Из речи перед Конституционным собранием, Нью-Дели,

14 августа 1947 года

Индия, с ее 600 с лишним миллионами избирателей, сегодня является самой большой демократией в мире. Кроме того, она представляет собой федеральную республику, состоящую из двадцати восьми штатов и семи союзных территорий. Центральное правительство находится в Нью-Дели и полностью контролирует более 100 важнейших направлений, включая оборону и внешнюю политику, а также вместе с региональными властями участвует в принятии решений по так называемому «параллельному списку», в котором почти пятьдесят вопросов, не упомянутых в конституции. Региональные правительства контролируют сельское хозяйство и доходы от земли, а также полицию и систему социального обеспечения, всего около 60 пунктов, но в большинстве случаев и в ситуации чрезвычайного положения они беспрекословно подчиняются центральному правительству в Нью-Дели.

Индия копирует модель государственного устройства Великобритании: ее правительство возглавляет премьер-министр, кабинет министров отвечает за свои действия перед Народной палатой (Лок сабха), эквивалентом британской Палаты общин, 550 членов Народной палаты представляют приблизительно по одному миллиону избирателей каждый и принадлежат к одной из нескольких десятков индийских политических партий. Номинальным главой республики Индия является президент Пратибха Патил — первая женщина, избранная более чем двумя третями депутатов парламента в июле 2007 года. Во всех ситуациях, кроме чрезвычайных, должность президента носит церемониальный характер, и сам президент подчиняется премьер-министру и кабинету министров.

Соня Ганди и президент РФ Д. А. Медведев

emp1

Премьер-министр Манмохан Сингх после выборов в 2004 году возглавил Объединенный прогрессивный альянс, объединивший несколько нерелигиозных партий, самая крупная из которых — Индийский национальный конгресс, и стал самым сильным политиком в сегодняшней Индии. Соня Ганди, будучи президентом Индийского национального конгресса, остается невероятно популярной. Ее считают наследницей «династии» Неру-Ганди, и именно благодаря поддержке ее кампании в сельской местности, Конгресс смог получить большинство голосов на выборах 2004 года.

Манмохан Сингх

emp1

Предыдущая коалиция, созданная на основе Бхаратия Джаната Парти (БДжП), которую возглавлял Атал Бихари Ваджпаи, избрала своей мантрой лозунг «Сияющая Индия», однако он привлекал только успешных горожан, разбогатевших в течение последних пятнадцати лет, после того как индийская экономика открылась для глобальных инвестиций. БДжП фактически проигнорировала ужасающее положение нищего и разочарованного большинства, мусульман, неприкасаемых и сельских женщин и в конечном счете проиграла выборы Индийскому национальному конгрессу, за который в бедных деревнях эффективно агитировала Соня Ганди. Манмохан Сингх в свое время был замечательным министром финансов, в 1991 году он провел реформы, открывшие индийскую экономику для процессов глобализации и освободившие ее от социалистических и бюрократических препон. Под его руководством и с идеологической поддержкой Конгресса, возглавляемого Соней Ганди, Индия фактически вернулась к началу эпохи Неру, когда в обществе царил атеистический идеализм. Сингх отказался от реакционных националистических нападок БДжП на мусульман, сикхов, христиан и женщин, равно как и от самой возможности возврата к социализму, столь долго калечившему индийскую экономику.

Таким образом, маятник центральной власти в Индии, к счастью, вернулся к высшей точке своего просвещенного развития. Как долго он пробудет там, сказать трудно — силам правды и просвещения в Индии всегда противостояли силы мракобесия и лжи. Миллионы индусов каждый день молятся, помогая божественному Индре перед рассветом каждого дня пронзить панцирь демонического Вритры и освободить животворящие воды, солнце и священных коров. Кажется, прошедшее время остается самым популярным грамматическим временем в сегодняшней Индии, и об этом хорошо знают продюсеры бесконечных индийских телесериалов-ремейков эпических Рамаяны и Махабхараты.

 

Цари и демократия

«Вначале человек должен выбрать царя, — написано в древних индийских текстах, — и только потом он выбирает жену и создает богатство. Ежели нет царя, который защитит его жену и его имущество, то что же с ними будет?» Раджа защищал и наказывал. «Порядок в мире существует благодаря наказанию, — как сказано в священном своде законов Ману, — трудно найти человека без вины».

На протяжении без малого 2000 лет, а возможно, и вдвое дольше, государственное устройство Индии было преимущественно монархическим. Раджа на санскрите означает не только «царь», но вообще, власть. Сегодня в Индии для обозначения политики используют слово «раджанити», что на хинди буквально означает «власть царей». Раджей причисляли едва ли не к богам, и даже Великие Моголы вслед за Акбаром придерживались этой традиции. Эпическим прототипом идеального индусского царя считают, разумеется, Раджу Раму. «Даже младенца раджу нельзя презирать, — предупреждали древние, — ведь он великое божество в облике человеческом». Традиционно считалось, что лучше плохой царь, чем никакой, потому что без царя наступит хаос и на земле восторжествует «закон рыб», и восторжествует он к великой печали малых мира сего.

Несмотря на примат власти, монархическую традицию, индийским раджам и махараджам настоятельно рекомендовали обратить внимание на советы «мудрых брахманов» и обращаться с «жезлом» наказания (данда) очень осторожно, в согласии с религиозным «законом» (дхарма). Даже Чанакья предостерегал древних раджей от заблуждений тотальной автократии. «Одно колесо ничего не везет, — предупреждал он, — поэтому раджа должен назначить советников и прислушиваться к ним». Его мантрипаришад был, скорее, его частным «советом», нежели подобием современного кабинета министров; и все же даже самые автократичные монархи вынуждены были прислушиваться к другим и сдерживать свои страсти и желания:

Победив шестерых врагов — похоть, гнев, жадность, тщеславие, высокомерие и излишества — раджа обретает уравновешенную мудрость. Он должен советоваться с мудрыми брахманами… Он должен контролировать себя и заниматься науками. Он должен быть добр к подданным и помогать им обзаводиться имуществом. Контролируя свои порывы, мудрый раджа воздержится от того, чтобы отбирать у подданных женщин или собственность.

С самых ранних, ведических времен раджи имели по крайней мере две группы советников: одна называлась сабха, «Палата», как в Лок сабха; другая — самити, еще один вид «совета». Буддистские источники утверждают, что племенные республики были широко распространены на северо-востоке Индии во времена раннего буддизма, но природа этих условных «демократий» остается неясной. В индийских деревнях с давних пор, наряду с главой деревни, существует панчаят (совет пятерых), но традиционные панчаяты всегда были крайне консервативны.

Либеральные идеи представительного правления, равно концепции социальной и экономической демократии были впервые представлены в Индии британскими утилитарианцами, позитивистами и евангельскими миссионерами в начале XIX века. К концу века поднялась волна национализма, и на протяжении пяти десятилетий ежегодные съезды Индийского национального конгресса сопровождались криками о свободе, равенстве и вообще полным набором слов о демократических правах, гражданских свободах, социальной и экономической справедливости. Многие красноречивые лидеры Конгресса были предшественниками Джавахарлала Неру, но ни один из них не был настолько искренним в деле защиты демократических прав и свобод. Джавахарлал впервые стал президентом Конгресса в 1929 году, сменив на этом посту своего амбициозного отца — Мотилала Неру. Будучи членом британской коллегии адвокатов Иннер-Тэмпл, выпускником престижной британской школы Харроу и Тринити Колледжа в Кембридже, Джавахарлал безо всякого стеснения говорил британским вице-королям и министрам все, что думал. Он был социалистом-фабианцем и индийским националистом, и все, о чем он думал, и чего требовал от властей, обычно, было прямо противоположно тому, что думали, делали и готовы были делать эти власти. В 1929 году Неру председательствовал на Всеиндийском конгрессе профсоюзов, месяцем раньше он произнес свою президентскую речь на съезде Индийского национального конгресса. Он сказал:

Эта система прогнила, система, основанная на эксплуатации большинства меньшинством и на проституции труда… Это естественный результат капитализма и империализма, и если вы захотите покончить с этой системой, то вам необходимо вырвать с корнем и капитализм, и империализм, и заменить их на более здоровый и справедливый строй… Вам мало поможет смена хозяев, ваши страдания продолжатся. Если кучка индийцев займет высокие посты и станет получать огромные барыши, ваша ситуация от этого не улучшится… Вы хотите получать заработную плату, на которую можно жить, а не заработную плату, на которую можно умереть.

Джавахарлал был личностью харизматичной. Он был красив, красноречив, блестящ, романтичен и динамичен, но вместе с тем он был очень закрытым человеком. В последние годы его одинокой жизни у него было множество последователей, обожателей и подхалимов, но очень мало друзей и ни одного доверенного лица, за исключением дочери Индиры. В 1937 году, накануне его третьего переизбрания президентом Индийского национального конгресса, он написал интересное «анонимное» письмо о самом себе:

Люди, подобные Джавахарлалу… небезопасны в условиях демократии. Он называет себя демократом и социалистом… но чуть поверните — и он превратится в диктатора… У него есть все необходимое для того, чтобы стать диктатором: огромная популярность, железная воля, невероятная энергия и гордыня… Его тщеславие непомерно. Его нужно остановить. Нам не нужен Цезарь.

Он быстро признал авторство письма, и все посчитали это удачной шуткой.

Джавахарлал был также автором резолюции под названием Пурна Сварадж (Полная Независимость), которая была с большим энтузиазмом принята его последователями на съезде Конгресса, проходившем в Лахоре в декабре 1929 года. Она стала основанием для программы Индийского национального конгресса, провозглашенной 26 января 1930 года. Впоследствии этот день стал праздноваться как День Независимости, а после 1950 года как День Республики.

Джавахарлал Неру, ученик школы Харроу

emp1

Мы полагаем, что индийский народ, как и все другие народы, имеет неотъемлемое право на свободу, на плоды своего труда и на все необходимое для жизни, роста и развития. И мы полагаем, что если какая бы то ни было власть лишает народ этих прав и угнетает его, то народ имеет право либо изменить такую власть, либо устранить ее. Британское правительство в Индии не только лишило индийский народ свободы, но и основало свою деятельность на эксплуатации, таким образом, разрушив Индию экономически, политически, культурно и духовно. Мы полагаем, что Индия должна разорвать связи с Британией и добиться Пурны Сварадж или полной независимости.

Через год Конгресс провел свой ежегодный съезд в Карачи, и Неру подготовил знаменитую и исключительно важную историческую резолюцию о фундаментальных правах и экономической политике. Эта резолюция обеспечивала «каждому гражданину Индии… право на свободное выражение своего мнения, право вступать в любые организации, право мирно собираться без оружия». Предполагалось также, что «каждый гражданин должен иметь право на свободу совести и вероисповедания, при условии соблюдения общественного порядка и морали», и что «все граждане равны перед законом вне зависимости от их религии, касты или пола». В этой резолюции от 1931 года было обещано «всеобщее равенство», и через два десятилетия первое индийское правительство приняло ее за основу. В 1931 году Конгресс сделал много других громких заявлений, как то: «Государство берет на себя обязательства учитывать интересы рабочих и выплачивать им заработную плату, обеспечивающую прожиточный минимум, гарантирует здоровые условия труда, нормированную рабочую неделю… а также защиту от экономических последствий старости, болезни или безработицы». Работающим женщинам и детям обещали особую защиту; «справедливые изменения» были обещаны и в сфере землепользования и налоговой системы, чтобы дать «облегчение мелкому крестьянству» и покончить с «крепостничеством»; кроме того, было обещано прощение долгов в «сельскохозяйственном секторе» и защита «местной промышленности». Все эти обещания содержались в одной резолюции, там были собраны все амбиции и все устремления Неру и Конгресса в том, что касалось свободной Индии, так предполагалось уничтожить все несправедливости и беды британского правления.

Джавахарлал Неру

emp1

Слова и мечты Неру, его лидерство и личное мужество, долгое и мучительное тюремное заключение вдохновили миллионы молодых последователей на борьбу за свободу Индии. Джавахарлал Неру возглавил правительство в полночь в середине августа 1947 года, его заместителем стал Сардар Патель. Голос Неру был столь же звонок, его речи были по-прежнему полны обещаний. Первый премьер-министр независимой Индии заявил в Конституционном собрании Дели:

Наступает такой редкий исторический момент, когда мы переходим из старого в новое, когда заканчивается эпоха, и душа народа, столь долго угнетаемого, обретает свободу. В такой торжественный момент мы, как и подобает, клянемся верно служить Индии и ее народу… Служить Индии означает служить миллионам страждущих. Это означает конец нищете и безграмотности, болезням и неравенству.

Однако сначала была необъявленная война с Пакистаном за Кашмир, тот преимущественно мусульманский штат, откуда родом была семья Неру, и чьи гималайские долины подверглись нападению и разграблению пуштунскими племенами. Было также 5 миллионов беженцев, которых нужно было принять и расселить, находящаяся в депрессии экономика, которую нужно было перестраивать.

И все же правительство Конгресса провозгласило демократию. В принятой в январе 1950 года конституции было записано всеобщее равенство. «Мы, Народ Индии», мы решили «создать в Индии суверенную демократическую республику и предоставить всем своим гражданам: справедливость социальную, экономическую и политическую; свободу мысли, волеизъявления и религии; равенство в общественном положении и возможностях; содействовать всеобщему братству и гарантировать достоинство каждого и единство всей нации». На проведение первых выборов в Индии, начавшихся в декабре 1951 года, ушло четыре месяца. Одно только составление избирательных списков для 173 миллионов индийцев, имеющих право голоса, стало грандиозной задачей, особенно если вспомнить, что более 80 % этих избирателей были безграмотными. Более 17 000 кандидатов от пятидесяти девяти партий претендовали на 3800 мест в парламентах штатов и в центральном парламенте. Необходимо было изготовить почти 200 000 кабинок и напечатать 600 миллионов избирательных бюллетеней, которые должны были, в конце концов, оказаться в 2 миллионах избирательных ящиков, коль скоро каждый кандидат имел свой собственный избирательный ящик. Миллионы женщин, принимавших участие в выборах, отказывались называть себя каким бы то ни было именем, кроме как «жена такого-то» или «дочь такого-то». Каждая партия использовала какую-нибудь символику: символами Индийского национального конгресса были запряженные волы; коммунистов — серп и зерно, таким образом, не умевшие читать избиратели, у которых вместо подписи брали отпечаток пальца, увидев рисунок, знали, где ставить свой отпечаток.

Неру привел свою партию к победе. Индийский национальный конгресс получил три четверти мест в Лок сабхе, но лишь 45 % голосов на всеобщих выборах. На всеобщих выборах большинство было поделено между огромным количеством мелких, конкурирующих друг с другом национальных и провинциальных партий. Манифест Конгресса отражал социалистические идеалы Неру, а сам Джавахарлал стал главным агитатором за свою партию, преодолев за сорок три дня более 30 000 миль и выступив перед 30 миллионами индийцев — в те далекие времена еще не существовало телевидения. Его целью, целью его партии и правительства было «освобождение народа Индии от нужды». Неру был главным активом своей партии. Его имя было единственным, за исключением Махатмы Ганди, которое знали практически все индийцы. Миллионы людей называли его почетным брахманским титулом — Пандит, или чача Неру (дядюшка Неру). Он стал настоящим идолом для десятков миллионов людей, они его обожали и, приходя на избирательный участок, первым делом спрашивали: «Где тут партия Пандита?». В конце концов, он был избран в наследники самим Махатмой Ганди. Его репутация среди индийских интеллектуалов была также чрезвычайно высока. Лишь мелкие группки ортодоксальных марксистов и крайне правых отвергали гуманистический социализм Неру, который предполагал выравнивание доходов, увеличивая содержание бедных, а не отнимая у богатых и перераспределяя посредством классовой борьбы или дикого капитализма. Его политическая харизма оказалась настолько мощной, что в итоге он привел в Лок сабху 362 депутата.

Центральный аппарат партии и партийные организации каждого штата отбирали кандидатов от Конгресса, но редко они соединяли в своей душе и поступках идеализм, мудрость и благородство Неру. Они были политиками, они принадлежали к правильной касте и оказывали нужное почтение местным партийным боссам и боссам из центра. Они вспахали политическую почву страны. Вначале они работали в провинции, доказывая свою верность и нужность, многие из них отсидели в британских тюрьмах, и это добавило им уважения, некоторые правильно женились, как, например, Фероз Ганди — зять Неру. В 1942 году он взял в жены Индиру, позднее он был избран в Лок сабху на место, принадлежащее семье Неру от округа Рае-Барели в штате Уттар-Прадеш, затем на это же место был избран его сын Раджив. Таким образом, индийская демократия, подобно многим другим мировым демократиям, держалась на личных связях и оказалась подвержена фаворитизму и непотизму, злоупотреблениям бюрократии и всякого рода коррупции.

Сам Неру был кристально честен. У него было больше власти, чем ему было нужно. Он был мудр и понимал, что власть и бессилие идут рука об руку. В речи, которая транслировалась по радио 31 декабря 1952 года, Неру вопрошал:

Мы получили замечательное наследие, но как нам его сохранить? Как нам служить стране, которая дала нам так много, как нам сделать ее великой и могучей? Мы должны придерживаться высоких принципов, которые всегда, со времен Будды и до наших дней, формировали индийский менталитет. Когда Ганди показал нам, что… в Индии самое главное — это единство страны, и не просто политическое единство, но единство в умах и сердцах людей, и что нужно предотвращать узколобые религиозные и местнические разногласия… Наши экономика и социальная структура отжили свое, и это должно стать для нас вопросом первостепенной важности, мы должны перестроить их таким образом, чтобы они могли сделать счастливым весь наш народ, и в материальном, и в духовном смысле… Мы должны стремиться к созданию бесклассового общества с равными условиями и возможностями для всех.

Джавахарлал привел свою партию к победе еще на двух общенациональных выборах. Его харизма оставалась неизменной. В 1957 году Индийский национальный Конгресс получил 371 место в Лок сабхе, на тот момент лидеру партии и премьер-министру исполнилось 68 лет. Пятью годами позже большинство в парламенте уменьшилось всего на 10 мест. Однако к 1962 году Неру уже начал ощущать свой возраст, но его поддерживала его блестящая и очень привлекательная дочь, лидер молодежной группы активистов Конгресса и официальное «лицо» страны. С 1958 года Неру начал публично говорить о «глубокой болезни», поразившей партию, скорее всего, это было связано с гнетущим ощущением провала преобразований, о которых он мечтал и которые, как ему казалось, изменят независимую Индию. «Не вредит ли успех духу Конгресса?» — спрашивал тот, кто лучше всех знал, насколько пустыми были официальные отчеты об экономическом росте и развитии, как медленно продвигался процесс реформ. «Наша дисциплина ослабевает, а без дисциплины ни одна организация не может действовать эффективно», — предупреждал Неру.

Годом позже, во время своей лекции в Нью-Дели он спросил:

Что такое Индия?… У нас бурно развивается атомная энергетика и ядерные исследования, но мы до сих пор живем в эпоху коровьего навоза. В суете и неразберихе нашего времени мы стоим лицом и к прошлому, и к будущему, раздираемы в обе стороны. Как мы можем разрешить этот конфликт и создать такую систему, которая бы удовлетворила наши материальные потребности и в то же время сохранила наш дух и разум?

Он не предлагал легких решений, он, скорее, пытался убедить себя, нежели тех, кто его слушал:

Мы приняли решение, что наша цель — социализм не только потому, что это правильно и выгодно, но также и потому, что нет другой возможности решить наши экономические проблемы. Говорят, что быстрого прогресса нельзя добиться мирным и демократическим способом. Я в это не верю. В действительности, сегодня любая попытка отказаться от демократии приведет к дезинтеграции и, таким образом, положит конец любой перспективе прогресса в ближайшем будущем. Те огромные задачи, которые стоят перед нами, требуют объединения усилий всего народа… Наша задача заключается в том, чтобы, в конце концов, изменить образ мысли и деятельность сотен миллионов людей, и сделать это демократическим путем и при полном согласии этих людей.

Последние годы Неру были омрачены войной с китайцами и постоянно ухудшающимся состоянием здоровья, болезнь почек наложилась на высокое давление, что и привело к разрыву аорты — 27 мая 1964 года Неру умер. Его дочь Индира оставалась с отцом до самого конца, и многие полагали, что Неру рассчитывал передать ей пост премьер-министра. Однако Индире на тот момент было всего сорок семь лет, и у нее не было ни опыта работы в Лок сабхе, ни опыта работы в правительстве. Кроме того, она была вдовой и два ее самых могущественных соперника, также претендующих на мантию ее отца, — Лал Бахадур Шастри и Морарджи Десаи — отказались поддержать ее. Морарджи позднее писал, что Неру в последние дни своей жизни предлагал ему стать заместителем Индиры на посту премьера в том случае, если он поддержит ее. Но Морарджи отказался, а Шастри подобного предложения и не делали.

Лал Бахадур Шастри

emp1

Лал Бахадур Шастри был не так угодлив, как Морарджи, однако не менее амбициозен. Будучи верным и трудолюбивым партийным чиновником, Шастри всегда считал себя наиболее подходящей кандидатурой и предполагал заменить Неру на его посту. Рожденный в Варанаси, маленький и скромный Лал Бахадур слегка напоминал Ганди и старался во всем ему подражать. Подобно Неру, он часто бывал за решеткой, во времена борьбы за независимость Индии он провел в британских тюрьмах в общей сложности семь лет. Будучи генеральным секретарем Конгресса, Лал Бахадур проявил свой организационный талант. Его честность и прямота были редкостью в индийской политике, к тому же он был крайне усердным во всех своих начинаниях. Неру считал его очень полезным и вскоре стал назначать на самые ответственные посты в своем кабинете, включая министерство внутренних дел, где он командовал полумиллионом полицейских.

Краткое пребывание Шастри на посту премьера, вероятно, было самым демократичным периодом в современной истории Индии. Не обладая харизмой Неру, Шастри был вынужден оставаться справедливым арбитром между различными фракциями своего кабинета и всевозможными региональными интересами. Он пригласил в свой кабинет Индиру Ганди, сделав ее министром информации и радиовещания, довольно незначительная по тем временам должность, но она сумела придать ей невиданный ни до, ни после смысл и престиж. Во многом Шастри олицетворял Индию даже больше, нежели Неру и его дочь. Он выглядел, разговаривал и вел себя, как самый обыкновенный индиец и даже сам ткал и шил себе одежду. По установленной Ганди традиции он глубоко верил в пользу ручного труда. «Я маленький человек и верю в маленькие проекты с маленькими расходами, дающие быстрые результаты», — заявил Шастри на первом заседании своего кабинета, сместив приоритеты от металлургии и тяжелого машиностроения к строительству сельских хижин и производству ручных ткацких станков. За время «коллективного правления» Шастри в Индии не было всеобщих выборов, но его популярность была довольно высока до самой его смерти от сердечного приступа в Ташкенте, после подписания мирного договора, положившего конец второй необъявленной войне между Индией и Пакистаном в 1965 году.

Индира Ганди могла бы и не стать премьер-министром Индии после окончания десятидневного национального траура, объявленного в стране после смерти Шастри, если бы не мощная поддержка, которую она получила от президента Индийского национального конгресса К. Камарадж Надара, политика из Южной Индии. Камарадж был верным помощником Неру и знал, о чем мечтал Пандит. Он также полагал, что дочь Неру окажется более расположенной к нему и более управляемой, чем ее главный соперник, Морарджи Десаи, тот был человеком, на которого не мог повлиять никто, кроме его сына. Индира казалась легкой и ласковой. Он знал, разумеется, что она не «тупая кукла», как назвал ее один старый «друг» из социалистической партии. Но Камарадж все же надеялся, что она окажется податливой и благодарной за ту помощь, которую он, будучи лидером Лок сабхи, оказал ей в избрании на должность премьера. Морарджи не отступил и начал открытую борьбу за пост премьер-министра. Конгресс провел в Нью-Дели съезд, на котором Индира получила в два раза больше голосов, чем Морарджи, став, таким образом, премьер-министром. 24 января 1966 года госпожа Ганди дала свою первую клятву, перед тем как вступить в должность премьер-министра. Ей было сорок девять лет. Ее старшему сыну Радживу был двадцать один год, а его брату Санджаю восемнадцать.

Индира Ганди и Жаклин Кеннеди. 1962 год

emp1

Когда ее спросили, как она, женщина, чувствует себя в роли премьер-министра, госпожа Ганди ответила: «Я не феминистка, я человек. Когда я работаю, я не думаю о себе как о женщине. В соответствии с индийской конституцией все граждане страны равны… Я просто гражданка Индии и первый подданный своей страны». Однако на самом деле она оказалась сильнее и прозорливей любого из мужчин в ее кабинете и в партии. Вскоре Камарадж понял, так же как ранее это понял Морарджи, что он не сможет ей указывать, не сможет ее запугать или отговорить от чего бы то ни было. Она была необычайно сильной, она была прирожденным лидером, таким же, как ее отец. Она говорила меньше, чем Неру, и больше ценила свое время. Она не валяла дурака и не занималась пустыми разговорами. На самом деле, она не увлекалась идеологией, хотя могла заниматься социалистической риторикой не хуже отца. Ее фатальной слабостью были необузданные амбиции и жажда власти для себя и своих сыновей.

Голод и внутренние конфликты на северо-востоке страны вынудили Индиру лететь в Вашингтон всего через два месяца после вступления в должность, она пыталась получить крайне необходимую продовольственную и финансовую помощь. Она получила от президента Джонсона и то, и другое, в обмен на обещание девальвировать слишком переоцененную рупию, а также обещание пойти на сближение между США и Индией в области образования и культуры. Во время этого мартовского визита в Вашингтон Индира Ганди и Линдон Джонсон нашли общий язык. Перед своим отлетом из столицы Соединенных Штатов Ганди сказала: «Я надеюсь, что во взаимоотношениях между США и Индией всегда будет царить весна». Но последовавшая за этим девальвация национальной валюты оказалась настолько глубокой, что вспыхнувшая в результате этого инфляция чуть было не свалила правительство Ганди. А затем и Вьетнам превратился в катастрофическое кровавое болото, и Индия вовсе отвернулась от Вашингтона, обратившись за дружбой и поддержкой к Москве. Камарадж и другие боссы Индийского национального конгресса начали терять веру в мудрость Индиры после катастрофы с девальвацией и настаивали на назначении Морарджи на пост вице-премьера и министра финансов. Морарджи пользовался доверием индийских финансистов, банкиров и промышленников, многие из которых были его соплеменниками из Гуджарата. Однако Индира боялась и ненавидела своего соперника, поэтому на свои первые всеобщие выборы в 1967 году она пошла без него.

В результате Индийский национальный конгресс с большим трудом смог одержать победу, а его большинство в Лок сабхе сократилось с более чем ста мест до минимальных двадцати. Кроме того, проигрыш на выборах в парламенты восьми штатов можно было считать национальным вотумом недоверия Конгрессу. Камарадж сам был изгнан из парламента, равно как и многие другие профсоюзные лидеры. Дух партии был сломлен, политические силы становились все более фрагментированными, скатываясь до мелких региональных партий, никак не связанных друг с другом и не отличающихся логикой, в то время как состояние экономики продолжало ухудшаться. И все же Камарадж вместе с другими лидерами Конгресса, представителями старой гвардии, убедил Индиру назначить Морарджи вице-премьером и министром финансов. Но у Морарджи не было волшебной панацеи от практически неминуемой стагфляции, поразившей индийскую экономику гораздо серьезнее, чем более сильные экономики стран Западной Европы и США. Морарджи считал, что необходимо прекратить строгое государственное регулирование промышленности и контроль над банками, чтобы простимулировать частный сектор смешанной экономики. Однако Индира выбрала сильный государственный сектор, выступив за национализацию большого количества банков и страховых компаний и за более строгий контроль над землевладением и личными доходами, а также корпоративными прибылями, кроме того, она прекратила выплату пенсий бывшим князьям. Таким образом, в 1969 году Ганди решилась на «левый поворот», оборвав серебряную нить, которая связывала ее со старой гвардией Конгресса. Она вынудила Морарджи уйти в отставку, лично возглавив министерство финансов. Во время выборов президента Индира выдвинула собственного кандидата — В. В. Гири, против кандидата от Конгресса Санджива Редди, что повлекло изгнание ее из партии за «отсутствие партийной дисциплины». Вместо того чтобы смиренно принять этот удар, Индира вступила в борьбу.

К концу 1969 года Индийский национальный конгресс разделился на два крыла: крыло «Индиры» и крыло «Морарджи». Ганди знала: для того чтобы удержать власть, ей нужно обратиться к индийским избирателям через головы тех, кто ревностно охранял партийную машину. Она создала левую коалицию с другими партиями, в нее вошли несколько небольших социалистических и коммунистических партий, которые имели своих представителей в Лок сабхе, а также некоторые большие региональные партии, которые требовали большей автономии для своих регионов, особенно Тамилнад на юге, сикхи в Пенджабе и мусульмане в Кашмире. Это было рискованной затеей, но Ганди была опытным политиком, она знала, что у нее нет другой возможности удержать власть — большинство бывших соратников ее отца и все махараджи, чьи пенсии она отменила в 1969 году, оказались против нее. У нее был лишь ее собственный электорат, состоящий их индийских женщин, неприкасаемых и национальных меньшинств — мусульман, сикхов и тамилов. Она также обращалась к растущим массам безземельных и обедневших крестьян. Она была прогрессивным человеком, чутким к массовым страданиям и к бедности, которую она видела повсюду в Индии. В каком-то смысле, ее жесткость была следствием ее нетерпимости к некомпетентности, продажности и глупости мелких чиновников во всех ветвях индийской власти. Она много путешествовала по миру со своим отцом и знала, что можно и нужно делать, для того чтобы простимулировать реформы. Но только в Индии ничего не менялось, во всяком случае, не менялось так быстро, чтобы можно было прокормить все новые и новые рты.

На выборах 1971 года Индира вышла к людям с новой политической программой «Отменим бедность», досрочно распустила Лок сабху, чтобы получить новый мандат доверия, и добилась убедительной победы, получив впечатляющее большинство в 352 места. Этот год был самым успешным и для ее внешней политики: к середине декабря индийская армия легко победила Пакистан на востоке, в результате чего возникла независимая республика Бангладеш. Следующие год-два ее считали едва ли не воплощением Богини Матери. Вскоре после этого стал популярен лозунг «Индира — это Индия, Индия — это Индира!». Однако к началу 1973 года, когда ОПЕК резко увеличила цены на нефть, и инфляция вышла из-под контроля, популярность Индиры стала падать, особенно среди бюрократов среднего звена с фиксированной зарплатой и студентов. Крестьяне также почувствовали ухудшение экономического положения, и уже казалось, что бедность, вместо того чтобы быть повсеместно уничтоженной, напротив, повсеместно побеждает.

От Бихара до Гуджарата бунты и забастовки сотрясали страну с начала 1973 до середины 1975 года. Возникла неожиданная коалиция банковского капитала, бедных крестьян, безземельных сельскохозяйственных рабочих и студентов-социалистов, в то же время нарастала волна недовольства «Раджем Индиры», во главе которой стояли Морарджи Десаи и Джаяпракаш Нараян. Новое политическое движение Джаната (народное) имело только один лозунг и одну цель: «Прогнать Индиру!». Многие политики старшего поколения и лидеры национально-освободительного движения считали ее опасным диктатором, то ли коммунисткой, то ли фашисткой. Ее оппонент на выборах Радж Нарайн обвинил ее в подтасовках, потерпев поражение, он обратился в Верховный суд Аллахабада, и хотя большая часть обвинений была отклонена за отсутствием доказательств или как слишком тривиальные, два из них все же были доказаны в суде в июне 1975 года. В ту же неделю кандидат фракции Индиры в Конгрессе проиграл важные выборы в Гуджарате, и политическая судьба Индиры Ганди, казалось, была решена. Если бы обвинения, выдвинутые против нее в Аллахабаде, были бы подтверждены в Верховном суде, она, согласно закону, была бы вынуждена уйти и не имела бы права занимать какую-либо выборную должность в правительстве на протяжении шести лет. Члены ее кабинета посоветовали ей уйти в отставку до тех пор, пока не будет принято решение по апелляции, и передать всю власть временной тройке, состоящей из членов кабинета.

Морарджи Десаи

emp1

Однако младший сын Индиры Ганди, Санджай, призвал мать бороться, а не сдаваться. Был ли этот совет просто эхом ее собственной позиции или нет — неясно, но Индира приняла совет и призвала президента объявить чрезвычайное положение. Таким образом, вместо своей политической карьеры, она приостановила действие конституции. Морарджи и Нараян призвали к общенациональным протестам, при этом они зашли так далеко, что решили назвать эту кампанию Сатьяграха, уподобив ее кампании неповиновения Махатмы Ганди. Протест должен был начаться 26 июня 1975 года. Однако ночью, перед началом выступлений, полицейский спецназ по приказу Индиры арестовал всех лидеров движения Джаната, кроме того, в Дели, где печатались все основные индийские газеты, было отключено электричество, чтобы ни одна из них не смогла выйти в то утро. Затем Индира собрала кабинет министров, чтобы сообщить о своем решении, предварительно проинструктировав подконтрольного ей президента, что ему нужно делать. Это была напряженная ночь для нее и ее сына Санджая.

Джаяпракаш Нараян и Бен Гурион

emp1

«Решение о чрезвычайном положении нелегко принять, — рассказывала она потом, — но в жизни страны бывают такие моменты, когда необходимо принимать тяжелые решения. Когда в стране царят беспорядки и насилие, когда становится совершенно очевидно, что страна катится к катастрофе». Да это верно. Но это было так еще прежде, чем ее осудили за «нарушения на выборах». Чего же она ждала так долго? «Да, я признаю, что если бы начала действовать раньше, то ситуация не достигла бы такого критического уровня».

Со времен британского правления в индийских тюрьмах не бывало такого количества уважаемых деятелей Индийского национального конгресса. Многие из них переносили тюрьму плохо, Джаяпракаш Нараян вел тюремный дневник, опубликованный в 1977 году в Бомбее под названием «Я был здесь, пытаясь расширить горизонты нашей демократии». В те ужасные июльские дни 1975 года он писал из своей камеры: «Я предполагал, что наш премьер-министр в условиях демократии будет использовать все нормальные и ненормальные законы, для того чтобы мирное демократическое движение потерпело поражение, но не уничтожит собственно демократию, заменив ее тоталитарной системой… Прошедшие события показали, что я ошибся. Каковы бы ни были личные наклонности госпожи Ганди, ей не удастся стать диктатором. Вначале я думал, что народ не позволит этому свершиться, а у нее самой не хватит мужества на такое… К сожалению, прошедшие события доказали, что я был не прав».

Санджай Ганди

emp1

Около 100 000 индийцев очутились в тюрьме без суда и следствия, их держали там без какого-либо повода более года. Все оппозиционные партии были запрещены. Все газеты и радиопередачи подвергались строгой цензуре. Санджай лично читал передовицы всех главных газет, прежде чем они выходили в печать. Ничего негативного за все это время не было написано об Индире, о ее сыне и их чрезвычайном радже. На протяжении двадцати одного месяца все поезда в Индии ходили строго по расписанию. В стране стало намного меньше забастовок, намного меньше «прогулов по больничному», меньше контрабанды, черного рынка и меньше жалоб на чиновников. Страх мотивировал миллионы индийцев на большую производительность. У полиции были развязаны руки, и она была вольна делать с молодыми заключенными, «смутьянами» или политическими «террористами» все что угодно. Ледяная тишина страха проникла в индийские дома, люди не знали, подслушивают ли их, записывают ли, докладывают ли о «предательских» высказываниях. «Глаза и уши» Санджая, его высокопоставленные друзья-бандиты были повсюду. «Все мы имеем представление о своих детях, — писала однажды Индира Ганди. — Иные родители делают все возможное, чтобы их дети развивались в каком-то определенном направлении, но у них не получается. У каждого ребенка свой характер… То же самое происходит и с нашей страной. Чего бы вы не хотели, и что бы вы не делали для нее, она все равно будет развиваться по своему собственному пути».

«Я всегда полагал, что госпожа Ганди не верит в демократию, что по своим убеждениям и наклонностям она — диктатор, — писал Джаяпракаш Нараян из тюрьмы. — Мои предположения, к огромному сожалению, оказались верны». Но в январе 1977 года она, в конце концов, смягчилась, приказав освободить старого Морарджи и больного Нараяна, а также большую часть их сторонников, и объявила о новых выборах, которые должны были пройти через год. Однако Джаната подняла народ, и выборы состоялись уже в марте того же года. Индийские избиратели толпами устремились к избирательным пунктам, ответив на призыв Джаяпракаша Нараяна прийти на выборы сейчас или никогда. Джаната обещала «Хлеб и свободу», предупреждая, что альтернативой может быть «Рабство!». Большинство индийцев выбрало «свободу», и Морарджи Десаи пришел к власти с убедительным большинством в Лок сабхе, где Конгресс смог получить всего 154 места, ни Индиры, ни Санджая там не было. Перед Индией открылась возможность для прогрессивных реформ. Индийцы могли вновь говорить все, что хотели, не боясь тюрьмы и полицейского произвола. Но Джаната растратила свой золотой мандат впустую, несколько важных месяцев ушло на мелкие торги между престарелыми лидерами, каждый из них старался отхватить себе какие-то коврижки власти. Единственной свободой, которую Джаната в самом деле вернула Индии, стал дикий капитализм. Цены и прибыли капиталистов вновь взлетели вверх, инфляция просто взорвалась. После года бесполезных чисток старой метлой Морарджи, каждый новый день делал воспоминания о чрезвычайном правлении Индиры все более приятными. Во всяком случае, правительство Ганди «работало». Страх тюрьмы и полицейских преследований заставлял людей вовремя приходить на работу. В древних законах Ману и наказаниях Чанакьи, разумеется, было больше мудрости, нежели в чуждых западных демократиях и свободах, введенных в стране такого количества языков, каст, религий и классов, в стране, которой так долго правили махараджи, шахи и падишахи!

Чуть менее чем через два года, после того как волна Джанаты смыла Индиру Ганди с ее высот в Нью-Дели, очередная «Волна Индиры» вновь вернула ее к власти. И в середине 1979 года Морарджи подал в отставку, не дожидаясь вотума недоверия, который со стопроцентной вероятностью заставил бы его уйти с поста премьера. Долго болевший Джаяпракаш Нараян умер, а его коалиция рухнула. Временно исполнявший обязанности премьер-министра Чаран Сингх отчаянно цеплялся за тонущий корабль разваливавшейся коалиции, пока в декабре 1979 года Джаната не потерпела окончательное фиаско. Если у кого-то из оппонентов Индиры Ганди и оставались сомнения насчет ее стойкости и властных амбиций, то выборы 1980 года доказали им, что они ошибались. Ее недолгое пребывание в тюрьме, сразу после победы Морарджи, лишь добавило ореол мученичества к ее короне из посеребренных сединой волос. Она с легкостью выиграла оба места в Лок сабхе, а ее фракция вместе с Санджаем Ганди получила уверенное большинство. Джаната проиграла даже марксистам, которые с тридцатью пятью местами в парламенте не представляли серьезной угрозы для правительства Индиры. Но все же Джаната смогла получить контроль над тремя штатами: Западной Бенгалией, Кералой и Трипурой. Штат Тамилнад остался в руках дравидийской партии, которую возглавлял бывший киноактер, звезда экрана, тамильский премьер М. Г. Рамачандрана. Пенджаб номинально вернулся под контроль Индийского национального конгресса. Но Пенджаб оставался самой большой проблемой Ганди, омрачая последние четыре года ее жизни, и без того полной горя после июньского дня 1980 года, когда блестящая карьера Санджая Ганди рухнула вместе с ним в объятом пламенем спортивном самолете на поле летного клуба в Нью-Дели.

Требования сикхской партии Акали Дал (Партия бессмертных) о создании отдельного штата — Панджаби Суба, как они его называли, были с большой неохотой удовлетворены Нью-Дели в 1966 году. Бывший штат Пенджаб был еще раз разделен на три новых штата: Пенджаб, где большинство составляли говорящие на пенджабском языке сикхи; Харьяна — новый штат, где в большинстве были говорящие на хинди индусы, и самый крупный по размеру штат — Химачал-Прадеш (Горная провинция), к которому были присоединены бывшие сикхские княжеские территории в предгорьях вокруг Симлы. Сикхи требовали оставить построенный за огромные деньги по проекту Ле Корбюзье Чандигарх столицей нового Пенджаба, но первое правительство Ганди настаивало на том, что коль скоро Чандигарх находится на границе Пенджаба и Харьяны, то он должен стать столицей обоих штатов, с одним губернатором, верховным судом и университетом, а его территория должна стать союзной, управляемой из центра. Это «решение» не устроило ни одну из сторон.

Таким образом, законодательство, призванное разрешить конфликт между индусами и сикхами, осложненный эмоциональными, лингвистическими и религиозными различиями, а также реальными экономическими и политическими интересами, лишь углубило его. Светские индусы объединились с индусами-фундаменталистами, для того чтобы противостоять все более настойчивым и жестким требованиям сикхов, причем не только в том, что касалось Чандигарха, но и в плане признания сикхизма отдельной религией, а не только «сектой» индуизма, как было записано в конституции Индии.

Требования о создании Панджаби Суба в Нью-Дели понимали как еще одно пропакистанское движение, угрожающее единству Индии. Поскольку Пенджаб имел общую границу с Пакистаном, а количество офицеров-сикхов, занимавших командные посты в индийской армии, было непропорционально велико, любые волнения среди сикхов, особенно чреватые насилием, вызывали большую тревогу у индийского кабинета министров. Верность сикхов и решающая роль, которую они сыграли во время войны с Пакистаном за контроль над Кашмиром в 1965 году, помогли убедить Ганди в необходимости пойти на уступки. Кроме того, некий «святой» Фатех Сингх из Акали Дал угрожал самосожжением, и в Нью-Дели боялись радикальных последствий. В итоге в 1970 году Чандигарх сделался столицей одного лишь Пенджаба, Харьяне тогда же пообещали деньги на строительство собственной столицы, а также часть территории Пенджаба, где проживали преимущественно индусы.

Но это соглашение 1970 года так никогда и не было реализовано. Внутри самой сикхской общины шла политическая борьба: Гиани Заил Сингх, премьер-министр Пенджаба (1972–1977), член Конгресса и министр внутренних дел в правительстве Ганди (1980), а позднее президент (1982–1987), выступал против влияния партии Акали Дал. Индусы жаловались, что «жадные» и богатые сикхи слишком влиятельны и им потакает Нью-Дели. Составляя лишь 2 % населения Индии, трудолюбивые сикхи обладали более 10 % ее богатства, средний доход на душу населения в Пенджабе почти в два раза превышал средний уровень доходов по стране. Чего еще хотели «эти люди»? Чем они были недовольны? У них было больше тракторов, больше колодцев, больше воды и больше пшеницы, чем в любом другом индийском штате! На них смотрели с завистью, они успешнее других смогли воспользоваться плодами индийской зеленой революции, и урожайность зерна у них была самая высокая в Южной Азии.

Сикхи из партии Акали Дал выступали против чрезвычайного положения, объявленного Ганди, почти 50 000 из них попали в тюрьмы Пенджаба. В 1977 году, после убедительной победы на выборах коалиции двух партий — Акали Дал и Джанаты — Заил Сингх вынужден был уйти в отставку, и на его место пришел Сардар Пракаш Сингх Бадал, возглавивший коалиционное правительство в Чандигархе. Тогда потерявшие власть сикхские политики из Конгресса спонсировали дотоле никому неизвестного молодого сикха-фундаменталиста Сант Джарнаил Сингх Бхиндранвале в противовес старым лидерам Акали Дал. Вскоре Бхиндранвале стал популярен, агрессивен и независим, чего, похоже, не ожидали его спонсоры. Теперь они пожинали бурю, которую сами же и посеяли. После перевыборов в январе 1980 года Ганди распустила коалиционное правительство в Пенджабе и назначила новые выборы на май текущего года. Индийский национальный конгресс эти выборы выиграл. Затем Ганди назначила Дарбара Сингха на должность главного министра Пенджаба. Оппозицию от Акали Дал в парламенте штата сперва возглавлял Пракаш Сингх Бадал, но в 1980 году был избран новый президент от Акали Дал, Сант Харчанд Сингх Лонговал (1928–1985). Гиани Заил Сингх остался в Нью-Дели рядом с Ганди, и в 1982 году стал президентом Индии, он был первым сикхом в истории, занявшим эту высокую должность.

Бхиндранвале (в центре)

emp1

Умеренная оппозиция Бадала и Лонговала власти Индийского национального конгресса в Пенджабе была позором в глазах сикхов-экстремистов, они предпочитали агрессивную тактику Бхиндранвале и его молодых сторонников. Террор стал их главной тактикой, мотороллеры и автоматы — любимым оружием. Бхиндранвале, игнорируя призывы своих бывших спонсоров к сдержанности, начал войну, которая уносила жизни как индусов, так и умеренных сикхов. При этом он оставался на свободе. Заил Сингх вынужден был признаться Лок сабхе, что у министерства внутренних дел нет достаточных доказательств участия Бхиндранвале в нескольких громких убийствах, потрясших штат. Однако к тому моменту, когда достаточное количество доказательств все же было собрано, Бхиндранвале и его ученики, вооруженные до зубов, с запасом провизии и оружия, находились внутри Золотого Храма в Амритсаре. Фанатики намеревались оставаться в этом сердце сикхской религии до тех пор, пока не будут удовлетворены их требования о создании отдельной сикхской «страны чистых» (Халистан): или Халистан, или смерть, которая принесет им ореол мучеников.

Второго июня 1984 года Ганди одобрила проведение индийской армией операции под кодовым названием «Голубая звезда», цель которой — убрать Бхиндранвале и его террористов из Золотого храма. Очевидно, она полагала, что «Голубая звезда» была единственной реальной возможностью покончить с вооруженным захватом самого святого места в Амритсаре. Между тем непонятно, почему сначала не попытались использовать небольшую группу коммандос или, заблокировав террористов, взять их измором. Возможно, она просто знала, что такое драматическое применение подавляющей военной силы против сикхов, несмотря на возможные кровавые последствия, политически выгодно. Ведь на носу были очередные выборы. Военные получили разрешение делать все, что считали необходимым, и 3 июня 1984 года на территорию храмового комплекса въехали танки, ведя огонь из орудий, над головами стоял гул пролетающих вертолетов, а тяжелые минометы вели огонь из соседнего парка Джаллианвала-багх, того самого, где 65 лет назад был рожден Индийский национальный конгресс. В последующие дни и ночи ожесточенных боев Бхиндранвале и около тысячи его сторонников были убиты, еще столько же взяты в плен. Это стоило жизни почти 200 индийским солдатам. Халистан получил своих первых мучеников. Семена безмолвной сикхской клятвы отмщения были посеяны в те дни, и это привело к скорому убийству Ганди. Но тогда большинство индусов в Харьяне, Нью-Дели и по всей стране испытывали удовлетворение от того, что премьер-министр и армия, в конце концов, поставили «этих людей» на место. Политический рейтинг Индиры Ганди взлетел сразу после проведения операции «Голубая звезда», а шансы на победу Конгресса на ближайших выборах значительно выросли. Но на дворе уже был конец октября, а Ганди все еще не объявила точную дату выборов, хотя вела себя как политический кандидат и всякий раз выступала на митингах перед огромными толпами людей. На митинге в Ориссе перед своим возвращением в Нью-Дели в конце октября она заявила: «Если я умру сегодня, каждая капля моей крови придаст силы нашей стране».

Утром 31 октября 1984 года премьер-министр Индира Ганди вышла из своего дома на Сафдаржунг роуд № 1 в Нью-Дели и пошла по дорожке через сад в офис на Акбар роуд № 1. В тот момент, когда она подошла к воротам, двое сикхских охранников-предателей разрядили автоматы в хрупкую женщину в оранжевом сари, которую они призваны были защищать ценой жизни. Самопровозглашенные сикхские лидеры Халистана в Лондоне в тот день поднимали бокалы с шампанским с криками: «Мы отомстили!». Один из предателей был убит в тот же миг другими охранниками; другой предстал перед судом и был приговорен к повешению. Когда новость об убийстве Ганди разнеслась по Дели, вечером того ужасного дня неистовые толпы индусов, во главе которых стояли головорезы из Конгресса, поджигали каждого сикха, каждый сикхский дом, лавку, машину, такси или велорикшу, которые попадались на их пути. Оргия необузданных убийств и поджогов превратила огромную космополитическую столицу Индии в настоящую бойню, и это продолжалось три душераздирающих дня и ночи после убийства Индиры. Тысячи ни в чем не повинных сикхов были убиты в одном только Дели.

В Северной Индии сикхи, которых было легко отличить внешне, внезапно стали жертвами своих индусских соседей и бывших друзей, с которыми они прожили бок о бок всю свою жизнь. Правительство вынуждено было призвать армию и отдать приказ расстреливать мародеров и грабителей на месте, чтобы остановить эту ужасающую вспышку насилия. Но кармическим последствием всего того, что произошло после убийства Ганди, стал конфликт между индусами и сикхами, он сделался главной внутренней проблемой страны, и сикхи в этом смысле стали заменой мусульман. Отныне мало кто из офицеров-индусов, командующих сикхскими полками, мог спать спокойно — трещина прошла через самое сердце индийской политики.

Президент страны Заил Сингх вернулся в Нью-Дели в тот же день, чтобы принять присягу нового премьер-министра, сорокалетнего сына Индиры Ганди — Раджива. Раджив избегал политики до 1980 года, когда умер его младший брат. Он был пилотом Индийских Авиалиний, закончил знаменитую Дунскую школу и учился на инженера в Тринити-колледже Кембриджа, где встретил свою итальянскую невесту — Соню Майно. В отличие от Санджая, Раджив был спокойным, не агрессивным и, казалось, лишенным амбиций. Однако по настоянию матери он принял груз политического наследия Санджая — место в Лок сабхе и руководство молодежной секцией Индийского национального конгресса, таким образом, он позиционировал себя политическим наследником матери. Но никто не ожидал, что это произойдет так скоро. Однако Раджив не испугался той огромной ответственности, которая так внезапно свалилась ему на плечи.

В соответствие с конституцией самый высокопоставленный член кабинета министров Индии должен был быть приведен к присяге в качестве временно исполняющего обязанности премьер-министра, но советники из окружения президента не очень волновались о процедурных тонкостях в тот момент, когда тучи ненависти и крики «Кровь за кровь!» бушевали над клокочущей равниной Дели. «Она была матерью не только мне, но и всей нации», — сказал Раджив в своем первом радиообращении, призывая людей прекратить насилие и сохранять спокойствие. Ни полиции, ни солдат не было видно, и кровожадные толпы буйствовали на протяжении еще двух дней и ночей. 3 ноября порядок был восстановлен, и останки Индиры Ганди кремировали на берегу реки Ямуна, там же, где были зажжены погребальные костры Махатмы Ганди, Джавахарлала Неру и Лала Бахадура Шастри.

Раджив Ганди предусмотрительно назначил всеобщие выборы на декабрь 1984 года. Огромная волна симпатий к его матери, приобретшей ореол мученицы, принесла Индийскому национальному конгрессу впечатляющую победу на выборах с самым серьезным за всю историю большинством в 400 мест в Лок сабхе. В ходе предвыборной кампании Раджив оказался еще более популярным, нежели его мать, многим индийцам он напомнил своего статного деда, его незапятнанный и полный надежд образ. Раджив покорил миллионы людей, и по телевизору, и на многолюдных митингах, вскоре он стал самым популярным человеком в Индии. Индийский электорат проголосовал за выбор, который еще прежде сделала кучка влиятельных политиков. И это стало достойным поводом, для того чтобы отпраздновать столетие Индийского национального конгресса в Бомбее в декабре 1985 года, с наследником семьи Неру во главе партии и во главе страны. Но Раджив не удержался от упреков: выступая перед огромной толпой людей, собравшихся под знойным небом Бомбея, он заявил: «Мы говорим о высоких принципах и великих идеалах, необходимых для построения сильной и преуспевающей Индии… Но у нас самих нет ни порядка… ни моральных принципов, ни чувства социальной ответственности, нам нет дела до общественного благосостояния. Мы уже не только терпим коррупцию, но и считаем ее характерной чертой нашего руководства». Многие старые функционеры были шокированы уничтожающими речами нового лидера, и все же некоторые были согласны с ним, добавив: «Он, разумеется, хорошо знает, о чем говорит».

Главным приоритетом для Раджива стало восстановление мира и демократического правления в Пенджабе, который в то время находился на военном положении. Он встретился с освобожденным из тюрьмы умеренным лидером Акали Дал Сант Харчандом Сингхом Лонговалом, и в июле 1985 года они достигли договоренности, которая предвещала начало новой мирной эры для Пенджаба. С 26 января 1986 года Чандигарх вновь пообещали сделать столицей Пенджаба. Другие требования сикхов, касающиеся воды, религиозной автономии и контроля над налогами предоставили на рассмотрение «беспристрастных комиссий». Выборы на территории штата должны были состояться в сентябре 1985 года. Но 20 августа Сант Лонговал был убит сикхскими террористами. Тем не менее выборы состоялись, к власти в штате вернулась Акали Дал, правительство возглавил умеренный Сурджит Сингх Барнала, но насилие в Пенджабе не прекращалось. Вооруженные последователи Бхиндранвале вновь проникли в Золотой храм в Амритсаре и захватили Акал Тахт, штаб-квартиру сикхской общины. Центральное правительство отказалось выполнять свое обещание по Чандигарху, после того как начались бурные протесты индусов Харьяны, угрожавших блокировать Лок сабху, если не будут удовлетворены их требования «справедливости». Таким образом, унесшая столько жизней «Голубая звезда» ни к чему не привела, кроме разве что успешных для Индийского национального конгресса перевыборов, но теперь правительство Конгресса отстранилось от внутренних распрей, раздирающих партию Акали Дал, и предоставило Барналу самому разбираться с сикхскими террористами в Золотом храме. Таким образом восстановился статус-кво, который существовал в Пенджабе до того, как Раджив и Лонговал заключили соглашение. Перспективы стабильного мира в Пенджабе по состоянию на 1987 год не продвинулись ни на шаг, оставшись в том же состоянии, в каком находились предыдущие сорок лет. Террор усиливался, и в мае 1987 года Нью-Дели вместо правительства Барнала вводит прямое президентское правление, в результате чего вся власть в Пенджабе перешла в руки полиции и ее нового шефа Джулио Рибейро, переведенного в Пенджаб из Гоа, а также назначенца из центра, губернатора С. С. Pay, который был родом из Бенгалии. Однако автократическое правление не уменьшило, но предсказуемо увеличило количество жертв в этом измученном штате. В 1988 году в Пенджабе погибло 2000 человек, и хотя топорность проведения операции «Голубая звезда», когда танки атаковали Золотой храм, была заменена на почти хирургические действия снайперов во время операции «Черный гром», при Радживе мир так и не вернулся в Пенджаб.

Хотя главной внутренней проблемой для Раджива был Пенджаб, не меньшей проблемой оказалась коррупция, она разрушала его некогда кристально чистую репутацию. По слухам, миллионы долларов «откатов» были переведены шведской фирмой Бофорс на тайные счета в Швейцарии, принадлежавшие близким друзьям премьер-министра Индии. Министр финансов в правительстве Раджива, В. П. Сингх, попытался разоблачить мошеннические схемы по уходу от налогов и случаи казнокрадства некоторых самых известных бизнес-семейств Индии, в этот круг входили и основные спонсоры премьер-министра. Но как только он сделал эти документы, погребенные в архивах, достоянием общественности, Раджив немедленно перевел его в министерство обороны. Но и там Сингх обнаружил следы, ведущие к Бофорсу, и на этот раз Раджив уволил его из кабинета министров. Однако Сингх и после этого не стал молчать, хотя на него оказывали давление в разных формах, чуть ли не обвиняя в измене. Он начал собственную политическую кампанию, обратившись напрямую к миллионам индийцев, поведав им историю о том, насколько прогнило высшее руководство страны. С этой историей на протяжении двух лет он колесил по диким просторам индийской политики, выступал на митингах от Бомбея до Калькутты, пока его одинокий голос в конце концов не загремел победным эхом — он выиграл общенациональные выборы. Когда сотни миллионов голосов были подсчитаны в конце ноября 1989 года, парламентское большинство Раджива с 400 мест в Лок сабхе упало до 190, а большинство новых членов парламента поддерживало небольшую партию Сингха, Джаната Дал, которая сама по себе имела всего 145 мест, но смогла заручиться поддержкой многих могущественных партий как левого, так и правого толка.

Золотой храм сикхов в Амритсаре

emp1

«Если власть — это меч, то он будет разить во имя бедных и трудящихся масс», — пообещал новый премьер-министр Сингх своему народу в декабре того же года, на следующий день после того, как президент Рамасвами Венкатараман принял его присягу в Нью-Дели. Четыре дня спустя Сингх совершил свой первый официальный визит, вылетев из Нью-Дели в Амритсар, и прошел пешком в Золотой храм, чтобы выразить «сожаление касательно всего, что произошло здесь в прошлом», при этом он мудро добавил: «Проблемы нельзя решить пулями, но их можно решить любовью». Бесстрашный визит Сингха в Пенджаб хоть и не решил проблему террора в Амритсаре, но помог восстановить веру обиженных сикхов в справедливость властей. Благодаря Сингху и его умному соратнику по кабинету министров, пенджабцу Индеру Гуджралу, политический процесс сдвинулся с мертвой точки, и в конце концов начался поиск мирного решения для многострадального Пенджаба. В штате нужно было провести выборы, решить вопрос с Чандигархом, но прежде всего назначить судебное разбирательство и наказать виновных в ужасных преступлениях против сикхов на залитых кровью улицах Дели во время ужасной резни в начале ноября 1984 года.

После 1971 года, когда было создано независимое государство Бангладеш, миллионы безземельных мусульман из этой доведенной до крайней нищеты страны бежали от голода, нелегально пересекая восточную границу Индии, в надежде добраться до малозаселенного плодородного штата Ассам и соседнего с ним Мизорама. Нападения местных жителей на этих мигрантов стоило жизни тысячам из них. Иногда разъяренные местные «студенты», очищая штат от «чужих», поджигали целые мусульманские деревни. В середине 1985 года Раджив достиг договоренности с молодым лидером популистов Ассама — Прафуллой Кумар Махантой, чья политическая партия Асом Гана Паришад пользовалась поддержкой большинства наиболее активных противников мусульман-мигрантов. Правительство пообещало вывести свои войска и провести в штате новые выборы, которые партия Маханты с легкостью выиграла, а нелегально находящиеся в Ассаме иностранцы-мусульмане были лишены всех прав и депортированы в другие регионы Индии. В ответ Маханта пообещал отозвать своих «парней», приказав им прекратить убийства и вернуться в свои университеты. Эта договоренность между Дели и Ассамом продержалась почти два года, и ненадолго мир вернулся в Ассам, но доведенные до отчаяния бангладешцы продолжали нелегально переходить проходившую в джунглях границу, и уже новые банды молодых жителей Ассама стали появляться в окрестностях города Гувахати. Они нападали на мигрантов, убивали их, бросая вызов и Дели, и самому Маханте, которого считали ренегатом, частью истеблишмента. Раджив окончательно решил проблему Ассама, его освободительной армии и агрессивных активистов, возведя вдоль проходящей в джунглях границы между Индией и Бангладеш забор из колючей проволоки. Однако сильные муссоны сделали эту затею абсолютно бесполезной, прибыль из нее смогли извлечь только производители колючей проволоки. В 1990 году крупные силы индийской армии вернулись и заняли позиции вдоль границ Ассама и Мизорама, где на протяжении еще нескольких месяцев продолжались беспорядки. Через год, 21 мая 1991 года, во время избирательной кампании в штате Тамилнад, Раджива Ганди практически разорвало на куски взрывом бомбы, спрятанной под шелковым сари на теле женщины-самоубийцы из организации Тамильских тигров. Количество динамита в заряде хватило на то, чтобы разорвать на куски самоубийцу и еще десятки людей вокруг нее. После этого ужасного убийства Индийский национальный конгресс победил на выборах подавляющим числом голосов и П. В. Нарасимха Рао, первый министр в кабинете Раджива Ганди, стал новым премьером. Он избрал Манмохана Сингха в качестве человека, который должен был начать новую экономическую политику.

Раджив Ганди

emp1

После первого срока пребывания Раджива в должности премьер-министра Конгресс, будучи уже не в состоянии получить большинство мест в Лок сабхе самостоятельно, вынужден был искать партнеров для создания коалиции, однако другие партии не принимали его светские и космополитические принципы. Индуистская националистическая партия (Бхаратия Джаната Парти) сначала поддержала коалицию Конгресса под руководством Рао как бы «извне». Предшественник Рао, В. П. Сингх, и его левые союзники-атеисты в свое время арестовали самого популярного лидера БДжП Л. К. Адвани в тот момент, когда он шел во главе огромного марша индусов на Айодхью, чтобы снести мечеть Бабура и построить на ее месте храм бога Рамы. Мечеть Бабура разнесли до самого основания всего за девять часов 6 декабря 1992 года, но это вызвало такой всплеск насилия в стране, что Верховный суд Индии запретил БДжП строить индуистский храм на этом месте. Через четыре года, во время выборов 1996-го, БДжП получила в Лок сабхе больше мест, чем Конгресс, но все же их было недостаточно для того, чтобы самостоятельно сформировать правительство. Более мелкие провинциальные партии и партии левого толка не хотели входить в коалицию с крайне правой БДжП. Поэтому с июня 1996 года по апрель 1997 года центральное правительство Индии состояло из членов коалиции Объединенного фронта, куда входили бывшие лидеры Конгресса и нескольких региональных партий. Вначале правительство возглавлял премьер-министр Деве Говда из штата Карнатака, затем премьер-министр Индер Кумар Гуджрал из штата Пенджаб. Но эта коалиция оказалась еще более хрупкой, чем предыдущие. Поэтому с 1998 года по 2004-й власть в Индии принадлежала коалиционному правительству во главе с БДжП и премьер-министром А. Б. Ваджпаи. Индийский национальный конгресс смог вернуться к власти только в 2004 году, став во главе коалиции прогрессивного левого фронта.

 

Экономическое планирование и развитие

На протяжении по крайней мере четырех тысячелетий индийская экономика в известной степени планировалась сверху. Обожженные кирпичи стандартной формы в Хараппе, продуманная система канализации и печное отопление в Мохенджо-Даро являются немыми, но очень убедительными доказательствами успехов раннего индийского планирования. К четвертому веку до нашей эры, по свидетельству Артха-шастры, маурьянские бюрократы уделяли экономическим делам — от налогообложения самых дальних деревень до управления арсеналом и монетным двором Паталипутры — не меньше внимания, чем политическому образованию индийских монархов.

Экономическое планирование в современной Индии, хотя и укоренено в традиции, все же в основном стало результатом «борьбы с бедностью», проводимой с 1931 года Индийским национальным конгрессом под девизом «роста и развития природных ресурсов» и более справедливого распределения национального богатства. Махатма Ганди поддерживал аграриев и движение «возрождение всех» (сарводайя) с его ежедневным ручным прядением и ткачеством в сельских ашрамах — трудовых коммунах, где все будут работать, есть и жить в любви и гармонии. Махатма и его последователи считали развитие промышленных городов, скорее, заразной болезнью, чем освободительной силой современного общества. Ручной труд и передвижение пешком поощрялись как самый здоровый способ укрепить экономику, индийских крестьян учили гордиться простотой обыденной жизни и использовать каждую минуту свободного времени для занятий каким-нибудь продуктивным ремеслом. Однако Джавахарлал Неру и большинство лидеров Конгресса полагали, что для Индии было крайне важно развивать самодостаточную промышленность, с тем чтобы защитить и сохранить с таким трудом обретенную национальную независимость.

Неру впервые посетил советскую Россию в 1927 году и был настолько впечатлен увиденным там плановым развитием экономики, что стал ярым сторонником пятилетних планов как ключа к «решению» самой большой проблемы страны — проблемы бедности. Одной из главных целей резолюции, принятой на съезде Индийского национального конгресса в Карачи в 1931 году и составленной по большей части самим Неру, была «реальная экономическая свобода» для «миллионов голодающих» индийцев. Будучи председателем первой в свободной Индии комиссии по планированию, в 1950 году премьер-министр Неру настаивал на запуске первого пятилетнего плана: «Если в стране существует экономическое неравенство, то никакая политическая демократия и никакие политические свободы не приведут к реальной демократии». Однако этот первый экономический план был всего лишь скромным вложением капитала, он был направлен на то, чтобы починить и заменить большую часть сильно изношенной железнодорожной сети страны и ее подвижного состава, а также увеличить количество свежей ирригационной воды и увеличить производство зерна на 11 %, что едва обеспечивало естественный рост населения.

Второй пятилетний план Индии был значительно более амбициозным. Тяжелая индустрия получила достаточное количество средств на развитие, с тем чтобы почти втрое увеличить годовое производство железной руды, в то же время добыча угля и производство электроэнергии увеличились почти вдвое. Урожайность зерна на 60 % превысила те же показатели в 1950 году, но и население увеличилось скачкообразно: с 330 миллионов до 440 миллионов человек. Благодаря помощи и техническому содействию США, СССР, Великобритании и Германии, Индия смогла преодолеть пропасть своего технического отставания и к концу третьей пятилетки стала седьмой страной в мире по выпуску готовой стали, произведя в 1966 году более 7 миллионов тонн. Однако вся остальная экономика Индии оставалась настолько отсталой, что большая часть произведенной в те годы стали была отправлена на экспорт, в страны Европы и Японию. Индия начнет производить свои собственные локомотивы, корабли и велосипеды лишь в третьей пятилетке. В Индии была налажена сборка иностранных автомобилей, но собственное производство машин под маркой Марути (ведический бог ветра), впервые начатое Санджаем Ганди в конце 70-х годов, оказалось дорогим и провальным, оно возродилось лишь в середине 80-х с технологической и финансовой помощью Японии.

Неру подчеркивал необходимость развития местной металлургии как дело крайне важное для защиты свободной Индии от иностранного вмешательства и империалистического доминирования. Он настаивал на запуске индийской ядерной программы: первые испытания плутониевого заряда в пустыне Раджастхана прошли ровно в десятую годовщину со дня его смерти. Огромное значение, которое Неру придавал экономическому планированию и промышленному развитию, привело к тому, что страна заняла десятое место среди самых индустриально развитых стран мира. Благодаря военной помощи США после китайского вторжения 1962 года и массовым поставкам советских танков и ракет дальнего радиуса действия, которые помогли одержать победу во время Бангладешской войны 1971 года, Индия смогла создать одну из самых мощных современных армий численностью более миллиона человек, а также наладить производство собственных подводных лодок, кораблей, современных истребителей-бомбардировщиков и вертолетов.

С атомной установкой в Тарапуре и группой первоклассных ученых-ядерщиков, работающих в фирме Тата, а также благодаря поставкам тяжелой воды из Канады, Индия смогла снарядить свои ракеты ядерными боеголовками еще в 1974 году, но только в 1998-м объявила о статусе ядерной державы. Мумбаи, Бангалор, Ченнаи и Хайдарабад сегодня производят все виды современного программного обеспечения и нефтехимических продуктов, обогащая бурно растущую экономику Индии, которая, после того как Манмохан Сингх в 1991 году снял все бюрократические препоны, буквально душившие ее, стала одной из самых быстро растущих экономик в мире. Стоимость ежегодного экспорта из Индии в Соединенные Штаты на сегодняшний день составляет почти 40 миллиардов долларов, в основном это одежда, бриллианты и программное обеспечение. Доход Индии от глобальных центров аутсорсинга, где в комфортных городских офисах трудится более одного миллиона молодых программистов, сегодня составляет почти 25 миллиардов долларов. С ежегодным ростом промышленного производства более 9 %, Индия очень быстро догоняет Китай, а, обладая самым многочисленным в мире молодым населением — более 600 миллионов индийцев не достигли 30-летнего возраста — ее потенциальный внутренний рынок потребления компьютеров, мобильных телефонов, айподов, автомобилей, телевизоров и других электронных устройств является самым большим в мире. С помощью 300 миллионов мобильных телефонов индийцы коммуницируют, делятся новостями и идеями, что приводит к еще большему экономическому росту и творческому развитию. Валовый внутренний продукт на душу населения в Индии за последние пять лет увеличился на 40 %, и большинство индийцев сегодня чувствуют себя счастливее, чем когда-либо: согласно недавним исследованиям Pew Foundation, молодые индийцы являются самыми счастливыми молодыми людьми на земле. Однако Индия крайне нуждается в большем количестве источников энергии, чтобы обеспечивать свои быстро растущие города и заводы. Она должна любым способом поднять из нищеты треть своего гигантского населения и сделать это как можно быстрее, до того как пандемии нового времени — СПИД, безграмотность и нищета — не утянут ее обратно в примитивный век страданий и войн.

«Мы выступаем за демократию и социализм, — заявил премьер-министр Неру менее чем за год до своей смерти. — Очевидно, и с этим согласится почти каждый, мы обязаны обеспечить нашим гражданам достойную жизнь… это означает определенные, доступные всем базовые материальные ценности: достаточное количество еды и одежды, жилье, образование, медицинское обслуживание и работа… Как нам достичь этого?» В самом деле, как? Индуизм ничего не имеет против ограничения рождаемости, но большинство индийцев все еще предпочитают иметь как можно больше детей, и не только потому, что детей любят, и они нужны семье, но и потому, что они являются залогом финансового благополучия родителей в старости, когда у них не будет другого источника поддержки. Особенно желанны сыновья, обычно они остаются жить в родительском доме после женитьбы и могут выполнять все важные религиозные обряды, от зажигания погребального костра своих родителей до молитвы за их души после смерти. Кампания по сокращению роста населения посредством стерилизации, которую энергично пытались провести по инициативе Санджая Ганди во времена чрезвычайного положения, оказалась крайне непопулярна, и это стало одним из решающих факторов проигрыша матери и сына Ганди на выборах 1977 года. Более тщательный анализ, проведенный в ходе протестов против стерилизации, показал, что многие мужчины, которых полиция заставила эту процедуру, никогда не были женаты. Между тем операции должны были быть сделаны только отцам двух или более детей. Мусульмане и неприкасаемые считали, что правительство специально выбрало их в качестве подопытных кроликов, чтобы вычеркнуть подобных им из будущего Индии.

В начале 1970 года началась индийская зеленая революция, в результате которой фермеры, имевшие достаточно средств и деловой хватки, для того чтобы купить разработанные Соединенными Штатами и ООН новые семена риса и пшеницы, смогли увеличить их урожайность в два-четыре раза. Верхушка индийского крестьянства, составлявшая примерно десятую часть всего крестьянского населения, процветала, собирая урожаи, кормившие большую часть страны, но половина крестьян Индии были настолько бедны, что с трудом могли прокормить свои семьи. Агитация радикальных коммунистов становилась все более заметной среди бедных индийцев, безземельных и безработных, а также среди растущей армии студентов, выпускников университетов и колледжей, которые не могли найти работу и переставали верить в систему, лидеры которой процветали за счет коррупции и «грязных денег». Индира Ганди, также как и ее отец, верила, что лучшим решением проблемы бедности в Индии является социализм. «Когда большинство борется за выживание, смирится ли оно с роскошью немногих, будь то роскошь материальная или право делать все, что они пожелают? — риторически вопрошала она. — Суть вопроса такова: насколько часть народа в своих желаниях и устремлениях совпадает со всем народом?.. Добро пожаловать в Индию — загадочную страну, загадочную не только для иностранцев, но и для тех, кто прожил здесь всю свою сознательную жизнь… Мы не просто хотели бы удовлетворить основные потребности наших людей, но и освободить их для творчества и духовного созерцания. Мы, вслед за Махатмой Ганди, считаем, что права следуют за долгом… Мы полагаем, что все беспорядки оканчиваются порядком, все конфликты оканчиваются их разрешением, все страдания — миром».

«Решением проблем» в седьмом пятилетнем плане Раджива Ганди от 1985 года стала отмена налогов на наследство, сокращение подоходного налога и упрощение трудового законодательства как стимул для экономического роста и привлечения инвестиций. Такие меры определенно сработали на макроэкономическом уровне, вызвав рекордный рост стоимости индийских акций и приведя к созданию новых высокотехнологических предприятий в Мумбаи и Нью-Дели. «Мы разделяем убеждение, что демократия является лучшим гарантом устойчивого развития», — сказал Раджив Ганди во время своего официального визита в Вашингтон на совместной сессии Конгресса США в июне 1985 года. В 1986 году, с поставками из Соединенных Штатов высокотехнологичного оборудования на полмиллиарда долларов, сотрудничество между Индией и США в научной и военной сфере перешло на качественно новый уровень, что, в свою очередь, пятью годами позже приведет к стабильному ускорению экономического роста Индии.

Последние годы правления Раджива Ганди были омрачены ростом цен (в некоторых случаях почти удвоением) на все основные виды продуктов — зерно, сахар, молоко, растительное масло. По мнению многих аналитиков, такая инфляция стала главной причиной поражения Раджива Ганди на выборах 1989 года. В. П. Сингх попытался как можно быстрее снизить инфляцию. Но «право на работу» тоже было обещано каждому совершеннолетнему индийцу. Перед новой комиссией Госплана, которую возглавил сам премьер-министр, а вице-председателем ее стал бывший глава Карнатаки — Рамакришна Хегде, встала задача: перебросить по крайней мере половину средств, которые предполагалось освоить на протяжении восьмой пятилетки (с 1990 года), в сельскую местность. Во время выполнения предыдущего пятилетнего плана, составленного под руководством Раджива Ганди, на подъем села было потрачено менее 30 %.

Тот план сосредотачивал инвестиции в больших городах. Теперь Нью-Дели давал задний ход, возвращаясь к приоритетам Махатмы Ганди и Лал Бахадура Шастри: к децентрализации, восстановлению села и «сарводайя» — «возрождению всех», предполагалось создание новых рабочих мест, строительство жилья и производство большего количества продуктов и товаров первой необходимости для страдающих от хронической бедности индийских крестьян. «Вообще это было легче сказать, чем сделать», — признался новый член комиссии Раджни Котхари, пояснив, что Раджив Ганди «опустошил казну», «растратив все деньги на покупку голосов избирателей» в самом конце своего правления. Валютные резервы Дели были практически истрачены к началу 1990 года, а стоимость обслуживания государственного долга превысила 25 %.

Новая метла В. П. Сингха должна была вычистить всю ту неразбериху, которая досталась ему в наследство от предыдущего правительства. И если бы часть штатов согласилась, он готов был принять на себя ответственность за региональное и местное планирование. Новая команда идеалистов в Дели надеялась, что вскоре большее количество людей сможет получить работу, плату за труд и достаточно еды, чтобы не умереть от голода. Другим приоритетом правительства Сингха стала охрана окружающей среды. Министр Манека Ганди внезапно очутилась в самом водовороте бурных споров о плотине Техри и плотине на реке Нармада.

Плотина на реке Нармада была спроектирована таким образом, что более 100 000 гектаров земли вокруг реки в штате Мадхья-Прадеш должны были оказаться затопленными, но тем самым водой и энергией обеспечивались около 120 000 гектаров земли в соседнем штате Гуджарат. «Это означало ограбить одного, чтобы заплатить другому», — объясняла Манека Ганди, полагая, что существовали менее вредные для окружающей среды альтернативные проекты. Молодой министр, отвечающий за охрану сокращающихся лесных массивов, чистоту воздуха и воды, Манека Ганди более всего была озабочена судьбой 300 000 жителей этого региона, которых необходимо было переселить. «Куда вы денете 300 000 человек?» — спрашивала она. Но еще более напряженной была борьба за предложенный проект плотины Техри, которую предполагалось построить на сейсмически неустойчивом плато в районе Гархвал Хиллс штата Уттар-Прадеш. Поскольку существовал серьезный риск того, что плотина может быть разрушена в результате землетрясения, трудно было даже представить себе размер несчастий, которые бы обрушились в этом случае на крестьян, живущих поблизости. Старейший индийский защитник природы, святой Сундерлал Бахугуна, во всем старавшийся быть похожим на Махатму Ганди, начал «смертельную голодовку». Он прервал ее после того, как Манека Ганди пригласила его на встречу со своими коллегами по кабинету министров в Дели. В качестве экологически безопасной альтернативы были предложены менее дорогостоящие турбины, использующие энергию реки, однако слишком многие крупные строительные компании были решительно настроены начать прибыльный проект, и плотину, в конце концов, построили.

В 1991 году министр финансов Индии Манмохан Сингх широко распахнул двери индийской экономики для иностранных инвестиций и ускоренного промышленного развития. «Власть лицензий и разрешений», на протяжении почти полувека стоявшая на пути экономического роста страны, была выброшена на свалку истории. Индексы индийских финансовых бирж взлетели вверх, приветствуя прямые иностранные инвестиции и сокращение всевозможных пошлин. Торговля с другими странами и валютные операции были переведены на супербыстрые электронные рельсы в Мумбаи и Нью-Дели. Обладая самой большой железнодорожной сетью в мире, вторым по размеру флотом и занимая пятое место в мире по производству электроэнергии и угля, будучи самодостаточной в добыче нефти, производстве стали и зерна, Индия сегодня является одной из самых могущественных стран мира. Огромное количество выпускников научных и технических университетов делают ее и одной из самых образованных стран. Экономические достижения Индии с момента обретения ею независимости невероятны, ее экономический рост за последние два десятка лет поразителен. И все же прошлое дает о себе знать. Потопы, засухи, бедность и несовершенная инфраструктура тянут ее вниз каждый раз, когда она пытается взлететь на крыльях успеха и достичь волны золотого процветания.

 

Внешняя политика

 

Отношения между Индией и США

В 2008 году Индия и Соединенные Штаты подписали свой первый долгосрочный стратегический договор в области внешней политики и глобальное партнерское соглашение о сотрудничестве в области гражданской ядерной энергетики. По этому договору Индия на протяжении по крайней мере сорока лет будет обеспечена поставками ядерного топлива для своих гражданских реакторов, многие из которых, вероятно, будут построены американскими компаниями. Стоимость таких контрактов оценивается почти в 150 миллиардов долларов. Этот договор также открывает для Индии доступ к американским военным поставкам и контртеррористическим архивам, что показывает доверие Америки — «старейшей демократии», к Индии — «крупнейшей демократии». Многие, конечно, рассматривают этот стратегический договор как индийско-американский противовес китайскому арсеналу межконтинентальных ракет и стратегическому партнерству Китая с Пакистаном. Некоторые члены Конгресса США выразили озабоченность тем, что договор дает Индии возможность беспрепятственно перерабатывать предназначенное для мирных целей ядерное топливо в плутоний, который можно использовать для создания ядерного оружия. Кроме того, Индия никогда не сможет избавиться от огромного количества токсичных ядерных отходов, которые производят все ее гражданские реакторы. Однако будущие экологические катастрофы тревожат Индию меньше, нежели сегодняшние потребности, которые едва ли не в четыре раза превышают ее нынешний уровень выработки электроэнергии, необходимой для постоянно растущего потребления городских электросетей. Договор освобождает индийских военных от широкого спектра ранее существовавших опасений по поводу Китая, хотя и не решает аналогичных проблем в отношении Пакистана. В итоге на сегодняшний день Индия обладает достаточным количеством плутония, чтобы обеспечить растущий арсенал ядерных баллистических ракет, но не вызовет ли индийско-американский договор новую, еще более опасную гонку вооружений в Южной Азии? Есть надежда, что у индийских лидеров хватит мудрости, чтобы не провоцировать Пакистан на самоубийственную гонку вооружений и энергично продолжать начатый в 2004 году всесторонний индо-пакистанский мирный процесс.

Большинство индийцев и американцев разделяют одни и те же глубоко укоренившиеся идеалы, от любви к свободомыслию до предпочтения, которое они отдают законодательной демократии перед военной диктатурой. Кроме того, благодаря веку британского правления, миллионы индийцев сегодня владеют английским языком, но при этом они точно так же, как американцы испытывают постколониальные антипатии по отношению к британской тирании. «Бостонское чаепитие» в Америке спровоцировано монопольными налогами, подобно знаменитому Соляному маршу Махатмы Ганди, вызванному все той же возмутительной британской монополией на налогообложение. Во время Второй мировой войны президент Рузвельт делал все возможное, чтобы убедить премьер-министра Черчилля не провоцировать оппозицию, а наоборот, пригласить лидеров Индийского национального конгресса разделить власть с британским вице-королем Индии и таким образом сплотить всех индийцев вокруг союзников. Но вместо того, чтобы пригласить Ганди и Неру принять участие в работе совета, вице-король бросил их за решетку до окончания войны. Затем истощенная войной Британия, устав от нескончаемых конфликтов между различными общинами Индии, в спешке приняла решение разделить Южную Азию на два доминиона — Индию и Пакистан. При этом в начавшейся панике британцы фактически бросили лидеров обеих стран и пребывающих в ужасе жителей разделенных Пенджаба и Бенгалии на произвол судьбы. Это была темная сторона свободы или, как ее назвал Махатма Ганди, «вивисекция» Матери Индии.

Вскоре после окончания Второй мировой войны и освобождения Индии бывшие союзники начали холодную войну, в ходе которой шла ожесточенная борьба за влияние в Центральной Европе. Индийские лидеры, в отличие от Госдепа и Белого дома, никогда не видели в Советском Союзе зловещую «империю зла». Напротив, отсидевшие много лет за решеткой индийские националисты видели своего врага в западном империализме. Поэтому, когда Джон Фостер Даллес попытался запереть Советскую империю за забором различных западных альянсов (НАТО, СЕНТО и СЕАТО), Индия, в отличие от Пакистана, отказалась вступать в эти альянсы. Даллес с горячностью настаивал на том, что страны, которые не «с нами», оказываются «против нас». Пентагон вооружил Пакистан американскими танками и самолетами — для защиты от России. Индия пришла в ярость и настаивала на том, что Пакистан может применить это оружие только против Индии.

Однако мощная поддержка Соединенных Штатов во время пограничного конфликта с Китаем в значительной мере способствовала восстановлению веры Индии в то, что Америка является ее самым большим другом. Этому также способствовали добровольцы Американского корпуса мира. Они работали в деревнях, помогая крестьянам бороться с болезнями и последствиями засухи, орошали пересохшие земли с помощью новых электрических насосов, кроме того, они привезли с собой высокоурожайные сорта пшеницы и риса. Самыми популярными послами США в Индии были Честер Боулз и Джон Кеннет Гэлбрейт, оба они налаживали отношения и возводили мосты дружбы между народами. Но затем Никсон и Киссинджер заставили Индию вновь отвернуться от США, впустую растратив американскую военную помощь на поддержку пакистанского диктатора Яхью Хана, безуспешно пытавшегося сокрушить освободительное движение в Бангладеш. Индия обратила против американского оружия советские танки и артиллерию и вдребезги разбила пакистанскую армию. В самом конце 1971 года Бангладеш получил независимость.

Пять ядерных испытаний, проведенных Индией в мае 1998 года, были подготовлены в обстановке такой секретности, что стали абсолютной неожиданностью для наблюдателей из США и вызвали резкую реакцию в Вашингтоне, немедленно прекратившим поставки в Индию высокотехнологичного сырья. Следуя заветам Махатмы Ганди, Индия была среди первых стран в мире, выступивших с предложением запретить все виды ядерного оружия, однако теперь она отказывалась подписать договор о тотальном запрете ядерных испытаний. Вместо этого тогдашний премьер-министр Ваджпаи с гордостью заявил о наличии у Индии «очень большой бомбы». Уже через две недели Пакистан произвел пять ядерных испытаний. Президент Клинтон осудил обе страны за эскалацию опасной гонки вооружений. Но Вашингтон был не в состоянии убедить Индию отказаться от ядерного арсенала, которым она так дорожила, и поэтому в марте 2000 года состоялся официальный пятидневный визит Клинтона в Индию. Он оказался одним из самых успешных в истории отношений двух стран, и это в результате привело к подписанию в 2008 году того самого договора о сотрудничестве в области ядерной энергетики гражданского назначения.

 

Отношения между Индией и Пакистаном

Безнадежно плохие отношения между Индией и Пакистаном стали наследием раздела 1947 года, сразу после него не менее 10 миллионов беженцев — индусов, мусульман и сикхов — в ужасе вынуждены были бежать через проведенные в спешке границы Пенджаба и Бенгалии, при этом более миллиона ни в чем не повинных людей погибли. На протяжении последующих шести десятилетий соседи были вовлечены в три большие войны, и они продолжают воевать. Самый ожесточенный и едва ли разрешимый в ближайшее время конфликт разгорелся вокруг самого большого штата бывшей Британской Индии — Джамму и Кашмир, подобно терновому венцу он венчает горные вершины Южной Азии. Большую часть населения Кашмира составляют мусульмане, хотя махараджа, который правил штатом на момент обретения Индией независимости, был индусом. Хари Сингх рассчитывал, что Кашмир сможет сохранить независимость и стать своего рода Швейцарией в Азии, поэтому он с самого начала отказался присоединиться к Индии или Пакистану. Так продолжалось до октября 1947 года, пока в Кашмир не явились пуштуны-мусульмане из северо-западной пограничной провинции Пакистана. Они прибыли на пакистанских армейских грузовиках и начали грабить и насиловать всех подряд, держа направление к столице штата — городу Шринагар. Однако незадолго до того как эти мародерствующие мусульманские «добровольцы» смогли добраться до Шринагара, граф Маунтбеттен и Неру отдали приказ индийской авиации перебросить первый сикхский батальон из Нью-Дели в долину Кашмира, и Хари Сингх согласился на то, чтобы Кашмир вошел в состав Индии. Неру пообещал Маунтбеттену, что Индия примет любое решение «беспристрастного плебисцита», который будет проведен в Кашмире относительно окончательной судьбы штата. Необъявленная война между вооруженными силами Индии и Пакистана продолжалась далее до 1949 года, пока под эгидой ООН не было достигнуто соглашение о прекращении огня. Эта линия огня с тех самых пор де-факто остается «границей» между пакистанской, западной частью Азад (свободного) Кашмира и индийского штата Джамму и Кашмир.

Неру все годы держал в Кашмире стотысячный индийский военный гарнизон в состоянии полной боевой готовности. Каждая попытка ООН провести плебисцит под наблюдением международной общественности отвергалась Индией на том основании, что Пакистан должен «прекратить агрессию» и вывести армию с территории Кашмира. Но Пакистан отказывался это сделать, настаивая на том, что выведет войска только после того, как это сделает Индия. Между тем индийская сторона заявляет, что договор с Хари Сингхом о присоединении к Индии дает ей легальное право «поддерживать мир» в Кашмире любыми средствами, которые она посчитает необходимыми. Таким образом, ситуация патовая, и штат фактически разделен. Несколько лет Неру повторял свое обещание провести беспристрастный плебисцит о самоопределении, он всегда выступал за такое решение проблемы, когда это касалось угнетенных народов. Но спустя некоторое время он стал заявлять, что прошедшие в Джамму и Кашмире индийские выборы, по сути, и стали таким плебисцитом. Однако самый популярный политический лидер Кашмира, шейх Мухаммад Абдулла, основатель демократической партии «Мусульманская конференция», большую часть эпохи Неру провел в тюрьме, притом что сам Неру не раз выражал свое восхищение шейхом и называл его своим другом.

Вторая война между Индией и Пакистаном за Кашмир началась в 1965 году, через год после смерти Неру. Пакистаном на тот момент правил маршал Айюб Хан, он лично спланировал операцию под кодовым названием «Большой шлем», он рассчитывал, что в результате Кашмир будет полностью отрезан в своей самой узкой южной части от индийского Пенджаба. Айюб был гигантского роста, он был столь же огромен, сколь индийский премьер-министр Лал Бахадур Шастри был мал и хрупок. Но индийская армия была в четыре раза больше пакистанской и очень быстро развеяла популярный в Пакистане миф о том, что один мусульманский солдат «стоил десятерых индусов». Операция «Большой шлем» захлебнулась, как только индийские танки, двинувшись на запад, пересекли границу Пенджаба и оказались в окрестностях второго по размеру города Пакистана — Лахор. Через три недели вторая индопакистанская война закончилась практически вничью: Вашингтон ввел эмбарго на поставки американских боеприпасов и оружия для обеих армий, что привело к прекращению боевых действий прежде, чем какая-либо из сторон могла праздновать победу. Однако Индия к тому моменту, когда прекращение огня вступило в силу, была в гораздо более выгодном положении, чем Пакистан, и могла нанести серьезный ущерб и, скорее всего, даже захватить Лахор — пакистанскую столицу Пенджаба, кроме того, она, к большому огорчению Айюба, контролировала стратегический выступ в районе Ури и Пунча.

Советский премьер Алексей Косыгин пригласил Айюба и Шастри на переговоры в Ташкент, они достигли договоренности об отводе войск на довоенные позиции. Ташкентский договор, подписанный 10 января 1966 года, обязал лидеров Индии и Пакистана восстановить «мирные отношения» и «способствовать взаимопониманию и дружеским связям между двумя народами». Они пообещали «в будущем решать все свои споры только мирным путем», а также восстановить все формы торговли и взаимообменов. Однако Лал Бахадур Шастри так и не смог претворить в жизнь этот обнадеживающий договор — он не проснулся на следующее утро. Он умер еще до рассвета от сердечной недостаточности. В Кашмире даже после подписания договора линия прекращения огня больше напоминала стрелковый тир — перестрелки не прекращались, несмотря на присутствие на некоторых пропускных пунктах наблюдателей ООН. Постоянные рейды через плохо охраняемую высокогорную границу приводили к тому, что почти каждый месяц между сторонами происходили вооруженные столкновения, затем обычно следовали дипломатические протесты, которые министерства иностранных дел обеих стран оставляли без внимания. Но третья индо-пакистанская война началась и проходила в основном на востоке, в манговых рощах и грязи Бенгалии.

Хотя Бангладеш появился на свет только в 1971 году, большинство мусульманских политиков Бенгалии считали, что «автономное и суверенное» существование этого «независимого государства» было частью замысла тех деятелей Мусульманской лиги, которые еще в 1940 году приняли Лахорскую резолюцию. Однако история сложилась таким образом, что при разделе Британской Индии вместо двух независимых государств — Пакистана и Бангладеш — возник единый Пакистан, разделенный на восточную и западную часть. Учитывая, что 95 % населения говорили только на бенгальском языке, эта перенаселенная и очень бедная «половина» Пакистана была отделена почти тысячемильной полосой индийской территории от западных, говорящих на урду, пенджабцев, пуштунских генералов и бюрократов, которые управляли ими из далеких Карачи и Исламабада. Таким образом, жители Восточного Пакистана ощущали себя скорее колониальными подданными Западного Пакистана, нежели полноправными гражданами одной страны. Единственным связующим звеном между ними был ислам, но даже он был ослаблен региональными и культурными отличиями. Поэтому в 1970 году, когда, в конце концов, прошли первые всеобщие пакистанские выборы, Авами (Народная лига) под руководством шейха Муджибура Рахмана, требовавшая автономии, одержала победу на всех избирательных участках Восточного Пакистана, получив 160 мест из 162 — абсолютное большинство в новом парламенте. Пользующаяся популярностью в западной части страны, Пакистанская народная партия под руководством Зульфикара Али Бхутто набрала на западе крепкое большинство, но, несмотря на это, получила вдвое меньше мест, чем партия Муджибура Рахмана, а это означало, что в начале 1971 года именно Муджибур Рахман станет новым премьер-министром Пакистана. Реальный правитель страны, которая на тот момент находилась на военном положении, генерал Яхья Хан очевидно не ожидал, что Муджибур Рахман победит на выборах, которые он же, Хан, и назначил. Поэтому, вместо того чтобы присягнуть бенгальскому премьер-министру, которого многие жители Западного Пакистана считали агентом Индии и предателем интересов Пакистана, Яхья Хан в последнюю неделю марта устроил в Дакке резню.

Десять миллионов индусских беженцев с востока хлынули через индийскую границу в Западную Бенгалию, Калькутта оказалась в кольце — ее окружали переполненные лагеря беженцев, все это напоминало первые дни раздела. Муджибур Рахман и его соратники были арестованы, но ушедшие в подполье борцы за свободу Бангладеш объявили о независимости своей республики. Они получили военную и моральную поддержку Индии, создав на границе с Западной Бенгалией новую «нацию в изгнании». В поисках выхода из сложившейся ситуации, которая к середине 1971 года стала невыносимой, Индира Ганди обратилась за помощью к Вашингтону. Но в Белом доме к тому времени находился Ричард Никсон, так что ситуация не изменилась. Лидер свободного мира не произнес ни слова в поддержку демократии и не потребовал восстановления справедливости. Похоже, что Никсону и Киссинджеру Яхья Хан был крайне необходим в качестве посредника для налаживания отношений с Китаем, потому они и предпочли закрыть глаза на Бангладеш и оставили без внимания отчаянные донесения своего собственного Госдепартамента, умолявшего принять хоть какие-нибудь меры, чтобы прекратить резню в Дакке.

Личная неприязнь Никсона к Индире Ганди была хорошо известна, но официальное молчание относительно резни в Бангладеш и последовавшая за тем трагедия были непростительны и в человеческом и в дипломатическом плане. И не только потому, что Никсон проигнорировал фактический геноцид в Бангладеш, осуществленный армией Западного Пакистана с помощью американских танков, самолетов и пулеметов, но и потому, что он таким образом отправил индийского премьер-министра в дипломатические объятия Советского Союза. В августе 1971 года, после нескольких месяцев холодной враждебности Белого дома, Ганди подписала двадцатилетний договор о мире, дружбе и сотрудничестве с СССР. Через месяц премьер Косыгин тепло встретил Индиру Ганди в Москве, заявив, что «еще никогда между народами Индии и Советского Союза не существовало такой солидарности». Русские самолеты, танки и тяжелая артиллерия сплошным потоком стали прибывать в аэропорт Нью-Дели, откуда они доставлялись прямиком на границу с Бангладеш. Незадолго до конца ноября огромные конвои с русским и индийским оружием в составе бенгальских войск, которыми командовали сикхи и парсы, отправились в Дакку. Пакистанский генерал сдался вместе со всей своей армией 15 декабря 1971 года, всего через несколько дней после того, как поклялся «биться до последнего человека». Никсон отдал приказ атомному авианосцу Enterprise срочно направиться в Бенгальский залив, чтобы «помочь с эвакуацией» пакистанских военных, но он прибыл слишком поздно. Индийцы могли видеть атомный авианосец в непосредственной близости от своих берегов, Вашингтон бряцал своими ракетами, и это окончательно подорвало индийско-американские отношения. Таким образом, Уотергейт и война во Вьетнаме были не единственными тяжкими преступлениями Никсона во время его пребывания в Белом доме.

С освобождением Бангладеш популярность Индиры Ганди в Индии и в мире достигла своей высшей точки. Пакистан безуспешно пытался бомбить Агру, Нью-Дели и другие индийские аэропорты, надеясь открыть второй фронт в Кашмире, но так и не сумел нанести сколько-нибудь серьезный урон. К концу 1971 года Индия вышла из третьей индо-пакистанской войны самой мощной державой в Южной Азии. Муджибур Рахман был освобожден из пакистанской тюрьмы, прилетел домой, где его встретили как героя, и стал премьер-министром Народной Республики Бангладеш. Вернулись из Индии в Бангладеш и десять миллионов беженцев. Но миллионы других бангладешцев вскоре покинут свою страну и в поисках земли и пищи отправятся в разные стороны, в основном на север и восток, в индийские штаты Ассам, Манипур, Трипура и Мизорам, создав таким образом новые проблемы для Индиры Ганди. Но, как бы там ни было, в 1972 году Индия была самой сильной страной в Южной Азии. Казалось, то, что осталось от Пакистана на западе, уже никогда не будет в состоянии бросить вызов индийскому суверенитету в Кашмире и где бы то ни было еще. После унизительного поражения пакистанской армии Яхья Хан подал в отставку, и Зульфикар Али Бхутто принял бразды правления тем немногим, что осталось на тот момент от Пакистана. Вначале он стал президентом, а затем премьер-министром исламской республики. Будучи харизматичным политиком и обладая великолепным ораторским даром, Бхутто смог вселить надежду и гордость в своих упавших духом соотечественников. Даже Индира Ганди не смогла устоять перед политическим обаянием Бхутто, встретившись с ним в Симле в 1972 году на саммите стран Южной Азии, и это помогло Пакистану вернуть утраченные позиции.

Зульфикар Али Бхутто

emp1

Зия-уль-Хак

emp1

Политическое мастерство Бхутто и его поразительная энергия привели Пакистан к новой конституции, единогласно принятой в 1973 году, и позволили ему заручиться военной и экономической поддержкой Китая, Ливии, Ирана, Саудовской Аравии и ряда исламских государств, видевших в Пакистане потенциальный меч ислама в регионе, прилегающем к Персидскому заливу и Аравийскому морю. Под руководством Бхутто и с помощью ливийских денег Пакистан начал тайно собирать компоненты для создания термоядерной бомбы, которую иногда еще называют исламской бомбой. Незадолго до военного переворота, устроенного генералом Зия-уль-Хаком в 1977 году, в результате которого Бхутто был арестован и казнен, он смог, к огромному огорчению Вашингтона, договориться с Францией о поддержке пакистанской ядерной программы.

Накануне советского вторжения в Афганистан в конце 1979 года военная диктатура Зия-уль-Хака, казалось, была на грани коллапса. Однако благодаря внезапно возникшему в Кабуле огромному советскому военному контингенту, миллиарды долларов американской военной и экономической помощи были направлены в Пакистан, чтобы поддержать новых друзей, оказавшихся на передовой борьбы с коммунизмом. Когда Зия-уль-Хак захватил власть в 1977 году, он пообещал скорые выборы и восстановление демократии в Пакистане, но с появлением советской военной угрозы у самых границ страны и вместе с хлынувшим в Карачи потоком американской помощи, он воспылал желанием помочь делу ислама, вооружая афганских беженцев для борьбы с русскими, и очень быстро забыл о своих обещаниях. Военная диктатура царила в Пакистане более десяти лет, до внезапной гибели Зия-уль-Хака в авиакатастрофе в августе 1988 года. Вскоре после этого в стране вновь состоялись свободные выборы, на которых победу одержала популярный лидер возрожденной Пакистанской народной партии, дочь Бхутто — Беназир (1953–2007). Она пробыла на посту премьер-министра восемнадцать месяцев, но в августе 1990 года была отправлена в отставку президентом страны Гуламом Исхак Ханом.

С восстановлением демократии и с новым молодым и привлекательным лидером Пакистан поначалу наладил отношения с Индией, в начале 1989 года все это выглядело как сердечная и многообещающая прелюдия к тому, что могло стать самой мягкой и счастливой весной за всю историю Южной Азии. Однако летом 1989 года мусульманские активисты спровоцировали очередную волну насилия, которая захлестнула Кашмир, и к концу 1990 года индийская и пакистанская армии уже вели интенсивные артиллерийские перестрелки. Освободительный фронт Джамму и Кашмира был наиболее заметным среди многочисленных вооруженных движений, готовых сражаться до последнего человека за освобождение Кашмира от индийской оккупации. Большинство пакистанцев продолжает верить, что Индия «украла» Кашмир в момент рождения их государства. Поэтому лидеры Азад (свободного) Кашмира без всяких угрызений совести поощряют своих приверженцев на любые действия во имя помощи исламским братьям «по ту сторону границы» в их борьбе за свободу. Молодых кашмирцев, переходивших границу и добиравшихся до Музаффарабада, столицы Азад Кашмира, встречали как героев. Они получали оружие и деньги и возвращались, чтобы с новыми силами продолжить борьбу. В Пешаваре и Пинди, Исламабаде, Карачи и Лахоре толпы людей с песнями маршировали по улицам, требуя проведения плебисцита в Кашмире или просто выкрикивая «Азаади» (свобода). После ухода СССР из Афганистана пакистанские военные вновь сосредоточились на своих мечтах о Шринагаре. Нельзя сказать, что кто бы то ни было из ответственных руководителей армии или правительства Пакистана стремился к новому витку военного противостояния, все они были немолодыми людьми и хорошо помнили, чего стоили Пакистану такого рода авантюры. Да и индийская армия стала к тому времени еще сильнее. Для выступавшей против правительства Беназир Бхутто «объединенной оппозиции», — одним из самых видных ее лидеров был глава Пенджаба и уроженец Кашмира Миан Наваз Шариф, — проблема Кашмира была инструментом политики. Отставка Беназир Бхутто рассматривалась многими как очевидное доказательство усиления роли армии, несмотря на уверения президента Хана провести в октябре свободные и справедливые выборы. Похожая ситуация сложилась и в Нью-Дели, где возглавивший оппозицию новому правительству В. П. Сингха Раджив Ганди мгновенно обвинил Сингха в мягкотелости. Проблема Кашмира в 1990 году для Индии стала не менее напряженной и эмоциональной, чем для Пакистана. Коль скоро над долиной Кашмира все чаще раздавались призывы к свободе, Индия начала перебрасывать в неспокойный штат все новые и новые войска и, одновременно с прямым и жестким президентским правлением, ввела во всех основных городах строгий комендантский час. Фарук Абдулла, который был переизбран на должность главы штата в 1986 году, ушел в отставку, чтобы наблюдать за происходящей эскалацией со стороны. Всех иностранных журналистов вывезли из Шринагара самолетом, а туристов в этот прекрасный город на озере Дал больше не пускали. Застарелый конфликт между Индией и Пакистаном запылал вновь, и встревоженные наблюдатели начали бояться, что самая взрывоопасная проблема Южной Азии вновь втянет Индию и Пакистан в войну.

Время от времени локальные конфликты вспыхивали вдоль линии контроля в Кашмире, и это продолжалось на протяжении следующих пятнадцати лет. После окончания советско-афганской войны и развала советской империи в Кашмир начали прибывать мусульманские радикалы, сторонники Джихада, они ввязывались в бой с индийскими солдатами, взрывали автобусы, подрывали себя вместе со многими другими ни в чем не повинными людьми на переполненном городском рынке, внушая страх жителям Шринагара и отдаленных деревень Кашмира. Затем, в конце 2001 года, они взорвали несколько бомб в стенах парламента Кашмира, а в декабре того же года индийская полиция перехватила автомобиль с террористами, который пытался ворваться на территорию Лок сабхи в Нью-Дели в тот момент, когда там происходило заседание. Все террористы были уничтожены, однако индийские власти были до такой степени возмущены этим дерзким нападением в самом сердце демократической государственности, что армия была мобилизована и отборные войска были посланы на линию контроля в Кашмире. Пакистан ответил симметрично, и на протяжении первой половины 2002 года Южная Азия стояла на краю полномасштабной ядерной войны. Госсекретарь США Колин Пауэлл делал все, что было в его силах, чтобы избежать надвигающейся катастрофы. Лишь благодаря усилиям Дженерал Электрик и Дженерал Моторс, которые приостановили все свои проекты на севере Индии и начали вывозить домой всех инженеров и менеджеров, в Нью-Дели осознали, как дорого стоит это балансирование на грани войны. Индия сократила присутствие своих бронетанковых сил, и к июню напряжение уменьшилось. Пакистан точно так же отвел часть своих войск в казармы. Затем, в январе 2004 года, генерал Первез Мушарраф, который в 1999 году арестовал премьер-министра Наваза Шарифа и объявил себя президентом Пакистана, во время проходившей в Исламабаде конференции стран участниц южно-азиатской ассоциации регионального сотрудничества (СААРК) предложил премьер-министру А. Б. Ваджпаи подписать договор о прекращении огня. Ваджпаи согласился, за ним последовал избранный в мае того же года новый премьер-министр Индии Манмохан Сингх. Этот договор о прекращении огня на линии контроля в Кашмире действует до сих пор, хотя начатый тогда же сложный мирный процесс по решению более чем шестидесятилетнего индо-пакистанского конфликта пока не принес результатов. Но, по крайней мере, прекратилось кровопролитие по обе стороны границы, и переговоры продолжаются на постоянной основе. Многое вселяет надежду: появилось регулярное автобусное сообщение между Индией и Пакистаном, проходящее через линию контроля в Кашмире, значительно вырос объем торговли, студенческий и культурный туризм, проходят разного рода двусторонние профессиональные конференции — все это свидетельствует о том, что в недалеком будущем в Южной Азии возможен стабильный мир.

 

Отношения между Индией и Китаем

Неру надеялся, что двусторонние отношения Индии с Китаем смогут стать примером мирных и дружеских соседских отношений для всего мира. В конце концов, Китай, подобно Индии, недавно освободился от западного колониального господства, китайцы, как и индийцы, были азиатами. Популярный индийский лозунг «хинди чини бхай бхай!» (индийцы и китайцы — братья!), казалось, лучше всего описывал отношения между Индией и Китаем, по крайней мере, для Неру. Существовали также «Пять принципов» (Панч Шила), которые определяли, как именно индийские и китайские братья должны вести себя по отношению друг к другу. Эти благородные принципы были сформулированы в китайско-индийском договоре о торговле с Тибетом, подписанном в 1954 году. Принципы начинались со «взаимного уважения к территориальной целостности и суверенитету друг друга» и заканчивались «мирным сосуществованием».

На следующий год, во время афро-азиатской конференции в Бандунге китайский премьер Чжоу Эньлай бросил вызов Неру, который играл лидирующую роль в нарождающемся движении стран «третьего мира». Тем не менее Неру в Лок сабхе докладывал о конференции в Бандунге довольно оптимистично, вспомнив о Пяти принципах: «В Бандунгской декларации мы можем найти воплощение этих Пяти принципов… У нас есть все основания для удовлетворения, коль скоро конференция, на которой было представлено более половины всего человечества, декларировала приверженность принципам, определяющим… отношения между народами как движение к миру и сотрудничеству».

Через два года китайцы начали строительство дороги, проходившей через узкую полосу индийской территории в отдаленном районе Аксайчин, и это заставило Нью-Дели, наконец, проснуться и посмотреть на ситуацию иными глазами. Давний индийско-китайский слоган о дружбе отныне стал звучать «хинди чини бай бай!». Если бы Неру еще прежде внимательно изучил китайские карты, то он бы намного раньше понял, что Чжоу Эньлай и все его китайские предшественники никогда не принимали линию Мак-Магона в качестве северной границы Индии. Эту «границу» в 1914 году провели британцы, министерство иностранных дел Индии в момент обретения страной независимости ее фактически унаследовало. Слабые попытки Индии вытеснить китайцев с их новой дороги, связывавшей Синьцзян с Тибетом, привели только к ухудшению ситуации. Индийские пограничники были перебиты значительно лучше подготовленными и вооруженными китайскими войсками.

Китайская «картографическая агрессия» все больше раздражала индийский МИД. Наконец в результате полномасштабного китайского вторжения на северо-восток Индии в 1962 году большая часть и без того неубедительных индийских сил оказалась погребена под гималайским льдом и снегом. Китайцы всерьез угрожали столице Ассама, но в ноябре остановились и в одностороннем порядке отвели свои силы. Возможно, до них донесся гул авиационных моторов американских военно-транспортных самолетов, на борту которых находилось высокогорное военное снаряжение, и которые с началом войны стали прибывать в аэропорт Калькутты. Благодаря быстрой и энергичной реакции посла Дж. К. Гэлбрейта, Соединенные Штаты в течение нескольких последующих месяцев прислали такое количество военного снаряжения, что его должно было хватить на то, чтобы вооружить по крайней мере десять горных дивизий, расположенных вдоль северной границы Индии. Никогда больше Индия не будет столь уязвимой перед китайским вторжением. Однако все идеи Неру о политике неприсоединения и его мечты о «Пяти принципах» были разрушены и забыты.

«Мы, в этой стране, люди мира, — говорил Неру осенью 1962 года. — Мы не привыкли к войне… Но все наши усилия мирно урегулировать вопрос о границах были напрасны. Грозный и бессовестный враг, которому не нужен мир… постоянно угрожал нам и, наконец, привел свои угрозы в действие… Вторично все, что не связано со свободой нашего народа и нашей Родины. Если необходимо, в момент великого кризиса мы можем пожертвовать всем этим… Но нам нужно измениться, мы должны отказаться от медлительности мирного времени и перейти к более результативным мерам. Мы должны воссоздать нашу военную мощь, используя все средства, которые есть в нашем распоряжении… Никто не может гарантировать нам свободу!»

Это китайское вторжение оказалось слишком болезненным и стало ударом, от которого Неру не смог оправиться. Через полтора года его не стало, его мечты о мире во всем мире и азиатском братстве были разрушены. Индия была слаба и уязвима как никогда. «Так печально думать о том, что мы в Индии, всегда выступавшие за мир во всем мире и так искавшие дружбы с Китаем, мы относились к Китаю с таким уважением и предусмотрительностью, поддерживали его во всех международных организациях, и мы же стали жертвами нового империализма и экспансии… История в Азии перевернулась», — сказал Неру членам парламента в те мрачные ноябрьские дни. Между тем, если индийско-китайская дружба рухнула, то пакистано-китайские отношения улучшились, из Нью-Дели все это виделось как потенциальная угроза индийской безопасности с севера и запада. На этот раз Индия обратилась за материальной помощью не только к Вашингтону, но и к Москве, особенно, после того как Соединенные Штаты оказались связаны с Пакистаном в силу участия обеих стран в военных альянсах СЕНТО и СЕАТО.

СССР начинал играть все более серьезную дипломатическую роль в Южной Азии после встречи на высшем уровне в Ташкенте между Айюбом и Шастри в самом начале 1966 года. Индира Ганди посетила Москву с официальным визитом, возвращаясь в марте того же года в Индию после своей первой и самой успешной встречи в Вашингтоне с президентом Линдоном Джонсоном. Заинтересованность Индиры Ганди в русском оружии и поддержке была не более идеологически ангажирована, чем готовность Неру принять предложенную США военную помощь в 1962 году. Для Неру и его дочери, а в действительности и для всех премьер-министров Индии, стратегические интересы страны всегда стояли на первом месте и диктовали то, что с первого взгляда могло показаться непоследовательными поворотами во внешней политике. Никогда не связывая себя эксклюзивным союзом ни с одной из супердержав, Индия смогла извлечь для себя выгоду как в экономическом, так и в военном плане, получая поддержку и из Вашингтона, и из Москвы. Высокоидейная внешняя политика Индии была проведена с проницательностью, достойной величайшего и мудрейшего брахмана Чанакьи.

 

Отношения между Индией и Шри-Ланкой

Отношения Индии с южной островной республикой долгое время были осложнены гражданской войной между сингальским буддистским большинством, которым управляло правительство в Коломбо, и ущемленным тамильским индуистским меньшинством, проживающим в основном в районе Джаффны. Хотя на Шри-Ланке проживают всего четыре миллиона тамилов, что составляет лишь треть от сингальского большинства, но находящиеся совсем рядом, через Полкский пролив от Джаффны, тамилы Индии составляют более пятидесяти миллионов человек. Большинство индийских тамилов связано родственными узами со своими собратьями из Джаффны. На протяжении долгого времени они поддерживали тамилов Шри-Ланки в их стремлении создать независимое государство, помогая им оружием и деньгами. После того как в 1972 году конституция Шри-Ланки сделала сингальский язык единственным официальным языком этой «буддистской» республики, волнения среди воинственно настроенных тамилов возросли, и вскоре в районе Джаффны появилось несколько хорошо вооруженных отрядов террористов, самым крупным и сильным из которых были «Тамильские тигры».

В 1976 году большинство тамильских политических партий объединились в Тамильский объединенный фронт освобождения (ТОФО), который принял решение о создании «свободного, суверенного и светского социалистического государства Тамил-Илам». Это требование о фактическом разделе Шри-Ланки поддержало большинства тамилов на севере острова, но оно было категорически отвергнуто правительством в Коломбо, возглавляемым президентом Джаявардене. Находившиеся неподалеку пляжи и деревни индийского штата Тамилнад стали использоваться тамильскими тиграми и активистами Тамил-Илама для подготовки и вооружения партизан из Шри-Ланки, которые вскоре приняли участие в ожесточенном военном конфликте. В результате Нью-Дели оказался в крайне противоречивом положении. С одной стороны, никакое правительство не могло себе позволить поддерживать сепаратистское движение, основанное на языковых связях, да еще так близко от собственных многоязычных границ, но, с другой стороны, ни один индийский лидер не мог себе позволить пренебречь интересами 50 миллионов тамилов. Раджив Ганди вначале надеялся решить конфликт, пригласив обе стороны на мирную конференцию в Бутан в 1985 году. Но переговоры вскоре провалились, и военные действия возобновились по всей стране. Столкнувшись с несговорчивостью Коломбо, правительство Индии прекратило все попытки помочь в разрешении конфликта и предоставило полную свободу тамилам Южной Индии, которые таким образом получили возможность помогать своим соседям в их борьбе за независимость Тамил-Илама. Так продолжалось до декабря 1986 года, когда Раджив Ганди организовал в Бангалоре трехстороннюю встречу и переговоры лидера тамильских тигров Прабхакарана с президентом Шри-Ланки Джаявардене.

Президент Шри-Ланки выразил готовность предоставить почти полную автономию тамилам в северной провинции Джаффна, однако отказался передать им власть над восточной провинцией Шри-Ланки, поскольку там они составляли большинство только в одной трети округов.

На протяжении шести месяцев после провала этих переговоров армия Коломбо неоднократно атаковала Джаффну, которая понесла огромные потери не только от авианалетов, но и фактической блокады: густонаселенная Джаффна оказалась отрезанной от поставок топлива и продовольствия. После того как военно-морской флот Шри-Ланки остановил гуманитарный конвой безоружных судов, пытавшихся доставить в Джаффну собранные в Мадрасе продовольствие и медикаменты, растущее давление со стороны жителей Тамилнада, в конце концов, заставило индийские ВВС вступить в войну и начать сбрасывать гуманитарные грузы на парашютах.

Двадцать девятого июля 1987 года Раджив Ганди и президент Джаявардене в Коломбо подписали мирное соглашение, которое привело к временному прекращению гражданской войны в Шри-Ланке. Индия послала достаточное, по ее представлениям, количество войск на соседний остров, чтобы проследить за разоружением тамильских боевиков и остановить боевые действия. Тамилам пообещали контроль над северной и восточной провинциями, по крайней мере, до тех пор, пока не состоятся свободные выборы в местные советы. Лидер тамильских тигров Прабхакаран жаловался на условия договора, но Нью-Дели убедил его смириться, хотя он, судя по всему, рассчитывал стать первым главой правительства автономных тамильских провинций. Однако радикально настроенные сингальские буддисты отказывались принимать этот договор, они видели в нем не больше, не меньше — полную капитуляцию перед имперскими претензиями Индии. Большинство беспристрастных наблюдателей признавали Шри-ланкийский договор как главную надежду на восстановление мира на этом печальном, раздираемом войной и таком прекрасном острове. Договор также означал начало нового этапа миротворческой деятельности Индии в Южной Азии. Но он был быстро забыт, тамильские тигры отказались сдать оружие и, как выяснилось, никакое давление со стороны Дели не могло заставить их сделать это. Президента Джаявардене сменил бывший премьер-министр Ранасингхе Премадаса, однако бойня в районе Джаффны на севере и в Баттикалоа на востоке продолжалась, а вскоре она достигла и юга острова. Премадаса начал требовать ухода индийских миротворцев, видя в них, скорее, дополнительный стимул к продолжению войны, нежели силу, способную восстановить мир и спокойствие. К концу 1989 года Шри-Ланку сотрясали теракты, происходившие буквально в каждом крупном городе. И когда индийские войска покинули страну — Дели вывел последние подразделения в апреле 1990 года — остров вновь оказался на краю гражданской войны. Тамильские беженцы двинулись на север, приплывая на лодках к берегам индийского штата Тамилнад. Однако их индийские братья к тому моменту уже настолько устали от насилия и страданий, что впервые за все время конфликта лодкам не разрешили причалить к берегам Индии в районе Мадраса, вместо этого их повернули обратно в Джаффну. Месяцем позже, когда Раджив Ганди был убит в Тамилнаде террористкой-смертницей из организации тамильских тигров, большинство индийцев пожалели о том, что их страна вообще вмешалась в конфликт на Шри-Ланке. Этот маленький тлеющий остров отныне должен сам разбираться в своих этнических проблемах или ему придется смириться с мыслью о разделе.

 

Афганистан

В декабре 1979 года вторжение СССР в Афганистан создало самую большую внешнюю угрозу для Южной Азии в целом, угрозу, на которую Соединенные Штаты ответили, открыто вооружая Пакистан и тайно поддерживая моджахедов (борцов за свободу). Тридцатилетний индийско-советский договор о мире, дружбе и сотрудничестве, подписанный в 1971 году, несколько приглушил ответ Нью-Дели на внезапное вторжение более 100 000 советских солдат, пересекших реку Амударья и вступивших в Кабул и Кандагар. Индира Ганди сохранила лояльность Брежневу, хотя иные советники министерства иностранных дел предупреждали ее, что если советские танки пройдут через Хайберский перевал в пакистанский Пешавар, то уже ничто не сможет их остановить, и следующим пунктом станет зона дипломатического влияния Нью-Дели.

Если вспомнить постулаты реальной политики Чанакьи, то Пакистан, как самый близкий сосед Индии, является ее традиционным врагом, в то время как Афганистан, будучи соседом соседа, — друг. А Ганди вращалась в основном в кругах хорошо знакомых с Артха-шастрой. Она должна была знать, что СССР, как сосед друга, определенно должен быть врагом Индии. Физическое присутствие такого большого количества советских войск в непосредственной близости от Хайберского перевала тревожило Нью-Дели не меньше, чем быстрое перевооружение пакистанских ВВС и бронетанковых войск американским Пентагоном. Более 100 стран-членов ООН вместе с Пакистаном и США постоянно голосовали за осуждение русского вторжения в Афганистан и настаивали на уходе Москвы из афганской пустыни. Однако Индия при таких голосованиях предпочитала воздерживаться.

К концу 1980-х индийские стратеги, точно также как век назад их британские предшественники, со страхом ждали, что советская армия пройдет через Хайберский перевал, вероятно, это должно было казаться им странной иронией истории. Раздел Британской Индии в 1947 году и последовавшие за тем индо-пакистанские конфликты вынудили обе страны держать большую часть своих войск на границе, так называемой «линии конфликта», а не на северо-западе, ближе к Афганистану, таким образом, афганская граница стала уязвима для возможных вторжений. В середине 1985 года премьер-министр Раджив Ганди занял более откровенную позицию по отношению к советскому военному присутствию в Афганистане, чем когда бы то ни было позволяла себе его мать: он призвал все иностранные силы покинуть Южную Азию. Раджив Ганди попытался реинтегрировать, пусть в малой степени, национальные осколки Южной Азии, ставшие независимыми после распада Британской империи. В декабре 1985 года главы стран Южной Азии встретились в Дакке по случаю рождения новой Южно-Азиатской ассоциации регионального сотрудничества (СААРК). Это стало первой из целого ряда регулярных встреч, на которых будет вестись постоянный диалог по региональным проблемам, будут обсуждаться конфликты и общие интересы — экономические, социальные и религиозные, а также вопросы военного сотрудничества. Раджив Ганди взял на себя ведущую роль в создании новой ассоциации, что казалось естественным ввиду размера Индии и ее ведущего положения среди семи стран-участниц организации, которая включала в себя не только Пакистан и Бангладеш, но также Шри-Ланку, Бутан, Непал и Мальдивы. Главный дуэт СААРК — президент Пакистана генерал Зия-уль-Хак и премьер-министр Индии Раджив Ганди встретились в Нью-Дели через неделю после того, как была создана новая ассоциация, и договорились о «взаимопонимании» и ненападении на ядерные объекты. Зия провел в Индии всего один день, но его визит открыл новую, более спокойную эпоху в отношениях между двумя странами, чье мучительное рождение четырьмя десятилетиями ранее сопровождалось недоверием, страхом и ненавистью и сделало реальной угрозу ядерной войны в Южной Азии в начале 80-х годов XX столетия.

Первое ядерное испытание Индия провела 18 мая 1974 года, продолжения не последовало. Объявив тогда о проведении мощного подземного взрыва, Ганди настаивала на том, что это было просто частью индийской программы «мирного атома» и что у Индии не было «никаких намерений» стать «ядерной державой». В Индии действительно работает несколько атомных электростанций, но плутониевый взрыв 1974 года мощностью в несколько мегатонн мог быть произведен только с целью испытания ядерного оружия или предупреждения соседей, Китая и Пакистана, мол, Индия находится на пороге превращения в ядерную державу и может стать таковой в любой момент, как только она того пожелает. Это заявление было правильно понято теми, кому оно адресовалось, и сразу же после того судьбоносного взрыва, который можно было услышать не только в Раджастхане, но и в Синде, правительство Зульфикара Бхутто запустило сверхсекретную программу по созданию пакистанской бомбы, той самой, что потом стали называть исламской бомбой.

Центрифуги и другое оборудование, необходимое для производства обогащенного урана и создания бомбы, было втайне закуплено по всему миру и собрано в пакистанском ядерном центре в Кахуте. Хотя самого Бхутто повесили в 1979 году, еще до того как работы над бомбой были завершены, Зия-уль-Хак, официально все отрицая, продолжил дело, которое так энергично начал его бывший патрон. Казалось, взаимопонимание, достигнутое Радживом Ганди и Зия-уль-Хаком в декабре 1985 года, значительно снизило перспективы ядерной войны в Южной Азии. Однако всего через несколько лет самолет Зия-уль-Хака взорвался в воздухе почти сразу после взлета с аэродрома в Бахавалпуре, а двумя годами позже, во время проведения предвыборной кампании, неподалеку от Мадраса был убит и Раджив Ганди. Затем, в мае 1998 года, сначала Индия, а за ней и Пакистан, стали ядерными державами, проведя по пять мощных ядерных подземных взрывов каждая.

После того как на американо-советском саммите по Афганистану было достигнуто мирное соглашение, СССР вывел свои войска и танки из Кабула. Однако в 1990 году в Пакистане еще оставалось почти 4 миллиона афганских беженцев и множество конфликтующих отрядов вооруженных моджахедов, сражавшихся друг с другом с не меньшим ожесточением, чем они воевали с армией афганского президента Наджибуллы. Исламские боевики, называвшие себя Талибан (студенты), стали настолько сильны в Афганистане, что их лидер, мулла Омар, при поддержке главаря Аль-Каиды Усамы бен Ладена, смог захватить власть в стране и ввел самые суровые религиозные законы, когда-либо существовавшие в Афганистане. Он заставил женщин носить черные одеяния, покрывающие их с головы до ног, взорвал древние статуи буддистских храмов, которым было более тысячи лет, талибы пороли мужчин, замеченных в пьянстве, и до смерти забивали камнями женщин, обвиненных в супружеской измене. Мулла Омар и Усама бен Ладен на саудовские деньги готовили мусульманских убийц в афганских лагерях. После событий 11 сентября 2001 года подразделения спецназа США при помощи лучших частей пакистанской армии и при мощной поддержке авиации начали наступление на эти лагеря террористов. Омар и бен Ладен бежали, а их место в Кабуле, под охраной американских войск, занял новый режим во главе с президентом Карзаем. Но прежде чем они смогли поймать лидеров Аль-Каиды, прятавшихся глубоко в пещерах Вазиристана недалеко от афгано-пакистанской границы, президент Буш и министр обороны Рамсфельд направили лучшие американские части из тех, что базировались в Афганистане, в Ирак, где началась катастрофическая для США война против Саддама Хусейна. К началу 2007 года движение Талибан вновь обрело силу в Пакистане и Афганистане, а миллионы пуштунов потеряли всякую веру в Мушаррафа и Карзая, которых муллы и их исламские ученики считали марионетками американских империалистов и их индийских союзников-оппортунистов.

 

Будущее

Настоящее и будущее Индии во многих отношениях продолжает и отражает ее прошлое. Река течет, принимая в себя новые потоки, новые течения мысли и новые технологии, в нее входят новые люди со своими убеждениями; но в процессе такого поглощения многие, если не все они, становятся индийцами. В то время как Мать Ганга поглощает пепел бесчисленного количества мертвых, принимая каждого из них в глубину своих мутных, но бурных вод, изменяясь без изменений, успешные современные мультикультурные центры поглощаются огромным телом индийской цивилизации. В то время как сикхи и мусульмане с упорством отстаивают свою веру и требуют большей автономии, вновь подтверждая и боясь потерять свою индивидуальность, индусское большинство Индии продолжает оставаться верным своей традиции.

Индия продолжает изменяться, но вера в цикличность изменений делает естественным все ее возвращения к прошлому, обращение к традиционным ценностям, это вовсе не то, что мы на Западе привыкли называть сползанием в прошлое. И с каждым поворотом колеса истории Индия сбрасывает с себя шелуху викторианской манерности и условности. Она смогла выйти из-под британского военного щита и сама успешно защитила свой континент и свое наследие от местных завоевателей — Маурьев и Гуптов, и от чужеземцев — Моголов и британцев. Возможно, именно потому в Индии больше, нежели где-либо еще в мире, прошлое остается прологом или, говоря на ее языке, карма продолжает созревать и плодоносить. Как написал в своем завещании Джавахарлал Неру:

Хотя я и отбросил большую часть обычаев и традиций прошлого, и я признаю, что Индия должна избавиться от оков, которые задерживают ее развитие и разделяют ее народ …Но я точно так же понимаю, что подобно всем нам, я лишь связующее звено в цепи, которая тянется к самому началу древней истории Индии… Я не хочу, чтобы после моей смерти проводились какие бы то ни было религиозные церемонии. Я не верю в эти церемонии… Я хочу, чтобы горсть моего пепла бросили в Гангу в Аллахабаде, но это не имеет для меня никакого религиозного значения… Я испытываю привязанность к рекам Ганга и Ямуна в Аллахабаде еще со времен моего детства… Особенно Ганга, это главная река Индии… символ ее вековой культуры и цивилизации, всегда в движении, вечно изменяющаяся и все же неизменная.

Хотя Неру и был неверующим в бога социалистом, его тело кремировали на Шанти Гхат, «Лестнице мира», на берегу реки Ямуна в Дели неподалеку от Радж Гхат, где шестнадцатью годами ранее кремировали Махатму Ганди. Затем часть пепла, оставшегося от тела самого прозападного индийского лидера, была перевезена его не менее современной и прозападной дочерью Индирой Ганди в самое священное место индуистской Индии — к слиянию трех наиболее почитаемых в индуизме рек: божественных Ганги, Ямуны и (невидимой) Сарасвати. Там она опустила пепел в воду, в этом Тривени у Аллахабада, под пение сотен брахманов, под ведические мантры. Но, разумеется, это не была религиозная церемония! О Индия.

Танец жизни бога Шивы продолжается, в то время как Колесо Закона Будды катится дальше, и каждый временной цикл превращает мир чистой добродетели, блаженства и золота в темный век насилия, ненависти и страданий, и все для того лишь, чтобы двигаться дальше по кругу — к свету, красоте и правде, в этот мир иллюзий. Игра Шивы продолжается до старости и смерти богов, а они стареют и умирают каждый день, и всякий день в жизни Брахмы знает радость и славу, страдание и боль человеческого существования на этой планете и в космосе под названием Индия.

Энтропия склонна к увеличению, а карма к созреванию, и это верно в Индии так же, как и везде в мире. Так прошлое цепляется за настоящее, и его проблемы, разрастаясь, гноятся и прорывают, прежде чем раствориться и исчезнуть в кислоте слез и океане Времени. Кровавое наследие Махмуда Газневи до сих пор осложняет и разрушает отношения между индусами и мусульманами, как и память о том, что сотворил в свое время Аурангзеб. Мучительные вопли в Джаллианвала-багхе, в Амритсаре и Золотом храме, в пылающей тьме «Голубой звезды» будут звучать на протяжении многих лет, и эта агония будет отдаваться эхом диссонанса и смерти. Но эта же земля породила гуру Нанака, та же генеалогическая ветвь, что породила Аурангзеба, дала миру Акбара, Будду, Ашоку и Махатму Ганди, все эти дети индийской цивилизации, столь много привнесли в мировую сокровищницу мудрости.

О Индия, кто может вообразить твои глубины или примирить твои разногласия? «Индия никогда не принадлежала к тем странам, которые легко понять, — заметила однажды Индира Ганди. — Возможно, она слишком глубока, противоречива и разнообразна, и очень немногие люди имеют нынче время и желание всмотреться в то, что кажется очевидным». Будучи самым сильным лидером современной Индии и одной из самых влиятельных женщин в истории человечества, Индира Ганди имела уникальную возможность «понимать» свою страну и ее самые глубинные течения, однако даже она, к огромному сожалению, сделала ошибку: не поняв чувства сикхов, отдала приказ начать операцию в Амритсаре, и это привело ее к гибели. Возможно, подобно самой Индии, Индира была противоречива и слишком эмоциональна, чтобы подчиняться здравому смыслу и логике, и она стала жертвой страстей слишком сильных, чтобы им сопротивляться или их избегать. Она пала жертвой всех существующих в стране противоречий, это и есть Индия. Так и «Великая Душа», Махатма Ганди, отец нации, стал жертвой страшной ненависти одного из своих «преданных» сынов-патриотов, брахманов-индуистов! Ничто в Индии не бывает таким простым, как кажется. Подобно множеству покровов-майя история скрывает современную «реальность», и всякая расхожая «истина» об этой стране-континенте по имени «Река» — ошибочна: ее хрупкая сила и ее властная слабость, красота ее бедности, обаяние ее страдающего сердца, вечная молодость ее древности, мистическое своеобразие ее души, страдания, рожденные из любви, и угасание мокши в конце каждой жизни, проведенной в поисках ключей к ее Духу.