Огюстина чувствовала себя так, будто голова у неё крутится на шарнирах. Вытягивая шею в разные стороны, она пыталась увидеть всё сразу. Город был удивительнейшим. Ни одно из зданий не превышало трёх этажей, и все были построены из известняка или дерева, либо из их сочетаний. Это придавало улицам ощущение неразрывности линий, тождественности. И всё же каждый дом или деловое здание отличались друг от друга. Парадные двери всех строений были разукрашены во все цвета радуги, плюс к тому повсюду во множестве были установлены приоконные ящики, засаженные экзотическими лиственными и цветущими растениями.

Рынок вообще представлял собой феерию зрелищ и звуков. Продавалось буквально всё: от тканей и драгоценностей до разнообразных продуктов питания. Тут же можно было купить сельскохозяйственных животных для фермы или новую одежду. Все товары находились прямо здесь, в ларьках под открытым небом. Хотя этим утром, похоже, самой большой здешней достопримечательностью была она, Огюстина. Везде, куда бы они ни пошли, люди в открытую пялились на неё.

Идя рядом с Кирсом, Огюстина чувствовала себя неловко, но в полной безопасности. Как женщина-археолог, она побывала во многих странах мира, где белая женщина, которая носила штаны и не покрывала голову, считалась чем-то диковинным. А если сюда добавить её рост, то станет понятно, почему она привыкла быть в центре внимания. Однако уж точно, это не самое приятное ощущение. Хоть ей и пришлось вырядиться в местную одежду, всё равно было ясно, что она не здешняя. Её кожа была намного светлее, чем у всех остальных.

Видимо, люди хорошо знали Кирса, потому что к нему со всех сторон постоянно обращались с приветствиями. Некоторые из женщин, увидев, что она одета в штаны, прискорбно поджимали губы и качали головами. Спина у Огюстины застыла. У себя дома она тоже не вписывалась в окружение, потому что многие считали её слишком мужеподобной, но и здесь отношение к этому видимо ничем не отличалось.

Кирс чуть сжал её плечо и подвёл к продавцу фруктов. Выбрав один, он заплатил хозяину.

— Попробуй. — Снаружи плод покрывала ворсистая кожура, но когда Кирс разломил его, оказалось, что внутри он очень сочный. Когда же он поднёс одну дольку к её губам, и она прикусила зубами сочную мякоть, в рот брызнул приятный на вкус, ароматный сок.

— Он такой душистый и сладкий! — Плод чем-то напоминал апельсин, но был гораздо темнее цветом и не с таким резко выраженным запахом. Огюстина прожевала его и проглотила.

— Что это?

— Агмар. — Кирс отломил от плода большую часть и дал ей, прежде чем доесть свою долю.

— Очень вкусно. — От нетерпения пачкая соком губы и пальцы, она с наслаждением лакомилась диковинным фруктом.

Покончив с ним, Огюстина озабоченно уставилась на свою руку. Кирс улыбнулся, поднёс её ладонь к своим губам и слизал липкий сок. Огюстина чуть не застонала, когда его теплый рот по-очереди вобрал в себя её пальцы.

— Кирс… — она попыталась выдернуть у него свою руку, но он продолжал крепко держать её за запястье, пока не закончил. Осознав, что они оказались в центре пристального внимания окружающих, Огюстина почувствовала, что щёки залило краской. Она снова дёрнула руку, и на сей раз ей удалось освободиться.

— Что-то не так? — Кирс, улыбаясь, смотрел на нее, в глазах мерцали озорные огоньки.

Хотелось тоже поддразнить его, отбросив к чертям все предосторожности, даже может перецеловать и облизать его пальцы в ответ, но сделать этого она не могла. Слишком много глаз наблюдало за ними, осуждало их, и это раздражало до ужаса. Втянув голову в плечи, Огюстина засунула ладони подмышки.

— Может, пойдём уже?

Его улыбка поблёкла, брови нахмурились.

— Я не хотел огорчить тебя.

Замечательно, мало она чувствовала себя смущённой, так теперь ещё и неблагодарной к тому же.

— Ничего, это ерунда. — Огюстина поглядела по сторонам, надеясь, что люди вернулись к тому, чем там они занимались до этого. Но нет. Большинство из них по-прежнему наблюдало за нею и Кирсом.

Кирс проследил за её недовольным взглядом, и понимающе усмехнулся.

— Идём. — Взяв её руку и просунув себе под локоть, он повёл Огюстину вдоль улицы. — Прежде чем отправиться в кузницу, я покажу тебе каморсов.

— Каморсов? — Этого слова она не знала.

— Ты должна на них посмотреть. Мне кажется, они тебе понравятся. — Продолжая вести её в сторону предместий, Кирс на ходу делился с ней городскими историческими сведениями.

По современным меркам город был небольшим.

Даже, скорее, не город, а городок. Но его динамичность, ощущение целенаправленности бытия были столь же пьянящими как если бродить по улицам Нью-Йорка. Отличие состояло только в том, что тут не было движения машин, загрязнённости воздуха и механических шумов. Запахи, витавшие в воздухе, были ароматами специй, ладана и ароматических масел. Шум в основном производили голоса и инструменты уличных музыкантов, которые развлекали народ за несколько монет, брошенных в стоявшую перед ними корзинку.

Огюстина жалела, что она не располагала временем, чтобы проанализировать и исследовать социальные отношения в здешнем обществе и понаблюдать, как они работают. Хотелось бы узнать хоть что-нибудь об искусствах, о роли мужчин и женщин в этом мире. Чем они отличались от Земли? В чём были подобны? Так много вопросов, которые останутся без ответов. На это просто не хватит времени. А ещё оставались Кирс и Рорик. Огюстина старалась не думать о том, что Рорик, судя по всему, избегает её. Слишком больно. Значительно больнее, чем должно быть, если учесть, что они были немногим больше, чем двое незнакомцев, имевших совместный секс.

Вот только не было чувства, что он незнакомец. Ни один из них. Между всеми троими существовала связь, — да, это было необъяснимо, но, тем не менее, имело место быть.

— Сюда. — Кирс направил её по узкой дорожке. Огюстина расслышала приглушенное пофыркивание и поняла, что они приближаются к какому-то животному. Тут же заинтересовавшись, она ускорила шаги.

Дойдя до конца переулка, она остановилась. Существа представляли собой что-то среднее между лошадью и верблюдом. По-другому описать их никак не получалось.

Странное создание было крупнее, чем лошадь, и имело длинную шею как у верблюда. Кирс подошел к краю загона, где лениво бродили животные, и свистнул. Некоторые подняли головы и направились к нему.

— Иди, познакомься с ними. — Кирс махнул ей рукой, и она пошла в его сторону. Одно животное протянуло свою большую голову через верхнюю кромку забора и ткнулось мордой в лицо Кирса. Он засмеялся и почесал существо по шее. — Это — Эксор.

Огюстина неуверенно положила руку на бок животного. Шерсть была короткой и немного жестковатой.

— Привет, Эксор. — Животное фыркнуло и повернуло голову к ней. Влажные коричневые глаза, полные ума, внимательно изучали её. — Какой же ты красавец! — Эксор мотнул головой и фыркнул, как будто всё понял.

— Эксор тщеславен, но это заслуженно, — усмехнулся Кирс. — Он знает, что великолепен.

— Он твой?

— Да. — Кирс прошёл к маленькому строению и, пригнувшись, вошёл внутрь. Когда он вернулся, в руках у него была попона и то, что выглядело своего рода седлом. — Я занимаюсь разведением каморсов и тренирую их. Нет более выносливого животного, когда дело касается путешествий, особенно на большие расстояния.

Он открыл ворота и вошел в загон. Одно слово Кирса — и Эксор опустился на колени. Огюстина наблюдала, как Кирс быстро покрыл каморса попоной, закрепил на нём седло и взнуздал его.

Он издал короткий щелкающий звук, и животное снова поднялось. Кирс взял его за уздечку и вывел из загона. Идущий к ней каморс показался еще огромнее, и Огюстина попятилась.

— Хотела бы немного прокатиться?

Её сердце забилось, частью от страха перед крупным животным, а частично от того, что совместная поездка приведёт её и Кирса в тесный контакт. Она сглотнула.

— Да.

Снова последовала команда, и животное опустилось перед ней на колени. Кирс показал ей, как сесть верхом и с лёгкостью взметнулся позади неё сам. Он снова издал короткий щелкающий звук, и Эксор встал на ноги.

Каморс плавно двинулся вперед, и Огюстина ухватилась за его густую гриву. В отличие от седла для лошадей, здесь не было рожка, чтобы держаться. Сработанное по форме тела животного, седло имело в задней своей части что-то вроде спинки для опоры всадника.

Кирс, держа поводья в левой руке, правую положил ей на живот и притянул к себе.

— Расслабься, — мягко произнёс он ей на ухо. — Я не дам тебе упасть. -

Слова были двусмысленны, но Огюстина предпочла не обращать на это внимания. Всё, что она хотела сейчас — это наслаждаться каждым мгновением. Наверное, это было малодушие с её стороны — желать провести с ним как можно больше времени и в тоже время стремиться оградить своё сердце.

Но она была реалисткой. Она собиралась вернуться домой и, если сейчас позволить себе отпустить свои чувства, в итоге всё закончится лишь глубокой болью.

Огюстина расслабленно откинулась на его грудь. Рука Кирса, удерживая, плотно обвилась вокруг её туловища. Она чувствовала за собой тяжелые удары его сердца, твердую выпуклость его возбуждения. Её груди набухли и натянули ткань жилета. Огюстина закусила губу, чтобы удержаться и не застонать вслух. Каждое движение каморса заставляло её интимное местечко тереться о седло. Это было невыносимо и невероятно возбуждало.

Это было форменное сумасшествие. Раньше Огюстина почти не думала о сексе, пока не начались эти эротические грёзы два месяца назад. И уж конечно не предавалась этому делу столько, как с момента прибытия сюда. Внезапно, осознание того, что это случилось не далее чем вчера, едва не вызвало у неё шок. Казалось, что она пробыла здесь намного дольше. Однако причина этого по большей части лежала как раз в этих грёзах. Оба мужчины были так знакомы, словно она провела с ними вместе уже довольно много времени.

Её мысли, так же как и тело, были в смятении. Она знала, что должна вернуться в свой мир, но часть её хотела остаться. Однако это было бы сказкой, а не действительностью.

Действительность же состояла в том, что она увлеклась в сексуальном плане двумя мужчинами, но ни она их, ни они её по-настоящему не знали. Для того чтобы это случилось, потребовались бы месяцы, а то и годы.

Разве не так?

— Держись, — перебил Кирс её измышления. Ничего не объяснив, он подал животному какую-то негласную команду. Каморс рванулся вперёд словно пуля из ружья, перейдя от спокойной рыси на полную скорость за считанные секунды.

Огюстина коротко вскрикнула, когда животное помчалось прочь от города в сторону пустыни. Ветер трепал её короткие волосы, тугие струи тёплого воздуха хлестали по голым рукам.

Кирс держался в седле с непринуждённой лёгкостью, спокойно и уверенно. Он крепко удерживал её одной рукой, и постепенно она начала расслабляться.

— Посмотри на пустыню, познай красоту этого мира. Здесь не только песок, здесь есть жизнь. Растения и животные, которые делают свои убежища в этой засушливой земле. За пустыней лежат горы и обширные леса. А по ту сторону гор, говорят, находится цветущий мир, где произрастает множество самых разнообразнейших растений.

— Ты никогда не был там?

— Нет. Чтобы добраться туда, потребуется больше пяти полных лун, — рассказывая, Кирс положил подбородок на её макушку. — Дважды в год оттуда приезжают купцы, привозят свои товары и покупают наши, чтобы отвезти их к себе домой.

В представлении Огюстины едва укладывался мир, где способ передвижения ограничивался ходьбой или использованием существ, подобных тому, на каком она сейчас ехала. Во многом он был примитивен, и всё же очень красив. Она уже заметила, что здесь не известно электричество — для освещения домов использовались фонари и свечи. На рынке продавали светильники и масло, а так же ароматические свечи, от которых у неё свербело в носу.

По многим параметрам жизнь в этом мире была намного элементарнее, чем на Земле. Но, тем не менее, казалось, что здешний народ обладает высоким уровнем культурного развития. Множество самых разных мыслей прошло через её голову во время этой поездки. Она не поняла, что они повернули назад, пока перед ними снова не показался город. Это было потрясающе, словно перед ними в пустоте находился огромный сверкающий драгоценный камень. Солнце лило на город свои палящие лучи, а прямо над ним стояла аметистовая луна, все еще видимая в полуденном небе.

К тому времени, как они подъехали к кораллю, Огюстина уже совсем запарилась и страдала от жажды, так что настроение у неё слегка понизилось. Тело всё ещё гудело от возбуждения, когда она спешилась с каморса. Она терпеливо ждала, пока Кирс, расседлав животное, отвёл его в загон, чтобы покормить.

— Спасибо. — Поездка оказала на неё потрясающее впечатление, такое никогда не забудется. И это было проблемой. Огюстина не собиралась забывать Кирса, как и время, проведённое здесь.

— Всегда пожалуйста. — Он взял её за руку, и они направились обратно в тот переулок, которым пришли сюда. Заметив пот у неё на лбу, Кирс нахмурился.

— Ты перегрелась, надо было сказать мне.

— Мне часто приходится бывать на жаре, — пожала плечами Огюстина. — Это не слишком меня беспокоит.

Кирс подвёл её к общественному водному источнику на углу одной из улиц и опустил в него керамическую чашу, зачёрпывая свежую воду.

— Пей.

Огюстина нетерпеливо взяла округлую чашу и припала к ней губами. Прохладная вода приятно освежила её пересохшее горло.

— Замечательно!

Кирс взял у неё чашу, наполнил её и начал пить сам. Кадык на его горле слегка двигался в такт глоткам. Он вернул чашку на место на краю источника и снова взял её за руку. Идя с ним рядом, она уже потихоньку привыкала, что их пальцы сплетены. Кирс был контактёром. Неудивительно, что он был так хорош с каморсами.

Пройдя несколько переулков, они оказались в более спокойной части города. Здесь было меньше людей, жилые дома и деловые здания располагались на большем расстоянии друг от друга. До её ушей донёсся тяжелый лязг металла о металл. Равномерный стук почти походил на песню, так мелодично он звенел.

Кирс остановился перед дверью в здание. Звук раздавался где-то внутри. Он повернулся к Огюстине и взял её за плечи.

— Рорик борется со своей судьбой, как и ты. Это не означает, что в нём меньше заботы и внимания, чем во мне. Иди к нему. Поговори с ним.

Наклонив голову, он поцеловал её в лоб, а потом в губы. Это был мягкий поцелуй. Прощальный поцелуй.

— Мы ещё увидимся в храме. Рорик отведёт тебя к Оливии.

Прежде чем она успела возразить, Кирс повернулся и ушел прочь, — плечи широко расправлены, голова гордо и высоко поднята. Назад он не оглянулся.

Огюстина смотрела, как он уходит, и чувствовала, будто в ней оборвалась какая-то жизненно важная спасительная нить. С Кирсом было легко. Удобно. С человеком, находящимся в этом здании — совсем нет. Её чувства к Рорику были намного сложнее.

Огюстина чуть не побежала за Кирсом, требуя, чтобы он сам отвёл её к Оливии. Но сдержалась. Если бы она не увиделась с Рориком наедине в последний раз, то потом жалела бы об этом всю жизнь. Внутренне собравшись перед тем, что должно последовать, Огюстина расправила плечи и, шагнув в прохладную тёмную комнату, пошла на звук доносившихся ударов.

Рорик был поглощен своей работой и не заметил её прихода, так что она могла спокойно стоять в тени и незаметно наблюдать за ним. Обнажённое до пояса, его туловище поблёскивало от пота, когда он поднимал тяжёлый молот правой рукой и с силой опускал его вниз. Кусок металла, с которым он продолжал работать, был настолько раскалён, что светился. Удерживая его в нужном положении клещами, Рорик без устали наносил удар за ударом, придавая металлической детали необходимую форму.

Его длинные чёрные волосы были стянуты на затылке, лицо сосредоточенно напряжено. Огюстина поняла, что он использует свою силу не полностью, контролируя её, чтобы не повредить металл. Наконец, он поднял деталь и внимательно осмотрел её. Видимо удовлетворенный, Рорик опустил её в бочку с водой, и металл зашипел, остывая.

Положив деталь на верстак и бросив рядом с ней молот, он повернулся лицом к Огюстине. Всё это время он прекрасно знал, что она здесь.

— Что ты тут делаешь?

Да уж, не самое дружественное из приветствий.

— Меня привёл Кирс.

Его губы сжались, пальцы согнулись. Значит, эта затея ему не по нраву. Ладно, тем хуже для него. Огюстина прошла вперед, с интересом разглядывая рабочее пространство кузницы.

— Чего ты хочешь? — Рорик встал перед ней, скрестив руки на груди. Движение подчеркнуло могучесть его бицепсов и плеч.

— Хотела посмотреть, где ты работаешь, чем занимаешься. — Если честно, она просто хотела провести с ним время. Даже неприветливый, он всё равно затрагивал что-то в глубине её души. Она догадывалась, что его гнев базируется на страхе. На страхе перед тем, что она здесь и на том, что это означало для него.

Огюстина не могла понять, почему Кирс воспринимает её лучше, чем Рорик. Вообще-то, как она полагала, это не так уж и важно. Ещё несколько часов — и её здесь не будет. В животе что-то сжалось, но она проигнорировала это.

Рорик промолчал, но продолжал наблюдать за нею, отслеживая каждое её движение, пока она обходила помещение.

— Над чем ты работаешь?

Вздохнув, Рорик провёл ладонью по лицу.

— Это металлический ларец для купца.

Огюстина внимательно рассмотрела сундучок. Он был великолепен. Словно миниатюрный драгоценный ларчик.

— Поразительно! — Проработка деталей была очень сложной, и она догадывалась, что он, должно быть, потратил немало часов, занимаясь этим изделием. Несомненно, Рорик был очень талантлив.

— В этом нет ничего особенного. — Он равнодушно пожал плечами.

Для него может, и не было, но для неё это было потрясающе. Огюстина с легкостью могла себе вообразить, как он стоит перед наковальней многими часами подряд, продолжая работать над своей задумкой.

Сейчас она была к нему очень близко. Так близко, что могла почувствовать тепло его кожи, запах дыма, железа и мужчины.

У Рорика были невероятные глаза. Черные, настороженные, опушенные длинными ресницами, которым следовало бы выглядеть женскими, но вместо этого они только подчеркивали его мужественность.

На его теле нигде не было ни единой унции жира. Все его мускулы, кости и сухожилия были сложены в самых великолепных пропорциях.

— Что ты делала с Кирсом?

От его вопроса лицо Огюстины вспыхнуло. Ничто не заставит её проговориться о том, что случилось давеча в холле его дома.

— Он предложил мне посмотреть каморсов, а потом взял меня на прогулку верхом.

— Кто бы сомневался в том, что он взял, — буркнул Рорик. Он рванул шнурок со своего затылка и шагнул к большому ведру с водой. Низко нагнувшись над ним, Рорик поплескал водой себе на лицо, руки и грудь. Когда он выпрямился, по груди скатывались ручейки воды. И Огюстине жутко захотелось слизать их.

Ей потребовался один момент, чтобы понять, что подразумевал Рорик. Когда же до неё дошло, Огюстина почувствовала, что её лицо стало ещё горячее. Ей нечего было стыдиться. Она одинокая взрослая женщина. И она могла иметь интимные отношения с любым, кого бы ни захотела. Кроме того, Рорик сам не соизволил остаться с ней.

Он взял полотенце, вытер лицо и шею, и отбросил его в сторону.

— Чего ты хочешь на самом деле, Огюстина?

Звук её имени на его устах заставил её сердце болезненно сжаться. Она совершила ошибку, придя сюда. Она даже не была уверена, почему так хотела увидеть его. Рорик был сложным, резким, неприветливым и…, она вздохнула. А ещё он был страстным, нежным и любящим, когда хотел таким быть. В своих грёзах она видела примеры этому, и не раз.

Но видно грёзы значительно отличались от действительности.

— Я ничего не хочу. Мне не следовало появляться здесь. — Она подразумевала не только помещение, где он работал, но и сам T’ар Таль. Если бы в её силах было вернуть время вспять, она никогда не надела бы ожерелье Оливии. Повернувшись, Огюстина направилась к двери.

Сердце кричало — вернись, дотронься до него в последний раз! Не оборачиваясь, она распрямила плечи.

— Мне жаль, если я обеспокоила тебя.

Он выругался, длинно и непристойно, слова были настолько грубыми, что она отшатнулась. Но всё равно продолжала идти. Тяжелая рука рванула её за плечо, разворачивая назад. Грудь Рорика вздымалась от ярости, его руки сжались вокруг её предплечий.

— Ты понятия не имеешь, что твоё присутствие сделало мне. — Гнев вибрировал в каждом слове, которое он произносил.

Огюстина уже устала от игр и загадок.

— Что я сделала тебе? — её голос сочился раздражением. Он был не единственным, кто разозлился до чёртиков. — Я не просила об этом. Я не просила, чтобы меня выдернули из моего дома и перенесли в чуждый мне мир. Я не просила этих месяцев эротических снов, которые изменили мою жизнь. Как, черт возьми, у меня могут быть теперь нормальные отношения с кем бы то ни было после того, как я познала тебя и Кирса? — Дёрнув плечом, Огюстина вывернулась из его хватки. — Твоя жизнь? — рассвирепев, едва не завизжала она. — А как насчёт моей жизни?

Рорик взял её за подбородок, его пальцы удерживали её достаточно крепко, чтобы она не могла двинуться, но не настолько, чтобы причинить боль. Как всегда, он прекрасно сознавал свою силу.

— Ты можешь вернуться к своему отшельничеству, снова копаться в пыли, писать свои книжки и прятаться от жизни.

Его слова ранили Огюстину сильнее, чем когда-либо он мог физически. Значит, так он думает о ней? Что она прячется от жизни? Тяжелый ком разместился у неё под ложечкой, когда тоненький голосок где-то на задворках ее головы сказал, что возможно он прав. Она с раздражением заткнула этот голос куда подальше.

— Я упорно трудилась, чтобы достичь той жизни, которая у меня есть. Добиться этого в области, в которой доминируют мужчины, будучи в иностранных государствах, где культурные традиции далеко не всегда благосклонны к женскому полу — для женщины не так-то легко. Работать в течение многих лет, чтобы заслужить какое-то уважение. — Теперь Огюстина часто и тяжело дышала, сердце бешено колотилось. — Ты обвиняешь меня в том, что я прячусь, но мне кажется, что прячешься именно ты. От чего ты скрываешься?

Пальцы Рорика чуть напряглись. Он выругался и отпустил ее, его руки, сжатые в кулаки, опустились вдоль тела.

— Ты хочешь узнать, от чего я скрываюсь? — Он засмеялся, но это не был приятный звук. Это был горький и опасный смех.

Огюстина на мгновение испытала страх, но она твёрдо верила, что Рорик не причинит ей вреда. Она зашла уже так далеко, что пути назад не было.

— Да, я хочу знать. Что ты скрываешь вот здесь? — она положила ладонь на его сердце, успокаивая его тяжёлое глухое биение.

Рорик ненадолго прикрыл глаза. Когда он открыл их снова, они были пусты. В них не было даже частицы эмоций. Ни возмущения, ни боли, ни горя — только бесконечная пустота. Что бы ни предстояло ей узнать, Огюстина догадывалась, что хорошего в этом будет мало.

— Ты знаешь, почему так вышло, что Кирс вырос как мой брат?

— Нет, — покачала головой Огюстина. — Я знаю, что он — твой кузен. Я полагала, что его родители умерли.

Голова Рорика упала вперед, как если бы она стала слишком тяжелой для его шеи, чтобы держать её прямо. Он потер свой затылок и сделал глубокий вдох, прежде чем посмотреть Огюстине в лицо.

— Я убил их.

Огюстину обдало жаром, а потом леденящим холодом, когда его слова дошли до её сознания.

Это невозможно! Рорик любил своего двоюродного брата, в этом она не сомневалась. Быть того не может, чтобы он убил своих тетю и дядю.

— Я не верю тебе. — Огюстина хотела сказать это громко и отчётливо, но получился лишь шепот.

Он продолжал говорить, как будто не слыша ее.

— Это было так давно. — Его пристальный взгляд ушёл в себя, словно рассматривая картину, доступную лишь ему. — Я поехал навестить их в Маррок. Он находится в трёх днях езды отсюда, и я был очень взволнован.

— Сколько лет тебе было?

— Десять. — Его взгляд буквально хлестнул по ней.

Ещё совсем юный. Её сердце болело за ребенка, которым он был, и за мужчину, которым он стал.

— Кирс и я допоздна не ложились спать, всё шептались и играли. Мой отец дал мне с собой нож, мое личное оружие в эту поездку. Для защиты. Я стал хвастаться им. Нам в это время полагалось спать, но мы зажгли свечу, чтобы лучше разглядеть нож.

Огюстина не могла оторвать от него взгляд. Её рукам очень хотелось обнять Рорика, но она знала, что он отвергнет любое проявление сочувствия с её стороны.

— Что же случилось? — Она заставила свой голос звучать негромко. Успокаивающе.

— Кирс хотел рассмотреть лезвие, но я не давал. Он потянулся за ножом, я отдёрнул свою руку и ударил по свече. Она скатилась на пол и отлетела под занавески, где их сразу охватил огонь. Я спрыгнул с кровати и попытался сбить пламя, но оно, казалось, продолжало расти ещё выше.

Чтобы удержаться от вскрика, Огюстина прижала руку к своим губам, когда на неё навалился весь ужас ситуации.

— Маррок отличается от Тарноса. Их дома построены главным образом из дерева. Мы бились с огнём своими одеялами, а Кирс изо всех сил кричал своему отцу. Но дядя Фарак отозвался не сразу. Чтобы отметить мой приезд, было устроено празднество. Съехалось много гостей, чтобы вдоволь поесть, выпить и повеселиться.

— Когда дядя Фарак заметил огонь, он приказал нам убраться из дома. Мы хотели остаться. Бороться. Ему пришлось практически тащить нас прочь. Я довольно далеко отбежал к кровати, чтобы захватить свой нож. Я не хотел потерять его. — Горечь окрашивала каждое слово, произносимое Рориком.

— К тому времени, когда дядя вытащил нас из дома, огонь сильно распространился. Мужчины собрались, чтобы бороться с огнем, а дядя вернулся в дом за моей тётей. Больше они оттуда уже не вышли. — Взгляд, который он послал ей, был полон отвращения к самому себе. — Нож. Я променял жизнь своих тёти и дяди на нож.

— Нет, Рорик. — Огюстина положила ладонь на его руку. Она была столь же твердой и неподатливой, как металл, с которым он работал в кузнице. — Это был несчастный случай. Ужасный несчастный случай. Это не было твоей ошибкой.

— Тогда чья же это ошибка?

— Здесь нет ничьей вины, Рорик. — покачала головой Огюстина. — Иногда плохие вещи происходят сами по себе, без всякой к тому причины. Никто не может объяснить почему. Просто такое случается.

Огюстина была рада, что он наконец открылся ей, что рассказал ей о своём прошлом. Но была одна вещь, которой она не понимала.

— Что связывает смерть твоих тёти и дяди с моим пребыванием здесь?

Он отступил назад, и её рука упала вдоль тела. Возникшее между ними расстояние было больше, чем просто физическим, и оно вызывало боль у неё в душе.

— Разве ты не видишь? Я не достоин. Недостоин тебя. Недостоин того, чтобы стать жрецом Богини Лэйлы. Жрецы и жрицы очень редки, в нашем мире к нынешнему времени их почти не осталось. Мой дедушка — последний из рода жрецов. Но глубоко в своём сердце я всегда чувствовал зов.

Мысли Огюстины пошли хороводом, пока она переваривала всё, что он сказал. Оливия объясняла ей это. Насколько отчаянно нуждался народ T’ар Таля в тех особенных людях, которые обладали способностью общаться с их божеством напрямую.

— Богиня привела тебя сюда не без причины. Возможно, это потому, что ты — одна из избранных, женщина, которая могла бы стать жрицей. Но почему она выбрала меня, чтобы обитать в твоих грёзах? Почему не просто одного только Кирса, или какого-нибудь другого мужчину?

Огюстина покачала головой, не зная, что тут ответить.

— Я скажу тебе, почему, — продолжил он. Его голос был тверд и горек. — Богиня пытается подтолкнуть меня к судьбе, которой я не хочу, пытается заставить меня признать то, что я и так знаю всю свою жизнь. Но я не гожусь для того, чтобы стать жрецом. Мне не подобает находиться в присутствии Богини. Я убил своих собственных родственников. Как я могу возносить священные призывы? Я не могу. И не буду. — Он впился в неё взглядом. — И никто и ничто не заставит меня передумать.

Если раньше в мыслях Огюстины ещё оставались какие-то сомнения в том, что Рорик хочет её ухода, то теперь их не осталось. Как видно, её прибытие сюда воскресило мрачных призраков его прошлого. Однако, хотя её душа болела за него, Огюстина знала, что разобраться с этим он должен самостоятельно.

Но Рорик был неправ. Он не был виноват в том, что случилось. Тот факт, что спустя все эти годы он всё ещё мучительно страдал из-за такого исхода, как раз и доказывал, насколько хорош он как человек. А ещё его несомненная преданность своему кузену… Именно чувство вины удерживало его от принятия того, чего он так очевидно желал. Может, он и не осознавал этого, но тон его голоса, когда он говорил о том, чтобы стать жрецом Богини, выдавал его. По её сердцу резанула тоска, на глаза навернулись слезы.

Огюстина пришла к решению. Кивнув головой, она повернулась к нему лицом.

— Я не хочу добавлять тебе лишней боли, лишнего горя. Я оставлю T’ар Таль. — Она шагнула вперед, скользнув ладонями по его мускулистой груди.

Рорик накрыл её руки своими.

— Мне не нужна твоя жалость, — резко бросил он, однако руки не оттолкнул.

— То, что я чувствую сейчас — это не жалость, — Огюстина чуть ли не мурлыкала, подступая ближе и прижимаясь к нему бёдрами. Твердая выпуклость его фаллоса прильнула к её животу. Она знала, что он отвергнет любое проявление утешений с её стороны. Но это… Это он принял бы. Секс, соединение двух тел, — она надеялась, что этого он не отринет.

Для нее это было бы — заниматься любовью. Теперь Огюстина знала это. Она любила Рорика, так же как и любила Кирса. Было странно любить двух совершенно разных мужчин. Но если суметь приоткрыть множество слоёв их индивидуальностей, то окажется, что каждый из них — человек чести и твёрдого характера.

Огюстина проглотила готовые пролиться слезы. Время для них настанет потом. Она всерьёз опасалась, что будет плакать по этому мужчине ещё не один год. Однако прямо сейчас он был здесь, перед нею, и она могла предложить ему себя.

Это было бы в равной степени, как для него, так и для неё. Последнее слияние осталось бы в её памяти драгоценным воспоминанием, которое можно было бы извлекать оттуда холодными пустыми ночами все последующие годы.

Привстав на цыпочки, Огюстина скользнула ладонями по его плечам и, обняв за шею, потянула его вниз, к себе навстречу. Их губы соприкоснулись, и все мысли о прошлом, или будущем исчезли.

Было только сейчас. Этот единственный миг.

И он принадлежал им.