Джейн Марриотт положила телефонную трубку и поднесла дрожащую руку к губам. Она пошла в гостиную, где ее муж-инвалид тихо дремал на ярком зимнем солнце, светившем сквозь большие окна, села рядом и взяла его за руку.

– Только что звонил сержант Купер. Джеймса Гиллеспи нашли мертвым сегодня утром в его квартире. Умер от инфаркта.

Пол ничего не сказал, только посмотрел в сад.

– Детектив говорит, что больше не о чем волноваться, никто ничего не узнает. Он также сказал, – она помолчала, – что у Матильды родилась девочка. Она обманула насчет сына. – Джейн все рассказала мужу в день разговора с сержантом Купером, когда вернулась домой из приемной.

По его щеке покатилась слеза.

– Мне так жаль.

– Из-за Джеймса?

– Из-за всего. Если бы я только знал...

– Что бы изменилось, Пол?

– Мы могли бы разделить эту ношу, ты бы не несла ее одна.

– Это погубило бы меня, – сказала она честно. – Мне было бы тяжело сознавать, что ты знаешь о вашем общем с Матильдой ребенке. Со временем ты думал бы больше о ней и меньше обо мне.

– Нет. – Он сжал руку Джейн. – Она была не более чем кратковременным помешательством. Даже если бы я знал о ребенке, это бы ничего не изменило. Я всегда любил только тебя. – В его глазах стояли слезы. – В любом случае, дорогая, думаю, твой первый порыв был верным, да и Матильда могла на самом деле убить ребенка. Ей нельзя было доверять, она врала чаще, чем говорила правду.

– Но ведь она оставила деньги Саре, – торопливо сказала Джейн, – и сержант Купер утверждает, что у Матильды родилась девочка. А вдруг это Сара?.. – Она запнулась и ободряюще пожала его руку. – Никогда не поздно, Пол. Как ты думаешь, если задать несколько тактичных вопросов, это ведь никому не принесет вреда?

Пол отвел глаза от ее напряженного лица и задумался о непостоянстве судьбы. Он прожил жизнь в уверенности, что детей у него нет, а сейчас, в семьдесят лет, узнал, что был отцом. Но чьим? Сына? Дочери? Или Матильда солгала об этом так же, как лгала обо всем остальном? Для него это уже не имело большого значения, он давно смирился со своей бездетностью. А вот на жизнь Джейн Матильда всегда будет отбрасывать длинную и злобную тень. Не было никаких гарантий, что Сара Блейкни его дочь, не было даже гарантий, что ребенок, если он существовал на самом деле, обрадуется появлению настоящих родителей. А он не сможет смотреть, как рушатся надежды Джейн, так же как когда-то рухнули ее надежды на его супружескую верность. В конце концов, не лучше ли жить иллюзией счастья, чем в ужасной уверенности, что тебя предали?

– Ты должна мне пообещать, что никогда ничего не скажешь. – Он положил голову на спинку кресла, с трудом дыша. – Если я ее отец, то уверен, что Матильда ей ничего не сказала. Иначе она сама пришла бы сюда. – Его глаза наполнились слезами. – У Сары уже есть любящий отец, который отлично справился с задачей ее воспитания. Не заставляй ее выбирать между нами, дорогая. Это очень больно, когда тебя отвергают.

Джейн нежно убрала редеющие волосы со лба мужа.

– Возможно, некоторым тайнам лучше оставаться тайнами. Давай сохраним этот секрет между нами и иногда будем позволять себе помечтать немного. – Она была мудрой и щедрой женщиной, которая признавала, что благодаря предательству Матильды смогла лучше узнать и себя, и Пола. «В конце концов, – подумала она, – сейчас у нас больше поводов праздновать, чем печалиться».

Джоанна сидела на любимом месте матери – в кресле с жесткой спинкой возле стеклянных дверей, выходящих в сад. Она слегка повернула голову, чтобы посмотреть на сержанта Купера.

– Доктор Блейкни знает, что вы мне это говорите? Он покачал головой:

– Нет. Я очень рассчитываю на то, что вы сделаете первый шаг и откажетесь от своих претензий на наследство в обмен на ее согласие выполнить волю вашей матери в той форме, в какой она выразила ее в письме к Рут. Небольшая уступка никому не помешает, миссис Лассель. Думаю, в общих интересах оставить все позади, а вам вернуться в Лондон.

– Это в интересах доктора Блейкни, а не моих.

– Я говорю скорее о вашей дочери. Она еще очень молода, смерть бабушки потрясла ее больше, чем вы думаете. С вашей стороны, – он поискал подходящее слово, – разумно уладить дело полюбовно и не продолжать болезненную конфронтацию. У юристов есть неприятная привычка раскапывать подробности, которые лучше было бы оставить в покое.

Джоанна поднялась.

– Я не намерена больше обсуждать эту тему, сержант. Это не ваше дело. – Ее светлые глаза ожесточились. – Вы идете на поводу у Блейкни так же, как и моя мать, и только по одной этой причине я не буду ничего улаживать с ними полюбовно. Я до сих пор не понимаю, почему вы не предъявили Джеку Блейкни обвинение в нападении, а Рут – в воровстве, и я прослежу, чтобы мой адвокат поднял эти вопросы в разговоре с начальником полиции. Лично для меня ясно, что доктор Блейкни, поощряемая моей дочерью, использует своего мужа и вас, чтобы выжить меня из дома и беспрепятственно занять его. Я не доставлю ей такого удовольствия. Чем дольше я здесь остаюсь, тем больше у меня прав на дом.

Купер усмехнулся.

– А у вас есть адвокат, миссис Лассель? Надеюсь, что нет, потому что вы зря тратите деньги, если он дает вам такие советы. Благодарите свою дочь и супругов Блейкни за то, что я до сих пор не арестовал вас за незаконное хранение героина. А я хотел бы, не сомневайтесь. Только, как я и сказал вам раньше, в общих интересах, и в ваших тоже, если вы отсюда уедете. По правилам я должен передать всю информацию о вас в столичную полицию, но я не стану этого делать. В любом случае они сами все скоро узнают. Потому что вы не справитесь с собой. Вам не хватит суммы, которую доктор Блейкни намерена вам выплатить. Ежемесячных чеков больше не будет, миссис Лассель; пожилая женщина, которую можно было терроризировать, умерла. Что вы делали, чтобы заставить платить?

Джоанна смотрела в окно, и прошло несколько минут, прежде чем она заговорила.

– Мне не нужно было ничего делать. Достаточно того, что я была ее дочерью. Мать решила, будто я такая же, как она. И поэтому она меня боялась.

– Я не понимаю.

Она повернулась и бросила на сержанта пронзительный взгляд.

– Я видела, как она убивала своего отца. Она боялась, что я проделаю с ней то же самое.

– А вы собирались?

Неожиданно она улыбнулась, и ее красота ослепила Купера.

– Мне хоть и близок по духу Гамлет, сержант, но я не сумасшедшая. Вы, может, не поверите, да только я всегда больше боялась, что это она меня убьет. В последнее время я хоть сплю спокойно.

– Вы вернетесь в Лондон? Она пожала плечами:

– Конечно. «Когда устанешь от Лондона, устанешь от жизни». Вы читали Сэмюэля Джонсона , сержант? Он был куда более великим писателем, чем Шекспир.

– Обязательно почитаю, миссис Лассель.

Джоанна вновь отвернулась к окну, из которого открывался прекрасный вид на ливанский кедр, возвышавшийся над садом.

– Предполагаю, что, если я начну судиться с доктором Блейкни, вы передадите информацию обо мне в столичную полицию?

– Боюсь, что да. Она усмехнулась:

– Маме тоже всегда хорошо удавался шантаж. Жаль, что вы ее не знали. Блейкни присмотрят за Рут, сержант? Мне не хотелось бы, чтобы она голодала.

Купер подумал, что это наибольший знак внимания и любви, который Джоанна проявила по отношению к дочери.

– Они оставят ее у себя на некоторое время.

(«Рут понадобится вся наша эмоциональная поддержка, – сказала Сара. – И ваша, Купер, тоже, если ей придется пройти через аборт и суд над Дэйвом Хьюзом». «А если Хьюза оправдают?» – спросил Купер. «Не оправдают, – заявила Сара уверенно. – Против него согласились свидетельствовать еще три девушки. У женщин достаточно смелости, когда они не прижаты к земле с приставленным ножом к горлу».)

– А потом? – спросила его Джоанна.

– Если завещание не будет опротестовано, доктор Блейкни учредит трастовый фонд для Рут в тот момент, когда она передаст вам ту сумму денег, которую хотела завещать вам ваша мать.

– И для этого Сара продаст сад?

– Не знаю. Сегодня утром она сказала мне, что из «Кедрового дома» получится неплохая частная лечебница.

Джоанна яростно сжала руки.

– Мать бы, наверное, в гробу перевернулась, если бы узнала, что за пожилыми леди Фонтвилля будут присматривать за ее счет. Она их терпеть не могла.

Купер про себя улыбнулся. В этом действительно была доля красивой иронии. Особенно если учесть, что первым клиентом клиники будет скорее всего несчастная, сбитая с толку Вайолет Орлофф.

Джек наблюдал за Сарой краем глаза, пока сидел за мольбертом и делал последние штрихи на портрете Джоанны. Она бесцельно смотрела из окна в сторону лесистого горизонта, прижавшись лбом к прохладному стеклу.

– О чем думаешь? – спросил он.

– Что? – Сара повернулась к нему.

– Я спрашиваю, о чем думаешь?

– О, ни о чем, просто... – она покачала головой, – ни о чем.

– О детях? – предположил муж, как всегда, иронично. Сара вышла в центр комнаты и посмотрела на портрет Матильды.

– Ну хорошо, ты прав, но тебе не о чем беспокоиться. Я не пребываю в оптимистичном ожидании. Думаю, иметь детей – действительно неблагодарное дело. Они не приносят ничего, кроме душевных страданий. Так что я скорее всего избавлю себя от будущих мук.

– Жаль, – пробормотал Джек, окуная кисточку в растворитель и вытирая ее о полотенце. – А я уже начал свыкаться с этой мыслью.

Она намеренно сохранила шутливый тон.

– Я могу стерпеть многие твои шутки, Джек, кроме тех, которые касаются детей. Салли Беннедикт разрушила мою веру в тебя, когда исправила ту маленькую ошибку.

Джек выглядел очень задумчивым.

– Ради интереса – ты обвиняешь в совершенном именно меня, потому что я мужчина? Или ты собираешься по прошествии времени и на Рут возложить бремя вины за сделанный аборт?

– Это другое дело.

– Разве? Я не вижу разницы.

– Рут не изменяла своему мужу, – произнесла Сара сквозь крепко сжатые зубы.

– Тогда мы говорим не о детях, Сара, а о неверности. Разные вещи.

– По-твоему – возможно, по-моему – нет. Хранить обязательства по отношению к другому человеку – то же, что и проявлять стойкие убеждения. И если ты не оплодотворил свою жену, то почему так легко позволил забеременеть любовнице? – На ее щеках горели два алых пятна, она резко отвернулась. – Что было, то прошло. Не хочу больше говорить об этом.

– Почему же? Я прекрасно провожу время. – Джек сцепил пальцы за головой и смотрел улыбаясь на неподвижную спину жены. – В последние двенадцать месяцев ты устроила мне настоящий ад. Вытащила меня из Лондона, даже не спросив, хочу ли я этого. Засунула в настоящую дыру со словами «или принимай все как есть или убирайся прочь, мой дерьмовый муж». – Его глаза сузились. – Я смирился с этим петушком Робином Хьюитом, который пожирал тебя глазами, а на меня смотрел, словно я собачьего дерьма не стою. Я улыбался, пока деревенские недоумки плевали на мою работу – как же, я всего лишь бездельник, живущий за счет жены. Но хуже всего был Кейт Смоллетт, который постоянно читал лекции о твоих достоинствах. Лишь один человек все это время относился ко мне нормально – Матильда. Если бы не она, я бы ушел еще в сентябре, предоставив тебе вариться в своем собственном самодовольном соку.

Сара все еще стояла спиной к Джеку.

– Почему же не ушел?

– Потому что она постоянно твердила мне, что я твой муж! – воскликнул он. – Господи, – да если бы я не считал, что наш брак стоит чего-то, то зачем было вообще жениться? Меня никто не заставлял, пистолет у виска не держал. Я сам хотел этого.

– Тогда почему?.. – Она не продолжила.

– Почему я позволил Салли забеременеть? Я не позволял. Я даже не спал с этой ужасной женщиной. Я рисовал ее портрет; она решила, что я добьюсь успеха, когда продавец с Бонд-стрит договорился о моей единственной сделке. – Джек усмехнулся. – Салли намеревалась примазаться к восходящей звезде, как она примазывается ко всем знаменитостям, встречающимся у нее на пути. Что я, собственно, и нарисовал – ленивого паразита с претензиями на величие. С тех пор Салли меня возненавидела. Если бы ты сразу сказала, что она называет меня отцом ее нежеланного ребенка, я бы расставил все по местам. Но ты не доверяла мне и поэтому решила смолчать. – Его голос стал тверже. – Ей же ты поверила, хотя тебе она даже не нравилась.

– Она была очень правдоподобной.

– Конечно, она была правдоподобной! – закричал Джек. – Она ведь актриса, черт подери! Когда ты собираешься открыть глаза, женщина, и увидеть людей целиком, с их темными и светлыми сторонами, с их сильными сторонами и слабостями? Господи, ты должна была дать волю чувствам, выцарапать мне глаза, оторвать мне яйца – да что угодно! – если думала, что я изменил тебе. – Его голос смягчился. – Неужели ты любишь меня не достаточно, чтобы возникла ненависть, Сара?

– Ты скотина, Блейкни, – сказала она, повернувшись и окинув его горящим взглядом. – Ты даже не представляешь, как я была несчастна.

– И ты еще обвиняешь меня в эгоизме. А как насчет моего состояния?

– Твое легко лечится.

– Вовсе нет.

– А вот и да.

– Каким образом?

– Небольшой массаж, чтобы снять напряжение, а потом поцелуй, чтобы закрепить результат.

– А... – произнес Джек задумчиво. – Что ж, начало недурное. Только имей в виду, что состояние хроническое и требуется многократное повторение процедуры. Я ведь не хочу рецидивов.

– Тебе это дорого обойдется.

Он посмотрел на жену из-под полуприкрытых век.

– Я так и думал, что все слишком хорошо, чтобы быть правдой. – Он полез в карман. – Сколько?

Сара слегка стукнула его по лбу.

– Мне нужна только информация. Почему Матильда поссорилась с Джейн Марриотт в день смерти? Почему Матильда плакала, когда ты показал ей портрет? И почему Матильда оставила мне свои деньги? Я знаю, что все это взаимосвязано, Джек, и я знаю, что Куперу известен ответ. Я поняла это по его глазам вчера вечером.

– Насколько я понимаю, не будет ответа – не будет массажа?

– Будет, но не для тебя. Я предложу его Куперу. Один из вас все-таки мне расскажет.

– Ты убьешь бедолагу. У него спазмы начинаются, едва ты дотрагиваешься до его руки. – Джек усадил жену к себе на колени. – Если я тебе скажу, то лучше не станет, – предупредил он Сару. – На самом деле все только усложнится. – «Что почувствует Сара, когда узнает, что Матильда поверила, будто она ее потерянная дочь? И что станет с ее отношениями с Джейн Марриотт? Сара обязательно расскажет ей правду, чем совершенно собьет с толку и смутит бедную женщину». – Я дал Матильде обещание, Сара. Я действительно не хотел бы нарушать его.

– Ты уже его нарушил, когда рассказал Куперу.

– И очень переживаю по этому поводу. Как переживал, когда нарушил обещание, данное Рут. – Джек вздохнул: – У меня действительно не было выбора. Сержант и инспектор были уверены, что мотивом для убийства Матильды послужило завещание; вот мне и пришлось объяснить, почему она написала его.

Сара смотрела на портрет Матильды.

– А написала она его потому, что надеялась купить таким образом бессмертие и не доверяла Рут или Джоанне. Они бы промотали деньги, а я, по ее мнению, смогу «создать что-либо стоящее ее памяти». – В голосе Сары слышалась горечь. – Она слишком хорошо меня знала и была уверена, что я не потрачу наследство на себя. Особенно то, на которое не имею никаких моральных прав.

– Она была не настолько циничной, Сара. Матильда не делала секрета из своей симпатии к тебе.

Однако Сара была все еще поглощена портретом.

– Ты не объяснил, почему ты отправился к Салли в те выходные. – Она повернулась к нему: – Это ведь ложь, не так ли? Ты был в другом месте. – Сара положила свои маленькие руки мужу на плечи. – Где, Джек? – Она потрясла его, когда он не ответил. – Это имело отношение к плачу Матильды и предположительно к ее завещанию. Хотя в то время ты этого не знал. – Джек почти слышал, как работает ее мозг. – И куда бы ты ни ездил, я не должна была знать об этом. – Сара внимательно смотрела на мужа. – Она ведь намеревалась прожить еще лет двадцать. Так что зачем говорить тебе что-то, что не будет иметь значения до ее смерти?

– Матильда не намеревалась мне ничего говорить. А я не очень охотно выслушивал ее признания. – Он вздохнул. Рано или поздно Сара узнает, что он ездил к ее отцу и почему он с ним встречался. – Через год после рождения Джоанны у Матильды родилась вторая дочь, от Пола Марриотта. Ее она отдала в приют. По ряду причин Матильда убедила себя, что ты и есть ее потерянная дочь, и она сказала мне, что изменила завещание в твою пользу. – Джек устало улыбнулся. – Я был потрясен и не знал, что делать. Ничего не говорить и позволить тебе получить состояние по надуманной причине? Сказать правду и лишить Матильду ее иллюзий? Я решил съездить к твоему отцу и узнать – есть ли у него какое-нибудь доказательство того, что тебя не удочеряли. Ну хоть что-то, что я мог бы предъявить Матильде... – Он покачал головой. – Когда я вернулся, Матильда была уже мертва, полиция терялась в поисках мотива, а я был единственным, кто знал, что Матильда оставила тебе все состояние. Это был настоящий кошмар. Я хорошо понимал, что, если раскрою рот, нас арестуют по обвинению в преступном сговоре. Мы не могли бы доказать, что я не рассказал тебе о завещании, а алиби у тебя не было. – Джек усмехнулся. – Потом ни с того, ни с сего ты указала мне на дверь, и я понял, что самое лучшее сейчас – уйти и позволить тебе думать обо мне как о последнем подонке. Ты была слишком уязвлена и разозлена и поэтому первый раз в жизни не скрывала своих чувств. Так что Купер получил изрядную дозу честных эмоций. Ты показала ему все свои чувства, начиная от потрясения по поводу завещания до полного замешательства, когда узнала, что я нарисовал портрет Матильды без твоего ведома. – Он снова засмеялся. – Ты сняла нас обоих с крючка, даже не подозревая этого.

– Огромное спасибо, – сказала Сара резко. – А что бы произошло, если бы я была безумно рада, что ты ушел?

На лице Джека появилась ехидная усмешка.

– На всякий случай я подстраховался, поселившись у Джоанны. Она красивее тебя, так что ты просто обязана была ревновать.

– Чушь собачья. – Сара не пояснила, относится ли это к ее внешности или ревности. – Матильда сказала Джейн, что у нее был ребенок от Пола?

Джек кивнул.

– Только она сказала ей, что родился мальчик. Настал черед Сары вздохнуть.

– Тогда я сомневаюсь, что это правда. Матильда могла выдумать ребенка, как выдумала самоубийство своего дяди. Она могла сделать аборт или убить бедняжку при рождении. Думаю, ей просто было удобно воскресить эту фантазию, чтобы создать виноватого и смущенного наследника, которым бы она могла манипулировать после своей смерти. – Сара вновь повернулась к портрету. – Она использовала нас всех тем или иным способом, и я не уверена, что мне это нравится. Что я скажу Джейн и Полу, если они спросят, почему Матильда оставила деньги мне?

– Ничего, – ответил он просто. – Потому что это не твой секрет, Сара, а мой. Дункан оказал ей хорошую услугу, уничтожив дневники. Это позволяет тебе создать о Матильде такую память, какую ты пожелаешь. Через десять лет Фонтвилль будет вспоминать о ней лишь как о щедрой благотворительнице, потому что нельзя доказать обратного. – Джек нежно взял лицо жены в ладони. – Не бросай ее сейчас, дорогая. Каковы бы ни были мотивы Матильды, она доверила тебе свое искупление.

– Ей следовало доверить это тебе, Джек. Думаю, она любила тебя больше всех. – На ресницах Сары блеснули слезы. – Заслуживает ли она, чтобы люди думали о ней хорошо?

Он дотронулся до ее слез кончиком пальца.

– Она заслуживает немного жалости, Сара. В конце концов, этого заслуживает каждый из нас.

Это дневник Матильды Берил Кавендиш. Это моя история; люди прочтут ее после моей смерти. Тот, кто найдет дневник, должен отнести его в полицию и убедиться, что моего отца повесили. Он сделал кое-что ужасное со мной сегодня, а когда я сказала, что пожалуюсь викарию, он запер меня в шкафу с «уздечкой для сварливых» на голове. У меня шла кровь. Он много кричит и говорит, что виновата мама, потому что она умерла. Я тоже думаю, что во всем виновата мама.

Вчера был мой день рождения. Отец сказал, будто я уже достаточно взрослая и что мама не возражала бы. Она знала о мужских нуждах. Я никому не должна говорить, иначе он снова наденет на меня «уздечку». Снова и снова.

Мама не должна была делать такие вещи, тогда отец не стал бы повторять их со мной. Мне ведь только десять лет.

Я НЕНАВИЖУ ЕЕ. Я НЕНАВИЖУ ЕЕ. Я НЕНАВИЖУ ЕЕ...