Туман был по-прежнему непроницаем. Фонари струили слабый желтоватый свет, и маленький газетчик, выполнивший лишь первую половину возложенного на него поручения, поспешил к реке. Быстрым движением освободился он от груза газет, швырнув их в мусорный ящик, и ловко вскочил на ходу в проезжавший автобус. Через полчаса он достиг цели своего пути и скрылся в узеньких улочках, прилегавших к Воро. Здесь горели одиночные редкие фонари и улицы были еще мрачнее, еще темнее, чем в центре города.

Мальчуган быстро шел по улицам, временами оглядываясь, словно опасался, что за ним следят.

В этих окутанных туманом улицах, в этих тесно сгрудившихся домах, утративших в тумане ясность очертаний, было что-то таинственное и страшное. Временами из мрака выплывали фигуры одиноких прохожих или силуэт запоздалого гуляки.

Но мальчуган не впервые находился в этих местах и хорошо ориентировался в туманном лабиринте. Насвистывая песенку, он быстро пробирался вперед, сторонясь одиноких прохожих и избегая столкновений с ними.

Порой он улавливал за собой в тумане шум чьих-то шагов, словно кто-то следовал за ним. Зайдя за угол, он притаился, а потом пошел назад и столкнулся лицом к лицу с каким-то мужчиной, схватившим его в грубые объятия. Не колеблясь и не теряя времени, мальчуган нагнулся и впился острыми зубами в волосатую руку.

Мужчина хрипло выругался, а мальчуган, воспользовавшись тем, что руки сто преследователя разжались, убежал. Мужчина попытался преследовать его, но попытка эта в густом тумане была обречена на неудачу.

Неожиданно отворилась одна из дверей, мимо которой пробегал мальчуган. Яркий свет хлынул в дверь и осветил забрызганного грязью газетчика. Мальчуган остановился и заглянул в дверь.

Он увидел перед собой мужчину.

— Входи, — коротко сказал тот, обращаясь к мальчику.

Мальчуган послушался. Он вытер горячей рукой вспотевший лоб и попытался отдышаться. Затем прошел в неприглядную комнату, из которой струился свет.

Пол комнаты был истоптан, а стены оклеены выцветшими обоями. Стол и пара колченогих стульев завершали убранство комнаты. В ней было душно и накурено.

Мальчуган в изнеможении опустился на стул и взглянул на своего хозяина, неоднократно дававшего ему различные таинственные поручения. Но хозяин, не обращая на него внимания, смотрел на закутанную в плащ фигуру, лежавшую на полу. Лицо этого человека было обращено к стене.

— Ну? — произнес он, и голос его странно прозвучал в этой обстановке, так как принадлежал образованному и воспитанному человеку. Шеф мальчугана говорил с легким иностранным акцентом. Он был высокого роста, смугл и носил темную бороду, обрамлявшую тонкие правильные черты лица.

Но лицо его было непроницаемо и сурово, как лицо сфинкса. В стороне лежали накидка и цилиндр, а на мужчине был фрак. Петлица была украшена бутоньеркой из пармских фиалок.

Мальчуган знал, что его хозяин иностранец, ведущий несколько экстравагантный образ жизни, он порой пользовался его услугами и щедро оплачивал его труды. Жил он в роскошном доме на Портленд-Плас.

О том, что этот роскошный дом был отелем, в котором Полтаво (ибо это был он) приходилось оплачивать весьма крупный счет за занимаемое помещение, мальчуган, разумеется, не знал.

Газетчик добросовестно рассказал ему обо всем, что произошло в этот вечер, и Полтаво невозмутимо выслушал его отчет. Он закрыл лицо руками. На пальце поблескивал кровавый рубин, вделанный в кольцо в форме змеи. Неожиданно он поднялся с места и обратился к газетчику:

— Это все. Сегодня вечером ты мне больше не понадобишься, — сказал он и, вынув бумажник, сунул мальчугану фунтовую банкноту.

— А вот тебе и второй фунт. Это за молчание, — многозначительно добавил он. — Ты меня понял?

Мальчуган испуганно поглядел на лежавшую на полу фигуру и, вполголоса пообещав хранить молчание, удалился. Очутившись снова на улице, он облегченно вздохнул.

После того, как маленький агент ушел, отворилась дверь, ведшая во внутреннее помещение, и появился Фаррингтон. Он прибыл сюда за пять минут до мальчугана… Безукоризненно одетый Полтаво откинулся на спинку стула и мрачно улыбнулся взиравшему на него Фаррингтону.

— Наконец-то дело на мази, — сказал он приветливо миллионеру.

Фаррингтон молча взглянул на покоившееся на полу тело.

— Как бы там ни было, но с делом надо поспешить, — многозначительно сказал он. — Мне нечего говорить о том, что нам следует быть очень осторожными. Одна оплошность, малейшая неосторожность — и все наше начинание рухнет как карточный домик.

— В этом вы несомненно правы, — заметил столь же любезно Полтаво, продолжая вдыхать аромат фиалок. — Но вы упускаете из виду одно обстоятельство. Большое здание, о котором вы таинственно говорите, — и он многозначительно улыбнулся, — мне совершенно доселе неизвестно. Вы, при вашей осторожности, ухитрились держать меня в полном неведении относительно него.

Он замолчал и, выжидая, взглянул на Фаррингтона. Легкая ироническая улыбка заиграла на его губах. Голос его звучал так же вкрадчиво и любезно.

— Разве я не прав? — спросил он. — Я не осведомлен даже о ваших ближайших планах и намерениях.

Полтаво по-прежнему сохранял облик светского человека, но его ускоренное дыхание свидетельствовало о том, насколько он был взволнован темой беседы.

Фаррингтон беспокойно задвигался на своем месте.

— Мне предстоит уладить несколько дел материального свойства, — заговорил он.

— Насколько мне известно, вам следует уладить несколько спешных дел и иного свойства, — перебил его Полтаво. — Например, я замечаю, что на вашей правой руке надета перчатка несколько большая, чем перчатка с левой руки. Я предполагаю, что под лайковой перчаткой мы обнаружим тонкую шелковую перевязку. Надо заметить, что для миллионера вы ведете себя несколько странно и, пожалуй, даже… подозрительно. Я хочу вам дать добрый совет: доверьтесь мне. Я говорю это, не питая никаких личных интересов к этому делу. Для вас было бы лучше всего довериться мне, потому что мне кажется, что в настоящее время вы более чем когда-либо нуждаетесь в помощи. Я вам доказал на опыте свои способности. Сегодня, побывав у вас на Брекли-стрит, я сказал вам, что человек моих достоинств мог бы быть вам очень полезен. Это вас удивило, а затем вызвало подозрения. Когда я вам сообщил о том, что мне стало известно об одной маленькой газетке, вы разозлились. Я совершенно откровенен с вами, — сказал доверительно Полтаво. — Я авантюрист, лишенный средств, я называю себя графом Полтаво, но у моей фамилии вряд ли имеются какие-нибудь основания претендовать на этот титул. Я живу за счет моего ума и способностей; до сих пор мне помогали сводить концы с концами мои способности и навыки в карточной игре. У меня на совести едва ли не убийство. Как видите, я совершенно откровенен с вами. Я нуждаюсь в поддержке богатого человека, и мне кажется, что этим человеком будете вы.

Он нагнулся к столу и продолжал информировать собеседника:

— Вы сказали мне, чтобы я доказал вам на деле свою пригодность, и я принял ваш вызов. Когда вы сегодня направлялись в театр, я сообщил вам через моего гонца о том, что Т. Б. Смит — он на самом деле очень почтенный человек — следит за вами и что театр переполнен переодетыми сыщиками. Я намеренно избрал для этого поручения мальчугана, неоднократно оказывавшего вам различные услуги. Тем самым я доказал вам, что я не только знаю то, какие шаги предпринимают ваши противники, но и то, что я достаточно осведомлен и о ваших мероприятиях.

Полтаво перевел взгляд на лежащую на полу фигуру.

— Вы любопытный тип, — мрачно заметил Фаррингтон. — Пойдемте со мной в Джолли-театр, по дороге мы потолкуем обо всем, — И улыбаясь, он добавил: — Я потерял хорошего друга, — он взглянул на фигуру на полу, — и вы могли бы занять его место. Правда ли, что вы кое-что смыслите в механике?

— Я сдал экзамены на звание инженера при Падуанском университете и обладаю соответствующим дипломом, — ответил Полтаво.