После того как моя мать вышла замуж, я несколько раз встречала свою сводную сестру, но только после похорон узнала Джейн по-настоящему. Задолго до окончания церемонии я поняла, что если бы даже и захотела взглянуть на того молодого человека — последнее мамино «приобретение», — то потратила бы время впустую. Да, Джейн была помолвлена, но уже в пятый раз. Джейн коллекционировала мужчин. Она просто не могла иначе. И мужчинам это нравилось.

Джейн была настоящей красавицей. Взглянув на ее совершенное лицо, вы просто теряли дар речи: гладкая белая кожа, как у фарфоровой статуэтки, голубые глаза, идеальные черты лица и роскошные светлые волосы.

Странно, но люди всегда мне кого-то напоминают, и когда я узнала Джейн получше, то начала сравнивать ее со стрекозой. В одно мгновение ока она могла меняться до неузнаваемости. И у Джейн был острый язычок. Вскоре после похорон она это доказала. Когда все соседи, знакомые, друзья, любопытные и любители чужого горя покинули Уэст-Уиндоуз, — я не знала и не желала знать, был ли среди них мамин швейцарский жених, припасенный для меня, — мистер Фаррер позвал нас с Джейн в кабинет Пола, дабы, как он выразился, «прояснить ваше финансовое положение, пока не вскрыто завещание мистера Хейстингза».

— Что произошло с папиным завещанием? — допытывалась у него Джейн.

Мистер Фаррер был похож на гончую-альбиноса. Я обнаружила, что он умел лаять, но только когда хотел казаться добрым. В ярости он улыбался, как может улыбаться айсберг, грозно надвигающийся на крохотную лодку.

Услышав вопрос Джейн, мистер Фаррер рявкнул:

— Потому что незадолго до своей трагической гибели ваш отец решил изменить завещание.

— Полагаю, в пользу Бренды?

Даже злость не портила красоты Джейн. Лично меня бы улыбка мистера Фаррера заморозила на месте.

— Были сделаны определенные изменения, касающиеся миссис Хейстингз и, конечно, мисс Бренды.

— Ясно! Во всем виновата Хелен.

— Моя мать ни при чем! — не выдержала я. — Она никогда не вникала в финансовые дела Пола. Она сама мне говорила.

Джейн разразилась одним из своих бесконечных монологов:

— Хелен все продумала. Папа тратил на нее больше, чем мог себе позволить. Шубы, драгоценности, духи, путешествия! Неудивительно, что мне ничего не осталось. Теперь придется продавать его недвижимость…

— Сколько бы ни потратил ваш отец на свою жену, мисс Джейн, — прервал ее мистер Фаррер, — нищей он вас не оставил. Однако в данный момент деньги получить невозможно. Дело в том, что я пока не располагаю сведениями о его средствах.

— Отличный адвокат, ничего не скажешь!

Выпад Джейн, ничуть не испортивший ее фарфоровой красоты, должно быть, причинил мистеру Фарреру боль, потому что его улыбка стала еще шире, и я заметила поблескивавший во рту золотой зуб.

— Мисс Джейн, даже адвокат не может знать больше того, что ему рассказывает клиент.

Джейн посмотрела на него с таким видом, словно он был улиткой, случайно попавшей в ее салат.

— Даже адвокат мог бы догадаться, что мой отец тратил все деньги на свою новую жену.

— Джейн, в самом деле… — начала я. Улыбка мистера Фаррера погасла, когда он взглянул на меня.

— Не волнуйтесь, мисс Бренда, — рявкнул он. — Ваша сводная сестра немного расстроена. Я пытался объяснить, что ожидаю получения завещания. Конечно, он мог передать его кому-то другому. Я уведомил знакомых адвокатов…

— Что?! — Глаза Джейн сверкнули голубым огнем.

— Вполне обыкновенная процедура, мисс Джейн. Я обратился к коллегам-адвокатам с просьбой, если у кого-то из них есть более позднее завещание, обращаться ко мне.

Джейн злорадно улыбнулась:

— Вы хотите сказать, что папа мог передать ведение своих дел другому адвокату?

— Да, это возможно…

— Тем лучше. Потому что именно это я и собираюсь сделать, как только получу право наследования, если, конечно, там есть что наследовать. И ждать осталось всего восемнадцать месяцев, не забывайте!

— А пока, мисс Джейн, я напоминаю вам, что, согласно старому завещанию, мисс Бренда имеет право на половину усадьбы вашего отца.

— Плюс то, что припрятала Хелен!

— Не глупи, Джейн. Мама бы не сделала ничего подобного. И Пол бы ей не разрешил…

— Не верю! Папа тебя любил, не представляю только почему. На свадьбе ты выглядела таким маленьким, слабеньким существом. Я поверить не могла, что ты старше меня. Но папу именно это и привлекло. Он был словно большой ребенок. Возможно, ты напоминала ему эльфа из сказки. Я даже подумала, что он из-за этого и женился на твоей матери.

Мистер Фаррер сорвал очки и принялся остервенело их протирать. Но его глаза, не защищенные стеклами, блестели теперь еще холоднее, а улыбка стала похожа на лезвие ножа.

— Должен признать, мисс Джейн, ваш отец был своевольным человеком. Вы очень похожи на него, но, в то время как у мистера Хейстингза была просто очень сильная воля, причиной вашего упрямства является слабость характера. Нет, не перебивайте меня. Не имеет смысла продолжать этот разговор. Если у вас возникнет желание выставить Уэст-Уиндоуз на аукцион…

— Продать Уэст-Уиндоуз? — вскричала Джейн. — Ни за что на свете! Лучше пусть он обрушится мне на голову! Повторяю: Уэст-Уиндоуз не продается.

Мистер Фаррер водрузил очки на нос.

— Вы слишком взвинчены, мисс Джейн. И это неудивительно. — Он почти мурлыкал, и я бы на месте Джейн уже тряслась от страха. Но Джейн никогда не забивала свою прелестную головку заботами о чувствах других людей.

Надеюсь, у вас не сложилось впечатления, что Джейн мне несимпатична. Я ее очень люблю и восхищаюсь ею. Она первый по-настоящему безжалостный человек, повстречавшийся мне на пути, но только она этого не понимает. Просто она всегда, с самого раннего детства, считала себя центром вселенной, а все окружающие должны были выполнять малейшую ее прихоть.

Но мистер Фаррер знал Джейн намного лучше меня.

— Послушайте, мисс Джейн, мне кажется, эта утрата очень сильно на вас повлияла. Мой вам совет: поезжайте куда-нибудь отдохнуть.

Джейн закрепила сигарету в нефритовом мундштуке и извлекла из сумочки золотую зажигалку.

— Отдохнуть? — насмешливо фыркнула она. — По-моему, в нашей семье и без того было достаточно бед от этого отдыха. Никогда в жизни не поеду в Швейцарию. А что касается Ментоны…

Улыбка мистера Фаррера стала болезненной, а мешки под глазами натянулись от напряжения.

— Я имел в виду другой отдых, — промурлыкал он. — Может, стоит провести пару деньков в Уиткоме?

И тут я не выдержала:

— Да, Джейн, поезжай в Уитком! И меня возьми с собой.

— Это идеальный выход для вас обеих, — заключил мистер Фаррер. — Отдохнете, подышите морским воздухом и вернетесь к делам. А я к тому времени уже получу последнее завещание вашего отца.

В дверь постучали, через секунду она распахнулась, и в кабинет вошел молодой человек. По крайней мере, мне он показался молодым, но с такими чудовищными усами он мог быть любого возраста.

— Джейн, милая! — промычал он. — Только что узнал. Ужасная трагедия! Мои соболезнования, детка, и все такое.

Не обращая внимания на меня и мистера Фаррера, он зашагал к Джейн, прижал ее к своей розовато-лиловой жилетке, и его пальцы, похожие на отростки кактуса, обхватили ее изящные плечи. Потом он поцеловал ее в макушку. Мне это всегда казалось отвратительным, до тех пор, пока я не влюбилась в Дэвида. Теперь этот поцелуй растрогал меня, и в глубине души шевельнулась зависть, потому что никто не целовал меня в макушку и не прижимал к своему плечу.

Молодой человек поднял глаза, и наши взгляды встретились.

— Прошу прощения, — пробормотал он. — Мне кажется, мы незнакомы. Или все-таки знакомы?

Мистер Фаррер собрал бумаги, сунул их в портфель и покинул кабинет. Джейн освободилась от объятий молодого человека и повернулась ко мне:

— Гарри, милый, это дочь Хелен, Бренда. Она была на свадьбе, помнишь? Бренда, это мой жених, Гарри Флетчер.

Его усы задрожали, и он разразился не очень вежливым хохотом.

— Теперь я тебя вспомнил, Бренда.

Он не стал ничего объяснять, но я поняла, что смеется он надо мной. Над забавным маленьким эльфом, которого Пол пригласил на свою свадьбу.

После этого они перестали обращать на меня внимание. Когда мы с Дэвидом были на людях, то вели себя более сдержанно. Гарри гладил волосы Джейн, ее шею, плечи…

Фу! Если бы эти пальцы-сосиски прикоснулись ко мне, меня бы стошнило. И он был такой большой, такой толстый. Его затылок вываливался из воротника, словно кусок мяса.

Но Джейн, казалось, обожала его. Возможно, мое отвращение было всего лишь завистью, потому что Дэвид обманул меня, и теперь я чувствовала себя еще более одинокой, познав и потеряв первую любовь.

Откуда мне было знать, что все это лишь игра, что Джейн ведет себя так со всеми своими поклонниками?

Я не могла поверить своим ушам, когда вечером, зайдя пожелать ей спокойной ночи, услышала ее душераздирающие рыдания.

— Милая, что такое? — беспомощно спросила я.

Ее глаза широко раскрылись и стали похожи на две промокшие под дождем фиалки.

— И ты еще спрашиваешь!

Я обняла ее. Джейн вела себя так мужественно, весь день принимая соболезнования, и вот теперь, оказавшись наедине с собой, не выдержала и дала волю слезам.

Я обнимала Джейн до тех пор, пока ее рыдания не стихли, и когда наконец она позволила уложить себя в постель, как ребенка, мне пришлось пообещать, что я проведу лето в Уэст-Уиндоуз вместо того, чтобы возвращаться в колледж.

Именно в то лето я по-настоящему узнала свою сводную сестру. Я ни разу не была в доме, подобном Уэст-Уиндоуз. Огромная усадьба, до потолка набитая антиквариатом, с которым обращались так небрежно, словно это были дешевые безделушки. Роскошный сад и множество людей, нанятых за ним ухаживать. И Джейн, пытавшаяся быть приветливой после постигшего нас удара. Ей очень хотелось сделать так, чтобы я являлась к ней по первому ее зову, но у нее плохо получалось.

В октябре Джейн вернулась в свой пансион в Хеджуэйс, а я — в колледж святой Анны. Я бы предпочла поселиться в общежитии, но Джейн и слышать об этом не хотела.

— Это все равно что добровольно сесть в тюрьму. Такие же удобства.

— Вообще-то в нашем общежитии довольно мило. У нас отдельные комнаты.

— Но гостиная и столовая, наверное, общие?

— Конечно. И общая ванная.

— Ужас какой-то!

— Иногда это кажется довольно забавным.

— Может быть, иногда. Но, милая моя, после нашей жизни в Уэст-Уиндоуз твое общежитие покажется тебе просто ужасным. Кроме того, моим родственникам не понравится, что ты прозябаешь в общежитии, а я живу в свое удовольствие в папиной квартире. Это будет мой последний семестр в пансионе, так что ты должна жить со мной.

Я согласилась. Гарри был у нас частым гостем, и если мне так и не удалось привыкнуть к их любовным сценам, то к его снисходительному тону я все-таки привыкла. Когда перед Пасхой я слегла с гриппом, он приносил мне книжки и юмористические журналы, словно я по-прежнему была тем самым смешным эльфом, которого он встретил два года назад на свадьбе Пола.

Думаю, Джейн я мешала. Но как только отпала надобность в услугах нанятой ею сиделки, она вся преобразилась и была само участие. Мне кажется, ей было меня жалко, так же как было бы жалко бездомного щенка.

— Мы вернемся в Уэст-Уиндоуз за моими вещами, а потом я отвезу тебя в коттедж.

— Где это?

— Конечно же в Уиткоме! Когда ты сможешь туда поехать?

— В любой день.

Однако на свой звонок в Уитком Джейн так и не получила ответа.

— Ты могла бы послать открытку, — предложила я.

— Зачем посылать открытку, чтобы сообщить, что приезжаешь домой? Надо просто ехать, и все. Так и сделаем. Завтра утром.

— Письмо дойдет в это же время.

— Верно, тогда едем сегодня.

— Сегодня?

— Прямо сейчас. Чем быстрее доберемся до побережья, тем скорее ты поправишься. Боже, у меня опять разболелась голова! Ты даже не представляешь себе, насколько это ужасно — всегда притворяться такой веселой и жизнерадостной, в то время как голова просто раскалывается.

— Джейн, я не знала. Почему бы тогда нам не подождать до завтра?

— Потому что голова может не пройти, вот почему. Если бы мне только заставить себя собрать вещи…

— Я помогу.

— Бренда, ты чудо!

Я уже поняла, что головная боль Джейн была всего лишь отговоркой, чтобы не собирать вещи.

Я упаковала два чемодана Джейн, дорожный несессер и коробку для шляп. На это ушло почти два часа, так как Джейн долго не могла решить, что взять с собой. Мне она отвела на сборы десять минут.

Джейн совершенно не умеет путешествовать. Нет, конечно, она может просто сидеть и смотреть, как около нее суетится стюардесса, или валяться на палубе и часами ничего не делать. Но только если рядом есть кто-то, готовый решить за нее любые, даже самые незначительные, проблемы с багажом, билетами и паспортами.

Я мысленно попросила святого Христофора помочь нам благополучно добраться, потому что уже знала, как Джейн водит свой «ферранти».

Возможно, святой Христофор услышал мою молитву, поскольку у меня вдруг появилась потрясающая мысль.

— Давай возьмем машину-универсал. Туда можно сложить все наши вещи, и я смогу сесть за руль. Вдруг у тебя опять заболит голова?

Джейн была просто не в состоянии отказаться от этого заманчивого предложения. Я не призналась ей, что не люблю скоростей, что чувствую себя увереннее за рулем более земной машины, иначе Джейн могла бы передумать. Мне бы хотелось оказаться за рулем старомодного туристского автомобиля, которые иногда еще встречаются на дорогах Брайтона. А лучше всего — в коляске, запряженной парой лошадей. Каждый раз, стоило мне остановиться передохнуть, голова у меня кружилась от пьянящего аромата сирени. В Лондоне сирень уже давно отцвела. Правда, там я ее почти не видела, разве что в витринах цветочных магазинов.

Я никогда прежде не ездила этим путем. Мне хотелось увидеть места, о которых в детстве рассказывала мне мать. Хотелось узнать и запомнить маленькие деревушки, затерянные в изгибах петляющих дорог. Я мечтала найти церкви, о которых она говорила, постоялые дворы, где они обедали с папой, ворота, у которых останавливались, чтобы она могла полюбоваться старинным домом, садом, крестьянином за работой или играющим ребенком.

Моя мать любила людей такими, какие они есть. Возможно, поэтому ее магазин процветал.

И хотя до десяти лет я прожила в Йоркшире, мне редко доводилось покидать Уэст-Райдинг. Выходные мы проводили на западном побережье, так что восточную часть графства я знала плохо. Теперь я нарочно тянула время. Из-за прихоти Джейн мы ужинали в тот вечер не на постоялом дворе, а в блистающем ослепительными огнями придорожном ресторане из пластика и хрома, до отказа забитом посетителями. И я не возражала. Потому что мы ехали в Уитком — самый прелестный загородный дом на свете, если верить моей матери.

Когда мы добрались до места, было уже поздно. Джейн забылась тревожным сном, и, не желая ее будить, я пыталась отыскать путь сама, пропустила поворот и удалилась от дома на несколько миль.

Узнав об этом, Джейн пришла в ярость. Позднее она оправдывала свое поведение тем, что в нашем полунищенском состоянии мы не могли позволить себе зря тратить бензин.

— Поверни у станции, потом под мост, — приказала она, и я почувствовала себя таксистом-новичком, который везет первого в своей жизни пассажира.

Мы ехали вниз по крутому склону, между рядами высоких домов, громоздившихся друг за другом каменным каскадом, серебряных в свете луны и черных в тени, мимо белых изгородей и вьющихся растений, странных и жутковатых, словно на гравюре импрессиониста.

— Там есть гараж? — поинтересовалась я. — Я не вынесу, если мне придется ехать на стоянку по этой кривой дорожке.

Джейн потянулась и изящно зевнула.

— Эта кривая дорожка, Бренда, и есть главная улица Уиткома. Сверни направо, и мы на месте.

Я промолчала и, когда мне наконец удалось въехать в узкий переулок, ахнула от восхищения. Перед нами возвышался трехэтажный каменный особняк, освещенный лунным светом.

— Добро пожаловать в наше бунгало, — объявила Джейн, словно это она взмахом волшебной палочки перенесла нас туда или заставила дом появиться прямо из воздуха.

— Если это бунгало, то что ты называешь домом?

Джейн одарила меня снисходительной улыбкой:

— Да, возможно, простым людям и подходит простая жизнь.

— Впереди у нас простой отдых, так что давай будем наслаждаться им прямо сейчас, начиная с этой минуты.

Судя по всему, Джейн не разделяла моего энтузиазма. Она вытащила из кармана ключ, отперла дверь и включила свет.

— Миссис Каммерсон! — позвала Джейн.

Никто не отозвался.

— Уже за полночь, — сказала я, — наверное, она спит.

— Она не должна была ложиться. Она прекрасно знала, что я еду. Сейчас же пойди и разбуди ее!

Джейн и вправду ожидала, что я тотчас же побегу наверх и вытащу старушку из постели, чтобы она воздала нам должные почести.

— Не глупи. Не станем мы никого будить. Тебе было бы приятно, если бы тебя вытащили из постели?

— Я ведь ей плачу, не так ли?

— Не знаю. Если наши дела действительно так плохи, как ты говоришь, то это будет продолжаться недолго.

Джейн поняла, что перегнула палку, и вернулась к своему испытанному трюку:

— У меня просто раскалывается голова!

— Отведи меня на кухню. Я приготовлю по чашечке чаю. Слава богу, я умею пользоваться газовой плитой. Или у вас примус?

— Милая, мы не настолько отстали от жизни.

На кухне мы обнаружили поднос с бутербродами и печеньем и термос с кофе. Я была в восторге, и даже Джейн на миг забыла про свою головную боль.

Внезапно в доме погас свет.

— Что такое?

— Счетчик. Надо опустить шиллинг. Будь здесь миссис Каммерсон… Ненавижу непрофессиональных людей. У тебя есть шиллинг, Бренда?

Шиллинга у меня не было, и мы опять поссорились, потому что я отказалась идти в деревню и будить местных жителей, чтобы они нам помогли.

В конце концов мы на ощупь поднялись на второй этаж, освещая себе путь слабым светом карманного фонаря. Я помогла Джейн улечься, нашла свою кровать, но после этого батарейка совершенно вышла из строя. Я залезла под одеяло в кромешной темноте и тут же уснула.

Проснулась я оттого, что солнечные лучи коснулись моих век, и в первую минуту не могла сообразить где нахожусь, но, взглянув на потолок, все поняла. Такой свет мог исходить только от моря. Я ринулась к окну. Коттедж стоял на краю утеса. Внизу, в бухте, плескался прибой, а у каменного мола покачивались на волнах несколько рыбачьих лодок.

Все было совершенно так, как рассказывала мама, и внезапно мне захотелось с кем-то поделиться переполнявшей меня радостью. Я бросилась в комнату к Джейн.

— Джейн, какая прелесть! Глазам не могу поверить.

— Неужели тебе обязательно надо было врываться в комнату больного человека, словно торнадо?

— Прости, Джейн. И потом, ты же не больна.

— От тебя не дождешься сочувствия! Повторяю, я очень больна. Зачем только ты настояла, чтобы мы приехали в эту жалкую дыру?

— А мне казалось, что это я больна и именно ты захотела привезти меня сюда.

Я оглядела спальню Джейн. Да, здесь было тесновато, но зато светло и уютно. Зная Джейн, можно было догадаться, что эта спальня — лучшая в доме. Я раздвинула шторы и распахнула окно.

— Сейчас у тебя все пройдет, — объявила я и рассмеялась, увидев, что Джейн поспешно накрылась одеялом с головой. Я прыгнула к ней на кровать, не в силах сдерживать своей радости и не думая о том, что она сочтет мой энтузиазм глупым и неуместным. — Джейн, ты мне никогда не говорила, что за прелесть этот ваш Уитком.

И не успела она ответить, как я уже подбежала к окну, жадно вдыхая терпкий морской воздух, а потом попросила ее показать мне дом. Джейн утомленно прикрыла глаза:

— Десять минут, и ты все увидишь. Неужели я должна вылезать из постели и плясать от избытка радости?

— Почему бы и нет?

Джейн презрительно фыркнула.

— Мне здесь нравится, — повторила я.

— Я только что потеряла отца, — напомнила Джейн.

— А я — мать, но слезы делу не помогут. Поэтому я собираюсь радоваться жизни.

— Лично я пока удовольствуюсь чаем, если, конечно, его мне принесут. Я уже давно жду Нэнси. Похоже, здесь все совсем от рук отбились. Миссис Каммерсон прекрасно знает, что я пью чай в восемь утра.

— Не хочу, чтобы за мной бегали с чашкой. Я предпочитаю сама пойти и заварить себе чай.

По губам Джейн скользнула почти зловещая улыбка.

— Миссис Каммерсон не позволит тебе или кому-то другому путаться у нее под ногами. Если бы ты почаще приезжала в Уэст-Уиндоуз, вместо того чтобы торчать в своем жалком общежитии, то уже привыкла бы, что тебе прислуживают. Миссис Каммерсон ведет хозяйство. Ее муж занимается садом, а в свободное время ловит рыбу. А Нэнси им помогает.

Я присела на край кровати.

— И чем они занимаются, когда тебя нет дома?

— Присматривают за коттеджем, конечно. Мы ведь не хотим, чтобы этот дом пришел в полное запустение. Но если нам все же придется продавать нашу недвижимость, когда мистер Фаррер наконец доберется до завещания папы, то этот дом уйдет с молотка первым. Я много раз говорила отцу, что пора избавиться от коттеджа, поскольку мне никогда здесь не нравилось.

Джейн наблюдала за мной из-под опущенных ресниц, и я поняла, о чем она думает. Она ждала, что я попрошу ее не продавать коттедж. Она надеялась, что я приму его в качестве своей доли завещания. Мне понадобилась вся сила воли, чтобы промолчать. Я бы с радостью осталась в Уиткоме, но не хотела попасться на удочку Джейн. Я слишком хорошо ее знала. Поэтому я лишь равнодушно пожала плечами:

— Сейчас слишком рано, чтобы обсуждать дела. Лучше займусь поисками чая.

К счастью, в коттедже была газовая плита, так что мне не пришлось идти в деревню в поисках шиллинга для электрического счетчика. Я взяла поднос и направилась в комнату Джейн. Увидев меня, она вцепилась в одеяло и посмотрела так, словно я предложила ей не чай, а ядовитое зелье:

— Где ты это откопала? Нэнси прекрасно знает, что за завтраком я всегда пью из сервиза «Шелли». Миссис Каммерсон не могла забыть, что я предпочитаю зеленый чай с лимоном, а не эту гадкую индийскую смесь…

Я со стуком поставила поднос на тумбочку и налила себе чаю.

— А где ночует прислуга?

Джейн взглянула на меня так, словно я говорила по-китайски:

— Здесь, в Уиткоме, конечно.

— Именно это я и хотела выяснить. Насколько я поняла, в доме никого нет, кроме нас. Я сама заварила чай. «Шелли», «Рокингем» или простая глина — мне все равно. Взяла то, что было под рукой. И если ты хочешь есть, нам придется идти в магазин, потому что буфет совершенно пуст.

Джейн сузила глаза. На ее лице появилось такое недоверие, что она даже налила себе отвратительного индийского чая, положила сахар, перемешала и отпила несколько глотков, прежде чем к ней вернулся дар речи.

— Если ты так шутишь, Бренда, то уверяю тебя: мне ни капельки не смешно.

— Это не шутка, Джейн. Честное слово, я осмотрела все комнаты внизу, и там никого нет. А в шкафах никакой еды, кроме трех яиц, четверти бутылки молока, пачки чая, сахара и горбушки хлеба.

— Но это же невозможно!

— Давай воздержимся от обвинений, Джейн. Очевидно, что вечером здесь кто-то был. Вспомни про кофе и бутерброды.

— Миссис Каммерсон отлично знает, что я никогда не ем бутерброды.

— Однако же ты их съела, и, думаю, нам очень повезло, что мы не легли спать голодными.

— Хватит говорить со мной таким тоном! Ты посмотрела на чердаке? Возможно, Каммерсоны уехали, но Нэнси точно проспала.

— Конечно, я там не смотрела. Зачем?

— Чтобы проверить, проснулись ли они. Иди посмотри.

— Как мне туда попасть? Дверь напротив ванной?

— Это один вход. Дверь заперта с этой стороны, но ключ всегда в замке. Слуги пользуются черной лестницей, но тебе необязательно следовать их примеру.

— Очень великодушно!

— Прекрати дурачиться. Нэнси спит в одной из комнат на чердаке. Мы не стали делать там ремонт. Видишь ли, этот коттедж переделали из рыбачьего дома. Пришлось снести еще несколько домов, чтобы освободить место для сада.

— И рыбаки не возражали?

— Что за чушь? Конечно нет! Мы им хорошо заплатили. Почти все были рады убраться отсюда. Сейчас в этих местах рыбу практически не ловят, разве только туристы. Деревня вымирает, а те, кто не может заработать на туристах, едут на север, на металлургические заводы. Лично для меня так даже лучше, потому что на улицах нестерпимо воняло рыбой, когда они ловили селедку и начинали потрошить ее прямо на берегу.

Я вздохнула:

— Хотелось бы мне приехать сюда в то время. Наверное, было очень здорово.

— Вот именно, здорово. Все задыхались в дыму от коптящейся селедки и чуть не глохли от крика чаек, дерущихся за рыбьи кишки. Нет уж, спасибо. Тут и так отвратительно, но тогда было еще хуже. Так ты найдешь Нэнси? Или ты просто тянешь время?

— Лучше бы ты пошла со мной, Джейн. По крайней мере, тебя она знает.

— И какая разница? — Джейн поставила чашку и закрыла глаза, давая понять, что у нее вновь разболелась голова. Но я не попалась в ее ловушку.

— А тебе бы понравилось, если бы тебя разбудил совершенно незнакомый человек?

Джейн с упрямым видом принялась взбивать подушки.

— Поделом ей! Она давно должна была встать. Если я пойду, то вытащу ее из кровати за волосы!

Я с любопытством посмотрела на нее:

— Охотно верю.

Дверь громко скрипнула, когда я потянула за ручку и остановилась у лестницы, ведущей на второй этаж.

— Нэнси, вы не спите?

Кажется, я никогда в жизни с такой осторожностью не поднималась по лестнице. Джейн была права. Оказавшись в хитроумных лабиринтах коридоров, я почти пожалела, что у меня нет с собой клубка ниток, чтобы найти дорогу назад. Я робко стучалась в каждую дверь, но все комнаты оказались пусты.

Я вздохнула с облегчением. Скорее всего, мы с Джейн действительно одни в доме. Тот, кто оставил внизу кофе с бутербродами, давно ушел к себе.

Мне стало почти весело, когда я постучала в последнюю дверь.

— Нэнси, вы не спите? — повторила я.

Как обычно, никакого ответа. Мне очень не хотелось открывать эту дверь, хотелось сбежать вниз по лестнице и сообщить Джейн, что в доме никого нет.

Внезапно у меня в голове мелькнула мысль, что с Нэнси могло случиться что-то плохое. Ведь о таких вещах часто пишут в воскресных газетах.

— Брось, Бренда, — сказала я самой себе. — А вдруг Нэнси серьезно заболела и ждет, пока кто-нибудь не придет и не вызовет врача?

Итак, проглотив подступивший к горлу комок размером с теннисный мяч, я дрожащей рукой потянула за ручку двери, распахнула ее и заглянула внутрь.

Кровать стояла прямо за дверью, и я сразу заметила, что на ней кто-то лежит. Человек зашевелился, потянулся, и на меня взглянули удивленные серые глаза. На кровати лежал мужчина!