— Теперь ты попался! — закричал Бриджерс, освободившийся от своих пут.

Белл быстро поднял руку, и второй выстрел потряс своды подвала. Но Бриджерс успел броситься на пол. Белл выстрелил вторично. На этот раз пуля попала в распределительную доску, и помещение погрузилось во мрак.

Правая рука Белла по‑прежнему держала пробирку, и Мильсом успел заметить это обстоятельство. Он бросился на детектива и вывернул ему руку. Напрасно Белл пытался вырваться из цепких объятий нападавших. Чья‑то рука выхватила у него пробирку, потом револьвер, послышался глухой выстрел, и кто‑то побежал.

Белл попытался двигаться вперед, но наткнулся на груду ящиков. Снова прогремел выстрел, это стрелял Бриджерс. Где‑то скрипнула дверь, и Белл повернул туда, откуда донесся шорох. Наконец ему удалось нащупать дверь. Он заметил, как его враги вышли из нее, и последовал за ними. Несколько ступеней — и он очутился на улице.

Гардинг и Мильсом исчезли.

На ближайшем полицейском посту Белл позвонил по телефону Мак‑Нортону.

— Мы должны немедленно обыскать фабрику, Мак‑Нортон, — заявил он.

— Мы не имеем права делать это без соответствующего разрешения, — донеслось в ответ. — Но мы можем окружить её и взять под наблюдение.

— А как поживает мисс Крессуелл?

— Ей лучше.

Одно упоминание её имени наполнило его сердце болью и радостью. В сопровождении четырех полицейских он направился к фабрике, но все входы оказались запертыми. Разочарованный и озлобленный, Белл поехал в полицейское управление. Там он застал человека средних лет, с достоинством заявившего:

— Мне кажется, что эта презренная система полицейского шпионажа дошла до того, что лишает возможности даже ни в чем не повинных граждан прогуливаться в предутренний час!

— Бросьте дурачиться, пастор, — заметил ему дежурный, — вы прекрасно осведомлены о том, что на правах старого нашего клиента можете в любой момент подвергнуться задержанию, если вас заметят при подозрительных обстоятельствах. Вам поэтому не следовало бродить ночью по закоулкам, а если уж на то пошло, то нечего жаловаться, что мы задержали вас. Кстати, где теперь изволите проживать?

Пастор тщательно обыскал свои карманы и торжественно заявил:

— К сожалению, я забыл свои визитные карточки возле станка для печатания фальшивых банкнот, но полагаю, что телеграмма, адресованная в паддингтонскую ночлежку, будет доставлена мне. Очень рад был снова встретиться с вами. Через четыре дня я уплываю… Ах, мистер Белл!

— А я полагал, что вы уже сегодня благополучно отбыли.

— Все каюты первого класса оказались занятыми, а мне не хотелось плыть в Австралию в смешанном обществе.

И, кивнув изумленному полицейскому, он направился к выходу. Белл последовал за ним.

На улице пастор Манн отбросил свой шутливый тон.

— Я очень сожалею, что, обвенчав вас, поставил вас в столь тягостное положение, — заметил он серьезно. — Я был осужден под подложным именем и поэтому не утратил сана, а моя личность не была установлена… А сейчас я вам признаюсь в том, что есть одно преступление на свете, о котором я мечтаю и которое мне до сих пор не удалось совершить: я мечтаю убить епископа, позволяющего жениться священнику, имеющему всего лишь шестьдесят фунтов годового содержания.

Белл смутно догадывался о прошлом этого человека, о том, что довело его до преступления.

— Но мои семейные дела не интересуют вас, — продолжал пастор. — Я хочу вам сказать, что сожалею о случившемся и прошу у вас прощения.

Беллу не удалось спокойно выспаться в эту ночь. Его разбудил пронзительный звонок телефона, и голос Мак‑Нортона потребовал его в Скотленд‑Ярд, где его ждал старший инспектор 0Доннель, старый ветеран розыскного дела, пожелавший узнать все, что тому было известно о Гардинге и «зелёном ужасе».

— Я прибыл в Европу для того, чтобы принять на себя охрану мисс Крессуелл и наблюдение за Гардингом, — начал свое повествование Белл. — Однажды, когда я. обыскивал комнату Гардинга в его отсутствие, надеясь найти какую‑нибудь улику, которая дала бы мне основания утверждать, что он убил Миллинборна, я наткнулся вот на эту вырезку из испанской газеты:

«Талантливый и знающий врач, доктор Альфонсо Романос, спас нашу местность от нового бедствия, последствия которого были бы ужасными. В прошлый понедельник синьор Марин Фернандей обнаружил, что одно из его полей в течение одной ночи оказалось уничтоженным. Всходы завяли, поле находилось в состоянии полного запустения — посев погиб безвозвратно. Потрясенный синьор Фернандей поспешил к доктору Романосу, оказавшемуся весьма сведущим человеком в бактериологии. Последнему удалось установить, что посев уничтожен новым видом ржавчины. Эту ржавчину он назвал «зелёной пылью». По настоянию врача поле было сожжено, и этим удалось предотвратить распространение губительной ржавчины. Наше крестьянство обязано спасением своих посевов тому обстоятельству, что поле синьора Фернандея расположено несколько в стороне и отделено от прочих участков широкой межой. Доктору Романосу в его благородной деятельности оказал помощь и содействие иностранец‑химик, имя которого осталось нам, к сожалению, неизвестным».

— Иностранец‑химик был не кто иной, как Гардинг, а заметка эта из газеты 1915 года. Романос уничтожил тогда взятые для анализа образцы, а Гардинг этого не сделал и занялся культивированием вновь открытых бактерий, рассадников этой ужасной зелёной ржавчины. При помощи нескольких талантливых, но опустившихся химиков Гардинг продолжал экспериментировать, оставляя своих помощников в неведении относительно своих замыслов.

— А зачем все это делает ваш доктор? — спросил старший инспектор.

— При дальнейших своих поисках я обнаружил, что Гардинг располагает весьма полными данными о наиболее крупных посевах хлеба во всем мире. Он создал целую армию, огромную сеть агентов, которые по его сигналу уничтожат все посевы.

— И это они сделают при помощи жалкой трубочки с бактериями, похищенной Гардингом?

Белл покачал головой.

— Гардинг не напрасно работал над этой проблемой. Разрушительная сила бактерий повысилась настолько, что одной пробирки достаточно для того, чтобы уничтожить поле в десять тысяч акров. Чтобы в течение суток обратить в пустыню все поля Соединенных Штатов, Гардингу нужно каких‑нибудь два десятка агентов.

— Но зачем ему все это? К чему это бессмысленное преступление?

— Преступление это увеличивает дивиденды — неисчислимые миллионы, миллиарды. Более того, до вчерашнего дня Гардинг работал на свои личные средства, а сейчас в его распоряжении целая банковская группа.

— То, о чем вы рассказали, — вопрос государственной важности. Я должен доложить об этом министру. — И он поспешил покинуть Белла.

— Я говорил по телефону с государственным секретарем, нам приказано действовать, — сказал он, вскоре вернувшись. — Мистер Белл, вы станете мировой знаменитостью. Мы немедленно отправляемся на паддингтонскую фабрику и тщательно обыщем её.

Тут его взгляд упал на конверт, лежащий на его письменном столе.

— Давно прибыло это письмо? — осведомился он у подчиненного.

— Оно прибыло из второго полицейского участка еще до вашего прихода.

— Как же я его не заметил? — пробормотал начальник и поспешил распечатать конверт.

С его уст сорвалось проклятие.

— Что‑нибудь случилось? — спросил Белл.

— Сообщают, что сегодня на рассвете на паддингтонской фабрике произошел. взрыв, уничтоживший её до основания.

— Тогда нам придется арестовать Гардинга на основании показаний Сперанцы, — заявил Белл.

Вместо ответа шеф полиции протянул ему донесение. Оно заканчивалось следующей фразой: «Среди развалин обнаружен труп человека, в котором опознали некоего Сперанцу».