44

Пятый труп был обнаружен в зарослях на обрывистом берегу в миле от места, где нашли первые жертвы. Его углядел утренний бегун. Состояние останков говорило о том, что убийство совершено давно, тело перенесли к реке позже. Чтобы не мешать экспертам, Каролина держалась поодаль, но стоило ей увидеть лохмотья иссохшей плоти и отбеленные солнцем зубы, как тотчас возникла жуткая уверенность, что эта упорядоченная груда костей некогда была Рэй-Линн Пирс.

Как и предсказывал Блантон, с обнаружением очередного трупа полицейская активность увеличилась в разы: в первых числах августа управление гудело точно улей. Звонили экстрасенсы и заключенные, сидевшие в Техасе и Флориде, репортеры Си-эн-эн и «Ньюс-уик» просили об интервью. Работа шла своим ходом, а присутствие двух аналитиков и накопившийся опыт группы позволяли быстро вписать в постоянно меняющийся почерк Ленин Райана детали, которые три месяца назад всех ставили в тупик. На сей раз двадцатидолларовые купюры торчали изо рта жертвы, что вызвало ожесточенную дискуссию аналитиков: стараясь не встречаться взглядами, они перекрикивали друг друга, словно два профессора, одновременно читающие лекции в одной аудитории.

– В нем возрастает злость. – Макдэниэл смотрел на Спайви. – Деньги во рту – знак его стремления к оральному сексу…

– Просто у него резинки закончились! – перебил Блантон, не прекращая писать отчет.

Этому противостоянию было уже лет десять, и, раз-другой послушав аналитиков, Каролина поняла, в чем суть их разногласий. Почерк убийцы формируется маниакальным подсознанием самостоятельно или вкупе с логикой, заставляющей скрывать следы преступления? У нынешней жертвы тоже щипцами были сорваны ногти, а пальцы вымочены в хлорке. Оба аналитика сходились в том, что это отчасти фетишизм, отчасти попытка уничтожить улики. Похоже, они так и не разрешили трудный вопрос: это ритуал и одновременно сокрытие или сокрытие, превратившееся в ритуал?

– Прозаичный недоумок, деревенщина, – на исходе спора пробурчал Макдэниэл.

– Фрейдист, который мочится в постель и сосет большой палец, – парировал Блантон.

Перепалка их казалась нелепой, ибо они сходились в главном: почерк Райана проявлялся в обработке трупов. После убийства он прятал тело, но потом к нему наведывался, чтобы придать ему нужный вид и ощутить свою власть. Вот тогда он срывал у жертвы ногти, вкладывал ей сорок долларов и, по всей видимости, мастурбировал. Оба аналитика говорили, что подготовка трупов – теперь самый интересный аспект дела, даже перешедшего уже в стадию отлова убийцы. Блантон рассуждал о том, что Райан соединяет в себе черты нескольких известных ему убийц (скажем, обломанные ногти были в деле, которое он только что закончил в Техасе), а Макдэниэл высказывался о редкой возможности поймать психопата, монстра, эволюционировавшего на глазах.

Но Каролина понимала, что оба остались в группе только ради того, чтобы шпынять друг друга, драться за популярность и набирать материал для очередной книги. Они кружили, точно стервятники, но проку от них было мало – ни тот ни другой не участвовали в наблюдениях и допросах, лишь целыми днями ковырялись в своих таинственных записях. Как-то на летучке Каролина через плечо Блантона заглянула в его блокнот: «Отсутствие активной жизнедеятельности микроорганизмов и посмертное смещение правой ключицы свидетельствуют о расположении останков в данном месте за две недели до их обнаружения». Этакая математическая точность ошарашивала.

Через неделю стоматологическая экспертиза установила, что найдены останки не Рэй-Линн Пирс, а скорее всего пропавшей Джейн Доу, известной под кличкой Риса. Каролина переживала, что личность Рисы так и не установлена точно, но Спайви и аналитикам было гораздо удобнее заниматься неизвестным трупом.

Лихорадочная деятельность, вызванная появлением новой жертвы, отодвинула на второй план последнюю находку Каролины – мотив Ленин Райана для убийства Паленого. Розыскная машина урчала, питаясь прахом несчастной Рисы. В офисе Каролина занималась всякой мелочевкой, стараясь изгнать мысль, последнее время не дававшую покоя, – мысль, из-за которой она вдруг останавливалась посреди транспортного потока или замирала на пути к копировальному аппарату.

Что, если Ленин Райан не убивал этих женщин?

Сомнение вспыхнуло не потому, что вдруг возникло какое-то неоспоримое доказательство. Вообще-то все имевшиеся доказательства тоже мало что доказывали, только подкрепляли веру, что с подозреваемым не ошиблись, – огромная настенная схема в окружении бесстрастных экспертиз, картотека допрошенных свидетелей, столы, заваленные квитанциями кредиток.

Но сомнение подкрадывалось и застигало врасплох, точно отдаленный рокот. Вот если б имелись образцы спермы или показания очевидцев. А так собранные улики всего лишь позволяли не исключать Райана. Все это было подобно дому, в котором только окна и нет дверей.

Конечно, тысячи людей были осуждены и на меньших основаниях. Расследование в том и заключалось, чтобы выстроить цепь совпадений, которые исключат все иные толкования и приведут к версии. Схема Спайви обеспечивала версией: убийства, начавшиеся через две недели после выхода Райана из тюрьмы; его расспросы о шлюхах; убийства Паленого, дяди Алберта и хозяина ломбарда; проулок и четвертый труп в холодильнике, на котором обнаружены отпечатки Райана; он подошел к Рэй-Линн, после чего та и Риса исчезли. Даже угрюмый окружной прокурор уже поговаривал о деле со смертным приговором.

Да нет, Каролина понимала, что сомнения ее абсурдны. Дюпри даже придумал термин для подобного состояния – «синдром выпускного альбома». На допросах родные подозреваемого непременно доставали выпускной альбом, тыкали пальцем в фото застенчивого прыщавого юнца и категорически заявляли: «Поглядите. Он не мог этого сделать».

Вот и у меня, думала Каролина, этакий синдром чужого выпускного альбома. Я возомнила, будто понимаю Ленин Райана, потому что видела его близко, лицом к лицу. То-то и оно. Интуиция, шесть лет назад украденная Дюпри, а теперь бесславно вернувшаяся, шептала: если у Райана был крепкий мотив для убийства Паленого, может, имелся мотив и для убийства шлюх? Без всяких психологических выкрутасов Блантона и Макдэниэла?

Разумеется, она не делилась сомнениями со Спайви и аналитиками, твердо убежденными, что убийца – Райан. Пусть он винил Паленого в смерти Шелли Нордлинг, это не исключало его ненависти к проституткам вообще. Письмо Шелли из приюта только подкрепляло главную версию: Райаном владела навязчивая идея о предательстве бывшей подружки.

Непоколебимая уверенность аналитиков обескураживала. Блантон утверждал, что Каролине вовек не понять извращенных фантазий Райана. Макдэниэл талдычил, что истинная чудовищность убийцы не видима глазом и состоит из суммы детских неудач и огорчений, страхов и отказов.

Но Каролина, одна дома или в машине, вспоминала глаза Ленин Райана. Как ни странно, в них не было ничего чудовищного – в них читались ее собственный страх, ее неуравновешенность, ее отчаянные попытки всему найти объяснение и втиснуть мир в кукольный домик. И тогда казалось, что аналитики слегка сбились с курса или улики намеренно всех дурачат, словно оптический трюк – ваза, составленная из двух человеческих профилей. Получалось, что вся группа работала над характеристикой вазы, и лишь Каролина постоянно разглядывала два лица.

Она посмотрела на Блантона и Макдэниэла – антиподов, наискось друг от друга сидевших за совещательным столом. Блантон низенький, коренастый и бледный, словно только что из тюрьмы; Макдэниэл рослый, загорелый, лощеный. Там же сидели Спайви и стройная девица, которую представили ассистентом продюсера новостного телешоу «Дейт-лайн». Идея принадлежала Макдэниэлу – дескать, если придать делу национальный масштаб, это поможет установить местонахождение Райана, а то и вытащить его из норы. Суть плана была в том, чтобы создать «суперантагонистическую модель» и привлечь внимание преступника к полицейскому, этакому «альфа-копу», в котором он увидит достойного противника и неудержимо захочет контакта с ним. Прежде эту роль играла Каролина, но Райан

больше не проявлял к ней интереса. Телепрограмме предстояло создать нового оппонента, вернее, двух, поскольку ни Блантон, ни Макдэниэл не собирались терять такой ангажемент.

– ФБР считает это революционным делом. – Макдэниэл обращался к ассистентке, нынче прибывшей для подготовительной работы, – смазливой девице в черных брюках, черной блузке, черных туфлях и, по прикидкам Каролины, с нулевым размером груди. Слушая аналитиков, живописавших тяготы своего труда, она трясла головой и вскрикивала «Вау!». Макдэниэл усердствовал особенно. – Извечная задача отдела поддержки расследований – поддерживать местные правоохранительные органы. Однако в нынешнем деле мы на шаг впереди, дабы предугадывать ходы Райана и в конечном счете его поймать. Что касается меня… – Макдэниэл выпятил подбородок и надвинулся на ассистентку: – Я должен его поймать. Для меня это личный вопрос.

– Вау! – Ассистентка пометила в блокноте. – В вечернем эфире непременно это скажите. Вот прямо дословно.

Макдэниэл прикинулся равнодушным:

– А кто ведет программу?

Ассистентка назвала ведущего.

– Ах, этот. Говорят, я похож на Стоуна Филлипса. Я полагаю, было бы интересно, если б мы вместе оказались в кадре.

Все промолчали, Блантон и Каролина переглянулись.

– Знаете, Стоун редко покидает студию, – наконец нашлась ассистентка.

– В том и сходство, – вставил Блантон. – Он тоже сиднем сидит.

Макдэниэл ожег его взглядом. Интерес к серийным убийствам падал. В богом забытом Спокане было всего восемь жертв и пять из них шлюхи. Привлечь к себе внимание зрителей, которые смотрят не только «Всеамериканский розыск», было сложно. И тогда Макдэниэл уговорил Спайви преподнести телезрителям его и Блантона – мол, впервые за десятилетие лучшие аналитики вместе ловят убийцу. Как он и предсказывал, сюжетом заинтересовался новостной канал. Нынче предстояла съемка на месте происшествия: два суперсыщика месят грязь и, задумчиво оглядывая реку, изрекают чушь о поимке Ленин Райана. Для меня это личный вопрос.

– А что скажете вы, мистер Блантон? – спросила ассистентка. – Как на вас повлияло это дело?

– Знаете, я больше не выхожу на панель. Так что все хорошо.

– Невозможно воспринимать это дело иначе как личное, – откашлявшись, вмешался Макдэниэл. – Еще до того как мы идентифицировали Райана и он числился НЕСУБом…

– Кем? – не поняла ассистентка.

– Простите. – Макдэниэл коснулся ее руки. – Профессиональный жаргон. Еще когда Райан числился неизвестным субъектом, он искал контакта с полицией. Дерзкие выходки – ключевой элемент его фантазий. Если раньше убийца был сосредоточен на жертвах, то теперь его внимание – наше с мистером Блантоном бремя.

Блантон заерзал и вновь посмотрел на Каролину, но та развернула кресло и занялась еженедельным обзвоном родных и друзей Рэй-Линн. В списке набралось двадцать имен, однако никто ничего о ней не знал. Блантон и Макдэниэл считали, что, всего вероятнее, она мертва, а Ленин Райан пребывает уже в иной фазе и дольше обрабатывает трупы, поскольку его огорчил Каролинин отклик на «подарок» в холодильнике. Ни до кого не дозвонившись, Каролина положила трубку и прислушалась к совещанию.

– Но ведь Райан представляет угрозу? – спросила ассистентка. – Если он покинул ваш район, значит, опасность повсюду? Она грозит всякой женщине? Ну вот кто-то пошел в спортзал или магазин… И мне тоже? Я в опасности?

Блантон оглядел Макдэниэла:

– Уж вы-то явно.

– Существует ли опасность? – вскинулся Макдэниэл. – Пожалуй, да. – Он покивал, шевельнул бровями и уже тише повторил: – Да, существует.

Интересно, что сказал бы Дюпри об этой постановочной затее телевизионщиков? Каролина не видела его три недели – с той самой ночи, когда он ошеломил ее своим признанием про Гленна Риттера, но знала, что Дюпри досрочно собрался в отставку. Один раз она ему позвонила, но услышала автоответчик и повесила трубку, не зная, что сказать. Затем возник новый труп, и она совсем закрутилась.

Макдэниэл приложил указательный палец к губам, раздумывая над очередным вопросом ассистентки. Потом легонько кивнул, словно признаваясь, что мочится в постель:

– У меня? В такой работе трудно с кем-то сойтись. Всякие отношения требуют доверия. А после подобных дел довериться… нелегко.

Повисло неловкое молчание, затем Спайви, откашлявшись, заученно произнес порученную ему реплику, которую все утро репетировал:

– Я считаю, мы прошли хорошую школу. Если кто и поймает убийцу, так только эти ребята.

Вновь наступила неловкая тишина, но Каролину выручил телефонный звонок. Она схватила трубку, точно спасательный круг:

– Мейбри.

– Куда ты пропала? Я оставлял тебе сообщения.

Джоэл.

– Я получила. Дел невпроворот.

– Я хочу тебя увидеть.

– Никак. Я невидимка. – Каролина усмехнулась своему дурацкому юмору – очень в духе Дюпри.

Совещание закончилось; все встали, договорившись о встрече на месте происшествия. Макдэниэл – руки в боки, таз вперед – беззастенчиво кадрил молоденькую худышку-ассистентку.

– Я понимаю, почему ты психуешь, – сказал Джоэл.

– Я не психую, – ответила Каролина, что в общем-то было правдой.

– Ну ладно, расстроена. Я все понимаю. Я тоже собой недоволен.

– Джоэл, сейчас неудачное время…

– Я поступил как пацан. Сделал ошибку. Я испугался. – Слова сыпались горохом. – Давай увидимся.

– Я очень занята.

– У тебя есть другой, да?

– Никого нет, – сказала Каролина и сразу подумала о Ленин Райане: если убийца не он, значит, неведомо где есть кто-то другой, сильный и зацикленный на женщинах.

– Давай встретимся, – повторил Джоэл. – У меня кое-что для тебя есть.

Провожая ассистентку к выходу, Макдэниэл приобнял ее за талию и что-то нашептывал на ухо.

Блантон перехватил взгляд Каролины и щелкнул себя по горлу. Каролина помотала головой, он закатил глаза. Иногда после работы они куда-нибудь заходили пропустить по стаканчику, и Каролину уже беспокоило, что ей нравится общество Блантона. Давеча Кёртис признался, что ему противна затея Макдэниэла, но агент его убьет, если он упустит возможность лишний раз засветиться на крупном телеканале. Пока случаются серийные убийства, он будет консультантом телешоу и кинофильмов, будет писать книги и зарабатывать на жизнь, а в свободное время ковырять собственную мрачную психологию.

Никого нет. Убийца знает Спокан, умеет обращаться с трупом и, по словам Блантона, повторяет приемы других серийных убийц.

– Давай выпьем по глотку, хорошо? – канючил Джоэл.

Каролина смотрела на Спайви: слишком туго затянутый галстук топорщил воротничок рубашки. Убийца физически крепок, знаком с проститутками и работой полиции. Таксист. Коп. Бармен.

– Ладно, – сказала Каролина. – По глотку.

– Чудесно, – выдохнул Джоэл.

В дверях Макдэниэл похлопал ассистентку по плечу и легонько его сжал. Девица вышла, и он снова испепелил взглядом Блантона.

– Я за тобой заеду, – сказал Джоэл. – В шесть годится?

– Да, хорошо.

– У тебя точно никого нет?

Спайви и аналитики вернулись к работе. Страшно подумать, что, может быть, придется все начинать заново. По выражению Блантона, строить с нуля.

– Нет, – сказала Каролина. – Никого.

 

45

Теленок свалился в промоину, которую здесь называли балкой, а в родных краях Ленин – оврагом. Такие вот языковые мелочи, отличавшие штат Вашингтон от Калифорнии, подрывали уверенность, что Ленни тут приживется. Уже взопрев под раскочегарившимся солнцем, он стоял на краю этой балки-оврага, формой напоминавшей круглые скобки. Весной размякшая земля во вздохе разомкнула уста и возникло озерцо футов двадцати длиной и футов шести шириной и глубиной. Сейчас оно вконец пересохло, и края овражка, видимо, обваливались под копытами несчастного животного, пытавшегося выбраться из западни. Мертвый теленок лежал на дне балки, тучи мух облепили его губы, ноздри и открытые глаза.

Ленни отбросил кусачки, стянул перчатки и присел на корточки, пытаясь определить, с какой стороны пришел теленок. Неподалеку через поле вилась тропа, по которой скотина ходила к ручью. Следов отбившегося теленка не видно. В последнее время

Ленни подметил интересную особенность: стадо могло быть большим и широко разбредаться по пастбищу, но к ручью и соляным камням животные всегда шли гуськом, след в след. Если вожак вдруг делал крюк, все стадо в точности повторяло его маршрут.

А вот теленок почему-то сошел с тропы – отклонился фута на четыре, но и этого хватило. Непонятно. Вон, видно, где на краю оврага земля подалась и детеныш ухнул вниз.

Ленни подошел к тропе. Почему теленок вдруг отбился от своих? Коровье стадо голов в тридцать держал сосед Анжелы, живший на другом краю поля за изгородью, которую сейчас поправлял Ленни. В полдень скотина цепочкой шла на водопой. У ручья стадо расползалось, точно мокрое пятно. Бывало, со стаканом чая со льдом Ленни стоял на крыльце и видел, как, напившись, коровы без всякого сигнала вновь собирались в строй и топали обратно на луг. Видимо, несчастный случай произошел ночью – теленок оступился сослепу. Все равно непонятно. Может, его что-нибудь испугало? Собака. Или койот. Ленни склонился к земле, однако собаки с койотами ступают слишком легко, а следопыт из него никудышный. Досадно четко видеть, что произошло, и не понимать как и почему.

Ленни всегда считал, что причина не играет роли, главное – результат. Поиски этого почему столь же мучительны и бессмысленны, как попытки теленка по рыхлым стенкам выбраться из оврага. Натянув перчатки, Ленни спрыгнул в балку глубиной почти в его рост. Потревоженные мухи взлетели, но тотчас вновь облепили мертвую голову. Ленни ухватил теленка за ноги и выбросил наружу Тот шмякнулся на землю, подняв облачко пыли.

Карабкаясь наверх по осыпавшимся стенкам, на мгновение Ленни почувствовал животную панику. На краю оврага он хлопнул в ладоши, сбивая землю с перчаток, потом опять ухватил теленка за ноги, закинул на плечи и по хрусткой траве зашагал к соседскому дому. Миновав ручей, выбрался на проселок, разделявший территории Анжелы и соседа, чей дом под оцинкованной крышей был построен вокруг трейлера и расположился посреди березовой рощицы. От жары и смрада Ленни уже слегка мутило. Сосед, семидесятилетний старик с копной седых волос, стоявших торчком, словно замерзшее пламя, переминался у крыльца, будто кого-то поджидал.

– Чё такое? – спросил старик.

– Да вот, гикнулся в… балку. – Ленни сбросил теленка на разъезженную гравийную дорожку, закашлялся и сплюнул в засохшую грязь.

Старик поскреб жесткую седую щетину и пнул спаниеля, обнюхивавшего мертвое животное. Пес проворно отскочил.

– М-да, паршиво, – наконец проговорил старик.

Ленни стянул перчатку и подал ему руку:

– Я Джин. Квартирую тут… у Анжелы.

Старик не назвался, лишь разглядывал теленка, который сейчас казался совсем маленьким и плоским, точно двухмерная картинка.

– Анжела держит свиней? – спросил старик.

– Не понял?

– Свиньи есть? – Наконец старик посмотрел на Ленин: – Можно скормить им дохлятину. Я-то своих пару лет назад всех порешил.

– Нет, свиней она не держит.

– Жалко. – Старик пнул теленка. – Добро пропадет.

Ленни надел перчатку.

– Как же его угораздило?

– Чего?

– Теленка. Как это он?

– Сверзился в яму.

– Да это понятно. Часто такое случается?

Старик пожал плечами:

– Бывает.

– А из-за чего?

– Стадо побежит, кто-то отстанет.

– Почему вдруг стадо бежит?

– Ну, скажем, пугается грома.

Ленни вспомнил, что пару дней назад ночью была сухая гроза – пара беззвучных вспышек, потом еще молния и раскат грома.

– И тогда кто-нибудь погибает?

– Ну, если не сумеет сам выбраться, либо я не услышу рев и не подсоблю.

– На ваших глазах кто-нибудь падал?

Фермер задумался:

– Нет, такого не припомню.

Помолчали. Ленни плотнее натянул перчатки и пошевелил пальцами.

– Просто я не мог понять, как это случилось. Вот и все.

– Коровы, они не шибко умные, – прищурился старик. – Особливо молодняк.

– Выходит, так. – Ленни кивнул старику и пошел обратно. Возможно, когда-нибудь и он научится безропотно воспринимать жизненные невзгоды с их железным принципом: у малых мира сего всегда меньше шансов, а раскат грома может ввергнуть в панику даже самую уравновешенную тварь.

Взбивая султанчики пыли, он шел к дому Анжелы. На взгорке, где проселок примыкал к шоссе, стоял почтовый пикап. Сняв перчатки и засунув руки в карманы своих единственных джинсов, Ленни направился к ряду почтовых ящиков. Редкое сносное мгновение – башмаки, взбивающие пыль, джинсы, сосед… Больше нет бороды, отраставшие волосы Анжела осветлила перекисью, и теперь голова будто укрыта снежной порошей.

В большом ящике лежали счет за электричество, каталог постельного белья и банных принадлежностей и конверт с логотипом споканского Верховного суда. Ленни сперва не понял, кто такой Дэвид Никелл, и лишь потом сообразил, что письмо на имя мужа Анжелы пришло по его собственному запросу.

Он вскрыл конверт. Копия судебного дела на тридцати страницах и справка, извещавшая об окончании гражданской тяжбы. В иске говорилось, что здание (в проулке, где был обнаружен труп в холодильнике) принадлежало риелторской компании из Сиэтла, а в январе нынешнего года за 95 000 долларов его купил Джон Лэндерс, владелец лодочного центра, расположенного на другой стороне улицы.

Он перестроил здание и объявил, что его займет фирма по продаже электроники. Однако риелторы подали в суд, заявив, что Лэндерс договорился об аренде еще в то время, когда юридически зданием владела их компания, и умолчал об интересе электронной фирмы к этому помещению. То есть скрыл информацию, чем сбил продажную цену вышеозначенных площадей.

Далее шли заявления адвоката и Джона Лэндерса, в которых признавалось, что имели место предварительные переговоры с электронной фирмой о ее переезде в здание, но лишь при категорическом условии реконструкции собственно здания и прилегающей территории. Лэндерс провел все вышеозначенные преобразования, а также обеспечил стройку охраной, понеся значительные издержки.

Ленин уронил руку с листками и посмотрел на дорогу к домику Анжелы. Вспомнились тот далекий день в парке и разговор с сутенером, который чего-то плел и дрожал от страха, что сейчас его грохнут. Он говорил, что не убивал Шелли (конечно, врал) и не знает, кто это сделал. Вроде бы через несколько дней после ее исчезновения его остановил какой-то старик в переулке и сказал, что если он не уберется со своими девками, то сильно пожалеет. Конечно, чистой воды брехня, но потом Ленни порыскал вокруг лодочного центра и стройки и наткнулся на труп в холодильнике.

Эх, мозгов бы побольше, чтоб все раскумекать. Он разговаривал со шлюхами, просматривал объявления, пытаясь понять, кто хотел избавиться от уличных девок. Все без толку. Всякий человек имеет определенное представление о жизни (скажем, реки текут с гор в долины) и не постигает того, что в него не вписывается. Может, о таких, как Джон Лэндерс, он понимает не больше, чем о громе и скотине.

Ленни зашагал к дому на пригорке под сенью лиственниц. Хорошо бы здесь остаться. Приятно, когда Анжела в переднике сидит на крыльце, а на столе тебя ждет ужин.

В доме он снял рабочую рубаху и грязные джинсы, надел хаки и черную футболку, в которых приехал. Ленни постарался представить свою встречу с мистером Джоном Лэндерсом. Что он сделает – пристрелит его, как хозяина ломбарда? Слегка удивится, услышав выстрел, на миг замрет? Или он стал другим человеком?

Ленни взял бумагу и ручку. Написал «Анжела» и задумался. Потом начеркал: «По делам уехал в Спокан. Не дожидайся». Было бы круто завести свое маленькое стадо. Это что-то с чем-то.

Он собрался было подписаться «Джин», но потом зачеркнул и написал «Ленни». Погрыз ручку и над именем вписал «Люблю».

 

46

Шесть вечера, середина предпоследней патрульной смены. На берегу реки Алан Дюпри сидел в машине и радаром замерял скорость чаек. Птицы носились кагалом, но раз-другой все же удалось снять показания. Одна чайка со скоростью восемнадцать миль в час спикировала к воде. Другая зависла во встречном потоке, затем взмахнула крыльями и плавно приводнилась. Прибор показал две мили. Полет со скоростью две мили в час! Поразительно. А вот люди все усложняют.

Дюпри вежливо кивнул прохожим, но те скривились на патрульного, который радаром замеряет птиц. Ему давно не было так хорошо. Сегодня он не чувствовал себя полицейским или человеком на грани развода. Нынче он был просто Алан, которого интересует скорость чаек. Он никогда не считал службу причиной своих семейных неурядиц и терпеть не мог мужиков, винивших работу, друзей и прочее в том, что они оказались никудышными супругами. Но сейчас, без пяти минут отставник, он понимал, что работа сжирала все его время, и удивлялся, что они с Дебби протянули так долго.

Жизнь в парке сникла: чайкам надоело летать, и они поочередно приземлились на бетонную лестницу, дожидаясь, когда кто-нибудь начнет кормить уток и можно будет заняться своим прямым делом – тырить угощение. Дюпри огляделся – что бы еще замерить? Скорость плывшей утки была две мили в час, мальчишки на роликах – семь. Дюпри завел машину.

Диспетчер спросила, не съездит ли он к Южному холму, откуда поступило сообщение о взломе. Другие наряды застряли на двух ДТП. Дюпри вырулил на шоссе и добрался до съезда в самый скверный городской район, расположенный на пути в лучшие кварталы.

Обветшалые дома и заросшие лужайки у подножия Южного холма напомнили об одной его старой теории. Называлась она «теория дворовой относительности». Дюпри считал, что преступника можно определить по степени ухоженности его двора. Теория зародилась в кварталах, где торговали наркотиками, беспрестанно случались драки и бытовые скандалы. Со временем Дюпри подметил, что полицию почти никогда не вызывают в дома с ухоженными дворами. Дело не в материальном достатке или национальности хозяев, а в занудном ручном труде. Согласно теории Дюпри, у преступников не хватало терпения на работу во дворе. Преступление, считал он, это и есть нехватка терпения. Хочешь быстро разбогатеть? Хочешь трахнуть бабу без всяких ухаживаний? Хочешь избавиться от делового партнера без судебной мороки и откупных? В этом и разница между преступниками и нормальными людьми. В терпении.

А что в престижных районах? Взбираясь на Южный холм, Дюпри ехал по Алтамонту, где иной уровень жизнь был заметнее уровня подъема. Наверное, среди здешних белых воротничков водились преступники, но можно спорить на что угодно: сами они не ухаживают за розами – нанимают садовников. Как и те, на чьей совести лопнувшие банки. У них тоже работает прислуга. Дворовый труд – время раздумий и голоса подсознания, время, когда виновному от себя не скрыться.

Как все хорошие теории, теория Дюпри могла бы найти практическое применение, если б автору удалось доказать причинно-следственную связь между заросшей лужайкой и преступлением. И тогда наказанием наркоторговцам стала бы стрижка газонов, а тюрьмы превратились бы в фирмы по озеленению территорий.

На Южном Алтамонт-бульваре старые особняки окаймляли утес, смотревший на город. Диспетчер сообщила, что один наряд заканчивает с ДТП и вскоре прибудет в помощь. Дюпри припарковался и вылез из машины. Столетний трехэтажный особняк с белыми колоннами. Раза в четыре дороже дома, на который наскребли они с Дебби. Проехал пятнадцать кварталов – и оказался в другой вселенной.

На подъездной дорожке соседнего дома стояла пожилая женщина с садовыми ножницами в руках. Она показала на распахнутую парадную дверь особняка:

– Я заметила свет в доме, а потом увидела открытую дверь. Джон и Эдит на озере. Почему я и позвонила.

Дюпри посмотрел на ее ухоженные розовые кусты:

– Вы правильно сделали.

Конечно, следовало дождаться поддержки и лишь потом входить в дом, где предполагался взломщик. Но Дюпри знал, что внутри уже никого нет, и в последние дни службы не желал сомневаться в своем чутье. Он выключил рацию и, просунув голову в вестибюль, крикнул:

– Воры, вы там?

Никто не ответил, и Дюпри прошел к панели сигнализации. Разумеется, преступник обрезал провода и вынул аккумулятор из настенного монитора. В ванной он увидел окошко, через которое грабитель проник в дом. Работал профессионал.

От мысли, что еще водятся настоящие профессионалы, даже взгрустнулось. Казалось, всех их давно переловили и остались одни юнцы, которым не хватит мозгов и терпения вырасти в настоящего взломщика. Только и могут, что искать наркотики, тырить мотоциклы из гаражей и шарить по машинам. Но этот парень знал, что к чему, и Дюпри даже слегка пожалел о своем скором уходе.

Но ради чего оставаться? Ему сорок восемь. Двадцать лет выслуги и еще шесть сверху в виде добровольного наказания. Почти все ребята, с которыми он начинал, уже на пенсии или на инвалидности и теперь играют в гольф или служат охранниками. Некоторые пошли в частные детективы и нынче на побегушках у вшивых адвокатов, которых прежде терпеть не могли.

Дюпри рассчитывал, что отставка спасет его от старческого нытья – дескать, мир окончательно испаскудился. Он не хотел закончить никчемным брюзгливым пердуном. Он хорошо помнил, как когда-то ворчали старые копы: на кой черт зачитывать арестованному его права? кто удумал брать баб в патрульные? что за фигня – до приезда фотографа не трогать улики? Как ни странно, теперь он тоже не хотел меняться, не хотел признать, что Спайви владеет современными методами расследования. Но самое удивительное – как быстро подступила старость.

Однако сейчас от почерка старого доброго взломщика вновь заиграла кровь в жилах. Нет, мы еще пригодимся. Дюпри вспомнил прежних воров: тормознешь мужика, а у него в машине полный набор отмычек; такой едва выйдет из тюрьмы и единолично взвинтит статистику по кражам. О них сыщики говорили с долей уважения, как питчер об отменном хиттере. Было несколько семейств знаменитых воров – скажешь «Джиллик» или «Фалко», и всякий коп уважительно кивнет: как же, знаем.

Подсвечивая себе фонариком, Дюпри переходил из комнаты в комнату. Никаких следов первоклассного взломщика или хотя бы обкуренного юнца – ни выдвинутых ящиков, ни оборванных проводов. В дальней комнате со звукопоглощающей отделкой был устроен домашний кинотеатр. Вор не позарился на телевизор и стерео. И на видеомагнитофон. Странно. Дюпри поднялся на второй этаж и вошел в спальню. На комоде стояли фотографии величавой седовласой пары и ее трех взрослых детей, в лыжной экипировке позировавших на фоне какой-то горы.

Дюпри взял фотографию хозяев. Деньги. Если они есть, выглядишь пригожим и счастливым. Кто бы что ни говорил. В такие дома не бывает вызовов на изнасилование, убийство, растление малолетки. Деньги – корень зла? Я вас умоляю. Корень зла – метамфетамин. И бухло.

Рядом с фотографиями стояла незапертая шкатулка. Дюпри ее открыл – украшения не тронуты. Значит, не грабеж. Домушники первым делом берут драгоценности: легко унести и сбыть, трудно отследить. Соседка сказала, что хозяева на отдыхе. Как их зовут? Джон и… Забыл. Дюпри огляделся – нет ли чего-нибудь с именами хозяев? Ничего.

Внизу хлопнула дверь, потом донесся голос Тига:

– Сержант? Вы наверху?

Дюпри вышел на площадку изогнутой лестницы. Руки в боки, Тиг стоял в вестибюле. Алан был рад этому чернокожему толстяку в очках а-ля Элвис Костелло. Пожалуй, он единственный чем-то смахивал на копов из поколения Дюпри.

– Привет, Тиг. Как дела?

– Я вызывал вас по рации, сержант. Почему не откликались?

Дюпри покосился на свою рацию:

– Слишком трещит. Мешает сосредоточиться.

– С выключенной рацией одному соваться в дом? По вызову на грабеж? Интересно. – Тиг ухмыльнулся. – Меня бы вы разжаловали в бойскауты.

– Верно, – сказал Дюпри. – Я не подумал.

Тиг его разглядывал:

– Может, ради прибавки к пенсии вы косите на умственное расстройство? Тогда больше не старайтесь. Я все подтвержу.

– Легко и просто, – улыбнулся Дюпри.

Тиг огляделся:

– Миленькая халупа. Что мы имеем?

– Похоже, грабителя с синдромом дефицита внимания. Действует как профи, но ничего не берет. В шкатулке бриллиантовые серьги больше моих яиц.

– Странно. Очевидно, у вас крохотные яйца.

– Верно, зато шесть штук.

Дюпри спустился в прихожую и взял почту со столика. Просмотрел письма. Адресаты – Джон и Эдит Лэндерс. Одно письмо адресовано компании «Бухта Лэндерс». Алан разглядывал конверт. В голове брезжила какая-то мысль – ниточка, что пыталась соединить две разрозненные точки. Словно волосок в лампе, который не увидишь, пока не накалится.

– Что случилось? – Тиг вновь посерьезнел.

– Ничего. Просто я… – Дюпри смотрел на конверт. «Бухта Лэндерс». – У тебя телефон с собой?

– В машине.

– Позвони Крису Спайви из спецгруппы. Скажи, пусть едет сюда. С диспетчером не заморачивайся, звони напрямую.

– Да в чем дело-то? – встревожился Тиг.

– Я сам точно не знаю. Скажи, пусть поторопится.

Не дождавшись разъяснений, Тиг побрел к машине. Дюпри положил письма на столик и прошел в гостиную, напоминавшую музейный зал, закрытый для посетителей, – жесткая мебель, телевизора нет. Удивительно, что вход не перегорожен красным бархатным шнуром. В конце зала виднелась приоткрытая дубовая дверь, которую Дюпри сперва не заметил. Через нее он попал в небольшой кабинет, уставленный книжными стеллажами и шкафами. В центре дубовый письменный стол под стать двери. В комнате все перевернуто вверх дном. Дюпри понимал, что надо все оставить как есть и вызвать экспертов. Но стол притягивал к себе.

На нем стоял пенопластовый макет «Бухты Лэндерс» с ныне возводимым искусственным горнолыжным склоном. Дюпри присел на корточки перед столом и пальцем потрогал миниатюрный снегоход. Макет занимал всю столешницу и представлял шесть кварталов неузнаваемо измененной Ист-Спрейг. На месте мотелей с почасовой оплатой красовался дорогой супермаркет. Напротив «Бухты Лэндерс» располагался магазин электроники, рядом с ним – сетевой магазин «Олд Нейви» и «Большой ресторан» с табличкой «Следите за рекламой». Вместо «Счастливого аиста», любимой забегаловки Дюпри, архитектору виделся подземный паркинг.

Алан хмыкнул и выпрямился, поскреб затылок. Затем осмотрел стол: все ящики взломаны и выпотрошены, бумаги разбросаны по полу. Дюпри нагнулся к листкам, не касаясь их. Документы по сделкам, договоры, подрядные сметы. Чутье и адреналиновый всплеск подсказали, что все неспроста, а заодно одарили наивной верой, что мир все же познаваем.

Теперь посмотрим, какие именно документы интересовали взломщика. Две раскрытые папки не валялись на полу, но лежали на тумбочке. В одной, маркированной «Расходы на охрану», обнаружилась кипа квитанций от охранной фирмы Кевина Верлока. Дюпри глянул самые свежие: февраль – две тысячи долларов на новую ограду; март – четыре тысячи на систему видеонаблюдения; июль – двести сорок долларов, пометка «разное».

Во второй папке хранился какой-то договор. Дюпри надел перчатки и открыл первую страницу. Контракт компании «Бухта Лэндерс» с охранной фирмой «Полная безопасность». Дюпри вернулся на страницу, открытую взломщиком:

8. Вознаграждение за улучшение обстановки в районе.

Согласованная схема оплаты включает в себя ежеквартальные поощрительные выплаты в размере 2000 долларов за следующие дополнительные результаты или обстоятельства, вследствие которых в двухлетним период действия настоящего договора усиливается охрана, что описано в Приложении А:

(1) 20 %-е увеличение стоимости недвижимости в 1300-м квартале по Ист-Спрейг, установленной независимым оценщиком.

(2) Уничтожение проституции и всякой преступности в «Бухте Лэндерс» и на прилегающих территориях. (См. уточнения в Приложении А.)

Дюпри глянул в конец договора. В «Приложении А» разъяснялись термины «недвижимость» и «уничтожение».

– Господи! – Тиг возник в дверях. – Я только на минуту вас оставил, а вы устроили погром.

Дюпри положил контракт обратно в папку:

– Получилось?

– He-а. В группе никто не ответил, я позвонил Спайви на сотовый. Он с телевизионщиками уехал на реку. Я передал вашу просьбу, и он велел послать вас куда подальше.

– Умеет парень затаить обиду.

– Дело, говорю, срочное. Спайви приказал запереть дом и связаться с хозяевами. Позже он кого-нибудь подошлет. Или завтра утром.

– Дай телефон.

Тиг отдал мобильник, Дюпри нажал кнопку повторного вызова. Спайви ответил после первого гудка:

– Слушаю. – Фоном звучала многоголосица.

– Привет, это Дюпри. Мне все-таки кажется…

– Я знаю. Через час освобожусь и кого-нибудь пришлю.

Отбой. Дюпри перезвонил, ответила голосовая почта. Да пошел он! На кой черт делать чужую работу? Дюпри кинул мобильник Тигу, тот поймал его обеими руками.

– Ну вот, – сказал он.

Завтра. Он станет просто Аланом Дюпри, частным лицом, завидным холостяком. Смешно. Он так долго мечтал стать беззаботным холостяком, сбросить четвертьвековую угрюмость. И единственная, кого впечатлил бы новый образ прежнего Дюпри, – Дебби, некогда полюбившая беззаботного холостяка. Вот бы посмотрела на него – размечтался стать беспечным, легким, юморным.

– Ну и что нам делать? – спросил Тиг.

– Сейчас? – Дюпри пожал плечами и глянул на раскрытые папки. – Я поеду в контору писать рапорт. Ты огородишь дом лентой и дождешься, когда кто-нибудь явится снять пальчики.

– Ладно, – кивнул Тиг. – А потом?

– Потом? Потом мы закажем пиццу.

Тиг только молча на него вытаращился.

– Раз Спайви говорит, спешки нет, – значит, видимо, нет.

 

47

– Встань, пожалуйста. – В длинном коридоре Каролина окинула взглядом кабинетные двери – не дай бог, кто-нибудь выйдет и увидит эту сцену

– Тебе все равно, что я тебя люблю? – Джоэл так и стоял на одном колене.

– Мне все равно, что ты себе надумал. Тебе не кажется странным, что ты осознал свою любовь ко мне лишь после того, как переспал с кем-то другим?

– Я же признал свою ошибку.

– Ты думал, что спишь со мной?

Коленопреклоненный Джоэл опустил голову, словно на посвящении в рыцари:

– Да, я себя вел как последний идиот. Но я готов на все, лишь бы тебя сохранить.

– Прекрати. Встань.

Помешкав, Джоэл поднялся. Каролина взяла его за руку:

– Ты не можешь меня сохранить. Потому что никогда мною не обладал. Мы просто… были вместе.

– Как у тебя язык повернулся? То есть что, наши отношения ничего не стоят?

– Я не знаю, чего они стоят, – тихо сказала Каролина, – но я знаю, чего стоит ночь, когда ты переспал с другой.

Джоэл потер подбородок:

– Наверное, я глупость скажу, но до той ночи я ни разу тебе не изменил.

– Ты сам понимаешь, что это неважно. Мы оба сели на свободные места. Но по правде… – Каролина снова оглядела коридор – слава богу, никого, – я все время ждала, что на твое место придет человек с билетом. – Она как будто себе исповедовалась. – Конечно, мило, что ты мне не изменял. Но ты был готов изменить. Так что вперед.

– Да не хочу я… – начал Джоэл.

– Хочешь, – перебила Каролина. – Я понимаю, ты пытаешься стать хорошим мальчиком. Но не получается. Пока что.

– А если лет через пять я пойму, что совершил грандиозную ошибку, потеряв тебя?

Каролина усмехнулась:

– Через пять лет мне будет семьдесят шесть.

Они все еще держались за руки – левая рука Джоэла в правой руке Каролины. Свободной рукой Каролина отдала ему футляр с помолвочным кольцом.

За спиной ее послышались шаги.

– Каролина! Вот вы где!

Она обернулась и в конце коридора увидела Дюпри. Тот остановился, переводя взгляд с Каролины на Джоэла и обратно. Каролина выпустила руку Джоэла.

– Ох, извините, – сказал Дюпри.

– Все в порядке, Алан. Через секунду я освобожусь.

– Нет-нет, ничего срочного. Я потом… э-э… вам позвоню. – Дюпри потоптался, словно соображая, в какую сторону идти, затем развернулся и пошел к двери.

Джоэл привалился к стене, уставившись на футляр с кольцом:

– Наверное, сейчас тебе самое время сказать, что однажды я кого-нибудь осчастливлю.

– Возможно, когда осилишь кольцо побогаче. – Каролина улыбнулась и оттянула его от стены.

– По-моему, я вправду тебя любил, – сказал Джоэл.

Каролина его обняла:

– Хочется верить.

Джоэл прижал ее к себе, и она зажмурилась от знакомого уюта его объятий.

– Может, на прощанье мы… – прошептал он.

– Узнаю прежнего Джоэла. – Каролина его отпихнула и поцеловала: – Береги себя.

Она пошла по коридору, превозмогая желание обернуться. Наверняка Джоэл привалился к стене и смотрит ей вслед. Мощная грудь обтянута белой футболкой, руки в карманах линялых джинсов. Идеал всякой женщины. Только невзаправдашний и недолгий – вроде отпуска в Мексике или пробной поездки на машине, которая тебе не по карману.

В группе никого не было: сыщики разошлись по домам, Спайви и аналитики с телевизионщиками отправились на реку. Каролина глянула на часы: половина восьмого. Она плюхнулась за стол и ткнула кнопку голосовой почты. Четыре сообщения. Первое от Блантона, позвонившего с реки. Каролина включила громкую связь и стала просматривать допросные карточки.

«Мисс Мейбри, – сказал голос Блантона, – вы наслышаны об истуканах с острова Пасхи? Помимо размера самое примечательное в них то, что они безглазы. У статуй лишь пустые глазницы. Зрелище настолько жуткое – особенно на острове каннибалов, – что первые европейские мореплаватели сочли эти фигуры воплощением слепой жестокости океана. Истуканы как будто вопят, что желание постичь океан, который местные народы считали богом, сродни попытке выколоть себе глаза. Все мифы о значении и происхождении статуй сосредоточены на единственном факте: истуканы с острова Пасхи безглазы».

Время записи истекло, и Блантону пришлось перезвонить:

«Я сижу на берегу вашей прекрасной реки, мисс Мейбри, и рассказываю вам об истуканах с острова Пасхи, а Макдэниэл разъясняет особенности психоза Ленин Райна ходячей копне залаченных волос, которую телевизионщики издевательски величают талантищем. Мистер Макдэниэл только что поведал талантищу и телезрителям, что Ленин Райан наверняка покинул здешние края, иначе мы бы о нем услышали. То есть нашли бы очередной труп. Слушаю я мистера Макдэниэла, коего уже считаю нашим талантищем, и крепко грущу. А также вспоминаю о том, что, как и с загадками острова Пасхи, порой нечто наиочевиднейшее потому и очевидно, что ложно».

Запись вновь закончилась, Каролина включила третье сообщение:

«Через тяжкое столетие, в котором хвори и угнетение стерли с лица земли почти всех аборигенов острова Пасхи, один мореплаватель наконец-то спросил тамошнего святого, почему его народ ваял безглазых истуканов. В полинезийских диалектах нет прошедшего времени, и потому старец ответил, мол, да, статуи безглазы. Потом уразумел вопрос и терпеливо растолковал: статуи создал древний народ, а спустя много поколений на остров приплыл в выдолбленных каноэ народ старца и уничтожил ваятелей. И тут, к изумлению мореплавателя, святой достал из корзинки великолепно отполированный кругляш из темного обсидиана с белым вкраплением посредине – потрясающий артефакт, единственный глаз с острова Пасхи. “Мы забрали глаза’’ – усмехнулся беззубый старец. Мореплаватель вспомнил, что нынешние островитяне – ритуальные каннибалы, и спросил, не было ли ослепление истуканов знаком окончательной победы над древним народом острова Пасхи».

Голос Блантона опять смолк, Каролина перешла к четвертой записи:

«“Нет, – рассмеялся островитянин. – Мы вынули глаза, поскольку боялись, что вы их стибрите”».

Каролина посмотрела на схему Спайви, занимавшую уже две стены, улыбнулась и набрала номер Блантона.

– Это подлинная история? – спросила она.

– Черт его знает. Я спьяну смотрю научно-популярную программу «Нова», а наутро уже ничего не понимаю.

– Как там у вас?

– Меня загримировали. Это все равно что надушить хряка. Явите милость, подъезжайте и пристрелите меня.

– Уже в пути.

– Мобыть, с вами было бы почти терпимо, – сказал Блантон. Каролина подметила его использование споканского говора. – А то не перед кем закатить глаза. Телеоператор думает, я эпилептик.

Каролина потерла лоб:

– Скажете Спайви, что я скоро приеду?

– Если сумею вытащить его из скульптурной задницы талантища. – Блантон что-то сказал в сторону и вернулся на линию: – Он хочет с вами поговорить.

Спайви взял трубку:

– Где вас носит, Каролина? Вы же член нашей группы.

– Замоталась. Но я скоро приеду.

– Отлично. Вот еще что. Заскочите в магазин и возьмите что-нибудь перекусить. Похоже, у нас тут затянется.

Через паузу Каролина услышала свой голос:

– Хорошо.

– Ну там, чипсы и какую-нибудь выпечку… парочку слоеных пирожных, только если свежие.

– Если свежие, – повторила Каролина и повесила трубку.

Почти сразу телефон опять зазвонил. Каролина ткнула кнопку громкой связи:

– Еще прикажете рогаликов?

– Что? – спросил Дюпри.

– А?

– Что вы сказали?

Каролина схватила трубку:

– Это вы, Алан?

– Да. Здравствуйте.

– Здравствуйте.

– Вы что-то спросили?

– Кажется… – промямлила Каролина, – не прикажете ли рогаликов.

– Ой нет, спасибо.

Каролина зажалась. Отлуп Джоэлу дался совсем не легко. Всякая девушка мечтает выйти за писаного красавца, у всякой мелькает мысль «он будет классно смотреться в смокинге». Но вопреки всей этой соблазнительной дури Каролина точно знала, как себя вести с Джоэлом. Знала, что надо сказать. А вот с Дюпри – нет. И если б он попросил нынче быть с ним, она бы не нашлась с ответом. Впервые препятствием этому были только они двое.

– Извините, что помешал, – сказал Дюпри. – Не вовремя я появился. Как у вас ним?.. – Он помолчал. – Разобрались?

– Да. Вроде бы.

– Вот и ладно. Хорошо. – Дюпри прокашлялся. – Возможно, это все чепуха… Я хотел узнать, не повидаетесь ли вы со Спайви в ближайшее время?

– Как раз к нему собираюсь.

– Понимаете, этот придурок меня чурается. Нынче взломали особняк на Южном холме. Хозяин Джон Лэндерс.

– Катера-яхты.

– Точно. Возможно, все это никак не связано, но грабитель явно что-то искал.

– То есть?

– Я не знаю. В кабинете разбросаны бумаги, а на столе макет микрорайона… Вспомнились Ленин Райан и его дядя, хозяин ломбарда… Скажите, вы разговаривали со старым охранником лодочного центра?

– С охранником? – Каролина не поспевала за его мыслью.

Дюпри смущенно рассмеялся:

– Ладно, ерунда все это.

– Нет, говорите.

– Да я сам ни черта не понимаю. – Он опять засмеялся. – Просто скажите Спайви, что в доме нужно снять отпечатки, пока хозяева не вернулись. На всякий случай.

– Ладно, скажу.

– Спасибо. – Дюпри хмыкнул: – Вот же засело-то.

Они помолчали и одновременно спросили:

– Как вы?

– Пожалуйста, извините за нашу последнюю встречу, – сказал Дюпри. – Я не имел права так вас огорошить и… чего-то требовать.

– Алан…

– Я многое могу себе простить, но вовек не прощу, если из-за меня вы будете думать, что вы плохой коп.

Каролина зажмурилась и приказала себе молчать, чтобы не нарваться на вопрос, ответа на который еще не знала.

– Ну ладно, поеду встречать пиццу. Значит, скажете Спайви?

– Да.

Помолчали. Каролина вспомнила, как шесть лет назад они переплелись на кушетке, вцепившись друг в друга. Оба знали, что если разомкнут объятия, это произойдет и все изменится. Неделей раньше ей исполнилось тридцать. Неужели шесть лет так пролетели?

– После разговора со Спайви я вам перезвоню, – сказала Каролина.

– Если угодно, – ответил Дюпри.

Каролина положила трубку и закрыла руками лицо. Перед разводом мать вот так же ни с того ни с сего зарывалась лицом в ладони, и маленькая Каролина – ей было лет восемь-девять – изводилась от беспокойства за нее. Как-то раз она играла с куклами, в детскую вошла мать, по щекам ее текли слезы. «Каролина, – сказала мама, – никогда не позволяй другим решать, чего ты хочешь». Эта фраза – чего ты хочешь — отпечаталась в голове восьмилетней девочки как священный завет, гарантирующий счастье по списку необходимых кукольных аксессуаров: домик, кабриолет, красивый жених.

Однако последние пять лет жизни смахивали на каталог пластмассовой посуды, и стоило задуматься, чего же она по правде хочет, как перед мысленным взором тотчас возникал Алан Дюпри.

Каролина уже потянулась к телефону, чтобы перезвонить ему, но взгляд зацепил карту города. Она придвинула карту к себе. Что сказал Дюпри? Кто-то проник в дом, искал документы. Интересно, зачем? Вот он лодочный центр, в самом сердце «охотничьих угодий Ленин Райана», как выражался Макдэниэл.

Каролина задумалась, потом решила взглянуть на распечатки судмедэкспертиз, лежавшие на совещательном столе в центре комнаты. Отыскала отчет по первой жертве, Ребекке Беннетт, и просмотрела список волокон и частиц, обнаруженных на трупе. Вот деталь, которая поначалу всех ставила в тупик, – ковровые волокна. Позже выяснили, что это волокна непромокаемого катерного паласа. Сыщики узнали, что одно время проститутки принимали клиентов в катерах «Бухты Лэндерс». Каролина просмотрела другие отчеты, но эта деталь больше нигде не встречалась. За отчеты экспертов отвечал Лейрд, он вряд ли проглядел бы столь явное совпадение. Каролина направилась к телефону, но опять до него не дошла.

Теперь она свернула к шкафу, в котором хранились так называемые косвенные дела. Вот результаты экспертизы тела Шелли Нордлинг. Каролина пробежала пальцем по списку частиц, обнаруженных на трупе и одежде. Есть. Ковровые волокна.

Так. Ленин Райан расспрашивал проституток и выяснил, что Шелли водила клиентов в «Бухту Лэндере». Предположим, это он проник в дом Лэндерса, чтобы найти… что? Дюпри сказал, там разбросаны бумаги. Бумаги?

Каролина казалась себе полной дурой, неспособной сложить два и два. Она потерла виски. Куда обычно идешь, если нужны документы? Каролина посмотрела на часы: почти восемь. Мэрия уже закрылась на выходные. На столе Спайви она отыскала список телефонов экстренных служб и набрала сотовый начальника окружной канцелярии. Тот ответил после первого гудка, фоном слышался шум ресторана. Представившись, Каролина извинилась за поздний звонок.

– Моя просьба покажется странной, но до понедельника дело не терпит, – сказала она. – Вы регистрируете тех, кто запрашивает документы? Мне нужно выяснить, кто интересовался судебной тяжбой Джона Лэндерса.

– Торговца яхтами.

– Верно.

– Я перезвоню.

Через две минуты раздался звонок:

– Дэвид Никелл.

Каролина поискала ручку:

– Ой, одну секунду.

– Ничего-ничего. Я только что дал взбучку служащему, который отправил ему копии судебных документов почтой. В Спрингдейл. Грубейшее нарушение. Документы выдаются только на руки. Никаких исключений. Можете жаловаться на свою горькую судьбину, плакаться, что живете в глуши, – мы не отправляем документы почтой.

– Когда они ушли?

– Мой сильно обгадившийся чиновник говорит, что отправил на этой неделе. Наверняка Дэвид Никелл его подмазал. Придется уволить подлеца.

– Не знаете, Никелл предъявил удостоверение личности?

– Иначе документы не получить.

Каролина затаила дыхание:

– А как он выглядел?

– Чиновник говорит, лысый и бородатый.

– Адрес дадите? – рискнула Каролина.

– Может, в понедельник?

– Нет, это поздно. И хорошо бы ваш подчиненный сегодня же к нам заглянул.

– Ладно, попробую. – Начальник повесил трубку.

Дэвид Никелл. Каролина взяла телефонный справочник Спрингдейла. Есть: Дэвид и Анжела Никелл. В адресе только номер шоссе – видимо, супруги жили в глуши. Каролина позвонила по указанному телефону – никто не откликнулся, даже автоответчик. Она открыла базу данных и проверила Дэвида Никелла в списках доносчиков, свидетелей, подозреваемых, жертв. Пусто.

Каролина перешла к другому компьютеру и пробила имя по всем картотекам преступников – местной, штата и национальной. Базы выдали нескольких Дэвидов Никеллов, тогда она сузила круг поиска, добавив слово «Спрингдейл», и вскоре получила номер социального страхования. Этот Дэвид М. Никелл, сорока двух лет, житель Спрингдейла, привлекался к ответственности за домашнее насилие в отношении Анжелы Никеля и трижды – за вождение в нетрезвом виде. Два месяца назад его вновь арестовали на западе штата: пьяный, на угнанной машине он пытался уйти от полицейской погони. В изоляторе Такомы ожидал суда. Фотография представила лысого бородача в очках. Каролина вспомнила, что свидетели, описывая предполагаемого Ленни Райана, упоминали густую бороду и бейсболку.

Если Дэвид Никеля сидел за угон, значит, кто-то другой сделал запрос о Джоне Лэндерсе. Если Дэвида Никелла взяли в ворованной машине, значит, человек с его удостоверением вполне мог разъезжать в его автомобиле.

Каролина уже убедила себя, что к ее дому подъезжал не Ленни Райан, а какой-то парень с пивом. Но теперь не сильно удивилась, когда по номеру социального страхования выяснила марку машины Никелла – красный «ниссан-сентра» 92 года.

Откинувшись на стуле, Каролина уставилась в потолок. Как, пожалуй, всякий человек, она надеялась остаться в стороне от событий собственной жизни, не замочившись в их стремительном потоке, но теперь с удивлением поняла, что ее тащит тем же течением, с которым она так долго боролась.

 

48

Укол; в руке потекло тугое тепло. Рэй-Линн пошевелила пальцами и привалилась к стенке. Тепло поднялось к плечам, потом разлилось по всему телу до самых икр. Рэй-Линн провела языком по деснам. Тим развязал жгут из банданы, Рэй-Линн прикрыла веки и тихонько замычала. Через пару секунд она открыла глаза – возле раковины Тим снял иглу со шприца и, промыв перекисью, убрал в футляр. Хорошо, что он такой аккуратный чистюля, подумала Рэй-Линн. Раскинув ноги, она сидела на унитазе.

– Классно, Тимми. Спасибо тебе.

– Не за что. – Тим вымыл руки и спрятал коробку со шприцем.

– Здорово, что мы пересеклись. Вечер будет что надо.

– Кстати, я не шутил: сделай себе буфера и валяй в стриптиз.

– Да ну, ты просто так говоришь.

– Нет, я серьезно. Питайся получше, добавь мяска на ляжки и задницу. – Тим посмотрел на Рэй-Линн, раскорячившуюся в кабинке мужского туалета. – В хороших клубах не любят, когда девушки квелые.

– А чё, я квелая?

У Тима было по-детски округлое лицо. Светлые волосы на косой пробор. Весь такой как бы надменный и жалеет обо всем подряд.

– Ты вроде как маленько себя запустила, – сказал он.

Они вернулись в ресторанный зал. Рэй-Линн проскользнула в угловую кабинку и потерла лицо, на ощупь будто резиновое. Потрогала фингал под глазом – вчера Майкл врезал за то, что сбежала. Могло быть и хуже. Рэй-Линн стиснула свои маленькие груди и посмотрела на ложбинку между ними.

– Поможешь мне сделать сиськи, Тимми?

– Я?

– Оплатишь операцию, и они будут вроде как наполовину твои.

– В смысле, одну тебе, другую мне?

– Нет, типа сможешь их трогать когда захочешь.

Тим протянул руку:

– А сейчас можно?

– Попроси деньги у папаши. Он же у тебя адвокат или кто там.

Тим открыл меню на странице завтраков:

– Привет, батя. Дашь пару тонн одной девушке на буфера?

– Ага! – Рэй-Линн беззвучно рассмеялась, завалившись на сиденье. – Можно оладьи?

– Все что угодно.

Рэй-Линн села:

– А на день рожденья подают стейк.

– Это в другом ресторане.

Рэй-Линн хотела сказать ему, что он ей нравится, но никак не могла вспомнить: она только подумала об этом или уже сказала?

– Закинем оладушки и поедем к тебе? – спросила она.

– Смотря по обстоятельствам.

– По каким?

– Сколько ты запросишь?

– А сколько стоят сиськи?

– Пару штук.

– Вот моя цена.

– Может, сговоримся за сигаретку?

Рэй-Линн рассмеялась:

– Заметано.

Потеха.

Тим достал из бумажника пару долларовых купюр и пошел к табачному автомату в другом конце зала. Бумажник остался на сиденье.

Рэй-Линн сама не знала, как с бумажником Тима очутилась на улице и спряталась за мусорный контейнер. Вдруг вспомнилась та ночь, когда псих в пикапе чуть не задушил ее. Интересно, что она почувствовала бы, если б он ее убил? А может, она мертвая, только не знает об этом? Как в том кино. Стало маленько стремно. Скорчившись за баком,

Рэй-Линн открыла бумажник. Всего десятка и две бумажки по доллару Карточки. Права. На фото Тим жалкий толстяк. Якобы золотая кредитная карта, какие есть у всех, кроме нее. Рэй-Линн заглянула в другое отделение бумажника. Две карточки для кофейных автоматов. Одной уже оплачено девять чашек эспрессо. Значит, еще одна, и следующая – бесплатно. Видеопрокатная карточка и фотография девочки чуть старше, чем малыш Рэй-Линн. Она и не знала, что у Тима есть ребенок. Еще библиотечная карта. Почему-то именно из-за нее на душе стало скверно.

Рэй-Линн подкралась к ресторанному окну. Тим сидел в кабинке и вертел в руках сигаретную пачку. Он словно ждал возвращения Рэй-Линн, хотя, конечно, все понял. Рэй-Линн цапнула за руку женщину, собиравшуюся войти в ресторан:

– Можно тебя попросить?

Взяв десятку и карточку на бесплатный кофе, она сунула бумажник женщине и в окно показала Тима:

– Отдай вон тому парню и скажи, что я прошу прощенья.

– Ладно. – Женщина шагнула к двери.

– Гляди не сопри! – крикнула Рэй-Линн. – Я за тобой слежу.

В окно она видела, как женщина передала бумажник. Тим поблагодарил и, не заглянув в портмоне, сунул его в карман. Наверное, и без того знал, сколько там осталось. Он шибко умный.

К окну Тим не повернулся. Пригласил женщину за столик. Угостил ее сигаретой и закурил сам, чиркнув зажигалкой. От глубокой затяжки кончик сигареты полыхнул огнем. Женщина что-то сказала, и Тим, рассмеявшись, выдохнул дым.

С десяткой в кармане Рэй-Линн поплелась по улице. Она надеялась, что Майкл уже остыл, потому что нынче хотелось оторваться. У круглосуточного магазина таксист заправлял машину. Рэй-Линн попросила отвезти ее на Ист-Спрейг, обещав расплатиться минетом.

Несмотря на жидкие волосенки и кошмарную козлиную бородку, таксист не показался противным. Рэй-Линн нравилось, как он вел машину, шныряя из ряда в ряд. На переднем сиденье она прикрыла глаза и раскинула руки, точно крылья. Таксист поведал, что машина у него собственная, что он терпеть не может на кого-то пахать и всю жизнь мечтал работать на себя.

Свернули на Спрейг.

– По мне, жизнь – это кино, – балаболил таксист, – и надо быть звездой в своем фильме.

Рэй-Линн открыла глаза:

– Вау! Красиво.

– Благодарю. Такая у меня, значит, философия.

– Один раз у меня было кино. Пару недель назад. В Мозес-Лейке.

– Клево, – сказал таксист.

– Не желаешь пожертвовать в фонд моих сисек? – Рэй-Линн сжала груди. – Я собираю на импланты. Пойду в стриптизерши.

– Слыхала, Памела Андерсон свои вынула.

– Так на кой они, если ты уже знаменитость.

– Тогда я не буду вносить в твой фонд. А то прославишься и вытащишь.

Рэй-Линн развернулась к окошку:

– Останови!

Машина встала перед баром «Счастливый аист», и Рэй-Линн выпрыгнула на тротуар:

– Подожди, сейчас вернусь. Только гляну, там ли мой парень, и сразу назад.

Таксист недовольно нахмурился, но она одарила его улыбкой:

– Слово даю, мигом вернусь.

Босиком шлепая по тротуару, Рэй-Линн хихикала и старалась вспомнить, где оставила туфли. Она с трудом открыла дверь бара, и ее тотчас окатило воздушной волной, промозглой и прокуренной. Два пожилых мужика сидели за столиком возле окна, два парня – у стойки. Все ощупали Рэй-Линн глазами. Она почувствовала себя красоткой.

– Привет. – Бармен ее узнал. – Где пропадала?

– Снималась в кино. Танцевала стриптиз.

– Круто.

Рэй-Линн выудила десятку из кармана и, покачнувшись, ухватилась за стойку. Казалось, она еще в такси, еще летит.

– Первую выпивку покупаю сама, но потом, надеюсь, кто-нибудь поухаживает.

– О, я поухаживаю, – сказал один парень.

Рэй-Линн оглядела шеренгу бутылок за спиной бармена:

– Водочки.

– Во дочки! – скаламбурил парень.

Из захватанной пластиковой бутылки бармен до краев наполнил стопку и дал восемь долларов сдачи. Рэй-Линн залпом выпила, зажмурилась и грациозно откачнулась от стойки. Закинула руки за голову, потом уронила и с наигранной скромностью взглянула на мужчин:

– Ну что, ребята, станцевать вам?

Мужики заухмылялись.

– Ладно. Сейчас вернусь. – Рэй-Линн пошла к туалету, но миновала его и черным ходом выскользнула на улицу. Красотка.

В темном переулке она увидела поджидавшего ее таксиста.

– Эй! – От смеха Рэй-Линн перегнулась пополам. – Я тебя знаю!

– Что за дела? Хочешь смыться, не заплатив?

– Да нет, я шла в обход. В баре парни клеились, пришлось удирать. Я возвращалась.

Было видно, что таксист разозлился. Чего все мужики сразу злятся?

– С тебя четырнадцать баксов, – мрачно сказал таксист.

– Чего? Проехали-то две мили.

– Пока ты шастала, счетчик щелкал. – Он шагнул к ней.

– У меня нет четырнадцати баксов. Я ж говорила, расплачусь натурой.

Таксист схватил ее за руку. Рэй-Линн хотела его ударить, но только задела по плечу. А вот мужик не промахнулся, угадав точно в фингал, подаренный Майклом. Рэй-Линн упала. Таксист обшарил ее карманы, нашел восемь долларов и две карточки – кофейную и визитку полицейской дамочки. Карточки бросил на тротуар. Рэй-Линн сунула их обратно в карман. Я красотка, подумала она. Красотка. В глазах все плыло, тянуло сблевать.

– Тимми, – прошептала Рэй-Линн.

– Сука драная. – Таксист сел в машину и уехал.

Рэй-Линн встала, отряхнулась. Ее сильно качнуло, но она устояла на ногах и переулком пошла к Спрейг-стрит.

Руки ее висели плетьми, ощущение полета исчезло. У Тимми раньше был хороший герыч. Либо не пробило, либо Тим разбодяжил дозу. Уже хотелось еще. Но теперь больше нет даже тех восьми долларов.

Сзади возникли фары. Рэй-Линн развернулась к дороге здоровым глазом, но машина просвистела мимо. Покачиваясь, Рэй-Линн побрела дальше.

Перешла улицу и прислонилась к ограде лодочного центра. Опухшей щекой прижалась к прохладной сетке. Ох, как хорошо.

– Эй! – крикнула она. – Ты там?

Из павильона вышел старик-охранник. Он изумленно посмотрел на Рэй-Линн, потом оглядел улицу.

– Господи, девонька, – сказал старик. – Где тебя носило?

И вот тут Рэй-Линн заплакала. Вспомнились Шелли и Хлоя. Когда-то этот лодочный центр был их неприступной личной территорией. Они сидели на палубе огромной яхты и болтали о чем угодно. Если б тогда кто-нибудь сказал, что у Рэй-Линн плохие сиськи и ей нужны импланты, она бы только закатила глаза. Несправедливо, что сиськи обвисают, когда худеешь, что пропадает даже красота.

Охранник достал ключи и вновь оглядел улицу. Потом открыл калитку и впустил Рэй-Линн.

С другой стороны павильона что-то строили, стальная конструкция высотой с четырехэтажный дом смахивала на скелет. Кое-где уже началась отделка – снизу серая, сверху белая, точно выпавший снег. Освещенная прожектором железная махина отбрасывала ребристую тень на парковку.

– Что это? – спросила Рэй-Линн.

– Гора, – сказал охранник.

Рэй-Линн даже повеселела, представив, как когда-нибудь вместе с Шелли и Рисой заберется на самую верхотуру. Они возьмут бутылку вина и будут разглядывать город с вышины, ничего не боясь. Понятно, что этого не будет, но так приятно помечтать.

– Я никогда не взбиралась на гору, – тихо сказала Рэй-Линн.

– Она не настоящая. Это здание такое, в форме горы. – Старик отвел прядь с ее подбитого глаза. – Что с тобой случилось?

– Как считаешь, мне нужно нарастить сиськи?

Он обнял ее за плечи:

– Нет. Конечно нет.

– Можно я здесь посплю? Я страшно устала.

– Знаешь что? Давай-ка я отвезу тебя в одно место – выспишься там вволю. Хорошо, девонька?

Она кивнула:

– Было бы здорово.

Старик снял куртку и накинул ей на худенькие плечи. Рэй-Линн ощупала внутренний карман – бумажника нет.

– Спасибо, – сказала она.

Вышли на улицу, старик запер калитку.

– Ты такой добрый.

Охранник промолчал. Рэй-Линн забралась на переднее сиденье «форда-тауруса», старик пристегнул ее ремнем. Она погладила его щеку в седой щетине.

Рэй-Линн только на минутку смежила веки.

– Гора есть гора. И неважно, зачем ее строят, если с виду она гора… – Она открыла глаза и огляделась.

Охранник заруливал на подъездную аллею в незнакомом районе. Может, даже в пригороде. Смеркалось. Дом прилепился к склону холма. Соседей – раз-два и обчелся. Старик отстегнул ее ремень, Рэй-Линн вылезла из машины. Ломило лоб и шею. Она знала, будет еще хуже, если позже не подзаправиться.

– Чей дом? – спросила Рэй-Линн.

– Моего сына, – сказал старик.

Одноэтажный фермерский дом с полуподвалом, новый и темный. В палисаднике ни травинки, только грязь, тачка и пара лопат.

Следом за стариком Рэй-Линн прошла к черному ходу, смотревшему на крутой берег. До водопада примерно миля. Задний двор уступами спускался к берегу и заканчивался небольшой площадкой, за которой склон превращался в обрыв.

– Красотища, – сказала Рэй-Линн.

На закате река смотрелась резкой складкой, потоком тьмы. На другом берегу виднелись перестроенные горняцкие халупы и дома из песчаника. Окрестности Мирной долины. Однажды Рэй-Линн была там на вечеринке. Ниже по течению расстилались луга, заросшие сорняком и кустарником. Потом река круто изгибалась и город заканчивался. Еще дальше были Мозес-Лейк и Келли. Стало грустно, что он испакостил ее последний шанс.

Рэй-Линн обернулась к дому. Желающих поселиться здесь было немного – видимо, обрывистый берег и железнодорожный мост, отрезавший район от города, никого не прельщали.

– Я не знала, что здесь вообще живут, – сказала она.

– Тут почти никого, – ответил старик. – Мы да еще миссис Аменд вон там, чуть подальше. – Он улыбнулся и полез в карман за ключами.

Рэй-Линн посмотрела вверх по течению, где были водопад, череда городских мостов и силуэты домов на фоне темнеющего неба. Раньше она никогда не видела весь город целиком, от края до края. Казалось, его можно обхватить руками.

– Ты идешь? – окликнул старик.

Рэй-Линн зазнобило, и она поняла, что ей не одолеть надвигавшуюся ломку. Раньше, с Келли, наверное, смогла бы, но сейчас она маленькая, слабая и никакая не красотка. Она устала, а после короткого забытья еще сильнее хотелось ширнуться. Рэй-Линн уже собралась отдать куртку старику и сказать, что ее нельзя оставлять в доме одну – непременно что-нибудь украдет. С улицы венецианское окно, выходившее на реку, смотрелось огромным телеэкраном. Старик стоял возле большого книжного стеллажа и говорил по телефону. Он выглядел хилым, но Рэй-Линн знала, что даже самый хилый мужик гораздо сильнее ее. Все они, сволочи, сильные.

Рэй-Линн смотрела на дом с венецианским окном, угнездившийся на крутом речном берегу. В другое время этот вид породил бы грезы о праздничных ужинах, детях и пробуждении в мужниной рубашке, но сейчас она лишь глубоко вздохнула и, закутавшись в старикову куртку, вошла в дом.

 

49

Мощные литые плечи и толстые, опутанные венами руки Кевина Верлока выдавали в нем серьезного культуриста. Бычья шея казалась продолжением плеч, и вообще складывалось впечатление, будто некто сдавил Верлока в кулаке, переместив всю массу его тела в торс. Темные волосы коротко стрижены и зачесаны в аккуратную челку, из кармана рубашки выглядывают очки в прямоугольной оправе. Но что самое удивительное – Кевин Верлок ходил.

Опираясь на трость-треногу, на каждом шаге он тяжело переваливался, однако шел – иначе не скажешь. Передвижение требовало от него большой сосредоточенности. Фирма «Полная безопасность» размещалась в оштукатуренном здании в испанском стиле – Дюпри узнал бывший мексиканский ресторан. Верлок запер входную стеклянную дверь и лишь через несколько шагов заметил полицейскую машину на своей стоянке. Ничем не выразив удивления, он заковылял дальше, словно хромой на обе ноги. Дюпри вылез из машины и протянул ему руку Верлок остановился и, опершись на трость, ответил рукопожатием. Они были примерно одного роста, но Верлок слегка откидывал голову, и казалось, что он смотрит на собеседника сверху вниз.

– Чем могу служить, сержант? – спросил он.

– Пару месяцев назад мы с вами говорили по телефону насчет убитых проституток. Меня зовут Алан Дюпри.

– Да-да. Дюпри. – Верлок явно не помнил.

Алан рассмеялся:

– Я получил донос вашей чокнутой соседки и позвонил вам. Вспомнили?

– М-м, что-то припоминаю. Вы поймали того парня? О нем писали в газетах. Он из Калифорнии, верно? И кажется, наворотил дел.

– Ленни Райан, – сказал Дюпри. – Нет, не поймали. Где-то гуляет.

– Наверняка свалил обратно в Калифорнию. – Не дождавшись ответа, Верлок сощурился на патрульную форму Дюпри. – Я слышал, вам прислали двух спецов из ФБР. Поди, захватывающе – работать с ними бок о бок.

– Вообще-то я больше не занимаюсь этим делом. – Дюпри потрогал кант на форменных брюках. – Я… э-э… подал рапорт о досрочной отставке и заканчиваю службу патрульным. Потому-то к вам и приехал.

– Вот как?

– Я не вовремя? Похоже, вы торопитесь.

Верлок пожал плечами:

– Я? Ничуть. Просто хотел перекусить. Маленький обеденный перерыв. – И улыбнулся: – Чем могу помочь?

– Ну вот, я, значит, увольняюсь с приличной пенсией, но вы же знаете, каково это – оказаться не у дел. Наверняка понадобится приработок, и потом, от безделья я просто свихнусь. Говорят, вы берете отставников на работу?

– Да. Я нанимаю бывших копов. Они лучшие.

– Некоторые ребята идут в частные детективы, но, боюсь, это дерьмо не по мне.

– Да уж, вкалывать на парашников-адвока-тов. – Верлок покачал головой. – Разворот на сто восемьдесят. Я бы не смог.

– Во-во, – сказал Дюпри.

– Ну пошли, дам вам бланк заявления. – Помогая себе тростью, Верлок повернулся к конторе.

– Я вас ни от чего не отрываю, точно?

– Нет, у нас сейчас затишье.

– Можно переслать бланк по почте.

– Зачем, раз уж вы здесь.

Верлок на удивление резво пересек парковку. На плече Дюпри зашуршала рация, раздался голос Тига: «Дюпри, где вы?»

После звонка Каролине Алан хотел вернуться к дому Лэндерса, но помешали мысли о папке, маркированной «Расходы на охрану», и давнем разговоре с Кевином Верлоком. Дюпри понимал, что, наверное, тянет пустышку, однако Тигу придется побыть в одиночестве, а сам он в последний раз уступит назойливому внутреннему голосу Алан отключил рацию. Верлок посмотрел на него и усмехнулся.

Следом за ним Дюпри вошел в небольшую приемную: козетка, кресло и конторка, за которой виднелась еще одна дверь, такая узкая, что широкоплечий Верлок повернулся боком, дабы вписаться в дверной проем.

Дюпри прошел фронтом и очутился в кабинете, оборудованном как небольшой полицейский командный пункт: на стене карта города, под ней телефонный диспетчерский пульт. Карта утыкана флажками, обозначавшими, видимо, клиентуру. На письменном столе идеальный порядок: стакан с остро заточенными карандашами, стопка папок точно выровнена по краю стола.

– Значит, вы набираете охранников? – спросил Дюпри.

– Пытаюсь. – Верлок копался в шкафу. – Ради этого я и затеял дело. Но многие не желают связываться с охранниками, предпочитают компьютерные системы – видеонаблюдение, лазерные лучи, все такое.

– В полиции та же история. Слава богу, еще есть работа, которую мы делаем лучше компьютеров, да?

Верлок вяло улыбнулся и продолжил поиски.

– В любом случае, сейчас мертвый сезон, поэтому я ничего не обещаю. Летом много заказов на охрану концертов и всяких мероприятий, есть договор с парочкой школ. Еще работали с большим торговым центром, но в прошлом году его переманили конкуренты.

– Да, тяжко. Здорово, что вам повезло с лодочным центром. Хороший, надежный клиент. Кроме сторожей еще чем-нибудь обеспечиваете Лэндерса?

– Куда же она засунула бланки? – Верлок выпрямился. – Новая секретарша. Я люблю, чтобы все было на своих местах. – Он закатил глаза и взялся за трость: – Посмотрю в кабинете.

Верлок скрылся за дверью без таблички в конце диспетчерской. Дюпри взял со стола рабочий журнал. Пролистал. Подошел к двери кабинета. Сквозь проем он видел трость, но сам Верлок был не виден.

– Наверняка где-то здесь, – донесся его голос.

Дюпри расстегнул кобуру.

– А, вот, нашел. – Раскрасневшийся Верлок появился с листком. Тяжело опираясь на трость, он передал бланк Дюпри, потом забрал у него журнал и вернул на место, аккуратно подровняв с краем стола.

– Отлично. – Дюпри взглядом пробежал бланк. – Я тут недавно виделся с вашим отцом. Он вам не говорил?

Вот теперь Верлок чуть заметно вздрогнул:

– По-моему… нет.

– У «Бухты Лэндерс». Сколько там ваших охранников?

– Только отец. Как вышло… что вы встретились?

Дюпри потер плечо:

– Пару недель назад в борцовской схватке сошлись коп и два алкаша. Меня пырнули ножом.

– Надеюсь, не сильно? – Оглянувшись, Верлок сел в кресло и облегченно вздохнул.

– Пустяки. Пара швов. Однако после этого маленько меняешься. Обычно ублюдки метелят и обкрадывают друг друга, ты все видишь, но тебя не задевает. И совсем другое дело, когда они вдруг прут на тебя. Тогда становишься другим – жестким и не хочешь прощать… Наверное, вам-то это объяснять не надо.

– Не надо, – просто сказал Верлок.

– Да, я помню, как вас подстрелили. Господи. История задела всех копов в штате. Здорово, что вы снова ходите.

Верлок смотрел бесстрастно.

– Вы буквально встали на ноги, – сказал Дюпри. – Наверное, нелегко было.

– Восемь лет физиотерапии, – тихо проговорил Верлок.

– Но вы и коляской пользуетесь? По телефону вы удачно пошутили насчет коляски.

– Пользуюсь. Когда устаю.

– Здорово. Вы просто молодец. Что говорят врачи?

Верлок поднялся из кресла:

– Пожалуй, все-таки надо перекусить.

– Да-да, конечно. – Дюпри посторонился.

Верлок кивнул на бланк:

– Заполните форму и в понедельник принесите. Посмотрим, к осени, может быть, найдется местечко в штате.

– Это было бы отлично.

Дюпри первым прошел к входной двери. В стекле он видел отражение Верлока, уставившегося ему в спину. Потом тот запер дверь и заковылял к темнокрасному пикапу в углу стоянки. Дюпри запомнил номер машины и кивнул Верлоку:

– Огромное спасибо. Очень хотелось бы работать у вас.

Верлок молча улыбнулся.

– Значит, в понедельник я приду.

– Хорошо, до понедельника, – ответил Верлок.

Сев на сиденье, он руками втащил ноги в машину, завел мотор и сдал назад. Загодя включил поворотник и медленно выехал с парковки.

В машине Дюпри достал мобильник и большим пальцем натыкал номер.

– Тиг слушает.

– Привет, это Дюпри.

– Эй, какого черта? Чего-то вы совсем свихнулись. Я уж хотел доложить диспетчеру, что вы опять пропали.

– Извини.

– Сержант, тут какие-то заморочки.

– В чем дело?

– Соседка дала телефон Лэндерсов на Кёр-д’Ален. Я позвонил. Ответил помощник шерифа – мистера Лэндерса увезли в медицинский центр Кутенай.

– Что стряслось?

– Точно не знаю. Жена возвращалась из магазина и видела, как от коттеджа отъехала красная машина. Кто-то отделал мистера Лэндерса – сломал ключицу и ногу, выбил пару зубов, устроил небольшое кровопускание.

Дюпри оглянулся на контору «Полной безопасности»:

– Ты в доме?

– На крыльце.

– Иди в дом, в кабинет за гостиной, где все перевернуто.

Было слышно, как Тиг топает по половицам.

– Пришел.

– На тумбочке раскрытые папки…

– Вижу.

– Возьми ту, где написано «Расходы на охрану».

– Взял.

Дюпри включил скорость и снова взглянул на контору:

– Последняя квитанция с пометкой «разное». Какая там сумма?

– Сейчас. (Шелест бумаги.) Двести сорок.

Дюпри в уме разделил. Шесть. Может, еще кого-то не нашли.

– Оставайся на месте. Я еду. – Дюпри газанул и, перескочив через бордюр, вырулил на улицу ровно в тот момент, когда на парковку заехал красный «ниссан-сентра».

 

50

Холодрыга.

– Келли, ты все одеяло забрал, – прошептала она и от звука его имени проснулась. Пошарила – рядом никого. Скоро он вернется с дежурства. Что бы такое ему сготовить? Картошка-то есть в доме? Темень. Нет, она не в Мозес-Лейке, а холод пробирает изнутри. Рэй-Линн села на кожаной кушетке и огляделась. Хорошо бы вернуться в сон, в котором Келли пришел домой. Черт его знает, где она и как сюда попала. Босая. Куда туфли-то подевались?

Рэй-Линн потянулась, зевнула и включила торшер. Вокруг все чужое, холодные липкие руки и головная боль – единственные знакомцы. Она потрогала желвак на руке: ах да, ширнулась. Под глазом набух фингал. Это Майкл двинул, а таксист добавил. Сквозь боль и синяки замаячили события дня. Бумажник. Тимми такой хороший. Зачем она это сделала? Кто-нибудь тебе нагадит, и ты в отместку гадишь кому-то другому. Как дети в школе.

Рэй-Линн повертела головой. Длинная узкая комната, гостиная или кабинет. За спиной книжный стеллаж, прямо – огромное венецианское окно, выходящее на реку. Вспомнила: добрый старик-охранник привез ее в дом на речном берегу. Дал ей чего-то выпить, и она, значит, уснула. Рэй-Линн взглядом поискала часы и на стеллаже увидела маленький походный будильник. Девять тридцать. Темно. Значит, вечер. Тот же или уже другой? Она еще обдолбанная. Так, вечер тот же. Значит, поспала немного. Это хорошо. А дедок где? Вернулся на работу?

Рэй-Линн встала с кушетки, скрипнувшей кожаной обивкой. Снова зевнула, глазами поискала туфли. Глянула на стеллаж – ряды книг в мягких черных переплетах с тиснеными названиями на корешках: «ОТЛОВ САМЫХ ИЗВЕСТНЫХ АМЕРИКАНСКИХ МАНЬЯКОВ», «КРОВОЖАДНЫЕ ГОЛОВОРЕЗЫ», «ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ ЛОВУШКА: ЖИЗНЬ АГЕНТА ФБР». Книги стояли удивительно ровно, этакой черной стеной. Вспомнилось, как в гараже Келли вечно так и эдак перекладывал свои инструменты. Хозяин книг даже озаботился расположить их по алфавиту.

Что-то в них было неприятное; Рэй-Линн вновь огляделась в поисках туфель. Рядом со стеллажом – короткая лестница, устланная дорожкой. По ступенькам Рэй-Линн поднялась на площадку с маленькой балюстрадой. В проем между балясинами увидела старика: грызя ноготь, тот напряженно вглядывался в окно. Вот по стеклу мазнул свет фар, и дед облегченно вздохнул. К дому подъехала машина, темнокрасный пикап, его было хорошо видно в окошко над дверью.

На мгновение Рэй-Линн окоченела, потом дрожащей рукой зажала рот. Из машины выбрался тот самый мужик, что пытался ее убить. Здоровенные руки, бычья шея – это он.

Рэй-Линн проскользнула обратно в комнату и возле стеллажа заметила телефон. Она схватила трубку и уже хотела набрать 911, но вспомнила о визитке, которая всегда была при ней, – видимо, на счастье. Рэй-Линн выхватила карточку из кармана, выронила, быстро подобрала. Каролина Мейбри. Особый отдел. Стала набирать номер мобильника. Открылась входная дверь.

– Что так долго? – спросил старик.

– Дела задержали, – сказал мужик. – Где она?

– Внизу. Спит.

В трубке раздался гудок, а на лестнице шаги. Рэй-Линн бросила трубку и кинулась к окну. Завозилась со шпингалетом, но наконец справилась и выпрыгнула на улицу.

– Стой! – крикнули сзади.

Рэй-Линн обернулась: старик повесил телефонную трубку, мужик скрылся в дверном проеме. Через задний двор она кинулась во тьму, к шумевшей реке.

 

51

Пережевывая маковый кекс, Спайви наблюдал за телеоператором, который вел панораму с серебрившихся железнодорожных путей на ярко освещенный берег и Блантона. Тот, сидя на корточках неподалеку от места, где нашли труп Ребекки Беннетт, якобы просеивал в пальцах землю. У него задрался пиджак и присползли брюки, выставляя на всеобщее обозрение резинку трусов. Мизансцена Макдэниэла, нарядившегося в ковбойку и галстук боло, выглядела удобнее: скрестив руки на груди, он щурился вдаль.

– Классный кадр, – пробормотал Спайви.

Каролина нервно расхаживала в сторонке, но теперь снова подбежала к нему и прошептала:

– Мы должны что-то делать. Срочно.

Ассистентка замахала рукой – тише вы! Каролина опять отошла и раздраженно пнула кочку.

Зазвонил ее мобильник, ассистентка ожгла ее взглядом. Она достала телефон, но абонент уже

отключился.

– Мне одному кажется, будто я сижу на толчке? – спросил Блантон.

– Прошу вас, мистер Блантон! – сказала ассистентка. – Давайте снимем этот план, и вы свободны. Хорошо?

– Я только не понимаю, почему он стоит, а я должен выглядеть так, словно мне приспичило?

Камеру решили переставить на другую точку, и Каролина воспользовалась заминкой, чтобы снова дернуть Спайви:

– Я думаю, Ленин Райан в Спрингдейле.

Спайви смотрел, как устанавливают камеру:

– Давайте еще раз.

– Какой-то человек запросил документы по «Бухте Лэндерс».

– Этот Никелл. Который живет в Спрингдейле.

Надо отдать должное, Спайви мгновенно усваивал имена и даты. Вот только с выводами у него обстояло плохо.

– Верно, – сказала Каролина. – Но Никелл сидит в изоляторе в Такоме. А сегодня кто-то проник в дом Лэндерса.

– И все это как-то превращает Ленин Райана в водителя красного «ниссана»?

Каролина встала перед Спайви и посмотрела ему в глаза:

– Бородач с удостоверением Никелл а запрашивает документы по Лэндерсу; бородач в красной машине интересуется шлюхами; у Дэвида Никелла красный «ниссан», но Дэвид Никелл арестован. – Она всучила Спайви распечатки, которые привезла с собой. – Недавно красный «ниссан» подъезжал к моему дому.

Спайви глянул на листки и, вернув их Каролине, скособочил голову:

– Не помню, чтобы вы говорили о машине у вашего дома.

– Я себя убедила, что это не Райан. Но это был он. Я знаю.

Спайви надолго уставился в землю.

– Значит, кто-то проник в дом владельца лодочного центра?

– Да.

– А на трупе обнаружены волокна покрытия, которым простилают катера?

– На двух трупах, если считать Шелли Нордлинг. – Каролина посмотрела на часы. – Я знаю, все это запутано…

– Все это безумие и больше ничего. – Спайви задумчиво наморщил лоб. – Вот что. Езжайте в управление и возьмите ордер на обыск в Спрингдейле. Через десять минут я заберу наших телезвезд, и тогда решим, что мы имеем.

– Вы кого-нибудь пошлете снять отпечатки в доме Лэндерса?

У Спайви зазвонил мобильник. Он глянул на номер, отключил телефон и пробурчал:

– Господи. Угомонись, Дюпри.

– Так что с отпечатками?

– Сразу как закончим здесь.

Каролина всплеснула руками и пошла прочь. Обогнув телевизионщиков, она помахала Блантону.

Тот приблизился, смущенно скребя загримированное лицо:

– Как я выгляжу?

– Я знаю, где Райан, – сказала Каролина.

– Где?

– В Спрингдейле. Это на севере, в часе езды отсюда. Поедете со мной?

– Да. Только сначала здесь закончу.

– Я еду сейчас.

– Это недолго. – Блантон оглянулся на Макдэниэла, который с ассистенткой обсуждал следующий кадр. – Не хочу оставлять его одного. Мне надо знать, чего он им наговорит.

Терпение Каролины иссякло. Она развернулась и пошла к своей машине.

– Мисс Мейбри! – Блантон ее догнал.

– Какая разница, что он им наговорит! Ну расскажет, что вас турнули из ФБР. Эка важность!

Блантон напрягся:

– Что он вам сказал?

– Ничего.

– Нет, говорите.

Каролина зашагала дальше.

– Мисс Мейбри. – Блантон трусил рядом. – Если он набрехал, что я брал трофеи, то это вовсе не так, и я бы хотел…

Каролина остановилась:

– Какие еще трофеи?

– Ну, всякие мелочи… с места преступления, на память. Все было не так. Меня оправдали. Ну да, кое-что я брал. Стреляные гильзы. Требования выкупа. Наручники. – Блантон посмотрел в небо. – Зубы.

Каролина отшатнулась. Он это заметил:

– Будет вам. Я брал для исследования. Следы укусов и все такое. Я работал над первой книгой. Я вовсе не… – Блантон оглянулся на Макдэниэла и зло процедил: – Эта сволочь завидовала, что я пишу книгу, и пустила слух, будто я коллекционирую зубы!

Каролина вскинула руки – все, хватит! – и пошла к машине. Блантон остался на месте. По насыпи она поднялась к дороге и лишь тогда оглянулась. Блантон так и стоял, глядя ей вслед.

За его спиной горели прожектора, маленькими лунами отражавшиеся в темной реке, подернутой рябью. Точно дурнота, накатила одинокость. Каролина посмотрела вверх по течению, где в полумиле был водопад, потом перевела взгляд на поле в сорняках, где нашли первые трупы, а сейчас стоял Блантон.

В бесконечном споре о сознательном и подсознательном главный интерес Блантона и Макдэниэла – их собственные персоны и собственная перекошенная психика. Каролина села в машину и, отдышавшись, постаралась представить, кем надо быть, чтобы хранить у себя зубы мертвой женщины. Она одна, всегда одна. Аналитики расследуют свое преступление, а она – совсем другое.

Чувствуя себя бесконечно одинокой, Каролина достала телефон, собираясь позвонить Дюпри, и вспомнила осекшийся вызов. Может, это он и звонил? Проверила непринятые вызовы. Нет, не Дюпри, кто-то незнакомый. Код 328. Северный район.

Каролина запустила мотор и поехала вдоль речного берега. Дюпри сказал, что собирается перекусить. Каролина набрала неизвестный номер. Через два гудка включился автоответчик: «Говорит Кевин. Сейчас я не могу подойти к телефону. Оставьте сообщение, и я вам перезвоню».

Что за Кевин? Каролина дала отбой, не оставив сообщения. Дорога взбиралась на холм. Кевин. Каролина позвонила в управление и попросила выяснить, чей это номер. Через минуту оператор ответила:

– Телефон зарегистрирован на Кевина Верлока.

Имя ничего не говорило.

– Какой адрес?

– Фоллс-авеню. На северном берегу. Такая круча, там всего пара домов.

Каролина посмотрела на темный северный берег:

– Далеко от моста Мейпл-стрит?

– Туда ведет проселок. В общем, не так чтоб очень далеко.

– Спасибо.

За мостом стояла непроглядная тьма, а на этом берегу вдали горели прожектора съемочной группы. Звонок с северного берега. Теоретически оттуда видно все, что происходит на южном.

Каролина переехала через мост и свернула к Фоллс-авеню.

 

52

Задний двор Кевина Верлока оканчивался небольшим уступом, за которым был глубокий, ярдов в шестьдесят, обрыв к реке. На берегу, изрезанном овражками и заросшем сорняками, Рэй-Линн Пирс скорчилась в ложбинке, ожидая смерти. В бок впились колючки, ломило затекшие ноги. За спиной журчала вода, словно кто-то наполнял ванну. Рэй-Линн понимала, что река – ее единственный шанс. Уж лучше утонуть, чем снова оказаться в лапах мужика из красного пикапа.

Луч фонарика рыскал по кустарнику. Рэй-Линн зажала рукой рот. Мужик кряхтел, спускаясь по берегу.

– Я знаю, что ты там. – Голос его был странно спокоен, словно все в порядке вещей. – Помнишь меня?

Мужик хотел, чтобы Рэй-Линн завопила и рванула куда глаза глядят. Но она приказала себе замереть. Луч ушел к воде, а потом снова вернулся к кустарнику.

– Девонька, – послышался голос старика. Рэй-Линн казалось, что старик и мужик стоят прямо над ней. По щекам ее катились слезы. – Выходи. Он тебе ничего не сделает.

Мужик рассмеялся:

– Номер не пройдет, пап. Она знает, что к чему. – И крикнул: – Ты ведь знаешь, правда?

– Может, отпустим ее, Кевин? – тихо проговорил старик.

– Иди-ка в дом, пап. Я скоро.

У Рэй-Линн уже сводило ноги. Она изготовилась броситься к реке, но луч вновь прочесал кустарник.

– Следы моих пальцев на горле-то остались, а? Еще чувствуешь мою хватку? – Мужик дышал тяжело. – Кстати, ты не отработала свои деньги. За тобой должок.

Зашумело, как будто мужик упал. Клацнув о камень, фонарик уставил луч в небо.

– Кевин! – вскрикнул старик.

Рэй-Линн хотела вскочить, но словно приросла к земле. Она открыла глаза и прямо перед собой увидела ноги. Мужик только притворился, будто упал. Он поднял фонарик. В другой руке он держал пистолет.

– Все в порядке, пап, – сказал мужик. – Привет, Рэй-Линн. Тебя ведь так зовут, да? Как думаешь, откуда я знаю твое имя? Твоя подружка сказала. Риса. Помнишь Рису? Я ее подцепил, когда ты слиняла. Хочешь узнать, что я с ней сделал? Я тебе покажу.

Рэй-Линн закусила губу, чтобы не расплакаться в голос. Потом зажмурилась и представила, как вместе с Рисой и Шелли взберется на искусственную гору Они разопьют бутылку вина, и в кои-то веки мир будет под ногами у них, а не наоборот.

– Кевин! – В голосе старика слышалась тревога. – Кажется, к нам гости.

– Черт. Жди здесь, Рэй-Линн. Сейчас вернусь.

Пыхтя, мужик стал взбираться по обрыву. Рэй-Линн села и обхватила руками колени. Посмотрела вверх – в одной руке Кевин держал фонарик, другую завел за спину и засунул пистолет под брючный ремень.

С заднего двора, до которого было ярдов сорок, донесся женский голос. Рэй-Линн вспомнила о звонке полицейской тетке. Она там одна, что ли?

– Здравствуйте, – сказала женщина. – Вы что-то потеряли?

– Да, – ответил Кевин, выбираясь к краю обрыва. – Собака моя убежала. Отец… прошляпил.

– Да, я недоглядел, – сказал старик.

Все говорили излишне громко – возможно, из-за шума воды, но со стороны казалось, будто троица посредственных актеров что-то изображает на сцене. Рэй-Линн огляделась. Сквозь сорняки и кустарник вились две-три тропинки. Дом не виден, лишь край обрыва освещен его огнями, точно отсветами пожара. Рэй-Линн выглянула из кустов: вон силуэт полицейской тетки, по тропе к ней ковыляет мужик, опираясь на трость, наверху растерянно топчется старик.

Женщина показала значок, подсветив его фонариком:

– Я офицер полиции. Заметила мельканье фонаря и решила проверить, в чем дело.

– Понятно, – сказал Кевин.

– И как ее зовут? – спросила женщина.

Кевин и старик промолчали.

– Собаку.

– А, пса. Косяк. Косяк его зовут.

Старик подошел к краю обрыва, протянул руку – помочь сыну выбраться наверх, однако тот вскарабкался сам. Уступ был почти вровень с его головой, но Кевин сначала забросил трость, а затем влез, подтянувшись на руках. Теперь он и женщина стояли лицом друг к другу, их разделяло футов двадцать.

– Вас еще что-нибудь интересует? – спросил Кевин.

– Возможно. Из вашего дома кто-то позвонил на мой сотовый.

– Да ну? – Голос Кевина дрогнул. Хорошо бы тетка это уловила, подумала Рэй-Линн, подбираясь ближе. – И кто же это?

– Не знаю. Я не успела ответить.

Кевин почесал голову и кивнул:

– Кажется, я знаю, в чем закавыка. У вас какой номер?

Тетка назвала цифры. И вроде бы не те, что набирала Рэй-Линн.

Кевин рассмеялся:

– Надо же! Это номер моей подруги, только две последние цифры другие.

Подобравшись еще ближе, Рэй-Линн спряталась за дерево и теперь на фоне освещенного дома хорошо видела два темных силуэта.

– Все понятно, – сказал Кевин. – Я позвонил ей и сбросил вызов. Видно, ошибся номером.

– Интересно. А почему сбросили вызов?

Кевин опять засмеялся, уже менее натурально.

– Да понимаете… вообще-то Косяк ее пес. Я хотел сказать, что он потерялся, но передумал. Побоялся.

– Ну да, она бы взбеленилась.

– И она таки психанула.

– Вот как? Значит, вы ей все же позвонили?

– Кому? Сьюзан?

– Сьюзан, – эхом откликнулся старик.

– Сьюзан, – повторила тетка.

– Так вышло, что она мне позвонила и я все рассказал. Она психанула.

– Еще бы. Вы же потеряли Косяка.

– Ну да. Отец оплошал.

Оба деланно рассмеялись.

– Что-то в этом роде я и предполагала, – сказала тетка.

Она направила фонарик на Кевина, и тот сощурился. У него за ремнем Рэй-Линн разглядела пистолет, который не видела тетка.

Потом дамочка направила луч на старика.

– Так вы же охранник, – сказала она, будто что-то вспомнив.

– Да.

– Где служите?

Старик глянул на сына, потом ответил:

– Фирма «Полная безопасность», мэм.

– Это моя компания, – сказал мужик.

– Вы работаете в лодочном центре?

– Да, он работает в лодочном центре, – вместо отца ответил Кевин.

– Понятно. Ну, удачи вам с собакой.

Хозяева промолчали, полицейская дамочка направилась к своей машине. Кевин оглянулся на обрыв. В двадцати ярдах от него Рэй-Линн схватилась за голову, пытаясь позвать на помощь. Но не смогла даже пискнуть. Тетка уходила.

 

53

Сомнения мелькали, едва успевая толком оформиться. Темно. Далеко. Рука потная, пистолет может выскользнуть. Каролина не сводила взгляда с торца дома. Еще шагов десять – и тень укроет ее от Верлока и старика. Если добраться до машины, по рации или мобильнику можно вызвать подмогу, а затем вернуться. Нет, нельзя упускать его из виду. Каролина отерла правую ладонь о штанину. Еще девять шагов. Так что, сначала позвонить в 911? Или Дюпри? Спайви? Блантону? Осталось восемь шагов. Блин. Замерло время или взбесились мысли? Каролина старалась держаться небрежно. До торца еще будто целая миля. Семь шагов.

Что же она, идиотка, не доложилась диспетчеру, прежде чем сунуться к дому? Хоть бы телефон с собой взяла. Но слишком поздно она вспомнила, что когда-то дала свою визитку Жаклин. Потом увидела охранника, и истина ожгла ее, точно пощечина. Шесть шагов. Надо было сразу вернуться к машине.

Каролина спиной чувствовала взгляд человека с тростью. Он вооружен? Пять шагов. Каролина повернула голову и краем глаза увидела, как Верлок вскидывает руку. Обварило страхом. Крикнула женщина. Каролина сперва подумала, что заорала сама.

– Помогите!

Слабый зов, донесшийся из-под обрыва, на секунду отвлек Верлока. Каролина выронила фонарик, кинулась наземь и перекатилась в тень дома. Затем тотчас вскочила и, припав на колено, развернулась. Раздался хлопок, фонарик подскочил и, описав дугу, брякнулся на щебенку. Каролина не вдруг поняла, что это было. В нее еще никогда не стреляли. Верлок повел стволом справа налево, щурясь на яркое венецианское окно. Видимо, не был уверен, что попал.

– Не уходите! – послышался женский голос.

Верлок направил пистолет к обрыву и прошипел:

– Заткнись!

– Оружие на землю! – крикнула Каролина. Привалилась плечом к стене и обеими руками сжала пистолет, прицелившись точно в середину широкой груди Кевина Верлока. Он выстрелил первым. Теперь она имеет полное право его завалить. – На землю, сказано!

– Все кончено, Кевин. – Старик шагнул к сыну. – Опусти пистолет.

Верлок повернулся к дому. Он старался по голосу определить, где Каролина. Взгляд его обшарил темную стену и остановился на углу. Сам того не ведая, Верлок смотрел прямо на Каролину.

– Оружие на землю! – повторила она. Голос ее был тверд. Я смогу, сказала она себе. Я это уже делала. Каролина зажмурила левый глаз.

Рука, в которой Верлок держал пистолет, чуть дрогнула, словно мышцы уже получили приказ мозга. Каролина глубоко вдохнула, резко выдохнула, изготовилась. Мушка замерла на груди Верлока. Все мысли прочь. Каролина словно предугадывала любое движение цели. Ты сможешь. Вот он чуть подался вперед, рука его напряглась…

– Помогите! – снова крикнула девушка.

– Заткнись, сука! – через плечо процедил Верлок.

– На помощь!

Кевин развернулся к реке:

– Молчи! Тварь!

Каролина уже чуть придавила собачку, но заметила, что Верлок поставил трость-треногу слишком близко к краю оврага. Земля под тростью обвалилась, Кевин беспомощно глянул на отца. Калека, он не успел предотвратить падение. Выронив пистолет и фонарик, Верлок раскинул руки, будто пытался взлететь. На лице его застыло изумление. Мотнув головой, он, точно ныряльщик, ухнул вниз. Послышался хруст, словно переломили ветку, глухой удар и вопль. Плаксивый ребячий вопль:

– Па-а-а-ап!

Каролина бросилась к обрыву, на бегу приказав охраннику:

– Лечь!

Но старик кинулся следом:

– Кевин! Кевин!

Верлок лежал ничком. Одна нога его была неестественно вывернута, штанина казалась пустой. Он плакал:

– Папа! Почему ты не выручил?

По круче старик съехал к нему:

– Кевин…

Каролина подобрала фонарик и посветила вниз. Теперь стало ясно, что произошло: падая, Верлок угодил ногой в развилку двух стволов. Сломанная голень прорвала кожу и штанину.

– Сможете его втащить? – спросила Каролина.

Старик кивнул. Он подхватил сына под мышки. Кевин заскулил. Старик протащил его по земле, перевалил через край обрыва и выбрался сам.

– Дальше от края, – сказала Каролина.

Обессилевший старик оттащил сына на несколько футов и рухнул на колени.

– Простите, – проговорил он. Потом посмотрел на берег и повторил: – Пожалуйста, простите.

Каролина шагнула к ним:

– Лечь лицом вниз, руки в стороны.

И тот и другой подчинились.

Каролина подошла к краю обрыва и посветила вниз:

– Как ты там?

– Ничего, – пискнул голос.

– Ты Жаклин? В смысле, Рэй-Линн?

Пауза.

– Да.

– Ты молодец. Ну, вылезай.

– Сначала грохните этого.

– Нельзя. Давай выбирайся. Я помогу.

Заплаканная Рэй-Линн вышла из-за раскидистого дерева. Сейчас она казалась совсем маленькой. Рваные джинсы, желтая майка с солнышком. Босая. По крутой тропке Рэй-Линн медленно поднялась к уступу в кайме высокой травы. Ухватившись за край, безуспешно попыталась подтянуться. Каролина глянула на пленников – те, раскинув руки, лежали ничком. Она бросила фонарик, переложила пистолет в левую руку и, опустившись на колени, правую подала Рэй-Линн. В шестидесяти ярдах внизу шумела река. Как будто еще немного – и Каролина перенесется во времени. Через мост на Монро-стрит они вдвоем с отцом пойдут за рогаликами.

Кевин Верлок уже не скулил.

– Вызовите Кёртиса Блантона, – с ледяным спокойствием сказал он. – Я буду говорить только с ним.

От его голоса Рэй-Линн замерла, уставившись на руку Каролины. Девушка совершенно обессилела. Но потом все-таки ухватилась, и Каролина втащила ее наверх, как ребенка. Рэй-Линн разревелась и рванулась к Верлоку. Каролина легко ее удержала. Весу в ней и девяноста фунтов не наберется.

– Успокойся, – сказала Каролина.

Рэй-Линн кивнула и отерла глаза:

– Я потеряла туфли.

Каролина скинула свои кроссовки:

– Держи.

– Спасибо. – Рэй-Линн обулась. – Велики.

– Окажи мне услугу, – сказала Каролина. – Сможешь?

Девушка снова кивнула.

– Я не хочу оставлять этих без присмотра. Вот что надо сделать. На подъездной дороге моя машина. Карман переднего пассажирского сиденья. Пока все понятно?

Рэй-Линн опять кивнула.

– В кармане наручники. – Каролина глянула на Верлока и старика. – Одни металлические и еще связка пластиковых – такие, вроде зажимов для мусорных мешков. Принеси их сюда. Справишься?

– Да.

Поглядывая на распростертых пленников, Каролина прислушивалась к своему прерывистому дыханию. Посмотрела на реку. На другом берегу ниже по течению виднелись отсветы прожекторов. Значит, телевизионщики все еще снимают. Они что, даже выстрела не слышали? С наручниками прибежала Рэй-Линн.

Каролина бросила старику металлическую пару:

– Наденьте на него.

Пол Верлок встал на колени и взял сына за руку.

– Прости меня, Кевин, – сказал он, защелкнув наручники. Потом лег на живот и, отвернувшись от сына, завел руки за спину.

Держа младшего Верлока на мушке, Каролина коленом придавила его к земле и туже затянула металлические браслеты. Кевин сморщился и заерзал:

– Где Кёртис Блантон? Я знаю, что он в городе. Он едет? Ему сообщили обо мне?

Сейчас он казался рыхлым и беспомощным. Каролину чуть не стошнило, когда увидела торчащую сломанную кость.

Старику она надела пластиковые наручники.

– Во всем виноват я, – сказал Пол Верлок.

Каролина села на землю, чувствуя, как бухает сердце. Пистолет засунула в наплечную кобуру. Помолчала, слушая шум воды.

– Ладно, Рэй-Линн, – сказала Каролина. – Надо позвонить в 911. Ты поняла?

Но девушка попятилась, не спуская глаз с дома. Каролина проследила за ее взглядом. От стены отделился силуэт рослого широкоплечего мужчины. Еще прежде чем он вышел на свет, она поняла, что это Ленин Райан.

Каролина потянулась за пистолетом, но рука зацепилась за лямку кобуры, и она невольно отвела взгляд от приближавшейся фигуры. В ту же секунду Райан прыгнул на нее, ударил в лицо и отбросил в сторону.

Оглушенная, Каролина села. В кобуре пистолета не было, и бог знает, куда он подевался. Теперь Ленин Райан был хорошо виден: похудевший, без бороды, в хаки и черной футболке. Отрастающий ежик высветлен перекисью. Сжав кулаки, он стоял над Кевином Верлоком.

– Рэй-Линн, беги! – крикнула Каролина.

Потеряв кроссовки, девушка рванула к дому. Райан проводил ее взглядом и вновь посмотрел на лежавших мужчин.

– Кто Кевин Верлок? – спросил он.

– Лечь на землю! – Каролина с трудом поднялась. Кружилась голова, во рту вкус крови. – Вы арестованы!

– Тебя это не касается. – Райан даже не взглянул на нее.

Каролина пошарила в траве. Пистолета не было. Рука наткнулась на фонарик старика.

– Я полицейский! Вы арестованы!

Райан наступил Кевину на сломанную ногу. Тот завопил. Казалось, сейчас он вырубится. Райан отошел в сторону и посмотрел на старика.

– Я задал вопрос, – сказал он. – Кто из вас убил мою девушку?

Каролина сделала шаг-другой и со всей силы, аж хрустнуло плечо, ударила его фонариком. Из треснувшего корпуса вылетели батарейки. Ленин покачнулся, но устоял. Он явно изумился, что его атакуют. Пала тишина, которую нарушали только стоны Верлока и журчанье реки. Образовался равносторонний треугольник: Кевин на земле, сопящие Каролина и Ленин. Интересно, знает ли Райан о теории, согласно которой жизнь ходит кругами до тех пор, пока не проживем ее правильно.

– Я не хочу, чтобы ты пострадала, – наконец сказал Райан.

– Вот и хорошо, – ответила Каролина. Голос будто чужой.

Ленин поморщился, словно только теперь почувствовал боль от удара. Потрогал голову и посмотрел на руку. В оконном свете блестела кровь. Райан шагнул к Каролине. Та попятилась и швырнула в него фонариком. Легкая железная оболочка со свистом прорезала воздух. Райан на лету ее поймал и отбросил. И толкнул Каролину отчего та снова грохнулась навзничь, приземлившись рядом со стариком.

Тем временем младший Верлок изловчился перевернуться на спину и, опираясь на скованные руки, чуть-чуть отполз. Райан шагнул к нему, но Каролина вскочила и с разбегу плечом саданула Ленин в поясницу. Оба кубарем полетели с обрыва. Почти в обнимку они прокувыркались с десяток ярдов, потом Райан сумел ухватиться за траву, а Каролина вцепилась ему в ногу. Ленин наотмашь ударил ее раз, другой, и она отвалилась в сторону. В голове гудел набат, кровавая пелена застила глаза, но Каролина разглядела, как Райан перевалился через край обрыва. Она глубоко вздохнула и стала карабкаться следом.

Поразительно, как со сломанной ногой Верлок сумел отползти фута на два. Каролина подивилась мощи его рук, а потом вспомнила несчастных женщин, которым эти руки ломали шеи. Увидев Ленин Райана, Верлок всхлипнул и забормотал. Каролина подобрала пустой фонарик и, сделав два неверных шага, ударила этой железякой Райана в плечо. Ленин обернулся, удивленный тем, что она все еще пытается сражаться. Потом взгляд его стал пустым и холодным, как тогда на мосту. Ленин выхватил у нее черную железную трубку и вскинул руку, но вдруг замер. И без удара Каролину пронзило болью, колени ее подломились, и она повалилась на землю. Ее вырвало. В ушах пело что-то похожее на далекий вой полицейских сирен. Каролина отползла в высокую траву на краю обрыва.

Ленин тоже услышал сирены. Посмотрел на скулившего Верлока, потом перевел взгляд на Каролину. Похоже, он столкнулся с чем-то непостижимым, вдобавок преподнесенным на чужом языке. Он приехал в Спокан ради мести? Или просто хотел понять, почему лишился своего счастья – единственного человека, которого любил? Если так, он дошел до конца пути, получив лишь никчемные примеры и печальные итоги: собаку на привязи и теленка в овраге. Вдали выли сирены. Прежде чем рассчитаться с Кевином Верлоком, хотелось с кем-нибудь поговорить, объясниться. Опустив бесполезный фонарик, Ленин повернулся к Каролине, но смог сказать только одно:

– Я устал.

– Я тоже. – Каролина подняла окровавленное лицо и, попытавшись сесть в высокой траве, прохрипела: – Вы имеете право хранить молчание…

Райан невольно усмехнулся. Даже сейчас, вся в кровавых потеках, синяках и ссадинах, она пытается его арестовать. Он еще не встречал такой сильной женщины. Был ли кто в его жизни похожий на нее? Одно время казалось, она смахивает на Шелли. Но это не так. Они разные. Волосы похожи, и только. Он так часто о ней думал, так часто вспоминал мост, проулок и тот вечер, когда она вышла из дома и увидела его в машине. Издали получалось вообразить, что она похожа на Шелли. Но сейчас, вблизи, он видел, что она совсем другая. Шелли больше нет.

Каролине удалось сесть. Разбросав ноги, она оперлась на левую руку И тут правая рука что-то нашарила в высокой траве. Пистолет. Каролина притянула его себе на колени и направила ствол на Райана. До нее футов двадцать, подумал тот. Если броситься на нее, что она сделает? Выстрелит на сей раз? Похоже, да.

Надо было остаться с Анжелой. До конца дней сидеть на крылечке. Там хорошо. К вечеру жара спадает, тихо журчит ручей, сверкают всполохи молний.

Присев на корточки, Ленни поежился и улыбнулся. Вдруг стало легко, что все наконец завершилось.

– А чего ты босая-то? – спросил он.

От дома ударил луч фонаря. Пересек двор, уперся в Райана. Ленни вскочил и обернулся. Каролина понимала, как все выглядит со стороны: они на краю обрыва, их разделяет всего несколько футов. Райан над ней навис, в руке у него темный предмет. Вдруг возникло ощущение свободного падения. События бешено ускорялись, громоздясь друг на друга.

Из тени на углу дома прилетел мужской голос. Голос Дюпри:

– Брось оружие!

На миг растерявшись, Каролина машинально посмотрела на свой пистолет. Потом подняла взгляд на пустой фонарик в руке Райана. Ясно, чем эта штука выглядит. Ленни тоже посмотрел на фонарик. «Все в порядке, Алан!» – уже почти крикнула Каролина. На секунду она и Райан сцепились взглядами, а потом в воздухе треснуло, раз, другой и третий, словно кто-то рубил дерево, и Ленни рухнул к ее ногам.

От дома донесся истошный вопль Дюпри:

– Каролина!

– Что ты наделал, – прошептала она, подползла к Ленни и взяла за руку.

Веки его дрогнули, он тихонько икнул, словно грудничок. Потом глаза его открылись, и он как будто разглядел Каролину. Но почти сразу веки сомкнулись вновь, а в горле забулькало и захрипело.

Дюпри хотел оттащить Каролину, но она свернулась калачиком, собою накрыв руку Ленни. Вокруг выли сирены, хлопали дверцы машин, орали рации. В этом шуме Каролина пыталась расслышать журчанье реки и шептала:

– Ш-ш-ш, ш-ш-ш, ш-ш-ш…

Уходя во тьму, в себя, Райан ее услышал. Уже не было воспоминаний и боли, но он еще чувствовал пожатие ее руки – крохотное почти счастливое мгновение на пути в небытие.

Райан умер, а Каролина все держала его за руку. Шесть лет назад ей было страшно прикоснуться к мертвому Гленну Риттеру. Той ночью она боялась шевельнуться, словно пресловутая «смертельная зона» могла сохранить все, во что она верила, уберечь ее и оправдать. Бесконечный тоннель, пропасть, которая, разделяя, оберегает нас и ссужает верой: есть такое, на что мы не способны.

Но сейчас она вдруг поняла, сколь ничтожны эти двадцать четыре фута, насколько все близко. Конечно, убийство ломбардщика и дебошира – разные вещи. Выходит, преступления Ленни Райана и Кевина Верлока тоже различались. Но это означало, что в конечном счете нас разделяет не расстояние, а степень содеянного. За этой истиной скрывалась другая: в жизненной круговерти никто не знает, на что способен.

– Каролина… я… он тебя…

Испуг и растерянность в глазах Дюпри вернули ее в мир живых.

– Все хорошо, Алан, – сказала Каролина и выпустила руку Ленин Райана, в которой теперь был зажат ее пистолет.

 

54

Полицейское упр. Спокана

Группа по серийным убийствам

Расшифровка допроса

Пол Верлок

Пленка № 3

Дата: 15 августа, 10.00

СПАЙВИ. Еще кофе?

ПОЛ ВЕРЛОК. Да. Можно сливки? Спасибо.

СПАЙВИ. Так, поставили новую пленку… Все готовы? Хорошо, начинайте.

ПОЛ ВЕРЛОК. Ну вот, значит, поначалу я просто гонял девонек с катеров. Повадились, знаете, особенно в холода. Кевин бесился, что никак их не отвадить. Боялся потерять контракт с Лэндерсом. А раньше я, бывало, водил ему девонек. Сам понимаю, что скверно, но после ранения у него случалась… эта, как ее… дисфук… Ну, когда никак не можешь…

МАКДЭНИЭЛ. Достичь оргазма?

ПОЛ ВЕРЛОК. Во-во. Где-то в феврале он вернулся с собрания и сказал, что объявлена премия.

МАКДЭНИЭЛ. За выдворение проституток?

ПОЛ ВЕРЛОК. Ну да. В следующий раз, говорит, как кого застукаешь за этим делом, сразу звони мне. Ну вот, как-то я шугнул клиента с девоньки и позвонил Кевину. Он приехал и увез ее покататься.

МАКДЭНИЭЛ. Это была Шелли Нордлинг.

ПОЛ ВЕРЛОК. Наверное. В другой раз одна девонька уснула в катере. Кевин и ее увез. Но через полчаса вернулся и сказал, что нужна моя помощь. Подвел меня к пикапу, а там… Кевин сказал, она набросилась на него и он ее придушил. Я знал, что он врет. Понимаете, у него нелады…

СПАЙВИ. Да, вы уже сказали.

ПОЛ ВЕРЛОК. Конечно, это не оправдание, но он… заводился. Мы отвезли труп домой, и Кевин стал показывать эти книжки. Мол, если все сделать как надо, подумают на другого. Как в этих книжках.

МАКДЭНИЭЛ. Кёртиса Блантона.

ПОЛ ВЕРЛОК. У него всякие книжки были. Копы, говорит, будут гадать, а мы, говорит, все так обставим, будто действует серийный убийца. Мол, девоньки струхнут и уберутся. Так и вышло. Мы нарочно чудили – пули вот в голову, в таком роде.

В книжках это называли… как же его… ну когда всего перебор?

МАКДЭНИЭЛ. Избыточность.

ПОЛ ВЕРЛОК. Во, точно. Мол, копы решат, это дело рук психа, который ненавидит баб. Для того Кевин и ногти срывал, и в позы укладывал. Лучше его спросите, я в это не вникал.

МАКДЭНИЭЛ. Как вы доставляли трупы к реке?

ПОЛ ВЕРЛОК. У нас были пластиковые салазки, на траве и земле след не остается. Тело укладывали в промоину, забрасывали ветками. После второго раза Кевин обещал прекратить. Я думал, на этом все. Но он в бинокль видел, как вы нашли первый труп. И разошелся – давай, говорит, туда же подбросим еще один. Вот так оно и вышло…

СПАЙВИ. Вы не пытались его остановить?

ПОЛ ВЕРЛОК. Девоньки-то ходить перестали, и деньги те, премию, мы получили… Видать, я понадеялся, что теперь он угомонится. А может, я понимал, в какую беду угодил. Жена умерла, у меня никого не осталось, кроме Кевина. Когда его подстрелили, он столько всего натерпелся. Вы небось думаете, что яблочко от яблони недалеко падает?

МАКДЭНИЭЛ. То есть что, все это было… ради нескольких тысяч баксов?

ПОЛ ВЕРЛОК. Поначалу я так думал. Но если честно… По-моему, он со временем вроде как во вкус вошел.

Полицейское упр. Спокана

Группа по серийным убийствам

Расшифровка допроса

Джон Лэндерс

Пленка № 2

Дата: 16 августа, 9.00

ЛЕЙРД. Мы ходим по кругу Никто не утверждает, что вы приказывали Верлоку убивать. Нас интересует лишь общий контекст ваших с ним переговоров.

ДАРРЕН МУР. Повторяю, мой клиент считает, что сейчас не время и не в его интересах обсуждать природу его бесед с мистером Верлоком, и категорически заявляет, что не имел понятия о преступлениях, якобы совершенных последним.

ЛЕЙРД. То есть вам не показалось странным, что одновременно с вашими выплатами начались убийства проституток?

ДАРРЕН МУР. Послушайте, мой клиент пережил серьезное потрясение. Он согласился сотрудничать с вами, но я не позволю навешивать ему обвинения в какой-то охоте на ведьм!

МАКДЭНИЭЛ. Хорошо, давайте вернемся назад. Не помните, какой была реакция Верлока, когда вы впервые заговорили о премии?

ДАРРЕН МУР. Мой клиент не будет вам отвечать. Я не позволю ему проронить ни единого слова, которое может быть неверно истолковано и использовано для сфальсифицированного обвинения против него. Я требую письменного подтверждения окружного прокурора о безоговорочном освобождении моего клиента от всяких обвинений по данному делу

СПАЙВИ. Пожалуйста, ваш кофе.

Полицейское упр. Спокана

Группа по серийным убийствам

Расшифровка допроса

Кевин Верлок

Пленка № 13

Дата: 17 августа, 19.00

КЕВИН ВЕРЛОК. Да, сорванные ногти – это, пожалуй, явный примитив. Я сознавал, что такая деталь наведет на полицейского, но ничего другого не придумал. А вот трупы в разных местах и вроде как изменение почерка – это я взял из книги мистера Блантона о техасском деле. И еще о Тихоокеанском мокрушнике. Пожалуй, он-то и послужил образцом. Что касается подготовки трупов… Кое в чем пригодился опыт полицейской службы, а вот сорванные ногти – это, пожалуй, от Тихоокеанского мокрушника. Мистер Блантон появится? Очень хотелось бы кое-что прояснить.

СПАЙВИ. Нет. Мистер Блантон отказался… дальше с нами работать.

КЕВИН ВЕРЛОК. Очень жаль. Но вы покажете ему распечатку допроса? Я думаю, сорок баксов его заинтересуют. Это моя придумка, мой почерк. Раньше-то вы о таком не слышали, правда? Я вот ничего подобного не встречал – по-моему, это моя личная находка.

МАКДЭНИЭЛ. Да, я впервые с этим сталкиваюсь. Нас интересует, почему вы хранили копии счетов. Почему выставляли их Лэндерсу?

КЕВИН ВЕРЛОК. Я всегда аккуратно веду бухгалтерию. И потом, я не вор, я платил этим женщинам. Я понимал, что, возможно, однажды это пригодится.

МАКДЭНИЭЛ. Каким образом?

КЕВИН ВЕРЛОК. А вот поразмыслите: если убийством заметаешь следы другого преступления – скажем, грабежа, – выходит убийство с отягчающими. Статья на вышку. Но если убийца оставляет деньги на жертве…

МАКДЭНИЭЛ. Черт возьми…

КЕВИН ВЕРЛОК. Нет грабежа. Нет отягчающего обстоятельства. Нет смертного приговора. Просто убийство. Я знал, что вы будете искать психологическую подоплеку. Потому и сунул деньги жертве в рот. Теперь понятно?

СПАЙВИ. Джефф, вам нехорошо?

КЕВИН ВЕРЛОК. Скажите, а что мистер Блантон говорил о прозвище? По-моему, Споканский Сплавщик – не очень. Можно было придумать получше – все-таки сорванные ногти, деньги, подброшенные трупы… Жаль, что не мистер Блантон придумал прозвище. Он это умеет, правда?