Если бы когда-нибудь Эльза Марлоу вошла в кабинет «Зловещего человека» и нашла его стоящим на голове, она бы не удивилась. Он вел себя так необычайно, что она не могла уже больше ничему удивляться. Она почти примирилась даже с его нахальной манерой копаться в ее делах.

Хотя она несколько раз собиралась уничтожить письмо, которое он навязал ей, каждый раз ее останавливало сознание, что, поступая так, она проявит нелояльность по отношению к нему, кто – она была в этом уверена – не питал к ней никаких дурных чувств.

Но хотя Эльза готова была вынести многое, поведение майора Эмери в этот день было особенно гнусным. Казалось, ничто не нравилось ему. Он огрызался и ворчал, как сердитый пес, вдруг ожесточался по самому малейшему поводу, и, как разрушительный ураган, носился по конторе, ошеломляя пожилых заведующих отделами и порождая желание взбунтоваться у молодых клерков.

– Он напоминает мне, – говорила мисс Дэм, дрожа от злости, – одного из тех жутких ковбоев, которые ко всем пристают, ухаживая за дочкой хозяина, все время пьют или стреляют в людей, пока не появляется красивый молодой человек, поссорившийся со своим отцом-миллионером…

– А что он вам сделал? – добродушно спросила Эльза.

– Скажите лучше: чего он не сделал! – сердито ответила мисс Дэм. – Назойливый, наглый фанфарон – вот он кто! Да – назойливый, наглый фанфарон! Я бы хотела, чтобы мой родитель сказал ему несколько слов. Мой родитель только посмотрит на него и съежится…

– Я уверена, что ваш родитель не съежится, – сказала Эльза, нарочно делая вид, что она не поняла смысла сказанного.

– Я хочу сказать: не родитель съежится, а этот вампир, пристающий к женщинам! Кстати, мисс Марлоу, когда вы придете ко мне? Вы не видели нашего дома…

Это было приглашение, от которого Эльза довольно долго и успешно уклонялась.

– Когда-нибудь, – сказала она неопределенно.

– Конечно, мы не в вашем стиле, – сказала мисс Дэм, – но отец – настоящий джентльмен, и вы не увидите лучшей мебели во всем западном Лондоне!

– Я приду смотреть на вашу мебель, Джесси. Правда, я приду, как только смогу. Это ужасное дознание…

– Я вполне понимаю вас, милая, – сказала мисс Дэм с меланхоличным выражением. – Я знаю, что вы должны чувствовать. Я часто видела Пэрль Уинсома в таких ролях. А что касается его причуд…

Легкого звука в соседней комнате – не то скрип стула, не то удар разрезным ножом по чернильнице – достаточно было, чтобы заставить мисс Дэм поспешно ретироваться.

Эльзу отпустили в этот день почти на час раньше обычного. Она была рада свободному времени, так как ей нужно было зайти в отель и забрать чемоданы и маленький радиоаппарат, доставлявший ей столько удовольствия в те дни, когда ей хотелось уйти от Мориса Тарна, от вечного запаха коньяка и послушать идущую ниоткуда таинственную музыку…

По дороге из отеля, где она получила свои вещи, в Херберт-Мэншонс ей пришло в голову, что еще несколько часов тому назад она не имела ни малейшего намерения оставаться хотя бы на день дольше в гостях у миссис Трин-Халлам. И вот она ехала с чемоданами, коробками и узлами в свой новый дом, довольная, что она может продлить визит на неопределенное время! Она не спрашивала себя о причине этой внезапной перемены в намерениях: она знала ее слишком хорошо. Майор Поль Эмери двумя фразами решил дело. Она почти покорилась его тиранической воле.

Миссис Халлам наблюдала за установкой радиоаппарата скорей с интересом, чем с радостью. Она испытала облегчение, когда Эльза сказала ей, что намерена держать это странное сооружение у себя в комнате.

– Мне оно кажется опасным, – решительно заявила миссис Халлам. – Все эти провода, электричество и тому подобное… Мне было бы противно иметь такую штуку у себя… Как она работает?

Но тут Эльза была не в лучшем положении, чем большинство поклонников радио. Она попросту не знала.

– Вы, значит, решили остаться? – спросила Лу, в то время как Эльза устанавливала аппарат. Голос ее звучал не особенно радостно.

– Вы приглашали меня прожить месяц, – сказала Эльза, испытывая некоторую неловкость.

– Сколько вы хотите, милая.

Попытка миссис Халлам придать некоторую теплоту своему голосу была не особенно успешна.

В глубине души миссис Халлам была недовольна. Она ненавидела посторонних людей, а эта девушка, которую она называла «последним увлечением» Ральфа, не произвела на нее никакого впечатления.

– Вы, вероятно, проводите много времени с этой штукой? – с надеждой в голосе спросила миссис Халлам, показывая на радиоаппарат.

Когда Эльза утвердительно кивнула, миссис Халлам проявила больше интереса к аппарату. Эльза объяснила ей характер программ.

– Опера? – делая гримаску, воскликнула миссис Халлам. – Опера – хорошая вещь, если бы не пение, которое портит ее! Вы, вероятно, с удовольствием ждете встречи с этим, как, бишь, его зовут…

– Мистером Тэппервилем? – улыбнулась Эльза. – Нет, без особенного удовольствия.

– Вам он не нравится?

– Я не могу сказать, что он мне не нравится. Он, кажется, очень приятный господин…

– Вы произвели на него большое впечатление, – сказала миссис Халлам. – А у него уйма денег! Должно быть, он умный, но я терпеть не могу таких людей, которые говорят именно о том, чего вы ожидаете!

– В таком случае вам должен нравиться майор Эмери, – сказала Эльза.

Легкий румянец покрыл лицо миссис Халлам, и она вздрогнула.

– Когда этот человек умрет, я надену все белое, – сказала она злобно.

Оставшись одна и кончая распаковываться, Эльза подумала, что многие ненавидят «Зловещего человека». Сознание, что эти «многие» не включают ее, было для нее потрясающим открытием.