На следующее утро я страдала от сильнейшего в своей жизни похмелья, включая утро после моего двадцать первого дня рождения, когда мы с Лукасом пили на пляже, отключились прямо на песке и были разбужены морскими волнами, лижущими нам пятки. Стеная и пошатываясь, я выбралась из дома.

Чертова текила.

Я направилась в главный фермерский дом, где за длинным сосновым столом, заставленным блюдами для завтрака и бутылями с соком, собрались остальные. Сразу после меня появился Дэн, и мы сели за стол. Я налила себе черный кофе и положила на тарелку бекон, яйца и тост. Нужно было чего-то поесть, чтобы снова почувствовать себя человеком.

– Так, я посмотрел прогноз погоды – никогда бы не подумал, что сделаю это, – дождя не предвещается, так что, я подумал, мы можем начать первый полноценный день работы на свежем воздухе, – объявил Дэн, наливая себе кофе. К еде он не притронулся. – Я не занимаюсь никакими бредовыми упражнениями, которые заставляют делать в художественной школе, типа нарисовать себя в виде дерева или что-то еще.

– Поэтому вас оттуда попросили? – с улыбкой спросила Пэм-Голубая-Лента-В-Волосах до того, как поняла, что она только что произнесла, и приоткрыла в ужасе рот. Хоть, по ее словам, ей и недоставало уверенности в рисовании, в словах она не стеснялась, чем, должна сказать, вызвала мое восхищение. Воцарилось напряженное молчание; все смотрела на Дэна, ожидая, как он отреагирует. Все мы слышали истории об художниках и их манере поведения.

Дэн разразился смехом, и мы все сразу же расслабились и заулыбались.

– Вообще-то да. В художественной школе обучают технике, но не тому, как стать художником. Им либо рождаешься, либо нет. Все дело в страсти к предмету.

Я отхлебнула кофе, пропуская через себя его слова, и вспомнила, как моя учительница рисования говорила, что я не вкладываю себя в работу. Была ли я рождена художницей? Могла ли стать такой же великой, как Дэн? Я находилась в самом подходящем месте, чтобы в этом разобраться. Однако это не освободило меня от внутренней нервной дрожи при мысли о необходимости изобразить свои чувства. Для того чтоб это сделать, я должна была изучить их, пережить их снова. Я должна была погрузиться в них. А я каждый день с той самой кошмарной ночи старалась делать обратное.

После завтрака мы выдвинулись вслед за Дэном через поля к лесистому участку. С собой мы взяли только блокноты и ручки. Он сказал, что перед тем, как начать работу, мы должны составить план. Насчет погоды он оказался прав: было ясно, сухо и солнечно. Однако дул прохладный ветерок, поэтому все были в куртках.

– Я вообще-то никогда не была любителем времяпрепровождения на улице, – поделилась со мной Джулия, пока мы добирались до группы деревьев. Ее золотисто-каштановые волосы вились вокруг плеч на ветру. – Муж постоянно пытается уговорить меня отправиться с детьми в поход с палатками, но я не представляю, как бы я выжила, – произнесла она, нервно поглядывая на темный лиственный шатер, раскинувшийся над нами.

– Я выросла в прибрежном городке, так что кучу времени проводила на свежем воздухе. Так вы и не рисуете на улице?

Передернувшись, она покачала головой.

– А как же жучки? – спросила она, вызвав у меня приступ смеха.

– Пребывание на улице всегда вселяет в меня надежду, – сообщил Питер, оборачиваясь к нам. Сегодня он был в слаксах. – Что бы ни случилось в жизни, природа останется неизменной. Времена года сменяют друг друга, солнце сменяется дождем, все умирает и возрождается. Сентиментально, да?

– Мне нравится эта мысль, – заверила я его. – Меня саму всегда вдохновляла природа. Хотя в последнее время не очень.

– Может, не в том месте искали вдохновение? – предположил он.

Я мысленно поинтересовалась, найду ли я такое место здесь.

Дэн нашел поляну. Мы направились к нему; под ногами хрустели ветки. Он разложил одеяло, на котором все расселись в круг.

– Ну что ж, я всегда стараюсь поставить себе какую-то цель на время пленэра. Думаю, создать нечто достойное за время пребывания здесь – стоящая цель, как вы считаете?

Мы все закивали, пробормотав, что согласны.

– Так, и чем вы займетесь? Я бы хотел, чтоб вы нарисовали то, чего вы больше всего боитесь. В конце концов, этому и посвящен наш пленэр – нашим наибольшим страхам. Вы уже рассказали, почему вы здесь, но я хочу, чтобы вы изобразили то, что всегда избегали изображать, и то, какие чувства у вас это – что бы это ни было – вызывает. Слова вроде «злость», «гнев», «больное место», «боль» – самые подходящие ключевые слова, которые могут подсказать вам идею для рисунка, – он подмигнул нам. – Мне они помогали в прошлом, и не раз.

Он закончил речь, мы погрузились в молчание. Каждый пытался решить для себя, что он будет рисовать. Я уставилась на чистый лист. Всегда есть что-то немного пугающее и в то же время волнующее, когда смотришь на чистый лист. Потенциал для реализации множества возможностей, и вместе с тем беспокоящая перспектива того, что ты не сможешь в итоге ничего выдать.

Я боялась стольких вещей. Исследования того темного пространства, в котором жила после смерти Лукаса. Я испытала столько горя и в то же время злости от того, что его отняли у меня таким образом. Потеряв его, я потеряла саму себя.

Я боялась возвращаться в ту тьму.

Выяснение правды о Роберте снова наполнило меня злостью. Меня предали. Я чувствовала горечь из-за того, что, пережив однажды столько боли, мне пришлось снова справляться с ней. Я открыла ему свое разбитое сердце, позволила меня исцелять. У меня возникла искорка надежды, что я могу снова полюбить.

Теперь эта надежда кажется такой несбыточной.

Но она была.

Эти темные времена позади, и мне неохота когда-либо к ним возвращаться. Я записала ключевые слова, следуя совету Дэна. Он ходил между нами, глядя, как мы пишем, но я не замечала его. Я абстрагировалась от целого мира и заглянула в самую глубину своего сердца.

Страх, гнев, одиночество, предательство, неуверенность, тоска, скорбь.

Но я также заставила себя записать, что я чувствовала до признания Роберта и нашего отъезда из Толтинга.

Страсть, искра, тепло, надежда, счастье, свет.

Две крайности. Роберт и Лукас. Две половинки моего сердца. В моей голове сформировалась идея: а как бы выглядел рисунок моего сердца? Я больше не могла просто писать пейзажи. Я должна была написать что-то значимое, что-то настоящее.

Я взглянула на солнечные лучи, просвечивающие сквозь листву деревьев, и мысленно отправила в небеса послание, полное надежды и желания, чтобы все было хорошо.