Все жители маленького городка искренне сочувствовали мистеру Джону Верраллу из-за обрушившейся на него ужасной семейной трагедии, так как он давно уже пользовался вполне заслуженным уважением. На протяжении более чем двадцати лет здесь не было гражданина, которого так чтили за его честность, великодушие и неистощимый пыл, с каким он ратовал за их интересы. Мистер Верралл родился и вырос здесь; его бакалейная торговля на Хай-стрит, полученная в наследство от отца, была образцом дешевизны и качества, и, как человек здравомыслящий, он сам обслуживал за прилавком, когда другие обязанности позволяли ему это. Последние были обременительными: он долгое время являлся членом городского совета, затем муниципалитета, а теперь стал мэром. Кэролайн, его жена, была скромной и достойной супругой мэра, в качестве каковой принимала живейшее участие в скаутской организации для девочек, в обитательницах работного дома, а также в делах больницы. Она не обладала приветливостью мужа, но редко пропускала собрания комитетов тех учреждений, которые находились в ее ведении. Кэролайн была старше его лет, пожалуй, на десять, но и в шестьдесят сохранила свою энергию и физическую силу.

Оба были страстными натуралистами. Не так давно мэр презентовал громадную коллекцию бабочек и мотыльков, помещенную в прекрасный шкаф с застекленными, с пробковой прокладкой ящиками, местному музею, но по-прежнему не оставлял своего увлечения и время от времени пополнял аккуратные ряды новыми экземплярами или заменял ветхие образцы более свежими. В погожие деньки муж и жена вдвоем отправлялись через осушенные болота, тянувшиеся на юг от города к галечным насыпям вдоль побережья, на свои вылазки. Он нес сачок для бабочек, и карманы его оттопыривались от множества коробков со стеклянными крышками, готовых принять своих пленниц; у нее была жестяная коробка для растений, которые позже займут свое место в бесчисленных стеллажах, наполненных образцами засушенной флоры Хэмпшира. Супруги были бездетны, но благодаря своей непритязательной, полной трудов жизни и пылкости увлечений, требовавших длительных, неспешных прогулок на свежем воздухе, они. безусловно, могли надеяться на долгий и безмятежный закат своих дней.

Несчастье произошло поздней весной. Мэр и его жена вышли из своего дома, стоявшего на отлете от города, на одну из своих продолжительных прогулок. В полумиле от них, ближе к морю, стоял полуразрушенный замок, построенный во времена Генриха VIII на случай внезапного нападения французов. В наружную стену круглой башни была встроена каменная лестница, доходившая до уровня бойниц на высоте сорока футов от земли, откуда расплавленный свинец и другие подобные средства могли изливаться на головы осаждавших. Балюстрада и внутренняя стена наверху совершенно разрушились, так что последняя ступенька нависала над пропастью. Замок был любимым охотничьим угодьем миссис Верралл, так как его обвалившиеся стены и упавшие каменные глыбы служили прибежищем многочисленным видам растений. Выпив пораньше чаю, супружеская пара направилась в сторону замка.

Спустя три часа, когда вечерние сумерки уже начинали сгущаться. Джон Верралл вернулся один и обнаружил, что жены еще нет, но в этом не было ничего удивительного. Он объяснил симпатичной молодой женщине, выполнявшей у них все работы по дому, что, как это часто бывало, они разделились. Кэролайн решила побродить вокруг замка, а он пошел к зарослям ив и черной ольхи, росшим у канавы неподалеку, в поисках гусениц. Он и в самом деле был в прекрасном настроении, так как ему удалось отыскать парочку гусениц чрезвычайно редкого ольхового мотылька, и, поджидая, пока она вернется, он посадил их — подложив им побольше корма — в один из своих садков. Но она все не возвращалась, и, съев немного холодного ужина в одиночестве, Верралл начал тревожиться. Спустилась ночь, и тогда, не сомневаясь уже больше в том, что с ней что-то случилось, он побежал в полицейский участок.

Нет, в городе ее не видели. Почти тотчас пришел констебль, и они отправились к замку, где мистер Верралл в последний раз видел Кэролайн. Возможно, пробираясь через развалины, она вывихнула ногу и лежала там, не в силах пошевелиться. К счастью, ночь была теплой, так что она не пострадает от холода. Луна была большая и полная, но хорошо все-таки, что констебль захватил с собой фонарик, так как вскоре густая пелена морского тумана повисла над головой, поглотив свет. Десять минут быстрой ходьбы привели их к замку: они звали и кричали, но никто не отозвался. Вскоре они нашли ее, изувеченную, у подножия полуразрушенной лестницы. Должно быть, она ударилась головой о какую-нибудь каменную глыбу.

Было проведено расследование, без труда установившее причину гибели. Вероятно, она поскользнулась, стоя на верхней ступеньке, в сорока футах над землей, и смерть наступила мгновенно. Муж рассказал, как он оставил ее днем около замка, и в ответ на некоторые болезненные, но необходимые вопросы добавил, что ничто вроде бы не угнетало ее; их супружеская жизнь на протяжении двадцати лет была идеально счастливой. Следователь, зарегистрировав смерть в результате несчастного случая, выразил глубокое сочувствие вдовцу и предложил поставить ограждение на верхней площадке каменной лестницы, чтобы столь прискорбное происшествие не могло повториться.

Джон Верралл был достаточно благоразумен и не позволил тяжкой утрате помешать ему в выполнении долга. Было бы совершенно бесполезно и даже, более того, вредно удалиться от мира, пестуя свое одиночество. Как только похороны остались позади, он с новой энергией взялся за дела. Его вдовствующая сестра, жившая в городке, переехала к нему на недельку, чтобы разобрать вещи бедной Кэролайн. Но стоило ей намекнуть, что она не прочь была бы обосноваться тут навсегда, как мистер Верралл без колебаний отклонил ее предложение, поскольку она была из той породы женщин, которые, точно грипп, распространяют вокруг себя уныние.

— Очень любезно с твоей стороны. Эми, — сказал он, — и я, конечно, ценю твои добрые побуждения. Но никто не сможет стать мне таким другом, каким была Кэролайн. Лучше мне оставаться одному.

— Но как же хозяйство, эти нескончаемые мелочи, Джон, дорогой? — возразила она. — Ты не сможешь постоянно присматривать…

— Все будет в полном порядке, — твердо ответил Джон. — Харриет Кокс уже десять лет в доме и хорошо знает мои привычки. За ней не нужно присматривать.

Таким образом, миссис Рид вернулась в свой городок с новым платьем, принадлежавшим Кэролайн, кое-каким бельем и аметистовой брошью. Джон нашел, что Харриет Кокс замечательная экономка и устроила все как нельзя лучше. Она трудилась с куда большим рвением теперь, когда сама за все отвечала и никто ею не командовал; стряпня ее сделалась вкуснее, еженедельные расходы уменьшились, и весь дом так и заблестел чистотой и уютом.

Обширный участок сада за домом был вотчиной Кэролайн. Дважды в неделю приходил на пару часов садовник, чтобы помочь с тяжелой работой — вскопать землю и подстричь лужайку. Как-то вечером, прогуливаясь в саду перед ужином. Джон подумал, что следовало бы кое-что изменить здесь. Устроить бордюр из полевых цветов — выдумка Кэролайн. В глубине стояла решетка, увитая жимолостью; тут были островки высоких круглоголовых маргариток, красной и белой валерианы, росли смолевка и вербейник, а впереди травы пониже — колокольчики, львиный зев, воловик. За ними она устроила декоративную каменную горку с травами вроде тех, что буйно разрастались в расщелинах стен. Остановившись перед этой каменной грудой. Джон Верралл почувствовал, как горло его сжалось от отвращения. Ее посадки не прижились; у них был жалкий, поникший вид, и нагромождения камней и шлака, среди которых они тянулись, казались скорее уродством, чем украшением. Джон подозвал человека, работавшего на огородных грядках за домом.

— Я хочу, чтобы вы убрали эти булыжники, — сказал он. — Можете начать прямо сегодня. Просто откатите камни в сторонку; это займет у вас не больше часа.

Взгляд его упал на бордюр из полевых цветов. Они тоже напоминали ему о прогулках Кэролайн через болота.

— Да, и бордюр хорошо бы убрать, — добавил он. — Скопище сорняков. Осенью мы все здесь засадим розами.

День выдался необыкновенно жаркий, и, как часто бывало в прохладе вечерних сумерек, клочья тумана начали подниматься над полями. Они висели совсем низко, и Джон Верралл, сидевший после ужина на террасе со своей трубкой, мог видеть верхушки замковых стен, четкими силуэтами выступающие в гаснущем сиянии заката. Какое-то время он читал вечернюю газету, затем, снова подняв глаза, заметил, что туман плотными волнами наплывает на сад. Какая-то фигура, неясно очерченная, склонилась к земле на самом краю бордюра из полевых цветов, как раз там, где была декоративная горка Кэролайн. Должно быть, уборка камней заняла у садовника гораздо больше времени, чем он предполагал. Джон встал, так как становилось прохладно, и вошел в дом. Харриет Кокс как раз вносила в гостиную поднос с виски и содовой и, заперев дом, вернулась, чтобы сыграть в безик, в который они часто играли с хозяином перед сном. Она на удивление быстро освоила правила игры, и время, таким образом, проходило очень приятно.

Кэролайн абсолютно ничего не смыслила в картах. Она предпочитала сидеть у лампы и что-нибудь вязать или вышивать, и вечера проходили томительно скучно. Джон не особенно любил читать, позевывая над книгой, он то и дело поглядывал на нее, желая, чтобы она ушла наконец в свою спальню. Некоторые ее привычки раздражали его, но он находил тайное удовольствие, подмечая их: жеманная манера проводить кончиком языка по верхней губе, а потом слегка приоткрывать рот, короткие пощелкивающие звуки — из-за зубного протеза, подогнанного не слишком удачно.

Вез сомнения, вечера теперь стали куда веселее благодаря партиям в безик с Харриет, статной, миловидной женщиной лет тридцати. Ее глаза искрились весельем и смехом, когда она веером выкладывала на стол карты одной масти или четыре туза.

— Двести пятьдесят, — радостно воскликнула она. — да еще прежние сто. Ну и везет же мне сегодня!

Радостное восклицание прервал резко дребезжащий электрический звонок.

— Наверно, у входной двери, — сказала Харриет и заторопилась открывать. Джон услышал скрежет отодвигаемых засовов и щелканье ключа в замке. Потом стало тихо, вскоре входная дверь снова закрылась, и Харриет вернулась в комнату.

— Удивительное дело, мистер Верралл. Никого. Я осмотрела дорогу в оба конца, да еще сходила к заднему ходу на всякий случай. Сейчас загляну в кухню, проверю индикатор, тогда мы узнаем, что это был за звонок.

— Вовсе это и не входная дверь, — сообщила она, вернувшись в комнату. — Звонок был из комнаты хозяйки, диск все еще раскачивался. Что-то там, видно, не в порядке; вот и вчера было то же самое. Завтра посмотрю, в чем дело. Мне снимать? Надо же! Как раз то, что я хотела!..

Джон плохо спал этой ночью, но в конце концов задремал. Его разбудил негромкий стук в дверь. Шотландский терьер тоже проснулся от стука, явно ему не понравившегося, так как он выскочил из своей корзинки и яростно залаял. Джон зажег свет, поднялся и выглянул за дверь. Свет падал прямо на лестничную площадку, там никого не было. Что-то коснулось рукава его пижамной куртки. Или это ему показалось? Он посмеялся над собой за минутный страх. Видимо, просто сквозняк, потянувший снизу от лестницы. Но Патси не успокоилась; вместо того, чтобы вернуться в корзину, она поскуливала у двери, требуя, чтобы ее выпустили. Капризная маленькая леди, вечно настаивавшая на своем. Джон снова поднялся с постели и услышал, как она пробежала по лестнице к своей любимой циновке в холле.

Эти ночные страхи съежились на следующее утро до подобающей им ничтожности, и мистер Верралл вспоминал о них как об обрывках какого-то кошмарного сна. Он отправился в город, чтобы председательствовать в городском суде, и обнаружил там довольно-таки длинный список дел. Большинство из них были самыми обычными: езда на автомобилях и мотоциклах с просроченными правами или без положенных сигнальных огней; два маленьких мальчика обвинялись в поломке ограждения, недавно возведенного на вершине лестницы в замке. Видели, как они подобрались почти к самому роковому краю, а внизу, на земле, лежали сломанные части ограждения. Но никаких явных улик против мальчиков не было, и суд закрыл дело. Джон Верралл, как обычно во время слушания, что-то рассеянно чертил на листе бумаги, лежавшем перед ним на столе, и вдруг заметил, к своему удивлению, что делал наброски лестницы, ведущей вверх, куда-то в пространство, и затем обрывающейся.

Позже он встретился с городским землемером по поводу проекта нового ограждения и сказал ему, что оно должно быть восстановлено немедленно. Следовало сделать его гораздо более прочным и зацементировать в каменную кладку стены. Очень опасное место, ужасно, если произойдет еще одна трагедия.

Вернувшись домой, Джон увидел, что садовник выполнил его просьбу. Булыжники декоративной горки были свалены за сарайчиком для инструментов, а бордюр с полевыми цветами заново перепахан. Глупо со стороны Кэролайн притащить в сад то, что было частью полей и живых изгородей, и он с удовлетворением смотрел на пустую грядку и разрушенную горку, напоминавшие ему о Кэролайн каким-то особенным, глубинным образом, С их исчезновением словно какой-то уголок его сознания очистился для новых и более декоративных насаждений. Как постарела жена за последний год, каким удручающим и тягостным было для него ее присутствие…

Воздух над полями дрожал от жара, и очертания замка, казалось, колыхались. Ни разу со дня ее смерти мистер Верралл не был там. Однако пора покончить с прошлым — уничтожение посадок Кэролайн должно было, казалось, помочь забвению. Как-нибудь в ближайшее время он сходит к замку и убедится, что его указания насчет более прочного ограждения на вершине сломанной лестницы выполнены. Может быть, ему следовало сходить туда раньше и бесстрашно взглянуть в лицо всему, что связано с этим местом, но он чувствовал, как в мозгу его образовалась маленькая черная заводь страха, в которой отражалось то место, где лежало ее изувеченное тело. Нельзя позволять ей растекаться…

Патси лежала неподалеку, в тени от сарайчика для инструментов; благоразумная маленькая леди наслаждалась свежим воздухом, укрывшись от солнца. При виде собаки воспоминание о ночном стуке в дверь, который разбудил его и заставил ее неистово лаять, вернулось к Джону с внезапной отчетливостью. Патси всегда боялась и недолюбливала Кэролайн; обычно она выскальзывала из комнаты, если та входила, и скорее осталась бы без обеда, чем приняла пищу из этих рук. Когда Кэролайн занималась своими посадками, а Джон проходил через сад с собакой, Патси обходила ее стороной.

Было время ленча, и он позвал:

— Патси, иди поешь!

Собака побежала за ним через сад, с готовностью устремившись к своей миске. Но тут произошло нечто непонятное. Когда они подошли к тому месту, где была декоративная горка. Патси остановилась и принялась лаять не то яростно, не то испуганно, пристально уставившись на что-то. Затем скользнула прочь, под прикрытие изгороди из бирючины, и помчалась к дому.

Всего на мгновение маленькая черная заводь страха, что таилась у Джона в глубине подсознания, расширилась, затопив все; расплавленное солнце, казалось, внезапно сгустилось, вобрав в себя самый дух Кэролайн. Но он призвал на помошь здравый смысл; просто-напросто вид Патси, спасающейся бегством, когда Кэролайн оказывалась поблизости, вызвал странную иллюзию, что она здесь, у своей разрушенной горки и перепаханной грядки полевых цветов. Все это — лишь плод моего воображения, сказал он самому себе. Этому надо положить конец, надо, не откладывая, пойти в замок. Сегодня же днем он возьмет сачок и ящички со стеклянными крышками и пройдет, шаг за шагом, тот последний путь, который проделал вместе с Кэролайн, до самого замка. Патси на этот раз пойдет с ним.

Они отправились через сад. Воспоминание об утреннем волнении изгладилось из памяти Патси. Какой-то запах привлек ее внимание там, где стояла горка Принюхиваясь, она с восторгом устремилась на засеянную спаржей грядку, плюхнулась в одну из канав и выкопала крота, не требуя награды. Вскоре прямо перед ним возник замок. Как мудро я поступил, подумал Джон, что постарался взять себя в руки; вид замка не вызвал в нем никакого волнения; было просто любопытно снова взглянуть на него. Вот здесь они с констеблем, освещая себе путь фонариком, наткнулись на ее тело; он с необычайной ясностью вспомнил влажное поблескиванье крови около головы. Прямо над ним висел неогороженный край лестницы, и Джон чуть не расхохотался при мысли, что все эти недели в нем жил черный, глубоко запрятанный ужас. Теперь пустая фантазия развеялась; ни малейшей дрожи, ни трепета не пробежало по его телу; напротив, было что-то странно притягательное в этих воспоминаниях. Пожав плечами, он обошел башню; поймав по дороге редкий экземпляр бабочки-комма, снова вернулся ко входу в замок.

Патси куда-то запропастилась, и Джон решил, что она, должно быть, убежала вперед. Однако ее нигде не было видно, он вернулся назад и посвистел, подзывая собаку. В ответ послышался отрывистый испуганный лай. Подбежав к основанию лестницы. Джон взглянул вверх. Патси была там, почти на самом верху, и, увидев его, умоляюще заскулила. Почему она не спускается, удивился он. Вот она, лестница, прямо перед ней; стоит лишь пробежать по ступенькам, и она окажется рядом с ним. Но Патси жалась к стене, словно пытаясь выскользнуть, и тогда Джон понял — существует что-то — или кто-то? — невидимое для него, чему она не могла противостоять. Собака повернулась и поползла наверх, еще на одну ступеньку. Она лежала там, тяжело дыша, и скулила, взывая о помощи.

— Патси, ко мне, ко мне! — звал Джон, но голос его был не громче шепота. Он понял, что точно так же не может подняться к ней, как она не может к нему спуститься. Внезапно все кончилось. С отчаянным воем Патси взлетела по последним ступенькам и прыгнула в пустоту. Мистер Верралл подбежал к ней; вот она — маленькая собачка — лежит на земле, с головой, залитой кровью, но за пределами страха.

Джон Верралл хотел только одного — бежать отсюда. Он не осмеливался ни о чем думать, пока не окажется подальше от этого места. Но где можно скрыться от невидимого?

— Что это было? — спрашивал он себя, ступая по земле, прогретой солнцем. — Разве мертвые возвращаются? Все их сношения с внешним миром закончены. Они тихо лежат под землей, и только смятенное воображение живущих может заново связывать их с ночью и днем, с солнечным светом или морским туманом. Ему. Джону Верраллу, нужно просто покрепче взять себя в руки, чтобы сделать эти страхи бессильными.

Он возвращался домой, полный решимости не поддаваться невидимой силе, в которую отказывался верить. Харриет, удивленная тем, что Джон так быстро вернулся, поинтересовалась, где Патси. Он ответил, что собака убежала охотиться на кроликов в кустах утесника; такое часто случалось, и она всегда находила дорогу домой.

Но Патси не вернулась в тот вечер, и в обрывочных снах он видел себя взбегающим по ступенькам нескончаемой лестницы, преследуемый чем-то невидимым и неразличимым. Наутро один из рабочих, посланных в замок, чтобы установить надежное ограждение по его указанию, догадался по имени на собачьем ошейнике, кому она принадлежала, и принес маленькое искалеченное тельце домой.

На какое-то время грозное нашествие приостановилось. Лето прошло, и ни разу больше страх спазмами не сжимал ему горло. Так он и думал: человеку достаточно запретить страхам проникать себе в душу, и они перестанут терзать его. Неделя спокойно текла за неделей, и постепенно Джон Верралл позволил себе оглянуться — с чувством торжества от преодоленной опасности — на те два-три дня, когда был на грани паники, воображая, будто мог вернуться дух женщины, которая спала вечным сном под новым, великолепным памятником на кладбище. Ужас сам порождал свои призраки. Вот какие шутки способны сыграть с человеком нервы, если только позволить им распуститься. — размышлял Джон, поспешно направляясь к церкви в это октябрьское утро. — «Ну и сюрприз будет для тех, кто придет сегодня на богослужение!»

Сюрприз произвел должный эффект, и в церкви началась суматоха, когда впервые было прочитано оглашение о предстоящем браке между Джоном Верраллом, вдовцом, и Харриет Кокс, девицей, «оба из этого прихода». Он сидел на скамье рядом с сестрой и чувствовал, как она застыла от удивления и возмущения. Конечно, прошло всего шесть месяцев с тех пор, как с Кэролайн произошло ужасное несчастье, но что проку от ожидания?

Джон Верралл смотрел прямо перед собой, пока зачитывали оглашение. Он ощутил легкое прикосновение к своей руке, над самым запястьем, и обернулся к пустому сиденью слева. Там стояла Кэролайн, она повернулась к нему лицом, провела кончиком языка по верхней губе и приоткрыла рот, точно собираясь заговорить. Видение было кратким, как вздох, и быстро исчезло.

Лоб Джона мгновенно стал холодным и липким от пота, но он снова овладел собой и собрал всю свою силу воли, чтобы не поддаться страху. Вместе со всеми пропел псалом, вслушивался в слова молитв. Вскоре толпа повалила из церкви под торжествующий гром органа. Обычно Джон ненадолго задерживался у выхода, чтобы перекинуться словечком с друзьями, и сегодня кое-кто из них пожал ему руку, поздравляя и желая счастья, но, как показалось ему, несколько сухо, будто сюрприз вовсе не был им приятен. Однако это не слишком его волновало; нечто другое взывало к нему, требуя внимания. Его расстроенное воображение сыграло с ним злую шутку именно в тот момент, когда объявили о его скорой свадьбе. Священник спросил, нет ли какого-нибудь препятствия к браку… И тут Джон почувствовал нечто странное, словно холод или онемение в руке. Он отвернул рукав пиджака и увидел, что на месте, где ощутил прикосновение, остался след, уже побледневший, но отчетливый по форме — точно отпечатки трех пальцев.

День выдался холодный, морской туман постепенно наползал на болота. Мистер Верралл решил остаться дома и заняться счетами за месяц, которые завтра должны быть представлены в городской финансовый комитет. Он просмотрел список расходов: несколько крупных сумм, истраченных на подведение водопровода к новым домам на окраине города; замена газовых труб на одной из улиц; колонка различных мелких расходов, среди которых значилась установка прочного ограждения на вершине лестницы в замке…

Он поднялся. Чтобы побороть страх, лучше всего еще раз пойти в замок. И на том самом месте, которое и породило страх, уничтожить его. Иначе не знать ему больше покоя. Морской туман был совсем прозрачным; он не рискует заблудиться, если выйдет прямо сейчас. Крикнув Харриет, что пойдет прогуляется на полчасика, Джон отправился к замку.

Через десять минут он был уже у входа и, обойдя башню, подошел к вырубленной в стене лестнице. Он стал подниматься; ни малейшего отзвука страха не отдавалось в нем, а с каждым шагом росла уверенность, что все умерло и похоронено. На вершине стояло ограждение; работа сделана на совесть — деревянные брусья плотно и прочно вбиты в каменную кладку. Джон для проверки навалился на них всем телом. Затем спустился по лестнице быстрой, легкой походкой и вышел из замка.

Неожиданно туман сгустился, клубами наплывая с моря. Джон не сомневался, что достаточно хорошо знает, куда надо повернуть, чтобы пройти полмили, отделявшие его от сада. Возможно, он чувствовал бы себя увереннее, если бы Патси была с ним, так как она находила дорогу в плотном тумане быстро и безошибочно. Вдруг из тумана показались очертания деревьев, и Джон обнаружил, что находится на краю канавы.

Странно, он не мог сообразить, что это за канава. Снова что-то надвинулось на него, не деревья, а нечто массивное и прямоугольное. Джон опять оказался у наружной стены замка. Он прошел к воротам и постарался заново сориентироваться, зная, что ворота выходят прямо на его дом. Он предпринял вторую попытку, и туман мгновенно поглотил его.

Теперь Джон решил, что, вероятно, разумнее идти вдоль канавы: правда, это удлинит путь, зато выведет его на пригородную дорогу у подножия холма. А потому взял вправо, уверенный, что канава именно в той стороне. Но перед ним снова вырос замок, и снова в нем проснулся страх. Казалось, какая-то невидимая сила неслышно водит его, возвращая на то же место. С ужасом, переросшим в панику, Джон интуитивно и безошибочна понял, что это за сила. Он бросился бежать, пытаясь спастись от нее…

И вновь, после отчаянного бегства вслепую, он очутился у стены замка. Властная сила подхватила его и пронесла через ворота к подножию башенной лестницы. Он понял, к какому неизбежному концу влекла его эта сила, и в последнем, неистовом усилии попытался прорваться мимо темного зева входа. Но был столь же бессилен, как соломинка, вихрем закрученная в водовороте черной воды. Слабея с каждым шагом, Джон стал подниматься по ступенькам. Воспоминания пробились сквозь завесу ужаса, окутавшую его душу. Он отчетливо видел, как поднимался вслед за Кэролайн по этой лестнице, откуда ей уже не суждено было спуститься; вспомнил, как Патси пыталась пробраться мимо чего-то невидимого, толкавшего ее — как подталкивало сейчас и его — вперед и вверх. На мгновение забрезжил луч надежды, когда он вспомнил, как меньше часа назад проверял на прочность новое ограждение на площадке и нашел его добротным и крепким. Джона с силой прижимало к ограждению; он слышал его треск, чувствовал, как оно поддается под тяжестью чего-то невидимого.

Когда ограждение рухнуло, мистер Верралл, падая в распахнутую пустоту, увидел в темном проеме входа лицо той, которую своими руками сбросил через разрушенный барьер.