Этим вечером Лиз объявила, что завтра не пойдет в школу. Ни я, ни дядя Тинсли не пытались ее отговорить.

На следующее утро, подойдя к автобусной остановке, я сразу поняла, что все всё знали. В таком маленьком городе, как Байлер, новости распространяются быстро. Стоило помощнику шерифа сказать своему шурину, что племянница Тинсли Холлидея предъявила обвинение Джерри Мэддоксу, как через час об этом говорили в парикмахерской и в салоне красоты. Дети тоже обсуждали это и, заметив меня, зашептались: «Она идет», «Чучело появилось» и «А где же вторая?»

Когда я пришла в школу, до первого урока еще оставалось время. Я направилась в библиотеку, в которой всегда лежала газета «Байлер дейли ньюс». Я ожидала, что о деле Мэддокса будет большая статья на первой странице, потому что в газете всегда рассказывалось о местных новостях, какими бы незначительными они ни были – лошадь упала в бассейн, загорелся чей-то сарайчик или фермер вырастил помидор в пять фунтов весом. На первой странице статьи не было, не было этой истории ни на второй, ни на третьей страницах. В конце концов я нашла ее на последней странице под рубрикой «Полицейские заметки», с заголовком: «Обвиняется хозяин фабрики».

«Джерри Мэддокс, сорока трех лет, начальник цеха в «Текстиль Холлидей», был обвинен в якобы нападении на местную девушку, чье имя не упоминается из-за ее возраста. Он был освобожден под залог. Дата суда пока не назначена».

Я считала, что это крупное дело, более значительная новость, чем помидор в пять фунтов весом, и касается она известного в городе человека. Наверняка люди сплетничали об этом, но они ведь не знали правды. Я рассчитывала, что весь город прочитает в официальном сообщении, что именно произошло. Думала, что это один из способов наказания Мэддокса и это давало бы уверенность в том, что он снова этого не совершит.

В статье даже не было сказано «пытался изнасиловать», будто редактор боялся написать это слово. «Нападение». Что это означает? Из того, что люди могли прочитать в «Байлер дейли ньюс», получалось, что Мэддокс мог просто оттолкнуть какую-то девушку, которая нахально вела себя с ним в споре из-за парковки.

Остаток дня был просто ужасным. В коридорах ученики таращились на меня, отворачиваясь, когда я ловила их взгляды. Девочки шептались, хихикали и указывали на меня пальцами. Парни ухмылялись и дурацкими, писклявыми голосами говорили всякую ерунду, вроде: «Помогите! Помогите! Ко мне пристают!»

Вскоре я столкнулась с Ванессой. Она увидела меня и покачала головой.

– Обратились к закону? Так поступают только белые.

– А что бы ты сделала? – спросила я.

– Я не села бы в машину с мистером Мэддоксом. Если забираешься на заднее сиденье к мужчине, к боссу, то должна представлять, что может случиться. Так всегда и бывает.

Лиз решила, что и на следующий день не пойдет в школу. На самом деле, сказала она, она не выйдет из дома до тех пор, пока с лица не сойдут синяки. Это была пятница, день после выхода статьи, в коридорах школы все события развивались от плохих к самым плохим. Дети продолжали тихо смеяться за моей спиной, бросали мне в голову скомканные бумажные шарики и толкали меня.

В этот вечер была футбольная игра против «Оранжевых Шершней». На этой неделе от меня не было большой помощи команде оживления. И Лиз вряд ли была в настроении придумывать стишки или каламбуры. В начале недели я придумала «Оранжевые, вы испугались?», но руководителю команды оживления, Терри Прюитт, это не понравилось. И все-таки плакаты со слоганом «Прихлопнем Шершней» были сделаны, и в пятницу вечером вся школа собралась в спортзале на еженедельное развлечение.

Когда пришло время мне и Ванессе всех «зажечь», чтобы наш седьмой класс мог выиграть, мы встали на игровое поле и начали размахивать руками. Толпа не отреагировала. Большинство детей, сидевших на трибунах, просто таращились на нас, будто они не могли поверить, что у меня хватило смелости там появиться. Но я очень старалась, и несколько учеников нехотя прокричали нам приветствия, но потом на нас стали мычать. А вслед за этим посыпался мусор – комки жеваной бумаги, пакет с кукурузой, пенни. Я посмотрела на Ванессу. Она все размахивала руками с тем же суровым видом, какой был у ее сестры после того, как во время футбольной игры в нее попал стаканчик с содой. Я пыталась следовать примеру Ванесссы, не обращала внимания на мусор и мычание, но мычание становилось громче, а приветствия смолкли. Я поняла, что продолжать не имеет смысла, и ушла с поля, оставив Ванессу одну.

Терри Прюитт стояла у дверей.

– Бин, ты в порядке? – спросила она.

Я кивнула.

– Но думаю, что уйду из команды.

Она сжала мое плечо:

– Наверное, так будет лучше.

В этот день, прежде чем я села на остановке в автобус, чтобы ехать домой, несколько мальчиков с холма столпились вокруг, стали толкать меня плечами и говорить: «Я Джерри Мэддокс. Ты боишься меня?» Учитель видел, что происходит, но отвернулся. Джо Уайетт тоже все это заметил и приблизился ко мне.

– Эй, куз, как дела? – спросил он. И обернулся к мальчикам. – Знаете, что она моя кузина?

Мальчики отошли, но все равно не пускали меня в автобус. Джо предложил проводить меня до дома.

– Есть тут некоторые – тупицы, – сказал он.

Мы шли молча. Был морозный ноябрьский день, и за городом, по дороге в «Мэйнфилд», можно было уловить запах горящих дров, плывущий из каминных труб фермерских домов.

– Хочешь поговорить обо всем этом? – спросил Джо. – Если нет, то поговорим о каштанах.

Поскольку мне меньше всего хотелось снова рассказывать об этом безобразии, то я сказала:

– Давай поговорим о каштанах.

Сейчас то время года, когда собирают каштаны, объяснил Джо. Много каштановых деревьев погибло из-за насекомых-вредителей, но он видел несколько деревьев на вершине холма, которые выжили. Джо собирал каштаны, а мама поджаривала их на огне, который он разводил в старой банке из-под масла.

– Может, завтра пойдем и соберем немного каштанов? – предложил Джо.