ПРОЛОГ
Преклонных лет господин недовольно посмотрел на маленькую девочку, сидевшую на корточках у его ног, и промолвил:
— Жаль, что ты не мальчик!
Та, взглянув на своего дедушку, весело рассмеялась. Больше всех на свете она любила этого сурового старика с седой гривой и орлиным носом.
Был жаркий июньский день 189… года. Их окружала, насколько это было вообще возможно в графстве Галва, прелестная природа. Слева возвышался старинный дом рода Массерфилдов, чьим последним отпрыском из мужчин являлся генерал сэр Саун Массерфилд — прославленный стратег. За домом тянулся большой луг, где рабочие спокойно добывали торф.
Невдалеке, окруженные полуразрушенной каменной оградой, паслись четыре коровы — все, что осталось от стада, принадлежащего Массерфилдам. Это был убогий дом. Скудность выглядывала из разбитых окон флигеля, давно предоставленного крысам, и который был завален всевозможным хламом.
— Право! Ты, кажется, прочла немало книг по стратегии! — сказал старик.
Кэтти утвердительно кивнула.
— Это замечательная наука, — вздыхая, заметил сэр Саун. — Шесть книг написал я на эту тему!
…Старый, сгорбившийся человек вышел из дома. Медленной походкой прошел через сад. Подойдя к беседующим, он, с остатками былой военной выправки, как-то неуклюже поклонившись, доложил:
— Кушать подано, сэр.
Опираясь на палку, генерал встал.
— Обед, Кэтти, — повторил он серьезно.
И рука об руку они вернулись в дом. За жареной свининой, которую старик и его внучка оценили по достоинству, они возобновили дискуссию на излюбленную тему генерала.
Девочка молча прислушивалась, в то время как речь старика становилась все более и более оживленной.
— Все это мне кажется мотовством, — заметила она.
Генерал, уставившись на ребенка, буркнул:
— Мотовством! Мотовством чего?
— Жизни, денег и всего, — объяснила она.
— Ты — маленькая глупышка. Что в этом может понимать тринадцатилетний ребенок!
— Полковник Вестхангер говорит…
— Полковник Вестхангер, — повысил голос старик, — дурак и плут! Еще больший дурак и мошенник, нежели твой отец! Да и вообще все Вестхангеры — идиоты и бездельники! Черт побери! Если бы твои зубы были бриллиантами, то они у тебя бы их повыдергали! В этом можешь не сомневаться!
Девочка спокойно выслушала тираду в адрес своих ближайших родственников.
— Полковник Вестхангер говорит, — продолжала она, — что если бы все гениальное, расточаемое для войны…
— Очень мало из всего этого он мог расточать, этот солдат муниципального ополчения!
— Ведь он же служит в настоящей армии, — поправила девочка.
— Армия может этим гордиться! — съязвил генерал и стукнул рукояткой ножа по столу. — И он еще говорит о стратегии, этот жалкий простофиля!
Кэтти, смеясь, покачала головой.
— Ах, генерал, — сказала она (девочка никогда не называла его иначе), — о стратегии он, конечно, никогда не говорил. Лишь утверждал, что это только трата денег, жизни и всего другого.
— А я бьюсь об заклад, что деньги у него были на первом плане.
— Жизни и всего… — повторила девочка, не обращая внимания на замечание старика. — Когда бы все научные исследования и гениальность применялись для приобретения благ человеческих…
— Ну, вот! Для приобретения благ человеческих! — торжествуя воскликнул генерал. — Это на него похоже, на этого осла! Этот умеет при помощи стратегии или как-нибудь иначе завоевывать блага. Один Бог что с тобой станется после моей смерти, ибо тогда это владение перейдет в руки моего племянника, жалкого, слабоумного протестанта. А твой отец так же не способен заботиться о тебе, как я совершить воровство.
Прежде чем продолжать эту беседу, он отрезал себе еще один кусок свинины, после чего только с некоторым любопытством спросил, будто заранее обдумав свои вопрос:
— И каким образом познания стратегического искусства могут помочь человеку в области приобретения благ человеческих?
Девочка сложила свою салфетку и спокойно ответила:
— Есть множество путей для этого… Но мне не верится, чтобы полковник Вестхангер или мой отец справились со своей задачей. Они не такие большие стратеги, как мы.
Старик улыбнулся.
— Как мы! — повторил он. — Ну а как бы ты добывала блага?
— Об этом я должна сначала подумать. Просто так, по приказу, я не могу тебе этого сказать, — объяснила она. — Но есть множество путей для этого.
— Ну, тогда назови мне хоть один из них? — попросил генерал, отодвигая стул.
— Ну, — начала она медленно, — представим себе, что посылая Теренса на вокзал, мы до этого снимаем с одного из колес его экипажа гайку, и колесо отваливается, ну как раз перед домом фон Гормана. Что Теренс, в таком случае, сделает?
Девочка задумалась, а потом стала перебирать всевозможные варианты выхода из этой ситуации.
— Во-первых, Теренс пойдет к фон Горману, и управляющий майора одолжит ему новехонький экипаж своего хозяина.
— Ну, мы его и так могли одолжить, — заметил генерал, — зачем же нам все эти фокусы?
— Тогда бы все знали, что мы одолжили экипаж у фон Гормана, дабы похвастать перед господином, приехавшим из Дублина для покупки твоих картин.
— Откуда ты знаешь, что я хочу продать картины? — сердито спросил генерал.
Эти картины были его слабостью. Две работы Ван-Дейка, висевшие на голой стене, — последние ценные вещи, которыми он еще владел. И только странное применение мексиканских акций, приобретенных им много лет назад и последовавшая за этим потеря доходов — пенсию он давно уже заложил — принудили его отказаться от этих жалких остатков времени массерфилдовского расцвета.
— Откуда я это знаю? — возмутилась она. — Откуда генерал знает, что творится за его спиной?
— Ты, значит, шпионила! — воскликнул он.
Но девочка отрицательно покачала головой.
— Не думай об этом, дорогой генерал, — сказала она, — но дай мне лучше закончить свой рассказ. Теренс, значит, отвозит гостя, а мы, встретив его невдалеке от дома фон Гормана, заходим в прекрасный особняк майора и просим доложить о нас. Тут мы узнаем, что майор со всей своей семьей уехал в Лондон.
— Майор во время своего отсутствия всегда отдает свой дом в мое распоряжение. У него ведь отличная библиотека, — бросил генерал.
— Ты, значит, ведешь гостя в библиотеку, куда заранее велел перенести картины, — ведь окружающая обстановка имеет большое значение, — и показываешь ему книги. Госпожа Сеа, экономка майора, очень любит меня…
— Но где тут кроется стратегия? — спросил старик.
Девочка рассмеялась.
— Заставить врага бороться на поле, заранее намеченном нападающим, есть безусловно большое преимущество для последнего…
— Это избалованное дитя цитирует из моей собственной книги! — воскликнул пораженный генерал. — Но почему ты делаешь эту историю такой таинственной? Отчего же просто не пойти к госпоже Сеа и все отрыто и честно ей растолковать?
— В таком случае, мы бы туда пришли намеренно, а не случайно, — презрительно объяснила девочка. — Если бы мы действовали по заранее усыновленному плану, то враг тотчас же все бы разнюхал, ибо нам пришлось бы считаться с неосторожным словом госпожи Сеа. Придя же туда случайно, мы этим самым придаем нашему присутствию нечто вполне понятное, нормальное и не возбуждаем подозрения ни с одной, ни с другой стороны.
— Замысловатая история, — пробурчал генерал. — В твоем лице, Кэтти, пропадает либо гениальный стратег, либо опасный преступник.
Она встала и разгладила свою короткую юбочку.
— Пока что, думается, еще ничего не потеряно, — сказала она спокойно.
Этот эпизод дает нам некоторое представление о детстве Кэтти Вестхангер. Почти все свои детские годы она провела у старого Сауна Массерфилда, а ее встречи с развращенным отцом и сомнительных достоинств дядей были редки. По закону этим господам поручалось до некоторых пор ведать ее маленьким состоянием, доставшимся ей от матери. Однако генерал опасался — Кэтти об этом знала — что эти два «опекуна» давно уже промотали деньги.
— Она получает свое образование за границей, — пытался объяснить отец отсутствие дочери.
Оставаясь часто наедине с собой, девочка очень много читала много размышляла и приобрела обширные знания.
За год до смерти дедушки, накануне ее пятнадцатилетия, приключилось такое, что, по всей вероятности, больше нежели все остальное, определило дальнейшую жизнь Кэтти.
В имении дедушки работал некий человек, одновременно исполнявший обязанности садовника, кучера и слуги, короче говоря, бывший денщиком генерала.
Теренс (его всегда так называли, и, казалось, он не имел другого имени) был родом из Дублина.
При некоторых своих недостатках, он обладал ценным качеством: этот человек был безгранично предан внучке своего господина. Казалось, не существовало ничего такого, что бы он ни сделал для нее. Как-то раз после обеда Кэтти навестил чиновник из сыскной полиции. Ее дедушка из-за сильного приступа ревматизма слег в постель, так что ей самой пришлось принять посетителя в скудной обстановке гостиной.
— Здравствуйте, мисс Вестхангер, — произнес он, ласково улыбаясь. — Сожалею, что приходится вас беспокоить, но нам поручено расследование одной неприятной истории, которая произошла в этих местах, и которую, я думаю, с вашей помощью мы быстро распутаем. В течение последних трех недель, здесь поблизости, три раза совершались кражи со взломом и нет сомнения в том, что взломщик очень хорошо знаком с местными порядками. У господина фон Гормана, лорда Претерстона и господина Гастерлейга украдены ценные вещи. Все вокзалы в окрестности и все дороги были под охраной, и твердо установлено, что во всем округе не замечен ни один чужой человек.
— Вы, следовательно, полагаете, что дедушка является этим вором? — спросила она с невинным лицом.
Чиновник рассмеялся.
— Нет, мадемуазель Вестхангер, но вполне возможно, что это кто-нибудь из вашего дома.
— Быть может, я? — спросила она с притворным испугом.
— Я буду с вами совершенно откровенен, мисс Кэтти. Мы подозреваем денщика вашего дедушки, Теренса, ведь он, как вам, вероятно, известно, уже был судим в Дублине.
— За кражу?
— За мелкое воровство, — ответил сыщик. — Вы могли бы мне сказать, где он был вчера вечером?
Она кивнула.
— Да, я могу даже сообщить, что он делал между шестью и одиннадцатью часами вечера, — ответила Кэтти без запинки.
— Простите, что перебиваю, но взлом был совершен в десять часов, и если вы мне можете поведать, где он находился вчера вечером между девятью и десятью часами, то этого будет вполне достаточно.
— Не хотите ли присесть, господин полицейский инспектор? — сказала Кэтти, усаживаясь сама. — В девять часов, а, может быть, и без десяти минут девять, так как часы в нашей столовой спешат на десять минут, — Теренс подал мне ужин. Мой дедушка снова лег в постель, а Кассиди со своей женой ушли проведать больную мать.
— Из этого следует, что в доме находились только вы и Теренс?
— И генерал, — поправила она, улыбаясь, — но он лежал в постели. В 9 часов 30 минут Теренс убирал со стола, а через пятнадцать минут я решила позвонить, чтобы он подал мне кофе. Но, вспомнив, что звонок испортился, я сама вошла в кухню и сделала распоряжение. Тогда Теренс принес кофе, я писала письмо и попросила его подождать. Не хотелось из-за испорченного звонка снова спускаться на кухню. Часы пробили десять когда я закончила письмо. Я быстро написала другое, Муменсу, торговцу, и только в десять часов десять минут все было готово. Теренс ушел, чтобы…
— В таком случае его алиби доказано, — не дал ей договорить, видимо, разочарованный чиновник криминальной полиции. — В связи с этим невозможно, чтобы это был Теренс, так как без пяти минут десять вора видели спрыгивающим с балкона дома лорда Претерстона… Он удирал через поле, и в него стреляли. Сожалею, мисс Вестхангер, что зря побеспокоил вас. Где, впрочем, теперь ваш слуга? — спросил он.
— Сейчас он в конюшне. Позвать?
Чиновник колебался.
— Нет, это излишне. Могу я вас попросить не упоминать о моем визите?
— Да, — заверила она.
Подождав у окна, пока не уехал неожиданный посетитель, Кэтти позвала старого слугу.
— Скажите, пожалуйста, Теренсу, что я хочу с ним говорить, — приказала она.
Теренс, довольно высокий молодой человек с лукавым выражением лица и влажными, гладко причесанными волосами, несколько с опаской вошел в комнату. В деревне его прозвали франтом.
— Затворите дверь, Теренс, — спокойно сказала девушка. — Что с вашей рукой?
— Я ее поранил, — ответил Теренс, пряча руку за спину.
— В вас стреляли, — неожиданно резко и хладнокровно проговорила девушка, — когда вы бежали через поле лорда Претерстона. Где вы оставили вашу добычу?
Молодой человек побледнел.
— Я могу поклясться…
— Не прикидывайтесь дураком, Теренс, — сказала Кэтти. — Покажите мне все, что вы украли.
— Ради Бога, мисс Кэтти, не осуждайте меня! — умолял Теренс. — Я, наверное, был в невменяемом состоянии…
— Встаньте, вы сейчас еще более ненормальны, — возразила она хладнокровно. — Не притворяйтесь! Покажите мне украденные вещи. С восьми до половины одиннадцатого вчера вечером вас в доме не было, и из окна я видела, как вы прокрались к себе.
За домом находился большой сарай, где рабочие, копающие торф, складывали свой инструмент. В углу сарая была вырыта квадратная яма, умело обшитая досками и прикрытая дверью, которая была замаскирована стоявшим за ней огромным ящиком. Один только Теренс имел ключ к этому сараю.
— Целых четыре недели понадобилось мне для того, чтобы все это приготовить, — жаловался Теренс, явно гордясь. — О Боже, о Боже!
Из тайника Теренс вытащил три портфеля, два новых и один старый, в котором девушка узнала собственность своего дедушки.
— Несите в дом, — сказала она, и провела его в свою комнату, которою тотчас закрыла за собой на ключ. — Ну, посмотрим, что у вас там!
Оригинальную коллекцию развернул слуга перед Кэтти. Он недурно поработал, принимая во внимание, что всего за несколько дней совершил все эти кражи, поймав при этом столь крупную добычу…
Между прочими вещами, были украшенная жемчугом брошка и жемчужное ожерелье, собственность госпожи фон Горман. Кроме того, там лежали две солидные пачки кредитных билетов, и, насколько Кэтти могла определить, по меньшей мере, двести фунтов стерлингов золотом в кожаном кошельке.
— Как вы избавитесь от этих драгоценностей? — спросила она.
Весь сжавшись, сидел молодой человек на краю стула, отрешенно покачивая головой.
— О Боже, о Боже, в несчастный день прибыл я сюда! — стонал он.
— Слушайте, — с нетерпением переспросила девушка, — как вы освободитесь от этих драгоценностей?
— Я могу их продать в Дублине, мисс. Там один старик…
— Хорошо, — сказала она.
Кэтти умело рассортировала добычу, отобрав драгоценности. Их она упаковала в плотную папку, аккуратно завернув каждую вещь в бумагу.
— Где вы проживаете в Дублине? Где вас можно там найти?
Он с недоверием посмотрел на нее.
— У моего брата.
— Напишите его адрес.
Девушка подала листок, и он, после некоторого колебания, подойдя к ее маленькому письменному столу, нехотя написал адрес.
— А теперь заполните этот бланк, — приказала она, подавая ему желтый лист бумаги, и начала диктовать. Покончив с этим, она дала ему пять фунтов золотом. Затем присела, скрестив руки на коленях, и пристально, спокойно посмотрела ему в глаза.
— Теренс, — произнесла она, — сегодня вечером в восемь часов из Галва отходит поезд на Дублин. Вам понадобится три часа для того, чтобы пешком дойти до Галва. Или лучше возьмите экипаж, который можно оставить у Доноги.
Он в недоумении посмотрел на нее.
— Что? Что мисс задумала?
— Я пришлю вам эти вещи по почте. Поезжайте к вашему брату, завтра, после обеда, вы получите пакет, — сказала она спокойно. — Советую вам как можно скорее продать драгоценности и, не теряя времени, покинуть страну. Америка — очень подходящее место для такого расторопного человека, как вы.
— И вы не посылаете за полицией? — спросил он после долгой паузы.
Она отрицательно качнула головой.
Легкая хитрая улыбка заиграла на его лице. Он вдруг самодовольно нагло рассмеялся.
— Мисс из-за меня хочет подвергнуть себя опасности?
Она пронзила его таким уничтожающим взглядом, что слуга весь сжался.
— Я делаю это не даром, Теренс, — тихо сказала она, — ведь я же забираю деньги, как причитающуюся мне часть.
Открыв выдвижной ящик своего письменного стола, она положила туда пачки денежных знаков и кошелек, набитый золотом, после чего заперла его. Теренс, ошеломленный, схватился за голову.
— Но, мисс, наверное, шутит! — воскликнул он в ужасе. — Если… если раскроют… если я выдам!..
Она рассмеялась.
— Уходите скорее, Теренс, — промолвила с улыбкой Кэтти. — Если пойдете пешком, то в вашем распоряжении будут три часа, в течение которых обязательно поймете, что вам нет интереса выдавать нашу тайну. Прощайте.
Теренс ничего не мог иного придумать, даже находясь на палубе трансантлантического лайнера, направляющегося в Америку.