Не успел детектив Купер притормозить возле дома Блейкни вечером того же дня, как Джек подошел к машине, распахнул пассажирскую дверцу и уселся на сиденье.

– Сделайте мне одолжение, старина, развернитесь как можно тише и провезите меня милю-другую дальше по дороге. – Художник облегченно кивнул, когда Купер завел двигатель. – И в следующий раз, пожалуйста, звоните перед тем, как приехать.

Сержанта, по-видимому, не задело столь неуважительное отношение к представителю закона. Он проехал через ворота, осторожно поворачивая руль, чтобы не шуметь.

– Рут мне не доверяет? – спросил полицейский, переключая скорость и направляясь в сторону Фонтвилля.

– Не вам конкретно. Полиции. Через полмили будет небольшая стоянка для автомобилей. Притормозите там, и я выйду.

– Она что-нибудь сказала?

Джек не ответил, и Купер бросил на него взгляд украдкой. Лицо художника было плохо различимо в отраженном свете автомобильных фар, и выражение разобрать не удалось.

– Вы обязаны помогать полиции в расследовании, мистер Блейкни.

– Просто Джек. А как ваше имя, сержант?

– Угадайте, – сухо бросил Купер. – Томас, конечно. Старый добрый Томми Купер .

Губы Джека растянулись в улыбке.

– Тяжелый случай.

– Так и есть. Люди ожидают, что я буду вести себя как комедиант. Где тут ваша стоянка?

– Еще около сотни ярдов. – Он посмотрел в окно. – Вот сейчас, справа.

Купер пересек дорогу, остановил машину, заглушил двигатель и выключил фары.

– Подождите пять минут, – сказал он, положив руку на плечо Джека. – Мне нужно с вами поговорить.

Джек отпустил дверную ручку.

– Хорошо, только предупреждаю, мне нечего сказать, кроме того, что Рут безумно напугана и совершенно не хочет общаться с полицией.

– Возможно, у нее не останется другого выхода. Если мы решим выдвинуть обвинение.

– За что, Томас? За воровство у члена семьи, который даже не удосужился заявить о краже? В любом случае Сара в качестве наследницы будет настаивать на снятии всех обвинений. Ее положение и так непросто, чтобы еще обвинять ребенка, которого она, получается, лишила наследства.

Купер вздохнул.

– Называйте меня Купер. Почти все так делают. Томми – это наказание, а не имя. – Он достал сигарету, – Почему вы считаете мисс Лассель ребенком? Она молодая женщина, Джек. Ей семнадцать лет, и перед законом она отвечает за свои действия. Не позволяйте чувствам управлять вашими суждениями. Мы говорим о краже крупной суммы денег. Месяц назад Рут не моргнув глазом обокрала свою бабушку на пятьсот фунтов. А в день убийства похитила серьги стоимостью в две тысячи фунтов.

– Матильда заявила о краже денег?

– Нет, – признал Купер.

– Тогда Сара точно не будет заявлять. Сержант снова вздохнул.

– Должно быть, вы разговаривали с адвокатом, который посоветовал вам держать рот на замке и забыть о том, что Хьюз сделал с другими девочками. – Он чиркнул спичкой и поднес ее к сигарете, посматривая на Джека в мерцающем свете. В каждой черте лица детектива – в агрессивной линии подбородка, сжатых губах и суженных глазах – угадывался едва скрываемый гнев. Казалось, он прилагает немалые усилия, чтобы держать себя в руках. Купер погасил спичку, и машина вновь погрузилась в темноту. Мерцал только кончик его сигареты. – Хьюз работает по отлаженной схеме. То, что мы смогли выяснить, я рассказал сегодня утром вашей жене. В сущности...

– Сара говорила об этом, – прервал Джек. – Я знаю, что он делает.

– Хорошо. Тогда вы понимаете, как важно его остановить. Будьте уверены, появятся другие Рут, и, что бы Хьюз ни делал с этими девочками, заставляя их работать на себя, со временем его методы станут еще более жестокими. Такова природа подобных подонков. – Купер затянулся. – Он ведь заставляет их, не так ли?

– Вы полицейский. Арестуйте этого парня и спросите у него.

– Как раз это мы и планируем сделать. Завтра. Но у нас было бы больше шансов, если бы мы знали, о чем его спрашивать. Сейчас мы блуждаем в потемках.

Джек молчал.

– Я мог бы получить ордер на арест мисс Лассель и привезти ее в участок. Как вы думаете, она выдержит допрос с участием наших психологов? Может, вы и не понимаете, однако она отличается от других девушек, которых использовал Хьюз. У тех есть родители, готовые защищать...

– Сара и я сделаем это, – резко ответил Джек. – Сейчас мы in loco parentis .

– У вас нет на то законных оснований. Можно было бы потребовать присутствия на допросе матери, хотя, если вам интересно, миссис Лассель вчера вечером поинтересовалась лишь одним: связано ли исключение Рут из школы с убийством миссис Гиллеспи? Она сама вместо нас расколет Рут, если решит, что это поможет ей в получении наследства.

Джек усмехнулся:

– Не блефуйте, Купер. Вы слишком милы, чтобы сделать что-либо подобное, и мы оба это понимаем. Не сомневайтесь, вас совесть замучает, если вы усугубите тот вред, который уже нанесен этому надломленному ребенку.

– Тогда все очень серьезно. Вы должны сказать мне, Джек. Мы не решим проблему, если вы промолчите.

– Не могу, я дал слово.

– Так нарушьте его. Джек покачал головой.

– По моим правилам, если слово дано, его нельзя забрать обратно. – Он немного подумал. – Правда, есть один вариант. Наведите меня на Хьюза, а уже я приведу его к вам. Как вам такая идея?

В голосе Купера слышалось искреннее сожаление.

– Это называется пособничеством и подстрекательством. Мне можно будет распрощаться с пенсией.

Джек глухо засмеялся.

– И все же подумайте, – сказал он, распахивая дверцу. – Это лучшее, что я готов предложить. – Дым от сигареты Купера потянулся за художником на улицу. – Мне нужен всего лишь адрес, Томми. Когда решитесь, позвоните. – Он захлопнул дверцу и исчез в темноте.

Вайолет Орлофф на цыпочках вошла в спальню мужа и озабоченно посмотрела на супруга. Он был укутан в обширный халат и лежал, словно толстый, старый Будда, облокотившись на подушки: в одной руке – чашка какао, в другой – бутерброд с сыром, на коленях «Дейли телеграф» с кроссвордом.

– Она снова плачет.

Дункан посмотрел на жену поверх очков.

– Это не наше дело, дорогая, – твердо ответил он.

– Но я ее слышу. Она рыдает навзрыд.

– Это не наше дело.

– Я все думаю, если бы мы не отсиживались, когда слышали плач Матильды, была бы она сейчас мертва? Мне очень плохо от этой мысли, Дункан.

Он вздохнул.

– Я отказываюсь чувствовать себя виноватым из-за того, что жестокость Матильды по отношению к семье, придуманная или реальная, вынудила одного из родственников ее убить. Мы ничего не могли бы сделать, чтобы предотвратить убийство, и ничего не можем сделать, чтобы вернуть ее обратно. Мы сообщили полиции о возможном мотиве. Думаю, на том и остановимся.

– Дункан, – захныкала Вайолет, – раз мы знаем, что это либо Джоанна, либо Рут, мы так и должны сказать полиции.

Он нахмурился.

– Не говори ерунды, Вайолет. Мы не знаем, кто это сделал, и, если честно, нас это не интересует. Логика подсказывает, что у преступника был ключ; или она доверяла ему настолько, что впустила в дом. Однако полиция и без меня об этом догадалась. – Дункан нахмурился еще сильнее. – И потом, почему ты постоянно заставляешь меня вмешиваться? Такое впечатление, будто ты мечтаешь об аресте Рут и Джоанны.

– Не их обеих. Они ведь не вместе ее убили? – Ее лицо скривилось настолько, что превратилось в гротескную карикатуру. – Однако Джоанна снова плачет, и, я думаю, мы должны что-то предпринять. Матильда всегда говорила, что дом полон привидений. Может, и она вернулась?

Дункан посмотрел на жену с нескрываемой тревогой:

– Ты, случайно, не заболела?

– Конечно, нет, – ответила она раздраженно. – Пожалуй, я все-таки загляну к ней, посмотрю, все ли в порядке, поговорю с Джоанной. Кто знает, вдруг она решит довериться мне.

Вайолет вышла на цыпочках, как и вошла; через некоторое время хлопнула входная дверь.

Дункан в замешательстве покачал головой и вновь склонился над кроссвордом. Не начало ли это слабоумия? Нужно быть либо очень храброй, либо очень глупой, чтобы беспокоить эмоционально неуравновешенную женщину, которая к тому же до смерти ненавидела свою мать. Дункан мог лишь предполагать, какой окажется реакция Джоанны на наивные намеки его жены, что она знает больше, чем рассказала полиции. Эта мысль так его обеспокоила, что он вылез из теплой кровати, надел тапочки и побрел вниз следом за женой.

Тому, что расстроило Джоанну Лассель, было суждено остаться тайной для супругов Орлофф. Она отказалась открыть дверь Вайолет, и лишь в воскресенье, в церкви, до них дошли слухи о возвращении Джека Блейкни к жене и о том, что Рут настолько боится возвращаться в «Кедровый дом» к матери, что предпочла остаться у Блейкни. Говорили также, что Рут попросили покинуть Саутклифф из-за скандала, который вот-вот разразится вокруг семьи Лассель. На этот раз злые языки сосредоточили свои подозрения на Джоанне.

Если бы Купер был честен сам с собой, то он увидел бы, чем Дэйв Хьюз привлекал молоденьких состоятельных девушек. Хьюз был грубоват, хорош собой, высок, мускулист, с темными волосами до плеч, синими глазами и обаятельной улыбкой. «Надежный» – такое определение немедленно приходило на ум при его виде, и только постепенно, в замкнутой атмосфере комнаты для допросов борнмутской полиции, за улыбкой начали показываться зубы. Купер понял, что перед глазами полицейских лишь профессиональная упаковка. О том, что находилось под ней, оставалось лишь догадываться.

Старший инспектор Чарли Джонс был еще одним примером того, как внешность может надежно скрывать истинную сущность человека. Купера позабавило, насколько сильно Хьюз недооценил грустное, словно у пекинеса, лицо, обращенное к нему с кротким выражением. Чарли сел на стул напротив Хьюза и некоторое время беспомощно рылся в своем портфеле.

– Очень мило с вашей стороны, что вы смогли прийти, – начал он. – Насколько я понимаю, время дорого. Мы благодарим вас за сотрудничество, мистер Хьюз.

Хьюз дружелюбно пожал плечами:

– Если бы я знал, что у меня был выбор, я, наверное, не пришел бы. А в чем, собственно, дело?

Чарли вынул помятый листок и расстелил его на столе.

– Мисс Рут Лассель. Она утверждает, что вы ее любовник.

Хьюз снова пожал плечами:

– Конечно, я знаю Рут. Ей семнадцать лет. С каких это пор секс с семнадцатилетней является преступлением?

– Не является.

– Тогда из-за чего сыр-бор?

– Из-за кражи. Она воровала.

Хьюз выглядел соответствующим образом удивленным, но ничего не сказал.

– Вы знали, что она воровала? Он покачал головой:

– Она всегда говорила, что бабушка дает ей деньги. Я ей верил. Старая ведьма купалась в деньгах.

– Купалась? Значит, вы знаете, что она умерла?

– Конечно. Рут сказала, будто бабка покончила с собой. Чарли провел пальцем вниз по листку бумаги.

– Рут заявляет, что вы велели ей украсть расчески, инкрустированные серебром, драгоценности и ценные издания из библиотеки миссис Гиллеспи. То же самое в общем-то, что заявила и мисс Джулия Сефтон. Небольшие вещи, пропажу которых не заметят, но от которых очень легко избавиться за наличные. Так кто их продавал, мистер Хьюз? Вы или Рут?

– Сделайте одолжение, инспектор, разве я похож на идиота, готового прикрывать избалованную шлюшку, которая бросила бы меня в тот же момент, как только ее застукали? Господи, – произнес он с отвращением, – у меня все-таки есть немного здравого смысла. Да они встречались со мной только потому, что им до смерти наскучили сопляки, с которыми их знакомят родители. В моей среде таких девушек называют потаскушками, а тяга к воровству у них в крови. Если Рут утверждает, что я подталкивал ее к воровству, тогда она просто врет, чтобы подставить меня. Я всего лишь ничтожество из вонючего притона, а она – мисс Лассель из дорогой школы для девочек. Кто мне поверит? Чарли печально улыбнулся.

– Видите ли, – пробормотал он, – никто тут не говорит о доверии. Мы оба знаем, что вы лжете, а Рут говорит правду. Вопрос только в том, сможем ли мы убедить ее выступить в суде и рассказать всю правду? В этом случае вы ошиблись выбором, мистер Хьюз. У нее нет отца, только мать, а вы, возможно, знаете не хуже меня, что матери зачастую гораздо строже по отношению к дочерям, чем отцы. Миссис Лассель не будет защищать Рут так, как отец Джулии защищал ее. Кроме того, она, похоже, ненавидит свою дочь. Подозреваю, все могло бы быть иначе, останься жива миссис Гиллеспи. Она бы, вероятно, постаралась замять это дело ради семейной репутации. Но так как ее нет в живых, то в защиту Рут никто не выступит.

Хьюз усмехнулся:

– Что ж, давайте арестуйте эту маленькую сучку. Мне наплевать.

Теперь пришел черед Чарли выглядеть удивленным.

– Она вам разве не нравится?

– Проходной вариант, чтобы переспать пару раз, ничего особенного. Послушайте, я же сказал, они со мной встречались только ради того, чтобы насолить своим предкам. Так что же прикажете делать? Подставляться из благодарности за использование их посредственных тел? Да я мог бы получить сколько угодно таких, если не лучше, в ночном клубе в субботу. – Он вновь улыбнулся своей очаровательно-похотливой улыбкой, которая, вполне вероятно, трогала женские сердца, хотя и не произвела никакого эффекта на Джонса и Купера. – Я делаю им одолжение, развлекаю их, но мне совершенно не нравится, когда они пытаются повесить на меня свое воровство. Если хотите знать, меня это просто бесит. Да и вы хороши, развесили уши. Смазливое личико, грамотная речь, слезливая история, и – готово дело! – тащите сюда Дэйва Хьюза и надеваете на него наручники. Вы просто не хотите признать, что они ничем не лучше проституток из квартала «красных фонарей». Чарли выглядел задумчивым.

– Вы уже второй раз называете мисс Лассель проституткой. Каково ваше определение этого слова, мистер Хьюз?

– Такое же, как и ваше, надо понимать.

– Вульгарная, грубая женщина, торгующая своим телом за деньги. Я бы не сказал, что это определение подходит мисс Лассель.

Хьюз ни капли не смутился.

– Шлюшка – это та, кого легко уложить в постель. Рут так быстро улеглась на лопатки, что было даже неинтересно.

– Вы сказали, что в плане секса она вас не слишком привлекает, – продолжал Чарли невозмутимо. – Вам не кажется, что это признание о многом говорит?

– Почему?

– Оно больше говорит о вас, чем о ней. Разве вы ей не нравились? Может, вы ее заставили? Или вы хотели от нее чего-то, на что она не могла пойти, несмотря на свои чувства к вам? Это довольно интересное утверждение.

– У меня бывали и получше, вот что я имел в виду.

– Кто получше, мистер Хьюз?

– Любовницы, конечно. Женщины, которые знают, что делают. Женщины, которые умеют обращаться со своим телом. Заниматься сексом с Рут было не лучше, чем с бревном. Мне пришлось делать всю работу, пока она просто лежала и говорила, как сильно меня любит. Чертовски скучно.

Чарли нахмурился:

– Зачем же вы тогда с ней встречались? Хьюз цинично улыбнулся столь явной ловушке.

– А почему бы и нет? Она была свободна, доступна, а мне время от времени хочется секса, как любому парню. Вы собираетесь обвинить меня в том, что я не противился природе?

Чарли подумал минуту-другую.

– Вы когда-нибудь бывали в «Кедровом доме»?

– В доме старой склочницы? – Хьюз покачал головой. – Такой вариант исключался. Она пришла бы в ярость, если б узнала, с кем проводит время Рут. Я не идиот, стремящийся к неприятностям, и девушки меня иногда удивляют. Половина из них наивно верят, что их родители примут меня с распростертыми объятиями. – Он спародировал четкую речь, присущую верхним слоям общества. – «Мама, папа, я хочу представить вам моего нового парня, Дэйва...» Вы даже не представляете, какими они могут быть тупыми.

– Получается, таких девушек было много. Мы догадывались об этом.

Хьюз откинулся на стуле назад, расслабленный, самодовольный и абсолютно уверенный в себе.

– Я им нравлюсь, инспектор. У меня талант. Не спрашивайте откуда, потому что я не смогу ответить. Возможно, все дело в ирландских корнях.

– Со стороны матери, очевидно.

– Как вы догадались?

– Вы вполне типичны, мистер Хьюз. Скорее всего незаконнорожденный сын проститутки, готовый ради денег на все. Отсюда и ваше бескрайнее презрение к проституткам. Вы понятия не имеете, кто ваш отец; им мог оказаться любой из пятидесяти мужчин, посетивших вашу мать в ту неделю, в которую вас зачали. Отсюда ваша ненависть к женщинам и неспособность установить нормальные взрослые отношения. Вам было не у кого учиться мужскому поведению. Скажите, осознание того, что вы получаете секс бесплатно, дает вам чувство превосходства над тем безымянным маленьким человеком, который заплатил, чтобы зачать вас?

Синие глаза Хьюза злобно сузились.

– Я не обязан все это выслушивать.

– Боюсь, что обязаны. Видите ли, меня заинтересовала ваша патологическая ненависть к женщинам. Вы не можете и слова сказать о них без оскорблений. Это ненормально, мистер Хьюз, а так как сержант Купер и я расследуем очень ненормальное преступление, то ваше отношение к женскому полу меня беспокоит. Разрешите, я дам вам определение психопатического расстройства личности. – Джонс вновь взглянул на листок, лежавший перед ним. – Оно проявляется в отсутствии постоянной работы, частом нарушении закона, беспорядочном сексе и агрессивном сексуальном поведении. Люди с таким расстройством безответственны и очень грубы, они не чувствуют вины за свои антисоциальные действия и испытывают сложности в завязывании длительных отношений. – Инспектор посмотрел на Хьюза. – По-моему, это определение в точности вам соответствует. Вас когда-нибудь лечили от данного вида расстройства?

– Нет, черт подери! К чему вся эта чушь? С каких пор воровство стало ненормальным преступлением?

– Никто и не говорит о воровстве. Неожиданно Хьюз забеспокоился:

– А о чем мы тогда говорим?

– О вещах, которые вы делаете с девушками.

– Я вас не понимаю.

Чарли агрессивно подался вперед, его глаза стали похожи на кремень.

– Нет, понимаешь, грязная маленькая тварь. Ты извращенец, Хьюз, и когда попадешь куда следует и остальные преступники узнают, за что тебя посадили, ты поймешь, что значит быть жертвой агрессивного сексуального поведения. Они выбьют из тебя все дерьмо, будут мочиться на твою еду и воспользуются лезвием, если смогут застать тебя в душе одного. Такова одна из особенностей тюремной жизни. Обычные преступники ненавидят насильников, особенно тех, что возбуждаются только от секса с детьми. Их грехи бледнеют на фоне того, что ты и другие вроде тебя делают с беззащитными.

– Господи! Я ничего не делал с детьми, я их терпеть не могу!

– Джулии Сефтон едва исполнилось шестнадцать, когда ты с ней переспал. Она тебе почти в дочки годилась.

– Это не преступление. Я не первый, кто переспал с кем-то, кто годится ему в дочери. Инспектор, спуститесь на землю.

– Но ты всегда подбираешь молоденьких девочек. Что тебя в них так возбуждает?

– Я их не подбираю. Это они подбирают меня.

– Более взрослые женщины пугают тебя? Наверняка. Такие, как ты, вынуждены спать с детьми, потому что зрелые женщины приводят их в ужас.

– Сколько раз вам можно повторять? Я не сплю с детьми. Внезапно Джонс сменил тактику.

– Рут украла бриллиантовые серьги своей бабушки в субботу, шестого ноября, в тот же день, когда миссис Гиллеспи умерла. Ты возил Рут в Фонтвилль в тот день?

Хьюз немного поколебался, словно хотел отрицать этот факт, затем пожал плечами:

– Она сама меня попросила.

– Зачем?

– Что зачем?

– Зачем она попросила отвезти ее? Что она собиралась там делать?

– Рут не говорила. Только я не ходил в тот чертов дом и не знал, что она планировала украсть чертовы серьги.

– Значит, она позвонила тебе и попросила приехать аж в Саутклифф, чтобы забрать ее и отвезти оттуда в Фонтвилль, а потом вернуть обратно, и даже не объяснила зачем?

– Да.

– И это все, что ты сделал? Работал ее шофером и ждал снаружи «Кедрового дома», пока она находилась внутри?

– Да.

– Но ведь ты признал, что Рут тебе не нравилась. Ты даже презирал ее. Зачем так утруждаться?

– Ради секса можно было потерпеть.

– Ради секса с «бревном», как ты выразился? Хьюз усмехнулся:

– В тот день мне хотелось.

– Рут рассказала сержанту, что отсутствовала в школе около шести часов. От Саутклиффа до Фонтвилля тридцать миль, значит, дорога у тебя заняла примерно сорок минут в каждую сторону. Остается четыре с половиной неучтенных часа. И ты пытаешься убедить меня, что просидел все это время в своем фургоне в Фонтвилле, пока Рут была у бабушки?

– Не так долго. На обратной дороге мы остановились, чтобы заняться сексом.

– Где ты припарковался в Фонтвилле?

– Сейчас не припомню. Я всегда ждал ее то тут, то там. Чарли снова ткнул пальцем в смятый листок бумаги.

– По словам владельца паба «Три голубя», в тот день твой фургон был припаркован на его стоянке. Через десять минут ты уехал, однако он заметил, как ты остановился возле церкви, чтобы посадить кого-то в машину. Судя по всему, это была Рут, если только ты не будешь мне рассказывать, что в день смерти миссис Гиллеспи с вами в Фонтвилль ездил кто-то третий.

В глазах Хьюза вновь появилось настороженное выражение.

– Это была Рут.

– Хорошо, тогда что ты и Рут делали четыре с половиной часа? Ты, разумеется, не занимался сексом с «бревном» в течение такого времени. Хотя, возможно, для человека с психопатическим расстройством личности требуется как раз столько, чтобы возбудиться.

Хьюз не поддался на провокацию.

– Думаю, мне нет надобности защищать эту глупую сучку. В общем, она попросила отвезти ее к одному подпольному ювелиру в Саутгемптоне. Я не спрашивал зачем, просто отвез, и все. И вы не можете меня ни в чем обвинить. Я просто сидел за рулем. Если она украла серьги, а потом продала их, то я об этом ничего не знал. Я всего лишь простак на колесах.

– Согласно показаниям мисс Лассель, она продала серьги и отдала деньги тебе. Шестьсот пятьдесят фунтов наличными. После чего ты отвез ее обратно в школу, к началу лекции по физике.

Хьюз ничего не ответил.

– Вы получили выгоду от преступления, мистер Хьюз. А это незаконно.

– Рут врет. Она не давала мне денег, а если и давала, то сначала вам нужно доказать, что я знал, откуда эти деньги. Поднажмите на нее, и она признается, что сама все придумала. Послушайте, я не отрицаю, что время от времени она подкидывала мне несколько фунтов. Да только она утверждала, что это ее деньги, и я ей верил. Почему бы и нет? – Он снова усмехнулся. – Что из того, что она иногда давала наличные? Хотя бы на бензин, который я тратил, катая ее туда-сюда во время каникул. Откуда мне знать, что глупая сучка их крала?

– Но в тот день мисс Лассель не давала вам денег?

– Я уже сказал – нет.

– У вас были с собой деньги?

– Может, пятерка.

– Как зовут ювелира из Саутгемптона? – неожиданно спросил Чарли.

– Понятия не имею. Никогда у него не был. Спросите у Рут. Она просто велела ехать по улице и остановиться в самом конце.

– Название улицы?

– Не знаю. У нее была карта, она говорила: направо, налево, остановись. Я лишь делал то, что мне говорили. Спросите Рут.

– Мисс Лассель утверждает, что вы отвезли ее туда, сказали, в какой магазин зайти, кого спросить и что сказать.

– Она врет.

– Я так не думаю, мистер Хьюз.

– Докажите обратное.

Чарли лихорадочно размышлял. Наверняка Хьюз говорил правду насчет того, что не заходил ни в «Кедровый дом», ни к ювелиру. По крайней мере он не делал этого в присутствии Рут. Мудрость схемы Хьюза заключалась в том, что сам он не прикасался к украденным вещам, а лишь отправлял девушек с краденым к скупщику. Таким образом, обвинить его могла только сама девушка, а она этого делать не собиралась, потому что по какой-то причине безумно боялась.

– Я собираюсь это доказать, мистер Хьюз. Давайте начнем с перечисления ваших действий после того, как вы отвезли Рут в школу. Вы, наверное, пошли в ночной клуб, о котором упоминали. Это дорогое удовольствие, а кокаин и экстази, которыми вы, по моему убеждению, балуетесь, тем более. Люди должны были вас заметить, особенно если вы швырялись деньгами.

Хьюз заметил еще одну ловушку и засмеялся:

– Я уже сказал, что у меня не было денег, инспектор. Я немного поездил и вернулся домой.

– Во сколько?

– Без понятия.

– То есть если я найду кого-то, кто подтвердит, что видел белый «форд-транзит» у входа в борнмутский ночной клуб в тот вечер, ты будешь все отрицать, потому что просто ездил по округе?

– Примерно так.

Чарли обнажил зубы в хищной улыбке.

– Мне нужно проинформировать вас, мистер Хьюз, что скоро вас переведут в лирмутскую полицию, где будут допрашивать в связи с убийством миссис Матильды Гиллеспи. – Он собрал свои записи и засунул их в карман.

– Чушь собачья! – злобно бросил Хьюз. – Какое дерьмо вы еще хотите на меня повесить? Вы же заявили, что старуха сама себя убила.

– Я говорил неправду. Она была убита, и у меня есть основания полагать, что вы причастны к этому преступлению.

Хьюз угрожающе вскочил на ноги:

– Я уже сказал, что никогда не заходил в чертов дом. Показания владельца паба – мое алиби. Он видел меня на стоянке и видел, как я забирал Рут. Как я мог убить старуху, если все время находился в машине?

– Миссис Гиллеспи убили не в два тридцать, а поздно вечером.

– Я не был там вечером.

– А твой фургон был. Владелец паба утверждает, что ты возвращался в тот вечер, и, как ты сам сказал, ни у тебя, ни у твоего фургона нет алиби на вечер шестого ноября. Ты ведь просто ездил по округе, верно?

– Я был в Борнмуте, так же как и мой фургон.

– Докажи. – Чарли встал. – А пока не докажешь, я подержу тебя здесь по подозрению в убийстве.

– Не имеете права. Я натравлю на вас своего адвоката.

– Пожалуйста. В Лирмуте тебе разрешат сделать телефонный звонок.

– Зачем мне убивать старую корову? Чарли приподнял густую бровь.

– Потому что у тебя привычка терроризировать женщин. В этот раз ты зашел слишком далеко.

– Я их не убиваю.

– Что же ты с ними делаешь?

– Трахаю их, вот и все. И не обманываю. По крайней мере еще никто не жаловался.

– Должно быть, то же самое говорил Йоркширский потрошитель, когда возвращался домой с молотком и долотом в багажнике своей машины.

– Да вы свихнулись! – закричал Хьюз, топнув ногой. – Я даже не знал эту старую ведьму. Господи, вы что, скоты, думаете, будто я мог убить совсем незнакомую женщину?

– Вас ведь родили, не так ли?

– То есть?

– Рождение и смерть, Хьюз. Они случаются наугад. Твоя мать не знала твоего отца, но ты все равно родился. Незнание не имеет значения. Ты находился там в тот день, ты использовал ее внучку для воровства, и миссис Гиллеспи знала об этом. Тебе нужно было заткнуть ее до того, как она поговорит с нами.

– Я так не работаю.

– А как ты работаешь?

Но Хьюз отказался произнести еще хотя бы слово.

Я перевезла Джоанну с ребенком к себе. Не могла поверить своим глазам, когда увидела в какой нищете они живут в Лондоне. Джоанна оставила всякие попытки заботиться о ребенке, не соблюдает даже элементарной гигиены. Она совершенно не приспособлена для самостоятельной жизни; и хотя я ненавидела того отвратительного еврея, за которого Джоанна вышла, по крайней мере, пока он был жив, ее жизнь хотя бы с натяжкой можно было назвать нормальной.

Меня очень беспокоит тот факт, что смерть Стивена оказалась для нее последней каплей. Я застала Джоанну сегодня утром в детской, она держала подушку над детской кроваткой. Я спросила, что она делает, и Джоанна сказала: «Ничего», но у меня нет ни капли сомнения – зайди я минутой позже, подушка оказалась бы на лице ребенка. Самое ужасное, что я увидела себя на том же месте, словно призрачное отражение в кривом зеркале. Шок ужасный. Подозревает ли Джоанна? Подозревает ли кто-нибудь, кроме Джейн?

От врожденного безумия нет лекарства. «Чудовищные поступки порождают чудовищные проблемы...»