29 июня, среда.
Клиника Найтингейл, Солсбери.
2 часа 45 минут дня.
«Маленький лорд Фаунтлерой, — размышляла Блейк. — Какое удачное прозвище для этого чисто выбритого юноши Майлза Кингсли, с его широко расставленными голубыми глазами». Нет, саму Блейк не притягивали такие глаза, она предпочитала более зрелых и крутых мужчин, но могла легко понять, почему Флосси посчитала его весьма привлекательным.
— Она проститутка, мистер Кингсли. На нее было совершено жестокое нападение вечером двадцать второго. И она опознала вас как своего истязателя. Так же, как и еще одна проститутка, миссис Саманта Гаррисон, на которую было совершено похожее нападение двадцать третьего марта.
Юноша сердито нахмурился:
— Они нагло врут. Я никогда в жизни не пользовался услугами проституток. — Он резко повернулся к Джинкс. — Что за чертовщина тут происходит? Или это папочка мне устроил хорошенькую подставу?
— Не будь идиотом! — огрызнулась его сестра, бросив быстрый взгляд на сотрудницу полиции. — Как они могли опознать его? Неужели прямо назвали имя и фамилию?
Но Блейк не обратила на это замечание никакого внимания:
— Я думаю, будет лучше подробно обсудить все это в полицейском участке, мистер Кингсли. Я требую, чтобы вы прошли со мной…
— Послушай, ты, самодовольная корова, — вспылил Майлз, поднимаясь на ноги, — я не знаю, что за подлую игру вы тут затеяли…
— Сядь на место, Майлз, — зашипела Джинкс сквозь сжатые зубы, хватая его за руку и насильно усаживая в кресло, — и помолчи немного. — Она набрала полную грудь воздуха. — Вы сказали, что у вас есть все основания полагать, что мой брат сможет оказать вам некоторую помощь, поэтому будьте так добры, объясните все подробней. В частности, каким образом обе женщины смогли опознать его как напавшего на них.
Блейк нахмурилась:
— Я не обязана давать вам никаких объяснений. Могу только сказать, что у нас есть две женщины, которые опознали этого мужчину, как совершившего нападение на них. Мы хотим, чтобы он ответил нам на несколько вопросов, и по этой причине просим его пройти вместе с нами в полицейский участок. Вас это не затруднит, мистер Кингсли? Учтите, что телесные повреждения были достаточно серьезными, и обе женщины некоторое время пролежали в больнице.
— Обязаны, — резко бросила Джинкс. — Я считаю, что Майлз должен отказаться идти куда-либо с вами. Очевидно, у вас нет больше никаких улик, кроме этого смехотворного опознания. Иначе вы сразу предъявили бы ему ордер на арест. — Она посмотрела на Мэддокса. — Я думаю, вы просто забираете нас одного за другим, чтобы опять допросить по поводу убийства Мег и Лео. Теперь я даже сомневаюсь в существовании этих проституток.
Майлз довольно усмехнулся:
— Молодчина, Джинкс. Поставь-ка их на место!
Молодая сотрудница полиции несколько секунд с любопытством рассматривала юношу, а затем обратилась к его сестре:
— Я служу в полиции Уилтшира, мисс Кингсли, и всю последнюю неделю расследовала дело о нападении на Флосси Хейл. Ей сорок шесть лет. Эта женщина получила серьезную травму головы, у нее повреждены лицо и руки, и если бы она не отважилась обратиться в больницу, то, скорее всего, умерла бы в собственной постели. Именно она опознала вашего брата как своего истязателя. Должна признаться, что шумиха вокруг смерти вашего жениха и лучшей подруги в каком-то смысле помогла нам в расследовании и опознании вашего брата. Но только в этом и заключается связь между двумя преступлениями. Меня не интересуете ни вы сами, ни ваши отношения с полицией Гемпшира. Я только хочу, чтобы ни одна женщина больше не пострадала так, как Флосси Хейл.
— Прекрасно, — самодовольно ухмыльнулся Майлз, откидываясь в кресле и вытягивая свои длинные ноги. — Тогда арестуйте меня, потому что в противном случае я никуда не пойду. А вы хоть на секунду можете представить себе, какой скандал из всего этого устроит мой отец? Как только он подключит к работе своего адвоката, самой маленькой вашей неприятностью станет немедленное увольнение.
Джинкс прижала пальцы к голове. В висках ее застучало.
— Заткнись немедленно, Майлз!
— Да ни за что! — огрызнулся молодой человек и резко обернулся к сестре. — Ты меня уже достала, Джинкс. Тебе позволено говорить все, что вздумается, потому что ты так чертовски умна! А глупый Майлз обязан помалкивать. — С досады он ударил себе в ладонь кулаком. — Господи, да меня не было в Солсбери двадцать второго, и я могу это доказать!
— Вы навещали свою сестру в девять часов вечера в прошлую среду, мистер Кингсли, — прервал его Мэддокс. — Позвольте вам напомнить, что это было как раз двадцать второе июня, а клиника Найтингейл находится в Солсбери. То, что вас здесь видели, подтвердит и ваша сестра, и персонал больницы. Нападение на миссис Хейл было совершено в восемь часов пятнадцать минут, а значит, у вас оставалось достаточно времени, чтобы привести себя в порядок и появиться здесь.
— Ну, ладно, я совсем забыл об этом, — смущенно проговорил юноша. — Подумаешь, какое дело! Сюда я приехал прямо из Фордингбриджа. Мои мать и брат поклянутся, что до половины девятого я находился дома.
Блейк взглянула на Джинкс:
— Именно так он рассказывал вам это, когда приехал сюда?
Но женщина ничего не ответила.
Майлз бросил на сестру испуганный взгляд:
— Ну, скажи же, что все так и было.
— Почему я должна это говорить, если я не помню?
— Медсестра говорила об этом, когда привела меня в палату. «Вот ваш брат, он только что прибыл из Фордингбриджа». Ну, хоть это-то ты вспомнила?
— Нет. — Сейчас ей вспоминалось лишь то, что он рассказывал о том, как играл в карты. Но так ли все происходило на самом деле?
— Ну, Джинкс, милая, — взмолился Майлз, — ты должна сейчас помочь мне. Я клянусь перед Богом, что никогда никого не избивал. — Он вытянул руку и схватил ее за плечо. — Ну, пожалуйста, Джинкс, помоги же мне!
Мег шлюха… пожалуйста… пожалуйста… пожалуйста… помоги мне, Джинкс… такой страх… о Господи, как страшно…
— Я позвоню Адаму и попрошу его, чтобы он срочно прислал Кеннеди, — дрожащим голосом произнесла женщина. — А ты ничего не говори до тех пор, пока тот не появится. Ты можешь мне это обещать, Майлз?
Он кивнул и поднялся из кресла:
— Конечно, пока ты со мной.
Блейк твердой рукой подвела Майлза к эркеру:
— Сюда, мистер Кингсли. Снаружи нас ждет машина.
— А что станет с моим «порше»?
Она протянула ладонь:
— Если вы передадите мне ключи, то один из сотрудников полиции сядет за руль. — Она кивнула в сторону двух своих коллег из Солсбери: — И поедет за нами.
Майлз вынул ключи из кармана и нехотя бросил их на ладонь Блейк. Женщина мимолетно взглянула на черный диск с золотыми буквами, после чего вывела юношу из палаты.
* * *
Дрожащей рукой Джинкс схватила пачку сигарет, лежавшую на подлокотнике ее кресла, а затем вернулась к столику, к углу которого можно было надежно прислониться. Она бросила взгляд в сторону Алана Протероу, который до сих пор так и стоял в дверях, после чего повернулась к Фрэнку Чиверу:
— Я узнала вас. Вы недавно участвовали в пресс-конференции по телевидению, — кивнула Джинкс, с трудом прикуривая. — Простите, я не запомнила вашего имени.
— Старший детектив Чивер.
Джинкс перевела взгляд на Мэддокса:
— Значит, вы явились сюда, чтобы поговорить о Лео и Мег?
Фрэнк кивнул.
— И вы считаете, что Майлз смог совершить это преступление лишь из-за того, что случилось с теми несчастными женщинами?
— Такая возможность не исключается.
Джинкс понимающе кивнула:
— Будь я на вашем месте, я бы подумала точно так же.
— А если поменяться ролями и представить себе, что я — это вы, то, что можно сказать по этому поводу?
Некоторое время Джинкс смотрела на полицейского с удивлением:
— Мне кажется, вы бы настолько старались подавить страшные крики в собственной голове, что не смогли бы поведать ровным счетом ничего.
Фрэнк настороженно посмотрел на женщину:
— Мисс Кингсли, вы сейчас достаточно хорошо чувствуете себя, чтобы побеседовать с нами?
— Да.
— Вам не следует сейчас этого делать, — вступил в разговор Алан. — Я уверен, что старший детектив даст вам достаточно времени, чтобы вы смогли прийти в себя.
Последние слова развеселили Джинкс.
— Именно это я постоянно слышала еще тогда, когда погиб Расселл. В действительности же ваша фраза означает лишь то, что мне дадут десять минут, прежде чем начнут допрашивать еще раз. — Она глубоко затянулась. — Но вся беда заключается в том, что после подобных событий вы уже никогда не придете в себя, так что десять минут становятся пустой тратой времени. А сейчас мне нужно позвонить отцу, причем лучше сделать это по возможности быстрее, поэтому я хочу закончить нашу беседу.
— Прошу вас, — Фрэнк приглашающим жестом указал на телефон. — А мы пока что выйдем отсюда.
Но женщина упрямо мотнула головой:
— Нет, я позвоню, когда вы уедете из больницы.
— Но почему? — удивился Мэддокс. — Чем быстрее адвокат появится рядом с вашим братом, тем тому будет лучше. Этого вы не станете отрицать?
— Как ни странно, инспектор, сначала мне хотелось бы поговорить с вами. Моему отцу будет слишком неприятно услышать, что его сына обвиняют в жестоком нападении на женщин и насилии. А как бы отреагировал на это ваш отец? Или он даже не может подумать о том, что подобное может иметь место? — Она резко повернулась к старшему детективу. — Майлз не убивал Рассела. Поэтому если вы считаете, что с Лео и Мег разделался тот же самый человек, то это определенно не мой брат.
— Вы не возражаете, если мы присядем ненадолго? — попросил Чивер.
— Чувствуйте себя как дома.
Оба полицейских устроились в креслах, однако Протероу продолжал стоять на месте.
— Так почему же вы настолько уверены, что он не убивал Расселла? — сразу же перешел к делу Чивер.
Джинкс задумалась и некоторое время молчала, обдумывая свой ответ. Однако когда она заговорила, речь ее была отрывистой и не слишком складной:
— Понимаете, тут получается какой-то парадокс. Ведь вы сами только что слышали, как я попросила, чтобы он молчал и ничего не рассказывал до тех пор пока не появится адвокат. Видите ли, сама я не слишком уверена в том, что адвокаты всегда дают полезные советы. Я обращалась к одному такому юристу после смерти Рассела, — начала вспоминать Джинкс, — потому что до меня дошло, что я стою первой в списке подозреваемых. Так вот, он велел мне быть предельно осторожной в своих ответах на допросах в полиции. Никогда не проявляйте инициативу, добровольно не выдавайте никакую информацию, все ответы должны быть минимальными и краткими. Избегайте всяческих рассуждений, а самое главное, говорите лишь то, в чем вы абсолютно уверены, то есть только правду. — Она вздохнула. — Но вот теперь я поняла, что будет лучше, если я расскажу не только то, что знаю, но и то, о чем думаю. Потому что до этого момента все, чего я добилась, так это того, что теперь все подозрения падают на моего отца. — Джинкс замолчала.
— Но это не ответ на мой вопрос, мисс Кингсли.
Она уставилась в пол, быстро и нервно затягиваясь сигаретой.
— Мы как раз говорили о гибели Рассела перед тем, как вы пришли, — неожиданно заявила Джинкс. — Майлз признался, что он всегда считал, что моего мужа убил наш отец. Именно поэтому они с Фергусом наивно полагали, что в этом случае уж им-то можно совершать всяческие мелкие проступки. Братья, не особенно задумываясь, украли двадцать фунтов у садовника, а затем начали подделывать подпись их матери на чеках, полагая, что все это — сущие пустяки по сравнению с убийством. — Она подняла глаза на полицейских. — Но то, во что верит мой брат — впрочем, как и все остальные — ограничивается его собственными предрассудками и убеждениями. Поэтому сейчас очень важно, чтобы вы поняли ощущения моего брата, всегда считавшего себя выше и достойнее собственного отца.
— А у него имеются какие-либо доказательства того, что ваш отец действительно был как-то замешан в убийстве Лэнди?
— Разумеется, нет, потому что Адам не имеет к этому преступлению никакого отношения.
— Предположим, что вы не сможете доказать его невиновность так же, как ваш брат не сумеет доказать его причастность. — Чивер безобидно улыбнулся. — Правда, это такая субстанция, которая постоянно ускользает от нас. Все, что я могу сделать, как полицейский, так это собирать вместе все имеющиеся в наличии факты, взвешивать их и смотреть, какая сторона начнет перетягивать. В конце концов, я все же надеюсь, что истина возымеет какой-то вес.
— Тогда почему же большинство ваших коллег слышат только то, что им хочется услышать?
— Потому что мы тоже люди и, кроме того, как вы сами только что заметили, каждая вера ограничена предрассудками. — Он кивнул в сторону Мэддокса. — Но я считаю, что мы оба обладаем достаточным профессионализмом, чтобы оставаться объективными относительно всего того, что вы нам рассказываете. Поэтому я надеюсь, что это придаст вам уверенности поделиться всем тем, что вам известно.
Джинкс глубоко затянулась сигаретой и пристально посмотрела на Мэддокса:
— А вы согласны с этим, инспектор?
— Конечно. Но если вы рассчитываете на то, что я поверю каждому вашему слову, то это будет равносильно чуду. Например, объясните мне вот что. Как получилось, что вы никогда не думали о том, что мелкие кражи ваших братьев были сделаны в отместку вашему отцу? Разумеется, я имею право полагать, что вы сами также всегда считали вашего отца повинным в смерти Лэнди. Так в чем выражалась ваша месть, мисс Кингсли?
— Все это слишком расплывчато и тонко, чтобы вы постарались понять, — коротко пояснила Джинкс, прежде чем вернуться к вопросу. — Но если вы хотите оставаться объективными, так почему вы так невнимательно слушали все то, что я рассказывала вам вчера?
Он улыбнулся, но эта улыбка так и не нашла отклика в глазах женщины.
— Что-то я не припомню, что был невнимателен. Я хорошо помню ваши утверждения. Но не забывайте и то, что вы также являетесь подозреваемой в этом деле, — подчеркнул полицейский. — А сие означает, что все ваши слова будут подвергнуты самой тщательной проверке. Вы считаете это неразумным?
— Нет, все это, конечно, правильно. Вот только мне интересно узнать, стали ли вы дальше развивать хоть одну из версий, предложенных мною. Например, начали ли вы искать еще какую-нибудь связующую нить между всеми тремя убийствами? Стали ли проверять мое предположение о том, что в день аварии кто-то подстроил все это, желая моей смерти?
— На все это требуется определенное время, — возразил Мэддокс. — Мы не волшебники, мисс Кингсли.
— Но какие-то попытки вы предприняли, инспектор? — Она повернулась к Чиверу. — Или вы, или кто-то другой?
Старший детектив, который до этого момента и не слышал об этих версиях, поскольку его даже не поставили в известность об их существовании, ответил коротко и достаточно честно:
— Мне об этом ничего не ведомо, но если вы убедите меня в том, что ваши предположения достойны внимания, я, безусловно, займусь ими. Почему вы решили, что кто-то пытался убить вас?
Джинкс посмотрела на Протероу, словно ища поддержки, но доктор опустил голову, упершись взглядом в пол.
— Из-за нескольких отрицательных утверждений, — просто ответила она. — Я не принадлежу к типу людей, склонных к самоубийству. Я не хотела выходить замуж за Лео. Я ни разу в жизни не напивалась. Я не убивала Рассела, поэтому я не могу даже представить себе, что решилась бы убить Лео и Мег. К тому же, совершенно ясно, что все случившееся с машиной не могло быть просто несчастным случаем. Вот поэтому я не могу найти другого объяснения происшедшему, кроме того, что меня пытались убить. И теперь я постоянно думаю о том, что было бы, если бы я все же умерла? Стали ли бы вы искать кого-то еще в связи со смертью Лео и Мег? Или бы просто сказали себе: «Ну вот, все и объяснилось. Получается, что и Рассела убила именно она»?
— А вы вообще хоть что-нибудь помните об этой аварии, мисс Кингсли?
Джинкс отвернулась:
— Нет, — тихо произнесла она, при этом на лице ее не отразилось буквально ничего.
Некоторое время Чивер изучал ее, еще не веря всему тому, что она успела рассказать:
— Что ж, я с удовольствием тщательно просмотрю все документы, относящиеся к вашему случаю, и посмотрю, может быть, мы действительно что-либо упустили из виду. Правда, должен сразу же предупредить вас, что я не слишком оптимистически настроен на положительный результат. Даже в том случае, если вы правы, я не представляю себе, как мы сможем доказать это.
— Я все понимаю. Но сейчас очень важно, чтобы вы не отвергали моей версии и приняли ее во внимание. Вы должны понять, какой новый свет это прольет на все дело в целом. Я постоянно возвращаюсь к этому и часто раздумываю над всеми последствиями. Если кто-то и в самом деле пытался покончить со мной, тогда это означает, что я, — тут она выразительно прижала руку к груди, — именно я должна знать, кто убил Лео и Мег, хотя в данный момент я этого и не помню. Кроме того, это означает, что наш таинственный невидимка и есть то самое связующее звено, которого нам не хватает. Потому что кем бы ни был этот человек, скорее всего, это он совершил все три убийства. — Она вопросительно посмотрела на старшего детектива. — Вы улавливаете ход моих мыслей?
— Разумеется, — живо откликнулся тот. — И весьма отчетливо. Конечно, такая гипотеза весьма интересна, но она нам не дает ровным счетом ничего, если вы не сумеете назвать хотя бы предполагаемое имя этого неизвестного.
А если я назову вам это имя? Опять потребуются доказательства, не так ли?
— Что толку от имени, если против убийцы все равно нет никаких улик?
Чивер пожал плечами:
— Нам хотя бы будет с чего начать.
Но Джинкс интересовало не начало, а завершение расследования, и сейчас она сомневалась в том, сможет ли полиция вообще добиться какого-то результата. Правда — это такая субстанция, которая постоянно ускользает от нас… Предположим, что вы не сможете доказать… все, что я могу сделать, как полицейский, так это собирать вместе все имеющиеся в наличии факты, взвешивать их и смотреть… так в чем выражалась ваша месть, мисс Кингсли?
— Но вчера, — напомнил Мэддокс, — вы уверяли нас в том, что все три преступления связывает Мег.
— И я до сих пор верю, что это именно так, — заявила Джинкс, возвращаясь из длинных коридоров, ведущих в никуда. — Послушайте. Я думала об этом вчера весь вечер и всю ночь. — Она еще раз затянулась сигаретой, прежде чем окончательно затушить ее в пепельнице. — Мне плохо спалось, — пояснила женщина. — Я не виню вас в том, что вы усматриваете явную связь между мною, Расселом и Лео, как важный фактор в расследовании. Но не забывайте и о том, что связь Мег с обоими мужчинами была настолько же сильной. Так вот, вчера я вспоминала о том времени, когда был убит Рассел, а главным подозреваемым считался мой отец. Причиной выдвигалось то, что он недолюбливал моего мужа. И я вспомнила, как один полицейский сказал мне тогда: «Тот, кто убил вашего мужа, должен был здорово ненавидеть его, поскольку расправился с ним слишком жестоко». И вот тогда я подумала, что к проявлению подобной жестокости может привести и ярость, вызванная ревностью. — Джинкс озабоченно улыбнулась. — Но только не в отношении меня, — тут же добавила она. — Ревностью в отношении Мег.
Наступила короткая пауза.
— Мы читали ее дневники, — начал Фрэнк Чивер. — По грубым подсчетам, за последние десять лет она умудрилась переспать с пятидесятью разными мужчинами. Даже по нынешним стандартам ее следует назвать неразборчивой в связях.
— Это происходило из-за ее гедонистического взгляда на секс. Ну почему надо говорить «нет», если мы оба хотим этого? Очень во многом у нее был мужской взгляд на вещи. Она могла любить своих партнеров, а потом с легкостью бросать их, при этом не испытывая никаких угрызений совести.
— Но в ваших рассуждениях есть явный недостаток. Если уж кто-то и был настолько ревнив, что не останавливался перед убийством любовников Мег, то на сегодняшний день мы имели бы уже пятьдесят трупов, а не два.
На это ответил Алан Протероу. Все это время он, опустив голову, стоял в дверях и молча выслушивал аргументы Джинкс. Однако теперь он не выдержал и поднял голову:
— Потому что Рассел и Лео были теми мужчинами, которые по-настоящему волновали Мег и которых она, возможно, любила, — отметил он. — Об остальных, как мне кажется, она даже и не вспоминала. Джинкс уже рассказала мне о том, какими трогательными были письма Мег к Расселу. Кстати, в газетах писали и о том, что роман Мег и Лео длился около одиннадцати лет. Если существовал еще кто-то, так же сильно любивший Мег, так это именно тот мужчина, который представлял собой реальную угрозу, и уж никак не те полсотни, которых она меняла, как перчатки.
— Но зачем ему понадобилось убивать саму Мег?
— По той же самой причине, по которой ревнивые мужья убивают своих жен, если застают их в положении in flagrante delicto с другим мужчиной. Конечно, на первый взгляд, все кажется абсолютно нелогичным. Если вы любите женщину настолько, что даже начинаете ревновать ее к другим, то как в вас может появиться столько ненависти, чтобы вы были готовы на убийство самого объекта вашей любви? Это непостижимо, впрочем, эмоции никогда не поддавались никакой логике.
— Но тогда почему ее не убили раньше, когда погиб Расселл? Почему пришлось покончить с ней только тогда, когда дело дошло до Лео?
Алан пожал плечами:
— Я могу назвать вам с два десятка причин. Желание дать ей последний шанс исправиться. Вера в то, что Расселл был кем-то вроде Свенгали и влиял на нее помимо ее воли. Простая случайность: в день убийства ее не оказалось рядом с ним. Сам бы я выбрал версию о Свенгали, потому что тогда можно было бы легко объяснить, зачем пришлось убивать ее на этот раз. Если роман с Лео продолжался одиннадцать лет, то легко понять, что любой, кто знал об этом, понимал, что она является равным участником отношений и принимает все решения самостоятельно. Значит, надо выяснить, кто еще знал о ее романе с Расселлом. Разве это не ключ к разгадке тайны?
Мэддокс прокашлялся:
— Я бы полностью согласился с вашей интереснейшей теорией, если бы не одна загвоздка. Как уже отмечал старший детектив Чивер, мы внимательно читали ее дневники. Так вот, в них нет упоминания ни об одном мужчине, с которым она бы поддерживала отношения более трех-четырех месяцев. Так кто же этот таинственный любовник? Вы, мисс Кингсли, знали Мег, наверное, лучше остальных. Может быть, вы подскажете нам?
— Нет, — покачала головой Джинкс. — Я такого не припомню.
Мэддокс внимательно наблюдал за выражением ее лица:
— Ну, тогда дайте нам несколько имен предполагаемых кандидатов, а мы постараемся что-нибудь пронюхать об этих людях.
— Спросите лучше у Джоша, — сразу же отозвалась Джинкс, даже не задумываясь над просьбой детектива. — Он лучше знал ее поклонников, чем я.
— Мы обязательно обратимся к нему за помощью. А ее подруг он тоже знает лучше?
— Вероятно.
— И много таких у нее было?
Джинкс нахмурилась, не понимая, к чему он клонит:
— Таких близких, как я, всего несколько.
— Именно так я и думал.
Она удивленно посмотрела на него:
— А почему это так важно?
Мэддокс ответил ее же собственными словами:
— Ну почему надо говорить «нет», если мы оба хотим этого? Очень во многом у нее был мужской взгляд на вещи. — Он выразительно посмотрел на Джинкс и добавил: — Я задумался над тем, мисс Кингсли, а не подразумевается ли под этим таинственным ревнивцем женщина?
Полицейский участок Каннинг-роуд, Солсбери.
3 часа 30 минут дня.
Блейк провела Майлза в комнату для допросов:
— Вы можете подождать прибытия своего адвоката здесь. Правда, если этот кабинет понадобится другим следователям, мне придется перевести вас в другое помещение.
— И как долго вы собираетесь продержать меня здесь?
— Сколько понадобится. Сначала мы дождемся вашего адвоката, а потом начнем задавать вопросы. На это может уйти несколько часов.
— Но у меня нет столько времени, — пробормотал молодой человек, беспокойно взглянув на свои часы. — Мне надо уйти отсюда, в крайнем случае, не позже пяти.
— Вы хотите сказать, что не будете ожидать приезда вашего адвоката, мистер Кингсли?
Майлз задумался на пару секунд и кивнул:
— Да. Именно это я и имел в виду. Давайте начнем прямо сейчас.
Клиника Найтингейл, Солсбери.
3 часа 30 минут дня.
— Куда теперь? — поинтересовался Мэддокс, когда машина выехала за ворота больницы. — В участок Солсбери или назад в Винчестер?
— На летное поле Стоуни Бассет, — заворчал старший детектив. — Эта Блейк будет держать Майлза до нашего прибытия. А вообще-то, как мне кажется, сейчас ему не следует никуда особенно торопиться.
Хеллингдон Холл, Фордингбридж, Гемпшир.
3 часа 30 минут дня.
Бетти положила трубку параллельного телефона, стоявшего в ее спальне, и с трудом доползла до туалетного столика. Подмышками у женщины выступили два пятна пота, кроме того, корсет на спине тоже успел промокнуть. Она взглянула в зеркало на свое одутловатое лицо и в отчаянии принялась обильно пудриться, в надежде хоть немного скрыть те изменения, которые неизбежно приносит время и к которым еще стоило приплюсовать полное равнодушие ее мужа. Бетти со страхом прислушивалась, не раздадутся ли шаги Адама на лестнице, осознавая при этом, что теперь-то уж для нее точно наступил конец.
На этот раз не будет никакого прощения ни ей, ни ее мальчикам. Как всегда, свой гнев Бетти обратила на покойную миссис Кингсли, призрак которой постоянно преследовал ее и не давал спокойно жить, несмотря на все усилия нынешней жены Адама как-то справиться с ним.
«Но это несправедливо! — рассуждала Бетти. — Хорошо, допустим, что никто никогда не обещал мне райских кущ, но, с другой стороны, меня даже не удосужились предупредить о том, что вся моя дальнейшая жизнь станет напоминать существование на клумбе, где растут одни только колючки».
— Привет, папуля! — произнесла она нарочито весело с вымученной улыбкой, когда дверь в спальню распахнулась. — Что за кошмарный денек выдался, верно?
Летное поле Стоуни Бассет, Нью-Форест, Гемпшир.
4 часа 15 минут дня.
Они стояли на открытом пространстве, поросшем вереском, где единственным напоминанием о существовании аэродрома оставались бетонные дорожки, виднеющиеся среди высоких сорняков.
— И что мы здесь ищем? — поинтересовался Мэддокс, стараясь, чтобы голос не выдал переполнявших его чувств. С каким бы удовольствием сейчас он врезал своему боссу по заднице, чтобы тот отправился отсюда к чертовой матери! Как и Фрейзер накануне, Чивер, выслушав логичные ответы молодой женщины и, увидев ее смущенную улыбку, серьезно засомневался в виновности мисс Кингсли. Кроме того, он слабо представлял себе, как она смогла бы спланировать и воплотить в жизнь столь сложное преступление.
Фрэнк указал на одиноко стоящий в нескольких ярдах от них бетонный столб, напоминавший последний сломанный зуб в какой-то фантастической пасти:
— Начнем оттуда, — предложил он. — Как помнится, именно в это чудовище она и врезалась. Какова ширина этого столба, как ты считаешь?
— Три фута, в сечении — квадрат, — пожал плечами Мэддокс.
— Интересно, не правда ли? — пробормотал Фрэнк.
— Что именно?
— Мне казалось, что он намного уже. Ты же сам видел фотографии. Судя по ним, машина напоминала металлическую ладонь, обхватившую этот столб. — Он принялся наклонять голову из стороны в сторону, пытаясь получше изучить проклятое сооружение под разными ракурсами. — Скорее всего, автомобиль налетел на один из углов, а съемка производилась так, что все остальное оказалось в тени. — С этими словами он двинулся вперед, чтобы получше рассмотреть непосредственно место происшествия.
— А какое значение сейчас имеют размеры столба? — удивился Мэддокс, послушно следуя за Чивером.
Старший детектив присел на корточки там, где один из углов столба был выдолблен и значительно поврежден:
— Если кто-то вознамерился врезаться в стенку шириной в три фута, то логичнее всего было бы наметиться прямо в центр. Зачем наезжать на самый край?
Рядом со столбом на земле все еще оставались осколки ветрового стекла, а также хорошо просматривались тормозные следы колес, ведущие назад на расстояние в пятьдесят футов. Скорее всего это место и явилось своего рода стартовой площадкой для автомобиля Джинкс. Отсюда машина была пущена на полные обороты, после чего женщина сняла ее с тормозов и понеслась навстречу столбу. Целых десять минут Фрэнк в задумчивости прохаживался вокруг столба, описывая большие круги, затем вернулся на то место, где следы от шин указывали на исходное место трагического путешествия. Он наклонился пониже, изучая путь автомобиля:
— Поначалу она совершенно определенно намеревалась врезаться в самую середину столба, — констатировал Фрэнк. — Как же получилось, что потом она все же изменила свое решение, и автомобиль налетел на правый угол?
— Возможно, на пути была какая-то выбоина и направление машины изменилось само собой? — высказал предположение Мэддокс.
— Может быть, но вот только на данном участке дороги нет никаких выбоин и колдобин, — нахмурился Чивер. — Именно их я и искал. Кроме того, она могла бы подъехать с трех сторон к этому столбу и выбрала самый удобный путь. Если Джинкс твердо решила покончить с собой, то ничто бы не смогло уже спасти ей жизнь или помешать совершить эту смертельную попытку.
— В последний момент она передумала, — не отступал Мэддокс. — Ей не понравился вид стремительно надвигающейся стены, и она постаралась избежать столкновения.
— Да, такая возможность не исключена. — Фрэнк повернулся спиной к стене и принялся рассматривать то место, что находилось позади машины. — Но почему она не выбрала просто больший участок для разгона, а сидела в автомобиле и заводила его до максимума оборотов?
— Потому что было уже темно, а она хотела четко видеть перед собой цель.
— В десять часов вечера, да еще в том месяце, когда наступают самые длинные дни и короткие ночи? Да этот столб прекрасно различим на расстоянии двухсот, даже трехсот ярдов.
— Хорошо. Тогда предположим следующее. Она остановила машину здесь, потом методично напилась до состояния полного отупения и неожиданно решила все-таки совершить задуманное. Но вы сами заметили, что умышленное убийство тоже нельзя исключать полностью. Тогда получается, что кто-то напоил ее насильно — хотя само по себе это весьма сомнительно и как-то маловероятно — затем поставил машину на место, откуда легче всего по прямой добраться до столба, убедился, что вероятность отклонения машины от выбранного маршрута минимальна, ударил женщину по голове, чтобы лишить чувств, поставил рычаг автомата в положение «Движение», акселератор заклинил, допустим, одной из пустых бутылок и спокойно снял машину с тормоза. В этот решающий момент наша отважная мисс Кингсли приходит в себя, мгновенно трезвеет и, понимая, что сейчас должно произойти, пытается вывернуть руль. Осознав, что это невозможно, она просто выбрасывается из дверцы автомобиля. — Мэддокс горько усмехнулся. — Но даже если не принимать во внимание, что, снимая машину с тормозов, в данном случае человек подвергает себя громадному риску, остается открытым вопрос: почему же все-таки этот предполагаемый убийца так и не довел свое черное дело до конца?
— Здесь был использован не ручной тормоз, — возразил Фрэнк, а зажатый чем-то ножной, — например, той же кувалдой. Или, — тут Фрэнк загадочно приподнял одну бровь, — можно даже воспользоваться веревкой, натянув ее между металлической рамой сиденья и педалью. Таким образом этот «клин» можно и убрать, развязав узел. Есть еще вариант: можно заклинить колеса и вообще не пользоваться тормозами. — Он указал рукой на землю рядом. — И все же я считаю, что здесь были использованы какие-то подручные средства.
* * *
— А как насчет того, что он все же так и не прикончил ее? — саркастически заметил Мэддокс.
— Возможно, он подумал, что его затея все же удалась, — преспокойно возразил старший детектив. — Или у него просто не было времени проверить результаты своих действий. — Он замолчал на несколько секунд и добавил: — Ты не можешь объяснить мне, почему это наше исследование места происшествия так взбесило тебя?
— Потому что она все равно виновна, сэр. Похоже на то, что все было подстроено с таким расчетом, чтобы добиться сострадания со стороны ее отца. И поэтому мне сейчас абсолютно наплевать на то, какими именно средствами она воспользовалась для приведения своего четко подготовленного плана в исполнение. Мне все равно, с какого именно расстояния отъехала та проклятая машина, или когда обнаружили саму мисс Кингсли. Она полностью владела ситуацией с того момента, когда села за руль.
Фрэнк носком ботинка ткнул в поврежденный бетон взлетной полосы:
— Но это покрытие могло бы сорвать у нее с лица всю кожу, если учесть, на какой скорости двигался автомобиль. Неужели нельзя было придумать что-то более безболезненное и менее рискованное?
— Ей надо было разыграть из этого события настоящую драму, — как бы между прочим заметил Мэддокс. — Кстати, кожа у нее на лице не слишком пострадала. И когда у мисс Кингсли отрастут волосы и заживут ссадины, ее никак нельзя будет назвать калекой. Принимая это во внимание, можно сказать, что она отделалась легким испугом. Слишком легким, если учесть, что мы имеем дело с умышленным покушением на жизнь или с намерением покончить с собой. Вы так не считаете?
Полицейский участок Каннинг-роуд, Солсбери.
4 часа 45 минут дня.
— Послушайте, — сердито бросил Майлз, обращаясь к двум полицейским, сидящим напротив него, — сколько еще раз я должен повторять вам одно и то же? Я никогда в жизни не пользовался услугами проституток. Да и к чему мне опускаться до этого? Господи, да я в пятнадцать лет познал женщину. — При этих словах он со злостью ударил кулаком по столу. — Никакой Флосси Хейл я знать не знаю, как и Саманты Гаррисон. И уж если бы мне захотелось трахнуть сорокашестилетнюю бабу — чего просто не может быть! — я мог бы сделать это совершенно бесплатно с экономкой моего отца. А может быть, она бы мне за это еще и сама приплатила. Она обо мне мечтает уже столько лет.
— У вас весьма высокая самооценка, Майлз, — усмехнулся сержант.
— А что же в этом плохого?
— У вас на то нет причин, а помимо всего прочего, люди, которые бросаются подобными фразами, обычно сильны только в теории, но не на практике.
— А как я, по-вашему, должен себя сейчас вести? Разреветься и объяснить, что я настолько неадекватный человек, что мне приходится платить престарелым шлюхам, которые могут доставить мне несколько минут удовольствия? Сделайте одолжение, просветите меня.
— А вы поступили бы именно так, если бы почувствовали себя неадекватно? — поинтересовалась Блейк.
Майлз пожал плечами и закурил.
Она повернулась к магнитофону, ведущему запись, и отчетливо произнесла:
— Вместо словесного ответа мистер Кингсли пожал плечами.
— Именно так, — неожиданно взбесился Майлз. — Вместо ответа мистер Кингсли пытался объяснить, что он чувствует себя вполне адекватным, поэтому понятия не имеет, как бы он поступил в том случае, мать вашу, если бы не являлся таковым! Вам это доступно, чтоб вас?! — заорал он прямо в микрофон.
— Успокойтесь, Майлз, — негромко произнес сержант. — Вы сломаете нам аппаратуру, если будете так кричать. Почему бы вам просто не рассказать нам, где вы были на самом деле и чем занимались вечером двадцать второго?
— Да вы уже задавали ваш идиотский вопрос раз сто, и сто раз я на него вам ответил. До половины девятого я находился дома, а потом поехал навестить Джинкс.
— И мы продолжаем не верить вам. Скажите, а ваша похотливая экономка согласится дать в вашу пользу ложные показания, как это, по вашим словам, сделают ваши мать и брат?
— Я никогда не утверждал, что они солгали бы. — Молодой человек беспокойно взглянул на свои часы. — О Боже! Послушайте, мне пора уже быть в другом месте. Так вы будете предъявлять мне какие-нибудь обвинения или нет? Потому что если вы этого делать не собираетесь, то я попросил бы вас выпустить меня отсюда.
— А зачем вам так торопиться? Что такого важного должно произойти в пять часов?
— Послушайте вы, болваны, неужели непонятно, что я здорово задолжал? — сквозь зубы прошипел Майлз. — И мне нужно получить отсрочку у кредитора. Вот что случится в пять часов. Почему, как вы полагаете, мне срочно нужно было повидаться с Джинкс? Да, мы с ней там покричали друг на друга, это бывало и раньше, но она всегда выручала меня.
В этот момент в дверь постучали, и вошедшая дежурная сотрудница полиции объявила:
— Приехал некий мистер Кеннеди. Он утверждает, что мистер Кингсли является его клиентом.
— Впустите его. Запись окончена в шестнадцать часов пятьдесят одну минуту.
Кеннеди бросил в сторону Майлза недовольный взгляд, отказался присесть на предложенный ему стул и сразу же выложил на стол две фотографии. На первой был запечатлен Майлз, входящий в фойе гостиницы, на второй он усаживался в «порше».
— Сестра моего клиента сообщила мне, что вы допрашиваете его в связи с нападением на проститутку, совершенным на Лэнсинг-роуд в Солсбери примерно в восемь часов в среду двадцать второго июня. Эта информация соответствует действительности?
— Да, — кивнула Блейк.
Кеннеди постучал пальцем по снимкам, привлекая внимание полицейских на указанные даты и время, автоматически фиксирующиеся при фотографировании в правом нижнем углу.
— Мой клиент, Майлз Кингсли, вошел в здание отеля «Ригал», расположенного в Солсбери, в половине шестого вечера двадцать второго июня, в среду. К своей машине он вернулся лишь в восемь часов сорок пять минут вечера того же дня и сразу же направился в клинику Найтингейл навестить свою сестру. В отеле он провел три часа пятнадцать минут в номере четыреста тридцать один, покинув его всего однажды, чтобы встретить одного человека в вестибюле. — Сказав это, Кеннеди вынул и предъявил полицейским еще одну фотографию. На ней Майлз, склонив голову, разговаривал с каким-то господином, стоявшим к фотоаппарату спиной. — Это произошло в семь часов. Он пробыл с этим джентльменом три минуты, после чего направился в туалетную комнату, находящуюся в вестибюле. В номер четыреста тридцать один он вернулся в семь часов пятнадцать минут. За ним велось наблюдение и делались фотографии двадцать второго июня, начиная с полудня и до полуночи. Исполнитель — некий Пол Дикон. Вы можете связаться с ним вот по этому адресу или телефону. — Рядом с фотографиями на столе возникла визитная карточка. — Надеюсь, что представленные мною доказательства освобождают моего клиента от всякого подозрения в связи с нападением на Лэнсинг-роуд?
Блейк неуверенно переводила взгляд с фотографий на бледное испуганное лицо Майлза.
— Да, безусловно, — согласилась она.
Кеннеди холодно улыбнулся своему клиенту:
— Ваш отец находится здесь, на улице, Майлз. Полагаю, не стоит дольше испытывать его терпение.
Майлз сжался в кресле, словно не веря своим ушам.
— Я никуда не пойду, — заскулил он. — Он же убьет меня.
— Вместе с ним вас ожидают ваша мать и Фергус. Уверен, что они оба будут весьма довольны увидеть вас. — Он приглашающим жестом указал на дверь. — Ваш отец очень огорчен и просто обескуражен всем случившимся, Майлз, а вам известно, как он сердится в момент огорчения. Вы же не допустите того, чтобы ваши мать и брат одни приняли на себя удар его гнева?
Майлз выглядел перепуганным насмерть.
— Н-нет, — запинаясь, произнес он и, пошатываясь, прошел к выходу. — Сама затея принадлежала именно мне, а мама и Фергус просто хотели помочь. Я подумал, если мы все вместе выставим на продажу наши акции, то сообща сможем избавиться от его давления раз и навсегда. Так что винить ему следует только одного меня.
Блейк наблюдала за тем, как молодой человек, собрав остатки храбрости, выходит из кабинета. В этот момент она решила, что юный Кингсли все же оказался намного смелее, чем она думала. Но вот что представлял из себя сам Адам Кингсли, если он сумел вселить столько страха в своего двадцатишестилетнего сына?