнутым пальцем, мистер Ридер обнаружил, что сделана она из листовой стали.

Он вышел наружу, чтобы осмотреть дверь, и включил свет в коридоре. Дверь оказалась очень толстой и представляла собой стальную плиту толщиной в четверть дюйма, обшитую снаружи деревом. Из кухни он попал в спальню, которая, очевидно, принадлежала самому мистеру Уэнтфорду. Свет проникал сюда только через прямоугольное окошко под самым потолком. Больше окон в помещении не было, а то единственное, что имелось, защищала крепкая стальная решетка. На стене у кровати был еще один револьвер. Третий пистолет он обнаружил в кухне, а четвертый притаился под пальто, висевшем в коридоре.

Весь дом, строго говоря, представлял собой приплюснутую квадратную коробку. Крыша, как мистер Ридер выяснил впоследствии, была покрыта листовой сталью и, если не считать окна, через которое протиснулся он сам, иного пути для тайного проникновения не было.

В этом и крылась загадка. Как мог человек, столь явно опасавшийся нападения, оставить открытым такой большой оконный проем? Немного погодя мистер Ридер обнаружил оборванный провод, который, судя по всему, принадлежал системе сигнализации, поднимавшей тревогу, если окно отворялось.

Следы крови виднелись и на коврике в коридоре, и в крошечной прихожей. Вернувшись в комнату, где лежала девушка, сыщик потянул носом воздух. Нет, кордитом здесь не пахло, чему, после внимательного осмотра трупа, он нисколько не удивился.

– Итак, моя дорогая…

Она вновь послушно села на диване.

– Я не служу в полиции. Но я тот самый… э-э-э… джентльмен, которого пригласил к себе ваш друг, мистер Уэнтфорд… Ваш покойный друг, – поправился он, – чтобы поручить дело, суть которого мне неизвестна! Он позвонил мне. Я назвал ему свои… э-э-э… условия, но он так и не намекнул, для чего я мог ему понадобиться. Быть может, в качестве его секретаря вы…

Она покачала головой.

– Я не знаю. До этого разговора по телефону он никогда раньше не упоминал вашего имени.

– Я не служу в полиции, – повторил мистер Ридер, и голос его звучал мягко и проникновенно, – поэтому, моя дорогая, можете смело и без утайки поведать мне правду, потому что эти джентльмены, когда они прибудут сюда… эти очень деятельные и настойчивые джентльмены… они все равно обнаружат то же самое, что видел здесь я, даже если я и не скажу им ничего. Кем был тот человек, что выпрыгнул из окна, пока я стучал в дверь?

Марго Линн смертельно побледнела, но на лице ее не дрогнул ни один мускул. Он даже спросил себя, останется ли она такой же красивой, когда утратит эту свою бледность. Мистеру Ридеру частенько приходили в голову подобные странные соображения – ум его никогда не прозябал в праздном бездействии.

– В этом доме… не было никого, кроме меня… с тех пор, как я пришла сюда…

И вновь мистер Ридер не стал настаивать. Он лишь вздохнул, закрыл глаза, покачал головой и пожал плечами.

– Какая жалость, – сказал он. – Вы можете сообщить мне что-либо о мистере Уэнтфорде?

– Нет, – еле слышно ответила она. – Он был моим дядей. Полагаю, вам следует знать об этом. Он не хотел, чтобы об этом стало известно, но теперь правда выплывет наружу. Он был очень добр к нам. Он даже отправил мою мать за границу, она тяжело больна. Я вела его дела. – Все это было сказано через силу, с запинкой.

– Вы часто бывали здесь?

Девушка покачала головой.

– Нет, нечасто, – ответила она. – Обычно мы встречались где-либо по предварительной договоренности, как правило, в каком-нибудь уединенном месте, чтобы случайно не столкнуться с кем-то из общих знакомых. Мистер Уэнтфорд вообще очень трудно сходился с людьми, и ему не нравилось, когда сюда приходил кто-то чужой.

– Он принимал здесь друзей?

– Нет, – решительно заявила она. – Уверена, что нет. Единственным человеком, с которым он виделся регулярно, был патрульный полицейский на обходе. Дядя каждый вечер готовил ему кофе. Думаю, он просто скучал от одиночества – он жаловался мне, что по ночам ему бывает тоскливо. Полицейский присматривал за ним. Их здесь двое – констебль Стил и констебль Верити. Дядя всегда посылал им индеек на Рождество. И тот, кто дежурил в этот вечер, заезжал к нему на мотоциклете.

Телефон находился в спальне, и мистер Ридер вдруг вспомнил, что обещал позвонить в полицию. Связавшись с участком, он задал несколько вопросов, а вернувшись, застал девушку стоящей у окна и что-то высматривающей в щелку между занавесками.

Кто-то приближался к ним по тропинке. Услышав голоса и выглянув в окно, мистер Ридер увидел несколько факелов и вышел на крыльцо, чтобы встретить местного сержанта и двух его людей. За их спинами вышагивал мистер Энвард. Ридер спросил себя, куда подевался Генри. Неужели он отстал и его замело снегом? Мысль эта показалась ему заслуживающей внимания.

– А вот и мистер Ридер! – вскричал Энвард резким, пронзительным голосом. – Вы звонили?

– Да, звонил. Здесь у нас молодая леди, племянница мистера Уэнтфорда.

– Его племянница? – удивленно переспросил мистер Энвард. – Надо же! А ведь я знал о ее существовании. Собственно говоря… – Он закашлялся. Сейчас был явно неподходящий момент, чтобы вести речь о наследстве и наследниках.

– Будем надеяться, она сумеет пролить свет на это дело, – заявил сержант, человек куда более практичный и далеко не столь деликатный.

– Она не сможет пролить свет ни на какое дело, – возразил мистер Ридер весьма твердо и решительно, что, вообще-то, было ему несвойственно. – В момент совершения преступления ее здесь не было – в сущности, она прибыла сюда много позже. У нее есть ключ, с помощью которого она и проникла в дом. Мисс Линн является секретарем своего дяди, и, на мой взгляд, вы должны знать об этом, джентльмены.

А вот сержант был далеко не так уверен, что должен принять к сведению заявление мистера Ридера. Для него тот был почти штафиркой, человеком, не облеченным властью, посему его присутствие здесь выглядело нежелательным. Тем не менее отголоски славы мистера Дж. Г. Ридера докатились и до Букингемшира. Полицейский вдруг вспомнил, что мистер Ридер то ли занимает, то ли вот-вот должен занять некую полуофициальную должность, имеющую некоторое отношение к полиции. Будь он в точности уверен в этом, то и повел бы себя соответственно. Но поскольку такой уверенности у него не было, он решил до выяснения всех обстоятельств относительно статуса мистера Ридера игнорировать его присутствие – хотя следовать этому благому намерению весьма и весьма затруднительно, когда официально отсутствующая персона стоит прямо перед вами, опровергая ваши умозаключения.

– Быть может, вы соблаговолите объяснить, сэр, как вы здесь оказались? – с некоторой – впрочем, вполне простительной, учитывая обстоятельства, – язвительностью осведомился сержант.

Мистер Ридер сунул руку в свой бездонный карман, порылся там и извлек на свет большой кожаный футляр, после чего бережно разложил его на столе, предварительно смахнув пыль ребром ладони. Он раскрыл футляр и с удручающей медлительностью достал из него толстую стопку каблограмм. Надев очки, он принялся внимательно просматривать их одну за другой. Наконец, расправив очередную, он протянул ее офицеру полиции. Текст ее гласил:

…Хочу проконсультироваться с вами сегодня же вечером по очень важному делу. Позвоните мне по номеру Уобурн-Грин 971. Чрезвычайно срочно. Уэнтфорд.

– Вы ведь частный детектив, мистер Ридер?

– Я бы сказал, интимный, а не частный, – пробормотал в ответ сей достойный джентльмен. – В наши дни повальной публичности мы обладаем неприкосновенностью золотой рыбки в хрустальном аквариуме.

Тут сержант разглядел кое-что в корзине для бумаг. Это была непереплетенная книга из разъемных листов. В корзине виднелось еще несколько таких же. Он стопкой сложил на столе целых пять штук; но они оказались всего лишь пустыми обложками, между которыми ничего не было.

– Дневники, – негромко обронил мистер Ридер. – Обратите внимание, что они выглядят один потрепаннее другого.

– Но откуда вам известно, что это дневники? – язвительно осведомился офицер полиции.

– Потому что на внутренней стороне обложек вытиснено слово «Дневник», – извиняющимся тоном заметил мистер Ридер.

Так оно и оказалось, хотя поначалу на надпись никто не обратил внимания. А вот мистер Ридер обратил, и от его взгляда не укрылись две кучки сгоревшей бумаги в камине – все, что осталось от дневников.

– Вон там, позади этого книжного шкафчика, в стену вделан сейф, – показал он. – Быть может – а может быть, и нет! – в нем обнаружится какая-нибудь зацепка, и даже не одна. Но я бы на это не рассчитывал. Кроме того, сержант, на вашем месте я бы не прикасался к нему, – сказал он и поспешно добавил: – без перчаток. Скоро сюда явятся эти надменные типы из Скотленд-Ярда, а они умеют быть очень грубыми, если сфотографируют отпечаток и обнаружат, что он принадлежит вам.

Инспектор Гейлор из Скотленд-Ярда прибыл в половине третьего ночи. Его подняли с постели и заставили тащиться в такую даль в сильнейшую метель по отвратительной дороге.

К тому времени девушка уже покинула дом. Мистер Ридер, погруженный в глубокую задумчивость, сидел перед камином, огонь в котором сам же и развел, и курил самые дешевые сигареты.

– Труп здесь?

Мистер Ридер покачал головой.

– Полицейского на мотоциклете, Верити, обнаружили?

И вновь мистер Ридер ответил отрицательно.

– Нашли его мотоциклет. На дороге в Биконсфилд, с пятнами крови на сиденье.

Он понуро смотрел в огонь, сигарета уныло свисала из уголка его рта, а на лице было выражение бесконечной меланхолии. Разговаривая с инспектором Гейлором, он даже не повернул головы.

– Молодая леди отправилась домой, как я уже говорил. В местном участке вам уже, разумеется, доложили, кто она такая. Она исполняла обязанности секретаря при покойном мистере Уэнтфорде, а он, похоже, был очень привязан к ней, поскольку две трети своего состояния оставил именно этой молодой леди, а одну треть – своей сестре. Насколько я могу судить после поверхностного обыска, денег в доме нет, но он держал счет в Большом Центральном банке, точнее, в его отделении в Биконсфилде. – Мистер Ридер порылся в карманах. – И вот вам два туза.

– Два чего? – не понял озадаченный инспектор.

– Два туза. – Мистер Ридер, не оборачиваясь и по-прежнему глядя на огонь, протянул ему две игральные карты. – Туз бубен и, кажется, туз червей – я не слишком хорошо разбираюсь в этом.

– Откуда они у вас?

Собеседник объяснил, и Гейлор принялся внимательно разглядывать тузы.

– Почему вы так уверены, что их прикрепили к двери уже после убийства, а не раньше – скажем, до него?

Подобный скептицизм вызвал досадливое ворчание и, протянув руку, мистер Ридер взял с маленького столика колоду карт.

– Можете убедиться, что в ней недостает двух тузов. Вы также можете убедиться в том, что обе карты склеились. Это сделала кровь. Отпечатков на обеих нет. Полагаю, что карты перетасовали после безвременной кончины мистера Уэнтфорда, вытащили два туза, имеющих несомненное значение для кого-то, и выставили на всеобщее обозрение.

Инспектор очень тщательно обыскал спальню и, вернувшись, застал мистера Ридера погрузившимся в полудрему.

– Что они сделали с девушкой – я имею в виду, местные парни? – поинтересовался Гейлор.

Мистер Ридер лениво повел правым плечом.

– Они препроводили ее в участок, где взяли письменные показания. Инспектор оказался настолько любезен, что снабдил меня вторым экземпляром – вот он, лежит на столике. Они также осмотрели ее руки и одежду, в чем на самом деле не было решительно никакой необходимости. Имеются надежные свидетельства того, что она, как и утверждает, прибыла на станцию Бурн-Энд в двенадцать минут девятого, а убийство было совершено без двадцати восемь, плюс-минус несколько минут.

– Откуда, черт возьми, вам это известно? Есть какие-то улики?

Мистер Ридер покачал головой.

– Всего лишь романтическое предположение. – Он тяжело вздохнул. – Поймите, дорогой Гейлор, у меня криминальный склад ума. И в людях вообще, и в каждом поступке в частности я склонен подозревать лишь самое плохое. Это настоящая трагедия. Бывают моменты, когда… – Мистер Ридер вновь тяжело вздохнул. – Словом, без двадцати восемь, – просто сказал он. – Такова моя романтическая догадка. И врач, скорее всего, подтвердит мои предположения. Тело лежало здесь, – он кивнул на коврик перед камином, – пока… в общем, довольно долго лежало.

Гейлор быстро пробежал глазами два мелко исписанных листа. Внезапно он резко вскинул голову.

– Вы ошибаетесь, – сказал он. – Вот послушайте, что заявила в своих показаниях, сделанных в участке, мисс Линн: «…я позвонила своему дяде со станции и сообщила, что задерживаюсь из-за того, что дорога занесена снегом. Он говорил очень тихо; мне показалось, будто он чем-то взволнован!» Это же разбивает вашу теорию о времени убийства в пух и прах!

Мистер Ридер оглянулся на него и сонно заморгал.

– Да, не правда ли? Какая досада!

– При чем здесь досада? Что вы имеете в виду? – переспросил сбитый с толку полицейский.

– Все, – пробормотал мистер Ридер, уронив голову на грудь.

– Вся беда с этим Ридером, – докладывал Гейлор комиссару полиции в ходе последующего разговора по телефону, – в том, что у меня складывается впечатление, будто ему известно что-то такое, чего он знать не должен. Не было случая, чтобы при расследовании очередного дела я не счел его виновным, – уж слишком много ему бывало известно о совершенном преступлении.

– Потакайте ему во всем, – посоветовал комиссар. – На днях он должен занять должность в прокуратуре, в Управлении общественного обвинителя. Во всех делах, расследованием которых он занимался, его можно было обвинить в соучастии, потому что он утаивал улики.

В пять часов утра инспектор растолкал мистера Ридера.

– Вам лучше отправиться домой, старина, – сказал он. – Мы оставим здесь кого-нибудь, пусть подежурит на всякий случай.

Мистер Ридер со стоном поставил себя на ноги, плеснул в стакан содовой и выпил ее.

– Боюсь, мне придется задержаться, если только у вас нет возражений.

– За каким же это чертом, позвольте узнать? – с удивлением вопросил Гейлор.

Мистер Ридер смущенно отвел взгляд в сторону и принялся оглядываться по сторонам, словно в поисках ответа.

– У меня появилась одна теория – совершенно нелепая, разумеется! – но я уверен, что убийцы вернутся. А еще, честно говоря, я не думаю, что от вашего полицейского будет какой-то толк, разве что вы дадите бедному малому огнестрельное оружие, чтобы он мог хотя бы защищаться.

Гейлор с решительным видом уселся перед ним в кресло, сложив здоровенные лапищи в перчатках на коленях.

– Расскажите все папочке, – велел он.

Мистер Ридер с извиняющимся видом взглянул на него.

– Здесь совершенно нечего рассказывать, мой дорогой Гейлор. Это всего лишь подозрение, порожденное криминальным складом ума, подтвердить которое мне пока нечем. Возьмем, к примеру, эти две карты. Совершенно глупая и дурацкая бравада. Но ведь это уже случалось ранее. Помните дело Тейнмута? Или дело Лавендер-Хилл и мужчины с рассеченной грудью?

Гейлор достал из кармана карты и вновь внимательно осмотрел их.

– Чья-то глупая и неуместная шутка, – таков был его вердикт.

Мистер Ридер вздохнул и покачал головой, глядя в огонь.

– Как правило, убийцы лишены чувства юмора. Это могут быть возбужденные или напуганные люди, но уж никак не смешные.

Подойдя к двери, он распахнул ее. Метель стихла. Мистер Ридер вернулся в комнату.

– Где полицейский, которого вы намерены оставить здесь на дежурстве? – спросил он.

– Я его еще не назначил, – ответил Гейлор. – Но у меня богатый выбор: стоит только свистнуть, и сбежится не меньше полудюжины.

Мистер Ридер в задумчивости уставился на него.

– На вашем месте я бы с этим не спешил. Давайте подождем до рассвета. Хотя, может, вы торопитесь? Не думаю, что кто-то осмелится напасть на вас. Скорее, они будут только рады, что вы уходите.

– Напасть на меня? – с негодованием переспросил Гейлор, но мистер Ридер не обратил внимания на его возмущение.

– А теперь я намерен заварить свежий чай и даже, пожалуй, поджарить яичницу. Мне вдруг захотелось есть.

Гейлор подошел к двери и уставился в темноту. Ему уже доводилось работать с мистерои Ридером, и он был слишком умен для того, чтобы с ходу отвергнуть разумный совет. Кроме того, если мистер Ридер действительно должен был получить должность – или уже получил ее – в прокуратуре, то по рангу он сравняется с комиссаром.

– Голосую за яичницу обеими руками, – заявил Гейлор и запер входную дверь на засов.

Его собеседник вышел в кухню и вернулся с чайником, который и поставил на огонь, потом вновь исчез и появился уже со сковородой в руках.

– Скажите, вы когда-нибудь снимаете шляпу? – с интересом осведомился Гейлор.

Мистер Ридер даже не повернулся, вращая сковородку, чтобы жир равномерно растекся по поверхности.

– Очень редко, – наконец снизошел он до ответа. – Разве что на Рождество, да и то не всегда.

А потом Гейлор задал бессмысленный и даже дурацкий вопрос – по крайней мере, таковым он показался ему самому. Тем не менее подсознательно он был уверен, что сыщик вполне способен дать правильный ответ.

– Кто убил Уэнтфорда?

– Двое мужчин, может быть, трое, – немедленно отозвался мистер Ридер, – но я думаю, что все-таки их было двое. Ни один из них не является профессиональным взломщиком. По крайней мере, один из них больше думал об убийстве, нежели о том, чтобы извлечь из него какую-то выгоду. Оба не обнаружили здесь ничего сто́ящего, и даже если бы им удалось открыть сейф, то и там они не нашли бы никаких ценностей. Полагаю, молодая леди, мисс Марго Линн, могла бы избавить их от необходимости тратить время и силы на поиски сокровищ… Хотя здесь я могу ошибаться, но это случается довольно редко. Мисс Марго…

Он умолк и быстро обернулся.

– В чем дело? – спросил Гейлор, но мистер Ридер заговорщическим жестом прижал палец к губам.

Поднявшись, он пересек комнату и подошел к двери, выходящей в коридорчик, через который он сам попал в дом. На мгновение он застыл, накрыв ладонью ручку двери, и Гейлор вдруг заметил, что в другой руке у него появился браунинг. Мистер Ридер медленно повернул ручку. Дверь оказалась заперта изнутри.

Мгновенно мистер Ридер оказался у входной двери, повернул ключ и распахнул ее настежь. К своему изумлению, инспектор увидел, как его напарник сделал шаг вперед и повалился лицом в снег. Гейлор бросился ему на помощь, но что-то схватило его за лодыжку и тоже отправило в полет.

Мистер Ридер поднялся на ноги первым и помог встать детективу.

– Тонкая проволока, привязанная между дверными стойками, – пояснил он.

Яркий луч света вырвался из его фонаря, когда он обогнул угол дома. Здесь никого не было, но окно, которое он сам закрыл, теперь стояло распахнутым, а под ним на снегу виднелись следы ног, исчезающие в темноте.

– Будь я проклят! – в сердцах воскликнул Гейлор.

Мистер Ридер предпочел промолчать. Впрочем, на губах его играла улыбка, когда он вернулся в комнату, на мгновение задержавшись, чтобы пинком оборвать проволоку.

– Вы полагаете, в коридоре кто-то был? – спросил инспектор.

– Я знаю, что там кто-то был, – ответил сыщик. – Боже мой! Какими же глупцами мы оказались, не поставив полицейского снаружи! Вы заметили, что кусок стекла из панели вырезан? Должно быть, наш друг подслушивал.

– Он был один?

– Один, – мрачно подтвердил мистер Ридер. – Но был ли он тем, кто уже однажды проник внутрь, не знаю. Не думаю.

Он снял с очага сковороду и возобновил процесс приготовления яичницы. Разложив ее по тарелкам, он заварил чай. Вел он себя совершенно обыденно, словно всего лишь несколько минут назад их в коридорчике не поджидала смерть.

– Они не вернутся, нам более незачем оставаться здесь. Их было двое, но в дом проник только один. Им наверняка пришлось проделать долгий путь, чтобы добраться сюда, и они не могут рисковать и позволить обнаружить себя где-нибудь поблизости, когда наступит рассвет. В шесть часов утра на работу отправятся фермеры, о которых столь восторженно отзывался Грей, а они не желают встречаться и с ними.

Детективы приступили к скудному завтраку, за которым Гейлор засыпал напарника вопросами, на которые тот, впрочем, по преимуществу не отвечал.

– Вы полагаете, что мисс Линн замешана в этом – в убийстве, я имею в виду?

Ридер покачал головой.

– Нет-нет, – ответил он. – Думаю, что здесь не все так просто.

Занимался серый рассвет, когда они оставили в доме продрогшего полицейского и, проваливаясь в снег, побрели по тропинке. Ночью автомобиль мистера Ридера освободили из снежного плена, и теперь на дороге их поджидала куда более мощная полицейская машина с цепями на колесах, чтобы доставить в Биконсфилд. Но до места назначения они добрались лишь два часа спустя, поскольку по пути встретили группу полицейских и сельскохозяйственных рабочих, угрюмо толпившихся у тела констебля Верити. Он лежал под кустами в нескольких ярдах от дороги и был безнадежно мертв.

– Застрелен в упор, – пояснил один из офицеров. – Его только что осмотрел местный врач.

Окоченевший и недвижимый, разбросав ноги в стороны, с поднятым воротником пальто и козырьком запорошенного снегом кепи, надвинутым на глаза, перед ними лежал офицер полиции, который прошлой ночью выехал со двора участка и, ничего не подозревая, отправился в свой обычный обход. Его мотоциклет уже обнаружили, теперь стало ясным и происхождение пятен крови, которые так озадачили и встревожили полицию.

Сыщики возобновили свое путешествие в Биконсфилд, причем Гейлор был молчалив и мрачен. Мистер Ридер также хранил молчание, но мрачным назвать его было нельзя.

Когда они выехали на главную дорогу, он развернулся к своему спутнику и сказал:

– Хотел бы я знать, почему они не забрали с собой свои тузы…

Мистер Кингфитер, управляющий отделением Большого Центрального банка в Биконсфилде, явился на работу с утра пораньше, поскольку ему предстояло написать письмо, а кабинет управляющего обеспечивал именно то уединение, в котором он так нуждался. Он был серьезным мужчиной, и очки на его бледном пухленьком личике тоже выглядели серьезно. Он носил аккуратные черные усики, а его щеки и подбородок неизменно отливали синевой, поскольку бриться ему приходилось два раза в день. Как выражаются в таких случаях брадобреи, у него была «густая и сильная щетина».

Газеты доставили, пока он еще писал. Их подсунули под запертую дверь банка и, испытывая в эту минуту некоторые затруднения с подбором очередного синонима для ласкательного обращения, мистер Кингфитер встал, принес их в кабинет и принялся бегло просматривать. Газет было две: одна финансовая, а другая обычная.

Сначала он просмотрел последнюю, которая во всех деталях смаковала совершенное убийство, хотя оно произошло лишь накануне вечером. Об обнаружении тела констебля еще не упоминалось, поскольку об этом стало известно уже после того, как материал был отправлен в печать.

Он читал и перечитывал заметку, чувствуя, как голова идет кругом, а потом снял трубку телефона и позвонил мистеру Энварду.

– Доброе утро, Кингфитер! Да-да, это правда… Собственно, я сам стал практически свидетелем – они нашли бедного полисмена мертвым… Да, его убили… Да, выстрелом в сердце… Я был последним, кто разговаривал с ним. Ужасно, просто ужасно! Такой кошмар творится у нас под… Я говорю, такой кошмар творится… Говорю, такой… Что с вашим телефоном? Я вас не слышу. Он держит у вас счет? В самом деле? Нет, правда? Я заеду к вам немедленно. Нам нужно поговорить…

Мистер Кингфитер положил трубку и вытер лицо носовым платком: была у него такая особенность – оно покрывалось по́том при малейшем волнении. Он сложил газету и взглянул на неоконченное письмо. Он дошел до восьмой страницы, и последние слова гласили:

…не могу прожить и дня без того, чтобы не увидеть ваше милое лицо, моя единственная и…

Было совершенно очевидно, что пишет он отнюдь не старшему управляющему или клиенту, превысившему свой кредит.

Он машинально добавил «любимая», хотя уже использовал это слово раньше по меньшей мере дюжину раз. Затем он вновь раскрыл газету и перечитал заметку об убийстве.

В дверь черного хода постучали. Мистер Кингфитер встал и открыл ее, впуская мистера Энварда. Стряпчий выглядел еще более надутым и самодовольным, чем обычно. Участие в публичной политике произвело ожидаемый эффект. А тут еще позвонили из информационного агентства, чтобы узнать, не могут ли они прислать к нему фотографа, и мистер Энвард, дрожавший у телефона в одной пижаме, ответил согласием. Его сфотографировали за завтраком ровно в 7:30 утра, когда он подносил ко рту чашку чая и выглядел при этом чрезвычайно серьезным и насупленным. Вскоре его портрет должен был появиться в ста пятидесяти экземплярах газеты над заголовком «Стряпчий, обнаруживший своего клиента мертвым».

– Ужасное дело, – заявил Энвард, снимая пальто. – Так вы говорите, он держал у вас счет? Я веду его дела, Кингфитер, хотя Господь свидетель, что мне ровным счетом ничего о них не известно! Я даже не знаю его финансовых обстоятельств… Кстати, кредит в каком размере вы ему предоставили?

Мистер Кингфитер ненадолго задумался.

– Сейчас достану из сейфа бухгалтерскую книгу.

Он запер центральный ящик своего стола, поскольку именно там хранились его письма к Аве Бурслем и прочие документы, но Энвард не увидел ничего оскорбительного в этом акте предосторожности – пожалуй, он даже счел его похвальным и заслуживающим одобрения.

– Вот сведения по его счету. – Кингфитер выложил толстую бухгалтерскую книгу на стол и открыл ее на странице, прижатой пальцем. – Кредит составляет три тысячи четыреста фунтов стерлингов.

Энвард вооружился очками и стал внимательно всматриваться в страницу.

– А на депозите у него что-либо имеется? Ценные бумаги, еще что-нибудь в этом роде? Он часто бывал у вас в банке?

– Никогда, – ответил Кингфитер. – Он использовал депозит для того, чтобы оплачивать счета. А когда ему требовались наличные, он присылал чек на предъявителя, и я отправлял ему деньги. Разумеется, он присылал людей, чтобы обналичить свои чеки.

– Эти шестьсот фунтов были сняты пять дней назад. – Энвард ткнул пальцем в соответствующую строчку.

– Странно, что вы обратили на это внимание, они были выплачены через кассу четыре дня назад. Я не видел того, кто приходил за ними, меня в тот момент не было в банке. Чек обналичил мой служащий МакКей. А это еще кто?

В дверь негромко постучали. Мистер Кингфитер вышел из комнаты и вскоре вернулся с новым посетителем.

– Какая удача, что вы оба здесь! – воскликнул Дж. Г. Ридер.

Сыщик выглядел весьма элегантно – для него, разумеется! – и буквально лучился энергией. Цирюльник побрил его, а кто-то даже начистил ему ботинки.

– Счет покойного мистера Уэнтфорда? – Он кивнул на книгу.

Ни для кого не было секретом, что мистер Ридер представлял Большой Центральный банк, посему управляющему и в голову не пришло подвергать сомнению его право задавать вопросы. А вот мистер Энвард совсем не был в этом уверен.

– Дело довольно серьезное, мистер Ридер, – заявил он, напуская на себя мрачную озабоченность. – Я вовсе не уверен в том, что мы должны оказать вам доверие…

– В таком случае, почему бы вам не обратиться в полицию и не поинтересоваться у них, готовы ли они оказать вам доверие? – с неожиданной яростью парировал мистер Ридер, да так, что стряпчий даже отшатнулся.

Управляющему пришлось еще раз давать объяснения по поводу состояния финансовых дел своего клиента.

– Шестьсот фунтов… гм… – Мистер Ридер нахмурился. – Большая сумма. Кто же получил ее?

– Мой служащий МакКей уверяет, что это была женщина, причем под густой вуалью.

Мистер Ридер ошеломленно воззрился на него.

– Ваш служащий МакКей? Ну, разумеется… светловолосый молодой человек. Как это глупо с моей стороны! Кеннет? Или Карл? Все-таки Кеннет, не так ли? Значит, дама под вуалью… У вас есть номера выданных банкнот?

Этот простой вопрос привел Кингфитера в явное замешательство. Он принялся искать книгу, в которой бы содержались нужные сведения, и мистер Ридер переписал их к себе в блокнот, что было, в общем-то, нетрудно, поскольку десятки и пятерки шли последовательно одна за другой.

– Когда ваш служащий приходит на работу?

Кеннету полагалось быть на работе в девять, но он, как правило, опаздывал. Опоздал он и в это утро.

Мистер Ридер увидел молодого человека через окно в кабинете управляющего и сразу же подумал, что тот плохо выглядит. Глаза у него были больные и усталые, а брился он небрежно, потому как на подбородке у него красовалась полоска лейкопластыря. Пожалуй, именно этим объясняются и мокрые пятна на манжетах его рубашки, решил мистер Ридер.

– Я хочу поговорить с ним наедине, – заявил он.

– Это дерзкий и нахальный щенок, – предостерег его мистер Кингфитер.

– Мне случалось укрощать и львов, – сообщил мистер Ридер.

Когда Кеннет вошел, он обратился к нему со словами:

– Будьте любезны, закройте дверь и присаживайтесь. Вы знаете, кто я такой, мой мальчик?

– Да, сэр, – ответил Кеннет.

– Это ведь кровь у вас на манжетах, не так ли? Порезались при бритье, верно? Вас не было дома всю ночь?

Кеннет ответил не сразу.

– Да, сэр. Я не сменил рубашку, если вы это имеете в виду.

Мистер Ридер улыбнулся.

– Именно. – Он вперил в молодого человека долгий испытующий взгляд. – Для чего вы отправились в дом покойного мистера Уэнтфорда между восемью тридцатью и девятью тридцатью давеча вечером?

Лицо молодого человека залила смертельная бледность.

– Я не знал о том, что он мертв. До сегодняшнего утра я даже не знал, как его зовут. Я отправился туда потому… Словом, я пал так низко, что стал шпионить кое за кем… Я следил за этим человеком от самого Лондона, а потом тайком пробрался в дом…

– Молодая леди Марго Линн. Вы влюблены в нее? Быть может, обручены с ней?

– Я люблю ее, но мы не обручены. Более того, мы… даже перестали быть друзьями, – сдавленным голосом признался Кеннет. – Полагаю, это она сказала вам, что я там был? – Но потом на него снизошло озарение, и он воскликнул: – Или вы нашли мое кепи? А ведь на нем мое имя.

Мистер Ридер кивнул.

– Вы приехали тем же поездом, что и мисс Линн? Очень хорошо. В таком случае вы сможете доказать, что прибыли на станцию Бурн-Энд…

– Нет, не смогу, – возразил Кеннет. – Я спрыгнул на рельсы. Естественно, я не хотел, чтобы Марго меня увидела. А со станции я ушел через железнодорожный переезд. Там никого не было… Да и снег валил вовсю.

– Какая незадача! – Мистер Ридер поджал губы. – Очевидно, вы подумали, что мистера Уэнтфорда и молодую леди связывает нечто вроде дружбы?

Кеннет в отчаянии покачал головой.

– Не знаю, о чем я думал… Я оказался просто ревнивым болваном.

В комнате повисло долгое молчание.

– Несколько дней назад вы выплатили шестьсот фунтов по чеку мистера Уэнтфорда одной даме…

– Я не знал, что Уэнтфорд был… – начал было Кен, но мистер Ридер взмахом руки отмел этот аспект как несущественный. – Да, какой-то даме под вуалью. Она приехала на автомобиле. Сумма была крупная, но за день до этого мистер Кингфитер распорядился, чтобы я обналичивал любой чек мистера Уэнтфорда, невзирая на то, кто его предъявит.

Более мистер Ридер практически ни о чем не спрашивал. Казалось, удовлетворить его любопытство было легче легкого. Но перед уходом он снова заглянул к управляющему.

– Вы говорили мистеру МакКею, что он должен безотлагательно обналичить любой чек мистера Уэнтфорда вне зависимости от того, кто предъявит его к оплате?

Ответ он получил немедленно.

– Разумеется, нет! Более того, я полагал, что он удостоверится в том, что персона, предъявляющая чек, имеет на это право. И еще одна любопытная деталь, о которой я не упомянул. Обедаю я в гостинице напротив и обычно сажусь у окна, откуда виден банк, и я что-то не припоминаю, чтобы ко входу подъезжал автомобиль.

– Гм… – Вот и все, чем ограничился мистер Ридер.

Он навел кое-какие справки в Биконсфилде и окрестностях, после чего направился к дому Уэнтфорда, где его уже поджидал Гейлор. Инспектор расхаживал взад-вперед по засыпанной снегом террасе и явно пребывал в отличном расположении духа.

– Кажется, я его нашел, – не здороваясь, сообщил он. – Вы знаете типа по имени МакКей?

Мистер Ридер с усмешкой взглянул на него.

– Мне известна по крайней мере дюжина людей с такой фамилией.

– Идемте внутрь, я покажу вам кое-что.

Мистер Ридер последовал за ним в комнату. Ковер был скатан и убран, а мебель отодвинута к стенам. Очевидно, в доме шел тщательный обыск. Гейлор откатил в сторону поддельный книжный шкаф: дверца сейфа оказалась распахнутой настежь.

– Ключи мы получили у производителя. Чистая работа! Они были здесь уже к восьми тридцати.

Наклонившись, он вытащил из сейфа три связки бумаг. В первой оказались счета, во второй – погашенные чеки, а третья являла собой толстую стопку французских банкнот номиналом в тысячу франков каждая.

– Это сюрприз номер один, – начал детектив, пересчитывая купюры. – Французские деньги…

– Боюсь, меня это совсем не удивляет, – извиняющимся тоном заметил мистер Ридер. – Видите ли, я просматривал банковскую книгу покойного джентльмена. Кстати, вот номера банкнот, снятых со счета мистера Уэнтфорда. – И он протянул детективу клочок бумаги.

– Шестьсот фунтов – большие деньги, – заметил Гейлор. – Я передам номера кому следует. Итак, что еще вы обнаружили в его банковской книжке?

– Я заметил, – начал мистер Ридер, – хотя и не склонен придавать этому чрезмерного значения, что он все выплачивал банкнотами. А теперь, быть может, перейдем к сюрпризу номер два?

Инспектор извлек из стопки бумаг фирменный бланк. Испещренный карандашными пометками, он, по всей видимости, представлял собой докладную записку, составленную, как следовало из подписи, неким Д. Г. Хартфордом.

– «…я установил, что лицом, нанявшим детектива для слежки за вами, является Джордж МакКей, проживающий в Сеннет-Хаус, Марлоу. Не знаю, каковы его намерения, но подозреваю худшее. Хотя беспокоиться вам решительно не о чем, поскольку он связался с одним из самых бестолковых частных сыщиков».

– Невероятно! – пробормотал мистер Ридер и закашлялся.

– Первое, что мы должны сделать, – разыскать этого Хартфорда… – начал Гейлор.

– Он пребывает в Австралии, – прервал его мистер Ридер. – В момент написания письма его контора располагалась по адресу Лэмз-Билдингз, 327. Он обанкротился и вынужден был в большой спешке покинуть страну.

– А вы откуда знаете? – открыл от изумления рот Гейлор.

– Потому что я… э-э-э… и был тем самым бестолковым частным детективом, которого подрядили для поисков мистера Линна или, как он себя называл, мистера Уэнтфорда. Но я его не нашел, – закончил мистер Ридер.

– А для чего он понадобился МакКею?

– Он задолжал ему денег. Более мне ничего не известно. Поиски пришлось прервать, поскольку… э-э-э… мистер МакКей не смог расплатиться со мной. А ведь следует как-то зарабатывать на жизнь.

– В таком случае вам было известно об Уэнтфорде?

Мистер Ридер ненадолго задумался.

– Э-э-э… да. Я узнал его давеча вечером – когда-то у меня была его фотография. Подобное совпадение показалось мне очень странным. Поэтому я… э-э-э… съездил в Марлоу и навел кое-какие справки. Мистер МакКей, мистер Джордж МакКей, не выходил из своего дома вчера вечером, а в момент совершения убийства угощал ужином… э-э-э… местного викария.

– Умеете вы испортить удовольствие, – проворчал Гейлор, и мистер Ридер сокрушенно вздохнул. Инспектор остановился напротив него, уперев руки в бока. – Что вам известно об этих убийствах, Ридер? – пожелал узнать он.

Мистер Ридер с беспомощным видом развел руки в стороны. Очки, криво сидящие у него на носу, соскользнули еще ниже. Он являл собой весьма жалкое зрелище.

– Я странный человек, мистер Гейлор, и обречен на проклятие, как вам прекрасно известно, наличием у меня преступного склада ума. Кроме того, я невероятно любопытен – и всегда был таким. Меня чрезвычайно интересуют преступники и цыплята – у меня, пожалуй, лучшие в Лондоне красные род-айлендские куры, но это так, к слову… С моей стороны было бы несправедливо отягощать вас своими теориями. Кровь на мотоциклете полисмена – это интересно. А Генри – впрочем, как мне представляется, у служащего мистера Энварда есть и другое имя – испачкал кровью рукав своего пальто, хотя и не подходил к телу покойного мистера Уэнтфорда, что тоже весьма любопытно. Бедный Генри сильно простудился и лежит в постели, но его мать, замечательная и трудолюбивая женщина, позволила мне повидать его. Затем есть еще два туза, пришпиленные к двери, и все это тоже очень, очень интересно! Мистер Гейлор, если вы позволите мне расспросить старшего МакКея, который Джордж, я обещаю назвать вам имя того, кто совершил эти преступления.

– Девушка наверняка рассказала вам кое-что… эта девчонка Линн, я имею в виду.

– Девушка ничего мне не рассказывала, но и она может обладать чрезвычайно полезными сведениями. Я предполагаю провести одну или две ночи в ее квартире… э-э-э… в присутствии дуэньи, разумеется.

Гейлор изумленно воззрился на него, и мистер Ридер покраснел.

Закончить последнюю страницу письма, которое ранним утром Эрик Кингфитер начал сочинять с такой легкостью, оказалось чрезвычайно трудно. Выяснилось, что ему необходимо передать кое-что на словах, поскольку изложить их на бумаге было решительно невозможно.

В отчаянии он решил прервать свои эпистолярные экзерсисы. Решено, он едет в Лондон! Оставить банк до закрытия он не имел права, но ведь можно уехать сразу же после этого, хотя срочная работа требовала его присутствия как минимум до шести часов, да и важные дела личного характера не позволили бы ему освободиться ранее полуночи. Когда банк закрылся, он протянул ключи от сейфа Кеннету.

– Меня вызывают в город. Подведите баланс в банковских книгах и положите их в сейф. Я вернусь к шести, дождитесь меня.

Кеннет встретил распоряжение в штыки. Ему тоже необходимо было отлучиться.

– Ваши дела могут подождать! – услышал он в ответ. – Завтра в банк пожалует инспектор, чтобы проверить счет Уэнтфорда. Скорее всего, он понадобится для полицейского расследования в качестве вещественного доказательства.

Мистер Кингфитер сел в автомобиль и покатил в Лондон. Оставив машину на Блумсбери-сквер, он пешком направился к большому особняку на углу Гоувер-стрит. Лифтер приветствовал его широкой улыбкой.

– Молодая леди уже здесь, – сообщил он.

«Молодая леди» сама открыла дверь на его звонок.

– Смотрите-ка, кто пришел! – с удивлением воскликнула она и отступила в сторону, давая ему пройти.

На ней было поношенное платье, и выглядела она далеко не так привлекательно, как обычно.

– Еще полчаса, и вы не застали бы меня дома, – сказала она. – Я встала только после обеда. Эти поздние посиделки – сущий ад!

Она провела его в гостиную, сизую от табачного дыма. Это была большая комната, пол в которой покрывал пушистый ковер, стоивший некогда кучу денег, но теперь испещренный множеством пятен. Перед камином стоял большой диван, на котором она и расположилась. Обставлена комната была в стиле, который многие полагают восточным. Впрочем, повсюду царил беспорядок, а воздух был спертым и сладковатым.

– Итак, мой дорогой, что привело вас в город? Я же говорила, что вам необходимо выспаться, – после полуночи вы выглядели как вареная курица, а это никуда не годится, особенно если гонишься за большими деньгами.

Она была смуглой и темноволосой, и кое-кто мог бы счесть ее привлекательной. У нее было тело зрелой женщины, и природа щедро наделила ее формами, только подчеркивавшими это соблазнительное очарование.

У них состоялся долгий разговор. Женщина умела слушать, и выслушала она его с искренним сочувствием. В половине шестого она сказала:

– А теперь ступайте и ни о чем не тревожьтесь. Хозяин примет вас сегодня вечером. Поговорите с ним. Причем непременно – на случай, если что-нибудь всплывет… Вы понимаете, о чем я.

Он достал из кармана письмо и смущенно протянул ей.

– Я написал его или, точнее, начал писать, сегодня утром… Закончить мне не удалось. Но я готов подписаться под каждым словом.

Она крепко поцеловала его.

– Вы такой симпатяга! – услышал он на прощание.

Вернувшись в свой кабинет, мистер Кингфитер обнаружил на месте лишь младшего клерка. МакКей, несмотря на полученные строжайшие инструкции, исчез, и управляющий принялся подводить баланс в банковских книгах в расположении духа, которое никоим образом не способствовало успешному выполнению этой задачи. О таких, как он, говорят, что они тяжелы на подъем, но пустячный повод и долго сдерживаемое недовольство вскоре привело его в состояние беспричинной и неконтролируемой злобы.

Мистер Кингфитер как раз довел себя до кипения, когда в банк воротился Кеннет МакКей.

– Я, кажется, просил вас остаться, не так ли? – набросился он на своего подчиненного.

– В самом деле? Что ж, я и оставался здесь до тех пор, пока не закончил работу. А потом пожаловал банковский инспектор…

Мистер Кингфитер побледнел.

– Что ему понадобилось? Редман ничего не говорил о том, что он был здесь.

– А он взял да и пришел.

Кеннет вышел в соседнюю комнату.

Несколько мгновений Кингфитер сидел за столом, черкая бессмысленные каракули на промокательной бумаге, и только потом заметил письмо, лежащее на каминной полке. На нем стояла пометка «Срочно, в собственные руки. Доставить под расписку», и пришло оно из головного отделения.

Дрожащей рукой он взял его и после долгих колебаний сломал печать. На стене над камином висело небольшое зеркало и, поймав в нем свое отражение, мистер Кингфитер поразился тому, как ужасно выглядит.

Перечитывать письмо дважды ему не пришлось. Он с первого раза запомнил его содержание до последней запятой. Немного постояв, в задумчивости глядя в зеркало, Кингфитер вышел в соседнюю комнату, служившую рабочим залом. Кеннет как раз опустошал свой стол, собирая личные вещи.

– Полагаю, инспектор приходил насчет чека Уэнтфорда? – спросил управляющий.

Молодой человек поднял голову и оглянулся.

– Чека Уэнтфорда? Не понимаю, о чем вы говорите. Или вы имеете в виду чек, который я обналичил для той дамы?

Управляющему пришлось сделать над собой усилие, чтобы подтвердить очевидное.

– С ним что-то не так?

– Он поддельный, только и всего.

– Поддельный?

Кеннет нахмурился, недоуменно глядя на него.

– Да. Разве инспектор ничего не говорил об этом? А вот мне он оставил письмо.

Кеннет покачал головой.

– Нет. Он удивился, не застав вас здесь. Я сказал ему, что вы уехали в главную контору. Знаете, мне уже надоело врать, покрывая вас. Так что за вздор вы несете насчет этого чека?

И вновь управляющему пришлось сделать над собой усилие, чтобы заговорить.

– Он был подделан. Завтра утром вас ждут в головном офисе с объяснениями… Несколько банкнот удалось отследить, и выяснилось, что они попали к вам в руки… Да и чек был выписан из вашей конторской книжки.

Вот он и сказал то, что должен был, но облегчения не испытывал.

А МакКей смотрел на него с открытым ртом.

– Вы имеете в виду чек, который предъявила эта женщина?

Слово «женщина» вызвало у мистера Кингфитера непонятное раздражение.

– Предполагалось, что нам нанесет визит одна дама, дама под вуалью…

– Что значит «предполагалось»? – пожелал узнать Кеннет. – Вы говорите, что банкноты попали ко мне в руки, то есть я выдал их… Вы это имеете в виду?

– Они – во всяком случае, некоторые из них – находятся в вашем распоряжении, только и всего.

Кеннет смотрел на него с таким видом, словно не верил своим ушам.

– В моем? То есть вы хотите сказать, что я украл их?

У Кингфитера лопнуло терпение.

– Откуда, черт возьми, мне знать, что вы натворили? – Он едва не сорвался на крик. – Я получил письмо из головного офиса, в котором говорится, что несколько банкнот, которые вы выплатили через кассу, вернулись к вам через ростовщика по имени Стюарт.

Выражение лица молодого человека внезапно изменилось.

– Стюарт… Вот оно что! – только и сказал он и мгновением позже выскочил через черный ход, оставив мистера Кингфитера и далее малевать бессмысленные каракули на промокательной бумаге.

Кеннет добрался до Марлоу как раз перед обедом и прямиком направился в кабинет, где обыкновенно и можно было застать старого Джорджа МакКея, вечно занятого составлением очередных комбинаций и планов. К изумлению Кеннета, отец приветствовал его улыбкой. Вместо игральных карт на его столе были разложены кипы документов и груды корреспонденции.

– Привет, сынок! Наконец-то нам повезло. Третейские судьи вынесли вердикт в мою пользу. Я прекрасно знал, что не лишился своих прав на процесс окраски, продавая дело, так что теперь компания выплатит мне что-то около сотни тысяч фунтов компенсации.

Кеннет знал о тяжбе, которую вот уже много лет его отец вел со своей бывшей компанией, но никогда не придавал ей особого значения.

– Это означает, что я получу надежный доход на годы вперед, и теперь намерен лично присматривать за всем. Гляди!

И он драматическим жестом простер руку к камину, в котором виднелись обгоревшие останки игральных карт.

– Они обратились ко мне с предложением вновь возглавить совет директоров. Что стряслось, Кенни?

Кеннет сидел по другую сторону стола, и отец впервые увидел выражение его лица.

Сын вкратце пересказал ему свою историю, и Джордж МакКей внимательно выслушал его, не перебивая.

– Уэнтфорд, значит? Неужели он останется проклятием до конца моих дней?

Кеннет, раскрыв рот от изумления, уставился на отца.

– Так ты знал его?

Старый Джордж угрюмо кивнул.

– И очень хорошо, – сообщил он. – Сегодня утром здесь был мистер Ридер…

– Он приходил насчет меня? – быстро спросил сын.

– Насчет меня, – ответил отец. – Насколько я понял, он подозревает меня в убийстве.

Кеннет в ужасе вскочил на ноги.

– Тебя? Да он с ума сошел! Для чего тебе убивать…

Мистер МакКей криво улыбнулся.

– У меня имелась веская причина убить его, – спокойно ответствовал он, – причем настолько веская, что я весь день ждал появления полиции. – Он резко сменил тему: – Расскажи-ка мне об этих банкнотах. Разумеется, я знал, что ты одолжил деньги у Стюарта, мой мальчик. Я повел себя как бессердечный эгоист, когда позволил тебе сделать это. Как эти купюры попали к тебе?

Рассказ Кеннета оказался весьма необычным.

– Я получил их пару дней назад, – начал он. – Спустившись к завтраку, я вдруг обнаружил письмо. Оно не было заказным, и адрес на конверте был написан от руки. Я вскрыл его, не имея ни малейшего представления о том, что может оказаться внутри. В то время я как раз здорово нервничал из-за Стюарта и решил, что в головном офисе узнали о том, что я занял у него деньги. А когда обнаружил внутри двадцать десятифунтовых банкнот, то от изумления лишился дара речи.

– И никакой записки?

– Нет. Не было даже коротенькой приписки «от друга» или чего-нибудь в этом роде.

– Кто знал о том, что ты оказался в долгах?

В голове у Кеннета сразу же всплыло одно-единственное имя.

– Ты рассказал обо всем своей Марго, не так ли, племяннице Уэнтфорда? Его настоящее имя – Линн, кстати говоря. Она могла прислать их?

– Клянусь, это не она получала деньги по чеку! Я бы сразу узнал ее. И хотя дама надела густую вуаль, я узнал бы ее, если бы встретил вновь. Кингфитер же утверждает, что никакой женщины не было. Он предполагает, что я сам обналичил чек. Он даже утверждает, что чек выписан из книжки, которую я держу в ящике стола для клиентов, если они приходят в банк без своей чековой книжки.

Джордж МакКей задумчиво потер подбородок, не сводя пристального взгляда с сына.

– Если бы ты попал в неприятности, то рассказал бы мне правду, мой мальчик, не так ли? А ведь все эти неприятности случились из-за меня. И сейчас ты говоришь правду, верно?

– Да, отец.

Он улыбнулся.

– Отцы имеют право задать вопрос «Ты вор?», не рискуя при этом получить кулаком в нос! А большинство молодых людей склонны совершать дурацкие поступки – как и старики, впрочем! Господи Боже мой! Однажды в баккара у меня в банке было четверть миллиона! Никто мне не верит, но это правда. Пойдем пообедаем, а потом отправляйся к своей Марго.

– Отец, кто же все-таки убил Уэнтфорда?

В глазах старшего МакКея блеснули лукавые искорки, когда он ответил:

– Мистер Ридер, скорее всего. Он знает об этом деле больше, чем полагается честному человеку!

Когда посетитель удалился, Ава вскрыла оставленное им письмо, прочла несколько строк и швырнула вместе с конвертом в огонь. Смешно, какие мужчины одинаковые: пишут одно и то же, маскируя поэтическим слогом свои низменные желания, и при этом наивно полагают, будто ни в чем не похожи на других. Впрочем, подобные стереотипы страсти не вызывали у нее негодования, как не испытывала она и жалости к тем, кто прибегал к их помощи. Подумаешь, обычное дело!

Она посидела немного, обхватив ладонями колени и глядя на огонь, а потом оделась и, выйдя на Гоувер-стрит, взяла такси.

Ее высадили подле дома в фешенебельном районе Мейфэр, и лакей в ливрее впустил ее, сообщив, что общество уже собралось. Так всегда бывало по вечерам. Вокруг зеленого стола сидело человек двадцать мужчин и женщин, глядя на действия крупье с большим зеленым козырьком, прикрывавшим лицо. Он раскладывал карты двумя рядами, и крупные суммы денег, сложенные в специальных отделениях, или проваливались в особую нишу, или, получая подкрепление, передвигались к очередному выигравшему счастливчику.

Обычное сборище, мельком отметила она. Симпатичная девушка подняла голову и улыбнулась ей, но потом столь же быстро и многозначительно указала глазами на молодого человека рядом с собой.

Хозяина Ава застала в его комнате. Когда она вошла, он курил в одиночестве и читал вечернюю газету.

– Закрой дверь, – распорядился он. – В чем дело?

– Ни в чем. Просто наш Плюмаж капельку разволновался. – И она рассказала ему почему.

Руфус Мэчфилд улыбнулся.

– Не волнуйся, моя красавица, – мягко проговорил он. – У него кое-что случилось. Убийство… Он ничего не говорил тебе об этом? Я сам только что прочел эту историю и буду удивлен, если старина Ридер не распутает ее. Умный малый этот Ридер… – С этими словами он взял из пепельницы сигару, которую отложил при появлении Авы. – Какое совпадение, ты не находишь? Плюмаж решил пощипать счет этого… как его там, Уэнтфорда…

Она задумчиво взглянула на него.

– Так это простое совпадение? – осведомилась женщина. – Меня это беспокоит. А вдруг он решил поживиться счетом этого бедняги, потому что знал, что через несколько дней того убьют? У меня по телу мурашки бегали, когда он сидел рядом со мной. Я то и дело поглядывала на его руки, спрашивая себя, а нет ли на них крови!

– Фу! – презрительно бросил Мэчфилд. – Этот кролик!

Открыв окошко в стене, которое прежде выполняло довольно прозаическую функцию и служило для подачи еды, он окинул игроков взглядом.

– Они играют по мелочи! – с нескрываемым высокомерием заметил он. – Впрочем, по вечерам ставки никогда не бывают высокими. Ты только взгляни на Лямонтана, ему же смертельно скучно!

Крупье и впрямь не лучился счастьем. Руфус закрыл панель.

– Полагаю, в ближайшие дни вам следует ждать облавы? – спросила она.

– Наверняка! – беззаботно согласился он. – Но у меня уже есть на примете парочка адресов.

– А что вы скажете насчет Плюмажа? Он расколется, когда его вычислят?

– Непременно, – отозвался Мэчфилд. – Он начнет визжать, как недорезанная свинья, а потом получит свои девять месяцев и примет веру. Именно такие типы, как он, и позволяют тюремным капелланам сохранять интерес к жизни. Ава, у меня есть для тебя небольшое поручение.

Она моментально насторожилась.

– Ничего особенного. Сейчас я расскажу, в чем оно заключается. Хочешь выпить?

– Если вы намерены предложить мне молока, то да, хочу, – ответила она. – Так что это за небольшое поручение и сколько я за него получу?

– Только не падай в обморок, тысячу фунтов, – сказал он, открыл окошко, оглядел игорную комнату и опять закрыл его.

– Вы кого-то ждете? – спросила она. – Ладно-ладно, только не надо меня пугать. Я еще ни разу не падала в обморок при виде как одной тысячи, так и нескольких. Тем более, что это пока одни разговоры.

– Слушай меня внимательно.

Мэчфилд гордился своим красноречием, а потому не умел быть кратким. От преамбулы он плавно перешел к оглавлению, а после к главам и абзацам…

– Одну минуточку.

Он прервал свои объяснения, чтобы взглянуть в игровой зал. Ава видела, как он закрыл окошко, а потом, словно передумав, вновь открыл. Что это – игра света или же Мэчфилд действительно переменился в лице? Беззвучно закрыв окно, он в немом изумлении уставился на нее.

– Кто впустил его сюда? Привратник сдал меня с потрохами!

– Кто там? – спросила она.

Он поманил ее к себе.

– Пригнись! Смотри, вон тот тип с бакенбардами.

– Вижу. А кто он такой?

Этого посетителя она видела впервые в жизни. Судя по виду и манерам, он мог быть судебным исполнителем – было в его внешности нечто обывательское и провинциальное. Как раз такие персонажи и выписывают достойным людям повестки в суд. Они всегда носят галстуки на резинке и цветастые носовые платки, нахально торчащие из нагрудного кармана.

– Ридер… Дж. Г. Ридер!

Она хотела еще раз взглянуть на незнакомца, но хозяин не позволил этого.

– Ступай к ним и посмотри, что можно сделать… Подожди минутку.

Подняв трубку внутреннего телефона, Руфус нажал кнопку.

– Что это за тип с бакенбардами? У него была визитная карточка? Как его зовут? Ридер?

Нетвердой рукой хозяин опустил трубку на рычаг. Мистер Мэчфилд раздавал свои визитки нужным людям, действуя с величайшей осторожностью и только после тщательной проверки подноготной мужчин и женщин, которым собирался оказать честь своим вниманием.

– Ступай туда и познакомься с ним, он тебя не знает. Пройди через буфетную и сделай вид, будто только что вошла.

Попав в игровой зал, Ава обнаружила, что мистер Ридер сидит напротив крупье. Как ему удалось занять это заветное местечко, осталось тайной. Между коленями он зажал свой неизменный зонтик, а на сукне перед ним лежала стопка банкнот. Он крупно понтировал и был явно поглощен игрой.

– Faites vos jeux, messieurs et mesdames, – монотонно проговорил крупье.

– Что он сказал? – переспросил мистер Ридер.

– Он сказал: «Делайте ваши ставки», – пояснила Ава, которая устроилась рядом с ним, придвинув для себя стул.

Мистер Ридер сделал десять удачных ставок и выиграл шесть фунтов. После этого он поднялся из-за стола и вытащил из-под стула свою шляпу.

– Я всегда говорил, что самое главное… э-э-э… вовремя остановиться, особенно когда выигрываешь.

Свое высказывание он адресовал молодой леди, которая встала из-за стола одновременно с ним.

– Какой у вас замечательный ум! – с восхищением воскликнула она.

Мистер Ридер поморщился.

– Боюсь, что так оно и есть, – согласился он.

Она проводила его в буфетную – похоже, он ничуть не возражал против того, чтобы освежиться за счет заведения.

– Чашечку чая, будьте добры, и кекс с тмином.

Ава даже растерялась. Неужели поколение игроков настолько измельчало?

– Я предпочитаю тмин цукатам и орехам, – тем временем продолжил он. – Как ни странно, но точно так же ведут себя и цыплята. Однажды у меня была несушка, мы назвали ее Ловкие Лапки, которая предпочитала цукаты и могла съесть их столько…

Она внимательно слушала его – потому что умела слушать. А мистер Ридер предложил отвезти ее домой.

– Не стоит, разве что вы высадите меня на углу Брутон-стрит и Беркли-сквер – я живу неподалеку, – с деланной скромностью отказалась Ава.

– Батюшки мои! – воскликнул мистер Ридер, подзывая таксомотор. – Значит, вы живете в этих конюшнях? Что ж, это удел многих.

Его слова привели ее в замешательство.

– Приглашаю вас при случае нанести мне визит… Меня зовут миссис Коулфорт-Эблинг, и мой номер телефона… Запишите его, пожалуйста…

– У меня превосходная память, – пробормотал в ответ мистер Ридер. В этот момент подъехал таксомотор, и он открыл дверцу. – Ава Бурслем, я запомню ваш адрес: номер 907, Гоувер-Мэншнз. – Он помахал рукой на прощание и юркнул в салон автомобиля. – До скорой встречи, милая!

Временами мистер Ридер позволял себе предосудительную фривольность, вершиной которой стало вышеупомянутое восклицание «До скорой встречи, милая!». Посему вряд ли стоило удивляться тому, что Ава переполошилась и растерялась. И куда более острые умы, нежели ее собственный, терпели поражение, пытаясь соотнести внешность и манеры мистера Ридера с его репутацией.

Она вернулась в дом и рассказала Руфусу о том, что произошло.

– Этот человек очень умен! – с восхищением воскликнул тот. – На месте того, кто убил этого Уэнтфорда или как там его зовут, я бы сейчас трясся мелкой дрожью от страха. А теперь мне пора, я намерен заглянуть в «Леффингем», где попробую подцепить на крючок какого-нибудь малька. Кстати, предлагаю тебе отужинать со мной, Ава, чтобы обсудить детали дела, о котором мы говорили ранее.

«Леффингем» был весьма полезен Мэчфилду. Клуб стал для него чем-то вроде теплицы, где он подкармливал молодые побеги перед тем, как высадить их в саду азартных игр. Даже Кеннет МакКей смог ему пригодиться.

Добравшись до Скотленд-Ярда, где они уговорились встретиться, мистер Ридер застал там инспектора Гейлора, которого буквально распирало от гордости. Очевидно, у него появились новости, заслуживающие внимания.

– Наконец-то нам повезло! – заявил полицейский. – Помните те злосчастные банкноты? Ну, вы еще записали их номера… Теперь вспомнили? Они были выплачены со счета Уэнтфорда!

– А-а, да, – пробормотал мистер Ридер. – Леди под вуалью…

– Бабушка ваша под вуалью! – вспылил Гейлор. – Мы проследили эти две сотни и через них вышли на ростовщика. Они были выплачены Кеннетом МакКеем, банковским клерком, тем самым, который и обналичил чек. А вот и этот чек, кстати! – И он достал его из папки, лежавшей на столе. – Подпись на нем – грубая подделка, сам бланк был вырван не из чековой книжки Уэнтфорда, а из той, что хранилась в банке у МакКея!

– Просто невероятно! – пробормотал мистер Ридер.

– Не правда ли? – с самодовольной улыбкой заключил Гейлор. – Оказывается, все очень просто! Сегодня вечером мне все стало ясно с этими убийствами: МакКей подделал и выдал чек, а потом, чтобы замести следы, убил Уэнтфорда.

– И вы немедленно его арестовали?

– Разве я похож на младенца? – укоризненно заявил в ответ Гейлор. – Нет, я допросил этого малого. Он не отрицает того, что расплатился с ростовщиком, но при этом уверяет, будто деньги получил из какого-то анонимного источника. Якобы он нашел их в заказном письме, которое пришло на его адрес. Бедняга, он ужасно взволнован! Так чего мы ждем теперь?

– Джентльмена, который захочет открыть коробку с рождественскими подарками, – загадочно обронил мистер Ридер.

– Ридер расстается со своими тайнами столь же неохотно, как скряга платит зубному врачу, – пожаловался Гейлор в разговоре с комиссаром. – Он знает, что мне известно об этом деле все. Признаю´, он очень хорош и делится большей частью сведений, которые добывает, но старый черт ни за что не желает расставаться со звеньями, соединяющими их в одну цепочку!

– Прислушивайтесь к нему, – посоветовал комиссар полиции.

День у Марго Линн не задался с самого начала. Городская контора, которую она занимала и в которой вела бо́льшую часть дел своего дяди, превратилась для нее в пыточную камеру.

Она никогда особенно не любила родственника-тирана, который хотя и платил щедро, но при этом требовал безукоризненного исполнения своих распоряжений. Мистер Уэнтфорд был прирожденным спекулянтом и зарабатывал изрядные деньги, играя на бирже. А продажей и покупкой акций занималась как раз она, следуя указаниям, которые он давал по телефону, и она же поместила его деньги в Лондонский банк. И все это время над ее головой дамокловым мечом висела мысль о больной матери, которая находилась на лечении в Италии и могла рассчитывать исключительно на благотворительность мистера Уэнтфорда.

А сегодня к ней весь день потоком шли посетители. Добрых два часа здесь провел детектив, который вновь взял у нее письменные показания. Репортеры осадили дом Марго и вели на нее планомерную атаку, но мистер Ридер предоставил в ее распоряжение суровую женщину с решительными манерами, и та не подпускала к ней газетчиков. Зато полиция теперь была осведомлена обо всем, что стоило знать о «личных делишках Уэнтфорда», – за исключением одной-единственной вещи. В этом она хранила верность убитому, хотя стоило ей вспомнить о причинах собственной сдержанности, как душа уходила в пятки.

Закончив работу, она отправилась домой, выйдя из здания через черный ход, дабы избежать встречи с неутомимыми репортерами. Впрочем, они поджидали ее у дверей квартиры, но непреклонная миссис Грибл быстренько выставила их за порог.

Но когда Марго Линн благополучно укрылась в безопасности своего жилища, перед ней встала очередная деликатная проблема: как тактично спровадить охранницу, которой снабдил ее мистер Ридер? Она предложила угостить ее чаем, и женщина тут же принялась готовить его, чем привела девушку в смятение.

– Я чрезвычайно обязана вам и мистеру Ридеру, – сказала девушка после скромной трапезы, – но мне не хотелось бы и далее злоупотреблять вашим временем…

– Я останусь до тех пор, пока не придет мистер Ридер, – заявила в ответ суровая дама.

Пришлось смириться.

Мистер Ридер пожаловал лишь в десять часов вечера. Марго уже валилась с ног от усталости и беспокойства, мечтая только об одном – поскорее раздеться и юркнуть в постель.

А он пребывал в прекрасном расположении духа и буквально лучился бодростью и весельем, что было поистине удивительно, учитывая, что он не смыкал глаз вот уже тридцать шесть часов. Впрочем, каким-то непостижимым образом ему удалось передать Марго часть своей жизнерадостности. Она вдруг обнаружила, что усталость ее как рукой сняло.

– Вы беседовали с полицией, разумеется? – Мистер Ридер устроился на стуле напротив, опираясь на ручку своего зонтика и аккуратно положив шляпу на пол рядом с собой. – И рассказали им все? Это очень мудро с вашей стороны. А ключ… Кстати, вы рассказали им о ключе?

Марго залилась краской.

Покраснев, она остается такой же красивой, подумал про себя мистер Ридер, как и когда бледнеет.

– Ключ?

Девушка притворилась, будто вопрос поставил ее в тупик, хотя прекрасно понимала, что он имеет в виду.

– В коттедже давеча ночью вы показали мне два ключа: один от дома, а второй, судя по его форме и величине, от депозитного сейфа.

Марго потерянно кивнула.

– Да. Полагаю, я должна была рассказать о нем. Но мистер Уэнтфорд…

– …просил вас никому о нем не говорить. Вот почему у него было два ключа: один для вас, а второй для себя.

– Он очень не любил платить налоги… – начала было она.

– Он когда-либо приезжал в Лондон?

– Только в дождливые и туманные дни. Я никогда не бывала в хранилище, мистер Ридер. Все, что там находится, он положил туда сам. А ключ у меня был на всякий случай.

– Он боялся чего-то… Он говорил вам об этом?

Она кивнула.

– Да, он ужасно чего-то боялся. Он сам убирал в доме и готовил еду, никого к себе не впускал… Раз в несколько дней приходил садовник, чтобы проверить электрогенератор, так мистер Уэнтфорд расплачивался с ним через окно. Он опасался ручных бомб… Видели решетку на окне в спальне? Он распорядился установить ее из страха, что кто-нибудь бросит внутрь бомбу, пока он будет спать. Вы даже не представляете, какие меры предосторожности он принимал! За исключением меня и полицейского – да еще однажды мистера Энварда, стряпчего, – никто и никогда не переступал порог его дома. Раз в неделю он выставлял на крыльцо грязное белье, и после стирки его приносили туда же. У него был специальный аппарат для анализа молока, и он проверял каждую каплю после того, как его оставляли у двери, прежде чем выпить… он жил практически на одном молоке. Поначалу, когда я только начала работать у него, мне тогда было шестнадцать, я не видела в этом ничего особенно странного, но с годами становилось только хуже.

– У него в доме было два телефона, – заметил мистер Ридер. – Это довольно расточительный и экстравагантный поступок.

– Он боялся, что его отрежут от внешнего мира. Второй телефон был подсоединен по подземному кабелю, что обошлось в кругленькую сумму. – Марго с облегчением вздохнула. – Теперь, когда я рассказала вам все, моя совесть чиста. Принести ключи?

– Они понадобятся инспектору Гейлору, – поспешно ответил мистер Ридер. – Думаю, будет лучше, если вы пока оставите ключи у себя и передадите ему сами. Ни в коем случае не отдавайте их никому, даже лицу, которое пожалует к вам сегодня вечером.

– А кто должен пожаловать ко мне сегодня вечером? – спросила она.

Мистер Ридер уклонился от ответа и перевел взгляд на миссис Грибл – по своему обыкновению, угрюмую и сосредоточенную.

– Вы не могли бы… э-э-э… подождать снаружи?

Не говоря ни слова, она послушно выскользнула из комнаты.

– Есть один момент, который мы с вами должны прояснить, дорогая моя, – негромко начал мистер Ридер. – Сколько времени вы провели в доме дяди до того, как там появился мистер Кеннет МакКей?

Даже ударив ее, сыщик не смог бы добиться большего эффекта. Лицо Марго побелело как мел, и она обессиленно опустилась на стул.

– Он проник в коридор через окно? Мне все известно, но я хочу знать, как долго вы там пробыли.

Только со второго раза ей удалось заговорить – первая попытка оказалась безуспешной.

– Всего несколько минут, – не поднимая глаз, ответила Марго и вскочила на ноги. – Он ничего не знал об убийстве! Он просто глупо приревновал меня и стал следить… Но я все объяснила, и он поверил мне… Выглянув в окно, я увидела вас и сказала, чтобы он уходил… Это правда, клянусь вам!

Мистер Ридер ласково потрепал ее по плечу.

– Я знаю, что это правда, дорогая моя, успокойтесь, прошу вас. Это все, что я хотел знать.

Он окликнул миссис Грибл. И тут зазвонил колокольчик у входной двери, за которым последовал острожный стук.

– Это может быть репортер. А может и не быть… – Мистер Ридер поднялся. – Если это незнакомец, который пожаловал по срочному делу, быть может, вы будете настолько любезны, что скажете, будто вы одна в доме? – Он огляделся по сторонам и указал на дверь. – Там…

– Кухня, – подсказала девушка.

– Отлично!

Мистер Ридер испытал явное облегчение. Открыв дверь, он зна́ком предложил миссис Грибл пройти туда первой.

– Если это репортеры, мы сами ими займемся, – пообещал он, закрывая за собой дверь.

Колокольчик вновь зазвенел, и она поспешила к двери. Оказалось, что снаружи стоит девушка – элегантно одетая, немного старше ее, очень красивая.

– Мы можем поговорить, мисс Линн? У меня к вам важное дело.

Марго заколебалась.

– Входите, прошу вас, – сказала она наконец.

Девушка последовала за ней в гостиную.

– Вы одна? – небрежно осведомилась она, и Марго кивнула.

– Вы ведь большой друг Кеннета, не правда ли?

Заметив, как краска бросилась в лицо Марго, незнакомка рассмеялась.

– Разумеется, так оно и есть. Но вы крупно поссорились…

– Ни с кем я не ссорилась, – возразила Марго.

– Что ж, признаю, он очаровательный мальчик, но вляпался в крупные неприятности.

– Неприятности… Какие неприятности?

– В неприятности с полицией.

Марго покачнулась и, чтобы не упасть, схватилась за спинку стула.

– Да не расстраивайтесь вы так! – Ава от души наслаждалась своей ролью. – Он сможет объяснить все…

– Но он же сказал, что верит мне… – Она едва не выдала присутствие укрывшегося в кухне мистера Ридера, но вовремя спохватилась.

– И кто же так сказал? – с любопытством осведомилась Ава. – Легавый? Полицейский, я имею в виду. Не обращайте внимания на всякий вздор. Они солгут – недорого возьмут! Мы знаем, что Кеннет не подделывал чека…

Глаза Марго изумленно расширились.

– Подделал чек… Что вы имеете в виду? Я не понимаю, о чем вы говорите.

На мгновение Ава растерялась. Если эта девица не подозревает о подделке, то отчего же она так разволновалась? Но в следующий миг на нее снизошла разгадка этой маленькой тайны. Все дело в убийстве! Кеннет в нем замешан! При одной мысли об этом она похолодела.

– Боже, об этом я и не подумала! – ахнула она.

– Расскажите мне о поддельном чеке, – потребовала Марго, и гостья вспомнила о цели своего визита.

– Я хочу, чтобы вы пошли со мной и повидались с Кеннетом. Он ждет вас в моей квартире – сюда, естественно, он прийти не смог. Он сам расскажет вам обо всем.

Марго пришла в смятение.

– Разумеется, я пойду с вами, но…

– Никаких «но», моя дорогая! Набросьте что-нибудь и идемте побыстрее. Кеннет просил, чтобы вы захватили ключи: он говорит, что они помогут ему доказать свою невиновность…

– Ай-ай-ай! – прозвучал чей-то насмешливый голос, и Ава резко обернулась, оказавшись лицом к лицу с мужчиной, только что вошедшим в комнату.

Она угодила в ловушку и поняла это. Старый дьявол!

– Ключ от кладовки, он-то вам зачем понадобился? – продолжал мистер Ридер. – Или вам нужен ключ от Уормвуд-Скрабз?

– Как поживаете, Ридер? – Ава продемонстрировала полное хладнокровие. – А я-то полагала, что вы одни, мисс Линн. И даже не подозревала, что вы развлекаете мистера и миссис Ридер.

Столь наглое заявление заставило мистера Ридера покраснеть, но он отнюдь не смутился. Да и миссис Грибл не выказала признаков душевного смятения.

– Это миссис Грибл, сотрудница моего департамента, – пояснил он.

– Хоть для чего-то она пригодилась, – небрежно бросила Ава и подхватила пальто, которое сняла незадолго перед этим. – Я позвоню вам позже, мисс Линн.

– Камеры в полицейском участке на Боу-стрит снабжены приспособлениями для личной гигиены, но телефонов в них нет, – любезно заметил мистер Ридер, и впервые за многие годы у Авы сдали нервы.

– Что за бред вы несете, какие еще камеры? – выкрикнула она. – У вас на меня ничего нет!

– Это мы еще посмотрим. Будьте любезны пройти сюда. – Он отворил дверь кухни. – Мне надо сказать вам несколько слов наедине.

Услышав стук, донесшийся от входной двери, мистер Ридер взглянул на Марго.

– Я буду рядом, – сказал он.

Она подошла к двери и попятилась, увидев, кто стоит снаружи. Это был Кеннет МакКей! Не говоря ни слова, он привлек ее в свои объятия и поцеловал. Так он не целовал ее еще никогда.

– Мы можем поговорить?

Она кивнула и повела его к себе в комнату. Остальные трое присутствующих куда-то исчезли.

– Дорогая, ты имеешь полное право знать, что я попал в серьезные неприятности. Полагаю, меня уже разыскивает полиция. Не исключено, что они ищут и моего отца. Он был знаком с Уэнтфордом и ненавидел его. Мне и в страшном сне не могло присниться…

– Кен, но при чем здесь ты? Почему тебя разыскивает полиция?

Он смотрел ей прямо в лицо.

– Это все подделанный чек. Часть денег, полученных по нему, попала ко мне. Дорогая, я пришел спросить у тебя кое-что и прошу сказать мне правду. Кингфитер обвинил меня во лжи, когда я сказал, что обналичил его для женщины под вуалью. На самом деле мне все равно, что говорит этот мошенник, грязный тип! Из банка начали пропадать деньги, и несколько недель назад к нам прислали старого Ридера…

– Как эти деньги попали к тебе? – перебила его Марго. – И что ты хочешь, чтобы я сказала?

– Ты знала, что я должен крупную сумму, я сам говорил тебе об этом. – Девушка согласно кивнула. – И знала, как я беспокоился из-за этого. Не помню, говорил ли я тебе, сколько именно должен…

Марго покачала головой.

– Не говорил, – сказала она.

Кеннет МакКей испустил долгий, облегченный вздох.

– Значит, это была не ты! – И он рассказал о том, как получил письмо, в которое были вложены банкноты. – Двести фунтов… Разумеется, я отчаянно нуждался в деньгах…

– Кто еще знал о том, что тебе нужны деньги?

– Да все! – Кеннет явно пребывал в отчаянии. – Я не делал из этого секрета. Кингфитер заявил, что не отдавал мне распоряжения обналичивать какой-либо чек и что вся эта история с женщиной под вуалью, которая прибыла на автомобиле из Лондона, когда он отлучился на обед, сплошная выдумка… Однако!

Он увидел, как дверь кухни, отворилась и ахнул при виде мистера Ридера.

– Это была вовсе не выдумка, мой молодой друг, – сказал сыщик. – Собственно, я… э-э-э… побеседовал с владельцем гаража, который заправлял автомобиль этой леди бензином, и случайно увидел ее саму.

Обернувшись, он поманил к себе Аву. Кеннет во все глаза уставился на нее.

– Ну? – с вызовом спросила она.

– Я вас узнал! – внезапно охрипшим голосом воскликнул он. – Вы та самая женщина, которая обналичила чек!

– Это грязная ложь! – взвизгнула Ава.

– Тише, – попросил деликатный мистер Ридер.

– Я никогда в жизни не видела его! – добавила она, и теперь ахнула уже Марго.

– Но вы же сами говорили мне…

– Я в жизни не видела его! – упорствовала женщина.

– Вы еще увидитесь с ним, – негромко проговорил мистер Ридер. – Вы оказались по одну сторону – не ту, что нужно! – свидетельской трибуны, а он – по другую!

И тогда Ава окончательно потеряла голову.

– Если и был подлог, то он в нем замешан! – быстро заговорила она. – Вы же не думаете, что клерк запросто может выдать шесть сотен фунтов тому, кого видит первый раз в жизни, если только не получил на то прямого указания, да еще и не остался внакладе! Откуда мне было знать, что чек поддельный? Мне он показался вполне нормальным!

– Пусть вам и дальнейшее кажется вполне нормальным, – с ханжеским видом произнес мистер Ридер, – пусть долгое заключение вам скрасит… э-э-э… чистая совесть. Думаю, вы получите три года… Но если судья примет во внимание ваши прежние судимости, то вы запросто можете получить и пять!

Ава сломалась.

– Вам нечего пришить мне, – заплакала она. – Я ничего не подделывала.

– Есть такое преступление, как «запуск в обращение фальшивых денег», – сказал мистер Ридер. – То есть сознательное введение их в оборот, зная, что они поддельные. Вы не могли бы взять молодую леди под руку, миссис Грибл? Я возьму ее под другую… Думаю, мы встретим полисмена по дороге. Кстати, я ничего не говорил насчет «тайного сговора»? Это ведь тоже преступление. Не споткнитесь об этот коврик, миссис Гримбл…

В частном заведении Мэчфилда шла крупная игра – гораздо крупнее обыкновенного, что внушало его владельцу некоторое беспокойство и тревогу. Если мистер Ридер о своем сегодняшнем посещении его квартиры сообщил полиции, а та сочтет момент подходящим, то вечером можно ждать облавы. На этот случай все двери в задней части апартаментов, выходящие во внутренний двор, были оставлены незапертыми и автомобиль с мощным мотором стоял наготове. Мэчфилд мог воспользоваться им и скрыться от преследования… а мог и не успеть. С другой стороны, он всегда мог прибегнуть к уловке, которую практиковал неоднократно: притвориться одним из гостей, что было достаточно просто, поскольку владельцем дома он не значился. На самом деле у него не было лицензии на проведение азартных игр, что и стало причиной столь откровенного беспокойства.

Разумеется, автомобиль пригодится в любом случае – даже если все пройдет без сучка и задоринки. В последнее время в делах начали появляться первые, пока еще едва заметные, заминки, и Руфус, будучи человеком суеверным, ожидал, что их станет больше.

Он посмотрел на часы. Встреча с Авой была назначена в полночь, но прежде она обещала позвонить. Без четверти девять вслед за тремя новыми посетителями появился неожиданный гость. Подобно большинству присутствующих, он был одет в смокинг, но выглядел странно и неуместно, хотя подбородок его был выбрит до синевы, а черные волосы сверкали укладкой.

Мистер Мэчфилд какое-то время наблюдал за тем, как он бесцельно бродит вокруг игорного стола, потом поймал взгляд посетителя и показал, что хочет поговорить с ним. Когда он покинул комнату, мистер Кингфитер последовал за ним.

– Вы совершили изрядную глупость, явившись сюда сегодня вечером, Кей, – заявил мистер Мэчфилд. – Существует большая вероятность полицейской облавы – днем здесь побывал Ридер.

У управляющего от изумления отвисла челюсть.

– А сейчас он здесь? – воскликнул он, и мистер Мэчфилд улыбнулся несусветной глупости подобного вопроса.

– Нет, и сегодня вечером наверняка не придет, разве что в сопровождении «летучего отряда». В любом случае, эту птичку мы в свое гнездышко не пустим.

– А где Ава? – осведомился Кингфитер.

– Она будет немного попозже, – солгал Мэчфилд. – У нее разболелась голова, и я посоветовал ей остаться дома.

Управляющий банком угостился виски из графина, стоявшего на буфете.

– Мне очень нравится эта девушка, – признался он.

– А кому она не нравится? – был ответ.

– Я, – голос молодого человека дрогнул от избытка чувств, – еще не встречал такой девушки, как она. Как вы полагаете, Мэчфилд, я ей нравлюсь хоть немножко?

– Думаю, даже больше, чем немножко, – с ободряющей улыбкой отозвался его собеседник, – но она леди, мой мальчик, а светские дамы не привыкли открыто выражать свои чувства.

Он мог бы добавить, что вместо чувств Ава привычно демонстрирует деловую хватку и готова в любой момент подцепить подходящего мужчину, молодого или старого, лишь бы он изъявил готовность пасть жертвой ее чар.

– Как вы полагаете, она согласится выйти за меня замуж, Мэчфилд?

Руфусу удалось не рассмеяться ему в лицо. Ему довелось провести много времени за карточным столом, поэтому он научился следить за выражением своего лица. Ава уже дважды была замужем, причем так и не сподобилась окончательно развестись ни с одним из своих супругов. Оба официально пребывали за границей, каковая на самом деле представляла собой вересковую пустошь, протянувшуюся между Эшбертоном и Тавистоком. Там, в тюрьме строгого режима Принстона, они трудились на благо своих бессмертных душ, не принося при этом никакой пользы налогоплательщикам, которые не только содержали их, но и вдобавок снабжали табаком.

– А почему бы и нет? Но имейте в виду, это женщина дорогая, Кей, – очень серьезно и даже строго проговорил Мэчфилд. – Одевать ее – удовольствие не из дешевых, и вам придется где-то раздобыть деньги, потому что пятнадцать сотен в год – это оскорбление для женщины, привыкшей заказывать платья в Париже.

Кингфитер, сунув руки в карманы и опустив голову, принялся мерить шагами кабинет. На лице его, которое и так никогда не озарялось улыбкой, была написана мрачная решимость.

– Я все понимаю, – сказал он наконец, – но если она любит меня, то поможет свести концы с концами. Мне придется завязать с делами в банке – мне страшно, я не могу больше рисковать. Откровенно говоря, я подумываю о том, чтобы вообще оставить банк и открыть юридическое доверительное агентство.

Мэчфилд знал, во что превращается доверительное агентство, когда им руководит неопытный человек, – в контору, в которую не заходит никто, кроме инкассаторов. Однако он не желал расстраивать или разубеждать своего гостя, да и Кингфитер не дал ему возможности для ответа.

– С этим чеком еще будет чертова уйма хлопот, – продолжил он. – Я уже получил письмо из головного офиса – меня приглашают на беседу с управляющим, и я должен привезти с собой МакКея. Это стандартная процедура.

Неотложного и безраздельного внимания мистера Мэчфилда требовали вещи куда более важные, нежели рутинные процедуры в Большом Центральном банке, но судьба МакКея интересовала его чрезвычайно.

А Кингфитер вновь заговорил об Аве, поскольку та стала единственным лучиком света в окружавшем его темном царстве.

– Стоило мне впервые увидеть ее, – признался он, – как я сразу же понял, что эта женщина буквально создана для меня, что она та самая единственная и неповторимая. Я знаю, ей пришлось нелегко, она ведет отчаянную борьбу с судьбой… Но кто я такой, чтобы судить ее?

– Действительно, кто? – пробормотал себе под нос мистер Мэчфилд, признавая правду этих слов. И, развивая заинтересовавшую его мысль, спросил: – Но что все-таки станется с мистером Кеннетом МакКеем?

Управляющий смутился лишь на мгновение.

– Это меня не касается, – громко заявил он. – Нет никакого сомнения в том, что подпись на чеке…

– Да-да, – нетерпеливо прервал его собеседник. – Ни к чему еще раз обсуждать очевидное, не правда ли? Я имею в виду, среди друзей. Вы выплатили мне деньги, которые были должны, и на этом для меня вопрос исчерпан. Я и сам пошел на некоторый риск, отправив к вам Аву… то есть позволив ей отправиться самой, – поспешно поправился он, заметив недоуменное выражение на лице управляющего. – Так что станется с молодым МакКеем?

Кингфитер пожал плечами.

– Не знаю, и, говоря откровенно, меня это не интересует. Когда я сегодня вечером вернулся в банк, его там уже не было, хотя я недвусмысленно распорядился, чтобы он дождался моего возвращения. Разумеется, я не могу сообщить об этом начальству, потому что сам нарушил правила, уйдя с работы, и надо же такому случиться, что один из наших инспекторов пожаловал в банк именно тогда, когда меня там не было. Мне придется работать всю ночь, чтобы подвести баланс по просроченным долговым обязательствам. МакКей мог бы мне помочь. Собственно, я так и сказал ему…

– Значит, он вернулся?

– Буквально на пять минут, как раз перед тем, как пробило шесть. Он заглянул ненадолго и тут же ушел. Это от него я узнал о визите инспектора. Мне пришлось рассказать этому щенку о чеке и банкнотах. Кстати, для меня до сих пор остается загадкой, как купюры вообще попали к нему, – с этим нет никакой ошибки? Если бы он был здесь частым гостем, то мог бы получить их от банкомета. Но ведь он не бывал здесь, не так ли?

– Во всяком случае, нечасто.

Мэчфилд мог бы добавить, что сюда заходят только те, у кого водятся деньги, или те, кто располагает средствами их заполучить.

Многие из его клиентов очень походили на мистера Кингфитера – люди, занимавшие доверенные посты и имевшие дело с чужими деньгами. Мэчфилда не касалось, откуда они брали средства, до тех пор, пока тратили они их весьма благоразумно. Он гордился тем, что не прибегает к мошенничеству в игре, и это было правдой – до некоторой степени. Вообще-то, он позволял себе некоторую нечестность, которая покрывала его собственные неудачи как за игорным столом, так и в рискованных капиталовложениях. Два раза в жизни он, надеясь сорвать большой куш, ставил все на карту и рисковал по-крупному. Один раз его постигла неудача. Во второй раз он преуспел, но остался без денег.

Он имел несчастье стать персоной нон грата за границей. Если бы, к примеру, ему случилось оказаться в Монте-Карло, то уезжать оттуда пришлось бы в большой спешке, буквально следующим же поездом, иначе стражи порядка любезно предоставили бы в его распоряжение автомобиль, дабы доставить своего гостя в Ниццу, на курорт, который славится неразборчивостью в приеме временных гостей.

– Мне, некоторым образом, даже жаль МакКея, но речь идет о его жизни либо моей, Мэчфилд. Утонет либо он, либо я… А я тонуть не собираюсь.

Ничто так не досаждало Мэчфилду, как выспренность и высокопарный стиль, хотя ему следовало бы давно привыкнуть к ним, поскольку и сам он жил в атмосфере лихорадочной и сумбурной драмы. Однажды ему даже довелось увидеть, как его жертва пала бездыханной на зеленое сукно игорного стола. Правда, это случилось много лет назад.

– Вам лучше незаметно вернуться в зал, – сказал он. – Я присоединюсь к вам немного погодя. Не играйте по-крупному: у меня еще остались кое-какие ваши бумаги, мой мальчик.

Когда он вернулся в игорную комнату, то обнаружил, что управляющий отыскал себе местечко за столом и понтирует весьма скромно, хотя и с некоторым успехом. Крупье взглядом задал ему вопрос, и Мэчфилд незаметно покачал головой, давая понять, что сегодня вечером Кингфитер будет оплачивать свой проигрыш наличными и что ни долговые расписки, ни чеки принимать у него не следует.

Время от времени игроки вставали из-за стола, заглядывали в буфет, выпивали стаканчик и откланивались. Впрочем, их место неизменно занимали вновь прибывшие. Мистер Мэчфилд вернулся к себе в кабинет, поскольку ожидал телефонного звонка. Тот раздался в четверть одиннадцатого. Женский голос произнес:

– Ава передает, что все в порядке.

Он положил трубку на рычаг и улыбнулся. Ава была надежной ставкой: на девочку всегда можно было положиться, и он не сомневался в том, что она сумеет занять свою гостью по крайней мере еще два часа. После этого он проведет небольшой допрос. Но только сам, потому что столь деликатное дело доверить нельзя никому.

А Кингфитер тем временем выигрывал, и перед ним уже высилась стопка фунтовых и пятифунтовых банкнот. Он выглядел возбужденным и, кажется, впервые в жизни довольным. Впрочем, выигрывал и банк – в стол был вделан большой ящик, который сейчас был доверху полон денег, и каждые несколько минут сумма все увеличивалась.

Какой унылый и скучный вечер! Мистер Мэчфилд сказал себе, что с радостью включит национальный гимн, когда придет время. Он всегда закрывал заведение на неизменно патриотической ноте, что позволяло даже проигравшимся в пух и прах гостям утешаться тем, что у них все еще остается их страна.

И вдруг он увидел, как медленно отворяется высокая двустворчатая дверь игорной комнаты. У него уже вошло в привычку одним глазом то и дело посматривать туда, и до этого мгновения он еще никогда не был поражен или ошеломлен тем, что скрывалось за ней. Но сейчас он застыл как громом пораженный, потому что на пороге показался мистер Ридер – без шляпы и даже своего неизменного зонтика.

Его еще никто не заметил, кроме владельца подпольного заведения, а тот замер на месте, не в силах пошевелиться. С извиняющейся улыбкой на губах мистер Ридер на цыпочках прошел к нему.

– Вы ведь не возражаете? – громким театральным шепотом осведомился он. – Я вдруг обнаружил, что время тянется невыносимо медленно.

Мэчфилд облизнул внезапно пересохшие губы.

– Пройдемте со мной, прошу вас!

Он вернулся в кабинет, мистер Ридер последовал за ним.

– Итак, что привело вас ко мне? Как вы вообще сюда попали? Я дал совершенно недвусмысленные указания привратнику…

– Мне пришлось обмануть его, – тихим голосом признался мистер Ридер, словно тяжесть содеянного до сих пор угнетала его. – Я сказал ему, что вы лично пригласили меня на сегодняшний вечер. Это было очень дурно с моей стороны, и я приношу свои извинения. Правда же заключается в том, мистер Мэчфилд, что даже у прославленных личностей имеются свои маленькие слабости, а у самых умных и законопослушных нередко проявляются криминальные наклонности. И хотя я не принадлежу ни к числу известных, ни тем более умных, чаша сия… э-э-э… не миновала и меня. Человек слаб, что поделать. Спешу добавить, что не вижу ничего предосудительного в том, чтобы играть в карты на деньги, совсем напротив. Я, как вам известно или о чем вы, быть может, слыхали, обладаю… э-э-э… извращенным складом ума. Дело в том, что я получаю тайное удовольствие от посещения таких злачных местечек, как это.

Мистер Мэчфилд испытал облегчение. У него будто гора с плеч свалилась. Он знал детективов, которые играли в казино, но именно эта маленькая и простительная слабость почему-то никак не ассоциировалась у него с мистером Ридером.

– Разумеется, мы искренне рады видеть вас у себя, – радушно сказал он.

Испытанное облегчение было таково, что он с радостью дал бы этому странному типу денег на игру.

– Вы даже можете выпить за счет заведения, – сказал он, но тут же поправился: – Хотя я, конечно, не в том положении, чтобы делать вам такое предложение. Я здесь такой же гость, как и вы, но знаю, что владелец был бы чрезвычайно раздосадован, если бы вы не воспользовались его гостеприимством.

– Я никогда не пью спиртного. Быть может, у вас найдется немного ячменного отвара?

К сожалению, ячменного отвара в заведении не нашлось, но это упущение, как заверил гостя мистер Мэчфилд, будет непременно исправлено в будущем – и даже немедленно, если он того пожелает. Мистер Ридер, однако, не пожелал и слышать о том, чтобы причинить заведению подобное беспокойство. Ему не терпелось присоединиться к обществу в игорном зале, и вновь благодаря какому-то невероятному везению он сумел усесться прямо напротив крупье. Кто-то поднялся со стула перед самым его появлением, и мистер Ридер немедленно занял освободившееся место.

Впрочем, он вполне мог устроиться и на другом конце стола, поскольку, едва завидев его, Кингфитер смертельно побледнел, выхватил из кармана платок, поспешно прикрыл им лицо и закашлялся. А после поднялся со своего места, чтобы раствориться в толпе, собравшейся за спинами игроков.

– Не стоит уходить из-за меня, Кингфитер, – обратился к нему мистер Ридер, и все прекрасно расслышали его.

Управляющий испуганно попятился и уперся спиной в стену, где простоял до конца этого знаменательного вечера, являя собой чрезвычайно жалкое зрелище.

Мистер Ридер тем временем вынул из кармана пачку банкнот и тщательно пересчитал их. Впрочем, она оказалась не такой уж большой, и мистер Мэчфилд, глядя на него, понял, что его незваный гость намерен принять ставку в десять фунтов, которая как раз и была на столе.

Мелкие купюры мистера Ридера исчезали одна за другой, пока у него совсем ничего не осталось, и тогда случилось нечто странное. Мистер Ридер сунул руку в карман, порылся там и извлек нечто, что положил на стол, прикрыв ладонью. Крупье взял со стола карты, готовясь сдавать, – играли в «красное и черное», – но ему помешали.

– Прошу прощения. – Голос мистера Ридера прозвучал негромко, но за столом его расслышали все. – Этой колодой играть нельзя: в ней недостает двух карт.

Крупье поднял голову. Зеленый козырек на его наголо бритой голове отбрасывал тень, закрывая половину лица. Он взглянул на непрошеного помощника тем бесстрастным и пустым взглядом, которым обладают настоящие крупье.

– Прошу прощения? – озадаченно сказал он. – Я не понимаю, месье. Колода полна. До сих пор никто и никогда…

– Здесь две карты, без которых, насколько я понимаю, вы не можете вести игру, – сказал мистер Ридер и резко убрал руку.

На столе перед ним лежали две игральные карты – туз бубен и туз червей. Крупье взглянул на них, выругавшись, оттолкнул свой стул и стремительно опустил руку к бедру.

– Не двигайтесь, очень вас прошу.

В руке мистера Ридера откуда-то появился автоматический пистолет, дуло которого смотрело прямо в белую жилетку крупье.

– Леди и джентльмены, нет ни малейших причин для беспокойства. Отойдите от стола к стене, только не становитесь между мной и месье Лямонтаном.

Мистер Ридер и сам отступил на шаг.

– Идите сюда! – Он взмахнул рукой, подзывая к себе Мэчфилда.

– Послушайте, Ридер…

– Идите сюда! – прорычал Дж. Г. Ридер. – Становитесь-ка рядом со своим дружком. Леди и джентльмены, – обратился он к собравшимся, не сводя глаз с крупье, – это заведение не имеет лицензии на организацию азартных игр. Полиция перепишет ваши фамилии и адреса, но я приложу все усилия, дабы избежать судебных слушаний, поскольку нас интересует куда более крупная рыба.

Только тогда гости заметили, что в дверях стоят незнакомые люди. Они появлялись буквально отовсюду – из кабинета Мэчфилда, из холла внизу, даже с крыши над головой. Надев на Лямонтана наручники, они отобрали у него два пистолета, которые он носил при себе, по одному в каждом боковом кармане. Мэчфилд был безоружен.

– По какому праву?

– Об этом вам в участке расскажет инспектор Гейлор. Но лично я полагаю, что ваш вопрос неуместен. Нет, правда, если честно, мистер Мэчфилд?

Тот предпочел промолчать.

Мистер Ридер вел журнал уголовных дел, который именовал дневником, записывая в него все расследования, в которых принимал участие. Некоторые из них представляли интерес лишь для узкого круга специалистов и могли заинтриговать разве что психиатра. И вот под заголовком «Два туза» в нем появился отчет, записанный его собственной рукой:

Десять лет назад, – писал мистер Ридер, – в отеле «Мажестик» в Ницце появился мужчина, зарегистрировавшийся в книге гостей под именем Руфус Мэчфилд. У него было еще несколько имен, но мы будем называть его Мэчфилдом, чтобы не возникло ненужной путаницы. Он имел репутацию карточного шулера и, следуя своему нечестивому призванию, «работал» на судах, курсирующих между Англией и Нью-Йорком. Кстати, в Германии он был дважды осужден как профессиональный картежник.

По происхождению он датчанин, но в то время представлялся натурализованным англичанином, имея постоянный адрес местожительства на Колвин-Гарденз, в Бейсуотере. В отеле «Мажестик» он свел дружбу с Чарльзом или Уолтером Линном, авантюристом, также промышлявшим на кораблях в Северной Атлантике. Во время одного из таких плаваний он познакомился с мистером Джорджем МакКеем, процветающим торговцем шерстью из Бредфорда. Доказательства того, что они вместе играли в карты, отсутствуют, да и мистер МакКей этого не припоминает. Но эта дружба стала подарком судьбы для Линна, поскольку мистер МакКей имел привычку каждый год наезжать в Ниццу, где и проживал в то время, когда Линн и Мэчфилд свели знакомство. МакКей был известен как решительный и удачливый игрок, прославившийся сенсационными выигрышами.

Итак, эти двое, Линн и Мэчфилд, посовещавшись, составили план, как ограбить МакКея за игорным столом. Азартные игры в Ницце не ограничиваются лишь официальными заведениями. В те времена во множестве процветали и подпольные казино, где ставки были даже выше, чем в публичных местах, самым популярным среди которых была «Родинка». Официальной лицензии она не имела, но французские власти смотрели на ее деятельность сквозь пальцы.

Чтобы обмануть МакКея, бывшего завсегдатаем этого клуба, требовалось заручиться содействием и поддержкой кого-то из его сотрудников. Выбор Линна пал на молодого крупье по имени Лямонтан, а уже он, в свою очередь, должен был подкупить еще двух крупье, которым пообещали щедрое вознаграждение.

Лямонтан проявил себя как исключительно сговорчивый сообщник. Женившись на молоденькой девушке, он влез в долги и боялся, что об этом узнают хозяева клуба. Посему предварительная встреча состоялась в Лионе. План крупье изложил Линн, и тот согласился войти в долю, оговорив, что половина суммы достанется ему с двумя коллегами, а вторую половину поделят между собой Линн и Мэчфилд. Очевидно, Линн возражал против подобного условия, но Мэчфилда его четверть вполне устраивала, тем более что он знал, что МакКей выигрывает внушительные суммы, так что при крупной игре куш им должен был достаться солидный.

Играть предполагалось в баккара, потому как МакКей никогда не мог устоять перед искушением сорвать банк, особенно крупный банк. Но следовало спешить, чтобы торговец не покинул юг Франции, и уже через две недели после окончательного сговора Лямонтан сообщил, что все готово. Он заручился помощью коллег, и операция была намечена на вечер пятницы.

Согласно договоренности, играть должен был Линн, и сообщники условились встретиться позже в Лионе, где собирались поделить добычу. Карты были подтасованы таким образом, что банкомет выигрывал на каждой третьей сдаче. Сигналом для аферистов, по которому они должны были начать делать ставки, были выбраны два туза – туз бубен и туз червей. Кто-нибудь должен был набрать на них шесть очков, и тогда банкомет получает «натуральную комбинацию» – что означает, насколько я понимаю, выигрыш.

С этого времени ставки должен был повышать Линн, а потом и первым объявить «банк» – что означало, при должном раскладе, что они срывают банк и забирают деньги себе. Они знали, что МакКей будет играть против банкомета, но намеревались перебить его ставку, и тогда Линн должен был взять банк, в котором лежал бы уже миллион франков. Банк выиграл четырнадцать раз, и в нем набралась такая впечатляющая сумма, что игроки за другими столами побросали игру и окружили стол, за которым шла столь захватывающая борьба.

Итак, банку выпало четырнадцать выигрышных комбинаций, и, когда Линн закончил игру, в нем находилось по приблизительным подсчетам около четырехсот тысяч фунтов стерлингов. Лямонтан уверял, что там лежит больше, но Мэчфилд удовлетворился и этой суммой. Деньги были доставлены в отель, и на следующий же вечер Линн отбыл в Лион. Через день к нему должен был присоединиться Мэчфилд, и уже вдвоем в воскресенье они собирались встретиться с крупье в Париже и передать ему его долю.

Но в день отъезда Линна один из сотрудников казино обратился к своему начальству – у него сдали нервы, и он предал своих подельников. Лямонтана вместе с другим крупье арестовали по обвинению в мошенничестве, а Мэчифлд едва-едва успел улизнуть, спасая свою шкуру, отправился в Лион и прибыл туда ранним утром следующего дня. Он надеялся, что в газеты еще не попали сведения об арестах, что могло напугать партнера, и уж, конечно, не стал посылать каблограмму, дабы предупредить Линна о своем появлении. Но когда он добрался до гостиницы и справился о своем друге, ему ответили, что таковой здесь не появлялся и не бронировал комнаты, о чем они договорились заранее.

С этого момента Линн растворился в нетях, и ни Мэчфилд, ни его друзья так и не смогли отыскать его. Это не было случайное стечение обстоятельств – нет, это был намеренный обман.

Мэчфилд поступил благородно и, когда крупье освободили из тюрьмы и тот вернулся в Париж, но уже сломленным человеком, поскольку его молодая жена умерла, пока он пребывал в заключении, помог ему, чем мог. Они вдвоем отправились в Англию, чтобы заняться игорным бизнесом. Но главной их целью оставался Линн, которого они жаждали найти и заставить поделиться добычей.

Между тем, Линна искал и еще один человек. МакКей, узнавший после судебного разбирательства во Франции, что его ограбили, нанял меня, чтобы я отыскал его, но по некоторым причинам я не смог оправдать его ожиданий.

Не знаю, в каком месяце или году Лямонтан и Мэчфилд наконец-то напали на след Линна. Одно можно сказать наверняка: мистер Уэнтфорд, как он сам себя называл, жил во все возрастающем страхе перед их местью. Но, найдя его, они обнаружили, что добраться до бывшего компаньона невозможно. Не сомневаюсь, что они провели тщательную рекогносцировку на местности, изучили его привычки и предприняли несколько попыток застать его врасплох. Но все они оказались безуспешными. Представляется весьма вероятным, хотя прямых доказательств тому не имеется, что он был прекрасно осведомлен о намерениях и передвижениях своих врагов, поскольку, как вытекает из письменных показаний его племянницы и признания самого Мэчфилда, Линн выходил из дома только тогда, когда Мэчфилд и Лямонтан находились в Париже, куда они частенько ездили на уик-энд.

Именно Лямонтан и разработал дьявольский план, который в конце концов и должен был привести к смерти Уэнтфорда. Он знал, что единственным, кто имеет доступ в дом его врага, был местный полицейский, а потому принял на вооружение методы полиции и даже выяснил график патрулирования. В ночь убийства, вскоре после того, как стемнело, несмотря на снежный буран, он выехал в Биконсфилд на автомобиле в сопровождении Мэчфилда.

Одно время Лямонтан выступал на сцене во Франции – он безупречно говорил по-английски, – поэтому я не сомневаюсь, что он сумел усыпить бдительность Уэнтфорда настолько, что тот сам открыл ему дверь….

В семь часов вечера констебль Верити покинул участок и принялся совершать обход вверенной ему территории. В семь тридцать он был безжалостно убит человеком, которым внезапно вышел из укрытия и выстрелил ему прямо в сердце.

Труп оттащили в поле и бросили под кустом: убийцы надеялись, что снег скроет его от посторонних глаз. Лямонтан уже успел переодеться в костюм полицейского констебля и, сев на мотоциклет, поехал к дому Уэнтфорда. Старик увидел его в окно и, ничего не подозревая, сошел вниз и отворил дверь.

Скорее, он так и не понял, что происходит что-то неладное, пока не вернулся в гостиную, где его и убили. Двое мужчин намеревались оставить его в коттедже, но, пока они обыскивали дом или пытались вскрыть сейф, вделанный в стену позади книжного шкафа, произошло непредвиденное. Зазвонил телефон. Кто-то из них поднял трубку и, подражая голосу Уэнтфорда, узнал, что Марго Линн едет сюда, но задерживается в пути.

Теперь для них самым главным стало спрятать труп. Вынеся его наружу, они уложили тело на мотоциклет и, направив его вниз по дороге, стали толкать в сторону Биконсфилда. Здесь их подстерегала вторая неожиданность: они увидели, что к ним приближаются огни автомобиля мистера Энварда. Тело пришлось сбросить на обочину, а мнимый констебль занял свое место на мотоциклете. Сиденье было испачкано кровью убитого мужчины, и помощник мистера Энварда, должно быть, случайно задел его рукавом, поскольку впоследствии на нем были обнаружены пятна крови. Это стало для меня первой зацепкой, и я смог благодаря особому складу своего ума воссоздать преступление так, как оно было совершено.

Двое мужчин вновь встретились возле коттеджа, но пробраться в дом в ту ночь им не удалось. Один из них, однако, услышал, что девушка знает, где хранятся деньги. Боюсь, это случилось по моей вине, после чего ее вознамерились выкрасть вместе с ключами от депозитного сейфа…

К тому времени Мэчфилд уже был осведомлен о стесненных обстоятельствах молодого МакКея, сына своей жертвы. Вероятно, вознамерившись ударить по его отцу, поскольку наверняка знал, что тот продолжает его разыскивать, он воспользовался представившейся возможностью, чтобы окончательно погубить молодого человека.

Мэчфилд анонимно отправил младшему МакКею двести фунтов из тех денег, которые вороватый управляющий (3 года тюрьмы; Центральный уголовный суд) похитил из банка с помощью его сообщницы (5 лет тюремного заключения; Центральный уголовный суд), и было установлено, что они прошли через руки молодого человека.

В завершение этого дела мистер Ридер собственноручно сделал короткую приписку:

…Руфус Джон Мэчфилд и Антонио Лямонтан (приговор: смертная казнь; Центральный уголовный суд) казнены в тюрьме Уонсдорф 17 апреля. Приговор приведен в исполнение Эллисом.

Мистер Ридер всегда отличался чрезмерной дотошностью.

 

Мошенник Кеннеди

Человек, представший перед Полицейским судом Северо-Западного округа Лондона, держался с вызывающим и даже надменным достоинством. По его бородатому лицу блуждала презрительная улыбка, в которой сквозило изумление.

А если время от времени он и запускал свои длинные белые пальцы в гриву золотисто-каштановых волос, отбрасывая их с высокого и чистого лба, то жест этот отнюдь не свидетельствовал о том, что он нервничает или пребывает в смятении. Скорее, это была всего лишь дань давней привычке.

Хотя он не носил ни воротничка, ни галстука, а костюм и башмаки были перепачканы засохшей грязью, одежда его выглядела новой и добротной. Перстень же с бриллиантом у него на пальце, оскорбительно поблескивавший в лучах утреннего солнца, с головой выдавал наличие достатка и благополучия – правда, временного или постоянного, бог весть.

При себе во время ареста у него были обнаружены, как явствует из показаний констебля, свидетельствовавшего по этому делу: деньги в сумме восьмидесяти семи фунтов и десяти шиллингов купюрами, пятнадцати шиллингов серебром, золотой портсигар с платиновой монограммой, маленький флакончик дорогих духов, не откупоренный, и несколько ключей.

Звали его Владимир Литнофф, он был российским подданным и актером по профессии. Играл он в русских пьесах, а по-английски говорил с едва заметным акцентом.

Очевидно, пребывая в изрядном подпитии, как случилось давеча вечером, он изъяснялся почти исключительно по-русски, отчего двое полисменов, выступавших свидетелями обвинения по делу о том, что, находясь в состоянии алкогольного опьянения, он нарушал общественный порядок самым возмутительным образом, не смогли приобщить к делу ничего, кроме использованного им языка оскорбительных жестов.

Магистрат снял очки и устало откинулся на спинку кресла.

– Пока вы живете в этой стране, вы должны вести себя прилично, – назидательно сообщил он. – Вот уже второй раз вы обвиняетесь в неподобающем поведении, а потому заплатите два фунта.

Мистер Литнофф улыбнулся, отвесил изящный поклон и сошел с кафедры для подсудимых.

Старший инспектор Гейлор, ожидавший в коридоре, чтобы дать свидетельские показания по делу с куда более серьезными обвинениями, обратил на него внимание, когда тот проходил мимо, и добродушно ответил на его улыбку. Полицейский, «подобравший» русского, тоже направился к выходу из суда.

– Кто этот человек? – спросил Гейлор.

– Русский, сэр. Изрядно надрался… напился то есть, на Бромптон-роуд. Нет, вел он себя тихо, зато ни в какую не желал уходить оттуда. Да еще эти его брошки!

– Его что? – не понял инспектор.

– Именно так он сказал, когда я пришел забирать его, и, пожалуй, это были его единственные слова по-английски: «Я подарю вам свою замечательную брошь – она стоит десять тысяч!» Даже не представляю, что он имел в виду. А потом он добавил, что у него есть собственность в Монро. Он выкрикнул эти слова в толпу, когда мы с констеблем Леем его уводили.

– Монро, Монро… Кажется, это где-то в Шотландии?

Но в этот момент Гейлора вызвали в зал суда.

Тем же вечером, проглядывая газету, он прочел репортаж о ходе судебного заседания:

ПЬЯНИЦА ПРЕДЛОЖИЛ ВЗЯТКУ ОФИЦЕРУ ПОЛИЦИИ.

БРОШЬ СТОИМОСТЬЮ В ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ БЫЛА ОТВЕРГНУТА

…Констебль полиции Смит утверждает, будто подсудимый предлагал ему брошь стоимостью десять тысяч фунтов за то, чтобы он отпустил его.

Магистрат: У него была при себе означенная брошь?

Свидетель: Нет, Ваша честь. Разве что воображаемая.

( Смех в зале )

– А вот Ридеру это случай показался бы занятным, – сообщил Гейлор своей молодой супруге, и та улыбнулась.

Ей нравился мистер Дж. Г. Ридер, но она жалела его, в чем очень сильно ошибалась. Он представлялся ей жалким неудачником и совершенно беспомощным неумехой в сравнении с сильными и хваткими ребятами из Скотленд-Ярда. Многие жалели мистера Ридера – но были и те, кто придерживался противоположного мнения на его счет.

Джейк Элсби, например, не испытывал жалости ни к кому, кроме себя. Сидя долгими зимними вечерами в своей камере в Дартмуре, он думал о мистере Ридере как угодно, только не с сожалением. Камера была славная – просторная и уютная, со сводчатым потолком. В ней имелась кровать, застеленная яркими одеялами, и здесь было тепло даже в самые холодные дни. На полочке у него стояла фотография жены и детей, коих было двое – страшненький мальчик десяти лет от роду и шестимесячная малышка, орущая во все горло. Джек никогда не видел ее, что называется, во плоти. Откровенно говоря, ему было решительно все равно, увидит он когда-либо свою жену с детьми или нет, но фотография подпитывала его угасающую враждебность. Она напоминала Джейку о том, что подлое вероломство мистера Ридера оторвало его от семьи и забросило сюда, в сырое и холодное узилище. Поэтическая фантазия и не более того, но тем не менее льстящая самолюбию человека, который ни разу в жизни не смог заставить себя взглянуть правде в глаза без того, чтобы не приукрасить действительность яркими лентами выдумки.

Да, Джейк действительно подделывал казначейские билеты Банка Англии, был пойман на горячем, и лавочка закрылась; да, ранее он уже был осужден по той же самой статье, но его не было рядом с Марбл-Арч в понедельник перед самым арестом, как утверждал мистер Ридер, причем под присягой. Это было во вторник. Следовательно, мистер Ридер совершил клятвопреступление.

Джейк получил письмо от одного из тех, кто недавно был выпущен на свободу из-под гостеприимной тюремной опеки исправительного заведения Ее величества в Принстоне. В нем содержались кое-какие новости, одна из которых была следующего характера:

…видел вчера твоего старого дружбана ридера он расколол дело мэчфилда там пришили какого-то старикана в бурн-энде ридер ничуть не постарел он спросил у меня как твои дела а я ответил ему что отлично и тогда он сказал какая жалость что он получил только семь лет хотя должен был схлопотать десятку а я ему ответил…

Взбешенного узника не интересовало, что ответил детективу его любящий эпистолярное творчество подельник. Именно тогда он и стал обдумывать планы жестокой мести недостойному субъекту, который оклеветал невинного человека – учитывая, что то был вторник, а не понедельник! – и обрек его на пребывание в этом живописном местечке, которое недаром называют «ад на земле».

Через три месяца после получения письма Джек Элсби вышел на волю – ему скостили часть срока за примерное поведение: за время заключения он ни разу не нарушил правила содержания в тюрьме. В день своего освобождения Джейк прямиком направился в Лондон, где и обнаружил, что его семья взята под опеку местными властями, а бывшая супруга умотала в Канаду с более достойным претендентом на ее руку и сердце. Не будем ее винить – любой мужчина был лучше Джейка.

– Вот к чему привела невинная шуточка Ридера! – только и сказал он.

Подкрепившись горячительными напитками, он отправился на поиски своего смертельного врага.

Но прямой путь в контору мистера Ридера был ему заказан, поскольку он должен был еще сделать несколько звонков и возобновить старые знакомства. В одном из таких местечек, в небольшой, но уважаемой гостинице, он случайно столкнулся с бородатым мужчиной, попеременно изъяснявшемся то по-английски, то на каком-то варварском непонятном наречии. Тот не носил ни воротничка, ни галстука – после четвертого стаканчика виски Владимир неизменно срывал с себя и то и другое, – зато во всеуслышание разглагольствовал о бриллиантовом фермуаре невероятной ценности. Очарованный его словами, Джейк решил задержаться ненадолго. Он выпил с человеком, говорившим, как выяснилось, по-русски, но деньги которого, несомненно, оказались вполне английскими – как и язык, на который он временами переходил.

– Ты спрашиваешь меня, друг мой, кто я по профессии? Актер, да! Но это ремесло не приносит мне денег. Все импресарио, кого ни возьми, – вор на воре и вором погоняет! Лучшая моя роль? Но ведь я болен! Вот это хорошая работа, я понимаю! Белая горячка – как это будет по-вашему? Экстаз? Да, экстаз… хриплый голос, нет?

– Это мне знакомо, – заявил Джейк, с умудренным видом качая головой. – Не подмажешь – не поедешь.

– А-а… как это мерзко… ti durak!

Джейк не знал, что его обозвали дураком, да и не слишком расстроился бы, даже если бы догадался. Он был совершенно уверен в одном: что напал на щедрого транжиру, классного парня, особенно если смотреть на него сквозь золотистые пары алкогольного опьянения. Пока он еще не дошел до стадии, когда хочется затеять с кем-либо драку. Сейчас он пребывал в том блаженном состоянии, когда человека подмывает поделиться с собеседником самыми сокровенными тайнами.

– Ты никогда не слышал о типе по имени Ридер? – многозначительно спросил он. – Старая ищейка… И я намерен прищучить его!

– Ага! – сказал его новый друг.

– Вот тебе и ага! Я все равно его прищучу! – угрюмо пообещал Джейк.

Бородатый мужчина опрокинул в глотку содержимое стакана, осушив его до донышка. Затем, яростно пожав Джейку руку, он ухватил его под локоть и потащил прочь из бара. На свежем воздухе у мистера Элсби подогнулись колени.

– Ид-дем и пор-решим его, – заплетающимся языком с трудом выговорил он.

– К чему такие пошлости, друг мой?

Держась друг за друга, они, пошатываясь, брели неведомо куда. Джейка вдруг занесло, и он едва не очутился в сточной канаве.

– Живи и пей! Лучше взгляни на мою прекрасную брошь, мою ферму… мои виноградники… горы… Я все тебе расскажу, друг мой… кто-то же должен узнать об этом…

Улица, на которой они оказались, была очень темной, и по обеим ее сторонам тянулись мелкие магазинчики. Краешком сознания Джейк отметил, что они только что миновали лавку молочника, как вдруг обнаружил, что путь им преграждает какой-то человек.

– Эй, приятель! Хочешь… чтобы я… показал тебе брошь?

Это подал голос Владимир, он тоже был сильно пьян. Незнакомец молчал.

Внезапный грохот заставил Джейка Элсби отшатнуться. Ему еще никогда не приходилось слышать оглушающих раскатов выстрела в упор. Он увидел, как русский покачнулся и голова его склонилась к плечу. Он как будто прислушивался к чему-то, а потом принялся шарить руками по груди.

– Эй, что за шуточки?

Джейк моментально протрезвел. Незнакомец шагнул вперед и, проходя мимо, сильно толкнул его плечом. Джейк покачнулся и едва не упал. Оглядевшись, он заметил, как стрелок растаял в густой темноте – чуть поодаль виднелся узкий проход между домами.

– Ты не ранен, приятель?

А русский уже упал на колени, по-прежнему держась руками за грудь. Еще мгновение, и он с шумом рухнул лицом вниз на тротуар.

Джейк побелел как полотно. С безумным видом посмотрев по сторонам, он бросился бежать. Ему хотелось оказаться как можно дальше от места, где произошло убийство. Именно так, самое натуральное убийство!

Забежав за угол, он угодил прямо в распростертые объятия полисмена. Повсюду раздавались свистки. Стараясь вырваться, он уже понимал всю бесплодность своих попыток: со всех сторон к ним сбегались стражи порядка.

– Ладно, ладно, я ничего не сделал… там, за углом, лежит один парень – его убили… какой-то тип застрелил его.

Полицейские отвели его в участок и в качестве меры предосторожности обыскали.

В правом кармане его пальто они нашли автоматический пистолет, из ствола которого пронзительно пахло порохом.

Мистер Дж. Г. Ридер позвонил в колокольчик и вздохнул. Он вздыхал оттого, что звонил уже в четвертый раз, и все безрезультатно.

Случалось, он воображал, как входит в соседнюю комнату и обращается к мисс Жиллет отеческим, но твердым тоном. Он указывает ей на недопустимость ситуации, которая складывается, когда секретарь игнорирует повелительный вызов своего нанимателя; настаивает на том, что она не должна приносить в контору или, если уж принесла, не увлекаться в рабочее время чтением дамских или авантюрных романов; он говорит ей тем же самым отеческим, но решительным тоном, что, быть может, для блага всех заинтересованных лиц будет лучше, если она подыщет себе иное занятие или такое же, но у того, кто придерживается не столь строгих взглядов на вопрос служебных обязанностей. Но, поднявшись из кресла после того, как четырежды позвонил в колокольчик, исполненный решимости уладить вопрос раз и навсегда, он неизменно опускался обратно и звонил в пятый раз.

– Бог ты мой! – воскликнул мистер Ридер. – Как это все утомительно!

В это самое мгновение в комнату вошла мисс Жиллет. Она была красива, стройна и невысока ростом. У нее был курносый нос и безупречный цвет лица, а тускло-золотистые волосы пребывали в некотором беспорядке.

– Прошу прощения, – сказала она. – Вы звонили?

В пальцах у нее был зажат длинный нефритовый мундштук. Мистер Ридер однажды просил ее не входить к нему в кабинет с сигаретой в зубах – отныне она неизменно держала ее в руке, и ему пришлось смириться хотя бы с этим.

– Пожалуй, – мягко признал он.

– Так я и думала.

Мистер Ридер поморщился, когда она положила мундштук на каминную полку и, придвинув стул, уселась напротив него у стола. Под мышкой у нее была книга, и она раскрыла ее, положив на стол.

– Валяйте, – приказала она, и мистер Ридер поморщился вновь.

Дело в том, что мисс Жиллет была исключительно компетентной особой. Если бы она делала ошибки, вкладывала письма не в те конверты или забывала о назначенных встречах, мистер Ридер отправился бы в дальние края, например в Истбурн или Брайтон, и написал бы ей оттуда исполненное грусти прощальное письмо, приложив месячный заработок вместо предупреждения. Увы, она была сокрушительно компетентна: ей удалось стать совершенно незаменимой, и в самые кратчайшие сроки она превратилась в привычку, от которой весьма нелегко избавиться.

– Вы имеете в виду, что я должен начинать? – с самым серьезным видом вопросил он.

Любая другая женщина на ее месте заерзала бы от смущения, но мисс Жиллет оказалась исключительно толстокожей. Она лишь устало смежила веки.

– Давайте работать, – распорядилась она, и теперь смущение испытал уже мистер Ридер.

– Отчет по делу Уимбурга, – сказал он и неуверенно начал диктовать.

Увлекшись, он говорил все быстрее и быстрее. Но мисс Жиллет ни разу не перебила его каким-то вопросом, чтобы дать себе время на передышку и успеть записать за ним все до последнего словечка, лишь страницы ее блокнота шуршали с небрежной легкостью.

– Это все, – запыхавшись, сообщил он. – Надеюсь, я говорил не слишком быстро?

– Я даже не заметила, что вы спешите, – с великолепной надменностью отозвалась она и, послюнив пальцы, принялась перелистывать страницы в обратном порядке. – Вы трижды употребили слово «несущественный»: в одном случае вы имели в виду «неадекватный», а в другом – «нереальный». Предлагаю заменить их.

Мистер Ридер неловко поерзал в кресле.

– Вы уверены? – слабым голосом поинтересовался он.

Она всегда была уверена в себе, потому что неизменно оказывалась права.

Было бы неверно утверждать, что мистер Ридер нанял себе секретаря. Скорее уж мисс Жиллет сама нанялась к нему. В результате одного из странных совпадений, в которые не верят почитательницы женских романов, но которые регулярно случаются в обычной жизни, она появилась в конторе мистера Ридера именно в тот день и час, когда он ожидал машинистку из агентства для временной работы. По какой-то неизвестной причине дама из агентства так и не явилась, а если и явилась, то ее проинтервьюировала уже мисс Жиллет, которая, совершенно в духе юной первой леди, буквально уничтожила соперницу – в хорошем смысле. Мистер Ридер, покончив с работой, ради которой он, собственно, и нанимал мисс Жиллет, уже готов был расстаться с ней, присовокупив десятишиллинговую банкноту, смущенно предложенную и без стеснения принятую, когда вдруг узнал, что она остается у него навсегда. Следующей ночью – это была пятница – он лежал без сна добрый час, дискутируя с собой о том, не следует ли вычесть десять шиллингов из ее жалованья.

– У меня назначены какие-либо встречи? – спросил он.

Таковых не оказалось. Мистер Ридер знал об этом еще до того, как задал вопрос. Это был своеобразный конфузливый ритуал, совершать который полагалось ежедневно.

– Полагаю, в газетах нет ничего интересного?

– Ничего, за исключением убийства в Пимлико. Самое смешное, что человек, которого убили…

– В убийстве… э-э-э… нет ничего смешного, моя дорогая леди, – пробормотал мистер Ридер. – Смешное? Батюшки светы!

– Когда я сказала «смешное», я имела в виду не «забавное», а «странное», – сурово отчитала его мисс Жиллет. – А если вы намекаете на «несущественный», то можете радоваться – вы попали в яблочко. Его звали Владимир Литнофф – помните, тот самый мужчина, который напился и утверждал, что у него есть брошь.

Мистер Ридер кивнул. Очевидно, известие о смерти Литноффа не произвело на него особого впечатления.

– Все дело… э-э-э… в моем складе ума. Я вижу зло там, где другие видят лишь самые невинные вещи. Тем не менее в вопросах человеческих взаимоотношений я придерживаюсь самых сдержанных и снисходительных взглядов. Гм… Вот, к примеру, тот молодой человек, что был с вами в синематографе «Регал синема»…

– …тот самый, за которого я собираюсь выйти замуж, когда мы заработаем достаточно, чтобы содержать друг друга, – веско заявила она. – Но как, черт возьми, вы могли нас увидеть?

– Ш-ш… – Мистер Ридер был шокирован. – Бранные… э-э-э… выражения – самые… э-э-э…

Мисс Жиллет, нахмурившись, глядела на него.

– Сядьте! – властно сказала она, и мистер Ридер, который имел весьма туманное представление о правах секретаря, но при этом был совершенно уверен, что приказывать своему нанимателю сесть в его же собственной конторе решительно выходит за рамки позволительных привилегий, послушно опустился на место.

– Вы мне нравитесь, Джон, Джонас или что там еще означает это ваше «Дж», – с возмутительной холодностью обронила она. – Придя сюда, я не отдавала себе отчета в том, что вы детектив. Я работала на нескольких усталых бизнесменов, которые к вечеру воодушевлялись настолько, что приглашали меня на ужин, но детектив в моей практике встречается впервые. И вы совершенно не похожи на тех мужчин, которых я знала. Вы никогда не пытались взять меня за руку…

– Очень на это надеюсь! – зардевшись, как маков цвет, вскричал мистер Ридер. – Да я по возрасту в отцы вам гожусь!

– Так долго люди не живут, – заявила она в ответ и уже на полном серьезе осведомилась: – Вы поговорите с Томми Энтоном, если я приведу его сюда?

– Томми… вы имеете в виду своего… э-э-э…

– «Своего… э-э-э…» – вполне удачное определение, – кивнула мисс Жиллет. – Он замечательный человек. Ужасно неловкий и застенчивый, и на вас, скорее всего, произведет удручающее впечатление – как случается и с вами! – но на самом деле он славный малый.

Мистеру Ридеру приходилось выступать во многих ипостасях, но вот посаженным отцом он не был еще никогда, и подобная перспектива, как нетрудно догадаться, привела его в ужас.

– Вы желаете, чтобы я спросил у него… э-э-э… каковы его намерения?

При этих его словах мисс Жиллет улыбнулась, а улыбка у нее была ослепительная и очаровательная.

– Дорогой мой, мне прекрасно известно, каковы его намерения. Нельзя встречаться с мужчиной изо дня в день на протяжении года и ничего не узнать о его идеях и представлениях. Нет, дело совершенно в другом.

Мистер Ридер смиренно ждал продолжения.

– Будь вы обычным нанимателем, – продолжала мисс Жиллет, – вы бы взяли меня за шиворот и вышвырнули вон отсюда, а потом уволили.

Мистер Ридер попытался опровергнуть подобное возмутительное заявление, неубедительно покачав головой.

– Но вы не такой.

Она встала, подошла к окну и выглянула наружу. Интересно, что она хочет этим сказать? В голову мистеру Ридеру пришла ужасная мысль, кошмарная настолько, что по спине его пробежал холодок. Но, как выяснилось, до этого не дошло, потому что она внезапно обернулась.

– Томми ограбили на двадцать три тысячи фунтов, – заявила она.

Он непонимающе уставился на нее.

– Ограбили?

Она кивнула.

– Когда?

– Более года назад, еще до того, как мы встретились. Впрочем, он не поэтому торгует автомобилями на комиссионных началах. Точнее говоря, он пытается продавать их, но не слишком успешно. Его ограбил партнер. Томми и этот человек, Сифилд, вместе учились в Оксфорде, а после его окончания задумали начать торговое предприятие. Томми отправился в Германию, чтобы договориться об учреждении агентства. Вернувшись, он обнаружил, что Сифилд исчез. Он даже не оставил записки – просто забрал деньги из банка и растворился в нетях.

Заметив, как загорелись глаза мистера Ридера, мисс Жиллет не могла не подивиться про себя тому, что дело, которое никоим образом его не касалось, способно пробудить в этом человеке живейший интерес.

– И он не оставил записку жене? Ах, он не женат… Гм… Он жил…

– В гостинице, он холостяк. Нет, и там он ничего никому не сказал – просто уведомил их, что уезжает на денек-другой.

– Не взял с собой одежду и даже не заплатил по счету… – пробормотал мистер Ридер.

Мисс Жиллет явно была удивлена.

– Значит, вам известно об этом деле, так получается?

– Мой необычный склад ума… – просто ответил он.

В эту минуту в наружную дверь постучали.

– Вам лучше взглянуть, кто там, – заметил мистер Ридер.

Мисс Жиллет подошла к двери и отворила ее. На коврике снаружи стоял клирик в длинном черном пальто. Он с сомнением взглянул на нее.

– Это контора мистера Ридера, детектива? – осведомился он.

Она кивнула, с интересом разглядывая неожиданного визитера. На вид тому было около пятидесяти, и на висках у него уже серебрилась седина. Он обладал невыразительной, довольно-таки бледной наружностью и явно чувствовал себя не в своей тарелке, беспокойно теребя пальцами зонтик, который держал за середину, словно собираясь подозвать такси.

Он беспомощно взглянул на мистера Ридера. Тот, в свою очередь, сплел пальцы рук на животе и с торжественной мрачностью уставился на него. Складывалось впечатление, что внешний вид посетителя поразил его своей безусловной высокой нравственностью.

– Присаживайтесь, прошу вас.

В благожелательном жесте мистера Ридера вдруг проскользнули нотки поведения церковного старосты.

– Дело, которое привело меня сюда… Признаюсь вам, я даже не знаю, с чего начать, – заявил клирик.

Здесь мистер Ридер ничем не мог ему помочь. На языке у него уже вертелось банальное, в общем-то, предложение: лучший способ начать любой рассказ – это поведать всю правду без утайки. Но вдруг ему показалось, что говорить столь нелицеприятные вещи священнослужителю не принято, поэтому он предпочел промолчать.

– Речь идет о человеке по имени Ральф, с которым меня связывает шапочное знакомство… Нет, не так. Я вступил с ним в переписку по вопросам, имеющим отношение к высоким материям. Но сейчас я уже не припоминаю, какие вопросы он поднимал и какие ответы я на них давал. Я не имею привычки хранить корреспонденцию – не в силу собственной непрактичности, просто потому, что письма имеют свойство накапливаться, а система регистрации документов представляется мне тиранией, которой я никогда не поддамся.

Сердце мистера Ридера уже готово было преисполниться симпатии к этому откровенному человеку. Он ненавидел старые письма и полагал их хранение и учет занятием отвратительным и недостойным.

– Сегодня утром мне позвонила дочь мистера Ральфа. Она живет вместе с отцом в местечке Бишопс-Стортфорд в Эссексе. Очевидно, она наткнулась на мое имя на конверте, обнаруженном в корзине для бумаг в отцовском кабинете, – у него имеется небольшая контора на Лоуэр-риджент-стрит, где он занимался своими делами.

– А ваше имя…

– Ингам. Доктор Ингам.

– И чем же он занимался? – поинтересовался мистер Ридер.

– Собственно говоря, ничем особенным. Он был отставным маркитантом, торговавшим продовольственными товарами и составившим себе состояние в Сити. Пожалуй, у него были, да и теперь, скорее всего, остаются кое-какие интересы, занимающие свободное время. Он наведывался в Лондон в минувший четверг – весьма любопытно, что он звонил мне в гостиницу, но не застал. И с того дня его более никто не видел.

– Неужели? – сказал мистер Ридер. – Какое совпадение!

На лице доктора Ингама изобразилось вопросительное недоумение.

– Я имею в виду тот факт, что вы вспомнили именно обо мне, – пояснил мистер Ридер. – Странно, что люди, теряющие из виду других людей, неизменно обращаются ко мне. А молодая леди… Это она поведала вам о случившемся?

Доктор Ингам кивнул.

– Да. Естественно, она обеспокоена. Судя по всему, у нее есть друг, некий молодой человек, с которым случилось то же самое. Он просто вышел из своей гостиницы и исчез. Разумеется, тому могут быть самые разные объяснения, но чрезвычайно трудно убедить молодую леди…

– Чрезвычайно, – согласился мистер Ридер и деликатно кашлянул. – Чрезвычайно. Это она предложила вам обратиться ко мне?

Клирик кивнул. Похоже, возложенная на него миссия приводила его в изрядное смущение.

– Если быть точным, она хотела прийти к вам сама, но я решил, что мой долг в качестве друга требует, чтобы я встретился с вами вместо нее. Я вовсе не беден, мистер Ридер. В сущности, меня можно назвать состоятельным человеком, и, полагаю, я должен оказать этой несчастной юной леди всевозможное содействие. Моя дорогая жена, не сомневаюсь, всем сердцем поддержит меня в этом намерении – я женат вот уже много лет, но еще ни разу у меня не случалось разногласий с моей спутницей в горе и радости. Вы сами, будучи женатым мужчиной…

– Я холостяк, – не без некоторого удовлетворения поспешно вставил мистер Ридер. – Увы! Я… э-э-э… не женат.

И он печально воззрился на своего нового клиента.

– Эта юная леди остановилась…

– В Лондоне, да, – кивнул его собеседник. – В гостинице «Хеймаркет Сентрал». Так вы возьметесь за это дело?

Мистер Ридер потянул себя за кончик носа и потеребил жиденькие бакенбарды. Затем надел очки и вновь снял.

– Какое дело?

На лице доктора Ингама снова отобразилось болезненное недоумение.

– То самое, которое я вам обрисовал. – Сунув руку во внутренний карман пальто, он извлек оттуда визитную карточку и протянул ее мистеру Ридеру. – Я записал адрес конторы мистера Ланса Ральфа на обороте своей визитки…

Мистер Ридер принял у него карточку и прочел записанный от руки адрес, затем перевернул ее и пробежал взглядом печатный шрифт. Сидевший перед ним джентльмен оказался доктором богословия и проживал в Грейн-Холле, неподалеку от залива Сент-Маргаретс-Бей, в графстве Кент.

– Здесь нет никакого дела, – произнес мистер Ридер с мягкостью человека, принесшего дурные вести. – Люди имеют право на… э-э-э… исчезновение. К моему глубочайшему сожалению, очень многие, дорогой доктор Ингам, отказываются им воспользоваться. Они исчезают в Брайтоне или в Париже, но вновь появляются спустя некоторое время. В этом нет ничего необычного.

Клирик окинул его встревоженным взглядом и переложил зонтик из одной руки в другую.

– Пожалуй, я не сказал вам всего, что должен был, – заявил он. – У мисс Ральф имеется жених – молодой человек, совладелец процветающего предприятия, который, по ее словам, тоже исчез, оставив своего партнера…

– Вы имеете в виду мистера Сифилда?

Но, к его удивлению и даже некоторому раздражению, клирик ничем не выдал своего изумления.

– У Джоан есть близкая подруга, работающая в вашей конторе. Могу ли я предположить, что это та самая молодая леди, которая открыла мне дверь? Именно так я и узнал о вашем существовании. Мы говорили о том, стоит ли ей обращаться в полицию, когда она упомянула ваше имя. Я решил, что в вашем лице получил самый удовлетворительный выбор изо всех возможных, если вы не возражаете против такого определения.

Мистер Ридер отвесил изящный поклон. Он ничуть не возражал. Воцарилось неловкое молчание, нарушать которое, похоже, не стремился ни один из вынужденных собеседников. Мистер Ридер проводил своего гостя до двери и вернулся за стол, где добрых пять минут черкал бессмысленные каракули в блокноте с промокательной бумагой. Была у него такая слабость – рисовать карикатуры, и он как раз пририсовывал длинный нос к вытянутой голове какого-то воображаемого существа, когда в кабинет без стука вошла мисс Жиллет.

– Ну и что вы обо всем этом думаете? – осведомилась она.

Мистер Ридер с недоумением воззрился на нее.

– Что я думаю о чем, мисс Жиллет? – пожелал узнать он.

– Бедная Джоан, она такая душка. Даже это дело Сифилда не смогло нас рассорить…

– Но как вы об этом узнали?

Мистер Ридер редко бывал озадачен, но сейчас как раз наступил такой случай.

– Я подслушивала у дверей, – без малейшего смущения сообщила мисс Жиллет. – В общем, не то чтобы подслушивала, просто оставила свою дверь открытой, а у него оказался очень громкий голос. По-моему, этим отличаются все приходские священники, не так ли?

На лице у мистера Ридера было выражение, какое бывает, наверное, лишь у раненого молодого оленя.

– Это очень… э-э-э… дурно – подслушивать, – начал было он, но мисс Жиллет лишь небрежно отмахнулась от его морализаторства.

– Не имеет значения, дурно это или хорошо. Где остановилась Джоан?

Наступил тот самый момент, когда мистеру Ридеру следовало бы с достоинством встать из-за стола, распахнуть дверь, вложить ей в ладонь жалованье за две недели и отправить на все четыре стороны, но он бездарно упустил его.

– Я могу привести сюда Томми, чтобы вы поговорили с ним?

Она подалась вперед и оперлась ладонями о край стола. Ее энтузиазм был почти заразителен.

– Томми не выглядит умником, хотя он такой и есть, и у него всегда было свое мнение насчет исчезновения Сифилда. Томми говорит, что Франк Сифилд никогда не стал бы покупать аккредитив…

– А разве у него был аккредитив? Кажется, вы говорили, что он просто снял все деньги со счета в банке…

Мисс Жиллет согласно кивнула.

– У него был с собой еще и аккредитив, – многозначительно заявила она, – на шесть тысяч триста фунтов. Так мы и узнали, что он отправился за границу. Он был обналичен в Берлине и Вене.

Мистер Ридер надолго застыл у окна, погрузившись в размышления.

– Я бы хотел поговорить с Томми, – медленно произнес он наконец и, обернувшись, увидел, что мисс Жиллет уже исчезла.

Добрых четверть часа он сидел, сложив руки на животе и невидяще глядя на трубу дома напротив, а потом услышал, как во входную дверь постучали. Не спеша поднявшись, он вышел в приемную и открыл. Последним, кого он ожидал увидеть у себя на пороге, был инспектор Гейлор.

– Убийство Литноффа вас интересует?

Мистера Ридера интересовали все убийства, но вот именно Литноффа – не слишком.

– А вам известно, что сюда собирался заглянуть Джейк Элсби?

Джейк Элсби… Мистер Ридер нахмурился, имя было ему знакомо, и, порывшись в памяти, он вспомнил.

– Если хотите знать мое мнение, Джейк уже все равно что покойник, – сообщил ему Гейлор. – Он пил с тем русским, у которого при себе оказалась куча денег. Через несколько минут после того, как они вышли из бара, Литноффа застрелили, а Джейка, который кинулся наутек, задержали с заряженным пистолетом в кармане. Случалось, людей вешали и на основании куда менее убедительных улик.

– Позвольте… э-э-э… усомниться в этом. Не в том, что людей… э-э-э… вешали и на основании куда менее убедительных улик, а в том, что наш бедный друг виновен в том преступлении, в котором его обвиняют. Джейк – профессиональный мошенник, а мошенники не берут с собой на дело пистолеты. Во всяком случае, в этой стране.

Гейлор многозначительно улыбнулся.

– Он искал вас, – сообщил он. – Причем сам в этом признался, что делает его нынешнее отношение несколько странным. Потому что он хочет, чтобы вы вытащили его из этих неприятностей!

– Вот это да! – вырвалось у мистера Ридера, который изумился не на шутку.

– Он полагает, что если сможет поговорить с вами наедине и рассказать о том, что случилось, то стоит вам выйти из Брикстонской тюрьмы, как вы сразу же схватите того, кто на самом деле совершил это убийство. Каков комплимент, однако!

– Вы серьезно?

Мистер Ридер вновь нахмурился.

Гейлор кивнул.

– Смешно, вы не находите? Этот малый, несомненно, направлялся к вам, чтобы отомстить, но первое, что он делает, попав в беду, – зовет вас на помощь! Как бы там ни было, но окружной прокурор говорит, что хотел бы, чтобы вы повидались с ним. В Брикстоне уже получили соответствующее уведомление. Они знают, что вы здесь и, если вы не прочь выслушать очередную порцию более-менее увлекательных побасенок, вас ждет интересный вечер.

У него в блокноте оказались две вырезки из газетных статей, в которых подробно освещалось убийство Литноффа. Мистер Ридер принял их с выражениями благодарности, хотя в ящике его письменного стола уже лежало детальное описание этого дела.

Гейлор обладал одним свойством характера, которое приводило в восторг мистера Ридера: он не был склонен терять время зря. В мире полно интересных людей, которые, правда, не знают, где и на чем заканчиваются их интересы, людей, злоупотребляющих гостеприимством и бесцельно перескакивающих с одной темы на другую. Гейлора же Господь благословил чувством драматизма, и он вполне мог покинуть сцену на эффектной ноте. Что и проделал немедленно.

– Можете не просить его рассказать вам о бриллиантовом фермуаре, – сказал он. – Он сам вам все выложит! Только не забывайте, что, когда Литнофф был осужден в последний раз, эта нелепая выдумка перешла в разряд вещественных доказательств.

После его ухода мистер Ридер пристроил на носу очки и внимательно прочел вырезки, оставленные детективом, но не нашел там ничего, чего бы не знал ранее. Джейк Элсби, как он уже упоминал, был профессиональным мошенником, хорошо разбиравшимся в той части уголовного законодательства, которая непосредственно касалась его самого. Никто из старых рецидивистов не носил с собой огнестрельного оружия. Судьи крайне предвзято относятся к вооруженным преступникам, а Джейк и его подельники слишком хорошо разбирались в наказании за ношение незаконных стволов, чтобы подвергнуться риску быть схваченным с автоматическим пистолетом в кармане.

Мистер Ридер и сам обладал криминальным складом ума. Он совершенно точно знал, как бы поступил на месте Джейка Элсби, если бы перед этим застрелил своего собутыльника. Он бы постарался избавиться от пистолета перед тем, как скрыться с места преступления. То, что Джейк этого не сделал, доказывало, что он и не подозревал о пистолете в собственном кармане.

Он все еще размышлял над этим делом, когда услышал, как отворяется наружная дверь конторы, и до его слуха донеслись негромкие голоса. Мгновением позже в кабинет вошла запыхавшаяся мисс Жиллет и закрыла за собой дверь.

– Я привела обоих, – быстро проговорила она. – Я позвонила Джоан, она как раз собиралась выходить… Я могу пригласить их сюда?

Мистеру Ридеру показалось, будто она совершает акт публичного смирения, спрашивая его разрешения, поэтому он ограничился тем, что милостиво наклонил голову в знак согласия.

Томми Энтон оказался высоким молодым человеком того сорта, которого две женщины из тысячи могли бы счесть симпатичным с возрастом, а остальные попросту бы не заметили. Джоан Ральф, с другой стороны, была несомненной, причем очень необычной, красавицей. Темноволосая и светлокожая, она обладала фигуркой, все прелести которой настолько бросались в глаза, что у мистера Ридера сложилось впечатление, будто она презирает чрезмерное количество одежды.

– Это Томми, а это Джоан, – безо всякой на то необходимости представила друзей мисс Жиллет, потому что мистер Ридер вряд ли мог сам перепутать.

Стоило ему их увидеть, как он понял, что они не скажут ничего нового, но с большим терпением выслушал повторение всего, что уже знал и так.

Томми Энтон в мельчайших деталях описал ему свое изумление, ошеломление и прочие чувства, которые испытал, обнаружив, что его партнер исчез. При этом он весьма похвально отозвался о характере и деловых качествах пропавшего компаньона.

– Мистер Сифилд когда-либо упоминал в разговоре с вами бриллиантовую брошь? – прервал поток его воспоминаний мистер Ридер.

Томми в недоумении уставился на него.

– Нет, мы ведь занимались продажей автомобилей. Он редко обсуждал свои личные дела. Разумеется, мне было известно о Джоан…

– А ваш отец когда-либо заговаривал о бриллиантовом фермуаре? – обратился к девушке мистер Ридер, но она в ответ лишь покачала головой.

– Никогда. Он вообще не говорил со мной о драгоценностях, разве что… это было несколько лет тому, когда я только познакомилась с Франком… Отец вложил некоторую сумму в экспедицию Писарро, и Франк последовал его примеру; оба были полны самых радужных надежд и ожиданий на этот счет.

Мистер Ридер поднял глаза к потолку и принялся рыться в закромах памяти. Когда Джоан уже совсем было собралась пуститься в объяснения, он остановил ее легким взмахом руки.

– Экспедиция Писарро… Цель – найти захороненные сокровища инков. Она была организована Антонио Писарро, который утверждал, будто является потомком завоевателя Перу… Его настоящее имя было Бендини – итальянец из Нью-Йорка с тремя сроками за спиной, отбытыми за мошенничество в особо крупных размерах… Компания была зарегистрирована в Лондоне, и все, кто вложил в нее деньги, потеряли их. Верно?

Он сиял, торжествующе глядя на девушку, и она улыбнулась.

– Мне известно намного меньше вас. Отец вложил в нее пятьсот фунтов, а Франк – сотню. Он тогда еще учился в Оксфорде. Я знаю, что свои деньги оба потеряли. Франк особенно не расстроился, а вот папа очень переживал, поскольку был уверен, что в Перу лежат огромные сокровища, которые еще ждут, чтобы их отыскали.

– И тогда у вас зашел разговор о бриллиантовых брошках? – напомнил мистер Ридер.

Она заколебалась.

– О драгоценностях – да, а вот насчет брошек я что-то не припоминаю.

Мистер Ридер записал три слова, одно из которых она увидела – «Писарро». Второе показалось ей похожим на что-то вроде «Мэрфи». Девушка решила, что они плохо сочетаются друг с другом. Между тем мистер Ридер принялся расспрашивать о ее собственных делах. Выяснилось, что у Джоан имеется небольшой независимый доход, так что в деньгах она в ближайшее время стеснения испытывать не будет.

А потом она спросила, может ли поговорить с ним с глазу на глаз. У мистера Ридера сложилось стойкое приятное впечатление, что мисс Жиллет с крайним неодобрением отнеслась к подобной просьбе, но ей не оставалось ничего иного, кроме как уйти, прихватив с собой Томми. Мистер Ридер вдруг понял, что в глубине души жалеет этого недалекого молодого человека – причем такого недалекого, что сыщик впервые ощутил собственное умственное превосходство над своей секретаршей.

Он расхрабрился настолько, что набрался мужества открыть дверь и выглянуть наружу. Негромкие голоса, доносившиеся из комнатки мисс Жиллет, успокоили его относительно того, что им не грозит подслушивание со стороны этой деятельной и любознательной молодой леди.

– Мистер Ридер… – По тону Джоан Ральф он понял, что ей трудно облечь свои мысли в слова. – Полагаю, вам уже приходило в голову, что мой отец мог… сбежать… с кем-то. Я не настолько глупа, чтобы отрицать подобную возможность, и знаю, что мужчины в его возрасте часто заводят… в общем, интрижки на стороне. Но я совершенно уверена, что у папы никого не было! Доктор Ингам уже тактично намекал на это. Он был очень мил и любезен, но я уверена, что он ошибается. У отца не было друзей. Я вскрывала все его письма, и он ни разу не возразил против того, чтобы я их читала.

– В том числе и письма, которые приходили в его контору? – спросил мистер Ридер.

Этот вопрос заставил ее улыбнуться.

– Естественно, тех я не видела. Но их было очень мало, да и папа был начисто лишен скрытности. Я знаю, что он переписывался с доктором Ингамом, – мой отец был тем, кого называют сторонником Высокой церкви, и писал статьи в церковные издания. Доктор Ингам – практически единственный его друг за пределами нашего маленького круга в Бишопс-Стортфорд.

Мистер Ридер задумчиво взглянул на нее.

– Как вы полагаете, мог ли Франк Сифилд иметь… э-э-э… сердечную подругу? – спросил он.

И здесь она была совершенно категорична. Откровенно говоря, он бы удивился, будь это не так.

Мистер Ридер отвел ее в комнату мисс Жиллет и вскоре услышал, как вся троица ушла. В том, что секретарша покинула рабочее место, не спросив его позволения, не было ничего примечательного.

А он с большой тщательностью составил три каблограммы и, заглянув на почту, отправил их по назначению. Одна из них совершенно определенно была адресована Мэрфи.

Автобус высадил мистера Ридера на расстоянии пешей прогулки от Брикстонской тюрьмы, где в предварительном заключении содержались и те, чьи дела еще не были расследованы до конца.

Мистера Ридера хорошо знали в Брикстоне, хотя он и не был здесь частым гостем, и уже через несколько минут после прибытия провели в пустую комнату для допросов, где к нему присоединился Джейк Элсби.

А тот был сам на себя не похож. Нагловатый и дерзкий преступник, столь памятный мистеру Ридеру по прежним встречам, исчез, а его место занял перепуганный до смерти человек, со страхом ожидающий неминуемой участи.

– Вы меня знаете, мистер Ридер. – Джейк Элсби был явно не в себе, и рука, взмахами которой он подчеркивал едва ли не каждое слово, дрожала. – У меня никогда не было пистолета, а о том, чтобы застрелить кого-то, я думал не больше, чем перерезать собственное горло. Ну, случалось мне отдубасить пару-тройку бездельников…

– А есть еще и пара-тройка тех, кого вы намеревались отдубасить в самом недалеком будущем, – с приятной улыбкой напомнил ему мистер Ридер.

– Это все выпивка, мистер Ридер! – взмолился Джейк. – Полагаю, это Гейлор наговорил, якобы я направлялся к вам. Эта грязная собака готова сказать обо мне что угодно, лишь бы опорочить. Кроме того, мистер Ридер, я даже не был знаком с этим русским. Ну посудите сами, к чему мне было его убивать?

Мистер Ридер покачал головой.

– Случается, люди убивают и тех, с кем едва знакомы, – сообщил он. – Ладно, расскажите все по порядку, Элсби, и врите поменьше. Может быть, я помогу вам. Я не говорю, что обязательно сделаю это, но всякое может случиться.

Элсби постарался рассказать свою историю связно, как только мог. Время от времени мистеру Ридеру приходилось останавливать его, когда он уж слишком сбивался с курса, и возвращать обратно, но в целом картина получалась весьма и весьма правдоподобная. Однако об одной важной детали Джейк позабыл.

– Когда этот человек был осужден за пьянство несколько дней назад, – напомнил ему мистер Ридер, – в состоянии… э-э-э… алкогольного опьянения он говорил полиции о бриллиантовом фермуаре, брошке…

– Совершенно верно, сэр, – с готовностью подхватил его собеседник. – Он и при мне заикался на этот счет. Я совсем забыл… А еще он сказал, что я могу увидеть ее собственными глазами. Наверное, от выпивки у него развязался язык… По правде говоря, у меня это вылетело из головы. – Но тут же в голосе его вновь зазвучала тревога. – А она что, потерялась? Клянусь, я в жизни ее не видел!

Мистер Ридер вперил в него долгий испытующий взгляд. Он ощущал несомненное удовлетворение и имел все основания гордиться собой. С Джоан Ральф он заговорил о фермуаре только потому, что случайно вспомнил о забавном эпизоде во время судебного процесса над Литноффым. Упоминание бриллиантовой броши заинтриговало его, ведь Литнофф не был замечен в скупке и хранении краденого – сей факт был доказан в суде.

– Постарайтесь вспомнить, Элсби, что еще он говорил.

Тот даже наморщил лоб в яростной попытке вспомнить мельчайшие подробности.

– Больше ничего не помню, мистер Ридер. После того как мы вышли из забегаловки, то есть из паба, я пробыл с ним совсем недолго. Он собирался поехать домой. Жил он в Блумсбери, в Леммингтон-Билдингз. Смешно, но о Леммингтон-Билдингз я знал от одного своего кореша, который схлопотал пять лет за печатание фальшивых денег. У него был приятель, который жил там.

Мистер Ридер заинтересовался услышанным – главным образом потому, что единственный адрес, которым располагала полиция в связи с Литноффым, было его местожительство в Пимлико.

– Как вы узнали, что он живет в Леммингтон-Билдингз? – осведомился он.

– Он захотел взять такси. Я сказал ему, что живу в Холборне. А он говорит: «Ну, тогда высади меня у Леммингтон-Билдингз». После этого он типа поправился, но я-то понял, что он только что выболтал свой адрес. Вы ведь вытащите меня отсюда, мистер Ридер? Вы всегда были добры ко мне.

– Помнится, вы совсем недавно вслух выражали совсем другое мнение, – язвительно ответил мистер Ридер.

Возвращаясь обратно в город, он размышлял о возможности того, что и у Литноффа мог оказаться «приятель» в этом жилом комплексе.

Лило как из ведра, когда автобус высадил мистера Ридера на углу Саутгемптон-роу. Поскольку дождь с небольшими перерывами шел весь день, он надел потрепанный дождевик и теперь не счел необходимым раскрывать зонтик, который зимой и летом носил на сгибе локтя. Впрочем, никто и никогда не видел, чтобы он открывал его.

Жилой комплекс Леммингтон-Билдингз он нашел без особого труда, тот расположился в одном из переулков Гоувер-стрит.

Свои расспросы мистер Ридер начал со швейцара. Имя Литноффа ничего тому не говорило, но швейцар читал газеты и видел портрет убитого. Еще до того, как мистер Ридер задал очередной вопрос, швейцар посвятил его в свои подозрения.

– Готов биться об заклад, что это Шмидт. А если это не он, то его брат-близнец. Собственно, я как раз пишу письмо в «Дейли мегафон». Мне всегда казалось, что Шмидт – жилец со странностями. Он и ночевал-то здесь пару раз в месяц, не больше. Вот только сегодня я разговаривал о нем с миссис Оддерли. Да, кстати, она сейчас убирает в его квартире. Но она не очень-то разговорчивая, временами из нее слова не вытянешь. Вот, к примеру, я ей говорю: «Предположим, сюда явится полиция и начнет наводить справки. Что тогда?» А она отвечает: «Ну и пусть приходят». Что можно поделать с такой особой?

Мистер Ридер не смог ответить на этот весьма уместный вопрос, но тут, к его удивлению, швейцар вдруг заявил:

– А ведь я узнал вас, мистер Ридер, как только увидел. Вы еще занимались делом на Оддерли-стрит. Я тогда работал привратником в гостинице, если помните, и видел, как тот мужчина выбирался через окно…

И он с изумительной точностью углубился в подробности расследования, которым сыщик занимался много лет назад.

Мистер Ридер умел слушать. Еще в самом начале своей карьеры он твердо усвоил, что умение слушать сродни искусству дедукции, а потому позволил швейцару предаваться воспоминаниям. Наконец он рискнул задать вопрос:

– Так миссис Оддерли сейчас находится в той самой квартире?

Швейцар драматическим жестом указал на дверь, выходящую в вестибюль.

– Вы хотите повидать ее?

– Если вы не возражаете, – ответил мистер Ридер.

Швейцар позвонил и постучал. Спустя весьма продолжительное время дверь немного приоткрылась и в щелочку осторожно выглянула леди с голыми руками. На ней был заношенный грязный фартук, а лицо ее требовало в равной мере горячей воды и мыла.

– Это мистер Ридер, – сообщил ей швейцар. – Знаменитый сыщик, – добавил он с таким удовольствием, что моментально стало ясно: он не слишком-то жалует эту неряху-уборщицу.

При этих словах миссис Оддерли явно лишилась присутствия духа.

– Я сейчас вам все объясню, – бессвязно затараторила она и, когда мистер Ридер проследовал за ней в коридор, с грохотом захлопнула дверь перед самым носом у раздосадованного швейцара, который явно рассчитывал узнать кое-что конфиденциальное, что она до сих пор утаивала от него.

– Входите, сэр, прошу вас!

Она первой вошла в скудно обставленную небольшую комнатку, исполнявшую, очевидно, роль гостиной. Здесь наличествовали стол, буфет, маленький квадратный коврик на полу и пара стульев. На стене висела карта, отпечатанная, как немного погодя выяснил мистер Ридер, в Швейцарии. На ней была изображена часть кантона Во, а в одном месте красовалась неровная окружность, нарисованная красными чернилами, – судя по всему, это было где-то в горах над озером. Всю важность этого факта мистер Ридер осознал много позже.

– Я не знаю, что мне говорить или делать дальше, – начала миссис Оддерли. Говорила она очень быстро, пренебрегая точками, запятыми и прочими знаками пунктуации. – Деньги эти достались мне честным путем и я положила их в Почтовый банк за исключением той аренды которую уплатила и у меня есть квитанция со штампом и вообще я сделала все как велел мистер Шмидт и я могу доказать это предъявив его письмо. Я вдова и мне нужно кормить пять ртов…

И далее она пустилась в объяснения, что они принадлежат ее пяти законным отпрыскам, что она «ведет хозяйство» только в респектабельных семействах и что у нее еще никогда не было никаких неприятностей и она не принимала «помощь» даже в самые нелегкие времена.

– О каких деньгах идет речь? – прервал мистер Ридер, решив, что дал ей достаточно времени, чтобы выговориться.

О тех самых, что пришли к ней в понедельник. Она нашла их в столовой на столе вместе с письмом. С изнанки юбки у нее был пришит карманчик. Мистер Ридер тактично отвернулся, пока миссис Оддерли обследовала это потайное местечко. Наконец она предъявила ему конверт, из которого вынула единственный листок бумаги.

…прошу вас оплатить аренду из прилагаемой суммы. Я уезжаю во Францию и вернусь не раньше, чем через три месяца. Можете брать двойную плату за уборку, пока меня не будет. Я не хочу, чтобы вы с кем-либо обсуждали мои дела.

Письмо было написано аккуратным, разборчивым почерком.

– И вы говорите, что нашли его на столе?

– В среду утром деньги я положила в Почтовый сберегательный банк, – снова скороговоркой зачастила она. – Я заплатила за аренду и у меня есть квитанция с печатью и…

– Никто в этом не сомневается, – успокаивающе проговорил мистер Ридер.

– Если вы из полиции…

– Нет, – заявил мистер Ридер. – Я не из полиции, я… э-э-э… следователь.

О своем нанимателе миссис Оддерли было известно очень мало. Три раза в неделю она приходила, чтобы прибрать в его квартире. Для этих целей ей был доверен ключ. Она имела недвусмысленные распоряжения на тот счет, что если дверь не откроется, когда она повернет ключ, и станет ясно, что она заперта изнутри, то ей следует немедленно развернуться и уйти. В минувшем году подобное случалось трижды. Мистер Шмидт, хотя и выглядел совершенно здоровым, на самом деле страдал от какой-то тяжелой болезни. Иногда у него случались приступы, и тогда в его спальне повисал резкий и тошнотворный запах лекарств. О своих делах он ей никогда и ничего не рассказывал, а когда вообще открывал рот, в речи его чувствовался сильный иностранный акцент. Она догадывалась, что он актер, потому что однажды заметила коробку, в которой лежали парики, усы и прочий театральный грим, а также видела его фотографию, как он играет на сцене.

Хотя квартира располагалась на первом этаже, состояла она всего лишь из трех комнат и кухоньки, да и то одна комната была совершенно пустой.

В спальне обнаружилась деревянная кровать с матрасом, относительно новая, небольшой комод, зеркало, маленький столик и два стула. Кровать была не заправлена, но одеяла оказались аккуратно сложены в ногах, на голом матрасе, и прикрыты простыней. На стене висел литографический портрет какого-то мужчины в военной форме иностранного государства. Мистер Ридер решил, что России. Над кроватью была приколочена полочка, на которой стояли четыре или пять русских книг. Здесь его ждало открытие, потому как на форзаце одной из них он прочел надпись на французском: «…книга сия пожалована мне Великим князем Александром по случаю моей игры в “Ревизоре”».

Под нею красовалась единственная буква «Л».

Но более всего заинтересовало мистера Ридера то, что письмо было написано совершенно другим почерком.

В медицинском шкафчике он обнаружил два полупустых пузырька с какими-то снадобьями. Понюхав горлышко одного из них, он уловил безошибочно узнаваемый запах хлороформа. Впрочем, его впечатлило не столько содержимое, сколько этикетки на флаконах, из коих следовало, что изготовлены они неким аптекарем из Блумсбери. Покинув миссис Оддерли, он отправился на поиски рассерженного швейцара.

У мистера Шмидта бывали посетители, но, очевидно, приходили они после одиннадцати часов вечера, а в это время в холле уже не дежурят ни швейцар, ни привратники, а лифтом, поскольку он был автоматическим, управляли сами жильцы. Мистер Ридер даже не узнал бы об этом, если бы не один из жильцов, который видел, как в квартиру приходят и уходят гости. Всегда и неизменно это были исключительно мужчины.

Следующей целью мистера Ридера стала аптека на углу жилого массива. Фармацевт оказался весьма недоверчивой личностью и вовсе не горел желанием отвечать на расспросы. Но мистер Ридера, поскольку имел некоторое отношение к генеральной прокуратуре, носил при себе удостоверение личности офицера полиции, каковое и предъявил аптекарю.

И фармацевт, и его помощник видели мистера Шмидта. Он заказывал у них некоторые лекарства и приобретал хирургические материалы.

– Хирургические материалы? – Мистер Ридер ощутил изрядное волнение. – Отлично, моя теория получает очередное подтверждение! Прошу прощения, мой дорогой сэр, я… э-э-э… несколько увлекся. Не могли бы вы описать мне мистера Шмидта?

Они смогли описать его в мельчайших подробностях, и сыщик уверился, что мистером Шмидтом, безусловно, был покойный Литнофф.

Мистер Ридер отправился к себе домой на Брокли-роуд, испытывая несомненное удовлетворение от своих открытий. Он не питал иллюзий насчет собственной удачи. Через несколько дней полиция неизбежно обнаружит обиталище Литноффа в Леммингтон-Билдингз – собственно говоря, она обнаружила его уже на следующий день по отметке прачечной, – так что он лишь на пару дней опередил стражей правопорядка. Писем для него не было. За чтением вечерней газеты он преспокойно выпил чая с гренками и в девять вечера вносил очередные записи в свой дневник, когда услышал легкий перезвон дверного колокольчика.

Экономка оставила посетителей дожидаться в холле, а сама, задыхаясь от волнения, доложила о них мистеру Ридеру.

– Две молодые леди, – чопорно поджав губы, сообщила она. – Я сказала им, что вы не принимаете, но одна из них заявила, что увидится с вами, даже если ей придется прождать для этого всю ночь.

Если бы мистер Ридер устрашился явственного неодобрения, прозвучавшего в ее тоне, то непременно приказал бы вышвырнуть обеих на улицу.

– Попросите их подняться, пожалуйста, – негромко распорядился он.

Одной, по крайней мере, оказалась мисс Жиллет. Он предположил, кто будет второй, и угадал, потому что вслед за его назойливой и упрямой секретаршей в комнату вошла Джоан Ральф.

– Я бы позвонила вам, чтобы предупредить, но решила, что это будет небезопасно, – с порога заявила мисс Жиллет. – Помните, вы расспрашивали Джоан насчет бриллиантового фермуара, или брошки, или чего-то подобного?

Мистер Ридер предложил ей стул.

– Вы видели ее?

Едва успев задать вопрос, он понял, что сморозил несусветную глупость, потому как на лице мисс Жиллет отобразилось неприкрытое презрение.

– Разумеется, мы ее не видели. Мы с Джоан отправились поужинать сегодня вечером в «Корнер-Хаус». И там к нам подошел какой-то рыжий молодой человек и спросил у Джоан, не носит ли она брюки гольф.

Мистер Ридер откинулся на спинку стула.

– Не носит ли она брюки гольф? – повторил он, явно будучи шокированным.

Мисс Жиллет энергично кивнула.

– Он ужасно нервничал, – пояснила она. – Мне еще никогда не доводилось видеть, чтобы рыжие так нервничали; обычно они ведут себя… в общем, ну, вы понимаете, в обратном ключе… а дальше он понес вообще несусветную чушь о том, что отец его, дескать, ювелир и что он заболел, а потом взял да и упомянул бриллиантовую брошь. Он сказал, что недооценил ее. Поначалу я даже решила, что он пьян, но Джоан не согласилась со мной.

– Как его зовут?

Джоан Ральф лишь покачала головой в ответ.

– Не знаю, что и сказать. Однажды я действительно сфотографировалась в брюках гольф. Тогда я была у дяди, мы готовились к игре, я развлекалась от души и попросила сфотографировать меня, и он заявил, что это – лучший мой снимок, который он когда-либо видел.

Мистер Ридер пригладил ладонью изрядно поредевшие волосы.

– Что именно он сказал насчет броши?

Мисс Жиллет полагала, что он нес нечто невразумительное. И только когда она пригрозила позвать метрдотеля, рыжеволосый молодой человек пристыженно удалился.

– Только тогда, – сообщила мисс Жиллет, – мы сообразили, что вели себя как две дуры и даже не спросили, как его зовут и где он живет.

Мистер Ридер кивнул в знак согласия.

– Он ювелир, его отец заболел, он занизил стоимость броши, он видел портрет вашей подруги в брюках гольф. Все это замечательно. Очень жаль; скорее всего, больше вы никогда его не увидите…

– А вот и нет, – возразила мисс Жиллет. – Мы заметили его в автобусе. Он следил за нами вплоть до вашего дома. Собственно говоря, в эту минуту он торчит снаружи.

Мистер Ридер ошеломленно воззрился на нее.

– Вы с ним разговаривали?

– Разумеется, мы с ним не разговаривали, – с нескрываемым презрением ответила мисс Жиллет. – И он тоже не сделал больше попытки заговорить с нами, а просто забился в уголок автобуса и поглядывал на нас поверх газеты.

Мистер Ридер подошел к окну, осторожно отодвинул занавеску и выглянул. Под фонарным столбом, едва различимый в сумерках, стоял мужчина. Когда мистер Ридер увидел его, тот, словно почувствовав на себе чужой взгляд, развернулся и быстрым шагом направился в сторону Луишем-хай-роуд.

В мгновение ока мистер Ридер выбежал из комнаты и скатился вниз по лестнице, но, выскочив на улицу, убедился, что она пуста. Лишь в сторону Лондона катил какой-то автобус. Он увидел, как стройный молодой человек вскочил на подножку, но когда он достиг угла улицы, преследовать автобус было уже бесполезно. Оглядевшись в поисках такси, мистер Ридер, как назло, не заметил ни одного. Сообразив, что выскочил на улицу, под мелкий дождь, с непокрытой головой, отчего выглядит крайне нелепо, детектив с большой неохотой направился домой.

Тем не менее, несмотря на неудачу, мистера Ридера охватил душевный подъем, поскольку тайна нескольких загадочных исчезновений практически разрешилась.

А вот мисс Жиллет явно была разочарована, сочтя, что его более не интересуют ни рыжеволосые молодые люди, ни броши, ни даже юные леди в брюках гольф, а потому вернулась в Лондон, прихватив с собой подругу. Ее вера в работодателя опасно пошатнулась.

Мистер Ридер тщательно составил объявление в так называемый «раздел страждущих» или, говоря простым человеческим языком, раздел о розыске пропавших родных и домашних животных, которое и продиктовал по телефону в четыре газеты:

Рыжеволосый молодой человек, пожалуйста, срочно свяжитесь с девушкой в брюках гольф.

И дал адрес своей конторы.

Мисс Жиллет явилась на работу с опозданием на час, в чем, впрочем, не было ничего примечательного. Объявлений она не видела, посему мистеру Ридеру не пришлось ей ничего объяснять. Очевидно, она совершенно утратила интерес к его делам и заботам.

В двенадцать часов она вошла к нему в кабинет и заявила, что приглашена на обед и что, скорее всего, не вернется до трех пополудни. Было бы преувеличением сказать, что он огорчился. Пожалуй, мистер Ридер сокрушался лишь о том, что не может сказать ей, что и у него назначено свидание, поэтому ей вовсе необязательно возвращаться ранее трех часов дня.

Ответа на его объявление не было, и он пожалел, что не присовокупил к нему свой номер телефона.

Не успела мисс Жиллет уйти, как пожаловал первый из визитеров мистера Ридера. Инспектор Гейлор желал узнать, какого результата он добился, побывав в тюрьме Брикстон.

– Я склонен согласиться с вами, – заявил он, когда мистер Ридер вкратце пересказал ему содержание своей беседы с заключенным. – Во всяком случае, у нас нет никаких улик, на которых можно было бы построить обвинительное заключение. Пистолет оказался иностранного производства, и нам удалось отследить один важный факт – когда он был продан в Бельгии, Элсби все еще сидел в тюрьме. Разумеется, его могли перепродать ему, но это маловероятно.

– Вы никогда не слышали о Синдикате Писарро? – задал вдруг неожиданный вопрос мистер Ридер.

У Гейлора была великолепная память, особенно учитывая, что он сам занимался этим делом.

– Охотники за сокровищами, – улыбнулся инспектор. – Странно, что вы вспомнили о Писарро. Я как раз пытался отыскать хоть какие-нибудь следы человека по имени Гельпин, который был одним из самых крупных его акционеров и таким же невероятным простофилей. Он нужен мне, чтобы разузнать кое-какие подробности о его бывшем помощнике, но я не смог его найти, что довольно странно, поскольку он весьма состоятелен.

– Умер? – предположил мистер Ридер.

Но Гейлор лишь покачал головой.

– Нет, думаю, что он где-то за границей. Во всяком случае, из центральных графств Англии он уехал два года назад.

Мистер Ридер поджал губы и окинул инспектора печальным взглядом.

– Уехал из центральных графств два года назад… – повторил он. – Бог ты мой! Причем уехал с аккредитивом в кармане, вне всякого сомнения. А сколько вообще участников было в Синдикате Писарро?

Гейлор с подозрением уставился на него.

– С чего это вдруг такой интерес? Или кто-нибудь еще из членов Синдиката отправился на жительство за границу?

– Двое, насколько мне известно. – В кабинете воцарилась мертвая тишина, которую мистер Ридер наконец нарушил. – Одним из них был молодой человек по имени Сифилд.

Гейлор кивнул.

– Знакомое имя. А вторым?

– А второго звали Ральф, – ответил мистер Ридер.

Из ящика он вынул краткий отчет, подготовленный сегодня утром, и молча протянул его инспектору. Гейлор читал очень медленно, в чем, впрочем, не было ничего удивительного, поскольку почерк у мистера Ридера был отвратительный и неразборчивый.

Закончив, старший инспектор потянулся к телефону.

– Мне стало известно, что Гельпин держал свои деньги в Шотландско-Мидландском банке в Бирмингеме. Вы не возражаете, если я позвоню им?

Уже через пять минут он разговаривал с банком. Мистеру Ридеру были слышны лишь его вопросы и односложные ответы.

Наконец Гейлор положил трубку на рычаг.

– Аккредитив, – коротко бросил он, – обналиченный в Париже, Будапеште и Мадриде. С тех пор банк получил три чека на внушительные суммы. Они были обналичены в иностранных городах, и к ним прилагались письма от мистера Гельпина. Управляющий банком утверждает, что Гельпин любит путешествовать, посему происходящее его ничуть не встревожило; кроме того, сальдо банковского счета у него по-прежнему очень хорошее. Правда, он сказал одну вещь, которая может иметь – а может и не иметь – большое значение: уезжая, Гельпин сообщил, что намеревается побывать в Монтре.

Мистер Ридер сразу же вспомнил небольшую карту на стене комнаты Литноффа с неровным красным треугольником на ней.

Тут ему пришлось встать из-за стола, чтобы подойти к двери приемной и принять каблограмму от посыльного компании «Вестерн Юнион». Подойдя к окну, он открыл ее и прочел печатный текст. Она была подписана Мэрфи, главой Нью-Йоркского отделения сыскной полиции.

…банда Писарро разгромлена десять лет назад. Сам Писарро отбывает пожизненный срок в «Синг-Синге». Последний раз его правую руку, Кеннеди, видели в Калифорнии двенадцать лет назад. Считается, что он завязал с прошлым и встал на путь исправления. О новых предприятиях Писарро здесь ничего не известно.

Гейлор перечитал каблограмму и вернул ее Ридеру.

– Так вы полагаете, это проделки Писарро?

– Есть у меня такое неприятное подозрение, – ответил мистер Ридер.

Его преподобие доктор Ингам прибыл в два часа, в тот самый момент, когда мистер Ридер поедал одну из двух больших булочек, которые неизменно покупал по пути в свою контору и которые столь же неизменно заменяли ему обед.

Судя по быстрому и нервному стуку, клирик пребывал в крайне возбужденном состоянии.

– Дорогой мой, произошло нечто удивительное… Нашелся мистер Ральф!

Пожалуй, мистеру Ридеру следовало бы испытать прилив радости и облегчения, вместо этого он явно огорчился.

– Новости и в самом деле приятные, – сказал он, – даже очень приятные.

Священнослужитель порылся во внутреннем кармане пальто и выудил оттуда каблограмму.

– Сегодня утром я нанес визит мисс Ральф, и во время моего пребывания в гостинице пришла вот эта каблограмма. Естественно, молодая леди вне себя от радости. Должен признаться, и у меня на душе стало гораздо спокойнее.

Мистер Ридер взял у него из рук каблограмму. Она была отправлена с берлинского вокзала и адресована Джоан Ральф, гостиница «Хеймаркет».

…пробуду в Германии еще месяц. Пиши мне в гостиницу «Мариенбад Мюнхен» с пометкой «до востребования». С любовью, папа.

– Замечательно, – сказал мистер Ридер.

– Я тоже так думаю. Я попросил у молодой леди разрешения взять эту каблограмму, чтобы показать ее вам.

– Замечательно, – вновь повторил мистер Ридер.

– Действительно, – согласился доктор Ингам. – Но не все так гладко. Его могли срочным образом вызвать в Германию, так что у него не было времени связаться с дочерью…

– Я имею в виду совсем не это, – сказал мистер Ридер. – Когда я говорю, что это замечательно, то думаю о том, как странно и примечательно, что он телеграфировал ей в гостиницу, в которой она до того ни разу не останавливалась.

У доктора Ингама отвисла челюсть.

– Боже милостивый! – ахнул он, побледнев как смерть. Судя по всему, только сейчас он сообразил, что может означать каблограмма. – Мне и в голову не пришло… Она ни разу не останавливалась там до того… вы уверены?

Мистер Ридер кивнул.

– Она мимоходом упомянула об этом вчера вечером, уже собираясь уходить, – полагаю, она сообщила вам, что нанесла мне визит? Нет, обычно она останавливается в гостинице, которой покровительствует ее отец. А «Хеймаркет» она выбрала потому, что оттуда недалеко до конторы мистера Ральфа. Во всяком случае, было бы куда естественнее с его стороны послать каблограмму в Бишопс-Стортфорд.

– Это очень странно, – после долгой паузы произнес клирик.

– Действительно, странно, – подтвердил мистер Ридер. – Происходящее очень напоминает… преступление. Самым определенным образом.

И он надолго умолк, сосредоточенно наблюдая за капельками дождя, стекающими по оконному стеклу в его кабинете.

– Дело действительно запутанное, – нарушил наконец молчание доктор Ингам. – Признаюсь вам, я встревожен. Взять, к примеру, этого рыжеволосого молодого человека…

– Мисс Ральф рассказала вам об этом?

– Нет, мне рассказала об этом мисс Жиллет, ваша очаровательная секретарь. Она прибыла в гостиницу вместе со своим братом…

– Своим молодым человеком, – поправил священника мистер Ридер и закашлялся.

– В самом деле? Она его не представила.

– Она никогда не делает того, что должна, – с горечью заметил мистер Ридер.

Он развернулся в своем вращающемся кресле, словно заставляя себе оторваться от созерцания извилистых дождевых дорожек на стекле.

– Рыжеволосый молодой человек тоже весьма примечателен. Я даже беспокоюсь о нем в некотором смысле. Он сейчас на грани жизни и смерти. Всего через несколько лет он сможет наслаждаться семейным уютом в обществе рыжеволосой супруги и… э-э-э… рыжеволосых детишек. И погибнуть в расцвете лет, причем только потому, что его отец заболел, а он оценил бриллиантовую брошку или фермуар ниже номинальной стоимости, было бы крайне несправедливо.

Клирик с недоумением уставился на него.

– Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду. Погибнуть в расцвете лет… Неужели вы хотите сказать, что этому молодому человеку грозит опасность?

– Еще какая! – ответствовал мистер Ридер.

Некоторое время они сидели в молчании, печально глядя друг на друга.

– Я в полной растерянности, – признался наконец доктор Ингам. – У меня возникло ощущение, будто из реального мира я перенесся в какой-то ужасный кошмар. Мистер Ридер, – подался он вперед, – я обсуждал этот вопрос со своей супругой – женщиной необычайной проницательности и острого ума. У нее есть одно предположение, которое, признаюсь откровенно, представляется мне совершенно невероятным. Мне бы и в голову не пришло упоминать о нем, если бы не сомнения, которые вы высказали относительно этой каблограммы из Берлина. А ведь я уже было уверовал, что она рассеяла завесу тайны. И только давеча я сказал ей: «Дорогая, если ты поведаешь свою теорию мистеру Ридеру, он сочтет, что ты читаешь детективные романы!» Она у меня слабого здоровья и практически не покидает дома. Вы не сочтете, что я требую слишком многого, если я приглашу вас провести с нами уик-энд?

Мистер Ридер заколебался.

– Вообще-то, я редко выезжаю за город, – сказал он, – но в чем же заключается теория вашей дорогой супруги?

Доктор улыбнулся.

– Полагаю, должен извиниться перед вами уже за то, что посмел обратиться к вам с подобным предложением. Много лет назад, будучи в Америке, я стал жертвой мошенников. Сумма была незначительная, но для меня это стало хорошим уроком. Уже тогда я, благодаря доброте и милосердию своего отца, ощущал себя вполне независимым человеком, но алчность, сокрытая в каждом из нас, заставила меня забыть о собственных принципах и сомнениях и вложить деньги в нелепую схему быстрого обогащения – нечто вроде охоты за сокровищами, организованной негодяем по имени Писарро!

Мистер Ридер понимающе кивнул, но от комментариев воздержался.

– И вот моей дорогой супруге пришла в голову идея, что за исчезновением мистера Ральфа скрывается некий дьявольский замысел….

Мистер Ридер воздел указательный палец, что можно было счесть предупреждением, на самом деле он просто показывал, что хочет кое-что сказать.

– На субботу у меня не запланировано никаких особенных дел, – сообщил он. – Я могу злоупотребить вашим гостеприимством? Со всем уважением должен заметить, что ваша супруга – очень умная женщина, и я бы хотел встретиться с ней.

Доктор Ингам пообещал прислать автомобиль к Дуврскому экспрессу. Предложенный им план вполне устраивал мистера Ридера, который не преминул заметить:

– Я должен вернуться к вечеру, поскольку ночевать привык исключительно в собственной постели.

Доктор Ингам вполне понимал и разделял его предубеждение насчет чужих постелей, и у него нашлось альтернативное предложение: а что, если мистер Ридер весь путь проделает на автомобиле?

– Это займет немного больше времени, но дорога очень хорошая, и я мог бы сам заехать за вами в Брокли, тем более что это по пути.

И вновь мистер Ридер не стал возражать.

Остаток дня мистер Ридер напрасно прождал известий от рыжеволосого молодца, но таковых не было, и вскоре в контору вернулась мисс Жиллет, что случилось где-то в районе пяти часов. Нельзя сказать, что и сам он бездельничал: помощник, к услугам которого он иногда прибегал, явился по срочному вызову и провел несколько весьма плодотворных часов, роясь в картотеке в Сомерсет-Хаус.

Так что к моменту возвращения мисс Жиллет мистер Ридер располагал полным списком англичан, ставших жертвователями и учредителями Синдиката Писарро, и, не считая трех исключений, разослал им телеграммы по последним известным адресам. Правда, мистеру Ральфу, исчезнувшему Сифилду и мистеру Гельпину он ничего посылать не стал.

Мисс Жиллет принесла ему кое-какие новости: весь день после обеда она совещалась со своим женихом и Джоан Ральф, и они пришли к заключению, что дело нечисто. Едва ли стоило созывать для этого совещание, подумал мистер Ридер, но сумел избежать неприятностей, оставив свое мнение при себе.

Он ушел из конторы в шесть часов и забрел в Скотленд-Ярд, где прямиком направился в кабинет Гейлора.

– Я мог бы сэкономить вам время и деньги, – заявил Гейлор, когда Ридер рассказал ему о телеграммах, которые разослал. – Мы уже связались с местной полицией, и они наводят для нас справки. Мы нашли двух подписчиков, но люди они бедные, так что вряд ли серьезно пострадали. Кроме того, я взглянул и на карту в квартире этого Шмидта, после чего связался по телефону с полицией Монтре. Они говорят, что на участке, обведенном красной линией, находится заброшенная ферма, которой владеет какой-то русский. Начальник тамошней полиции был очень любезен и отправил парочку своих людей взглянуть на нее, для чего им пришлось карабкаться на гору над Глионом. И те сообщили, что там никого нет, что здание почти полностью разрушено и что там много лет никто не живет. Одно время там был смотритель, но потом от его услуг отказались. Пресловутым русским, разумеется, оказался Литнофф. Очевидно, он бывал там раз или два, но никогда подолгу не задерживался. Чертовски запутанное дело, доложу я вам.

– Для меня оно столь же ясное, как вода в горном ручье, – заговорил вдруг высоким стилем мистер Ридер, – но в этом, как и всегда, повинен мой криминальный склад ума.

Тем же вечером, около девяти часов, после скудного ужина, он вернулся к себе в контору. Ответных каблограмм еще не было. Его ждало лишь письмо от бывшего клиента, к которому прилагался чек.

Мелкий моросящий дождик перешел в настоящий ливень. Он барабанил по макинтошу мистера Ридера и водопадами срывался с краев его невзрачной, потрепанной шляпы, пока сыщик рысцой пробирался к ближайшей остановке автобуса, который должен был доставить его домой.

Ночь была не из тех, когда человека тянет на свежий воздух. Но мистер Ридер снова заметил зеваку в желтом прорезиненном плаще, топтавшегося на углу Брокли-роуд. Еще один полуночник лениво расхаживал перед его домом. На звук шагов мистера Ридера этот человек обернулся и направился к нему.

– Огоньку не найдется, приятель? – грубовато осведомился он простуженным хриплым голосом, который не вязался с его респектабельным нарядом, поскольку на нем было синее шерстяное пальто полувоенного покроя, перехваченное на талии поясом.

Наконечник зонта мистера Ридера уперся ему в живот чуть повыше пряжки этого самого пояса.

– Огонька у меня не найдется. И даже если бы у меня были спички, я не такой идиот, чтобы совать руки в карманы, дабы отдать их вам, – учтиво ответил мистер Ридер. – А теперь, если вы будете так любезны и отойдете в сторону, то избавите себя от массы неприятностей.

– Я, кажется, обратился к вам вполне вежливо, разве нет? – прорычал незнакомец.

– Ваша вежливость меня не забавляет, – ответствовал мистер Ридер.

Внезапно он выбросил руку вперед, схватил мужчину за плечо, демонстрируя силу, наличие в нем которой никто бы не заподозрил, и отшвырнул его на проезжую часть. Пройдя через небольшую металлическую калитку, он с лязгом закрыл ее за собой.

– И можете передать от меня Кеннеди, что он зря тратит время.

– Не понимаю, о чем вы толкуете, – огрызнулся мужчина.

Мистер Ридер не стал вступать с ним в препирательства. Поднявшись по ступеням, он вставил ключ в замок и вошел в дом. Задержавшись в коридоре лишь для того, чтобы снять мокрый дождевик и галоши, он поднялся к себе в комнату, где царила кромешная темнота. Он не стал зажигать свет, но, подойдя к окну, отодвинул тяжелую портьеру и выглянул наружу.

Мужчина в синем пальто по-прежнему стоял перед домом, но теперь к нему присоединился бездельник в желтом прорезиненном дождевике и они о чем-то оживленно говорили.

Мистер Ридер обладал своеобразным чувством юмора, которое иногда полагал проклятием, а не благословением. Он пошел в спальню и взял с полки в шкафу небольшой пневматический пистолет, переломив который, вложил в ствол пульку. Учитывая расстояние, отделявшее его от надоедливых наблюдателей, выстрел из воздушного пистолета будет неопасным, зато очень болезненным. Осторожно приподняв оконную раму, он тщательно прицелился и мягко нажал на курок. До него донесся вопль мужчины в желтом дождевике.

– Какая муха тебя укусила? – пожелал узнать тип в синем пальто.

– Что-то ужалило меня.

Он держался рукой за шею и крутил головой от боли.

Мистер Ридер вновь переломил пистолет, вложил в дуло пульку и прицелился еще тщательнее.

– Послушай… – начал было мужчина в синем пальто с поясом, но больше ничего сказать не успел. Шляпа слетела у него с головы, и, подняв глаза, он с изумлением увидел высунувшегося из окна мистера Ридера.

– Уходите, – негромко сказал тот.

Ответа он не слышал, потому что тут же опустил окно. Сквернословия он не терпел в принципе. Но, выглянув наружу несколько минут спустя, он отметил, что оба мужчины исчезли.

Было уже одиннадцать часов, когда он наконец улегся в постель. Сон его никак нельзя было назвать чутким, иначе он наверняка бы услышал, как в окно ударил первый камешек. Второй разбудил его, в чем не было ничего удивительного: он оказался намного тяжелее, и стекло со звоном разлетелось вдребезги.

Мистер Ридер встал с постели, осторожно подошел к окну и выглянул. Внизу никого не было видно. Распахнув створки, он внимательно огляделся: улица была пуста. Нигде не было ни души. Но когда глаза привыкли к темноте, мистер Ридер вдруг заметил тень, двигавшуюся на фоне лаврового куста, который украшал садик перед его домом.

На сей раз мистер Ридер вооружился не пневматическим пистолетом, а положил в карман халата тяжелый браунинг. Бесшумно сойдя по лестнице, он отпер дверь, отворил ее и направил в сад луч мощного фонаря. Глазам его предстало не синее пальто или желтый дождевик, а промокший насквозь и перепачканный с ног до головы юноша, к тому же еще и без шляпы.

Из темноты донесся умоляющий голос:

– Это мистер Ридер? Ради всего святого, погасите фонарь!

– А-а, это вы, не так ли? – негромко проговорил мистер Ридер, и собственные слова показались неуместными даже ему самому. – Вы видели мое объявление?

Молодой человек совершил стремительный бросок через сад и юркнул в приоткрытую дверь. Мистер Ридер последовал за ним, закрыл дверь и запер ее на засов. Он буквально слышал, как нежданного гостя бьет крупная дрожь.

– Куда теперь? – прошептал тот.

Мистер Ридер стал подниматься по лестнице, показывая дорогу, привел юношу в кабинет и включил свет.

Рыжеволосый молодой человек являл собой жалкое зрелище: лицо его было залито кровью, а костяшки пальцев кровоточили. На нем не было ни воротничка, ни галстука, и он настолько промок, что с него ручьями текла вода, образуя под ногами лужу, которая медленно впитывалась в потертый ковер мистера Ридера.

– Я не собирался приходить сюда, но после того, как они попытались убить меня…

– Думаю, для начала вам лучше принять горячую ванну, – перебил его мистер Ридер.

К счастью, на первом этаже имелась ванная комната, и вода – о чудо! – была еще горячей. Он оставил дрожащего юношу избавляться от промокшей одежды и, поднявшись наверх, выбрал несколько предметов из собственного гардероба.

В кабинете у него наличествовало все необходимое для приготовления кофе, а в шкафу лежало печенье с тмином. Мистер Ридер обожал мучные изделия с тмином.

Когда кофе был готов, в кабинет вошел молодой человек. Привлекательным назвать его было нельзя. На смертельно бледном лице бросался в глаза огромный нос и вытянутый костлявый подбородок. Он был очень тощ, и одежда с плеча мистера Ридера болталась на нем, как на вешалке.

Он жадными глотками выпил кофе, взглянул на печенье с тмином, содрогнулся, но отщипнул кусочек. Мистер Ридер тем временем разводил огонь в камине.

– Итак, мистер…

– Эдельшейм, Бенни Эдельшейм, – сказал молодой человек. – Я живу на Пепис-роуд, в Нью-Кроссе. Девушки рассказали вам обо мне? Теперь я уже жалею, что убежал в ту ночь, когда вы погнались за мной. А она потрясающая красавица, верно? Я имею в виду не блондинку, а ту, вторую.

– Вы разбудили меня посреди ночи для того, чтобы обсудить прелести брюнетки? – мягко поинтересовался мистер Ридер. – Кто вас ударил?

Юноша осторожно потрогал голову, которую перевязал большим носовым платком мистера Ридера.

– Не знаю. Наверное, это был тип в желтом дождевике… Их было двое. Я как раз подошел к своему дому – то есть к дому своего отца, – когда какой-то мужчина попросил у меня огоньку. Он мне сразу не понравился, но я стал рыться в карманах в поисках спичек, и тут он меня ударил. Чуть ниже на склоне стоял какой-то автомобиль. Раньше этот холм называли Ред-Хилл…

– Я знаком с топографией, – прервал его мистер Ридер. – Что вы сделали, когда он вас ударил?

– Убежал, – просто ответил юноша. – Я попытался крикнуть, но не смог, и тогда второй тип, тот, что стоял у машины, подставил мне подножку. – Он опустил взгляд на свои пальцы. – Вот тогда я и поранил руки. Думаю, их было трое. У автомобиля стоял шофер, он прыгнул мне наперерез, но я увернулся и припустил вверх по склону, а громила в желтом дождевике погнался за мной.

– В котором часу это случилось? – спросил мистер Ридер.

– Около девяти. Я уже совсем собрался повидаться с вами, принял решение, можно сказать. Я знал, где вы живете, но сначала решил заглянуть домой и потолковать со стариком – со своим отцом, то есть. У нас ювелирная лавка на Кларкенвелл-роуд, но вот уже почти год он хворает, и делами приходится заниматься мне.

– И вам удалось убежать? – спросил мистер Ридер, поторапливая юношу.

– В некотором смысле, – согласился Эдельшейм. – Я поднялся на вершину холма, но полицейских нигде не было видно. Это возмутительно, учитывая, какие налоги мы платим! Когда надо, их никогда нет рядом! Бог ты мой, ну и страху же я натерпелся! Сначала я потерял их из виду и уже решил, что они отстали, но потом увидел свет автомобильных фар. Не будь я так напуган, кинулся бы к первому попавшемуся дому, постучал в дверь и спрятался внутри. А полицейских по-прежнему не было, мистер Ридер! – Голос его стал выше, и в нем зазвучали истерические нотки. – С нас дерут сумасшедшие налоги и сборы, а этих проклятых полицейских днем с огнем не сыщешь!

Вообще-то, он не сказал «проклятых», но мистер Ридер счел, что в данном случае сквернословие было бы вполне простительным.

– Увидев, что ко мне приближается автомобиль, я перелез через ограду какой-то спортивной площадки или чего-то в этом роде. Наверное, они меня заметили, потому что машина остановилась прямо напротив того места, где я лез через забор. Я не видел, кто за мной гонится, но вроде как чувствовал его, а потом вдруг понял, что оказался на кладбище. Бог ты мой, как это было страшно – прятаться за крестами и надгробиями! В общем, скоро я наткнулся на второй забор, перебрался через него и вот тогда встретил полицейского. Но он решил, что я пьян, и мне опять пришлось убегать, теперь уже от него.

– Вы видели человека в желтом дождевике?

– Нет, пока не добрался сюда. Было уже ближе к двенадцати, чем к одиннадцати. Я думал о том, что скажу вам и что вы мне ответите, как вдруг увидел их обоих. Они шли со стороны Луишем-хай-роуд. Я кинулся к вашему садику и спрятался под кустом. Один из них поднялся по ступенькам и подергал дверь. У него был с собой фонарик. Я чуть не умер со страху. Они возились там чуть не целый час.

– И вы боялись позвонить, опасаясь, что они вас увидят?

– Верно. Я дождался, пока они уйдут, и начал бросать камешки вам в окно. И разбил при этом два или три стекла.

Мистер Ридер подлил ему кофе, и тепло от огня в камине вкупе с горячим напитком придали мистеру Эдельшейму уверенности.

– Она здесь? – поинтересовался он. – Темноволосая красавица?

– Ее здесь нет, – строго ответил мистер Ридер.

На молодого человека опять навалились тоска и уныние.

– Что вообще происходит? – пожелал узнать он. – Сегодня вечером я увидел ваше объявление. Сначала я не понял, какое оно может иметь отношение к происходящему, но, когда я прятался за надгробиями на кладбище, мне вдруг пришло в голову, что эти типы преследуют меня именно из-за этого объявления, фермуара и того, что я сказал девушке. Я поступил дурно? Мне очень жаль. Обычно я не лезу к незнакомым девушкам с разговорами, не будучи им представленным. Если я оскорбил ее родственников… Вы не ее отец, случайно?

– Нет, я не ее отец, – с нажимом отозвался мистер Ридер.

– Так я и думал, – заявил Эдельшейм, – потому что я знаю, кто вы такой. Вы детектив. Мой старик – отец, я хотел сказать, – говорил, что вы выдающийся сыщик нашего времени. Вот я и пришел к вам, чтобы объяснить, что не хотел ничего плохого.

Мистер Ридер подтолкнул к нему блюдечко с печеньем с тмином.

– Вы, мой дорогой юный друг, – сказал он, – не более чем досадная помеха в работе очень сложной машины. Но я вполне могу понять, какое раздражение вы вызвали у нанимателя этих двух негодяев. А теперь давайте вернемся к самому важному вопросу. Повторите мне все, что вы сказали тем девушкам в ресторане, и поясните, почему вообще решили заговорить с ними.

Бенни принялся жевать печенье с выражением муки мученической на лице: было очевидно, что он терпеть не может тмин, но голод заставил его пренебречь своими предпочтениями.

– Я узнал ее сразу, как только увидел. Я думаю о ней день и ночь, мистер Ридер. Есть лица, которые западают в душу и забыть которые невозможно… Она ведь еще не замужем, верно? – вдруг взволнованно осведомился он.

– Практически уже, – сказал мистер Ридер.

Лицо молодого человека исказилось от боли.

– Она обручена, – пояснил мистер Ридер, спеша опровергнуть неверное впечатление, которое могли создать его слова.

– Я больше никогда не встречу такого лица, – с горечью сообщил ему Бенни. – Видите ли, я романтик, мистер Ридер, и не стыжусь признаваться в этом. Я влюбился в нее в то же мгновение, как увидел на фотографии. Тогда она была в брюках гольф. Вы не представляете, какие чувства я испытал, увидев ее. Я подумал, что вот наконец нашел девушку своей мечты, а ведь я видел ее всего каких-нибудь пару секунд. Он раскрыл свой бумажник на прилавке – ну, тот человек, что зашел в нашу лавку, – и достал из него фотографию, потому что фермуар лежал в том же отделении, завернутый в папиросную бумагу, так что я хорошо рассмотрел снимок и сказал себе…

– Отлично! – с некоторой язвительностью прервал его мистер Ридер. – Прошу вас, оставим на время в покое ваши чувства, мистер Эдельшейм. Расскажите мне о фермуаре.

– Фермуар? Ах да… Что вы хотите узнать о нем? Очень милая вещица, усыпанная дюжиной бриллиантов и изумрудов. Я хорошо разбираюсь в камнях, восемнадцать месяцев я проучился в Хаттон-Гарден. Мой старик, мой отец, полагает, что я должен начать с самой нижней ступени карьерной лестницы…

– Он хотел продать фермуар?

Бенни покачал головой.

– Нет, он хотел только оценить его. Мы часто делаем оценку, и у меня это недурно получается, смею заметить. У нас очень большое предприятие, мы располагаем полудюжиной помощников, и у нас даже есть отделение в Бристоле.

– И вы оценили его? – допытывался мистер Ридер.

– Да, я оценил его в две с половиной тысячи фунтов, но при этом допустил ошибку. Даже лучшие специалисты иногда ошибаются. Помню, однажды…

– То есть вы занизили стоимость на двести пятьдесят фунтов стерлингов?

– Верно. Я так и сказал молодой леди, когда встретил ее. Я решил, что она передаст это своему другу…

– Своему отцу, – поправил его мистер Ридер.

– Так это был ее отец? – Бенни куда больше интересовали родственные связи его идеала, нежели презренный вопрос фермуара с бриллиантами и изумрудами. – Да, получилось так, что я занизил его стоимость на двести пятьдесят фунтов. Он хотел знать, настоящие ли камни, и, разумеется, я ответил утвердительно. Не думаю, кстати, что его волновал вопрос оценки и моей ошибки, и мне вообще не стоило упоминать об этом, но мне нужен был повод, чтобы быть представленным молодой леди… Вот вы светский человек, умудренный жизненным опытом, мистер Ридер…

– В котором часу он вошел в вашу лавку?

На лице Бенни, жевавшего печенье с тмином, отобразилась задумчивость.

– Что-то около пяти вечера.

– А что было потом? После того, как вы оценили фермуар?

– Он снова завернул его в бумагу и унес с собой. Я еще спросил, не хочет ли он продать его, но он ответил отрицательно.

– И больше вы никогда его не видели?

Бенни покачал головой.

– Это случилось в среду на минувшей неделе?

– Во вторник, – не раздумывая, ответил Бенни. – Я хорошо запомнил этот день, потому что у меня было назначено свидание… Я должен был отвести одну компанию в синематограф, поэтому торопился побыстрее закрыть лавку и уйти.

Мистер Ридер нацарапал несколько слов в своем блокноте.

– А вам не приходилось оценивать этот фермуар раньше?

Бенни Эдельшейм уставился на него с открытым ртом.

– Странно, что вы спрашиваете об этом, мистер Ридер. Мне не приходилось, а вот мой отец уже оценивал его. Когда я описал ему фермуар, он сказал, что уверен, будто уже оценивал его полгода назад. Разумеется, он мог и ошибиться. Но у него прекрасная память.

И юноша принялся расхваливать память своего почтенного отца, но мистер Ридер его уже не слушал.

– Почему именно Кларкенвелл? – бормотал он себе под нос. – Или вы даете рекламные объявления?

– Мы самые известные и рекламируемые оценщики в Лондоне, – с гордостью сообщил Бенни. – Это наша специализация. Не могу передать, как расстроился отец, когда я допустил столь досадную ошибку. Это же вроде как отразится на репутации фирмы. И да, мы размещаем большие рекламные объявления во всех газетах. Оценка драгоценностей. Вам должно быть знакомо наше имя.

Мистер Ридер согласно кивнул.

– Это все объясняет, – только и сказал он.

Сыщик посмотрел на часы. Минутная стрелка показывала половину третьего. Подняв трубку, он позвонил в ближайший таксопарк и назвал свой адрес.

– Сейчас я отвезу вас домой, – сказал он. – Пока я буду одеваться, не забудьте связать в узел свои вещи.

Когда прибыло такси, мистер Ридер, у которого сна, что называется, не было уже ни в одном глазу, был готов. Он вышел первым, но, как выяснилось, нужды в подобных предосторожностях не имелось, не говоря уже об автоматическом пистолете, что оттягивал ему карман.

Поездка на улицу Пепис-роуд прошла обыденно и без всяких происшествий. Мистер Ридер подождал, пока молодой человек войдет в дом, после чего поехал в ближайший полицейский участок и провел консультацию с дежурным офицером.

Когда на следующее утро Бенни Эдельшейм выглянул в окно, то увидел, что у его дома с важным видом стоит полисмен в форме. И у юноши впервые возникло чувство, что налоги и сборы он платит не зря.

Утро принесло неожиданный сюрприз и мистеру Ридеру. Прибыв в свою контору, он застал мисс Жиллет на боевом посту. Само по себе это уже было событием чрезвычайным. В своей комнате она развлекала раннего гостя в лице доктора Ингама, и заботливые нотки в ее тоне свидетельствовали, что она чуть ли не учредила над ним опеку. Мисс Жиллет была одной из неприятных персон с необычайно развитым материнским инстинктом.

Мистер Ридер, остановившись у полуоткрытой двери, отчетливо расслышал ее слова:

– На вашем месте я бы об этом не беспокоилась, доктор Ингам. Мистер Ридер непременно положит конец подобным глупостям. Он гораздо умнее, чем выглядит.

Ее безвинно оболганный наниматель тихонько прошел к себе в кабинет и позвонил в колокольчик.

– Я не слышала, как вы вошли! Иногда вы пугаете меня до полусмерти, – пожаловалась она и добавила: – Пришел мистер Ингам.

– Доктор Ингам, – укоризненно поправил ее мистер Ридер. – Вы… э-э-э… слишком уж небрежно обращаетесь с… э-э-э… титулами.

– Он подвергся нападению – кто-то вломился в его дом прошлой ночью, – сообщила мисс Жиллет. – Бедняга, у него лицо буквально изуродовано!

– Дайте-ка мне взглянуть на него, – распорядился Дж. Г. Ридер.

Минувшая ночь явно выдалась для клирика нелегкой. На его привлекательном носу красовалась полоска лейкопластыря. Один глаз, скрывавшийся в настоящий момент за темными очками, распух и почти закрылся, под ним наливался здоровенный синяк, а нижняя губа была разорвана в нескольких местах.

– Боюсь, что выгляжу я отвратительно, – заявил он, пожимая руку детективу.

Неповрежденная часть его лица была бледной и осунувшейся, а когда он признался, что всю прошедшую ночь не смыкал глаз, мистер Ридер ничуть не удивился.

Минувшей ночью клирик вернулся в Сент-Маргарет, откуда поехал на автомобиле в Дувр, так что дома он появился лишь в десять часов вечера.

– Грейн-Холл построен на месте старого замка, – рассказывал он. – От него почти ничего не осталось, так что восстанавливать было практически нечего, поэтому я распорядился снести остатки старых стен и возвести современную постройку. Естественно, место там очень уединенное, вокруг раскинулся настоящий лес, да и мы разбили чудесный сад. Домой я вернулся еще до полуночи, но не успел лечь в постель, как жена сказала, будто услышала внизу какой-то шум. Я спустился вниз – без оружия, разумеется, потому что не держу в доме даже дробовика. Добравшись до зала, я стал шарить рукой по стене в поисках выключателя, и тут кто-то напал на меня. Я получил страшный удар в лицо, но все-таки сумел схватить старинный боевой топор, висевший на стене, – к счастью для меня. С его помощью мне и удалось защититься. Моя супруга, до слуха которой донесся ужасный шум снизу, подняла крик, и я услышал, как один из тех, кто напал на меня, крикнул: «Сматываемся отсюда, Кеннеди!» Сразу же после этого дверь большого зала распахнулась, и я увидел, как двое или трое людей выбежали в сад и исчезли.

– Боже мой! – вырвалось у мистера Ридера. – Значит, один из них крикнул: «Сматываемся отсюда, Кеннеди!» Вы уверены в этом?

– Я готов поклясться, что прозвучало именно это имя. Немного погодя я вспомнил, или, точнее говоря, об этом вспомнила моя супруга, что человек по имени Кеннеди был членом банды Писарро.

Мистер Ридер внимательно осмотрел полученные клириком увечья.

– Оружие не использовалось?

Доктор Ингам болезненно улыбнулся.

– Для меня это жалкое утешение! – с некоторой сухостью отозвался он. – Нет, я склоняюсь к мысли, что меня ударили кулаком, в котором было зажато оружие. В темноте этот негодяй, скорее всего, просто вслепую размахивал руками.

Он не стал вызывать полицию. Очевидно, кентские стражи порядка не внушали ему особого почтения; кроме того, он признался, что с ужасом представляет себе, как его имя появляется в газетах. Мистер Ридер вполне разделял его предубеждения: он тоже до смерти боялся публичности.

– Я до сих пор так и не решил, были ли это обычные грабители, которым помешали в самый неподходящий момент, или же месть за какие-либо вымышленные прегрешения. А вот для миссис Ингам дело Писарро превратилось буквально в навязчивую идею. Она, кстати, с большим нетерпением ждет встречи с вами. А теперь скажите, мистер Ридер, что мне делать? Я целиком и полностью полагаюсь на ваше просвещенное мнение. Обращаться в полицию представляется мне затеей бессмысленной и запоздалой. Описать нападавших я не смогу – видел я их всего какое-нибудь мгновение, когда силуэты мелькнули на фоне открытой двери. Мой садовник и дворецкий расспросили немногочисленных местных жителей, но, судя по всему, никто их больше не видел. Включая таможенную береговую стражу, домик которой располагается неподалеку.

Мистер Ридер сидел, откинувшись на спинку кресла, прикрыв глаза и сцепив пальцы на животе.

– Все это очень странно, – пробормотал он наконец. – Кеннеди, Кассиус Кеннеди. Паршивая… э-э-э… овца. Характером он удался в мать, женщину с крайне… э-э-э… неприглядной родословной.

Задумчиво покусывая нижнюю губу, он опустил глаза в пол.

– Все это странно, чрезвычайно странно.

Доктор Ингам шумно вздохнул.

– Итак, что же мне делать? – пожелал узнать он.

– Попросите защиты у полиции, – посоветовал мистер Ридер. – Пусть один полисмен ночует у вас в доме, а второй постоянно находится где-нибудь поблизости, на территории вашего замка. Надеюсь увидеться с вами в субботу.

Он вдруг вскочил на ноги и рывком протянул священнику руку.

– До субботы, – сказал он, и разочарованному и неудовлетворенному доктору Ингаму ничего не оставалось, как покинуть его кабинет.

В то утро мистер Ридер не отличался ангельским терпением или добродушием. Он пребывал в таком расположении духа, какого мисс Жиллет еще не видела, в чем ей пришлось убедиться довольно скоро.

– Что вы сказали доктору? – поинтересовалась она.

– Когда вы мне понадобитесь, молодая леди, я позвоню в колокольчик, – отрывисто бросил он.

Она вышла из кабинета, ошеломленная бунтом на корабле, и услышала, как в замке поворачивается ключ. Когда же мисс Жиллет дозвонилась до мистера Ридера, он был и вовсе не расположен к разговорам.

– Пожалуй, я пойду домой, – сказала она.

– Я пришлю вам причитающееся жалованье почтой, – ответил он.

Мисс Жиллет вышла из конторы, громко хлопнув дверью на прощание, то есть сделав наконец именно то – за исключением грохота, – о чем он давно мечтал.

Дверь в коридор мистер Ридер запер тем же манером, после чего позвонил инспектору Гейлору.

– Мне нужно пару человек, – сказал он. – Я нервничаю, точнее, проявляю предусмотрительность.

– А я все ждал, когда же это случится, – отозвался Гейлор. – Молодого Эдельшейма охраняют днем и ночью. Благодарю за письмо. Есть какие-нибудь подвижки?

Мистер Ридер поведал ему о неприятном происшествии, приключившемся с доктором.

– Ого! – обронил Гейлор и надолго замолчал, после чего заметил: – Дело близится к развязке.

– Я тоже так подумал, – отозвался мистер Ридер. – Вы не будете возражать, если сегодня я воспользуюсь вашим именем и авторитетом?

– Только не вздумайте брать деньги взаймы! – отшутился Гейлор, который всегда отличался своеобразным чувством юмора.

После этого разговора мистер Ридер долго сидел над торговым справочником, созваниваясь с агентствами по продаже и прокату яхт. Его вдруг заинтересовали прогулочные рейсы. Первые девять звонков оказались безуспешными, а вот десятый сполна вознаградил его за старания. Мистеру Ридеру без труда удавалось получить ответы: попадая на упрямого, подозрительного или неразговорчивого агента, он без стеснения вспоминал Гейлора, неизбежно узнавая сведения, которые требовались.

И во время десятого звонка ему пришлось прибегнуть к подобным мерам принуждения, но результат превзошел все ожидания. Добрый час мистер Ридер в приподнятом расположении духа провел над своими записями и морским альманахом. К этому времени к нему в контору уже прибыли двое агентов из Скотленд-Ярда, а когда после обеда замотанный посыльный доставил ему тяжелую квадратную посылку, на которой красовался адрес торговца книгами в Вест-Энде, они оказались весьма полезными. Дело в том, что один из них целый год проработал во взрывотехническом отделе Скотленд-Ярда и потому уловил слабое тиканье, доносившееся из посылки.

– Это бомба с часовым механизмом, но она может быть снабжена и прерывателем.

Они опустили посылку в ведро с водой, а когда полчаса спустя техник из Ярда вновь вынул ее оттуда, тиканье прекратилось.

– Они продумали эту штуку заранее, – заявил детектив. – Такую бомбу в спешке не изготовишь…

В это мгновение зазвонил телефон, и мистер Ридер снял трубку.

– Это вы, Ридер? – Звонил Гейлор и, против обыкновения, говорил быстро и возбужденно. – Я сейчас заеду за вами. Мы нашли Гельпина.

– Вот как? – сказал мистер Ридер.

– Он мертв, убит выстрелом в сердце. Лесник обнаружил тело в лесу Эппинг-Форест. Будьте готовы.

На другом конце линии прозвучал щелчок отбоя, но мистер Ридер еще несколько минут стоял, прижимая трубку к уху, и лицо его исказилось гримасой напряженной задумчивости.

– Что-нибудь случилось, сэр? – полюбопытствовал детектив.

Мистер Ридер кивнул.

– Я ошибался. Будь у меня мозги… э-э-э… великого человека, мне следовало бы ожидать этого.

Чего именно, он не уточнил, а уже через несколько минут сидел вместе с еще четырьмя спутниками в патрульном фургоне, катившем в Эппинг.

Стемнело, когда автомобиль наконец остановился на обочине дороги. Лесник привел их к месту, где лежало тело.

Это был труп человека выше среднего роста, широкоплечего и развитого физически. Хотя Джорджу Гельпину было уже изрядно за пятьдесят, он оставался в прекрасной форме. Он увлекался охотой на лис и был завзятым игроком в крикет.

– В карманах у него пусто, никаких меток или бирок. Если бы у нас не оказалось его фотографии и описания – мы получили их сегодня утром из Бирмингема, – было бы чертовски трудно опознать покойного.

Вокруг трупа сгрудилась группа мужчин. Один из них оказался врачом. Он предоставил в их распоряжение кое-какие сведения, которые лишь укрепили мистера Ридера в его мнении. Но главное подтверждение он получил, осмотрев раскинутые в стороны руки бездыханного тела.

Поблизости не обнаружилось следов автомобиля, а ветки на кустах, за которыми и лежал труп, не были изломаны. Случившееся можно было принять за самое обычное самоубийство, и врач первым высказал подобное мнение.

Рядом с телом был обнаружен револьвер. Очевидно, Джордж Гельпин погиб от выстрела в упор, поскольку на пальто виднелось пулевое отверстие с обожженными краями.

– Он у вас?

Один из детективов, ожидавших их приезда, вынул оружие из кармана. Им оказался небольшой шестизарядный кольт.

– На затыльнике выцарапаны инициалы, – сообщил он. – «Ф. С.».

С этими словами он протянул оружие Гейлору.

– «Ф. С.», – нахмурился инспектор. – Такие инициалы встречаются довольно часто и могут принадлежать кому угодно.

– Франку Сифилду, например, – заметил мистер Ридер, и Гейлор с открытым ртом уставился на него.

– С чего это вдруг он должен принадлежать Сифилду? Это совершенно невероятно, Ридер.

Однако, когда они вернулись в Лондон и мистер Ридер позвонил партнеру Сифилда, Гейлор обнаружил, что предположение вовсе не является столь диким и несообразным, как ему показалось вначале. В Скотленд-Ярд приехал Томми Энтон и с ходу опознал оружие.

– Он принадлежит Франку, – уверенно заявил он. – Он постоянно носил с собой револьвер. Насколько мне известно, особых причин на то не было, но он всегда был склонен к мелодраматичности.

Джоан Ральф уже уехала в Бишопс-Стортфорд, и с ней связались по телефону. Она тоже видела револьвер и описала его довольно подробно.

– Ничего не понимаю, – заявил Гейлор.

Мистер Ридер положил трубку телефона. Они сидели в комнате инспектора в Скотленд-Ярде, куда из соседнего ресторана принесли поздний ужин.

– А мне, напротив, все понятно, – заявил мистер Ридер. – Все дело, наверное, в моем чрезмерном оптимизме. А еще в том, что необычный склад ума частенько уводит меня в сторону.

– Но, предположим, это самоубийство… – начал Гейлор и замолчал.

– Вы подумали о том, что нет ничего необычного в том, что самоубийца пытается максимально затруднить опознание своего тела, удалив с него все метки и опознавательные знаки? – осведомился мистер Ридер. – Совершенно верно. Но скажите мне вот что: почему на нем такой поношенный костюм и почему он обут в комнатные туфли?

– Ботинки, – возразил Гейлор. – Это штиблеты на резинке.

– Нет, это именно комнатные туфли, – стоял на своем мистер Ридер. – Кстати, почему на них нет следов грязи? И почему костюм на нем мокрый спереди, а спина, на которой он лежал, почти сухая? Всю прошлую ночь шел дождь, и он не мог идти по лесу без того, чтобы не промокнуть до нитки.

Гейлор задумчиво потянул за оттопыренную верхнюю губу, с отвращением глядя на остатки своего ужина.

– Теннант доложил мне, что сегодня днем вас попытались взорвать. Разумеется, это дело рук банды Писарро. Кеннеди?

– Собственной персоной, – с легкомысленным видом отозвался мистер Ридер. – Теперь я уже ничему не удивляюсь. Свою экономку я отправил погостить к матери, у большинства экономок есть матери, к которым они могут уехать на время. Сегодняшнюю ночь я намерен провести здесь.

– Где это «здесь»? – полюбопытствовал Гейлор.

– Это секрет, – серьезно ответил мистер Ридер.

Они вместе вышли из Ярда, и тут Гейлору пришла в голову одна идея.

– Если вы хотите на время оказаться вне досягаемости, то почему бы вам не отправиться в Сент-Маргаретс-Бей? Думаю, там вы будете в безопасности.

– Прекрасная мысль, – согласился мистер Ридер. – Ничего лучше и быть не может, но, к сожалению, доктор все еще пребывает в Лондоне.

Он направился к себе в контору. Его сопровождал один из детективов, приставленных для защиты. Второй обосновался в комнате мисс Жиллет – мистер Ридер подозревал, что он попросту спит там, поскольку прошло некоторое время, прежде чем он открыл ему дверь.

– Вам телеграмма, – сообщил он и протянул ее мистеру Ридеру. Она была от доктора Ингама. Не мог бы мистер Ридер приехать к нему как можно скорее? В Грейне произошли кое-какие знаменательные события.

Телеграмма была отправлена из Дувра. Мистер Ридер передал свой ответ по телефону. Он рассчитывал прибыть завтра в три часа пополудни. А потом он сделал нечто странное: вопреки собственным намерениям отправился к себе домой на Брокли-роуд, где и переночевал в пустом особняке в отсутствие экономки. Как это ни странно, но сон его никто не потревожил.

Не вернись он домой, наверняка не получил бы письма, которое пришло с утренней почтой. Оно было от мисс Жиллет. Она сообщала, что более не работает у него. Прочтя его, мистер Ридер удовлетворенно вздохнул.

…полагаю, я должна помочь Томми, – писала она. – Преподобный доктор Ингам пообещал помочь ему начать новое дело. Доктор Ингам был чрезвычайно любезен, и я вечно буду благодарна вам за то, что вы невольно познакомили с ним Томми. Он написал мне перед тем, как вчера уехал из Лондона, предположив, что я могу оказаться полезной при создании этого нового дела. Думаю, вы будете рады прочесть его приписку, поэтому я оторвала ее.

Мисс Жиллет заверяла мистера Ридера в своем искреннем к нему расположении.

Полоска бумаги, приложенная к письму, содержала несколько строчек, написанных рукой доктора:

…P.S. Я никогда не прощу себе, если по моей вине мистер Ридер лишился своего секретаря. Я проникся к нему глубочайшим уважением.

– Гм… – пробормотал мистер Ридер. – Как мило… как невероятно любезно с его стороны!

Он обращался к кофеварке и электрическому тостеру, но, по правде говоря, он никогда не бывал столь словоохотлив и красноречив, как в разговорах с неодушевленной аудиторией.

Экономка вернулась утром и под его личным присмотром собрала потрепанный саквояж. К обеду он уже побывал у себя в конторе, где встретился с Гейлором (по взаимной договоренности) и передал ему стопку каблограмм, прибывших сегодня утром. Инспектор небрежно просмотрел их с пятого на десятое.

– Все это мне уже известно, – заявил он. – Девять из семнадцати подписчиков-англичан в Синдикате Писарро числятся пропавшими без вести. Могу добавить вот еще что: с ними исчезла и бо́льшая часть восьмидесяти тысяч фунтов. Кстати, на Джека Элсби у меня больше ничего нет. Я еще подержу его под замком для его же блага, но на будущей неделе его выпустят.

Гейлор даже пришел на вокзал, чтобы проводить мистера Ридера.

– Желаю вам хорошо провести время. Если Писарро со своими бандитами вздумает преследовать вас до самого Дувра, пришлите мне открытку.

Как уже говорилось, инспектор Гейлор отличался весьма своеобразным чувством юмора.

Всю дорогу мистер Ридер читал книгу под названием «Тысяча смешных послеобеденных историй». Он прочел их все, всю тысячу, и ни разу не улыбнулся.

У него была привычка во время чтения шевелить губами. Мужчина с военной выправкой, сидевший напротив и никогда не видевший мистера Ридера вблизи, был, мягко говоря, изумлен до глубины души. Он попытался было завязать беседу, но мистер Ридер не отличался особой разговорчивостью во время поездок по железной дороге, и деланная вежливость сменилась молчанием.

На вокзале в Дувре мистер Ридер вышел из вагона, его спутник последовал за ним. К нему тут же присоединились еще трое пассажиров, и он кивком головы указал им на детектива, который как раз проходил через заграждение.

– Вот ваш объект, – сказал он, – держитесь к нему поближе.

Автомобиль, поджидавший мистера Ридера, не успел еще выехать с привокзальной площади, как вся четверка уселась в черный фургон и покатила следом.

Поездка от Дувра до Сент-Маргаретс-Бей оказалась тягостной и выматывающей душу. По известковым холмам гулял ураганный ветер с дождем. Когда машина принялась петлять по горному серпантину, мистер Ридер заметил внизу волноломы, вспенивавшие желто-зеленые воды Ла-Манша, а вдали от берега грузовой пароходик с трудом карабкался на гигантские валы, в ужасающих количествах черпая воду обоими бортами.

Грейн-Холл располагался на некотором удалении от жилых кварталов Сент-Маргаретс-Бей. В гордом одиночестве он притаился в складках известковых холмов совсем рядом с обрывом, являя собой здание красного кирпича с приземистыми дымовыми трубами, нарушавшими гармонию архитектуры елизаветинской эпохи, в стиле которой был выстроен особняк.

– Раньше у нас были спиральные трубы, но ветер повалил их. Вы даже не представляете, какие здесь дуют ветра, – пояснил доктор Ингам перед ужином.

Автомобиль миновал вычурные ворота кованого железа и по широкой подъездной аллее подкатил к крытой галерее, в глубине которой виднелась входная дверь. Доктор уже ждал его на ступеньках, рядом с ним стояла высокая стройная женщина, издали выглядевшая очень молодо. Но даже вблизи ее внешность могла обмануть любого критика, кроме самого пристрастного, поскольку ее каштановые кудри отливали золотом, а красота безупречного лица еще не увяла окончательно.

– Добро пожаловать!

Один глаз доктора Ингама был забинтован, а на носу по-прежнему красовалась полоска лейкопластыря. Но он явно пребывал в приподнятом расположении духа. Быть может, он испытал облегчение при виде своего визитера, поскольку вскоре неожиданно признался, что ожидал телеграммы от мистера Ридера, которой тот известил бы его о том, что приехать не может.

– Я хочу, чтобы вы убедили миссис Ингам в том, что Грейн-Холл – не самое Богом забытое место на земле, мой дорогой Ридер. А если вы сумеете избавить ее от опасений, что нападение на меня может повториться, то я буду вам искренне благодарен.

Коралловые губы миссис Ингам сложились в улыбку. Она оказалась, как вскоре обнаружил мистер Ридер, начитанной и умной женщиной. Прогуливаясь с ним по очаровательному саду – весенние цветы радовали глаз, – она предоставила ему все возможности полюбоваться собой. Сам он говорил очень мало – она не дала ему ни единого шанса, поскольку болтала без умолку. Впрочем, ее низкий хрипловатый голос грешил монотонностью. Она имела совершенно определенные взгляды на любую тему. Миссис Ингам сообщила ему, что является выпускницей знаменитого университета в Новой Англии, чем явно гордилась и дважды повторила эту новость. Она была красива, хотя возраст ее и приближался уже к сорока годам. У нее были карие бездонные глаза, нежные утонченные черты лица и угольно-черные брови, приятно контрастирующие с цветом волос.

– …я помню дело Писарро – в то время я только что закончила колледж и, естественно, была крайне заинтригована тем фактом, что он был родом из моего родного города. Более того, мистер Ридер, я убеждена, что все эти исчезновения имеют какое-то отношение к Синдикату Писарро. Я весь день ломаю голову над тем, как мой супруг умудрился вызвать их недовольство. Быть может, в одной из своих проповедей он упомянул их в не самом выгодном свете. Кажется, я припоминаю, что однажды он получил угрожающее письмо, когда мы были в Бостоне вскоре после свадьбы. Хотя подобные вещи моего супруга не интересуют…

На территории особняка, между тем, было на что посмотреть: здесь и там виднелись развалины стен, напоминая постороннему наблюдателю о былой славе замка. Вскоре мистер Ридер обнаружил еще одну интересную деталь – вниз по стене утеса спускались вырубленные в скале ступени. Снабженные железными поручнями, они позволяли обитателям особняка приватным образом наведываться на пляж.

– Если только кто-нибудь пожелает купаться на галечном берегу, – заметила миссис Ингам.

Из комнаты, предоставленной в распоряжение мистера Ридера, открывался чудесный вид на море и цветочный сад перед домом. Обставлена она была с редким вкусом, и в оформлении спальни безошибочно чувствовалась женская рука хозяйки дома. Приятное убежище, но при этом очень, очень опасное. Поднявшись в свою комнату после чая, мистер Ридер обнаружил, что камердинер хозяина уже распаковал его саквояж. Немного погодя появился еще один субъект, готовый услужить уже самому мистеру Ридеру. В смежной со спальней комнатой размещалась ванная, и мистер Ридер принимал душ, когда в дверь постучал камердинер. Выйдя, он увидел, что тот собирает его разбросанную одежду и аккуратно развешивает ее в шкафу.

Содержимое его карманов уже покоилось на туалетном столике.

– Благодарю вас, – пробормотал мистер Ридер. – Вы мне… э-э-э… более не нужны. Я позвоню, если мне понадобится ваша помощь.

Он закрыл дверь за удалившимся камердинером, повернул ключ в замке и принялся неспешно одеваться. Мистеру Ридеру нравилась рутина хорошо налаженного быта деревенских особняков, а быт в Грейн-Холле был налажен исключительно хорошо. Сойдя вниз, он обнаружил, что оказался в гостиной в полном одиночестве. Пахнущие ароматным дымом кедровые поленья горели ярким пламенем в открытом камине, а над ним висела картина, которая запросто могла принадлежать кисти самого Рембрандта.

Мягкие драпировки, строгая обстановка и стены пастельных тонов оказывали умиротворяющее воздействие. Вскоре в комнату вошел доктор Ингам, чтобы погреть перед камином озябшие руки.

– Полагаю, Эльза уже посвятила вас в свои теории? Знаете, не исключено, что в них что-то есть. Я все время думаю о том, чем и как мог оскорбить этих типов. Пожалуй, это случилось во время проповеди. Когда-то я был известным проповедником – и говорил о текущих событиях. Давайте пройдем ко мне в кабинет и немного выпьем. Эльза спустится еще не скоро.

Он провел мистера Ридера по большому залу, стены которого были обшиты деревом и, открыв дверь в глубокой нише, первым вошел в комнату, являвшую собой предмет самых сокровенных мужских желаний.

В глаза сразу же бросались глубокие покойные кресла, низкий диван перед камином, стены, уставленные книжными полками, и письменный стол устрашающих размеров.

– Комфорт, комфорт и еще раз комфорт! – заявил клирик, открывая шкафчик орехового дерева и доставая оттуда серебряный поднос, заставленный бокалами. К ним он добавил квадратный графин и сифон. – Скажете сколько…

Он плеснул содовой в коричневое виски, и мистер Ридер сделал крохотный глоток.

– Эльза хочет, чтобы я держал в доме огнестрельное оружие. Полагаю, вы как детектив не найдете в этом ничего предосудительного. А вот мне подобная практика представляется недопустимой. Быть может, проповедник из меня никудышный, но, надеюсь, я добрый христианин, и мысль о том, чтобы отнять чью-либо жизнь… Кстати, вы вооружены?

Мистер Ридер покачал головой.

– Время от времени мне приходится уступать этой ужасной необходимости, – сказал он. – Но подобная практика, как вы верно подметили, мне не слишком по душе. У меня имеются… э-э-э… два огнестрельных приспособления, но мне никогда не приходилось пускать их в дело. Одно хранится в конторе, а второе – в моей частной резиденции.

Но доктор, кажется, был не в настроении шутить.

– Вы меня разочаровываете, мистер Ридер. Меня трудно назвать впечатлительным человеком, но в свете того, что произошло давеча ночью, – он прикоснулся к своему изуродованному лицу, – я бы предпочел ощущать себя в большей безопасности. Привет, радость моя!

Его радость надела безукоризненно сшитое платье густого малинового бархата. Мистер Ридер подумал про себя, что она выглядит на двадцать четыре года и ни днем старше и что обладай он мужеством ценителя женской красоты – качеством, которому он очень завидовал, – то не постеснялся бы сказать об этом вслух.

– О чем вы говорили? – поинтересовалась она.

– Мы говорили об огнестрельном оружии, – громко ответил мистер Ридер, – об… э-э-э… револьверах.

При этих его словах она улыбнулась.

– И мой супруг познакомил вас со своими хорошо известными взглядами на неприкосновенность человеческой жизни, – с нескрываемым презрением заметила она.

Теперь уже улыбнулся мистер Ридер.

– Дорогая моя, – вмешался в разговор ее муж, – все это стало лишь следствием вопроса, который я задал мистеру Ридеру: носит ли он с собой оружие. Не носит.

– Полагаю, бедный Томас был ужасно разочарован, – заявила миссис Ингам. – Разбирая ваш саквояж, он рассчитывал обнаружить, что тот битком набит револьверами и наручниками.

Она пригласила их в гостиную, но то ли потому, что сочла эту тему чересчур болезненной, то ли хотела отложить разговор на потом, после ужина, но ни словом не обмолвилась о несчастном случае, который произошел с ее супругом.

Первым заговорил об этом как раз мистер Ридер. Их путь в столовую лежал через холл.

Проходя мимо широкой лестницы, на ступенях которой и развернулась битва между доктором Ингамом и полуночными грабителями, мистер Ридер попытался воочию представить себе эту сцену. Впрочем, бывало так, что его воображение оказывалось бессильным, и сейчас был как раз такой случай.

Столовая была меблирована в духе банкетного зала елизаветинской эпохи, только в миниатюре. Здесь был и камин в стиле Тюдоров, и галерея для менестрелей. А еще он с удивлением отметил, что пол выложен каменными плитами.

– Да, это первоначальный пол старого замка, – с гордостью сообщила миссис Ингам. – Строители откопали его, когда закладывали фундамент, и муж настоял на том, чтобы сохранить пол. Разумеется, нам пришлось выровнять его, а кое-какие плиты заменить. Но вообще он прекрасно сохранился. Раньше он принадлежал семейству де Буази…

Мистер Ридер согласно кивнул.

– Де Тонзин, – мягко поправил он хозяйку дома. – Де Буази приходились им родственниками по супружеской линии, и только один представитель де Буази занимал замок в тысяча четыреста пятьдесят третьем году.

Миссис Ингам пришла в явную растерянность при обнаружении столь глубоких познаний.

– Да, я внимательно изучил историю этого места, – продолжал мистер Ридер. – В некотором смысле меня можно назвать археологом-любителем. – Он окинул комнату одобрительным взглядом и просиял. – Грязная работа!

Миссис Ингам выразительно приподняла брови.

– Простите?

– На этом самом полу, – жизнерадостно пояснил мистер Ридер, – злонравные бароны в стародавние времена отрубали головы своим врагам и бросали в самую глубокую темницу под… гм…

Нет, об использовании крепостного для подобных целей он даже не слыхал. Этого просто не может быть, не так ли?

Когда лакей поставил перед ним тарелку с супом, а высокий дворецкий налил в бокал вина, мистер Ридер взглянул на бокал и поднес его к свету.

– Славный напиток. Я буквально наяву представляю, – мечтательно проговорил он, – ту драматическую сцену, когда Джеффри де Буази пригласил своего старого соперника на ужин. Как он, должно быть, довольно улыбался, глядя, как его оруженосцы прикончили… э-э-э… незадачливого джентльмена вином из отравленного графина.

Закончив разглядывать вино на свет, он вернул бокал на стол, так и не притронувшись к нему.

Миссис Ингам изумилась.

– У вас какой-то средневековый склад ума, мистер Ридер.

– Правильнее будет сказать – криминальный, – поправил ее сыщик.

Во время трапезы он ничего не пил, и доктор Ингам вспомнил, что и в кабинете его гость едва пригубил бокал с виски.

– Да, в некотором смысле я трезвенник, – признался мистер Ридер, – но жизнь, на мой взгляд, настолько занятная и возбуждающая штука, что иные стимуляторы мне не требуются.

Он также заметил, что лакей, исполнявший обязанности его камердинера, прислуживает за столом. Дождавшись, пока слуги оказались в дальнем конце комнаты, он поинтересовался:

– Ваш лакей выглядит совершенно больным. Он тоже пострадал в драке?

– Томас? Нет, он появился на сцене, когда все уже закончилось, – с удивлением ответил доктор Ингам. – А почему вы спрашиваете?

– Мне показалось, что у него забинтована шея.

– Я этого не заметил.

– А каким топором вы отбивались? – продолжал расспросы мистер Ридер.

На обшитых деревянными панелями стенах не имелось вообще никакого оружия, включая боевые топоры.

– Мы распорядились убрать их, – поспешила на помощь супругу миссис Ингам. – Мне вдруг пришло в голову, что вместо моего мужа этим топором могли воспользоваться те ужасные люди.

Беседа за столом увяла. Подали кофе, и мистер Ридер щедро угостился сахаром. Отказавшись от предложенной сигары, он извинился за свои дурные манеры и достал из собственной пачки сигарету.

– Спички, Томас, – распорядился доктор Ингам, но прежде, чем лакей успел исполнить его приказ, мистер Ридер вынул из кармана коробок и зажег спичку.

Спичка оказалась весьма необычной: огонек ее вспыхнул ослепительным белым пламенем, так что он даже вынужден был прикрыть глаза рукой, чтобы не ослепнуть. Правда, всего лишь на мгновение, после чего огонь погас, а хозяева и гость в недоумении уставились друг на друга.

– Что это было? – пожелал узнать доктор Ингам.

Мистер Ридер беспомощно взглянул на коробок.

– Кто-то подшутил надо мной, – сказал он. – Мне ужасно жаль.

Спички выглядели совершенно обычными. Мистер Ридер протянул коробок хозяину, который зажег еще одну спичку, но при этом ничего сверхъестественного не произошло, разве что на кончике ее вспыхнул бледно-желтый огонек.

– Никогда не видела ничего более впечатляющего, – заметила прелестная дама, сидевшая от него по левую руку. – Это очень походило на вспышку магния.

Инцидент со спичкой вскоре был предан забвению. Доктор завел разговор о Писарро, а миссис Ингам принялась излагать свою теорию. Мистер Ридер внимательно слушал обоих.

– Не думаю, что он был действительно плохим человеком, – сказала миссис Ингам, когда он прервал ее.

– Писарро был мерзавцем! – заявил мистер Ридер. – Впрочем, иного от него и ожидать не следовало.

Если он и заметил, как подобралась и напряглась миссис Ингам, то не подал виду.

– Кеннеди же, его сообщника, – продолжал он, – как я уже говорил сегодня днем, остается только пожалеть. Его мать являла собой типичный образчик морального разложения, женщина, не представлявшая ни для кого никакой ценности, самая обычная содержанка, в сущности.

Доктор Ингам побелел и напрягся, а глаза его загорелись нехорошим огнем, словно жаркие угли, но мистер Ридер, развалившись на стуле и сунув руки в карманы брюк, с сигаретой, меланхолично повисшей в уголке рта, продолжал говорить с таким видом, будто заручился полным одобрением и поддержкой честно́й компании:

– В действительности Кеннеди был мозгом преступного сообщества, если можно назвать это мозгом, разумеется. Он был мошенником, научившимся злоупотреблять доверием и получившим даже нечто вроде высшего образования в колледже. Он женился на дочери Писарро, которую трудно было назвать примерной молодой леди. Кажется, он стал ее четвертым любовником, прежде чем жениться на ней – если они вообще были женаты…

– Возьми свои слова назад, грязный лжец!

Миссис Ингам вскочила на ноги и нависла над мистером Ридером, испепеляя его взглядом, и ее резкий, пронзительный голос едва не сорвался на крик.

– Лжец, подлая тварь!

– Замолчи!

Это подал голос доктор Ингам, резко и требовательно, но его предостережение запоздало. Рука мистера Ридера вынырнула из кармана, и в ней удивительным образом оказался зажат тяжелый автоматический пистолет крупного калибра. Он вскочил на ноги настолько быстро и стремительно, что хозяева оказались не готовы к его маневру.

Мистер Ридер оттолкнул в сторону стул, оказавшийся позади него, и прижался спиной к стене. В столовую вбежал Томас, лакей, и замер при виде пистолета. Мистер Ридер обратился к нему.

– Боюсь, я причинил вам боль в четверг вечером, – любезным тоном сообщил он. – Пуля, пусть и выпущенная из пневматического пистолета, способна причинить нешуточные страдания. Я должен извиниться перед вами – она предназначалась вашему приятелю. – С этими словами он кивнул на дворецкого. – Это была непростительная глупость с вашей стороны, доктор Ингам, отправить двух своих людей в Лондон, что привело к весьма неприятным последствиям. Сегодня я видел убитого мужчину. Крепкого и сильного малого по имени Гельпин. Костяшки пальцев у него на руке были сбиты. Полагаю, вы неблагоразумно подошли к нему слишком близко, а телохранителя не оказалось поблизости.

Подойдя к одному из высоких окон, он резким движением откинул штору в сторону. Оно было распахнуто, и в комнату с сосредоточенным видом уже влезал тот самый человек с военной выправкой, который сопровождал его из Лондона. За ним последовали еще трое тех, кто провожал мистера Ридера до самого особняка. Доктор Ингам, не в силах пошевелиться, застыл на месте. Внезапно он резко развернулся и метнулся к маленькой дверце в углу комнаты. Пистолет в руке мистера Ридера взорвался оглушительным грохотом, и дверная панель с шумом треснула во всю длину. Ингам застыл на месте, являя собой жалкое зрелище охваченного паникой человека, после чего на подгибающихся ногах попятился.

– Это была не моя идея, Ридер, – прохрипел он. – Я расскажу вам все. Я могу доказать, что не имею к этому отношения. Они в безопасности, все до единого.

Наклонившись, он откатил в сторону край тяжелого ковра под ногами, и Ридер увидел каменную плиту, в которую было вделано массивное металлическое кольцо.

– Они все живы, все до единого… Гельпина пришлось застрелить в порядке самообороны. Если бы я не убил его, то он убил бы меня.

– А Литнофф? – добродушно полюбопытствовал мистер Ридер.

Здесь доктор Ингам предпочел промолчать.

В своем дневнике мистер Ридер записал:

…настоящее имя доктора Ингама – Кассиус Кеннеди. Он родился в Англии и в семнадцать лет был осужден за получение денег обманным путем. Впоследствии он раскаялся в содеянном и стал выступать на многочисленных встречах бывших заключенных, обретя известность в качестве ярого проповедника. Но его вновь осудили, на сей раз по обвинению в мошенничестве, и приговорили к девяти месяцам заключения. После освобождения он эмигрировал в Америку, где присоединился к Писарро и помогал ему во всех мошеннических сделках.

Для Писарро он стал буквально незаменим, поскольку умел заручиться полным доверием своих жертв, обращаясь к ним с амвона. При этом он сумел получить (или попросту присвоил себе) звание доктора богословия.

После самой крупной мошеннической сделки Писарро он бежал в Калифонию, где каким-то образом (так и не выясненным до конца) стал обладателем весьма значительного состояния, большей части которого лишился в ходе неудачных спекуляций перед возвращением в Англию.

На допросе он утверждал, что, построив Грейн-Холл на месте старинного замка и обнаружив поместительные подземные темницы, которые, чему я сам был свидетелем, сохранились под домом в прекрасном состоянии, он не намеревался использовать их по прямому назначению вплоть до тех пор, пока огромные убытки не подвигли его на поиски способа пополнить свои закрома.

Пять лет назад он встретил русского актера по фамилии Литнофф, горького пьяницу, которого вот-вот должны были арестовать за долги и который очень боялся депортации на родину, где его разыскивали по политическим мотивам.

Кеннеди с супругой, при поддержке и с полного одобрения Литноффа, разработали план, с помощью которого рассчитывали получить крупную сумму денег. Литнофф снял маленькую квартирку в Лондоне и обставил ее дешевой мебелью. Именно здесь и была проделана афера. Очень осторожно, прибегнув к своим прежним талантливым трюкам и обаянию, Кеннеди заводил знакомства с предполагаемыми жертвами. Разумеется, он выбирал легковерных и внушаемых особ, готовых без особых раздумий вложить средства в Синдикат Писарро. Доктор исподволь входил к ним в доверие, изучал их привычки, образ жизни, хобби и слабости, а также выяснял, в каких гостиницах они останавливались, когда бывали в Лондоне. Иногда ему требовалось несколько месяцев, чтобы заручиться их расположением, после чего Кеннеди словно невзначай делился с ними историей об умирающем русском, которому удалось бежать из Петрограда с сундуком, полным драгоценностей, похищенных из дворцов знати.

Свидетельские показания мистера Ральфа могут служить типичным тому примером:

«…с доктором Ингамом, то есть Кеннеди, я познакомился после длительной переписки. Он показался мне обаятельным и чрезвычайно состоятельным господином. В Лондоне он останавливался только в лучших гостиницах, и я обедал с ним дважды – в одном случае присутствовала его супруга.

Он рассказал мне о том, что является волонтером-миссионером и что ему довелось ухаживать за умирающим русским, который выдвинул ему крайне необычное предложение, а именно приобрести небольшую ферму в Швейцарии, находящуюся в собственности Литноффа, на территории которой он зарыл драгоценности на общую сумму в миллион фунтов. История, сколь бы невероятной она ни казалась на первый взгляд, получила материальное подтверждение: на ферме проживал его брат. Оба подвергались гонениям и преследованию до тех пор, пока их существование не стало буквально невыносимым.

– В этой истории что-то есть, – заявил мне клирик. – У этого типа, Литноффа, имеется при себе украшение, которое стоит по меньшей мере две тысячи фунтов. Он хранит его под подушкой.

Эта история меня заинтриговала, и, когда доктор поинтересовался, не желаю ли я встретиться с этим человеком, я ответил согласием. При этом с меня взяли слово, что я не расскажу о тайне русского ни единой живой душе.

Доктор Ингам заехал за мною в полночь. Мы приехали куда-то в Блумсбери, и меня провели в очень бедно обставленную квартиру. В одной из комнат находился тяжело больной человек, с трудом изъяснявшийся на ломаном английском. Он поведал мне о том, что за ним и его братом ведется постоянная слежка, что он опасается за свою жизнь. Он не отваживался продать драгоценности в открытую, боясь, что его выследят агенты русского правительства. Предложенный им план, с моей точки зрения, не сулил никакого риска. Я должен был отправиться в Монтре, увидеться с его братом, осмотреть драгоценности и купить ферму, причем в стоимость покупки входило и содержимое сундука. Если я останусь недоволен увиденным или заподозрю что-либо, то ничего не заплачу до тех пор, пока не уверюсь, что дело чистое.

Он показал мне бриллиантовый фермуар и попросил отнести его к оценщику, чтобы узнать его реальную стоимость.

Беседа наша затянулась: говорил он с трудом, и временами нам приходилось подолгу ждать, пока больной переведет дыхание. Я взял с собой фермуар и оценил его, тем же вечером вернувшись к доктору Ингаму.

Именно он предложил, чтобы я вообще не брал с собой денег, а купил аккредитив. Он очень тревожился, по его словам, о моей безопасности.

Безупречный, на первый взгляд, план произвел на меня самое благоприятное впечатление, равно как и тот факт, что риск практически отсутствовал. Он также просил меня сдержать слово, данное русскому, и не говорить никому ни о своих намерениях, ни о нашем плане. Я купил аккредитив, и мы договорились, что я приеду к доктору Ингаму на автомобиле, переночую у него, после чего рейсовым пароходом отправлюсь в Кале и далее в Швейцарию.

В Грейн-Холл я прибыл около шести часов вечера, и его роскошный особняк произвел на меня неизгладимое впечатление. У меня не возникло и тени подозрения в том, что я стал жертвой обмана.

В половине восьмого я присоединился к доктору Ингаму и его супруге за ужином. Я не пил ничего до тех пор, пока не подали портвейн, после чего потерял память и пришел в себя только тогда, когда очнулся в небольшой каменной камере. В каменной нише стояла свеча, а рядом лежали еще с полдюжины свечей и коробок спичек, которые и служили мне единственным источником света вплоть до самого освобождения. В камере наличествовала железная кровать, потертый коврик на полу и умывальник, прочая мебель отсутствовала. Дважды в день двое мужчин, известных мне под именами Томас и Леонард, которые, как я теперь припоминаю, исполняли еще и роль слуг, выводили меня на прогулку в длинный каменный коридор, тянувшийся подо всем зданием. Других пленников я не видел, но знал, что они есть, потому как однажды услышал чей-то крик. Аккредитив у меня отобрали. Самого Кеннеди я видел всего лишь раз, когда он пришел ко мне в камеру и потребовал написать письмо на бланке зарубежного отеля, адресованное моей дочери, в котором я должен был сообщить ей, что со мной все в порядке, и попросить ни о чем не беспокоиться».

Совершенно очевидно, что весь успех плана зависел от молчания и благоразумия Литноффа. Тот был пьяницей, но, пока держал язык за зубами относительно источника денег, не представлял для вымогателей опасности. И только когда он начал болтать о бриллиантовом фермуаре, Кеннеди решил, что ради собственной безопасности они должны заставить его умолкнуть навеки. Они понимали, что игра близится к завершению, и готовили пути к отступлению, но до самого конца надеялись избежать смертоубийства. Наведя некоторые справки, я узнал, что за неделю до своего ареста они анонимно арендовали небольшую яхту. Она ждала их в гавани Дувра, и в случае успешного завершения плана они должны были уплыть на ней спустя несколько дней после моего появления в Грейн-Холле.

Но возникло новое осложнение, когда в ночь смерти Гельпина Кеннеди спустился вниз, чтобы отнести пленникам еду. Двое слуг в тот день были в Лондоне. Они должны были помешать Эдельшейму увидеться со мной. Вполне возможно, что Кеннеди переоценил свои физические возможности или же чрезмерно положился на револьвер, который всегда носил с собой, – он отобрал его у одного из заключенных, Франка Сифилда.

Кеннеди утверждает, что Гельпин, будучи очень сильным мужчиной, набросился на него, не имея к тому никаких причин. Мы никогда не узнаем правды, но все закончилось тем, что он был убит прямо в коридоре. Остальные пленники тоже слышали выстрел.

Ранним утром вернулись двое слуг и увезли труп в Лондон, где и избавились от него в лесу Эппинг-Форест.

Затрудняюсь сказать, когда именно у меня возникли подозрения насчет доктора Ингама. Пожалуй, это случилось во время его первого визита ко мне. Его явная обеспокоенность предстоящим приездом Джоан Ральф, показания Элсби, мой разговор с аптекарем и рассказ Эдельшейма – все это указывало лишь на одно-единственное возможное заключение: совершенно очевидно, что я наткнулся на злоупотребление доверием в особо крупных размерах. А после того, как я изучил схему расположения недвижимости на местности, где находится Грейн-Холл, и навел кое-какие справки относительно старинного замка, подозрение, что я имею дело с масштабным похищением людей, превратилось в уверенность.

Я должен был удостовериться в том, что доктор Ингам и есть Кеннеди, и во время нашей последней встречи в конторе мне пришлось, с сожалением вынужден констатировать, оклеветать его мать. Он, хотя и побагровел от ярости, сумел удержать себя в руках, но продемонстрировал достаточно бурные эмоции, чтобы я понял: мои подозрения справедливы.

Тот же самый трюк я проделал и в Грейн-Холле, но только после того, как зажег магниевую спичку, которая послужила сигналом, заранее обговоренным между мною и полицией, которая, как мне было известно, окружила дом, что пришло время выйти на сцену.

Чуть ниже он приписал:

«…Кассиус Кеннеди. Признан виновным в убийстве и приговорен к смертной казни Центральным уголовным судом. Приговор приведен в исполнение в тюрьме Пентонвиль (палач – Элфорд).

Эльза Кеннеди. Осуждена Центральным уголовным судом. Приговор – пожизненное заключение.

Томас Дж. Пентафард. Осужден Центральным уголовным судом за соучастие в преступном сообществе и пособничестве в покушении на убийство. Приговор – пожизненное заключение.

Леонард Поленски. Осужден Центральным уголовным судом за соучастие в преступном сообществе и пособничестве в покушении на убийство. Приговор – пожизненное заключение.

 

Дело Джо Аттимара

Встречаются игорные дома, вызывающие особое беспокойство у полиции, равно как и небольшие клубы и прочие подобные заведения, писать о которых не так-то легко, но мистер Аттимар не имел к ним никакого отношения. Подобные досадные сложности, увы, существовали и будут существовать всегда! Правда, время от времени они обретают особенную остроту, и вот как раз сейчас возросший поток контрабанды, ставший систематическим, изрядно встревожил Скотленд-Ярд.

Главный констебль Мейсон вызвал к себе инспектора Гейлора.

– Прошлой ночью мы взяли типа, который продавал опиум на Лайл-стрит, – сообщил он. – Можете потолковать с ним после того, как его вернут обратно под стражу. Есть у меня подозрение, что он расколется.

Но тип, о котором они говорили, раскалываться не пожелал, хотя и производил впечатление стукача, готового сознаться во всех смертных грехах, когда его поймали на горячем. Впрочем, терпеливому детективу он рассказал достаточно, чтобы тот уверился: невезучему торговцу известно многое.

– Все, что мне удалось узнать, – докладывал Гейлор, – свидетельствует о том, что эта организация, занимающаяся поставками дури, работает столь скрытно, что подобраться к ней практически невозможно. Банда, которую мы накрыли в прошлом году, не занимается транспортировкой товара, но я доволен уже тем, что у нее остался прежний главарь.

– Дайте мне его, – распорядился шеф, имевший привычку требовать чуда тем же тоном, что и подать ему послеполуденный чай. А потом ему в голову пришла блестящая мысль: – Ступайте к Ридеру и поговорите с ним. Окружной прокурор только сегодня говорил мне, что Ридер как раз свободен и его можно привлечь к любому делу в случае необходимости. Он наверняка сможет нам помочь.

Мистер Ридер выслушал обращенную к нему просьбу, вздохнул и покачал головой.

– Боюсь, что это дело… э-э-э… вне моей компетенции. Наркотики? Был такой человек по фамилии Мудль. Может, это не настоящее его имя, но он был связан с этими испорченными людьми…

– Мудль, он же Сэм Ошкилински, мертв вот уже почти год, – прервал его Гейлор.

– В самом деле? – отозвался мистер Ридер приглушенным голосом, каким только и следует говорить человеку, только что потерявшему близкого друга. – И отчего же он умер?

– От удушья, – грубо ответил Гейлор.

Более мистер Ридер не смог вспомнить ничего, что было бы ему известно о торговцах наркотиками.

– Неужели у вас нет соответствующих записей в архиве? – намекнул Гейлор.

– Я не веду архивных записей и храню лишь… э-э-э… пилочки для ногтей, – ответствовал мистер Ридер.

– Быть может, – не унимался Гейлор, – кто-нибудь из ваших своеобразных друзей…

– У меня нет друзей, – кротко сообщил ему мистер Ридер.

Но здесь он погрешил против истины.

Мистер Ридер был специалистом по разведению домашней птицы, и его знакомство с Джонни Саутерсом началось именно на птичнике. Джонни жил через три двери от мистера Ридера. Он был славным молодым человеком, светловолосым и симпатичным. В глазах мистера Ридера он обладал тем неоспоримым преимуществом, что не отличался красноречием.

Анна Уэлфорд проживала в доме напротив, посему можно смело сказать, что все было готово к тому, чтобы весьма любопытная трагедия Джо Аттимара разыгралась на крайне ограниченном пространстве.

Мистер Ридер познакомился с Анной благодаря далекому от подлинной романтики вопросу о болезни, поразившей призовых несушек Джонни Саутерса. Она случайно оказалась в садике позади дома Саутерса, когда мистер Ридер ставил там свой диагноз. Она показалась ему девушкой стройной и довольно смуглой, с потрясающими карими глазами.

Нельзя сказать, что Джонни влюбился в нее с первого взгляда. Он знал ее с самого детства, и тогда она не вызывала у него особого интереса. Став старше, он счел, что она придерживается здравых взглядов на жизнь. Он обнаружил, что полюбил ее, точно так же, как заметил, что уже превосходит своего отца ростом, что поначалу вызвало у него одно лишь удивление.

Подлинные же его чувства громким голосом заявили о себе, когда Клайв Десбойн заехал на новом автомобиле за Анной, чтобы пригласить ее на ужин с танцами. Джонни моментально возненавидел развязную самоуверенность мистера Десбойна и собственническую манеру, с которой тот усаживал Анну в свою машину. После этого Джонни вдруг обнаружил, что вскрывает и досматривает ящики, бочонки и бочки на таможне с чувством собственной неполноценности и неуверенности в своем будущем.

Пребывая в угнетенном расположении духа, он обратился за советом к признанному эксперту по домашней птице, и для мистера Ридера его рассказ стал настоящим откровением.

– Я мало что знаю о… э-э-э… любви, – смущенно признался мистер Ридер. – Говоря откровенно, вообще ничего. Но я бы посоветовал вам предоставить… э-э-э… событиям идти своим чередом.

Превосходный, хотя и несколько туманный совет. Но, как выяснилось, события предпочли развиваться неверным чередом.

Субботним вечером мистер Ридер возвращался домой и увидел, как двое мужчин дерутся на Брокли-роуд. Вообще-то, дерущиеся люди вызывали у него стойкое отвращение. Учитывая, что время приближалось к полуночи, а день был субботним, можно было смело предположить, что джентльмены изрядно перебрали горячительных напитков, а в таких случаях мистер Ридер неизменно переходил, подобно филистимлянину, на другую сторону улицы.

Но двое молодых людей, молча обменивавшиеся жестокими ударами, явно не были подвыпившими хулиганами из нижнего Дептфорда. Тем не менее мистер Ридер счел, что момент сейчас явно неподходящий, чтобы выступить в роли миротворца или рефери.

Он попросту прошел бы мимо и уже даже поравнялся с ними, когда один из драчунов перешел на другую сторону улицу, предоставив своему спарринг-партнеру – хотя вряд ли этот эпитет подходил тому, кто, избитый и окровавленный, обессилел настолько, что даже не мог стоять на ногах и повис на перилах, – перевести дух и прийти в себя. И только тогда мистер Ридер сообразил, что одним из соперников был не кто иной, как Джон Саутерс. Юноша тоже заметил его и заговорил охрипшим, извиняющимся голосом.

– Прошу простить меня за то, что я устроил это дурацкое представление. Надеюсь, мы не разбудили моего отца. Но этот невыносимый тип давно нарывался и сейчас получил свое.

Невыносимый тип на противоположной стороне улице медленно шел по тротуару в сторону, где был припаркован его автомобиль. Они молча смотрели, как он с трудом сел в него и, развернувшись под протестующий визг шин, помчался в сторону Луишем-хай-роуд и центральной части Лондона, если судить по выбранному направлению.

– Я был на танцах, – несколько непоследовательно заявил молодой человек.

– Надеюсь, – с необыкновенной мягкостью проговорил мистер Ридер, – что вы получили удовольствие.

Судя по всему, мистер Саутерс не был расположен к дальнейшим объяснениям. Когда они подошли к воротам дома мистера Ридера, он сказал:

– Слава Богу, что Анна ушла домой еще до начала! Он весь вечер старался оскорбить меня. Кстати, это она попросила меня забрать ее и проводить домой, иначе я бы с ним не встретился.

Очевидно, где-то в городе в помещении бывшей конюшни были устроены танцы. Анна отправилась туда в обществе Клайва Десбойна, но в обстоятельства, при которых Джонни зашел за ней, он вдаваться не пожелал. Не услышал мистер Ридер и объяснения того, что стало первопричиной ссоры, заставившей двух респектабельных молодых людей вступить в кулачный бой в почтенном и тихом пригородном районе.

При этом нельзя было сказать, что случившееся не вызвало у него совсем уж никакого интереса. Но вопрос едва ли можно было назвать требующим первостепенного внимания, тем более – решения. Он понадеялся, что обе стороны-участницы этого маленького скандала уже к утру позабудут о причинах своей ссоры.

До самого конца недели он Джонни больше не видел. Мистер Ридер продолжал заниматься своими делами, и весьма сомнительно, что он хотя бы изредка вспоминал о Джонни, пока перед ним в полный рост не встало дело Джо Аттимара.

Его вновь призвали в Скотленд-Ярд на консультацию. Он застал Гейлора и главного констебля изучающими чрезвычайно грязное и заляпанное письмо, которое пришло в тот день.

– Присаживайтесь, Ридер, – обратился к нему шеф. – Вы знакомы с человеком по имени Аттимар?

Мистер Ридер покачал головой. Он никогда не слышал о Джо Аттимаре.

– Мы бы и сами могли запросто управиться с этим делом, – заявил шеф, – но существует масса осложнений, докучать вам изложением которых я не собираюсь. Мы полагаем, что в нем замешан сотрудник одного из дипломатических представительств, и, разумеется, хотим, чтобы этот факт всплыл якобы случайно, а не в результате полицейского расследования.

И тут мистер Ридер узнал о существовании Джо Аттимара, владельца и капитана баржи с небольшой верфи в самом конце Шедвик-лейн, который проживал в маленьком домике неподалеку, а сама баржа, именовавшаяся «Аллануна», вот уже много лет ходила по Темзе вверх и вниз с грузом кирпича. Ни тогда, ни впоследствии ему так и не довелось узнать, какое именно представительство здесь замешано и в чем заключается его роль, да и существовало ли такое представительство на самом деле. Отдавая дань его проницательности, следует отметить, что он с самого начала сомневался в правдивости этой части истории. Выдвинутая им гипотеза, бывшая, скорее всего, единственно верной, заключалась в том, что его пригласили, дабы вынудить Аттимара и его сообщников отказаться от своих неправедных деяний. Так получилось, что к этому времени имя и внешность мистера Ридера стали хорошо известны на всем протяжении Темзы, от истока до русла, и было не сыскать шкипера или последнего юнги, который не смог бы изобразить – и действительно изображал! – вполне сносную карикатуру на сего достойного джентльмена. Дело в том, что мистер Ридер сыграл главную роль в разгроме нескольких прекрасно организованных банд речных воров, которые когда-либо сбивались в стаю для ведения своего порочного бизнеса.

Мистер Ридер задумчиво почесал переносицу, и уголки его губ скорбно поникли.

– А я уже начал было надеяться… э-э-э… что еще долго не увижу эту замечательную водную артерию.

Но он опустился на предложенный ему стул и терпеливо выслушал длинную череду скучных и неинтересных фактов. Джо Аттимар возил по реке кирпичи – и возил их вот уже многие годы – по цене чуть ниже той, что предлагали его конкуренты. Он работал на четыре строительные компании и возглавлял устойчивое, пусть и не слишком прибыльное предприятие. Местные аборигены были уверены, что он купается в деньгах, но такой репутации обитатели Шедвик-лейн удостаивали всякого, кто не испытывал нужды время от времени наведываться в тамошний ломбард. Он держался особняком, оставался холостяком и не имел иных очевидных интересов, кроме своих лихтерных перевозок.

– Замечательно… – пробормотал себе под нос мистер Ридер. – Да это же целый роман, вы не находите?

После того, как он ушел…

– Не понимаю, что он нашел здесь замечательного! – заявил Мейсон, который не слишком хорошо знал мистера Ридера.

– Таковы его представления о смешном, – ответил Гейлор.

Неделей позже, когда «Аллануна» стояла на якоре у Куинсборо, к ней подошла небольшая гребная лодочка, на веслах которой сидел здешний перевозчик. С борта баржи за ней внимательным и исполненным подозрений взглядом следил Лигси, штурман и помощник капитана в одном лице. Шлюпка прошла вдоль всей баржи, и Лигси прекрасно рассмотрел пассажира – мужчину в высокой шляпе и кривобоких очках, восседавшего на корме, зажав между колен зонтик, с таким видом, словно он переусердствовал с горячительными напитками. Но, вглядевшись в него повнимательнее, Лигси, которому было известно все происходящее на реке, включая громкие и не очень скандалы, выругался и вскочил на ноги.

Растерянно моргая, он тупо взирал на единственного пассажира, когда мистер Ридер обратился к нему:

– Доброе утро!

Лигси не сподобился сказать ничего в ответ.

– Хотя, пожалуй, мне следовало бы сказать: «Добрый день», – продолжал мистер Ридер, привыкший всегда и везде соблюдать формальности. – Капитан на борту?

Лигси откашлялся.

– Нет, сэр. Его сейчас нет.

– Полагаю, вы не станете возражать, если я поднимусь на борт?

Мистер Ридер не стал дожидаться ответа, а с удивительным проворством вскарабкался на узкую палубу баржи и с интересом огляделся по сторонам. Люки были откинуты, и груз в трюме был ему прекрасно виден.

– Кирпичи – очень интересный предмет, – любезно заметил он. – Без них нельзя построить дом, а без соломы не было бы и самих кирпичей. Поэтому мне представляется вполне разумным укладывать кирпичи на солому, чтобы напомнить им, так сказать, чем они обязаны этому скромному… э-э-э… растению.

Лигси шумно сглотнул, по-прежнему не говоря ни слова.

– Но я хочу знать вот что, – продолжал мистер Ридер, взгляд которого ни на секунду не задерживался на чем-либо, а постоянно перебегал с места на место. – Можно арендовать эту баржу?

– Об этом вам лучше спросить капитана, – внезапно охрипшим голосом ответствовал Лигси.

Лицо его, не отличавшееся особой чистотой, изрядно побледнело. По реке из уст в уста уже давно передавались легенды о мистере Ридере, обрастающие все новыми подробностями. Ему приписывались сверхъестественные способности небожителя, его знания и проницательность не знали границ. Впервые в жизни Лигси обнаружил, что ему противостоит медленная, неуклюжая и неповоротливая, но безжалостная машина закона. В сердце Лигси закрался страх, порождая совсем не те чувства и эмоции, на которые он рассчитывал. А ведь помощник не раз хвастался Джо Аттимару: «Если они придут сюда, у меня найдется чем их встретить. Отошью так, что мало не покажется». И вот «они» действительно пришли, но отшить их ему было нечем – язык у него буквально прилип к гортани. Он чувствовал себя совершенно беспомощным.

– И когда же вы ожидаете появления капитана? – самым ласковым и вкрадчивым голосом, на какой только был способен, осведомился мистер Ридер.

– Сегодня вечером или завтра… точно не скажу, – запинаясь, пролепетал Лигси. – Полагаю, он заберет нас.

– Сошел на берег, чтобы получить депешу? – любезно поинтересовался мистер Ридер. – Или отправить каблограмму владельцам? Нет-нет, что я говорю, он же и есть владелец. Как интересно! Так и вижу, как он поднимается на борт с запечатанным конвертом под мышкой, в котором содержатся полученные им распоряжения. А не скажете ли вы мне, любезный, – и он указал на трюм, – для чего вы оставляете квадратный проем в штабеле кирпичей? Это что же, один из секретов укладки или, как это у вас говорится, штивки груза?

Лигси побледнел еще сильнее.

– Мы всегда так делаем, – с трудом выдавил он, и собственный голос показался ему чужим.

Мистер Ридер непременно заглянул бы и в каюту, но дверь в нее была заперта на большой висячий замок. Зато он без приглашения спустился в крошечную каморку на носу судна, в которой спали Лигси и юнга. Как это ни странно – ведь стоял еще белый день! – но в кармане мистера Ридера отыскался сильный фонарь, высветивший все закоулки обиталища Лигси и выставивший его не в самом приглядном свете.

– Грязная и убогая нора, вы не находите? – сказал мистер Ридер. – Должно быть, это ужасно – жить в таких обстоятельствах и условиях. Хотя, с другой стороны, бывают места и похуже.

Этот маленький спич он произнес, вернувшись на палубу и вновь оказавшись на свежем воздухе, где принялся обмахиваться своей знаменитой шляпой с высокой плоской тульей.

– Можно жить, к примеру, – продолжал он, окидывая небрежным взглядом живописные берега Куинсборо, – в прекрасной чистой тюрьме. Я знаю многих людей, которые предпочли бы оказаться там, а не, скажем… э-э-э… в Букингемском дворце – хотя, разумеется, кто бы их туда пригласил, хотел бы я знать? Только не уважаемые люди, мужчины, у которых имеются жены и дети.

Лицо Лигси ничего не выражало.

– Или любимая девушка и мать.

Лицо Лигси исказила болезненная гримаса.

– Да, вот они бы наверняка предпочли остаться на воле. Впрочем, им ничто не угрожает, если у них хватит ума дать нужные показания полиции.

Он вынул из бумажника визитную карточку и нерешительно вручил ее Лигси.

– Меня можно найти по этому адресу, – пояснил мистер Ридер, – и я буду рад видеть вас в любое время, когда вы будете проходить мимо. Вас, случаем, не интересует домашняя птица?

Но Лигси не интересовало уже ничего на свете.

Мистер Ридер подал знак лодочнику, и тот подогнал свой ялик к борту баржи. Мистер Ридер сошел в него, и его повезли обратно к берегу.

Но был еще один человек, который наблюдал за ним и видел, как он приехал и уехал на поезде. Когда на землю пала ночь, к барже подгреб Джо Аттимар и обнаружил на борту своего крайне встревоженного старшего помощника.

– Здесь был старина Ридер! – выпалил Лигси вместо приветствия, но Джо взмахом руки заставил его умолкнуть.

– Ты что, хочешь, чтобы об этом узнала вся округа? – прорычал он. – Идем вниз.

Крепко сбитый, коренастый молодой человек последовал за своим капитаном.

– Я знаю, что Ридер был здесь, я видел его. Что ему было нужно?

Лигси вкратце пересказал ему наиболее важные подробности визита. Как и следовало ожидать, он ни словом не обмолвился о визитной карточке и приглашении мистера Ридера.

– Дело швах, – заявил Лигси, закончив рассказ. – У старины Ридера нюх, как у ищейки. Он спросил, для чего мы оставляем дыры в кирпичах. Мне еще никогда не приходилось иметь дела с сыщиком…

– Не приходилось, говоришь? – злобно оскалился его собеседник. – А кем был тот водонос, что поднимался к нам на палубу у Грейвсенда давеча ночью? Или почему я выбросил за борт полцентнера отличного товара, а? Идиот! Да у нас таких парней на борту не меньше полудюжины, и каждый из них в сто раз умнее Ридера. Он просил тебя рассказать ему что-либо?

– Нет, – без запинки ответил Лигси.

Джо Аттимар ненадолго задумался, а потом сказал:

– Поднимаем якорь. Я не собираюсь ждать это голландское корыто.

Вздох облегчения, который вырвался у Лигси, был слышен, наверное, и на корме баржи.

Визит Ридера стал кульминацией целой череды следственных действий, которые он предпринял на протяжении нескольких дней. Отправив краткий отчет в Скотленд-Ярд, сыщик поехал к себе домой, на Брокли-роуд, и, поворачивая с Луишем-хай-роуд, догнал Джонни Саутерса. Джонни был не один.

– Мы с Анной как раз говорили о вас, – сказал молодой человек, замедляя шаг и пристраиваясь рядом с неспешно вышагивающим мистером Ридером. – Вы не могли бы уделить нам пять минут?

Ну что тут поделаешь? Мистер Ридер провел их в свою большую, старомодно обставленную гостиную, втайне надеясь, что заявленная консультация не коснется неисповедимых путей юных сердец.

Как выяснилось, они собирались пожениться.

– Отцу Анны уже все известно, и он повел себя ужасно благородно, – сообщил Джонни, – и я хочу, чтобы вы об этом знали, мистер Ридер.

Мистер Ридер пробормотал полагающиеся случаю поздравления. После этого вопрос любви и брака был отложен.

– И Десбойн тоже повел себя ужасно благородно. Я сам рассказал Анне о неприятной сцене, свидетелем которой вы стали, он не сказал ей ни слова. Он написал Анне письмо с извинениями и прислал извинения мне. Кроме того, он предложил мне очень хорошую должность в Сингапуре, если только я захочу ее занять, – он ужасно богат, и его предложение звучит заманчиво.

– Мне оно вовсе не кажется таковым, – решительно возразила Анна. – Я ценю щедрость Клайва, но не думаю, что Джонни должен отказываться от государственной службы, если только не подвернется что-нибудь получше здесь, в Англии. Я хочу, чтобы вы переубедили его, мистер Ридер.

Мистер Ридер перевел унылый взгляд с одного на другую. Мысль о том, чтобы убеждать кого-то сделать то, в чем сам он не разбирался, приводила его в смятение. Он вполне отдавал отчет в своих недостатках в качестве наставника молодежи. Джонни Саутерс нравился ему, как нравился любой достойный молодой человек. Он полагал Анну Уэлфорд настоящей красавицей. Но даже сочетание этих двух факторов не заставило его преисполниться энтузиазма.

– Меня не нужно ни в чем убеждать, – заявил, к его облегчению, Джонни. – У меня есть еще один туз в рукаве – одно крупное дельце. Я сейчас не имею права рассказывать о нем – говоря по правде, меня настоятельно просили не делать этого. Если оно выгорит, вопрос о работе в Сингапуре отпадет сам собой. В общем-то, я не ожидаю никаких сложностей. Проблема заключается в следующем, мистер Ридер: если бы вам предложили долю в процветающем предприятии, которое может превратиться в нечто очень крупное, если вложить в него душу и сердце, вы бы согласились?

Мистер Ридер возвел очи горé и вздохнул.

– Гипотетические допущения неизменно вызывают у меня предубеждение, мистер Саутерс. Быть может, как-нибудь в другой раз, когда вы сочтете возможным посвятить меня в подробности своего дела, я и смогу посоветовать вам что-либо, хотя, должен признаться, никогда не считал себя человеком, способным давать… э-э-э… сто́ящие советы.

– Вот поэтому я и хотела повидаться с вами, мистер Ридер, – тут же закивала головой Анна. – Я ужасно беспокоюсь из-за того, что Джонни намерен оставить государственную службу ради какой-то химеры, и хочу, чтобы он поговорил с вами об этом. Мне не нужны его тайны, – в глазах девушки мелькнула тень улыбки, – потому что самые важные из них мне известны и так.

Мистер Ридер беспомощно огляделся по сторонам. Он чувствовал себя загнанным в ловушку и погрязшим в сетях унылой семейной жизни. Говоря по правде, ему было ужасно скучно, но, обладай он более пылким темпераментом, мог бы даже сорваться на крик от отчаяния. Он уже жалел о том, что догнал этих влюбленных голубков, которым, судя по всему, некуда было время девать, как жалел и о том, что они не обратились в одно из тех периодических изданий, что содержат целый штат советчиков специально для молодых и влюбленных, не знающих, как сделать карьеру. И потому он испытал прилив острого счастья, закрывая дверь за их маленькой тайной и переходя к исключительно серьезному делу заваривания чая к позднему ужину.

В течение следующих нескольких дней у мистера Ридера хватало многочисленных забот, однако факт добавления Джо Аттимара к списку его личных врагов, даже знай тот об этом, не относился к их числу.

В тюрьмах дюжины стран сидели люди, не питавшие к нему, мягко говоря, особых симпатий. Мейстер из Гамбурга, продававший казначейские билеты Соединенных Штатов Америки по весу, как картошку, Лефер, искусный фальшивомонетчик итальянских лир, Монсатта, специализировавшийся на азартной игре на бирже, мадам Пенса из Пизы, долгие годы бывшая главным распространителем фальшивых денег в Восточной и Южной Европе, Ал Селински, подделывавший ценные бумаги, Дон Лейшмер, печатавший французские франки погонными милями, – все они прекрасно знали мистера Ридера, по крайней мере по имени, и ни у одного из них не нашлось для него доброго слова, за исключением Монсатты, который отличался широким кругозором и либеральными взглядами и мог абстрагироваться от собственных несчастий.

К мистеру Ридеру потоком шли письма и послания, иногда – из самых неожиданных и своеобразных источников. Любопытно, что бо́льшую часть его корреспондентов составляли женщины. И среди них было множество записочек самого неловкого или даже нескромного свойства.

Его имя часто упоминалось в делах, которых слушались в Олд-Бейли. Ему самому нередко доводилось стоять на месте для дачи свидетельских показаний, являя собой скорбное и несчастное зрелище, и свидетельствовать в своей мягкой и почтительной манере против преступников самых разных мастей, но главным образом фальшивомонетчиков.

Его часто называли то экспертом, то частным детективом, то банковским служащим. В каком-то смысле все это было справедливо, но не совсем. Судьи и некоторые адвокаты знали, что он оказывает услуги публичному обвинению. Поговаривали, что неофициально он обладает статусом и влиянием старшего офицера полиции и уж наверняка получает щедрые гонорары не только от Ассоциации банков, но и от правительства, но никто не представлял в точности, чем именно он занимается. Счет у него был открыт в банке «Торквей», управляющий которого был его личным другом.

Но конечным итогом его мимолетных появлений в суде стала уверенность здравомыслящих и умных женщин в том, что он – именно тот человек, которому следует поручить надзор за мужьями и добычу улик их супружеской неверности. Деловые люди обращались к нему с просьбами получить сведения о частной жизни своих партнеров; процветающие промышленные концерны предлагали ему щедрые комиссионные; но подобного рода деятельность отнюдь не прельщала мистера Ридера, и он собственноручно, с соблюдением всех правил орфографии и пунктуации, писал длинные ответы, в которых объяснял, что не является частным детективом в общепринятом смысле этого слова.

Посему он ничуть не удивился, когда спустя четыре дня после его разговора с Джонни Саутерсом получил письмо, отправленное из квартиры на Парк-лейн, в котором его просили оказать услугу. Первым делом он взглянул на подпись и с некоторым трудом расшифровал ее как «Клайв Десбойн». Поначалу имя это, хотя и смутно знакомое, ни о чем ему не сказало, но потом он вспомнил ссору, свидетелем которой стал, и сообразил, что это противная сторона в злосчастном конфликте.

Письмо было напечатано на машинке и гласило следующее:

…Уважаемый сэр!

Ваш адрес стал мне известен совершенно случайно благодаря тому, что мисс Уэлфорд однажды вечером показала мне ваш дом, когда я наносил ей визит. Сейчас я оказался в довольно-таки щекотливом положении и хотел бы прибегнуть к вашим услугам, дабы выпутаться из него с наименьшими потерями. Поскольку дело касается Саутерса, с которым, полагаю, вы знакомы (мне стало известно, что вы были свидетелем одного постыдного эпизода, в коем я повинен больше него), я решил, что вы, быть может, не откажетесь повидаться со мной. Прошу вас отнестись к моей просьбе как к профессиональному заказу и назначить за его выполнение свой обычный гонорар. Я буду в отъезде до вечера пятницы, но дело пока что не требует особой срочности. Если бы вы соблаговолили принять меня где-нибудь после десяти в пятницу, я был бы вам чрезвычайно признателен.

Искренне ваш…

Первой мыслью мистера Ридера было достать чистый лист бумаги и написать вежливый, но твердый отказ во встрече с мистером Десбойном, каким бы стесненным ни оказалось его положение. Но, не успев написать и нескольких слов, он вдруг ощутил один из тех внезапных порывов, которые иногда снисходили на него, словно по наитию, направляя на путь истинный, и призадумался. В итоге он отослал молодому человеку лаконичную телеграмму, в которой давал согласие на его предложение.

День, на который была назначена встреча, выдался для мистера Ридера нелегким и хлопотным. Скотленд-Ярд совершил два важных открытия: ранним утром полицейские окружили небольшой гараж на севере Лондона, в котором обнаружили почти 400 фунтов марихуаны, а затем провели обыск и в одном из особняков Вест-Энда, где в большом количестве были найдены героин и кокаин.

– Похоже, мы вышли на след одного из главных распространителей заразы, – сообщил Гейлор. – Мы взяли баржу под наблюдение и намереваемся арестовать Аттимара, как только он поднимется на борт.

– Где она сейчас находится?

– Неподалеку от Гринвича, – ответил Гейлор.

Сунув руку в карман, мистер Ридер выудил оттуда конверт. Бумага была грязной и захватанной, а почерк – небрежным и неразборчивым. Он достал оттуда столь же неприглядное письмо и положил его на стол перед Гейлором.

…уважаемый сэр, я гатов подилиться с вами кое-какими свединиями. Загляну к вам в субботу утром. Друг.

Гейлор покрутил в пальцах конверт, на котором стоял почтовый штемпель Гринвича.

– Он сомневался, стоит ли вообще отправлять его: конверт несколько раз вскрывали и заклеивали снова. Я полагаю, это Лигси; его настоящее имя – Уильям Лиггз. Осужден не был, но подозрения в отношении его имеются. Будете встречаться с ним?

– Если он вообще придет, – отозвался мистер Ридер. – Многие из этих джентльменов, готовых поделиться нужными сведениями, в последний момент склонны отказываться от этой идеи.

– Быть может, уже слишком поздно, – заметил Гейлор.

Именно в конце этого тяжелого и утомительного дня мистер Ридер вернулся к себе в квартиру, совершенно позабыв о встрече, которую назначил столь опрометчиво. Не успел он переступить порог, как зазвенел дверной колокольчик, и только тогда он с горьким сожалением сообразил, что лишил себя часа заслуженного отдыха.

Мистер Десбойн пояснил, что приехал к нему прямиком из своего клуба, где принял ванну и переоделся после долгой поездки на запад Англии.

– Мне крайне неловко беспокоить вас в столь поздний час, мистер Ридер, – с извиняющейся улыбкой заявил он, – но я чувствую себя главным злодеем из драматического спектакля, и самолюбие заставило меня приложить все силы к тому, чтобы исправить положение.

Мистер Ридер беспомощно огляделся по сторонам в поисках стула. Обнаружив таковой, он указал на него, и мистер Десбойн придвинулся к столу, за которым сидел сыщик.

Он оказался мужчиной лет этак тридцати трех или тридцати пяти, симпатичным, с очень приятным и открытым лицом и серыми глазами, в которых таилась добродушная насмешка.

– Вы видели драку? Бог ты мой! Ну и удар у этого малого! Я, конечно, получил по заслугам, пусть и не очень много, честно говоря. Я вел себя с ним крайне грубо. А потом как дурак ударился в другую крайность и предложил ему работу в Сингапуре. Разумеется, он согласится на нее, так что теперь я готов любой ценой отказаться от своего предложения.

Мистер Ридер с удивлением взглянул на него, и в ответ молодой человек рассмеялся, но в смехе его звучала горечь.

– Похоже, вы считаете это странным? В общем, я склонен к импульсивности, из-за чего и попал в тупик. Причем в тупик куда более безвыходный, чем полагал изначально, потому что мне ужасно нравится Анна Уэлфорд, а вот я ей ужасно не нравлюсь. Так что Саутерс оказался в положении счастливого соперника, и что бы я теперь ни сказал или ни сделал, все будет выглядеть подозрительно. Вот что самое ужасное!

– Но почему вы хотите отменить назначение? – спросил мистер Ридер.

При этом он мог бы добавить, что, если ему не изменяет память, предложение уже было отклонено.

Клайв Десбойн заколебался.

– В общем, это долгая и неприятная история.

Он встал со стула и принялся расхаживать по комнате, сунув руки в карманы брюк. На лицо его набежала туча.

– Вы помните вечер нашей драки? Не думаю, что он так уж прямо и отпечатался у вас в памяти. Все началось с того, что я сказал нашему другу что-то такое, когда мы выходили из ратуши. Очевидно – о чем я узнал только впоследствии – снаружи Саутерса кто-то поджидал. Но в суете нашего маленького недоразумения – которое началось еще в городском совете, кстати, – Саутерс не встретился с этим человеком, который или последовал за ним на Луишем, или опередил его, придя туда первым. Должно быть, он видел и нашу драку. Когда я тем вечером вернулся домой, портье в холле спросил у меня, приму ли я какую-то сомнительную личность, но я, будучи не в настроении видеть кого-либо, отказался. Через несколько дней меня остановил на Пикадилли какой-то тип, которого я принял за попрошайку – очень упитанного и крепкого, да, но ведь все попрошайки таковы. Он начал с того, что заявил мне, будто видел драку, и добавил, что может рассказать о Саутерсе кое-что интересное. К тому времени я уже немного успокоился, но все равно собирался отделаться от него. Но мнимый попрошайка проявил настойчивость, и я пригласил его к себе. Он пришел тем же вечером и поведал сногсшибательную историю. Он сказал, что его зовут, – Клайв Десбойн нахмурился, – надо же, его имя вылетело у меня из головы, но я вспомню, только немного погодя. Он был штурманом или помощником шкипера баржи, принадлежащей человеку по имени Аттимар…

– Лигси? – предположил мистер Ридер, и его собеседник кивнул.

– Точно, Лигси. Не буду пересказывать вам всего, иначе это растянется до бесконечности, к тому же, я не хочу надоедать вам так, как он наскучил мне. Словом, они возят какую-то контрабанду на барже вверх по реке, а сам Аттимар – первостатейный мошенник. Поначалу я не поверил в эти небылицы, хотя, судя по некоторым деталям, очень похоже, что он говорил правду. В общем, что-то они там тайком привозили на барже, а Саутерс незаконно оформлял это «что-то» через таможню.

От изумления мистер Ридер замер с открытым ртом.

– А теперь я скажу вам правду. – В голосе Клайва Десбойна прозвучала искренность. – Я захотел поверить в эту историю. В глубине души я терпеть не могу Джонни Саутерса – я бы солгал, уверяя вас, что это не так. Думаю, любой на моем месте испытывал бы к нему те же чувства. С другой стороны, я хотел поступить благородно. Я заявил тому типу, что он лжет, но он поклялся, что говорит правду. Он полагает, что полиция намерена арестовать Аттимара, а когда это случится, Аттимар расколется, говоря его же собственными словами. А ведь я уже успел рекомендовать Саутерса на очень важную и ответственную должность в Сингапуре, и, естественно, если эта история выплывет наружу, я будут выглядеть совершенно по-дурацки. Против этого я ничего не имею, – негромко добавил он, – но я не желаю, чтобы Анна Уэлфорд вышла за этого человека замуж.

Мистер Ридер задумчиво потянул себя за нижнюю губу.

– Вы знакомы с Аттимаром?

Молодой человек покачал головой.

– Не могу сказать, что я знаком и с Лигси, но если он сдержит обещание, то я познакомлюсь с Аттимаром завтра утром.

– И в чем же состоит его обещание? – полюбопытствовал мистер Ридер.

– Он говорит, что у Аттимара имеются документальные подтверждения – он выразился по-другому, но смысл был именно таким, – и что сегодня ночью он проберется в дом Аттимара, чтобы раздобыть их.

И вновь мистер Ридер надолго задумался, невидящим взором глядя перед собой.

– Когда вы видели его в последний раз?

– В то утро, когда написал вам или, точнее, в то утро, когда вы получили мое письмо. – Молодой человек в отчаянии всплеснул руками. – Что бы ни случилось, теперь Анна будет думать, что я самый отвратительный…

В это время зазвонил телефон. Мистер Ридер, пробормотав извинения, поднес трубку к уху. На лице его не дрогнул ни один мускул. Он лишь спросил:

– В котором часу? – И после долгой паузы обронил. – Да.

Когда он положил трубку на рычаг, Десбойн продолжил:

– Я намерен увидеться с этим Аттимаром…

Мистер Ридер покачал головой.

– Боюсь, вы не сможете увидеться с Аттимаром. Сегодня вечером, между девятью и десятью часами, он был убит.

Была уже половина первого ночи, когда такси доставило мистера Ридера на улицу Шедвик-лейн, которая буквально кишела народом. У ворот дома выстроился полицейский кордон, но Гейлор, поджидавший мистера Ридера, провел его во двор.

– Мы обследуем реку баграми и сетью в поисках тела, – пояснил он.

– Где было совершено убийство? – спросил мистер Ридер.

– Пойдемте внутрь, – угрюмо предложил инспектор, – и вы перестанете задавать ненужные вопросы.

Глазам мистера Ридера предстала весьма неприятная картина, хотя вывести его из равновесия было нелегко. В маленькой гостиной царил настоящий хаос: мебель была перевернута и разбита, а стены забрызганы красным. Но угловой столик почему-то уцелел. На нем стояли два бокала с виски: один полный, а второй полупустой. Рядом с ними на клочке бумаги лежала недокуренная сигара.

– Убийство было совершено здесь, после чего тело подтащили к краю пристани и сбросили в воду, – сказал Гейлор. – Улики налицо. В нашем распоряжении оказались многочисленные бумаги, а на каминной полке мы обнаружили письмо от человека по имени Саутерс, Джонни Саутерс. Обратного адреса на нем нет, но, судя по почерку, это человек, имеющий образование. В девять двадцать сегодня вечером к Аттимару пришел гость, молодой человек, которого он впустил через калитку и которого видели выходящим из дома без двадцати пяти минут десять, то есть буквально через десять минут после первоначального появления.

Гейлор открыл кожаный чемоданчик и достал оттуда дешевые смятые серебряные часы, которые явно были раздавлены чьим-то каблуком. Стекло треснуло и разбилось, а погнутые стрелки показывали девять тридцать.

– Одна из свидетелей опознала в них часы, принадлежавшие Лигси: женщина, которая живет на этой же улице и которая однажды заложила их для него в ломбарде. Это важно, потому что, скорее всего, они показывают время совершения убийства, если предположить, что часы немного отстают или спешат. Едва ли они шли точно. Мы разослали по участкам описание этого Саутерса. Оно хоть и не очень хорошее, но, вероятнее всего, его будет достаточно. У меня есть образец его почерка…

– Я могу сэкономить ваши время и силы. Вот адрес этого молодого человека.

Мистер Ридер достал из кармана блокнот, нацарапал несколько строчек и протянул его инспектору. Окинув угрюмым взглядом забрызганную кровью комнату и прочие свидетельства трагедии, он молча вышел вслед за детективом, который, вооружившись сильным фонарем, показал ему красноречивые следы, уводящие с пристани и…

– Очень интересно, – сказал мистер Ридер. – Когда обнаружите тела, я хотел бы взглянуть на них.

Он уставился на реку, которую окутывала легкая дымка, слишком слабая для того, чтобы затруднить навигацию, но достаточная, чтобы скрадывать очертания предметов, находящихся всего в каких-нибудь тридцати-сорока ярдах от них.

– Баржа, как мне представляется, стоит на якоре в Гринвиче, – обронил мистер Ридер после долгого молчания. – Я могу одолжить у вас полицейский катер?

Один из катеров подошел к шаткой пристани, и сыщик осторожно сошел в него, не выпуская из рук зонтика, который еще никто и никогда не видел раскрытым. Ночь выдалась прохладная, над рекой гулял восточный ветер, а он стоял на носу, неподвижный, словно сфинкс… Катер, разрезая волны, устремился на восток, в сторону Гринвича.

Вскоре он причалил к борту баржи, которая стояла на якоре у берега Суррея, и чей-то дрожащий голос окликнул:

– Это ты, Лигси?

Мистер Ридер вскарабкался на борт, прежде чем ответить.

– Нет, мой мальчик, – мягко проговорил он, – это не Лигси. Ты ожидал его?

Мальчишка поднял фонарь повыше, обозрел мистера Ридера и окончательно пал духом.

– Вы ведь легавый, верно? – боязливо осведомился он. – Вы закрыли Лигси?

– Я не закрывал Лигси, – отозвался мистер Ридер и ласково похлопал мальчишку по спине. – Он давно ушел?

– Около восьми, вскоре после того, как стемнело. За ним пришел хозяин.

– За ним пришел хозяин… – негромко повторил мистер Ридер. – А ты видел хозяина?

– Нет, сэр. Лигси крикнул, чтобы я сошел вниз. Он всегда прогоняет меня вниз, когда ему надо поговорить с хозяином.

Мистер Ридер извлек из кармана желтую пачку сигарет и закурил, прежде чем продолжить расспросы.

– И что было дальше?

– Лигси сошел вниз и сложил свой матросский сундучок, а мне сказал, чтобы я караулил здесь, но разрешил лечь спать. Мне стало страшно одному на борту…

Мистер Ридер уже двигался по трапу в каюту Лигси. Все его вещи исчезли: кто-то даже свернул и забрал простыни с койки, потому что матрас валялся на полу.

На маленьком подвесном столике, представлявшем собой четырехфутовую доску, подвешенную к верхней палубе, лежало письмо. Конверт не был заклеен, и мистер Ридер без колебаний развернул и прочел его. Оно было написано печатными буквами от руки – потому что, как ему сообщили, писать прописью Аттимар не умел.

…уважаемый мистер Саутерс, если подниметесь на борт, товар находится в машинном отделении. Мне приходится быть осторожным, потому что полиция следит за мной.

Расспросив мальчугана, которого звали Хоббс, сыщик узнал, что Лигси ходил вниз, к себе в каюту, где и оставил письмо. Мистер Ридер прошел на корму, обнаружил, что люк в машинное отделение не заперт, и спустился в его глубины, где стоял характерный запах масла и мазута. Очевидно, именно здесь обитал Аттимар во время своих недолгих круизов. Над головой висел сигнальный колокол, а на расстоянии вытянутой руки от рычагов размещалось удобное кресло.

Поиски были недолгими. Внутри незапертого шкафчика он обнаружил небольшую квадратную посылку, завернутую в промасленную бумагу, и одного взгляда на этикетку мистеру Ридеру хватило, чтобы понять, что находится внутри, пусть даже он и не умел читать по-голландски.

Вернувшись на палубу, он вновь принялся расспрашивать мальчугана. В том, что Аттимар увез своего штурмана с баржи, не было ничего необычного. Однажды мальчишка видел катер, и, по его словам, капитан с помощником уплыли на маленьком тендере. О мистере Саутерсе он и слыхом не слыхивал, никогда не видел его на борту, хотя чужие люди действительно поднимались на борт время от времени, но в таких случаях его неизменно отсылали вниз.

По просьбе мистера Ридера его высадили на берег в Гринвиче, и он добрался до телефона, чтобы позвонить Гейлору. Было уже два часа ночи, и за то время случилось многое.

– Мы арестовали этого Саутерса и нашли его брюки, запачканные кровью. Он признает, что был сегодня вечером в доме у Аттимара, но о том, что он там делал, рассказывает совершеннейшие небылицы. К себе он вернулся не раньше двенадцати.

– Невероятно, – пробормотал мистер Ридер, и столь снисходительное замечание вызвало вполне понятное раздражение у Гейлора.

– Вольно вам насмехаться, но я полагаю, что мы хорошо поработали, – сказал он. – У нас довольно улик, чтобы повесить его. На своих счетах Аттимар оставил множество пометок.

– Замечательно, – проговорил мистер Ридер и, судя по тому, что на другом конце бросили трубку, решил, что по какой-то таинственной причине заслужил негодование детектива.

Отправив в Скотленд-Ярд короткий рапорт и приложив к нему документы и наркотики, он отправился домой на такси. Было уже три часа ночи, когда он добрался до Брокли-роуд, но нисколько не удивился, застав свою экономку на ногах, которая и сообщила, что его ждет Анна Уэлфорд.

Девушка была смертельно бледна, но сохраняла спокойствие.

– Вы, наверное, слышали о том, что Джонни арестовали… – начала она.

Мистер Ридер кивнул.

– Да, я сообщил все необходимые сведения о том, где его можно найти, – сказал он и заметил, как краска бросилась Анне Уэлфорд в лицо, но потом вновь отхлынула.

– Я… я полагаю… вы должны были исполнить свой долг, – запинаясь, пробормотала она. – Но вы же знаете, что это неправда, мистер Ридер! Вы же знаете Джонни… он не мог… – Голос у девушки дрогнул и сорвался.

Мистер Ридер покачал головой.

– На самом деле я совсем не знаю Джонни, – проговорил он извиняющимся тоном. – Я с ним… э-э-э… едва знаком, мисс Уэлфорд. Но это вовсе не означает, будто я придерживаюсь о нем дурного мнения, поскольку многие люди, не принадлежащие к числу моих друзей, являются вполне респектабельными гражданами. Вы виделись с ним перед тем, как его арестовали?

Она кивнула.

– Непосредственно перед арестом?

– За полчаса до него. Джонни был ужасно расстроен. Он был на встрече по поводу партнерства, но у него сложилось впечатление, что его обманули, потому что ничего из этого не вышло. Он пообещал зайти ко мне, и я стала ждать… Его арестовали, когда он переходил через улицу к своему дому.

– На нем был синий или серый костюм?

– Синий, – быстро ответила она.

Мистер Ридер поднял глаза к потолку.

– Разумеется, на нем был синий костюм, в противном случае… – Он раздраженно поскреб подбородок. – Кроме того, ночь была прохладная. Я ничего не смогу сделать, пока не увижу его… э-э-э… брюки.

Анна Уэлфорд оторопело взглянула на него, во взгляде ее читался страх. Но тут мистер Ридер вдруг улыбнулся одной из своих редких улыбок и аккуратно положил руку девушке на плечо.

– На вашем месте я бы не слишком беспокоился, – сказал он, ласково глядя на нее. – У вас много друзей. Вот увидите, мистер Десбойн сделает все, чтобы помочь вашему Джонни.

Она покачала головой.

– Клайв не любит Джонни, – сказала она.

– Охотно верю, – добродушно заметил мистер Ридер. – Тем не менее, хотя пророк из меня никудышный, в лице мистера Десбойна вы найдете единственного человека, который сможет прояснить это… недоразумение.

– Но кем был тот человек, которого убили? Я никак не могу в это поверить. Кажется, его звали Аттимар, не так ли? Джонни не знал никого с таким именем. По крайней мере, мне он ничего об этом не говорил. Эта новость меня буквально растоптала, мистер Ридер. Я до сих пор не могу осознать всю тяжесть того, что произошло. Это кажется мне глупой шуткой, которую кто-то сыграл с нами. Джонни просто не мог причинить никому вреда!

– Я в этом абсолютно уверен, – успокаивающим тоном проговорил мистер Ридер, но это стало для нее слабым утешением.

Экономка мистера Ридера с самого момента его появления вела себя с загадочной скрытностью, что могло означать только одно: у нее есть для него важные известия. И только проводив девушку, он узнал, что за секрет ей не терпится сообщить.

– Тот молодой джентльмен, что приходил к вам давеча вечером, – старательно понизив голос, начала она. – Я пригласила его в приемную.

– Мистера Десбойна?

– Его самого, – она кивнула. – Он заявил, что не уйдет, пока не повидается с вами.

Через несколько секунд вошел Клайв Десбойн собственной персоной.

– Я только что узнал об аресте Саутерса. Это чудовищно! А я столько всего наговорил о нем вчера… Мистер Ридер, я готов потратить столько, сколько понадобится, чтобы вы вытащили молодого человека из этих ужасных неприятностей. Бог мой, как нелегко, должно быть, приходится сейчас Анне!

Мистер Ридер потянул себя за кончик носа и согласился, что да, история получилась неприятная.

– Причем для всех, – добавил он.

– Говорят, что этого человека, Лигси, тоже убили. Будь у меня хоть капля мозгов, я бы принес с собой записи, которые сделал после нашего с ним разговора.

– Я мог бы зайти за ними утром, – предложил мистер Ридер на удивление бодрым и оживленным голосом.

Мистер Десбойн уставился на него в немом изумлении. Складывалось впечатление, будто этот утомленный человечек с набрякшими веками и усталыми глазами вдруг получил сильнейшую душевную встряску.

– Так вы вели записи? Девять человек из десяти и не подумали бы сделать этого, – сказал мистер Ридер. – Мне казалось, я единственный, кто способен додуматься до такого.

Клайв Десбойн расхохотался.

– Наверное, глядя на меня, у вас создалось впечатление, что я невыносимый педант, – сказал он, – но это не совсем верно. – Он взглянул на часы у себя на запястье. – Уже слишком поздно приглашать вас на завтрак…

– Завтрак – мое любимое времяпрепровождение, – жизнерадостно провозгласил мистер Ридер.

Несмотря на то что простились они поздно, уже в девять часов следующим утром он стоял перед сверкающей дверью красного дерева под номером 924, Мемориал-мэншнз, Парк-лейн. Мистер Десбойн не был столь ранней пташкой, да и сомневался, что детектив сдержит свое обещание. Мистеру Ридеру пришлось обождать в холле, пока камердинер ходил к хозяину за инструкциями относительно того, как следует поступить с этим странно выглядевшим джентльменом.

Впрочем, во время его отсутствия мистер Ридер обнаружил много чего, достойного внимания, поскольку широкий холл был увешан фотографиями, дававшими некоторое представление об обширных театральных и спортивных интересах Десбойна. Особенно его заинтересовала одна из них, увеличенное фото моментального снимка с Палатой общин на заднем плане и уголком Вестминстерского моста, по которому ползли автобусы. Мистер Ридер как раз внимательно рассматривал ее, когда к нему наконец присоединился Клайв Десбойн.

– Вот вам наглядный пример дедукции, – торжествующе заявил мистер Ридер, показывая на фотографию. – Я могу сказать с точностью до недели, когда был сделан этот снимок. Видите вот эти два омнибуса с названиями двух спектаклей? К счастью, мне известно, что только на протяжении одной недели в году они шли на сцене одновременно.

– В самом деле? – осведомился Десбойн, на которого образчик дедукции явно не произвел того впечатления, на какое рассчитывал мистер Ридер.

Он пригласил гостя в столовую, и мистер Ридер обнаружил рядом со своей тарелкой три страницы, исписанные убористым почерком.

– Не знаю, сумеете ли вы прочесть их, – заметил Десбойн, – но вы поймете, что во время нашего вчерашнего разговора я упустил кое-что из виду. Как мне представляется, эти записи в целом свидетельствуют в пользу Саутерса, и я рад, что вел их. К примеру, Лигси заявил, что никогда не видел Саутерса, а всего лишь слышал его имя. Это само по себе уже любопытно.

– Чрезвычайно, – согласился мистер Ридер. – Возвращаясь к фотографии в холле… Она была сделана в мае минувшего года. Помню, как несколько лет назад, по чистой случайности, мне удалось установить дату передачи одного чека, отличную от даты его выписки, с помощью того только факта, что чекодатель забыл поставить один из своих инициалов.

Воистину удивления достойно, как оживленно мистер Ридер, никогда не отличавшийся особой болтливостью, поддерживал разговор за завтраком. По большей части, они беседовали о пустяках. Когда же Клайв Десбойн подводил его к убийству, мистер Ридер искусно переводил разговор на куда менее неприятные темы.

– Призна́юсь вам откровенно, убийство не слишком меня интересует, – заявил он. – Я не являюсь сотрудником… э-э-э… Департамента уголовного розыска. Меня пригласили лишь потому, что этот человек занимался контрабандой… в весьма крупных масштабах, как выяснилось. Очень жаль, что молодой Саутерс оказался замешан в это дело. Он показался мне славным малым, к тому же обладающим здравым взглядом на разведение кур. Вот, кстати, он как-то рассказывал мне, что был у него однажды инкубатор…

По окончании трапезы мистер Ридер попросил разрешения забрать заметки для того, чтобы изучить их, и таковое позволение было ему даровано.

Часом позже он уже снова был в доме на Шедвик-лейн.

Гейлор, с которым он договорился о встрече, еще не подъехал, и мистер Ридер решил побеседовать с двумя мужчинами, временно подрабатывающими на пристани. В обязанности одного из них входило открывать и закрывать ворота, а также направлять грузовики к местам погрузки и выгрузки. Кроме того, подобно своему товарищу, он должен был помогать при погрузке.

За все годы работы на пристани Аттимара они почти не видели. Обычно он приходил с одним из ночных или утренних приливов. Жалованье им платил Лигси.

– Здесь никогда ничего не меняется, – уныло сообщил один. – Ворота как были, так и остаются некрашеными, сколько я себя помню… а когда они открыты, мы подпираем их столетним куском рельса, чтобы они не закрылись…

Он посмотрел сначала с одной стороны, потом с другой. Столетнего обрезка рельса нигде не было видно.

– Странно, – сказал он.

Мистер Ридер согласился с ним. Кому мог понадобиться ржавый кусок старого рельса? Он осмотрел место, где тот лежал, – на земле по-прежнему оставалась продолговатая вмятина.

Немного погодя появился Гейлор, спеша показать мистеру Ридеру остальные комнаты дома: кухоньку, просторный подвал, вход в который преграждала массивная дверь, и спальню, разделенную деревянной перегородкой на две неравные части. Спальня была обставлена просто, но опрятно. Здесь были кровать и рама, туалетный столик с большим зеркалом и комод, все ящики которого оказались пустыми. Собственно говоря, личных вещей Аттимара в ней тоже не наблюдалось, если не считать старой бритвы, помазка с истрепанной щетиной и шести поношенных рубашек, застиранных почти до дыр. С потолка свисала электрическая лампочка в молочно-белом абажуре; еще одна лампочка висела над небольшим дубовым столом, в котором, как сообщил ему Гейлор, и были найдены документы, фигурирующие в деле. Но мистера Ридера заинтересовало главным образом зеркало, в частности грязная полоска, протянувшаяся слева направо по верхней его части. Само зеркало поддерживали два столбика красного дерева, к верхней части каждого была привязана тесемка.

– Очень занятно, – пробормотал Ридер, размышляя вслух.

– Напомните мне, когда можно будет смеяться, – с сарказмом заметил Гейлор. – Что вы здесь нашли занятного?

Вместо ответа мистер Ридер поднял руку и провел кончиком пальца по грязной полоске, а потом принялся расхаживать по комнате, явно высматривая что-то и будучи столь же явно разочарованным тем, что не может найти искомого.

– Нет, здесь ничего не трогали и ничего отсюда не забирали, – сказал Гейлор в ответ на его вопрос, – за исключением бумаг. Взгляните лучше вот сюда. Быть может, это покажется вам еще более забавным.

Он открыл дверь, ведущую в другую часть спальни. За ней обнаружился шкаф внушительных размеров. Пол и стены были выложены белой плиткой, как и задняя поверхность двери. Из потолка торчала большая форсунка-распылитель, а в стену были вделаны два крана.

– Как вам такая роскошь? Душевая установка – ванна! – и холодная вода. Неужели вам не смешно?

– Меня смешат только детективы в кинофильмах, – преспокойно ответствовал мистер Ридер. – Вы когда-нибудь бываете в синематографе, Гейлор?

Инспектор признался, что иногда захаживает туда.

– Мне нравятся детективы в комедиях, потому что они всегда носят с собой большие увеличительные стекла. А вам смешно на них смотреть?

– Смешно, – подтвердил мистер Гейлор, и по губам его скользнула презрительная улыбка.

– В таком случае приготовьтесь хохотать до слез, – сказал мистер Ридер и вынул из кармана такую огромную лупу, какой Гейлор в жизни не видел.

Под изумленным взором детектива Ридер опустился на колени, как это принято делать в кинофильмах, и принялся внимательно осматривать пол. Он продвигался медленно, дюйм за дюймом, время от времени наклоняясь, чтобы поднять что-то, невидимое представителю Скотленд-Ярда, и опускал в конверт, который тоже выудил из кармана.

– Пепел от сигар? – сардонически осведомился Гейлор.

– Почти, – ответил мистер Ридер.

Он продолжил поиски, а потом вдруг присел на пятки, и глаза его загорелись. В руке он держал крошечный клочок серебряной бумаги, размером не более четверти дюйма. Гейлор пригляделся повнимательнее.

– А-а, так вы искали сигарету?

Но мистер Ридер пропустил его сарказм мимо ушей. Внутри серебряной полоски обнаружился клочок прозрачной бумаги, тонкой настолько, что она казалась частью серебряной фольги. Но он очень осторожно отделил одну от другой, прикоснулся к ее поверхности и принялся изучать кончики пальцев.

– Где здесь камин? – внезапно осведомился он.

– В кухне есть очаг, больше нигде.

Мистер Ридер поспешил вниз и обследовал небольшую комнатку. В очаге виднелся пепел, но определить, что там сожгли, было уже невозможно.

– Хотел бы заметить, – сказал Гейлор, – что ваши усилия напрасны, потому что в дневнике мы нашли столько всего, что этого за глаза хватит, чтобы повесить Саутерса дважды.

– Дневник? – поднял голову мистер Ридер.

– Да, дневник Аттимара.

– Выходит, он вел дневник? – На сей раз мистер Ридер изумился по-настоящему. – Впрочем, в этом нет ничего удивительного, если подумать. – Потом он нахмурился. – Но это ведь не настоящий дневник, не так ли? Скорее всего, просто тетрадь. Она начинается… дайте подумать… скажем, недели две назад. Или три?

Гейлор изумленно воззрился на него.

– Это Мейсон вам сказал?

– Нет, он ничего мне не говорил хотя бы потому, что не разговаривал со мной. Но, разумеется, это просто обязана быть обычная тетрадь. Типичный дневник, который начинается с первого января, и представить-то себе невозможно. Это дело становится забавным настолько, что я буквально умираю со смеху!

Но мистер Ридер не смеялся. Напротив, он был совершенно серьезен, когда стоял перед маленькими домиком в неопрятном дворике и оглядывал его замусоренные уголки.

– Тендер, который доставил сюда Лигси, не нашли? Мальчуган на барже сообщил мне куда больше, чем ему казалось! Хотите, я подскажу вам, что искать? Черную моторную лодку в форме каноэ, способную в случае нужды выдержать трех человек. Запомните: лодку в форме каноэ, скажем, десять футов длиной.

– И где же я найду ее? – заинтригованный помимо воли, осведомился Гейлор.

– На дне реки, – преспокойно ответствовал мистер Ридер, – а в ней или рядом отыщется и обрезок старого рельса, которым подпирали ворота!

У мистера Ридера имелись обширные знакомства в преступном мире, пожалуй, куда более обширные, нежели у рядового офицера полиции, чьи возможности ограничены районом, который он патрулирует. А еще он понимал, что сыскное дело потерпело бы полный крах, если бы в мире существовало такое понятие, как по-настоящему умный преступник. Но благодаря Провидению люди, зарабатывающие на жизнь нарушением закона, начисто лишены восьмого чувства, которое в случае наличия и должного применения позволило бы им неизменно ускользать от полиции.

Перед уходом он еще раз осмотрел дом и указал Гейлору на кое-что из того, что тот уже заметил и сам, а именно: на пятна крови на полу и стенах небольшой прихожей, которая соединяла главную гостиную со двором.

– Разумеется, я обратил на это внимание, – с некоторым самодовольством заявил в ответ Гейлор. – Я предполагаю, что драка началась в гостиной, а в ходе борьбы они выкатились в коридор…

– Это было бы решительно невозможно, – пробормотал мистер Ридер.

Джон Саутерс предстал перед Полицейским судом в лондонском Тауэре – ошеломленный и растерянный молодой человек, настолько подавленный своим нынешним положением, что с трудом отвечал на вопросы, которые задавал ему служащий магистрата.

Гейлор видел его сегодня рано утром.

– Он не сказал ничего интересного за исключением того, что действительно приходил к Аттимару домой – о да, он не отрицает этого! – в соответствии с предварительной договоренностью. Он уверяет, что Аттимар заставил его ждать некоторое время, прежде чем открыть дверь, да и тогда не пустил дальше прихожей. А потом он вообще понес какую-то ерунду насчет того, что Аттимар отправил его на встречу с кем-то в Хайгейте. В общем, обычная история о первом встречном.

Мистер Ридер задумчиво кивнул. Он не был знаком с этим загадочным персонажем, фигурирующим в рассказах всех арестованных. Иногда это бывал какой-то человек, передавший узнику партию краденых вещей, которые и были обнаружены у него при обыске; иногда незнакомец вручал подозреваемому поддельный чек и просил обналичить его; но всегда и неизменно присутствовал Некто, найти которого не удавалось. Добрая половина расследования, проводимого детективами, тратилась на поиски того, кто существовал лишь в воображении тех, кого арестовали по подозрению в совершении преступления.

– Он видел его? – поинтересовался мистер Ридер.

Гейлор расхохотался.

– Что за дурацкие вопросы вы задаете, дорогой мой!

Мистер Ридер задумчиво погладил костлявый подбородок.

– Нельзя ли устроить мне… э-э-э… недолгую встречу с нашим другом Саутерсом? Я хотел бы поговорить с ним накоротке.

Гейлор заколебался, и у него были на то веские причины. Главный констебль Мейсон и прочие высокие чины в Управлении полиции в данный момент корчились под огнем критики, накрывавшей Скотленд-Ярд с регулярными интервалами, – в последний раз они проштрафились во время перекрестного допроса одного типа, подозреваемого в серьезном преступлении. В парламенте начали задавать неприятные вопросы, и речь зашла даже о создании следственной комиссии.

– Сомневаюсь, что это удастся, – проворчал наконец Гейлор. – Шефа заклевали по делу Ханни, а так как волну поднял ваш департамент, едва ли он согласится сделать исключение. Но я спрошу Мейсона и дам вам знать.

После обеда мистер Ридер был дома, когда ему нанесла визит Анна Уэлфорд. Она сохраняла великолепное и достойное удивления спокойствие. Мистер Ридер, некоторое время раздумывавший, принимать девушку или нет, при виде ее испытал явное облегчение.

– Вы видели Джонни? – с порога спросила она.

Мистер Ридер покачал головой и пояснил, что, строго говоря, он не принимает участия в расследовании этого дела и что полиция крайне ревниво относится к вмешательству посторонних.

– Ко мне приходил Клайв, – сообщила Анна после того, как он замолчал, – и рассказал мне все… Он ужасно расстроен.

– Рассказал вам все? – повторил мистер Ридер.

Она кивнула.

– О Лигси. И даже ту историю, которую Клайв поведал вам. Я понимаю его… в некотором смысле. Он делает все, что может. Он нанял адвоката для Джонни и провел совещание с юридическими консультантами.

Уже во второй раз мистер Ридер указал девушке на стул и, когда она опустилась на него, принялся беспокойно расхаживать по комнате.

– Если в этой истории есть хоть капля правды, то вашему Джонни ничего не грозит, – сказал он. – Расплата за грехи обычно… э-э-э… тяжела. Тем не менее его отец сообщил мне сегодня утром – у меня состоялся с ним непродолжительный разговор, – что остаток на банковском счете молодого мистера Саутерса совсем невелик.

Он заметил, как она опустила глаза и едва слышно вздохнула.

– Они нашли деньги… Я думала, вы знаете об этом, – прошептала Анна.

Мистер Ридер резко остановился и в упор взглянул на нее.

– Нашли деньги?

Она кивнула.

– Около часа назад приезжала полиция. Они устроили обыск и в сарае, где хранятся инструменты, нашли ящик, где лежало около сотни фунтов банкнотами.

Мистер Ридер свистел не часто, но сейчас удивленно присвистнул.

– А мистеру Десбойну известно об этом? – осведомился он.

Анна покачала головой.

– Клайв ничего не знает. К этому времени он уже ушел. Он был ужасно мил – и сделал одно не очень лестное для меня признание.

Глаза Ридера лукаво блеснули.

– О том, что он… э-э-э… помолвлен с другой женщиной? – предположил он, и она изумленно воззрилась на него.

– Так вы все знаете?

– Мне приходилось слышать, что такие вещи случаются, – отважно заявил мистер Ридер.

– Я была очень рада, – продолжала она. – Это избавило нас… – она заколебалась, – от личной предубежденности. Он действительно сожалеет о том, что наговорил и наделал. То, что случилось с Джонни, потрясло его до глубины души. Клайв полагает, что убийство совершил этот человек… Лигси.

– Вот как! – заметил мистер Ридер. – Очень интересно.

Он окинул ее пристальным взглядом и задумчиво пожевал губами.

– Полиция… э-э-э… склонна полагать, что мистер Лигси мертв, – сказал мистер Ридер, и в голосе его прозвучало раздражение, словно сам факт того, что полиция может придерживаться какого-то мнения на этот счет, представляется ему оскорбительным. – Мертв окончательно и бесповоротно… Убит, точнее говоря.

В комнате повисло напряженное молчание. Он догадывался, что девушка пришла с просьбой, но, только поднявшись, чтобы уходить, Анна заговорила о том, что было у нее на уме.

– Клайв хотел увидеться с вами, чтобы лично сделать вам предложение. Он сказал, что не думает, будто вы… официально задействованы в расследовании этого дела. Он очень высокого мнения о ваших способностях, мистер Ридер, как и я, разумеется. Не сочтете ли вы возможным взяться за это дело… выступить на стороне Джонни, я имею в виду? Быть может, я веду себя глупо, но сейчас я готова ухватиться за любую соломинку.

Мистер Ридер покачал головой, глядя в окно.

– Боюсь, что нет, – ответил он. – Увы! На стороне… э-э-э… вашего друга выступает полиция. Если он невиновен, то я, естественно, буду на его стороне, вместе с ними. Неужели вы не понимаете, милая леди, что когда мы доказываем чью-либо вину, то одновременно доказываем и чью-либо невиновность?

Для мистера Ридера это была непривычно длинная речь, но, оказывается, он еще не закончил. Он стоял, засунув руки в карманы, полузакрыв глаза и раскачиваясь с пятки на носок.

– Дайте подумать… А что, если Лигси жив? Недалекий и не слишком умный молодой человек, неспособный, я бы сказал, на… э-э-э… многое из того, что произошло за последние двадцать четыре часа.

После ухода Анны он отправился к дому Саутерса и еще раз побеседовал с отцом Джонни. Старик держался на удивление достойно. Строго говоря, единственным чувством, которое он позволил себе выразить, был гнев на тех, кто осмелился обвинить его сына.

Он привел детектива к сараю на заднем дворе и показал ему место, где был спрятан ящик.

– Сам я никогда здесь не бываю. Это территория Джонни. Он очень любит возиться в саду и, подобно вам, мистер Ридер, увлекается разведением домашней птицы.

– Сарай запирается на замок?

– Нет, я никогда не видел, чтобы он был заперт, – ответил старый мистер Саутерс.

Коробка с деньгами была спрятана в дальнем конце сарая, за мешком с зерном для цыплят.

Мистер Ридер прошелся по саду: тот был разбит на узкой и вытянутой полоске земли размером примерно сто ярдов на двадцать. В дальнем конце сад упирался в стену, которая служила своеобразной границей. Попасть сюда можно было или через дверь маленькой застекленной теплицы, или по узкой, засыпанной гравием дорожке, тянувшейся вдоль одной стороны дома. Но здесь проход преграждала калитка в проволочном заграждении.

– Она редко бывает заперта, – сказал Саутерс. – Как правило, мы оставляем ее открытой, чтобы молочник с утра мог пройти к кухне.

Мистер Ридер вернулся в сад и медленно прошелся по засыпанной гравием дорожке, проложенной между двумя цветочными клумбами. В дальнем ее конце виднелся проволочный загон для кур. Мистер Ридер задумчиво уставился на клумбы.

– Сад никто не вскапывал? – осведомился он и, получив отрицательный ответ, продолжил: – В таком случае, мистер Саутерс, я бы начал потихоньку перекапывать его сам. А сообщите вы полиции о том, что найдете, или не станете этого делать – вопрос исключительно вашей совести, – негромко закончил он. Запрокинув голову, он долго глядел в небо, словно рассчитывал увидеть там нечто необычное, а потом сказал: – Если ваша… э-э-э… совесть предпочтет промолчать насчет той находки, которую вы можете сделать и если вы спрячете ее в надежное место, где ее никто не найдет, то это может пойти на пользу вашему сыну в не столь отдаленном будущем.

После того как мистер Саутерс проводил своего гостя, ему оставалось лишь пребывать в волнении да теряться в догадках.

А мистер Ридер узнал, что опала, которой он подвергся при расследовании убийства Аттимара, не только не ослабла, а, наоборот, усилилась, и испытал злорадное удовольствие при мысли о том, что хотя бы в одной малости осложнил полиции задачу.

Разумеется, дурные новости доставил ему Гейлор.

– Я разговаривал с шефом насчет вашей просьбы повидаться с Саутерсом в Брикстоне, но он счел, что вам лучше не лезть в это дело до тех пор, пока свидетели не будут приведены к присяге.

В обязанности мистера Ридера в прокуратуре входил опрос свидетелей перед тем, как они должны были выступать в суде, дабы оценить силу или слабость их показаний, и он подвизался на этом поприще задолго до того, как его связи с прокуратурой обрели силу официальных.

– В то же время, – продолжал Гейлор, – если вы раскопаете что-либо, мы будем рады получить от вас эти сведения.

– Еще бы, – пробормотал мистер Ридер.

– Я имею в виду, что вы можете случайно услышать что-либо важное – вы же знаете этих людей: они живут на одной улице с вами. Полагаю, вы знакомы с молодой леди, с которой помолвлен Саутерс?

Мистер Ридер наклонил голову в знак согласия.

– И вот еще что, мистер Ридер… – У Гейлора внезапно появилось ощущение, что, отклонив и отвергнув помощь напарника, он ступил на тонкий лед. – Если вы услышите что-либо от Лигси…

– Откуда, из могилы? – перебил его мистер Ридер.

– В общем, поговаривают, что он не умер. Собственно, мальчишка-караульный с баржи, Хоббс, уверяет, что прошлой ночью Лигси подошел к ним на ялике и велел помалкивать насчет того, что он видел и слышал. Я лично полагаю, что пацаненку все это приснилось, но один из корешей Лигси подтвердил, что тоже видел или слышал его – не знаю, что из двух верно. Вот этим расследованием вы вполне можете заняться ради забавы…

– Расследования не забавляют меня, – спокойно возразил мистер Ридер, – а нагоняют скуку. Или утомляют сверх меры. Они приносят мне определенный… э-э-э… доход, но развлечений я ищу в другом месте.

– Что ж, – замялся инспектор, чувствуя себя крайне неловко, – если это заинтересует вас, можете заняться этим эпизодом.

– Я и мечтать не смею о том, чтобы заняться каким-либо эпизодом. Это означает работу, а я не люблю работать.

Здесь, однако, мистер Ридер позволил себе некоторое преувеличение.

Весь день он провел в районе, который Лигси знал как свои пять пальцев. Он разговаривал с водителями грузовиков, проводниками товарных вагонов и старушками, державшими бесчисленные крохотные магазинчики и лавчонки, и итогом его наводящих и осторожных расспросов стал визит на улицу Литл-Кале-стрит, где жила молодая леди, в последнее время обретшая скандальную известность. Ее портрет должен был появиться в завтрашних утренних газетах, поскольку она была обручена с человеком, считавшимся пропавшим без вести. Собственно говоря, бо́льшую часть года она выходила в местный «свет» именно с ним, не отказывая, впрочем, и другим.

Внешность мисс Рози Луп отнюдь не вдохновляла на подвиги: она была невысокого роста, пухленькой, чтобы не сказать толстой; зубы у нее были плохими, а лицо красным. Но сейчас она преисполнилась чувства собственной значимости и могла бы даже не согласиться принять мистера Ридера, если бы не ошибочное предположение, что он каким-то образом связан с прессой.

– Как доложить? – осведомилась ее неряшливая, такая же толстая и краснощекая, как и дочь, мамаша, открыв дверь.

– Скажите, что пришел главный редактор «Таймс», – не раздумывая, ответил мистер Ридер.

В тесной и душной кухоньке, где убитая горем невеста вкушала хлеб с вареньем, мистеру Ридеру предложили чистый виндзорский стул, и он опустился на него, дабы выслушать восторженный отчет о невероятных событиях минувшей ночи.

– Я еще ничего не рассказывала газетчикам, – начала свою повесть Рози, у которой оказался на удивление резкий и пронзительный голос для особы, самой природой одаренной для куда более глубоких тонов. – Он приходил вчера вечером. Я спала наверху с мамой, а он, когда ставил свое корыто на якорь, всегда сходил на берег, как бы поздно ни было, и швырял камешки в окно, давая понять, что он уже здесь. Так вот, вчера ночью это случилось где-то в половине третьего, и – Боже! – как же я напугалась.

– Он начал бросать камешки в окно, чтобы дать вам знать о своем появлении? – предположил мистер Ридер.

Она яростно закивала головой.

– Это был он! – с драматическим надрывом сообщила она. – Я долго боялась подходить к окну, но мама сказала: «Не будь дурой, привидение не причинит тебе вреда!» И тогда я подняла створку, а он стоял внизу в своем старом дождевике. Я спросила, где он пропадал, но он куда-то торопился. Сказал, чтобы я о нем не беспокоилась, потому что с ним все в порядке.

– Как он выглядел? – продолжал расспросы мистер Ридер.

Она нетерпеливо тряхнула головой.

– Разве я не говорила, что была середина ночи? Он лишь сказал: «Не беспокойся ни о чем». И куда-то свалил.

– А вы свалили обратно в постель? – любезным тоном осведомился мистер Ридер. – Он не был, случайно, простужен или еще что-нибудь в этом роде?

От изумления у нее отвисла челюсть.

– Так вы видели его? Где он?

– Я не видел его. Он простудился?

– Да, – признала она, – да и вы бы тоже на его месте, если бы днем и ночью ходили по реке взад-вперед. Что за ужасная жизнь! Надеюсь, он намеревается бросить это дело. Он наверняка получит какие-то деньги, если явится в полицию и расскажет им всю правду. Нет, ну надо же, а ведь я считала его мертвым! И мы с мамой еще собирались купить черное – правда, мама?

Мать хриплым голосом подтвердила правоту дочери.

– Во всех газетах написали, что он умер и что они прочесывали дно реки баграми и сетью, чтобы отыскать его и капитана Аттимара. Вот уж кто вечно обращался с Лигси как с собакой.

– Он ничего вам не писал?

Она покачала головой.

– Не любил он это делать – писать письма.

– В котором часу это произошло?

Она смогла назвать точное время, потому что слышала, как часы на башне Гринвичской церкви пробили полчаса.

Быть может, расследования и навевали на мистера Ридера скуку, зато он получал от них некоторое удовлетворение.

«Аллануна» по-прежнему стояла на якоре у побережья Гринвича, и он нанял лодку, чтобы та отвезла его на баржу. Безутешный Хоббс все еще оставался на борту, и даже тот факт, что теперь он стал полновластным хозяином посудины, не мог скрасить его одиночество, хотя полицейские снабдили его кое-какой провизией и пообещали сменить вечером.

Мальчишка живописал визит Лигси яркими красками. Тот подгреб к барже и свистнул – свист и разбудил юнгу. Он выглянул из-под шторм-трапа и увидел Лигси, сидящего в лодке. Голова у него была забинтована белой холстиной. Мисс Рози ничего не говорила о белой повязке, но, заглянув к ней на обратном пути, Ридер получил подтверждение этому.

– Да, я совсем забыла сказать вам! – заявила Рози. – Я заметила повязку у него под шляпой. Помню, я еще спросила: «Что это там белое у тебя на голове?» Нет, подумать только, как можно было забыть такое!

Проформы ради мистер Ридер, добравшись домой, сделал несколько записей в дневнике.

Где-то после восьми в ночь убийства Аттимар приплыл на катере, забрал Лигси и увез его в сторону Лондона. В девять тридцать домой к Аттимару явился Джонни Саутерс, которого, если верить его словам, под каким-то нелепым предлогом отправили в Хайгейт. Где-то в районе одиннадцати убийство было обнаружено…

Мистер Ридер отложил в сторону ручку и нахмурился.

– Кажется, я старею и теряю хватку, – пробормотал он, потянулся к телефону и набрал номер, по которому, как он знал наверняка, даже в такой час можно было найти Гейлора.

Ему ответил помощник Гейлора, и после четырехминутного ожидания на другом конце линии раздался голос инспектора.

– Нашли что-то, мистер Ридер?

– Я нашел, что страдаю легким размягчением мозга, – любезно сообщил ему мистер Ридер. – Вы хотя бы обратили внимание, что я не спросил, как было обнаружено убийство?

Он услышал, как Гейлор рассмеялся.

– Разве я вам не говорил? Все очень просто. Полицейский во время обхода заметил, что калитка открыта, увидел фонарь на земле, а второй горел в прихожей… В чем дело?

Теперь смеялся уже мистер Ридер.

– Прошу простить меня, – выговорил он наконец. – Вы уверены, что при этом не завывала еще и сирена аварийной сигнализации?

– Я ничего не слышал об этом… Собственно, я даже не знал, что она там есть.

Далее мистер Ридер изрек несколько банальностей, опроверг возможность того, что он проводит какое-либо расследование в отношении Лигси, и, положив трубку, откинулся на спинку кресла, сложив руки на животе. В глазах у него то и дело вспыхивали лукавые искорки.

Немного погодя ему позвонил стряпчий, принимающий участие в защите молодого мистера Саутерса. Он также предложил мистеру Ридеру предоставить свои услуги в распоряжение защиты, но тоже получил отказ.

Раскрыв телефонный справочник, мистер Ридер отыскал номер мистера Клайва Десбойна, и сей джентльмен сам ответил на вызов.

– Вот странность, я только что собирался позвонить вам, – заявил Десбойн. – Вы взялись за это дело?

– Пока еще раздумываю, – ответил Ридер. – Прежде чем принять решение, я хотел бы еще раз поговорить с вами. Я могу зайти к вам сегодня вечером около девяти часов, скажем?

На другом конце линии воцарилось молчание.

– Разумеется. Я собирался уйти, но подожду вас.

По окончании и этого разговора мистер Ридер опять-таки откинулся на спинку кресла, но на сей раз он уже не улыбался – напротив, был озадачен. Не исключено, что он думал о Лигси, а быть может, на него произвела впечатление щедрость мистера Десбойна, готового потратить внушительную сумму ради того, чтобы доказать невиновность человека, который ему несимпатичен.

Но какие бы мысли ни роились у мистера Ридера в голове и какими бы прихотливыми путями они ни следовали, конечный пункт назначения у них был один и тот же, пусть и весьма загадочный…

– Это будет генеральная уборка, – обронил он, вставая с кресла.

Тем вечером он поужинал в ресторане на Стрэнде, после чего поехал на Парк-лейн. Пока лифт возносил его на этаж, на котором располагалась квартира Десбойна, он бормотал себе под нос:

– Я уверен, что это будет генеральная уборка.

Мистер Ридер нажал кнопку звонка и замер в ожидании. Наконец из-за двери донесся звук шагов, гулко раздающихся в пустом холле. Клайв Десбойн открыл дверь с извиняющейся улыбкой на губах.

– Надеюсь, вы не против, что здесь не убрано? – сказал он. – Мы начали весеннюю генеральную уборку. Говоря по правде, я должен был уехать сегодня, если бы не это грязное дело.

Ковер, лежавший на полу в холле, был скатан, со стен содраны обои, а хрустальная люстра, освещавшая холл, обмотана прозрачной сетчатой материей. Но личный кабинет Клайва Десбойна декораторы оставили в первозданном виде.

– Завтра я перееду в гостиницу. Скорее всего, это будет «Ритц-Карлтон», но, если я вам срочно понадоблюсь, мои адвокаты немедленно свяжут нас. Итак, мистер Ридер, вы готовы взяться за это дело ради меня и Анны?

Мистер Ридер отрицательно покачал головой.

– Но вы должны это сделать! – настойчиво заговорил его собеседник. – Вы единственный детектив в Лондоне, к которому я питаю доверие. Я знаю, что вы имеете определенное отношение к генеральной прокуратуре, но я позволил себе навести кое-какие справки, – по губам Клайва скользнула тонкая улыбка, – и мне сообщили, что вы берете и сторонние заказы.

– Банки, – благоговейно проговорил мистер Ридер. – Только банковские, а не частные.

– И все же я настаиваю! – Судя по всему, Клайв был настроен весьма решительно. – Я рассказал Анне обо всем – я имею в виду о том, как повел себя в отношении молодого Саутерса. Честно говоря, я по-прежнему уверен, что Лигси поведал мне правду и что Саутерс действительно подрабатывал чем-то на стороне. Этим занимаются многие достойные люди, в остальном соблюдающие безукоризненную честность, и я вовсе не склонен осуждать его. В сущности, будучи… Какие есть синонимы к словам «шокирован», «шок»?

– Ужас, неверие, изумление, – предположил мистер Ридер.

– Словом, как это ни назови, но я повел себя как ханжа и лицемер. Я ведь и сам не всегда был богат. Мне прекрасно известно, что такое настоящая нищета. Если бы мне не удались некоторые спекуляции, когда я был совсем еще юнцом, сейчас я находился бы в еще худшем положении, нежели Саутерс.

– А вы, я вижу, серьезно увлечены этой молодой леди? – воспользовавшись паузой в разговоре, заметил мистер Ридер.

И вновь Десбойн расхохотался.

– Разумеется! Тот факт, что мужчина обручен с другой девушкой – самой милой и очаровательной на свете! – вовсе не означает, что он стал монахом. Не стану скрывать, из-за этого у меня были некоторые неприятности, но факт остается фактом – мне ужасно нравится Анна. Не стану уверять, будто люблю ее как брат, потому что мне надоело притворяться. Я постараюсь вытащить Саутерса из передряги, в которую он попал, но это отнюдь не означает, будто и к нему я воспылал братской любовью. Ладно, оставим это. Так о чем же вы хотели поговорить со мной, мистер Ридер, если не о том, что беретесь за дело?

Мистер Ридер хотел увидеть Клайва Десбойна только ради генеральной уборки, но признаться в этом открыто он не мог. Однако же у него имелся уважительный повод для того, чтобы объяснить цель своего визита: оказывается, Лигси жив и здоров. Но на Клайва Десбойна его слова не произвели особого впечатления.

– Мне нет решительно никакого дела до того, жив он или мертв, – откровенно признался он. – Естественно, я не знаю, какую версию отрабатывает полиция, но газеты пишут о том, что они сосредоточились на убийстве Аттимара и что обвинение выдвинуто против Джона Саутерса. Если даже Лигси жив, едва ли я встречусь с ним, разве что, разумеется, он не считает, как и многие мошенники до него, что раз ему однажды дали денег, то отныне он имеет право на пожизненный пансион! Если он попробует связаться со мной, я немедленно дам вам знать.

Когда они вновь вышли в холл, мистер Ридер окинул взглядом голые стены.

– Вы ведь намерены их перекрасить, не так ли, мистер Десбойн? – спросил он. – Сейчас они нежного кремового цвета. Но на вашем месте я бы приказал выкрасить их в зеленый. Да-да, зеленый цвет успокаивает… Но, пожалуй, во мне говорит… э-э-э… провинциальность.

– Боюсь, что вы правы, – с добродушной улыбкой отозвался его собеседник.

Быть может, он и не был желанным гостем в Скотленд-Ярде, но такие мелочи отродясь не беспокоили мистера Ридера, поэтому поздним вечером он отправился к большому зданию на набережной Темзы и попросил – нет, потребовал – встречи с главным констеблем. Тому полагалось быть дома и видеть десятый сон в собственной постели, но вместо этого он проводил совещание со старшими офицерами, когда туда прибыл детектив.

От первого ответа, полученного мистером Ридером, веяло холодом и безнадежностью. Не будет ли он так любезен, чтобы попытать счастья утром? Это сообщение ему передал Гейлор, которому пришлось прервать совещание и отлучиться.

– Ступайте обратно к своему начальнику, мистер Гейлор, – ледяным тоном посоветовал мистер Ридер, – и доложите ему, что я желаю видеть его сегодня вечером, причем немедленно. Если же я увижусь с ним завтра, то только в министерстве внутренних дел.

Это была угроза, и никто не понимал этого лучше Гейлора. Масштаб и степень влияния, которым обладал Ридер, достоверно не были известны никому. Но в одном можно было не сомневаться: он мог быть чрезвычайно неприятной личностью, а последствия его неудовольствия могли испортить карьеру кому угодно. Гейлор воротился немедленно и провел его в зал для совещаний, где мистер Ридер без приглашения уселся за стол и изложил свою версию событий, подтвердив фантастические и невероятные домыслы неприглядной и грязной корреспонденцией.

Мейсон внимательно выслушал его.

– Если ваша версия верна, должен быть способ доказать ее, – сказал он. – Быть может, не слишком простой…

– Напротив, подтвердить мою теорию чрезвычайно просто, – перебил его мистер Ридер и обернулся к Гейлору. – Помните спальню, расположенную над комнатой, в которой произошло убийство? Или, во всяком случае, мы думаем, что произошло… Ее наверняка сфотографировали.

– Я сейчас, – пообещал Гейлор, вышел из комнаты и вернулся через несколько минут с кипой увеличенных фотографий, которые и разложил на столе.

– Вот они, – сказал мистер Ридер и ткнул пальцем в один из снимков.

– Часы? Да, я обратил на них внимание.

– Естественно, – согласился мистер Ридер.

– Но большинство моряков даже из тех, кто ходит на баржах, размещают их там.

Небольшие часы были приделаны к потолку над изголовьем кровати, так что тому, кто лежал на ней, достаточно было поднять глаза, чтобы узнать время. Кроме того, мистер Ридер обратил внимание на то, что стрелки их светились в темноте.

– Я хочу, чтобы вы убрали оттуда часы и заново оштукатурили потолок. Я хочу, чтобы вы убрали оттуда кровать, а на ее место поставили стол и стул. Думаю, через два дня я сумею добиться того, что в дальнейшем уголовном преследовании молодого Саутерса не будет никакой необходимости.

– Можете поступать как вам заблагорассудится, мистер Ридер, – заявил Мейсон. – Отныне вы официально участвуете в расследовании этого дела. Я распорядился как можно скорее задержать Лигси, и речная полиция обшаривает все укромные местечки, где он может затаиться.

– Речная полиция способна найти мистера Лигси куда быстрее любого другого подразделения полиции Лондона, – ответил мистер Ридер.

Биг-Бен отбивал одиннадцать, когда он сел в автобус и доехал от Вестминстерского моста до конечной точки своего маршрута.

В те дни – и в особенности ночи, – когда мистер Ридер с головой погружался в свое опасное ремесло, его экономка оставалась на ногах до тех пор, пока он не ложился. Вот и сейчас она встретила его у дверей с бумагой в руках.

– Телефонировал мистер Гейлор, сэр. Он сказал, что пришлет вам небольшую металлическую коробочку, которую вы наверняка захотите осмотреть, но просил вас быть осторожным, чтобы не касаться ее пальцами из-за принца. Но какого именно принца, он не уточнил.

– Думаю, что знаю Его высочество, – ответил мистер Ридер, в душе разозлившийся на Гейлора за то, что тот счел необходимым напомнить ему об опасности стереть отпечатки пальцев. – Шкатулка уже прибыла?

– Десять минут назад, сэр.

– Когда звонил мистер Гейлор?

На этот вопрос экономка затруднилась с точным ответом – по ее словам, это случилось около получаса назад. Следовательно, произвел несложные подсчеты в уме мистер Ридер, это произошло сразу же после его ухода из Ярда и шкатулку наверняка доставил посыльный.

Обнаружив у себя на столе коричневый пакет, он вынул ее оттуда: тяжелый, продолговатой формы ящичек примерно шести дюймов в длину и трех в ширину и высоту. На крышке печатными буквами было написано: «Мистеру Ридеру в собственные руки. Подлежит возвращению. Комната 75, Нью-Скотленд-Ярд».

Мистер Ридер взвесил шкатулку на руке.

Одни люди помнят запахи, другие доверяют глазам и полагаются на свою зрительную память. Мистер Ридер обладал уникальным чувством веса – и он помнил кое-какой предмет, столь же увесистый, как и этот. Осторожно вернув шкатулку на стол, он позвонил в Скотленд-Ярд. Гейлор уже ушел. Он попробовал отыскать его дома, но туда инспектор еще не добрался.

– Попросите его перезвонить сразу же, как только он появится, – сказал мистер Ридер и вернулся к себе в кабинет, чтобы вот уже в третий раз за день бездумно перебирать старые концертные программы, театральные афиши, фотографии и вырезки из альманахов «Эра» и «Сцена», размышляя над тем, что ему удалось узнать сегодня.

В час ночи в дверь постучала экономка, чтобы узнать, не требуется ли ему что-нибудь еще.

– Ровным счетом ничего, – ответил мистер Ридер. И вдруг ему в голову пришла одна мысль. – Где вы спите?

– В комнате наверху, сэр.

– Прямо над моим кабинетом? – переспросил мистер Ридер. – Знаете, я думаю, что вам лучше оставаться в кухне, пока я не переговорю с мистером Гейлором. Я был бы чрезвычайно признателен, если бы вы смогли со всеми удобствами разместиться там и даже переночевать. Нет-нет, беспокоиться решительно не о чем, – добавил он, заметив на ее лице первые признаки испуга. – Дело в том, что я намеревался… э-э-э… отправить туда одного из детективов, дабы тот… э-э-э… подслушал разговор.

Предлог был найден, конечно, весьма неубедительный: лжец из мистера Ридера получился никудышный. Но и его экономка отличалась замечательным простодушием и наивностью. Настояв на том, что все-таки поднимется наверх, дабы привести комнату в порядок, она послушно согласилась провести ночь в кухне. Не успела она удалиться, как позвонил Гейлор, и они с мистером Ридером разговаривали добрых пять минут, после чего сыщик уселся за стол в ожидании его появления. Инспектор Гейлор прибыл не один, а в сопровождении двух специалистов по минно-взрывному делу. Один из них захватил с собой точные пружинные весы и взвесил на них посылку.

– Отнимем унцию с четвертью на дерево, – сказал эксперт, – и получим точный вес ручной гранаты Миллза. Я уверен, что вы правы, мистер Ридер.

Он поднес шкатулку к уху и легонько потряс.

– Нет, ничего более сложного внутри нет.

Он вынул из кармана набор инструментов и снял с крышки деревянную облицовку.

– Да, вот рычажок, и шпилька торчит, – сообщил он, осмотрев шкатулку со всех сторон в сильном свете фонаря.

Вырезав один бок, он обнаружил рубчатый предмет овальной формы и улыбнулся, словно встретил старого друга.

– Видите вот это? – Он указал на крошечное отверстие в дальней стенке шкатулки. – Тот, кто доставил эту посылку, предпочел не рисковать: предохранительная шпилька была утоплена до отказа вплоть до того момента, как он передал шкатулку из рук в руки. Одну минуту, я мигом ее вытащу.

И он сдержал слово. Мистер Ридер с интересом наблюдал, как ловкие пальцы эксперта сняли крышку, одновременно поймав рычажок и прижав его к выпуклому боку ручной бомбы. Другой рукой он извлек из кармана стальную чеку и вставил ее на место, тем самым обезвредив гранату.

– Вы, разумеется, сохранили все бумажки до единой? – осведомился Гейлор. – Другой упаковки не было?

Все клочки бумаги были тщательно уложены в конверт, и два эксперта-взрывотехника сошли вниз, унося с собой опасный подарок для мистера Ридера.

– А вы ведь многого не сказали шефу, – заявил, уже собираясь уходить, Гейлор. – Вечно вы со своими фокусами, старый дьявол!

На лице мистера Ридера отобразилось выражение оскорбленной невинности.

– Как это невежливо с вашей стороны! – заметил он.

– Но ведь так оно и есть, – возразил Гейлор. – Вы всегда придерживаете про запас козырного туза в рукаве, чтобы в нужный момент выложить его на стол, в чем повинна ваша любовь к спецэффектам… или чувство юмора.

На миг в глазах Ридера заблистали лукавые искорки, но потом лицо его вновь превратилось в непроницаемую маску.

– У меня нет… э-э-э… чувства юмора, – только и сказал он.

Но во всяком случае тщеславие у него наличествовало, и тот факт, что его маленькая слабость была столь жестоко выставлена на всеобщее обозрение и осмеяна, вызвал у мистера Ридера немалое раздражение.

На следующее утро он поднялся в шесть часов и к половине восьмого уже направлялся в долину Темзы. Вчера он обзвонил восемь различных эллингов на всем протяжении от Виндзора до Хенли и нашел то, что искал, на окраине Бурн-Энд. Заглянув к корабелу, которому звонил давеча, он обнаружил, что тот с самого утра пребывает в трудах праведных.

– Это вы тот самый джентльмен, что интересовался «Зайрой»? Я собирался отправить одного из своих помощников, чтобы он взглянул, по-прежнему ли она пришвартована у причала, но сейчас не могу без него обойтись, лишняя пара рук нужна мне до зарезу.

– Знаете, это и к лучшему, наверное, – заметил мистер Ридер.

– Понимаете, какая штука, – продолжал шлюпочных дел мастер. – Не успели вы позвонить мне, как яхта прошла мимо, направляясь в Марлоу. Нет, раньше я ее никогда не видел, но название заприметил. Просто она относительно недавно появилась в наших краях и еще не успела примелькаться. «Зайра» – сорокафутовая круизная яхта, почти новая и, полагаю, с довольно мощными двигателями. Во всяком случае, волну она подняла приличную.

Он пояснил, что после разговора с мистером Ридером позвонил в Марлоу, выяснил, что мимо них яхта не проходила, а потому отправил одного из своих помощников прогуляться по пешеходной тропинке вдоль канала, чтобы отыскать ее.

– Она пришвартована у частной причальной стенки, которая ведет от реки к большому зданию из красного кирпича, пустующему вот уже много лет. На борту никого нет, и я полагаю, что у ее нынешнего хозяина имеется разрешение от агентов. А вы что же, подумываете о том, чтобы купить ее?

Подобная мысль никогда не приходила мистеру Ридеру в голову. Он надолго задумался, отчего у корабела сложилось впечатление, будто лишь вопрос цены не дает ему возможности принять окончательное решение.

– Ну да, это довольно необычно для владельца – пришвартовать судно и оставить его без дела на много месяцев. Это ведь небезопасно: на судне моментально заведутся крысы, особенно зимой. Содержание этих больших игрушек обходится в кругленькую сумму, а держать смотрителя на борту попросту невыгодно.

Мистер Ридер неспешно двинулся по тропинке вдоль берега, то и дело останавливаясь, чтобы полюбоваться речными просторами. И несмотря на то что указания получил самые точные, он едва не пропустил узкий канал с переброшенным через него каменным мостиком, уводивший в сторону от реки. Протока, сплошь заросшая камышом, скрывалась в прибрежных кустах. Мистер Ридер с некоторым трудом, но все-таки добрался до ее берега и только тут обнаружил, что канал вымощен камнем. Дальше он двинулся с величайшей осторожностью, хотя и располагал визуальным подтверждением того, где находится его край.

Впереди показался большой пруд, нечто вроде заводи. Продравшись сквозь заросли кустарника, мистер Ридер вышел к яхте, нос которой оказался от него буквально на расстоянии вытянутой руки. Выглядела она покинутой и безлюдной. Носовая часть судна была затянута парусиной, но шлюпочных дел мастер предупреждал об этом, и потому мистер Ридер оказался готов к такому зрелищу. Он сунул руку в карман и осторожно двинулся вдоль корабля. Он отметил про себя, что все иллюминаторы не только задраены, но и закрыты изнутри плотной коричневой бумагой.

– Эй, есть здесь кто-нибудь? – крикнул сыщик.

Ответа не последовало. На стремнине безмятежно плескалась камышница, которая при звуках его голоса испуганно шарахнулась прочь, роняя с крыльев капли воды.

Судя по всему, машинное отделение размещалось в носовой части, здесь же, очевидно, располагался и матросский кубрик. Кают-компания шла следом. Именно в ней и были задраены иллюминаторы. Попасть в обе каюты можно было из кокпита у миделя, и в нем он заметил закутанный в парусину штурвал. Двери были заперты снаружи на большие висячие замки.

Мистер Ридер огляделся по сторонам и ступил на палубу, сойдя по короткому трапу в кокпит. Он потрогал замок на двери кают-компании. Тот был заперт, но конструкция его оказалась простой, и если фортуна улыбнулась мистеру Ридеру и он действительно нашел ту самую яхту, которую искал, то и у него в запасе имелось кое-что интересное.

Он перепробовал один за другим три ключа, которые достал из кармана, но подошел лишь четвертый. Замок щелкнул и распался. Мистер Ридер вынул дужку из петель, повернул рукоятку и распахнул дверь каюты. Выждав несколько мгновений, пока глаза привыкнут к темноте, он включил фонарь и направил луч света внутрь.

Кают-компания была пуста. Ее настил оказался дюймов на восемнадцать ниже палубы, на которой он стоял. А потом…

Посредине каюты, поблескивая в свете фонаря, лежал револьвер с белой рукояткой и серебряными накладками.

– Очень интересно, – пробормотал мистер Ридер и перешагнул комингс.

Спустившись, он развернулся и попятился, не спуская глаз с двери, через которую вошел, и держа ее под прицелом своего браунинга. Наконец он почувствовал, что задел каблуком револьвер, сделал еще шаг назад и наклонился, чтобы поднять оружие…

Первое, что он ощутил, это дикая головная боль и резкий свет, бьющий прямо в глаза. Источником его оказалась крошечная сфера на потолке каюты. До него донесся и чей-то огорченный голос, который что-то безостановочно говорил, причем говорил фальцетом, а мистер Ридер этого тембра терпеть не мог. Сознание постепенно возвращалось к нему.

Он был потрясен, обнаружив себя персонажем одной из самых нелепых и фантастических сцен, какие только можно себе представить, участником чего-то такого, что не принадлежало реальному миру, который он любил и в котором существовал. Он превратился в декорацию, физически вырванную из вымысла, порожденного чьим-то больным разумом.

Человек, сидевший в углу кают-компании, уперев ладони в колени, был одет в красную атласную мантию, мефистофельскую шапочку и длинную черную маску с бахромой, скрывавшей даже его подбородок. Пальцы его были унизаны перстнями с драгоценными камнями, поблескивавшими в лучах слабого света, падавшего сверху.

Мистер Ридер обнаружил, что не может пошевелиться: руки его были скованы наручниками, ноги больно стянуты веревкой, а во рту торчал деревянный кляп, тесемки которого были завязаны у него на затылке. Кляп пока не причинял особой боли, но он понимал, что это лишь временное явление. Во всяком случае, он был избавлен от необходимости отвечать экзальтированному и ликующему человеку, сидящему на другом конце небольшого дивана.

– …вы слышали, что я сказал, мой мастер мистерий?

Он говорил с легким иностранным акцентом, этот человек в красной мантии.

– Вы такой умный, но я оказался умнее, верно? И все это я придумал сам! Сверкающий серебром пистолет на полу… Только так я мог заставить вас наклониться и опустить голову в облако газа. Это был очень тяжелый газ, который трудно рассеивается, но я боялся, что вы уроните сигарету, и тогда все мои труды пошли бы прахом. Если бы вы подождали немного, газ выветрился бы через открытую дверь. Но нет, вам срочно понадобился пистолет, поэтому вы наклонились… И вот результат!

Сверкание камней на его пальцах слепило глаза.

– Вы привыкли иметь дело с недалекими и глупыми преступниками, – продолжал человек в мантии. – Сегодня вы, мой дорогой Ридер, впервые столкнулись с тем, кто спланировал все заранее, шаг за шагом.

Он встал с дивана, сделал шаг вперед, наклонился над мистером Ридером и развязал тесемки кляпа.

– Мне не по душе монологи, – любезным тоном сообщил он. – Если вы вздумаете кричать, я застрелю вас, и на том все закончится. Сейчас мне вдруг захотелось, чтобы вы узнали все. Вы знаете, кто я такой?

– Боюсь, что не имею этого удовольствия, – ответил мистер Ридер, и мужчина коротко рассмеялся.

– Останься вы живы, я стал бы вашим главным делом, вашим шедевром, единственным вашим знакомым, кто спланировал и совершил убийство и – как это говорится? – которому оно сошло с рук! Вы знаете, где находитесь?

– На борту «Зайры», – сказал мистер Ридер.

– Вы знаете, кто является ее владельцем?

– Она принадлежит Клайву Десбойну.

Мужчина вновь захихикал.

– Бедняга! Несчастный влюбленный, да? Он считает, что его кораблик стоит – где бы вы думали? – в Твикенхеме, на капитальном ремонте. Быть может, он говорил вам, что оказался настолько чокнутым, что сдал яхту напрокат на два месяца? Нет, не говорил? Ага, это уже интересно. Наверное, забыл.

Мистер Ридер медленно кивнул.

– А теперь скажите мне, друг мой… у меня мало времени, и я не могу терять его здесь, с вами… Вы знаете, кто убил Аттимара?

– Вы и есть Аттимар, – ответил мистер Ридер, за что был вознагражден взрывом резкого пронзительного смеха.

– Все-таки вы умный человек, как выяснилось! А хорошо, что я вас подловил, правда? В противном случае… – Он небрежно повел плечами. – Это лучшая шутка, которую я когда-либо слышал: я – Аттимар! Наверное, я говорю так, как он? Может быть, кто знает…

Он соскользнул с дивана, осторожно подошел к мистеру Ридеру и вновь затянул завязки кляпа на его затылке, на сей раз туже.

– Где, по-вашему, вы окажетесь сегодня ночью с большой, тяжелой цепью на ногах? Мне известны все самые глубокие омуты на этой реке, и пройдут годы, прежде чем кто-нибудь случайно обнаружит ваш труп. Подумать только: великий Лондон лишится мистера Ридера! Многие пытались убить вас, друг мой, но потерпели неудачу, потому что они преступники, глупцы, которые не умеют планировать наперед, как подлинные полководцы.

Мистер Ридер ничего не сказал. Он не мог пошевелить рукой, чтобы ослабить давление кляпа, поскольку в центральное звено наручников была продета веревка, привязанная к петле вокруг его лодыжек.

Человек в красной мантии склонился над ним, и глаза его, словно угли, засверкали в прорезях маски.

– Прошлой ночью я испытывал вас. Я спросил себя: «Этот человек глупец или умница?» – Он говорил быстро и негромко, захлебываясь словами. – И потому я послал вам бомбу. Я бы послал ее и Десбойну заодно – он тоже умрет сегодня ночью, а нашего общего друга, мистера Саутерса, повесят, и вам всем придет конец! А я уплыву в южные моря, и никто меня даже не заподозрит, потому что я очень умный.

Мистер Ридер счел, что его собеседник повторяется. Несмотря на ужасное положение, в котором оказался, ему было скучно. А человека в красной мантии, должно быть, что-то спугнуло, потому что он подошел к двери и прислушался, а потом, поднявшись по трапу, с грохотом захлопнул за собой дверь. Щелкнул замок.

Вскоре мистер Ридер услышал, как мужчина перелезает через борт, и понял, что он сошел на берег, дабы разобраться с нежданной помехой, в чем бы она ни заключалась. Ею оказался шлюпочных дел мастер, который пришел разузнать, как идут дела. Седой сгорбленный старичок с белыми усами и морщинистым лицом сумел убедить его в том, что мистер Ридер сделал предложение относительно покупки яхты, которое было отвергнуто, после чего отправился в Марлоу.

В распоряжении пленника было четверть часа, чтобы обдумать свое плачевное положение и найти выход. Мистер Ридер удостоверился в том, что освободить руки из стальных наручников для него – не проблема. У него были очень тонкие запястья, а большие и костлявые кисти выглядели обманчиво. Высвободив одну руку, он поправил кляп, ослабив давление, и принял сидячее положение, но покачнулся и лишь чудом сохранил равновесие и не свалился ничком обратно на палубу. Это усилие продемонстрировало, сколь опасно пытаться совершить побег до того, как он восстановит силы. Пистолет у него отобрали, револьвера с серебряными накладками тоже нигде не было видно. Мистер Ридер вернул наручники на запястье и притворился недвижимым, когда его похититель вновь отворил дверь, – правда, только для того, чтобы заглянуть внутрь.

– Боюсь, сегодня вам придется обойтись без пищи и воды – но ведь вас это не удручает, верно?

Только сейчас мистер Ридер заметил, что дверь кают-компании была обшита изнутри сталью и выкрашена под дерево, а его план спасения строился именно на этом. По какой-то неведомой причине его враг включил два фонаря снаружи, что и позволило детективу оглядеться по сторонам.

Вылезти через иллюминаторы было невозможно – теперь он вполне понимал, для чего они были герметизированы грубой оберточной бумагой. В лучшем случае он смог бы высунуть наружу только руку. Утвердив план кампании, мистер Ридер принялся действовать со своей обычной решимостью. Он не мог допустить, чтобы его жизнь зависела от капризов и причуд этого человека. Совершенно очевидно, что тот рассчитывал ночью вывезти его в какое-нибудь укромное местечко на реке, привязать к ногам цепи и выбросить за борт. Но он ведь мог и передумать, что, сказал себе мистер Ридер, было бы весьма некстати.

Он и не подозревал об этом, но его худшие опасения уже начали сбываться. Его противник, засучив рукава, промерял шестом глубины посредине заводи, выбирая местечко поглубже, и вдруг сообразил, какая опасность может грозить ему после визита чрезмерно любопытного полицейского. Шлюпочных дел мастер наверняка не станет держать язык за зубами. Репутация мистера Ридера была хорошо известна не только в стране, но и за рубежом, и местная полиция наверняка захочет познакомиться с ним поближе.

А слухи и сплетни распространяются по воде, пожалуй, еще быстрее, чем по суше. Мужчина спустился в машинное отделение, где хранил свою нелепую мантию и шапочку, и вытащил из тайника небольшой стальной цилиндр. Открыть клапан, оставить его на полу рядом с беспомощным шпиком, и через четверть часа все будет кончено…

Он хладнокровно вытащил два звена тяжелой цепи и с грохотом уронил их на палубу. Мистер Ридер хорошо расслышал этот звук. Освободив одну руку из объятий наручников, что далось не без труда и причинило некоторую боль, он вынул изо рта деревянный кляп и, приняв сидячее положение, развязал первый из двух узлов на ногах. Голова у него буквально раскалывалась от боли, вызванной действием неведомого газа. Коснувшись ногами настила, он покачнулся и едва не упал. Впрочем, второй наручник он снимал уже не спеша. Теперь он находился так близко от двери, что мог задвинуть засов. Тот немного заело, но в конце концов он сумел протолкнуть его в пазы. Металлический лязг показался ему самой приятной музыкой, какую он когда-либо слышал.

Услышал его и человек на палубе. Подбежав к двери, он рванул ее на себя, опомнился, открыл висячий замок и попробовал ворваться внутрь.

– Боюсь, что вы опоздали, – вежливо уведомил его мистер Ридер.

Он буквально кожей ощущал эманации дикой ярости, охватившей его врага. Тщеславие убийцы, полагавшего себя непревзойденным, было уязвлено: его посрамил единственный в мире человек, на которого он так стремился произвести впечатление, чтобы тот, пока был еще жив, успеть проникнуться им перед смертью.

А потом человек на мостике услышал глухой удар, звон стекла и увидел осколки, вылетевшие из иллюминатора. В одной из дверей были проделаны пять вентиляционных отверстий, но четыре из них были наглухо законопачены. Схватив цилиндр, он сунул его наконечник в оставшуюся отдушину. И вдруг обезумевшему убийце пришла в голову совершенно дикая и невероятная идея. Ридер услышал, как проворачивается стартер, и вскоре до его слуха донесся негромкий рокот двигателей. Вот по палубе кто-то пробежал, и он выглянул в иллюминатор, но тот находился ниже уровня берега.

Сыщик огляделся по сторонам в поисках оружия, но не нашел ничего подходящего. Впрочем, в одном он был уверен: мистер Красная Мантия не осмелится выйти на реку. Все-таки судоходство по ней было достаточно оживленным и он непременно привлечет к себе внимание. Не мог он ждать и наступления темноты; его положение было столь же отчаянным, как и Ридера… Бах!

Грохнул выстрел, за которым последовал еще один. Ридер услыхал чей-то крик, а потом треск кустов, как если бы через них кто-то ломился. Вскоре до него донесся глубокий голос Клайва Десбойна:

– Мистер Ридер, вы здесь? С вами все в порядке?

Мистер Ридер, раб вежливости, прижался губами к разбитому иллюминатору.

Десбойну понадобилось некоторое время, чтобы сбить висячий замок. Но вот наконец дверь распахнулась, и мистер Ридер вышел на свободу.

– Слава Богу, вы живы! – воскликнул его спаситель. – Что это за старик, который стрелял в меня?

Он махнул рукой в сторону, где заводь изгибалась, делая поворот.

– Там есть дом, дорога или что-нибудь еще в этом роде? Он побежал туда. Что здесь произошло?

Мистер Ридер уже сидел в кресле на палубе, обеими руками обхватив раскалывающуюся от боли голову. Прошло несколько минут, прежде чем он поднял глаза на Клайва.

– Я встретил величайшего в мире преступника! – торжественно проговорил он. – Он очень умен и вдобавок жив и здоров. Его зовут Аттимар!

От изумления у Клайва Десбойна отвисла челюсть.

– Аттимар? Но он же убит!

– Очень на это надеюсь, – с едва сдерживаемой яростью отозвался мистер Ридер, – но у меня есть веские причины полагать, что это не так. Нет-нет, молодой человек, я не стану рассказывать вам, что здесь произошло. Мне стыдно за себя. В общем, мне нечем гордиться, учитывая, с какой легкостью я попал в ловушку, устроенную этим… – он немного помолчал, – любителем. А вы как здесь оказались?

– Случайно. Откровенно говоря, сам не знаю, что толкнуло меня приехать сюда. Я просто позвонил в Твикенхем насчет кое-какого ремонта яхты – кстати, вы должны были видеть ее фотографию у меня в холле. Собственно, именно по этой фотографии вы и угадали дату, проявив необычайную смекалку и сообразительность. Иногда я сдаю «Зайру» напрокат. Несколько месяцев назад я одолжил ее одному итальянцу, но он обошелся с ней так дурно, что пришлось распорядиться вернуть ее в док. По реке понеслись телефонные звонки, ее начали искать, и вот тогда я и узнал, что вы тоже объявились в этих краях… Выглядите вы отвратительно, между нами говоря.

– Я и чувствую себя отвратительно, – сказал мистер Ридер. – И вы приехали…

– На автомобиле. Было у меня предчувствие, что не все здесь гладко. А потом я встретил одного человека, который разговаривал с лодочником, и он рассказал мне о сгорбленном старичке. Я понятия не имел, что он делает на яхте, поэтому пришел навести справки. По какой-то причине, уразуметь которую я не могу, он, едва завидев меня, выхватил пистолет и открыл пальбу, после чего развернулся и как сумасшедший бросился через кусты наутек.

– У вас есть оружие? – осведомился Ридер.

Десбойн улыбнулся.

– Нет, я не ношу с собой подобные штуки.

– В таком случае преследовать моего старинного врага было бы величайшей глупостью. Предоставим одному из констеблей участка Букингемшир сделать свое дело. Ваш автомобиль где-то поблизости?

Как выяснилось, в пятидесяти ярдах отсюда имелась дорога.

– Боже милостивый! – внезапно воскликнул Десбойн. – Я оставил его у ворот заброшенного дома. Интересно, уж не туда ли удрал наш старикан? И по-прежнему ли на месте моя машина?

Она оказалась целой и невредимой и стояла на подъездной аллее у заброшенного дома – абсолютно новенький автомобиль, вызвавший такое отвращение у бедного Джонни Саутерса. Клайв с некоторым трудом завел его, и это действие вдруг напомнило ему кое о чем.

– Мы оставили моторы на яхте работающими? – внезапно спросил он. – Если вы не возражаете, я вернусь и выключу их. А потом надо позвонить в полицию и попросить прислать кого-нибудь, чтобы отвести «Зайру» в Мейденхед.

Он отсутствовал минут десять, и мистер Ридер воспользовался этой возможностью, чтобы обойти вокруг автомобиля и полюбоваться им. Всю ночь шел дождь, и он успел сделать одно интересное открытие до того, как вернулся Десбойн.

– Мы заедем в Марлоу, и я отправлю кого-нибудь забрать ее, – сказал он, садясь за руль. – В жизни не слыхал более удивительной истории. А теперь расскажите мне во всех подробностях, что с вами случилось.

Мистер Ридер печально улыбнулся.

– Вы ведь простите меня, если я не стану этого делать? – мягко поинтересовался он. – По правде говоря, одна популярная газета попросила меня написать мемуары, и я хочу приберечь личные впечатления и переживания для этого издания.

Однако на другие темы он разговаривал весьма охотно – например, о том, каким чудесным образом автомобиль Дейсбойна остался на месте, хотя врагу до него было рукой подать.

– Я никогда раньше не встречал его и надеюсь, что никогда больше не встречу, – откровенно заявил Клайв. – Но я полагаю, что его можно выследить. Естественно, я и думать не хочу о том, чтобы свидетельствовать в суде против него. С меня вполне достаточно и этой дурацкой ситуации, когда в меня стреляют, а мне ответить нечем.

– К чему такое беспокойство? – заметил мистер Ридер. – Я лично никогда не хожу в суд ради личной мести, хотя существует возможность, что в ближайшем времени мне придется нарушить эту многолетнюю привычку!

Он вышел у эллинга и молча смотрел, как Клайв Десбойн звонит в Твикенхем и рассказывает, где именно обретается его яхта.

– Они заберут ее, – сказал он, повесив трубку. – А теперь, мистер Ридер, как быть с полицией?

Мистер Ридер в ответ лишь покачал головой.

– На вашем месте я бы ни о чем не сообщал им, – посоветовал он. – Они не поймут.

На обратном пути в Лондон он оттаял и проникся к Клайву Десбойну дружеским расположением – во всяком случае, оказался куда более разговорчивым, чем в отношении убийства Аттимара.

– По-видимому, вам еще не приходилось иметь дело с убийством…

– И я не горю таким желанием, – прервал его собеседник.

– Могу только приветствовать ваше намерение. Молодые люди слишком уж болезненно впечатлительны, – заметил мистер Ридер. – Но это преступление представляет особый интерес, поскольку было спланировано и совершено тем, кто изучал искусство убийства и методы, к которым прибегают обычные преступники. Он настолько хорошо овладел ими, что уверил себя, будто человек необычайного ума и проницательности, если совершит подобное злодейство, сумеет… э-э-э… избежать последствий своего деяния.

– Неужели правда? – заинтересованно спросил Десбойн.

– Нет, – ответил мистер Ридер, потирая переносицу, и надолго задумался. – Я так не думаю. Напротив, мне почему-то кажется, что его повесят. Более того, я в этом абсолютно уверен.

В салоне автомобиля воцарилось долгое молчание.

– Тем не менее в определенном смысле он оказался очень умен. Например, ему нужно было привлечь внимание полицейского во время обхода, дабы тот засвидетельствовал факт совершения убийства. Для этого он оставил открытой калитку на… э-э-э… пристани, поставил на землю фонарь, а еще один разместил в открытой двери своего домика, так что полисмен, даже будь он начисто лишен любопытства, не мог бы не заглянуть внутрь, чтобы узнать, не случилось ли чего.

Клайв Десбойн нахмурился.

– Провалиться мне на этом самом месте, но я не знаю, кто же был убит! Это не может быть Аттимар, потому что вы видели его сегодня. И едва ли это Лигси, поскольку, опять же по вашим словам, он жив. И зачем туда ходил Джонни Саутерс?

– Потому что ему предложили работу, партнерство с Аттимаром. У Аттимара было две или три баржи, так что при правильном управлении, приложив некоторые усилия, можно было рассчитывать на весьма прибыльное предприятие. Саутерс ведь и понятия не имел, что на самом деле представляет собой этот тип, Аттимар. О встрече они договорились по телефону, и Саутерс пришел на нее. Он поговорил накоротке с Аттимаром или кем-то еще, кто выдал себя за него, причем в темноте, и за это время его брюки успели испачкать кровью – чьей именно, нам еще предстоит установить. В тысяча восемьсот сорок седьмом году во Франции произошло нечто подобное. Мадам Пюийер…

И он пустился в пространное описание дела мадам Пюийер.

– Наш друг оказался очень умен. Он придумал этот трюк с кровью и ловко разместил фонарь, но допустил роковую ошибку. Вы видели дом… Хотя о чем я говорю, вы же даже не были в нем.

– Какой дом? – с любопытством спросил Клайв.

– Дом Аттимара. В сущности, это не дом, а кладовка. Так вы не были там? Нет, я и сам вижу, что не были. Если не возражаете против небольшой лекции или маленькой демонстрации оплошностей, совершенных преступником, я могу устроить для вас экскурсию.

– А она спасет Джонни Саутерса от петли, эта его ошибка? – осведомился Десбойн.

Мистер Ридер кивнул в знак согласия.

– Совершенно определенно. Но пути человеческого разума действительно прихотливы и неисповедимы. Подумать только, куда может завести нас… э-э-э… тщеславие!

Он закрыл глаза и, пока они проезжали по Шепердз-Буш, о чем-то мысленно дискутировал сам с собой. Десбойн высадил его у Скотленд-Ярда, и после обеда они договорились встретиться на Шедвик-лейн.

– О Лигси более нет никаких вестей, – вместо приветствия сообщил Гейлор, когда Ридер вошел в его кабинет.

– Я бы удивился, если бы они были, – жизнерадостно заявил в ответ мистер Ридер, – во-первых, потому что он мертв, во-вторых… словом, я не жду от него никаких вестей.

– А вам известно, что давеча ночью он звонил шефу?

– Это меня ничуть не удивляет, – с несвойственным ему легкомыслием отмахнулся мистер Ридер.

Они поговорили о Джонни Саутерсе и возбужденном против него деле, равно как и об обескураживающих результатах обыска, устроенного в саду. Полиция перекопала все клумбы, безнадежно погубив цветочные бордюры мистера Саутерса.

– По нашим сведениям, там были зарыты две тысячи фунтов банкнотами, но мы ничего не нашли.

– А сколько было в той коробке, которую вы обнаружили в сарае для инструментов?

– А-а, всего-то сотня фунтов или около того, – сказал Гейлор. – Настоящие деньги были спрятаны в саду, если верить нашему информатору. Но мы не нашли ни пенни.

– Какая жалость! – сочувственно протянул мистер Ридер, а потом, словно вспомнив что-то, добавил: – Вы не возражаете, если сегодня днем я свожу одного своего… э-э-э… молодого друга взглянуть на домик Аттимара? Вообще-то, умышленные убийства его не слишком интересуют, но раз уж он платит за защиту молодого мистера Саутерса…

– Я-то не возражаю, – ответил Гейлор, – но вам лучше спросить об этом шефа.

Но главного констебля на месте не оказалось, и шансы встретиться с ним стали совсем уж мизерными после того, как мистера Ридера разыскал по телефону Клайв Десбойн, пояснив, что позвонил в Скотленд-Ярд наудачу, и пригласил его на ленч.

– Придет и Анна Уэлфорд. Я сказал ей, что вы полагаете, будто можно доказать невиновность Джонни, и она изъявила желание непременно повидаться с вами.

Мистер Ридер оказался в затруднительном положении, но, как всегда, с честью вышел из него. Он немедленно отменил две важные встречи и вскоре уже сидел за обеденным столом между восторженной девушкой и ее оживленным благодетелем. Правда, мистер Ридер опасался, что возникнет небольшое недоразумение, но его страхи оказались напрасными. Анна заявила, что после обеда ей нужно пройтись по магазинам, чтобы купить кое-что, а он с Клайвом Десбойном отправился, как тот выразился, на «самое отвратительное послеобеденное свидание», которое когда-либо ему выпадало.

Автомобиль высадил их у конца Шедвик-лейн, жизнь на которой уже вернулась в привычную колею, а ее обитатели смирились с печальной известностью, обретенной ими после жестокого убийства.

На пристани стоял на страже констебль, но он находился внутри ограждения, за воротами. Мистер Ридер отворил калитку. Клайв Десбойн вошел в нее, окинув взглядом захламленный двор, и на лице его отразилось отвращение.

– Какое убожество! – сказал он. – Я не слишком привередлив или брезглив, но ничего более грязного и отвратительного и представить себе не могу.

– Для… э-э-э… джентльмена, который был убит здесь, все выглядело еще отвратительнее, – заметил мистер Ридер, первым вошел в дом и показал своему спутнику комнату, где было совершено убийство, присовокупив: – В чем я практически не сомневаюсь. – После чего поднялся по узкой лестнице наверх, в гостиную капитана Аттимара. – Присаживайтесь хотя бы вон туда, за стол, а я покажу вам план дома и еще кое-что интересное.

Мистер Ридер включил переносную лампу, а Клайв Десбойн опустился на стул и с явным интересом выслушал версию происшедшего в изложении Дж. Г. Ридера.

– Если у вас есть еще время… Кстати, который час?

Клайв Десбойн машинально вскинул глаза к потолку и некоторое время смотрел на него.

– Давайте я угадаю, – медленно сказал он. – Четыре пополудни.

– Блестяще, – пробормотал мистер Ридер. – Вы угадали с точностью до минуты. Но как странно, что для этого вам понадобилось смотреть на потолок. Ведь там раньше были часы.

– На потолке? – словно не веря своим ушам, осведомился его собеседник.

Поднявшись, он подошел к окну и посмотрел на пристань. Со своего места он мог видеть полицейского на посту. Но небольшую калитку в покосившемся заборе, выводившую в переулок Шедвик-пессидж, никто не охранял. И вдруг Клайв Десбойн указал рукой на пристань.

– Убийство было совершено вон там, – негромко произнес он.

Мистер Ридер шагнул к окну и осторожно вытянул шею, глядя в указанном направлении. Он даже не почувствовал боли от удара резиновой дубинкой, который пришелся ему в основание черепа, и мешком осел на пол.

Клайв Десбойн огляделся по сторонам, подкрался к двери и прислушался, после чего вышел в коридор, запер за собой дверь, спустился по лестнице и направился к пристани. Полисмен с подозрением уставился на него, но мистер Десбойн обернулся и сделал вид, будто разговаривает с невидимым отсюда мистером Ридером.

Он обошел дом кругом, и никто не видел, как он отворил небольшую калитку, выходящую в переулок. Дальний конец Шедвик-лейн был перекрыт, но о переулке инспектор Гейлор вспомнил слишком поздно. Именно он обнаружил мистера Ридера и привел его в чувство.

– Я заслуживаю такого обращения, – сказал сыщик, когда к нему вернулся дар речи. – Дважды за один день! Пожалуй, я становлюсь слишком стар для подобной работы.

Далее произошло нечто невероятное, что бывает раз в жизни, да и то не всегда: большое полицейское начальство в Скотленд-Ярде едва не хватил удар, когда оно начало задавать вопросы и выяснять, что, как и почему. Человек, разыскиваемый по обвинению в убийстве, просочился сквозь тщательно охраняемый кордон: речная полиция перекрыла водное пространство; полисмены и детективы в штатском организовали оцепление, выйти за пределы которого было невозможно; тем не менее подозреваемый, благодаря нелепому стечению обстоятельств, прошел между двумя детективами, принявшими его за хорошо знакомого им субъекта.

Ожидая в Скотленд-Ярде результатов устроенной облавы, Ридер подробно пояснил, на чем основаны и откуда взялись его подозрения.

– В ходе проведенных мною расспросов выяснилось, что никто и никогда не видел Аттимара при ярком дневном свете, кроме членов его экипажа, да и те лицезрели своего капитана лишь в сумерках. Он организовал закупочные агентские конторы в дюжине городов на континенте и долгие годы занимался хитроумной контрабандой. Но он не готов был мириться с трудностями, которые присущи образу жизни капитана баржи, и постарался свести их к минимуму: за исключением тех случаев, когда приходилось забирать контрабанду, которую оставляли неподалеку от баржи, и перевозить ее на пристань, которую он поначалу арендовал, а потом выкупил в собственность, он редко не ночевал в своей уютной постельке… Я терялся в догадках и не знал, чем и как объяснить многочисленные и очень странные совпадения. Не возьми на себя Клайв Десбойн труд появиться в Брокли почти в тот самый час, когда преступление было обнаружено – он точно знал, в какое время полисмен совершает обход Шедвик-лейн, – подозрения на его счет у меня могли бы и не возникнуть. Он совершил непростительную оплошность, когда в порыве якобы внезапной откровенности пришел ко мне и поведал о том, что сообщил ему Лигси. Как только о злодействе стало известно, я осмотрел место его совершения и окончательно уверился, что Лигси мертв, иначе Клайв ни за что не осмелился бы выдумать эту историю. Десбойн гордится тем, что продемонстрировал необычайный ум и изобретательность при совершении своих преступлений. Подобно всем преступникам, питающим подобные иллюзии, он совершил один-два глупейших промаха. Побывав с визитом у него в квартире, я обнаружил, что ее стены увешаны фотографиями, и на некоторых он запечатлен в гриме. Тогда я впервые заподозрил, что он имеет опыт выступлений на сцене. Среди них была и фотография «Зайры», идущей вверх по течению на фоне Палаты общин. Причем на корме была принайтовлена та самая спасательная шлюпка в форме каноэ, которую мне столь подробно описал в тот день мальчишка по имени Хоббс. Десбойн понял, что опростоволосился, но понадеялся, что я не придам значения этим фотографиям. На протяжении десяти лет он маскировался под Аттимара, вкладывая сбережения в баржу, арендуя дом и пристань, и в конце концов приобрел их в собственность. Клайв Десбойн – великолепный организатор, и не может быть никаких сомнений в том, что за десять лет работы он сколотил внушительное состояние. Никто, разумеется, и заподозрить не мог в элегантном молодом человеке, проживающем на Парк-лейн, капитана старой и грязной баржи. Я не знаю, что раскопал о нем Лигси, но полагаю, что известно ему было очень немногое и едва ли он рассказал бы нам что-либо сто́ящее. Аттимар узнал, что Лигси вступил со мной в переписку. Помните письмо, что он прислал мне? Я тогда еще сказал вам, что конверт вскрывали – так оно и было, и, скорее всего, это сделал Аттимар. С этого момента Лигси был обречен. Тщеславие позволило Клайву уверовать, будто он способен совершить идеальное преступление, бросить тень на человека, которого он ненавидел, и одновременно устранить со своего пути Лигси, представлявшего для него единственную опасность. Я бы предположил, что он начал планировать, как расправиться с Джонни Саутерсом, примерно за три недели до убийства. Деньги, обнаруженные в сарае с инструментами, были подброшены туда в ночь убийства, а деньги из сада…

– Деньги из сада? – переспросил Мейсон. – Мы обыскали весь сад, но не нашли никаких денег.

Мистер Ридер осторожно откашлялся.

– Во всяком случае, деньги были подброшены в сарай для того, чтобы ваши подозрения превратились в уверенность. Но проделано все было крайне неуклюже. Послание, клочок бумаги, старые счета и накладные, равно как и история, которую мне с такой очаровательной непосредственностью поведал Десбойн, преследовали две цели. Первая заключалась в том, чтобы объяснить исчезновение Аттимара, а вторая – погубить Саутерса. Но, пожалуй, самым его блестящим фокусом стал тот, который он провернул сегодня утром. Он заманил меня на свою яхту; он поджидал меня; скорее всего, он наблюдал за мной с того момента, как я приехал в Бурн-Энд. И тогда, переодевшись в свой нелепый и фантастический наряд, до последнего стараясь отвести от себя подозрения, он принялся осуществлять мой… э-э-э… печальный исход. Следует отдать должное его изобретательности. В качестве артиста быстрого переодевания он не знает себе равных. Он сумел сойти на берег и усыпить бдительность шлюпочных дел мастера из Бурн-Энда. Кто, находясь в здравом уме, поверил бы, что он и был тем самым маленьким сгорбленным старичком? Равным образом, он пришел мне на помощь, когда понял, что другого способа отвести от себя подозрения у него не осталось. К несчастью для него, я заметил, что его автомобиль всю ночь простоял на одном месте и что его рассказ о том, что он якобы приехал из города, ложь, но и… э-э-э… еще кое-что.

Тут зазвонил телефон, и Мейсон снял трубку.

– Она ушла четверть часа назад? И вы не знаете, куда именно? Это был Десбойн, не так ли? Она не сказала, где встречается с ним?

Мистер Ридер вздохнул и устало поднялся на ноги.

– Правильно ли я понимаю, что мисс Анне Уэлфорд позволили беспрепятственно уйти из дома?

В его голосе прозвучало нескрываемое раздражение, и Мейсон не мог не согласиться, что сполна заслужил его. Потому что первая просьба, с которой обратился к нему мистер Ридер, причем по телефону, когда звонил из Родерхита, заключалась в том, чтобы приставить к Анне Уэлфорд личную охрану. Но кто-то из подчиненных Мейсона счел, что едва ли Десбойн отважится появиться поблизости от ее дома, и оказался не прав. Положение дел осложнялось еще и тем, что девушка в тот день вышла в город и все еще отсутствовала, когда к ней наведались офицеры полиции. Однако незадолго до звонка Десбойна она позвонила и оставила номер, по которому ее можно найти, и его, естественно, сообщили и ему. Впоследствии, когда полиция прибыла по тому адресу, который она дала, выяснилось, что она отправилась на встречу, но никто не знал, куда именно.

– Так что, – подвел итог Гейлор, – винить в случившемся, в общем-то, некого.

– А у нас никто и никогда ни в чем не виноват! – резко бросил мистер Ридер.

Тщеславие и дьявольское самомнение подвигло Клайва Десбойна назначить девушке встречу на углу набережной Темзы, в пятидесяти ярдах от Скотленд-Ярда. Когда она в некоторой спешке явилась туда, то не заметила ничего необычного, все еще находясь под впечатлением тех прекрасных известий, что он передал ей еще по телефону.

– Где Джонни? – первым делом спросила она еще издалека, чем больно уколола его самолюбие.

– Пожалуй, я должен оскорбиться…

Клайв остановил такси и приказал отвезти их по адресу в Чизуике.

– Мистер Ридер еще не виделся с тобой, верно? Я рад, потому что хотел быть первым, кто скажет тебе об этом.

– Его уже освободили? – нетерпеливо бросила она в ответ.

– Освободят нынче вечером. Думаю, так будет лучше. Власти опасаются пагубных последствий, поэтому Скотленд-Ярд настоятельно просил его не давать интервью газетчикам и, по возможности, провести эту ночь за городом. Я договорился со своим кузеном, что сегодня Джонни переночует у него.

Все это выглядело вполне правдоподобно, и, когда Десбойн попросил таксиста остановиться возле телефонной будки, а вернувшись в автомобиль, сообщил Анне, что только что позвонил ее отцу и предупредил, что она вернется не раньше восьми, мысль о его великодушии и щедрости заставила девушку проникнуться к нему самыми дружескими чувствами.

– Меня самого буквально осаждают репортеры, и я стараюсь избегать их по мере сил. Эти чертовы газетчики ради сенсации готовы на что угодно.

В это самое мгновение мимо таксомотора промчался экспресс-фургон службы новостей одной из этих злосчастных газет. На задних его дверцах красовался плакат:

ОТЧАЯННЫЙ ПОБЕГ ВЕРОЯТНОГО УБИЙЦЫ

Немного погодя девушка заметила еще одно кричащее газетное объявление:

ПОЛИЦИЯ МЕТРОПОЛИИ РАЗЫСКИВАЕТ УБИЙЦУ

Такси свернуло на боковую улочку и, когда Клайв постучал по стеклу, остановилось. Чуть впереди виднелся гараж и, оставив Анну, Клайв отпер его. Через несколько минут он выехал оттуда на небольшом автомобиле.

– Я держу его здесь на всякий случай, – пояснил он. – Никогда не знаешь, когда тебе может понадобиться вторая машина.

Для чего именно может понадобиться в Чизуике запасной автомобиль, он даже и не подумал объяснить.

Вместо того чтобы свернуть на Большую западную дорогу, Десбойн предпочел объездной путь через Брентфорд. К тому времени, как они добрались до Хаунслоу, хлынул проливной дождь.

Анна была настолько благодарна Клайву за все, что он сделал, что даже не пыталась возражать, когда он предложил ехать дальше, в Оксфорд. Зачем они приехали сюда, она спросила лишь на окраине города, на что он с улыбкой ответил, что сегодня утром Джонни перевели в тюрьму Оксфорда.

– Я решил сделать тебе сюрприз, – сказал он. – Всего три человека в Лондоне знают об этом, и я очень хотел, чтобы для тебя это стало приятной неожиданностью.

Они остановились у маленького кафе на другом конце города, и она растерянно спросила себя, почему он предпочел это убогое скромное заведение какой-нибудь приличной гостинице, но потом сочла такой поступок очередным проявлением заботы с его стороны: чтобы избежать внимания репортеров. Они засиделись в кафе за чаем, пока девушка не начала нервничать.

– Сейчас мы поедем в тюрьму и наведем справки, – пообещал он.

Они действительно подъехали к воротам исправительного заведения, и Клайв вышел из машины и нажал кнопку звонка. Вернувшись, он улыбнулся и сокрушенно развел руками.

– Его освободили час назад. Мой кузен уже встретил и забрал его, так что сейчас мы едем к нему.

К этому времени уже стемнело, и дождь полил еще сильнее. Они вновь избрали кружной путь в Лондон, проехав через какой-то небольшой городок – Марлоу, как ей показалось, – а затем внезапно свернули с главного шоссе и покатили по пустой и явно заброшенной старой дороге для экипажей. Слева на мгновение блеснула тусклая поверхность какой-то заводи, и тут автомобиль остановился перед мрачной дверью. Клайв Десбойн вышел из машины и отпер ее своим ключом.

– Вот мы и приехали, – любезно сообщил он, и Анна, прежде чем успела сообразить, что происходит, оказалась в полутемном коридоре, в котором отчетливо пахло сыростью и плесенью.

Дверь с грохотом захлопнулась у нее за спиной.

– Куда ты меня привез? Что это за место? – дрожащим голосом осведомилась девушка, и прежние сомнения и страхи перед этим человеком охватили ее с новой силой.

– Это то самое место, – заявил Клайв Десбойн.

Вынув из кармана плаща фонарь, он включил его. Дом был меблирован, если прогнившие ковры на полу и покрытые пылью стулья можно было назвать мебелью. Крепко взяв девушку за руку, он провел ее по коридору и, открыв какую-то дверь, втолкнул внутрь. В комнате обнаружилось окно, но, как выяснилось впоследствии, оно было закрыто снаружи ставнями.

Впрочем, комната оказалась довольно чистой: здесь была кровать, стол и небольшой примус. На буфете лежали кое-какие продукты в пакетах.

– А теперь молчи и слушай, – приказал он.

Чиркнув спичкой, Клайв зажег керосиновую лампу, стоявшую на столе.

– Что все это значит? – пожелала узнать Анна. Лицо ее побледнело и осунулось.

Он ответил не сразу.

– Ты мне очень нравишься – вот что это значит. Меня, скорее всего, повесят… недель через шесть, но, как гласит старая пословица: семь бед – один ответ.

Он в упор взглянул на нее блестящими глазами, и она едва не лишилась чувств от ужаса.

– Это вовсе не значит, что я намерен убить тебя, или перерезать тебе горло, или совершить что-либо еще из того, что собирался проделать с мистером Ридером сегодня утром. Да-да, я и был тем самым нелепым джентльменом на «Зайре». Все это произошло в нескольких ярдах от того места, где мы сейчас находимся. А теперь прошу тебя проявить благоразумие, моя сладкая, – в радиусе пяти миль вокруг нет ни души…

Дверные петли разъела ржавчина, и они скрипели, открываясь. Вот и сейчас они издали пронзительный скрип. Клайв Десбойн стремительно обернулся, сунув руку под плащ.

– Не двигайтесь, – негромко проговорил мистер Ридер. Обычное предостережение, к которому он прибегал всегда. – И заодно поднимите руки, будьте любезны. Иначе я выстрелю. Вы убийца, но это я готов простить. Вы лжец, а это для человека моих высоких моральных принципов непростительно.

Вслед за ним в комнату ворвалась дюжина детективов, добрых три часа проторчавших в старом и сыром заброшенном доме. Они защелкнули наручники на запястьях бледного как смерть, расширенными глазами взиравшего на них молодого человека.

– И проверьте, чтобы они не болтались, – любезным тоном напомнил мистер Ридер. – Те, что достались мне сегодня утром, были явно не по размеру.