Агент Зоммер, живший у старухи Румпель, стараясь быть незаметным, насколько это позволял ему высокий рост, неотступно следил за Шлеманом и его приятелем Якобом.
Столяр, похоронив жену, стал еще мрачнее, еще чаще сидел в пивной. Под пьяную руку приятеля часто вели откровенные разговоры, забыв, что с тех пор, как в Дюссельдорфе начались убийства, и стены имеют уши…
Однажды вечером приятели по обыкновению сидели в одном из небольших пригородных ресторанчиков. Перед ними на столе высились опорожненные бутылки, лежали недоеденные закуски…
Якоб, блаженно улыбаясь, курил трубочку, а столяр мрачно сидел напротив, подперев голову руками…
— Все тоскуешь по старухе, — полусочувственно, полунасмешливо протянул Якоб, — а жива была — бил смертным боем…
— Молчи… лучше не трогай… Один я остался. Хоть и плохо мы жили со старухой, а все не один был.
Он икнул и налил себе еще пива в кружку, но дрожащие руки промахнулись, и половина желтого пенистого напитка сбежала на грязную скатерть.
— Эх, — сказал он, — и руки-то плохо слушаться стали… Прямо не знаю, что и делать… Хотя бы Элиас приехал… Может быть, за последние годы остепенился парень… Все бы было кому дело передать… Может, хоть смерть матери его немного образумит…
Якоб насмешливо улыбнулся и вполголоса заметил:
— Вряд ли твой Элиас когда-нибудь приедет…
— Почему?
Шлеман, не любивший приемного сына, в пьяном виде почему-то решил за него заступиться.
— А потому… — замялся Якоб, — что, может быть… может быть, его и на свете больше нет.
— Как так нет на свете? Что это ты болтаешь… Ты же сам говорил, что видел его недавно…
— Видеть-то видел, да что из этого… — неожиданно промямлил Якоб, негодуя на себя за то, что поддержал этот разговор… У него были достаточно веские и убедительные сведения, говорящие о том, что Элиаса нет в живых… Но этими сведениями он, отнюдь, не желал делиться со Шлеманом.
Он постарался замять неприятный разговор, перейдя на другую тему.
Шлеман вскоре впал в забытье, облокотившись на стол. Он последнее время нередко дремал в пивной или ресторане после порядочных возлияний.
Якоб не стал будить его, зная бесполезность подобных попыток. Разбуженный столяр в этих случаях начинал буянить, и с ним трудно было справиться. А теперь, в столь тревожное время, нельзя было обращать на себя внимание.
Здесь, в загородном ресторанчике, впрочем, они были Б полной безопасности. Кругом не было ни души.
За буфетом уныло торчал хозяин, равнодушным оком поглядывая на поздних гостей. Он хорошо знал обоих и не боялся, что счет не будет оплачен. Скомпрометировать его почтенное заведение они тоже ничем не могли. Оно и так славилось как место встречи самых неблагонадежных элементов, но хозяин умел вести дело так, что всегда выходил сухим из воды во всех неприятных для него историях.
Зоммер, сидевший в углу, внимательно вслушивался в разговор приятелей.
На этот раз его бы не узнал и сам Горн. По крайней мере, у хозяина ресторана не было никаких сомнений относительно того, что представляет собой оборванный субъект с сине-багровым носом, только что сунувший ему не большое колечко с мелким аметистом и хриплым голосом заказавший водки и пива.
Что кольцо краденое — в этом хозяин не сомневался. Такие случаи часто бывали в его практике. Имея верный сбыт, он не гнушался и более дорогими крадеными вещами и ценностями. Конечно, он скупал все это за бесценок, пользуясь непреодолимой потребностью пьяниц в живительной влаге.
Хозяина заинтересовал разговор Якоба со Шлеманом. Переваливаясь толстым брюхом, он вышел из-за стойки и подсел к Якобу.
— А что, Якоб, правда ли, что Элиас опять появлялся? — спросил он, косясь на пьяного Шлемана.
Якоб выразительно подмигнул в сторону сидевшего в дальнем углу Зоммера.
Хозяин махнул рукой.
— Свой парень… ничего. Я всех вас знаю, не беспокойся. У меня комар носа не подточит…
Успокоенный, Якоб налил пива, отхлебнул глоток и сказал:
— Старик по жене тоскует. Спохватился да поздненько. Да и она, бедняжка, умирая, говорят, жалела, что сына перед смертью не увидит, а сын-то ее давно каюк…
Он сделал выразительный жест, показавший, что Элиаса уже нет в живых.
— Как так? — заинтересовался хозяин, придвигаясь поближе. — Я слышал, что он разбогател. Кто-то его с полгода тому назад видел в соседнем местечке.
— Вот то-то и оно, что видел-то его я, и потому и знаю, что ему крышка… Сыграл в ящик…
Зоммер весь обратился во внимание. Согласно наказу Горна, он везде и всюду собирал все, что касалось Элиаса, но пока ему удалось узнать очень мало. Элиас очень давно скрылся из Дюссельдорфа, и никто хорошенько не знал, где он и чем занимается.
— Знаешь Петера Кюртена? — спросил Якоб.
— Кюртена? Как же… Тип известный… Кажется, сидел когда-то… не то за убийство, не то за изнасилование… Этот, что ли?
— Этот самый. Подозрительная фигура. Я даже грешным делом думаю, что насчет девочек этих… понимаешь, не он ли… Недаром его недавно арестовали, да выкрутился, тертый калач, такого не сразу поймаешь… А главное, умеет он как-то с девчонками обращаться… Больше сорока лет, а бабник… Все время с какими-то девчонками крутится…
— Ну и что же этот Кюртен? — нетерпеливо перебил его разглагольствования заинтересовавшийся хозяин.
— А то, что этот самый Кюртен и прикончил Элиаса.
— Ну?
Круглое лицо хозяина выражало необычайное удивление.
— А вот тебе и ну… Я сам видел. И так ловко дело было состряпано… Был я как-то в Графенбургском лесу по одному дельцу… знаешь…
Хозяин понимающе улыбнулся. Он очень хорошо знал, что Якоб, торговавший наркотиками и всем чем угодно, не будет без дела болтаться в Графенбургском лесу.
— Знаю, знаю, говори дальше…
— И вот, — продолжал Якоб, — покончили мы там с делом, получил я денежки за «кокс» и собираюсь идти обратно… Вдруг вижу: двое сидят… Меня они не видели… Один Петер Кюртен, а другой… молодой такой, хорошо одетый, пальцы в кольцах… Сразу я не признал его. Только потом сообразил, что это Элиас. Рыжий такой, а лицом на доктора похож. О чем они там говорили — не знаю, но только вдруг я слышу, что у них крупный спор разгорелся. Притаился я в кустах и наблюдаю… Смотрю, Кюртен изловчился, схватил какую-то штуку — не то камень, не то кирпич, да как ахнет Элиаса в висок. Тот даже и крикнуть не успел…
— Ну и что же дальше?
— А дальше обшарил он покойника и потянул его куда-то… Тут я испугался, как бы самому не влипнуть, и тихонечко оттуда дал тягу… Не ровен час, если приплетут к такой поганой истории, так после не отделаешься…
— Да, — протянул хозяин. — А ведь потом Элиаса хватиться могли…
— Хватиться? А кто же его хватится, когда никто и не знал, что он приезжал, кроме Кюртена. Так я больше Элиаса и не видел. А у Кюртена после того денежки появились…
Зоммер не пропустил ни одного слова из рассказа Якоба.
Как только выдалась удобная минута, он вышел из ресторана и немедленно отправился к Горну с докладом.
— Войдите.
Горн полуобернулся в сторону вошедшего.
— А, Зоммер. Ну, что нового?
Зоммер изложил все слышанное им в ресторане.
Комиссар выслушал его с большим интересом. Показания Зоммера были чрезвычайно важны. Но, к удивлению Горна, самая существенная часть этих показаний опрокидывала все его логические построения, все то, что с таким упорным трудом сооружал он на основании своих наблюдений, выводов и предложений.
Элиас убит! У него не было причин сомневаться в правдивости рассказа Якоба… Он отлично знал, что Элиас действительно приезжал, но рассказ о его убийстве был для него ошеломляющей новостью.
Зоммер, хорошо знавший Графенбургский лес, высказал предложение, что Кюртен, убив и ограбив Элиаса, мог бросить его тело в пруд, который находился, по-видимому, недалеко от места встречи убитого с убийцей.
Это предположение оказалось Горну вполне логичным и здравым, и он немедленно отдал распоряжение обыскать этот пруд. Почем знать, может быть, именно там они найдут ключик к таинственной загадке.
«Хорошо, — думал Горн, — Элиас убит. Но как же тогда доктор Миллер?..» Предположение, взлелеянное им, проверенное на многих фактах, рухнуло…
Впервые за свою практику Горн нервничал и злился на самого себя…
Кто такой Кюртен?
Он поручил Зоммеру немедленно собрать все сведения об этом новом персонаже дюссельдорфской многократной трагедии.
В следственном материале о Петере Кюртене имелись кое-какие сведения. Он был уже однажды арестован по подозрению в убийствах и после двухнедельного предварительного заключения освобожден.
Через два дня после описанных событий Горн имел самые точные сведения о Петере Кюртене, собранные неутомимым сержантом Зоммером.
Сведения эти не были благоприятными для Кюртена…
Прошлое его было достаточно неблагополучно и изобиловало уголовными историями.
Оказалось, что Петер Кюртен был семнадцать раз под судом и имел только один приговор — каторжная тюрьма.
По некоторым сведениям, среди преступлений был ряд злодеяний садистского характера. Трудно было сразу разобраться в массе самых противоречивых слухов, которые кропотливо собрал Зоммер, рыская по городу.
Но несомненным являлось только то, что Кюртен уже с шестнадцатилетнего возраста часто бывал на скамье подсудимых.
Во-вторых, выяснилось, что с молодых лет в нем проявлялась какая-то странная смесь внешней корректности и необузданной несдержанности. При этом он проявлял необыкновенную настойчивость по отношению к женщинам, которых он добивался, и дикую мстительность в тех случаях когда его настойчивость не имела успеха.
Когда-то в молодости он не добился взаимности у девятнадцатилетней девушки, с которой учился вместе в народной школе.
Потерпев неудачу, он стал жестоко мстить отвергнувшей его девушке, швырял ей в окно топор, бросал камни и однажды даже стрелял в отца девушки, к счастью, неудачно.
Кюртен часто заводил дружбу с домашней прислугой, обещая девушкам жениться, выманивая у них сбережения. Его влияние на женщин было очень велико.
Жена Кюртена когда-то была приговорена к пяти годам заключения в исправительном доме за то, что она в состоянии аффекта застрелила человека, обещавшего жениться на ней, а затем бросившего ее.
Заключение подорвало ее морально и физически. За Кюртена она вышла замуж лет семь тому назад, не зная, что он уже несколько раз привлекался к суду.
Госпожа Кюртен узнала о судебном прошлом своего мужа только после того, как против него было возбуждено следствие по обвинению в преступлении против нравственности.
Она возбудила дело о разводе, но Кюртену удалось уговорить ее взять жалобу обратно. Когда его выпустили из тюрьмы, он остался без работы и стал «шлепером» в сомнительной гостинице.
Кюртен жил вместе со своей женой в нищенской комнате под крышей на Меттманской улице, 71. Поселился он там около года тому назад. Для того, чтобы попасть в комнату, нужно было из коридора пройти через чердачное помещение, в котором был устроен водопровод с раковиной-корытом.
Женщины, жившие в одном доме с Кюртеном, встречаясь с ним случайно на лестнице, часто говорили о том, что он производит на них жуткое впечатление.
Они объясняли это тем, что он обладает странным, колючим взглядом и какой-то притворной вежливостью. Между тем в обращении с другими Кюртен производил впечатление человека застенчивого и немного нервного, но вовсе не неприятного. Петер был среднего роста, очень крепкого телосложения, моложав, светлый шатен, с резкими чертами лица.
Отец Кюртена еще жив и живет в богадельне. Он был пьяницей и имел плохую репутацию.
В семье было семеро детей, живы еще два брата и сестра. Оба брата — чернорабочие, живут в относительном достатке. Кроме Петера ни у кого из родственников не наблюдалось каких-либо отклонений в поведении. По мнению одного из братьев, Кюртён женился на своей теперешней жене, владевшей маленькой конфетной лавкой в Дюссельдорфе, только для того, чтобы обеспечить себе сносное существование. Жена была в полном его подчинении.
В одном письме она жаловалась на то, что ей в браке очень тяжело живется, но говорила, что она твердо намерена остаться со своим мужем для того, чтобы помешать ему снова вступить на дурной путь. Братья и сестра избегали Петера, но с его женой встречались довольно часто.
Петера Кюртена считали самым умным из братьев. Он обладал разнообразными познаниями и прекрасно знал уголовное право.
Близкие к Кюртену люди отзывались о нем как о плохом товарище. Время от времени им овладевали навязчивые идеи, и он всегда был склонен к эксцессам. Из-за мелочей он мог прийти в бешенство, угрожая ножом.
Часто видели у него крупные суммы денег, дамские золотые-вещицы, часы… Однажды, когда зашла речь о дюссельдорфском убийце и кто-то сказал, что его нужно было бы обезглавить. Кюртён разразился жутким смехом и воскликнул:
— Что обезглавить! Хуже, чем обезглавить. Разорвать на мелкие куски его нужно.
Кюртён, по словам его товарищей, был большим «бабником». Особенно сильно на него действовали молодые девушки-подростки. Он всегда умел сводить знакомство с девушками, которые ему нравились, и все они быстро попадали под его влияние. Кюртён терпеть не мог, чтоб его фотографировали. Только однажды одному из его друзей удалось снять его во время загородной прогулки.
В 1907 году он был приговорен к восьми годам исправительного дома за тридцать четыре кражи, а в 1913 году за пятнадцать краж и случаев обмана к шести годам исправительного дома.
Все эти сведения заставили Горна серьезно призадуматься. Не было никаких сомнений в том, что Кюртен каким-то образом связан с таинственными убийствами. Но прямых улик все же не было.
Впрочем, Горн был убежден, что главную роль в преступлениях играет кто-то другой, а Кюртен, быть может, только пассивный исполнитель чьей-то могучей злой воли.
Во всяком случае, все это было пока еще очень сомнительно и шатко, и на этом колеблющемся фундаменте нельзя было построить ничего устойчивого, как нельзя строить дом на песке.
В глубине души Горн очень сомневался в том, что Элиас убит. Ему казалось, что Якоб введен в заблуждение.
Это сомнение вскоре превратилось почти в уверенность, когда в пруде, тщательно, по всем направлениям исследованном неутомимым и энергичным Зоммером, не оказалось никаких следов трупа.
Однако на этом поиски трупа не прекращались. Мало ли какими способами можно уничтожить останки человека?
Якоб был арестован, и Горн лично допрашивал его с глазу на глаз, не допуская ничьего вмешательства, которое могло только испортить дело.
Тот долго отнекивался, но, припертый к стене Горном, в конце концов подтвердил все, о чем рассказал Зоммер.
Выяснилось также, что Якоб, вскоре после предполагаемого убийства Элиаса, снова был в Графенбергском лесу и там нашел следы недавнего костра с обуглившимися костями.
Горн с Зоммером лично обследовали Графенбургский лес и действительно нашли в указанном месте следы костра, но костей там не оказалось.
Оставалось предполагать, что либо Якоб выдумал версию о костях, либо неведомый преступник скрыл следы преступления, либо Элиас жив.
Самым простым, конечно, было бы арестовать Кюртена и путем перекрестных допросов заставить его сознаться а убийстве. Но Горна мало интересовало одно только убийство Элиаса. Ему нужно было установить, кто является виновником смерти многочисленных жертв.
Он усилил наблюдение на Кюртеном, попутно не выпуская из поля зрения других лиц.
Вскоре агент, наблюдавший за домом доктора Миллера, доложил ему об очень странном событии.
Оказалось, что простой рабочий Петер Кюртен был у доктора Миллера.
Что могло связывать старого миллионера-ученого с рабочим, имевшим криминальное, темное прошлое?
Казалось, не было никаких причин для подобных отношений и связей.
Это сообщение еще больше укрепило подозрения Горна, касавшиеся роли доктора Миллера в загадочной истории.
Выяснилось, что Кюртен неоднократно посещал доктора и что эти визиты происходили на другой или третий день после убийства.
Все это было странно и наводило на серьезные размышления.
Зоммер узнал у соседей Кюртена, что тот страдал головными болями и галлюцинациями. Однажды он проговорился, что ходит к доктору Миллеру советоваться с ним по поводу своих болезней.
Непонятно было только, почему доктор Миллер, уже лет тридцать или сорок не занимавшийся практикой, принимал у себя такого странного пациента.
Жена Кюртена однажды рассказала соседям, что ее мужу мерещатся какие-то приведения, и нередко он вскакивает во сне и выкрикивает диким голосом страшные слова.
Человеку заурядному трудно было бы разобраться во всем сумбуре этих сведений.
Горн выслушал доклад бравого Зоммера и улыбнулся.
— Хорошо, Зоммер, вы очень толковый парень. Я позабочусь о вашем повышении. Может быть, даже возьму вас потом с собой в Берлин.
Зоммер просиял от неожиданной похвалы. Всем было известно, что верховный комиссар редко хвалил кого-нибудь.
Непонятна была для сержанта и внезапная перемена настроения Горна. Он совершенно неожиданно повеселел, хотя, по мнению Зоммера, сообщенные им сведения нисколько не объясняли таинственных убийств, а еще больше запутывали дело.