Обычно мама звонила раз в неделю, но бывало, что и реже. Когда так случалось, она извинялась, говорила, что собиралась позвонить, но вы знаете, как безумно захватывает мир музыки.

Еще не подошло время нам с Лиз приехать в Нью-Йорк, говорила нам мама, однако мы не будем вечно сидеть в «Мэйнфилде». Помимо всего прочего, для нас было хорошо, что мы представим жизнь в Байлере. Это поможет нам понять ее, осознать, почему она решила уехать. Это сделает нас благодарными ей за те страдания, которые маме достались, когда она растила нас с сестрой.

Когда я сообщила маме, что вошла в команду оживления, она вздохнула:

– Почему ты захотела в этом участвовать? – Она сама была в группе поддержки, сказала мама, и ее просто трясет от воспоминаний. Футбол – варварство. И группа поддержки – способ промывания мозгов женщин, чтобы те думали, будто мужчины – звезды, а большинство женщин считали бы, что всю жизнь должны стоять на обочине и поддерживать мужчин.

– Не становись еще одной малышкой в группе поддержки, – посоветовала мама. – Будь звездой собственного шоу. Даже если нет публики.

Я понимала, в ее словах есть смысл. Но все-таки мне нравилось находиться в команде оживления. Это было весело, у меня появились друзья. А еще я поняла, что в школе Байлера очень важно обладать силой духа.

Впрочем, Лиз приняла мамин совет близко к сердцу. Она склонялась к тому же и была рада, что в перспективе мама поддержит ее мнение. Я изо всех сил старалась добиться в Байлере успеха, но сестра постоянно делала замечания по поводу необычных местных привычек, бросалась латинскими выражениями, поправляла грамматику соучеников и гримасничала, услышав музыку кантри. После первого дня в школе мы с Лиз стали носить голубые джинсы, но через две недели сестра вернулась назад к наряду, который выделял ее из всех, к той самой оранжево-пурпурной юбке, к берету, и недавно надела даже какую-то мамину одежду – ту самую, что хотел на нас напялить дядя Тинсли, – твидовый охотничий жакет и бриджи для верховой езды. Прошли годы с тех пор, как я училась в школе вместе с Лиз, но тогда, когда я думала о ней как о блистательной, прекрасной и во всем совершенной, стало ясно: другие дети в Байлере считали, что сестра ведет себя странно и что-то изображает.

В Калифорнии мы не обращали внимание на спорт. Серьезно относились к спорту только ребята из команды. Но в Байлере всем городом владели «Бульдоги». Знаки приветствия команды вывешивались в витринах вдоль Холлидей-авеню. Люди писали лозунги «Бульдогов» на стеклах своих машин и домов и сажали в свои садах белые и красные цветы. Взрослые обсуждали, какие перспективы у команды, и спорили о силе и слабости отдельных игроков. Учителя прерывали уроки, чтобы поговорить о предстоящей игре. И все относились к игрокам команды, как к богам.

В день игры полагалось надеть в школу красное и белое. Это не являлось правилом, но все так поступали, сказала мне Терри Прюитт. В день открытия сезона, когда «Бульдоги» должны были играть с «Совами», я надела красно-белую майку. Лиз поступила по-своему, надев оранжево-пурпурную юбку и заявив, что она нонконформист, как мама. Она надевала голубое платье, когда этого хотел Мэддокс, и сопровождала его, что бы он ни говорил, но лишь потому, что она была у него на службе. Никто в школе Байлера не советовал Лиз, что надевать или кого приветствовать.

В день игры от всех требовались бодрость духа, оживление и поддержка. Я отправилась украшать спортивный зал. Дети и учителя были в красном и белом, включая бывших учеников Нельсона. Классы соревновались в громкости своей поддержки, самый шумный выигрывал палочки с изображением бульдогов и привилегию размахивать ими вечером во время игры. Когда подошла очередь седьмого класса, мы с Ванессой стояли перед классом и размахивали руками. Кто-то встал и крикнул:

– Уходи, Пеструшка, уходи!

Я только улыбнулась и еще сильнее завертела руками. Должна признать, что я очень возгордилась, когда мы выиграли тросточки с изображением бульдогов.

Игра началась вечером. Вокруг футбольного поля включили прожекторы, хотя еще было светло. По полю дул жаркий ветер, в серебряном небе висел полумесяц.

Вся семья Уайеттов явилась пораньше, чтобы занять лучшие места внизу и оттуда подбадривать Рут. Джо, который держал Эрла, помахал мне рукой. Лиз не пришла, заявив, что согласна с мамой, футбол – варварство. Появился дядя Тинсли в серой фетровой шляпе и старом, красно-белом пиджаке университетской команды с вышитой на нем большой буквой Б. Я стояла на боковой линии игрового поля в команде оживления, и он направился ко мне.

– Итак, – сказал дядя Тинсли. – Мы уладили разногласия. – Он подмигнул. – Сделайте их, «Бульдоги»!

Места на трибуне заполнялись быстро, и там, как в школьном кафетерии, черные и белые сидели раздельно. Когда команда вышла, каждого «Бульдога» представляли, каждый выбегал на поле. Белые фанаты приветствовали белых игроков Байлера, но молчали, если объявляли черных игроков из Нельсона. Черные на трибунах поддерживали своих игроков, но, конечно, не белых.

Когда на поле вышли «Совы», фанаты приветствовали всю команду, но у «Сов» был только один черный игрок. Перед игрой люди говорили, что «Совы» слабая команда, но Биг-Крик был маленьким городом в горах, там, скорее всего, было мало черных жителей, так что в команде не возникало проблем с интеграцией, которую приходилось переживать Байлеру.

В начале игры толпа была полна энергии и выкрикивала приветствия каждый раз, когда «Бульдоги» завершали передачу или игрок отбирал мяч, и мычали, если «Совы» продвигались вперед. Группа поддержки стояла около боковой линии, прыгая и тряся шариками, а в это время команда оживления бегала взад-вперед перед трибунами, подбадривая публику и выкрикивая:

– «Бульдоги» рычат, «Совы» пищат!

Всех охватил общий восторг. Однако ко второй четверти «Бульдоги» потеряли два очка, и публика скисла. Я не очень-то много знала о футболе – правила казались очень запутанными, – но поняла, что мы проигрываем. В перерыве спросила Рут, что происходит. У «Бульдогов» не было командной игры, объяснила та. Дэйл Скарберри, белый защитник, пасовал только белым, а новые черные игроки не делали блока за своими белыми товарищами. Если так продолжится, то «Бульдогов» разгромят.

Когда Дэйл Скарберри провел передачу, которую перехватил один из игроков «Сов», я удивилась, услышав, что фанаты Байлера – и ученики, и взрослые – начали мычать на свою команду. И повторяли это каждый раз, когда какой-то «бульдог» ошибался, и они не просто мычали, они еще и кричали – «От вас воняет на поле!», «Идиот!», «Выставить его!», «Ты, сосунок!», «Не мозги, а дерьмо!».

«Совы» снова выиграли. Наша команда оживления все еще прыгала и размахивала руками, пытаясь привлечь публику на свою сторону, но тут кто-то бросил на поле бумажный пакет с кухонными очистками. Я наклонилась, чтобы поднять его, и, возвращаясь на боковую линию, увидела, как на трибуне встал белый мужчина и швырнул гамбургер в сестру Ванессы, Летисию, когда та, широко улыбаясь, подняла свой шарик над головой. Гамбургер попал ей в грудь, оставив жирное пятно на нарядной красно-белой форме.

Летисия игнорировала это, но потом белый мужчина с холма, я узнала его, встал и бросил большой пластиковый стакан с мороженым и колой. Стакан ударил Летисию в плечо, крышка с него слетела, и жидкость насквозь промочила форму. Летисия продолжала дергаться и выкрикивать так же энергично, как раньше, однако улыбаться перестала.

Тетя Эл обернулась и посмотрела на обоих белых мужчин.

– Эй, так нельзя! – крикнула она.

И в этот момент на трибуне поднялся черный мужчина и швырнул стаканчик с содой в Рут. Стаканчик попал ей в плечо, и жидкость испачкала одежду.

Это было уж слишком. Джо кинулся к черному мужчине, но другой черный повалил Джо прежде, чем тот добежал. Группа белых фанатов начала прыгать по скамейкам трибуны, чтобы защитить Джо, люди кидались напитками и едой, кричали, дрались друг с другом, женщины ругались, вцеплялись в волосы, малыши плакали, дети визжали, ученица седьмого класса ударила тросточкой какого-то парня по голове. Весь этот ад продолжался до тех пор, пока на трибуны не ворвалась полиция с дубинками.

Мы проиграли со счетом 36:6.