23

Справка особого отдела

Дополнительный отчет

Секретно

Дата: 4 июня

Номер(а) дел(а): 01-10643, 01-20054; 01-20154-А, 01-20159, 01-20161, 01-20179, 01-22390, 01-24911, 01-25212, 01-26055.

Подозреваемый: Леонард М. Райан и/или неизвестные лица

Преступление: убийство (не единичное)

Следователь: сержант Алан Дюпри

Отдел: группа по серийным убийствам

Факты. 21 мая около 11.00 детектив особого отдела Каролина Мейбри увидела белого мужчину, в котором предположительно опознала Леонарда Миллера Райана (род. 20.07.1963). В тот момент Райан подозревался в совершении двух убийств, а также в покушении на убийство и грабеже (см. прилагаемые дела). Детектив Мейбри видела, как мужчина подошел к молодой проститутке – белой, примерно двадцати лет, назвавшейся Жаклин, – с которой незадолго до того провела беседу. Чтобы удостовериться в личности мужчины, детектив Мейбри вернулась на место, где видела «Жаклин» и предположительно Райана, однако там уже никого не было.

В тот же день около 23.00 детектив Мейбри, участвовавшая в полицейской облаве, увидела белого мужчину, в котором уверенно опознала Райана. По улице, расположенной между Спрейг и Первой авеню, детектив Мейбри проследовала за объектом и на Магнолия-стрит обнаружила труп белой женщины, помещенный в холодильник. В результате расследования была установлена личность мертвой женщины – Андреа Джин Маккри, род. 13.02.1981. Причина смерти – удушение. Повреждены гортань и трахея. Огнестрельное ранение в грудь посмертно нанесено из оружия 38-го калибра. На запястьях остались следы веревок, однако признаки сексуального насилия не обнаружены. У этой жертвы тоже обломаны ногти нескольких пальцев, что, возможно, говорит об оказанном сопротивлении, но под сохранившимися ногтями образцы тканей не найдены. Маккри принадлежала к «группе риска» – наркотики, проституция. Вскрытие определило приблизительную дату смерти как 14 мая, то есть за семь дней до момента обнаружения тела. Два нечетких отпечатка пальцев, найденных на дверце и/или ручке холодильника, совпали с отпечатками Леонарда М. Райана.

Примерно пятью часами позже, в 04.50 22 мая, поступил звонок на сотовый телефон детектива Мейбри. Женщина, опознанная детективом Мейбри как «Жаклин», заявила, что белый мужчина, владелец красного автомобиля, пытался ее задушить. Потом она видела, как другая проститутка по кличке Риса села в эту машину. Передав информацию патрульным нарядам, детектив Мейбри проехала к мотелю в районе Ист-Спрейг, однако ни «Жаклин», ни «Рисы» там не оказалось. Попытки установить личности и местонахождение этих проституток, а также местопребывание Леонарда Райана результатов не дали.

В последующие две недели оперативная группа сосредоточилась на Райане как главном подозреваемом в нераскрытых делах об убийстве минимум четырех и исчезновении двух проституток. После публикации в местной газете (см. прилагаемую статью «Улицы страха: полиция не особо усердствует в поимке маньяка») мне велели представить данный отчет о проделанной работе и объяснить явную затяжку в составлении профиля преступника. Во исполнение последнего я попросил помощи у отдела поведенческого анализа и командировал детектива Каролину Мейбри в Новый Орлеан, Луизиана, – побеседовать с отставным аналитиком ФБР.

Предыстория. Ленин Райан – главный фигурант в деле об убийстве Кевина Хэтча по кличке Паленый, совершенном 28 апреля. Хэтч и фигурант, проводившие наркосделку, пытались бежать от сотрудников особого отдела. Спасаясь от преследования, Райан сбросил подельника в реку Спокан. Тело Хэтча не найдено, он числится мертвым. Райан сбежал (см. дело № 01-10643).

В тот же день меня и детектива Полларда вызвали на убийство, совершенное на Саут-Стоун, 900. Смерть потерпевшего наступила в результате травмы головы, нанесенной тупым предметом; газовый ключ, орудие убийства, найден на месте преступления. Жертва – Алберт Стэнхаус, род. 01.07.1937. Расследование выявило, что он приходился дядей Леонарду Райану. По фотографии соседи опознали Райана в молодом человеке, который поссорился со Стэнхаусом, а затем уехал в его машине. Позднее автомобиль обнаружили на стоянке грузовиков на 395-м шоссе (см. дело № 01-20159).

29 апреля Дэниэл С. Меллинг, род. 04.09.1962, владелец ломбарда на Норт-Дивижн, 900, подвергся ограблению и получил огнестрельную рану в лицо. По фото он опознал Райана в человеке, который в него стрелял, а перед тем предъявил квитанцию на браслет, заложенный проституткой, впоследствии убитой.

Независимое расследование, проведенное мной и детективом Поллардом, установило личность этой проститутки, находившейся в связи с Леонардом Райаном, – Шелли Нордлинг, род. 16.09.1972 (см. дело № 01-20161). В 1996 г. Нордлинг вместе с Райаном была арестована за хранение наркотиков с целью сбыта и дала показания против него. В конце 1999 г.

Нордлинг перебралась в Спокан, где занималась проституцией. 8 февраля сего года она была убита, ее тело нашли неподалеку от места, где 21 мая также обнаружили труп. Райан не подозревается в ее убийстве, поскольку в то время отбывал наказание в Ломпоке, Калифорния.

Райан освободился 5 марта и тотчас нарушил правила УДО. С тех пор его местонахождение неизвестно. Экспертное заключение и опрос свидетелей (см. прилагаемые протоколы) позволяют датировать смерть первой жертвы 1–2 апреля, когда Райан уже был на свободе.

Дэвид Нордлинг, приемный отец убитой проститутки, проживающий в Ричмонде, Калифорния, показал, что примерно 16–18 марта под видом полицейского к нему явился человек, соответствующий описанию Райана. Мистер Нордлинг отдал ему обувную коробку с личными вещами приемной дочери, полученную от споканской полиции. Позже коробка была обнаружена возле холодильника, в котором 21 мая нашли труп Андреа Маккри.

Не представляется возможным с уверенностью определить местонахождение Райана в период с 20 марта по 4 июня – времени убийства четырех и исчезновения двух проституток.

Текущая стадия. Продолжается расследование. После отработки множества версий установлен главный подозреваемый – Леонард Райан. Возможный мотив для убийств – гибель Шелли Нордлинг, смещенный гнев (см. определение в прилагаемых материалах ФБР, полученных от отдела поведенческого анализа).

После критики в местных средствах информации руководство полицейского управления предложило мне извиниться перед спецагентом ФБР Джеффом Макдэниэлом за мои «грубость» и «безразличие» к его обаянию и уникальным талантам. Кроме того, мне велели связаться с Кёртисом Блантоном, бывшим сотрудником ФБР, ныне консультантом по вопросам правопорядка. Дано указание от обоих специалистов получить их оценки почерка и методов преступника, подтверждающие, что главный подозреваемый определен верно. С этой целью детектив Мейбри, безупречно работающая в группе, вылетает в Новый Орлеан, Луизиана, дабы получить экспертное заключение мистера Блантона и его общую оценку расследования.

Рекомендация. 2 июня по телефону я связался со спецагентом Макдэниэлом в Сакраменто, где он оказывал помощь в расследовании серийных убийств. Мистер Макдэниэл принял мои извинения и уведомил, что нашим делом сможет заняться не раньше чем через месяц. В тот же день я телефонировал Кёртису Блантону, и тот в недвусмысленных выражениях известил об отсутствии интереса к нашему делу, а также пренебрежении к усилиям группы. После этого я рекомендовал уважить занятость мистера Макдэниэла и просьбу мистера Блантона оставить его в покое и самим «поднатужиться». Однако через два дня начальство, не поставив меня в известность, переслало мистеру Блантону все материалы дела, из чего я заключаю, что мою предыдущую рекомендацию восприняли как кучу дымящегося дерьма, и посему прошу пардону, если недостаточно тужусь, выдавая очередную порцию бессмысленных мнений.

Дополнение. Сегодня, 5 июня, в 08.00 меня известили, что ночью Дэниэл Меллинг, хозяин ломбарда, умер от осложнений, возникших в результате ранения. Обвинение против Леонарда Райана в покушении на убийство переквалифицировано в обвинение в убийстве первой степени.

 

24

В детстве Каролина называла восход «Мистер Розовое Солнце». Ей нравилось удивление отца, когда утром, спускаясь по лестнице, он видел свою раннюю пташку: закутавшись в одеяло, в пижамке-комбинезоне она сидела на подоконнике и ловила мельчайшие перемены в оттенках горизонта, отмечавших рассвет. С годами ее увлечение восходом стало исследовательским – она пыталась зафиксировать точный момент наступления утра. Каролина приказывала себе сосредоточиться, но каждый раз отвлекалась на всякую мелочь вроде причудливого облака, сосновой хвои или росы на лужайке, и момент ускользал, а он-то, возможно, и был решающим, поди знай. Ее словно обкрадывали, а сгинувшие моменты казались предостережением: отвлекаясь на житейские мелочи, можно проморгать саму жизнь. В следующий уик-энд Каролина еще затемно усаживалась на подоконник и, сосредоточенно вперившись в горизонт, впадала в некое подобие транса.

По лестнице спускался отец, заправляя в штаны фланелевую рубашку, которую носил по выходным, а она смотрела и смотрела на горизонт, хотя в глазах уже все сливалось. Сморгнув огненные пятна, Каролина улыбалась отцу, и они, если была суббота, надевали куртки и вдвоем выходили на улицу Мама и брат еще спали, на востоке догорали угольки рассвета.

«Поразительно, – иногда говорил отец. – Девяносто пять процентов людей пропускают самые красивые минуты дня».

Маршрут субботних прогулок лежал через мост на Монро-стрит. Одна ладошка Каролины пряталась в отцовой руке, а другая бежала по бетонным перилам, сквозь балясины которых мигал водопад.

«Высокая вода», – говорил отец. Или: «Запоздалый сброс». Или: «Наверное, перекрыт водосток». Или еще что-нибудь, но его замечания никогда не повторялись. Он столько всего знал о плотинах и воде в разные времена года. Они переходили через мост, и Каролина оборачивалась к плотине, подманившей к себе реку. Однажды увидела, как мусор – пустые бутылки и картонные коробки – кружится в водовороте и исчезает за краем плотины.

В бакалее отец покупал газету, рогалики себе и маме, пончики Каролине и Питеру, и тем же путем они шли обратно. Каролина знала, что отведает пончик не раньше чем пробудится братец-соня, но не роптала, потому что ее ждали еще час с папой и откровения зарождающегося дня.

Рука Джоэла легла на ее плечо и вернула в реальность.

– Все хорошо?

В зале вылета Каролина, завороженная восходом на горизонте, стояла у большого окна.

– Проморгала, – усмехнулась она.

Джоэл обернулся к выходу, где посадка только началась:

– Да нет, еще пропускают тех, кто в хвостовом салоне.

Каролина посмотрела на него. Джоэл прятал глаза, точно ребенок, который боится сказать что-нибудь невпопад. Она взъерошила ему волосы – пальцы ее пробежали, словно ветерок по стерне.

– Я думала о другом.

Джоэл кивнул, но не спросил – о чем.

– Книги не забыла?

Каролина открыла сумку и достала две книги в мягком черном переплете с одинаковыми фотографиями на задних обложках: слегка косоглазый и весьма толстый Кёртис Блантон, ведущий специалист по серийным убийствам, бывший агент ФБР. Он сделал себе имя на изучении и допросах психопатов, самым известным его подопечным был Тихоокеанский Убийца, взявший в привычку мусорить на Тихоокеанском шоссе мертвыми шлюхами. Сейчас Блантон находился в свободном полете – сотрудничал с полицейскими управлениями и выступал консультантом в кино и на телевидении. Написал две книги – «Охота за самыми известными американскими убийцами» и «Отлов самых известных американских маньяков». Каролину замутило, едва она собралась глянуть эти творения в интернете. Вместо имени автора набрала в поисковой строке «серийный убийца». Результат: издано восемьдесят шесть книг о серийных убийцах. Заголовки вопили: «потрясающие» и «кошмарные» убийцы, «невероятные» и «сногсшибательные» истории. Энциклопедия серийных убийц. Коллекционные карточки. Самиздат практического пособия. Вместо рабочей информации целый литературный жанр. Городская зараза обернулась бурно развивающейся отраслью. Сейчас какой-нибудь Жаклин цена баксов двести в день, пока не увянет, не загнется от СПИДа и гепатита или не схлопочет пулю взбешенного болта. Но если она попадет в лапы чудовища, может удостоиться главы в подобной книжонке или даже стать собирательным образом в минисериале.

Книги Блантона доставили два дня назад. Описания серийных убийств опротивели мгновенно. В них было столько узнаваемых деталей, что сочинения эти выглядели чуть ли не предсказанием. Мало того, они представляли собой странную смесь смачных подробностей и психиатрических гипотез, состоявших из наобум спаренных терминов популярной психологии: «психосексуальная объективация», «модель посткоитально-посмертной одержимости».

Каролина кинула книги обратно в сумку.

– Чем без меня займешься? – спросила она.

Джоэл пожал плечами:

– Потусуюсь. Может, с Дереком и Джеем полазаю по скалам. Буду ждать тебя.

После смерти ее матери он стал очень внимателен. А после короткого визита отца просто милым.

Может, папа ему что-нибудь сказал? Типа, ты уж поласковей с моей девочкой.

Джоэл поцеловал ее так нежно, что Каролина чуть сморщилась. Она пошла к выходу, опять вспоминая отца. Раньше в деловые поездки его провожали всей семьей. Уходя на посадку в самолет, он всякий раз оборачивался на полпути и махал одними пальцами, как машут ребятишкам. Последний раз Каролина сама отвезла его в аэропорт. Они хотели разобрать мамины вещи, но тут ее подключили к группе Дюпри, и выходные пропали. Разборкой решили заняться летом, Каролина обещала, что в августе возьмет отпуск. Но все равно казалось, будто они сделали нечто важное, и Каролина немного простила отца. По крайней мере, так ей казалось, когда на полпути в посадочный рукав отец обернулся. Каролина ждала, что он ей помашет, но отец лишь печально улыбнулся. Его обтекали другие пассажиры. Долгие секунды он смотрел на нее, потом скрылся.

– Мэм? – Контролерша ждала билет, и второй раз за утро Каролина вырвалась из хватки воспоминаний. Она подала талон, закинула сумку на плечо и пошла в самолет. На полпути в рукав обернулась, чтобы помахать Джоэлу. Но тот уже ушел.

 

25

Девчонка-вратарь шла прямо на Марка Дюпри. Парой финтов он освободился от опеки, вышел в свободную зону и собрался пробить, и тут девчонка покинула ворота и пошла на него, как и положено вратарю. Правда, одиннадцатилетние голкиперы редко следовали правилу. А эта пошла. Осклабившись брекетами и сузив глаза. Девчонка шла прямо на Марка. Большая.

– Бей! – крикнул тренер, но Марк замер: вес тела на одной ноге, другая носком уткнулась в газон – пластмассовый супергерой в миг бездействия. Девчонка, вышедшая из ворот, его обездвижила. Словно кто-то поставил фильм или игру на паузу, отлучившись в туалет.

Однако через пару секунд нерешительность сменилась страхом. Марк заставил себя очнуться и, сместившись вправо, ударил по мячу. Подоспевшая девчонка ударила с ним одновременно. Казалось, кто-то грохнул в барабан, а мяч застрял, зажатый двумя ступнями. Инерция протащила Марка вперед, и он, кувырнувшись через девчачью ногу, навзничь грохнулся на газон. «Футбол – дрянь, – подумал Марк. – Лучше бы играл в бейсбол, как в прошлом году».

Он психанул и кинулся вслед за черно-белым мячом, от вратаря перелетевшим к защитнику и дальше к славному пареньку из «Пик», который, по слухам, уже щупал девчонку, взрослую семиклассницу, а сейчас мчался по правому краю. Тренер учил не гонять мяч «сломав голову» или чего там, а играть позиционно, но Марк – морда красная, зубы стиснуты – забыл все наставления и, пыхтя как паровоз, летел к своим воротам.

В центре поля его настиг зычный вопль тренера: «Дюпри-и-и!!!» – но Марк им пренебрег и продолжил погоню. Славного паренька, изготовившегося к финту, он нагнал уже в своей штрафной и с разгону в него врезался в лучших традициях американского футбола. Второй раз за последние полминуты Марк оказался на газоне. Рядом лежал оглушенный соперник с расквашенной губой. Вдруг захотелось поинтересоваться, как это – щупать девчонку.

Судья назначил пенальти и показал Марку желтую карточку. Тренер испепелил его взглядом, но Марк украдкой смотрел на зрителей, надеясь отыскать отца. Наконец он его разглядел в кучке родителей с видеокамерами: отвернувшись от поля, отец, жестикулируя, говорил по дурацкому мобильнику. Тренер выпустил Эндрю, а Марк побрел за боковую линию.

– И чего ты добился, гоняя сломя голову? – сказал тренер. – Ты уже пятиклассник, Дюпри. Пора поумнеть.

Марк плюхнулся на ящик-холодильник между тренером и отцом, который так и стоял спиной к полю.

– Да, я обороняюсь, – говорил он в телефон. – И вы бы оборонялись, если б через вашу голову просили какого-то отставника оценить вашу работу. – Отец помолчал. – Я знаю, кто он такой, я смотрю телевизор. Послушайте, лейтенант, я обратился к нему за помощью, но он четко ответил, что у него есть дела поважнее. – Пауза. – Он со мной разговаривал, как рок-идол с фанатом. А я, значит, вынужден посылать своего лучшего сотрудника в Луизиану, чтобы мистер Тюфяк прочел наши рапорты, поковырял в жирной заднице и выдал психологическую белиберду про то, как Ленни Райан сдвинут на шлюхах. Да пошел он на хер!

Марк глянул на других родителей. Кое-кто обернулся, когда отец возвысил голос, и, посмотрев на Марка, вновь отвернулся к полю. Славный паренек из «Пик» утер кровь, установил мяч и пробил пенальти как последний слабак: мяч прошел в пяти футах от правой штанги. Марк опять посмотрел на отца. Раньше тот никогда не ругался. Только однажды сказал «бляха-муха», когда Марк уронил машинку в систему рециркуляции воздуха. Другие взрослые матерились, и это всегда выглядело как-то странно – словно они чокнутые или уголовники. А может, хотели выпендриться перед одноклассниками своего сынка. Марку было неприятно думать, что и отец такой же.

– Я не оправдываюсь. – Отец потер лоб. – Но когда я прочел письмо начальства, где оно лижет задницы хмырям из ФБР… наверное, меня занесло.

Без брани разговор казался скучным. Видимо, отец говорил о делах, из-за которых теперь жил на съемной квартире. Возможный развод родителей не особо пугал. Поначалу-то Марк взъерепенился, но потом увидел, что мать не сильно горюет, а отец по-прежнему водит его и Стейси поесть пиццы и гамбургеров. И потом, некоторые ребята, чьи родители развелись, получали еще больше подарков – вот, скажем, кузине Андреа купили телефон и игровую приставку.

– Если б Райан был в городе, мы бы давно его взяли. – Отец шагнул дальше от поля. – Он сбежал, ему нет смысла тут оставаться. Но даже если он здесь, каким образом жирный отставник, который торчит в Новом Орлеане, поможет нам его поймать? Вы слишком уж полагаетесь на федералов.

Скукота. Из ящика-холодильника Марк достал упаковку сока. Выпил. Покосился на тренера – может, вернет в игру? Но тот даже не глянул в его сторону.

Заканчивая разговор, отец подошел к скамейке запасных. Он говорил Марку, что из дома уходит временно – мол, вернется, как только они с мамой «кое в чем разберутся». Однако не похоже, чтоб они в чем-то разбирались, – просто избегали друг друга, и все. Марк заходил к отцу – квартирка вроде нормальная, только по кабельному мало чего – и потом не знал, стоит ли говорить матери. Они с ней как будто вели нескончаемую игру, притворяясь, что отец умер. Отец иногда спрашивал о матери, но как спрашивают о больном, не особо интересуясь ответом. «Как мама?» – «Хорошо». – «Вот и славно».

Брайан сказал, что теперь отец заведет себе подружку. Марку мысль понравилась – может, увидит ее в одних трусах или еще чего. Но пока подружка не появилась, и, похоже, отец не собирался никого заводить.

– Это была шутка, лейтенант. Маленькая шутка в сухом отчете. – Отец послушал собеседника, кивнул и раз-другой хмыкнул. Мимо Марка он прошел к кромке поля и остановился меж двух родителей с видеокамерами. – Нет, сейчас явиться не могу. Я смотрю, как мой парень играет в футбол. Завтра первым делом. Сразу к вам.

Отец отключил телефон и сунул в карман. Потом, приняв беззаботный вид, сосредоточился на игре. «А ведь он и не знает, что меня заменили», – злорадно подумал Марк. Он смотрел, как отец взглядом обшаривает поле и постепенно понимает, что там нет того, ради кого он пришел на матч.

Это даже хорошо, что Марка заменили. А то бы и не узнал, что отец болтал по телефону и все пропустил. Потом сказал бы, что Марку не хватает игровой дисциплины, что нужно раньше отдавать пас и прочую муру, и Марк все принял бы за чистую монету. А по правде, отец даже не видел этой дурацкой игры. Поразительное открытие печалило и наделяло властью. Отец озадаченно вертел головой, и Марк уже хотел спрятаться за тренера, чтобы продлить удовольствие. Но тут отец обернулся и, увидев сына верхом, ухмыльнулся:

– Вот те на. Что за дела?

Марк только пожал плечами. Отец смотрел на него, и взгляд его стал странным, каким, вероятно, был взгляд самого Марка. Взгляд человека, вокруг которого все изменилось, и он умывает руки.

– С тобой все нормально? – спросил отец.

Все было прекрасно, но Марк, не ответив, уставился на поле.

 

26

Бургунди-стрит воняла. Конечно, слабее, нежели Бурбон-стрит, где по булыжникам струился ручей извергнутых коктейлей, однако и здесь витало зловоние Французского квартала, жарким влажным потоком омывавшее узкие улочки, опоры провисших балконов и строй обветшалых домов. На углу Бургунди и Дюмэйн-стрит молодой белый парень – солнечные очки, куртка метрдотеля, плавки и шлепанцы – из садового шланга поливал тротуар, явно не стремясь навести чистоту, а лишь перемещая неопределимое месиво подальше от парадного входа.

– Эй, милашка! – Парень подмигнул, словно не блевотину смывал, а играл на пианино или в спортзале качал мышцы. – Куда разогналась-то?

Каролина даже не взглянула на него, пребывая во власти мысли, целый день ее изводившей: Французский квартал расположен ниже уровня моря. Как ни старалась, она не могла уразуметь того, что противоречило всем ее знаниям о воде. Здешняя жизнь была столь вялой, что невольно вспоминалось подводное царство. Днем, убивая лишний час, на пассажирском пароме Каролина прокатилась по мутной Миссисипи и поразилась невзрачности великой реки, отнюдь не придававшей четкости окружающему миру Река текла в ритме вялого города. Спокан, хоть и был меньше, пробивал себе путь сквозь базальт и гранит и своей бурной суровостью, контрастной городу, напоминал укрощенного, но все равно опасного зверя. А вот Миссисипи была опасна, как городской квартал. Даже, наверное, меньше.

Услышав позади шаги, Каролина поняла, что метрдотель за ней увязался.

– Чё ж мы такие грубиянки, – сказал он.

Каролина резко развернулась, и парень чуть не налетел на нее. По опыту она знала, что большинство мужчин не выдерживают прямого взгляда. Парень был из их числа и тотчас стушевался.

– Не хочу быть невежливой, но я спешу, – четко выговорила Каролина без намека на извинение. И пошла прочь.

Парень опомнился, когда она отошла шагов на шесть.

– Ладно, ты знаешь, где меня найти! – крикнул он вслед.

Каролина свернула на Сент-Филип-стрит и на углу увидела бар «Кузня Лафитта» – от времени потемневшее деревянное строение, похожее на конюшню, которой некогда и было. Табличка извещала, что это старейшая таверна в Америке. Дом как будто кичился своей мрачностью и облупившейся краской. Входная дверь имелась, а вот окон не было, и оттого внутренность бара напоминала дупло, выдолбленное в стволе доисторического дерева. На столах мигали свечи, и Каролина остановилась в дверях, давая глазам обвыкнуться. Вскоре она разглядела узкую барную стойку, миксер для «ураганов» и «зомби», кассовый аппарат и два пивных крана. Единственная электрическая лампа над стойкой освещала кассовый аппарат, на который смотрело и око видеокамеры, стерегущее вороватых барменов. Камера стала полной неожиданностью, и Каролина присмотрелась к залу. Теперь она увидела и другие источники света: неоновые стрелки на полу, указующие выход, и лампочки, освещающие лестницу на задах бара. Хозяин постарался спрятать все лампы и камеру, дабы вопреки противопожарным предписаниям сохранить для туристов старинный полумрак.

– Мисс Мейбри?

Кёртис Блантон оказался еще грузнее, чем на фото с обложки, особенно в области шеи, в которую впился расстегнутый воротничок рубашки. Пухлой правой рукой он болтал стакан с коктейлем (бурбон и еще что-то), левая покоилась на массивном загривке. Коротко стриженная борода, круглые очки, полыхающие мясистые щеки. Блантон встал и подал руку.

– Спасибо, что согласились встретиться, – сказала Каролина.

Она ожидала увидеть, что папки с делом разложены на столе или кипой высятся на стуле, но перед Блантоном стоял только стакан. Каролина села напротив, Блантон подал знак бармену.

– Впервые в Новом Орлеане?

– Да. Здесь мило.

Блантон окинул ее взглядом:

– Не слишком жарко?

– Нет, хорошо.

– Но здесь жарче, чем в Спокане, – сказал Блантон, и Каролина отметила, что произнес он верно, многие говорили «Спокейн».

– Вы бывали в Спокане? – спросила она и тотчас поняла, что сморозила глупость.

Блантон огорченно усмехнулся, как учитель, обнаруживший, что ученик не сделал домашнюю работу:

– Я работал по Убийце с Грин-Ривер. Один подозреваемый жил в Спокане.

Уильям Стивенс, вспомнила Каролина. Квитанции кредиток подтвердили его алиби. А потом он взял и умер. И все равно бытовало мнение, что на его совести несколько жертв. В своей книге Блантон писал: он не считает Стивенса виновным, хотя почерк Убийцы с Грин-Ривер говорил, что не все сорок девять убийств совершены им.

– Конечно, надо было сообразить, – сказала Каролина. – Я прочла ваши книги.

– В самолете? – Блантон допил коктейль и помахал бармену стаканом.

Каролина хотела соврать, но раздумала:

– Да, в самолете.

Блантон покачал головой:

– Когда ваш руководитель… как его, Дюпри?

Каролина кивнула.

– Когда сержант Дюпри попросил консультацию, я ответил, что занят. Но ваш замначальника, с которым мы пересекались по делу Грин-Ривер, все равно прислал материалы. У меня, говорю, нет времени рыться в папках, а он – ничего, говорит, мы пришлем детектива, который все разжует и положит вам в рот. Меня, говорю, вырвет. Не страшно, отвечает. Я, говорю, не гарантирую, что хотя бы пролистаю материалы.

Бармен принес очередной стакан и взглянул на Каролину. Та помотала головой.

– Но вы их глянули? – спросила Каролина.

Блантон посмотрел на нее и уставился в стакан:

– Он белый. Возраст от двадцати четырех до сорока восьми. Ездит на американском седане. Женат не был. Эректильная дисфункция. Родом из вполне обеспеченной семьи, внешне добродушен и спокоен, но это не так. Травма, связанная с матерью. Покопайтесь – может, что-то явное, типа смерти или развода, или неявное, типа застал матушку во время полового акта. – Блантон усмехнулся. – Он смеется над тем, над чем смеяться не принято. Возможно, в детстве часто переезжал, или его лупили, или имело место нечто совсем простое типа позднего созревания. Но с рождения он классический свой/чужой и, пожалуй, не дает разбежаться своим тараканам, хотя по правде… – Блантон смолк и прихлебнул из стакана.

Каролина хотела достать диктофон, но Блантон покачал головой:

– Не надо. Лучше выпейте. Терпеть не могу пить в одиночку.

– Тогда я выпью «гибсон».

Блантон допил свой коктейль, точно воду, и подозвал бармена:

– «Гибсон» для дамы, мне повторить.

Бармен исчез.

– Я не работаю над двумя делами сразу, мисс Мейбри. Потому и ушел из ФБР. В каждом деле свой язык, свое содержание. Помогать в вашем деле отсюда все равно что давать прогноз вашей погоды. Сколько у вас женских жертв?

Каролина отметила странный речевой оборот. Бармен поставил перед ней бокал с «гибсоном».

– Четыре верных. Кого-то, возможно, не обнаружили.

– Сколько из них шмар?

Каролина моргнула, но не отвела взгляд. Может, это проверка – как, мол, она реагирует на жаргон? В своих книгах Блантон прибегал к иным формулировкам, сухим и бесстрастным: «исступленная ярость проявлена через внедрение инородных предметов» и тому подобное.

– Все, – ответила Каролина. – Все проститутки.

– Сколько хронических наркоманок?

– Все.

Блантон ее разглядывал.

– Составить профиль довольно просто, мисс Мейбри. Изучаешь место преступления и создаешь полный портрет. Но тут…

Из кармана пиджака он достал фотографию и подал ее Каролине. Этакий школьный снимок на фоне синей драпировки в блестках. Девочка с брекетами, не старше двенадцати.

Блантон сыпал цифрами:

– За последние три года девятнадцать жертв в Новом Орлеане. Двенадцать проституток, пять наркоманок, сидевших на героине или кокаине, одна студентка и вот… – он щелкнул по фотографии, – пятнадцатилетняя девочка, которая смылась из дома на студенческую вечеринку в Тулейне, но, понятное дело, до места не добралась. – Блантон забрал снимок. – Все женщины добровольно сели в машину, всех оглушили и отвезли на болота. Примерно половина умерли от побоев, но другие были живы и, вероятно, в сознании, пока длилась эта кошмарная поездка. А теперь представьте моего субчика на болотах, а?

В последней фразе послышалась каджунская манерность. Снова помахав бармену пустым стаканом, Блантон без паузы продолжил:

– Ну вот, в одних случаях женщины живы. В других мертвы. Представили?

– Допустим.

– Как вы считаете, он по-разному себя ведет с живыми и мертвыми?

– Я не знаю.

– Как вам кажется?

– Наверное, вынужден по-разному.

– Наверное. Однако нет. Отметьте эту деталь. Ему все равно, живы они или мертвы. Плевать. Живых и мертвых он за волосы вытаскивает из машины. Насилует в вагину, потом в анус, затем все повторяет, но уже каким-нибудь предметом – обрезком трубы или, там, монтировкой…

Каролина все же отвела взгляд.

– Затем он принимается их избивать, но не монтировкой, а камнем или палкой, какие найдет. Вот тогда он убивает тех, кто еще был жив. Затем опять насилует, в том же порядке. Наконец придает жертвам позы – раздвигает им ноги и скрещивает руки на груди. Как долго он возится с каждой жертвой?

Каролина покачала головой, не в силах произнести ни слова.

– Ну же, сколько времени у него уходит?

Она опять покачала головой.

– От четырех до шести часов. Нет, понятно, возни много – изметелить, отдрючить, придать позу. Но от четырех до шести часов между первым и вторым совокуплением?

Бармен принес новый стакан, который Блантон, сделав паузу, осушил в два больших глотка.

– Дел невпроворот, но от четырех до шести часов? Чем же он занят в остальное время?

Каролину уже мутило, однако Блантон пялился на нее, не отпуская с крючка. Каролина сморгнула:

– Колесит по округе. Или сидит около жертвы. Накапливает ярость или что там у него. Фотографирует. Может, раскаивается.

– Ага. – Блантон покивал, словно радуясь достигнутому соглашению. – Вот и я так думаю. – Он вроде как немного смутился, сообразив, что в разговоре его книжное «совокупление с жертвой» превратилось в «изметелить и отдрючить». – Вы знаете, что я ответил, когда ваши попросили меня о консультации?

– Что вас это заинтересует, если убиты не только шлюхи.

– Что еще?

– Или если будут новые трупы.

– Именно так я сказал?

Каролина смотрела в свой бокал.

– Сержант Дюпри передал, что самонадеянный хмырь велел его не беспокоить, пока не достигнем двузначных чисел.

Блантон улыбнулся, одобряя точность изложения:

– Да, вот так я и сказал. Двузначные числа. Вы любите бейсбол, мисс Мейбри?

– Нет.

– Бейсбол – это сплошь статистика. Вот что мне в нем нравится. Цифры. У вас кучка трупов, это низшая лига. Здесь у меня девятнадцать штук. Высшая лига. Тридцать один труп ждет меня в Ванкувере. Всего двенадцать в Детройте, но там две домохозяйки. А Сиэтл, Грин-Ривер… Блин, сорок девять трупов! Это же Димаджио. Бил пятьдесят шесть игр подряд. Никто не превзойдет этот рекорд. Во всяком случае, в США.

Каролина смотрела в стол, пытаясь сохранить самообладание.

– Вы понимаете, зачем я это рассказываю, мисс Мейбри? В двух дюжинах американских городов действуют серийные убийцы, которые охотятся на женщин того сорта, что интересует вашего подозреваемого. Наркоманки, шлюхи, бездомные. Они – корм, который мы кидаем чокнутым ублюдкам, чтобы они не трогали наших секретарш, домохозяек и пятнадцатилетних дочек… Пусть это грубо, но вам следует знать: мне недосуг заниматься всеми. И некогда быть вежливым. – Блантон поерзал, словно не сумел точно выразить свою мысль. – Ваша первая убитая проститутка, напомните…

Его речевая манера сбивала с толку: от «шлюхи» к «шмаре» и далее к «проститутке», от каджунского диалекта к этакому среднезападному и далее к интонациям клинициста с Восточного побережья.

– Ребекка Беннетт, – сказала Каролина.

Блантон замахал мясистой рукой, будто имена нарушали правила игры:

– Я не об этом. Как?

– Задушили, потом пристрелили. Труп бросили у реки.

Блантон кивнул:

– И что предприняла полиция Спокейна? – Теперь он неверно произнес название города. – Что она сделала по этому кошмарному преступлению?

– Тогда я еще не работала в группе.

Блантон был явно разочарован.

– Ничего особенного, – сказала Каролина. – Один следователь, обычный осмотр места происшествия.

– А если б жертвой стала домохозяйка?

Каролина вздохнула:

– Месяц опрашивали бы соседей.

– Верно. А по последней жертве? – спросил Блантон и сам же ответил: – Создали спецгруппу, привлекли ФБР, лазеры-шмазеры, компьютеры и прочее шапито. Объявили большое вознаграждение, провели кучу бессмысленных допросов. По сравнению с первой жертвой активность возросла раз в десять? В двадцать?

Каролине казалось, что она не беседует, а боксирует с Блантоном, и тот отправил ее в нокдаун.

– Не знаю… в двадцать, наверное.

– Все верно. – Блантон отсалютовал стаканом, словно что-то доказал. – Выходит, жертва номер пять важнее первой. Теперь представьте, насколько важнее пятнадцатая или девятнадцатая жертва. А домохозяйки в двадцать раз важнее шлюх, так? И что говорить о пятнадцатилетней девочке, ась? Вы улавливаете, к чему я клоню, мисс Мейбри? Сечё-оте, что такое очерё-одность? – Он опять съехал в тягучий луизианский говор.

– Да, – сказала Каролина.

– Если уж не можете расставить пациентов в очередь, то собственно операция… – Не закончив фразу, Блантон взял свечу и капнул расплавленным воском в стакан. Пламя затрепетало, чуть не погаснув. Он поставил свечу на место и заговорил учительским тоном: – Как мы ловим убийцу, мисс Мейбри? Заурядного мокрушника. С чего начинаем?

Каролина задумалась.

– С мотива.

– Хорошо, – сказал Блантон. – Значит, когда появляется серийный убийца, мы призываем лучшего детектива – допустим, вашего Дюпри – и он действует привычным методом, ищет мотив. А толку чуть. С этими ребятами все иначе. Мотив – верхний слой. Секс. Подчинение. Похоть и власть – всегдашний мотив. Надо копать глубже, вжиться в убийцу и найти то, что лежит под мотивом.

– И что же это?

– Фантазия. Тут все упирается в фантазию. Сложите ее фрагменты – и получите портрет убийцы. Абсолютно все: место и орудие убийства, обстановка, внешность жертвы – вписывается в фантазию. – Навалившись на стол, Блантон буравил Каролину взглядом. – Осматривая место преступления, представляешь ход мыслей убийцы – почему на плече жертвы следы укусов, почему она лежит ничком? Что он фантазировал? В третьем-четвертом убийстве ищешь шаблон. В десятом – отклонение от шаблона. На этом убийцу и ловишь. На отклонении. На единственном отличии. Вот в нем-то он себя и выдает.

Блантон смолк и уставился в столешницу. Потом заговорил, не поднимая глаз:

– Ее нашли через сорок восемь часов. Других находили через год, но то были шлюхи и наркоманки, их исчезновения никто не заметил. Идентифицировали только по зубам. А пропажу пятнадцатилетней девочки, конечно, заметили. Пустили собак по следу, они привели на болота. Я тут уже три недели… Он ее изнасиловал всего раз. Остальное по шаблону: оглушил монтировкой, выволок за волосы, в конце придал позу. Но изнасиловал только раз. Еще живую. Почему? Что изменилось? – Блантон опять замолчал, словно на что-то отвлекшись. – Знаете, что обнаружили в ее желудке?

Каролина покачала головой.

– Плюшку с корицей, купленную в торговом центре. В Спокуне продают такие плюшки?

Блантон опять неверно произнес название. Наверное, валял дурака машинально. Дурная привычка, вроде как грызть ногти. Потом помахал бармену и, получив новый стакан, отдал кредитку:

– Мне хватит. – После чего вопросительно взглянул на Каролину, но та еще не справилась с «гибсоном». – Ну так расскажите мне о моем парне.

– О вашем? – Каролина вдруг осипла.

– Да. Почему он только раз ее изнасиловал? Что изменилось? Почему отклонение? Что не заладилось с фантазией?

Каролина попыталась вспомнить что-нибудь из книг Блантона, где тот, основываясь на уликах, легко делал вывод о психологии преступника. Но она вдруг так устала, что ничего не вспоминалось, в голове была каша из наукообразных предположений. Мелькали какие-то мысли о шаблонах, направлениях поиска и перемещениях фигурантов.

– Наверное, – промямлила Каролина, – плюшку купил он.

Блантон как будто удивился:

– С чего вы так решили?

– Вы сказали, ее изнасиловали еще живую. Если плюшка не переварилась, значит, ее съели незадолго до… – Каролина запнулась. – Поэтому я считаю, что булочку купил он.

– Да, верно, – сказал Блантон. – Рядом с ее домом нет торгового центра, и потом, трудно представить, что девочка, сбежавшая на студенческую вечеринку, заходит за плюшкой.

– Тогда первым делом я бы проверила, нет ли в торговом центре фотоотдела.

Блантон склонил голову набок.

– Вы сказали, он, как правило, придает жертве позу. Возможно, он фотографирует. Такую пленку в «Фото за час» не отдашь, значит, у него своя фотолаборатория. Где-то он покупает оборудование и материалы. Конечно, это всего лишь предположение, но…

Блантон смотрел безучастно.

– Потом я бы обошла местные фотомагазины и проверила квитанции кредиток – кто из покупателей уже был замешан в сексуальных преступлениях.

Блантон молчал.

– Может, теперь займемся моим фигурантом? Как вы сказали? От двадцати четырех до сорока восьми. Американский седан. Не был женат. Средний класс. Травма из-за матери, легкая или серьезная. Позднее созревание. Классический свой/чужой.

Блантон смотрел бесстрастно.

– Но эта характеристика, мистер Блантон, подойдет любому маньяку, правда? Стандартный профиль. Трафарет, четыре попадания в пяти попытках. Нет, было бы гораздо интереснее услышать ваше мнение после ознакомления с нашими материалами.

Впервые за все время Блантон улыбнулся:

– Хорошо, мисс Мейбри. Вечером я посмотрю ваши дела. Утром у меня встреча с судмедэкспертом. В озере Пончартрейн выловили молодую особу, надо удостовериться, что здешний убийца ни при чем. Желаете присоединиться?

Он подписал чек, и Каролина заметила сумму – шестьдесят восемь долларов. Море бухла.

Блантон перехватил ее взгляд:

– До вашего прихода я был с друзьями. – Он встал. – Хотите мою теорию, почему женщины интересуются бейсболом меньше мужчин?

При слове «теория» Каролина невольно улыбнулась, вспомнив Дюпри:

– Конечно.

– Разумеется, женщины могут увлечься бейсболом, но они не способны вжиться в игру, как мужчины. Женщины не боготворят цифры. Мы с вами уже обсудили важность цифр. Пять, девятнадцать, сорок девять, пятьдесят шесть. Но без фантазии цифры ничего не значат. Если не можете вообразить себя бейсболистом. Мужчины могут. Они этому обучены, но дело даже не в том, это… их природа. Мужчины могут вообразить себя в игре. Ясно вам? Даже те, кто никогда не играл в бейсбол… Мы понимаем фантазию. Самое главное – фантазия. Ясно?

– Да.

Блантон уставился в пол:

– Извините, если задел вас, мисс Мейбри. В Куантико в следственном отделе всегда работала какая-нибудь женщина, но, если честно, в подобных делах я не видел от них особого проку. К счастью для женщин, они не способны понять этот тип убийцы, понять его фантазию.

– А вы считает, что без этого никак.

Блантон задумался.

– Да. Считаю. Конечно, нужна и… плюшка с корицей. Но вы не поймаете убийцу, если не сумеете его вообразить, увидеть мысленным взором.

Взгляд его стал испытующим, как в начале встречи. Казалось, каждое его слово – проверка, жестокая игра.

– Ну что, можете вообразить? – спросил Блантон хриплым шепотом. – Видите его, детектив Мейбри?

Измученная Каролина встала и оглядела бар, всеми силами старавшийся сохранить полумрак. В темноте она увидела, как Ленни Райан нескончаемо сбрасывает Паленого в реку, а потом замедленно поворачивается к ней, беспомощно замершей, и ждет, что она сделает.

– Да, – сказала Каролина. – Вижу.

 

27

Поддатые девицы уселись за их столик, и вскоре Джоэл понял, что ситуация выходит из-под контроля. Одна мочалка (в своем баре он бы попросил ее показать водительские права) прилюдно уселась к нему на колени и вела себя так, словно это в порядке вещей. Телка, положившая глаз на Дерека, рассказывала бородатый анекдот про дамочку, которая с дружком поехала за город: машина застряла в колдобине, и дамочка догола раздевается, одну за другой подсовывая шмотки под колеса. Дерек, закинув руку на перегородку кабинки, ржал, словно в жизни ничего смешнее не слышал. Джей его поддерживал, переглядываясь с доставшейся ему девицей. Добравшись до кульминации, рассказчица выскочила из кабинки и разулась.

– И вот в чем мать родила она стучится на ферму. – Девица туфлями прикрыла промежность. – «У меня там парень застрял. Не поможете ему вылезти?»

Джоэл вежливо усмехнулся, а девица у него на коленях расхохоталась и заерзала, стараясь поймать его взгляд.

– Какая пошлость, Сэнди, – сказала Джеева подруга. Из троицы только она была темненькая. Джей взял ее за коленку.

– Потеха, – сказал Дерек. – Вот потеха.

– Умора, – поддержал Джей. – Чистая умора.

Они сидели в дальней кабинке бара «У Маккула» – длинном узком зале с предсказуемо ирландским декором: зеленые стены, клевера, национальные флаги и карты, стяги университета Нотр-Дам и прочее.

– Покатуха, – сказал Дерек.

– Чума, – подхватил Джей. – У меня там парень застрял.

Хохот перешел в смешки и улыбки, и девицы, точно футболисты, разбежавшиеся по игровым позициям, занялись своими кавалерами.

– Ты кем работаешь? – спросила девица на коленях Джоэла.

– Барменом.

– Ой, правда?

– Нет, цену себе набиваю.

– Круто. – Девица уселась удобнее. – Женат?

– Нет, но есть подруга.

– А где она?

– Уехала. – Джоэл сам не знал, почему так ответил. Ведь мог бы сказать «дома» или «скоро подойдет». Ощущение, что его видно насквозь. Почему такая пропасть между тем, какой ты есть, и тем, каким хочешь быть? Он осушил стакан, спихнул девицу с колен и встал: – Я за выпивкой. Тебе чего-нибудь взять?

– Пожалуй, «манхэттен».

Ну конечно. Нынче все пили сухой мартини и коктейли на его основе. Три года назад Джоэл в основном тягал пивные краны, а сейчас всякий студентишка строит из себя коммивояжера. Все, в том числе и выпивка, возвращается на круги своя, и теперь молокососы тебя поучают, какой сорт джина им нужен, а ясноглазые совершеннолетние мочалки заказывают «манхэттен». Смешно. Каролина тем и привлекла его внимание, что заказала «гибсон» – одну из немногих выпивок, не вернувшихся на круги своя. Он смешал ей водочный «гибсон», и Каролина заговорила с ним, точно с десятилетним недоумком – как надо правильно смешивать и сколько луковок класть. Когда она попросила повторить, он поставил перед ней пинту джина и пивной кувшин, по горлышку опоясанный связкой из пятнадцати маринованных луковок, этаких захмелевших жемчужин.

У стойки Джоэл достал скатку баксов и отслоил пару купюр. Лысый бармен, демонстрируя приличную концентрацию, но не лучшую технику, кидал лед в шеренгу стаканов. Джоэл мгновенно понял, что здесь недоливают – меньше выпивки, больше льда. Он глянул на бутылки, выстроившиеся точно болельщики на открытой трибуне. Обычно в барах, где недоливали, мухлюют и другими способами: спиртное разбавляют, дешевые марки смешивают с дорогими – например, джин в пластиковых бутылках с «Бомбеем», паршивый виски с «Гленфиддиком». А чего, двадцатидвухлетний сосунок, заказавший восемнадцатилетний скотч, не почувствует разницы. Наверное, люди получают, что заслужили.

– Что для вас?

– «Манхэттен» и «Ноб Крик», лед в отдельном стакане. – Джоэл хотел наверняка получить полную порцию. – Это ведь настоящий «Ноб Крик»? Или лучше заказать что-нибудь другое?

Бармен скользнул по нему взглядом:

– Не надо, хороший выбор.

Джоэл повернулся спиной к стойке и оглядел бар, как во всем мире поступают мужчины, заказав выпивку. Сплошное разочарование. Джоэл посмотрел налево и встретился взглядом с человеком, в котором не сразу узнал Каролининого приятеля Алана Дюпри, в одиночестве сидящего за столиком. Дюпри отсалютовал стаканом. Джоэл подошел.

– Привет. – Мысль, что Дюпри видел его с девицей на коленях, повергла в панику. – Как дела?

– Хорошо. Как у вас?

– Ничего. Приятели маленько завелись.

Джоэл оглянулся на стойку, но бармен еще возился с другим заказом – добавлял лайм в джин с тоником.

– Не знаю, видели вы ту девушку, в смысле…

– Да, видел. Милашка.

– Я ничего не делал, она сама ко мне села.

Дюпри кивнул, но как-то огорченно, словно хотел, чтобы между Джоэлом и девицей что-то было.

– От Каролины нет вестей?

– Она не любит звонить. – Джоэл посмотрел на свой столик. – Давайте к нам?

Дюпри глянул на девиц. Джоэлу показалось, что старикан вздохнул.

– Хотелось бы, да с утра у меня важная встреча. Но все равно спасибо. Если будете говорить с Каролиной… – Дюпри посмотрел в пустой стакан. – Ничего, идите к друзьям. Поговорю с ней, когда вернется.

– Ладно. – Джоэл бочком двинулся к стойке. – Ну… пока.

Он забрал выпивку, оставив доллар чаевых. На пути к столику прихватил еще один стул, чем огорчил мочалку, протянувшую ему пару баксов. Джоэл отмахнулся и сел в конце стола.

Оглянувшись, он увидел Дюпри, который пробирался сквозь хмельную толпу. Жилистый сыщик вышел на улицу, остановился под фонарем, вперившись в тротуар. И на секунду Джоэл представил себя на его месте: пятый десяток, волосы редеют, дрябнет тело. Вдруг накатило чувство, что вся жизнь мелочна, суетна и предрешена. А сам он – точно лабораторная мышь, что слепо тыркается на развилке двух проходов, мечется между одиночеством и семейным очагом. Но всюду тупик, из которого веет холодом неизбежности и удушающим страхом старости.

Дверь захлопнулась, Дюпри исчез. Джоэл залпом выпил виски. Телка Дерека начала новый анекдот:

– У одной девахи, плоской, как камбала…

 

28

После полуночи Бурбон-стрит превратилась в тонкую, но резвую струю пьяных охламонов, качко мотавшихся по мостовой среди луж пролитой выпивки и озер, порожденных забитыми стоками. По пояс голые гуляки, преимущественно мужского пола, отплясывали перед барами и толпились в очередях перед окошками, через которые бармены продавали пластиковые стаканчики со всевозможной отравой. Всех их, молодых и не очень, объединяло неумение пить, но и в остальном они не сильно различались: от двадцати пяти до пятидесяти, остекленевшие глаза, развинченное тело и пьяная похоть во взоре, хотя вряд ли кто из них на что-нибудь годился. Один такой мутноглазый и мокрогубый питок, которого изрядно мотало, возник перед Каролиной со стаканом в руке:

– Куда это мы намылились?

Она осторожно его обошла и зашагала дальше. Вчера, когда Каролина оформлялась в гостиницу, портье заверил ее, что июнь – «тихий месяц»: никаких праздников, студенты разъехались на каникулы или сдают выпускные экзамены. Для долгих гулянок слишком жарко и душно, и потому в июне здесь царят буколический покой и очаровательная истома старого Юга.

– Покажи сиськи! – крикнул кто-то в компании высоченных парней, по виду спортсменов.

Каролина остановилась. Может, ошарашить их и себя? А что, студенткой она это делала. Но глупая мысль утонула в осадке от разговора с Блантоном, и тотчас захотелось пристрелить наглецов. Однако через секунду Каролина сообразила, что дерзкое предложение сделано не ей, а кому-то на балконе над ее головой. Она сошла с тротуара и посмотрела вверх. Десятка два пьяных девиц перевешивались через балконные перила или отплясывали, выпрашивая бусы Марди Гра, все еще пользовавшиеся спросом, хотя карнавальный сезон давно минул.

Одна девушка, вся такая правильная и пухленькая, как индейка на День благодарения, охотно задрала блузку, и зрители, радостно завопив, метнули ей бусы. Ее соседка проявила талант к дразнящей постановке: покачивая бедрами, обнажила одну грудь, потом другую, потом разом обе. Ей досталось больше бус.

«Что я здесь делаю?» – подумала Каролина. После встречи с Блантоном она не смогла уснуть: перед глазами маячила фотография пятнадцатилетней жертвы. В два ночи Каролина раскрыла телефонный справочник и выписала торговые центры, где имелись кондитерские. Таких было три. Каролина сопоставила этот список со списком центров, располагавших фотомагазинами.

Потом опять легла, но так и не уснула. Встала, надела спортивные штаны и решила прогуляться к реке. Но ее привлекли крики и музыка, слышимые за два квартала, и она пошла на Бурбон-стрит, где влилась в толпу перед заведениями, сулившими эротические зрелища. Может, сработала полицейская выучка пресекать беспорядок? Или причина в нынешнем деле и мысли, занозой сидевшей в голове?

Фатализм проститутки Жаклин породил эту мысль, а безоглядная извращенность маньяка, описанная Кёртисом Блантоном, ее укрепила. Полиция и поп-культура представляли серийных убийц неисправимыми злодеями. Существовал стереотип, который помянул Блантон: холостяки от двадцати четырех до сорока восьми и так далее. В сочетании с другими факторами эти характеристики складывались в монстра, нечто ненормальное, нечеловеческое, кошмарное: Джеффри Дамер, Тед Банди, Ганнибал Лектер.

Хотя и сам стереотип порождал тревожные мысли. От двадцати четырех до сорока восьми? Холостяк? Проблемы с близостью? Комплексы из-за матери? Но любой мужчина мечтает побыть холостяком, сближаться ни с кем не способен и отводит глаза, говоря о матери.

Как там сказала Жаклин? «Мэм, меня от всех мужиков жуть берет». Целый список опасных клиентов, которые кусались, дрались, дергали за волосы и брали силком. И все они просто мужчины, не монстры. Банкиры, продавцы, фермеры и учителя биологии. Возможно, копы и бармены.

Каролина мысленно возвращалась к списку странных клиентов, вспоминая категоричность Блантона: только мужчина поймает серийного убийцу. И тогда неизбежен вывод: серийный убийца – не отклонение, но кульминация мужской фантазии. Может быть, и нет никаких монстров. Может быть, всякий мужчина, листающий «Пентхаус», неизменно вступает на путь, в конце которого кто-то до смерти избивает и балонным ключом насилует женщину. Неудивительно, что Блантон сомневается в полезности Каролины. Если ей не дано воспроизвести фантазию насильника, что она может вообразить? Жертву. Страх. А что в том проку?

Каролина глянула на сборище парней, вперившихся в балкон, – рты приоткрыты, тела напружинены. Появилась новая девушка, которую, похоже, вытолкнули на балкон. Юная, худенькая, в джинсах и майке. Голова свесилась на грудь, тело обмякло. Мужчина вдвое старше ее поддерживал девушку за талию и, ухватив за кисть, ее рукой помахал толпе. Девушка открыла глаза, улыбнулась своему спутнику, но тотчас голова ее опять упала ему на грудь, а глаза закрылись. Мужчина вздернул ее майку и помял маленькие груди. Зрители возликовали. Крики пробудили девушку, она снова улыбнулась мужчине, посмотрела на толпу и опять уронила голову. Парни швырнули бусы, мужчина их подобрал и надел девушке на шею. Потом снова задрал майку и помял груди. Не открывая глаз, девушка чуть ухмыльнулась, голова ее безвольно моталась.

– Покажи ее шахну! – крикнули в толпе. Каролина пошла прочь, но остановилась и посмотрела на парней, перегородивших улицу. Потом вернулась и, решительно растолкав зевак, вошла в дверь под балконом. В баре было битком народу. Раз-другой шлепнув по приставучим рукам, Каролина пробралась в конец зала, к лестнице, перегороженной красным бархатным шнуром. Бугай в деревянном кресле помахал растопыренными пальцами, точно веером:

– Давай глянем.

Каролина стиснула кулаки:

– На что?

– Это мой балкон. – Бугай возвел глаза к потолку и ткнул себя в грудь. – Халтуры народ не потерпит. Покажи, чем богата. – Из коллекции бус на своих коленях он взял одну связку.

Каролина молчала. Мужик потянулся к ее рубашке: – Ну давай. Если уж тут стесняешься, наверху тебе делать нечего.

Каролина оттолкнула его руку и четко, спокойно выговорила:

– Там девушка, которой на вид не больше шестнадцати.

Бугай выпучился на нее.

– А с ней сорокалетний мужчина, который на забаву толпе ее лапает.

Бугай молчал.

– Я полицейский, сейчас не при исполнении обязанностей и надеюсь, что мне не придется их исполнять. Может, я не буду вызывать наряд и мы сами во всем разберемся?

Бугай вздохнул, выбрался из кресла и опустил шнур. По лестнице они поднялись в сумрачный коридор с резными деревянными дверями по обеим сторонам. В конце его маячили силуэты танцующих девиц, с улицы доносились крики.

Привратник неумолчно бубнил:

– Малолеткам сюда ходу нету, точно говорю. У нас с этим строго, мэм, очень строго.

На узком балконе было не протолкнуться. Хмельной народ размахивал пивными кружками и бокалами с дайкири, девицы задирали блузки и ловили бусы, брошенные с улицы. Каролина ввинтилась в толпу, увидела толстушку и ее подругу, но обморочной девушки нигде не было.

Она посмотрела на зевак, сгрудившихся на мостовой. Внизу эти рослые парни казались уверенными в себе крупными самцами, а отсюда их запрокинутые лица выглядели совсем мальчишескими. Каролина отвернулась.

– Здрась! – Тощий очкарик, в умат пьяный, заступил ей дорогу – Как пживате?

Каролина отпихнула его плечом.

– Не вижу никаких малолеток, – буркнул бугай.

Каролина заглянула в коридор:

– Что это за двери?

– Гостиничные номера, мэм.

– У вас есть дежурный ключ?

Бугай криво усмехнулся:

– Если собираетесь шнырять по номерам, тогда вызывайте наряд.

Каролина вернулась на балкон. Толстушка освоила исполнительский стиль подруги и теперь тоже показывала груди поочередно. Каролина цапнула ее за руку, и пышка испуганно обернулась, словно ожидая увидеть свою мамашу.

Перекрывая музыку, Каролина прокричала ей в ухо:

– Тут была девушка! В джинсах и майке! Сильно пьяная, почти в отключке!

Пышка отстранилась, звякнув дешевыми пластмассовыми бусами:

– С ней чё-то случилось?

– Не знаю! Ты видела, как она ушла? С ней был взрослый мужик!

– Они пошли в бар, добавить! – Пышка улыбнулась: – Чтоб была посговорчивей!

Каролина выскочила в коридор. Бугаю вся эта канитель уже изрядно надоела:

– Все путем, мэм?

– Если с девушкой что-нибудь случится, я прикрою вашу лавочку, – на ходу бросила Каролина.

Бугай промолчал и поспешил следом.

На площадке Каролина остановилась и оглядела переполненный бар. Толстые потолочные балки кое-где перекрывали обзор. Каролина спустилась в зал и, проталкиваясь сквозь толпу, осмотрела все столики. Наконец она добралась до кабинки у стены, выходившей на Бурбон-стрит. За столиком сидели две пары, одна из них та, что была на балконе. Сейчас девушка выглядела старше, лет на двадцать пять, а мужчина моложе – тридцать пять, не больше. Оба смеялись, рассказывая друзьям о звездной минуте на балконе. Девушка была увешана бусами. Голова ее пьяно моталась, рот обслюнявился, но она была в полном сознании и вполне совершеннолетняя.

– Я там чуть не шомлела. – Язык ее заплетался. – Муженька мои сишьки давно так не интерешовали!

– Ты же сама захотела пойти, – оправдывался мужчина.

– Я шучу, малыш.

Девушка ткнулась мужу в плечо, и тот ласково поцеловал ее в маковку. Потом заметил Каролину:

– Дорогуша, сделайте нам еще по стаканчику.

Каролина кивнула и вышла из бара. На первом же перекрестке она свернула в тихую улочку и, засунув руки в карманы, побрела мимо ломбардов и книжных лавок, удаляясь от шума и гама Бурбон-стрит. На Французском рынке зашла в ночное «Кафе дю Монд», взяла латте и понемногу успокоилась, раздумывая о ненадежности человеческого восприятия и памяти. Вспомнилось одно давнее дело об ограблении: хозяйка десять минут подробно описывала человека, проникшего в ее дом, полицейский художник нарисовал портрет, и Каролина поняла, что на нем изображен хозяйкин покойный сын, чья фотография стояла на каминной доске. Наверное, одни видят то, что хотят, другие – то, чего боятся.

Из кованого кресла Каролина наблюдала за официантами в засаленных бумажных шляпах. В кафе было человек двадцать. Одни очухивались после доброй выпивки, другие вели серьезную беседу, третьи одиноко сидели с газетой или книгой или что-то черкали в блокноте. Мужчины. Не монстры.

Каролина выпила кофе и потихоньку добрела до пристани у северного берега Миссисипи. Ветерок, старавшийся не обгонять речное течение, чуть помешивал густой воздух. У реки, даже такой широкой и ленивой, Каролине стало хорошо. Пожалуй, здесь и надо провести остаток ночи.

Когда отец ушел из семьи, у матери нарушился сон, а потом возникла тяжелая бессонница. Каролина помнила мамины панические звонки в два ночи. Она даже не успевала сказать «алло», а мать уже стрекотала: извинялась за какую-то давно забытую фразу, хотела обсудить меню праздничной трапезы на двоих, предлагала мужские и женские имена для будущих детей Каролины. Максвелл и Коринна. Блейк и Сандра. Каролина терпеливо слушала мать, которая, исчерпав две-три темы, переходила на телепрограммы и газетные статьи. «Ляг, поспи», – говорила Каролина. «Не могу, слишком устала. – Голос матери полнился маниакальным страданием. – И еще столько всего надо сделать».

После маминой смерти у Каролины тоже началась бессонница. Однажды она проснулась в три ночи – вроде бы звонил телефон. Померещилось, что звонит мать – хочет спросить, можно ли подавать суп в тарелках для пасты, которые она привезла из Генуи, или кому больше подходит имя Трейси, мальчику или девочке. Однако телефон молчал, и Каролине показалось, что она не успела взять трубку.

С тех пор бывали ночи (по меньшей мере, раз в неделю), когда она вообще не смыкала глаз. Все бы ничего, да вот только телефон не звонил, в трубке не раздавался мамин голос. Каролина расхаживала по комнате, что-то записывала или до полного изнеможения гуляла по улицам, готовая обсуждать имена детей, которых никогда не будет, или меню обеда на День труда. И еще, выходит, принять супружескую пару за извращенца и малолетку.

Каролина рассказала о бессоннице доктору Юинг, полицейскому психологу. Это вполне естественно, ответила та, на вас столько всего навалилось: смерть матери, Джоэл, осечки с Ленин Райаном и Тормозом Джеем, застарелое чувство вины перед убитым дебоширом и, конечно, нынешнее дело.

Нынешнее дело. В нем маниакально звучали свои безумные голоса – Дюпри, Жаклин, а теперь еще

Блантона, – пришедшие на смену голосу маминой бессонницы. Вот они-то сегодня и не дали уснуть: голос Блантона говорил о фундаментальной важности мужских сексуальных фантазий, голос Жаклин жаловался на клиента, выдиравшего ей волосы, голос Дюпри вписывал Ленин Райана в теорию волчка. И еще другие голоса, рябь подсознания.

Голос брата: «Я не такой, как ты, Каролина». Голос отца: «Все хорошо, детка?»

Каролина села на скамью над рекой. Сейчас Миссисипи почти не отличалась от Спокана. Ну да, все воды – часть Мирового океана. Не имеет значения, в каких водах сгинул Паленый – Спокана, Миссисипи, Нила или Индийского океана. Как и мать. В конечном счете вода поднимается, всех забирает и уносит прочь. А в Новом Орлеане, расположенном ниже уровня моря, это совершенно неизбежно. В этом городе покойников не закапывают в землю, а прячут в семейные склепы – усыпальницы из гранита и двухсотлетнего мрамора, где покоятся останки сотен людей. Склеп открывают, старые кости и прах пропихивают глубже и укладывают очередного мертвеца. «Город мертвых», старейшее новоорлеанское кладбище, издали впечатлял контурами склепов и надгробных скульптур, а вблизи представал скопищем голых кирпичей и обшарпанного гранита. Там уже давно не хоронили, туда наведывались лишь туристы и лиходеи, прятавшиеся в тени склепов.

Ну и пусть кладбищем владеют преступники, думала Каролина. Это неважно. Все равно вода над всем возобладает, даже над городом мертвых. Она придет за нами, накроет скульптуры и склепы, опрокинет надгробия, обрушит могилы. Каролина сидела на скамье. Сегодня не уснуть, слишком устала. И еще столько всего надо сделать. Она подтянула колени к груди и тихонько раскачивалась, подставив лицо ветерку.

 

29

Полицейское упр. Спокана

Кабинет замначальника упр.

Расшифровка совещания

Дата: 6 июня, 08.00

Повестка: группа по серийным убийствам

Присутствовали: замначальника управления Джеймс Такер, сотрудники отдела тяжких преступлений – лейтенант Чарлз Бранч, сержант Алан Дюпри

[Начало записи]

ТАКЕР. Так. Эта штука работает? Хорошо. Значит, я заместитель начальника управления Джеймс Такер, со мной… может, вы сами…

БРАНЧ. Нет-нет, давайте вы.

ТАКЕР. Со мной лейтенант Бранч, отдел тяжких преступлений. Ждем сержанта Дюпри, чтобы обсудить его руководство группой и, главное, его поведение…

БРАНЧ. Не лучше ли сказать «результативность»?

ТАКЕР. Да-да, верно. Его результативность.

БРАНЧ. Потому что иначе нам придется, так сказать, внедриться…

ТАКЕР. В его личную жизнь. Правильно. Хорошо.

БРАНЧ. Последнее время у него сложности на этом фронте, и я думаю…

ТАКЕР. Я слышал. Ушел от жены, да?

БРАНЧ…лучше этого вообще не касаться.

ТАКЕР. Полностью согласен.

БРАНЧ. Ему хватит и неприятной новости о…

ТАКЕР. Да. Понимаю.

БРАНЧ. Вот и хорошо.

ТАКЕР. Вы не считаете уместным пригласить детектива Спайви?

БРАНЧ. Ой нет! Разве что вам угодно замывать потом кровь на столе.

ТАКЕР. Ладно. Кофе хотите?

БРАНЧ. Нет, спасибо.

ТАКЕР. Значит, тогда просто подождем сержанта Дюпри.

[Конец записи]

[Начало записи]

ДЮПРИ. Привет, милая. Я дома.

ТАКЕР. Входите, сержант.

ДЮПРИ. Пожалуй, проще пристрелить меня на пороге.

БРАНЧ. Здравствуйте, Алан.

ДЮПРИ. Сюда садиться?

ТАКЕР. Да, пожалуйста.

ДЮПРИ. Слушайте, я знаю, что отчет не место для шуток. Я приношу извинения и… А для чего микрофон?

ТАКЕР. С вашего разрешения, мы запишем нашу беседу, поскольку тема весьма щекотливая.

ДЮПРИ. Что за тема?

ТАКЕР. Обычно мы записываем беседы о кадровом составе управления. На всякий случай.

ДЮПРИ. Что за [ругательство удалено]? Меня увольняют?

БРАНЧ. Никто вас не увольняет, Алан. Просто мы хотим наладить расследование. Садитесь.

ТАКЕР. Сейчас я передаю сержанту Дюпри…

ДЮПРИ, [неразборчиво]

ТАКЕР…копию служебной записки от 5 июня касательно…

ДЮПРИ. На шести листах? Ничего себе!

БРАНЧ. Сядьте, Алан. Дайте закончить, ладно?

ТАКЕР…касательно его результативности как руководителя группы по расследованию недавних серийных убийств. Как видите, сержант, из заголовка явствует, что имели место неприятие помощи коллег и конфронтация с сотрудниками других следственных подразделений. Далее пункты с первого по девятый детализируют ваше неуравновешенное и порой несоответствующее поведение в данном вопросе. И так далее.

ДЮПРИ. Что значит «конфронтация с другими подразделениями»?

ТАКЕР. Вряд ли стоит задерживаться на каждом пункте.

ДЮПРИ. Растолкуйте этот.

ТАКЕР. По-моему, здесь все ясно. 22 мая вы передали ФБР заведомо ложную информацию о том, что Ленин Райана видели на севере Айдахо, где он устроился подносчиком клюшек в гольф-клубе, но вы не можете это проверить, ибо нарушите юрисдикцию другого штата.

ДЮПРИ. По-моему, смешно. Я думал, федералы оценят юмор. Кто же знал, что они примут это за чистую монету? Меня накажут за их тупость?

ТАКЕР. Позже вы насмехались над агентом Джерри Каслом, который занимался проверкой вашей же информации.

ДЮПРИ, [неразборчиво]

ТАКЕР. На планерке вы продолжили ваши издевки и кинули в агента Касла мячом для гольфа, угодив ему в ногу.

ДЮПРИ. Вообще-то я целился в яйца, но цель слишком мелкая.

БРАНЧ. Что ж, продолжайте в том же духе, Алан, отшучивайтесь.

ДЮПРИ. Кто сочинил эту [удалено]? Вот что это значит? «Ненадлежащее протоколирование допросов».

ТАКЕР. Мы не станем обсуждать каждый пункт, сержант Дюпри. Рапорт целиком войдет в протокол нашего совещания. Будет лучше, если…

ДЮПРИ. А вот это? «Неумение скоординировать стороннюю помощь». Галиматья.

ТАКЕР. Повторяю, мы не собираемся обсуждать служебную записку целиком, сержант Дюпри.

ДЮПРИ. «Неспособность к использованию необходимых технологий расследования». Что это значит?

БРАНЧ. В том-то и дело, черт возьми, что вы даже не знаете, о чем речь. Мы подали заявку на грант в десять тысяч долларов, чтобы снабдить группу компьютерной программой по анализу приоритетных улик, но вы ею даже не воспользовались ни разу.

ДЮПРИ. Были телефонные сообщения, что Ленин Райан улетел на космическом корабле. Я что, должен был справиться у компьютера и получить совет искать зеленого человечка? Хватит, скажите, кто это сочинил.

ТАКЕР. А что с энтомологом?

ДЮПРИ. Чего?

ТАКЕР. Сотрудник заявляет, что вы игнорировали его просьбу вызвать энтомолога, чей анализ воздействия микроорганизмов помог бы точнее установить стадию разложения трупов.

ДЮПРИ. Спайви. Вот [удалено]! Ну конечно. Не получил своего вшивого профессора и побежал к вам. Вот гаденыш.

БРАНЧ. Это другой метод работы, Алан. Складывается впечатление, что вы не разбираетесь в новых технологиях, и, наверное, детектив с более современной подготовкой…

ДЮПРИ. Я разбираюсь в том, что такое быть копом! И могу распознать, когда меня хотят выпотрошить, как [удалено] рыбу!

БРАНЧ. Алан, даже если б все эти претензии были несправедливы, вы так и не удосужились привлечь к работе аналитика…

ДЮПРИ. Банда шарлатанов.

БРАНЧ. Вот о том и речь. Что бы вы ни думали об эффективности поведенческого анализа, в данном деле он необходим. Ваш враждебный настрой по отношению к агенту Макдэниэлу и Кёртису Блантону не позволил получить консультации…

ДЮПРИ. Мой враждебный настрой? Блантон послал меня [удалено] и посоветовал дождаться [удалено] двузначных чисел! Это мой [удалено] настрой?

ТАКЕР. Мы собрались не для того, чтобы дебатировать пункты служебной записки или выслушивать ваш впечатляющий арсенал сквернословия, сержант Дюпри. Мы здесь для того, чтобы ознакомить вас с обоснованным решением о смещении вас с должности руководителя группы.

ДЮПРИ. Вот как? И чем я теперь буду заниматься?

БРАНЧ. Решать вам, Алан. Если хотите, можете остаться в группе следователем, пока идет ваш испытательный срок…

ДЮПРИ. А вот это что такое? «Передача общественности намеренно ложных сведений о месте преступления».

ТАКЕР. 28 апреля вы работали на месте убийства дяди Леонарда Райана и сообщили тележурналисту, что жертву кастрировали и у нее вырезали сердце.

ДЮПРИ, [неразборчиво]

ТАКЕР. Говорите в микрофон, сержант.

ДЮПРИ, [удалено] паршивец Спайви [удалено]

БРАНЧ. Перестаньте, Алан. Сядьте.

ДЮПРИ. И кто возглавит группу?

БРАНЧ. Алан, вряд ли…

ДЮПРИ. Призовете чужака? Или кто-то идет на повышение? Поллард?

ТАКЕР. Мы назначаем детектива Спайви…

ДЮПРИ. Он же десятилетний [неразборчиво]!

БРАНЧ. Ему тридцать один, Алан.

ДЮПРИ. Он придурок.

БРАНЧ. Спайви не бегал к нам, Алан.

ТАКЕР. Мы попросили его дать оценку вашей результативности. Он нравится Макдэниэлу, тот готов с ним работать.

ДЮПРИ. Я думал, я его наставник.

БРАНЧ. Назначая его вашим напарником, я, честно говоря, надеялся, что вы, Алан, наберетесь знаний о новшествах…

ДЮПРИ. Что?

БРАНЧ…тем более что Спайви сведущ в поиске улик и экспертизе.

ДЮПРИ. Я не… это…

ТАКЕР. Ваша группа не смогла задержать мистера Райана. Мало того, вы не собрали достаточно улик для обвинения в случае его ареста. Уже этого хватит, чтобы сместить вас с должности. А вкупе с вашей неспособностью…

ДЮПРИ. Вы не понимаете. Этот Райан – он как черная дыра, как сгусток тьмы, как волчок…

ТАКЕР. В конце совещания вам предоставят возможность оправдаться за свое поведение…

БРАНЧ. Результативность.

ТАКЕР. Да, за свою результативность.

ДЮПРИ. Я не знаю, что… Меня еще никогда не увольняли.

БРАНЧ. Я же сказал, никто никого не увольняет.

ДЮПРИ. Всего себя отдаешь работе, а потом однажды утром просыпаешься – и все… [неразборчиво]

ТАКЕР. Детектив Спайви считает, вы можете остаться в группе, если пожелаете.

ДЮПРИ. Умора.

БРАНЧ. Либо возвращайтесь к прежней работе в отделе тяжких преступлений.

ДЮПРИ. Нет. Нет. Коли здесь я вам не угоден, сажайте меня в патрульную машину.

БРАНЧ. Алан, давайте не усугублять.

ДЮПРИ. Куда уж больше? Нет, меня снимают с дела, и до пенсии я буду патрульным.

ТАКЕР. Сядьте, сержант Дюпри. У вас будет возможность оправдаться, я обещаю.

ДЮПРИ. Отправьте меня на улицу. Ваша взяла. Предложение прошло. Принято единогласно. Переходим к следующему вопросу.

ТАКЕР. Поставьте микрофон на место, сержант.

ДЮПРИ. Пункт парламентской процедуры. Предложено мировое соглашение. Заседание закрыто.

БРАНЧ. Алан, хватит вам…

ДЮПРИ. Куда тут у вас это присобачено?

ТАКЕР. Не трогайте шнур, сержант Дюпри.

ДЮПРИ. А, вот куда…

[запись обрывается]

 

30

– Хорошо, теперь примените до– и послесобытийную поведенческую модель к вашему парню.

– Что? – растерялась Каролина.

– Модели. – Блантон скрипнул зубами и на секунду оторвал взгляд от дороги. – Мо-де-ли. О чем мы только что говорили?

– Место преступления, организованное и беспорядочное.

– Верно.

Каролина задумалась, постукивая карандашом по желтому блокноту. Блантон свернул, и обертки от снеди из «Макдоналдса» съехали на другой край приборной доски. Нынче Кёртис Блантон был оживленнее и терпеливее. Но терпение его казалось вымученным, когда он подталкивал к нужным выводам. Сегодня он говорил плавно, без всякого каджунского налета. Вместе с тем выглядел рассеянным, что не вполне вязалось с его манерой агрессивной езды. Все это напоминало семинар обкуренного профессора, который вдобавок удирает от полиции.

– Помните об этом, когда вернетесь в Спокан. – Блантон снова произнес название города идеально. – Беспорядочность отлична от импульсивности. Ваш парень может быть импульсивен и вместе с тем организован. Скажем, в машине он возит орудия преступления, что говорит об имеющемся плане, однако собственно хищническое поведение – выбор жертвы, то бишь охота – может проявляться спонтанно.

На светофоре зажегся желтый сигнал, и Блантон придавил газ, но впереди идущая машина не собиралась проскакивать перекресток. Кёртис врезал по тормозам, банки содовой и обертки отлетели к ветровому стеклу.

На его манеру езды Каролина решила не обращать внимания.

– По-моему, наш фигурант организован и импульсивен, – сказала она.

– В чем он организован?

– Видна подготовка. Он придает трупам позы, хлоркой обмывает им пальцы, обламывает ногти. Вкладывает деньги в руку. Забрасывает землей и ветками.

– Хорошо. В чем он импульсивен?

– Мы забираем труп, он подбрасывает другой.

– Верно. – Блантон оглядел Каролину. – Прекрасно. В этом ключ к его поведению. Нечто подобное было в деле Тихоокеанского Убийцы. Значит, он где-то прячет трупы, а потом их выкладывает. Они – его инструменты, шахматные фигуры.

Отсюда обломанные ногти и деньги. Через трупы ваш парень что-то сообщает.

Всякий раз, как Блантон называл убийцу «ваш парень», Каролина морщилась. Наверное, еще и потому, что чувствовала личную ответственность за Ленин Райана, поскольку изгадила облаву и позволила ему сбежать.

Зажегся зеленый, Блантон быстро объехал осторожного водителя и газанул.

– Почему ваш парень вкладывает трупам сорок долларов?

– Извещает, что убивает шлюх.

– Зачем подбрасывает новые трупы?

– Чтобы люди понимали, что он делает.

– Люди? – Через бордюр Блантон заехал на небольшую парковку. – Какие люди?

– Не знаю. Все.

Перед похоронным бюро, белым двухэтажным зданием с громадными колоннами, бампер в бампер стояли два катафалка. Блантон припарковался за ними и вместе с Каролиной вылез из машины.

– Подумайте, кого он уведомляет, – сказал он, глядя на Каролину поверх автомобильной крыши.

Следом за Блантоном Каролина прошла к узкой лестнице, уводившей в подвал. Кёртис пошлепал ладонью по массивной двери. Им открыл белый мужчина: за пятьдесят, припухшие веки, длинный клеенчатый фартук, под стать фартуку серые перчатки. Блантон и Каролина вошли в темный коридор.

– Привет, Кёрти, – сказал человек. – Как оно ничего?

– Здорово, Рассел. – К Блантону вернулся тягучий южный выговор. – Знакомься, агент Мейбри. Специалист из Вашингтона.

Каролина недоуменно взглянула на Блантона – мол, с чего вдруг она стала агентом ФБР? – но тот отвернулся.

Рассел отвесил легкий поклон:

– Рад знакомству. Позвольте сказать, что для чиновницы вы слишком хороши собой.

– Рассел редкостный джентльмен, – сказал Блантон. – Бальзамирует и флиртует почти одновременно.

– Человек Возрождения, – добавил Рассел.

– Судмедэксперт здесь?

– Нет, сэр. Звонил, будет примерно через час. Здесь только мы с тобой. И разумеется, дама.

Рассел открыл железную дверь, и они вошли в ледяной бальзамировочный зал, где у стены стояли две стальные больничные каталки. У противоположной стены – старое парикмахерское кресло, в котором сидел старик. Каролина уже хотела поздороваться, но успела сообразить, что это покойник. Голый усохший дед, укрытый тонким одеялом, бледный и морщинистый. Левая рука судорожно сжата в кулак, правая вытянута, словно хозяин ее умер во время рукопожатия. В сведенных пальцах точнехонько уместилась бутылка кока-колы.

Блантон проследил за взглядом Каролины:

– Рассел, там… э-э… твой приятель.

– Ах ты черт, это мой подстаканник. Извините. – Рассел забрал бутылку из руки мертвеца.

Все трое уставились на неподвижного старика, потом Рассел прищелкнул языком и отхлебнул из бутылки:

– Восемьдесят один год. Позапрошлой ночью помер во сне. Вот бы нам так свезло, правда, Кёрти? – Он опустил стариковскую руку, но та отпружинила обратно. Рассел пригладил покойнику хохолок. – Надо помочь хорошим людям, мистер Бошан. Не скучайте, я скоренько.

Каролина пыталась поймать взгляд Блантона, но тот, наклонив голову, смотрел в пустые глаза мертвеца. Почувствовав, что за ним наблюдают, переступил с ноги на ногу и вполголоса проговорил:

– Я уже и не припомню, когда видел человека, умершего от старости.

Рассел прошаркал еще к одной железной двери:

– Ну что, станете ждать эксперта?

– Не-е, – сказал Блантон. – Большой беды не будет, если мы одним глазком глянем. – Он повернулся к Каролине: – Можете здесь обождать…

– Все нормально, – ответила Каролина.

Рассел выдал им тюбики с ментоловым кремом – мазнуть под носом для защиты от запаха. Через железную дверь они прошли в небольшую комнату, в центре которой стояла объемистая стальная ванна. Ржавые потеки тянулись к стоку в полу. В ванне лежал труп, укрытый пластиковой шторой. Ментоловый крем не спасал от вони; Каролина вспомнила университетскую лабораторию с ее неистребимым запахом формальдегида и гнили.

– Вряд ли это поможет мне от бессонницы, – пробормотала она.

Блантон одарил ее странным, понимающим взглядом. Интересно, а что снится ему?

– Девица пробыла в воде два дня, самое малое, – сказал Рассел. – И не шибко раздулась, что прям удивительно – жара ведь и все такое. Плавала на поверхности, впитала пол-озера. Когда выловили, потянула на двести фунтов с лишним.

Блантон надел резиновые перчатки, другую пару подал Каролине, но та помотала головой. Рассел и Блантон подошли к трупу, Каролина осталась на месте. Сдернули пластиковую штору. Каролина ждала, как Блантон среагирует, но ничего не заметила. На ноге трупа осталась кроссовка. «Рибок». Ношеная. В таких же Каролина ходила на аэробику.

– Извините, – сказала она и вернулась в бальзамировочный зал. Там села спиной к старику, раскрыла блокнот и стала записывать разговор с Блантоном.

Минут через десять детектив и Рассел вышли из секционной. Блантон стянул перчатки, Рассел допил колу, оба как-то смущались. Явно говорили о Каролине, и она словно завалила экзамен – теперь она больше не специалист из города Вашингтона, а всего лишь изнеженная дамочка из одноименного штата.

– Прошу прощения за нечуткость, мисс Мейбри, – сказал Рассел. – Я тут маленько одичал.

– Вам не за что извиняться. – Каролина обратилась к Блантону, подражая его манере: – Не ваш парень?

– Нет. – Блантон отбросил южную тягучесть. – Никаких следов изнасилования и насилия вообще. В легких столько воды, что хватит помыть машину. Она просто утонула. Родные против вскрытия – не желают знать, чем она ширялась.

– Значит, аутопсии не будет?

– Решать эксперту.

Рассел проводил гостей к двери и вновь поклонился Каролине. Пока шли к машине, Блантон молчал.

Каролина забралась на сиденье и раскрыла желтый блокнот. Блантон вставил ключ зажигания, но мешкал завести мотор.

– Мисс Мейбри, вы не думали уйти из этого дела?

– Простите?

– Никто вас не осудит. Парня вашего найдут и без вас. Не зря женщины так редко работают на подобных делах. Это противоестественно – разглядывать трупы изнасилованных и даже просто утопленниц. И если вам не под силу…

– Вы прочли, как я пыталась спасти пацана? – перебила Каролина.

– Я не к тому, что вы не справитесь…

– Вы именно к этому. – Каролине хотелось объясниться. – Парень продавал наркотики Ленин Райану, вы дочитали рапорт?

Блантон вздохнул, завел мотор и стал отъезжать от похоронного бюро.

– Да, конечно. У плотины.

– Точно. Его рука чиркнула по моей… я думала, ухвачу его… но вообще-то он меня чуть не стянул. —

Каролина зябко поежилась. – А я… я пыталась его удержать. Но может, выпустила. Может, испугалась воды.

– Вы так считаете?

– Не знаю. Я думала, я сделала все, что могла. Но мысли не отпускают, в голове проигрываешь варианты. Потом начинаешь гадать. Я к тому, что тело так и не нашли. Я беспрестанно думаю об этом парне, и мне паршиво. А еще представляю, как он утянул бы меня за собой. – Каролина кивнула на похоронное бюро: – Когда сдернули простыню, я увидела кроссовку и сразу поняла, что ваш парень тут ни при чем.

– Кроссовку?

– Вы сказали, он придает позы жертвам. Он перфекционист. Такой не оставит жертву наполовину обутой. На самом деле, наверное… – Каролина вздохнула. – Наверное, я просто не хочу смотреть на мертвецов, особенно утопленников. Мне и без того снятся странные сны. – Она отвернулась к окошку. – Если считаете, что я даю слабину…

Смолкнув, Каролина смотрела на роскошные дома и кованые решетки оград, увитые темными лозами.

– Он наблюдал за вами?

– Что? – обернулась Каролина.

– Ваш убийца. Райан. Он видел, как вы пытаетесь спасти пацана?

– Не знаю. Я об этом как-то не думала.

– Но если видел, что он, по-вашему, чувствовал?

Каролина старалась понять, к чему Блантон клонит, но в голове был сплошной туман.

– Что-то я не очень понимаю…

– Вы сказали, он поставил вас перед выбором: арестовать его или спасти парня. Так неужели он за вами не проследил? А если проследил, неужели ничего не почувствовал?

Каролина попыталась увидеть картину глазами Райана: она вниз головой висит на мостке, Паленого уносит к пенному краю плотины.

– Парень ваш весьма особенный. Должен признаться, рапорт меня озадачил, мисс Мейбри. Субъект демонстрирует комбинацию поведенческих моделей, что не свойственно серийному убийце. Или, скорее, похоже на многих убийц сразу. Ногти и деньги, подготовка и перемещение тел, символика, изменчивость – то позерство, то импульсивность. Единственная неизменная составляющая – гнев. Он ломает шеи, а потом стреляет. Такая избыточность, мисс Мейбри, свидетельствует о неудержимой ярости, о бешеном желании отомстить.

После бессонной ночи Каролину смаривало, и за мыслью Блантона она не поспевала.

– Подобные преступления существуют в границах психологического ряда. – Блантон провел рукой по приборной доске. – На одном конце возбуждение. Секс. На другом – чистая ярость, месть символической жертве. Где расположится ваш парень?

Каролина не ответила, и он продолжил:

– Он ни разу не оставил сперму. Это уже примечательно. Возбуждение, если и было, скоро сменяется желанием отомстить. Гневом. Ваш Райан был влюблен в проститутку. Значит, его влечет к шлюхам. Но пока он сидит в тюрьме, возлюбленная возвращается к своему ремеслу, и он ее за это ненавидит. Он ненавидит шлюх – и он вожделеет шлюх. Он не сумел спасти свою подругу – и других шлюх тоже не спасти. В какой-то момент он понимает, что после него шлюхи будут спать с другими мужчинами. Ему это невыносимо… Предположим, он снял первую шлюху, чтобы с ней переспать. И не может кончить. От возбуждения он соскальзывает к гневу, ломает шлюхе шею и… кончает. Облегченный, он даже не забирает свои деньги. Прячет тело у реки, а со следующей шлюхой повторяет весь цикл. Отсюда трупы номер один и номер два. Я думаю, трупов больше, но вы их еще не нашли. Пока это неважно. Фантазия движется вдоль психологического ряда. – Блантон посмотрел на Каролину: – На чем, я говорил, мы ловим этих ребят?

Каролина припомнила:

– На отклонении.

– Верно. И в чем отклонение? Где отличие? Что изменилось?

– Я не… Он изменился, когда мы нашли первый труп. На то же место он подбросил новое тело.

– Правильно. Правильно. Вся фантазия изменилась. Что-то заставило его измениться, и теперь он выставляет трупы напоказ, словно через них пытается общаться с внешним миром, новыми жертвами заменяет старые. Он убивает других людей – дядю и хозяина ломбарда. Что спустило курок? Что произошло с Ленин Райаном, что его изменило? С кем он пытается поговорить, мисс Мейбри?

Каролина прикрыла ладонью рот:

– О господи.

Со скоростью десять миль в час Блантон полз по обочине. Но чем медленнее катила машина, тем быстрее вылетали слова:

– Он видел, как вы пытались спасти мальчишку, и его это тронуло. Вы его изменили. Он подбрасывает трупы, чтобы вы их нашли. Он заманивает вас в проулок, показывает вам труп, а затем ищет новую шлюху. И кого он выбирает? Жаклин, с которой вы недавно беседовали. Неужто не понимаете? Он разыгрывает вашу первую встречу, дает вам возможность спасти этих людей.

Каролина дышала часто и хрипло.

– Вы сказали, он подбросил новый труп на то же место. Так. Двигайтесь дальше. Кто должен его увидеть? Кто, считает он, спасет этих шлюх? Кто, если б повернуть время вспять, спас бы его подругу?

– Я? – прошелестела Каролина.

– Да, – сказал Блантон. – Вы.

 

31

Борода отрастала хорошо. Ленни Райан так и этак посмотрелся в зеркало, поскреб темную густую щетину Потом добрил голову, стер полотенцем остатки пены, надел очки с минимальными диоптриями и вновь посмотрел на свое отражение, будто перевернутое вверх тормашками – ни волоска сверху, шевелюра снизу Затем поднес к лицу водительское удостоверение Дэвида Никелла, бывшего мужа Анжелы, и сравнил себя с фотографией лысого бородатого очкарика.

За дверью раздался голос Анжелы:

– Джин, ты скоро?

Ленни вышел в коридор. Запахнув халат, Анжела улыбнулась и погладила Ленни по бритой голове: – В ванной торчишь дольше всякой женщины. Ленни проводил ее взглядом. Вообще-то он не любил крупных баб, но с Анжелой было хорошо и спокойно. Ленни прошел в кухню и обулся. Ботинки – лучшее, чем его наделила встреча с Анжелой на стоянке грузовиков. Муженек ее так поспешил дать деру что бросил не только права, но и кучу шмоток. Почти все пришлось впору, вот только штаны чуть свободны в поясе и коротковаты. Но ботинки просто шикарные. Как бы ни сложилось с Анжелой, думал Ленин, ботинки останутся при нем.

Он вышел на улицу. До чего ж хорошо: никаких машин, только гул высоковольтной линии и шорох деревьев, окружавших шлакоблочный домик. Анжела жила в часе езды от города, к северу. В узкой долине, прорезанной автострадой, фермерские домики и трейлеры отстояли друг от друга чуть ли не на милю. Едва увидев это место, Ленни вспомнил, как сильно любит деревню.

Пригревавшее солнышко пронизывало сосновые и еловые лапы. По грязной дорожке Ленни прошел к курятнику, снял крючок и шагнул в дверь, хрустя соломой и сухой люцерной. Пролез под насест и в первом же гнезде нашел яйцо. Курица негодующе клюнула его в ногу. Ленни машинально ее пнул. Удар вышел неожиданно сильным – взметнулось облако из соломы, земли и квохтавшей хохлатки. Ленни сам опешил от собственной ярости. Посмотрел на труху, оседавшую в солнечном луче, и курицу, заполошно кинувшуюся на улицу.

Потом продолжил яичную охоту. Набрал восемь штук. Сложил в подол футболки и просеменил к выходу. Не отрывая глаз от ноши, в кухню вошел через заднюю дверь, звякнувшую колокольчиком. Выложил яйца на стол. Анжела еще плескалась в ванной. Ленни разбил яйца в железную миску, добавил молока и щепотку корицы, как всегда делала мама. Наверное, молоком она компенсировала нехватку яиц, но Ленин нравился вкус маминого омлета. Взбив яйца, он отставил миску, натер лук и сыр, нашинковал зеленый перец и кусочек ветчины, оставшийся с ужина.

Газовая горелка всхлипнула и, мигнув, озарилась синим пламенем. Ленни бросил кусок масла на сковородку и держал ее над огнем, пока растаявшее масло не стало темнеть. Потом вылил болтушку в сковородку и накрыл крышкой.

– Ух ты, пахнет вкусно. – Анжела шла одеваться, но задержалась на нижней ступеньке лестницы. – Какие на сегодня планы, Джин?

Ленни приподнял края омлета, дал стечь непрожаренной болтушке и вновь накрыл сковородку.

– Съезжу в город.

– В Спокан?

– Угу.

– Я сегодня работаю, но если ты к двум вернешься, я бы тоже поехала.

Ленни не отрывал взгляд от сковородки:

– Нет, я вернусь позже.

– Ну тогда ладно. У меня и здесь полно дел. – Анжела ушла наверх.

Ленни положил в тостер два ломтика хлеба и налил апельсиновый сок в два стакана. Ссыпал сыр, ветчину и овощи в омлет, прикрыл крышкой. Потом взял воскресную газету, которую Анжела принесла из ресторана. Просмотрел раздел коммерческой недвижимости. Ничего. Конечно, на газеты рассчитывать глупо. Ленин опустил газету и уставился в окно.

Спустилась Анжела. В официантском платье и туфлях. О чем-то задумалась. Ленин разделил омлет, пододвинул Анжеле тарелку и тост.

– Кстати, чем ты занимаешься в Спокане?

– Я же говорил. Забираю почту. Кое с кем вижусь. По делам.

– По каким?

Ленин перестал жевать, но не ответил.

Анжела ковырялась в омлете:

– Значит, будешь поздно?

– Еще не знаю.

Анжела разглядывала вилку:

– Просто ты давно не ездил в Спокан.

– Несколько недель.

– У нас тут вроде все неплохо, а?

Ленни жевал омлет и смотрел на нее. Анжела отхлебнула апельсиновый сок. Обычно она не приставала с вопросами, хотя имела все основания. Наверняка поняла, что Ленни в бегах. Он сразу бросил якорь у нее, а на другой день обрил голову и стал отпускать бороду. Возможно, Анжела считала странным, что он все больше смахивает на ее бывшего мужа, однако ничего не говорила. Видимо, давно решила, что на свете есть вещи, о которых лучше не знать. Она редко спрашивала о делах Ленни, если он сам о них не заговаривал. И похоже, пора заговорить, иначе завтрак будет испорчен.

– В чем дело? – наконец спросил Ленни.

– Ты бы мне сказал, если б у тебя кто-то был в Спокане, да?

– Никого нет.

– Но раньше у тебя была женщина?

– Да.

– Больше нет?

– Нет.

Анжела обкусывала корочку с тоста:

– Извини. Наверное, я кажусь ревнивой каргой.

– Все нормально.

Анжела закатила глаза, рассмеялась и вгрызлась в омлет:

– Вкуснотища! Кому-то повезет с таким мужем.

Ленин ел молча.

 

32

На пути из Нового Орлеана в Солт-Лейк-Сити Каролина вся извелась. Она задремывала, но почти сразу просыпалась и, глянув на часы, не могла уразуметь, почему время вдруг остановилось. Над Средним Западом попали в грозу, самолет поднялся выше. Каролина смотрела на вспышки молний внизу, потом опустила шторку иллюминатора. Рев двигателей и треск обшивки служили звуковым фоном рваных сновидений, где женщины тонули в холодильниках, бальзамировщик Рассел угощал Каролинину мать кофе, а Миссисипи пенилась в огромном водопаде.

Соседка баюкала уже уснувшего ребенка – «Ш-ш-ш, ш-ш-ш, ш-ш-ш», – и голос ее тоже царапал нервы. Каролина встала и пошла в туалет в хвосте самолета. Пробираясь по узкому проходу, она видела запрокинутые лица пассажиров, словно и они чего-то от нее хотели. Лоб покрылся испариной.

В конце салона проход перегородил мужчина, болтавший с симпатичной девицей. Каролина терпеливо ждала, когда ей уступят дорогу Не глядя на нее и не прерывая беседы, мужчина вжался в спинку кресла.

В туалете она ополоснула лицо и посмотрела на себя в зеркало.

В Солт-Лейк-Сити на час задержали вылет. Каролина сидела в кафе и писала черновик рапорта о встрече с Блантоном. Кёртис набросал примерный профиль неизвестного фигуранта, под который Райан подходил идеально («…фигурант проявляет мстительную изобретательность, порожденную глубокой травмой, и путем создания суррогата первоначального источника травмы…»). К счастью, абзац о Каролине («…возможно, развитая фантазия субъекта отводит детективу Мейбри роль противника или символической фигуры…») был краток.

Перелет из Солт-Лейк-Сити в Спокан проходил легче. Каролина сидела у окна, соседей не было. Мечтая поспать, она закрыла глаза, но тотчас раздался голос пилота:

– Мы подлетаем к Спокану…

Каролина посмотрела на часы и опешила: она проспала весь полет. Если что-то и снилось, ничего не запомнилось.

Точно сомнамбула, она шла вслед за женщиной с ребенком, которая на первом отрезке пути была ее соседкой.

– Вон он! Вон он! – повторяла женщина. – Смотри!

Высокий длинноволосый мужчина вышел из толпы встречающих и заключил мать и малышку в объятия. Они отошли в сторонку. Каролина оглянулась: отец поцеловал дочь в маковку

Даже в полночь в аэропорту было людно. Джоэл сидел поодаль. Увидев Каролину встал и взял у нее сумку. Каролина не сопротивлялась. Джоэл нагнулся и поцеловал ее.

– Привет, – сказал он. – Выглядишь усталой.

Джоэл уложил сумку в джип. Сели в машину, пристегнулись, но Джоэл не заводил мотор.

– Что случилось? – спросила Каролина.

– Я должен тебе кое-что сказать. – Он повернулся к ней: – Хотел дома, но лучше сейчас.

Каролину обуяла сонливость.

– Ладно.

– Вчера вечером я встречался с Дереком и Джеем… у меня и мысли не было… но… я познакомился с девушкой и… извини… привел ее домой.

– Ладно. – Каролина кивнула и, откинувшись на сиденье, закрыла глаза.