ПРЕСТУПНИК СО СВЯЗЯМИ В ВЫСШЕМ СВЕТЕ

Главного инспектора полиции О.Ратора прозвали «Оратором» не только из–за созвучия с этим словом его инициала и фамилии, а главным образом из–за необычайной молчаливости. Мистер Оливер Ратор говорил очень мало, но зато много думал.

Это был высокий, широкоплечий человек с крупным невыразительным лицом. У его собеседников часто создавалось впечатление, что он не верит ни единому их слову. Зато под влиянием его многозначительного молчания преступники, обладавшие настолько очевидным алиби, что арест их казался нелепостью, нередко теряли душевное равновесие и во всем сознавались.

— У Ратора только один недостаток, — сказал однажды помощник комиссара. — Он слишком умен.

…В холодный февральский вечер Оратор стоял в углу большой комнаты, уставленной свадебными подарками. Он наблюдал за знатными гостями, большая часть которых любовалась своими подношениями и сравнивала их с сувенирами своих знакомых. При этом результат сравнения, конечно, был не в пользу последних.

В обществе не принято приглашать главного инспектора полиции охранять свадебные подарки. Оратор добровольно взялся за наблюдение, хотя и был здесь в качестве гостя.

…Составляя список приглашенных, Анджела Маркен, невеста, вспомнила о мистере Оливере Раторе, близком друге ее покойного отца.

— Дорогая моя, — резко возразила ей мать, — разве можно приглашать на свадьбу полицейского? Над тобой будут смеяться.

Анджела вздохнула и откинулась на спинку кресла, задумчиво покусывая карандаш.

— Не понимаю, почему бы нам не позвать его, — устало ответила она, — По–моему, трудно найти человека, более заслуживающего уважения, чем мистер Ратор.

После минутного колебания Анджела прибавила:

— Могу я пригласить Дональда Грея?

Миссис Маркен возмущенно подняла брови.

— Конечно, нет. Будь благоразумной, Анджела. Дональд очень милый мальчик, и я ничего не имею против него лично. Но какой интерес может представлять молодой человек, зарабатывающий всего лишь триста фунтов в год?

— Вероятно, никакого, — спокойно согласилась Анджела и написала на конверте адрес главного инспектора Ратора. — Быть может, мистер Оливер будет настолько мил, что присмотрит за драгоценностями. И тем самым сэкономит нам несколько гиней, — прибавила она с легкой горечью.

Гости, без сомнения, очень удивились бы, услышав ее слова: жених, лорд Евстафий Литли, был очень богат. Кроме того, он обладал красивой внешностью, носил титул герцога — одним словом, являлся во всех отношениях прекрасной партией для дочери небогатого генерала, который строил всю жизнь стратегические теории вместо того, чтобы сколачивать капитал.

Анджела была стройна и очень красива. Когда она вышла к гостям в подвенечном наряде, Оратор остался доволен ее внешностью. Что же касается приглашенных, то лишь немногие из них внушали ему доверие, жених же и вовсе не нравился. Если бы Всемогущий поручил Оливеру создавать людей, то уж, конечно, лорд Евстафий Литли был бы скроен иначе.

Лорд был очень раздражителен и часто доходил до откровенной грубости. Первая (и последняя) встреча с его светлостью не оставила у Оратора особенно приятных воспоминаний.

— Вы сыщик? — спросил лорд. — Присматриваете за драгоценностями?

Оратор кивнул.

— В таком случае, какого черта вы спрятались сюда, в угол? Отсюда вы ничего не увидите, мой милый! Почему бы вам не подняться на галерею?

Его светлость ткнул пальцев в ту сторону, где, по его мнению, следовало находиться инспектору.

Оратор задумчиво посмотрел на лорда и промолчал.

Сэр Евстафий вышел из себя.

— Вы совершенно не нужны здесь! — воскликнул он.

Сыщик не реагировал.

— Вы принесли бы гораздо больше пользы, стоя на каком–нибудь перекрестке! — продолжал лорд.

— Я тоже так думаю, — медленно проговорил Оратор и, не прибавив больше ни слова, покинул разъяренного хозяина.

Во время свадьбы сыщик узнал много интересного.

Особенно полезным оказался разговор с молодым человеком, который подошел к Оратору с пакетом в руках и спросил:

— Мистер Ратор, не знаете ли вы, где сейчас лорд Литли?

Очевидно, он узнал сыщика по фотографиям, которые довольно часто появлялись в газетах.

Оратор показал, куда надо идти.

Молодой человек был рад, что имеет возможность поговорить с известным детективом. Поэтому он постоял несколько минут с ним, болтая о том, о сем. Он не забыл между делом разрекламировать свою фирму.

— Наш торговый дом существует уже не первое столетие и все это время является постоянным поставщиком многих знатных семейств. Среди них — и лорды Литли.

— Что вы производите? — спросил Оливер.

— Различные продукты химии. Войдите в число наших клиентов, мистер Ратор, не пожалеете. Наша фирма творит чудеса.

— Например?

— Даже когда господин лорд жил в Сирии, мы доставляли ему лекарства и туалетные принадлежности так же аккуратно, как делаем это здесь.

Последняя фраза молодого человека заинтересовала Оратора, и он задал молодому химику несколько вопросов.

Через несколько месяцев сыщику пришлось вспомнить об этом разговоре.

* * *

Примерно год спустя мистер Ратор проводил свой ежегодный отпуск в Остенде. Оливер был холостяком и мог не стесняться в расходах. Он избрал этот дорогой курорт, зная, что встретит там немало знакомых, которые в Англии обычно избегали встреч с ним. В отпуске он ничего не читал и лишь случайно услышанный на скачках разговор заставил его вечером просмотреть целую кипу газет.

В конце концов нашлась заметка на интересующую его тему:

«С величайшим прискорбием сообщаем о смерти лорда Евстафия Литли. После продолжительной болезни его светлость скончался вчера вечером в своей резиденции на Гарт–стрит, в Мейфере».

— Боже мой! — воскликнул Оливер.

Если бы он последовал своему первому побуждению, то послал бы немедленно поздравительную телеграмму вдове. Но тут он вспомнил о разговоре с молодым химиком и что–то записал на всякий случай в блокнот. Этим и ограничился его интерес к кончине лорда: в течение нескольких дней Оратор был занят бесконечными переговорами с полицией Остенде по поводу краж в лучших отелях курорта. Местная полиция полагала, что похищение большого количества драгоценностей — дело рук английских «специалистов». Оратор решил, что наступило время проявить внимание к отдыхающим в Остенде соотечественникам.

Он насчитал пять достаточно подозрительных личностей и с сожалением убедился, что среди них не было Билла Озевольда, крупного специалиста по проделкам подобного рода. Позвонив по телефону в Скотленд–Ярд, Ратор узнал, что Билл находится в Лондоне, откуда ни разу не выезжал в течение месяца.

— В тот самый день, — сообщили сыщику по телефону, — когда были совершены самые крупные кражи в Остенде, мы чуть было не задержали Билла. Дежурный полисмен заметил, как он выходил из чужого дома. Выяснилось однако, что его позвала через окно хозяйка, у которой заболел муж. Телефон не работал, и она попросила Билла пойти за доктором.

— Не везет! — проворчал Оливер, у которого были старые счеты с Биллом.

На другой день вор был пойман.

Это был американский гражданин, и полиция Остенде принесла мистеру Ратору свои извинения.

* * *

Оратор вернулся в Лондон, посвежевший после отдыха, преисполненный энергии, и в таком хорошем настроении, что даже согласился с одним из попутчиков, который сообщил ему:

— Сегодня удивительно хорошая погода, сэр.

В Лондоне перед ним открылось обширное поле деятельности. В течение трех месяцев сыщик вел дело Оноре де Юра и неопровержимо доказал его вину. Однажды утром Оливер возвращался из Иендеворской тюрьмы, где присутствовал при казни этого убийцы. Он шел через Гайд–парк, когда чей–то грубоватый голос вдруг окликнул его:

— Привет, инспектор! Не хотите ли прокатиться со мной?

Оратор медленно повернул голову. В большом, красивом лимузине сидел богато одетый человек, в перстне у него сверкал большой бриллиант.

Это был Озевольд.

— Садитесь, инспектор, — весело пригласил Билл. — Я немного подвезу вас.

Очевидно, он не ожидал, что приглашение будет принято. Когда Оратор неторопливо открыл дверцу и, войдя в автомобиль, сел рядом, в глазах Озевольда, которого инспектор уже трижды «пристраивал» в тюрьму, промелькнула тревога.

— У вас было удачное «дело», Билл?

Озевольд закашлялся и заерзал на мягком сиденьи под испытующим взглядом сыщика.

— Мне, пожалуй, еще не приходилось видеть человека, одетого роскошнее, чем вы сейчас, — продолжал Оливер. — Откуда все это?

И действительно, наряд мистера Озевольда отличался исключительным изяществом. Самый модный костюм, французская рубашка, великолепный галстук с бриллиантовой булавкой, лаковые туфли и яркие шелковые носки производили неотразимое впечатление.

Озевольд дал газ, и машина покатила по улице.

— Мои делишки поправились, инспектор, — хрипло произнес Билл. — Одна из моих теток умерла и оставила в наследство кучу денег. Я купил домик. Приходите в гости…

Оратор не спускал с него проницательных глаз.

— Тетя? Я уверен, что она с небес любуется вами. Тетя жила в Австралии?

— Нет, в Америке, — возразил Билл и попытался изобразить на лице приветливую улыбку. — Если вам захочется выпить виски, инспектор, загляните на улицу Блумсбери–Меншенс, дом номер 107.

— Я ничего не пью, кроме содовой воды, вы же знаете, — ответил сыщик.

Он еще раз оглядел Билла и медленно проговорил:

— Кто поверит, глядя на вас, что последняя наша встреча произошла на крыше дома на Эльбемерлъ–Меншенс, где я поймал вас с оружием в руках и посадил в тюрьму на пять лет!

Билл смущенно улыбнулся.

— С этим покончено, инспектор, — сказал он. — После смерти моего дяди…

— Вы, кажется, говорили — тети?

— Ну да, я и хотел сказать «тети». После ее смерти я решил исправиться и даже стараюсь не встречаться со старыми друзьями.

Мистер Ратор, не спуская глаз со своего спутника, думал о том, что за Вильямом Озевольдом числились не только кражи. Он отличался звериной жестокостью, которая подчас превращала его в первобытного дикаря. Оливеру припомнилось исключительно гнусное преступление, после которого Биллу пришлось исчезнуть из общества на четыре года и три месяца. Он напомнил об этом собеседнику.

— Я был не в своем уме, иначе не мог бы совершить подобного, — возразил тот, качая головой. — Во всяком случае, девчонка многое наврала, а вы, инспектор, не помогли мне.

— Вы пригласили тогда одного из лучших адвокатов Лондона. Однако даже он не смог вам помочь!

Между тем лимузин подъехал ко входу в парк. Озевольд вышел из машины и распахнул дверцу.

— Извините, инспектор, дальше нам не по пути. Меня ждет приятель, — сказал он и облегченно вздохнул, когда его недруг ушел.

Билла действительно ждали, но только не приятель, а приятельница. Это была очаровательная продавщица, которая имела неосторожность принять приглашение позавтракать у него на квартире.

Мистер Ратор нисколько не удивился неожиданному богатству известного мошенника, который был на весьма плохом счету у полиции. Подобное превращение не было исключением. Например, Гарри Гэй, знаменитый вор, однажды снял целый этаж в фешенебельном отеле «Сплендид» только для того, чтобы спокойно распить там с Кью Ремми несколько бутылок пива.

…В пять часов того же дня в полицию поступила жалоба на Билла Озевольда. Суть ее была изложена туманно: информация исходила от несчастной, почти обезумевшей продавщицы, то и дело прерывавшей свою бессвязную речь истерическими рыданиями.

Жалобу передали Ратору.

— Узнаю Билла, — сказал инспектор, прочитав бумагу.

Это было случайностью, а может быть и нет, но первым, кто попал на глаза Оливеру, когда он вышел из Скотленд–Ярда, был не кто иной, как Озевольд. Впрочем, их встреча была в какой–то степени закономерна: ведь самая короткая дорога между Блумсбери и Ватерлоо–Стейшн проходит как раз здесь. Билл же спешил на вокзал, судя по чемоданам, красовавшимся на крыше его такси. Он проскочил было мимо инспектора, но такси остановилось у перекрестка и прежде, чем флегматичный полисмен успел поднять руку, Оливер уже распахнул дверцу машины.

— Выходите, — приказал он, — и живо!

Билл повиновался. Лицо его исказилось от злости. Оратор движением руки подозвал полисмена.

— Арестуйте его, — лаконично распорядился сыщик, указывая на пассажира.

Полицейский ловко надел на Билла наручники. Через пять минут арестованный уже стоял перед инспектором участка Кеннон–Роуд и всеми силами старался оправдаться.

— Это — ни на чем не основанное обвинение! — кричал он. — Девчонка все врет! Она сама напросилась ко мне! Вот уже несколько недель, как она за мной бегает!

— Мы ни о какой девушке еще не упоминали, — остановил его Оратор. — Заговорив о ней, вы тем самым косвенно признали свою вину.

Билл вздрогнул.

— Вы воображаете, что поймали меня, Ратор? — воскликнул он. — Не выйдет: мои друзья не пожалеют денег, и суд меня оправдает!

— Отведите его в камеру, — сказал Оливер.

Вещи, обнаруженные у Билла, лежали на столе у сержанта.

Там были: 1750 фунтов стерлингов в банкнотах, небольшой автоматический револьвер с полной обоймой, несколько колец с бриллиантами и драгоценная булавка, упоминавшаяся нами ранее. Мистер Ратор внимательно оглядел эти предметы, записал номера банкнот и отправил трех детективов собирать информацию. Как выяснилось, никакая тетя (скоропостижно превратившаяся в дядю) не оставляла Биллу наследства. Значит, его внезапно появившееся богатство имело своим источником кражу или мошенничество. Но Ратору так и не удалось собрать неопровержимые доказательства причастности Озевольда к каким–нибудь из еще не раскрытых полицией преступлений. На суде Билла защищали два лучших адвоката Лондона. Дело об изнасиловании продавщицы, которое могло бы быть рассмотрено судом за пару часов, адвокаты растянули на три дня. Они вызвали множество свидетелей, которые хорошо знали продавщицу и обрисовали ее личность в весьма неблагоприятном свете.

Но, к счастью для правосудия, прокурор оказался человеком умным. Медленно, но верно он опутывал обвиняемого своими сетями. На второй день процесса Оратор увидел среди публики даму, лицо которой показалось ему знакомым. Он напряг память — и узнал в этой женщине Анджелу Литли. Она внимательно следила за каждым словом, произносившимся на суде. Было ясно, что это делается не из праздного любопытства: Оливер заметил, что женщина вздрогнула, когда были обнаружены неблагоприятные для подсудимого подробности. К концу третьего дня присяжные признали Билла виновным. Судья надел очки, обвел взглядом зал и спросил:

— Есть ли еще какие–нибудь данные против этого человека?

Оратор встал, поднял руку и, присягнув, кратко сообщил:

— Билл Озевольд — вор и сообщник воров. В тысяча девятьсот двадцать первом году уже был осужден по такому же обвинению. Один из опаснейших преступников, известных Скотленд–Ярду.

Билл Озевольд задрожал от ярости.

— Это вам, Ратор, даром не пройдет! — вскричал он.

Судья погрузил перо в чернильницу и спокойно написал что–то на бумаге, лежавшей перед ним, затем громко произнес:

— Подсудимый, вы присуждаетесь к двенадцати годам каторжных работ.

Понадобилось четыре полисмена, чтобы вывести обезумевшего от злобы Билла из зала суда.

…Ратор стоял в коридоре около входа на галерею. Среди уходящей публики он увидел Анджелу. Сыщик подошел к ней. Она узнала его, переменилась в лице и сбивчиво заговорила:

— О, мистер Ратор, что вы подумаете обо мне?.. дело в том, что я пишу книгу о преступниках… Не правда ли, очень неприятное дело только что разбиралось?..

Смущение Анджелы все увеличивалось. Оливеру стало жаль ее. Она дрожала всем телом — так поразила ее неожиданная встреча с сыщиком.

— Вы заметили меня в зале? Я не думала, что вы узнаете меня…

— Так вы пишете книгу? — переспросил Оратор. Тут он вдруг вспомнил, что не выразил еще сожаления по поводу смерти ее мужа.

Сыщик тут же исправил свою оплошность.

— Благодарю вас, — сказала Анджела. — Наш брак был не слишком счастливым. С лордом было трудно ужиться… Через три месяца я выхожу замуж за мистера Дональда Грея. Он служит в министерстве иностранных дел.

Она оглядывалась вокруг, словно искала, куда скрыться от Оливера, но он решительно предложил ей руку, и они вместе спустились по лестнице.

— Вы в первый раз видели этого насильника? — вдруг спросил Ратор.

Она резко остановилась и побледнела.

— Этого Озевольда?.. Да, конечно…

— Отвратительный человек, — продолжал Оратор. — При аресте мы нашли у него большую сумму денег. Я никак не могу понять, откуда он их взял…

Оливер умолк, ожидая ответа.

— Боюсь, что не смогу вам помочь это выяснить, — с трудом проговорила она.

Оратор внимательно посмотрел на леди Литли и продолжал:

— Кто–то очень хорошо заплатил его защитникам, причем деньги, найденные при нем, остались нетронутыми. Вот почему я и полагаю, что у Билла есть весьма влиятельные друзья… Разрешите мне навестить вас, леди Анджела, — неожиданно попросил сыщик.

Женщина долго смотрела в глаза Оратора, пытаясь понять истинный смысл его просьбы.

— Пожалуйста, — наконец произнесла она и дала ему свой новый адрес, назвав один из самых дорогих кварталов Вест–Энда.

Когда они вышли на улицу, дама была уже значительно спокойнее.

— Вы, вероятно, настолько привыкли к подобным зрелищам, что они вас нисколько не расстраивают, — заметила она. — Я же совершенно выбита из колеи. Ведь я и представить себе не могла, что на свете существует такой ужас… Как вы думаете, он подаст апелляцию?

Мистеру Ратору показалось, что ей стоило больших усилии задать этот вопрос.

— Конечно, — ответил он.

Леди Литли помолчала.

— И вы думаете, что он может выиграть дело? Разве на суде было что–то сделано неправильно?.. Кто–то говорил, что судья предубежден против обвиняемого…

Ратор, не спуская с нее глаз, покачал головой.

— Что вы хотите этим сказать? — спросила леди Литли.

— Ему не на что надеяться.

— О!

Это было все, что она сказала, но в ее голосе прозвучало такое отчаяние, что даже Оратор был поражен. Он мягко проговорил:

— Я хотел бы задать вам один вопрос, леди Анджела.

— Какой?

— Вас что–то удручает. Быть может, мне удастся помочь вам? Давайте попробуем? Ваш отец был моим другом, и я был бы чрезвычайно рад оказать услугу его дочери.

Она попыталась улыбнуться.

— Боюсь, что вы не сможете помочь мне. Разве что согласитесь написать вместо меня книгу… До свидания.

— Я приду к вам. Спасибо за приглашение, — отозвался мистер Ратор.

Оливер видел, как она села в ожидавший ее автомобиль и уехала. Он же долго стоял на месте, ничего не замечая вокруг, и напряженно размышлял.

* * *

На следующий день Оратору пришлось отправиться в Пентонвильскую тюрьму, чтобы допросить Билла: его бриллиантовые кольца оказались крадеными. На допросе Озевольд сказал:

— Я купил эти кольца у Луи Реновера за сорок три фунта. Если они кем–то до этого были украдены, я ни при чем. Уж тут вы никак не можете «привязаться» ко мне, Ратор.

— Вы подали апелляцию? — осведомился сыщик.

Билл криво ухмыльнулся.

— Конечно! Не беспокойтесь, я выберусь отсюда. У меня есть высокопоставленные друзья, которые все сделают, чтобы освободить меня, потому что иначе им придется плохо. Двенадцать лет… Судья — старая свинья! Замолвите за меня словечко, Ратор, когда мое дело будет слушаться. Я подарю вам обезьяну, если меня оправдают.

— Если вас оправдают, я подарю вам стадо слонов.

— Какая щедрость!

— Ничего подобного. Я знаю, что ничем не рискую.

…Апелляция рассматривалась в Роял–Корте на Стрэнде. Билла Озевольда доставили в суд за два часа до заседания. Он приехал в такси в сопровождении тюремной стражи и был посажен в маленькую комнатку под залом суда. В десять часов служительница понесла ему завтрак на подносе.

Полицейский, сопровождавший девушку, пошел вперед и далеко обогнал ее.

Вдруг она услышала чей–то тихий голос:

— Простите…

Девушка обернулась. Позади нее стояла дама в черном. Лицо ее было закрыто густой вуалью.

— Вы несете завтрак мистеру Озевольду? — спросила она на ломаном английском языке с французским акцентом.

— Да, сударыня.

Незнакомка оглянулась.

— А этот человек идет с вами?

Служительница тоже повернула голову, но никого не увидела.

— Какой человек, сударыня?

— Мне показалось, что там полисмен, — ответила дама в черном.

На этом их разговор окончился. Иностранка пошла к выходу и чуть не столкнулась с Ратором, который с интересом наблюдал за ней. Дама под вуалью проскользнула мимо него, пробормотав извинение и низко наклонив голову. Уходила она так быстро, словно боялась, что ее будут преследовать.

Мистер Ратор взглянул ей вслед и бросился вдогонку за служительницей. Он остановил ее перед самой дверью комнаты, где сидел Билл. Оливер взял из рук девушки чашку и стал сосредоточенно исследовать кофе. Вдруг сыщик уронил чашку на пол, к великому удивлению и негодованию служительницы. Ударившись о каменный пол, чашка разлетелась на мелкие кусочки.

— Простите, пожалуйста! Я сегодня ужасно неловок, — извинился Оратор. — Не беспокойтесь, милая девушка, я велю убрать здесь, а вы пока принесите другую. Передайте, что главный инспектор Ратор возместит убыток.

Он подождал возвращения девушки. Ее не впустили к заключенному. Один из сторожей взял у нее поднос и вошел с ним в комнату. Мистер Ратор медленно поднялся наверх, в зал суда. Вскоре туда привели позавтракавшего Билла.

К удовлетворению инспектора, приговор первой инстанции был утвержден.

* * *

В четыре часа того же дня леди Анджела сидела в своей гостиной. Кипа свежих газет лежала у ее ног. Когда раздался звонок телефона, она дрожащей рукой взяла трубку.

— Попросите его подняться ко мне, — ответила она так тихо, что ее переспросили.

На сей раз Оратор оправдал свое прозвище. Он долго и со вкусом говорил с хозяйкой о погоде, об уличном движении, о дороговизне жизни в отеле. Потом вдруг без всякого перехода сообщил:

— Апелляция вашего приятеля отклонена, леди Анджела.

— Почему вы называете его моим приятелем? — спросила она, избегая его взгляда.

— В самом деле, людям вашего круга трудновато считать его «своим», — любезно улыбнулся Оратор. — Я подозревал его в совершении кражи драгоценностей в Остенде и запросил Скотленд–Ярд. Мне ответили по телефону, что он не мог никого обокрасть в Остенде, потому что его в тот день видели выходящим из вашего дома. Это был день смерти вашего супруга. Не странное ли совпадение?

Она молчала.

— Беда в том, — продолжал Оливер, — что я — теоретик. Очень люблю сочинять предположительную цепь событий, предшествующих тому, что я наблюдаю. Я постарался объяснить себе ваш интерес к Биллу Озевольду и, кажется, нашел ему верное объяснение. Хотя есть факты, — с грустью заметил он, — которые так и остались невыясненными. Например, что это была за мерзость, которую француженка под вуалью влила сегодня утром в кофе Билла? Я видел, как она опрокинула над чашкой маленький флакон в то время, как девушка на миг отвернулась. Быть может, это была вовсе не француженка?..

Анджела покраснела.

— Впрочем, важно не то, кто был под вуалью, а то, что эта женщина хотела сделать большую глупость.

— Почему вы так думаете?

— Скажите пожалуйста, какой смысл в том, чтобы совершать бесполезное преступление? Ведь Билл Озевольд ничего не выиграет, если предаст свою покровительницу. И, кроме того, он недолго протянет, если тюремный доктор не ошибается. В случае, если он вам напишет, я просил бы вас переслать его письмо мне. Впрочем, не думаю, чтобы он стал это делать.

Сыщик взял шляпу, помолчал несколько минут, глядя в окно, и сказал:

— Я ухожу, леди Анджела. Быть может, на днях вы напишите мне и объясните, каким образом ваш супруг, отравленный мышьяком, навлек на вас такие ужасные неприятности?

Она вскочила, дрожа всем телом.

— Мышьяком?.. И вы знали? — едва смогла пролепетать леди Литли.

Он кивнул.

— С этого и начались все ваши несчастья. Лорд прожил несколько лет в Сирии, где некоторые европейцы приобретают эту странную привычку. В день вашей свадьбы я встретил молодого химика, который нес ему очередной пакет с ядом. Потребление мышьяка начинается с малой дозы и доходит до количества, достаточного для отравления целого полка. Мне кажется, лорд Евстафий успел достигнуть этого уровня.

* * *

Письмо от леди Литли пришло только через три месяца.

Она писала:

«Я была в отчаянии, узнав о его ужасной привычке, и никак не могла свыкнуться с ней. Наш брак был очень несчастлив. Муж был раздражительным, придирчивым. Он дважды ударил меня из–за пустяков. Я хотела поговорить с доктором, но муж угрожал мне, что скажет, будто никогда не принимал мышьяка и что я отравляла его. Вскоре он заболел бронхитом, и мне пришлось доставать ему мышьяк. Химик отказался снабжать его. Как–то ночью я старалась удержать его от приема яда, и между нами разыгралась бурная сцена. Кончилось тем, что я дала ему яд, и он потребовал еще, крича на меня из кровати! «Я расскажу, что ты меня отравляешь! Ты хочешь моих денег, ты — убийца!“

Тут послышался какой–то шум, и, оглянувшись, я увидела в дверях незнакомого мужчину с грубым лицом. Тут муж издал странный звук и упал на подушку. Вы, вероятно, уже догадались, что к нам вошел Озевольд. Он пробрался в дом и подслушал этот разговор. И как вы думаете, что случилось дальше? Он поверил, что я действительно убила Евстафия! Будь я в состоянии трезво рассуждать, я сейчас же позвала бы врача и все ему рассказала. Мне ничего бы не стоило доказать, что мой муж употреблял мышьяк в течение многих лет. Но я совсем потеряла голову от страха. Я дала Озевольду денег и впоследствии послала еще. Вы себе представить не можете, что мне пришлось пережить в дни процесса! Ему удалось вырвать у меня обещание, что я попытаюсь добиться его оправдания. В противном случае он угрожал выдать меня в день рассмотрения его апелляции…»

Оратор дочитал письмо до конца и бросил его в камин.

МИСТЕР РАТОР ЧИТАЕТ МЫСЛИ

«Умный преступник всегда сумеет обойти полицию, — писал известный плут Лен Уитлон в американской газете, —если он тщательно выработает план действий и выполнит его в точности».

Лен Уитлон в совершенстве знал пять языков. У него было немало приятелей и соучастников, многие из которых сидели в европейских тюрьмах. Сам же он редко бывал под подозрением и никогда еще не приговаривался судом к наказанию.

Его можно было встретить в американском баре Клариджа в Париже или в Армонвилле. Изредка он отдыхал в Виши или Баден–Бадене, а несколько чехословацких курортов посещал регулярно. Будучи очень тщеславным, он всеми силами старался поддержать свою репутацию самого ловкого плута в мире.

«Чтобы стать удачливым грабителем, надо быть хорошим психологом. Недостаточно знать законы и полицейские инструкции. Нужно уметь читать мысли противника. Все остальное сводится к продуманному руководству операцией и лояльности по отношению к своим товарищам» , — писал он в газете.

Инспектор Ратор столько раз перечитывал эту статью, что знал ее почти наизусть. Он вырезал ее из газеты и вклеил в рабочую тетрадь. Сыщик с нетерпением ждал момента, когда Лен появится в Англии.

— Передайте мои слова вашему приятелю, — сказал Оратор другу мистера Уитлона. — Если он когда–нибудь вздумает появиться в Лондоне, то я обеспечу ему бесплатный отдых на одном из британских курортов в течение четырнадцати лет.

Лен принял вызов.

* * *

Через плохо освещенный фонарями Берфорд–сквер неторопливо шествовал дежурный полисмен. Он направлялся в сторону Кенфорд–стрит. Там он договорился встретиться с констеблем Симпсоном, дежурившим на соседнем участке. Тот обещал продолжить рассказ о похождениях своего шурина, бросившего семью и уехавшего в Канаду искать счастья.

Блюстители порядка благополучно встретились на заветном углу.

— На чем я остановился, Гарри? — спросил Симпсон. — Ах, да! Так вот я и говорю сестре: «Ты сама во всем виновата! Ведь…». Симпсон умолк на полуслове, потому что услышал истошный крик:

— Убивают! Спасите!

Полицейские бросились на помощь. На пороге одного из домов стояла девушка. При тусклом свете уличного фонаря они разглядели, что ее наряд состоял только из белой ночной рубашки.

Увидев полицейских, она воскликнула:

— О, слава Богу, вы пришли!

— Что случилось, мисс?

— Я услыхала крик… и шум борьбы… хотела войти в его комнату…

Девушка ощупью искала на стене выключатель и, наконец, нашла его. Большой стеклянный фонарь, спускавшийся с высокого потолка, осветил прихожую золотистым светом.

— Где это было, мисс? В какой комнате?

Дрожащей рукой она указала на лестницу.

Полицейские заметили, что, несмотря на мертвенную бледность, лицо ее поразительно красиво.

— Накинь на даму пальто, Гарри, — сказал констебль, указывая напарнику на шкаф, в котором висели шляпы и пальто. — Теперь, мисс, пожалуйста, проводите нас.

Она отрицательно покачала головой. Зрачки ее глаз были расширены от ужаса.

— Нет! Нет, нет! Я не могу… Идите сами. Комната на первом этаже, окна выходят на сквер…

Полицейские быстро взбежали по ступенькам на площадку первого этажа. В этот миг вспыхнуло освещение. По–видимому, девушка включила его внизу. Они увидели прямо перед собой дверь из полированного дерева с позолотой по краям. Она оказалась запертой. Дергая ручку изо всех сил, Симпсон закричал:

— Отворите!

Дверь неожиданно открылась. Полицейские вошли в большую комнату, занимавшую весь этаж. Она освещалась хрустальным канделябром, стоявшим на огромном письменном столе красного дерева; позади него находился мраморный камин. В комнате никого не было. Лишь обойдя стол, они увидели неподвижную мужскую фигуру в вечернем костюме, лежавшую на полу лицом вверх. Гарри склонился над неизвестным.

— Он мертв. Застрелен. Погляди–ка!

Полисмен указал на кровавое пятно под сердцем.

Симпсон уставился на тело. Это было первое убийство в его практике. В памяти констебля смутно мелькали параграфы инструкции об обязанностях полицейского при подобных обстоятельствах.

— Не впускай никого, — отрывисто сказал он, затем осмотрел комнату, выглянул в большое открытое окно и вышел на балкон, осветив электрическим фонарем решетку.

К балкону была привязана веревка, спускавшаяся на крыльцо подъезда. Когда полисмены входили в дом, этой веревки не было: иначе они бы наткнулись прямо на нее.

— Он ускользнул, Гарри, пока мы поднимались. Скорей за ним!

Они спустились по веревке на землю. Вокруг было тихо и безлюдно. Симпсон выругался и толкнул дверь подъезда. Она не поддалась. Все его дальнейшие старания ни к чему не привели: дверь была массивная и прочная.

— Она заперта изнутри двойным поворотом, — в конце концов сказал он, — Вероятно, девушка закрыла ее, Гарри. Пойди, поищи ее и возьми ключ. Я покараулю тут.

Гарри подошел к другой двери, но она тоже оказалась запертой. Обойдя вокруг дома, он увидел во дворе гараж. Его ворота были настежь распахнуты. Машины внутри не оказалось.

Гарри вернулся к товарищу и рассказал ему о том, что видел.

Симпсон дрожащей рукой извлек полицейский свисток из кармана и просигналил тревогу.

Мистер Оливер Ратор находился поблизости по своим делам, но, услышав свист, бросил все и поспешил на помощь. Пока констебль рассказывал сыщику о случившемся, подоспели с разных сторон еще три полисмена.

По приказу инспектора двое дюжих констеблей высадили дверь подъезда. Оратор приказал им остаться здесь и никого не пропускать и не выпускать. С остальными полицейскими сыщик вошел в дом.

— Где девушка? — спросил он.

— Не знаю, сэр, — ответил Симпсон.

Оливер обратился к Гарри:

— А вы знаете?

— Думаю, что она в обмороке, сэр, — предположил тот. — Я человек семейный и хорошо знаю, как действуют подобные происшествия на хрупкий женский организм.

Оратор хмыкнул.

— Где вы обнаружили тело?

— Вот в этой комнате, сэр, — сказал Симпсон.

Инспектор повернул ручку и толкнул дверь.

— Тоже заперто, — проворчал он и распорядился:

— Ломайте.

Полицейские вышибли дверь.

Войдя в комнату, Ратор быстро осмотрел ее:

— Где же убитый?

Гарри и Симпсон удивленно раскрыли глаза: мертвого тела в комнате не было.

— Выход на балкон оставили открытым вы? — осведомился сыщик.

— Да, сэр, — ответил Симпсон. — Но она была открыта и когда мы вошли сюда в первый раз.

— А к перилам балкона была привязана веревка, по которой спустился убийца, — вставил Гарри.

— Или «убитый», — буркнул инспектор.

Он вышел на балкон и огляделся.

На той стороне Берфорд–сквер сыщик увидел знакомый дом, слабо освещенный уличным фонарем. Дом принадлежал маркизу Перелло. Сыщик знал, что в домашнем сейфе маркиза лежит четыре пакета с изумрудами. Сопоставив это обстоятельство с известием о появлении в Лондоне Лена Уитлона, Оратор все понял.

Господин Перелло приобрел драгоценные камни в Аргентине и собирался на следующий день отправить их в Италию. Маркиз известил об этом полицию, и главный инспектор Ратор распорядился поставить у его дома двоих полисменов.

Предчувствуя недоброе, Оливер подошел к перилам балкона и крикнул полисменам, дежурившим у входа в подъезд:

— Кто–нибудь приходил?

— Подошли еще несколько констеблей, сэр!

— Кто?

— Еще не разглядел, господин инспектор, темно.

— Уолтон здесь? — продолжал сыщик.

— Да, сэр! — последовал бравый ответ.

— А Мартин?

— Здесь, сэр!

— Какого вы черта здесь? — рявкнул Оратор.

Он был чрезвычайно взволнован, хорошо зная, с какой неимоверной быстротой и точностью Лен Уитлон приводит в исполнение свои планы. Сыщик ловко съехал по веревке на улицу и через минуту уже стучал в двери дома маркиза Перелло. Стучать пришлось долго. Хозяин ушел с женой в театр. Три служанки оказались запертыми в комнате наверху. Лакей, которому маркиз поручил сторожить сейф, был найден связанным в углу комнаты. Сейф был взломан. Изумруды исчезли.

— Грабили вчетвером, — определил Оратор.

Лен Уитлон неизменно работал с помощниками, количество которых менялось в зависимости от сложности «дела». После совершения преступления четверо соучастников, конечно, расстались и покинули Англию поодиночке. Причем самыми неожиданными способами: Лен никогда не применял обычные приемы преступников. Мало того, он никогда не повторялся.

Кто, кроме него, мог разработать такой хитроумный план? Снять квартиру в двух шагах от дома маркиза только для того, чтобы симулировать убийство. Поднять тревогу и тем самым заставить всех дежуривших констеблей собраться там, оставив без охраны весь прилегающий район, в том числе и особняк господина Перелло. А затем спокойно взять драгоценности и быстро исчезнуть в ночной темноте…

«Умный преступник всегда сумеет обойти полицию», — вспомнилась Оратору строчка из статьи Уитлона в американской газете. Оливер выругался и приступил к осмотру ограбленного дома. Ничего интересного он не обнаружил. Только в одном из каминов оказалась кучка пепла от сожженной бумаги, а рядом — наполовину уничтоженная пламенем газетная вырезка. Судя по уцелевшим обрывкам фраз, она имела какое–то отношение к путешественникам и таможне. Оратор положил обгоревший клочок газеты в блокнот и сунул его в карман.

Единственную ценную информацию Ратор получил только на следующее утро: констебль, дежуривший на углу Квин–Виктория–стрит и Кеннон–стрит, заметил автомобиль, в котором ехала женщина. Машина свернула на Кеннон–стрит.

С поста на Кеннон–стрит доложили по телефону:

— В указанный час женщина в автомобиле не проезжала.

…Оратор был психологом. Зная взгляды Уитлона, он был уверен, что тот прежде всего позаботится о безопасности своей прекрасной соучастницы. Сыщик подробно расспросил Симпсона, подавленного тем, что убийство оказалось ловко расставленной ловушкой и поэтому никак не отразилось на его, карьере.

— Девушка была англичанкой?

— Она говорила с иностранным акцентом, господин инспектор, — ответил констебль.

— Я хочу, чтобы вы повторили мне каждое сказанное ею слово, — сказал Оратор.

Симпсон долго и напряженно вспоминал, но так и не смог ничего воспроизвести.

— Ни слова не осталось в памяти, сэр. Меня удивило только, что, несмотря на испуг и постоянные стоны, она два раза посмотрела на часы.

— Было около одиннадцати?

Констеблю показалось, что позже.

Отплатив Симпсона, Оратор вынул из блокнота маленькую, наполовину сгоревшую полоску газетной бумаги, найденную в камине маркиза Перелло, и принялся восстанавливать текст заметки.

* * *

Пароход «Эмиль» вез на берега Марокко и Мадейры много праздного люда, отправившегося на поиски развлечений. В Бискайском заливе к нему подошел английский крейсер и дал сигнал, требуя остановить машину. Капитан выполнил приказ.

…«Эмиль» вышел из Лондона в ту самую ночь, когда был ограблен дом господина Перелло. В последнюю минуту перед отплытием на пароход села мисс Авилен — прекрасная уроженка Гибралтара.

…На крейсере прибыла сотрудница Скотленд–Ярда, которая арестовала мисс Инес Авилен. Красавица отрицала свое участие в ограблении и бурно протестовала против ареста, а затем попыталась незаметно бросить за борт маленький пакетик. В нем оказалось семнадцать изумрудов.

* * *

В английских газетах появилась заметка, тщательно подготовленная и отредактированная Оратором:

«Расследование грабежа на Берфорд–сквер немного подвинулось вперед благодаря аресту женщины, называющей себя Инес Авилен. Оказывается, предводитель шайки, совершивший преступление, не только избрал для своей соучастницы такой путь бегства, на котором ее легко было выследить, но еще и оставил на месте преступления указания на маршрут. Вероятно, он хотел воспользоваться ею, как прикрытием, чтобы отвлечь от себя внимание и благополучно скрыться».

На следующий день после осуждения прекрасной англо–испанки в газетах появилось второе сообщение:

«Инес Авилен принесена в жертву человеком, совершившим ограбление на Берфорд–сквер. Она отправляется в тюрьму искупать его преступление».

* * *

— Лен у меня в руках.

Таков был краткий отчет Оратора на совещании в Скотленд–Ярде.

Однако общее мнение было таково: доказать участие Уитлона в этом преступлении невозможно, поскольку у него — безукоризненное алиби. Многочисленные свидетели подтверждали его присутствие во Франции в ту ночь, когда был ограблен маркиз Перелло.

— Все это — искусный обман, — сказал Оливер. — Я разоблачу Уитлона.

— Говорят, Лен — психолог и даже умеет читать мысли, — с безнадежным вздохом проговорило начальство. — Как же вы его разоблачите?

— Я тоже умею читать мысли, — ответил Оратор. — Того, что сейчас думает обо мне Уитлон, было бы вполне достаточно, чтобы я перевернулся в гробу. Но, к его несчастью, я еще жив.

* * *

У мистера Уитлона был отличный помощник — Джон Стиммингс. Лен вызвал его к себе.

Увидев Уитлона, Джон не сразу узнал его. Лен метался по своей роскошной квартире с перекошенным от ярости лицом.

— Я должен отомстить этому идиоту Ратору! — рычал он.

Мистер Стиммингс плотно прикрыл за собой дверь и осторожно проговорил:

— Он не такой уж идиот, раз умудрился поймать Инес. Дело плохо. Держу пари, что он многое смог у нее выведать. Как бы Ратор не добрался и до нас…

— Со мной Оливер ничего не сможет сделать, — огрызнулся Лен. — На следующее утро после грабежа французская полиция обнаружила меня в кровати на моей вилле в Отейле.

— Почему же в Париже поговаривают, что вам предложат покинуть Францию?

— Ерунда! Они отлично знают, что во Франции я никогда «не работаю». Впрочем, я и сам собираюсь в Англию: повидаться с Ратором.

Стиммингс с любопытством взглянул на Уитлона.

— На меня не рассчитывайте, — сказал он. — Берите только один билет. А лучше не ездите вовсе. Вам не поздоровится.

Нелепость подобного предположения вызвала у Лена улыбку.

— Слушай! Ты же меня знаешь! Мне прекрасно известно все, что думает Ратор. У него не хватит ума распознать меня под гримом. Мне всегда хорошо удаются подобные фокусы. Помнишь, как я украл жемчуг инфанты и через четыре дня спокойно вернулся в Мадрид? Разве кто–нибудь меня узнал? А теперь я придумал такую проделку, рядом с которой все наши прежние штучки — просто детские шалости!

* * *

Пожилой англичанин приехал в Лондон и остановился в лучшей гостинице под именем полковника Першинга. Он выглядел безобидным шумным чудаком без определенных занятий и с большим увлечением читал газеты.

Спустя несколько дней после его приезда, Оратор получил надушенное письмо. Оно было написано женским почерком и гласило:

«Мистер Ратор!

Если вы хотите узнать, где находятся остальные изумруды маркиза Перелло, то я могу вам сообщить это. Но вы должны обещать, что меня не арестуют. Понимаю, что полицейский офицер не имеет права давать подобные обещания, потому не осмеливаюсь просить вас дать его в письменной форме. Я приду в Скотленд–Ярд в субботу в два часа. Надеюсь, вы будете в своей комнате?

Та, которая знает».

Оратор несколько раз перечитал письмо. Когда дело касалось женщин, он верил в чудеса. Но какое–то внутреннее чутье подсказывало ему, что письмо написано под диктовку Уитлона. Сыщик долго стоял у окна кабинета, глядя на реку и стараясь проследить ход мыслей своего врага.

…В это время в Скотленд–Ярде служил майор Доултон, помощник комиссара. Он начал свою службу в полиции Индии, ничего не понимал в сыскном деле, зато больше всего на свете любил давать советы. Майор вызвал Оратора к себе.

— Идите–ка сюда, мистер Ратор, — торжественно начал он, — так продолжаться не может! Изумруды огромной ценности были похищены почти на глазах у полиции, которой к тому же специально было поручено охранять их! Вы читали сегодняшние газеты?

— Я не могу читать, — устало произнес Оратор и, выждав достаточно долго для того, чтобы майор почти получил апоплексический удар, окончил: — Я не могу читать газет, когда у меня полно работы.

— Но ведь это скандал, мистер Ратор! Честное слово, мне стыдно встречаться с друзьями в клубе. Они постоянно спрашивают меня, отчего мы не приглашаем сыщиков из–за границы. И похоже, что нам действительно больше ничего не остается!

— Чтобы захватить Уитлона, нужны не сыщики, а психологи, — заметил Оливер.

— Ерунда и бессмыслица! — возмущенно воскликнул майор.

В субботу погода стояла хорошая, и двойные окна в кабинете Оратора были широко раскрыты. Солнечный свет заливал доки и торговые склады, образующие красивую линию на горизонте, и оставлял золотые полосы на воде. Вагоны трамвая были более или менее пусты. На набережной прогуливались уставшие за неделю труженики, которые вывели своих детей подышать свежим воздухом.

Инспектор Ратор со вздохом снял очки, аккуратно сложил письмо «той, которая знает», вложил его обратно в конверт и задумчиво посмотрел в открытое окно. Вверх по течению медленно двигался пароходик. Он тянул за собой несколько барж, доверху нагруженных желтоватыми досками.

Дверь кабинета отворилась, и вошел майор Доултон. Оливер неторопливо повернулся к своему начальнику и передал ему письмо, не сказал ни слова. Майор прочитал и усмехнулся:

— Это, по–видимому, наиболее распространенный способ раскрытия преступлений в Англии. Скотленд–Ярд обязан половиной своих успехов подобным информаторам. Хотелось бы мне взглянуть на эту особу, когда она придет. Думаю, что я сразу определю, врет она или нет.

— Если только она придет, — вставил Оратор.

— Вы думаете, что это шутка? Я не согласен с вами. Я уверен, что письмо написано какой–нибудь недовольной соучастницей, которую обидели при дележе добычи. За все время моей службы здесь не помню такого дня, чтобы в Скотленд–Ярд не поступило подобное заявление.

— Они поступали каждый день в течение всей моей службы, — подтвердил Оратор, — то есть уже семнадцать лет.

Майор позеленел при этом намеке на его неопытность.

— Она не придет. Придет Лен, — сказал инспектор.

— Уитлон? Чепуха! Он во Франции. Негодяй не осмелится явиться в Англию. А если бы ему и вздумалось показаться здесь, то у нас достаточно оснований для его ареста. Я приду в два часа дня, — закончил помощник комиссара.

— Лучше без четверти два, — посоветовал Оливер, насмешливо улыбаясь.

* * *

Майор Доултон зевал, удобно устроившись в кресле Оратора.

— Она нас надула, — сказал помощник комиссара.

— Я говорил вам, — ответил главный инспектор.

Он стоял у стены и о чем–то сосредоточенно думал.

Майор взглянул на часы.

— Я даю ей еще пятнадцать минут…

Доултон не успел договорить.

Позади него что–то прожужжало, раздался негромкий звон. Майор оглянулся — пуля разбила стекло в рамке фотографии на противоположной стене.

Звука выстрела не было слышно.

Доултон вскочил и бросился к окну.

Снова раздалось жужжание, и с потолка посыпалась штукатурка.

— Я посоветовал бы вам отойти от окна, — мягко произнес Оратор. — Мне говорили, что он удивительно меткий стрелок. Я полагал, что он будет стрелять из Каупсиль–Билдинга. Баржа — действительно идеальная позиция. Выдумка Лена, как всегда, великолепна.

Майор отбежал от окна.

— Стрелял! — воскликнул он, чуть дыша. — В меня!

— В меня, — ответил Оливер. — Сейчас наши люди его задержат.

Произнеся последние слова, он увидел две моторные лодки с полицейскими, направлявшиеся к барже.

— Все в порядке, — сказал Оратор. — Теперь у нас есть повод для обвинения. Добро пожаловать в Скотленд–Ярд, мистер Лен Уитлон!

— В меня стреляли! — пронзительно восклицал майор. — Я этого так не оставлю!

— Я говорил вам: не приходите, — произнес Оливер. Веселое выражение его глаз явно противоречило сочувственному тону этих слов.

* * *

— Он удивительно ловко все это придумал, — говорил Оратор главному комиссару. — Уитлон знал мое пристрастие к свежему воздуху и без труда выяснил, что с реки через скрытое окно моя комната видна, как на ладони.

— Вы знали, что он в Англии?

— Один из моих людей видел его, когда Лен прибыл в Саутгемптон из Гавра.

Главный комиссар пристально взглянул на инспектора.

— Но вы же не предполагали, что он будет обстреливать вашу комнату? В противном случае, надеюсь, вы не позволили бы майору прийти к вам?

Оратор помедлил с ответом. Потом вздохнул:

— Я не могу запретить начальнику заходить в мой кабинет.

ЧЕЛОВЕК С ДВУМЯ ИМЕНАМИ

Мистеру Ратору пришлось заняться делом миссис Шталмейстер. Эту даму дежурный констебль с трудом оттащил от потерявшего сознание сборщика квартирной платы. Причиной несчастья был тяжелый кувшин, которым миссис Шталмейстер запустила в сборщика, когда тот осмелился пригрозить ей судебным преследованием, если плата за квартиру не будет немедленно внесена. Вероятно, он совсем не знал миссис Шталмейстер, иначе постарался бы скрыться от нее, когда она схватила кувшин.

Вспыльчивая дама была ближе к шестидесяти, чем к пятидесяти годам и обладала могучей фигурой. Держалась она с необычайной самоуверенностью, ибо чувствовала поддержку соседей и вообще того класса людей, который питает ненависть к сборщикам квартирной платы и полицейским.

Когда один из соседей миссис Шталмейстер взялся за нож, чтобы рассчитаться с полицейским, пытавшимся оттащить даму от ее жертвы, инспектор Ратор, случайно попавший в число зрителей этого любопытного происшествия, решил, что пора вмешаться.

Оливеру удалось вырвать бесчувственного сборщика из рук миссис Шталмейстер после того, как его кулак убедил соседа убрать нож и немедленно скрыться. Затем Ратор отправил все еще не приходившего в сознание взымателя квартирной платы в полицейскую амбулаторию.

Полчаса спустя дама уже сидела в кабинете главного инспектора и пыталась доказать, что не сборщик является жертвой, а, наоборот, она — невинная жертва сборщика.

— За все двадцать пять лет, которые я прожила на Келлер–роуд, у меня ни разу не было ссор с соседями! — кричала она. — Я живу тихо и мирно, как подобает порядочной женщине! Вы что, мне не верите?

Оливер усмехнулся.

— Поверил бы, если бы не знал, почему соседи с вами не ссорятся.

— Почему же? — ощетинилась миссис Шталмейстер.

— Все эти двадцать пять лет вы являетесь кем–то вроде атамана разбойников, собравшихся со всех концов света и поселившихся на Келлер–роуд. Точнее было бы назвать вас капитаном пиратов, поскольку они, в основном, моряки по профессии. Вы обладаете настолько мирным нравом, что эти пай–мальчики, готовые перерезать человеку горло из–за стакана виски, боятся вас, как огня.

Ратор закончил эту непривычно длинную для него речь и с облегчением умолк.

— Вы клевещете на бедную, беззащитную женщину! — взревела миссис Шталмейстер. — Я спокойно живу на те шесть фунтов, которые мне каждую неделю дает сын, и мне никто не нужен! Мне не из–за чего ссориться со всем этим сбродом, что живет вокруг меня! Правда, я однажды здорово поругалась с братом и даже изменила имя своему маленькому сыну, которого назвала в честь дяди. Но это было давно. С тех пор мой Теодор вырос и теперь помогает своей бедной, старой, больной маме…

Она вытащила не первой свежести носовой платок и, всхлипывая, вытерла глаза.

На следующее утро дело миссис Шталмейстер слушалось в суде. Поскольку сборщик квартирной платы пришел в себя и благополучно отправился домой, она отделалась крупным штрафом и грозным предупреждением судьи. Затем уплатила и за квартиру: деньги у нее водились, просто миссис Шталмейстер была скрягой по натуре.

Простившись с этой почтенной дамой, инспектор Ратор занялся расследованием похищения драгоценностей в Чизлхерсте. Дело оказалось сложным. Воры были известны и даже уже задержаны, но их удалось арестовать слишком поздно: четырнадцать больших бриллиантов из старинного убора леди Теймаунт успели исчезнуть. Оправа была найдена, но Оливер не чувствовал себя удовлетворенным.

— Говорю вам, как под присягой, мистер Ратор, — уверял Гарри Селт, главарь, — я продал камешки ювелиру, имя которого мне неизвестно. Он работает от какой–то фирмы на материке. Я получил всего лишь двести фунтов да и те пришлось разделить на четверых. Я не хочу вам лгать, мистер Ратор, вы сами знаете, как это обычно делается.

Вот и все, чего удалось добиться от Гарри, к великой досаде Оливера. Леди Теймаунт не только была не очень богатой женщиной, но еще и приходилась родственницей министру.

Этот министр пригласил к себе Оливера.

— Я обращаюсь к вам с большой просьбой, мистер Ратор, — любезно сказал он. — Дело в том, что моя тетя во что бы то ни стало хочет получить обратно свои бриллианты. Они ей дороги как память, ибо она получила их в подарок от своего покойного супруга еще в семидесятых годах прошлого столетия. К счастью, она никогда не узнает, что старик любил раздавать женщинам бриллианты… Скажите, не можете ли вы войти в контакт с какими–нибудь представителями преступного мира, которые помогли бы вам добраться до ее бриллиантов?

— Вы предлагаете мне нарушить закон, — сухо ответил мистер Ратор.

— Знаю, знаю… Но не можете ли вы, в виде особой любезности ко мне, выйти за рамки ваших официальных обязанностей.

Оратор молча кивнул.

* * *

Скупщики краденого тщательно скрываются от полиции. Ратору пришлось начать издалека. Он долго и обстоятельно беседовал с неким господином Баркиным, который торговал собаками. Тот долго отпирался, утверждая, что никакие выходы на скупщиков ему неизвестны. Наконец он все же согласился повести сыщика вечером в небольшой кабачок в Дентфорде. Там они встретились с Джозефом Грейдом, торговцем мебелью. Джозеф был, по его словам, едва знаком с человеком, который, вероятно, знал другого, быть может, знавшего еще кого–то, кто, кажется, был соседом приятеля скупщика краденого.

В течение двенадцати дней Оратор терпеливо продолжал розыски. По обыкновению, говорил очень мало, зато много и внимательно слушал, потому что должен был улавливать в потоке фраз нужные ему намеки, отличать существенные факты от несущественных и разгадывать тайный смысл слов своих собеседников.

В конце концов он поехал в Брюссель, где ему назначил встречу месье Генри Диссель.

Месье Диссель, малоподвижный, моложавый мужчина в больших очках, со слегка растрепанными светлыми волосами и маленькими усиками, пришел к Ратору в гостиницу. Он щелкнул каблуками и поклонился сыщику, прежде чем протянуть руку в нитяной перчатке.

— Я получил ваше письмо, месье. Прошу вас сесть, тогда я тоже сяду.

Он положил огромный портфель на стул, подтянул на коленях прекрасно выглаженные брюки и сел на край кресла, показав безукоризненно белые носки над блестящими желтыми ботинками.

— Я торговец и агент. С бриллиантами имею дело редко. В Антверпене знаю несколько лиц, покупающих и продающих бриллианты, происхождение которых не всегда можно определить. Да, я знаю их. У меня в Лондоне есть брат. Это он дал вам мой адрес? Я так и думал. Он хороший брат, но не особенно любезный. Мы с ним часто ссорились. Я люблю пикет, скачки — вы понимаете меня? Ему это не нравится. После последней ссоры мы с ним больше не общаемся. Как–то я был в Лондоне и позвонил ему по телефону, а он ответил: «Хозяина нет дома». Думал, что ему удалось достаточно хорошо скопировать голос своего слуги. Но я все равно узнал его…

Месье Диссель так сиял, словно ссора с братом доставляла ему величайшее удовольствие. Оливеру пришлось прервать словесный поток, который неустанно изливал его собеседник.

— Все это очень интересно, месье Диссель, но меня не интересуют ваши семейные дела. Вы любезно ответили на мое письмо по поводу бриллиантов леди Теймаунт. Можете ли вы выкупить бриллианты, о которых шла речь?

Месье Диссель торжествующе улыбнулся. Он сунул руку во внутренний карман пиджака, извлек оттуда большой кожаный бумажник и величественным жестом положил его на стол. Открыв бумажник, он сначала вынул пачку писем и визитных карточек, затем пакетик из белой бумаги. Месье ловким движением пальцев развернул пакетик — и бриллианты леди Теймаунт засверкали перед Оратором.

— Вот они! — произнес Диссель. — Я заплатил за них двести тридцать тысяч франков. На этом я выиграл тридцать тысяч. Я вовсе не хочу скрывать, что это дело принесло мне прибыль.

Оратор подошел к двери спальни и позвал эксперта, которого привез с собой из Лондона. Тот тщательно осмотрел все камни один за другим. Генри Диссель с веселой усмешкой наблюдал за его действиями. Наконец мистер Ратор отсчитал двадцать три тысячефранковых банкноты, и бельгиец, тщательно сложив, сунул их в карман.

— Полагаю, месье Диссель, вы не собираетесь назвать имя человека, у которого купили камни? — поинтересовался сыщик.

Бельгиец пожал плечами.

— Он, может быть, порядочный человек, а, может быть, и нет, — сказал он. — Если я назову его имя, то возникнет масса недоразумений, вопросов и требований, и он скажет мне: «Месье Диссель, вы доставили мне много неприятностей. Я больше не желаю иметь с вами дела».

— Где находится контора вашего брата в Лондоне? — спросил Оратор.

— Контора Теодора на Виктория–стрит, номер девяносто шесть. Но мы с ним в плохих отношениях, что, конечно, нехорошо и не по–христиански.

Сыщик нахмурился.

— Теодор? А у него есть второе имя? Как его зовут полностью?

— Теодор Луи Газеборн Диссель. Я — Генри Фредерик Динегем Диссель.

Оратор в упор посмотрел на собеседника.

— О! — многозначительно произнес он.

Другой на его месте сказал бы гораздо больше, но инспектор Ратор был, как мы знаем, скуп на слова, чем и заслужил свое прозвище.

Месье Диссель был бельгийским подданным и уже десять лет вел свое дело в маленькой конторе на бульваре Милитер. Хозяин помещения не отличался аккуратностью, — так, по крайней мере, подумал Оратор, когда пришел поговорить с ним. Над письменным столом в золотой рамке висел красочный диплом, удостоверявший спортивные успехи месье Генри Дисселя.

По его словам, он был агентом, представлявшим несколько текстильных фабрик — английских, германских и американских. Дела часто заставляли его путешествовать. Он состоял членом клуба, в котором шла рискованная игра, но, хотя и был страстным игроком, в его поведении не замечалось ничего предосудительного. Изредка он перепродавал драгоценности, старинные вещи и даже недвижимость. У него была хорошая репутация, и потому он как нельзя лучше годился на роль агента по перепродаже краденого.

* * *

Теодор Луи Газеборн! Это имя звучало в ушах мистера Ратора во время всего обратного пути в Англию.

В Лондоне он сразу же вручил бриллианты их владелице, принявшей его в весьма раздраженном состоянии духа. Ей было жаль (ее собственные слова) каждого пенни вознаграждения: полиция обязана была найти и вернуть ей бриллианты бесплатно. Она дала даже понять, что не исключает возможности участия полиции вообще, и главного инспектора Ратора в частности, в дележе ее денег.

Оратор слушал как будто внимательно, но мысли его были далеко. Он думал о мистере Теодоре Луи Газеборне Дисселе и месье Генри Фредерике Динегеме Дисселе.

…Возвращаясь домой, Оратор неожиданно воскликнул:

— Поразительно!

— Что поразительно? — спросил удивленно его сосед: мистер Ратор находился в этот момент в вагоне железной дороги.

— Все, — спокойно ответил Оратор.

Его спутник осторожно отодвинулся в самый угол, поближе к стоп–крану.

…Действительно, версия, которая начала складываться у Оратора, казалась почти невероятной.

С необычайным терпением он возобновил поиски, стараясь отыскать новые нити, ведущие к давно забытым преступлениям. В течение трех недель он посетил не менее двенадцати лондонских тюрем, расспрашивая крупных воров, попавших за решетку. В конце концов ему удалось нащупать хорошо законспирированный путь из Лондона в Бельгию, на котором краденые драгоценности проходили через много рук. Не все они попадали в Брюссель. Иногда их привозили в Льеж, иногда — в Остенде, но, как бы то ни было, в конце пути находился таинственный адресат, которого можно было встретить только в кафе, в пивной или в гораздо более подозрительном месте; встречи эти заранее назначались в Лондоне.

— Вот как это делалось, мистер Ратор, — говорил преступник, отбывавший наказание в Медстон–Голе. — Если нам попадалась хорошая добыча, мы звонили по телефону, и нам указывали место, где можно сплавить ее. Каким образом эти посредники добывали сведения, я не знаю. Тогда один из наших отправлялся по этому адресу и всегда возвращался с солидной суммой. Мне приходилось и самому иметь с ними дело.

— Вы не встречали среди них иностранцев?

— Никогда. Бывало, придешь в кафе, и тут кто–нибудь подойдет и скажет: «Вас ожидают на улице». Обычно он ждал в машине за углом, быстро просматривал вещи, называл цену и сейчас же выплачивал деньги.

Вскоре у Ратора выдался свободный день, и сыщик им воспользовался, чтобы познакомиться с братом месье Генри Дисселя. Брюссельская контора Генри состояла из одной комнаты, в которой царил беспорядок. У энергичного Теодора помещение было обставлено мебелью из полированного красного дерева и сияло ослепительной чистотой. На стеклянной входной двери было красиво выведено золотом:

Теодор ДИССЕЛЬ,

инженер

Хозяин конторы был высокого роста, тщательно одет и выбрит. Его волосы были аккуратно зачесаны назад, открывая большой лоб. Он носил монокль, по–английски говорил безукоризненно и выглядел как человек из общества.

Секретарша провела мистера Ратора в кабинет, где Теодор сидел за таким сверкающим письменным столом, что, казалось, его только что привезли из магазина. Теодор поклонился гостю слишком уж церемонно, выдавая тем самым свое иностранное происхождение.

— Какое–то тайное чувство подсказывает мне, что вы пришли сюда по поводу моего брата, — сказал он, словно извиняясь. — Мне известно, что вы были у него недавно: он писал мне о вашем посещении. Должен признаться, что я сейчас чувствую себя довольно неловко.

— Почему? — резко спросил Оратор.

Месье Теодор Диссель прошелся по кабинету, засунув руки в карманы отлично выглаженных брюк.

— Видите ли… — он остановился в нерешительности. — Мне не хотелось бы говорить о нем дурно, да это было бы и неестественно… Он человек горячий, не всегда корректный, но, в общем, неплохой. Когда человек так легкомысленно обращается с деньгами, то ясно, что он может в любой момент попасть в затруднительное положение. Вероятно, дело касается какого–нибудь долга, которого брат не уплатил? Я надеюсь, он не совершил ничего преступного?

В каждом слове и движении Теодора ощущалось беспокойство. Именно так должен был себя вести, по мнению Оратора, взволнованный брат.

— Если речь идет о деньгах… — Теодор беспомощно пожал плечами. — Я, к сожалению, не могу быть полезен… Я уже ссудил ему пятнадцать тысяч фунтов, которых, конечно, никогда не получу обратно. А я не настолько богат, чтобы постоянно давать ему деньги.

— Ни о каких долгах вашего брата мне неизвестно, — сказал Оратор. — Скажите, он — бельгийский подданный?

Теодор кивнул.

— А вы — натурализованный британец?

— Да, — спокойно ответил Диссель. — Я женился в начале войны на англичанке. Что касается моего брата, то, право, не знаю, женат ли он. — Теодор снова пожал плечами. — Он, кажется, принадлежит к людям, предпочитающим непродолжительные связи. Я буду откровенен с вами: брат доставляет мне много неприятностей.

Оратор молча гладил подбородок и сочувственно кивал.

— Что бы вы мне ни сказали о Генри, я всему поверю. Увы! У брата есть друзья, которые всегда готовы дать дурной совет и помочь его исполнить…

Сыщик спросил:

— Брат говорил с вами о продаже драгоценностей?

Теодор нахмурился.

— Драгоценностей? — медленно переспросил он. — Я не знал, что он занимается и ими… Правда, во время нашей последней встречи он намекал, что начал вести дела с неким мистером Деверсом. Мне как–то пришлось встретиться с этим человеком. Очень неприятный и совсем не похож на ювелира. Признаюсь вам, я почувствовал к нему настолько сильную антипатию, что, когда Деверс вздумал явиться сюда после отъезда брата в Бельгию, я велел передать, что занят и не могу принять его.

Оба собеседника помолчали.

— Совершенно верно, — произнес Оратор. — Деверс — очень подозрительный человек. Я его знаю.

…Возвращаясь домой, Оливер продолжал обдумывать свою версию.

* * *

Две недели спустя Генри Диссель весело выпрыгнул из брюссельского поезда на перрон вокзала Остенде. Стоял теплый сентябрьский день, и море было окутано густым туманом. Генри занял на пароходе каюту, где оставил маленький чемодан, составлявший весь его багаж, и заказал завтрак. По–видимому, Диссель при посадке повредил себе ногу: когда он показался на палубе, то сильно хромал, опираясь на палку.

По мере приближения к английскому берегу туман становился все сильнее. Судно, руководствуясь пушечными выстрелами и звуками сирены из Дуврской гавани, медленно подвигалось ко входу в порт.

В это время один из пассажиров второго класса услыхал крик о помощи. Оказалось, что Генри Диссель, имевший неосторожность сесть на фальшборт, упал в воду. За криком последовал всплеск воды. Стюард, выскочивший на палубу, увидел только палку Генри, плававшую в волнах. Сам же Диссель исчез. Сейчас же спустили лодку, но, кроме трости и шляпы, матросы ничего не обнаружили.

В тот же вечер мистер Ратор прочитал в газете краткое сообщение:

«Пассажир упал за борт.

Месье Генри Диссель из Брюсселя упал за борт пакетбота «Принцесса Жозефина» у входа в гавань Дувра. Тело еще не найдено».

— Прекрасно! — сказал Оратор, нисколько не взволнованный этим трагическим случаем.

Тело Генри Дисселя все еще не было найдено, когда Оливер посетил убитого горем брата погибшего.

— Я поражен, — сказал сыщику Теодор, в недоумении качая головой. — У него не было никаких оснований для самоубийства. Мне только что телеграфировали из Брюсселя, что все дела его в порядке. В банке у Генри было больше тысячи фунтов. Накануне отъезда он, говорят, слегка повредил себе ногу, играя в теннис. Вероятно, он чем–нибудь ударил больное место и…

— Ваш брат был застрахован? — перебил его Ратор.

Теодор медленно наклонил голову.

— Да. Я совсем позабыл об этом. Когда я заплатил его долги, то потребовал, чтобы он застраховал свою жизнь в одной английской компании. Быть может, вы найдете мою настойчивость бессердечной, но я должен был иметь обеспечение.

— Страховка на пятнадцать тысяч фунтов?

— Да, кажется, на эту сумму. Но дело не в деньгах — я потрясен его трагической смертью. Бедный Генри…

— Он был застрахован на имя Дисселя? — прервал Оливер. — Или на свою настоящую фамилию?

Теодор растерянно взглянул на инспектора.

— Наша настоящая фамилия… — Он запнулся и умолк.

— Шталмейстер, — докончил Оратор.

Диссель мгновенно покраснел.

— Да, действительно, мы изменили фамилию, — промямлил Теодор.

— Знаю, — остановил его Оратор. — У вас было двое дядей, не правда ли? Одного звали Теодор Луи Газеборн, другого — Генри Фредерик Динегем. Ваша мать назвала вас Генри Фредериком Динегемом через неделю после вашего рождения. Через месяц она переехала в другую часть Лондона после бурной ссоры с вашим дядей Генри и еще раз зарегистрировала ваше рождение, на сей раз под именем Теодора Луи Газеборна: в честь второго дяди.

Теодор сидел бледный, как смерть, и молчал.

— Вы вступили в жизнь с двумя именами и прекрасно использовали это обстоятельство. В Лондоне вы были Теодором, а в Брюсселе с помощью фальшивых усиков и очков вы превращались в Генри. И здесь, и там вы занимались скупкой краденых вещей. Изменив вам имя, миссис Шталмейстер доставила полиции много хлопот.

— Вы с ума сошли! — прохрипел Теодор. — Мой брат…

— Вы и ваш брат — одно и то же лицо. Вам нетрудно было доплыть от парохода до берега, не правда ли? Я видел в вашей конторе в Брюсселе грамоту за плавание на длинные дистанции. Вы спокойно выбрались на берег, где, я уверен, вас ожидал автомобиль. Берите шляпу. Сейчас вас тоже ждет у подъезда машина. На этот раз полицейская.

УБИЙСТВО В СЕННИНГДЕЛЕ

Один из комиссаров Скотленд–Ярда был очень недоволен инспектором Ратором. Обычно начальники не любят подчиненных, которые слишком много говорят; полковник же Левингтон (комиссар, о котором идет речь) не взлюбил Оратора за его молчаливость.

У Левингтона был собственный дом в Сеннингдсле. Поэтому он испытывал особый интерес к делу Элифорд Грей, своей соседки. Хотя комиссарам и приходится по долгу службы разрабатывать уставы, приносить торжественную присягу, иметь дело с государственными секретными актами, они все же ничем не отличаются от остальных смертных. У полковника Левингтона были жена и дети, которые считали его непререкаемым авторитетом. Всей округе было известно, что он — один из руководителей Скотленд–Ярда. Соседи относились к нему с величайшим уважением и всегда выслушивали его речи с почтительнейшим вниманием. Однако, если говорить откровенно, у полковника Левингтона не было никакого опыта в борьбе с преступностью: он ведал исключительно статистикой. Если бы ему пришлось кого–нибудь арестовать, то комиссар не знал бы даже, как приступить к этому.

Миссис Элифорд Грей была хорошенькой вдовушкой лет тридцати четырех, стройной и темноволосой, с красивыми серыми глазами, в которых было что–то трагическое (по мнению ее немногих близких друзей). Ферниг–коттедж, в котором она жила, находился немного в стороне от главной дороги и принадлежал мистеру Лестеру Венну. Дом был невелик, но красиво обставлен и окружен большим садом. Две служанки — пожилая женщина и ее дочь — жили в десяти минутах ходьбы от коттеджа. Они уходили на ночь домой, но миссис Грей не боялась оставаться в полном одиночестве. Она давно к этому привыкла.

Ее лучшим другом считался мистер Дик Лестер Венн, очень богатый молодой человек. Он имел роскошную квартиру на Парк–Лейн и прекрасную репутацию. У него была лишь одна слабость, из–за которой и состоялось его знакомство с инспектором Ратором.

Оратор пришел к Венну по его приглашению и застал хозяина шагающим по комнате из угла в угол. У окна стояла миссис Грей, с трудом сдерживающая улыбку при виде нахмуренного лица своего друга.

— Мне очень жаль, что все так получилось, инспектор, — с раскаянием произнес Дик Лестер Венн. — Но этот парень позволил себе слишком многое в присутствии миссис Грей. Боюсь, что я излишне погорячился…

— Из–за этой «горячности» он чуть не отправился на тот свет, — строго сказал Оратор.

…Венн и миссис Грей в тот знаменательный вечер поздно возвращались из Кенсингтона и шли через парк, весьма малолюдный в этот час. По дороге к ним пристал подозрительный мужчина, сначала смиренно просивший подаяния. Когда же ему было отказано, он стал дерзить. Очевидно, его ввела в заблуждение тонкая фигура Венна.

В действительности же Лестер был тренированным атлетом, и когда наглость проходимца перешла всякие границы, Венн обернулся, ловко схватил его за шиворот и швырнул в реку. После долгих поисков захлебнувшегося бродягу вытащили из воды. Затем его отправили в больницу.

— Нет, правда, Дик, вы в гневе ужасны, — сказала миссис Грей.

Она засмеялась. Ласковые интонации ее голоса навели Оратора на мысль, весьма пригодившуюся ему через неделю.

— Что же теперь будет, инспектор?

В голосе Венна слышались беспокойство и раздражение.

— Конечно, не следовало мне бросать его в воду, — продолжал он. — Меня поразило то, что он знал меня и назвал по имени. И когда он сказал, что на днях я буду убит, я потерял контроль над собой. Меня присудят к лишению свободы или к штрафу, инспектор?

Вместо ответа Оратор попросил, чтобы Дик Венн поподробнее описал внешность проходимца. Прежде чем Лестер окончил свой рассказ, Оливер понял, что полиции незачем вмешиваться в это дело. Бродяга был хорошо известен Скотленд–Ярду и имел весьма незавидную репутацию. После целого ряда преступлений он успел познакомиться со многими тюрьмами Соединенного Королевства.

— Самое лучшее для вас, мистер Венн, послать кого–нибудь в больницу к этому типу. Конечно, я даю вам совет не как полицейский, а как частное лицо. Думаю, что если вы не пожалеете пары фунтов, то все устроится ко всеобщему удовлетворению.

— Вероятно, он большой жулик? — с любопытством спросил Венн.

— На прошлой неделе выпущен из Дартмура, — ответил сыщик.

Оратор заметил, что миссис Грей теперь сидела, отвернувшись к окну, словно разглядывая что–то интересное на улице. Ее поза показалась ему неестественной. Оливер подумал, что она, вероятно, желает скрыть от своего друга невольный смех.

Сыщик вернулся в Скотленд–Ярд и скоро забыл о существовании миссис Элифорд Грей и мистера Дика Лестера Венна.

* * *

Несколько дней спустя друг мистера Левингтона, суперинтендант, в разговоре с Ратором стал сплетничать о Венне и его подруге.

— Какая красавица миссис Элифорд Грей!.. Нет, нет, вы ошибаетесь, у нее с мистером Венном просто дружба.

— Я ничего не говорил, — отрывисто произнес Оратор.

— Догадываюсь, о чем вы думаете, — заметил суперинтендант. — Я, правда, почти незнаком ни с ней, ни с ним, однако не раз слыхал, что он очень несдержанный человек и к тому же ревнивец. В Сеннингделе все удивлены тем, что он не женится на ней. Полковник тоже его не понимает. Такая красивая женщина!

— Самое странное в обитателях Сеннингделя то, — сказал Оливер, не питавший особенной симпатии к полковнику, — что есть масса вещей, которых они совсем не понимают.

…В половине четвертого следующего утра Оратор, как обычно, встал после крепкого девятичасового сна и налил себе чашку чая. Зазвонил телефон. Сыщик сердито взглянул на аппарат и не стал снимать трубку: он собирался написать несколько отчетов, а работа спорилась у него лучше всего в тихие часы рассвета. Звонок повторился. Сняв трубку, Оливер сейчас же узнал взволнованный голос полковника Левингтона:

— Не можете ли вы сейчас же приехать сюда? Я уже позвонил в Скотленд–Ярд и попросил заехать за вами; фотографы и дактилоскописты уже выехали.

— Что случилось? — быстро спросил Ратор.

Последовала короткая пауза.

— Миссис Грей, эта очаровательная женщина, убита.

Оратор ахнул:

— Убита?

— Да… Она убита… Боже мой! Это ужасно! Одна из самых красивых женщин, которых я когда–либо видел… И необыкновенно милая соседка… Чудовищно! Убита, вы понимаете, Ратор?..

— Да, я понимаю, — уже спокойно, по–деловому, произнес сыщик. — Сейчас приеду.

Он повесил трубку, быстро выпил чай и выбежал на улицу.

Из–за угла вылетел полицейский автомобиль и сбавил скорость.

— Не останавливаться! — закричал Ратор и на ходу вскочил в машину, заняв место рядом с шофером. — Известны какие–нибудь подробности?

Никто не знал деталей убийства. Даже имя убитой женщины им было еще неизвестно.

Оратор поднял воротник и погрузился в размышления.

Вскоре автомобиль остановился перед маленьким коттеджем. Через широко раскрытую дверь была видна ярко освещенная передняя. На дорожке, ведущей от дороги к дому, стоял полисмен, а в передней полковник Левингтон разговаривал с человеком, в котором Оратор узнал инспектора местной полиции.

Заметив Оливера, Левингтон сказал ему:

— Здешние сыщики зашли в тупик и вызвали нас.

— Вызвали меня или вас, сэр? — нелюбезно спросил Ратор.

Полковник не имел никакого отношения к департаменту уголовных расследований, но постоянно мешал работать.

— Вас, конечно, мой милый, — раздраженно ответил Левингтон. — Я здесь просто как свидетель… Я ничего не могу засвидетельствовать, конечно, — поспешно прибавил он, — но они явились ко мне и вытащили меня прямо из кровати.

— Где тело? — спросил Ратор.

К его удивлению, полковник покачал головой.

— Тела нет. Его, видимо, унесли. Надеюсь, вы осторожно ступали по дорожке, когда входили? Там остались следы крови. Очевидно, на дорожке и было совершено преступление.

Мистер Ратор отворил дверь в маленькую уютную гостиную. Она была ярко освещена, и сыщик остановился, чтобы окинуть ее взором. В комнате царил беспорядок: небольшой стол и два стула были опрокинуты, на полу лежала разбитая ваза, а на ковре он заметил большое кровавое пятно.

— Быть может, будет лучше, если я расскажу вам все, что мне уже известно, — предложил полковник.

— Простите, сэр…

Голос Оратора неожиданно смягчился. Те, кто с ним работал, знали этот симптом: в такие минуты спорить с ним было опасно.

— Боюсь, что вам придется ограничиться ролью простого зрителя. Если я берусь за какое–нибудь дело, то веду его сам и не терплю ничьего вмешательства.

Полковник слегка нахмурился, но сразу же сдался.

— Конечно, конечно, мой милый. Я подожду в саду, — сказал он.

— Вы можете ждать, где вам угодно, сэр, — отрезал Оратор и повернулся к сеннингдельскому инспектору.

Тот изложил известные факты. Их было совсем немного. Полисмен, делавший обход в половине четвертого утра, заметил, что передняя в коттедже ярко освещена. Он подошел к дому и обнаружил, что дверь не заперта.

Он позвал. Никто не ответил. Зная, что миссис Грей живет одна, полисмен забеспокоился. Он не стал больше ждать и вошел в переднюю. Заметив пятна крови на стенах, он бросился в гостиную, где увидел то же самое, что представилось взору Оратора: следы борьбы.

Оливер позвал двух полицейских, приехавших из Скотленд–Ярда, и указал на блестящую поверхность медной решетки камина.

— Там остались отпечатки пальцев. Снимите их. Когда закончите, я произведу более тщательный осмотр.

На подставке камина лежали обрывки бумаги. Оратор собрал их и прочел несколько слов, написанных женской рукой:

«Пытался убить меня… защищалась…»

Неровные буквы выдавали сильное волнение писавшей.

Положив обрывки бумаги на стол, сыщик вышел из дома и обошел вокруг него. Было уже достаточно светло, чтобы он мог тщательно осмотреть коттедж и сад. Следы крови, найденные им на камнях дорожки, указывали на то, что истекавшее кровью тело выволокли на шоссе. Здесь след кончался.

Ратор вернулся в дом и спросил местного инспектора:

— У нее была машина?

— Да. Маленький двухместный автомобиль. Он стоит в запертом гараже, — ответил тот.

— Ну? — полковник Левингтон был не в состоянии дольше оставаться молчаливым зрителем. — Не правда ли, теперь вам все ясно? Она поссорилась с кем–нибудь, ее убили и увезли тело…

— Это ее служанки? — прервал его Оратор, увидев двух женщин, подходивших к коттеджу. Сыщик послал за ними, хотя и не был уверен в том, что они сообщат какие–нибудь новые данные. Попросив пожилую женщину войти в столовую, он задал ей несколько вопросов. Полковник вертелся рядом, хотя его никто не приглашал. По–видимому, женщина уже знала о случившемся: она дрожала всем телом и была очень бледна.

— Был ли кто–нибудь у миссис Грей вечером? — спросил Ратор.

— Только мистер Венн, сэр.

Оливер нахмурился.

Он хмурился всегда, когда был чем–нибудь очень удивлен.

— Мистер Лестер Венн? — переспросил он.

Она кивнула.

— В какое время он был здесь?

— Когда я ушла, сэр, он еще оставался. Около двенадцати часов одна из моих знакомых видела его автомобиль. Он ехал в сторону Лондона. Я не привыкла болтать лишнего, сэр, — тут в ее голосе зазвучали истерические нотки, — и вовсе не хочу кому–либо повредить своими словами, но я должна признаться, что они ссорились вчера вечером.

— Кто?

— Госпожа и мистер Венн, сэр. Он закричал громко, на весь дом: «Я требую объяснений!» Тогда госпожа попросила его говорить потише.

— А вы подслушивали у дверей, да? — осведомился сыщик.

Женщина покраснела.

— Да, сэр, вы правы. Не хочу вам лгать. Я слыхала, как хозяйка сказала: «Я не могу выйти за вас замуж и никогда не выйду. Я отказываюсь назвать вам причину своего решения, Дик. Если вы меня действительно любите, то не будете больше настаивать».

— И что же дальше? — спросил Оратор, записывая в блокнот отрывок разговора, подслушанный кухаркой.

— Тут я услышала, как он воскликнул: «Я лучше убью вас, чем от вас откажусь!» Я совершенно ясно расслышала эти слова. Я могу засвидетельствовать их на суде под присягой. Правда, он очень славный человек, и мне не хотелось бы доставлять ему неприятности…

— Вы не слышали какого–нибудь шума, когда уходили?

Кухарка покачала головой.

— Они разговаривали совсем мирно, когда она пожелала мне спокойной ночи через закрытую дверь. Моя дочь ушла приблизительно за час до начала ссоры.

— Какой же вывод вы делаете из ее слов? — возбужденно спросил Левингтон. — По–моему, больше нечего сомневаться. После ухода кухарки они снова поссорились…

— До убийства жертва успела лечь спать. Она сделала это после ухода человека, которому только что отказала, — холодно прервал его Ратор. — К тому же убийце пришлось взломать замок на двери черного хода. Мистеру Венну незачем было ломать дверь, не правда ли?

Полковник покраснел.

— Я хорошо знаю господина Венна, я несколько раз встречался с ним, — помолчав, произнес Левингтон. — Он очень вспыльчивый человек. Мне кажется, что вам следовало бы допросить его.

— Эта оригинальная идея пришла в голову и мне, — иронически ответил сыщик.

…Было около половины седьмого, когда Ратор подъехал к большому дому на Парк–Лейн, где жил мистер Лестер Венн.

Квартира Дика находилась на первом этаже.

Ратор постучал.

Хозяин сам открыл дверь, узнал сыщика и — остолбенел.

— Здравствуйте, мистер Венн.

— Доброе утро, инспектор. Входите, — ответил хозяин, несколько овладев собой.

Лестер широко распахнул дверь перед Оратором и пропустил его вперед. Инспектор заметил, что под халатом на Венне костюм, его подбородок покрыт щетиной, лицо осунулось от усталости. Похоже было, «то он провел бессонную ночь.

Венн провел гостя в небольшой кабинет.

— Я вас слушаю, мистер Ратор.

Сыщик помолчал, пристально глядя на Дика.

— Я расследую убийство миссис Грей, — раздельно проговорил Оливер.

Венн был поражен.

— Не может быть! — воскликнул он. — Этого абсолютно не может быть!

Со свойственной ему краткостью Оратор сообщил известные читателю факты. По мере прояснения ситуации к Венну постепенно возвращалось спокойствие.

— Как нелепо! Я подумал было… — Венн умолк, не окончив фразу. Потом с интересом посмотрел на сыщика. — Так вы полагаете, что миссис Грей нет в живых?

Оратор не ответил.

— Боже мой! Вы что, подозреваете меня?.. Но это было бы уж слишком явной нелепостью! — воскликнул Лестер.

— Я ничего не подозреваю, — возразил Оливер. — Я исхожу из фактов. В гостиной коттеджа найдены пятна крови; на дорожке тоже обнаружены кровь и следы тела, вытащенного на дорогу.

— Я, как всегда, натворил множество глупостей, — пробормотал Венн.

— Как же вы мне все это объясните? — спросил Оратор.

Венн пожал плечами.

— Мне нечего сказать. Я не знаю, где находится миссис Грей и не могу ничего добавить к вашему рассказу.

— Что на вас было вчера вечером? Вероятно, вечерний костюм?

Венн медленно кивнул.

— Я бы очень хотел взглянуть на него и на рубашку.

Лестер смело выдержал испытующий взгляд сыщика.

— Я пролил кофе на рубашку и сжег ее, — произнес он. — Костюм был старый, и я его тоже отправил в печку. Швейцар может подтвердить мои слова: он видел, как я сегодня утром спускался по лестнице в подвал с большим пакетом в руках.

— Очевидно, на одежде тоже были пятна крови… У меня есть версия, которая все объясняет. Вы были вечером у миссис Грей, поссорились с ней и в припадке ярости убили ее. Остался невыясненным только один вопрос: куда вы дели труп?

Венн едва не бросился на Ратора.

— Говорю же вам, что не знаю! Я не видел Элифорд после ссоры. Если же вы думаете, что я убил ее, арестуйте меня!

Лестер кипел от ярости.

— Возьмите себя в руки, — холодно проговорил Оливер.

— Простите, инспектор. Я больше ничего не могу добавить к сказанному. Боже мой! Как все по–дурацки получилось!

— Я не буду вас арестовывать. По крайней мере, сейчас. Будьте дома после обеда. Я зайду к вам, — сказал сыщик и ушел.

В Скотленд–Ярде его ждала телеграмма из госпиталя, направившая Оратора на новый след. Почти одновременно с ней прибыло донесение от хорсхемского инспектора, содержащее дополнительные факты.

После обеда Ратор зашел к Венну. С ним увязался несносный Левингтон.

Дик уже успел привести себя в порядок.

— Вам не придется меня ждать, инспектор, я только возьму шляпу, — и готов следовать за вами, — сказал он.

— Нет, я не собираюсь арестовывать вас. Мне только нужны некоторые сведения, — ответил Оратор. — Скажите, куда вы дели тело?

Он смотрел прямо в глаза Венну, и тот чувствовал; что уклониться от ответа больше не удастся.

— Куда вы дели тело? — настойчиво повторил сыщик.

Лестер был бледен, как мертвец.

— В пяти милях от Хорсхема. Но я не оставлял его там…

— Оно оставило вас, — уточнил Ратор. — Оно сейчас в Хорсхемском госпитале с поверхностной раной на правой руке. Удивительно, как много крови вытекает из подобных ран…

Венн вздрогнул.

— Он жив? — шепотом спросил Лестер.

— Кто? — изумленно осведомился Левингтон. — До сих пор я думал, что речь идет о миссис Грей!

— Минутку терпения, полковник, — сказал сыщик. — Да, он жив, мистер Венн. Лежит в госпитале и страдает не столько от раны, сколько от последствий пьянства. Так написано в рапорте, поступившем в Скотленд–Ярд. Настоящее имя этого господина, — продолжал Оливер, — Генри Вальтер Грей. Он известен полиции под кличкой «Блок». Я сейчас поеду в госпиталь и допрошу этого ожившего покойника. Но прежде всего я прошу вас чистосердечно рассказать все, как было.

— Мы и сами почти все знаем, но все же интересно послушать вас, — вставил полковник Левингтон.

Мистер Венн пригласил гостей сесть и начал свой рассказ.

— Я впервые встретился с миссис Грей лет пять тому назад. Мы познакомились у наших общих знакомых и, признаюсь откровенно, я влюбился в нее с первого взгляда. Несмотря на мой скверный характер, она неизменно была добра ко мне. Она явно любила меня, но не соглашалась стать моей женой. Я не мог понять причины ее отказа. Ведь я не знал, что она вовсе не вдова! Ее муж десять лет сидел в тюрьме за какое–то страшное преступление. Семейная жизнь с ним была для Элифорд сущим адом. Когда его посадили, она переехала в наши места: здесь у нее не было знакомых. Она не знала, как развестись с ним. При наших английских законах…

Венн умолк, не договорив фразу.

— Если бы миссис Грей сказала мне, кто ее муж, то я давно помог бы ей оформить развод, — заметил Ратор.

— Он только что вышел из тюрьмы. Каким–то образом нашел Элифорд и вчера вечером ввалился к ней в дом. Был мертвецки пьян и больше походил на скота, чем на человека. Кто–то рассказал ему о нашей с Элифорд дружбе. Он, конечно, объяснил ее по–своему, потому что был не в состоянии представить себе возвышенные, чистые отношения между людьми. Этот бандит пытался задушить ее. Защищаясь, она ударила его кинжалом, который я подарил ей для разрезания книг. Изверг упал, истекая кровью, и потерял сознание. Она подумала, что убила его, и написала мне записку, решив покончить с собой. Окончив писать, она немного успокоилась и сожгла записку в камине. Затем позвонила мне по телефону. Я сейчас же помчался в Сеннингдель, увез Элифорд к себе на квартиру и снова вернулся в коттедж. Я намеревался отвезти тело на берег моря и там оставить. Как всегда, натворил массу глупостей. В частности, оставил все комнаты и переднюю освещенными, а дверь — открытой. Уложив мнимого мертвеца в автомобиль, я поехал, через Хорсхем, но, миновав его, заметил, что машина не в порядке. Пришлось ненадолго остановиться и выйти из машины. Очевидно, в это время пьяный скот пришел в сознание и незаметно скрылся. Заметив, что он исчез, я сейчас же повернул обратно, но все мои поиски остались безрезультатными. Миссис Грей сейчас находится в Борнмуте. Когда инспектор пришел ко мне, она была у меня. Я как раз собирался позвать своего шофера… Чтобы Элифорд успела выбраться из Лондона, я попытался выиграть время и солгал вам, инспектор, что сжег свою одежду. Но как же вам удалось раскрыть все это?

— Я обнаружил отпечатки пальцев на каминной решетке. В Скотленд–Ярде по дактилоскопической картотеке установил, кто их оставил, — ответил сыщик. — Остальное стожилось само собой. Кроме того, у сбежавшего от вас преступника полиция обнаружила в кармане записку, доказывающую его намерение убить жену.

— Как видите, Скотленд–Ярд все знает и все видит, — напыщенно произнес полковник.

— Теперь я в этом не сомневаюсь, — кивнул Лестер, восхищенно глядя на Ратора.

— Желаю счастья вам и миссис Элифорд, — сказал инспектор и откланялся.

Мистер Левингтон последовал за ним.

ПОДЛОГ В СОЛИДНОМ БАНКЕ

«Лондонский и Южный банк» был хорошо известен Оратору: там, в одном из сейфов, хранились все его маленькие сбережения. С мистером Байдом, директором отделения этого банка на улице Пиккадили, Оливер не был знаком, но знал его в лицо, потому что одно время жил на Джемс–стрит.

Сидя утром у окна и покуривая трубку, сыщик часто видел мистера Байда, медленно шагавшего по Джемс–стрит в сторону Пиккадили с цилиндром на затылке, в пальто, расстегнутом и зимой, и летом; руки директора были неизменно заложены за спину, а лицо выражало глубокую задумчивость.

Что же касается сэра Исаака Маннгейма, председателя «Лондонского и Южного банка», то его в столице знали все. Дед сэра Исаака родился в Германии и в молодости эмигрировал в Англию. Через два поколения Маннгеймы уже почти ничем не отличались по языку и привычкам от настоящих англичан. Тем не менее в начале войны сэр Исаак категорически отказался переменить свою фамилию на английскую.

— Ее носил мой отец, — сказал он. — Буду носить и я.

Так сэр Исаак и отправился с немецкой фамилией на войну с Германией. На фронте он получил несколько наград, потерял левую руку и возвратился в Лондон таким ярым врагом немцев, что приятели снова предложили ему переменить фамилию. Он внимательно выслушал их, мрачно улыбнулся и сказал:

— Верните мне левую руку, и тогда я подумаю над вашим предложением.

В сущности он лично руководил банком; директора были просто пешками. Благодаря его выдающимся способностям, банк вскоре занял первое место в Сити. Сэр Исаак встречался с Оратором лишь однажды и произвел на сыщика очень сильное впечатление.

* * *

По удивительному стечению обстоятельств, в тот самый день, когда инспектора Ратора вызвали в банк, он утром посетил мистера Джозефа Пардю, недавно вышедшего из Дартмурской тюрьмы. До заключения Пардю активно занимался мошенничеством и вымогательством. После освобождения Джозеф (или попросту Джо) открыл собственное агентство в аристократическом Вест–Энде. Войдя в приемную, Оратор внимательно оглядел помещение и понял, что дела у Джо идут великолепно.

Сыщика ввели в «святая святых», где Джо Пардю важно восседал за письменным Столом в стиле ампир, ковыряя в зубах позолоченной зубочисткой. Джо нисколько не обрадовался приходу Ратора, но тут же вскочил из–за стола и поспешил навстречу сыщику.

— Как давно я вас не видел, дорогой мистер Ратор!

Усадив посетителя, хозяин агентства бросился ко второй двери из красного дерева, ведущей в заднюю комнату, и тщательно прикрыл ее.

— Не хотите ли выпить хорошего вина? — спросил Джо.

— Каким мошенничеством вы теперь занимаетесь? — спросил Оливер, движением головы отказываясь от предложенного напитка.

Пардю широко улыбнулся.

— Никакого мошенничества, мистер Ратор! Я стал порядочным человеком. У меня есть свое дело. Четыреста известнейших в Лондоне семей являются моими клиентами. Я зарабатываю почти тысячу фунтов в неделю. С прежним покончено, мистер Ратор, — приложив руку к сердцу, заявил Джо. — Теперь я мечтаю только о спокойной жизни в моем собственном доме в Бейсуотере. Пусть полиция охраняет меня, а не охотится за мной. Помните, как вы поймали меня в Саутгемптоне? Но я не злопамятен. Может, все–таки выпьем за приятную встречу?..

Собственно говоря, Ратор навестил Джо из простого любопытства, интересуясь судьбой старого знакомого.

…Отворяя дверь на лестницу, Оливер едва не столкнулся с дамой, направлявшейся в агентство Джо. Это была высокая женщина с темно–каштановыми волосами и красивыми серыми глазами. Тонкие черты ее лица, изысканный костюм и великолепная косметика заставили Оратора подумать, что перед ним — представительница одной из тех четырехсот семей, о которых говорил Джо. Сыщику показалось, что он уже где–то встречал ее. Образ этой женщины был в его памяти почему–то связан со звоном разбитого стекла.

Оратор отступил назад, чтобы дать ей дорогу, и дама величественно вошла в агентство.

* * *

Вернувшись в Скотленд–Ярд, мистер Ратор получил донесение: «Лондонский и Южный банк» выплатил 35000 фунтов по чеку, подпись на котором впоследствии оказалась поддельной.

…Мистер Байд встретил инспектора в вестибюле. Директор выглядел таким усталым, словно провел бессонную ночь.

Отделение банка на Пиккадили было недавно перестроено и отличалось большой роскошью. Ратор любил высокие сводчатые потолки и мраморные стены, поэтому он с удовольствием оглядел вестибюль.

Байд пригласил инспектора в кабинет, и, придвинув стул, предложил ему сесть.

— Случилась большая неприятность, — сказал директор. — При мне еще никогда не происходило подобного, никогда! Я работаю уже тридцать пять лет в банке и мне никогда не приходилось иметь дела с подлогом!

— Вам повезло, — произнес Оратор.

Его нисколько не интересовала биография директора.

— Прошу вас, мистер Байд, как можно точнее описать все обстоятельства дела.

— Я понял, что произошла какая–то ошибка, когда секретарь мистера Джиллана явился ко мне с приходно–расходной книгой, в которой нигде не была указана сумма в 35000 фунтов, взятая с текущего счета. В нашей же книге обнаружена запись, сделанная неизвестно кем.

Директор открыл огромную книгу и указал на нужную строчку. Там было написано «Чек на 35000 фунтов нашелся. Его по ошибке присоединили к счету другого клиента. Чек, безусловно, подделан» .

— Вот этот чек.

Байд передал листок бумаги сыщику. Ратор прочитал его, посмотрел на свет и даже зачем–то понюхал.

— Он вырван из чековой книжки мистера Джиллана? — спросил Оратор. — Вы, конечно, отмечаете у себя все чековые книжки, которые выдаете вкладчикам?

Директор кивнул.

— Да, конечно, предъявленный чек является последним в книжке, которую мы выдали мистеру Джиллану месяц тому назад. Мы посылали ему каждые шесть месяцев по десяти книжечек, на сотню чеков каждую. Мистер Джиллан — очень богатый биржевой маклер. Имеет дом на Гросвенор–сквер. Текущий счет у нас является не только частным, но и деловым его счетом.

Оратор еще раз осмотрел чек. Слова «Томас Л.Джиллан» были написаны мелким почерком над названием банка. В левом углу сыщик заметил инициалы «В.Д.»

— Что означают эти буквы?

Байд кисло улыбнулся.

— Это — условный знак: тридцать пять тысяч фунтов. Когда мистер Джиллан выписывал чек на сумму в тысячу фунтов или больше, он пользовался шифром. «В» означает «три», «д» — «пять». Если бы чек был на одну тысячу, стояла бы буква «А».

— Кому известно это условие? — спросил Оратор.

— Кроме мистера Джиллана и меня, это соглашение никому в банке не было известно. Все чеки на крупные суммы всегда проверялись мной. Странно, но именно этот чек почему–то не прошел через мои руки. Секретарша еще сегодня утром заметила, что я должен был обнаружить подлог, если бы все было сделано в строгом соответствии с правилами.

— Кто ваша секретарша?

— Я думаю, вам следует повидать ее.

Директор нажал кнопку электрического звонка.

Через несколько мгновений стеклянная дверь отворилась, и в комнату вошла мисс Эллен Лайн.

Она была среднего роста, но, благодаря стройной фигуре, казалась высокой. У нее было красивое и умное лицо. Темные волосы были гладко зачесаны назад. Большие очки в роговой оправе очень ей шли. С виду девушке нельзя было дать больше двадцати четырех лет, она нисколько не смутилась под пристальным взглядом сыщика.

— Мисс Лайн. Мистер Ратор, — представил их друг другу директор.

Сыщик поклонился.

— Вы знали про условные знаки на чеках? — отрывисто спросил он.

На мгновение девушка удивленно сдвинула брови, но затем ее лицо прояснилось.

— А, вы спрашиваете про буквы на чеках мистера Джиллана? Да, я знала.

Байд изумленно уставился на нее.

— Но я никогда не говорил вам о них! — воскликнул он.

Она иронически улыбнулась.

— Действительно, мне никто не говорил о них. Я сама догадалась. Я так много видела чеков мистера Джиллана, что, наконец, поняла значение букв.

— Быть может, фальшивый чек принесли во время отсутствия мистера Байда, и вы приняли его?

— Нет, я никогда не держала его в руках.

Оратор задал ей еще несколько вопросов, на которые она ответила, смело глядя прямо на него. Сыщику показалось что в ее глазах иногда проскальзывала насмешка. Это раздражало его. Отпустив девушку, он выждал, пока дверь закрылась за ней, потом тихо подошел к двери, быстро открыл — и выглянул из кабинета. Секретарши в коридоре не было.

— Где вы ее нашли? — спросил Ратор.

Байд глубоко вздохнул.

— Она большая умница, но я не могу с ней ужиться… Ее прислало ко мне главное правление банка с полгода тому назад. Я не могу ее ни в чем упрекнуть: она прекрасная работница. Часто даже остается после моего ухода, чтобы закончить оформление бумаг.

— Где вы храните ключи?

Байд подвел сыщика к сейфу.

— Здесь, — ответил он, показывая около двадцати больших и маленьких ключей, висевших внутри несгораемого шкафа.

Оливер спросил о назначении каждого из них. Директор объяснил.

— Имеет ли мисс Лайн доступ к этому сейфу?

— Нет.

— Насколько вы ей доверяете?

— Вполне доверяю. Ее рекомендовал сам сэр Исаак, а он никогда не ошибается в людях.

— Сэр Исаак Маннгейм?

— Да.

— Где он сейчас находится?

Директор снова вздохнул.

— Катается на яхте в Средиземном море. Мы уже пытались связаться с ним, но пока безрезультатно.

Оратор допросил помощника директора, заведующего текущими счетами и главного кассира в банке, затем клерков и остальных служащих. Тем не менее в конце дня он знал ничуть не больше, чем в ту минуту, когда утром входил в здание банка.

Перед уходом он заглянул в кабинет мистера Байда.

— Вы что–нибудь выяснили? — спросил директор.

— Очевидно, подлог совершен кем–нибудь из служащих, имеющих доступ к книгам и к вашему сейфу, — сказал Оратор.

Байд выжидательно смотрел на сыщика, но Оратор не собирался делиться с ним своими выводами, а точнее, сообщать об их отсутствии. Он вернулся в Скотленд–Ярд и изложил своему начальнику известные факты.

— Вы сказали — Джиллан? — переспросил тот. — Любопытное совпадение: мистер Джиллан погиб в день предъявления чека. В Кенте разбился самолет. В числе жертв названо и его имя. Впрочем, быть может, это однофамилец.

Оратор задумчиво посмотрел на начальника, но ничего не сказал.

…Явившись на следующее утро в банк, Оливер узнал, что Байд заболел и на службу не придет.

— Я могу получить у вас сведения? — обратился Оратор к вице–директору.

— Да, конечно. Что вас интересует?

— Я хотел бы просмотреть список всех ваших клиентов, умерших в течение последних двенадцати месяцев.

Сыщик услыхал позади себя восклицание и обернулся.

Мисс Лайн бесшумно вошла в комнату и с удивлением смотрела на него. Поздоровавшись с ним, она произнесла слова, которых он никогда не смог простить ей:

— Как это умно с вашей стороны!

Он был еще под впечатлением неслыханной дерзости девушки, когда в кабинет вошел клерк.

— Миссис Любен Келнер просит принять ее, — доложил он вице–директору.

Фамилия показалась Оливеру знакомой. Он вспомнил, что миссис Келнер содержит скаковых лошадей. Ее кони прославились в спортивном мире как худшие во всей Англии. Она сама тренировала их и очень гордилась тем, что является единственной в Соединенном Королевстве женщиной–тренером.

Вице–директор нерешительно взглянул на Оратора.

— Я думаю, мне бы следовало принять даму…

— Мне выйти?

— Нет. Если вы ничего не имеете против, я приглашу ее сюда.

— Пожалуйста.

— Пригласите даму, — сказал вице–директор клерку.

Тот отворил дверь.

В кабинет вошла та самая женщина, которую сыщик видел в Джо Пардю. Она тоже узнала его, окинула быстрым внимательным взглядом и обратилась к вице–директору:

— Простите за беспокойство, но где же мистер Байд?

Голос ее звучал грубо и хрипло.

— Он нездоров сегодня. Но я к вашим услугам и надеюсь, что смогу его заменить.

Она снова взглянула на сыщика.

— Я хотела бы переговорить с вами без свидетелей, — сказала она вице–директору.

Оратору пришлось выйти из кабинета вслед за клерком.

Сыщик стал прогуливаться по коридору, размышляя о том, почему при виде этой женщины ему каждый раз чудится звон разбитого стекла.

Через несколько минут вице–директор прошел в кабинет мистера Байда и снова вернулся к посетительнице. После ее ухода он подошел к Оливеру.

— Кто она? — спросил Ратор.

Вице–директор пожал плечами. Ему было известно только то, что она очень состоятельная дама. Больше от него ничего нельзя было добиться. Служащие банков очень сдержанны в отзывах о своих клиентах, особенно если ими интересуются сыщики.

— Откровенно говоря, она пришла не по делу, а за своей записной книжкой, которую забыла вчера у мистера Байда, — добавил он.

Расставшись с вице–директором, сыщик навестил секретаршу, желая узнать у нее кое–какие подробности. Он подошел к двери ее комнаты, повернул ручку и вошел. Она сидела перед пишущей машинкой и заметила его присутствие только после того, как он заговорил. Она поспешно захлопнула записную книжку, которую внимательно просматривала. Похоже было, что Оратор помешал ей в каком–то важном деле.

— Почему «умно»? — спросил он.

Она повернулась и посмотрела ему в глаза. И снова он заметил легкую иронию в ее взоре.

— Это в самом деле было самое умное решение, какое только можно было принять в такой ситуации, мистер… Ратор, не правда ли?

Он кивнул.

— Я от кого–то слыхала, что вы очень молчаливы. Впрочем, в течение двух последних дней вам пришлось изменить своей привычке.

Мистер Ратор вдруг почувствовал, что краснеет. Он рассердился, но больше на самого себя, чем на девушку.

— Вы совершенно правы, — продолжала она. — Гораздо безопаснее подделать подпись на чеке умершего лица, чем живого. И ведь все были уверены в смерти мистера Джиллана! А он вдруг появляется живой, здоровый и устраивает скандал. Раз уж вы так догадливы, я сделаю вам подарок.

Она открыла один из ящиков письменного стола и вынула оттуда совсем новый блокнот. Девушка быстро перевернула несколько листков и протянула блокнот сыщику. Страница была вся исписана числами, из которых последнее было 35000.

— Вот за чем приходила миссис Келнер, но я сказала, что не видела этого блокнота.

Оратор взял записную книжку и сунул ее в карман.

— Интересно, — произнес Оливер. — Теперь разрешите мне задать вам еще несколько вопросов. Вы знаете Джо Пардю?

К его удивлению, она сразу же кивнула.

— Ловкий делец, не правда ли?

— Очень ловкий, — сдержанно согласилась она.

— Каждый вечер его навещает девушка. Ее волосы не так гладко зачесаны, как ваши, и она не носит очков в роговой оправе…

— Быть может, эта девушка надевает очки только во время работы, — спокойно возразила секретарша. — Она и в самом деле очень близорука.

— Да, но ее прическа не похожа на вашу и ее зовут не мисс Лайн, а мисс Ларнер, насколько мне помнится.

На лице девушки снова появилась улыбка.

— А зачем она вам нужна?

— Чтобы спросить, с какой целью мисс Лайн, она же мисс Ларнер, посещает по вечерам мистера Джозефа Пардю.

Улыбка исчезла с лица секретарши. Она задумалась на минуту, потом сказала:

— Я веду его бухгалтерские книги. Он плохо платит, но зато перестал ухаживать за мной. Это доставляло мне мало удовольствия… Очень мало!..

— Кто прислал вас в банк? — прервал ее Оратор.

— В банк? Сэр Исаак, — ответила она.

— Миссис Келнер — клиентка Джо?

— Его лучшая клиентка.

— Не понимаю, в чем дело. Каждый раз когда я ее вижу, мне припоминается звук бьющегося стекла…

— В рамке фотографии? — спросила секретарша. — Или в окне?

Оратор вздрогнул.

— В рамке!.. Слушайте, вы знаете, где живет миссис Келнер?

— В Беркшире.

— Она замужем?

— Да. Во второй раз. В общем, она порядочная женщина, непонятно только ее слабость к лошадям. Ей кажется, что она понимает в них толк. По–моему, эту мысль внушил ей первый муж. Что касается ее второго мужа, то он, видимо, большой чудак. Например, всегда выходит около Грин–Парк из автомобиля и дальше идет пешком…

Оратор движением руки попросил ее замолчать: ему теперь было не до разговоров.

Все становилось на свои места. Все факты получали объяснение и увязывались между собой…

* * *

Недалеко от Лондона, у подножия Беркширских холмов, ютится небольшая деревенька. Над ней, на одном из холмов, уже издали виден большой красный дом. Оливер оставил свой автомобиль далеко от этого дома и, подобно второму мужу миссис Келнер, направился туда пешком. Обнаружив, что входная дверь не заперта, он вошел в переднюю.

Из комнаты доносились голоса. Сыщик тихо подошел к двери и прислушался. Он узнал скрипучий голос миссис Келнер. Она кричала на кого–то:

— Торчишь здесь, когда тебе нужно быть в банке! Что о тебе подумает этот сыщик?

— Какой? — послышался усталый голос мистера Байда.

— Ты сам прекрасно знаешь, о ком я говорю: подумать только, он оставляет в банке записную книжку, чтобы каждый мог ее просмотреть! Пардю говорит, что теперь и его могут приплести к этой истории! Ты губишь меня, неужели ты этого не понимаешь?

Тут они заговорили одновременно, и Оратор не мог разобрать отдельных слов, но вскоре женщина снова возвысила свой резкий голос.

— Ты должен сделать так, как советует Джо, то есть мистер Пардю. Завтра утром ты отправишься на службу. Успокойся, ведь никто ничего не знает. Никому и в голову не придет, что чек подделал ты!

В эту минуту Оратор тихо открыл дверь.

Сыщик увидел, что директор отделения банка сидит в кресле, сгорбившись и закрыв лицо руками.

— Зачем я послушался тебя? Зачем совершил этот подлог? — в отчаянии воскликнул Байд. — Ты всегда была мне плохой женой. Ты не женщина, а тиран! Я ненавижу твоих лошадей! Боже мой! Я проклинаю тот час, когда тебя встретил! Как бы я хотел избавиться от тебя!

— Я могу вам помочь в этом, — громко произнес Оратор.

Мистер Байд вскочил и, увидев сыщика, упал без сознания в кресло.

* * *

— Прошу простить меня, если я вас обидела, — с раскаянием говорила сыщику мисс Лайн. — Но вы должны принять во внимание, мистер Ратор, что я вас считала конкурентом. Детективное агентство Доббеля уже два года занимается расследованием этого дела. Гарри Доббель — мой брат. Полгода тому назад он прислал меня сюда для сбора информации. Дело в том, что сэр Исаак уже давно подозревал что–то неладное. Каждый раз, когда какой–нибудь клиент банка неожиданно умирал, наследникам его приходилось оспаривать последний чек, предъявленный в день смерти. По–моему, это идея Джозефа Пардю. Узнав о смерти крупного вкладчика, он сейчас же изготовлял фальшивый чек и передавал его бедняге Байду. Часто подлог проходил незамеченным. И в данном случае, вероятно, его бы не обнаружили, если бы не ложное извещение о смерти мистера Джиллана.

Оратор с раздражением хлопнул себя по лбу.

— Как же я не вспомнил, что видел ее фотографию у Джо, когда поймал его в последний раз! Он пытался бежать и нечаянно разбил стекло в рамке…

— А я хотела бы знать, как бедный мистер Байд попал в лапы к миссис Келнер и ее первому мужу Джо Пардю… Какое обвинение вы предъявите этой женщине?

— В двоемужестве и в сообщничестве при подлогах.

— Что ей грозит?

— Несколько лет тюремного заключения.

— Для нее оно будет приятной передышкой. Пардю ежедневно наказывает ее гораздо больнее.

— Чем же? — удивился мистер Ратор.

— Вам этого не понять. Джо Пардю никогда не объяснялся вам в любви…

СОСЕД РЕЦИДИВИСТА

Мистер Джилес вошел в кабинет главного инспектора с веселым и самоуверенным видом, словно желая показать, что ему нечего бояться представителей закона, поскольку совесть его совершенно чиста.

— Здравствуйте, мистер Ратор, — сказал он, — очень благодарен, что вы согласились принять меня. Когда я писал вам, то спрашивал себя, найдется ли у мистера Ратора свободная минутка для старого знакомого. Я уже давно хочу встретиться с вами, но до сих пор не решался…

— Садитесь, Фермер, — сказал Оратор.

Посетитель, обязанный своей кличкой цветущему виду и развязным манерам, улыбнулся еще шире и придвинул кресло к письменному столу инспектора.

— Вы же знаете, мистер Ратор: если у человека были в прошлом маленькие неприятности с полицией и он хочет начать новую жизнь, то, чтобы восстановить свое доброе имя, старается заручиться поддержкой власти. Разве не так?

— Вы решили стать честным человеком? — недоверчиво спросил сыщик.

Фермер кивнул.

— Аб–со–лют–но! Игра стоит свеч, мистер Ратор.

— Почему же она не стоила свеч раньше?

— Мне повезло. Мой дядя взял меня в свою фирму. Конечно, он ничего не знает о моих прежних похождениях. Вот я и пришел попросить вас не сообщать ему о них.

— Что это за фирма?

Фермер вынул из бумажника великолепную визитную карточку и подал ее сыщику:

Фирма «Джилес и К°».

Д. Джилес.

Кеннон–стрит, 79.

— Дело разрастается с каждым месяцем, — восторженно заявил Фермер. — С тех пор как я работаю в фирме, прибыль удвоилась. Я вложил в дело не только труд, но и свой капитал: тысячу двести фунтов наличными.

— Откуда они у вас? — спросил Оратор.

— Вы же знаете, что я всегда был предусмотрительным. Копил потихоньку денежки. Вот и подсобрал…

— Я узнал вас в Сити. И вы видели, что я узнал вас, — прервал его сыщик. — Почему же вы сделали вид, что мы не знакомы?

— Узнаю вас, мистер Ратор! Я только вчера сказал своей жене: «Молли, если на свете существует человек еще более проницательный, чем мистер Ратор, то не хотел бы я вести с ним дела». Это мои подлинные слова.

— Давно женаты?

— Восемнадцать месяцев. Я был бы очень рад, если бы вы заехали к нам на чашку чая. Жена красива, как картинка. Правда, живу я не особенно близко: Акация–стрит, 908. Но я собираюсь переехать вскоре в Вест–Энд.

— Акация–стрит, 908? — переспросил Оратор.

Это была длиннейшая улица с маленькими, жалкого вида домишками. Никому не пришло бы в голову разыскивать там жилище коммерсанта из лондонского Сити.

— Я понимаю, что назвал вам весьма странный для делового человека адрес, — заметил Фермер. — Но я не хотел лишний раз попадаться на глаза полиции. Если вы согласитесь помочь мне начать честную жизнь и не станете рассказывать в Сити о моих прежних грехах, то я переберусь в более приличный район. Это мне вполне по карману.

— Пока не нарушите закон, я вас не трону. Советую держаться подальше от старых друзей. Заводите новых. Порядочных.

— Где? На Акация–стрит? Там порядочных людей не сыскать. Вот, например, Джордж Смис…

— Довольно необычное имя, — заметил Оратор.

— Он живет рядом со мной, — продолжал Фермер. — Я бы нисколько не удивился, если бы узнал, что Смис не чист на руку. Мне известно, что в ту ночь, когда в Блекгесе были похищены драгоценные камешки стоимостью восемь тысяч фунтов, его не было дома. Я видел, как он вернулся в пять часов утра.

— Вы всю ночь не спали? У вас так много работы? — с удивлением спросил инспектор.

Джилес смутился.

— Нет. Просто я очень рано встаю.

— Наверное, по старой привычке, — сказал сыщик.

* * *

Никакого дяди у Джилеса не было. Просто он приобрел разорившуюся фирму, чтобы обрести определенный статус в обществе и избежать слишком уж пристального внимания полиции. Когда от одного из прежних клиентов фирмы пришел заказ на 6000 фунтов, первым побуждением нового хозяина было перевести деньги в наличные и скрыться. Не сделал он этого лишь потому, что банк не давал деньги без документа о выполнении заказа.

Так Джилес остался хозяином фирмы.

Коммерция мало привлекала его. В сущности, главой «Джилес и К°» являлся клерк, который вел все переговоры и раз в день приносил мистеру Джилесу готовые документы на подпись.

Чем же занимался Фермер все остальное время?

Пересылка подержанных автомобилей в Индию и на Дальний Восток — очень доходное дело, особенно если вы дешево приобретаете машины. Мистер Джилес вообще ничего за них не платил. Он арендовал двор, прилегавший к лондонским верфям, и хранил там краденые автомобили. Они и служили главным источником его дохода. Эту гениальную идею подсказал ему один преступник, с которым он близко сошелся в Дартмуре. Фермер стал бы одним из богатейших людей Лондона, если бы не его любовь к острым ощущениям.

…Накануне своего прихода к Ратору Фермер поздно вечером отправился в Сеннингдель в сопровождении двух помощников. Там он собственноручно украл на 1500 фунтов серебра. Помощники тоже времени даром не теряли.

Таких «подвигов» он совершил немало. Образ действий маленькой шайки был очень прост. Один из злоумышленников угонял автомобиль, оставленный без присмотра на улице. Затем он ехал за сообщниками, которые ждали его в каком–нибудь темном закоулке предместья. Оттуда они отправлялись к заранее намеченному дому. Один из помощников, Гигги, соглашался сопровождать Джилеса лишь при соблюдении им заранее оговоренного условия.

Гигги высказал это условие следующим образом:

— Вы хорошо работаете, Фермер, но слишком любите оружие. Предупреждаю: если возьмете с собой револьвер, не рассчитывайте на меня. Вы уже один раз отсидели семь лет за стрельбу во время работы. Если вас снова поймают на этом же, то засадят на всю жизнь. Да и нам добавят срок. Одним словом, если вы хотите, чтобы я с вами ехал, оставьте оружие дома.

Английские преступники боятся быть застигнутыми с оружием в руках: за это им автоматически прибавляют пять лет заключения, даже если они не стреляли.

…После разговора с Оратором Джилес отправился домой. Проходя мимо дома номер 910, где жил Джордж Смис, Фермер злобно покосился на темные окна. Он с удовольствием устроил бы соседу «случайный» пожар, если бы их дома не имели общей стены. Джилес обнаружил Молли у камина. Она что–то шила. Заметив мужа, женщина вскочила с кресла и попыталась приветливо улыбнуться. В каждом ее движении сквозил страх.

— Давай ужин! — отрывисто приказал он.

— Сейчас, дорогой.

Она пошла к двери. Джилес остановил ее.

— Сосед опять здесь шлялся?

— Нет, дорогой, я его не видела сегодня.

— Не ври! — В его голосе слышалась угроза. — Если я еще раз застану тебя с ним у забора, то тебе не поздоровится! Нечего сплетничать с этим хамом!

Она молчала, с трепетом ожидая продолжения.

Молчание Молли выводило его из себя.

— Я вытащил тебя из ямы! — закричал Джилес. — У тебя было долгов больше, чем волос на голове! И зачем я только женился на тебе? Наверное, я никогда не пойму этого. Похоже, я был тогда не в своем уме. Теперь у тебя все есть, чего только душа пожелает! Зачем тебе этот болван за забором? Чего тебе не хватает?

— У меня все есть, дорогой мой. Я так благодарна тебе…

— Ужин! И живо!

Бедная женщина метнулась к двери.

Фермер часто ругал себя за этот брак. Если полиция узнает, что он женился на Молли, забыв развестись со своей первой супругой, ему придется туго. В Великобритании двоеженство очень строго карается законом. Чем чаще он об этом думал, тем больше ненавидел жену. Встречами Молли с соседом он интересовался не из ревности, а от злобы. Однажды Фермер сильно поколотил жену, а Смис среди ночи явился требовать объяснения ее громких криков и стонов. Джилес схватил его за шиворот и хотел было вышвырнуть на улицу, но тот поднял Фермера, как ребенка, и так внушительно потребовал не нарушать тишину, что невозможно было не подчиниться.

С тех нор Фермер возненавидел и соседа. Когда жена внесла поднос с ужином, муж сел к столу и стал есть. Насытившись, он соблаговолил заметить присутствие жены. Не глядя на нее, Джилес сказал:

— На днях, может быть, зайдет мой друг Ратор из Скотленд–Ярда. Я знаю там всех. Мне приходится с ними встречаться по делам моего предприятия. Смотри, не смей ему ничего рассказывать, слышишь?

— Да, дорогой.

Снова наступило долгое молчание.

— Чем занимается наш сосед? — спросил Фермер.

— Я не знаю, Джо, — пролепетала она.

— Я не знаю, Джо! — передразнил он. — Что ты вообще знаешь?

Джилес махнул рукой. Молли резко отстранилась. Она боялась, что муж ее ударит.

Джо взглянул на часы и зевнул. Затем отправился в ванную, умылся и сказал, что должен уйти. Вернется не раньше, чем через час. Когда–то, в первые дни замужества, Молли имела неосторожность спросить, куда он уходит, но с тех пор больше не делала подобных глупостей.

Услышав, как хлопнула внизу дверь, бедняжка подбежала к окну и смотрела вслед своему мучителю, пока он не исчез за углом. Тогда она вышла во двор.

У забора виднелся темный силуэт. Сосед тоже услышал громкий стук двери и ждал Молли.

— Мне пришлось солгать ему, мистер Смис, — прошептала она. — Я сказала, что не виделась с вами.

При каждой возможности Молли выходила в сад. Изо дня в день влюбленный сосед и несчастная женщина безрезультатно пытались найти выход из неприятного положения.

— Он опять вас бил? — спросил Смис.

Она покачала головой.

— Нет. С тех пор как вы пришли к нам ночью, он меня не трогает. Но я все равно боюсь его. Так боюсь, что иногда хочется открыть газ и разом положить конец своим мучениям. Лучше умереть, чем жить с ним!

— Не говорите глупостей, — мягко возразил сосед. — Погодите, я все–таки что–нибудь придумаю. Неужели ничто и никто не сможет нам помочь?

— Кто такой мистер Ратор из Скотленд–Ярда? — вдруг спросила она.

Мистер Смис удивленно взглянул на Молли.

— Откуда вы его знаете?

— Джо сегодня говорил о нем.

— Что же он сказал?

— Что этот человек собирается прийти к нам… Вы его знаете?

Джордж помолчал, обдумывая ответ.

— Да. Я знаю его. Мне однажды пришлось с ним встретиться, — осторожно сказал мистер Смис. — А когда он придет?

Молли пожала плечами.

— Я не знаю, придет ли он вообще. Муж многое говорит только для того, чтобы помучить меня. Например, сегодня спрашивал, чем вы занимаетесь. Какое ему до этого дело?

Смис тихо рассмеялся.

— Раз спрашивает, значит, это ему зачем–то нужно.

Молли вздохнула.

— Я тоже до сих пор ничего о вас не знаю…

— Я резчик по дереву. Джилес однажды видел меня за работой. У меня, правда, есть еще и другое занятие. Но об этом ему знать необязательно.

— Я и так знаю, что вы — вор! — закричал Фермер.

Он нарочно сделал вид, что ушел из дома, чтобы застать Смиса и Молли врасплох. Обойдя вокруг квартала, он вернулся обратно, подкрался к собеседникам и услышал конец их разговора.

Женщина испуганно вскрикнула. Она хотела убежать, но муж грубо схватил ее за руку.

— Стой! Так вот чем ты занимаешься, когда меня нет дома! Пойдем со мной! А с вами я еще рассчитаюсь, Смис!

Джилес втащил жену в дом и запер за собой дверь. До мистера Смиса донеслись крики избиваемой женщины.

…Молли лежала на кровати и тихо стонала: у нее уже не было сил кричать.

— Спокойной ночи, моя милая. Поблагодари Бога за то, что осталась в живых, — сказал Фермер.

Заперев жену в спальне, он спустился в кухню, взял пустую бутылку из–под виски, вышел на улицу и постучал в дверь мистера Смиса. Вскоре послышались шаги. Сосед открыл дверь.

— Я прошу вас, мистер Смис, сделать мне одолжение и не встречаться больше с моей женой, — очень вежливо проговорил Джилес, кланяясь соседу.

Тот машинально ответил на поклон.

В тот же миг Фермер изо всех сил ударил его бутылкой по голове. Мистер Смис рухнул на пол своей передней.

Джилес аккуратно закрыл соседскую дверь и вернулся домой. Там он приложил ухо к тонкой стене, разделявшей обе квартиры, и вскоре услышал шаги Смиса. Тогда он высунулся из окна и стал наблюдать за входной дверью соседа, ожидая, что она вот–вот откроется, и поклонник его жены побежит за полицией. Это было бы очень некстати…

Через час Фермер спокойно лег спать. Очевидно, сосед тоже избегал вмешивать в свои дела полицию.

…Рано утром к Джилесу пришел Гигги. Они стали разрабатывать план ограбления богатого дома в Хорсхеме. Гигги раздобыл все нужные сведения: хозяйка уехала, а прислуга не представляла особой опасности.

— Старая дама, которой принадлежит дом, сейчас в Борнмуте. Свои драгоценности она держит в сейфе у изголовья кровати. Бармонд вчера обошел все комнаты: он подружился с молоденькой горничной. По его словам, сейф можно вскрыть голыми руками, а в нем — масса золотых украшений и камней. Автомобиль можно оставить недалеко от дома на пустынной улице. В дом же попасть совсем нетрудно.

— Как туда проехать? — спросил Джилес у своего помощника.

Тот развернул карту.

— Хорошо. Пусть Бармонд угоняет машину. Я буду ждать в семь часов у Денмарк–хилла.

— Без оружия, — как обычно, предупредил Гигги.

— Как всегда, — твердо сказал Фермер.

…После ухода Гигги Джилес отпер ящик письменного стола и сунул в карман револьвер.

Выйдя из дома, он увидел соседа.

Тот стоял возле своей двери с повязкой на голове. Джилес нащупал в кармане револьвер.

— Здравствуйте, — сказал мистер Смис.

— Доброе утро, — ответил мистер Джилес.

— Вы со мной рассчитались. Теперь — моя очередь.

— Время и место выберите на свой вкус, — сказал Фермер, предусмотрительно держась подальше от Смиса.

— Вы сами ко мне придете, — отозвался сосед.

Проводив взглядом своего недруга, мистер Смис вошел в ближайшую телефонную будку и набрал номер Оливера Ратора. Затем он изложил сыщику весь план ограбления, разработанный Гигги и Джилесом. Стена, через которую Фермер слушал шаги избитого соседа, одинаково хорошо пропускала звук в обе стороны.

— Вы немного запоздали, Смис, — сказал Оратор. — Почти все это мне уже известно.

* * *

Фермер был хорошим организатором. В назначенное время к Денмарк–хиллу подъехал автомобиль, полчаса назад сменивший владельца. За рулем сидел Гигги, другой помощник Джилеса развалился на заднем сиденьи.

Фермер уселся рядом с шофером.

— Вы подцепили славную машину, — похвалил он. — Номер заменили?

Гигги кивнул.

Они проехали через Хорсхем под проливным дождем.

— Отличная погода, — заметил Фермер.

— Полиция из–под крыши носа не высунет, — сказал вор, сидевший сзади.

Гигги спросил:

— Вы не взяли с собой оружия, Фермер, не правда ли?

Джилес огрызнулся:

— Что вы пристали ко мне? Разве вам придется отвечать за мое оружие? Если я выстрелю, то повесят меня, а не вас!

Все же Гигги упорно требовал ответа:

— При вас револьвер или нет?

— Нет! — соврал Джилес.

Его сообщник промолчал, но не поверил Фермеру. Он должен был остаться в автомобиле и заранее решил, что при первом же выстреле уедет. Пусть потом Джилес выпутывается, как хочет…

Машина свернула на боковую улицу, медленно спускаясь по склону холма, пока шофер не остановил ее недалеко от цели. После короткого разговора шепотом Фермер и его помощник исчезли во мраке.

Гигги прождал около четверти часа.

Вдруг кто–то открыл дверцу машины.

— Ну, как? — спросил Гигги.

Яркий свет электрического фонаря ослепил его.

— Выходите! И — ни звука! — тихо скомандовал инспектор Ратор.

Машину окружили полисмены.

* * *

Тем временем Фермер благополучно достиг окна спальни и бесшумно открыл его. Взломать то, что старая леди называла своим сейфом, оказалось действительно очень просто. Через несколько минут он уже набивал карманы драгоценностями. Когда Джилес вернулся к окну, он был весьма удивлен, не найдя здесь своего помощника. Джо вылез наружу и, держась за подоконник, начал спускаться на землю.

Неожиданно кто–то схватил его за руку. Вспыхнул яркий электрический фонарь. Фермер увидел на своем противнике форму полисмена, с трудом вырвался — и бросился бежать. В десяти шагах от забора полисмен догнал его и ловко повалил в грязь. Фермер в дикой ярости выхватил револьвер и дважды выстрелил в противника. Тот, как подкошенный, молча упал рядом с Джилесом.

Джо бросился к забору, перепрыгнул через него — и оказался среди полисменов.

У него отобрали револьвер.

— Я тут ни при чем! — поспешно воскликнул Фермер. — Мы боролись за револьвер, и он случайно выстрелил.

— Не забудьте рассказать эту сказку на суде, — холодно отозвался мистер Ратор.

* * *

Джилес не пожалел денег и пригласил одного из самых блестящих адвокатов. Но хитроумно составленные речи защитника только затянули процесс, нисколько не повлияв на его исход. Репортеры, совавшие всюду нос, судебные служители, скучавшие у стен, и даже туповатые присяжные — все предвидели неизбежную развязку. Только прокурор и защитник обвиняемого еще о чем–то спорили, добросовестно соблюдая формальности. Когда приговор был, наконец, вынесен, и убийцу повезли в Уондсвортскую тюрьму, никто этому не удивился. Один лишь Фермер не смирился с поражением и продолжал бороться за свою жизнь.

Прежде всего он решил связаться кое с кем из влиятельных старых друзей. Для этого Джилес попросил тюремное начальство разрешить ему свидание с женой. Свидание состоялось, но, к глубокому разочарованию Фермера, в присутствии надзирателя, который не упускал ни единого слова из их разговора.

Апелляция его была отклонена.

Тогда ему пришла в голову идея передать Оратору просьбу о встрече с ним. На следующий день сыщик вошел в камеру Фермера.

На все мольбы Джилеса о помощи Оратор отвечал вежливым отказом.

— Почему же вы позволили Гигги отделаться всего лишь тремя годами? — проворчал обозлившийся Фермер. — Он наворовал на гораздо большую «сумму» лет!

— Он каждый раз требовал, чтобы вы не брали с собой оружие, — последовал ответ. — Если бы вы не лгали ему, то не убили бы полисмена и не сидели бы сейчас в камере смертников.

— Значит, все кончено? — мрачно спросил преступник.

— Да.

— Значит, мне уже нечего терять… Тогда слушайте, мистер Ратор. Мой сосед; Джордж Смис, — дурак. Он сейчас радуется, думая, что скоро сможет жениться на моей Молли и прикарманить мои денежки. Но у него ничего не выйдет! Дело в том, что Молли мне не жена. Я уже был женат до брака с ней и до сих пор не развелся с первой женой. Поэтому мошенник Смис просчитался!

— Почему вы называете его мошенником? — удивился Оратор.

— Я давно слежу за ним. Он часто уходит из дома по ночам, а иногда исчезает на несколько дней. Он — вор!

— Вы ошибаетесь, — сказал сыщик.

На этом разговор был окончен.

С тех пор Фермер окончательно потерял душевное равновесие. Он целыми днями говорил о Смисе, который занимал все его мысли.

— Как жаль, что я не убил его! — восклицал Джилес, обращаясь к тюремным надзирателям. — Все равно ведь меня могут повесить только один раз! Как же я не сообразил этого раньше? Мерзавец Смис уже лежал бы в могиле. Я хватил его по голове бутылкой, а надо было ломом!

Надзиратели не проявляли к речам Фермера ни малейшего интереса.

…Наконец наступило роковое утро. Джилес смиренно выслушал молитвы священника. Лицо преступника было так спокойно, словно он не знал, что ожидает его в небольшой комнате, находившейся рядом с его камерой. Когда священник кончил, Фермер поднялся с колен, обернулся к двери и ахнул.

Там стоял мистер Смис, держа в руках черную повязку.

— Вот вы и пришли ко мне, Джилес, — сказал он.

Фермер задрожал, его лицо покрылось крупными каплями пота.

— Боже мой! — прохрипел он. — Так вот что означали тогда ваши слова?

Палач Смис молча взялся за дело.

Он никогда не разговаривал во время исполнения своих служебных обязанностей.

ЧЕЛОВЕК С СИРИУСА

Оратор был в плохом настроении и, когда раздался звонок, стал искать глазами клерка: он терпеть не мог телефонные разговоры, во время которых приходится так много работать языком.

Клерка не было на месте.

Пришлось сыщику снять трубку самому.

— Алло!

— Мистер Ратор?

Звонила женщина. Оратор узнал знакомый голос.

— Да, мисс Линстед. Слушаю, — ответил он.

Сыщик прекрасно помнил темноволосую девушку, удивительно скромную и застенчивую, год тому назад служившую у него секретаршей. Она оставила службу по настоятельному требованию своего дяди, который неожиданно вспомнил о существовании племянницы.

— Мне очень нужно вас повидать, мистер Ратор, по чрезвычайно важному делу, касающемуся лично меня. Ничего криминального, конечно, но все же… Мне нужен совет… Вы всегда были так добры ко мне…

Она замолчала.

Оратор задумчиво почесал переносицу. У него были свои симпатии и антипатии, причем последних было значительно больше. Бетти Линстед нравилась ему, но ее красота не играла в этом никакой роли. Он ценил в ней деловитость, аккуратность и, главным образом, молчаливость. Болтливые секретарши приводили его в бешенство. Он буквально приходил в ярость, когда с ним начинали разговор о погоде. Бетти же была так застенчива и молчалива, что они с Оратором даже не всегда здоровались по утрам.

— Я зайду к вам, — ответил Оливер и записал ее адрес.

…Ратору было известно, что Брук Мэнор является одним из самых богатых кварталов Лондона, но то, что он увидел в квартире Бетти, превзошло все его ожидания. Он попал в царство тяжелых дорогих ковров и стеклянных дверей, охраняемых важными лакеями. Оратор почувствовал себя не в своей тарелке и весьма сдержанно поздоровался с Бетти, которая вышла к нему навстречу. Ее внешность поразила его. Секретарша Ратора всегда одевалась очень скромно. Теперь же стоимость одних только браслетов, украшавших ее руки, равнялись его жалованью за четыре года.

Следом за ней вошел приятный молодой человек.

— Я очень рада, что вы пришли, мистер Ратор, — произнесла она прерывающимся от волнения голосом. — Познакомьтесь, пожалуйста. Это Артур… Мистер Артур Менден.

Она осталась такой же скромной, смущающейся при каждом слове, какой сыщик ее знал раньше. Мужчины раскланялись. Бетти пригласила их сесть.

— Что случилось? — спросил Ратор.

— Все очень сложно, — нерешительно заговорила Бетти. — Дело в том, что дядя… Дядя не хочет, чтобы я вышла замуж за Артура.

Сыщик про себя возмутился. Он ожидал чего угодно, но только не романтической истории девушки, жених которой был не угоден ее родным. Оратор не понимал, зачем его позвали. Эти проблемы совершенно не по его части!

Преодолев смущение, Бетти заговорила более связно.

— Я должна вам рассказать все, с самого начала. Дядю Юлиана вы, конечно, знаете. Его все знают… Он — заядлый холостяк… Был всегда очень добр ко мне… Когда я служила у вас, он регулярно выдавал мне небольшую сумму, вполне достаточную, чтобы скромно прожить. Я уверена, что он давал бы мне и гораздо больше, но он хотел, чтобы я научилась самостоятельности… Мы иногда встречались с ним и обедали вместе… Однажды он даже взял меня с собой на скачки. По правде говоря, мы настолько неловко чувствуем себя в присутствии друг друга, что я всегда боялась этих встреч.

— Но ты должна быть справедливой к дяде и прибавить, что Юлиан Линстед — очень милый человек. Вся его беда в том, что он не привык к женскому обществу, — прервал ее Артур Менден. — Конечно, некоторые его поступки настолько странны, что им трудно найти объяснение, но все же я чувствую себя виноватым перед ним.

— Ты тут ни при чем, во всем виновата я, — остановила его Бетти.

— Как вы попали сюда? — спросил Оратор, движением руки указывая на роскошную обстановку квартиры.

— Я сейчас все расскажу вам. Когда я еще работала в Скотленд–Ярде, пришло письмо от дяди, в котором он настаивал на немедленной встрече со мной. Мы с Артуром в то время уже были знакомы. Дядя Юлиан повез меня в «Карлтон». Во время обеда он предложил мне переехать в эту квартиру, обещая обставить ее как можно лучше и давать мне пять тысяч фунтов в год… При условии, что я никогда не выйду замуж… Вначале я была так поражена, что не дала ему никакого ответа. Он встречался со мной и настаивал на своем до тех пор, пока я не согласилась. Другая на моем месте, вероятно, и думать бы не стала, а сейчас же приняла бы его предложение… Дядя Юлиан — брат моего отца. Кроме меня, у него нет больше родственников.

Бетти вздохнула.

— Что касается поставленного им условия, то я не принимала его всерьез. Но вскоре поняла, что дядя придает большое значение моему безбрачию. Он узнал, что я дружу с Артуром и, мне кажется, даже нанял частных детективов, чтобы следить за нами. В один прекрасный день дядя явился сюда очень возбужденный и умолял меня не выходить замуж ни за Артура, ни за кого–либо другого. В конце концов ему удалось вырвать у меня обещание, что я сообщу ему, если полюблю кого–нибудь.

— Ваш дядя знаком с мистером Менденом? — спросил Оратор.

— Нет. И вот что странно: пока дядя Юлиан не знал о моей любви к Артуру, он ровно ничего не имел против нашей дружбы.

— А когда узнал?

— Тогда дядя пришел в ярость и приложил все усилия к тому, чтобы погубить Артура.

Мистер Менден снова счел нужным вмешаться в разговор.

— Ты преувеличиваешь, Бетти. Не погубить, а только удалить меня из Лондона.

Молодой человек пояснил, обращаясь к мистеру Ратору:

— Он сделал так, что мне предложили очень солидную должность в Аргентине. Конечно, мне не хотелось бы лишать Бетти поддержки дяди, но, слава Богу, я достаточно хорошо зарабатываю. Хватит на двоих.

— И вы решили повенчаться?

— Мы зарегистрировались четыре месяца тому назад, — медленно проговорила Бетти, со страхом глядя на Оратора.

— Поздравляю, — сказал сыщик.

— Никто не знает о нашем браке. Я сама не знаю, почему не сообщила об этом дяде Юлиану и не позволила Артуру пойти к нему… Сегодня же, наконец, я решилась и написала дяде, что завтра состоится мое венчание с мистером Менденом. Дело в том, что мне очень хочется венчаться в церкви.

— У меня нет знакомых среди священников. Впрочем, я не вижу никаких препятствий к вашему венчанию, — сухо сказал сыщик.

— О нет, нет, мистер Ратор, — поспешно возразила Бетти. — Тут все в порядке. Наш случай вовсе не исключение: многие скрепляют гражданский брак церковным. И если я настаиваю на венчании, то у меня есть на то… некоторые основания.

Оратор тяжело вздохнул.

— Все это прекрасно, но скажите мне, чем я могу быть вам полезен?

Молодожены обменялись взглядом.

Теперь заговорил Артур.

— Откровенно говоря, мистер Ратор, Бетти подозревает, что ее дядя сошел с ума. Лишение денег нас не слишком беспокоит, но жена боится за меня. Мистер Юлиан Линстед становится совершенно невменяемым, когда речь заходит о ее замужестве. И не скрою от вас, я тоже очень волнуюсь. Не за себя, конечно, а за Бетти.

Сыщик начал понимать, чего от него хотят.

— Вы желаете прибегнуть к помощи полиции?

Молодожены радостно закивали. В эту минуту они были так похожи на нашаливших детей, что Оратор изменил своим привычкам и улыбнулся.

— Мне кажется, что вы из мухи делаете слона, но я постараюсь сделать все, что в моих силах.

Его первоначальное раздражение прошло. Теперь Ратора забавляла их тревога по поводу таких пустяков, он без труда выяснит всю подноготную дяди Юлиана. Можно было бы установить за ним наблюдение, но все детективы заняты сейчас более важными делами.

Впоследствии Ратор пожалел, что не отвлек детективов от других дел.

* * *

Юлиан Джордж Линстед был антикваром. Но не любовь к старинным вещам заставила его избрать эту профессию, а желание как можно выгоднее применить свою энергию и способности. Это был красивый сорокапятилетний холостяк, обладавший прекрасными манерами и тонким чувством юмора. Он много и щедро помогал нуждающимся, причем любил, чтобы его благодеяния оставались тайной.

Он жил на Керзон–стрит. Хозяйство его вела пожилая, скромная экономка миссис Элдред, муж которой был одновременно лакеем и дворецким. Служанка Рози Лиффинг исполняла все остальные обязанности.

Мистер Линстед не устраивал дома приемов. В торжественных случаях он приглашал своих гостей в роскошный отель «Карлтон», но обед заказывал достаточно скромный. Его прошлое было безупречно. Юлиан состоял членом клуба «Джуниор Карлтон» и голосовал за консерваторов. Ему нравились отсутствие экстравагантности в поведении членов этой партии и их уважение к частной собственности.

Он вел размеренную жизнь лондонского обывателя, аккуратно платил налоги и добросовестно исполнял все свои общественные обязанности. В Норфолке у него были охотничьи угодья, в Шотландии — большой рыбный пруд, в Саутгемптоне — отличная небольшая яхта. Его всегда можно было встретить в Довилле и на Лидо в самый разгар сезона, а зимой он проводил не меньше трех недель в Сен–Морице. Его считали довольно состоятельным человеком, но на самом деле он был необычайно богат. Он не очень–то легко сходился с людьми, что, быть может, лишало его многих радостей жизни, но зато избавляло от дополнительных расходов.

Единственной слабостью господина Юлиана был интерес к оккультизму. Он дружил со знаменитым профессором Генри Гойлашем, ученым–астрологом. Тот часто навещал его. Профессор Гойлаш прославился тем, что правильно предсказал несколько важных событий мировой политики. Его прозвали «Человеком с Сириуса», потому что упомянутые пророчества были каким–то таинственным образом основаны на положении этой звезды на небе в момент начала строительства одной из египетских пирамид.

Познакомившись с профессором, мистер Линстед, даже не подозревавший раньше о существовании Сириуса и полагавший, что пирамиды возведены только для рекламы фирмы «Томас Кук и сыновья», чрезвычайно заинтересовался астрологией.

Господину Гойлашу даже удалось однажды за обедом убедить Линстеда поехать зимой не в Сен–Мориц, а в Каир. Это было невероятное нарушение привычек Юлиана.

Мистер Ратор навел справки и узнал все, что можно, о господине Линстеде. Дворецкий Юлиана, мистер Элдред, разоткровенничавшись в разговоре с сыщиком после того как тот угостил его в баре пятой кружкой пива, сказал, что лучшего хозяина, чем у него, нет и быть не может.

— Правда, он теперь только и говорит, что о привидениях и духах, а когда к нему приезжает старый профессор, они все болтают о египетских богах… Но, черт возьми, кому же и увлекаться подобными вещами, как не господам?

Сыщик стал расспрашивать об увлечении мистера Линстеда оккультизмом. Не превратилось ли оно в своего рода манию?

— Ничего подобного, — запротестовал дворецкий. — Он всего лишь забавляется составлением гороскопов и не дает покоя мне и жене: все хочет добиться, в какой день и час мы родились.

Все же, по–видимому, мистер Линстед достаточно серьезно относился к изучению таинственной науки. Он приобрел большое количество оккультных книг, заказал разборную модель пирамиды и проводил многие часы за сложными вычислениями.

Интерес Оратора к мистеру Линстеду быстро угас. Убедившись в том, что дядя его бывшей секретарши не преступник и не сумасшедший, Оливер забыл о его существовании.

Ратор вернулся в Скотленд–Ярд, подписал несколько документов, выслушал доклады подчиненных и отправился домой. Он рано лег спать, и спал так крепко, что не сразу услышал звонок телефона. Разобравшись, что это не сон, сыщик вскочил с кровати и взял трубку.

— Алло! — недовольно проговорил Оратор.

— Это Артур Менден, сэр, — быстро заговорил встревоженный голос. — Надеюсь, вы помните меня? Мы познакомились вчера у моей жены Бетти…

— Да, конечно. Что случилось? Откуда вы звоните?

По дрожащему от волнения голосу молодого человека Оратор догадался: произошло что–то серьезное.

— Бетти исчезла вчера вечером. Я сейчас в ее квартире.

Оливер нахмурился.

— Исчезла? Я сейчас приеду, — сказал он, положил трубку и стал торопливо одеваться.

Сыщик застал мистера Мендена взволнованным гораздо сильнее, чем можно было ожидать от этого флегматичного с виду молодого человека. Артур узнал об исчезновении супруги в полночь. Они жили отдельно, хотя и были женаты. Вчера он, как всегда, обедал у нее. Вечер они провели в Сирос–Грилле, откуда он отвез ее сюда. Затем Артур отправился домой. В половине одиннадцатого ему сообщили срочной телеграммой, что шеф фирмы, в которой работал Менден, просит его немедленно приехать в Кингстон–Хилл для обсуждения письма, только что полученного из Америки с предложением очень выгодной сделки. Не заподозрив никакого обмана, Менден оделся, сел в такси и поехал в Кингстон–Хилл, где застал большое веселое общество. Оказывается, мистер Фаллаби, шеф фирмы, праздновал день своего рождения. Он и не думал вызывать Мендена, да к тому же и не получал сегодня никакого письма из Америки. Раздосадованный и удивленный, Менден вернулся домой.

Около полуночи он вошел в квартиру и сейчас же услышал звонок телефона. Говорила горничная его жены, безуспешно звонившая уже несколько раз. По ее словам, в одиннадцать часов к Бетти явился человек, назвавший себя швейцаром дома, где жил мистер Менден. Он передал ей просьбу Артура немедленно приехать к нему. Мужчина еще что–то прибавил, но девушка не расслышала последних слов. Из окна она видела, как Бетти, прежде чем сесть в ожидавший ее автомобиль, несколько минут говорила с неизвестным, а затем села в машину и уехала.

Оратор позвал горничную и спросил:

— Почему вы не сопровождали хозяйку?

— Она ушла раньше, чем я успела одеться.

— Вы могли бы узнать этого человека или его машину?

Девушка покачала головой.

— Было очень темно. Судя по длине автомобиля, это был, наверное, «Роллс–Ройс».

— Что вы делали после отъезда хозяйки?

— Оделась и стала ждать ее возвращения. Потом начала волноваться и позвонила мистеру Мендену. Он не отвечал. Пришлось звонить ему снова и снова. Только в полночь удалось поговорить с ним.

— Тут замешан Юлиан Линстед! Кто еще мог быть заинтересован в том, чтобы сорвать наше венчание? — воскликнул Менден, дрожа от волнения. — Я ждал вас, мистер Ратор, иначе я уже давно был бы у него!

Оливер тоже не мог придумать другого объяснения. Тем более что горничная обнаружила: Бетти взяла с собой чемоданчик с самыми необходимыми женщине вещами.

…Через четверть часа Ратор и Менден уже стучали в дверь дома мистера Линстеда. Им открыл дворецкий. Он был в халате и с растрепанными волосами, но сыщику сразу же бросились в глаза его аккуратно зашнурованные ботинки.

— Нам срочно нужен хозяин, — сказал Оратор.

— Его нет дома, сэр. Мистер Линстед уехал из Лондона вчера утром. Если я не ошибаюсь, он отправился в Париж.

Сыщик показал дворецкому свою полицейскую карточку.

— Я — главный инспектор полиции. Мне нужно оставить для мистера Линстеда записку. Впустите нас в дом.

Дворецкий безмолвно кивнул и провел их в уютный кабинет хозяина. Оратор сел за письменный стол, внимательно оглядел его, затем нагнулся и извлек из корзины для бумаг смятый конверт. Сыщик разгладил его и узнал почерк Бетти. На штемпелях он прочитал время отправления и получения письма.

Оливер подозвал Элдреда.

— Вот письмо, адресованное мистеру Линстеду. Оно было отправлено вчера днем и получено вчера вечером. Значит, вы в отсутствие хозяина вскрываете его письма?

Дворецкий смутился.

— Что вы, сэр! Меня бы за это уже уволили!

— Значит, письмо вскрыл сам мистер Линстед, — продолжал Оратор. — Следовательно, он не мог уехать вчера утром в Париж, не правда ли?

Застигнутый врасплох дворецкий онемел от изумления и растерянности.

— Где сейчас мистер Линстед? — спросил сыщик.

Но Элдред только качал головой и неясно бормотал что–то. По–видимому, он действительно не знал, где в данный момент находится его хозяин. Ему было известно, что мистер Линстед имел два маленьких коттеджа — один в Брайтоне, другой в Сеннингделе. Туда он изредка наезжал на несколько дней. Кроме того, у него была маленькая дача где–то на Темзе, но где именно — дворецкий не знал. Темза же, как иронически заметил Оратор, довольно длинная река, и берега ее густо усеяны дачами, на которых любят отдыхать старые холостяки.

Ратор допросил слуг, но те ровно ничего не могли добавить к уже известному. Дворецкий же упорно молчал. В конце концов Ратор отослал слуг и обратился к мистеру Мендену.

— Я думаю, что нет никаких оснований для особенного беспокойства. Но, пожалуй, будет лучше, если я поговорю с этим господином наедине. Прогуляйтесь немного по окрестностям и возвращайтесь сюда через час. Все равно мы пока не можем предпринять никаких решительных шагов.

Менден ушел.

Оратор продолжал допрос дворецкого и все–таки умудрился вытянуть из него некоторые подробности. Потом он заглянул во все незапертые ящики письменного стола и просмотрел по крайней мере дюжину оккультных книг. За короткий промежуток времени он узнал о существовании большого количества духов и богов, имена которых ему встречались впервые: Геба, Сета, Озириса, Ра, Нут, Тефнут, Исиды, Гора и других, а также различных чудовищ. Самая интересная находка была им сделана в среднем ящике письменного стола. Там оказались составленные Юлианом Линстедом и профессором Гойлашем гороскопы.

…Когда Артур Менден вернулся, Оратор уже закончил обыск и составил определенную версию.

— Полагаю, что вашей жене не угрожает никакая опасность. Советую отправиться домой и хорошенько выспаться. Я же останусь здесь и подожду возвращения дядюшки Юлиана.

— Вы узнали, где он находится?

Оратор покачал головой.

— Не имею ни малейшего представления. Да это и неважно.

Мейден неохотно удалился.

Ратор увидел в окно, что Артур не поехал домой, а стал беспокойно шагать взад и вперед по другой стороне улицы.

После долгого ожидания сыщик, наконец, услыхал звонок.

Оратор быстро втолкнул дворецкого в его комнату, побежал в переднюю и открыл дверь. Юлиан Линстед в полутьме принял его за Элдреда и спокойно прошел в кабинет, даже не взглянув на сыщика. Только там, почувствовав аромат сигары, которую Оратор выкурил, ожидая хозяина дома, Линстед обернулся, чтобы выругать дворецкого.

Перед ним стоял сыщик.

— Кто вы? — спросил Юлиан.

— Меня зовут Ратор, — поклонился Оливер.

— Тот самый инспектор Ратор из Скотленд–Ярда?

— Да.

Оратор даже не предполагал, что пользуется такой известностью в высших кругах!

— Где мисс Линстед? — спросил он.

— Мисс Линстед? Моя племянница? — Юлиан постарался выразить удивление. — Боже мой, что с ней случилось?

— Вам это известно лучше, чем кому бы то ни было. Где она?

— Клянусь вам, что мне совершенно ничего неизвестно.

— Не морочьте мне голову, — устало сказал сыщик. — Неужели вы думаете, что я ждал вас здесь столько часов лишь для того, чтобы слушать этот детский лепет? Я знаю, что она — на вашей даче, где–то на берегу Темзы. Точный адрес я через полчаса могу узнать в Скотленд–Ярде.

Небритое лицо Юлиана покрылось смертельной бледностью. Он прямо на глазах осунулся и стал выглядеть гораздо старше своих лет.

— Пусть будет по–вашему. Она действительно там и находится в безопасности, — тусклым голосом проговорил Юлиан. — Я приставил к ней сиделку из лечебницы для душевнобольных и надеюсь, что мне удастся ее образумить… Я вовсе не хочу сказать, что считаю ее сумасшедшей. Боже, сохрани меня от подобной мысли! Дело в том…

Мистер Линстед умолк, подбирая слова для продолжения своего рассказа.

— Дело в том, что вы слишком много внимания обращаете на предсказания вашего приятеля, господина Гойлаша, — спокойно закончил Оратор.

Юлиан недоуменно посмотрел на него.

— Что означают ваши слова?

— Из–за гороскопа, составленного профессором астрологии, вы хотите удержать племянницу от замужества. Так?

— Откуда вам это известно? Неужели Элдред меня предал?

— Нет. Я просто произвел обыск в вашем письменном столе. Успокойтесь, мистер Линстед. Вам ничто не угрожает, поскольку ваша племянница уже несколько месяцев замужем.

Неописуемый ужас исказил лицо Линстеда.

— Замужем? — прохрипел он, хватаясь за голову.

— Да, и уже давно. Как видите, до сих пор ничего страшного с вами не произошло.

При последних словах Оратора ужас на лице Линстеда сменился удивлением. Затем он облегченно вздохнул.

— Но это невозможно!.. — пробормотал Юлиан.

— Почему невозможно? Вот ваши гороскопы — действительно невозможны. Я только что просмотрел несколько из них и все понял. Ваш друг, профессор Гойлаш, составил два гороскопа — один для вас, другой — для вашей племянницы и сказал, что вы умрете в день ее свадьбы. Однако, как видите, вы живы.

— Но она ничего не говорила мне… Для чего же она написала, что венчается завтра в церкви?

— Полагаю, что у нее были на то причины, — ответил Оратор. — Поздравляю вас, мистер Линстед. Я нисколько не буду удивлен, если вскоре у вас появится новый наследник.

ПРЯЖКА КУПЕРА

У инспектора Ратора был друг, который служил в налоговом департаменте и был так же молчалив, как и сыщик. Когда у Оратора появлялось желание отдохнуть, он устраивал со своим приятелем долгие прогулки, во время которых они обменивались лишь двумя–тремя словами. Иногда Оратор замечал, что собирается дождь и надо поворачивать обратно, или же его приятель сообщал, что они ошиблись дорогой, но такие чрезвычайные происшествия случались редко. Поэтому прогулки их большей частью проходили в полном безмолвии.

Для мистера Ратора подобное молчаливое общение с другом было самым лучшим отдыхом. Иногда они вносили в свои походы некоторое разнообразие, останавливаясь около мельницы. Там они усаживались на плоту и забрасывали в речку удочки.

Напротив мельницы жил в собственном коттедже преступник, которого звали Марк Линг. Марк, высокий, красивый, всегда хорошо одетый мужчина, любил отдыхать на лужайке, примыкавшей к его дому, и наблюдать за неподвижными фигурами двух рыболовов. При этом он мечтал о том, чтобы плот под ними опрокинулся и оба блюстителя порядка на его глазах ушли на дно.

Случалось, что и к нему заглядывал приятель по имени Стейни Лам.

У них были общие профессиональные интересы, дававшие им пищу для оживленных разговоров. Рассуждая о новых конструкциях сейфов или отыскивая надежный способ скрыться от преследования знаменитого «Летучего отряда» лондонской полиции, они лежали, скрытые высокой травой, и смотрели на двух удильщиков.

— Из–за их болтовни я не слышу собственного голоса, — иронически усмехнулся Марк. — Хотел бы я знать, кто этот безъязыкий сосед немого Ратора?

— Он не похож на сыщика, — заметил Стейни.

— Сыщики никогда не дружат друг с другом, — согласился с ним Марк. — Каждый из них ревнует к славе другого, более удачливого детектива.

Кроме коттеджа в Марлоу, у Марка была еще квартира в Сохо. Он не принадлежал к «низшей касте» преступного мира, которая в течение трех месяцев ведет полуголодное существование, две недели кутит напропалую, а остальные восемь с половиной проводит в тюрьме. У него постоянно водились большие деньги. Вокруг него всегда суетились мелкие людишки, которыми он пользовался в случае надобности как прикрытием, то есть «подставлял» вместо себя полиции.

— Кто «работал» в Лейстере? — спросил Стейни. — Похищена знаменитая пряжка Купера!

Марк состроил недовольную гримасу. Он уже давно охотился за драгоценной пряжкой. И вот какой–то нахал опередил его… В пряжку были вправлены четырнадцать бриллиантов. Каждый из них весил четырнадцать каратов. Она принадлежала к тем произведениям искусства, которые известны каждому ювелиру, как свои пять пальцев.

— Не знаю. Вероятно, бирмингемские ребята, — мрачно проговорил Марк. — Я очень рад, что не замешан в это дело. Интересно, как они вывезут пряжку из Англии? Это ничуть не проще, чем вывезти британскую корону!

Мистер Линг был не только чрезвычайно ловким вором, но славился и умением сплавлять краденый товар на континент. Ему были известны все крупные скупщики в Британии и на материке, поэтому он мог быстро «пристроить» любую вещь или сплавить английские банкноты со слишком хорошо известными полиции номерами. Несмотря на это, он пользовался плохой репутацией среди своих клиентов. Порученные его попечению вещи, камни и деньги часто исчезали бесследно — полностью или частично. И хотя иногда его оправдания звучали правдоподобно, — например, столько–то ушло на взятки полиции, — все же доверие к нему постепенно падало. Воры и грабители старались обойтись без его помощи.

Но иногда обстоятельства все же заставляли их прибегать к его посредничеству. Таможенные чиновники в поисках контрабанды нередко вскрывают посылки, адресованные в Брюссель, Антверпен и Амстердам. При этом они много раз конфисковывали краденые ценности.

В подобных случаях дело не обходилось без помощи Марка, в совершенстве владевшего тремя языками и умевшего обходить все таможенные правила.

Скотленд–Ярд энергично принялся за поиски похитителей пряжки Купера, хотя безмятежный вид Оратора, дремавшего над своей удочкой, казалось бы, говорил об обратном.

Стейни, маленький человечек со старческим, морщинистым лицом, отличался двумя слабостями: болтливостью и любопытством. На сей раз его чрезвычайно интересовал недавно происшедший грабеж.

— Ведь вы участвовали в лейстерском деле, не правда ли, мистер Линг?

Марк медленно повернулся и уставился на него.

— Кто осмелился сочинить подобную ложь?

— Вы же сами знаете, как возникают слухи… Но, по правде сказать, мистер Линг, я случайно видел в ту ночь, как вы выходили из вокзала Сент–Панкрас–Стейшн и заключил из этого…

— То, чего никогда не было, — весело усмехнулся Марк. — Хватит пустой болтовни. Готовьтесь «брать» лавку менялы. Я дам все необходимые инструменты и укажу место, где вы сможете без шума раздобыть автомобиль. Сколько вас будет человек?

По мнению Стейни, троих было вполне достаточно.

— Ладно. Я буду четвертым, — произнес Марк.

За снабжение грабителей информацией и необходимыми принадлежностями он получал долю награбленного, хотя и не принимал непосредственного участия в «работе».

— Надеюсь, вы не обиделись на меня за то, что я сказал? — осторожно осведомился Стейни.

Он почувствовал какую–то перемену в настроении своего собеседника.

— Вы — крупный специалист в нашем деле, и для меня большая честь работать с вами, — продолжал он. — Надеюсь, что и я для вас полезен. Я знаю многих нужных людей. Например, одного ловкого скупщика, о котором даже вы никогда не слыхали! Бьюсь об заклад на что угодно!

— Когда мне понадобятся эти сведения, я сам обращусь к вам за ними, — прервал его Марк.

— Хорошо, сэр.

После долгой паузы Стейни задумчиво проговорил:

— И все–таки той ночью я видел вас…

— Черт возьми, вы слишком много видите, — неприятно улыбнулся Марк.

* * *

Через неделю Стейни встретился возле Сохо с двумя сообщниками. Они отправились втроем к меняльной лавке, славившейся оживленным обменом иностранной валюты.

Лавка была закрыта: дело было в субботу вечером. По совету Марка, Стейни намеревался взломать заднюю дверь. Грабители направились к ней. Приблизительно шагах в двенадцати от магазина, у самого тротуара, стоял крытый грузовик с надписью «Прачечная». Вместо белья в нем находились одиннадцать полицейских из «Летучего отряда».

…После непродолжительной потасовки преступники были схвачены.

— Ладно, мистер Ратор, я сдаюсь, — сказал Стейни. — Но с каких пор вы служите в «Летучем отряде»? Честное слово, за вами, сыщиками, не уследишь! Кажется, час назад вы спокойно ловили рыбу около мельницы…

— А теперь ловлю здесь, — буркнул Оратор.

— Будьте справедливы, Ратор, — умоляюще произнес Стейни. — Мы ведь по сути так ничего и не сделали. Подведите нас под «смягчающие обстоятельства», а?

Оратор был в тот вечер настроен снисходительно и уважил эту просьбу, так что приговор суда был довольно мягким.

Сидя на скамье подсудимых, Стейни все время внимательно осматривал зал. Он увидел там Линга, одетого с иголочки и сидевшего рядом с очаровательной девушкой: Марк признавал только очень красивых женщин. Поймав его взгляд, Линг подмигнул, но Стейни сделал вид, что не заметил этого. Он уже слышал о новом увлечении мистера Линга (Марк любил хвастаться своими победами) и очень заинтересовался девушкой, отец которой, по словам Марка, был крупным дельцом.

После прочтения приговора Стейни обратился к Оратору:

— Кто меня выдал, мистер Ратор? Красивый парень, питающий большую слабость к девчонкам, не так ли?

Оливер не ответил.

Молчание Оратора приводило Стейни в отчаяние. Он воскликнул:

— Боже мой, мистер Ратор, я уверен, что вы даже во сне не разговариваете!

— Довольно болтать, — невозмутимо сказал Оливер.

Он знал, что полицию известил о готовящемся грабеже именно Марк. Предательство Линга, как видно, стало известно Стейни: Марк был единственным из его «деловых партнеров», который соответствовал описанию. Весь Скотленд–Ярд знал, что Линг красив и что он очень любит женщин. Если бы инспектор заподозрил Марка в причастности к похищению пряжки Купера, то он, вероятно, стал бы гораздо более словоохотливым. Но у Линга, как всегда, было бесспорное алиби.

— Вы ничего не знаете о куперовской драгоценности, Стейни? — спросил сыщик.

Тот покачал головой.

— Нет, сэр, А если бы и знал, то не сказал бы. Предательство всегда оборачивается против того, кто его совершил.

И Стейни рассмеялся. Хохотал он так долго и громко, что Оратор начал опасаться, не начнется ли у него истерика.

— Нет, сэр, теперь все в порядке.

Стейни вытер слезы, вызванные смехом.

— Спасибо вам за все, что вы для меня сделали, — серьезно сказал он мистеру Ратору.

* * *

Между тем Марк покинул зал суда вместе со своей хорошенькой спутницей. Они пошли по направлению к Вест–Энду. Полина Эддеринг была дочерью почтенного ювелира. Она познакомилась с Марком в кино на прошлой неделе.

— Какое неприятное зрелище — осуждение преступника! — сказала она.

Марк засмеялся.

— Вы сами виноваты, моя милая. Вам захотелось присутствовать на суде. Ваше желание исполнилось. Теперь не жалуйтесь.

— Мне никогда и в голову бы не пришло пойти в суд, если бы не вы. Кто сказал, что ваше присутствие там совершенно необходимо?

— Я, — признался Линг.

— Когда дело касается вас, я готова на все. Ей–Богу, у вас просто удивительная власть надо мной! — кокетливо заявила девушка.

Она иногда употребляла книжные выражения. На Марка это производило сильное впечатление.

— Когда вы уезжаете за границу? — неожиданно спросила она.

— В следующую пятницу, — ответил он.

На самом деле он собирался уезжать в четверг, так как опасался, что Стейни может наговорить Ратору лишнего. Кроме того, Марк узнал, что в его отсутствие к нему в коттедж дважды заходил сыщик и расспрашивал швейцара об образе жизни хозяина. Марк чувствовал, что ему следовало на некоторое время скрыться из Англии. И как можно скорее.

— Как жаль, что вы уезжаете, — со вздохом произнесла девушка. — В пятницу я остаюсь дома совсем одна и, наверное, проведу бессонную ночь… Отец уезжает по делам в Манчестер, а я терпеть не могу одиночества… Подумайте: вдруг ночью в лавку отца заберется какой–нибудь жулик вроде сегодняшнего осужденного! Ведь открыть папин старый сейф — минутное дело! И почему папа не хочет отдать в банк на хранение эти изумруды, чтобы они перестали портить мне нервы?..

Тут она замолчала, очевидно, чувствуя, что сказала лишнее.

— Я не должна была упоминать про изумруды… Но не глупо ли хранить драгоценные камни стоимостью в семнадцать тысяч фунтов в игрушечном сейфе? Отец выводит меня из себя своим невыносимым фатализмом: он считает, что если нам суждено быть ограбленными, то никакие предосторожности ничего не изменят.

Линг не стал ее ни о чем расспрашивать. Похоже было, что рассказ о камнях нисколько не заинтересовал его.

— Ваш отец, должно быть, очень богат, — безразличным тоном сказал Марк.

— Богат? Не думаю, чтобы у папы нашлась хоть одна тысяча фунтов наличными. Нет, изумруды принадлежат не ему. Их оставила у нас русская княгиня два года тому назад, поручив папе оправить их в золото. С тех пор мы ее больше не видели. Папа предполагает, что она вернулась в Россию, где ее, вероятно, расстреляли.

Девушка пригласила Марка зайти к ней домой. Там Линг познакомился с ее отцом, старым, сгорбленным человеком, не обратившим почти никакого внимания ни на свою дочь, ни на ее нового приятеля.

Магазин у старика был маленький, но торговля шла бойко, поскольку мистер Эддеринг главным образом занимался продажей мелких дешевых безделушек. Марк сейчас же заметил несгораемый ящик под прилавком и убедился в справедливости слов Полины: действительно, сейф был старинной незамысловатой системы. Опытный грабитель мог бы взломать его столовым ножом.

— Торговля идет отвратительно, — недовольно ворчал мистер Эддеринг. — Хоть бы одно обручальное кольцо я продал за эту неделю… Такое впечатление, словно в Лондоне совсем перестали жениться и выходить замуж…

— Я рассказала мистеру Льюису об изумрудах, оставленных у тебя русской дамой, — сказала девушка, когда они сели пить чай, оставив в магазине молодого приказчика.

Льюисом назвал себя Марк, знакомясь с Полиной. Мистер Эддеринг с раздражением почесал небритый подбородок.

— Хотелось бы мне знать, как я должен поступить в данном случае, — сказал он, хмуро взглянув на Марка. — Мои друзья посоветовали дать объявление о том, что я продаю изумруды. Тогда, говорят они, удастся возместить расходы на изготовление оправы. Не знаю, имею ли я на это право. Ведь камни стоят семнадцать тысяч, а я истратил всего двадцать фунтов стерлингов на оправу.

— Изумруды — мои любимые камни. Можно ли мне взглянуть на них? — небрежно спросил Марк.

Мистер Эддеринг пристально посмотрел на него и покачал головой.

— Нет, сэр, я пока не могу их показывать. Когда я сдам работу заказчику, тогда пусть хоть весь мир смотрит. А до тех пор они спокойно полежат в сейфе.

— Вы застраховали их?

Ювелир поджал тонкие губы.

— Неужели вы считаете меня легкомысленным ребенком? А ведь я уже дожил до седых волос и гожусь вам в отцы, — обиженно произнес он.

Вскоре старик ушел в магазин, оставив Марка наедине с дочерью.

— По–моему, папа помешался, — с отчаянием в голосе произнесла она. — Взгляните–ка.

Девушка указала через окно на маленький дворик позади дома. Линг увидел, что дворик окружен низким забором.

— Перелезть через этот забор и проникнуть в магазин — минутное дело, — продолжала она. — По ночам я не могу заснуть от страха. Хотя у папы и есть револьвер, но я–то знаю, что он никогда не решится выстрелить в человека.

— Напрасно он оставляет вас одну, — сочувственно произнес Марк. — А еще кто–нибудь живет в этом доме?

— Внизу — комната молодой служанки. Она крепко спит и на ночь запирается на ключ. В мансарде ютится старенький швейцар. Что с него проку?

— Хоть телефон–то у вас есть?

— Есть, но он в папином кабинете, который отец, уезжая, всегда оставляет закрытым. Я вся дрожу от страха при мысли, что вдруг проснусь ночью и услышу шаги в магазине! Я даже представить себе не могу, что мне делать тогда!

— Откройте окно и закричите, — посоветовал Линг.

— У меня не хватит на это мужества.

Девушка вздрогнула и поежилась.

— Я, вероятно, зарылась бы с головой в постель и не двигалась, пока они не уйдут.

Марк просидел у нее еще около часа. Уходя, он заметил напротив магазина молодого человека, которого звали Коббет. Тот стоял, засунув руки в карманы и, казалось, с интересом смотрел на проезжающие мимо машины. Марк знал, что Коббет — один из ближайших помощников Оратора.

Надеясь, что сыщик его не заметил, Линг быстро свернул за угол — и встретился лицом к лицу с Лайном, другим помощником Оливера. На сей раз скрыться было невозможно.

— Привет, Марк! — весело приветствовал его Лайн, — Купили колечко для новой любовницы?

Его фамильярность задела мистера Линга за живое. Марк никогда еще не был под арестом и не привык к подобному обращению. Если даже его в чем–то и подозревают, какое право имеет этот «крючок» называть джентльмена по имени? В самом деле, надо уехать в такую страну, где сыщики отличаются лучшими манерами… Он молча прошел мимо Лайна и в тот же вечер отправился в Марлоу. Там Марк собрал свои вещи, уложил их в большой чемодан, затем поручил швейцару отвезти их на вокзал и сдать на хранение.

Вначале Марк хотел поехать вдвоем с мисс Полиной Эддеринг. Однако она слишком считалась с правилами хорошего тона, чтобы решиться сопровождать молодого человека на материк. Быть может, Лингу и удалось бы уговорить ее, но теперь обстоятельства изменились. Спутница могла помешать ему.

На следующий, день он снова увиделся с Полиной и узнал, что ему не придется откладывать свой отъезд: мистер Эддеринг передумал и решил ехать не в пятницу, а в среду. Это очень устраивало Марка, уже заказавшего себе каюту не четверг.

— Я не хочу оставаться на эту ночь дома, — сказала ему Полина. — Я уже сговорилась с подругой, что приду к ней сразу же после того, как отец закроет магазин.

— Ваш отец, конечно, позаботится об охране магазина этой ночью? — из осторожности спросил Марк.

— Папа невероятно упрям, просто до глупости! Простите, что я так непочтительно отзываюсь о своем отце, но он сам виноват: ни о каком ночном стороже и слышать не хочет, полностью полагаясь на дурацкий старый сейф!

* * *

Вечером Марк Линг услыхал звонок и, открыв дверь, — оказался лицом к лицу с человеком, с которым предпочел бы никогда не встречаться.

— Можно войти? — осведомился Оратор.

Марк молча впустил его и провел в столовую. У Линга чесались руки от желания наброситься на сыщика и прикончить его.

— Вы одни? — спросил Оливер.

Марк кивнул.

— Известно ли вам, где находится знаменитая пряжка Купера?

Линг засмеялся.

— Вы ведь отлично знаете, мистер Ратор, что я не участвовал в этом ограблении. И вообще я никогда не занимался подобными делами. Не понимаю, чего ради полиция подозревает меня в преступных намерениях. Ведь я еще никогда не был под арестом, и вам это отлично известно.

— Большинство повешенных преступников попадались только один раз, — спокойно возразил Оратор.

Марк захохотал.

— Но вы же не собираетесь меня повесить, надеюсь?

Сыщик сел, вынул свою записную книжку и начал ее перелистывать.

— Да, я знаю, что в день похищения пряжки вы были в Мидренде. И все же мне почему–то кажется, что вы причастны к этому делу. Я буду с вами совершенно откровенным, Линг, мне во что бы то ни стало нужна эта пряжка, причем мне поручено заплатить за ее возвращение какую угодно сумму.

— В таком случае советую вам обратиться к кому–нибудь другому, — смеясь, проговорил Марк.

Он имел все основания веселиться: впервые в жизни его подозревали в преступлении, к которому он был совершенно непричастен.

— Когда–нибудь вы все–таки попадетесь. И тогда вам не смягчат приговор из–за того, что вы попались впервые. Или вы думаете иначе?

— Нет, конечно, — парировал Марк. — Но если вы засадите меня за куперовскую игрушку, то я окажусь невинной жертвой. И как вы будете выглядеть, когда поймают того, кто на самом деле взял эту штуковину?

…После ухода сыщика Линг с облегчением вздохнул. Его приготовления к отъезду были закончены. В четверг вечером он отправился к лавке ювелира. Она была закрыта. На верхнем этаже, где помещалась квартира хозяина, было темно. Линг подошел к забору, окружавшему двор. Оглянувшись вокруг и не заметив никого поблизости, он живо перепрыгнул через забор и прокрался к окну. Без труда открыл его и очутился в столовой. Воздух был пропитан запахом табака мистера Эддеринга. Старик курил крепкий южноафриканский сорт, обладавший не слишком приятным запахом.

Магазин был закрыт только на задвижку. Линг приложил ухо к двери, за которой находились жилые комнаты. Там царила полная тишина. Осветив сейф небольшим электрическим фонариком, который он прикрепил к пуговице пиджака, Марк принялся за работу. Через несколько минут замок был сломан. Дверца открылась. Внутри сейфа лежало много бухгалтерских книг. В глубине его находился небольшой ящичек, в котором оказался запечатанный плоский пакет, завернутый в коричневую бумагу. К нему была прикреплена бумажка с надписью:

«Княгиня Литовская. Изумруды для оправы».

Сунув пакет в карман, Линг наскоро осмотрел остальное содержимое несгораемого шкафа, но не нашел там ничего интересного. Тщательно закрыв сейф и сложив инструменты в карман, он ушел тем же путем, каким пришел. Прежде чем прыгнуть во двор, он закрыл дверь и окно.

Выйдя на улицу, Марк взглянул на часы. Было двадцать минут десятого. Он выбрал для отъезда четверг, потому что в этот день должны были пустить экстренный поезд и специальный пароход для отправки брюссельской делегации из Лондона на родину.

Пора было бежать на вокзал.

…Поезд отошел ровно в десять вечера. Марк удобно устроился в пульмановском вагоне и заказал легкий ужин.

* * *

…Несмотря на густую толпу народа, Линг держался в порту крайне осторожно. Найдя знакомого носильщика, Марк передал ему свой чемодан, вручив отдельно пакет, который вынул из внутреннего кармана пиджака.

— Положите пакет в карман и передайте его мне, когда я буду уже на пароходе, — сказал Марк. Эта предосторожность была отнюдь не излишней. Он оказался в числе трех пассажиров, задержанных при входе на пароход и отправленных для обыска в контору.

— Весьма сожалею, сэр, — сказал ему сыщик, руководивший обыском. — По правилам мы должны проверять одного из каждых ста пассажиров.

Марк отлично знал, что подобного правила никогда не существовало.

При обыске у него не наши ничего предосудительного.

…На нижней палубе он встретил своего носильщика. Тот бросился к Лингу.

— Они обыскали ваш чемодан, сэр, — сообщил он. — Я только что отнес его в вашу каюту.

Марк последовал за ним. Носильщик незаметно передал Лингу пакет. Как раз напротив каюты Марка висела спасательная шлюпка. Недолго думая, он спрятал в ней драгоценный пакет и только после этого вошел в свою каюту.

Там его ждал очень любезный господин. Марк сразу же сообразил, что перед ним — сыщик из Скотленд–Ярда.

— Простите за беспокойство, мистер Линг, но мой коллега сказал, что забыл осмотреть ваше пальто.

Марк был уверен в том, что ничего подобного сыщику не говорили, однако улыбнулся и позволил себя обыскать.

Во время пути Марк не терял времени даром. Он обратил внимание на пожилого господина, всю дорогу страдающего морской болезнью, и оказал ему несколько услуг. Поэтому тот с удовольствием помог Лингу пронести на берег пакет с драгоценностями, хотя просьба Марка и показалась ему странной.

Они прибыли в Остенде еще до восхода солнца.

В таможне Линга снова обыскали. На этот раз — бельгийские детективы. Но обыск не дал никаких результатов, потому что драгоценный пакет находился в кармане пальто измученного морской болезнью господина. Марк извлек его оттуда только тогда, когда усаживал старика в автомобиль.

Сам же он справился пешком по безлюдной набережной к маленькой гостинице, которая находилась в северной части города. Неожиданно Марк услышал за спиной возглас:

— Руки вверх!

К нему подбежал мужчину в маске и навел на него револьвер.

Мистер Линг поднял руки.

— Достань–ка камни, Анни, — произнес грабитель.

Из–за его спины вынырнула молодая женщина. Она приблизилась к Марку, обшарила его карманы и нашла пакет с изумрудами.

Линг почувствовал запах духов, которыми пользовалась Полина. Молодая женщина тоже была в маске, но, присмотревшись, Марк узнал в ней свою любовницу.

— Ловко вы меня обставили, — честно признался Линг и улыбнулся. — Снимите маски, Анни–Полина и ее глупый старый отец. Я вас узнал. Зачем вы устроили весь этот спектакль?

Грабители, смеясь, открыли лица. Это действительно были ювелир и его дочь.

Мистер Эддеринг сказал:

— Мне нужно было переправить пряжку на континент. Кто же мог сделать это лучше, чем вы?

— Пряжку? — переспросил Марк.

У него захватило дух от волнения. Он с трудом пробормотал:

— Так значит, я вез…

— Знаменитую пряжку Купера, — закончил за Линга ювелир.

— Черт побери! — вырвалось у Марка.

Внезапно двери ближайших домов распахнулись, оттуда высыпали полисмены и окружили троих преступников.

Полина успела сунуть пакет обратно в карман опешившего Марка.

И тут прозвучал голос Оратора:

— Вы все еще ничего не знаете о пряжке Купера, мистер Линг?

* * *

Стейни сидел в Пентонвильской тюрьме. Однажды он выглянул в окно и сказал соседу по камере:

— Слыхали ли вы когда–нибудь о Марке Линге? Вон его ведут. Умный парень. Я мог бы его спасти. Увидев его с этой девушкой, я сразу понял, что его ожидает. Я когда–то имел дело с ее отцом. Лингу до него далеко. А Анни не уступает в ловкости своему папаше.

На следующий день Стейни узнал, что Марку дали семь лет.

— Жаль, что не семьдесят, — сказал бывший помощник Линга.

ПРОВАЛ ФРЕДДИ ВЕНА

Инспектор Ратор никогда не интересовался опереттой. В тот роковой вечер он попал на представление только потому, что его пригласил Джонни Крю, который собирался купить театр «Элько». Там сыщику и довелось в первый и последний раз увидеть Фредди Вена.

* * *

Джонни Крю был влюблен в Диану Дональд, которая играла второстепенные роли, часто даже без слов, но зато славилась своей красотой.

В этом же театре выступала прославленная актриса Альна Вен. Они с Дианой были поразительно похожи: те же волосы, то же лицо, тот же голос. У Дианы были очень красивые ноги. Театральные критики называли их бесподобными, к большому возмущению Джонни Крю. Он не желал, чтобы репортеры описывали ее внешность вместо того, чтобы восхищаться талантом мисс Дональд. Во всех других отношениях он весьма сочувственно относился к ее увлечению театром, мечтал о блестящих ролях для Дианы и поддерживал в ней веру в успех.

Он мог бы в любой день жениться на ней, поскольку обладал значительным состоянием. Но Джонни не торопился, жалея Диану. Брак, по его мнению, сразу и навсегда лишил бы ее возможности стать звездой сцены.

Диана восхищалась Альной и считала ее самой красивой женщиной на свете. Надо сказать, что публика вполне разделяла мнение Дианы. В дни выступлений миссис Вен у кассы стояла длинная очередь. Своей прекрасной игрой она не раз спасала скверную пьесу, провал которой казался неминуемым. Игра Альны захватывала, ее голос очаровывал. Она принадлежала к тем немногим артисткам оперетты, которые не только поют, но и играют.

Почти никто из зрителей не называл ее в разговорах по фамилии. Она была единственной знаменитой Альной. Это имя, написанное огромными буквами, красовалось на всех афишах театра.

— Замужество? Какая чушь! — горько воскликнула Альна, когда Диана в очередной раз заикнулась о своих отношениях с Джонни. — Иногда брак приносит счастье, но большей частью он разбивает сердце. Поверь, Диана, для тебя гораздо лучше оставаться независимой актрисой. Ведь у тебя есть талант, моя милочка. Ты очаровательно играешь. Если бы ты была умницей, то приняла бы предложение господина Доваша выступать у него и ушла бы из «Элько». Немножко рекламы — и твое имя стало бы известным. Тогда вместо жалких шести фунтов в неделю ты получала бы все триста.

— Мисс Форсайт не занята в спектакле сегодня вечером? — спросила Диана, чтобы переменить тему разговора.

— Нет. Она в это время будет обедать с Фредди. Он говорил мне, что идет в клуб на встречу с приятелем. Почему не сказать прямо, что он обедает с Эльзой? Не понимаю!

Фредди был высоким цветущим молодым человеком. Он очень любил женщин. Когда Альна познакомилась с ним, Фредди был помощником режиссера маленького театра, который не прогорал только из–за симпатии публики к Альне. Его жалованье в ту пору не превышало нынешних доходов Дианы. Альна полюбила Фредди, и они поженились. С тех пор Фредди больше не работал. Занят он был только тем, что угощал обедами сначала хористок, а потом очаровательную, но весьма расчетливую Эльзу.

Так продолжалось до того дня, когда Альна и Фредди расстались навсегда.

Только такая великая актриса как Альна могла прямо после ссоры с мужем, которая привела к разрыву, прекрасно выступать, весело кланяться в ответ на аплодисменты публики и даже произнести маленькую речь после окончания спектакля.

Только немногие знали, что Альна, которой принадлежал театр, передала его мужу. И совсем никто не подозревал о ее ссоре с Фредди. Если бы кто–нибудь заглянул перед самым спектаклем в ее уборную, то увидел бы там Фредди, который кричал жене:

— Если хочешь бросить сцену — пожалуйста, бросай! Но это требование вернуть тебе акции — просто смехотворно!

— Ты обманул меня! Негодяй!

Альна дрожала от гнева.

Фредди громко рассмеялся.

— Моя милая! Ты передала мне свои акции. Этот факт официально зарегистрирован. Твои громкие слова не производят на меня никакого впечатления. Если ты дашь мне развод, я буду тебе регулярно выдавать приличную сумму. Ну, что? Договорились? Поспеши, а то я передумаю. Тогда ты совсем ничего не получишь.

Не в силах говорить, она молча указала ему на дверь. В тот же день Альна покинула театр навсегда.

Ее заменила Эльза Форсайт с новым репертуаром, к сожалению, весьма неудачным. Провал следовал за провалом. На лице Фредди появились первые морщинки. Доваль, директор театра, язвительно усмехался.

— Все дело в пьесах, — настойчиво утверждал Фредди. — Мы должны вернуться к репертуару Альны.

— Где же мы возьмем вторую Альну? — насмешливо спросил мистер Доваль.

— Эльза отлично справится с ее ролями, — вызывающе проговорил Фредди.

Доваль пожал плечами.

— Постановка подобных пьес требует больших расходов, — возразил он. Директор давно уже догадался о том, что финансовое положение Вена было далеко не блестящим.

— Готовьтесь к постановке. Я достану деньги, — уверенным тоном сказал Фредди.

На самом деле никакой уверенности в его душе не было.

Первые две пьесы после исчезновения Альны он поставил на свои средства, на третью постановку пришлось сделать заем, от которого сейчас уже ничего не осталось. Все же Фредди не унывал, надеясь, что удастся сделать новый.

Сначала ему не везло, но вскоре он познакомился с удивительно симпатичным молодым человеком, который ждал у входа за кулисы Диану Дональд.

Это был Джонни Крю.

Фредди уговорил его финансировать постановку спектакля «Большое сердце».

Пьеса была из старого репертуара Альны. Нужно было восстановить декорации и подготовить на некоторые роли новых исполнителей.

Эльза то и дело настаивала на внесении изменений в ее партию: в отличие от Альны, ей плохо давались самые высокие ноты. Кроме того, она добилась отстранения от участия в спектакле всех актрис, которые превосходили ее талантом или красотой. Дважды пришлось менять исполнителя главной мужской роли. Первый был высокого роста, и Эльза выглядела рядом с ним слишком маленькой. Второй слишком хорошо пел: от этого становились заметнее недостатки в исполнении мисс Форсайт.

Фредди требовал, чтобы Доваль беспрекословно выполнял все требования новой примадонны.

Бывало, что Эльза по нескольку дней подряд не появлялась на репетициях. Тогда ее заменяла Диана.

* * *

…Накануне премьеры состоялась последняя генеральная репетиция.

Было очень холодно. В зале гуляли сквозняки. Мистер Доваль, откинувшись на спинку кресла, раздраженно вытирал вспотевшую от нервного напряжения лысину. Актеры и хористки с беспокойством наблюдали за каждым движением директора. Вся труппа была измучена. Репетиция длилась с утра до полуночи с небольшим перерывом на обед.

Наконец мистер Доваль решил подвести итоги. Он потянулся за погасшей сигарой, которая лежала в пепельнице, прикрепленной к его креслу, снова зажег ее и угрюмо затянулся.

— Все отвратительны… Никто толком не знает своей роли. Да если бы и знали, ничего бы не вышло. Вы, девочки, сегодня играете хуже, чем на первой репетиции. Не слушаете друг друга, а просто болтаете, как сороки, бессмысленно проговаривая текст. А ведь завтра премьера! Нет — сегодня вечером!.. А впрочем, все равно уже ничего не изменишь… Ладно, можете идти домой. Вечером прошу всех собраться в театре в половине шестого. Всех — и хор, и артистов. Мы начнем вовремя — и да поможет нам Бог! Откладывать не стоит. Будет только еще хуже. До свидания.

Он махнул рукой — и все разошлись.

Доваль подозвал своего помощника.

— Ни один костюм не подходит. Поставщики прислали только половину заказанных туфель. Оркестр — одно отчаяние. На декорации смотреть невозможно. На их перестановку уходит самое меньшее двадцать пять минут. Воображаю, какой скандал устроит нам публика!

Мистер Доваль был пессимистом и любил поворчать.

Помощник слушал его и молча кивал. По узкому проходу между оркестром и первым рядом пробирались две девушки. Эльза смело подошла к директору с таким видом, словно была коронованной особой.

— Послушайте, Доваль, я не могу играть сегодня вечером, — заявила она. — Я совершенно без голоса, и к тому же нервы мои совершенно расстроены.

За Эльзой шла Диана.

Мисс Форсайт притащила ее чуть ли не силой, чтобы директор приказал Диане заменить ее во время премьеры.

Мистер Доваль иронически оглядел Эльзу с ног до головы. Она была очень красива. Даже враги ее признавали, что у редкой женщины можно было встретить такой чудный цвет кожи и такие классические правильные черты лица. Ее поклонники любили называть Эльзу божественной. Мистер Доваль был согласен и с этим эпитетом. Если относить его только к формам и совершенно забыть о содержании.

Директор хорошо знал, какая низкая, сварливая душа таилась за прекрасными глазами и нежными губами этой женщины.

— У вас расстроены нервы и вы без голоса, Эльза? И у вас, конечно, припасена справка от врача? Не сомневаюсь. И все же, хотите вы этого или нет, но премьера состоится сегодня вечером, — совершенно спокойно произнес он. — Или вам угодно, чтобы мы отложили ее на месяц? Тогда мы могли бы отправиться всей труппой в Монте–Карло, чтобы дать вам возможность репетировать в более благоприятных условиях. Но сначала надо заработать деньги на проезд.

— Прошу вас прекратить насмешки! — повысила голос оскорбленная примадонна.

Усталый, замерзший мистер Доваль рассвирепел.

— Знаете что? — едко проговорил он. — Если бы на вашем месте была Альна, я бы сейчас ползал перед ней на полу на коленях и просил ее сменить гнев на милость. Альна что–нибудь да значит в театральном мире. Вы же — почти пустое место. Вы — нуль. Вам дана роль, и вы ее исполните. Вы сносно станцуете и терпимо споете все, что нужно. После этого ваши поклонники сойдутся на том, что в постели вы выглядите гораздо лучше, чем на сцене. Пьесу ожидает провал, и вы ее спасти не сможете. Альна спасла бы. Изменив ей, ваш кавалер потерял прекрасную женщину и лучшую артистку в мире!

Эльза дрожала от ярости. Диана незаметно скрылась.

Мисс Форсайт высказала директору какие–то возражения, но он ее не слушал.

«Черт бы тебя побрал, вертихвостка!» — ворчал про себя мистер Доваль.

* * *

Фредди ожидал Эльзу, весело насвистывая популярный мотивчик. Она влетела разъяренная, как фурия, и сейчас же стала жаловаться на Доваля.

— Он оскорбил меня, а ты сидишь себе и посвистываешь! Я еще удивляюсь, как могла сдержаться, чтобы не дать ему пощечину! Ты немедленно отправишься к Довалю и вызовешь его на дуэль!

К ее удивлению, Фредди засмеялся:

— Он потонет в общем дебакле.

Она разозлилась еще больше.

— Ради Бога! Сколько раз я просила тебя не употреблять иностранных слов в разговоре со мной! Я и так знаю, что ты образованнее меня! Что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать, что ничем больше не рискую, Я продал театр со всем инвентарем и с мистером Довалем впридачу.

Она пристально посмотрела на Фредди, не веря, что он говорит серьезно.

— Ты продал театр? — недоверчиво переспросила мисс Эльза Форсайт.

— Да, — весело подтвердил Фредди Вен. — Завтра у меня будет лежать в кармане чек на двенадцать тысяч фунтов. Послезавтра мы с тобой обвенчаемся и сразу же уедем отсюда в Монте–Карло.

Эльза не могла поверить своим ушам. Фредди посмеивался, глядя на нее.

— Обвенчаемся? А как же Альна? Ведь ты женат!

— Мы с ней венчались в Америке. Ты этого, конечно, не знала. Там к этому относятся весьма просто. В Америке же я и развелся. Это обошлось в две тысячи долларов. Но мне не жаль денег: игра стоит свеч. Ведь теперь я могу жениться на тебе! Я давно уже все обдумал. Задолго до моего разрыва с Альной я подсунул ей необходимые для развода бумаги, и она, как всегда, не читая, подписала их. Думаю, что она все еще не знает о том, что мы с ней уже не женаты. Иначе нам с тобой пришлось бы выдержать сильную бурю… Ты же знаешь, на что она способна в гневе! Так что надо поскорее уезжать отсюда.

— Когда же состоялся суд?

— Я только что получил официальное извещение о разводе.

Эльза обняла и нежно поцеловала Фредди.

* * *

Диана зашла с Джонни в «Карлтон», чтобы выпить чашечку кофе перед премьерой.

Она жаловалась мистеру Крю:

— Как у нас теперь гадко в театре! Господин Доваль только сидит в ложе и насмешливо наблюдает. Фредди же, кажется, совсем перестал нами интересоваться. На прошлой неделе он просто не давал нам покоя своими советами. А на этой даже не считает нужным появляться на репетициях. Нас ждет полный провал.

Джон смущенно заерзал на своем стуле.

— В самом деле? — спросил он. — Когда я завтракал с ним в понедельник, он был очень весел и говорил, что дела идут хорошо.

Диана с изумлением взглянула на мистера Крю.

— Ты завтракал с Фредди? Почему же ты не сказал об этом раньше? Я даже не знала, что ты знаком с ним!

Джонни покраснел. Мистеру Крю не хотелось признаваться в том, что завтрак с Веном обошелся ему очень дорого: Фредди удалось уговорить его купить театр. Джонни с радостью переменил тему разговора, ухватившись за первый попавшийся предлог:

— Скажи лучше, зачем ты ездила сегодня на Бейкер–стрит?

Диана взглянула на него с искренним удивлением.

— Какой странный вопрос! Я не была там. И не только сегодня, а несколько месяцев.

Теперь пришла его очередь удивляться.

— Но я же видел тебя собственными глазами! Я шел с Джо Картерисом, когда ты вдруг проехала мимо меня на такси. Я еще помахал тебе рукой.

— А я?

— Ответила мне тем же.

— Я уже целую вечность не была в этой части Лондона… Если бы Альна была в Англии, то подобные встречи со мной в местах, где меня вовсе не было, были бы совершенно неудивительны. Прежде это случалось почти каждый день.

Джонни Крю спросил:

— Где сейчас Альна?

— В Чикаго. Я сегодня получила от нее телеграмму. Если бы ты знал, как мисс Форсайт ее ненавидит! Эльза требует, чтобы Фредди развелся с женой. Я уверена, что Альна никогда не согласится на это. Газеты постоянно вспоминают Альну и перечисляют все, что она сделала для театра «Элько». Наша примадонна приходит в бешенство, когда читает рецензии, а они с каждым днем становятся все хуже…

На лице Джонни снова отразилось беспокойство. Диана истолковала это по–своему.

— Ерунда! Провал — так провал. Я расстанусь с моими глупыми мечтами и займусь домашним хозяйством.

Она ожидала, что Крю придет в восторг. Но Джонни только глубоко вздохнул.

* * *

Как уже известно читателю, инспектор Ратор очень редко ходил в театр. В этот роковой вечер его пригласил на премьеру Джонни Крю.

Оратор пришел, проклиная себя в душе за то, что поддался на его уговоры. В вестибюле сыщика встретил мистер Крю. Джонни был мрачен. Он необдуманно дал Фредди согласие на покупку театра и теперь раскаивался в этом. Уединившись с Ратором, Джонни в нескольких словах откровенно объяснил ему ситуацию… Оливер хорошо знал цену деньгам и слушал мистера Крю с недоумением.

— По–моему, вы попали в ловушку, — сказал сыщик. — К сожалению, я не могу арестовать Фредди за это надувательство.

Эти две короткие фразы Оратора вполне соответствовали по содержательности двухчасовой речи депутата парламента.

— Когда же состоится этот грабеж?

Джонни рассказал, что в этот же вечер предстоит подписание контракта, подтверждающего уже выданное мистером Крю обязательство.

— Если сегодняшняя премьера закончится провалом, то театр «Элько» окончательно превратится в совершенно безнадежное предприятие, — грустно проговорил Джонни.

Оратор молча выразил мимикой свое сочувствие.

— В конце концов, может быть, еще все обойдется, — сказал мистер Крю. — Диана получила сегодня утром телеграмму из Америки. От Альны, с пожеланием успеха. Может быть, благословение великой актрисы принесет нам удачу.

Он порылся в карманах и, найдя телеграмму, передал ее Оратору.

Сыщик развернул бумажку и прочитал следующее:

«Желаю успеха сегодня вечером. Не забудь мою старую примету и не закрывай потайную дверь. Альна».

— Что это за дверь? — спросил Оратор.

Джонни объяснил, что из уборной Дианы был отдельный выход на улицу. Раньше эта уборная принадлежала Альне. Великая актриса имела свои причуды. Она всегда оставляла эту дверь открытой во время спектакля, чтобы поскорее убежать из театра в случае неудачного выступления.

— Альне ни разу не пришлось воспользоваться этой дверью. Но я теперь вполне понимаю, почему она так поступала, — закончил мистер Крю.

Они направились в зрительный зал. Сыщик выбрал себе место поближе к выходу, чтобы иметь возможность незаметно скрыться, если оперетта окажется скучной.

* * *

Диана сидела в своей уборной и ждала парикмахершу. Она уже оделась и загримировалась к первому акту и теперь сидела перед зеркалом в каком–то оцепенении. Она совершенно не сомневалась в том, что спектакль ожидает полный провал. Исполнение было ниже всякой критики. После провала судьба «Элько» будет решена, а артистическая карьера Дианы окончена. Спектакль «Большое сердце» сможет продержаться неделю, самое большее — месяц. Все убытки от постановки придется оплатить Джонни. Слава Богу, это не разорит его, но доставит немало хлопот и огорчений. Бедная Диана чувствовала себя все более и более несчастной.

Она даже не удивилась тому, что в уборную вместо ее парикмахерши вошла незнакомка. Она принесла записку от парикмахерши, что та заболела и прислала вместо себя подругу. Это была странная смуглая женщина с седыми волосами, гладко зачесанными назад. Лицо ее было заклеено кусками пластыря.

— Это муж меня так разукрасил, — пояснила женщина.

Диане было сейчас не до чужих семейных неурядиц. Она небрежно кивнула, погруженная в невеселые размышления.

Работала парикмахерша быстро и хорошо.

— Вы отперли наружную дверь, мисс? Ключа нет на гвозде. Госпожа Альна всегда оставляла ее открытой перед премьерой.

— Откуда вы знаете эту примету?

— Я иногда причесывала ее.

Диана порылась в сумочке и дала ключ.

Парикмахерша отперла дверь и положила ключ на стол.

— Странные бывают фантазии у артистов, — продолжала она. — Да и не только у них. Вот, например, мистер Джон Крю просил передать вам бутылку хорошего вина. Он советует выпить капельку перед выходом на сцену.

— Я не хочу вина.

— Нет, нет, мисс, вы должны выпить за успех. Вино вас подкрепит. И, кроме того, вы доставите удовольствие мистеру Крю.

Не ожидая согласия Дианы, женщина откупорила бутылку и налила шипящее вино в стакан.

* * *

Джонни вошел в свою ложу за две минуты до начала спектакля. Он с изумлением увидел в соседней ложе Эльзу. У мисс Форсайт не хватило такта, чтобы понять: в этот вечер ей лучше остаться дома, раз уж она не пожелала участвовать в спектакле.

Перед началом представления публике объявили, что мисс Эльза Форсайт не сможет сегодня выступать из–за болезни и что ее заменит мисс Диана Дональд.

Выслушав это сообщение, Джонни направился к Фредди. Он надеялся, что странное поведение Эльзы даст ему повод для ссоры с Веном и отказа от приобретения театра.

Фредди Вен сидел в своей ложе.

Он выслушал Джонни, потупив глаза.

— Мне очень жаль, — вежливо ответил Фредди, — но поведение мисс Форсайт не оговорено в нашем контракте. Она самостоятельный взрослый человек, и я не несу за нее никакой ответственности. Она действительно очень больна. Доктор констатировал полное расстройство нервной системы и прописал отдых на курорте. Она пришла только из–за усиленных просьб со стороны ее поклонников. Премьера будет иметь успех. Не слушайте ворчания мистера Доваля, он всегда был пессимистом. Поверьте, мисс Диана Дональд прекрасно справится со своей ролью.

Мистер Вен ободряюще похлопал Джонни по плечу.

Мистер Крю едва сдержался, чтобы не ударить Фредди кулаком в скулу.

…Спектакль начинался вяло.

Из–за капризов Эльзы в этой постановке не участвовал ни один из лучших актеров театра. Мисс Дональд разделила бы их участь, если бы новая примадонна не отказалась участвовать в премьере.

«Удастся ли Диане спасти спектакль?» — думал Джонни.

Актеры играли плохо. Публика начала скучать. Раздался чей–то кашель, затем скрип кресел.

Фредди тихо выругался.

В зале послышались негромкие разговоры. Чувствовалось, что вот–вот зрители начнут расходиться.

Джонни беспокойно ерзал на стуле.

— Я же говорил, что будет провал! — проворчал мистер Доваль.

И тут на сцене появилась Диана.

Зрители притихли. Возможно, глядя на мисс Дональд, они вспомнили и великую Альну.

Диана запела.

Публика зааплодировала.

Полный провал вмиг сменился столь же полным успехом. Словно вернулись прежние времена и на сцене снова царила несравненная Альна! Зал взрывался овациями и криками «бис»!

Джонни посмотрел на Фредди. Тот сидел бледный и совершенно огорошенный. Постепенно все артисты подтянулись, заразившись эмоциональным накалом зала, и заиграли так, что даже Доваль преисполнился оптимизмом.

В следующем акте декорации изображали пастбище. Диана вышла на сцену в костюме ковбоя. После короткого диалога со своими партнерами она быстрым движением выхватила из кобуры пистолет. По ходу пьесы она должна была выстрелить в одного из героев. При этом благодаря ловкому трюку его шляпа слетала с головы. Однако Диана и не взглянула на артиста, приготовившегося ронять шляпу. Вместо этого она повернулась к залу и после секундного колебания выстрелила в Фредди.

Тот взмахнул руками и упал на барьер ложи.

Поднялась паника.

Истерически кричали женщины. Прежде чем Джонни успел добраться до ложи Фредди, зал опустел. Эльза исчезла вслед за зрителями.

Мистер Крю поднял Вена и усадил в кресло. Тот тяжело дышал.

В ложу вошел Оратор.

— Он жив? — спросил сыщик.

— Пока жив.

— Позвоните в полицию. Пусть немедленно пришлют врача, — распорядился Ратор.

Мистер Крю выбежал из ложи.

Инспектор наклонился над Фредди и осмотрел рану. Вен открыл глаза и прохрипел, словно в бреду:

— Я развелся с Альной… Без ее согласия… Боже, не карай меня так тяжко!..

Фредди закрыл глаза и умолк.

Вернулся Джонни.

— Врач уже выехал. С минуты на минуту будет здесь. Диана…

Оратор перебил:

— Как пройти за кулисы?

— Диана не виновата, — торопливо проговорил мистер Крю. — Это несчастный случай. Она слишком волновалась…

Сыщик снова прервал его, повторив свой вопрос:

— Как пройти за кулисы?

Джонни провел Оливера по узенькой лестнице.

За кулисами царили тревога и суета. Хористки бились в истерике. Доваль пытался их успокоить.

— Где мисс Дональд? — спросил его Ратор.

— Она заперлась в своей уборной, — сказал директор.

— Проводите меня к ней, — строго проговорил сыщик.

Мистер Доваль указал нужную дверь.

Она действительно оказалась запертой. На зов и стук ответа не последовало. Директор подозвал плотника. Тот прекратил работу и подошел к ним с инструментами в руках.

— Ломайте дверь, — велел Оратор.

Плотник выполнил приказ инспектора.

В уборной Дианы на столе лежали принадлежности для грима. Рядом стояли откупоренная бутылка шампанского и стакан. На полу валялись три небрежно брошенных платья. Девушки не было. Сыщик заметил большую нишу в стене, подошел к ней и, отдернув бархатную портьеру, увидел Диану. Она лежала в нише, укрытая одеялом, и крепко спала. Когда Оратор поднял одеяло, оказалось, что мисс Дональд была в том же платье, в котором выступала в первом акте.

Инспектор вернулся к столу и понюхал стакан, на дне которого осталось немного вина.

— Ее усыпили. Пусть врач зайдет и сюда.

Доваль передал это распоряжение плотнику. Тот вышел.

Оратор нашел выход, о котором писала в телеграмме Альна. Он толкнул дверь. Она легко поддалась и широко раскрылась. Сыщик вышел на улицу и на только что выпавшем снегу обнаружил свежие следы женских туфель и автомобильных колес.

Когда Оратор вернулся в уборную Дианы, доктор уже был там и приводил девушку в чувство. Это был полицейский врач из ближайшего участка.

— Слава богу, доза была не слишком большая, — сказал он. — Раненого уже увезли в госпиталь. Я возьму с собой стакан с остатками вина для анализа. Хорошо?

Сыщик молча кивнул. Врач забрал стакан и удалился.

Джонни, дрожа, как в лихорадке, сидел около Дианы и ждал, когда она придет в себя.

— Вы не собираетесь арестовывать Диану? — с опаской обратился он к инспектору. — Я хорошо знаю ее. Она не может убить человека. Это — несчастный случай.

— Нет, — прервал его Оратор. — Это — преднамеренное убийство.

Джон Крю пришел в ужас.

— Но, позвольте, мистер Ратор, что за чудовищное обвинение? Ведь Диана его почти не знала! Все служебные вопросы она решала с Довалем, как и все артисты…

— Зато Альна хорошо знала Вена, — хмуро возразил Оратор. — Фредди совершил подлость: развелся с Альной без ее ведома.

— Значит, на сцене была Альна?

— Да.

— А куда делась парикмахерша? Вы нашли ее?

Ратор покачал головой.

— Нет. И вряд ли это удастся. Альна — прекрасная актриса и очень умная женщина. Она добралась из Америки в Лондон за четыре часа… Впрочем, может быть, она поручила кому–нибудь послать телеграмму на имя мисс Дональд… Я уверен в том, что она давно уже на пути в Нью–Йорк. А также в том, что алиби у нее безупречное.

Инспектор позвонил в госпиталь и узнал, что Фредди будет жить. Диана пришла в себя. Она помнила только, что выпила вино. Джонни сообщил ей версию Оратора. Девушка внимательно выслушала его и ответила:

— Значит, от меня зависит, будет ли происшедшее несчастным случаем или преступлением? Так пусть же будет несчастный случай! Таким образом мы избавим Альну от неприятностей. А мне уже все равно. Я больше не хочу играть никаких ролей, кроме роли твоей жены, Джонни!

Мистер Крю поцеловал Диану. Затем вытащил из кармана чек, приготовленный для приобретения театра, и разорвал его.

МОШЕННИК ИЗ МЕМФИСА

В Лондоне существовало благотворительное общество, члены которого тратили время и деньги на исправление преступников. Они собирались по четвергам в Дюверн–Холле, куда в этот день приходили и некоторые представители преступного мира: те, кто находился в данный момент на свободе и не был занят своим профессиональным делом. Обычно какой–нибудь авторитет, например, известный писатель, обращался к ним с поучительным словом. Члены общества поздравляли друг друга с успехом, если председатель докладывал, что некий преступник, семнадцать раз отсидевший в тюрьме, теперь зарабатывает честным трудом 35 шиллингов в неделю.

Когда же обнаруживалось, что такой вот новообращенный дополняет свой нищенский заработок до более приемлемой суммы с помощью привычных способов добывания денег, благотворители с негодованием вычеркивали его из списков и старались забыть о его существовании.

Изредка на собрания общества заглядывали полицейские инспектора и обращались к своим бывшим жертвам с медовыми речами о братской любви. Те же, не слишком внимательно слушая очередного болтуна, обменивались довольно едкими замечаниями на его счет.

Один «бывший» вор мог сказать другому:

— Взгляни–ка на бриллиантовую булавку в его галстуке!

На что тот отзывался:

— Хотелось бы знать, у кого из «наших» он ее стянул?

Однажды инспектор Оливер Ратор случайно оказался на одном из собраний этого общества и согласился, после долгих и настойчивых просьб, произнести небольшую речь.

Вот что он сказал «бывшим» преступникам:

— Я не верю в ваше исправление. Под честным образом жизни вы понимаете короткий промежуток времени между преступлениями. Большинство из вас способны вести порядочную жизнь только в тюрьме. Один из присутствующих — не стану называть имени — вышел вчера из тюрьмы и уже успел подделать два чека. Предупреждаю вас: меня не разжалобите. Я устроил недавно одного из вас на хорошую работу и он тут же «отблагодарил» меня: украл костюм у своего начальника и обобрал квартиру в Финсбери. Очевидно, ему место только в тюрьме. Каждый из вас уверяет, что полиция к нему, невинному, придирается, а сам в это время норовит обвести полицию вокруг пальца. Я охранял и буду охранять закон. До свидания на суде.

Речь Оратора не имела успеха. Благотворительное общество было шокировано и даже обратилось с письменной жалобой к главному комиссару полиции.

— Жаль, что я не слышал речи Оратора! — расхохотался комиссар, бросая жалобу в корзинку для бумаг. — Это такое же редкостное явление природы, как снег в тропиках!

Из всех слушателей речь инспектора оценила по достоинству только синеокая блондинка, машинистка благотворительного общества. Звали ее мисс Лидия Грайн. Она пользовалась большим успехом у мужчин. Не было ни одного члена общества по исправлению преступников, от которого бы она не получила приглашения пообедать наедине. Однако она неизменно отвечала отказом.

Когда Оратор собрался уходить, Лидия робко подошла к нему.

— Я — Лидия Грайн. Три месяца тому назад приехала из Канады. Вы не обидитесь, мистер Ратор, если я попрошу вас дать мне автограф? Или здесь это не принято?

Серые глаза Оратора весело сверкнули. Он молча взял из ее рук альбом и написал свое имя.

Через некоторое время Оливер случайно узнал, что она уволилась из Общества. Затем он потерял девушку из виду до тех пор, пока судьба не уготовила им новую встречу.

* * *

В Скотленд–Ярд приехал капитан Мартин Снелль, полицейский из Филадельфии. Обычно мистер Ратор избегал общения с болтунами, но на этот раз изменил своей привычке. Он не только терпеливо выслушивал словоохотливого американца, но даже поощрял его. Странное поведение Оратора объяснялось тем, что он страдал в это время бессонницей.

Снелль прибыл в Европу для ознакомления с деятельностью полиции Старого Света. Скотленд–Ярду он уделил особое внимание. Его водили по всем помещениям и показывали все, начиная с «Черного музея» и кончая кладовой, где хранились потерянные населением Лондона вещи. По вечерам капитан или гулял по улицам с Оратором, или же сидел у него в гостиной, рассказывая самые невероятные истории. Начинались они всегда одинаково:

— В американском городе Мемфисе жил Лю Оберак, на редкость ловкий мошенник…

Голова Оратора начинала медленно клониться на грудь, и он засыпал. Голос капитана неизменно оказывал на инспектора снотворное действие. Этим и объяснялась симпатия Оратора к Снеллю. Если бы сыщик выслушал хоть раз до конца историю мемфисского мошенника, то ему было бы гораздо легче разобраться в деле Дмитрия Горополоса.

* * *

Мистер Горополос, чрезвычайно богатый грек, был владельцем прибыльного торгового предприятия, членом правления нескольких солидных банков и крупным воротилой на лондонской бирже.

Он отличался тщеславием. Очень гордился своей красивой внешностью, атлетическим сложением, ловкостью в верховой езде и большим успехом у женщин. Им очень нравились его жгучие глаза и смуглый цвет лица.

Однажды в Скотленд–Ярд на него поступила жалоба, и Ратор отправился к Горополосу.

— Дорогой мой, какая ерунда, — с улыбкой сказал Дмитрий, прочитав бумагу. — Девчонка сама бросилась мне на шею. Я всеми силами старался ее образумить. Когда же убедился, что мои старания напрасны, я отказал ей. Она обиделась. И вот результат…

Затем Ратор допросил девушку, но та боялась огласки и не хотела переносить дело в суд. Ее предшественница ушла от Дмитрия при подобных же обстоятельствах и тоже не соглашалась на судебное преследование, опасаясь скандала.

Как–то мистер Ратор случайно встретился с греком на Бонд–стрит.

— Я снова без секретарши, — улыбнулся Дмитрий. — Никак не могу угодить им.

Оратор неодобрительно взглянул на собеседника.

— Вы бы поменьше старались угождать, мистер Горополос, — сухо произнес он.

Дмитрий понял намек Оратора. Он не сказал сыщику, что только что нашел прелестную секретаршу. Это была эффектная блондинка с чудесными синими глазами. Девушка сообщила Горополосу, что она приехала в Лондон недавно и что у нее нет здесь ни родственников, ни друзей. Она соглашалась на все его условия, кроме одного: не хотела жить в его доме. Дмитрий не настаивал: он надеялся, что сумеет уговорить ее позже.

На следующий же день Дмитрий, со свойственной ему дерзостью, прислал ее в Скотленд–Ярд с запиской:

«Дорогой мистер Ратор!

После всех неприятностей, что доставили мне предыдущие секретарши, хотелось бы, чтобы Вы одобрили мой выбор. Прошу Вас предупредить девушку обо всех опасностях, которые ожидают ее у меня на службе. Заранее благодарю Вас.

Дмитрий Горополос».

Прочитав записку, Оратор взглянул на сидевшую напротив него девушку.

— Я уже слышал, мисс Грайн, что вам не понравилось исправлять преступников.

Она обрадовалась тому, что он запомнил ее имя.

— Я получила очень хорошее место, господин Ратор. Мистер Горополос — очень хороший человек. И очень приятный. Я еще никогда в жизни не встречала такого красавца!

Прочитав записку, сыщик усомнился в том, что имеет смысл предостерегать девушку. Раз Дмитрий прислал ее сюда, значит, он успел предупредить мисс Грайн, что в Скотленд–Ярде о нем наговорят много напраслины. И объяснил это, конечно, жалобами бывших секретарш, которые не умели работать, были за это уволены и, обозлившись, оклеветали хозяина.

— Этот грек — довольно славный малый, но слишком уж… фамильярный, — произнес наконец Оратор. — Но тут уж ничего не поделаешь. На вашем месте я бы строго придерживался своих служебных обязанностей и не задерживался в доме мистера Горополоса после окончания рабочего дня.

Мисс Грайн поблагодарила инспектора за совет.

* * *

Вечером Оратор сидел напротив мистера Снелля и слушал очередной рассказ о пресловутом американском жулике.

— Да, так этот самый Оберак, — мошенник, о котором я уже говорил вам, — совершил однажды в Мемфисе…

Дальше капитан мог бы и не продолжать.

Голова Оратора склонилась на грудь, и он заснул.

* * *

Дмитрий был в восторге от своей новой секретарши.

Она весело смеялась, слушая его шутки и анекдоты, которые так шокировали всех девушек, работавших здесь до нее. Впрочем, она и со своими обязанностями справлялась прекрасно.

— Вы, моя милая, очаровательная деловая женщина, — сказал ей как–то Горополос, нежно поглаживая ее по плечу.

Так он обычно начинал ухаживание за своими секретаршами.

Мисс Лидия Грайн взглянула на него и улыбнулась.

— Кажется, мне будет очень хорошо у вас. Не то что на прежней работе.

Она рассказала Дмитрию, что после приезда из Канады служила сначала у пожилого торговца чаем, а затем — у компании престарелых чудаков из Общества исправления преступников.

— Воображаю, как вы там скучали, моя крошка! — засмеялся Горополос.

— Вы не ошиблись, — лукаво проговорила мисс Грайн.

— Я вообще очень редко ошибаюсь.

— Как я вам завидую! А вот со мной это случается довольно часто…

— Как–нибудь я покажу вам свои бриллианты, — сказал Дмитрий.

Он очень гордился большой коллекцией драгоценных камней, которую собирал многие годы. Кроме того, он знал, какое впечатление они производят на девушек.

— Вы храните их дома? — с интересом спросила Лидия. — И не боитесь за них?

Дмитрий улыбнулся.

— Я держу бриллианты в подземелье, — ответил он, посмеиваясь про себя над женским любопытством. — Было уже шесть попыток похитить их. Дважды грабителям удалось забраться в дом, но если бы их было даже двести человек, все равно им никогда не удастся проникнуть в мой подземный бункер — единственное абсолютно надежное хранилище во всей Англии.

Мистер Горополос нисколько не хвастал. Его сейф находился в подвале дома, в небольшой комнате, стены которой были покрыты сплошными плитами стали в два фута толщиной. Из такой же брони была сделана дверь. В этом бункере отец Дмитрия отсиживался во время войны, когда Лондон бомбили немецкие самолеты.

— Собственно говоря, в этой комнате даже можно спать, она очень уютная, — продолжал Горополос. — Я вам покажу ее когда–нибудь.

Это обещание он не собирался выполнять. Оно просто должно было послужить приманкой для любопытной девушки. Дмитрий берег свою сокровищницу, как зеницу ока, и никому не показывал.

Когда столь приятный рабочий день подошел к концу, Горополос проводил Лидию до дверей своего дома.

Она попрощалась и пошла по улице.

Дмитрий постоял у подъезда, любуясь ее фигурой и изящной походкой.

Неожиданно к девушке подошел неизвестный мужчина и стал ей что–то настойчиво говорить. Мисс Грайн остановилась, выслушала этого человека, постояла в нерешительности, затем вдруг повернула обратно.

— В чем дело? — спросил Дмитрий, когда она подошла.

— Не знаю. Это, кажется, полицейский, — ответила девушка дрожащим голосом.

— Что ему нужно?

— Советует мне не задерживаться у вас после работы. Говорит, что это опасно.

Дмитрий пришел в ярость. Он быстрыми шагами подошел к неизвестному — худому, высокому человеку с густыми бровями и темными усами — и гневно закричал:

— Как вы смеете останавливать даму на улице и городить ей всякую чепуху? Вы что, сыщик? Возвращайтесь к мистеру Ратору и передайте ему, что полицейская карточка не дает вам права совать нос в частную жизнь гражданина Великобритании! Если я вас еще раз тут увижу…

Дмитрий увидел улыбку на лице неизвестного и от удивления замолчал.

— Кто вам сказал, что я — полицейский? — спросил тот. — А если бы даже и так, то почему я не могу предупредить красивую девушку об опасностях, подстерегающих ее ночью на пустынной улице?

У Дмитрия вертелись на языке крепкие выражения, однако он сдержался и, стараясь говорить спокойно и вежливо, предложил:

— Зайдите ко мне выпить рюмочку виски.

Неизвестный, видимо, колебался, принимать ли это неожиданное приглашение.

Помолчав, он отозвался уже совершенно другим тоном:

— Простите, сэр, если побеспокоил вас. Долг службы, видите ли… До свидания, сэр.

— Идемте, — настойчиво повторил Дмитрий.

Человек послушно последовал за ним.

Проходя мимо все еще стоявшей у подъезда Лидии, Дмитрий еще раз попрощался с ней и вошел со своим спутником в дом. Он ввел гостя в роскошно обставленный кабинет и предложил ему стул. Тот робко сел на самый краешек, машинально теребя в руках свою шляпу.

— Я не стану выпытывать ваших профессиональных секретов, — с улыбкой произнес Дмитрий, наливая виски в рюмку, — но если вам поручено следить за мной, то я могу весьма упростить вашу задачу. У меня нет никакого желания ссориться с полицией. Наоборот, я всегда готов помочь ей.

Полицейский смущенно откашлялся, потянулся за рюмкой и благоговейно осушил ее до дна.

— Мой долг… — снова начал он, возвращая рюмку на место.

— Бросьте! Лучше скажите: вам поручено дежурить перед моим домом ежедневно?

— Да. Кроме воскресений.

Дмитрий засмеялся.

— Не волнуйтесь. Я обещаю, что буду хорошо себя вести по воскресеньям.

Он вынул из кармана бумажник, извлек из него новенькую десятифунтовую банкноту и положил ее на стол.

Полицейский заволновался.

— Простите, сэр, но я не смею брать денег. У меня могут быть неприятности.

— Неприятности? Какая чушь! Неприятности бывают у тех, кому не хватает десяти фунтов, а не у тех, кто вовремя ими обзавелся… Как вас зовут?

— Олькотт, сэр, — поднявшись со стула, отрекомендовался полицейский.

— Мистер Олькотт, вы меня обижаете, — сказал Дмитрий Горополос.

Он сунул деньги в руку гостя. Тот с видимой неохотой опустил их в карман.

На следующий день Олькотт снова стоял на своем посту. Он почтительно поклонился Горополосу. На третий день их знакомства Дмитрий снова пригласил его к себе.

— Мне бы хотелось точно знать, какие вам даны распоряжения, — обратился он к гостю, поставив перед ним бутылку виски и рюмку. — Согласитесь, мистер Ратор поставил меня в неприятное положение. Я не знаю его планов на мой счет, а они наверняка задевают мои интересы.

Мистер Олькотт осушил рюмку и откашлялся.

— Откровенно говоря, сэр, меня ожидают серьезные…

— Неприятности, конечно! — прервал его Дмитрий, начинавший уже раздражаться. — Неприятностей нам с вами все равно теперь не миновать. Давайте попробуем хотя бы смягчить их. Для этого мне надо знать, какие распоряжения даны вам начальством.

После минутного колебания, Олькотт сообщил, что его дежурство кончается после ухода мисс Грайн домой.

— Ну, хорошо. А что, если иногда у нее будет сверхурочная работа?

— Если девушка не выйдет из вашего дома до половины десятого, я обязан немедленно доложить об этом мистеру… Нет, я не буду называть имен. Так будет лучше.

Горополос язвительно усмехнулся.

— В жизни не слыхал ничего глупее этих распоряжений!

Он дал мистеру Олькотту еще десять фунтов и проводил его на улицу.

Несколько дней спустя Горополосу удалось добиться согласия Лидии на совместный ужин. Он очень боялся, что в последнюю минуту она откажется.

Дмитрий предложил ей прийти к нему в десять часов вечера. Ужин будет готов. Девушка смутилась и покраснела.

— Я не думала, что мы будем ужинать здесь… у вас… и так поздно…

— Приходите, — настаивал Горополос. — У меня очень уютная гостиная. Мы с вами приятно проведем время.

Она покачала головой.

— Мы будем совсем одни?

— Конечно.

— Позвольте мне привести с собой подругу.

— Что за нелепая мысль? — улыбнулся он. — Вы подумайте о моем предложении. Еще есть время.

И она действительно целый день думала, но они никак не могли договориться. Мисс Грайн беспрестанно меняла час встречи: то они должны были встретиться у него в девять, то она вдруг решила, что удобнее ужинать в половине восьмого, причем он должен обещать, что проводит ее домой… Дмитрий соглашался на любые условия: ее красота сводила его с ума.

* * *

Инспектор Ратор устроился поудобнее на диване.

Капитан развалился в кресле напротив него и, попыхивая сигарой, начал очередной рассказ о похождениях ловкого американского плута.

— Да, так этот мошенник из Мемфиса…

Больше Оратор ничего не услышал.

* * *

…Сыщика разбудил курьер из Скотленд–Ярда. Капитана уже не было. Он ушел спать.

— В чем дело? — проворчал Оратор, с трудом открыв глаза.

— Приказано срочно передать вам эту записку, сэр.

— От кого?

— Ее принес неизвестный и тут же ушел, сэр.

Инспектор протянул руку.

— Давайте.

Он развернул смятый листок, на котором тупым карандашом было написано следующее:

«Мистер Ратор!

Ради Бога, помогите мне! Горополос запер меня в своем подземелье. Он пригласил меня ужинать…»

Дальше следовало несколько неразборчивых слов.

«Спасите меня!

Лидия Грайн».

Инспектор взглянул на часы: стрелки показывали десять.

Оратор вызвал по телефону группу полисменов с машиной и стал торопливо собираться.

…Мощный полицейский автомобиль быстро доставил небольшой отряд к дому мистера Горополоса. Ратор позвонил. Дверь открыл сам хозяин. Он неприветливо спросил инспектора:

— Что вам угодно?

— Я приехал за Лидией Грайн.

— Ее здесь нет! — забушевал возмущенный Горополос. — Спросите хоть у вашего идиота, который за мной шпионит!

— Вот ордер на обыск, — коротко отозвался Оратор.

Дмитрий впустил полицейских и пошел по лестнице наверх.

На площадке он остановился и закричал:

— Закройте дверь, по крайней мере!

Прислуги нигде не было видно. Это удивило сыщика.

Дмитрий провел Оратора в маленькую уютную столовую. Посреди комнаты стоял круглый стол, накрытый на двоих, а на буфете красовалось множество лакомств для десерта.

— Будьте любезны сообщить, какова цель вашего странного визита? — раздраженно спросил Горополос.

Оратор вручил ему листок бумаги. Дмитрий прочитал записку и нахмурился.

— Чья–то глупая шутка. Лидии здесь нет. Она обещала прийти, но так и не появилась.

— У вас есть подвал?

Горополос колебался.

— Да, — неохотно ответил он. — Я храню в нем все свои ценности. Неужели вы воображаете, что я действительно запер ее в сейф? В конце концов, это же курам на смех! Повторяю, она обещала прийти, но еще не пришла.

— Разрешите осмотреть ваш подвал.

— Боже мой! Говорю же вам, что ее не было здесь вечером! Я все еще жду ее. Видите: стол накрыт на двоих и на нем ничего не тронуто.

— Стол — не доказательство, — возразил Оратор. — Я хочу побывать в вашем подвале.

Дмитрий побагровел от ярости. Казалось, еще мгновение — и он набросится на сыщика. Горополос сдержался. Он молча вышел в соседнюю комнату и минуту спустя вернулся оттуда с ключами.

— Раз вам так хочется посмотреть подвал, идите за мной, — мрачно произнес он.

Они спустились по крутой лестнице в узкий коридор и остановились перед стальной дверью. Дмитрий отпер несколько замков. Тяжелая дверь медленно отворилась. Горополос включил свет. Оратор увидел перед собой маленькую комнату, напоминавшую склеп. На больших полках из толстого стекла стояли сотни кожаных футляров.

Оратор не обратил на них ни малейшего внимания. Он искал Лидию, а ее в «склепе» не было.

— Нет ли у вас в подвале второй комнаты?

— Нет, посмотрите вокруг — и убедитесь в этом сами. Как видите, я сказал вам правду: она не пришла.

Других комнат действительно в подвале не было. Когда они поднимались наверх, Дмитрий окончательно вышел из себя и минут пять неистово ругался на трех языках, высказывая все, что он думал о непрошеных гостях и безмозглых девчонках.

Инспектор подождал, пока он успокоится.

— У меня есть все основания подозревать, что вы заперли мисс Грайн где–нибудь в другом месте.

— Обыщите весь дом! — прорычал Дмитрий.

Оратор, не колеблясь, принял это не слишком любезное приглашение. Девушки нигде не было. Удивленный сыщик извинился перед хозяином дома и уехал вместе с полисменами.

Дмитрий вернулся в гостиную в бешенстве. Он бегал взад и вперед по комнате и уже собирался вызвать из флигеля прислугу, чтобы убрать со стола, когда услышал звонок. Горополос решил, что это, наконец, пришла Лидия. Он бросился вниз по лестнице, задыхаясь от радости. Но его ждало разочарование: у подъезда стоял мужчина.

Дмитрий узнал Олькотта.

— Какого черта вы явились?

— Впустите меня скорее, — шепотом произнес полицейский. — Я только что был у Ратора. Инспектор рвет и мечет. Он был у вас в подвале?

— Да, черт бы его побрал! — закричал Дмитрий.

— Впустите меня. Это очень, очень важно.

Хозяин впустил гостя и проводил его в столовую.

— Ну, что вам угодно?

Олькотт торопливо спросил:

— Я только хотел узнать, оставил ли вам мистер Ратор ключи от подземелья?

— Конечно. Еще чего не хватало!

— Вы уверены? — серьезно спросил Олькотт.

Дмитрий сунул руку в карман и вынул кольцо с ключами.

— Вот они.

— Давайте их сюда! И ни звука, или я вышибу вам мозги! — скомандовал Олькотт.

Горополос с изумлением увидел в руках собеседника браунинг.

Олькотт забрал ключи, связал хозяина и засунул ему в рот носовой платок. Затем спокойно спустился по лестнице в подвал.

* * *

Оратор вернулся к себе.

Капитану Снеллю не спалось и он снова курил сигару в своем кресле.

Инспектор рассказал ему о странном происшествии с мисс Лидией Грайн.

— О! — воскликнул Снелль. — Ваша история напоминает мне проделки мошенника из Мемфиса. Это — величайший жулик из всех, когда–либо живших на свете! Ему обычно помогала его жена, очаровательная синеокая блондинка. Она выискивала жертву из числа легкомысленных донжуанов. Потом появлялся муж в роли детектива и уносил с собой все, что только можно было унести. Держу пари, что если…

Оратор не стал слушать дальше. Он стремительно бросился на улицу, остановил первый попавшийся автомобиль и помчался к дому Горополоса.

Пока Ратору удалось взломать дверь и освободить Дмитрия, мошенник из Мемфиса вместе со своей очаровательной синеокой женой уже успел выехать из Лондона. Час спустя эта парочка навсегда покинула Англию.

ПЕРВАЯ ЗАПОВЕДЬ СЫЩИКА.

МЕМУАРЫ МИСТЕРА ОЛИВЕРА РАТОРА

За многие годы работы в Скотленд–Ярде мне довелось пережить многое. Однако я хочу, в назидание начинающим сыщикам, рассказать всего об одном случае из моей практики.

Я, тогда еще очень молодой сыщик, расследовал убийство мистера Блидфильда. Это дело едва не стало последним в моей жизни из–за чрезмерной болтливости, которой я тогда отличался.

* * *

Я немного знал Ангуса Блидфильда, владельца большого дома на Блумбери–сквер. Первый этаж здания занимал он со своей племянницей, мисс Агнессой Ольфорд, а остальные сдавал жильцам.

Старик Блидфильд был холост и очень богат. Слыл чудаком. Несмотря на значительное состояние, он был скрягой. В то время я еще не знал, что он постоянно хранил у себя дома крупную сумму денег. Сначала это обстоятельство было известно только двоим: старику и его племяннице.

Она не раз видела металлический сундук с деньгами под кроватью дяди, но не представляла себе истинной ценности этого сокровища.

Мисс Агнесса была хорошенькой девушкой, несмотря на унылое выражение лица. Положение ее в доме мало чем отличалось от рабства: она вела хозяйство, причем делала все сама, вплоть до самых черных работ, потому что прислуги в доме не было. Кроме того, она исполняла функции секретаря, а при каждой болезни часто хворавшего дяди — и обязанности сиделки.

Лечил старика доктор Лексивель, элегантный молодой человек, снимавший прекрасную квартиру на Говер–стрит.

Я познакомился с ним, когда неожиданно заболел наш полицейский врач. Надо было срочно помочь раненому. Один из сержантов вспомнил о Лексивеле и привез его.

Когда я узнал, что старый Блидфильд избрал его своим домашним врачом, то, шутя, сказал доктору:

— Теперь вы живо разбогатеете!

Лексивель засмеялся.

— Он хотел меня сделать кем–то вроде почетного доктора, — сказал врач. — Но я деликатно дал ему понять, что мне нужны хоть какие–то средства к существованию.

Меня нисколько не удивили его слова: я знал, что старик считал каждый грош. По утрам он выходил из дому с корзинкой и сам закупал провизию. При этом не ленился пройти пешком несколько кварталов, если мог сэкономить лишний пенс.

Не думаю, чтобы у него были серьезные проблемы со здоровьем. Блидфильд был очень мнительным и часто морочил доктору голову из–за сущих пустяков. Если бы он хорошо платил, то врачу, конечно, оставалось бы только радоваться; ведь Лексивель не мог похвастаться большой практикой, а жил довольно широко. Пожалуй, даже не по средствам.

Однажды мне кто–то сказал, что мистер Блидфильд серьезно заболел. Встретив случайно доктора Лексивеля на углу Тоттенхем–Корт–роуд, я узнал от него, что у старика плохо с сердцем.

— Болезнь довольно серьезная, и ему придется поберечься, — сообщил врач. — О сиделке мистер Блидфильд и слышать не хочет. Мне жаль его племянницу; старик может в любую минуту отдать Богу душу, и тогда она останется среди ночи наедине с мертвецом.

Доктор задумчиво помолчал. Затем хлопнул себя по лбу:

— Мистер Ратор, как хорошо, что я вас встретил! Вы же сыщик… Конечно, это не мое дело, но каждый раз, когда я поздно уходил от старика, то замечал у дверей или на другой стороне улицы двух подозрительных бродяг. По их поведению было ясно, что они следили за домом. Одного из них мне удалось рассмотреть. Он, похоже, иностранец. Я сообщил о своих наблюдениях мистеру Блидфильду. Он сказал, что уже и сам заметил дежурство бродяг перед его домом. Я посоветовал ему обратиться в полицию, но старик, к моему удивлению, тут же перевел разговор на другую тему.

Подозрительные бродяги, постоянно болтавшиеся около богатого дома, вызвали у меня профессиональный интерес. Я отправился к мистеру Блидфильду. Дома была только его племянница. Мисс Ольфорд сказала, что ее дядя уехал на автомобиле за город. Эти поездки были единственной роскошью, которую старик позволял себе раза два в неделю.

Мисс Ольфорд выглядела очень усталой. Оказалось, что она легла спать только в три часа утра.

— Почему? — спросил я.

— Доктор считает время между одиннадцатью вечера и тремя часами утра самым опасным и посоветовал мне ложиться после трех. Он долго уговаривал дядю нанять сиделку, но дядя не согласился.

— Что с ним? — спросил я.

Она не смогла сообщить мне ничего определенного. По–видимому, повторяла слова врача. Не желая пугать девушку, я ни словом не обмолвился о бродягах, наблюдавших за домом. Зато посоветовал ей лечь и хорошенько выспаться. Она покачала головой.

— Дядя может вернуться в любую минуту. Я должна сразу же напоить его горячим чаем.

…Меня продолжали интересовать ночные наблюдатели. Один из полисменов заметил двух подозрительных бродяг в сквере, но получив от них удовлетворительные объяснения, не мог их задержать. В субботу я зашел к мистеру Ангусу Блидфильду и, на свое счастье, застал его дома.

— Я совсем здоров, только у меня часто бывает сердцебиение, — сказал старик. — У этого молодого докторишки одни денежки на уме. Но от меня он ничего не получит. Недавно он вздумал потребовать, чтобы я нанял сиделку. Врачи, аптекари и сиделки — одна компания. Я не сомневаюсь в том, что они платят друг другу комиссионные. Выбрасывать по фунту в день сиделке! За что? Ведь я же совсем здоров!

Я спросил мистера Блидфильда, что он думает о бродягах, которые по вечерам ходят около его дома.

— Мало ли кто шатается ночью по улицам! — проворчал он. — Лексивель что–то болтал об этом, но только для того, чтобы я с перепугу нанял сиделку. Если бы сюда действительно залезли грабители, то меня бы защитила от них сиделка с двуствольным шприцем в руках! Ха–ха!

Я понял, что старик зол на всю медицину в мире, и откланялся.

Кто из молодых сыщиков не мечтает поймать с поличным шайку грабителей и прославиться? Я не был исключением из этого правила, поэтому решил лично понаблюдать за домом мистера Блидфильда и за теми, кто ходит вокруг.

В ту же ночь я отправился на свой пост.

Было темно и холодно, порывистый ветер нес по воздуху колючий снег.

Я с переменным успехом пытался защитить лицо зонтиком. Ничего не видя перед собой, я кое–как пробирался к дому мистера Блидфильда.

Неожиданно откуда–то сбоку на меня со всего размаху налетел человек. Я был застигнут врасплох и начал браниться. Голос мой всегда отличался звучностью. Думаю, что несмотря на ветер, обидчик мог расслышать каждое мое слово. Он тоже произнес какое–то проклятие, но не так громко, как я. При этом он шарил по земле, пытаясь найти вещь, которую, видимо, уронил при столкновении со мной.

Постепенно мой гнев остыл. Я понял, что совершенно зря погорячился. Тогда я тоже наклонился, чтобы помочь этому человек в его поисках. Мои пальцы неожиданно нащупали мягкий шнурок, который неизвестный живо выдернул у меня из рук. Судя по звукам, он собирал на земле и складывал в металлический футляр какие–то мелкие предметы, сделанные из стекла и металла. Закончив свое дело, неизвестный быстро ушел.

Сделав несколько шагов, я почувствовал, что к резиновой подметке моего башмака что–то пристало. Я подошел к ближайшему зданию. Это оказался дом мистера Блидфильда. Прислонившись к стене, я вытащил из подметки то, что мешало мне идти, и ощупал его. Это был наконечник шприца. Я понял, что столкнулся в темноте с доктором, который возвращался от своего пациента, поскользнулся и налетел на меня.

Больше ничего примечательного не происходило, и в конце концов я отправился спать.

В половине шестого утра меня разбудил телефонный звонок. Из полиции сообщили, что мистер Ангус Блидфильд убит этой ночью.

Мисс Агнесса вошла, как всегда, после пяти часов в его комнату с чашкой чаю, который ее дядя каждое утро выпивал в это время. Старик лежал мертвый на полу с несколькими ранами на голове. Они были нанесены кинжалом, который мистер Блидфильд всегда держал возле постели для защиты от ночных грабителей.

Стальной сундук, что стоял под его кроватью, оказался взломанным и пустым. Когда я прибыл на место происшествия, полисмены уже охраняли квартиру, дактилоскописты искали отпечатки пальцев, а фотограф как раз закончил свое дело, и в комнате еще пахло магнием.

Я разыскал мисс Агнессу в столовой. Бледная, дрожащая от пережитого ужаса, девушка довольно толково описала мне события ночи. Ее рассказ, по сути, сводился к следующему.

В половине девятого пришел доктор и, осмотрев старика, сказал, что «сиделка» может идти спать: больному стало лучше. В десять часов Агнесса легла в кровать и мгновенно заснула, потому что за последние дни устала до изнеможения. Около половины пятого ее разбудил будильник. Девушка встала, чтобы приготовить дяде чай. Войдя в его комнату, она увидела страшную картину…

— Вы ничего не слышали ночью? — спросил я.

Она покачала головой.

— Ни звука?

— Ничего, — сказала девушка. — Я и будильник–то не сразу услышала.

Вернувшись в комнату, где было совершено убийство, я тщательно осмотрел ее. По–видимому, убийца не пользовался окном, чтобы попасть в квартиру мистера Блидфильда. На дверях квартиры тоже не нашли отпечатков пальцев посторонних людей. Замок не был взломан.

Мисс Агнесса знала, что в сундуке было очень много денег, но точная сумма ей не была известна. Когда в комнату вошел доктор Лексивель, я еще расспрашивал девушку. Доктора вызвали по телефону по просьбе мисс Агнессы. Одновременно с ним пришел и полицейский врач. Оба медика наклонились над трупом и осмотрели его. Затем Лексивель подошел ко мне и сказал:

— Скверное дело. Вы кого–нибудь подозреваете?

Я покачал головой.

— Совершенно не представляю, кто мог убить старика.

— Вы не задержали подозрительных бродяг, о которых я говорил вам?

— Нет.

— Но вы все же установили наблюдение за домом мистера Блидфильда?

— Да.

— И что же это дало?

— Почти ничего. Полисмен видел двух бродяг, но не смог задержать их из–за отсутствия оснований для ареста. После этого я вынужден был снять наблюдение.

— Почему? Ведь вы же обнаружили подозрительных людей, шатающихся вокруг дома! — настаивал доктор.

— Так приказало начальство. Люди были нужны в другом месте.

— Почему же вы не проследили за ними сами?

— Я хотел это сделать, — ответил я, начиная терять терпение. — Однако, выглянув в окно, убедился, что в такой кромешной тьме все равно ничего не увижу. И лег спать. Можете меня отдать за это под суд. Если бы я знал, что старика этой ночью убьют, то, конечно, дежурил бы здесь до утра…

Тут я умолк, сообразив, что совершил глупость.

Я отослал девушку в ближайшую гостиницу и принялся тщательно обыскивать комнату убитого. Мне не удалось найти ничего примечательного. За зеркалом лежала карточка с двумя телефонными номерами — доктора и ближайшего гаража; там покойный брал напрокат автомобиль. На ночном столике был белый конверт со штемпелем аптеки, в котором находился нераспечатанный снотворный порошок. Я обратил внимание Лексивеля на конверт.

Доктор кивнул.

— Да, я прописал ему это средство. Но он терпеть не мог лекарств и, хоть обещал мне принять порошок, по–видимому, не сделал этого.

— Давали ли вы ему раньше этот порошок?

— Нет. Я просто хотел дать возможность выспаться бедняжке–племяннице. Она крайне нуждалась в отдыхе после многих бессонных ночей.

Он сказал, что старик не звонил ему после вечернего осмотра. Это подтвердила телефонная станция.

Я отправился в гостиницу к мисс Ольфорд. По ее словам, мистер Блидфильд ничего не знал о ее ночных бдениях: они с доктором договорились скрывать от старика все, что могло бы открыть всю серьезность его болезни.

— У вас глубокий сон? — спросил я.

Она слабо улыбнулась.

— Я просыпаюсь от малейшего шороха. Дядя Ангус любил иногда ночью вставать и ходить по комнатам. Он очень сердился, когда я просыпалась, разбуженная звуком его шагов: по его мнению, молодежь должна очень крепко спать. Он поговорил с доктором, и тот хотел лечить меня от бессонницы. Даже прописав какой–то порошок. Но я его не пила: я никогда не принимаю лекарств.

В тот же день я побывал у адвоката покойного и узнал, что мисс Агнесса Ольфорд является единственной наследницей.

Мистер Лексивель сообщил мне, что у нее есть беспутный брат, который живет в Лондоне и не ладит с полицией. Мистер Блидфильд лишил его наследства.

— Мне не раз приходило в голову: не этот ли братец шатался около их дома? — добавил доктор.

Разыскать молодого Ольфорда оказалось не так уж трудно. Он заявил, что в час убийства спокойно храпел в собственной кровати. Страдающие бессонницей пожилые соседи подтвердили его алиби.

Этот день был бы одним из интереснейших в моей жизни, если бы не угнетающее воспоминание о совершенной мною глупости. Оно–то и излечило меня от болтливости.

Я отправил двух надежных людей собирать необходимые мне сведения. На это им нужно было несколько часов. Не желая терять время даром, я в девять часов вечера уселся за составление рапорта. Всякую работу, требовавшую большого напряжения мысли, я привык делать дома. Моя квартира находилась на первом этаже. Окна выходили в небольшой двор, калитка которого после шести часов обычно была заперта. Двор окружала стена футов в восемь высотой. Однако неизвестному, посетившему меня в этот вечер, не пришлось перелезать через забор: как я узнал впоследствии, калитку почему–то не заперли.

Было уже довольно темно. Метель превратилась в дождь, так как стало гораздо теплее. Когда я дописывал четвертую страницу рапорта, внезапно послышался звон стекла. Через окно в комнату влетел какой–то предмет и покатился к моим ногам. Это была граната. Я вскочил и опрометью выбежал в другую комнату. Раздался оглушительный взрыв.

Меня спасла капитальная кирпичная стена толщиной в несколько футов.

Я вернулся в разрушенную комнату.

Через две минуты появилась полиция, через четверть часа — пожарные и скорая помощь. Ни жертв, ни пламени, слава Богу, не было. Зато взрыв дал богатую пищу газетам, которые с наслаждением жевали эту тему в течение трех дней.

Мне же граната сказала всего четыре слова: «Ты слишком разговорчив». И они навсегда врезались мне в память. Я отправился в Скотленд–Ярд и заново написал рапорт.

…На следующее утро на Литл–Крифильд–стрит, около дома доктора Лексивеля, произошло столкновение двух такси. Один из пассажиров был ранен. Он попросил, чтобы его вынесли на тротуар и позвали врача.

Услышав шум и полицейские свистки, доктор Лексивель выглянул из окна. Полисмен сообщил ему, что пассажиру срочно нужна медицинская помощь.

— Я сейчас приду, — сказал врач.

Выйдя на улицу, он увидел несколько человек, столпившихся вокруг раненого. Они расступились, чтобы пропустить доктора, затем сомкнулись — и арестовали его.

Мой начальник не сразу согласился на столь театральный способ ареста, но обыск подтвердил справедливость моих опасений. В кармане у доктора нашли браунинг с открытым предохранителем, а в его комнате — целый арсенал. Лексивель участвовал в войне и привез с фронта много всякого оружия.

Нам не пришлось бы разыгрывать эту комедию с такси, если бы я не сболтнул лишнее, когда говорил с доктором в комнате покойного. До того Лексивель считал, что я не узнал его во время нашего ночного столкновения около дома мистера Блидфильда. Когда же я солгал, что в ту ночь не выходил из дому, доктор понял, что я его подозреваю.

После суда я навестил его в тюрьме, и он откровенно рассказал мне все подробности.

— Я влез в долги на очень большую сумму. Кредиторы настойчиво требовали денег, а практика у меня, как вы знаете, была невелика. И тут старик Блидфильд предложил мне стать его домашним врачом.

— Как вы узнали о сундуке с деньгами? — спросил я.

— Пациенты часто бывают с докторами еще откровеннее, чем с адвокатами. Старик чуть ли не при первой же встрече рассказал мне, что хранит восемь тысяч фунтов у себя под кроватью. Думаю, что он хотел поразить меня своим богатством. Надо признать, что это ему удалось даже лучше, чем он предполагал…

Лексивель вздохнул.

— Осталось только найти удобный случай, чтобы завладеть деньгами, не навлекая на себя подозрений. Я заметил, что старик очень мнителен, и решил воспользоваться этим. Мне было не так уж трудно убедить его в том, что у него больное сердце.

— А оно было здоровым?

— Совершенно. Он испытывал некоторые неприятные ощущения, но они носили чисто невротический характер. Расшатанные нервы создавали видимость болезни, которой на самом деле не было. Понимаете?

Я кивнул.

— Оставалось только усыпить мистера Блидфильда сильнодействующим снотворным и спокойно забрать деньги, — продолжал он.

— Зачем же вы его убили?

— Все получилось совсем не так просто, как я думал. Конечно, я вовсе не собирался лишать старика жизни! Хотя, надо признать, что, побывав на войне, человек начинает слишком легко относиться к чужой смерти…

— Что же вам помешало?

— Два непредвиденных препятствия. Отказ старика принимать какие бы то ни было лекарства и постоянное присутствие в доме его племянницы. К тому же оказалось, что мисс Агнесса спит очень чутко. Она мгновенно просыпалась от малейшего шороха в комнате дяди. Я с удовольствием прописал бы снотворное и ей, но девушка разделяла предубеждение мистера Блидфильда против лекарств. Тогда мне пришла в голову великолепная идея: заставить ее бодрствовать по ночам, выполняя обязанности сиделки. В этом мне очень помог старый скряга: когда я заикнулся о том, что ему нужна сиделка, мистер Блидфильд целую неделю ворчал, что это ему не по карману. Теперь мне нетрудно было убедить девушку в том, что сиделка старику очень нужна. Мисс Агнесса стала дежурить по ночам. Я следил за ее состоянием. Через несколько суток почти непрерывного бодрствования о чутком сне уже и речи быть не могло.

Я слушал со все возрастающим интересом.

— Все эти дни я непрестанно уговаривал старика принять лекарство. В конце концов сказал, что только порошок может спасти ему жизнь. Знал бы он тогда, насколько это соответствовало истине!

— Почему же он не принял лекарство?

— Видимо, предубеждение против медицины было у мистера Блидфильда еще сильнее, чем я полагал.

— А как вы проникли в его квартиру среди ночи?

— Сделал слепок с его ключа и изготовил такой же.

— Вы умеете и слесарничать?

— На войне приходится заниматься всем понемногу… Я вошел в квартиру мистера Блидфильда и спокойно направился в его комнату. Старик поклялся мне, что вечером примет порошок. Измученная бессонными ночами Агнесса спала, как убитая. Старик похрапывал у себя на кровати. Я вытащил из–под нее сундук и стал открывать. Несмазанные петли крышки громко заскрипели. Мистер Блидфильд проснулся и закричал… Дальнейшее вам известно.

— Если бы он выпил порошок и не услышал, как вы открывали сундук, то что бы вы делали дальше? — поинтересовался я.

— Бросил бы около сундука рваную перчатку, выбил стекло в окне кухни, запер входную дверь на ключ и ушел. А вы бы потом искали бродяг, ограбивших мистера Блидфильда. Не так ли?

— Пожалуй, такая версия возникла бы в первую очередь, — признал я.

— Однако все обернулось совсем иначе. Будучи в стрессовом состоянии, я забыл оставить перчатку, не разбил окно и, в довершение всех бед, поскользнулся на ступеньках и налетел в темноте на вас. Я узнал вас только по голосу и надеялся, что вы меня не узнали: ведь я молчал. Но вы совершенно ясно дали мне понять, что считаете меня убийцей, когда солгали, будто не выходили в ту ночь из дому. Тогда я вынужден был бросить вам в окно несколько тяжеловесный подарок. Если бы я успел до ареста прочитать утренние газеты и узнать, что вы остались в живых, то сразу же покинул бы Англию. Сыщик должен быть осторожным и всегда держать язык за зубами, мистер Ратор.

Эту заповедь я сделал своим девизом.

ОРАТОР СТАНОВИТСЯ КРАСНОРЕЧИВЫМ

Мистер Оливер Ратор был удивительно консервативен в своих привычках и не признавал никаких новшеств. Если бы один из восторженных поклонников не подарил ему радиоприемник, инспектор, вероятно, так и не ознакомился бы на практике с этим достижением человеческого разума. В течение шести месяцев сыщик издали любовался подарком, не испытывая никакой потребности в его использовании. Когда же мистеру Ратору, наконец, вздумалось включить приемник; выяснилось, что он не работает. И прошло еще несколько месяцев, прежде чем Оратор удосужился привести аппарат в порядок.

Постепенно Оливер привык к приемнику. Сыщик стал каждый день читать в газете программу радиопередач и слушать некоторые из них, радуясь, что не надо отвечать дикторам.

Музыка и прения в парламенте навевали на него сон, после которого он вдруг просыпался с испуганным видом от оглушительных звуков джаз–банды. Слушая изредка танцевальную музыку из зала отеля «Орфей», Оливер старался уловить отдельные фразы танцующих и как–нибудь связать их между собой.

Однажды он услыхал приятный мужской голос. По–видимому, говорил коммерсант, горячо обсуждавший с кем–то свои дела. Его временами заглушала музыка.

— Заказал нам фунт мышьяка… Я столкнулся с ним сегодня на Стрэнде, остановил его и сказал: «Вы еще должны мне восемь фунтов стерлингов»… Я видел его второй раз. Просто у меня очень хорошая память… Нет, мы продаем мышьяк только агентам…

Дальше сыщику расслышать не удалось.

Наша жизнь полна случайностей. Это очевидно. Но не все знают, что эти случайности тесно связаны между собой.

Оратор верил в совпадения и потому нисколько не удивился, когда на следующее утро ему снова попалось слово «мышьяк». На сей раз не в передаче, а в рапорте главного констебля из Бернтауна о расследовании убийства мистера Феппера.

Отчет немного запоздал. Миссис Феппер уже сидела в тюрьме в ожидании суда. Оратор, не торопясь, ознакомился с содержанием рапорта.

«…Я не уверен в том, что она является убийцей, — писал главный констебль, старый приятель Оратора, —и весьма недоволен своими сыщиками, которые оказались на сей раз далеко не на высоте. Чрезвычайно сожалею, что не обратился сразу же в Скотленд–Ярд. Был бы очень рад, если бы Вы приехали и помогли разобраться в моих сомнениях».

Оратор отправился к своему начальнику. Тот охотно разрешил ему поехать в Бернтаун.

Главный констебль встретил сыщика на вокзале.

— Суд состоится на будущей неделе. Спасти ее почти невозможно. А некоторые обстоятельства убийства ставят под сомнение ее виновность. Кроме того, мне просто по–человечески жаль бедняжку. Такая красивая женщина! Слишком красивая для того, чтобы с утра до вечера ухаживать за мужем, который только и делал, что «пилил» ее. Честное слово, я оправдал бы миссис Феппер, даже если бы она его убила.

— Расскажите подробнее о ее муже, — попросил мистер Ратор.

— Усаживайтесь поудобнее, тут двумя словами не обойдешься…

Приятели сели в машину и поехали.

Главный констебль закурил сигару и начал:

— Покойный Феппер был богатым коммерсантом, удалившимся от дел лет тридцать назад. Десять лет назад он женился на прекрасной девушке, которая теперь стала вдовой и сидит в тюрьме. Брак их оказался несчастливым, потому что у мистера Феппера был очень тяжелый характер. Жена кротко выносила все его нападки и никогда никому не жаловалась на мужа. У нее есть несколько друзей. Из них самый близкий — мистер Александр Брайт, представитель фирм, поставляющих железо и медь.

— Что он собой представляет?

— Мистера Брайта очень уважают в Бернтауне. Он председатель местного общества «Друг молодежи», прекрасный оратор, поет в церковном хоре, принимает горячее участие в жизни прихода и славится компанейским характером. Его знают и любят все.

— В каких он был отношениях с убитым?

— У нас тут каждому известно, что Феппер доверял Брайту больше, чем кому–либо другому. Но удивляться тут нечему, поскольку Брайт, очень добродушный и веселый человек, своими шутками и прибаутками развлекал Феппера. И этим хоть немного облегчал невыносимую жизнь его жены. А теперь именно мистер Александр Брайт является главным свидетелем со стороны обвинения. Ирония судьбы…

— Разве отравление было произведено при нем? — удивился Оратор.

— Очевидно, Феппер был отравлен за чаем. В комнате находились хозяин, его жена и Брайт. Гость видел, как миссис Феппер передала мужу блюдо с пирожными. Тот съел одно из них и сейчас же почувствовал себя плохо. На следующее утро он умер. Медицинское обследование показало отравление мышьяком. Брайт узнал о неожиданной смерти Феппера только на другой день и пришел в отчаяние. Дело в том, что Брайт, по его словам, в день убийства встретил утром на улице миссис Феппер, и она попросила его купить ей мышьяк у местного аптекаря. Эта просьба удивила его. Не желая обижать ее прямым отказом, он объяснил, что получить мышьяк у аптекаря можно лишь под расписку. Да еще необходимо сообщить, для какой цели он нужен. Она смутилась и попросила его забыть об этой просьбе. В присутствии мужа она ни разу не упомянула о своей странной просьбе.

— Вы нашли в доме у Фепперов мышьяк? — спросил Ратор, когда приятели приехали в полицейское управление и сели пить чай.

— Нет. Мы перевернули весь дом, но нигде не оказалось и следов яда. Полиции не удалось также установить, где миссис Феппер его достала. Она, конечно, отрицает свою вину. Говорит, что действительно встретила в тот день Брайта в указанном им месте, но даже не упоминала про мышьяк. Утверждает что и не думала обращаться к нему с какой бы то ни было просьбой. Брайт нисколько не рассердился на нее. Он сказал, что только ложь и может спасти несчастную женщину.

— Брайт давно живет здесь?

Главный констебль отхлебнул чай, прожевал кусок пирожного и ответил:

— Пожалуй, лет пять. Если нужно точнее…

— Пока не нужно.

Оратор налил себе вторую чашку.

— У нее был любовник? — спросил он.

— Нет, нет, что вы! Всему городу известно, что она всегда отличалась безупречным поведением.

Оливер задумчиво помешал чай ложечкой.

— Право не знаю, чем я могу помочь вам Единственное, пожалуй, что я попробую сделать — это установить, где был куплен яд.

— Буду вам очень признателен, — сказал главный констебль. — Мои люди не смогли этого выяснить. А это очень важно. Тогда я, может быть, смогу спасти бедную женщину.

Оливер допил чай и отправился на вокзал.

Для Оратора случайностей не существовало. Он первым делом отправился в отель «Орфей».

— Он говорил о мышьяке? — переспросил его директор. — Вероятно, это был мистер Лангфорт. Он торгует химикалиями. Вчера вечером он танцевал в нашем зале, а завтра уезжает в Глазго. Вы хотите поговорить с ним?

— Да.

Через минуту сыщика ввели в номер мистера Лангфорта. Тот представился, и Оливер узнал голос, который он слышал вчера в громкоговорителе. Оратор тоже назвал свое имя и в очередной раз убедился в своей популярности: мистер Лангфорт выразил глубокое почтение к известному детективу.

Мистер Ратор объяснил причину своего визита.

— Замечательно! — воскликнул коммерсант с сильным шотландским акцентом. — Вы слышали меня по радио? Жена будет в восторге!.. Да, я говорил вчера о мышьяке… Мистер Ратор, я буду вам чрезвычайно признателен, если вы не упомянете в своих интервью о том, что я беседовал с дамой.

Оратор обещал выполнить просьбу коммерсанта.

— Я рассказывал об одном человеке, которого встретил вчера на улице. Он, кажется, агент какой–то фирмы. Я однажды видел его в Глазго. Он купил у меня фунт мышьяка. Если вам угодно, то даже могу вам сообщить точную дату. У меня поразительная память!

Минут пять мистер Лангфорт рассыпался в похвалах своей памяти.

Когда он, наконец, умолк, Оратор напомнил, что все еще надеется услышать обещанную дату. А также имя человека, купившего фунт мышьяка.

К сожалению, изумительная память подвела коммерсанта. Пришлось мистеру Лангфорту открыть свои торговые книги. Найдя нужную строчку, он показал ее сыщику.

Оливер переписал ее в блокнот. Затем попросил коммерсанта рассказать, как выглядел неаккуратный должник во время встречи на Стрэнде.

* * *

Вечером Ратор ужинал с главным констеблем.

— Могу я встретиться с обвиняемой? — поинтересовался Оливер.

— Конечно.

— Когда?

— Завтра же. Я достану вам разрешение. Вряд ли она захочет говорить о своем преступлении, но вы постарайтесь, Ратор, образумить ее. Объясните, что добровольное признание облегчит ведение дела и, быть может, позволит ей избежать казни.

…На следующий день Ратор вошел в тюрьму Уильсей. Его ввели в приемную. Противоположная дверь сразу же отворилась, и в комнату вошла молодая женщина с бледным лицом. Оратор был поражен ее красотой и благородным достоинством. Он отнюдь не отличался сентиментальностью. Сыщику приходилось встречать немало привлекательных женщин, но ни одна из них не внушала ему такой симпатии.

— Я — инспектор Ратор из Скотленд–Ярда, миссис Феппер, — вежливо представился он. — Разрешите задать вам несколько вопросов?

Женщина села и устало закрыла глаза.

— Мне кажется, инспектор, что я уже рассказала все, что знаю.

Оратор обошел вокруг стола, сел рядом с ней и движением руки отослал надзирателя в другой конец комнаты.

— Где вы достали яд?

— Где я достала яд? — Она покачала головой. — Я не доставала его. Надоело повторять одно и то же, а больше сказать нечего. И вы, конечно, тоже мне не верите.

— Ваше дело будет слушаться на следующей неделе. Вы будете на суде настаивать на том, что не обращались к мистеру Брайту с просьбой купить мышьяк?

Она открыла глаза.

— Я никогда не говорила с мистером Брайтом о яде! Я могу подтвердить эти слова под присягой. Но мне же все равно не поверят, потому что некому это подтвердить.

— Почему мистер Брайт утверждает, что вы лжете?

Миссис Феппер пожала плечами.

— Я не знаю.

По выражению лица женщины Оратор догадался, что она хочет что–то скрыть от него.

— Вы очень дружны с мистером Брайтом?

— Нет.

Поколебавшись, женщина уточнила:

— Не особенно.

— Не изъявлял ли он желания быть для вас не только другом?

Она покачала головой.

— Я не желаю обсуждать эту тему.

Подозрения сыщика превратились в уверенность.

— Я знаю, что мистер Брайт признавался вам в любви.

Она изумленно взглянула на инспектора.

— Кто вам сказал?

— Ответьте, пожалуйста, на мой вопрос.

Женщина вздохнула.

— Да, пожалуй, он объяснился… по–своему.

И снова спросила:

— Но кто вам мог сказать?

Сыщик не ответил.

— Как выглядит мистер Брайт?

— Разве вы не видели его?

— Я никого еще не видел, кроме главного констебля. Не знаю, поверите ли вы мне, миссис Феппер, но я искренне хочу помочь и вовсе не расставляю вам ловушки.

Она пристально взглянула на инспектора.

— Я верю вам. Я уже раньше слыхала о вас, мистер Ратор. Вас ведь прозвали Оратором за молчаливость, не правда ли?

Миссис Феппер слабо улыбнулась и заметила:

— А вы сегодня очень разговорчивы.

Оливер покраснел.

— Возможно, — смущенно сказал он. — Так что же вы можете мне сообщить о мистере Брайте?

Женщина сказала, что ей пришлось пережить несколько неприятных минут из–за его ухаживаний. Кроме того, он прислал два или три рискованных письма.

Оратор чувствовал: она чего–то не договаривает, не желая выдавать мистера Брайта.

— Вы уничтожили эти письма?

Она помолчала.

— Нет. Я решила сохранить их на всякий случай, хотя они были мне очень неприятны. Муж так слепо доверял мистеру Брайту, что я должна была быть готовой ко всему. Я заперла их в шкатулку. Видимо, в мое отсутствие муж открыл ее и вынул письма. У меня их больше нет. Странно, что мистер Феппер вдруг проявил интерес к моей шкатулке: я держала в ней только почтовую бумагу и конверты.

— Упоминал ли ваш муж когда–нибудь о письмах?

— Никогда.

— Быть может, кто–то из слуг вынул их?

— Нет.

— Вы уверены в том, что письма исчезли?

Миссис Феппер удивленно взглянула на сыщика.

— Вполне. Впрочем, вы можете справиться в полиции: все мои вещи опечатаны.

— Что представляет собой мистер Брайт?

— Он во всех отношениях неплохой человек, кроме… Ну, вы меня понимаете… Но нельзя же осуждать человека за то, что он влюбился, правда? Мистер Брайт — красивый блондин, выглядит гораздо моложе своих лет, у него чудесные синие глаза… Что вы еще хотите услышать? Посмотрите на него сами.

— Я увижу его сегодня вечером, — ответил Оратор, поднимаясь со стула. — Не буду вам больше надоедать расспросами. Скажите только: какой замок у вашей шкатулки?

— Совсем особенный. К нему невозможно подобрать другой ключ. Я получила шкатулку в подарок в день свадьбы, и с тех пор ключ постоянно хранился у меня.

— Почему вы держали под таким особым замком обыкновенную почтовую бумагу? — спросил Оратор.

Она покраснела.

— Муж был очень ревнив и не позволял мне писать письма. К тому же он был настолько скуп, что считал каждое утро листы почтовой бумаги на письменном столе и устраивал скандал из–за каждого листка. Не правда ли, смешно? Я всегда покупала себе бумагу отдельно и прятала ее в шкатулку. Он так ревновал меня к прежним друзьям, с которыми я тайком переписывалась… Думаю, вам нетрудно будет убедиться в правдивости моих слов. Но вряд ли это чем–нибудь поможет мне…

— Почему вы не сказали на допросе, что мистер Брайт ухаживал за вами?

Она вздрогнула.

— Он все равно стал бы это отрицать! А свидетелей, конечно, не было.

* * *

Вечером Оратор познакомился с мистером Брайтом и рассказал ему о своем визите в тюрьму. Свидетель обвинения грустно покачал головой и вздохнул.

— Зачем только я встретил ее в тот роковой день? — сказал мистер Брайт. — Ведь я тогда оказался в городе случайно… Проходя мимо торгового центра, я заметил ее около аптеки. Я всегда испытывал к ней симпатию. А теперь вынужден свидетельствовать против нее…

— Что вы подразумеваете под словом «симпатия»? Вы за ней ухаживали? — поинтересовался Оратор.

— Ваш вопрос бестактен…

— А все же?

— Она мне нравится. Очень милая женщина. Но ее муж мне нравился больше. Мы с ним очень дружили.

— Вы ей писали?

Брайт улыбнулся.

— Ока вам сказала?.. Ну что ж, было бы глупо с моей стороны отрицать это. Я ей писал, но только записки, извещавшие хозяйку дома о том, что приду поиграть с ее больным мужем в пикет. А вы что, подозреваете иное содержание? — иронически спросил Брайт.

— Я ничего не подозреваю. Я только задаю вопросы, — нелюбезным тоном возразил Оратор.

Встреча происходили в кабинете главного констебля. После ухода свидетеля хозяин кабинета упрекнул Оливера:

— Зачем вы обидели Брайта? Он очень славный и добрый человек, который и мухи не обидит…

Оратор хмыкнул.

— Ну ладно. А что вы скажете о миссис Феппер? — продолжал главный констебль.

— Вы правы. Прелестная женщина, — согласился Оливер.

* * *

На следующее утро к мистеру Ратору явился молодой сыщик, которого главный констебль любезно предоставил ему в качестве помощника, и доложил:

— Брайт уволил мальчика, своего слугу, за курение в рабочее время. Я вчера познакомился с ним. Мы хорошо поболтали. Похоже, что он — очень сообразительный малый.

— Знаем мы этих сообразительных мальчишек, — проворчал Оратор. — Из них редко выходят порядочные люди…

В тот же день мальчишка принес молодому сыщику записную книжку мистера Брайта. Тот передал ее мистеру Ратору. Заглянув в нее, Оливер вскочил с кресла и бросился к телефону. Он попросил соединить его с начальником полиции городка Сент–Эленс, затем с одним священником в Сомерсете. К вечеру ему оставалось только проникнуть в тайну исчезновения писем.

* * *

Оливер вошел в кабинет главного констебля.

— Шкатулка миссис Феппер у вас?

— Да. И ключ тоже. Но содержимое шкатулки не представляет никакого интереса. Мы не нашли в ней ничего, кроме чистой почтовой бумаги.

— Вы оставили бумагу в шкатулке?

— Конечно.

— Разрешите мне ее осмотреть.

Через минуту шкатулка стояла перед Оратором.

Главный констебль вынул из ящика письменного стола ключ и передал его Оливеру. Сыщик отпер замок и поднял крышку. Он увидел дюжину листов почтовой бумаги различного формата и несколько конвертов.

— Странно, что она покупала разную бумагу, — заметил Оратор.

Он взял листы и разложил их на столе.

— Для чего она хранила помятые и грязноватые листы? — вслух размышлял сыщик, поглаживая усы.

— Вот уж не знаю! — воскликнул главный констебль.

Мистер Ратор улыбнулся, что с ним случалось очень редко.

— Если вы не возражаете, я возьму бумагу с собой в Лондон. Я вернусь в понедельник. Перед отъездом мне хотелось бы повидаться с обвиняемой.

* * *

Их второе свидание было еще более странным, чем первое.

Когда миссис Феппер вошла в приемную, мистер Ратор сразу же заметил, что ее походка стала тверже, лицо — спокойнее. Сыщик поздравил ее с этой переменой.

— Я простилась со всякой надеждой и примирилась с неизбежным, — объяснила она.

— Не говорите глупостей! — рассердился Оратор.

Женщина невесело усмехнулась.

— Предположим, мистер Ратор, что каким–нибудь чудом суд меня оправдает. Я совершенно не верю в эту возможность. Но допустим, что моему защитнику удастся убедить присяжных признать меня невиновной, хотя он не внушает никакого доверия. Какое будущее ожидает меня? Отсюда придется уехать, ведь репутация моя погублена навеки. Кроме того, я осталась без всяких средств к существованию. Муж успел перед смертью вычеркнуть меня из своего завещания, считая убийцей. Я чувствую, что буду не в силах бороться за жизнь. У меня нет выхода.

— Вы можете опять выйти замуж, — пробормотал Оратор, не глядя на нее.

Она внимательно посмотрела на смущенного сыщика.

— Вы странный человек, мистер Ратор. Я представляла вас совсем иным. Правда, я могла судить только по газетам… — Миссис Феппер умолкла.

Оливер встал и откашлялся.

— Я могу вам сказать, — с трудом произнес он, — что все эти опасения напрасны. Вас ожидает самое приятное будущее.

Она широко раскрыла глаза.

— Вы хотите сказать, что я буду оправдана?

— Да, конечно, Вас оправдают, — уверенно сказал он. — Ни о каком другом приговоре не может быть и речи. Дело в том, что жена мусорщика нашла лоскут от пиджака убийцы и сделала из него заплатку на костюмчик маленького Джимми.

Ратор прочитал на лице миссис Феппер сомнение в его нормальности.

— Нет, я не сошел с ума, — воскликнул Оливер и поспешно вышел из комнаты.

Жену мусорщика нашел молодой сыщик. Оратор был очень доволен своим помощником и, приехав в Лондон, написал служебную записку, в которой предлагал перевести толкового юношу в Скотленд–Ярд.

* * *

В понедельник мистер Ратор вернулся в Бернтаун.

— Мы пригласили мистера Брайта в приемную, — отрывисто произнес главный констебль, когда Оратор вошел к нему в кабинет.

Он уже жалел, что обратился за помощью в Скотленд–Ярд. Ничего, кроме неприятных слухов об оскорблении, нанесенном Брайту, это пока не дало.

— Я прошу вас, Ратор, будьте с ним повежливее. Ведь он один из наиболее уважаемых граждан Бернтауна. К тому же он дал нам все сведения по этому делу. Мы должны быть ему благодарны.

— Степень нашей благодарности мы уточним во время разговора с ним, — сказал Оратор. — Мне удалось исполнить вашу просьбу.

— Вы знаете, откуда взялся яд?

— Я знаю все, что касается этого дела.

Главный констебль не стал больше ни о чем спрашивать: он давно и хорошо знал своего приятеля.

Поэтому он вызвал полисмена и приказал пригласить в кабинет мистера Брайта. Тот приветливо поздоровался с главным констеблем и протянул руку Оратору.

Мистер Ратор сделал вид, что не заметил его руки.

Хозяин кабинета нахмурился.

Оливер приступил к допросу.

— Сколько лет вы живете в Бернтауне?

— Пять, — ответил мистер Брайт, садясь на предложенный главным констеблем стул.

— Где вы жили раньше?

— В Сомерсете.

— Вы и там занимались представительством?

Свидетель кивнул.

— Вас очень удивила просьба миссис Феппер купить для нее мышьяк?

— Конечно.

— Вы никогда не имели дела с мышьяком?

— Нет, — уверенно ответил Брайт.

— Мистер Лангфорт из Глазго показал, что вы купили у него фунт мышьяка. Мне известно, что в день смерти мистера Феппера вы получили от него заказную посылку с мышьяком. В своих деловых записях вы обозначили яд нейтральным словом «химикалии». Как это согласуется с вашими показаниями?

Брайт не выразил никакого удивления.

— Да, теперь припоминаю. Я действительно купил фунт — или полфунта, не могу сейчас вспомнить точный вес, — и в тот же день отправил его клиенту в Шанхай.

— Не помните ли вы фамилии клиента?

— К сожалению, забыл. Заказчиков много, и они постоянно меняются.

— У вас должна была остаться квитанция на посылку в Шанхай. На квитанции указывают фамилию адресата. Покажите ее, пожалуйста.

— Не могу.

— Объясните причину.

— Квитанции у меня нет.

— Куда же она девалась?

— Я отправил мышьяк простой посылкой, а квитанции выдают только на заказные.

— Почему? — резко спросил Оратор. — Вы потребовали, чтобы Лангфорт прислал мышьяк заказной посылкой. Почему же отправили яд в далекий Китай без всяких предосторожностей?

Брайт не ответил.

— В котором часу вы встретили у аптеки миссис Феппер?

— В десять минут двенадцатого. Над аптекой висят часы.

— А на почте зафиксировано, что посылку из Глазго вы получили в одиннадцать часов. Следовательно, во время разговора с миссис Феппер мышьяк находится у вас в кармане.

Свидетель вздрогнул.

— Я не желаю больше отвечать вам, — с раздражением сказал он сыщику и встал, собираясь уходить.

— Вы ответите на все мои вопросы, — остановил его Оратор. — Иначе мне придется арестовать вас по обвинению в соучастии в убийстве. Как минимум в соучастии…

Мистер Брайт тяжело опустился на стул.

— После встречи у аптеки вы вместе с миссис Феппер пошли к ней домой. Так написано в ваших показаниях, и несколько свидетелей подтверждают это. Когда вы пришли, было время ленча. Фепперы сели пить чай и пригласили вас составить им компанию. Во время этого чаепития и был отравлен хозяин дома. Яд принесли вы. В кармана пиджака. Вы передали мышьяк миссис Феппер или положили его в пирожное собственноручно?

— У меня не было с собой яда.

— Куда же вы его дели?

— Отправил в Шанхай сразу же, как только получил его.

— И сделали это так быстро, что через десять минут после получения посылки из Глазго вы уже были около аптеки?

— У меня уже был готовый пакет с адресом китайского клиента. Оставалось только вложить товар в новый пакет и расплатиться. Я даже не распечатывал его.

— Значит, в вашем кармане мышьяка не было? — спросил Оратор.

— Не было.

— Однако в моем распоряжении находится обгорелый лоскут от вашего пиджака. Он содержит следы мышьяка. Я давал его на экспертизу. Мусорщик нашел этот лоскут в вашем мусорном ящике.

— Мало ли кто мог его мне подбросить?

— Я предъявил лоскут нескольким вашим соседям. Каждый из них подтвердил, что у вас есть пиджак из такой ткани. Если лоскут не от вашего пиджака, а от другого, то покажите, пожалуйста, ваш. Тот, который остался в целости и сохранности. Я готов сейчас же отправиться вместе с вами взглянуть на него. Вы меня приглашаете?

Брайт молчал.

Главный констебль с удивлением посмотрел сначала на мистера Брайта, затем на Ратора.

— Мне известно, — продолжал Оливер, — что несколько лет назад вы купили мышьяк у другой фирмы. Куда вы девали тот яд?

Свидетель, превратившийся в обвиняемого, ничего не ответил.

— И случайно ли то, что ваша жена умерла на следующий день после той покупки? — продолжал сыщик.

— Как вы смеете подозревать меня? — вскричал Брайт.

— Я не подозреваю, а обвиняю.

— Феппер был моим лучшим другом!

— Вы любили его жену, — сказал Оратор.

— Ложь!

— Вы писали ей письма, в которых уговаривали ее бросить мужа и бежать с вами.

— Докажите это!

— Вот ваши письма.

Сыщик положил на стол листочки почтовой бумаги.

— Я нашел их в шкатулке миссис Феппер. Она думала, что письма исчезли. На самом же деле исчезли только чернила. Я полагаю, на суде вы расскажете, где вы раздобыли такие интересные чернила?

— На этих бумажках ничего не написано!

Оратор положил на стол еще один листок.

— Вот заключение экспертов… Прочитали? А теперь взгляните на восстановленный экспертизой текст. Узнаете свой почерк? И все имена названы полностью.

Мистер Ратор повернулся к главному констеблю.

— На основании имеющихся в нашем распоряжении доказательств вины мистера Брайта предлагаю вам немедленно арестовать его по обвинению в убийстве мистера Феппера.

Главный констебль растерянно кивнул.

Стоявший у двери полисмен — тот самый, который проводил мистера Брайта из приемной сюда, в кабинет, — подошел к обвиняемому и громко, четко проговорил:

— Мистер Александр Брайт, именем закона…

Закончить сакраментальную фразу полисмен не успел.

Брайт выхватил из кармана револьвер и выстрелил себе в висок.

* * *

Суд признал миссис Феппер невиновной.

Мистер Ратор сделал ей предложение и был при этом настолько красноречив, что она не смогла ему отказать.

— Наконец–то вы оправдали свое странное прозвище! — воскликнула миссис Феппер и расцеловала смущенного Оратора.