Ригведа 10.90 (Перевод Т. Я. Елизаренковой)

Современные технологии, демократия, урбанизация и глобализация всерьез изменили повседневную жизнь огромного и быстрорастущего населения Индии. Большинство жителей отдаленных деревень сегодня слушают рок-музыку по радио и на плеерах, смотрят программы спутникового телевидения, транслируемые из Нью-Дели, таким образом индийская деревня связана с нашей глобальной деревней. Появились индийские космонавты, индийские ученые — лауреаты Нобелевской премии, миллиардеры и кинозвезды Болливуда. Тем не менее для большинства своего миллиардного населения Индия остается кастовым обществом, в котором сохраняются сильные семейные традиции. Брак и система наследования, особенно по мужской линии, по-прежнему составляют его основу. В современной Индии, равно как и в Америке, деньги и влияние определяют принадлежность к тому или иному классу. В Мумбаи, Нью-Дели, Бангалоре, Ченнаи и Колкате, как и в других мегаполисах сложно организованного индийского общества, появился новый класс космополитов, богатых, модных, энергичных людей, и численность их быстро растет.

Самый известный пример влияния кастовой системы и семейных традиций на развивающиеся космополитические тенденции в правящем классе — это бывший премьер-министр Раджив Ганди (1944–1991), который сменил свою мать, Индиру Ганди (1917–1984), занимавшую этот пост шестнадцать лет, а она, в свою очередь, была преемницей своего отца — Джавахарлала Неру. Происходя из кашмирских брахманов-пандитов, члены семьи Неру всегда считали себя представителями высшей касты. И хотя Джавахарлал Неру получил образование в элитной школе Хэрроу и в Кембридже, вернувшись домой, он по указанию отца, Мотилала, женился на Камале Каул — девушке из семьи кашмирских пандитов. Однако дочь Неру, Индира, отказалась повиноваться отцу и сама выбрала себе мужа, Фероза Ганди, который был парсом по происхождению. Ее старший сын Раджив не просто сам выбрал себе супругу, но вообще женился на уроженке Италии, католичке Соне Майно. Менее известна, но почти столь же могущественна, владеющая промышленной империей семья Бирла — индийские «Рокфеллеры». В соответствии с кастовой системой, Бирла являлись ростовщиками (вайшьями), однако благодаря своему богатству они легко поднялись на более высокий уровень и стали очень влиятельны. В состав правительства современной Индии входят потомки старинных королевских семей. Например, бывший министр иностранных дел — раджа Динеш Сингх, владения семьи которого находились в районе Варанаси; бывший министр путей сообщения махараджа Мадхав Рао Сциндия, он из правителей Гвалиора; и бывший премьер-министр Индии раджа Вишванатх Пратап Сингх (родился в 1931) — потомок правителей Уттар-Прадеша, которые, принимая участие в демократических выборах, получали гораздо больше власти, чем причиталось им по праву происхождения.

 

Каста и класс

В индийской цивилизации социальная иерархия имеет глубокие корни и по-прежнему очень важна для большинства последователей индуизма. Кастовая система является одной из основополагающих концепций индуизма, и даже столь просвещенный индийский реформатор как Махатма Ганди никогда не пытался оспорить ее. Более того, Ганди настаивал, что касты — это естественное отражение существующих различий между людьми. Одни люди были рождены, чтобы проповедовать, другие — чтобы воевать, третьи — чтобы трудиться и зарабатывать деньги, точно так же, как мужчины и женщины естественным образом выполняют разные функции. Современные индийцы настаивают, что свобода положила конец кастовой системе, ведь даже в конституцию внесены поправки, отменяющие понятие «неприкасаемый», но тем не менее «чистота» брахманов и «нечистота» неприкасаемых остаются полюсами индийской социальной иерархии.

Говоря о кастах, индийцы используют слово джати, означающее «род».

Джати объединяют людей в группы, которые гораздо больше, чем семьи: они не настолько обособлены, как племена, и в то же время не так разрознены, как классы. В современной Индии существуют тысячи джати, а увеличение количества межнациональных браков способствует появлению новых родов. Португалец, впервые использовавший слово «каста», имел в виду древнеиндийскую классовую систему (варна), появление которой описано в Ригведе, в истории о жертвоприношении при создании мира.

Согласно этому писанию, все индийцы произошли от первичного космического «Существа» (Пуруши), которое было принесено в жертву. Из его «тысячи голов» появились брахманы, из его рук — кшатрии, из бедер — вайшьи, а из стоп — шудры. Брахманы были певцами гимнов и священниками, кшатрии — воинами и царями, вайшьи — торговцами и землевладельцами, шудры — безземельными крестьянами и наемными рабочими. Три первых варны считались «дважды рожденными», вторым рождением была церемония посвящения в индуизм, после которой на обнаженный торс новопосвященных юношей повязывали «священный шнур». Шудры считались слишком «оскверненными», чтобы получить второе рождение, поскольку, согласно верованиям, сохранили на себе «грязь» со стоп Пуруши, и из-за этого должны были во всем следовать указаниям высших каст. Возможно, ими стали рабы арийских завоевателей, пришедших из Северной Индии, так называемые даса. Дальнейшее распространение цивилизации ариев охватило еще более «примитивных» людей, которые считались настолько «дикими» или «оскверненными», что не могли быть причислены к существующим четырем варнам и составили «пятую» (панчама), ставшую позже известной как неприкасаемые, сегодня их, как правило, называют далитами, что означает угнетенные, униженные люди.

Итак, в основе традиционной классовой системы Индии, или варны, находилось, с одной стороны, навязанное арийцами разделение труда, а с другой — страх первых арийских завоевателей, что «иностранцы» (млеччхи или видеши) осквернят их. А каковы были истоки более разветвленной и более реальной кастовой системы, джати? Несомненно, одной из причин древних кастовых запретов и предписаний был страх осквернения или понижения уровня. Границы эндогамной системы могли быть размыты в тех случаях, когда члены влиятельных родов оказывались вдали от семьи и, случайно или нарочно, могли быть отравлены блюдами местной кухни. В системе джати правила приема пищи были такими же строгими, как и правила создания семьи. В наши дни, когда многие брахманы работают на предприятиях и в офисах больших городов, придерживаться во время приема пищи ритуала, предполагающего чистоту и уединение, практически невозможно. Обычно они приносят с собой приготовленный дома обед и едят его в специально предназначенных для этого помещениях, туда разрешен вход только брахманам. Чем выше каста, к которой принадлежит человек, тем меньше у него может быть сотрапезников. Требования ритуала для некоторых брахманов столь строги, что принимать пищу вместе с ними запрещается даже их женам. Во время обеда жена находится в другой комнате и ожидает, когда муж закончит, и лишь потом она имеет право съесть то, что осталось на его тали или подносе. В больших городах следование подобной практике встречается все реже и реже, но тем не менее джати определяет социальный статус своих представителей, их ежедневную социальную жизнь и общение с другими родами.

В кастовой иерархии существуют ограничения не только матримониальные, но и диетические, которые определяются вопросом (ответом на вопрос): «кто от кого может принять пищу?» Каждый индус может принимать пищу от брахмана, поэтому в Индии среди поваров так много брахманов. На кухнях в индийских домах, как правило, есть алтарь с изображениями богов и богинь, которым традиционно поклоняется семья. Каждое утро проводится пуджа, или служба, во время которой божествам предлагают лепестки цветов или фрукты. На кухню нельзя заходить «нечистым», а полы там всегда содержатся в идеальной чистоте. Если брахман отправляется в долгое паломничество, он может оказаться вынужденным принять пищу, приготовленную человеком из более низкой касты. В таком случае он имеет право есть только зерновые (рикка), хорошо пропеченные, это означает, что они были очищены огнем Агни.

В паломничестве брахман ни при каких обстоятельствах не должен есть сырые продукты (куча) и пить сырую воду! Эта рекомендация также разумна для иностранных туристов в Индии. Чем строже человек придерживается брахманических стандартов в питании, тем в большей он безопасности. Премьер-министр Неру всегда путешествовал по Индии с собственной передвижной кухней и поваром. Будучи рациональным и светским человеком, Неру очень внимательно относился к своему здоровью, никогда не рисковал «перекусывать по дороге» и поэтому редко болел. Подобное поведение премьера не обижало индуистов, составлявших большинство индийского электората, наоборот, они одобряли то, что Неру следует брахманическим стандартам.

Род деятельности в системе джати регламентируется в меньшей степени, чем создание семьи и прием пищи. Но каждый джати, как и варна, характеризуется определенным видом деятельности или ремесла, которыми традиционно занимаются его представители. Существуют джати прачек, землепашцев, кузнецов, ростовщиков, военных, ювелиров, работающих с золотом, ювелиров, работающих с серебром, парикмахеров, ткачей, производителей масла. Последние, их называют menu, производят масло не только для приготовления пищи, но и для ритуальных (храмовых) нужд и религиозных праздников вроде Дивали (Фестиваль Огней). Бен Израиль (Сыновья Израиля) — старейшая в Индии еврейская община, которая насчитывает несколько тысяч семей и является также одной из самых многочисленных. В штате Махараштра представители джати производителей масла, называют их Шанвар тели — «Субботние маслоделы», потому что они никогда не работают по субботам, во время шаббата. Наиболее распространенное индуистское объяснение кастовой системы состоит в том, что эта система является отражением разделения труда и предполагает максимально эффективное использование врожденных способностей, талантов и склонностей человека в производстве товаров и услуг, необходимых для процветания общества.

Традиционно экономика индийской деревни основывалась на обмене плодами труда и услугами — по ритуальной бартерной системе, которую Уильям и Шарлотта Уайзер определили как «систему джаджмани». Как правило, деревенским джаджманом был землевладелец (брахман или представитель доминирующего в этом регионе джати), ежегодно распределяющий урожай среди ремесленников и наемных работников деревни, которые в свою очередь оплачивали свою долю, работая на джаджмана. Таким образом, у каждого землевладельца были собственные парикмахер, прачка, кузнец, дворник, счетовод и астролог. И хотя эти ремесленники имели право работать на нескольких землевладельцев одновременно, предполагалось, что они будут предоставлять свои услуги регулярно и бессрочно. Наследники землевладельца, парикмахера или прачки продолжают дело своих предков, поддерживая таким образом сложившуюся систему. Современная финансовая система Индии изменила систему джаджмани: теперь в большинстве случаев люди получают заработную плату, но остатки межкастовых взаимоотношений сохранились. Во многих деревнях существуют династии дхоби (прачек), тели (производителей масла), малы (садовников), которые веками работают на поколения тех же землевладельцев, которым они «всегда» служили. В большинстве деревень система джаджмани и монетарной оплаты труда сосуществуют: наемные работники часть зарплаты получают в рупиях, а часть — в виде ежедневного одно— или двухразового питания. Когда Шарлотта Уайзер вернулась в Каримпур в 1970 году, она обнаружила, что многие традиционные связи разрушены, особенно отношения между производителями масла и хлопковых тканей и их джаджманами — они не устояли перед модернизацией.

В древней Индии также существовали кастовые и классовые предрассудки, связанные с цветом кожи. Принадлежность к одному из четырех традиционных классов определялась цветом кожи: у брахманов должна была быть белая кожа, у кшатриев — золотистая, у вайшьев — смуглая, у шудр — черная. Слово, обозначающее «раба», даса, буквально переводится как «темный» или «черный», первоначально арийские завоеватели так называли своих порабощенных врагов. Таким образом, в кастовой иерархии присутствовало расовое деление, и оно в некоторой степени сохранило свое влияние на эстетические вкусы современных индийцев: в брачных объявлениях, которые публикуются в воскресных выпусках газет, соискатели отдают предпочтение светлокожим кандидатам в супруги. Тем не менее правительство независимой Индии всегда решительно выступало против расизма, и в ООН его представители активно боролись против апартеида.

Жизнь индусов, принадлежащих к высшему классу, в идеале разделена на четыре периода (ашрама). У каждого ашрама своя дхарма (религиозные обязанности), равно как разная дхарма и у каждого класса, она зависит от вида деятельности. Первый ашрам начинается после проведения священной церемонии: у мальчиков из сословия брахманов он длится от шести до десяти лет, у кшатриев и вайшьев немного дольше. Первый период жизни дважды рожденного индуса называется брахмачари, что означает «ученик, соблюдающий целибат». Необходимость целибата объяснялась тем, что на этом этапе ученик живет в доме своего гуру, там он изучает священные Веды и другие традиционные науки: философию, грамматику или искусство. Юные ученики, как правило, были почти ровесниками жены гуру, поскольку условия индуистского брака предполагали, что возраст жены должен соответствовать одной трети возраста мужа. Впервые оказавшись вдали от родителей, ученик мог почувствовать чрезмерную близость или влечение к хозяйке своего нового дома. Гуру был гораздо старше и, по определению, глубоко погружен в изучение священных писаний и медитацию. О необходимости целибата очень много говорится практически во всех сборниках правил и предписаний (дхарма шастрах), возможно, это свидетельство того, что в реальности это правило часто нарушалось. В первом ашраме человек находился от шести до двенадцати лет. Затем учитель испытывал ученика и благословлял его для перехода на вторую ступень жизни. Ученик принимал ритуальное омовение и возвращался к родителям, чтобы создать свою семью.

Правила заключения брака для дважды рожденного индуса предполагают, что поиском партнера занимаются родители с помощью свах и астрологов. В индийских писаниях есть упоминания и о браках по собственному выбору или «по любви» — их заключали древние арийские воины. Но в классической индуистской культуре считается, что браки, устроенные старшими членами семьи, поддерживают кастовую систему и чистоту нации. «Профессиональные» свахи имели и предоставляли полную информацию о возможных партнерах, подходящих друг другу в рамках эндогамии. Разумеется, более осмотрительными были родители невесты, они дольше советовались со свахой. Затем родители сверяли гороскопы, чтобы убедиться в благосклонности небесных тел, и наконец договаривались о приданом.

Наша концепция романтической любви и свободных отношений, получившая распространение в крупных городах Индии среди современной «свободной» молодежи, с одной стороны оценивается как прогресс, а с другой — воспринимается как потенциально катастрофическая тенденция, поскольку влечет за собой отказ от родственных уз и ответственности как по отношению к потомству, так и по отношению к собственному освобождению. Считается, что если об индусе не молятся его внуки, то его душа обречена безнадежно скитаться и навечно затеряется в круговороте непрекращающихся реинкарнаций (бесконечном цикле рождения и смерти). Поэтому очень важно создать все условия для появления достойного потомства. И, наконец, кто может лучше разобраться, подходят ли молодые люди для совместной жизни — родители или их дети? Любовь мужа и жены требует времени для расцвета и развития, и это, как никто другой, понимают и ценят люди, имеющие опыт семейных отношений. Они понимают, что есть вещи более важные, чем любовь: это стабильность, лояльность, упорный труд, финансовая состоятельность, чувство долга и ответственность, забота и уважение по отношению к родителям, а также любовь, доброта и преданность детям. В повседневной жизни индийского семьянина существует бесконечное множество забот и обязанностей, которые полностью исключают возможность проявления эгоистичной беззаботности. Доказательство ошибочности и глупости западной традиции — частые и скорые разводы, явление непостижимое для индусов. В Индии и по сей день большинство браков дважды рожденных создается в соответствии с древней традицией. Хотя сейчас невеста и жених все же встречаются перед помолвкой и, если они категорически не нравятся друг другу, то могут отказаться от предлагаемой пары. Но если родители и свахи поработали действительно серьезно, то, как правило, причин для отказа не возникает.

Свадебная церемония может непрерывно длиться несколько дней и ночей, она обходится семьям молодоженов в миллионы рупий (было несколько таких нашумевших свадеб в Нью-Дели и Мумбаи). После этого молодой индус вступает во второй этап жизни и становится грихастхой (домохозяином). Радикально меняется и его дхарма, в частности, теперь он должен забыть о целибате и обязан заниматься сексом с женой для зачатия потомства. Необходимость рождения детей — первый закон кастового общества. Если новые поколения не будут сохранять и поддерживать традиции, они исчезнут, а боги будут забыты. Кроме того, только появление новых поколений позволит грихастхам выполнять их обязанности по предоставлению брахманам и храмам регулярных щедрых пожертвований. Строительство, оформление и украшение индуистских храмов требует значительных средств, и только на втором этапе своей жизни благочестивый индус имеет возможность оказывать им финансовую поддержку. Здесь мы опять видим, насколько индуизм практичен и одинаково хорошо приспособлен для духовной и материальной жизни. Для всего есть время и место. Сначала обучение и целибат, затем брак и потомство, с соответствующими пирами и церемониями, требующими чтения мантр и поклонения богам, осуществляемых армиями брахманов-священников. Это обеспечивает полноценную и полнокровную жизнь на всех ее этапах и во всем ее разнообразии. Индуизм учитывает и регулирует все аспекты жизни: музыку и наслаждения, крепкие напитки и танцы, страсть и боль — все, что мы можем считать низкими или высокими интересами, а ведические философы называют иллюзорным существованием самсары. Деньги грихастх позволяют армии брахманов проводить ритуалы, которые удовлетворяют богов и помогают поддерживать равновесие вселенной. Разумеется, в наши дни многие церемонии стали светскими, вместо брахманов приглашают рок-группы и кинозвезд, особенно на свадьбы и дни рождения нуворишей, которые выбились из неприкасаемых. На их нарочито показных народных гуляниях готовят бесплатные напитки и сладости для 50-100 тысяч гостей, отчасти для того, чтобы произвести впечатление и вызвать зависть у соседей.

По традиции, как только у индуса-домохозяина появляется первый внук, он может перейти на третью стадию жизни — ванапрастха ашрам (лесной житель). Удостоверившись в продолжении рода и собственном спасении, он начинает процесс «ухода» или, как мы говорим, отправляется на пенсию. Сейчас в Индии не так много лесов, расположенных в доступной близости к цивилизации, и поэтому достаточно символического отказа от деятельности или как минимум частичного самоустранения от участия в суете праздников и торжеств. Управление бизнесом берут на себя сыновья ванапрастхи, невестки занимаются домашним хозяйством, принимая его у свекрови, которой разрешается отойти от дел вместе с мужем. В древние времена пожилая пара уходила жить в небольшую хижину в лесу, неподалеку от их городского или деревенского дома, где родственники при желании могли их навещать. В идеале подразумевается разрыв семейных и общественных связей, чтобы подготовиться к вступлению в четвертый, и последний, этап жизни.

Продиктовано ли это влиянием на индуизм буддизма и джайнизма? Или два последних ашрама — это стремление индуистов сделать монашество стандартом обычной жизни? А может, это оригинальный способ, изобретенный индийским обществом, чтобы помочь старикам подготовиться к неизбежному завершению жизни? Постепенный отказ от ее проявлений должен облегчить окончательный уход. В действительности лишь немногие индийцы уходят в джунгли, но все они знают, каков идеал, и рождение внуков — это важная веха на их жизненном пути. Поэтому индийцы, как правило, гораздо спокойнее европейцев относятся к старости и приближающейся смерти. Это глубокая традиция поэтапного освобождения, отказа от удовольствий материальной жизни. Даже если человек не уходит в буквальном смысле «бродить по лесам», после того как завершил свои дела и обеспечил появление третьего поколения своего рода, внуки в нужный момент вознесут необходимые молитвы и помогут его душе спастись. Таким образом, это в любом случае становится переходным этапом в жизни.

Четвертый, заключительный этап жизни благочестивого индуса называется санньяса. Стремясь к мокше, индиец становится странствующим нищим, разрывает все отношения и кармические связи, оставляет жену и детей и в полном одиночестве начинает последний путь в поисках убежища для своей души. «Спасение» означает освобождение, не рай, а освобождение от обязательств, настоящего и будущего, новых рождений, и, соответственно, отказ от любой собственности, от необходимости работать и зарабатывать, отказ от желаний, привязанностей, чувств, страхов и беспокойств. Он не сожалеет, потому что сожаления порождают новые привязанности и увеличивают кармический долг. Ни скорби, ни печали, ни надежды. Он пассивен и спокоен, и он остается безучастным, даже если вынужден продолжать какую-то деятельность. Подобно старикам-эскимосам, которые в одиночку уходят бродить во льдах, пожилые индийцы отправляются в пустыню или горы, или идут в паломничество к Матери Ганге, где вдалеке от шума и людской суеты совершают последний вздох, обретя мир со своим прошлым и богами, ничего не желая, ничего не боясь, ни о чем не сожалея. Шанти, шанти, шанти.

За последние полтора века традиционные кастовые и классовые устои изменились сначала под влиянием западной цивилизации, затем благодаря обретению Индией независимости. Самое серьезное изменение произошло в конце XIX века, когда место индийских князей, махараджей, набобов и брахманов заняли британские государственные служащие, которые сформировали класс так называемых супер-брахманов, «сахибов». С появлением института Индийской гражданской службы (ИГС), британцы стали допускать к правлению талантливых индийцев, выучивших английский язык и получивших западное образование, они тоже приобретали статус супер-брахманов. Благодаря этому в социальном плане наличие образования теоретически стало более значимым фактором, чем рождение. Хотя, как правило, чем выше было джати, из которого происходил человек, тем больше он имел возможностей для получения высшего образования. Поэтому представители первого национального правительства — Банерджи и Ранади, Гокалы и Тилаки — все они были выходцами из семей брахманов Бенгалии, Махараштры или Мадраса. Талантливые парсы и мусульмане, христиане и сикхи также могли добраться до верхней ступени скользкой классовой лестницы, если обладали острым умом и способностью удержаться в седле, преодолевая возникающие, порой довольно серьезные, препятствия.

Итак, еще до обретения Индией независимости и в гораздо большей степени после появился новый класс, который быстро приобрел черты, свойственные существующей кастовой системе, такие как эндогамия, этикет приема пищи, профессиональная и должностная идентичность, сходные предпочтения в одежде, жилье, мебели, увлечениях, отдыхе и развлечениях. Все его представители записывались в одни и те же индийские или западные частные школы, работали чиновниками в ИГС или занимали офицерские должности в армии, жили в одних районах и выбирали супругов в своем кругу. Так, например, мистер Джинна, адвокат британского суда в Бомбее, будучи выходцем из мусульманской семьи, полюбил дочь князя парсов Рутти Петит и женился на ней, а дочь кашмирского пандита Индира Неру вышла замуж за адвоката из парсов Фероза Ганди, их сыновья (Санджай и Раджив) полюбили и взяли в жены, соответственно, юную сикхскую модель из Нью-Дели и итальянку, студентку Кэмбриджа.

Новый высший класс в Индии составляли не только брахманы и князья, и даже не только индийцы по рождению, при этом он сохранял свою закрытость, клановость и некоторую причудливость. Его представители, как правило, «заканчивали» лучшие или «приемлемые» учебные заведения, те, оплату которых могли себе позволить их семьи. То же можно сказать и о врачах, адвокатах, судьях и менеджерах высшего звена. Хотя в их случае благоприятное воздействие оказали установленные с момента обретения Индией независимости обязательные квоты, обеспечивающие неприкасаемым места в медицинских институтах, равно как аналогичные квоты для получения должностей государственных служащих, все это стало результатом реформ, наиболее драматично воспринятых высшим классом. Дважды рожденные индусы не всегда благосклонно относятся к современным изменениям. Более того, в наши дни в городах штатов Махараштра, Гуджарат, Уттар-Прадеш и Бихар все чаще и чаще отмечаются вспышки насилия, спровоцированные представителями индийской «золотой молодежи», которые нападают на далитов, мусульман или буддистов, сжигают их дома. Их раздражают те, кто пытается разбогатеть, выучиться на врачей и т. д.

Как это ни парадоксально, но открывшиеся возможности только усилили у далитов «сознание неприкасаемых», хотя призваны были, напротив, устранить историческую несправедливость и их «устраненность» из общества. Становление Индии как демократического государства вызвало возрождение полузабытой «внутрикастовой солидарности» и среди представителей других (небрахманических) сословий. Принимая участие в выборах, политики разных партий предпочитают обращаться к представителям своей касты, говорить на диалекте своего региона. И вполне понятно, что они находят живой отклик у своего электората, причиной тому и традиционная лояльность, и открывающиеся современные перспективы. Предполагается, что избранные таким образом представители каст «отплатят» своим братьям по джати, защищая в правительственных органах их интересы, обеспечивая их бизнес государственными заказами и защищая их от наказания за мелкие или даже крупные правонарушения.

Болезни современной политики, которые ассоциируются у нас с джексоновским «порк-баррелизмом» или с «Боссом» Твидом и Таммани-холлом, существуют и процветают и в современной Индии. Заигрывания боссов Демократической партии США (особенно Уильяма Твида) с этническими и религиозными меньшинствами, раздачи подарков беднякам, подкуп лидеров конкурирующих политических групп сделали Таммани-холл синонимом политической коррупции и неразборчивости в средствах. Премьер-министр Неру выступал против скованности общества независимой Индии кастовой системой, он посвятил свою жизнь реформам, которые должны были принести всем свободу и равные возможности, положить конец политической коррупции, эксплуатации и социальному разделению. Но освобождение от британского правления привело к возрождению древней индийской кастовой и клановой системы, к движению за «возвращение к бирадари». Неписанными мантрами местных выборов стал лозунг «Все для нашей касты» и рассуждения о плохой карме представителей других каст. Немногочисленные брахманы, тысячелетиями обладавшие почти божественным влиянием, вдруг обнаружили, что их дискриминирует толпа неграмотных политиков, которые собрали достаточно голосов, чтобы получить места в районных органах власти и даже в Лок сабхе в Нью-Дели, просто декларируя популистские лозунги и играя на самых низких человеческих качествах — жадности, лживости, взяточничестве и предрассудках.

Представители свергнутой аристократии и брахманической элиты жаловались, что демократия разрушила Индию. И ответственность за это лежит на представителях «низов» как в древнем, так и в современном смысле этого слова. Избранными в органы власти часто оказывались, находившиеся за решеткой, представители туги — индийские бандиты, поклонявшиеся богине Кали и приносившие ей в жертву задушенных людей. Даже лидеры национального уровня не скрывали своих кастовых предпочтений. Так, например, Чоундхари Чаран Сингх (1902–1987), происходивший из крестьян этнической группы джат, никогда не забывал о своих корнях и всегда получал голоса и поддержку своих собратьев. Зимой 1979 года, когда победила партия Джаната, он получил пост министра внутренних дел, затем вице-премьера, и, наконец, примерно через месяц стал премьер-министром. В 1977 году полмиллиона крестьян джатов приехали на своих запряженных волами повозках из Харьяны и Уттар-Прадеша в Нью-Дели, чтобы поздравить Сингха с 75-летием, они заблокировали движение автомобилей в сердце современной Индии, чтобы доказать силу традиций прошлого. Десять лет спустя еще полмиллиона скорбящих джатов пришли в Дели на церемонию кремации бывшего премьер-министра, которая состоялась вблизи священного Радж Гхата Махатмы Ганди. Сын Чоундхари Чарана Сингха, Аджит Сингх, занялся политикой в 1987 году и стал членом кабинета министров в 1990-м.

Итак, колесо повернулось: многие из тех, кто был наверху, без каких бы то ни было гонений и притеснений, оказались в безвестности, а иные переместились из низов древнего индийского общества в пяти— и семизвездочные отели современной Индии, с их бизнес-ланчами и банкетами в прохладных залах под пение струн. Варианты кастовой системы в разных штатах отличаются, хотя в целом она представляет джати брахманов, небрахманов и далитов, отношения между которыми регулируются частичным или полным разрешением или запретом на общение. Около 5 % населения современной Индии родились в одном из сотен джати брахманов, от кашмирских пандитов на севере до брахманов-намбудири из Кералы, от читпавинов Махараштры до вадама-смарт из Тамилнада. Двадцать процентов рождены как отверженные, бывшие неприкасаемые далиты, и у них также есть множество своих эндогамных джати, считающих друг друга более низкими по статусу. Большая часть индусского населения Индии занимает нишу между возвышенными брахманами и неприкасаемыми. Большинство из этих средних каст составляют дважды рожденные торговцы и землевладельцы, многие из которых в наши дни переехали в города и, получив высшее образование, освоили современные профессии. Оставшаяся четверть индусов Индии — безземельные крестьяне и рабочие, рожденные в касте темнокожих шудр; за недостатком средств они занимают самое дно социальной иерархии, место еще более низкое, чем то, которое они традиционно занимали, они пополняют ряды деревенских и городских нищих, превращая Индию в континент, населенный страждущими, из последних сил выживающими людьми.

 

Неприкасаемость

Доведенный до крайности страх осквернения привел к появлению внекастового слоя населения, получившего название неприкасаемые — это низшие представители индийского общества. Разумеется, мы можем подумать, что если бы не было брахманов, то не было бы и неприкасаемых, ведь только тот, кто считает себя представителем богов на земле, может быть настолько высокомерен, что думает, будто простое прикосновение другого человека способно его осквернить. Буракумины в Японии, чернокожие в Южной Африке и евреи в нацистской Германии подвергались преследованиям, аналогичным бесчеловечному отношению к «внекастовым», подобное проявление варварства в «цивилизованном» обществе может показаться едва ли не универсальным.

К счастью, в 1950 году во вступившей в силу конституции независимой Индии была статья 17, запрещающая понятие «неприкасаемости» и любые формы соответствующей дискриминации. Тем не менее глубоко укоренившиеся, иррациональные предрассудки исчезают очень медленно. Величайший «неприкасаемый» Индии, доктор Б. Р. Амбедкар (1891–1956), который возглавлял Конституционную комиссию, был адвокатом в британском правительстве, получил докторскую степень в Колумбийском университете и служил в правительстве Неру министром юстиции. Он происходил из махар (кожевников) штата Махараштра, к концу жизни он был горько разочарован тем, что большинство индусов высшего класса абсолютно игнорируют 17-ю статью конституции, это стало причиной его отказа от индуизма и перехода в буддизм. В середине 1950-х около полумиллиона последователей Амбедкара, бывшие неприкасаемые, присоединились к своему лидеру и тоже приняли буддизм. Однако большинство этих буддистов предпочитают называть себя далитами, чтобы сохранить привилегии, предусмотренные для бывших неприкасаемых.

Доктор Б. Р. Амбедкар

emp1

Махатма Ганди пытался снять ограничения внекастового статуса неприкасаемых, переименовав их в хариджари — «детей Бога» (Хари), и назвал один из своих журналов Хариджан. Но Амбедкар никогда не доверял Ганди, особенно после его голодовки, когда Махатма отказался от борьбы за радикальное изменение общественного статуса неприкасаемых. Ганди считал, что если неприкасаемые, подобно мусульманам, сикхам и христианам, получат отдельную избирательную курию, которую после конференции «Круглого стола» 1932 года британцы были готовы им предоставить, то вскоре они потребуют создания отдельного государства, этого добились мусульмане и добивались сикхи. Его голодовка, прекращенная только после того, как Амбедкар согласился принять его вариант договора по предоставлению неприкасаемым в два раза больше мест в парламенте страны и парламентах штатов, чем предлагали британцы, возможно, спасла Южную Индию от межкастовой гражданской войны. Стратегия Ганди, направленная на позитивные действия и примирение враждующих группировок, в конце концов привела его к гибели.

Традиционно неприкасаемые выполняли для «кастовых индусов» такие работы, как уборка мусора и мест кремации, утилизация умерших животных, обработка шкур и кузнечное дело. Отношение к ним как к отверженным имеет глубокие корни и отражает страх дважды рожденных индусов перед нарушением запретов на занятие определенными видами деятельности. Оно также основано на «расовых» отличиях, отсылающих к доарийским корням многих неприкасаемых. Возможно, древние брахманы, видевшие как эти люди прикасаются к телам мертвецов, боялись, что они «распространяют смерть», особенно, если человек заражался какой-нибудь трупной инфекцией. Возможно, у самих неприкасаемых развился иммунитет к подобным инфекциям или их организм был сильнее из-за того, что они ели говядину, от которой другие индусы отказываются. Это также должно было увеличивать у брахманов страх осквернения «силой отверженных». Неприкасаемые обычно едят мясо священных коров и часто живут в местах, где проводятся кремации. Так или иначе, их обычаи стали основой для укрепления бесчеловечных предрассудков, которые глубоко укоренились среди индусов высоких каст. Страх порождает ненависть, еще более усиливающую страх. Следуя собственной логике и суевериям, которые передавались от старшего поколения к младшему, дважды рожденные индусы никогда не приблизятся к мусорщику, кожевнику или деревенскому кузнецу. Они демоны, такие же опасные, как Равана, их прикосновение так же смертельно, как нападение тигра. Намбудири-брахманы Южной Индии считают себя оскверненными даже в том случае, если просто увидят неприкасаемого. Этих запуганных нищих людей обязали привязывать к одежде колокольчики, как скоту, чтобы при приближении их звука брахманы могли закрыть глаза или убежать домой и закрыть окна, дабы защитить себя от «ядовитых стрел», выпускаемых «теми, на кого нельзя смотреть».

Первоначально неприкасаемые, возможно, были рабами арийских завоевателей или социальными изгоями — неудачниками или пьяницами, которых почтенные пастухи или земледельцы нанимали для особенно грязной работы. Возможно, кто-то из них сознательно решал самоустраниться, но не потому, что хотел, как йог, отправиться в лес медитировать и постигать философию Упанишад, а от обиды, страха, безумия или ненависти к радже или панчаяту, или по любой другой из множества причин, и по сей день вынуждающих людей избегать обычного социального окружения и отказываться от общепринятых норм поведения. Возможно, многие из них не собирались отрекаться от общества насовсем, но после долгого отсутствия их переставали приглашать в дома благополучных жителей деревень, им приходилось перебиваться случайными заработками и выполнять черную работу — обрабатывать шкуры или сжигать трупы.

Далиты, имеющие более тысячи собственных джати, не смогли объединиться, чтобы противостоять господству дважды рожденных. Это одно из проявлений основной слабости индийского общества — его раздробленности. «Касты окружены неприступной стеной», — часто говорил Амбедкар, настаивая на аморальности и необоснованности индуизма. Есть некая ирония в том, что представители его собственного джати, махары из Махараштры, смотрели свысока на неприкасаемых чамаров (еще одна разновидность кожевников), и оба эти джати относились к мусорщикам бханги как к нижестоящим, точно так же, как брахманы презирают три другие касты.

По мнению Амбедкара, кастовая система была проклятием, и разрушить ее могли только смешанные браки. «Ничто другое не сможет растворить касты», — писал он, призывая индусов жениться на американках. Махатма Ганди тоже верил, что смешанные браки могут избавить от «проклятия неприкасаемости», он говорил об этом в кругу семьи, с сыновьями и ближайшими последователями. Он удочерил девочку-хариджанку и заявил, что одна из таких юных хариджанок сможет послужить Индии как «первый и лучший президент». Но никто из лидеров Индийского национального конгресса с ним не согласился. После обретения Индией независимости, браки между дважды рожденными и бывшими неприкасаемыми, конечно, случались, но так редко, что правительством Индии была учреждена награда — золотые часы в подарок каждой смешанной семье. Учитывая скудость государственного бюджета, никто не стал бы тратиться на такие подарки, если бы их пришлось часто преподносить. Миллионы бханги (мусорщиков) продолжают по ночам вычищать городские сточные канавы и подметать улицы, а днем никто не желает о них думать. До тех пор, пока все индийские дома не будут оборудованы современной сантехникой, и пока большинство индусов не поверит, что не стоит мочиться и испражняться в общественных местах, надобность в таких уборщиках никуда не денется, они столь же необходимы в нынешней Индии, как они были нужны в древние времена и в средневековье. И проблема тут не только в обучении: наставники, которые пытаются преподавать молодежи основы общественного здоровья и личной гигиены, становятся жертвами разгневанных родителей. Возмущенные родители хотят знать, по какому праву детям внушают, что то, что их родители делают каждый день — грязно. Махатма Ганди сделал ежедневную уборку туалетов частью своего религиозного служения, таким образом он хотел поднять статус этой работы, ранее считавшейся исключительно уделом неприкасаемых мусорщиков. Подобные индивидуальные меры достойны похвалы, но они не помогают решить проблему повсеместного использования открытых сточных канав как отхожих мест, между тем грязная вода становится причиной множества заболеваний, в том числе холеры и тифа. В современной Индии неприкасаемость отменена законом. Но предусмотрительные далиты считают, что в большинстве деревень лучше и не пытаться брать воду из колодцев дважды рожденных индусов, и пользуются новыми колодцами для «списочных каст» (существует официальный «список каст», гарантирующий представителям джати бывших неприкасаемых места в учебных заведениях, на предприятиях и т. д.), чтобы обеспечить отдельный, но равный и полноценный доступ к воде людям «нечистой» крови. Также большинство далитов знают, что у каждого, кто намеревается арендовать жилье или купить дом в престижном городском районе, в первую очередь спрашивают: «Из какого ты джати?» И в деревнях они до сих пор держатся подальше от святых мест и храмов. Тем не менее в Ченнаи и других районах Тамилнада, где бывшие неприкасаемые были избраны на высокие посты в местной власти, есть множество живописных мест, включая побережье, где среди старых хижин внекастовых рыбаков Коромандела построены недорогие высотные дома для бывших неприкасаемых. Дети из джати бывших неприкасаемых осознают свой статус. Часто многие из них выглядят более аккуратными и ухоженными, чем индусы высоких каст, они одеты в безупречно выглаженные белые рубашки и брюки, но они никогда не отваживаются заходить в дорогие гостиницы или дома, потому что охранники сразу их распознают. Люди помнят свою родословную, оковы традиций по-прежнему сковывают умы, подавляя желание — даже у молодых людей — стремиться к обещанному государством будущему с равными возможностями. Однако сейчас стеклянные стены социальных предрассудков становятся все более хрупкими и уязвимыми, особенно после того, как в 2007 году представительница далитов Маявати победила на выборах и возглавила правительство крупнейшего индийского штата Уттар-Прадеш. Прогрессу в этом отношении также способствовала победа Пратибхи Патил, которая стала президентом Индии, во многом благодаря поддержке Маявати и Сони Ганди.

Пратибха Патил, президент Индии

emp1

Ситуация постепенно меняется. Закон на стороне прогресса, дискриминация по кастовому принципу считается уголовным преступлением. Миллионы детей из «списочных каст» получили возможность учиться во всех школах Индии, более 50 000 имеют льготы при поступлении в высшие учебные заведения, в том числе в медицинские. В медицинских колледжах всегда был очень большой конкурс, поступали далеко не все, кто хотел, и появление квоты для «внекастовых» вызвало многочисленные беспорядки. Действия индийского правительства по продвижению «списочных каст» вызвали такие же яростные споры, как и американская политика поддержки национальных меньшинств. Индусы высших каст убеждены, что подобное особое положение бывших неприкасаемых способствует лишь растрате национальных ресурсов, препятствует продвижению наиболее талантливых представителей общества и не ликвидирует отсталость «внекастовых», а укрепляет ее, поскольку все далиты заинтересованы лишь в утверждении и гордом провозглашении своего положения «отверженных». Некоторые юристы заходят еще дальше, считая, что привилегии для «списочных каст» неэтичны и противоречат 16-й статье конституции Индии, которая гласит: «все граждане имеют равные возможности при трудоустройстве в любую компанию или предприятие». Тем не менее в той же статье конституции прямо говорится, что «государству и штатам не возбраняется издавать указы о резервировании вакансий или определенных должностей для представителей низших классов».

В конституции Индии отчетливо отражена двойственность нации, которая разделена существованием неприкасаемых, как бы их ни называли: санскритским эвфемизмом «хариджан», английским термином «списочные касты» или словом языка маратхи — «далит». Для большинства индусов эта проблема все еще остается слишком острой, чтобы они могли рационально подойти к поиску ее решения. Сторонники прогресса заявляют, что стремятся лишь к тому, чтобы в Индии сформировалось более светское, истинно демократическое общество, тогда как конституция, делая акцент на «внекастовых» и «племенах» и устанавливая для них особое положение, так или иначе способствует развитию процесса, обратного ассимиляции, усиливает кастовые различия, стимулируя одну пятую часть населения страны, традиционно занимавшую положение «внекастовых», сохранять свой статус.

На выборах в парламент побеждают многие бывшие неприкасаемые, сегодня их более сотни в высшем законодательном органе страны. Многие входят в высшие эшелоны исполнительной власти (Джадживан Рам получал портфель министра в четырех правительствах, а в 1979-м был близок к тому, чтобы стать премьер-министром). Многие работают врачами, юристами, управленцами высшего звена и служат офицерами индийской армии во всех уголках страны. И благодаря этому все большее число индусов может увидеть и осознать проблему прошлого, настоящего и будущего: предрассудки и допотопные страхи представителей высших каст вынуждают людей с их потенциалом, интеллектуальными способностями и талантами занимать в обществе унизительное положение — ниже, чем у домашних животных, коров, или даже змей и обезьян.

 

Семья

Семья в Индии — самый важный социальный институт. Семейная жизнь во всех ее проявлениях является сердцем кастовой системы: именно там человек получает представление о касте и осознает ее ценности, именно в семье реализуется регламентированная индуизмом повседневная жизнь людей. Традиционное создание и расширение индуистской семьи представляет некий микрокосм древнего индийского общества и по сей день остается наиболее эффективным способом поддержания социальной преемственности в Индии. Интересы этой ячейки кастовых общин считаются более важными, чем индивидуальные и национальные интересы.

По меньшей мере последние триста лет большинство семей Северной Индии были патриархальными. Главой семьи являлся самый старший мужчина, чье слово было закон, сыновья приводили молодых жен, чтобы вместе жить под крышей своего отца, в его доме. Большую индийскую семью обычно составляли родственники трех, иногда четырех поколений, и они делили между собой работу и ее плоды, развлечения и удовольствия. Сегодня в городах появляется все больше малых семей, но давние традиции, которым следуют в полумиллионе древних индийских деревень, сохраняются и в современных мегаполисах. Глава семьи — отец или дед — почти бог, дети склоняются перед ним, чтобы коснуться его стоп, — обычай давно забытый на Западе — таким образом они выражают почтение и уважение. Решения, принятые главой семьи, должны обязательно выполняться, тот, кто ослушался, может быть изгнан из семьи. Конечно, большинство глав семей мудро распоряжаются своей властью и не злоупотребляют ею, они дают советы своим женам и взрослым сыновьям в важных вопросах, касающихся денег и собственности. Однако предоставляемая традицией абсолютная власть может стать причиной тирании. Индийцы в основном послушные, почтительные люди, они принимают «высшую» власть, даже если не согласны с теми указаниями, правилами и ограничениями, которые кажутся им несправедливыми или невозможными. Корни этого послушания — в семейном воспитании. Представители власти, в большинстве своем, пожилые мужчины, хотя представители божественной власти всегда изображаются в виде юных богов и прекрасных богинь.

В царских семьях Индии наследство передавалось по первородству, однако земля и вся остальная собственность делились поровну между всеми сыновьями. В наше время по закону дочери также имеют право на свою долю наследства, но, чтобы получить ее, им потребуется мужество, чтобы отстаивать свои законные права, и удача, чтобы выиграть в суде. В Индии сильна арийская традиция сыновней и братской солидарности, провозглашенная и установленная в «Махабхарате» и «Рамаяне». Братья держатся вместе и воюют друг за друга, а иногда делят между собой одну жену. На хинди слово «брат» (бхай) также означает «кузен», и в большой семье к сыновьям брата относятся так же, как к своим сыновьям.

Типичная индийская семья живет в одном доме и ест пищу, приготовленную на общей кухне. В индийской семье практически нет понятия неприкосновенности частной жизни, и непохоже, чтобы кто-то жаловался на это. Индийцы, в отличие от американцев, как правило, не чувствуют потребности в личном пространстве, а если решают оставить общий дом и жить отдельно, то страдают от недостатка общения. Большинство индийцев считает, что человек, живущий в Америке, слишком одинок, тогда как американцы обычно находят Индию чересчур многолюдной, особенно если им приходится жить в индийской семье. Двери личных комнат в индийских домах редко закрываются, а если и закрываются, то на них нет замков. У членов индийской семьи общая не только еда, но и всевозможные бытовые принадлежности, включая телевизор, DVD-плеер с коллекцией фильмов. Новобрачные редко могут уединиться в общем доме. С другой стороны, похоже, они в этом и не нуждаются. Личным делом у индийцев считается только процесс приема пищи, и то лишь среди строго следующих правилам и предписаниям брахманов. То, что индийцы живут и вырастают в больших семьях, наделяет их сильным чувством безопасности и социальной идентичности, и в то же время лишает их инициативности и того, что мы называем «яркой индивидуальностью». Таким образом, индиец гораздо более пассивен, по сравнению с американцем аналогичного возраста и положения, это результат постоянного проживания в условиях большой многоголосой семьи с множеством нужд, потребностей и стремлений. Если все заговорят одновременно, то никто никого не услышит, и самое важное может быть упущено. Поэтому индийцев с детства учат быть терпеливыми и дожидаться своей очереди.

Все торжества и священные ритуалы в индийской семье осуществляются сообща. Рождения, свадьбы, похороны — все это общие семейные дела. Молитвы за души предков возносит старший сын, но в поминальных обрядах (шраддха) принимают участие все потомки мужского пола, каждый из них предлагает брахманам от имени умершего члена семьи ритуальный шарик риса (пинда). Таким образом, сыновья и внуки едины и связаны с отцами, они «сапинда» — члены одной семьи. Индийская семья, конечно, напоминает древнеримские и другие арийские патриархальные семьи: мужчины, связанные кровным родством, живут, чтобы оказывать помощь и поддерживать друг друга, и они готовы умереть, защищая друг друга. Во всяком случае, именно эта идея одушевляет строго регламентированное существование индийских социальных групп. В действительности все не так просто: в семье живут ленивые или больные, ревнивые или глупые, те, кто работает слишком много, и те, кто совсем не работает, зная, что в любом случае еда и крыша над головой обеспечена. Зачем напрягаться? В идеале, семью возглавляет старший мужчина, но и здесь случаются отклонения. Часто женщины бывают гораздо умнее своих мужей, или иногда младшие сыновья более энергичны и амбициозны, чем их старшие братья. Самые известные примеры — в «первой семье» современной Индии: Индира Ганди и ее муж Фероз; Санджай Ганди и его старший брат Раджив.

В последние годы молодожены с высшим образованием, как правило, уходят из родительского дома сразу после свадьбы и стремятся создать собственную отдельную семью. Зачастую хотя бы один из супругов, оказавшись в непривычной изоляции, чувствует себя настолько одиноко, что пара возвращается в общую семью или проводит в родительском доме много времени: они обедают, смотрят телевизор или слушают музыку вместе со своими братьями, сестрами и другими родственниками. Большие семьи по-прежнему широко распространены в деревнях и среди состоятельных дважды рожденных индусов, множество сыновей и роскошные свадебные церемонии усиливают их влияние и упрочивают статус. Посредством семьи укрепляются и развиваются связи внутри джати: семьи обмениваются дочерями, как правило, это семьи из разных деревень, родственно удаленные друг от друга, как по отцовской, так и по материнской линии, чтобы не нарушать запрет на инцест. По мере разрастания и обогащения семьи, растет ее влияние, и в результате старший ее член может быть приглашен в панчаят или становится старейшиной деревни. Хотя в жизни индийской деревни больше ценятся преемственность и постоянство, а не перемены, равно как выполнение своих обязанностей (дхарма) гораздо важнее возможности наслаждаться личной свободой.

Подчинение власти, семье, джати стало основным законом индийской жизни и главным сдерживающим фактором для творческого развития, радикальных перемен и проявления личной инициативы. Свойственный Индии многосторонний поиск путей достижения всеобщего согласия, стремление сохранить единство, поддерживать традиции, принимать разные точки зрения, примирять разногласия и создавать гармонию из противоположностей — все это отражение и влияние семейной жизни на общую государственную политику. Семья представляет собой ядро, матрицу, модель, из которой вырастает индийская цивилизация, зачастую все это лишь непосредственная имитация и эмуляция того, что люди узнали в семье, чего они ожидали и что получили от нее. Поэтому современной Индии свойственны преемственность, уютная стабильность, чувство безопасности, равно как и конформистская ограниченность и слабость.

 

Роль женщин

Древний индийский закон (в особенности свод, известный как Законы Ману, составленный во II веке до нашей эры — II веке нашей эры) рассматривал женщину как вечного ребенка, нуждающегося в постоянной защите: сначала она должна жить под присмотром отца, затем мужа и наконец — сына. Женщина никогда не должна самостоятельно заботиться о себе или жить одна. Даже проститутки считались «рабынями бога» и находились под защитой храмовых брахманов. Согласно Законам Ману, жена должна была служить мужу, «как богу», даже если он «слаб, или ищет удовольствий на стороне, или лишен добродетелей». Считалось, что женщина — существо слабое и похотливое по природе, и поэтому должна оставаться дома и нуждается в постоянном присмотре и охране, если выходит за его пределы.

С тех пор многое изменилось. Вдов больше не сжигают; маленьких, не достигших совершеннолетия, девочек не выдают замуж; одна из женщин, Индира Ганди, более пятнадцати лет была премьер-министром Индии; другую, Пратибху Сингх, выбрали президентом страны; третья, Маявати, была избрана главным министром Уттар-Прадеша; а четвертая, Соня Ганди — лидер Индийского национального конгресса. Сегодня молодые индийские женщины становятся врачами, исследователями и учеными даже чаще, чем американки, хотя многие из них уезжают в Соединенные Штаты, чтобы получить работу, соответствующую их образованию. Тем не менее большинство женщин в Индии по-прежнему находится в подчинении у своих ближайших родственников мужского пола, и, несмотря на то, что деревенские женщины работают больше, чем мужчины, лишь немногие из них получают зарплату или отпуск. В Индии самый низкий в мире уровень разводов, но в то же время уровень самоубийств среди замужних женщин очень высок, вызывает тревогу количество регулярных сообщений о молодых женах, сгоревших заживо в результате «несчастных случаев» на кухне. Подобные трагедии обычно случаются с женщинами, чьи родители не в силах выплатить их приданое.

В соответствии с «обязанностями женщины», изложенными в древних индийских писаниях, она должна быть прекрасной и нежной, относиться к своему мужу, как к богу, и служить ему послушно, даже если ей приказывают совершать неправедные поступки или действия, которые могут привести ее к гибели. Она должна рано просыпаться, совершать богослужение на домашнем алтаре, всегда содержать дом в чистоте, поддерживать священный огонь в домашнем очаге, принимать пищу только после того, как удовлетворены потребности богов, гостей и слуг, должна быть преданной своим отцу и матери и отцу и матери мужа. В ее преданности своему господину ее честь и ее путь к вечной жизни.

К обязанностям женщины Ману относит также «рождение детей и заботу о них», а также «ежедневную заботу о мужчинах». Рождение детей считалось очень важной функцией женщины, и если жена оказывалась неспособна на это, то индийский закон разрешал мужчине жениться во второй и в третий раз, чтобы получить жену, которая может обеспечить ему продление рода. Некоторые ортодоксальные индусы, в том числе и Махатма Ганди, считают, что секс с женой, не имеющей своей целью исключительно зачатие ребенка, является греховным. Однако это вряд ли отражает отношение к сексу холостых индийцев. И это совсем не то, что описывается в таком древнем классическом писании как Камасутра, «Учебнике любви», его восемьдесят четыре наиболее популярные позиции почти тысячу лет назад были высечены на фасадах многих, сохранившихся по сей день индуистских храмов.

На большей части территории Южной Индии, похоже, были распространены матрилинейные семьи. В дравидийских именах в качестве первого инициала часто используется имя матери, как у второго президента Индии, выдающегося философа доктора С. Радхакришнана, и у его сына — знаменитого историка доктора С. Гопала. В обоих случаях «С.» указывает на род матери «Сарвепалли». В южном штате Керала традиции матриархата сохранялись вплоть до первых десятилетий прошлого века, например, дочь из семьи наяров проходила церемонию бракосочетания с «формальным мужем», который через три дня должен был уйти. После этого молодая женщина получала право вступать в сексуальные отношения со всеми понравившимися ей мужчинами и приводить их домой без каких-либо ритуальных или социальных церемоний. Дети получали фамилию матери. Муж не имел прав на имущество жены и в любой момент мог быть изгнан — стоило женщине потерять к нему интерес. Эта система, некогда распространенная на Малабарском побережье, в современной Индии считается незаконной, но вполне возможно, что до сих пор практикуется в отдаленных южных районах среди тех, кто считает мать не только богиней на небесах, но и единственной достойной правительницей на земле.

Женщины в патриархальных индийских семьях гораздо менее влиятельны. Сыновья должны подчиняться своим матерям, а жена, родившая сына, становится весьма влиятельной и уважаемой. Однако в соответствии с законом Дхарма-шастры «молодая жена принадлежит не только своему мужу, но всей его семье». Приданое являлось необходимой составляющей свадьбы и зачастую наиболее важной частью брачного договора. В наши дни ни одна уважающая себя женщина не согласится на приданое, и ни одна современная семья его не попросит. Индира Ганди решительно выступала против приданого, утверждая, что принимать плату за женитьбу оскорбительно и унизительно для любого мужчины. Тем не менее большинство индийцев с готовностью соглашаются на подобное унижение, будучи не в силах отказаться от денег и подарков, преподносимых им на свадьбу. Случаи убийств новобрачных жен в некоторых областях Северной Индии периодически шокируют внешний мир, иллюстрируя жестокие материальные мотивы заключения договорных браков. К некоторым индийским женщинам относятся скорее как к движимому имуществу, а не как к живым существам; жена — игрушка для мужа и рабыня для свекрови, чья жадность уступает лишь жестокости. Более того, убийцы очень редко предстают перед судом: жители деревень или члены джати покрывают их. То, что мы считаем варварством, заслуживающим самого сурового наказания, с точки зрения жителей традиционной индийской деревни является «самостоятельным решением своих проблем» или «хорошим уроком» для других.

Таким образом, в большинстве случаев дочери считаются обузой. Об их рождении просто сообщают, тогда как в честь рождения сына устраивают торжества. Они не могут много работать. А к тому времени, когда они становятся достаточно взрослыми, чтобы приносить какую-то пользу, их нужно выдать замуж и отдать в приданое деньги, одежду или драгоценности, которые удалось накопить семье бедняков. Новые родственники, семья мужа, часто издеваются над ними, что порой приводит к трагическому финалу — вышеупомянутым убийствам. До недавнего времени появлялись сообщения о трупах новорожденных девочек, найденных в пустынях Раджастхана и центральной Индии, где почва не отличается плодородием и условия жизни суровы. С обретением Индией независимости было принято много новых постановлений, известных как «Кодекс о частном праве, касающийся брака, семьи и наследования», женщинам было предоставлено право на развод, наследование и равные с мужчинами возможности. В соответствии с этими законами в Индии установлена строгая моногамия, при этом многие индийцы убеждены, что если мужчина в состоянии заботиться о нескольких женщинах, которые будут рожать ему детей и доставлять удовольствие, то гораздо разумнее и цивилизованнее позволить ему жениться на них, а не просто пользоваться их услугами и уходить. В пустынных горных районах Гималаев, в том числе в Ладакхе и Непале, до сих пор практикуется полиандрия, как простой и безопасный способ контроля роста населения.

Женщины Индии вносят важный и существенный вклад в профессиональную, научную и общественную деятельность всех видов, вплоть до службы на посту премьер-министра. «Но высочайшее предназначение женщины — это материнство, — полагала премьер-министр Ганди. — Самое волнующее переживание в жизни — принести в этот мир новое живое существо, восхищаться совершенством его крошечного тела и мечтать о его великом будущем». Она сказала это после рождения своего первого сына, Раджива, который стал летчиком.

В конце XIX века тринадцатилетний Махатма Ганди женился на своей ровеснице Кастурбай. «Браки у индусов — вещь сложная», — писал он в своей автобиографии «История моих опытов с истиной».

Очень часто брачные обряды разоряют родителей жениха и невесты. Они теряют состояние и массу времени. Месяцы уходят на изготовление одежды и украшений, на добывание денег для обедов. Все стараются перещеголять друг друга числом и разнообразием предлагаемых блюд… Лишь по этим приготовлениям мы узнали о предстоящем событии. Мне кажется, что для меня оно было связано только с ожиданием новой одежды… роскошных обедов и незнакомой девочки для игры. Плотские желания пришли потом.

Примерно в то же время в штате Махараштра впечатлительная десятилетняя девочка по имени Лакши-мибаи вышла замуж за восемнадцатилетнего Нараяна Тилака. Позже в своей автобиографии «Я следую» она писала: «В соответствии с индуистскими стандартами тех дней, я считалась большой девочкой, мне было десять лет. Тогда детей женили друг на друге в возрасте пяти-шести лет или даже раньше, а не выдать замуж девочку до одиннадцати лет было чем-то неслыханным».

Ортодоксальные индусы верили, что если их дочь остается незамужней после того, как у нее начались менструации, они виновны в совершении аборта. И когда в 1891 году англичане решили увеличить разрешенный для вступления в брак минимальный возраст с десяти лет до двенадцати, и сексуальные отношения с теми, кто не достиг этого возраста, считать изнасилованием, независимо от того женаты партнеры или нет, ортодоксальные индусы подняли волну протеста. Тем не менее просвещенные индийцы, такие как Джастис Ранади, поддерживали подобные гуманитарные реформы, утверждая, что «эти формы общественного устройства, которые подобно опухолям появились в разумной системе древнего индийского общества, можно и нужно регулировать исключительно сильной рукой закона».

Еще одной важной проблемой, решением которой были озабочены социальные реформаторы Индии конца XIX — начала XX ввека, стало предоставление вдовам права повторного замужества. Овдовевшие женщины уже не обязаны были выполнять обряд сати и сжигать себя вместе с умершим мужем, но они по-прежнему вынуждены были, подобно печальным призракам, скрываться в дальних комнатах домов, им запрещалось надевать что-либо, кроме белых траурных сари, нельзя было носить украшения, делать макияж, посещать праздники и общаться с мужчинами. Британское правительство приняло закон о замужестве вдов в 1856 году, но еще в течение нескольких десятилетий никто не воспользовался этим правом — смелости на это не хватало ни у овдовевших женщин, ни у потенциальных женихов. Анандибаи Карви рассказывает в своих воспоминаниях «Новые брахманы», что она впервые овдовела в возрасте восьми лет, через четыре месяца после свадьбы, и второй ее муж умер, когда она все еще оставалась подростком. После этого на ней решил жениться Махариши Дхондо Карви, один из ведущих реформаторов Пуны, и, став его женой, Анандибаи каждый день боялась, «что кто-нибудь убьет его, потому что он нарушил традицию». Десятилетиями Карви, брахманы-чипавины, подвергались остракизму со стороны представителей своей касты и горожан. В 1896 году Карви основали Ассоциацию индийских вдов, которая помогла тысячам вдов преодолеть трудности и ограничения своего социального статуса и зажить полезной, продуктивной и относительно счастливой жизнью. Невестка Карви, Иравати, стала известным профессором-антропологом и первой женщиной в сари, которая ездила по Пуне на собственном мотороллере. «Мне очень повезло, что я была невесткой такого человека! — писала доктор Иравати в своих воспоминаниях о Махариши Дхондо Карви. — И мне очень повезло, что я не была его женой!»

Бракосочетание в Индии — всегда шумное и многолюдное торжество. Элита устраивает свадьбы на открытом воздухе, по пышности и роскоши они соперничают с религиозными праздниками. Даже в наши дни жених подъезжает к дому невесты верхом на лошади или, если он достаточно богат, верхом на слоне. Когда в 1916 году двадцатисемилетний Джавахарлал Неру женился на шестнадцатилетней Камале Каул, «свадебная процессия» Неру покинула Аллахабад за неделю до назначенной свадьбы и двинулась по направлению к Дели, там установили множество просторных шатров и арендовали дома для гостей. «Каждый день устраивались пиршества, — писала в своей автобиографии „Без сожалений“ младшая сестра Джавахарлала, Кришна, — через десять дней свадебная процессия вернулась в Аллахабад, где состоялось еще несколько праздников». Сестра Неру, Свамп, которая после замужества получила имя Виджая Лакшми Пандит, первая женщина президент ООН, говорила, что «брат… опекал и защищал сестру, а ее отношение к нему граничило с обожанием». В своей книге «Смысл счастья: личные воспоминания» Виджая Лакшми Пандит, описывая свадьбу брата, рассказывала, что «основное празднование началось, когда процессия подъехала к дому невесты, каждый вечер были пиры и гуляния, на которых, казалось, побывали все жители провинции без исключения». Примерно через год «Камала родила… Будущие дедушки и бабушки… надеялись, что это будет мальчик». Появление Индиры стало разочарованием даже для такой просвещенной и «прозападной» семьи, как Неру.

25 июля 2007 года в своей речи на церемонии инаугурации новый президент Индии Пратибха Патил сказала: «Расширение прав и возможностей женщин усиливает нацию. Мы должны избавиться от социальных пороков, решить проблемы недоедания, детской смертности и убийств новорожденных девочек».

 

Жизнь в деревне

В наши дни три четверти индийцев по-прежнему живут примерно в полумиллионе деревень с населением от 500 до 5000 человек. Деревня в Индии представляет собой небольшую общину, староста или панчаят которой избираются из ее членов. В большинстве деревень проживают семьи, составляющие двадцать и более джати, которые производят большинство необходимых жителям товаров и услуг. Тем не менее индийские деревни никогда не были полностью самодостаточными или автономными. В начале XIX века среди британских чиновников был распространен миф о том, что индийская деревня представляет собой некое подобие «независимой республики», однако они никогда не жили в деревне достаточно долго для того, чтобы обнаружить семейные и экономические связи между соседствующими селениями. Антропологические исследования, проводившиеся в течение последующих ста лет, позволили получить более точную картину: индийская деревня представляет собой, скорее, одну из взаимодополняющих и взаимозависимых ячеек в целой системе деревень, составляющих огромный и сложный механизм индийской цивилизации. Структура селений, их архитектура и системы управления существенно изменяются от севера к югу, каждый регион имеет свои уникальные обычаи, обряды, одежду, кухню и язык — все это заметно отличает одну деревню от другой. При этом все они объединены «Великой традицией» — общими для Индии санскритом, культурными идеалами и ритуалом поклонения божествам. Как Индия в целом, каждая деревня включает в себя разнообразные джати и верования, которые сосуществуют в рамках географического единства и следования древним традициям. Обычно в селении есть доминирующее джати, землевладельцы, которые могут быть брахманами, кшатриями или вайшьями, их представители занимают главенствующее положение в местных органах власти. Но статус джати, как и статус отдельной семьи, может изменяться; соперничающие группы всегда стремятся к власти, они стараются приобрести больше земли, получить больший контроль над водными и другими природными ресурсами, поскольку это ключ к могуществу, усилению влияния в деревне. Формальный статус жителя деревни, его каста, наследуется по праву рождения, тогда как отношение общины к нему зависит от принадлежности к определенной семье и джати. Деревенская девушка знает, что после свадьбы она переселится в семью мужа, это может быть как соседняя, так и достаточно удаленная от ее родного селения деревня. Она сможет приезжать домой на праздники, а также оставаться там перед рождением детей и несколько недель или месяцев после, но основным местом ее жительства будет дом родителей мужа. В наши дни многие девушки уезжают из родных деревень, чтобы попытаться устроиться и начать новую жизнь в ближайших городах или мегаполисах.

Темпы урбанизации в Индии во многом зависят от притока рабочей силы из деревень. Поработав немного в крупных городах, увидев уровень зарплат и оценив перспективы, многие приехавшие из деревень молодые люди решают остаться, даже если им приходится жить в густонаселенных трущобах. Но любовь к открытым просторам все еще удерживает большинство индийцев на своей земле, неважно, плодородная она или нет, они даже не пытаются уехать. И это не удивляет иностранных туристов, которые, посетив индийские деревни, обнаруживают, что это красивые, спокойные и, возможно, самые «чистые» места в Индии. Густозеленые поля молодого риса и золотые поля цветущей горчицы, чистые, аккуратно выбеленные известью дома, ровные улицы процветающих деревень — все это гармонично сочетается с живописной природой разных областей Индии и естественным образом порождает романтические идеи о пасторальных прелестях деревенской жизни. Однако воплотить в жизнь утопию индуистского ашрама удавалось лишь великим религиозным учителям, таким, как Шри Ауробиндо и Махатма Ганди — в Пондишери на юге Мадраса, Сабармати в предместьях Ахмедабада и Севаграме в центральной Индии.

В большинстве индийских деревень жителям едва удается обеспечивать себя; они от рассвета до заката трудятся в поле, выполняя необходимые сезонные работы. Как большинство крестьян в мире, индийские земледельцы с недоверием относятся к приезжим. Речь, манера одеваться и склонность вмешиваться в чужие дела, свойственные «чужакам», «городским» и «столичным», обычно раздражают крестьян. Подобно пресловутому фермеру из Миссури, они скептически относятся к любым переменам. Когда миссионеры Уильям и Шарлотта Уайзер впервые приехали в деревню Каримпур, все ее жители разбежались, скрывшись за глиняными стенами («За глиняными стенами» — так назвали Уайзеры свое исследование о жизни индийской деревни в период с 1930 по 1960 годы, а в 1970 Шарлотта издала ее продолжение). Первым, кто к ним подошел, оказался бывший неприкасаемый, Кристиан, — его ребенок умирал от дизентерии, и благодаря лекарству, которое дали Уайзеры, его удалось спасти. Вскоре после этого и другие жители деревни оставили свои укрытия, чтобы обратиться за помощью к чудесным незваным гостям, пришедшим издалека. Терпение и мудрость Уайзеров помогли им заслужить дружбу каримпурцев и позволили исключительно детально и точно отобразить и увековечить жизнь этой индийской деревни.

Название прекрасной книги Уайзеров символизирует не только темные стены, за которыми большинство жителей деревень прячутся при виде незнакомцев; потрескавшиеся глиняные стены домов крестьян также показывают нежелание и страх любой демонстрации собственного богатства. Ростовщики и сборщики налогов всегда узнавали или старались заметить внешние признаки благосостояния своих должников-крестьян. За несколько десятилетий в Каримпуре многое изменилось: появились новые семена, новые инструменты и колодцы, школы; многие семьи заменили глиняные дома на кирпичные, не разрушавшиеся из-за дождей. Ветер перемен продолжает дуть, но осторожные крестьяне и их консервативные лидеры боятся его, слишком быстрые и «горячие» перемены могут уничтожить деревню. Деревни остаются небольшими, но нерушимыми крепостями, сохраняющими религиозные ценности и уклад традиционной Индии.

Большинство деревенских жителей традиционно зависят друг от друга, в соответствии со строгими правилами иерархии джати и экономическими законами джаджмани. В деревне необязательно живут поставщики всех видов услуг. Например, один ювелир может обслуживать пять или десять деревень, как брахман-астролог, или может просто сидеть в своем «магазине» в городе, выполняя работу для приходящих к нему клиентов. С другой стороны, некоторые работники могут работать исключительно на богатого землевладельца; например, кузнецы могут обслуживать представителей влиятельного джати, периодически (ежегодно) получая от них фиксированную плату. Эта система была задумана как самовоспроизводящаяся на протяжении многих поколений, однако в условиях модернизации она все быстрее и быстрее разрушается: так, сын деревенского парикмахера может предпочесть работу на мельнице, в результате приходится искать нового парикмахера или ехать в город, чтобы подстричься, побриться и сделать педикюр.

Статус джаджмана означал много больше, чем просто «финансовый патрон», традиционно он уподоблялся богу и был достоин ежедневного и еженощного служения. Подобно богу, он щедро вознаграждал своих смиренных слуг, обеспечивая их необходимым пропитанием. Большинство джати в современной Индии расплачиваются друг с другом деньгами, их взаимоотношения можно охарактеризовать скорее как формально экономические, нежели традиционно ритуальные. Тем не менее дружба между представителями разных джати до сих пор встречается редко, а социальная пропасть между брахманами или представителями других высших каст и «нечистыми» или «внекастовыми» индийцами в большинстве деревень по-прежнему непреодолима. Разумеется, из каждого правила и традиции бывают исключения, спутниковое телевидение ежедневно популяризирует идеи светской конституции страны, а современное правительство продолжает наращивать темпы реформ, и свежий ветер демократического сознания достигает даже самых отдаленных областей и горных районов сельскохозяйственной Индии.

В большинстве деревень сохраняются панчаяты и посты старост, но, несмотря на пыльные проселочные дороги и извилистые тропы, к ним все чаще и чаще наведываются районные и областные чиновники, полицейские, а также представители налоговых инспекций, министерств и политических партий, давая местным правителям понять, как, на самом деле, мало значат их традиционная власть и полномочия.

В рамках осуществляемого правительством централизованного экономического планирования, начиная с 1954 года, были частично восстановлены правила древних сельскохозяйственных «советов пятерых» (панчаятов): они были призваны помогать правильно расставлять приоритеты при составлении местных планов, в то же время им по-прежнему запрещалось наказывать нарушителей традиционных законов джати (в древние времена панчаяты представляли собой силу, достаточно могущественную для того, чтобы изгнать нарушителя из общества). В наши дни старосты все еще имеют сильное влияние в деревне, благодаря своему возрасту, богатству, статусу землевладельцев или принадлежности к касте брахманов, но они лишились полицейских и юридических полномочий, которыми владели их предки. Деревенский староста (в большой деревне их может быть два, три или больше) и сегодня наделен некоторой административной властью, обычно это сбор налогов или предоставление полиции информации о приезжих и бродягах. Выполнение этих обязанностей избавляет старосту от необходимости платить налоги. Кроме того, благодаря своему преклонному возрасту, высокому происхождению и собственности староста пользуется большим уважением в деревне, с ним обычно советуются местные чиновники, а во время предвыборных кампаний и кандидаты в Лок сабху. Чем больше индийских деревень попадает в зоны покрытия спутникового телевидения и смотрят новости из Дели, чем больше асфальтированных дорог прокладывается в самые отдаленные уголки страны, тем больше власти и влияния забирают у местных лидеров бюрократы, политики и выпускники университетов. Несмотря на это в Индии по-прежнему глубоко уважают традиции, с почтением относятся к пожилым людям и из поколения в поколение передают и хранят религиозные верования. Близлежащие города с их промышленными предприятиями и относительно высокой оплатой труда все сильнее и сильнее притягивают деревенскую молодежь, особенно наиболее активных и любознательных, узнавших о существовании современного мира и желающих увидеть его своими глазами. Но даже больше, чем скорость изменений, в деревенской Индии поражает именно сохранение во многих сельскохозяйственных общинах преемственности и традиций, поддерживаемых терпеливым и трудолюбивым молодым поколением.

Рынки обычно располагаются в нескольких часах пути (пешком или на воловьей повозке) от каждой деревни. На еженедельных ярмарках деревенские жители могут приобрести все те необходимые им продукты, которые недоступны в маленьких общинах, а также продать излишки того, что производят сами. Рынки обычно устраивались на перекрестках дорог, и в наши дни многие из них превратились в небольшие торговые города со своим производством. Однако в большинстве отдаленных районов, как и прежде, функционируют передвижные ярмарки — купцы со своим товаром, нагруженным на повозки и велосипеды, обслуживают около шести деревень, переезжая из одной в другую, подобно бродячему цирку или «магазинам на колесах». Индийские крестьяне, особенно женщины, с ранней юности развивают в себе удивительную ловкость и чувство равновесия, ежедневно перенося на головах кувшины с водой и глиняные или медные горшки с продуктами. Крестьяне до рассвета пешком или на велосипедах отправляются на ближайший рынок или в город, чтобы продать там свежее молоко, которое для большинства деревенских детей остается редким лакомством.

На ярмарках, как и на религиозных праздниках и торжествах в честь местных божеств, деревенские жители получают возможность общения, а также экономическую выгоду и религиозный опыт. У индийских женщин часто нет других оправданных оснований, чтобы отойти так далеко от дома, и они используют свои походы на базар, чтобы встретиться со своими сестрами и прочими близкими родственниками, провести с ними время, посплетничать и рассказать о своей жизни. Мужчины отводят на ярмарки скота лишних коз и коров, эти ярмарки проводятся реже и располагаются дальше, чем местные продуктовые. Но они выполняют важную социальную функцию, там люди могут найти брачных партнеров для своих детей и договориться о свадьбе. Таким образом, базары и ярмарки становятся главным событием и днем отдыха для всей семьи. И большую часть этого дня индийская семья проводит в тесной и скрипящей воловьей повозке.

Наиболее важным фактором модернизации индийских деревень сегодня является образование. Конституция Индии называет «бесплатное и обязательное образование для всех детей» в возрасте до четырнадцати лет «основным принципом» развития страны. Полностью это пока осуществить не удается, но по крайней мере 50 % индийских детей получают начальное образование и как минимум половина из них продолжает обучение, миновав подростковый возраст. В каждой индийской деревне есть школа, иногда она представляет собой просто подметенную поляну, хотя чаще это все же специально возведенное здание из кирпича или бетона, где дети учат алфавит, начинают читать и писать, осваивают сложение и вычитание. Конечно, во время посевной и сбора урожая посещаемость минимальна, да и в большинство оставшихся дней дети ходят в школу не так регулярно, как это принято на Западе, но тем не менее прогресс есть, и общий уровень грамотности неуклонно растет. После того как первый шаг сделан, и деревенский ребенок научился самостоятельно читать, уже никто не может сказать, как далеко заведут его желания, амбиции и интеллект. Сначала это может быть старшая школа в соседнем городе, затем колледж в столице штата, возможно, благодаря государственным квотам, установленным для детей далитов. Для закончивших эти учебные заведения становятся доступны Нью-Дели или Мумбаи, или даже Лондон, Нью-Йорк и Лос-Анджелес. Образование и талант остаются самыми быстрыми средствами достижения высокого положения и перспективного роста в Индии, но конкуренция слишком жесткая, поэтому едва ли один ребенок из сотни тысяч деревенских мальчиков и девочек сможет достичь успеха в городе, решив встать на этот столь распространенный в западных странах путь. В начальных и средних школах Индии сегодня обучаются около 100 миллионов молодых индийцев, и около 6 миллионов продолжают образование в высших учебных заведениях. Несмотря на это, процент грамотности среди далитов вполовину ниже, чем у индусов высших каст, а среди женщин неграмотных гораздо больше, чем среди мужчин. Однако по сравнению с 1961 годом, это можно считать серьезным прогрессом, ведь тогда лишь 10 % далитов могли читать и писать свои имена. Если распространение образования сохранит свои нынешние темпы, то в 2050 году грамотным будет каждый индиец.

Проблемы, присущие западной системе образования, естественным образом углубляются в условиях индийской деревни с ее нищетой и разнообразием традиций и устоев. Сельским учителям платят очень мало, кроме того, зачастую они сами так плохо образованы, что можно считать чудом, если их ученикам удается хоть чему-нибудь научиться. В школах обычно недостает учебников, досок, мела и карандашей. Семьи высших каст могут себе позволить послать детей в частные школы, большинство которых патронируются миссионерами или организованы по образцу британской системы «общественного» образования. В деревне обычно несколько таких семей, и богатые землевладельцы по возможности нанимают частных преподавателей для своих сыновей, чтобы они научились дома хотя бы читать.

Обучение в индийских школах остается раздельным, мальчики сидят в одной половине класса, девочки — в другой, между ними достаточно широкий коридор, по которому прохаживаются учитель или воспитатель, охраняющие «нейтральную полосу» от искателей приключений. Кастовое разделение запрещено законом, но в реальной жизни среди детей зачастую бывают случаи, когда властные потомки брахманов и кшатриев притесняют робких и застенчивых детей далитов. Мусульман в большинстве деревень так мало, что они также чувствуют некую скованность и не спешат пользоваться равными возможностями, которые по закону предоставляются каждому жителю Индии. Права человека по-прежнему находятся на начальной стадии эволюции; найти в себе мужество отстаивать эти права — уже большое достижение. Индийские крестьяне по-прежнему держатся за традиции, основанные на иерархии и уважении к вышестоящим. Без доступности законодательной власти и ее представителей, откуда может возникнуть уверенность в себе и стремление к самоутверждению в умах и сердцах людей, воспитанных быть покорными и безропотными? Но, так или иначе, процесс идет. По крайней мере приняты соответствующие законы. И теперь многое зависит от людей, от каждого в отдельности и всех вместе, им нужно научиться жить по другим правилам как в частной жизни, так и в рамках системы, маленькой частью которой они являются.

В некоторых областях Индии звучали призывы к более радикальным политическим изменениям и аграрной революции, которая дала бы землю безземельным и работу безработным. В Западной Бенгалии, Керале и Трипуре в правительство штатов были избраны марксисты, но и им не удалось победить мрачные реалии нищеты сельской жизни и решить проблему перенаселения и, соответственно, недостатка земли. Им не удалось сделать счастливыми и полезными обществу людей, не имеющих ни образования, ни профессии. Ни Фонд Форда, ни Маргарет Сэнгер не смогли убедить членов среднестатистической крестьянской семьи, по крайней мере ее мужскую часть, в том, что контролировать рождаемость и планировать семью гораздо более мудро и правильно, чем иметь так много сыновей, как это только будет возможно. «Сын рождается с двумя руками для работы и только одним ртом для еды», — говорит смышленый индийский крестьянин. С экономической точки зрения, рождение дочери гораздо менее желанно. При этом большинство крестьян знает не понаслышке, что рождение даже дюжины детей не гарантирует родителям достаточную поддержку и содержание в старости.

Архитектура и общая структура деревень в Индии весьма разнообразны. В плодородных и процветающих штатах Пенджаб и Харьяна, где собирают богатый урожай пшеницы, деревни часто самодостаточны, они электрифицированы, снабжены системами артезианского водоснабжения, там есть тракторы. Живут там в основном сикхи и джаты. В Раджастхане и Мадхья-Прадеше деревни тоже вполне самостоятельны, часто огорожены общей стеной, но они гораздо беднее, у них полуразрушенные или плохо отремонтированные дома, даже у доминирующих там семей раджпутов. В дождливой долине Ганги в центре Уттар-Прадеша, в восточном Бихаре и Западной Бенгалии основным продуктом питания является рис, а плотность населения настолько высока, что деревенские власти вынуждены просить разрешения расширить занимаемую территорию. Доминирующими джати там, как правило, являются брахманы тхакуры и варендры, а также каястхи. В Бенгалии и на Малабарском побережье штата Керала крестьянские дома часто возвышаются над рисовыми полями, их строят на бамбуковых сваях, чтобы максимально использовать влажную плодородную землю. Каждый год там собирают три, реже два, урожая риса. Взаимозависимые деревни распространены в Карнатаке и Махараштре, бывшем штате Майсур, там доминируют представители оккалига и лингаятов. В деревнях Декана большинство населения составляют маратхи. В этой части центральной Индии наиболее распространенными культурами являются просо, хлопок и сахарный тростник. Большинство деревень прибрежной части Ориссы населяют ории, а в ее горных областях живут племена кондх. Дальше на юг, в штатах Андхра и Тамилнад, быстро растет численность далитов ади-дравидов, это вынуждает остающихся в меньшинстве смарта брахманов и шри вайшнава брахманов жаловаться на жестокую дискриминацию. Таким образом, современные кастовые объединения и всеобщие выборы медленно, но неуклонно изменяют жизнь и структуру общества аграрной Индии, их роль в этом процессе сильнее и глубже, чем влияние новых промышленных городов и быстрорастущих перенаселенных мегаполисов.

 

Урбанистическая революция

Ускоряющиеся темпы урбанизации — мощный и сложный процесс, который способствует трансформации индийского общества. Около четверти населения Индии сосредоточено в небольших и крупных городах с населением более 5000 жителей, плотность населения в них достигает тысячи и более человек на квадратный километр. В этих городах по меньшей мере 75 % мужчин заняты на работах, не имеющих отношения к сельскому хозяйству. Многие индийские деревни превосходят по количеству жителей небольшие города, и различия между ними в целом незначительны, потому что в больших селах также есть промышленные предприятия, но они, как правило, производят только кирпич для собственных нужд и для ближайших деревень поменьше. Более 50 % горожан живут в городах с населением, превышающим 100 тысяч человек, в числе которых пятьдесят крупнейших мегаполисов Индии, миллионников и многомиллионников, их жизнь так же далека от жизни крестьян, как далека деревня от системы скоростных шоссе в Нью-Дели и сталеплавильного завода в Джамшедпуре. В Мумбаи сегодня живет более 16 миллионов человек, а в Нью-Дели, площадь которого 640 квадратных километров — 15 миллионов.

Города появились в Южной Азии по меньшей мере 4000 лет назад, с развитием Индской цивилизации. На месте современного Дели находятся руины без малого семи городов, в разные эпохи служившие столицами исчезнувших ныне династий. Торговая деятельность Ост-Индской компании привела к тому, что на месте британских фортов у Калькутты, Мадраса и Бомбея, выросли большие портовые города, которые развивались на протяжении нескольких последних веков и превратились в современные великие и ужасные мегаполисы. Распространение начавшегося в Манчестере процесса индустриализации привело к тому, что Индии в ХГХ веке в какой-то момент была свойственна деурбанизация: миллионы горожан не выдержали конкуренции с британской промышленностью и были вынуждены вернуться к крестьянскому труду в свои деревни. Однако к концу столетия в Гуджарате, Бомбее, Бенгалии и Мадрасе появились небольшие промышленные города, в которых производили хлопковые, джутовые и другие ткани, способные конкурировать с дешевым британским импортом.

Индустриальное развитие Индии долго подавлялось Британской империей, отказывавшейся поддерживать местных предпринимателей. Однако в ходе Первой мировой войны Великобритания ощутила потребность в индийской продукции, и это пересилило ее нежелание позволять индийским производителям получать прибыль. Дальновидный пионер индийской промышленности Джамшид Н. Тата (1839–1904) смог открыть металлургический завод без поддержки правительства. Во время Второй мировой войны гигантский промышленный комплекс Тата в Джамшедпуре разросся и стал крупнейшим предприятием этой отрасли во всей Британской империи.

После обретения независимости в Индии появилось множество промышленных предприятий, металлургических и электрохимических, производящих электронику и атомную энергию. Крупные города в Индии растут в два раза быстрее небольших деревень. За последние двадцать лет население Нью-Дели увеличилось в четыре раза, входящий в него район Старый Дели утроил число своих жителей, теперь в его трущобах живет больше людей, чем где-либо еще, за исключением разве что трущоб Мумбаи и Колкаты. Более 30 процентов новых делийцев — нищие поселенцы, они живут в трущобах, где нет никаких коммунальных удобств, и это в самом сердце Нью-Дели, великолепной современной столицы. Более того, даже в предназначенных для стабильного среднего класса спальных районах на южной, западной и восточной окраинах Нью-Дели после 6 часов утра не бывает воды и нередки проблемы с электричеством: в сети, перегруженной из-за постоянно включенных бесчисленных кондиционеров, скачет напряжение. Та же ситуация в Мумбаи и Колкате.

Городские «котлы» в Индии служат «скороварками» социальных перемен. Крестьяне, которые приехали в город и нашли работу в офисных центрах или на заводах, пользуются городским транспортом: в переполненных автобусах, трамваях, пригородных поездах они оказываются в непосредственной близости от других пассажиров, чьи джати, религиозные убеждения, место рождения, равно как и моральные устои, определить невозможно. В суете большого города не остается времени на то, чтобы беспокоиться об удобствах, проявлять любопытство или заботиться об условностях провинциального этикета. Если чистый брахман просто перейдет улицу в Мумбаи или Колкате, он соприкоснется с таким количеством «грязных» тел, что вожделенная мокша отдалится от него на несколько инкарнаций. Городские служащие научились разделять свою жизнь: возвращаясь вечером домой, они моются, переодеваются, поют свои мантры и предлагают цветочные гирлянды или немного гхи божествам, изображенным на домашнем алтаре.

Во многих городах Индии плотность населения в некоторых районах составляет более 2000 человек на гектар, во многих домах есть только одна раковина с краном, нет чистых резервуаров для воды и нет закрытой канализации. Трущобы Ахмедабада, Ченнаи, Мумбаи и Колкаты — худшие из таких районов.

Нью-Дели во многих отношениях нетипичный индийский город, это скорее отдельная метрополия, нежели столица страны «третьего мира». В 1982 году щедрые капиталовложения для подготовки города к Азиатским Олимпийским играм позволили возвести в Нью-Дели крупнейший в Азии освещенный стадион, более чем вдвое увеличить число пятизвездочных отелей, построить современную систему скоростных шоссе, украсить фонтанами центральный правительственный квартал и превратить город в символ современной власти и могущества. Тем не менее движение на дорогах там осталось таким же опасно хаотичным, как и везде в Индии. На некоторых перекрестках есть светофоры, но ни они, ни нарядные дорожные инспекторы в белой форме, в перчатках и со свистками, стоящие в круглых прозрачных кабинах, не в состоянии контролировать хаотическое движение автомобилей, автобусов, мотороллеров, велосипедов, а также пешеходов и животных, скапливающихся на дорогах в часы пик.

Индийские дороги, даже в сердце Нью-Дели, напоминают сложную систему варна-джати, с ее сложной иерархией. Мерседесы с тонированными стеклами и Сузуки с кондиционерами, украшенные правительственными флагами на крыльях и капотах, остаются пукка сахибами на любой дороге.

Они пользуются такими же привилегиями, как западные машины скорой помощи с мигалками и сиренами, или правительственные кортежи, или пожарные машины с их приоритетным правом остановить движение остальных автомобилей и двигаться на максимальной скорости. Далее на иерархической лестнице стоят лимузины и внедорожники кшатриев и вайшьев, на них нет флагов, но они сами по себе являются символом богатства и власти представителей правящего класса, которые могут себе позволить роскошь. Далее следуют оборудованные кондиционерами автобусы с иностранными туристами — новыми дважды рожденными в современном мире. Священные коровы с оседлавшими их бородатыми садху, разумеется, идут туда, куда пожелают. Относительно свободны в движении и мотоциклы. Старые грузовики и муниципальные автобусы, трехколесные ламбретты, запряженные волами повозки, а также рикши и велорикши на дороге соответствуют шудрам и внекастовым. Тяжелые грузовики не приближаются к «мертвому» центру, но по удаленным дорогам они движутся, никого не боясь и ни на кого не обращая внимания. В общем, неудивительно, что смертность в результате дорожно-транспортных происшествий в Индии в двадцать раз выше, чем в Америке.

В 1947–1948 годах в окрестностях Дели обосновались миллионы беженцев из Пакистана, сикхов и индусов, их лагеря со временем превратились в города-спутники, они были построены при поддержке комиссии по реабилитации министерства социальной юстиции и правопорядка. Во время чудовищной оргии насилия, последовавшей за убийством премьер-министра Индиры Ганди в конце 1984 года, толпы озверевших, жаждущих мести индусов подожгли несколько сикхских поселений на окраине Дели, превратив их в крематории: за те семьдесят два часа, которые длились беспорядки, в огне погибли тысячи невинных сикхов. Так самый современный город Индии превратился в самое варварское место в стране, такова опасность урбанизации, о которой давно знают жители Запада, бывшие свидетелями расовых беспорядков в Чикаго, Филадельфии, Детройте, Лондоне, Белфасте и Бейруте. Тем не менее трагедия в Дели стала мрачной иллюстрацией несостоятельности городского планирования в Индии. Через месяц после того кошмара, все опасности ускоренной урбанизации ощутили на себе мирно спящие жители Бхопала, нефтехимической столицы Индии. Ее население стало расти с катастрофической скоростью с тех пор, как в 1970-х годах там был построен завод удобрений фирмы Union Carbide. В Бхопале произошла тяжелейшая в современной Индии промышленная катастрофа: резервуары, в которых скапливался смертельно-ядовитый газ, оказались ненадежными, газ попал в город и унес жизни по меньшей мере 1700 жителей, оставил инвалидами с повреждениями глаз и легких еще 200 тысяч человек, которым чудом удалось выжить. Бхопал стал единственным городом в Индии, население которого уменьшилось за счет массового возвращения мигрантов в свои деревни и небольшие городки.

Третий по величине город в Индии — Колката, в его состав входит около сотни городских единиц с общим населением около 14 миллионов человек. В сердце этого сложного комплекса городов и районов расположен старый город, раскинувшийся на берегах реки Хунгли. Его в 1690 году основал британский купец Джоб Чарнок, а двести лет спустя Киплинг пророчески описал его как «Город страшной ночи», хотя в те времена Колката была сравнительно безопасной и пустынной. Колката стала первым индийским городом, получившим у британцев «муниципальный» статус. К началу прошлого века ее население составило миллион жителей. Три четверти семей в городе живут в убогих однокомнатных квартирах, в которых нет внешних дверей, водопровода и нормальной канализации. Зато это первый в Индии город, потративший целое состояние, чтобы проложить линию метро длиной в одну милю в шикарном районе вокруг крепости Форт-Уильям. Его примеру последовал и Дели, где в 2006 году была открыта первая ветка сразу ставшего популярным метрополитена. Марксистское правительство Западной Бенгалии не смогло превзойти своих предшественников и решить острые проблемы городской нищеты и неравенства. И без того недостаточно очищенная вода течет в Колкате по ржавым трубам водопровода, построенного еще британскими инженерами в 1870 году, максимальный срок эксплуатации этого водопровода составляет 100 лет. Центральную городскую канализацию, при постройке рассчитанную на обслуживание 600 тысяч человек, сейчас используют более 3 миллионов человек. Ховрах, промышленный близнец Колкаты, стоящий на другом берегу реки Хунгли, до сих пор связан со своим братом всего двумя мостами, движение по которым представляет собой постоянный затор.

В последние десятилетия Мумбаи занял место основного финансового, торгового и делового центра страны. Западная столица штата Махараштра опередила восточную столицу Бенгалии как по количеству населения, так и по богатству. Но в процессе борьбы с Колкатой, Мумбаи пал жертвой тех же болезней городского упадка и незапланированного роста, что и ранее искалеченная ими Колката. Его воздух сильно загрязнен выхлопными газами автомобилей и дымом из труб промышленных предприятий, водоснабжение ограничено, а вода дурно пахнет, улицы и переулки переполнены транспортом, близлежащие поля и болота стихийно заселяют толпы ежедневно прибывающих бедных переселенцев из деревень. Последние десять лет Мумбаи постепенно превращается из наиболее процветающего и перспективного в наиболее опасный и деградирующий город Индии. Нельзя сказать, что поблекла красота подобной сверкающему ожерелью набережной Marine Drive, или что фондовые и товарные биржи приходят в упадок. Кроме того, наиболее ценным активом города остается порт, украшенный уникальными древними статуями, главная из которых — гигантская тримурти (трехликая) голова Шивы на острове Элефанта, по-прежнему, как магнит, притягивает туристов. Расположенный на соседнем острове Центр ядерных исследований — главный бастион современной мощи Индии.

Международный аэропорт Мумбаи занимает второе место после Нью-Дели по количеству обслуживаемых авиарейсов. Обеспечиваемые им торговые авиаперевозки вносят существенный вклад в национальную авиатранспортную индустрию, доход от которой уже превышает 40 % дохода Индии от морской торговли. Нигде в Индии не платят 50-процентный налог на прибыль, как это делают богатые жители и кинозвезды Мумбаи, в этом поистине космополитическом центре расположены торговые дома и киностудии, возглавляемые представителями самых разных национальных групп, таких как парсы, марвари, джайны и мусульмане-шииты. В Мумбаи и окрестностях расположены более 5000 предприятий в самых различных отраслях, от крупнейших хлопковых и химических до машиностроительных заводов, обеспечивающих работой более миллиона человек. В новой промышленной зоне построены Центр атомных исследований имени Хоми Бабы, несколько нефтеперерабатывающих заводов, тепловых электростанций, а также нефтехимические заводы и предприятия по производству удобрений. В самом Мумбаи сегодня проживает около 100 тысяч человек на квадратный километр.

Ченнаи остается основным центром урбанизации в Южной Индии и быстро приобретает качества своих более крупных моделей — Колкаты и Мумбаи. Когда-то сонный городок, возведенный в 1639 году Ост-Индской компанией вокруг форта Сент-Джордж на одном из самых красивых песчаных пляжей Коромандельского побережья, превратился в город, где как грибы растут трущобы, где полным-полно шумных базаров, постоянные заторы на дорогах, загрязнены воздух и вода. Его население продолжает увеличиваться за счет постоянного притока тамильских беженцев со Шри-Ланки, стремящихся найти приют в Тамилнаде, штате, названном «Землей тамилов». Стекаются в Ченнаи и деревенские переселенцы из северных и западных районов, они надеются найти работу на заводах или киностудиях, наняться в строительные компании, которым требуются армии неквалифицированных рабочих, чтобы носить кирпичи и цемент и собирать бамбуковые леса. Чтобы приезжие могли выжить, для них возводят многоэтажные бараки. Нефтехимические и автомобилестроительные заводы, фабрики по производству резины и другие промышленные предприятия расположились севернее коммерческой и жилой части Ченнаи. На юго-западе находятся крупные киностудии, там начали свой путь к славе и богатству многие южноиндийские политики. «N.T.R.», Нандамури Тарака Рама Рао, популярнейший актер, дравид по происхождению, в 1980-х годах стал главным министром штата Андхра, в 1989 проиграл выборы и вернулся в кино, чтобы сыграть бога Вишну. Другой любимец публики, М. Г. Рамачандран (M.G.R.), основал в Тамилнаде Всеиндийскую федерацию дравидийского прогресса и оставался ее лидером вплоть до своей смерти в 1989 году.

Каждый крупный город Индии сталкивается с одинаковыми проблемами: жилье, транспорт, вода, школы и больницы. И никто не планирует особых изменений, разве что осталась надежда на «образцовый» город Чандигарх, который спроектировал французский архитектор Ле Корбюзье и которому лично благоволил Джавахарлар Неру, называя его урбанистическим символом Новой Индии. Но даже Чандигарх, в 1966 году ставший столицей сразу двух штатов — Пенджаба и Харьяны, заразился свойственными всем индийским городам болезнями: вокруг него разрослись трущобные районы незаконных поселенцев, перенаселенные, плохо обслуживаемые и некачественно построенные. Кроме того, во всех индийских городах становится весьма проблематичной доставка почты: в Нью-Дели, Мумбаи, Ченнаи, Колкате, Бангалоре, Майсуре, Пуне и Чандигархе на окраинах одному названию улицы и номеру дома часто соответствуют несколько улиц и домов. Из-за слабости муниципальных властей большинство этих районов лишено электричества, даже если в домах есть розетки и проложены кабели.

Индийцы, конечно, научились приспосабливаться, и многое из того, что происходит в Индии, кажется западному человеку загадочным. Гость может появиться в самое неожиданное время, «почувствовав», что человек, к которому он пришел, хочет его видеть, пообщаться или выпить чаю за компанию. Жизнь в городах более жестокая и более непредсказуемо опасная, чем в деревнях. Каждое десятилетие новая муниципальная власть создает комиссию по планированию, которая тратит время и деньги на изучение нужд города и разработку проектов городов будущего, но все эти проекты, какими бы правильными и полезными они не казались, никогда не доходят до стадии реализации, а прямиком отправляются в архив, становясь частью истории Индии.

Регулируемая или нет, индийская урбанистическая революция продолжает набирать обороты, где-то быстро и громко, где-то медленно и тихо. Непрекращающиеся потоки переселенцев днем и ночью движутся, привлекаемые блеском и могуществом, деньгами и надеждой, которые будто бы обещают крупнейшие города Индии. Но блеск и сияние городов меркнут, потому что там уничтожается последняя растительность и остатки чистого воздуха.

Незаметно, коварно, непрестанно и беспричинно огни города, его транспорт, звуки и запахи изменяют умы и сердца сельских жителей. Страхи и предрассудки, воспитанные системой джати, исчезают перед лицом более пугающей реальности, подобно тому как металлургический завод или ткацкая фабрика стирают воспоминания о рисовых и пшеничных полях. Появление в крупных городах большого количества недавних крестьян тормозит темпы урбанизации, или по крайней мере уменьшает скорость той «модернизации», к которой мы привыкли на Западе. Индийская модернизация представляет собой столь же оригинальную версию модернизации, как индийский английский язык по сравнению с британским или американским английским. Городское планирование в Индии в лучшем случае осуществляется эпизодически, без согласования с соседними районами и службами, а в худшем — просто отсутствует, уступая место анархии. Индийские города растут в пугающих и взрывоопасных условиях недостатка руководства, контроля и разумно направляемых усилий.

Сегодня население Индии составляет более 1,2 миллиарда человек. Приблизительно треть живет в городах. И если в ближайшем будущем не будут созданы централизованно управляемые службы городского планирования, то индийская урбанистическая революция станет самой серьезной проблемой Индии, более серьезной, чем все остальные ее проблемы вместе взятые.