Искусством пронизаны все проявления индийской жизни и индийской цивилизации. Все лавки специй и косметики на индийских базарах представляют собой палитру ослепительно-ярких красок: торговцы интуитивно чувствуют гармонию и грубыми руками выстраивают идеальные пирамиды из кроваво-красной хны, куркумы, кориандра и шафрана. Для проведения пуджи и служб в индуистских храмах делают гирлянды из календулы, жасмина и роз. Это настоящее искусство, заключающееся в безукоризненном сочетании оттенков и размеров соцветий. Зайдите в самую убогую лачугу ткача в городе Канчипурам, и вы увидите там шелка, тонкие и прозрачные, как паутина, достойные стать нарядом богини. Или поднимитесь по мрачной лестнице на чердак в одну из мастерских Варанаси — там золотыми и серебряными нитями вышивают сложнейшие, изысканнейшие узоры, и счастливые обладательницы этих прекрасных художественных тканей никогда не узнают имен мастеров, трудившихся над их созданием.

Потомки тех самых мастеров, которые когда-то создали Тадж-Махал, сегодня продолжают жить в его окрестностях. Они тщательно и терпеливо восстанавливают разрушающиеся от времени «цветы» из мрамора и полудрагоценных камней на фасадах этого великолепного мавзолея, который поддерживается практически в первозданном виде, благодаря «реинкарнации талантов» его создателей. Столь же заботливо поддерживается комплекс храмов Кхаджурахо: эротические композиции влюбленных богов восстанавливают скульпторы, унаследовавшие мастерство своих предков, живших более тысячи лет назад. Каждый религиозный индуистский фестиваль представляет собой красочное зрелище живого ритуала. Тысячи представителей разных каст из деревень и поселков движутся торжественными колоннами. Оформляя свои повозки, они импровизируют, устанавливают на них фигурки божеств, украшенные шелками и драгоценными камнями в серебряных оправах, ожерельями из разноцветного стекла, бисера и прочей яркой мишуры. Эти процессии сияют, подобно восходящему солнцу, и обычно завершаются омовением культовых фигурок речной водой.

Индийское искусство в чистом виде — это йога, поклонение богам, совершаемое в рамках правил и предписаний, своего рода «знание», древнейшая индийская наука. Шива — «величайший бог», почитаемый йогами, изображается как «король танца» (Натараджа), он представляет собой самое замечательное воплощение божественного могущества когда-либо созданное в индийском искусстве. Бог Шива стоит в центре мандалы, окруженный кольцом космического огня, его левая нога поднята, она символизирует освобождение, а правая стоит на поверженном карлике-демоне. Великий четырехрукий бог держит в одной руке барабан — символ творения, в другой — космический огонь, а две оставшиеся соединены в мудре (жесте) бесстрашия, и направлены к небу. Начало, продолжение и прекращение его танца жизни (Наданта) знаменуют начало, продолжение и завершение циклов жизни вселенной, сменяющих друг друга, согласно божественному плану.

Скульпторы из южноиндийской Чолы по меньшей мере десять веков отливают своих бесценных Натараджей, пользуясь технологией, которую начали разрабатывать еще три тысячи лет назад в долине Инда. Индийские металлурги внесли свой вклад в создание бронзовых скульптур и пользуются в мире таким же уважением, как итальянские художники эпохи Возрождения. Бронзовая фигурка танцующей девочки, найденная в Мохенджо-Даро, свидетельствует не только о древности индийской техники скульптуры и металлургии, но и о тысячелетней традиции искусства танца в индийской цивилизации.

Древняя индийская мудрость гласит: «Человек, не имеющий представления о музыке, литературе или искусстве, подобен дикому зверю, разве что лишен хвоста и клыков». Искусство — оружие цивилизации, защищающее ее от тяжелых испытаний и освещающее темные участки пути, помогая преодолеть всевозможные опасности и трудности. Индийская мудрость всегда называла искусство ключом к спасению, к достижению абсолютного освобождения, к которому стремятся все благочестивые индусы. Искусство считают одухотворенным способом бегства от суровой реальности, с которой в Индии приходится сталкиваться на каждом шагу. Целостная система индийского искусства, единство его разнообразных форм, помогают человеку отстраниться от однообразного и печального мира, дают ему глубокие художественные переживания и полноценный чувственный опыт. Индийское искусство подобно всепоглощающему шуму звенящих колокольчиков и бою барабанов, гремящих в переполненном храме Богини Матери, когда какофония звуков, аромат благовоний, сияние мерцающих свечей смешиваются с осязаемой вибрацией звучащих мантр, вызывая одновременно чувства недоумения, ужаса и восхищения перед мерцающей реальностью. Как и все остальное в Индии, ее искусство одновременно абстрактно прекрасное и приземленное, волнующее, чарующее, бесплотное и чувственное. Подобно маленькой вселенной индуистский храм помогает нам подняться над земными проблемами и страхами сансары в обитель полубогов, которая выглядит столь же хаотичной и перенаселенной, как земные города. Но она совсем другая — наполненная высеченными из камня бессмертными богами и богинями, которые наслаждаются обнаженными телами друг друга, принимая поклонение людей, тысячелетиями ожидающих мокши.

Рабиндранат Тагор (1861–1941) — великий индиец XX века, которого Махатма Ганди называл Гуру Дев (божественный учитель), внес неоценимый вклад в индийское искусство. В 1913 году Тагор получил Нобелевскую премию по литературе за прекрасную поэзию, прозу и драматические произведения, которые он писал как на английском языке, так и на бенгали. Кроме того, он был замечательным художником, педагогом и композитором. Его жизнь была палитрой, на которой смешались краски всех искусств. Сын богатого бенгальского заминдара, Тагор не только стал олицетворением целомудренной духовности индийской цивилизации, но и достиг вершин западной чувственности. Это был величайший деятель современного искусства Индии, избавившийся от влияния предрассудков и стереотипов, связанных с происхождением, страной и национальностью, художник самого высокого уровня, творчество которого вдохновляет всех людей, будучи обращенным к ним на универсальном, понятном всем языке. К живописи Тагор обратился довольно поздно, осознав, что «слова чересчур продуманы, а линии нет. У каждой идеи есть своя форма и цвет, которые ждут своего воплощения на холсте художника… Мое утро началось с песен и стихов; сейчас, когда жизнь приблизилась к вечеру, мое воображение наполнили формы и цвета». Гуру Дев Тагор говорил, что любовь несет столько радости, что «выразить ее можно только при помощи искусства… Любовь свидетельствует о том, что вне нас существует нечто, что мы не можем контролировать, и это нечто очень активно, оно усиливает в нас ощущение нашего собственного существования. Это нечто наполняет сиянием реальность окружающего мира». Тагор был певцом возвышенной любви, как и живший задолго до него Калидаса. Сборник стихов «Гитанджали», опубликованный в 1913 году, принес ему Нобелевскую премию.

 

Танцы, драматургия и музыка

Натья-шастра (Учебник танцев, драматургии и музыки) — старинный индийский текст, посвященный искусству и связанный с мудрецом Бхаратой. В честь этого древнего трактата и его автора назван классический индийский стиль танца Бхарат Натьям, который зародился в Южной Индии. Натья-шастра датируется примерно II веком нашей эры и иногда ее называют «пятой Ведой». Она учит, что все виды искусств были «созданы Богом» в первую очередь для его собственного развлечения и уже затем для удовольствия смертных, включая низших шудр. Последним запрещалось слушать или повторять ведические мантры, однако им позволялось танцевать, приближаясь к Богу при помощи жестов, ритмических движений и песен, исполненных любви и преданности. Бхакти («преданность» или в другом значении «чувственная любовь») — это движение в вайшнавизме, открывшее путь к освобождению для индуистов низших каст и женщин, преимущественно посредством пения и танцевально-драматических постановок, в которых мог принимать участие практически каждый индиец. Шудры и даже внекастовые индийцы присоединялись к группам бродячих певцов и артистов, подобно цыганам из Раджастхана, которые вечерами выступали на открытых площадках или, если повезет, в царских дворцах. Индуистские храмы стали местом, где девадаси (служанки Бога) исполняли танцы Бхарат Натьям. Этих девушек в младенчестве оставляли на ступенях храмов родители, которые не могли прокормить своих детей из-за нищеты. Подкидышей из милости воспитывали брахманы-священники.

Считается, что первыми индийскими актерами были сто сыновей Бхараты, которые играли под хор божественных нимф, материализованных богом Брахмой. Большинство индийских артистов и танцоров происходили из низших каст или были неприкасаемыми, многим пришлось бежать из своих деревень, опасаясь наказания, например, за неравный брак и прочие нарушения правил кастовой системы, и зарабатывать средства к существованию актерским мастерством. «Великой традиции», записанной в трактатах вроде Натья-шастры, предшествовали фольклор и народная драма. Индийский фольклор до сих пор остается живым и актуальным искусством, он имеет свои особенности в каждой части полуострова, и его лишь недавно начали систематически изучать и записывать, благодаря современным диктофонам и видеокамерам. Странствующие певцы и танцоры подобны крови, циркулирующей по телу индийской цивилизации, освежающей самые удаленные ее конечности и органы. Благодаря выступлениям артистов неграмотные люди получают гораздо более ясное представление о национальной истории и мудрости Пуран, коль скоро им трудно, а порой и невозможно что-либо понять из брахманических мантр и высокопарных ведических текстов.

Индийская цивилизация разработала свой собственный стиль эстетического восприятия, равно как уникальный стиль танца, музыки и скульптуры. Индийское искусство призвано отражать разные варианты эмоций и чувств (раса) и различные состояния сознания (бхава). В Натья-шастре описываются четыре основные расы: эротика, героизм, насилие и отвращение, которые образуют девять основных состояний, составляющих спектр художественной палитры Индии: любовь, смелость, радость, ненависть, гнев, жалость, страх, удивление и духовное умиротворение. Каждая из этих рас вызывает множество бхав, состояний сознания, изменяющихся в зависимости от времени дня или ночи, здоровья, погоды и других факторов. Существует по меньшей мере тридцать три бхавы, иногда говорят о сорока девяти. Любовь, что неудивительно, обычно ассоциируется с состоянием счастья, тогда как разлучение возлюбленных вызывает бхаву боли. С другой стороны, состояние жалости вызывает смертельные болезни, разорение, пленение, столь трагические события способны пробудить смелость или привести к духовному умиротворению.

Разумеется, классический актер должен уметь правильно показать каждую расу и бхаву, но с другой стороны, зрители также должны изучить язык искусства, чтобы получить максимальное удовольствие от постановки и оценить мастерство исполнителей. Подобный симбиоз создает мощное поле эстетического удовольствия, которое с одинаковой силой ощущают как артисты, так и зрители. Таким образом, благодаря образованности и восприимчивости аудитории, постановки Бхарат Натьям и выступления музыкантов, играющих на ситарах и таблах, способны вызвать у зрителей мистические или божественные переживания. Поэтому индийские любители искусства во время спектаклей или концертов никогда не стесняются громко высказывать одобрение, отбивать такт, раскачиваться, причмокивать и разными прочими способами выражать свое удовольствие. Поведение, которое западные зрители могли бы расценить как оскорбление артистов или признак дурного вкуса, у индийских любителей искусства имеет противоположное значение.

Санскритское слово «натья» одновременно означает и танец и драму. Классические индийские танцы представляют собой продуманные драматические постановки, рассказывающие истории из эпических произведений на сложном языке жестов (мудр) и движений тела, включающем не менее тридцати шести разновидностей взглядов, способов прикрывать и открывать глаза, шевелить бровями, а также двадцать два положения головы и шеи, каждое из которых отдельно описывается в Натья-шастре. Со временем к каноническим мудрам добавились сотни дополнительных, и каждый великий артист Бхарат Натьям должен был не только в совершенстве овладеть традиционной формой, но и добавить одну или две собственные мудры, так, например, сделал Баласарасвати, изображая полет кустам Господа Кришны, окрыленного бхакти (любовью) сердца. Поэтому неудивительно, что для овладения техникой классического танца требуется многолетняя ежедневная практика, и этот вид искусства по-прежнему привлекает талантливых юных индийцев так же, как балет на Западе.

Лучшие школы Бхарат Натьям расположены в Ченнаи. Нью-Дели также постепенно превращается в современный центр обучения и представления Бхарат Натьям. Танцовщицы Бхарат Натьям обычно очень красивы, они одеты в разноцветные шелковые сари, в их волосы вплетены цветы жасмина, их головы украшены драгоценными камнями, ноги — золотыми браслетами, звонкими колокольчиками и рисунками. Выступление может длиться несколько часов, начинается оно обычно с танца алариппу (предложение цветов), посвященного богу Кришне. Следующая композиция представляет собой демонстрацию мастерства танцовщицы, она танцует в разных ритмах и с разной скоростью. Затем начинается танец-молитва, сопровождаемый песней о преданности Богу (пада), которая может исполняться одним или несколькими певцами на разных языках — санскрите, телугу или тамильском, танцовщицам может аккомпанировать старик с фисгармонией. Выражающие преданное поклонение пады адресованы Кришне или Богине Матери и часто состоят из одного-двух стихов, которые повторяются во множестве ритмических вариаций, давая танцовщице время, чтобы восстановить дыхание, пока она переводит слова в мудры. Затем следует нескольких лирических композиций, а завершает Бхарат Натьям самый энергичный во всей постановке танец: танцовщица очень быстро движется, кружится и так топает ногами, что содрогается сцена и, кажется, что это сам Шива Натараджа решил встряхнуть вселенную. Ее ловкость и способность не только удержаться на ногах на такой скорости, но и полностью контролировать свои движения вызывает восхищение. После этой вспышки взрывной энергии (титана) у зрителей часто перехватывает дыхание, так же как и у танцовщицы.

Кучипуди — еще один стиль классического танца Южной Индии, сформировавшийся в XVII веке и названный так в честь деревни в штате Андхра-Прадеш, которая считается его родиной. Стиль Кучипуди, представляющий собой изысканное сочетание духовных и светских эмоций, завоевал широкую популярность в современной Индии и сейчас распространен в Нью-Дели, штатах Андхра и Тамилнаде. Наиболее известной постановкой в этом стиле классического танца является история о ревнивой жене Кришны Сатьябхаме, которая злилась из-за того, что ей приходится делить мужа с другими его 16 тысячами жен. Глупая Сатьябхама, надеясь получить Кришну в полное распоряжение, решила пожертвовать его мудрецу Нараде в качестве слуги, чтобы затем выкупить. Когда другие жены Кришны узнали о плане Сатьябхамы, они уговорили мудреца освободить их мужа и Кришна вернулся к своим любимым Радхе и Рукмани. Сатьябхама отправилась в «комнату гнева» во дворце Кришны. Эта история всегда находила отклик в сердцах и умах зрителей, поскольку в реальной жизни ревнивые жены из гаремов поступали точно также. В финале Кришна лично приходит к Сатьябхаме, чтобы освободить ее из темницы ревности, он обращается к ней с нежными словами и еще более нежными поцелуями.

Самый сложный стиль классического драматического танца называется Катхакали (пантомима). Он возник на территории Малабарского побережья, которая сейчас входит в штат Керала. Постановки Катхакали могут длиться до двенадцати часов, в них участвует очень много актеров, и все они — мужчины. Спектакли основаны на эпическом материале, как правило, «Рамаяне» или «Махабхарате». Костюмы и грим настолько сложные и изощренные, что для подготовки к выступлению артисту требуется несколько часов. Танцоры надевают огромные монструозные маски, они прыгают и кричат под ритмичные звуки барабанов и цимбал. У них длинные, ярко накрашенные ногти, благодаря которым мудры выглядят еще более выразительно. Все персонажи постановок Катхакали похожи на демонов, но подготовленный зритель легко отличит героев от злодеев по большим бородавкам на лицах последних. Точно так же, несмотря на кажущееся внешнее сходство персонажей, люди знакомые с эпосом не спутают Раму с Раваной или Ситу с Лакшмана. Обычно постановки Катхакали проводятся на открытых площадках и открываются оглушительным боем барабанов и пронзительными криками. Зрителей от актеров отделяет простой занавес, декорации, как правило, не используются, на сцене присутствуют только танцоры и музыканты.

Классический танцевальный стиль Северной Индии всегда находился под влиянием мусульманских традиций. Танцовщицы и по сей день облачаются в прозрачные шелка и вуали, а в качестве музыкального сопровождения используются персидские ритмы. Популярный в Уттар-Прадеше и Раджастхане Катхак (рассказ) был любимым стилем танца в гаремах, он особенно нравился британским чиновникам во времена старого Раджа. Танцующие «девочки», которых иногда играли юноши, вращались и кружились с нарастающей скоростью, размахивая длинными руками, их волосы развевались, а юбки взлетали, открывая обнаженные бедра и ягодицы. Часто исполнялись пады преданности, сентиментальные любовные песни на персидском языке или урду, которые подчеркивали основной пафос постановки, как правило, это были истории о неразделенной любви.

Северо-восточный классический стиль Манипури возник в штате Манипур, на границе с Бирмой. Благодаря изящным плавным движениям танцоры Манипури напоминают кукол, стоящих на вращающихся подставках. Усиливают это впечатление местные костюмы — мужские дхоти и женские накрахмаленные цилиндрические юбки, больше похожие на бирманские, чем на индийские. Энтузиазм и целеустремленность танцоров Манипури вывели их из провинциальной безвестности и принесли им мировую славу. Стиль Манипури отличается от остальных классических индийских стилей упрощенной техникой исполнения, поэтому его часто изучают на Западе и в других частях Индии. Сами манипурцы просто обязаны уметь танцевать, поскольку они верят, что каждый деревенский житель должен посвятить танцу хотя бы один месяц в году, иначе боги рассердятся и пошлют пожар (распространенное бедствие в Манипуре), который уничтожит весь штат. Трижды в год, в ночи полнолуния, в Манипуре устраиваются постановки эзотерической Раса Липы (любовная игра), воссоздающей сцену обольщения Кришной поклоняющихся ему пастушек из Матхуры. Эта чувственная восемнадцатичасовая опера считается священной мистерией и никогда не должна исполняться светскими актерами за пределами Манипура, хотя в последнее время в Нью-Дели было показано несколько постановок ее сокращенной версии. Танцовщицам Манипури обычно аккомпанирует один барабанщик, его обнаженный торс и ритмичные удары резко контрастируют с полностью одетыми, легко и плавно движущимися девушками.

Разновидностей фольклорных танцев в Индии почти столько же, сколько деревень. Пожалуй, наиболее ярким из них является деревенский свадебный танец, возникший в Раджастхане. Жених с красочным «конем» из папье-маше на плечах с горячим энтузиазмом несется к испуганной невесте, обнажает меч и срывает им вуаль с ее лица. Символическое завоевание, разумеется, завершается лишь после эротически окрашенной погони и нескольких неверных взмахов меча, который, к счастью, тоже сделан из папье-маше. В большинстве деревень существуют танцы, исполняемые для предотвращения эпидемий страшных болезней, таких как оспа. Жители изготавливают фигуру, символизирующую то или иное заболевание, сажают ее в ярко раскрашенную корзину и под музыку и танцы выносят за границы деревни. Там, на землях, принадлежащих соседней деревне, они ее оставляют (что не очень предусмотрительно). Широко распространен народный танец с палками: мужчины и женщины составляют концентрические круги, в руках у каждого по две палки, они с нарастающей скоростью двигаются в противоположных направлениях и стучат своими палками о палки танцоров из встречного круга. Требуется большая ловкость, чтобы избежать ушибов и переломов. Очень популярны акробатические представления с глотанием пылающих мечей и танцами на раскаленных углях, их обычно устраивают группы бродячих артистов, которые собирают большие толпы зрителей в городских парках или на сценических площадках во время фестивалей.

Народные индийские танцы обычно изображают непристойные истории про обольщение в деревне или тоску несчастной девушки, брошенной развратным любовником. В подобных спектаклях злодеями обычно выступают злая свекровь или жадный землевладелец, которые являются носителями традиционных стереотипов и предрассудков в той же мере, что и уклад деревенской жизни в современной Индии.

Огромная и чрезвычайно прибыльная киноиндустрия Индии продолжает эксплуатировать известные стереотипы и снимать пасторальные картины, где на запряженной быками телеге едут деревенские девушки, которые поют и поглядывают на работающих в поле юношей с обнаженными торсами. Радж Капур (умер в 1988 году) снимал, играл и продюсировал больше фильмов, чем любая другая кинозвезда в Мумбаи или Ченнаи. Младший брат Раджа, Шаши Капур, тоже стал кинозвездой, он также вышел на мировой уровень, снявшись в картине «Жара и пыль» по роману Рут Джабвала, производства Merchant-Ivory Production. Суперзвезда 1970-х и начала 1980-х годов Амитабх Баччан в 1984 году баллотировался в Лок сабху и легко выиграл выборы, став членом команды премьер-министра Раджива Ганди. В 1988 году он был вынужден уйти в отставку из-за скандала, связанного с причастностью его брата к торговле оружием, и сообщений о его счетах в швейцарском банке. Он вернулся в кино и по-прежнему привлекал огромное количество зрителей.

Разумеется, развитие киноиндустрии в Индии привело не только к тому, что звезды получили возможность использовать свои доходы и делать политическую карьеру. Цветное телевидение и миллионы видеомагнитофонов и плееров пытаются потеснить киноиндустрию, но им все еще не удается снизить ее неисчислимые доходы и уменьшить количество людей, приходящих в огромные кинотеатры, особенно в Мумбаи, Калькутте и Ченнаи. Кинофильмы, помимо всего прочего, это волшебный мир, куда можно спрятаться от тягот городской жизни. В этой индустрии занято более полумиллиона индийцев, но большинство фильмов не выдерживает никакой критики и не окупает средства, затраченные на их производство. Лучшие работы крупнейшего индийского режиссера Сатьяджита Рая (1921–1992) стали классикой мирового кинематографа, и все они — от трилогии «Три дочери» до фильмов «Шахматисты» и «Дом и мир» — описывают повседневную жизнь в его любимой Бенгалии. Его фильмы подобны лучшим произведениям индийского искусства, они доставляют полноценное удовольствие как эстетическое, так и чувственное. Мира Наир — одна из наиболее талантливых молодых режиссеров, сняла несколько фильмов, которые одинаково популярны в США, Великобритании и Индии. Ее великолепные «Свадьба в сезон дождей» и «Массала Миссисипи» (творческая экранизация романа Джумпы Лахири «Тезки») заслужили мировое признание и имели большой успех в прокате.

Музыка и песни всегда были и остаются неотъемлемой составляющей индийских классических танцев. Как правило, основанная на импровизации, индийская музыка мелодична и ритмична, но ей не достает гармонии и контрапункта. Мелодия, рага (цвета или страсти), обычно выстраивается из пяти или семи нот, восходящих или нисходящих. Каждой раге присуще собственное настроение: эротическое, героическое, патетическое, или уравновешенное; также каждая рага связана с определенным временем дня или года. Поскольку в индийской музыке большое значение имеет импровизация, вы никогда не услышите двух абсолютно одинаковых раг. В мифах говорится, что Кришна знал не менее 16 тысяч раг, но из них сохранились лишь несколько сотен, и только шесть получили собственные названия: бхайрава, каушика, дипака, хиндола, шрирага и мегха. Подобно индийским богам, мужские раги всегда имеют соответствующие им женские рагини, обычно две, но для раги бхайрава требуется не менее пяти. Бхайрава — самая могущественная рага, ее можно играть только на рассвете, она вызывает благоговение и страх. Хиндола — это рага любви, которую положено исполнять ночью; мегха — музыка умиротворения и спокойной медитации. Каждая рага и соответствующая ей рагини отличаются определенными нотами и мелодическими фразами, которые иногда вдохновляют исполнителей на продолжительные импровизации, с восторгом принимаемые их поклонниками. В наши дни создаются новые раги, при этом учитываются требования современности, в том числе и в названиях. Так существуют раги «Свинг», «Интоксикация» и «Ядерная катастрофа».

Индийская музыка сопровождается фоновым аккомпанементом, который создается при помощи тамбуры — четырех-или пятиструнного инструмента, настрой четвертой струны зависит от исполняемой раги, другие настроены всегда одинаково. Музыкальный ритм композиции называется тала (метроном, ритмический цикл), он может колебаться от трех до более чем сотни ударов. В древнем тексте Бхараты описывается двадцать два тала, но с тех пор их создано гораздо больше, и их продолжают создавать выдающиеся индийские музыканты, играющие на таблах. Наиболее известные и повсеместно используемые тала — это дадра, представляющий собой цикл из шести ударов, разделенных на две равные части;

рупак, цикл из семи ударов, разделенный 3-2-2;

джаптал, цикл из десяти ударов, разделенный 2-3-2-3;

и тиин-тал, шестнадцать ударов, разделенные на четверти.

Классическая инструментальная группа включает в себя трех музыкантов: ситарист и барабанщик на таблах попеременно импровизируют, вдохновляясь страстной игрой друг друга, а тамбуринист незаметно сидит позади них. Иногда могут собраться до шести артистов, но, как правило, не более того. Ситар, многострунный инструмент с двумя резонаторами, создан на основе древней лютни с одним резонатором и сотней струн, которая называлась вина и предположительно была сделана мудрецом Нарадой для услаждения богов небесными звуками. Каждый, кто слышал, как Рави Шанкар вдыхает жизнь в этот прекрасный инструмент, может оценить его богатейшее оркестровое звучание и бесконечный потенциал. Сарод — это музыкальный инструмент, напоминающий ситар, но более резонирующий, он часто используется для игры в дуэте с ситаром. Али Акбар Хан, великий музыкант прошлого века, игравший на сароде, присоединился к Рави Шанкару, их совместное блестящее выступление было посвящено открытию Фестиваля Индии в Вашингтоне в 1985 году. На этом историческом мероприятии, проходившем в Кеннеди-центре, играл и Ала Раха, виртуоз игры на таблах, чьи руки так быстро двигались, отбивая ритм, что в момент кульминации становились невидимыми. Несколько сотен лет назад в Индию с Запада завезли скрипки, в инструментальных коллективах им обычно достаются «роли второго плана». Многие классические коллективы для создания фонового аккомпанемента вместо струнной тамбуры используют фисгармонию. The Beatles и другие современные западные музыканты использовали индийские мелодии и инструменты, особенно ситар и таблы, в своих композициях, ставших результатом гармонического взаимопроникновения индийского и западного искусства.

 

Поклонение бронзовым и каменным божествам

Уже более 4000 лет индийские скульпторы воплощают и увековечивают красоту человеческого тела в бронзе и камне. Индусы всегда поклонялись юным богам, изображения их богов столь женственны, что порой их трудно отличить от Богини Матери. Богиня Мать обычно полуобнажена, сладострастна, пышнотела и плодовита, именно так выглядят ее изображения в Индии и в музеях по всему свету. Ни в Греции, ни в Риме, ни в какой другой цивилизации не создавалось так много скульптурных изображений богов, как в Индии.

До нас дошло не так много древних бронзовых и каменных изваяний долины Инда, но их достаточно для того, чтобы установить зарождение художественной традиции, расцвет которой наступил в начале нашей эры. Задолго до прихода арийских завоевателей там были высоко развиты литейное ремесло и резьба по камню. Благодаря греко-бактрийскому и кандагарскому влиянию на северо-западе, в Пакистане до сих пор сохранились эллинистические храмы, бесчисленные Будды и фризы из темного камня с сюжетами из жизни Будды, напоминающими скорее о Греции и Риме, чем об Индии.

Но основные направления исконной индийской традиции начали формироваться в Мохенджо-Даро и Хараппе, развивались в раннюю арийскую эпоху и расцвели в школах Матхуры, Ориссы и государства Гуптов во времена правления династий Маурьев, Адхров и Гуптов. Другие стили отразились в постхристианском искусстве Пандианов и Паллавов и в бессмертных бронзовых творениях эпохи Чола. Каждый, кто путешествует по Индии, сразу заметит, что в скульптуре существует много вариантов региональных и местных стилей, так же как в музыке, театральном и танцевальном искусствах. Благодаря особенностям местных предпочтений и талантам мастеров из разных областей, архитектура рыночных площадей и деревень тоже разнообразна, они отличаются друг от друга подобно тому, как индуистские храмы меняются с севера на юг и с востока на запад.

Несмотря на то, что величайшие произведения изобразительного искусства Индии вдохновлялись религией и создавались преимущественно для храмов, священных пещер и оформления дворцов, в большинстве своем статуи — это чувственные, часто обнаженные майтхуна (занимающиеся ритуальным тантрическим сексом), потрясающе натуралистичные изображения тел молодых людей. Исключения из светского стиля индийского «религиозного» искусства составляют лишь изображения Будды и просветленных тиртханкар (человек, достигший просветления) джайнизма. Но было бы нелепо ожидать, что монахи, последователи буддизма и джайнизма, станут изображать своих богов чувственными и сладострастными. Вдохновение совсем иного сорта испытывают художники, поклоняющиеся Богине Матери. Они подобны создателям храмов Кхаджурахо, которым предстояло найти способ для прославления изначальной силы и плодоносной страсти Шакти, чьи потомки населили землю. Как еще преданные бхаты могли адекватно отобразить великолепную форму Господа Кришны: экзальтированные пастушки бросали все дела и чувствовали оргастическое наслаждение, лишь направив взгляды своих лотосов-глаз в сторону звуков его божественной флейты? И где скульптор мог отыскать камень, достойный Господа Шивы и его могучего фаллоса? Очевидно, что индуизм создает индийским художникам проблемы, с которыми вряд ли справилась бы иная вера и ее адепты, будь то вера истощенных индийским солнцем христианских миссионеров или вера иудеев, отрицающих ослепительный лик и форму Бога, или вера исламистов-иконоборцев.

Самые древние каменные статуи пышнотелой Богини Матери обнаружены на территории Северной Индии, им более 2000 лет. Богиня изображена женщиной с огромными грудью и бедрами, ее живые воплощения и по сей день работают на полях Индии. В угоду современной моде сари часто надевают таким образом, чтобы уменьшить размер груди, но искусствоведы викторианской Англии явно ошибались, считая, что «вследствие культа плодородия жизненно важные атрибуты женского тела на фигурках были явно преувеличены», наверняка они никогда не бывали в индийских деревнях. В тщательном отображении пластичности и полнокровия молодого тела в отполированном песчанике и мраморе заключена жизнеутверждающая сила индийской скульптуры. Но основное вдохновение художники черпают в индуистской вере, они полагают, что воссоздание прекрасных тел, слившихся в вечном объятии, является высочайшей формой духовного и чувственного блаженства.

Одна из высших форм индуизма и ее наиболее продвинутые последователи, которых неофиты почитают святыми, полагают растворение ключом к бессмертию и спасению. Любовь к Богу и, в конечном итоге, слияние души с Богом, трудно осознать или вообразить, но можно лишь отчасти представить в «глубоком сне без сновидений» или, ощутив «маленькую смерть», вызванную совместным оргазмом. Нет ничего более прекрасного, что доставляло бы большее удовольствие и было бы ближе к освобождению. Что же тогда станет самым достойным украшением индуистского храма? Как наилучшим образом прославить совершенство Бога на земле и существование божественной энергии в каждом из нас? Блаженство «маленькой смерти», возможно, более всего напоминает мокшу, когда человек мгновенно уносится, сливаясь своим невидимым существом с другим человеком, испытывающим то же чувство радости и отвечающим на него. Искусство, воссоздающее человеческие удовольствия, усиливает духовность индуистского храма, где все земные вещи становятся частью дома богов, и западная двойственность растворяется в реке индийского единства.

Прославление человеческой красоты и любви проявляется и в эротической литературе, в таких текстах, как поэма «Гитаговинда» Джаядевы, которая написана в XII веке и повествует о Кришне и его женах. Кришна в этой поэме назван Хари — наиболее распространенным именем многоликого бога Вишну.

Любовно прижавшись к Хари всей тяжестью тяжелых пышных грудей, какая-то пастушка вторит ему, напевая мелодию панчами.

emp1

Хари развлекается здесь в игривой, веселящейся толпе юных, прелестных жен.

emp1

Еще одна прелестная пастушка созерцает превосходный лотосоподобный лик Мадхусуданы, рождающий любовь игривыми движениями дрожащих глаз. Хари развлекается здесь в игривой, веселящейся толпе юных, прелестных жен.

emp1

Еще одна прекраснобедрая, прижавшись к щеке и словно шепча в самое ухо, нежно целует возлюбленного, полного расположения, рождающего дрожь волосков.

emp1

Хари развлекается здесь в игривой, веселящейся толпе юных, прелестных жен.

emp1

Одна, стремясь к любовной забаве, тянет рукой его накидку, в то время как он направляется к чарующей тростниковой беседке на берегу вод Ямуны. Хари развлекается здесь в игривой, веселящейся толпе юных, прелестных жен.

emp1

Он обнимает одну, целует еще одну, еще одну, чарующую, чарует; глядит с улыбкой на другую, что еще восхитительней; следует за уклоняющейся. Хари развлекается здесь в игривой, веселящейся толпе юных, прелестных жен.

emp1

Пусть распространяет блага эта изреченная досточтимым Джаядевой славная песнь о тайных чарующих забавах чудесного Кешавы в чащах Вриндаваны! Хари развлекается здесь в игривой, веселящейся толпе юных, прелестных жен.

Подобные оды, воспевающие радость любовной страсти, детально воспроизведены на множестве каменных фасадов высоких храмов, которые по-прежнему в спокойном уединении стоят в парке, вдали от основного комплекса Кхаджурахо. Девятьсот лет назад он был столицей могущественной династии Чандела, а сейчас стал обычной деревней и местом паломничества туристов. Некоторые статуи, украшающие храмы Кхаджурахо, представляют собой скульптурные изображения акробатических сексуальных поз, описанных в древнем индийском трактате, посвященном эросу, «Камасутре», приписываемом Ватсьяяне и написанном предположительно в IV веке нашей эры. Это сложное руководство по достижению сексуального удовлетворения для женщин и мужчин, женатых и любовников, получило мировую известность. Оно успешно продается, скорее, благодаря иллюстрациям, и вряд ли ради изучения разновидностей страсти и техники доставления или получения удовольствия. Для тех же, кто никогда не читал эту книгу, своего рода открытыми музеями эроса служат средневековые индуистские храмы Кхаджурахо в центральной Индии и Конарак в штате Орисса. Эти храмы регулярно посещают многие аскетичные брахманы, считая, что таким образом они испытывают силу своей религиозной веры и самодисциплины. Говорят, что по-настоящему набожный индус лишь тот, кто способен смотреть на эти обнаженные фигуры без смущения и возбуждения. Таким образом, практика «незаинтересованной» деятельности, карма-йога, предоставляет своим последователям еще один способ восприятия и понимания искусства. Индуизм объединяет все противоположности!

Традиционно индийские художники работали анонимно, они трудились для храма, дворца или монашеских орденов и верили, что, вырезая изваяния богов, они будут вознаграждены в следующих жизнях или, если хорошо постараются, достигнут мокши. Сегодня модные художники Нью-Дели, Мумбаи и Калькутты становятся такими же знаменитыми и богатыми, как их коллеги в Лондоне, Нью-Йорке и Лос-Анджелесе. Джаймани Рой и Сати Гуджрал известны за пределами Индии так же хорошо, как и на своей родине. При этом мы не знаем имен мастеров Чолы, создававших древних Натараджей, которые не уступают работам Бенвенуто Челлини, и не знаем, кем были те индийские «Микеланджело», которые вырезали скульптуры богов в мрачных скалистых горах Эллора, Аджанта, Элефанта и Карли.

Каждому божеству присущи особые атрибуты, помогающие верующим его распознать, — это трезубец и полумесяц у Шивы, раковина и диск у Вишну, ожерелье из черепов у богини Кали, флейта у Кришны, высокий лук у Рамы. Кроме того, в каноне прописано количество конечностей и голов: Брахма обычно изображается с четырьмя головами, Шива — с тремя, а его сын, бог войны Картикея, с десятью. Самые могущественные боги Индии наделяются большим количеством рук, ног и глаз, потому что они должны выполнять очень много обязанностей, решать очень много проблем, заботиться об очень большом количестве своих поданных и победить в сражениях несметное количество врагов. В Индии все непросто.

Наиболее сложный и безмятежный символизм среди всех скульптурных изображений индуистских богов присущ изваяниям Будды, которые появились на заре нашей эры с развитием махаяны в буддизме и появлением «спасителя» Бодхисаттвы. Десятки великих и малых символических «знаков» (лакшан) отмечают великую мудрость Будды, его спокойствие и просветленное могущество: от устремляющегося вверх, свернутого в форме улитки пучка волос на голове, на вершине которого можно увидеть его покидающую тело душу, до точки мудрости и просветления, расположенной на лбу между глазами, или удлиненных мочек ушей и могучих, как у слона, покатых плеч. Руки и пальцы на изображениях Будды всегда вырезаются с особым тщанием, их положение — это всегда мудра, означающая умиротворение, или «приведение в движение Колеса закона», или призыв к верующим «забыть о страхе» и вспомнить молитву. Изваяния стоящего, сидящего или лежащего Будды стали зримым наставлением для тех, кто смотрит на его мудрое и спокойное лицо, запечатленное в камне, бронзе, серебре или песке. Это самые поучительные из множества индийских изображений, они передают послание мира и любви, которое распространяется по всей планете.

По сложности символизма с Буддой соперничает Шива в образе Натараджи, это его танец жизни (Наданта), который Махешвара исполнил в большом зале храма в Чидамбараме империи Чола, в нынешнем Тамилнаде.

Под правой ногой великого бога распластан демон-карлик Миялака, вместо дхоти чресла Натараджа прикрывает шкура поверженного им тигра, гирлянды из змей овивают его шею, почерневшую после того, как он выпил океан и выжил. Шива танцует на цветке лотоса, символизирующем созидательную силу Вишну, из него исходит огонь, который окружает Шиву подобно кольцу солнечной энергии. В одной небольшой бронзовой статуэтке выражены важнейшие религиозные постулаты двух основных течений индуизма — вайшнавизма и шиваизма. Индийское стремление к примирению, единству и взаимопониманию вновь торжествует над многообразием форм и убеждений, гармонизирует противоположности с помощью белого зонтика или пылающей мандалы.

Танец символизирует разрушение и созидание, конец и начало очередного вселенского цикла, и тот же Шива в своей темной ипостаси Бхайравы устраивает танец смерти, который называется Тандава. Поэтому мы говорим о Шиве и как о «разрушителе», и как о «созидателе», и как о великом боге, примиряющем вселенские противоположности. Его гигантскую трехликую статую, тримурти, можно увидеть на острове Элефанта. В пещерных храмах этого подобного музею острова, расположенного неподалеку от Бомбея, есть еще девять огромных статуй Шивы и его прекрасной супруги Парвати. Тримурти Шивы сохранилось, выдержав разрушительное воздействие времени и пережив мусульманское завоевание. Комплекс на острове Элефанта — жемчужина храмового искусства — был создан в VII веке; там находится одна из наиболее хорошо сохранившихся ранних скульптур, изображающих Шиву и Парвати как единое целое (Ардханаришвара) и символизирующих единство сексуальных противоположностей.

Возможно, самое удивительное творение индийских скульпторов — изображение Ганеши, бога с головой слона, сына Шивы и Парвати, покровителя ученых, писателей и воров. Почему в одной компании оказались ученые, писатели и воры — непостижимая загадка! Может это еще один пример индуистского единства противоположностей? В качестве «Повелителя препятствий» Шри Ганеша оказывает особое покровительство молодоженам, и обычно его первого приглашают на свадьбу, чтобы получить благословение и не знать проблем на пути к семейному счастью. У Ганеши, как и у отца, четыре руки, они помогают ему справиться с многочисленными делами и заботами. Говорят, что простое прикосновение к хоботу Ганеши приносит человеку удачу, а если предложить ему лепестки цветов и фрукты, то можно получить гораздо больше. Обычно на изображениях хобот Ганеши направлен влево, но есть и «более могущественные» изображения, где хобот направлен в другую сторону. Похоже, индийская цивилизация, как и многие другие, отдает предпочтение правой стороне. Ганеша весьма дороден; он лишился бивня в битве с Парашурамой (Рама с топором) — воплощением Вишну, который предшествовал появлению Рамы. Он убивал кшатриев и так увлекся, размахивая своим мощным оружием, что, в конце концов, богам пришлось лишить его силы. Может показаться странным, но тучный Ганеша ездит на мыши, изображение которой почти всегда можно найти рядом с ним. У каждого индуистского бога есть собственный перевозчик (вахана); Шиву возит бык Нанди; Вишну — полуорел, получеловек Гаруда; Дурга ездит на льве, а Картикея на павлине.

Наиболее искусными древними скульптурами считаются статуи из камня с розовыми и белыми прожилками школ Матхуры и Гупты, а также из черного полированного камня Бенгалии. На восточном побережье Ориссы в величественных храмах Конарака и Бхубанешвара есть статуи столь прекрасные, что их сочли достойными украшать священный дворец бога Солнца. Южнее, на морском побережье Тамилнада, в древнем городе Махабалипурам, процветавшем во времена царствования Паллавов, можно увидеть пять исполинских колесниц, высеченных в скалах из цельного камня. Один из наскальных рельефов, известный как «Покаяние Арджуны», изображает нисхождение Ганги. Там есть естественная расщелина, сквозь которую вырывается вода; слоны и другие животные на этом рельефе высечены столь искусно, что выглядят совсем как живые и, кажется, вот-вот сойдут со скалы и двинутся по дороге, ведущей в Ченнаи.

На юге Тамилнада, в древнем государстве Чола, в X–XIV веках было налажено производство бронзовых статуй, которые стали высшим проявлением индийского искусства. Лучшие образцы можно увидеть в храмовых музеях Мадурая и Танджавура, а также в Ченнаи и Чидамбараме. Там находятся украшенные бесценными зелеными рубинами изображения Шивы и Парвати, их фигуры как бы дышат и выглядят более живыми, чем большинство тамошних сонных охранников. Многие Натараджи высотой в человеческий рост и, кажется, готовы пуститься в пляс на своих пьедесталах.

Художники империи Пала в нынешней Бенгалии также использовали бронзу для создания прекрасных изображений Будды, а в Непале отливали священные статуэтки из золота и серебра. Некоторые северные статуэтки, несмотря на их размер, сравнимы по изяществу и великолепию с бронзовыми скульптурами Чола.

Тамильские художники и мастера-литейщики возродили традиционное искусство создания огромных скульптур Натараджа: они продают их для украшения современных индийских домов или экспортируют.

 

Пещеры, храмы и дворцы. Архитектура

Буддистские и джайнистские монахи еще 2000 лет назад начали высекать в горах восточной и центральной Индии гроты-кельи (вихары) и алтарные пещеры (чайтьи). С наступлением Нового времени индийские резчики по камню заняли достойное место среди великих художников. В штате Махараштра в Декане, Аджанте и Эллоре обнаружено около шестидесяти пещер, некоторые из них стали всемирно известными храмами и музеями древнеиндийской живописи. Росписи в пещерах Аджанты остаются лучшими образцами классического искусства Индии. Несмотря на то, что фрески серьезно пострадали от времени, на оставшихся фрагментах мы можем увидеть сцены из придворной жизни и не утратившие своей красоты и индивидуальности портреты индийцев, делающие честь художникам древности. Стены и потолки некоторых пещер Аджанты были покрыты смесью навоза, рисовой шелухи и гипса, а рисунки наносились после того, как поверхность высыхала, потому эти росписи нельзя назвать настоящими фресками. Во многих местах краска, нанесенная слоем толщиной с яичную скорлупу, осыпалась, и моря из открывшихся голых стен окружены сверкающими яркими островками.

Поскольку пещеры были созданы буддистами, на фресках Аджанты изображены, как правило, сцены из историй о предыдущих жизнях Будды, которые называются джатаки (повести о рождениях). Последователи Махаяны верят, что, прежде чем достичь просветления, Будда прошел сотни жизней, минуя разные стадии эволюции и развития, побывав животным и принцем, и в каждой из этих инкарнаций он получал уроки и совершал поступки, которые служат полезными наставлениями для других людей. Истории джатаки очень похожи на басни Эзопа и являются универсальным источником фольклора, мудрости и опыта, индийцы узнают их в раннем детстве; они записаны в повестях «Панчатантры» (Пять книг) и в более поздней версии, которая называется «Хитопадеша» (Наставление о благополучной жизни). Повести эти изначально предназначались для королевских семей. Они содержат нравоучения, проиллюстрированные ситуациями, в которые попадают разумные существа с говорящими именами «Предусмотрительность» и «Любознательность» — их имена объясняют, как избежать неприятностей и проблем, с которыми сталкиваются не столь разумные герои вроде персонажа по имени «Чему быть, того не миновать».

Стены пещер Аджанты украшены живописными изображениями цветов и листьев, а также портретами дворцовых служащих, чужеземных купцов, красавиц из индийских гаремов и благородных принцев. Конечно же, там много изображений Будды и Бодхисаттв, особенно Авалокитешвары, «Господа, воплощающего бесконечное сострадание».

Фотографии не в состоянии адекватно передать чувства, которые вызывают росписи Аджанты, общее впечатление во многом создается за счет самих пещер, где человека завораживает атмосфера мистической таинственности и может начаться приступ клаустрофобии, описанный в соответствующей главе романа Э. М. Форстера «Поездка в Индию». Одна из самых красивых росписей Аджанты находится в десятой пещере, она иллюстрирует джатаку — историю о том, как Будда, родившись слоном, пожертвовал свои бивни, это великолепное изображение стада белых слонов, запутавшихся в лианах джунглей. К сожалению, эту пещеру на много лет закрыли для общего доступа, чтобы дать возможность индийским археологам сфотографировать стены и найти способ предотвратить дальнейшее разрушение краски.

Переходный период от выдалбливания и украшения пещер к строительству храмов наиболее мощно и ярко отразился в Эллоре, где за несколько столетий гора оказалась буквально источенной трудами художников и архитекторов. Вдохновляемые преданностью Богу, они с бесконечным терпением создавали внутри нее храм Шивы. Строительство было завершено в VIII веке, и скальный храмовый комплекс Кайласанатха стал подлинным чудом и уникальным памятником шиваизма. Это многоярусное сооружение внутри горы, где проводятся обряды поклонения Шиве. Внутренние стены храма украшены высеченными на них фигурами богов и богинь. Таким образом, благодаря искусству преданных мифический дворец Шивы, находящийся на севере, на морозной вершине горы Кайлас, был перенесен в жаркий индийский Декан. У входа в храм стоит павильон быка Нанди, ваханы Шивы, окруженный прямоугольными шиваитскими колоннами и статуями слонов. Войти в храм можно только через небольшие ворота, красоту и величие этой вселенной преданности и любви невозможно увидеть снаружи, с земли, но только изнутри или с неба.

Колесницы братьев Пандавов (ратхи), вырезанные в скалах, возвышающихся на Коромандельском побережье Махабалипурама, отражают ранний период индуистской храмовой архитектуры, в которой, как и при высечении пещер, использовался природный рельеф: скалы и горы становились материалом для строительства «домов» богов, а затем местами паломничества и поклонения индуистов.

Правители династии Паллавов, которые с V по IX века финансировали возведение большинства крупных культовых сооружений в Южной Индии, никогда не использовали ратхи в качестве храмов, именно поэтому те сохранились практически в первозданном виде как внутри, так и снаружи. А из семи храмов побережья Махабалипурама, использовавшихся для богослужений, остался только один. Это один из древнейших каменных храмов, сюда каждое утро приходят верующие и, совершив омовение в море, воспевают мантры о том, как Ушас (богиня утренней зари) посылает первые лучи рассвета, являющиеся на восточном горизонте.

Индуистский храм — это микрокосм, со временем превращающийся в нечто большее, чем место для богослужения или музей религиозного искусства. Построенный как дворец для богов и богинь, он становится домом для обслуживающих его брахманов, равно как и для ежедневно приходящих верующих. Храмовые «города», такие как Канчипурам и Мадурай в Тамилнаде до сих пор остаются отдельными, автономными мирами, предназначенными для поклонения и служения божествам и тем, кто о них заботится. Территория дравидийских храмов была окружена высокими стенами и занимала несколько гектаров, их надвратные пирамидальные башни, гопурамы, были видны издалека. Храм был похож на дворцы империи Моголов, там были дома не только для богов и богинь, но и для брахманов и девадаси, амбары для хранения зерна, стойла для храмовых слонов, места для омовения и стирки, помещения для изучения писаний и богослужений, а также жилье для ремесленников, купцов, астрологов, художников и артистов всех мастей. В храмах хранились роскошные красочные колесницы, на которые в дни фестивалей, явлений богов или по другим особым случаям водружали изображения богов и возили по городам и деревням, чтобы все могли их увидеть, поклониться им и следовать за ними. Традиционно жизнь индуиста вращается вокруг храма, все свободное время посвящается богам, восторгу перед ними, уходу за ними, разговорам о них, божества являются источником как развлечений и праздников, так и творческого вдохновения.

Североиндийские храмы, высеченные в скалах и построенные из отдельных камней, начали возводиться во времена правления династии Гуптов и с тех пор получили широкое распространение. Их отличительной особенностью является башня шикара, возвышающаяся над «чревом дома», в котором находится главное храмовое божество, и куда посетители заходят поодиночке, предлагая свои подношения. Большинство храмовых поселений построено на берегах Ганги, наиболее священным из них считается Варанаси. Обычно в храм ведет лестница, завершающаяся открытой площадкой, за которой расположен просторный зал с колоннами. Оттуда можно попасть в алтарь, где стоит Шивалингам или богини, которым прихожане приносят фрукты, цветы, гхи (топленое масло) и прочие подношения, их передают брахману, и тот зажигает огонь в масляной лампе и звонит в храмовый колокол, чтобы привлечь внимание богов.

Новый храм Бирла в Нью-Дели, посвященный Вишну, представляет собой современный образец североиндийской индуистской архитектуры, он яркий и броский, а декоративным изображениям богов и богинь не хватает той классической строгости, которую время и разрушения придали храмам Кхаджурахо и Махабалипурама. Точно так же, как в Греции и Риме, первоначальный стиль индуистских храмов изменялся, приспосабливаясь под вкусы общества. Ярко расписанные божества устанавливались в чрезмерно украшенных каменных и мраморных строениях. Индуистские храмы сильно различаются как по размеру, так и по оформлению. Некоторые выглядят почти неземными в своей классической простоте, другие наоборот — барочными из-за гротескного богатства украшений. Тем не менее индуизм остается живой религией, верующие поклоняются своим кумирам как настоящим богам, не скупясь на всевозможные сладости, украшения, цветы и шелка для домашнего алтаря, прославляя их вечные и постоянные победы над невежеством и темной силой демонов. В стране, где так много людей живет в неизбежной нищете и непереносимых страданиях, боги наслаждаются бесконечной радостью и изобилием.

На этой священной земле индийские раджи, а впоследствии султаны и падишахи, почитались как земные боги. Не были исключением даже мусульманские правители, получавшие власть в Индии: их обожествляли, им преподносили лучшие шелка и драгоценности, их прославляли цветистыми льстивыми речами, которых ранее удостаивались лишь индийские чакраварти и махараджи. Исламское иконоборчество было всего лишь декларацией, а на самом деле каждый султан Дели и Декана, равно как и все императоры династии Моголов, включая «торговца молитвами» калифа Аурангзеба, принимали поклонение своих жен, воинов, индийских крестьян, которые были потрясены роскошью их свиты и расшитыми золотом попонами слонов. «Ах, посмотрите на Его Величие-и-Могущество! Чудо! Чудо!» Одного даршана, мимолетного взгляда на их величие было достаточно для того, чтобы перенести человека из жалкой повседневности в мир грез.

Раджпутские и могольские дворцы по-прежнему приводят в восхищение посетителей. Эти дворцы возводились в Дели, Агре, Джайпуре, Джодхпуре, Гвалиоре и Орчхе как неприступные крепости из стали, камня и мрамора, их территорию окружали зубчатые каменные стены. Дворцы, подобно храмам, были похожи на города-крепости. Оказавшись в осаде, они могли в течение месяцев и, возможно, лет поддерживать существование людей и животных. Отлично сохранившийся образец империи Моголов в миниатюре — Красный Форт в Старом Дели. Это оплот воинствующего сумасбродства и расточительности с мраморной, отделанной жемчугом мечетью, гаремами для сотен красавиц, колонными залами для общих собраний и частных встреч, с конюшнями, мастерскими ремесленников и художников, беломраморными покоями «Повелителей Вселенной», которые дважды в день являли себя толпам народа, собравшимся на берегу реки Джамна. Сегодня суматошный квартал старого города представляет собой трущобы, тянущиеся вдоль ржавых железнодорожных путей, вокруг красных кирпичных труб муниципальной электростанции; древние крепостные стены были разобраны на камни, из которых построили дома для среднего класса.

Некоторые из прекрасных старинных дворцов раджпутов, например Ромбах (Сады Рамы) в Джайпуре и Озерный дворец в Удайпуре, превращены в современные роскошные отели. Эти два города, столицы крупных княжеств Раджпутов, сохранили признаки изобильной и пышной элегантности раджпутских царей с их многочисленными гаремами и охотами. А составить представление о жизни грозных Моголов можно, побывав в возведенном на вершине горы форте Амбер. Еще один превосходный образец архитектуры раджпутов — Городской дворец в Джайпуре с его великолепными сооружениями и музеем, в котором хранится прекрасная коллекция живописи эпохи Раджпутов и Моголов. Один из шестидесяти четырех видов искусств (кала), живопись древней Индии, многое приобрела за счет творчества мастеров персидской миниатюры, которых местные султаны в конце XIII столетия приглашали в Дели.

В результате смешения индийского и персидского стилей появились замечательные могольские миниатюры, кроме того, персидское влияние просматривается в работах художников разных раджпутских школ XVI–XIX веков. Сюжетами могольской живописи, как правило, становились красочные сцены из суматошной дворцовой жизни и охоты, а раджпутские художники обычно изображали Кришну, он либо появлялся в образе раджи во дворце Раджпута, либо как пастушок, играющий на флейте, окруженный пасторальной идиллией деревенской жизни. Многообразие ярких красок, в том числе золота, до мельчайших деталей выписанные фигуры людей, животных, растений и цветов, гармонично выстроенная композиция — благодаря всему этому лучшие произведения могольской и раджпутской живописи по праву входят в сокровищницу мирового изобразительного искусства. В мастерских при дворцах Раджпутов и Моголов постоянно работали сотни художников, кто-то писал портреты, кто-то птиц, кто-то цветы, каждый вносил часть своего таланта в миниатюру, обычно одну такую миниатюру создавали не менее двадцати живописцев. Несмотря на то, что большинство художников оставались неизвестными, и почти все сохранившиеся миниатюры были результатом работы многих рук, до нас дошло несколько имен гениальных живописцев эпохи Моголов: среди них служившие при дворе императора Акбара Басаван и Дасвантх, и Говардхан, писавший для Джахангира. В музее джайпурского Городского дворца можно увидеть несколько иллюстраций Дасвантха, сделанных для издания «Махабхараты» на персидском языке.

Каждое княжество Раджастхана имело собственный штат придворных художников, везде развивался собственный стиль или «школа», поэтому изобразительное искусство Джайпура и Амбера конца XVII века существенно отличается от живописи Биканера или Бунди, Мевара или Кишангарха. Главным героем большинства раджастханских картин был Кришна, его легендарная жизнь и любовные похождения, при этом работы художников разных школ отличаются по цветовой палитре и стилю изображения персонажей. Местные особенности и по сей день сохраняются в народном творчестве и современных репродукциях классических картин, вероятно, это одно из проявлений индийской тяги к непрерывности и реинкарнации, и к живописи это имеет такое же отношение, как и к человеческой жизни. Практически в каждой галерее Джайпура и Удайпура работают команды художников, посвятивших свою жизнь копированию шедевров, созданных их предками. Подобно индийским брахманам, которые тысячелетиями из уст в уста передают ведические гимны, современные молодые художники продлевают жизнь дворцовых росписей, без изменений воспроизводя их на шелке или слоновой кости, пергаменте или бумаге, а затем продавая на бесчисленных базарах или в бутиках роскошных отелей.

Самыми величественными памятниками мусульманского присутствия в Индии стали мавзолеи. Огромные ритуальные сооружения на могилах Моголов и султанов, а также немыслимые, превышающие годовой городской бюджет, средства, выделявшиеся на строительство дворцов для умерших монархов и их невест, можно объяснить серьезным отношением мусульман к Страшному Суду. Наиболее известным и незабываемо прекрасным храмом смерти, безусловно, является Тадж-Махал в Агре. Ни одна фотография не в силах передать то, как он меняется с каждым колебанием света, иногда он как бы плывет, иногда светится изнутри, вызывая восхищенные возгласы или благоговейное молчание у тех, кому посчастливилось увидеть это своими глазами. Тем не менее Тадж — лишь один из множества мавзолеев, ставших последним пристанищем для персидско-афганско-могольских монархов и их жен, которые правили многомиллионной Индией и, возможно, подобно египетским фараонам верили, что заслуживают такого же поклонения в вечной жизни, какое получали в земной. Мавзолеи Хумаюна в Дели и Акбара в Сикандре гораздо больше по размерам и в некотором смысле более красивы, равно как и сравнительно маленький мавзолей Итимад-Уд-Даула в Агре; однако ни один из них не сравнится с идеальными пропорциями и чистотой белого мрамора, благодаря которым Тадж считается уникальным памятником мирового искусства. Территория, на которой делийские султаны династии Лоди построили когда-то свои уродливые, громоздкие, угнетающие каменные мавзолеи, в наши дни превращена в парк, возведенный на средства Фонда Форда и, благодаря дальновидному плану Джавахарлала Неру, ставший популярным местом для любителей пеших прогулок и бега. Таким образом, район Лоди в Нью-Дели стал достоянием общественности, и, пожалуй, это лучшее наследство, которое осталось после правления этой деспотической и жесткой афганской династии.

Старейшие монументальные реликварии в Индии называются ступы, их построили для разделенного на части праха Будды. Самая большая и наиболее известная ступа находится в Санчи, недалеко от Бхопала в центральной Индии, ее возвели примерно во II веке до нашей эры. Огромное полусферическое сооружение скрывает урну с прахом, оно собрано из шлифованных камней, уложенных на цокольную платформу более 30 метров в диаметре. Буддистские монахи обходят ступы по часовой стрелке, воспевая мантры и перебирая четки, с помощью которых считают пройденные круги, — так они накапливают хорошую карму, которая поможет им достичь нирваны. На вершине полусферы находится небольшая квадратная надстройка (хармика), символизирующая четыре четверти неба, в которые могла отправиться, вышедшая через полую центральную ось ступы, душа Будды. Над хармикой устанавливались несколько зонтов, последовательно снизу вверх уменьшающихся в диаметре; возможно, они появились под влиянием архитектуры китайских пагод, после того как буддизм распространился в Восточной Азии. Еще один прекрасный образец монументального сооружения подобного рода — ступа Дхамек, которая датируется I веком нашей эры и находится в Сарнатхе, любимом археологами пригороде Варанаси. Также есть много ступ в Кашмире и Непале, Бутане и Сиккиме. Буддисты съезжаются в Индию со всего мира, чтобы обойти вокруг них.

Исламские мечети встречаются на всей территории Индии от Кашмира до Майсура. Самая большая и известная среди них — Джама-Масджид в Старом Дели, каждую пятницу в полдень ее двор заполняют правоверные мусульмане. Два минарета возвышаются над шумным базаром Старого Дели, а на деревьях возле открытого мясного рынка всегда сидят стервятники. Призывающий к молитве пронзительный крик муэдзина усиливается, когда он читает стихи из Корана, и эхом разносится по городу над дорогой, разделяющей Джама-Масджид и Красный Форт. В мечетях-близнецах столицы Пенджаба, Лахора, каждую пятницу собираются тысячи пакистанцев. Они приходят, чтобы поклониться и вознести молитвы в сторону Мекки и ее бесценного Черного камня: «Ла Иллаха иль Аллах».

Сикхский Золотой храм в Амритсаре стал центром богослужения сикхов с того момента, когда в конце XVI века гуру Арджун завершил его строительство. Хармандир-Сахиб, окруженный высокими стенами, подобно драгоценному камню стоит в центре священного водоема, у каждого входа в него возвышаются золотые башни. В алтарной части Хармандир-Сахиба на золотом троне лежит завернутая в белую ткань сикхская библия, Гуру Грантх Сахиб. С начала XVIII века этому рукописному Грантх Сахибу, собранию мудрости сикхских гуру, верующие всего мира поклоняются как своей главной святыне. В религии сикхов он подобен Корану и Черному камню, а Золотой храм равнозначен католическому Ватикану. В Хармандир-Сахиб разрешается входить, лишь сняв обувь, а ведущую к нему мраморную дорожку сотрудники храмового комплекса омывают холодной водой. Но в июне 1984 года она была омыта кровью.

 

Литература

Индийцы всегда поклонялись священным словам (брих) как представителям богов, брахманам. Более того, еще три тысячи лет назад, со времени создания эпосов «Махабхарата» и «Рамаяна» умение рассказывать истории превратилось в искусство. Индийцы любят хорошую историю, и брахманы, благодаря прекрасной памяти, и по сей день собирают целые деревни, рассказывая о богах и демонах, о героях и злодеях. Их слушают все: и старые, и молодые, и богатые, и бедные. Валмики, автор «Рамаяны», был странствующим певцом-сказителем. На создание и чтение великого эпоса его вдохновила увиденная им сцена: над телом убитого охотником голубя кружила его скорбящая подруга-голубка. Валмики был потрясен. Он сел и так долго размышлял над жестокостью и над пронзительной красотой мира, что муравьи построили над его телом муравейник. К счастью, прежде чем муравьи успели уничтожить тело Валмики, он поднялся и начал декламировать вдохновенную историю о любви и преданности, о боли разлуки и о верности, героизме и предательстве, войне и смерти, заканчивающуюся полной победой справедливости и добродетели.

Величайший индийский классик Калидаса, чье имя означает «Слуга богини Кали», был драматическим писателем. О жизни Калидасы практически ничего неизвестно, кроме того, что ему покровительствовал раджа, «сияющий, словно солнце», предположительно это был Чандрагупта II, правивший в конце IV века. Судя по всему, Калидаса много путешествовал по Индии и был весьма чувствителен к красоте природы и индийских женщин. Панегириком женщинам и природе стала его поэма «Облако-вестник». Несчастный любовник, как бы предсказывая появление через несколько столетий беспроводной связи, посылает на крыльях облака своей возлюбленной сообщение с вершины горы Виндхья, из далеких Гималаев, куда он был сослан.

«С болью в одиноком любящем сердце… задыхаясь от слез… несчастный… Стремится избавить возлюбленную от страданий Светлыми вестями сквозь дождливые дни, Он предлагает свежие цветы своему гостю-облаку… И смело обращается к нему со словами приветствия и почтения… О облако… Моя невеста так далеко… Отнеси ей мое послание… Лети быстро, брат, пока ее не увидишь… Верная жена, которая живет лишь ради меня: Сердце любящей женщины — сорванный цветок, Его поддерживает лишь надежда, Когда возлюбленные разлучены». При всей своей чувствительности Калидаса проявляет присущий индусам мужской шовинизм, называя женщину «сорванным цветком».

В короткой поэме «Времена года» Калидаса сравнивает состояние природы с чувствами влюбленных. Он начинает с лета: «Безжалостная жара… Когда ненасытная любовь/Наименее всего требовательна, дорогая». С другой стороны, дождь «возвышенный, как раджа…/ его гром подобен звуку королевских барабанов… Тучи, словно могучая армия…/ Это дождливое время даст тебе, моя дорогая, все, чего желает твое сердце…/ все совершенство наслаждения, способного воспламенить мою невесту».

Сохранились только три пьесы, написанные Калидасой. Самая ранняя из них «Малавикагнимитрам» представляет собой комедию о приключениях двух влюбленных, Малавика и Агнимитры, и напоминает шекспировскую «Много шума из ничего». Менее известная пьеса «Викраморваши» («Мужеством обретенная Урваши») воссоздает миф о доблестном царе Пуруравасе, который был безнадежно влюблен в нимфу-полубогиню Урваши. Она вышла за него замуж с условием, что никогда не увидит его обнаженным. Разумеется, Урваши увидела то, чего не должна была, оставила мужа и вернулась к полубогам. Пуруравас не может обрести счастья в разлуке, а воссоединение с возлюбленной ведет его к гибели.

Самая популярная пьеса Калидасы «Шакунтала» названа по имени главной героини. Лучшее драматическое произведение, написанное на санскрите, трагикомическая история о любви «Шакунтала» была переведена на все основные языки мира и известна за пределами Индии почти так же широко, как «Махабхарата», откуда собственно и был взят сюжет пьесы. Царь Душаянта во время охоты встретил в лесу девственницу Шакунталу, на память о встрече он оставил ей перстень, а красавица забеременела. Брошенная мужем, расстроенная Шакунтала в жаркий день не предложила благочестивому брахману воды, и тот проклял ее. Тот, кто занял ее мысли настолько, что она не услышала просьбу странника, не узнает ее, когда встретит. Кармическое возмездие! По дороге во дворец мужа-царя, беременная Шакунтала моет руки в реке и теряет перстень, без него царь Душаянта не может ее вспомнить. История, в общем, банальная, но Калидаса наделяет своих персонажей чувством ослепляющей любви и общечеловеческими слабостями, которые в совместной жизни обычно приносят больше боли, чем удовольствия. Впервые прочитав «Шакунталу», великий Гете сказал: «Вы бы хотели выразить небесное и земное в одном слове? Я назову его вам — Шакунтала, и этим все сказано!»

С давних времен сохранилось много написанных на санскрите классических пьес, но ни одна из них не сравнится с совершенством лучших сочинений Калидасы. В пьесе V века «Глиняная повозка» («Мричакатика» Шудраки) довольно интересно описывается общество эпохи Гупты и древнеиндийская юридическая система; Чарудатта, несчастный герой пьесы, состоятельный торговец и почтенный семьянин, безнадежно влюбляется в куртизанку. Эта тема стала весьма популярной как в поздней индийской литературе, так и на Западе. В отличие от замужних женщин, индийские куртизанки были обучены всем шестидесяти четырем видам классических искусств, включая пение и танцы, рисование и актерское мастерство.

Стихотворный сборник сказок, новелл и легенд «Океан сказаний» («Катхасаритсагара») был составлен около 2000 лет назад, но впервые записан на санскрите в сокращенной версии в VII веке Будхасвамином, а затем в XI — Сомадевой. Таким образом, новеллу нельзя назвать молодым жанром индийской литературы. Тем не менее ее расцвет пришелся на XIX–XX века, когда стали популярными региональные индоарийские и дравидийские наречия.

Классическая дравидийская тамильская литература зародилась на заре христианской эры и почитается столь же священной в культуре Южной Индии, как санскритские тексты на Севере. Древний тамильский трактат по грамматике «Толькаппиям» незаменим для перевода нескольких тысяч древних тамильских стихотворных произведений лирической и религиозной тематики, написанных в первые 500 лет нашей эры в округе Мадураи, штат Тамилнад. Эти стихи и поэмы, сочетающие в себе светские и духовные мотивы, и по сей день изучаются студентами и помогают осознать более чем пятидесяти миллионам тамильцев собственную культурную уникальность, отличающую их от жителей других регионов Индии. В VI веке на тамильском языке было написано две эпических поэмы: одна называется «Шилаппадигарам» («Повесть о браслете»), а другая, которая является продолжением первой, — «Манимехалей», по имени главного героя. «Повесть о браслете» рассказывает о бедном торговце Ковалане и его влиятельной жене Каннахи, здесь изображена матриархальная система Тамилнада. Ковалан, потерявший голову от любви к танцовщице-проститутке, отдает ей все свое состояние, в том числе один из драгоценных браслетов жены. Браслет очень похож на недавно украденный у царицы Панду, поэтому бедного Ковалана арестовывают и казнят. Узнав о смерти мужа, Каннахи преисполняется гневом такой силы, что на царя обрушивается пламя божественного возмездия, которое сжигает его столицу в огне праведной ярости. Каннахи тоже погибает, но воссоединяется с мужем на небесах, и с тех пор в Тамилнаде, где женщины считаются более сильными и мудрыми, чем мужчины, ей поклоняются как Богине Матери.

После XII века религиозная поэзия традиции бхакти, создаваемая на дравидийских языках Тамил, Телугу и Каннада, слилась с аналогичной северной, индоарийской, и распространилась от Бенгалии до Кашмира, от Раджастхана до Махараштры. В равной мере принятые шиваитами и вайшнавами, эти полные религиозных чувств стихи вдохновили поэтов «средневековой» Индии на написание бесчисленных шлок (стихов на санскрите), посвященных любви к божественным проявлениям Кришны и Рамы, Шивы и Парвати. Даже персидские поэты-суфии добавляли к присущему исламу мистицизму проявления религиозной преданности, влияние которой достигло каждого уголка континента. Султаны Дели, а позднее Моголы Агры распространяли персидско-арабскую поэзию и прозу на мечах исламских завоевателей. Один из первых величайших поэтов современной Индии, Амир Кхушрау, был персидским мусульманином, он жил в Северной Индии в конце XIII — начале XIV века. Кхушрау, ученик суфийского святого Низамуддина Аулия, написал более 200 тысяч стихов на языках хинди, урду и персидском.

Национальный язык Индии, хинди, начал формироваться в XII веке на основе множества североиндийских диалектов, от Раджастхана до границ Бенгалии. В разговорной форме хинди очень похож на национальный язык Пакистана — урду, который представляет собой язык «военного лагеря» или «армии». Однако урду основан на персидско-арабской графике и записывается справа налево, а хинди, как и санскрит, использует шрифт деванагари (город богов) и записывается слева направо. Несмотря на то, что большинство индийцев и пакистанцев говорят практически на одном языке, лишь немногие из них могут прочесть тексты друг друга, и это добавляет к разделяющим их религиозному и территориальному барьерам лингвистический. Большинство сюжетов из произведений, написанных на современных индийских языках, были взяты из эпосов, пятнадцать из которых получили официальное признание в конституции Индии. Среди всех авторов, писавших на хинди, наиболее высокую оценку получил Тулсидас (умер в 1623), автор широко известной поэмы «Море подвигов Рамы» («Рамачаритаманаса»). В современном тамильском и других дравидийских языках можно обнаружить подробные и сокращенные переводы этой эпической истории, а иногда ее творческие переработки, где «демонический» царь Ланки — Равана, изображается гораздо более живописно и с симпатией. Эти произведения были вдохновлены англичанами, чье влияние на интеллектуальную жизнь Бенгалии усилилось после того, как в конце XVIII века Ост-Индская компания открыла свое представительство в Калькутте. Получив работу в этой компании, молодые привилегированные бенгальцы, такие как Рам Мохан Рой, учили английский язык и общались на нем со своими сверстниками. Созданное Роем «общество» Брахмо (Самадж) стало первой площадкой для культурного обмена и после 1830 года помогло Калькутте превратиться в центр англо-индийской культуры и столицу оживленной торговой империи. Молодые бенгальские писатели и социальные реформаторы, такие как Ишвара Чандра Видьясагар (1820–1891) и Банким Чандра Чаттерджи (1838–1894), следовали по проложенному Роем пути, пробуждая в бенгальцах гордость за свою культуру и возрождающуюся нацию.

Страстные романы Банким Чандра, особенно опубликованный в 1892 году «Анандаматх» («Обитель радости»), были призывами к борьбе за свободу. Гимн первого Национального конгресса Индии «Банде Матарам» («Я поклоняюсь тебе, Мать») — это фактически стихотворение из популярного романа Банким Чандра, Рабиндранат Тагор положил его на музыку. Сам Тагор написал множество романов, пьес и рассказов, некоторые из них поставил великий индийский кинорежиссер, бенгалец Сатьяджит Рай. Снятый Раем в 1985 году фильм «Дом и мир» основан на романе Тагора и повествует о жившей в конце XIX века бенгальской супружеской паре: молодые люди попали под влияние двух культур и из-за этого потеряли связь со своими корнями и друг с другом.

Первый раздел Бенгалии, длившийся с 1905 по 1910 год, способствовал созданию молодой бенгальской литературы, представители которой Бипин Чандра Пал (1858–1932) и Арабинда Гхош посвятили себя борьбе против британского правления. «Золотую» Бенгалию наводнили страстные стихи, горячие политические памфлеты и религиозные трактаты, исполненные «междустрочных» призывов и тайных посланий, ставшие теми десятью тысячами подземных ручейков, которые превратились в полноводную реку политического движения. «Мы жестоко сопротивлялись разделению Бенгалии, — вспоминает Нирад Ч. Чоудхури в своей замечательной „Автобиографии неизвестного индийца“. — Пресса, вдохновляя нас на борьбу с разделом, использовала образ женщины по имени Демос… Я до сих пор помню карикатуру в бенгальской газете… на которой был изображен лорд Керзон, распиливающий живую женщину».

«С.Н.» («Surrender Not», «Не сдающийся») Банерджи, лидер бенгальского сопротивления первому разделу, десятью годами раньше, в 1895 году, председательствуя в Индийском национальном конгрессе, сказал: «Мы ждем от Англии вдохновения и руководства. Мы ждем от Англии одобрения нашей борьбы… Англия — наш политический проводник и наш моральный наставник в сфере высокой политики. История Англии учит нас тем принципам свободы, которые мы ценим дороже жизни». Первым президентом Конгресса, движения, которое впоследствии приведет Индию к независимости, был другой бенгалец, получивший образование в Англии, — В. С. Боннерджи. В 1885 году на открытии съезда он сказал: «Великобритания сделала очень много для развития Индии, и наша страна искренне благодарна ей за это. Она дала нам закон, она дала нам железные дороги и, что самое важное, она дала нам бесценное западное образование». Все это говорилось на английском языке, которым увлекалась индийская молодежь, изучавшая его охотнее, чем родной. Студенты Берка, Милля и Морли были выходцами из лучших бенгальских школ и колледжей, они становились либо поклонниками Шекспира, либо пламенными революционерами.

Молодые интеллектуалы Индии вступали в XX век двуязычными, но большинство из них создавало литературу на родном языке. Однако Банким Чандра Чаттерджи предупреждал: «У Индии нет надежды до тех пор, пока бенгальцы и пенджабцы не станут понимать друг друга, не согласятся с существованием взаимного влияния друг на друга и не добьются такого же влияния на англичан. А сделать это возможно только при помощи английского языка».

Как это ни парадоксально, но, учитывая растущее влияние индийцев и общинный характер жизни в Индии, лучшим стихотворением, отражающим стремление к независимости творческой интеллигенции Индии, черпающей силы в йогической традиции, по моему мнению, является «Экла Чалор» («Иди один») Гуру Дева Тагора:

Среди множества английских литераторов, писавших об Индии в прозе и стихах, выделяются двое — Редьярд Киплинг (1865–1936) и Э. М. Форстер (1879–1970). Киплинг воспевал силу британского Раджа, а Форстер стал пророком его упадка. Опыт, приобретенный Киплингом в Индии, как и его литературное наследие, были гораздо более обширными, чем у Форстера, который побывал в Индии всего три раза и оставил только две книги путешествий и наблюдений. В большинстве произведений Киплинг описывает жизнь британских «томми» в пограничных бараках или британских чиновников с их бесчисленными папками, или просто пересказывает пенджабские сказки и увлекательные истории вроде рассказа «Человек, который хотел быть королем». Однако его роман «Ким» доказывает, что Киплинг знал индийскую Индию так же хорошо, как и британскую. Между тем его стихотворение «Бремя белого человека» стало эпитафией империи, солнце которой закатилось гораздо раньше, чем могли предположить сам Киплинг и его братья-консерваторы из «Клуба белых людей». Противоречивое чувство любви-ненависти к Индии, владевшее Киплингом, соответствовало патерналистскому отношению Британии к своим «родным детям», и никакое другое стихотворение «павшего Раджа» не смогло выразить его так ярко. Слова Киплинга резки и язвительны:

Киплинг и его единомышленники искренне верили, что к преждевременной гибели их товарищей по империи приводили не высокомерие и жадность, а «языческая глупость» британцев, которые часто вели себя как «дураки», стараясь «расшевелить» аборигенов и заставить их тяжело трудиться даже в полуденную жару. Вот еще один афоризм Киплинга:

«И в конце пути — белый надгробный камень с именем усопшего и эпитафией: „Здесь лежит дурак, который пытался расшевелить Восток“».

«Поездка в Индию» Форстера была, конечно, совсем другой. Он смотрел на Британскую Индию глазами «чужака», любившего юного индийского мусульманина Саида Росса Масуда сильнее, чем британскую власть или романтическую идею имперского Раджа. Страстная привязанность Форстера к его индийскому другу вспыхнула в 1906 году, когда он был нанят Теодором Морисоном обучать Росса латыни, чтобы помочь подготовить внука сэра Саида Ахмад-хана, основателя мусульманского колледжа в городе Алигарх, к поступлению в Оксфорд. Росс вдохновил Эдварда Моргана и стал прототипом доктора Азиза — героя его великого романа об английской Индии, опубликованного в 1924 году и посвященного индийскому другу и возлюбленному Форстера. Первое путешествие Форстера в Индию состоялось в 1912 году и длилось несколько месяцев, тогда он познакомился с молодым махараджей Деваса — Тукоджи Рао III. После Первой мировой войны он вернулся и стал служить махарадже в качестве личного секретаря, это был второй и самый длительный визит Форстера в Индию, возвратившись, он закончил свою книгу. Его дневники и письма к махарадже были опубликованы как «Гора Дэви».

В последний раз он приехал в Индию в 1945 году, чтобы посетить Конгресс ПЕН-клуба (Международная ассоциация поэтов, драматургов, очеркистов, редакторов и романистов). После этого Форстер никогда не возвращался в Индию и не написал о ней ничего значительного, тем не менее ясный взгляд на англо-индийские отношения и взаимное недопонимание, отраженный в его замечательном романе, не потускнел от времени.

Устами своих персонажей, Сирила Филдинга и миссис Мор, Форстер выразил собственные гуманистические и религиозные взгляды, любовь и сопереживание к Индии, увлечение индийской цивилизацией. В Азизе он раскрыл другое — себя и Росса. Росс часто говорил, что у Эдварда Моргана было сердце «восточного человека». Форстер носил шелковые одежды и украшения, подаренные ему другом махараджей, вместе с которым он курил кальян во дворце Деваса. При этом Индия оставалась для Форстера «загадкой», его нерешенным уравнением. Последнее восклицание Азиза в «Поездке»: «Убирайтесь отсюда, вы все — Тертоны и Бартоны… Индия станет государством!» Но Форстер и Филдинг отвечают: «Индия — государство! Это апофеоз! Достойный финал бесцветного девятнадцатого века! Собирайтесь все и занимайте места!»

Азиз парирует: «В любом случае, долой Англию! Под занавес. Убирайтесь отсюда, приятели, так быстро, как это возможно. Мы можем ненавидеть друг друга, но вас мы ненавидим сильнее… Мы избавимся от вас, мы сбросим всех англичан в море, и тогда, — он угрожающе приблизился к нему, — и тогда, — губы Азиза почти касались лица Филдинга, — мы с тобой сможем стать друзьями».

«Почему мы не можем подружиться прямо сейчас? — спросил Филдинг, ласково удерживая Азиза. — Я хочу этого. И ты этого хочешь».

Но этого не хотели лошади — они отпрянули; и земля не хотела этого, создав горы и скалы, которые должны были преодолеть путники; храм, цистерна, тюрьма, дворец, птицы, мертвые и гостевой домик, который пропал из вида, как только они миновали ущелье… Все они не хотят этого, повторяя сотнями голосов: «Нет, не сейчас», и небо говорит: «Нет, нет».

Последние слова Форстера об Индии перекликаются с суровым законом Киплинга: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут». Для Эдварда Моргана ущелье, пропасть, имеют более глубокое и личное значение. Росс был женат, его окружали семья и друзья. Это было непреодолимым препятствием для развития их с Эдвардом Морганом отношений, любви двух мужчин. Однако для молодого поколения индийских интеллектуалов, таких как писатель Мулк Радж Ананд, финал «Поездки» имел лишь политическую окраску — «дружба между индийцами и англичанами невозможна до тех пор, пока индийцы не свободны». Для них великий роман Форстера открыл всю претенциозность, лживость и пустоту британских чиновников и их поверхностных женщин, всех этих «сахибов» и «мэм», которые с каждым годом становились все более чопорными и «одеревеневшими», отчаянно пытаясь утопить свои страхи и неполноценность в джине с тоником и вечеринках.

Первый известный роман Мулка Радж Ананда, «Неприкасаемый», был опубликован через десять лет после «Поездки», и получил «одобрение» Форстера (он написал предисловие). Ободренный Ананд закончил эту книгу, рассказывающую об одном дне из жизни Бакха — молодого уборщика городских туалетов. В конце романа в город, где живет Бакх, приезжает Махатма Ганди. Юный неприкасаемый взбирается на дерево, чтобы лучше видеть Махатму; оказавшись совсем близко от него, Бакх думает: «Он такой же темнокожий, как и я». Произнося речь, Ганди молится, а Бакх слушает его, раскрыв рот. И вот что он слышит:

«Если среди вас есть неприкасаемые… они должны понять, что они очищают индийское общество… поэтому, они должны очистить и свои жизни.

Они должны развивать в себе привычку к чистоте, чтобы никто не посмел показывать на них пальцем… Они должны очистить себя, чтобы освободиться. Им нужно избавиться от дурных привычек, прекратить пить спиртные напитки и есть тухлое мясо… Если они смогут сделать все, о чем я их попросил, они смогут стать свободными».

Эти слова стали мощным стимулом для юного Бакха. Он «обретает силу», просто вспоминая лицо Махатмы. Он рассказывает обо всем, что услышал, отцу и всерьез задумывается над тем, как можно было бы изменить свою жизнь. На следующий год Мулк Радж Ананд издал не менее известный и более объемный роман — «Кули», трагическую историю жизни Муно, кули-рикши, который работал, как лошадь, лишенный возможности нормально отдыхать, питаться и лечиться; он умер молодым от туберкулеза.

Известный современный индийский писатель Р. К. Нараян (1906–2001), живший в Мадрасе и Майсуре, издал в 1935 году свой первый роман «Свами и друзья». Действие романа происходит в вымышленном городе Мальгуди, который очень напоминает его родной южноиндийский Майсур. Герои Нараяна — спокойные культурные люди, которые ведут незаметную тихую жизнь, такую же, как друзья и близкие автора. В действительности, как стало понятно из написанной позже автобиографии «Мои дни», романы «Бакалавр искусств» и «Учитель английского» во многом основаны на личном опыте Разипурама Кришнасвами. Самые знаменитые и широко известные романы Нараяна «Финансовый эксперт» (1952) и «Гид» принесли ему номинацию на Нобелевскую премию. Герои обоих романов — мошенники, которым удалось прославиться и разбогатеть; потрясенные собственным успехом, они наслаждались жизнью до тех пор, пока «мыльный пузырь», созданный майей, не лопнул, забрызгав все вокруг. С ними случилось то, что рано или поздно происходит со всеми нами. Но Р. К. Нараян верил в реинкарнацию и никогда не оставлял своих героев или читателей в безнадежной нищете и отчаянии, ведь колесо продолжает вращаться, принося перемены, подобно тому как День Брахмы приходит вслед за ночью, или Шива начинает свой танец творения после разрушения вселенной, он поднимает прах мертвых, чтобы возродить жизнь.

Многие известные ныне индийские писатели еще в детстве эмигрировали из страны, однако в их книгах чувствуется глубокое знание индийской цивилизации и любовь к ней. Вед Мехта издал свою первую автобиографию «Лицом к лицу» в 1956 году, перед поступлением в Оксфорд. Этот замечательный молодой автор в раннем детстве перенес менингит и потерял зрение. Несмотря на это, и благодаря творческому чутью Вед воспринимает и описывает форму, цвет и его оттенки гораздо отчетливее, чем многие люди с безукоризненным зрением. О мужестве писателя говорит первая страница его первой книги, Вед пишет: «Хорошо, что я ослеп, потому что лишенный зрительных воспоминаний человек не имеет шансов о чем-то забыть или что-то упустить».

Лауреат Нобелевской премии В. С. Найпол родился не в Индии, а в индийской семье в Тринидаде, но мощь и влияние индийской цивилизации сохраняются у поколений покинувших страну индусов. Об этом он пишет в своей книге «Индия: Раненая цивилизация». «В детстве меня окружали странные вещи. Я даже не знал, что гладкие камешки, лежавшие на алтаре в доме моей бабушки, дед привез с собой из Индии вместе с фигурами домашних божеств, и я не знал, что эти камешки — фаллические символы… Я знаю, что я чужой в Индии; но при этом я все отчетливей понимаю, что мои индийские воспоминания… похожи на двери, открывающие путь в бездонный колодец». Такие же двери открывают персонажи романов Салмана Рушди «Дети полуночи» и прекрасного «Бога мелочей» Арундати Рой. Примерами универсальности современной индийской художественной литературы и ее особой прелести могут быть романы Джумпы Лахири «Тезка» и Рохинтона Мистри «Хрупкое равновесие». Некоторые индийские авторы способны гораздо глубже и четче понять и выразить трагедию англо-индийской «любви-ненависти», чем Пол Скотт в его известном «Квартете Раджа» — романах «Жемчужина в короне», «День скорпиона», «Башни тишины» и «Деление добычи». Ибо невозможно понять Индию — нет лота, который смог бы достичь ее дна и измерить ее глубину; есть только тишина и бесконечное эхо.

 

Вклад в науку

Вклад Индии в математику и медицину уникален. Значительные открытия были сделаны и в других областях, особенно в лингвистике, металлургии и химии. Несколько индийских ученых, в основном физики и математики, были отмечены Нобелевскими премиями или были приняты в Королевское научное общество. Среди них сэр Ч. В. Раман, доктор Хоми Баба, сэр Дж. Ч. Бос и доктор М. Н. Саха.

Медицина считается древнейшей индийской наукой. Она восходит к практике йоги, в основе которой лежит комплексный подход к поддержанию здоровья, базирующийся на правильном питании и физических упражнениях. Древние индийские трактаты по физиологии так же, как древнегреческий Гален, выделяют в человеческом теле три основных составляющих: воздух, желчь и слизь. Они символизируют саттву (истина, или бог), раджас (сила) и тамас (тьма, или демон), а их баланс или его нарушение влияют на состояние человека и являются первопричиной его здоровья или болезней. Существует шесть «вкусов» (рас), присущих разным продуктам питания, которые способны помочь справиться с той или иной болезнью. Мясо любого вида считается тамасом, и есть его не рекомендуется. Мед называют амрита, эликсир «бессмертия». Чеснок обладает особыми свойствами, способными продлить жизнь человека. Поэтому мед и чеснок часто используются в ориентированной на обеспечение долголетия традиционной индийской медицине — Аюрведе. Также специфические оздоровляющие качества приписываются золоту, серебру и ртути. И, разумеется, очень широко используются разнообразные травы, свойства которых описаны в древних трактатах по фармакологии. Эффективность использования некоторых из этих целебных трав и растительных масел при лечении ряда заболеваний доказана и признана современниками. В частности, масло из коры деревьев чаульмугра остается самым эффективным средством для лечения проказы. Индийские йоги подчеркивали важность позвоночника, но ничего не знали о значении головного мозга, считая «вместилищем разума» сердце.

Древнейший индийский научный трактат по медицине, Самхита, приписывается Чараке, придворному врачу царя Канишки, и датируется I веком нашей эры. Этот трактат включает в себя тексты, относящиеся как минимум ко II веку до нашей эры, а, возможно, и труды еще более древнего медика — Атреи, который, согласно буддистским текстам, изучал медицину во времена Будды в городе Таксила, располагавшемся неподалеку от нынешней столицы Пакистана, Исламабада. Чарака получил постоянное место в царском дворце, после того как спас жизнь жены Канишки, которая чуть не умерла, рожая своего первенца. Его трактат состоит из восьми частей и начинается с раздела, посвященного фармакологии, диете и этикету врача. Чарака пишет: «Вы не можете предать своего пациента, даже если это будет стоить вам жизни… Ничего из происходящего в доме пациента не должно выходить наружу, вы не имеете права рассказывать о состоянии своего пациента тем, кто может использовать эту информацию, чтобы ему навредить. Таков ваш священный долг». Вторая часть трактата описывает восемь основных категорий заболеваний: диарея, лихорадка, отечность, кашель, опухоли, воспаления, проказа и кожные болезни. В шестом разделе, посвященном специфическим процедурам, Чарака описывает диагностику и лечение гепатита. Кроме того, он посвятил несколько разделов общей патологии, общей терапии, анатомии, эмбриологии и специфике питания для пациентов, страдающих разными заболеваниями. Чарака полностью проигнорировал одну из важнейших областей современной медицины — хирургию.

Появившаяся в IV веке, «Сушрута самхита» («Трактат Сушруты») — первый индийский медицинский текст, включающий в себя две главы, посвященные хирургическим инструментам, и одну — операциям. Сушрута — гениальный медик времен империи Гуптов, он применял кесарево сечение при сложных родах, удалял катаракту, практиковал пластическую хирургию, в том числе ринопластику, а также был способен проводить сложнейшие операции, пришивая и приживляя оторванные или отрезанные уши, носы, пальцы рук и ног. Сушрута описал не менее 125 хирургических инструментов, которые он использовал в своих разнообразных операциях. Индийские хирурги первыми разработали эффективную технологию трансплантации кожи, на ней до сих пор основана пластическая хирургия во всем мире. Во времена Сушруты делали ампутации и полостные операции, лечили переломы костей, сложные порезы, были описаны зондирование, пункции, дренаж и способы сшивания тканей. Хирурги изучали анатомию, производя вскрытие трупов. Перед операцией пациентов не кормили, а по завершении — мыли холодной водой. Сушрута описал четырнадцать видов повязок для разных участков тела, накладываемых после разных операций. Тесные повязки рекомендовалось накладывать на ягодицы, бедра и голову больного; повязки «средней жесткости» — на лицо, руки, ноги и живот; «свободные» повязки предназначались для глаз и суставов; а на раны, возникающие в результате ожогов, и в места проникновения яда повязки накладывать не рекомендовалось. Во времена Сушруты в Индии были больницы, куда, по свидетельству сохранившихся буддистско-китайских документов, мог обратиться каждый, кто нуждался в помощи.

Одновременно с началом развития индийской медицины появилась и ветеринария: правители Индии строили специальные больницы для лечения лошадей и слонов. В соответствии с индуизмом, душа животного так же священна, как и душа человека, а вера индусов в божественное происхождение коров и слонов помогает понять, почему эти животные зачастую получали гораздо больше заботы и внимания, чем люди низкого происхождения. Слоны, коровы и лошади стоили очень дорого и приносили своим владельцам неоценимую пользу. Одной из уникальных областей индийской медицины является Хасти-аюрведа (наука о долголетии слонов). Существовало множество процедур, предназначенных для лечения разнообразных заболеваний слонов. Индусы и по сей день гордятся своими знаниями о том, как наилучшим образом ухаживать и заботиться о слонах и коровах.

Древнейшие индийские тексты, посвященные медицине, во многом превосходят большинство более поздних медицинских трактатов. По мере того как усиливалось влияние идеалистических религиозно-философских предрассудков индуизма, снижалась эффективность научных исследований в области анатомии, а отсутствие стерилизации и антисептиков подорвало авторитет индийской хирургии и больничной гигиены. Однако гомеопатия и комплексное лечение по-прежнему остаются ценным вкладом в мировую медицину; кроме того, западная наука признает тот факт, что занятия йогой делают тело достаточно сильным для того, чтобы сопротивляться инфекционным заболеваниям.

Наиболее весомый вклад индийцы внесли в математику. Благодаря Индии у нас есть десятичная система записи чисел, символы для цифр от 1 до 9 и, конечно, нуля. Без этого было бы невозможно существование современной цивилизации, основанной на компьютерных технологиях, запуске управляемых спутников, микросхемах и искусственном интеллекте. Таким образом, индийцы не только научили нас считать, но и обеспечили возможность создавать при помощи высокоскоростных калькуляторов и компьютеров новые виды оружия, которые способны уничтожить мир и цивилизацию, если мы не сможем контролировать собственную жадность и захватнические инстинкты.

Подобно многим древним народам, индийцы в своих математических исследованиях изначально ориентировались по звездам и развивали геометрические техники для вычисления квадратуры круга и прочих задач, решение которых было необходимо для построения жертвенных алтарей. Таким образом, индийцы довольно рано овладели астрономией, а сильная зависимость от астрологических расчетов свойственна им и в наши дни. Но они пошли гораздо дальше, развивая алгебру и количественные методы. В конце V века выдающийся индийский математик Ариабхата составил свой знаменитый трактат, названный просто Ариабхатиам, в котором он вычислил значение числа π как 3,14159… и впервые описал извлечение квадратных и кубических корней, синус, арифметическую прогрессию, коэффициенты и алгебраические тождества. В этом важнейшем труде также рассматривалась сферическая астрономия, которая позднее привела к возникновению сферической тригонометрии. Кроме того, Ариабхата предложил таблицу синусов, которая стала основой для возникновения современной тригонометрии, его метод отличался от метода вычисления хорд Птолемея. Гениальный Ариабхата также определил, что явление убывающей и растущей Луны вызвано отбрасываемой на нее тенью Земли, и пришел к выводу, что наша планета постоянно вращается вокруг своей оси, а Луна вращается вокруг Земли.

Индийцы по меньшей мере 1500 лет занимали лидирующие позиции в мире в области изучения чисел и их свойств. Математик из Кералы Мадхава, основываясь на знании тригонометрии, приблизительно в 1500 году разработал собственную систему счисления за сто с лишним лет до появления Ньютона или Лейбница. А совсем недавно гениальный индийский математик-самоучка Шринивас Рамануджан (1887–1920), друг всех чисел, был приглашен в Кембридж профессором Г. X. Харди, который распознал его талант, просто взглянув на предложенное Рамануджаном решение уравнения. Джулиан Хаксли назвал Рамануджана «величайшим математиком столетия». В тридцать лет он вывел формулу деления натуральных чисел, выражая целое число в виде суммы квадратов и кубов, которая позволила решить проблему Уоринга. Когда Рамануджан умирал от туберкулеза, Харди пришел в больницу навестить его. Харди был подавлен и сказал: «Какой безрадостный день! Даже номер такси, на котором я приехал, был скучным и безрадостным — 1729». На что Рамануджан тут же ответил: «Нет, Харди, 1729 — удивительное число! Это наименьшее число, представимое в виде суммы двух кубов двумя способами — 1 и 12, и 9 и 10!»

Лингвистическая наука многим обязана блестящей санскритской грамматике Панини, составленной в IV веке до нашей эры «Аштадхьяи» («Восьмикнижие») представляет собой первый научный анализ языка. Буквы в алфавите Панини располагаются в соответствии с местом образования соответствующих звуков в артикуляционном аппарате человека, от губных к зубным и взрывным. В его грамматике впервые в мире был предложен морфологический анализ слов. Способность брахманов помнить наизусть все Веды была основана на их внимании к анатомии языка. Панини не был первым индийцем, выделявшим корни в санскритских словах и изучавшим варианты их использования в зависимости от части речи, лица, числа, времени, а также анализировавшим префиксы и суффиксы. Однако именно Панини сформулировал около 4000 правил, систематизирующих изучение санскрита. Фактически до середины XIX века великая грамматика Панини оставалась лучшим учебником санскрита и источником вдохновения для студентов-лингвистов всего мира. Отто Бетлинг и Рудольф Рот считали себя учениками Панини и его выдающейся «Аштадхьяи», их монументальный санскритско-немецкий словарь «Санкт-Петербургский лексикон» издавался Российской Императорской Академией Наук с 1852 по 1875 год.

Сэр Уильям Джонс (1746–1794) отправился в Индию в качестве главного судьи британского Верховного суда Калькутты и в 1784 году стал отцом-основателем Бенгальского азиатского общества. Эта организация была призвана стимулировать возрождение научных исследований в Индии. Самым известным индийским стипендиатом Общества стал сэр Джагдиш Чандра Боше (1858–1937) из Калькутты. Он изучал естественные науки в Кембридже, вернулся в Калькутту преподавать физику и был одним из первых ученых, объединивших ботанику и физику. Изобретенный им крескограф, сконструированный из электромагнитов, зеркал и рычагов, позволял регистрировать малейшие движения растений, вплоть до десятимиллионной части метра, и отмечать их реакцию на всевозможные раздражители, будь то открывание и закрывание окон в помещении лаборатории.

Сэр Чандрасекхара Венката Раман (1888–1970) в 1924 году был избран членом Королевского общества за оригинальные исследования в области физики, включающие изучение молекулярного рассеяния света, — предмет, которым также занимался Альберт Эйнштейн. Эксперименты Рамана с неупругим рассеянием оптического излучения на молекулах твердого, жидкого и газообразного вещества, сопровождающимся заметным изменением частоты излучения, привели к открытию комбинационного рассеяния. Это явление было названо Эффект Рамана и в 1930 году принесло исследователю Нобелевскую премию. Раман стал первым азиатским ученым, получившим ее. С 1933 по 1943 годы Раман руководил Индийским институтом науки в Бангалоре, а затем там же, в Бангалоре, основал собственный исследовательский институт. В 1954 году Раман получил из рук президента страны высшую награду Индии — Бхарат Ратна («Сокровище Индии»).

Парс из Бомбея Хоми Дж. Баба (1909–1966), основоположник каскадной теории электронных ливней в космических лучах, был принят в Королевское общество в 1941 году и четырьмя годами позже возглавил Институт фундаментальных исследований Тата. Подобно американским лабораториям R&D компании Bell, Институт Тата стал в Индии ведущим научно-исследовательским центром, и поэтому неудивительно, что премьер-министр Неру назначил доктора Баба председателем Комитета по атомной энергии Индии. С 1954 года Хоми Баба десять лет занимал в правительстве Индии должность секретаря Министерства энергетики, подчиняясь непосредственно премьер-министру, так было вплоть до смерти Неру. Доктор Баба погиб в авиакатастрофе над Швейцарией в 1966 году. Еще один великий индийский исследователь атомной энергии — бенгалец доктор М. Н. Саха (1893–1956). Его работа по изучению ионизации атомов помогла многое прояснить в понимании процессов, происходящих в космосе. Доктор Саха достиг успеха в исследованиях распространения радиоволн и формирования световых дуг. Он стал первым ученым мирового уровня, избранным в Лок сабху, и до конца жизни играл важную роль в определении путей развития экономики Индии, способных решить проблему бедности. Он активно выступал за эффективное использование природных ресурсов и строительство гидроэлектростанций.

В 1958 году правительство Неру приняло Резолюцию по научной политике, в которой говорилось: «Великая Индия обязана… в полной мере способствовать развитию науки, являющейся безусловным приоритетом для человечества». Десять лет спустя доктор Викрам Сарабхаи (1919–1971), ведущий промышленник Ахмедабада и министр атомной энергетики в правительстве Индиры Ганди, признал, что «большинство из нас абсолютно не удовлетворены той ролью, которую сегодня играет наука в деле продвижения национальных идей». Сарабхаи выдвинул программу космических исследований Индии, в рамках которой были созданы первые пусковые установки и экспериментальная станция спутниковой связи в Ахмедабаде. В Кабинете министров он постоянно поднимал вопрос о важности научного прогресса. «Культура общества зависит от того, какие люди ее формируют», — говорил Сарабхаи незадолго до смерти. И продолжал: «Это вызывает отчаяние… Если мы стремимся к экономическому прогрессу, то должны осознать необходимость постоянного взаимодействия науки, технологий и производства… Современная Индия располагает прекрасной инфраструктурой для решения сложных научно-технических задач… И совершенно очевидно, что декларирование общей национальной идеи должно трансформироваться в постановку конкретных целей и 2-, 5– и 10-летнее планирование их достижения».

Через три года после смерти Сарабхаи, Индира Ганди сообщила о первых успешных подземных ядерных испытаниях, проведенных под руководством Раджа Раманна и П. К. Айенгара, который сменил Сарабхаи на посту главы Атомного центра Бабы. После этого о ядерных испытаниях в Индии не объявляли вплоть до мая 1998 года, когда поступило сообщение о взрывах пяти атомных бомб в пустыне Похаран в Раджастхане. С тех пор Индия стала членом самого опасного в мире клуба, в который входят страны, имеющие ядерное оружие. Двенадцатый президент Индии, доктор А. П. Дж. Абдул Калам, участвовал в разработке индийских баллистических ракет ближней и средней дальности, «Притхи» и «Агни», которые могут быть оснащены ядерными боеголовками.

Доктор Джайан Нарликар, выдающийся индийский астрофизик, обнаруживший новую атомную частицу, названную его именем, в настоящее время возглавляет Межвузовский центр астрономии и астрофизики в Пуне. Индийские ученые заслужили мировое признание как в области теоретической науки, так и в практической реализации результатов исследований и использовании их в гражданской и военной сферах.