Чем ближе стрелка часов подбиралась к шести, тем сильнее становилось мое волнение. Я сидела за кухонным столом, просматривая фотографии на телефоне, и думала, как странно ужинать с Эммой, Джоном и кем-то, кто не является Лукасом. Я остановилась на фотографии нашей четверки перед камерой, обнимающих друг друга, корчащих глупые рожицы. Это всего один крохотный момент из нескольких лет, проведенных вместе, момент, который пролетел так быстро, что мы даже не заметили его ценности. Но проблема этих моментов в том, что, когда ты понимаешь, что их больше не будет, они становятся невероятно значимыми. Действительно, все, о чем Лукас и я говорили, стало теперь таким важным. Я бы хотела накрепко сохранить эти мгновения в памяти, но в этом-то и вся их суть: ты никогда не знаешь, когда каждый из них станет последним.

Нашим последним моментом вместе было утро того дня. Лукас собирался уходить в строительную компанию, а я должна была приступить к работе в баре. Мы вместе завтракали, это не было редкостью, однако так получалось не каждый день. Мы пили чай с тостами. На столе не было бекона, яиц, блинов или чего-нибудь необычного, просто старый добрый чаек и тосты, мы сидели за нашим маленьким сосновым кухонным столиком, играло «Радио 1». Это был невзрачный день, правда, ни холодно, ни жарко, только небольшой лучик солнца пробивался сквозь серые облака. Лукас был в рабочей одежде, потрепанных джинсах и футболке, его волосы были взъерошены после сна, а я все еще была в пижаме с волосами, собранными в пучок.

– Во сколько ты придешь? – я не просила его остаться дома; эта мысль даже не посетила меня. Я даже и подумать не могла, что это последний раз, когда я провожала его на работу. Я бы хотела вернуться назад во времени и заставить его остаться, но кто знает, уберегло бы это его или его отняли бы у меня каким-то другим образом? Когда твое время вышло, значит ли это, что другого пути быть не может?

– Наверное, к семи. Я переоденусь и приду в бар, – сказал Лукас. Он всегда приходил, чтобы повидаться со всеми, а потом мы вместе шли домой; иногда он еще и ел у нас.

Я кивнула, и он встал, убрал тарелки в раковину и наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку. Он пах нашим гелем для душа с магнолией. Подмигнул, взял со стойки ключи от машины.

– До встречи, детка.

Мы не сказали друг другу «я люблю тебя». Некоторые люди говорят это каждый раз, когда прощаются или вешают трубку, а мы – нет. Мы знали это и так; наша любовь окутывала нас, но мы не трепались об этом постоянно. Ночью меня настигла мысль, что я не сказала ему, что люблю, в то последнее утро, но, я чувствую сердцем, он знал об этом и любил меня. Никто из нас не знал, что это была наша последняя возможность сказать эти слова друг другу.

Ты никогда не знаешь, когда произносишь «я люблю тебя» в последний раз.

Я до сих пор жалею, что не говорила ему об этом чаще. Мне повезло: я любила и была любимой. Но не следовало принимать это как должное. Если посчастливиться когда-нибудь снова полюбить, я буду крепко держаться за это чувство, потому что знаю, что значит потерять его. Не думаю, что любить – значит отпускать. Это значит – ценить любовь, пока она есть в твоей жизни.

Я свернула фотографии и заблокировала телефон. Пора выходить.

Стук в дверь испугал меня, я открыла и увидела Роберта в черной рубашке и штанах. Он провел рукой по волосам, приветствуя меня.

– Я подумал, мы могли бы пойти вместе.

Я надела джинсовую куртку, взяла сумку, закрыла дверь, и мы отправились к Эмме и Джону. Я постаралась не думать о том, что теперь это еще больше похоже на свидание. Я знаю, что это – не свидание, и Роберт тоже знает. Надеюсь, что знает, во всяком случае. Я мельком взглянула на него, поняв, что он тоже молчит. Наверное, мы оба нервничали.

Вечер был прохладным. Солнце опускалось все ниже. Город был наполнен людьми, которые большую часть жаркого дня провели на пляже. Эмма и Джон жили в центре Толтинга недалеко от Хай-стрит в трехэтажном доме, похожем на тот, в котором жили мы с Лукасом. Окна их спальни выходили на пляж. Джон с широкой улыбкой распахнул для нас дверь.

– Хвала небесам, – произнес он, указывая себе за спину. – Она уже на кухне.

Он поцеловал меня в щеку, пожал Роберту руку и поблагодарил за красное вино. Джон подтолкнул меня вперед в сторону кухни и повел Роберта в гостиную.

Их дом был наполнен всякой всячиной. Они постоянно собирали безделушки. Везде были фотографии, множество подушек и непонятное изобилие часов. Стены белые, пол покрыт полированным деревом, но все невероятно загромождено. Дом пропах духами Эммы, но сегодня этот аромат был смешан с ароматом баранины. Я открыла дверь в кухню.

– Эй-эй!

Эмма повернулась.

– Он пригласил тебя только для того, чтобы ты помогла мне готовить, так ведь?

Я рассмеялась:

– Ты снова подслушивала его телефонный разговор, так ведь?

Она пожала плечами:

– За ним нужен глаз да глаз. Вино на столе. Я думаю, что все получается, но рецепт просто бессмысленный. Вот почему у меня что-то не выходит: они делают рецепты, которым невозможно следовать. Кстати, он написан не на французском?

Я налила нам по бокалу и подошла к духовке. Уменьшила температуру, поскольку она выставила слишком высокую и баранина наверняка сгорела бы. Я вытащила посудину и заглянула внутрь. Выглядело неплохо, только немного водянисто. Я помешала и сгустила, добавив чуть больше вина и трав, прежде чем поставить обратно в духовку. После того как я убедила подругу, что все в порядке, и пообещала, что не расскажу Джону, что баранина без меня сгорела бы, мы направились в гостиную к Джону и Роберту.

– Все в порядке? – спросил Джон, глядя на меня с надеждой.

– Господи Иисусе, – сказала Эмма, толкая его локтем в ребра. – Я не безнадежна. Правда, Роуз?

– Будет очень вкусно, – ответила я дипломатично, садясь возле Роберта на диван напротив них.

Я сделала глоток вина и заметила, что Эмма без бокала. Она спрашивала Роберта о работе, и внезапно все звуки стихли… Я помню фото нашей четверки, на которое я смотрела дома, и некоторые моменты той ночи всплыли в памяти. Разговор о том, что девочка, с которой мы ходили в школу, уже родила ребенка. «Нам нужно забеременеть в одно и то же время», – твердила Эмма. «Вы не сможете справиться с этим вдвоем», – сказал Джон. «Уверен, наш малыш будет круче, чем ваш», – добавил Лукас, ухмыляясь.

Я вскочила и извинилась, выбегая в ванную. Мне нужно принять это. Я должна поддержать Эмму, но если они хотят завести ребенка, то… Мы не забеременеем в одно и то же время.

Я проглотила рыдания и умылась. Я не могу потерять лицо перед всеми. Я почувствовала себя ужасным другом. Вежливый стук заставил меня подпрыгнуть. Эмма приоткрыла двери, и я выругалась про себя, что не заперлась.

– Роуз?

– Со мной все хорошо, просто стало жарко, вот и все.

– Я всегда вижу, когда ты врешь, забыла? – я посмотрела в зеркало, глядя на ее отражение позади меня. Она выглядела такой взволнованной; я почувствовала вину. Я не хотела, чтобы это становилось между нами.

– Ты ведь не пьешь?

– Я слышала, что это может помочь.

– Ты не говорила мне об этом.

– Нет, – она присела на край ванны. – Я же вижу, как ты реагируешь, когда я упоминаю что-то, что имеет к детям какое-то отношение. Я просто подумала, ты не хочешь говорить об этом, не хочешь ничего знать. И мне понятно это, честно.

– Мы всегда обо всем говорим, – слабым голосом возразила я. Как же неприятно было осознавать, что будущий малыш мог встать между нами. Но я не знала, что делать. Мне не хотелось завидовать, не хотелось возмущаться. Она ни в чем не виновата. И мне это было прекрасно известно. Но оказалось сложно побороть собственные чувства.

Я медленно повернулась:

– Думаю, нам лучше вернуться в гостиную.

Эмма закусила губу и поднялась.

– Скажешь, если можно будет поговорить об этом?

– Не «если», а «когда», – пообещала я, надеясь, что для разговора я смогу в скором времени собраться с силами.

Эмма коснулась моего плеча и выскользнула. Я вытерла лицо, глубоко вздохнула и вернулась к гостям. Я чувствовала на себе взгляд Роберта и задалась вопросом, в каком виде я перед ним предстала. Осушив бокал до дна, я попыталась сконцентрироваться на происходящем.

– Отец даже не рассматривал вариант, что я не захочу с ним работать, – говорил Роберт Джону. – Ему сложно отказать. Но после университета работа в фирме пришлась кстати: он хорошо платит, но и требует сполна. И это касается не только работы, – в голосе Роберта зазвучали нотки горечи. Я услышала настоящую боль в его словах, хотя мне не было знакомо то, о чем он говорил, – мама всегда меня поддерживала и ободряла, но никогда ничего не навязывала.

– Разве он не желает тебе счастья?

Роберт повернулся ко мне.

– Не думаю, что он вообще задумывается о счастье… как, впрочем, и я. Но этим летом я вдруг стал думать над тем, насколько я счастлив и что бы сделало меня счастливым, – наши взгляды встретились, и внезапно я осознала, насколько он ни в чем не уверен. Он казался мне самоуверенным, даже немного пугающим, но сейчас выглядел, как растерянный мальчик.

– Ты разберешься с этим.

– Надеюсь.

Раздался звук таймера духовки, заставив нас обоих дернуться. Я взглянула на Эмму, которая, обменявшись улыбкой и взглядами с супругом, убежала на кухню. На минуту растерявшись, я последовала за ней; щеки продолжали гореть от пронизывающего взгляда Роберта.

Вчетвером мы принялись за еду за круглым столиком в их крошечной столовой. Наши плечи практически соприкасались. Мужчины и я выпили немало вина, и все мы наслаждались пюре с жарким. Эмма вспомнила, что не подумала о десерте, и высказала мне за то, что я не принесла пирог, когда я упомянула, что угостила им Глорию и Грэхема. Хотя я понимала, что на самом деле она довольна тем, что я снова готовлю. Но Джон где-то в кухонном шкафу обнаружил коробку конфет, которыми мы полакомились с бренди и кофе. Слегка опьяневшие, мы с Робертом ушли уже за полночь. Он предложил проводить меня. Эмма и Джон кричали нам вслед и махали на прощание до тех пор, пока мы не скрылись из виду. Мы направились в сторону моего дома. Путь освещала луна.

– Здорово сегодня было, – нарушил приятное молчание Роберт.

– Я рада, – слегка пошатываясь, я поднялась на тротуар. Я сильно перебрала. – Можно кое-что спросить?

Он кивнул, хотя слегка забеспокоился.

– Как так вышло, что ты приехал один? Я имею в виду, что это не похоже на типичное летнее времяпрепровождение для человека вроде тебя.

– Вроде меня? – он коснулся моей руки, чтобы удержать меня в равновесии, и я взяла его под руку, с благодарностью опершись на него.

– Ну… неженатого, с приятной внешностью, обеспеченного…

– С приятной внешностью, значит? – он с ухмылкой взглянул на меня.

Я неопределенно взмахнула рукой.

– Перестань, ты понял, о чем я.

– Если ты спрашиваешь, почему я один, то я не знаю, что ответить. Я встречался с одной девушкой в университете – это длилось три года, и в какой-то момент я предположил, что нам стоит быть вместе и пожениться. Потом я вернулся домой, а она жила в Лондоне, и мы просто разбежались. Оглядываясь назад, я могу сказать, что это была не любовь. Будь по-другому, мы бы не разошлись.

– Но почему сюда? – я давила на него, до сих пор недоумевая, почему он захотел провести лето здесь.

– Как ты поняла, что Лукас был тем Единственным? – спросил он мягко, игнорируя мой вопрос.

– Я не знаю, есть ли Единственный, вторая половинка. Это звучит немного безнадежно. Я знаю только, что Лукас был моим лучшим другом и я любила его. Мы были вместе долгое время, и я не могла себе представить это как-то по-другому.

– Мне правда очень жаль, Роуз.

Мы шли по дорожке, показался мой дом, словно приветствующий меня своим видом. Я снова споткнулась.

– Хорошо бы здесь были какие-то фонарики, – пробормотала я, когда мы уже подходили к воротам. – Мне было весело сегодня.

– Я рад, – ответил он. – Дальше сама справишься?

– Думаю, да. Роб, как ты думаешь, жизнь дает только один шанс на любовь?

Роберт ненадолго задумался.

– Нет, я так не считаю. Думаю, если способен любить, всегда можешь быть любимым. – Он наклонился, и я задержала дыхание. Я замерла, не в силах пошевелиться, испуганная тем, что он может сделать, но он лишь провел своими губами по моей щеке. – До скорого?..

– Да, увидимся, – я выдохнула, в голове роились спутанные мысли, а сердце забилось от смешанных чувств.

– Сладких снов, Роуз. Ты их заслужила.