Последние слова, которые произнес Махатма Ганди, были: «О Рама!». Они выгравированы шрифтом деванагари на черном отполированном мраморном камне, установленном на месте погребального костра у реки Ямуна в Дели, ставшим местом паломничества. Индусы верят в то, что последние слова человека помогают определить последующее рождение его души; таким образом, «Великая душа» Махатмы Ганди поднялась прямо на солнечные небеса Вишну, для того чтобы слиться там с Рамой. Бессмертие души, перевоплощение посредством многих форм мимолетных существ и взаимодействие целого пантеона богов с людьми являются центральными элементами самой великой религии Индии, которую мы называем индуизмом. Сами индусы называют свою веру дхарма, очень сложный и многозначный термин, который мы переводим как религия, закон, обязанность, вера и разного рода добродетели. Мы предполагаем, что индуизм возник как синкретизм арийских и доарийских идей и доктрин приблизительно тогда же, когда началась христианская эра. Индусы верят в то, что их дхарма бесконечна (санатана). Большинство индусов мира проживает в Индии, составляя около 85 % ее населения. Однако на сегодняшний день миллионы индусов живут вне территории Индии. Многие люди по всему миру перешли в индуизм на протяжении последних десятилетий, особенно это было характерно для молодежи Соединенных Штатов в бурные 1960-е годы.

Около 10 % населения Индии на сегодняшний день остаются последователями ислама, таким образом, даже после раздела страны Индия все еще одна из самых больших мусульманских стран мира. Такие религии, как джайнизм, буддизм и сикхизм также были рождены в Индии, и миллионы современных индийцев являются их последователями, хотя многие школы буддизма на сегодняшний день намного более популярны и влиятельны за пределами страны, нежели в самой Индии. Зороастрийская община парсов в Бомбее была создана многими волнами парсов, бежавших на западное побережье Индии от преследований в Персии. В Индии также проживают миллионы христиан и даже несколько тысяч евреев, однако и те и другие остаются на периферии индийской жизни, будучи изначально слишком чуждыми индийской земле.

Какой бы ни была их официальная религия, большинство индийцев-немусульман разделяют целый ряд религиозно-философских ценностей и верований, которые на сегодняшний день практически стали частью национального характера. Они культивировались в особой атмосфере Южной Азии на протяжении очень долгого времени. Такое мировоззрение является, скорее, идеальной моделью поведения, чем реальным способом жизни, что царит на пестрых индийских базарах и в темных коридорах власти, однако многие его аспекты все же остаются этическим идеалами для большинства индийцев. То, что мы называем духом Индии, подразумевает универсальную иерархическую модель. Религиозный дух отражается в бесчисленных, невидимых, но бессмертных душах, каждая из них обитает в каком-то теле на протяжении некой интерлюдии, которую большинство из нас называет жизнью. Затем душа переносится дальше к другому, более высокому или более низкому, существу в безмерном пространстве, которое простирается от насекомого до божества. Каждое последующее перевоплощение души зависит от общего баланса того, что было сделано в жизни последним телом, где она обитала. Совокупность совершенных поступков может заслуживать духовного продвижения или наоборот — деградации. Поэтому никто не может винить или благодарить кого бы то ни было, кроме самого себя, за то, что был рожден «неприкасаемым» уборщиком, богатым торговцем или могущественным князем. Тем не менее никогда не помешает, даже наоборот, часто может помочь обращение к одному или нескольким богам за помощью, утешением или состраданием. При этом богам предлагают цветы, кушанья, медные и золотые монеты, кроме того, не забывают оплачивать услуги посредников — брахманов, садху, монахов (саньяси) или просто «нищих». Кто знает, в конце концов, что может сделать монета, брошенная в чью-то замусоленную кружку, для того чтобы умножить карму в собственной душе? Самое главное, что вы можете сделать для того, чтобы обеспечить себе «более высокое» рождение, а еще лучше вовсе избавить себя от перерождений, это выполнять свои обязанности как можно лучше, терпеливо и безо всяких жалоб. Каждый добросовестный индус знает свои обязанности с самого рождения — каждая семья, каждый клан или то, что мы называем кастой, занимает свое особое место и имеет свои особые задачи во вселенской иерархии. Главная цель — это освобождение, мокша, то, что западные люди называют избавлением, но индийцы предпочитают думать об этом как об освобождении души, а не просто освобождении бренного тела от тягостей перерождения.

Большинство индийцев — люди мирные, они не любят насилия, возможно, потому, что считают, что все в жизни взаимосвязано, и верят в потенциальное космическое значение личных поступков и их последствий в череде будущих жизней. Поэтому нужно вести себя осмотрительно, буквально смотреть под ноги, чтоб не наступить на червя, который может быть связан с космосом. Мы никогда не знаем, к чему может привести волна, которую мы подняли. Индусы рассказывали о кошмарах, которые им снились после того, как они съели говядину: во сне они слышали голос давно умершей бабушки, которая корчилась от боли, причиненной этим ужасающим моральным падением. Разумеется, нельзя сказать, что индийцы никогда никого не убивают и не ранят, но, как правило, они сожалеют о содеянном больше, нежели люди, подверженные вспышкам насилия, за исключением тех случаев, когда они убивают во имя богини Кали или богини Дурги. Мы также знаем, что индийцы более толерантны. Происходит ли это от их просвещенности или от равнодушия — неизвестно. Возможно, тысячи лет вынужденного соседства с народами разных рас и религий приучило их к мысли о том, что уход в себя или полное безразличие и есть высшая мудрость. Говорят, то, чего мы не знаем, не может нам навредить. Может, все дело в распространенном среди индийцев убеждении, что этот мир, его счастье и несчастье, его глупости, его удачи и неудачи — не что иное, как иллюзия?

Индийцы в основной своей массе разделяют мировоззрение, которое принято сегодня называть холистическим. Они видят связь не только между людьми и животными, растительным миром, демонами и богами, но и между действиями и чувствами, между давно забытыми делами, мыслями и будущим поведением, между прошлым и настоящим. Все счета где-то хранятся — на орбитах далеких галактик или на волнах памяти брахманов, там, где все известно и все едино, а мы часть этой вселенной, которая в нас. Бог — это любое имя, которое мы повторяем вслух, мантра, которую мы должны распевать ежечасно, повторяя тысячу раз, и всякий слог означает вселенную. Все прочее иллюзия, мир Майя, которому мы даем имя и форму из боязни пустоты или одиночества, ведь даже самым великим из богов бывает одиноко.

Для индийцев религия и философия — это материнское молоко, каждодневная пища, а не эзотерика, которой занимаются по субботам и воскресеньям, роясь в пыльных книгах. Большинство индийцев верит в то, что боги и звезды влияют на судьбу каждого из нас, сегодня или завтра, все лежит на космических весах: и Солнце, и Луна, и Марс, и Венера. Думать иначе было бы глупо и опасно, мы не смеем игнорировать столь могущественные гравитационные силы. Именно поэтому должен быть записан точный момент рождения индуса, а не только день, месяц и год. Это необходимо для того, чтобы составить «точный» гороскоп для него или для нее, как только он или она заслужит его. Иначе как узнать, в какие дни можно жениться или отправляться в путешествия, а когда нужно избегать серьезных действий? Все в этом мире взаимосвязано; невидимые «силы» действуют на нас повсюду и реагируют на каждый наш импульс. Вот почему вера и философия столь важны, они ведь не абстракция, но реальная власть. Самое примитивное изображение бога — это сам бог, коль скоро вы воистину верите, преданно, смиренно и от всего сердца, бессмертной душой, которая всего лишь искра трансцендентной космической вселенной. И тогда чудеса случаются. Бог отвечает на молитвы. Возникает волшебство, и как только темный покров невежества и цинизма будет снят, луч мудрости откроет перед вами истину. Большая часть индийцев верит во все это, так как Индия — это цивилизация, основанная на вере, построенная на убеждении. Она процветает на философии, и ее продвинутые адепты с легкостью преодолевают самые глубокие депрессии, они спокойны и хладнокровны благодаря тому, что владеют старейшей религиозной философией — йогой.

 

Йога и шиваизм

Йога — это дисциплина, название которой буквально означает «обуздать» или «узда». Происхождение йоги таится в доисторических глубинах, подобно сидящей в позе лотоса фигуре, выгравированной на печати 4000 лет назад, и камням фаллической формы, столь же древним и, очевидно, ритуальным. Представляли ли они бога Шиву, «Великого Бога» современного индуизма, которого и по сей день изображают в фаллических образах? Шиву также изображают как могущественного йога, который сидит на тигровой шкуре на вершине горы Кайлас или стоит внутри огненного кольца как «Царь танца» (Натараджа), создавая или разрушая вселенную. Его проявления многочисленны, его последователям нет числа. Он бог зверей и бог плодородия. Его имя означает «благой», но остерегайтесь пламени его гнева, ведь один лишь третий глаз его способен поглотить любое человеческое существо, а волосы на его голове столь могущественны, что могут сломить течение реки Ганги, когда она со всей своею силой падает с небес на землю.

Для древних индийцев йога стала ключом к выживанию среди окружавших их многочисленных опасностей: одинокому и безоружному человеку угрожали жара, тигры и кобры. Дисциплинированная концентрация, глубокое дыхание, сбалансированная поза, медитация, ведущая к душевному равновесию — все это помогало йогам преодолеть боль и обуздать рецепторы, отвечающие за чувство опасности и дискомфорта. До сих пор неясно, используют ли йоги какие-либо наркотические вещества и растения, от которых немеют рецепторы. Но уже на протяжении многих лет можно наблюдать, как они, не дрогнув ни единым мускулом, ходят по раскаленным углям и ложатся на торчащие острые гвозди или осколки стекла, как сохраняют неподвижность так долго, что мышцы их сплетенных над головой рук атрофируются, а ногти прорастают сквозь ладони сжатых кулаков.

Йоги также утверждают, что они способны настолько замедлить свой метаболизм и дыхание, что это позволит им выжить в гробу, находящемся глубоко под землей, в течение некоторого времени, хотя ученые, пытавшиеся протестировать возможность контроля за сердцебиением, не смогли установить реального психологического воздействия на работу внутренних органов. Другие йоги уверяют, что они в состоянии превратиться в парящих в небе птиц, прыгающих зверей или в душу, способную мгновенно перенестись в далекое астральное тело, пребывающее в любом уголке вселенной. Ни одно из этих заявлений пока не смогло получить объективных подтверждений, однако по крайней мере один из индийских премьер-министров так глубоко верил во все это, что публично удивлялся тому факту, что Соединенные Штаты и СССР «выбрасывают столько денег на космические программы», когда индийские йоги могут «достичь Луны, когда пожелают, и к тому же абсолютно бесплатно!».

Шива — один из двух главных мужских богов в индуизме, в то время как Вишну является другим, не менее почитаемым, божеством в Индии на протяжении последних двух тысяч лет. Поскольку Шива был древним богом плодородия, считалось, что его сексуальная сила неисчерпаема. В соответствии с древними мифами, он бегал обнаженным, совращая жен брахманских мудрецов до тех пор, пока его вечно находящийся в эрекции лингам не был ампутирован. Этот лингам стал символом шиваизма, и ему поклоняются по сей день. Индуистский миф приписывает Шиве подвиг создания, по крайней мере, 84 миллионов оригинальных позиций для занятия сексом, хотя предположительно только 84 000 позиций на сегодняшний день известны самым большим его приверженцам! Однако Шиве также поклоняются как богу йогического аскетизма, чья способность к сексуальному воздержанию может сравниться только с его похотливым вожделением. Таким образом, в качестве верховного йога Шива воплощает в себе границы удовольствия и боли, мастерски овладев тем и другим и поднявшись равно над страстью и сдержанностью в царство покоя и столь утонченного отсутствия интереса ко всему, что его можно считать божественным. Сколько точно времени понадобилось доарийским йогам, чтобы достичь таких способностей в умении полностью контролировать поведение своего тела и чувств, точно неизвестно. Однако мы предполагаем, что к середине III тысячелетия до нашей эры эти возможности йоги уже были известны, поскольку было найдено множество артефактов йоги, относящихся к тому периоду.

Самое раннее значение слова «дух» (атман) на санскрите было «дыхание». Древние индийцы, должно быть, заметили, что самой очевидной разницей между живым и мертвым телом был факт отсутствия дыхания у последнего, отсюда их последующее возвышение атмана сначала до высшего «Я», а затем — до «духа». Задолго до того как была исследована роль кислорода в очищении крови, йога делала ударение на контроле дыхания, интуитивно предугадав, что дыхание помогает оживлять тело. Древние индийцы никогда не понимали до конца, как в теле функционируют легкие или кровоток, однако они представляли себе, как в нем циркулирует дыхание. Йоги с давних пор верили в то, что возможно проследить движение каждого вдоха через все конечности и внутренние органы. Многие из них до сих пор так считают. Центром их внимания также является позвоночник, так как они считают его органом, обладающим особыми возможностями — на него опирается тело, и он содержит шесть невидимых «колесиков» внутри позвоночного столба, самый нижний из которых, «змея», расположен в его основании. Йоги верят в то, что посредством правильной концентрации они могут разбудить спящую змею и заставить ее вращаться настолько быстро, что она поднимется и сможет крутить все шесть колесиков одновременно, вызывая таким образом состояние блаженства, которое приведет к созданию медового нектара в мозгу, вроде процесса создания спермы. Некоторые школы йоги специализируются почти исключительно на контроле «энергии змеи», используя секс как форму поклонения, практикуя сексуальные техники для продления оргазма, пока боль от этого процесса не сравняется с удовольствием, вызванным его кульминацией или «освобождением» — мокшей. «Йога силой» (Хатха-йога) и «Йога растворения» (Лайя-йога) делают ударение именно на таких видах техники, что привело к их большой популярности на Западе. Однако индийские философы едва ли не каждой школы мысли используют йогу как общепринятый метод в деле очищения человеческого сознания и подготовки людей самых различных нравов к просвещенной ясности и покою, которые являются необходимыми условиями для достижения мокши.

Медитация, техника йоги наиболее популярная на Западе, помогает многим людям уменьшить давление и напряжение, которые обостряются в результате быстрых изменений, происходящих в урбанизированном индустриальном обществе, и стресса. Поэтому неудивительно, что регулярные перерывы полного покоя для безмолвной медитации в течение суматошного дня, когда вам необходимо спешить от одного неотложного дела к другому, могут оказаться очень полезными для здоровья. Хотя некоторые из тех, кто занимается медитацией на Западе, настаивают, что медитация — это «тяжкий труд». Индийские йоги, как правило, живут дольше, нежели большинство обычных людей. Умственное расслабление является не таким простым занятием, как это может показаться, иначе бессонница не была бы настолько распространенным явлением, однако правильно соединив контроль над дыханием и осанкой с различными упражнениями, включающими в себя повторение мантры, можно достаточно быстро и без напряжения достичь состояния, близкого к самовызванному гипнозу.

Миллионы практикующих индийских йогов в действительности достигли такого невозмутимого, недостижимого спокойствия посредством постоянных занятий, но многих западных гостей это доводит до состояния, близкого к помешательству. Британские империалисты обвиняли индийцев в «природной лени», отважно взваливая на свои плечи «тяжелое бремя белого человека», используя для этого плети и не только. Английская литература и официальные отчеты из Индии времен Второй мировой войны полны жалоб на «пренебрежение» «невежественных туземцев», на их «угрюмую» медлительность в исполнении приказов. В наши дни американские туристы испытывают не меньшее разочарование, невероятно долго ожидая ненавязчивого обслуживания в шикарных ресторанах индийских пятизвездочных гостиниц, равно как и все остальные иностранцы, которые когда-либо пытались приобрести в Индии железнодорожный билет или билет на самолет, или обналичить чек в индийском банке. Таким образом, вы либо быстро овладеете искусством терпения, либо у вас неимоверно быстро поднимется давление. Индусы, как правило, верят в то, что все, что они не успели сделать в этой жизни, можно будет доделать в целом ряде будущих существований, а йога помогает в этих условиях овладевать терпением, без которого в Индии просто невозможно выжить.

Главенствующее положение Шивы в индуистском пантеоне богов основано на его доарийском йогическом могуществе и на его мифологическом отождествлении с такими ведическими богами, как Индра и Агни, а также с меньшим по значимости богом Рудра — богом бури и разрушения. Космический жар (тапас) является крайне важным для всех этих богов, чья неимоверная потенция порождает бесчисленное потомство. Индра, подобно Шиве, был «богом-быком», которого кастрировали за его разврат и который вместе с богом огня Агни все же вечно зажигал чувственных жен брахманов и мудрецов в тех же диких лесах, где так буйно гулял сам Шива, он использовал свой лингам в качестве оружия, вроде поражающей демонов ваджры, оружия-молнии, которым обладал Индра. Первая жена Шивы, Сати, сожгла себя после того, как ее отец грубо поговорил с ее божественным повелителем, таким образом она доказала свою «настоящую» преданность. Сати на санскрите означает «верная», и впоследствии это слово использовали для описания самосожжения индуистских вдов на церемонии погребальных костров их усопших супругов, без которых их жизнь якобы теряла всякий смысл. Считалось, что «сати» было делом добровольным, но британские миссионеры и чиновники пребывали в состоянии шока, столкнувшись со случаями, когда индуистские женщины, будучи прикованными цепью к погребальному костру, кричали в ужасной агонии, умоляя, чтобы их отпустили, прежде чем сгореть заживо в пламени погребального костра.

Во времена Ост-Индской компании, в начале XIX века, сати было объявлено вне закона, но индийские жены все же время от времени сгорали на кострах, если их приданное не было полностью выплачено. Однако вскоре после того, как Шива потерял свою первую жену, он женился на ее гораздо более знаменитом перевоплощении, Парвати, дочери Гималаев, которая была настолько прекрасна, что Шиву тянуло любить ее божественное тело без устали на протяжении более тысячи лет. Среди их детей — бог войны Сканда (или Карттикея) и один из самых популярных индийских богов с головой слона на теле человека — Ганеша.

Шива намного более популярен на юге Индии, нежели на севере, что, скорей всего, отражает более глубокие доарийские корни дравидийских народов, населяющих эту часть страны. Здесь поклонение Богине Матери также является одним из самых глубоких в Индии. Как владыка танца, Натараджа, Шива, согласно преданиям, привел вселенную в движение из города Чидамбарам, расположенного в нынешнем штате Тамилнад, где и по сей день его великий храм как магнит притягивает шиваитов со всего мира. Покрытая чистым золотом крыша храма сияет почти так же ослепительно, как солнце. Однако многие из более чем 100 танцев, созданных Шивой, были танцами смерти и разрушения; отсюда и его темная сторона: он является на погребальные костры в пепле и лохмотьях или покрытый окровавленной шкурой слона, в одной руке он держит трезубец, а двумя пальцами другой выбивает на барабане ритм танца тандава. Садху, последователей Шивы, можно встретить практически на каждой, даже самой небольшой, дороге Индии. Их грязные и всклокоченные волосы, их покрытые пеплом лица, воспаленные глаза, обнаженные и истощенные тела вызывают страх и трепет у всех, кто их встречает, и в этом они подобны «Великому Богу» Махешвара. Двойственность Шивы отражает реальности нашей вселенной, неразрывную связь между жизнью и смертью, созиданием и разрушением, добром и злом. Шива — само воплощение времени, вечно напоминание простым смертным о мимолетности их пребывания на земле. Он же и сама смерть, отсюда его любовь к погребальным кострам. Но, как самый великий в Индии «сеятель семени», он создает жизнь, разжигает лоно каждой женщины своей всепроникающей энергией, раскаляет страсти, которые начинают этот удивительный танец снова и снова. Он сидит на вершине своей башни из льда на горе Кайлас в состоянии абсолютного спокойствия, созерцая все вокруг, медитируя о вечном, неизменном и неизменяемом. Он является древнейшим и вечно молодым богом Индии.

 

Поклонение Богине Матери

Богиня Мать — это воплощение земли. Она — это поле, в котором должно быть посеяно каждое зерно, чтобы жить и расти. Она воплощает в себе силу жизни, несравненную творческую энергию, шакти. Без своей супруги, Богини Матери, ни один индуистский бог не представляет никакой пользы или ценности. Он может ходить с важным видом, но его могущество будет ограниченно. Чтобы быть полноценным богом, ему необходима деви, «богиня», которая может принимать много разных имен и форм, но которая всегда будет олицетворять собой шакти. Поклонение Богине Матери в Индии восходит еще к доарийским временам, и, возможно, ему не меньше лет, чем самому шиваизму. Трудно представить Шиву, надолго оставшегося без своей Сати или Парвати. Индуистский миф создал Богиню Мать из пламени гневного возмущения, которое выдыхали боги, когда созерцали отвратительного демона-буйвола. Эти языки пламени застыли и создали прекрасное и непобедимое тело восемнадцатирукой матери-силы — Шакти. Вооруженная пламенем каждого из богов, Шакти отрубала головы черного демона-буйвола и сокрушала все его мгновенно возникающие воплощения до тех пор, пока гигантский зверь не истек кровью до смерти. Она была непобедима, ее жизненно важное тепло не знало пределов. Она воплощает в себе все женские страсти и возможности. Только сам Шива был в состоянии удовлетворить ее. Ее потомство бесчисленно, и все же она умудряется кормить всех своих детей огромной, похожей на арбузы грудью, и с легкостью носит их на своих широких бедрах.

Преданность матери в индуизме имеет древние корни, но и сегодня в индуистской семье нет связи сильнее, нежели та, что связывает сыновей с матерью. Поклонение матери воспевается в стихах и песнях, ей поклоняются в каждом доме и в каждом храме. Первый национальный гимн Индии Ванде Моторам (Поклоняюсь тебе, Мать!) первоначально был стихотворением из популярного в XIX веке романа Банкимчандры Чоттопаддхая (1838–1894), вдохновлявшего миллионы молодых индусов из Бенгалии, которые, рискуя попасть в тюрьму, а часто рискуя самой жизнью, выступали против раздела страны:

Парадокс заключается в том, что такое поклонение матери сосуществует в индийском обществе с угнетением женщин, и, вероятнее всего, отражает различные моральные ценности доарийского и арийского периодов. Арийские племена, в которых доминировали мужчины, завоевали южных индийцев, среди которых царил матриархат. И по сей день матриархальные преемственность и наследование сохранились на Малабарском побережье, где сегодня находится штат Керала. Традиционные индуистские обычаи, такие как сати, убийство новорожденных девочек и собирание приданого, отражают низкий статус женщин на протяжении большей части индийской истории, так же как и ужасный обычай женского рабства в индуистских храмах. Девадаси, «божьи рабыни», были нежеланными детьми бедных родителей, которых младенцами оставляли на пороге храма, брахманы воспитывали их, и впоследствии они становились храмовыми куртизанками или проститутками. Дасис («рабыня») — женская форма термина, используемого арийцами по отношению к «темным» доарийцам, которых они завоевали. Этих девочек с самого детства учили танцам, и к началу XIX века самыми известными классическими танцовщицами Южной Индии были девадаси, а самой известной среди них была Баласарасвати из Ченная. Однако богини-матери были не только великодушны, но и злы, полярность этих качеств отражает сложную двойственность индийцев по отношению к женщинам вообще.

В ряду великодушных и любящих богинь, таких как Сати и Парвати, также бесценная Лакшми (она же — Шри), богиня богатства и супруга Вишну, и Сарасвати — богиня знаний и прекрасная супруга Брахмы. Ушас, ригведическая богиня зари, сияет счастьем, розовыми и золотыми бликами светится ее лицо. Бог Индра насилует богиню Ушас, и это соответствует историческому завоеванию доарийских народов арийскими племенами. В ее более темных формах Богиня Мать — это богиня Кали, «черная» богиня смерти. И она же — Дурга, «Непобедимая», которая отправляется на битву верхом на своем льве, украшенная черепами врагов. Поклонники злой богини должны душить и убивать за нее, поскольку кровь — ее любимый напиток, а плоть невинно убиенных — ее любимая еда. И по сей день на ее алтарь в храме города Колката (Кали-гхат) во время ежегодного продолжительного кровавого фестиваля в честь дня ее рождения приносят в жертву козлов. По крайней мере 108 богинь-матерей упомянуты в «древних» текстах индуизма, там же обозначены их святые места, разбросанные по всему субконтиненту. Великолепный храм Минакши в городе Мадурай — один из лучших примеров культа Богини Матери, он находится в самом сердце индийского штата Тамилнад, где и по сей день мать остается превыше всего, каким бы ни было ее имя. Она — Мать Индия. И каждый индус — ее дитя.

 

Ненасильственный буддизм и джайнизм

Ахимса, «ненасилие», или то, что Махатма Ганди предпочитал называть «Законом любви», явилось на свет истории около VI века до начала христианской веры, с рождением буддизма и джайнизма в той части Индии, которая находилась в районе среднего течения Ганги. Ахимса впоследствии была упомянута в нескольких индуистских текстах в качестве «высшего» закона или религии (дхарма), однако это произошло только после того, как Будда стал частью индуистского пантеона. Ненасилие было так далеко от жестоких и грубых нравов арийских кочевников и их эпических битв, что мы вынуждены предположить, что, подобно йоге и поклонению Богине Матери, ненасилие, скорее всего, имеет доарийские корни. Буддизм и джайнизм возникли как негативная реакция на ортодоксальность брахманов с их ведическими ритуальными огненными жертвами баранов и козлов, а также сомы и гхи. Ахимса настолько всеобъемлюща в своем предостережении против убийств, что она включает не только животных и насекомых, но и растения. Этот запрет на убийства отражает древнюю индийскую идею, что все во вселенной взаимосвязано. Мы называем это естественным балансом, а индийцы видят здесь взаимосвязанность всей жизни. Это очень важная идея, лежащая в основе множества обыденных мотивов и отношений. Благодаря ахимсе большинство индийцев стали вегетарианцами, и хотя отказ от говядины может быть связан с особым статусом коров в арийском обществе, но тем не менее принято думать, что всякая жизнь имеет некую форму души, и это делает ее священной. Возможно, эта особенность культуры йогов — ключ к их выживанию в диких джунглях.

Будда (Просветленный) запустил в действие свое колесо закона, проповедуя Четыре благородные истины о всемирном «страдании» и его причинах и Благородный восьмеричный путь к освобождению от страданий и конечному достижению нирваны. Самоочевидной для буддистского учения была концепция страдания (дукха) как неизбежная первая истина жизни в мимолетном «бездушном» мире. От рождения в муках и до смерти, через страдания, болезни и старость. Мы отчаянно тоскуем по тем, кого любим и кто так далеко от нас, и мы страдаем от тех, кто нам неприятен, и кто, к сожалению, так близко. Универсальность страдания изображена в притче о горчичном зерне: обезумевшая от горя молодая мать приносит свое мертвое дитя к Будде в поисках утешения. «Сначала сходи в деревню, — сказал он ей, — и принеси мне горчичное зерно из дома, который не знал такого горя, как у тебя». И она идет в деревню, ходит от дома к дому — поиски оказываются абсолютно бессмысленными. Однако это возвращает ей разум и помогает справиться с постигшим ее горем, она осознает, что в каждом деревенском доме могут рассказать свою печальную историю о потере близких, зачастую не менее страшную, чем ее собственная.

Однако, гений Будды не в том, что он просто осознал всеобщность боли и страдания, но в том, что он изобрел «срединный путь» — линию поведения, способ избавиться от боли и страданий. Он учил, что невежество вкупе с желаниями неизменно приводят к боли и разочарованию. Для того чтобы избежать этих ловушек, нужно правильно вести себя, правильно относиться к жизни, правильно говорить и мыслить, иметь праведный заработок и дело. В идеале нужно оставить мир обманчивой мимолетности, борьбы и материальных благ, стать монахом буддистского ордена, чья повседневная жизнь проходит в строгом режиме дисциплинированного воздержания и самопожертвования, что включает в себя принятие клятв правды, бедности и ахимсы.

Махавира, «Великий герой», основатель джайнизма, подчеркивал преимущество ахимсы как самого главного фактора, поскольку он верил в то, что все предметы, включая камни, грязь и окаменевшие деревья были «живыми» и обладали дживой — «душой». Махавира также создал орден монахов, но его учения были гораздо более радикальными, чем срединный путь Будды. Он ходил обнаженным и на протяжении многих лет пытался уморить себя голодом, поскольку все, что человек ест, — не только мясо и рыба, а абсолютно все, в соответствии с его учением, было «убийством». Парадоксально, но праведный джайн обязан был убить себя, но лишь посредством голодания. Коль скоро повсюду находятся невидимые дживы, джайны часто носят с собой сделанные из перьев метелочки, чтобы отмести их в сторону, перед тем как сесть. Кроме того, они обязаны носить марлевые повязки и никогда не ходить через поле после дождя, так как много червей и других форм дживы могут быть на поверхности. Джайны не могут использовать плуг, иначе они совершат массовое убийство; поэтому те из них, кто остался жить среди простых мирян, обратились к занятиям, не связанным с сельским хозяйством, — стали ростовщиками или банкирами, в итоге они стали одной из богатейших общин Индии.

Ахимса является самым священным законом джайнов. Почерпнул ли Махавира ее из учения Будды или просто впитал идеологическую атмосферу, царившую на просторах средней Ганги, но ее значение среди небрахманских религий фактически сделало ее одним из течений индуизма. Джайнский способ смертельной голодовки стал политическим оружием в Индии в последние десятилетия национально-освободительного движения и остался таковым уже на региональном уровне в борьбе против центрального индийского правительства. Наиболее эффективно этот способ использовали жители Андхры для достижения статуса отдельного штата и пенджабские сикхи на ранней стадии своей борьбы за автономию. Однако Махатма Ганди всегда был крайне осторожен в вопросе применения «пламенного оружия» голодовки до смерти, настаивая на том, что если мотивы голодовки не были абсолютно чисты, то она могла стать оружием «демонического разрушения» (дураграха) вместо того, чтобы быть в золотом арсенале истины (сатьяграха).

 

Законы действия и реинкарнации

«Законы» кармы (действие) и сансары (реинкарнация), впервые сформулированные около 2700 лет назад в упанишадских диалогах, остаются с тех пор самоочевидными для индийской религиозно-философской мысли и повсеместно принимаются как современными индийскими интеллектуалами, так и традиционалистами. Идея перерождения и неоднократной смерти, кажется, начала принимать форму крайне жестокого наказания для тех душ, чьи дела были настолько ужасны, что одной жизни не хватало для того, чтобы понести за них наказание. Однако после того как сансара была признана, она, очевидно, могла стать наградой для тех, кто находился на самом низу социальной лестницы: они могли бы заново родиться людьми более высокого уровня, возможно, даже благородными брахманами. Связь между кармой и сансарой закрепилась в сознании людей. Каждый индивидуальный поступок и действие рассматривались как кармический вход, который неизбежно приведет к некоему выходу — добрые дела созревают, как хорошие плоды, злые — как плохие плоды. Моральная арифметика была обезличенной и атеистической, присутствие бога не требовалось, божественные силы в реальности уже ни на что не могли повлиять, после того как поступок был совершен. И даже непотизм, самая распространенная в Индии человеческая слабость, не мог, по крайней мере в теории, изменить кармическое уравнение личности. Некого было за это винить, и некого было за это благодарить. Баланс всегда был подбит на вашей собственной руке, запечатан вашими собственными губами, а каждый долг оплачен вашей собственной кровью. Что посеешь, то и пожнешь, и не там высоко, в облаках или в ужасном аду, а здесь на земле, в следующей жизни. Каждое наказание безлично и должно соответствовать каждому «преступлению». У джайнов и буддистов, а впоследствии и индусов, была сходная цель — достижение угасания (нирваны) или освобождения (мокши).

О, каким простым и в тоже время изысканным, практичным и, как казалось, логичным, было это обоснование существующего статус-кво. Как мог кто-либо из неприкасаемых вообще позволить себе жаловаться на свой низкий статус? Очевидно, они совершили множество ужасных поступков в своей предыдущей жизни. Только Брахма знает, какие они совершили преступления! И теперь собственная карма наказывает их за это. Каждому — плод его собственной кармы — таков всеобщий индийский закон космической справедливости. Бедные и голодные заслужили свою участь. Богатые и могущественные тоже получили по заслугам. Больные и здоровые, заики и прокаженные, и сам царь — все они получили ровно то, что заслужили, посредством всего того, что они сказали, подумали или сделали с начала всех времен. Наверное, главным ключом к индийской терпимости все же является карма, и если вы действительно верите в ее законы, то как же вы можете жаловаться на свои беды или беды других людей? Мы есть то, чем мы должны быть, вследствие того, чем мы были в прошлой жизни. Но означает ли это, что мы навсегда останемся такими, какими родились? Вовсе нет. Мы можем подняться или опуститься в иерархии, накапливая заслуги или проступки, подбив в конце баланс всего хорошего и плохого, что в нас есть, что мы совершили.

Важной частью гениальной системы являются ее невероятно длинные временные рамки, связь между прошлым и будущим, с одной стороны, и настоящим, с другой. Неприкасаемый сможет подняться до брахманских высот добродетели и славы, но сначала он должен стать идеальным неприкасаемым! Нужно выполнять свой долг без жалоб, без колебаний и сомнений, не проявляя недовольства и не выказывая презрения вслух ли или про себя. Подметай весело, с настроением, подметай хорошо и не вздумай подмести так, чтобы хоть пылинка попала в глаза или рот брахмана, и, возможно, в следующей жизни ты родишься чуточку выше. Разумеется, с 1950 года конституция Индии сделала неприкасаемость вне закона. Однако, несмотря на законодательные «зубы» и четко прописанные в конституционных поправках наказания за расовые преступления, отголоски остаются. Они напоминают тот горький осадок расовой ненависти и нетерпимости, который сохраняется в сердцах и умах многих американцев, хотя 14-я поправка была принята более ста лет тому назад. В наши дни уже брахманы испытывают на себе дискриминацию, поскольку компенсационные законы гарантируют бывшим неприкасаемым зарезервированные только для них места в государственных органах, медицинских институтах и высшие должности в общественных учреждениях. Но чувства неподвластны закону, и даже целого века современного развития вряд ли хватит на то, чтобы покончить с базовыми предрассудками, которые укоренились в обществе на протяжении последних 2000 лет. И хотя неприкасаемость была запрещена законом, кастовая система Индии в действительности никогда так и не была разрушена. Даже при том что ее некогда непроницаемые стены снесены ветром перемен, во многие из ее заплесневелых комнат уже никто не заходит, а ее запретов уже никто не боится.

Современные индийцы, которые верят в карму и все еще боятся ее последствий, таких как возможное перерождение в виде кролика или комара, больше не ограничены древним йогическим допущением, что единственный способ избавиться от кармы — это прекратить любые телодвижения. Но коль скоро самому Махавире на то, чтобы заморить себя голодом, понадобилось не менее тринадцати лет, то этот путь к избавлению, очевидно, не так прост. Даже Будда пытался пойти по этому пути и достичь Просветления, но при виде красивой молодой девушки с чашей ароматного, еще дымящегося риса, он настолько отвлекся, что выбрал средний путь между гедонизмом и самопожертвованием. Упанишадские Веданты открыли мистический путь к пониманию философии, который, однако, наиболее труден для осмысления, поскольку требует глубокого понимания базового соотношения между собственным бессмертным «я», или атманом, и трансцендентной «душой», которая заполняет собой целую вселенную. На то, чтобы достичь такого мистического осознания, может уйти не одна жизнь, и различные йогические упражнения помогут подготовить тело к такому просветлению. Просветление может наступить в виде вспышки мгновенного ослепляющего озарения, «то ты еси» (тат швам аси). «„Я — Он“, „Это — мое“, — думая так, человек связывает сам себя, как птица, попавшая в сети! — предупреждала Майтри Упанишада более 2000 лет тому назад. — Человек, обладающий такими чертами, как решимость, осмысление и самомнение, связан по рукам и ногам. Только будучи прямой противоположностью всего этого, он сможет освободить себя. Поэтому пусть он будет свободен от решимости, свободен от осмысления и свободен от самомнения. Это и есть признак освобождения (мокши). Это путь Брахмана… По этому пути он доберется до самого дальнего берега этого мрака, ибо там заключены все желания». В другой Упанишаде говорится, что достижение космического понимания такой правды подобно тому, как если пройтись босиком «по лезвию бритвы».

Но что же делать простым смертным? Неужели не существует никакой надежды на освобождение для огромного количества индийцев, которые не могут быть монахами или мистиками? Приблизительно тогда же, когда началась христианская эра, Бхагавадгита представила две новых возможности, которые стали самыми важными техниками достижения мокши в этой или некой будущей жизни. Первая из них называется карма-йога (йога деятельности), и вторая — бхакти (преданность). С огромной популярностью бхакти в период истории, соответствующий ранним векам христианской эпохи, индуизм набрал силу по всей Индии, а благочестивый вайшнавизм с тех самых пор сохраняет свою притягательность для сотен миллионов обычных людей. Карма-йога никогда не привлекала широких масс последователей, но все же в некоторых отношениях ее влияние было не менее важным, нежели влияние бхакти — она дала индийской элите, особенно ее сегодняшнему управленческому и бюрократическому аппарату, великолепный способ интегрировать традиционную веру в атеистические реалии современности. Карма-йога также дала молодым индийским революционерам мощнейшее идеологическое оружие против британцев, но она же продолжает оставаться самой взрывоопасной и противоречивой проблемой в стране с момента обретения ею независимости.

Гита — это диалог, который предположительно произошел на поле битвы непосредственно перед тем, как противоборствующие арийские кузены начали свою кровавую смертельную битву, длившуюся восемнадцать дней, — эпический финал Махабхараты. Арджуна, военный предводитель Пандавов, увидев своего старого дядю и своих двоюродных братьев в тесно сомкнутых рядах врагов, стоявших против него на поле битвы, теряет самообладание и хочет сложить оружие, однако его колесничий по имени Кришна возвращает ему силу духа божественными чарами своей «Песни». «Божественное» (Бхагавад) послание Кришны гласило, что Арджуна как воин был рожден для борьбы, и поэтому он всегда должен выполнять свой долг. Кроме того, те, кого он видел убитыми в ходе битвы, были лишь бренными телами, а бессмертные души (атман) невозможно уничтожить. «Не поддавайся малодушию, — заявляет Кришна, — действие лучше бездействия… Лучше свой собственный долг, даже плохо исполненный, нежели чужой, но исполненный достойно». Ключ к успеху в том, чтобы действовать настолько дисциплинированно, чтобы никакая чужая карма не смогла пристать к твоей душе. «Тот, для кого боль и удовольствие равны… тот достоин быть бессмертным». Лучший способ достичь цели — полностью сфокусироваться на выполнении поставленной задачи и никогда не отвлекаться на мысли об успехе. Нужно действовать хладнокровно, освободившись от всевозможных привязанностей, «быть безразличным к успеху или поражению… Все начинания должны быть свободны от желаний и цели». Кришна говорит Арджуне: «Его поступки сгорят в огне знаний, мудрецы называют его великим ученым… Тот, для кого земля, камни и золото — все едино… Тот, для кого хула и хвала — все едино… Свободный от всех желаний… оставаясь в пределах тела, он никогда не чувствует вины… Если же он остается лишь в пределах служения и обряда, он теряет карму».

Отныне можно творить все что угодно, не боясь кармического наказания. Секрет заключается в том, чтобы применять свою йогическую дисциплину для действия, а не для самоограничения, забыть о мотивах своих действий, полностью сконцентрироваться на каждодневной рутине жизни и совершать все свои поступки хладнокровно и бескорыстно. Убивай, если это необходимо, если долг требует этого, но делай это без ненависти, злобы и страсти, и тогда даже море крови не оставит на твоей совести ни единого следа. Локаманья Тилак использовал Гиту для того, чтобы поднять молодых индийских революционеров на борьбу с Британской империей. «Поднимись выше своих страхов и выше уголовного кодекса, — говорил Тилак своим пламенным сторонникам, — погрузись в высокую моральную атмосферу Бхагавадгиты и затем решай, что есть твой долг!» Это было опрометчивым вызовом, и вскоре двое молодых учеников Тилака стали первыми в современной истории Индии брахманами из Пуны, совершившими убийство. Через полвека еще один брахман из Пуны, также используя Гиту в качестве оправдания, совершит убийство Махатмы Ганди и станет «индусским патриотом» в глазах молодых индийцев. Совсем недавно в Мумбаи группа фанатиков-националистов организовала так называемую армию Шивы (Шива Сена), целью которой было «очищение» святой земли Индии от всех «заразных иноземных» влияний, особенно мусульманских и христианских. Карма-йога, таким образом, была использована для того, чтобы оправдать наихудшие проявления антиобщественного поведения и придать сегодняшнему насилию в Индии ауру древней религиозной доктрины.

Однако этот метод самодисциплины с большой пользой применяется многими современными специалистами: врачами, учеными-физиками, бизнесменами, военными, судьями и чиновниками, их эффективное хладнокровие уходит своими корнями к беспристрастной преданности Арджуны своему долгу. Достойна восхищения эта преданность новых индийских лидеров, восходящая к древней индуистской философии, главная идея которой, между прочим, зеркально отображает главную доктрину британской системы образования, где самое главное не выиграть или проиграть, но красиво сыграть. Играть свою игру хладнокровно, не отвлекаясь на результат, сосредоточиваясь исключительно на том, чтобы сделать все хорошо — вот в чем суть сегодняшней экономики Индии, ее политического устройства и ее безопасности. Лидеры современной Индии могут гордиться тем, что таково древнее наследие их цивилизации.

 

Религиозный вайшнавизм

«Если ты думаешь обо мне, — учил Кришна Арджуну, — ты сможешь преодолеть все трудности на своем пути с моей помощью… Всегда думай обо мне, будь верен мне, поклоняйся мне, почитай меня, и ты будешь принадлежать только мне… Я обещаю это, потому что ты дорог мне… Я спасу тебя от всех бед на твоем пути». Этой индуистской преданности — бхакти, пути к освобождению, учил, разумеется, не простой колесничий, а земное воплощение (аватара) великого солнечного бога Вишну. Притягательность религиозного вайшнавизма оказалась сильна настолько, что смогла вернуть себе приверженность большинства индуистов и переманить их от разорительных и неприглядных ритуалов ведического брахманизма к буддизму и джайнизму. Действительно, сам Будда был введен в индуистский круг единоверцев как еще одно воплощение Вишну, подобно Раме. Благодаря гибким способностям бога Вишну, фактически любой герой популярного культа, обнаруженный в Индии, мог быть размещен в пантеоне, составляя часть великой славы, которая вливается в индуистскую реку света.

На заре создания индуистский миф представлял Вишну спящим на тысячеглавом змее на дне космического океана, из его пупка вырос прекрасный лотос, давший жизнь создателю Брахме, сотворившему мир, в котором мы обитаем, после чего Вишну вознесся на небеса, чтобы согреть все. Вынужденный, как бог-солнце, оставаться на небесах, Вишну получает способность передавать часть своих полномочий различным аватарам, каждая из которых «спасает» мир, когда кажется, что демоническая угроза одерживает победу. Возникшая тогда же, когда началась христианская эра, эта индуистская версия спускающихся на землю божественных спасителей, возможно, пережила некоторую эволюцию в процессе моделирования христианской доктрины. Или христианство позаимствовало эту версию из более древних индийских идей? Не исключено, что обе концепции развивались независимо друг от друга.

В своей первой аватаре, в образе большой рыбы, Вишну спас мир от потопа. Затем, как могучая черепаха, он нырнул на дно космического океана, который уже взболтали другие боги, использовавшие гору Меру в качестве мутовки, а священного змея — в качестве веревки до тех пор, пока со дна океана с самой Богиней Матерью Лакшми не появилась такая чудесная вещь, как нектар бессмертия. Позже Вишну явился на земле в инкарнациях вепря и человекольва, а также волшебного карлика, который обманул демона Бали: он попросил дать ему столько земли, сколько смог бы «покрыть в три шага», а затем превратился в гиганта, покрыв вселенную и восстановив на небе и земле надлежащий божественный порядок. Как царь Рама, он спас мир от Раваны, а как Будда, вернул веру многим из тех, кто ее потерял, однако Кришна был его наиболее полным воплощением, он и до сих пор остается одним из самых популярных богов индуизма. Кришна означает «темный», на изображениях он, как правило, синего цвета, часто играет на флейте в окружении коров и восторженных молочниц, сари которых он игриво прячет. Он был, скорее всего, пасторальным героем-любовником, и его возвели в божество в области Матхура к югу от Дели. Он почитается индийцами любого возраста, региона и общественного положения как непослушный ребенок Бала-Кришна, «масляный вор», как любовник прекрасных Радхи, Рукмани и тысяч других девушек, и как мудрый всезнающий гуру Арджуны. Поклонение ему с недавних пор распространилось по всему миру с ростом популярности движения «Сознание Кришны» Свами Бхактиведанта.

Как только движение бхакти завоевало популярность, вокруг святых гуру и поэтов возникли различные школы, которые учили и пели или танцевали, олицетворяя радостный смысл чудесной жизни Шри Кришны, записанной для потомков в наиболее известном из всех индуистских текстов Пуран, Бхагавата-Пурана. Даже простое произнесение имени Кришны считалось в некоторых школах достаточным способом поклонения и преданности, поэтому повторяющаяся мантра «Харе Кришна» так часто слышна на Западе. Культы бхакти, посвященные Шиве и Богине Матери Шакти, появились также в Кашмире, Бенгалии и Тамилнаде, однако самыми популярными индуистскими божествами, почитаемыми с наивной и страстной преданностью, являются Рама и Кришна. Движение бхакти впервые открыло путь к освобождению для индусов низших каст, для неприкасаемых и даже для женщин и рабов. Каждый может обратиться непосредственно к богу за помощью, и если это обращение было достаточно чистым и искренним, это приведет к спасению, или, по крайней мере, бог удостоит вниманием того, кто к нему обращается и рассмотрит его проблему. Появилась иконография, небольшие изображения и гигантские фигуры, сделанные из глины или дерева, из серебра и золота, индусы подносили им пуджи (дары в знак поклонения), обычно это бананы и кусочки кокосов, цветы и молоко, гирлянды и сладости — все, что казалось им красивым, вкусным и ароматным, становилось хорошей пищей для богов. И с каждым даром произносилась молитва; руки сложены в мольбе, тело низко склонилось у очага в священном храме или на скромной кухне, у придорожного камня, обмазанного в белый или синий цвет, под священным деревом баньяна; молящиеся идут босоногими, с открытыми душами, любящими сердцами, низко опущенными головами. «О Владыка Вселенной, помоги мне любить тебя, научи меня, как быть более преданным тебе, твоей чудесной природе и любящему духу!» Поэты-святые, такие как великий Тукарама из Махараштры, живший в XVII веке, слагали свои упоительные любовные песни преданности Кришне, когда бродили от деревни к деревне, исполняя экстатические ночные киртаны, прославляя Кришну под звон цимбал и бой крошечных барабанов. «Слушайте, о благочестивые, — пел Тука, — отбросьте связь с философами. Не ищите мнения людей, но поклоняйтесь Господу!» И по сей день сельские жители Махараштры, считая себя потомками Тукарамы, поклоняются гигантской золотой рыбе, живущей в мелком ручье рядом с местом его рождения. На самом деле он так мелок, что гигантская сытая красивая рыба едва ли там может двигаться, скорее, лишь вяло извиваться и есть брошенную ей пуджу.

В XVI веке раджпутская принцесса по имени Мирабаи так полюбила Кришну, что ушла от своего мужа, для того чтобы посвятить оставшиеся годы написанию стихов и песен своему господу на небесах. «Я оставила семью и друзей, — пела она, — чтобы пребывать среди святых душ… Я поливала своими слезами лианы божьей любви… Мой муж Раджа послал мне чашу с ядом, чтобы я его выпила… Все знают, что Мирабаи влюбилась в бога!» Четыре века спустя, когда Мадлен Слейд, дочь английского адмирала, переехала в Индию, чтобы присоединиться к ашраму Махатмы Ганди, Ганди дал ей имя Мира-Бехн — «Сестра Мира», в память «Святой Миры» и ее беззаветной преданности.

Чайтанья, бенгальский святой бхакти XVI века, был настолько опьянен мифами о бесконечном обожании и страстной любви Радхи к своему господу Кришне, что он, говорят, упивался состоянием постоянного блаженства, воображая себя одновременно и «самим обожаемым» и «самой обожающей». Культы Радхи-Кришны процветали в Тамилнаде и в Бенгалии. В честь любовной истории самого популярного бога Индии и его любимой супруги были созданы бесчисленные бхаджаны (молитвы или песни), стихи, пьесы, танцы и другие формы религиозного искусства. Второй президент Индии, известный ведический философ и отличный оратор доктор С. Радхакришнан, был, как и многие другие жители Южной Индии, назван в честь этой божественной любви.

Поклонение Кришне, как и многие другие индуистские ритуалы, сохраняется в Индии по сей день и отмечается на радостных, шумных и порою непристойных празднествах, которыми столь богат индуистский лунный календарь. Дивали, Праздник огней — индуистский Новый год отмечают в течение трех дней и ночей, это праздник в честь одного из чудес юного Кришны. В истории о нем упоминается, по крайней мере, с XI века, обычно он выпадает либо на наш солнечный октябрь, либо на ноябрь. Могучий молодой Кришна приподнял огромную гору Говардхана одним своим мизинцем для того, чтобы прикрыть ею всех своих коров и молочниц во время ужасного ливня, который мог затопить их. Дивали — это праздник веселья и великолепных декоративных украшений, в этот день индийские дома украшают горящими масляными лампадками, а рога и головы коров красят в различные цвета и украшают колокольчиками, и все это в честь смелого Кришны, спасителя коров и попавших в беду прекрасных дам.

День рождения Кришны, восьмой день темной половины месяца, который индусы называют шравана, либо наш август, либо сентябрь, также является индуистским национальным праздником, который, как правило, отмечается фейерверками и публичным показом прекрасных изображений Кришны. После окончания парада, на следующее утро их предают воде в ближайшем водоеме. Э. М. Форстер описал этот праздник «Гокул Аштами» или, как его еще называют, «Кришна Джаянти» в своем романе «Поездка в Индию», после чего о нем узнали на Западе. «Где же был сам бог, в честь которого собрались все эти люди?» — вопрошает Форстер в последней главе своей великой книги под названием «Храм».

Неразличимый в глубине собственного алтаря, укрытый от посторонних глаз… Его лицо скрыто. Сотни серебряных блюд беспорядочно свалены вокруг него. Надписи, составленные государственными поэтами, висели там, где их невозможно было прочесть… В стране, где никогда не следят за временем, часРождения был выверен с хронометрической четкостью. За три минуты до установленного срока брахман вынес макет деревушки Гокул (Вифлеем в этой туманной истории) и поставил его перед алтарем… Иные крестьяне подумали, что Рождение уже произошло, и начали говорить, что Бог должно быть уже родился, но они Его нигде не видят. Но вот куранты пробили полночь, в этот момент раздались душераздирающие крики, за которыми последовал рев слонов; все, у кого были пакеты с порошком, бросили их к алтарю, и в розовой пыли и благовониях, в хлопках и криках Бесконечная Любовь приняла форму ШРИ КРИШНА и спасла мир… Некоторые подпрыгивали вверх, другие пали ниц; женщины за занавеской захлопали в ладоши и пронзительно завопили.

И так из года в год продолжается индуистское Рождество. И с обрядами весны в конце февраля или в марте приходит «Праздник любви» под названием Холи, прославляющий страстную любовь Кришны к прекрасной Радхе и отмечаемый разбрасыванием цветного порошка и навоза, смешанного с коровьей мочой, во всех, кто проходит мимо, и дикими танцами на улицах до рассвета.

Рама — второй по популярности после Кришны бог среди правоверных индусов. С собственным царством и с целой эпической историей о его необычайной жизни, которую продолжают с восхищением и восторгом читать и слушать индийские дети всех возрастов, Рама в любую эпоху остается неиссякаемым источником вдохновения для художников всех жанров. Рама является индуистским прообразом отважной добродетели, и практически все, что он когда-либо делал, служит уроком правильного царского поведения для знатных кшатриев. Точно так же его прекрасная жена Сита стала образцом индуистской жены. Бог-ветер Марути и бог-обезьяна Хануман являются божественными слугами Рамы и еще одним доказательством его едва ли не сверхбожественного статуса. Хотя его культы и храмы появились значительно позже, чем культы и храмы Кришны, Рама все же стал аватарой раньше, нежели Кришна, будучи седьмым нисхождением Вишну, непосредственно перед Кришной. Рамаяна была переведена на все языки Индии, а Рам является одним из самых любимых имен в современной Индии, так же как «Рам-Рам» и «Хари-Рам» стали излюбленными мантрами. На самом деле существует очень популярный культ поклонников Рамы-Кришны, многие из них приняли имя «Рамакришна» так же, как это сделал один из величайших святых ведантистов современной Индии, чьих учеников, принадлежащих к известному Обществу Рамакришны, можно сегодня встретить во многих странах мира.

День рождения Рамы, девятый (швами) день месяца чайтра (март-апрель), также является индусским национальным праздником, и на протяжении восьми дней до начала праздничных фейерверков повсюду вслух читают Рамаяну, а в многочисленных деревнях и городах играют пьесы по сюжетам великого эпоса. Затем в Айодхью съезжаются паломники со всех уголков страны. Однако самые популярные и самые знаменитые праздники в честь Рамы — это «Девять ночей» (Наваратра) на сюжет о борьбе Рамы с темным демоном Раваной, и «Десятый день» (Дасара), этот праздник происходит в индусский месяц ашвин (сентябрь-октябрь) в честь триумфального возвращения Рамы с его невестой Ситой в Айодхью. Вскоре после возвращения домой Рама был посвящен в раджи, после чего настал золотой век правления Рамы (Рама-раджья), он совпал по времени с чудом, совершенным юным Кришной. Таким образом, у праведных индусов есть две причины для праздничного освещения своих домов и раскрашивания стен и коров в честь Нового года Дивали. Это время радости, духовного перерождения, время подарков и обетов, как всякий Новый год в любой стране мира, только в Индии всего этого намного больше. Для большинства индийцев Кришна и Рама все еще живы, так же как ужасные демоны Бали и Равана, чье коварство всегда подстерегает нас за каждым темным углом. Эта борьба не имеет конца, исход ее всегда висит на волоске, поэтому богам для победы нужна моральная поддержка.

Праведный индуизм, будь то вайшнавизм, шиваизм или шактизм, в его теистических формах является жизненно важной, личной формой страстного поклонения и самым популярным в Индии направлением традиционной религии. Индуистские храмы построены для того, чтобы разместить в них бога, его божественную супругу, их детей и слуг, животных и сверхъестественные «транспортные средства» (ваханы), а также множество брахманов, которые живут в стенах или на территории храмов со своими семьями. Иные храмы высечены из одной скалы, другие, подобно городам, окружены стенами, которые простираются на милю и более, огораживая многочисленные строения, открытые пространства и водоемы. В Индии бесчисленное количество храмов, но еще больше их разрушено временем или разорено грабителями-захватчиками. Повсюду можно видеть богов, вытесанных из твердого мрамора или из мягкого камня, ярко раскрашенных, пышно разряженных и вычурно декорированных гирляндами ежедневно срываемых свежих цветов: ноготков и жасмина, орхидей, гибискуса, цветков апельсина и роз. Повсюду слышен звон колокольчиков, он призван привлечь внимание бога к еще одному босоногому просителю, только что переступившему порог храма в отчаянной нужде и надежде на малую толику божественного времени, он просит о решении проблемы, на борьбу с которой у него может уйти целая вечность.

Индуистский храм — это подлинный микрокосм, не только дом богов, в честь которых он возведен за огромные деньги, но в каком-то смысле отражение самой Индии, со всей ее святостью и пошлостью, с ее крайностями, с чрезмерным богатством и ужасающей нищетой, мольбами о власти и смирении, бессмертной красотой и радостью, безжалостной болью, болезнями и скорбью. Все это есть в храме, вибрирующим цветами и звуками, бьющим в ноздри запахом благовоний, перемешанных с навозом — от нищих попрошаек с переломанными конечностями до сияющих вечной молодостью многоруких богов. «Сита-Рам, Хари!» Бритоголовые брахманы ходят кругами и распевают песни на санскрите, размахивая мерцающими лампадками перед широко открытыми глазами божественных образов, чье молчание может сравниться только с проникнутыми благоговением лицами истинно верующих. Они смотрят прекрасными умоляющими глазами, более красноречивыми в своей убогой преданности, чем все неразборчивые мантры наскучивших каждодневной рутиной брахманов. Священные коровы и блеющие козы, бьющие крыльями воробьи, вороны, ящерицы и мыши — все они там, они часть этой вселенной, которая и есть храм. «Сита-Рам, Хари!»

 

Высокая философия индуизма

Шесть классических концепций (даршан) философской мудрости возникли на заре индуизма, в эпоху империи Гуптов. Высокое образование в индуизме начиналось с запоминания одной или нескольких Вед и стремления к достижению контроля по крайней мере над одной из этих шести философских систем как вспомогательного средства к достижению мокши. Йога, которая ныне представляет собою систему, в базовых формах, как правило, изучалась всеми «дважды рожденными» индусами. Вместе с йогой часто изучалась санкхья (исчисление), обе эти системы считаются очень древними, вероятно доарийскими. Философы санкхьи рассматривают мир как дуалистический, в сущности, состоящий из материи (пракрити). Из нее вообще явились двадцать три «объекта» мысли, вещества и ощущения, а также дух или душа (пуруша), которая стоит отдельно, почти так же атман позже стоял бы отдельно от тела, которое он оживляет. Пуруша — это мужское начало, буквально «мужчина», а пракрити — женское; следовательно, дуализм сексуален по своей природе. Эта система очень похожа на джайнизм, и она по сути атеистичная, самовозникающая, саморегулирующаяся и самоподдерживающая, она предполагает ровно столько душ, сколько существует тел, требующих оживления. Три нити (гуны) человеческой природы впервые были положены в основу санкхьей и потом были повторены в Бхагавадгите и других индуистских текстах более позднего времени — это саттва (истина), раджас (страсть) и тамас (тьма). У хороших людей, очевидно, преобладает саттва, у страстных — раджас, а у скучных или бесполезных — тамас. Такой была самая ранняя индийская попытка психоанализа, это похоже на теорию древних греков о жидкостях тела или на то, что сегодня мы могли бы назвать химическим анализом влияния желез на человеческое поведение.

Индуистские логики разработали собственную, очень сложную философскую концепцию, называемую ньяя (анализ). Адепты ньяи надеялись достичь освобождения логически, и, возможно, поэтому ньяя привлекала гораздо меньше последователей, чем другие, менее строгие в своих эпистемологических анализах. Пятичленный силлогизм ньяи сложнее своего греческого аналога: чтобы доказать общее утверждение, он требует другого конкретного суждения, например: «Гора в огне». Причина — дым с горы — не вполне достаточна для осторожных индийских мыслителей; поэтому, следует пример: «На кухне, где есть дым, есть и огонь». Теперь можно применить известный пример к случаю горы, заключая: «Следовательно, на горе есть огонь». Гениальные древнеиндийские философы также полагали, что при входе в одну и ту же комнату можно почувствовать как холод, так и тепло, поскольку то, как кто-то чувствует себя в новых условиях, действительно, зависит от атмосферы в том месте, которое он только что покинул. Таким образом, при одной и той же температуре, приходя из более теплой комнаты, кто-то чувствует холод, а приходя из холодной комнаты — тепло.

Четвертая классическая философская система Индии, которую принято сравнивать с нашим «атомистическим» анализом физического мира, называется школа вайшешики (индивидуальных качеств). Вся природа состоит из различных «атомов», каждый из которых является вечным, но соединяется с другими атомами для образования множества различных веществ, которые мы называем материей. Как и санкхья, вайшешика ставит в основу дуализм души, но есть и особое божество — Брахма, он создает атомы, приводит их в движение в начале каждого цикла, а в конце своего «дня», длящегося многие миллионы лет, разрушает путем фрагментации сложных молекулярных структур, разбивая их на первичные блоки атомов. Логики приняли на вооружение эту «атомистическую» школу, традиционно став во главе науки и поддерживая тем самым замечательную древнеиндийскую математическую традицию, в новейшей истории она дает о себе знать лидерством Индии по количеству лауреатов Нобелевской премии в нескольких областях фундаментальных исследований.

Ученики ведической школы Пурва-Мимансака (Первое Исследование) сосредоточились исключительно на изучении ведических гимнов Риг и на восстановлении алтарей сомы, где в древности приносились жертвы Индре, Агни, Варуне и другим ведическим богам. Этот остаточный брахманизм имел некоторое применение как с исторической, так и с лингвистической и этнографической точек зрения, но вряд ли можно было ждать от него новых философских идей. Однако последняя из шести концепций, Веданта (Окончание Вед), оказалась плодотворной в этом отношении, и многие ее школы получили широкое распространение по всему миру. Ведантисты были наиболее яркими и знаменитыми из всех индийских философов, начиная с великого Шанкара, южноиндийского брахмана, который учил, главным образом, в течение первых двух десятилетий IX века. Он разработал свою недуалистическую (Адвайта) школу Веданты, которая затем была развита Свами Вивеканандой, этим «Святым Павлом» Рамакришны и доктором С. Радхакришнаном.

Упанишадский мистицизм был основой учения Шанкары. Ее единственной реальностью был Брахман, трансцендентная универсальная душа, идентичная атману — невидимой человеческой душе. Все, о чем мы думали, все, что видели в мире имен и форм, было майей, иллюзией. Эта великая иллюзия в силу нашего космического невежества обманывала нас, играла с нами и разыгрывала нас. Шанкара развил более ранние упанишадские аргументы, используемые для того чтобы «доказать», что лишь невидимый дух реален и пронизывает вселенную. Мудрый Уддалака так учил своего сына Шветакету.

Подобно тому, дорогой мой, как пчелы, приготовляя мед, собирают соки различных деревьев и делают из них один сок, и эти соки не различают себя там, говоря: «Я — сок этого дерева», «Я — сок того дерева», так же точно и все эти существа, достигнув Сущего, не знают, что «Мы достигли Сущего». Кем они были здесь — тигром, или львом, или волком, или вепрем, или червем, или крылатым насекомым… тем они и становятся вновь. И эта тонкая сущность — основа всего существующего. То — Реальность (Брахман). То — Атман (Душа), Ты — одно с тем (Тат твам асы).

Или возьмем другой пример: «Если бы, дорогой мой, ударили по корню этого большого дерева, оно истекло бы древесным соком, но продолжало жить. Если бы ударили посередине, оно бы тоже истекало, продолжая жить. Если бы ударили по верхушке… будучи проникнуто живым Атманом, оно продолжало стоять». Затем он просит сына «принести сюда плод ньягродхи (смоковницы)», разъять его и отделить одно из семян, спрашивая: «Что ты там видишь?» Сын отвечает: «Ничего, почтенный». Уддалака продолжает: «Поистине, дорогой мой, вот тонкая сущность, которую ты не воспринимаешь… благодаря этой тонкой сущности существует Святая Ньягродха. То — Действительное. То — Атман, Ты — одно с тем, Шветакету».

Затем мудрец велит сыну поместить немного соли в кастрюлю с водой и принести ее ему утром. Он просит сына попробовать воду сначала с одной стороны, затем с другой, а затем из середины, спрашивая каждый раз: «Какая она?» Ответ неизменно: «Соленая». — «Поистине, дорогой, ты не видишь здесь соли, но она здесь есть. И эта тонкая сущность — основа всего существующего. То — Реальность. То — Атман, Ты — одно с тем».

Шанкара стремился снять с глаз своих учеников все завесы, чтобы помочь им осознать единство субъекта и объекта, свое внутреннее и внешнее, общее единство бытия, как душу. Многие рассказы повествуют о его великом учении, в том числе рассказ о медлительном студенте, который долго не мог уяснить смысл изречения Тат твам аси и его отождествления Брахман-атман, пока однажды утром, в миг озарения не понял этого. Вскочив в волнении, студент выбежал на улицу, крича: «Да, я одно с деревьями, с воздухом и небом, я одно с дорогой и птицами». К нему быстро приближался огромный слон, погонщик крикнул: «Убирайся с дороги, дурак!». «Я одно со слоном!» — закричал опьяненный мудростью мальчик, и слон обхватил его за туловище, поднял высоко и больно швырнул вниз на пыльную дорогу. Бедняга, весь в синяках, притащился обратно в хижину своего гуру. «Боже мой, что случилось?» Тот грустно поведал свою историю, сказав в заключение: «Боюсь, я не понимаю изречения Тат твам аси». — «Ты почти понимаешь, — объяснил Шанкара. — Это правда, что ты одно с деревьями, дорогой и слоном, но ты также одно с его погонщиком, и когда он велел тебе убираться с дороги, ты должен был так и сделать».

Подобным образом более поздние ведические мистики, такие как неграмотный Рамакришна, живший в XIX веке в Калькутте, напоминали слушателям: «Ночью на небе вы видите много звезд, но вы не найдете их, когда восходит солнце, можете ли вы сказать, что в небесах днем нет звезд? Так вот… поскольку вы не постигаете Бога в дни своего невежества, не говорите, что Бога нет». Если бы мы «искали Бога», учил Рамакришна, мы должны были бы искать его в нашем брате «человеке». Он использовал упанишадские примеры и аналогии, разумеется, с некоторыми изменениями, отмечая, что хотя люди говорят на разных языках и называют воду различными именами, но то, что они пьют — это одно и то же вещество, и хотя адепты различных религий называют Бога многими именами, он всегда остается единственным Богом. Посланником Рамакришны на Западе был его величайший ученик Свами Вивекананда (1863–1902), он приехал в Чикаго в 1893 году на Всемирный парламент религий и поразил всех своим золотым голосом и ведической мудростью. «Если вы не можете видеть Бога в человеческом обличье, как вы можете видеть его в облаках или на снимках, сделанных из скучной, мертвой материи? — вопрошал он. — Я буду полагать вас верующими с того дня, когда вы увидете Бога в мужчинах и женщинах, и тогда вы поймете, что означает подставить левую щеку тому, кто бьет тебя по правой. Когда вы видите человека как Бога, все, даже тигр, будет благом. Все, что приходит к вам, это лишь Господь, Вечный, Благословенный, являющийся нам в разных формах… наша собственная душа, играющая с нами».

Мечтой Вивекананды было не что иное, как «завоевание Индией всего мира», по крайней мере, философское завоевание. «Вперед, Индия, и завоюй весь мир своей духовностью! Да, как было сказано вначале, любовь должна победить ненависть, ненависть не может победить себя. Материализм и все его напасти никогда не могут быть побеждены материализмом. Армии, когда они пытаются покорить армии, только множатся и совершают злодеяния. Духовность должна завоевать Запад… Героические борцы покидают родину и распространяют по миру великие истины Веданты. Мир хочет этого; без этого мир будет разрушен. Весь западный мир находится на вулкане, он может взорваться завтра, развалиться на куски завтра». Это пророчество прозвучало менее чем за два десятилетия до начала Первой мировой войны. Махатма Ганди только что отправился в Южную Африку и был еще никому не известен, а сам Вивекананда умер лишь десятью годами позже, измученный лихорадкой своих неистовых миссионерских усилий, пытаясь спасти человечество от его чудовищных машин. Однако задачи самореализации пустили корни, и менее чем через сто лет махатмы, махариши и гуру на многих языках будут вновь повторять высокие индуистские истины о ведической мудрости и силах любви, о божественности души, и о том, что истинная правда — это Бог.

 

Ислам в Индии

Суть и смысл ислама — «подчинение» законам и воле Аллаха, Всемогущего, Всезнающего, Сострадательного, Милосердного, Создателя Вселенной и всех, кто ее населяет. Он будет председательствовать на Страшном Суде, когда откроется каждая могила, и каждый человек встанет перед его троном, где ему будет назначено его вечное место — в раю или в аду, в зависимости от того, насколько хорошо или плохо он подчинялся, прожил ли он жизнь на земле, как истинный мусульманин или как заблудшая безбожная душа, опутанная сатаной и брошенная в огонь его ужасного подземного царства. Истинные слова всемогущего Бога были открыты его последнему пророку Мухаммеду в VII веке христианской эры и «поведаны» (Коран) ему архангелом Джебраилом. Эти священные отрывки из божественного послания, которое будет полностью раскрыто только на Страшном Суде, сохранены на арабском языке в Книге Бога, которую почитают все мусульмане — в Коране.

Чтобы быть мусульманином, нужно всего лишь утверждать, с искренним убеждением и на арабском языке, что «нет бога кроме Аллаха и Мухаммед — пророк его». Истинному и истовому мусульманину следует молиться пять раз в день, повернувшись в сторону Мекки, где ислам был основан Пророком в 622 году нашей эры, когда он бежал (хиджрат) в Медину. По пятницам полуденная молитва должна проходить вместе со всеми, во дворе мечети. Мусульмане также вкладывают часть своего богатства в «демократическую общину» (умма) верующих и благочестивых, они должны раздавать милостыню бедным «во имя любви к Аллаху» и соблюдать пост в девятый лунный месяц Рамадан, от восхода солнца до его заката. И, наконец, хотя бы раз в жизни истинный мусульманин должен совершить паломничество в Мекку, на родину Пророка и место, где он был похоронен. Существует много других исламских законов и традиций, в исламе вера построена на законах и традициях, связанных с Пророком; поэтому истинные мусульмане никогда не должны есть продукты из свинины или пить вино, но им разрешено иметь до четырех жен.

Для мусульман также важно жить в стране, где правят мусульмане, стране, которая является «Дар-аль-Ислам», в противном случае они находятся в так называемом Дар-аль-Харбе — «стране в состоянии войны» — и тогда, в случае необходимости, их цель — джихад (священная война) против неверных. Ничто не гарантирует мусульманину место в раю так быстро, как смерть в борьбе за ислам, за Бога Всемогущего. Поскольку Бог всемогущ и настолько изумителен, что не поддается человеческому воображению, ни он, ни кто бы то ни было из его посланников и ангелов никогда не должны изображаться в облике человека, следовательно, единственные украшения мусульманской мечети — геометрические узоры или каллиграфические надписи. Арабские слова из Корана, часто украшающие высокие фасады-ширмы, высечены из мрамора или камня, и инкрустированы драгоценными камнями, серебром или золотом. В особые дни исламского года, посвященные рождению Пророка и явления к нему архангела со словами Бога, на жертвенных фестивалях (Идах) благодарят Бога, а затем на мусульманских алтарях обезглавливают коз или овец, или коров, это ничтожнейшие знаки человеческой благодарности Всемогущему.

Ислам зародился в Саудовской Аравии и остается столь же далеким от индуизма, как эти пустынные земли удалены от гхатов Матери Ганги в Варанаси. Никто и никогда не может знать, сколько богов заключает в себе индуизм, ведь даже каждая корова и каждый брахман верят в свою причастность к божественному. Некоторые индусы уверяют, что существует не менее 330 миллионов богов, хотя в Ригведе названы только тридцать три. Индуистские храмы с их высокими вратами и стенами, покрытыми изображениями обнаженных богов и сладострастных богинь, остаются источником постоянного раздражения в глазах и умах мусульман, в то же время мусульманские мясники провоцируют гнев и ярость индусов каждый раз, когда на бойню ведут корову или ее теленка. Однако индусы и мусульмане сосуществовали на землях Южной Азии более тысячи лет, и в бесчисленных индийских деревушках и небольших городах они по-прежнему живут бок о бок, храм и мечеть находятся в пределах видимости друг друга, муллы и брахманы ходят по одним и тем же улицам и базарам.

К XIX веку большая часть мусульманского населения, а это четверть от общей численности населения Южной Азии, состояла из потомков смешанных индуистских и мусульманских семей или потомков индусов, обращенных в ту или иную нетрадиционную или мистическую секту ислама. Общее количество арабских, персидских, афганских, турецких и монгольских мусульманских завоевателей, которые вначале покоряли, а затем жили в Индии, никогда не было более одного или двух процентов от общего населения этого субконтинента.

Затем, если говорить о происхождении, то большинство индийских мусульман являются индийцами, и многие из тех, кто стал последователем мистических суфийских путей к Богу, как учат этому святые исламские пиры в Кашмире, Лакхнау или в Бенгалии, похожи на индуистских последователей вайшнавизма гораздо больше, чем на правоверных мулл. К чему тогда все это религиозное насилие? Насколько существенной, на самом деле, является антипатия между исламом и индуизмом? Было ли возникновение Пакистана неизбежным? И если так, то решило ли это какие-то проблемы? Или его существование с 1947 года просто обострило и вывело на международный уровень то, что до этого было внутренней проблемой?

Индия не единственная страна в мире, которая страдает от религиозных конфликтов. Протестанты и католики в религиозных войнах убивали друг друга больше, чем индуисты и мусульмане. В Северной Ирландии они прекратили это делать лишь несколько лет назад, в то же время в Ливане евреи, христиане и мусульмане, кажется, втянулись в периодические, и хорошо, что не постоянные, военные конфликты. Но ни эти две или двадцать две войны не оправдывают других войн, ни тем более никакой предрассудок не может служить основанием другого предрассудка. Индуистско-мусульманская антипатия не уникальна, и индуистско-мусульманского сосуществования в Южной Азии невозможно было достичь и поддерживать в течение длительного времени. Акбар, возможно, ближе всех подошел к этому и во времена империи Моголов смог создать сильный и беспристрастный режим, при котором большая часть подданных, исповедуя свою веру, могла чувствовать себя в безопасности. Несколько не столь известных, но не менее толерантных императоров Моголов и некоторые мусульманские низамы Хайдарабада оказались прозорливыми правителями и обошлись без жестоких репрессий по отношению к индусам.

Британское правление также было довольно успешным в плане плюрализма, по крайней мере, до тех пор, пока более заботилось о прибыли, нежели о спасении душ местного населения, и пока поддерживало фиктивные построения Дюпле, позволявшие большинству индийцев верить, что ими продолжают управлять их собственные монархи и что они платят налоги местной аристократии. Религиозные различия не исчезали за время этих периодов относительного внутреннего спокойствия, и мусульмане, которые присоединились к Британской Индийской армии, не стали индуистами или сикхами. Такой плюрализм мог поддерживаться в Индии, как и любое другое проявление кастовой системы, позволяя различным религиозным группам исповедовать свою веру, как они того желали, без постороннего посягательства или вмешательства. Границы были начертаны, религиозные заграждения размечены и поддерживались, оборонительные периметры охранялись высшей или, по крайней мере, беспристрастной властью, и отдельных фанатиков, которые становились дикими и пытались взять закон в свои руки, ожидало наказание, быстрое, строгое, объективное. Мир мог бы сохраниться. До тех пор, пока его хотели сохранять.

Напряжение в обществе возросло, как только доли политического и экономического участия во власти, сохраняемые британской Короной, стали доступнее и привлекательнее для индийских претендентов. Был ли это либеральный модернизм, превративший затем Южную Азию в поле боя религиозных войн? Была ли это всего лишь перспектива демократических парламентских выборов? Очевидно, что единственной причины было бы недостаточно для того, чтобы вызвать столько ненависти и кровавого насилия, которое, в конце концов, вырвалось наружу на пороге независимости. Однако реальная политическая власть имеет свои привлекательные стороны везде, не только в Южной Азии. Еще в Британской Индии место в Совете вице-короля или в Законодательном собрании означало больше, чем просто один голос при голосовании за законопроект, который может повлиять или нет на содержимое карманов миллионов. За этим также стояло влияние, доступ к финансовой информации любого рода, к должностям магистрата и ко всем прочим ветвям права, а, кроме того, громоздкий и сложный механизм бюрократического управления и вооруженных сил. Следовательно, недобросовестное использование такого влияния членами одной общины могло бы легко поставить членов другой общины в сравнительно неблагоприятное положение. Это могло помешать кому-то найти работу или дать образование детям, обложить налогом чье-то имущество, затруднить доступ к воде или энергии, к новым дорогам, к дорогой земле, наконец, чтобы построить на этой земле новую мечеть или новый храм, новый мусульманский колледж или индуистский университет.

Существовало много способов разжечь сухой трут религиозных предрассудков, которые разбросаны в каждой индийской деревне, наряду с мусором, в таком мусоре в самых темных трущобах каждого городка роются любящие копаться в грязи свиньи. Всегда был хотя бы один недовольный мусульманин, готовый вспыхнуть при первом же звуке приглушенной музыки, когда он направлялся в свою мечеть в пятницу, а мимо проходила индуисткая свадебная церемония или похороны, выбрав при этом самый худший маршрут из всех возможных. И всегда находился хотя бы один молодой брахман, готовый убить, если это было необходимо для спасения жизни священной коровы, которую мусульмане вели на бойню, или готовый при любых обстоятельствах бросить визжащую свинью в ближайшую мечеть или мусульманский дом. Такие факелы доктринальных различий, пропитанные легковоспламеняемым керосином, тлеющие от жара отчаяния и неуверенности в себе, существовали всегда. Бессильная ярость при виде того, как чья-то жена улыбается мужчине из другой общины, или при виде чьей-то дочери, уведенной любовником, чья семья, как семья Ромео, пришла не с той стороны города. Неважно, реальные или воображаемые, невидимые искры всегда парили в воздухе, и они в любой момент могли превратить холодные факелы в смертоносное оружие. Просто скажи слово, закричи: «Этот мусульманин изнасиловал ее!», «Вон тот индуист, который коснулся платка моей жены!», «Смотрите, они ведут мою бабушку на бойню!», «Он плюнул на наш храм!», «Он бросил свинью в нашу мечеть!»

Англичане, в принципе, пытались сохранить баланс. Очевидно, что мир был в интересах тех иностранных чиновников, которые жили в Индии, а также в интересах представителей всех коренных религиозных общин в стране. Тем не менее подобно индуистам и мусульманам, британцы имели собственные предрассудки и предпочтения, индивидуальные и общинные, личные и доктринальные. Они были всего лишь людьми, хотя временами пытались вести себя как боги, особенно в Индии. Или как дьяволы. Первый раздел Бенгалии мог быть невинной административной ошибкой. Или, возможно, это был сознательный или бессознательный выбор промусульманского или антибенгальско-индуистского предубеждения со стороны вице-короля или его секретаря, или нового вице-губернатора, или одного из советников государственного секретаря, или всех вышеперечисленных? Теперь это уже вопрос академический.

Реальные исторические последствия убийственного воздействия того первого раздела на общины оказались никак не академическими. Точно так же, как влияние резни Джаллианвала-багха 1919 года имело решающее значение в стимулировании националистической «революции» Индии и свело на нет ее прежний умеренно-либеральный курс, первый раздел Бенгалии обострил политические аппетиты мусульман и их вкус к власти. Таким образом, возникновение Мусульманской лиги в Дхаке (Дакка) в следующем году и создание блока мусульманских политиков, которые продолжали бы настаивать на большем количестве мест для мусульман, большем количестве голосов для мусульман и большем мусульманском влиянии на политическое будущее Индии. Аналогично, формула «независимого мусульманского электората», представленная вместе с Законом об индийских советах от 1909 года, усилила, во всяком случае среди элиты, идею о реальном политическом значении мусульманского самосознания в Британской Индии. В Законе о правительстве Индии от 1919 года и в Законе от 1935 года, и в Общинном решении премьер-министра (1932) правительство Великобритании сформулировало свое понимание мусульманского интереса, того, что делало обязательным для мусульманских избирателей голосование отдельным блоком за своих кандидатов-мусульман. Как могли индийцы обрести единое чувство национального самосознания, если каждый раз, когда они шли голосовать или участвовали в опросе, им приходилось отвечать, кто они — индуисты, мусульмане или христиане?

К тому же, после 1937 года мусульманские лидеры, такие как Мухаммед Али Джинна, утверждали, что для мусульман более болезненно, унизительно и опасно жить под «властью индуистов», чем когда-либо быть субъектами Британской Индии. Джинна и его помощники из Мусульманской лиги собирали отчеты в провинциях Британской Индии, которыми управляли автономные министерства Индийского национального конгресса, и доказывали мусульманам, что они стали в лучшем случае гражданами второго сорта на тех землях, которыми правили на протяжении веков. В нескольких отчетах лиги были предъявлены факты дискриминации в судах, в сфере занятости, образования и бизнеса. Лидеры Конгресса были людьми непредубежденными. Не только Неру и Ганди, но и мусульманин Маулана А. К. Азад, правоверный алим (мусульманский ученый), который занимал должность президента Конгресса на протяжении Второй мировой войны и стал первым министром образования при Неру — все они пообещали расследовать каждое дело, чтобы привлечь к ответственности виновных, изменить процедуры, требующие изменений, и сделать все, что должно быть сделано, для восстановления веры мусульман в беспристрастность Конгресса. Но было уже слишком поздно.

Джинна, лидеры Мусульманской лиги, которые работали вместе с ним, а также мусульманские избиратели, которые в подавляющем большинстве поддерживали их после войны, больше не доверяли своим соотечественникам из Конгресса. «Нынешнее руководство Конгресса, — говорил Каид-и-Азам Джинна членам своей лиги в Лакхнау в декабре 1937 года, — несет ответственность за отчуждение мусульман в Индии все больше и больше, ведя политику исключительно индуистскую… Восемьдесят миллионов мусульман в Индии держат… свою судьбу в своих руках, и как крепко сложенная, твердая, организованная, объединенная сила, они могут встретить любую опасность и противостоять любой оппозиции». В начале следующего года в Карачи Джинна говорил о мусульманской национальной цели, но ничего не происходило до марта 1940 года, когда в Лахоре он во главе Мусульманской лиги, наконец, выступил с требованием создания независимого мусульманского национального государства под названием Пакистан. «Мусульмане не меньшинство, — говорил президент Джинна своей лиге в Лахоре, — мусульмане — нация… Проблема Индии не межобщинного, а явно международного характера, и она должна рассматриваться как таковая. Если британское правительство, на самом деле, всерьез озабочено миром и счастьем людей этого субконтинента, единственный курс, открытый для всех нас, — позволить крупным нациям обрести свою отдельную родину, разделив Индию на автономные национальные государства».

Махатма Ганди назвал это лахорское решение вырезать мусульманскую «Землю чистых» (Пакистан) из тела Индии политической «вивисекцией Родины». Другие лидеры Конгресса, такие как первый индийский генерал-губернатор Индии С. Раджагопалачари из Мадраса, посчитали предложение Джинны «признаком больной психики». Неру полагал эту идею фантастической. Большинство британских чиновников точно также считали ее опасной, непродуманной или просто нереальной. Однако Джинна настаивал на том, что Пакистан не только возможен, но чрезвычайно важен для мусульман Южной Азии, которые уже не могли жить под «тиранией чужеродных индуистов». В марте 1945 года Джинна заверил братьев-мусульман, что, хотя темные «силы» и «враги» всегда «работали вокруг нас»… «я держу руку на пульсе мусульманской Индии, и я уверен, что… Пакистан — наш… Инша-Аллах (волей Бога), мы победим». Боевым кличем лиги, а к концу войны и обычным приветствием, стал клич «Пакистан зиндабад!» («Победу Пакистану!»).

«В то время как мусульманская Индия безуспешно перепробовала все возможности найти мирное решение индийской проблемы компромиссным и конституционным путем, и в то время как Индийский национальный конгресс при попустительстве британцев согласился на создание в Индии кастового индуистского государства», Джинна и его лига в середине лета 1946 года решили, что мусульманам пора прибегнуть к прямому действию, для того чтобы добиться образования Пакиста-на … «чтобы избавиться от британского рабства и будущего кастово-индуистского господства». Через несколько недель началась «Великая резня в Калькутте», тысячи трупов гнили на улицах «Города Страшной Ночи» Киплинга. Эта трагическая резня положила начало фактической гражданской войне, которая распространилась от Бенгалии до Бихара и через Пенджаб до северо-западной границы. Религиозные различия и правоверное рвение были тем топливом, которое поддерживало зажженные однажды пожары, а политические амбиции, страхи и макиавеллиевские методы лидеров Мусульманской лиги, Конгресса и Британской Индии спровоцировали первоначальную вспышку. Тем не менее если бы последний британский вице-король лорд Маунтбеттен не столь фанатично настаивал на поспешном разделе Пенджаба и Бенгалии к середине августа 1947 года, а подождал бы до июня 1948 года — до срока, отведенного ему кабинетом премьер-министра Эттли — и использовал эти драгоценные месяцы для того, чтобы попытаться привести Конгресс и Лигу к согласию относительно унитарной Федерации для Индии, трагедии раздела можно было бы избежать. Некомпетентный Маунтбеттен игнорировал неоднократные предупреждения и просьбы со стороны как Махатмы Ганди, так и Каид-и-Азама Джинны — мудрейших лидеров Индии, которые безуспешно умоляли его не спешить с выводом британских войск из Индии, Южная Азия оставалась беззащитной перед паникой и страшными бедствиями раздела.

Образование Пакистана в 1947 году не привело к урегулированию индуистско-мусульманских разногласий и не положило конец индуистско-мусульманским конфликтам. Напротив, все старые общинные проблемы остались неизменны, свинья по-прежнему была проклятьем для мусульман, а корова оставалась священной для индуистов, продолжавших поклоняться своим пышнотелым и многоликим богам, тогда как мусульмане молятся лишь Аллаху. Шесть миллионов индуистов и сикхов бежали из Пакистана в первые недели и месяцы после раздела, и около миллиона беженцев не дошли до Индии, умерли в пути, были убиты в поездах, которые превратились в гробы на колесах. Почти столько же мусульман бежало в противоположном направлении, и четверть из них, старики и дети, умерли в течение года после выселения. С тех пор соперничество за плодородные земли штатов Джамму и Кашмир с их снежными вершинами удерживают Индию и Пакистан в состоянии непрерывной войны. Мусульманское население Индии в большинстве своем осталось лояльным к своей вековой демократической республике. Тем не менее время от времени возникают кровавые индуистско-мусульманские погромы, особенно часто в Мумбае и по всему многонациональному Гуджарату, в переполненной Колкате, а также в Патне. Причинами становятся все те же общинные конфликты, которые были до разделения: сексуальные домогательства, шумная музыка у мечетей, забой коров, осквернение свиньями или предубежденность чиновников. В последнее время убийственные акции Аль-Каиды и террористов-смертников усугубили проблему — были подорваны пригородные поезда в Мумбаи, индуистские автобусы и переполненные базары, невинные люди были убиты фанатиками в Нью-Дели и Бангалоре, в Гуджарате и Мумбаи.

 

Сикхизм

Сикхизм — религия «учеников» или «студентов» — была основана гуру Нанаком (1469–1539), индусом из Пенджаба, он изучал персидский и арабский языки, а также санскрит. Воспитанный в исторической среде религиозного (бхакта) индуизма и мистического исламского суфизма, Нанак впитал многое из священных учений Индии конца XV века, прежде чем его постигло мистическое озарение, которое привело к рождению его веры.

«Нет ни индусов, ни мусульман, — учил гуру Нанак. — Есть лишь Единое Сущее — творец и первопричина всего… Бог един». Повторение нама (имени) бога — один из обычаев поклонения сикхов, другим является тяжкий труд, а третьим — дележ доходов от тяжкого труда. Первый гуру был замечательным человеком вдохновенной мудрости, он радушно принимал в свою веру всех учеников, женщин наравне с мужчинами, он не делал различий для каст и религий — в сикхизме отменена сексуальная и иерархическая дискриминация, присущая индуизму. Там все вместе делили стол, всем были рады, своим и чужим, это еще один обычай сикхов, самый эгалитарный из социальных обычаев.

Гуру Нанак проделал пешком путь от Северной Индии до Бенгалии, по дороге он проповедовал свое, ниспосланное богом, слово и обрастал учениками, благодаря своей смиренной доброте и преданности богу. Первый гуру был великим странником, он путешествовал на юг, в Шри-Ланку, и далеко на запад, до самой Мекки, где он спал в мечети Кааба, а затем возвратился в Пенджаб через Багдад и Афганистан. Девять гуру были преемниками Нанака и почитались всеми сикхами как божественные учителя.

Гуру Ангад (1539–1552) записал сборник молитв гуру Нанака и его жизнеописание пенджабской прописью, которая получила название гурмукхи (письмо гуру) и графически закрепилась во всех священных писаниях сикхов. Подобно тому как санскрит является священным языком индуизма, а арабский — ислама, пенджаби — язык, священный для сикхизма. Поскольку гуру Нанак верил, что бог не имеет формы, сикхи не поклоняются идолам или божественным образам, однако их самый священный предмет — это книга с божественным писанием гуру, Гуру Грантх Сахиб, которую составил пятый гуру — Арджун (1581–1606). Гуру Рам Дас (1574–1581), предшественник Арджуна, основал священный город сикхов Амритсар (нектар бессмертия), в центре которого был родник, названный Амрит (нектар) из-за целебных свойств его свежих, бурлящих вод. Гуру Арджун выстроил прекрасный храм (Гурдвару, буквально «Врата гуру») около священного бассейна. Этот самый известный сикхский храм в Амритсаре был назван сикхами Хармандир Сахиб, но позже британцы стали называть его Золотым храмом, так как его стены и персидский купол в центре священного пруда были покрыты чистым золотом.

Вскоре после завершения строительства храма Хармандир Сахиб и водворения священного писания Гуру Грант Сахиб внутрь его покрытого золотом мраморного святилища, распахнутого на все четыре стороны, что символизирует всемирную открытость веры сикхов, гуру Арджун был замучен мусульманским императором Дели Джахангиром. «Из всех религиозных законов высшим является молитва и хорошее поведение», — писал гуру Арджун, первый гуру сикхов, который принял мученическую смерть за свой принципиальный отказ склониться перед императором Великих Моголов или отказаться от своей веры и принять ислам. Сыну гуру Арджуна, Харговинду, было всего одиннадцать лет, когда он стал гуру, но, поклявшись отомстить за убийство отца, он перепоясался двумя мечами, один из которых символизировал его светскую власть, а другой — власть духовную, над учениками. И они верно следовали за ним в течение тридцати восьми лет. Гуру Харговинд возвел стальную «Башню бессмертного бога» (Акал Тахт), обращенную к храму Хармандир Сахиб, и из этой новой временной штаб-квартиры сикхизма седьмой гуру руководил своим умножающимся войском, вооруженным и готовым противостоять любой силе и сражаться с Великими Моголами от Дели до Амритсара. Таким образом, недавнее военное противостояние и продолжающийся конфликт между Амритсаром и Нью-Дели, как и большинство проблем современной Индии, имеет глубокие исторические корни, в случае сикхов — более трех с половиной веков.

Гуру Тегх Бахадур (1664–1675) также был подвергнут пыткам в Дели, однако решительно отказался отречься от своей веры, и, в конце концов, был обезглавлен палачами фанатичного могольского императора Аурангзеба. Сын замученного Тегх Бахадура, гуру Гобинд (1675–1708), был десятым и последним гуру, который сеял хаос в императорских силах Моголов на протяжении более чем тридцати лет, пока возглавлял сикхскую общину. Он превратил ее в «Армию чистоты» (Хальсу), взяв себе имя Сингх (Лев) и первых своих учеников нарекал тем же львиным именем, большинство сикхов носят его до сих пор. Для того чтобы сплотить Хальсу в команду людей-львов, каждый из которых мог бы легко распознать своих братьев, и все они могли бы успешно бороться против тирании Моголов, Гуру Гобинд Сингх ввел пять отличительных признаков боевой формы сикхизма: нестриженные волосы, собранные гребнем, меч или кинжал, стальной браслет на правом запястье и штаны особого покроя, позволяющие сикхам-львам в любой момент запрыгивать на спину лошади и галопом мчаться в бой.

Гуру Гобинд Сингх посвятил первых пятерых бойцов Хальсы в пенджабском городе Анандпур в 1699 году. Для этого исторического возрождения сикхской веры как «Союза» (Пантх) боевых львов он выбрал Праздник весны (Байсакхи) в начале апреля, и 274 года спустя в тот же день Анандпур снова был избран для принятия важной резолюции сикхской общины. В недавней политической истории сикхов Резолюция Анандпур Сахиб, принятая в 1973 году сикхской партией Акали Дал(Бессмертная партия), оказалась, по сути, аналогом посвящения гуру Гобинда. Однако в 1699 году последний гуру объявил об окончании жизненной линии гуру — все его сыновья были убиты в бою, но для того чтобы сделать Пантх более маневренным, он провозгласил, что любые пять сикхов в присутствии копии их писания Грантх Сахиб отныне будут представлять собой «гуру». Таким образом, каждый сикхский панчаят (совет пяти), был наделен почти божественными полномочиями, каждая ячейка Хальсы, ставшая виртуальной инкарнацией гуру, считалась непобедимой.

Император Аурангзеб, последний из Великих Моголов, имел такую огромную армию, что смог прогнать сикхов, и беспощадные воины укрылись в предгорьях Гималаев. Там, в штате, который сейчас называется Химачал-Прадеш со столицей Симла, сикхские воины покорили несколько горных раджей и создали свои маленькие царства. В прибрежных равнинах Пенджаба стойкие горстки выживших сикхских партизан, укрывшихся в дружественных деревнях индусов-джатов, обратили в свою веру многие крестьянские семьи и стали называться Хальса Пантх, армия бородатых и носящих тюрбаны львов Гобинда. Хотя Моголы надеялись изгнать сикхизм из Пенджаба, но жестокое преследование и репрессии, напротив, превратили неуступчивых адептов в зарождающуюся нацию. Гуру Гобинд — последний из гуру, на год переживший своего ненавистного врага Аурангзеба и обратившийся за защитой к «Богу высочайшему и совершеннейшему», — был убит двумя мусульманами в октябре 1708 года. Однако через сто лет на плодородных почвах Пенджаба родилось первое сикхское царство.

Махараджа Ранджит Сингх (1780–1839), одноглазый «Лев Пенджаба», как называли его в Британской Ост-Индии, весной 1801 года провозгласил независимость сикхского царства «Земли Пяти Рек». Мужество и тонкая дипломатия Ранджита обеспечили ему трон в Пенджабском королевстве, где лишь 10 % населения были сикхами, около 80 % — мусульманами, а остальные — индусами. Величайший сикхский махараджа советовался с индусами, мусульманами и с бойцами Хальсы. Он создал в Пенджабе замечательное в своем роде общинное и гармоничное государство, даже при том, что он правил от имени Хальса Пантха, и на каждой монете, отчеканенной в его столице Лахоре, был запечатлен лик гуру Нанака. Дипломатия Ранджита держала на расстоянии хищных британцев, сторонилась афганцев, гуркхов, маратхов и раджпутов, Ранджит железной рукой правил Кашмиром и Пенджабом от Инда до Сатледжа.

Британская компания заключила свой первый официальный договор о «вечной дружбе» с Ранджитом Сингхом в 1809 году, а злополучный «трехсторонний» договор — накануне разрушительной Первой англо-афганской войны в 1838 году. Одноглазый Ранджит оказался наиболее дальновидным среди своих царственных соседей, он раньше всех осознал, что британским купцам суждено унаследовать империю Великих Моголов, и, указывая на карту, где скромная на тот момент сфера деятельности Компании была окрашена в красный цвет, заявил: «Sab lal ho jayega!» («Однажды все станет красным!»). Через десять лет после смерти Ранджита его слабые, погрязшие в распрях наследники в точности подтвердили предсказание проницательного махараджи.

Вражда сикхов быстро подорвала власть Пенджаба, и британские войска покорили последний оплот независимой Индии, захватив Пенджаб в ходе двух упорных войн, первой — в 1845–1846 годах, и второй — в 1849 году. Войсками Ост-Индской компании, сокрушившими силы Хальса Пантха, командовали британские офицеры, но солдатами, которые стреляли из своих кремневых ружей по Земле Пяти Рек, были сипаи из Бенгальской армии, восточные индусы высшей касты пурбайя, по большей части из Ауда (ныне Уттар-Прадеш), Бихара и Бенгалии. В течение почти столетия, до исторической победы Роберта Клайва при Плесси в 1757 году, индусы с равнин Ганги во множестве набирались и обучались предприимчивыми англичанами, которые учили их строевой подготовке по-европейски и правильному обращению с новым смертоносным оружием — винтовками и пушками, которые могли смести любого противника, будь он даже храбрым и отважным, как лев. Так горстка английских купцов и наемников с их армиями сипаев (у Компании было три отдельных военных группировки, одна — в Бомбее, другая — в Мадрасе, и Бенгальская армия, которая вне всяких сомнений была самой крупной и мощной) «завоевала» Индию.

Тысячи сикхов погибли в боях за свое отечество, и британские офицеры отдали дань уважения и восхищения мужеству и стойкости воинов Пенджаба, за 10 лет британского владычества они стали надежной опорой Британской Индийской армии. Братья Джон и Генри Лоуренс руководили вхождением Пенджаба в состав Британской Индии, и им хватило здравого смысла, покорив сикхов, заручиться их поддержкой и, доверяя им, призвать их на службу Британской Индии. И они были лучшими солдатами и лучшими фермерами. Сикхским солдатам, призванным на британскую службу, позволялось носить их тюрбаны и курчавые бороды, мечи и ножи — иначе они не были бы воинами Хальсы. Эти новые сикхские сипаи были рады узнать, что с 1857 года им предстоит сражаться с Пурбайей, с т. н. «мятежниками» — сипаями из Бенгальской армии, теми самыми ненавистными «восточными людьми», которые завоевали Пенджаб менее десятилетия назад.

Англичане очень вовремя замирились с сикхами. После «Восстания сипаев», вспыхнувшего при Мееруте в мае 1857 года, британские офицеры уже никогда не доверяли сипаям Бенгальской армии, будь то индусы высшей касты или мусульмане. Сикхи, напротив, казались лучшим примером чистой «боевой расы» и были возвышены в знак благодарности за верную службу. Возглавляемые британцами, они быстро освободили Дели и остальную Северную Индию, которая чуть было не пала жертвой предателей — восставших сипаев. Без военной помощи сикхов англичане не смогли бы вернуть свою главную драгоценность — украшение императорской короны королевы Виктории.

С 1858 года и до конца Первой мировой войны сикхи в составе боевых полков Британской Индийской армии оставались верной и стойкой опорой британской имперской власти. Сикхские княжества Патиала и Набха почти на треть пополнили своими «независимыми» воинами регулярные британские части, они с гордостью предъявляли свои тюрбаны, бороды и вездесущие мечи, свидетельствующие об их членстве в сикхском Пантхе. Однако, если джаты — основная часть сикхского населения Пенджаба — были лояльны к британцам и воинственно укрепляли империю, то с ростом националистического движения в Индии возникло меньшинство сикхских революционеров-террористов, активистов антибританского движения, едва ли не первых убийц, повешенных англичанами за подрывную деятельность. Одна секта сикхских экстремистов, их называли кукас, за то что они громко «выкрикивали» имя бога, во второй половине XIX века выступала за бойкот всех британских товаров, и это было задолго до Первой мировой войны, когда Махатма Ганди сделал массовый бойкот основной платформой Сатьяграхи.

Сикхские фермеры, которые надеялись найти много плодородной земли в других частях Британской империи, были первой большой группой индийцев, мигрировавших в Западное полушарие и обосновавшихся в Северной Калифорнии и Канаде. Однако вначале им пришлось столкнуться с расовой дискриминацией, и это удерживало многих отважных иммигрантов, так и не рискнувших ступить на канадскую землю. Японскому кораблю «Комагата Мару», зафрахтованному для перевозки почти 400 сикхов в Ванкувер в начале 1914 года, вообще не позволили высадить на берег своих пассажиров, и он после почти годичного плавания вернулся в Бенгалию. За этими жестоко преследовавшимися сикхами, которые вернулись в свои пенджабские деревни, закрепилась слава антибританских революционеров, повсюду распространявших весть об имперской нетерпимости и расизме и посвятивших свою жизнь насильственному свержению британского владычества. В Сан-Франциско небольшая группа молодых темпераментных сикхов учредила партию Гхадр (Мятеж), которая с помощью немцев пыталась поставлять оружие в Индию во время Первой мировой войны. Хар Даял был самым известным сикхским патриотом из партии Гхадр, а Бхагат Сингх (повешен в 1931 году) — самый почитаемый герой сикхского националистического движения.

С началом Первой мировой войны британское правительство Индии, воспользовавшись военным положением, приостановило англо-саксонскую правовую процедуру, мотивировав это тем, что опасности военного времени требуют более жестких мер. Однако «Оборонительные акты» (так назывались те законы военного времени) стали первыми субъектами законодательной деятельности, которые британские чиновники стали широко применять после окончания войны. Судья Роулетт, подготовивший доклад об антиправительственной деятельности в Индии военного времени, стал автором закона о превентивном задержании, утверждая, что «антиправительственные элементы» в послевоенной Индии представляют собой постоянную «угрозу» для британского правления, и что было бы «слишком рискованно» отказаться от упрощенных процедур задержания, лишь потому, что Великая война выиграна.

Махатма Ганди назвал законодательство судьи Роулетта «черными законами»: «На мой взгляд, эти законодательные акты являются отягчающими симптомами скрытой болезни. Они убедительно демонстрируют решимость чиновничьего аппарата сохранить свою удавку на наших шеях… Если мы уступим, мы погибли… Гражданское неповиновение, по-видимому, станет обязанностью, возложенной на каждого приверженца личной и общественной свободы».

Самое сильное выступление, как следствие антироулеттовской агитации Ганди, произошло в апреле 1919 года в парке Амритсара Джаллианвалабагх. Самому Ганди по приказу полиции был запрещен въезд в Пенджаб, его главные помощники в Амритсаре были депортированы британскими чиновниками за «антиправительственное подстрекательство», в соответствии с теми самыми превентивными мерами, против которых они выступали. Военные своими репрессиями поддержали отказ чиновников встретиться с конгрессменами Пенджаба, которые заступались за депортированных лидеров, и это привело к волне насилия, прокатившейся по Амритсару. В итоге в дело вмешались армейские части под командованием бригадного генерала Дайера. Солдаты практически в упор выпустили 1650 пуль по испуганным, беспомощным и незащищенным человеческим мишеням, после десяти минут стрельбы Дайер приказал войскам вернуться в казармы, оставив 400 трупов и 1200 раненных. Вопли звучали всю ночь, и это была самая темная ночь за все время британского владычества в Амритсаре.

Военное положение, с его «долгим ужасом и страшным унижением», как писал Джавахарлал Неру, сомкнулось над омертвевшим телом Пенджаба. «Пенджаб был изолирован, отрезан от остальной Индии, — свидетельствовал первый премьер-министр Индии. — Густая завеса, казалось, покрывает его и скрывает от посторонних глаз… Те, кому удалось вырваться из этого ада, были настолько поражены ужасом, что не могли дать никаких четких цифр». Однако до конца года военное положение было отменено, и Индийский национальный конгресс провел свой ежегодный съезд в Амритсаре; великий отец Джавахарлала, Мотилал Неру, один из богатейших адвокатов Британской Индии, председательствовал на том съезде в декабре 1919 года. Около 36 000 индийцев, 6000 из которых были избраны делегатами, приняли участие в этом съезде Индийского национального конгресса.

«Мы должны почтить священную память погибших, которые были убиты в Амритсаре и в других местах Пенджаба, а также почтить живых, подвергнутым унижениям, которые хуже смерти», — сказал Мотилал Неру в своей речи на Конгрессе.

«Близость Пенджаба к границе позволяет чиновникам снова и снова навязывать свою волю… Максимально эксплуатируется жупел границы, а „свидетельства очевидцев“ редко доходят до вышестоящих инстанций… Однако репрессии и терроризм еще никогда не убивали жизнь нации; они лишь приводили к росту недовольства, загоняя его в подполье. Этот пагубный курс время от времени приводил к всплескам насилия, что, в свою очередь, порождало дальнейшие репрессии, и этот порочный круг продолжается. Мы все осуждаем насилие и политические преступления, но давайте не будем забывать, что все это является прямым результатом продолжающихся репрессий». Через три дня после того, как Мотилал Неру выступил с речью на съезде в Амритсаре, в том же городе впервые собралась Центральная сикхская лига. Рождение самостоятельной сикхской политической организации предвещало современный подъем сикхского политического сознания в Пенджабе. На следующий год, в 1920 году, более ортодоксальная сикхская организация Акалис (Бессмертные), учредила собственную партию, поддерживаемую молодыми, революционно настроенными сикхскими студентами. Они черпали вдохновение в призывах свараджа (самоуправление), провозглашаемыми Индийским национальным конгрессом, и в идее большей независимости для сикхов из Хальса Пантха — они хотели жить так, как учил их гуру Гобинд.

Богатые поймы, непересыхающие воды рек Пенджаба и сети оросительных каналов, построенных британскими инженерами и предприимчивыми крестьянами-джатами, настолько увеличили на заре XX века стоимость пенджабской земли, что крестьянская задолженность резко возросла, как только Пенджаб стал превращаться в индийскую житницу Великобритании. Предпочтение, которое отдавали британские чиновники крестьянам-джатам любой религии (особенно — сикхам), и чрезмерная личная неприязнь к «баниа» любого сорта (особенно к индусам), привели к принятию в начале века ряда законов об отчуждении земли. Они были предназначены для защиты джатов — сикхов и мусульман, потенциальных новобранцев британской армии — от потери их земель. В свою очередь, городские индусы-ростовщики обнаружили, что отныне невозможно забрать имущество за неуплату долга, даже при наличии документов о передаче собственности в залог. Однако не все сикхи были крестьянами-джатами, некоторые были городскими ростовщиками и торговцами Кхатри и Арора, другие принадлежали к бывшим «неприкасаемым» индуистским общинам чернорабочих и уборщиков Пенджаба, мазхаби и рамдаси. Хотя сикхизм, подобно исламу, отменил касты, укоренившиеся социальные привычки и предпочтения, особенно в выборе брачных партнеров, исчезали особенно медленно.

В феврале 1921 года партия Акали Дал предприняла свой первый мирный «марш» (джатху) напротив Гурдвары Нанкана, сикхского храма, где был захоронен гуру Нанак, и который сейчас находится в Пакистане. Коррумпированный махант (управляющий) этой гурдвары был индусом, который не пускал неприкасаемых сикхов в храм, но зато внес туда множество индуистских идолов. Жестокий наследный махант нанял головорезов, для того чтобы безжалостно убить сикхов из Акали и сжечь их; они шли к Гурдваре безоружными, и 130 сикхов приняли мученическую смерть в самом кровавом после Джаллианвала-багха столкновении в Пенджабе. Однако вскоре после этого тысячи сикхских новобранцев вступили в партию Акали Дал, и акции Акали волна за волной прокатились по Пенджабу, убрав коррумпированных махантов удаси из каждой провинциальной гурдвары и заменив их преданными сикхами, отобранными управляющим комитетом Хальса Пантха. Сто семьдесят пять сикхских лидеров собрались в недавно основанном Комитете Широмани Гурдвара Прабандхак (Центральное управление гурдварами) (SGPC), который получил правовой статус в 1925 году.

Мастер Тара Сингх (1885–1967) стал самым влиятельным лидером Комитета SGPC до обретения Независимости, он много раз попадал в тюрьму за свою бесстрашную оппозиционную деятельность, он шел во главе джатхов Акали Дал, вступивших на земли сикхских княжеств Патиала и Набха и в гурдвары Британского Пенджаба. В ответ на требование Мусульманской лиги об отделении Пакистана, мастер Тара Сингх заявил об аналогичном требовании сикхов, впервые бросив в 1942 году клич «Азад Пенджаб» (Свободный Пенджаб). На вопрос, что он имел в виду, Тара Сингх ответил, что его целью было «независимое суверенное сикхское государство». Даже в собственной общине немногие тогда восприняли его всерьез, но в марте 1946 года партия Широмани Акали Дал приняла решение в случае раздела Британской Индии официально требовать самостоятельности сикхского государства «Сикхистан» или «Халистан». Британцы, однако, отказались рассматривать это требование, особенно на фоне сопровождавших раздел Индии массовой миграции и убийств, в том числе убийств сикхов. Мастер Тара Сингх остроумно заметил: «Мусульмане получили Пакистан и индусы получили свой Индостан, а что получили сикхи?» Этот вопрос был задан миллионам сикхов и стал еще более актуален для Пенджаба сейчас, после четверти века независимости Индии, которая принесла не мир, но меч.

 

Модернистские религиозные движения

Религии в Индии всегда в движении, они возникают, меняются, объединяются, умирают и возрождаются. Земля и атмосфера Индии, кажется, особенно способствует религиозному вдохновению; рождению культов, росту экзотических обрядов, преданности гуру, махатмам, наставникам и шейхам, смешению древних и современных идей и убеждений. Часто трудно сказать, где заканчивается одна индийская религия и начинается другая. Джайнизм — это «секта» индуизма или отдельная вера? Не ближе ли суфии к индуистским бхактам, чем мусульмане-сунниты? А к кому принадлежат «огнепоклонники»-парсы? В конце концов, они одеваются как индусы, и была такая ветвь древних арийцев из Персидского Авестана, которые верили в космическую борьбу между светом и тьмой и по-прежнему размещают своих мертвых на вершинах бомбейских башен тишины, где специальные стервятники обгладывают каждую косточку дочиста. И что, на самом деле, с религиозной точки зрения, представляют собой бывшие неприкасаемые индусы, ставшие теперь буддистами? Или бенгальцы — бывшие буддисты, ставшие мусульманами, а затем христианами? Являются ли философы-веданты в действительности индуистами или атеистами? Похоже, все эти течения размыты под солнцем Индии, в ее вечной Реке.

Появляются новые культы, они находят своих последователей, иногда в достаточно далеких по религии странах — в Швеции, Швейцарии, в Орегоне и Калифорнии. Махариши Махеш Йоги привлек к себе миллионы идеей трансцендентальной медитации — ежедневном пятиминутном молчаливом сосредоточении на чьей-то мантре. Это успокаивает и выводит на глубину, подобно тому как рябь на поверхности жизни скрывает глубокие, тихие и невозмутимые течения.

Бхагаван (Благословенный) Раджниш (1932–1990) создал новую общину на идее любви, физической и духовной, открытой и раскованной, и там, где была пустыня Орегон, он создал живой, бурлящий город. Призывая к освобождению от сексуальных запретов пуританского Запада через страстную силу целостного индийского сознания, «Божественный король» любви вскоре собрал собственный парк роллс-ройсов и впал в беспрерывные спекуляции на «чудесных безмолвных медитациях», которые он штамповал, без конца повторяя «Бог есть любовь». Однако коррупция и насилие вскоре привели к его официальному изгнанию из «Эдема», и Бхагаван вернулся в Индию, сопровождаемый главным образом своими долгами и некоторыми преданными адептами, чтобы дожить последние годы в своем ашраме Пуне под именем Ошо. Йоги Бхаджан, лидер новой молодой сикхской общины в Северной Америке, также открыл двери в эйфорическую свободную жизнь для едва ли не полумиллиона новообращенных, чье пристрастие к вегетарианской кухне и сеть соответствующих ресторанов в США обогатили создателя нового культа, как и всех прочих, ему подобных. «Сознание Кришны» — еще одно индуистское движение модернистского толка, поющие, танцующие кришнаиты, босоногие, бритоголовые бхаджана-бхакт навязывают историю Кришны и домашние сладости путешественникам в аэропортах, на железнодорожных и автовокзалах по всему миру.

На другом конце спектра — философский рационализм, он вырос из традиционной Веданты и теософии конца XIX века и был сформулирован такими блестящими индийскими мыслителями, как Кришнамурти, «открытый» Анни Безант в Южной Индии и возведенный ею в ранг «мессии», пока он сам публично не отказался от всяких претензий на божественность. Многие ученики, однако, считали его смирение доказательством положительного статуса кришнаджи, «истинного спасителя», но для его рационального ума это стало лишь поводом к разочарованию в такого рода персональных культах. Другим йогическим гуру, таким как Ма Анандамаи и Саи Баба, поклонялись тысячи последователей, в основном из высшего общества, они подробно свидетельствуют о бесчисленных «чудесах» этих современных святых. Большинство чудесных сообщений были безмолвными или передавались блаженным взглядом, слабой улыбкой, объятием одной неуверенно поднятой рукой, едва слышной мантрой. Ах, Индия! Бесконечная вселенная, стремящаяся к освобождению, к мокше, «ни то, ни се», но «Истина, Чистое Сознание, Блаженство», Сатчинанда. ОМ!