Экспедиция в Восточный лес, день 37. Сегодня случился настоящий прорыв! Мои попытки изучать человека в его естественной среде обитания наконец-то принесли свои плоды. После нескольких недель терпеливого наблюдения со стороны мне удалось завоевать доверие небольшого племени диких людей. Они явно становятся все более и более спокойными в моем присутствии…

Джана сидела на корточках посреди высокой травы на поляне и держала в протянутой руке яблоко. Все ее мышцы под оливково-зеленой походной одеждой жалобно ныли от неудобного положения, но любопытная молодая шимпанзе боялась пошевелиться и вспугнуть слишком чутких людей. Сейчас их племя как раз лениво отдыхало в тени огромных деревьев с раскидистой кроной, растущих метрах в пятидесяти от нее. Изнывая от жара полуденного солнца, Джана завидовала людям, но продолжала внимательно наблюдать за их поведением. Ее интересовало все: как они расчесывают друг друга, ухаживают друг за другом, собирают пищу, заботятся о детях и тому подобное.

Если бы только подобраться еще чуточку поближе…

Яблоко привлекло внимание одной беременной самки, которую Джана окрестила «Льняной» за характерный цвет ее волос, похожий на цвет кукурузного рыльца. Отбившись от племени, самка опасливо приблизилась к Джане и замерла в нескольких метрах от исследовательницы. На плоском невыразительном лице женщины отражалось замешательство. Ее раздутое туловище покрывала небрежно повязанная шкура животного. Не сводя глаз с угощения, она жадно облизала губы.

«Давай же, не бойся, еще чуть-чуть…» – мысленно уговаривала Джана самку, стараясь не шевелить губами.

Исследовательница на своем горьком опыте успела убедиться, что люди гораздо чаще опасаются обезьян, чем интересуются ими.

«Ну, давай же, я тебя не трону…»

Джана задержала дыхание, а Льняная очень осторожно подкралась вперед. Сейчас они находились практически лицом к лицу. Голодная самка, евшая за двоих, молниеносным движением руки попыталась схватить яблоко, но в то же мгновение ее отдернул назад взрослый мужчина, неожиданно выросший за самкой и испугавший Джану. Его внушительная фигура нависла над испуганной исследовательницей, которая мысленно укоряла себя за то, что перестала приглядывать за остальным племенем.

Кто знал, что люди умеют передвигаться настолько бесшумно или что они настолько готовы защищать своих сородичей?

Этого мужчину Джана узнала сразу. Рваное Ухо, прозванный так за старую рану, полученную, скорее всего, в драке с другим самцом, был основным партнером Льняной, и, предположительно, отцом ее ребенка. Джана видела, как в последние несколько недель они явно ухаживали друг за другом, хотя, насколько она могла судить, люди не отличались строгой моногамией. Его покровительствующее поведение подтверждало догадки о его отцовстве и заставляло задуматься об особенностях образования пар в человеческих племенах. Чем руководствовался в своем поведении Рваное Ухо? Хотел ли он сохранить за собой эту самку, защищал ли он свое потомство, или же это было сочетание разных мотивов?

Льняная стремглав бросилась обратно к племени, лишь на мгновение обернувшись, чтобы в последний раз бросить взгляд на яблоко, но Рваное Ухо задержался, подозрительно оглядывая Джану с расстояния в несколько шагов. Джана невольно поморщилась от исходящей от него сильной вони. На какую-то секунду она позабыла о своей научной любознательности и испытала отвращение, смешанное со страхом. В конце концов, перед ней стояло дикое животное, а даже самые миролюбивые животные впадают в ярость, если считают, что их потомству что-то угрожает.

С собой в экспедицию Джана в целях безопасности взяла небольшой пистолет, но у нее так и не вошло в привычку брать с собой оружие, отправляясь на практическую работу. В настоящее время ее пистолет лежал в полумиле отсюда, надежно спрятанный в палатке.

Это могло оказаться ошибкой.

Собравшись с духом перед возможным нападением, она вглядывалась в голубые глаза Рваного Уха, пытаясь понять его намерения, несмотря на всю пропасть, разделявшую обезьяну и зверя.

«Ты не должен бояться меня. Я тебя не обижу».

Напряженное мгновение тянулось целую вечность. Потом мужчина резким движением выхватил у нее из руки яблоко и бросился к остальным. Джана вздохнула с облегчением, но одновременно ощутила и восторг. Сегодня люди подошли к ней практически вплотную. Да, пока что такие контакты редки, но тем не менее прогресс налицо.

«Так и должно быть, шаг за шагом, – подумала Джана. – Город не сразу строился».

Наблюдая издалека, она с любопытством заметила, как Рваное Ухо поделился яблоком с Льняной. Насколько знала Джана, еще ни один ученый не зафиксировал документальных подтверждений того, что между людьми существуют такие тесные связи. Исследовательнице не терпелось вернуться в свой лагерь и записать это наблюдение. Мысленно она уже составляла доклад в Министерство науки.

«Только бы дождаться, пока доктор Зорба прочтет мои записи!»

Ее размышления прервала дрожь земли под ногами. Увлекшись своими идеями, Джана не сразу поняла, что дрожит земля от топота тяжелых копыт.

– О нет, – воскликнула она вслух. – Только не сейчас. Только не снова!

Вскочив на ноги, она побежала к людям, размахивая руками и крича во все горло.

– Бегите! Бегите прочь! Идут охотники!

Джана и не надеялась, что люди поймут ее слова, но ее крики и оживленное поведение возымели эффект. Люди вскочили и побежали врассыпную, скрываясь в окружавшем поляну густом лесу. Джана бежала за ними, пытаясь запугать их и тем самым угнать их как можно дальше от надвигавшейся опасности, даже несмотря на то, что ей очень не хотелось этого делать.

«Проклятье! Они только начали привыкать ко мне!»

Воинственный звук охотничьего горна подтвердил ее страхи. Сюда направлялся отряд горилл. Сидя верхом на своих лошадях и размахивая винтовками, обезьяны ворвались на поляну, топча заросли высокой травы.

– За ними! – приказал капитан отряда. – Не дайте им скрыться!

Этого капитана звали Атлас, и Джана его слишком хорошо знала. Они неоднократно спорили и вступали в стычки по поводу людей, обитавших на этой территории.

– Прекратите! – закричала она, преграждая путь охотникам и надеясь хотя бы ненадолго задержать погоню. – Оставьте их в покое!

Гориллы продолжали прибывать. На какую-то секунду Джане показалось, что они действительно затопчут ее, но они в последнее мгновение повернули своих скакунов в сторону. Дернув поводья, Атлас остановился и зарычал на нее сверху:

– Ты, безумная шимпанзе! Как ты смеешь мешать нашей охоте?

– Это вы всем мешаете! Ты и твои кровожадные приспешники!

Черты лица Атласа исказила ярость, и на мгновение он показался гораздо более диким, чем люди, которых он преследовал. Он занес руку, словно собираясь ударить шимпанзе, но вместо этого просто рявкнул:

– А ну прочь с дороги!

Обернувшись, он подал знак своему отряду двигаться дальше.

– Чем дольше погоня, тем желаннее добыча. Продолжаем охоту!

С гиканьем и улюлюканьем гориллы поскакали галопом за людьми, оставив Джану на поляне одну беспокоиться о судьбе «ее» людей. Она молила только о том, чтобы Льняной и Рваному Уху удалось сбежать от охотников, но она прекрасно знала, что Атлас и его гориллы не собираются возвращаться с пустыми руками. Они не успокоятся, пока каждый из них не получит достаточную долю добычи и трофеев.

Из леса донеслись звуки выстрелов.

При виде мрачных и кровавых последствий охоты желудок Джаны едва не вывернулся наизнанку, а в горле застрял комок. Мертвые люди висели вверх ногами на наспех сооруженных из дерева рамах. Еще больше трупов валялось кучами на траве; к их уже начавшим разлагаться останкам слетались мухи. От такого зрелища стало бы плохо любой приличной обезьяне, но Атлас с товарищами только торжественно стучали кулаками по груди и хлопали друг друга по плечам, позируя с трофеями перед фотоаппаратом. Джана поморщилась от отвращения.

Что за удовольствие убивать беззащитных животных?

– Отличная охота! – хвастливо воскликнул Атлас, но энтузиазм его немного снизился при виде Джаны, входящей на залитую кровью поляну. – А ты что здесь делаешь, шимпанзе?

Джана и сама не до конца это знала. Ей казалось, что она своими глазами должна увидеть, что охотники сотворили с племенем, а также оценить, сколько людей погибло. Пока что среди трупов она не заметила Льняной, но некоторые другие выглядели в разной степени знакомыми. Внутри Джаны закипал гнев. Кто-то должен дать отпор охотникам и выступить против такой жестокости.

– Поздравляю с впечатляющими достижениями, капитан, – сказала она насмешливым тоном. – Вооруженные обезьяны верхом на лошадях победили кучку испуганных, беззащитных животных. Вам с помощниками поистине есть чем гордиться.

Ее сарказм подействовал даже на такую толстокожую гориллу, как Атлас.

– А тебе-то что за дело? – проворчал он. – Это всего лишь грязное зверье.

– То, что они всего лишь животные, не означает, что их можно расстреливать ради развлечения. Они даже не хищники. Они питаются орехами, корнями и ягодами.

– И что с того? – пожал плечами Атлас. – Для чего они еще пригодны, как не для охоты?

Помощник Красса подошел с трупом человека на плечах и сбросил его в кучу к другим. У Джаны перехватило дыхание. Это был Рваное Ухо.

– Вы подонки! Мясники! – закричала она, не в силах больше сдерживаться. – У него была подруга! И должен был родиться ребенок!

– Что, завидуешь? – спросил Атлас, усмехнувшись.

Услышав грубую шутку, другие гориллы громко захохотали.

– Пожалуй, будь у тебя муж, ты бы сейчас занималась другими делами, а не водилась с этими вонючими тварями.

– Какой еще муж? – подыграл своему начальнику Красс. – Какой шимпанзе в здравом уме возьмет ее в жены?

Лицо Джаны запылало от обиды и возмущения. Отвернувшись от окровавленных останков Рваного Уха, она надеялась, что Льняная вместе со своим нерожденным детенышем находится в безопасности.

По крайней мере, на время.

– Это варварство! – воскликнула Джана. – Нужно что-то с этим делать.

– Например? – спросил доктор Зорба немного удивленным тоном.

Министр науки – естественно, почтенный орангутан – восседал в кресле за рабочим столом в своем просторном кабинете, расположенном в одном из центральных зданий Города обезьян, в трех днях поездки до лесного лагеря Джаны. Самое почетное место на полках вдоль стен занимали Священные свитки, а в нише красовалась миниатюрная статуя Законодателя. Семейные фотографии на письменном столе говорили о том, что Зорба – уважаемый патриарх своего клана. Джана знала, что недавно у министра родился первый внук: здоровый малыш-орангутан по имени Зайус, первенец его сына Августа.

– Возможно, учредить какую-нибудь охраняемую территорию. Или что-то вроде убежища для животных.

– Убежище… для человека? – недоверчиво переспросил Зорба; на смену удивлению в его тоне пришло сомнение. – Люди – вредители, и вы это прекрасно знаете. Священные свитки совершенно ясно называют их паразитами, недостойными нашего внимания или нашей заботы. Сама мысль о том, что можно выделить таким бесполезным созданиям драгоценную землю, нелепа, не говоря уже о том, что ваше предложение невыполнимо по политическим причинам. Вообще-то люди в последнее время доставляют нам все больше хлопот, выбиваясь из-под контроля, совершая набеги на наши поля и заражая целые провинции…

– Но это только потому, что мы вторгаемся в естественную среду их обитания, – возразила Джана.

– Что только к лучшему, – сказал Зорба. – Это мир дарован нам, чтобы мы укрощали его и несли цивилизацию в дикие земли. Таково наше предназначение, и так говорил Законодатель много веков назад. Наша планета – планета обезьян, а не людей.

– Но это же не значит, что мы должны сидеть сложа руки и наблюдать за тем, как исчезает редкий вид? – взволнованный голос Джаны отражался от изогнутых глинобитных стен кабинета. – Нужно каким-то образом спасти его от вымирания.

Зорба вздохнул.

– Я ценю вашу увлеченность, но, признаюсь, никогда не понимал вашу заинтересованность этими животными. Вы обладаете тонким умом, тягой к знаниям, и перед вами открываются многообещающие перспективы после окончания обучения и практики. Зачем тратить свое время на каких-то бестолковых созданий, недостойных вашего внимания?

– Как бы объяснить? – задумчиво протянула Джана. – Меня всегда занимали люди, с тех пор как я, ребенком, впервые увидела выступление человека в цирке.

Она пыталась подобрать подходящие слова и аргументы, чтобы убедить достопочтенного орангутана.

– Возможно, мое любопытство пробуждает их поразительное сходство с обезьянами. В отличие от других животных – скажем, от лошадей или коров – в них проскальзывает нечто обезьянье.

– Ну, это вряд ли, – фыркнул Зорба. – Сравнивать людей с обезьянами – это, по крайней мере, оскорбление, если не ересь. Любое внешнее сходство этих животных с обезьянами в высшей степени обманчиво.

Его лицо приняло более строгое выражение.

– Перед тем, как вы отправились в эту экспедицию, я предупреждал вас против излишней привязанности к объекту исследований. Я допускаю, что изучение некоторых привычек и особенностей поведения человека может представлять практический интерес – например, поможет держать популяцию людей под контролем и управлять ими. Но мы не должны терять ориентиров и тем более не должны допускать, чтобы наш оправданный научный интерес превращался в одержимость.

Джане казалось, что она вынуждена спорить с незыблемыми каменными утесами Запретной зоны.

– Но они же занимают какую-то нишу в экосистеме. Разве мы не обязаны, как хранители этого мира, оберегать его природу и всех ее созданий?

Зорба оставался непреклонен.

– Вы слышали меня, Джана? Слышали, что я сказал?

Джане не хотелось сдаваться, и у нее в запасе еще были аргументы, но она осознавала, что напором ничего не добьется, особенно сейчас, когда министр занял совершенно определенную позицию. Если она надеется найти какой-то способ защитить людей, то не стоит выводить ученого из себя.

– Да, доктор Зорба. Я прекрасно поняла вас.

Теперь ей оставалось действовать на свой страх и риск.

Экспедиция в Восточный лес, день 45. Несмотря на мои попытки предупредить людей о приближении охотников (а может, и благодаря им), выжившие люди все более спокойно относятся к моему присутствию среди них. Льняная родила здорового ребенка и теперь всецело занята заботой о нем. Невозможно сказать, переживает ли она утрату Рваного Уха…

Брызги от водопада, оседавшие на лице Джаны, заставили ее подняться выше по скалистому склону с видом на озерцо, возле которого собрались люди, чтобы утолить свою жажду. Льняная нянчила своего малыша, а остальные выскабливали от жира звериные шкуры или разлеглись на нагретых солнцем камнях, чтобы понежиться на солнце. Джана с интересом наблюдала за этим процессом.

Тот факт, что люди, в отличие от других животных, заворачиваются в грубые шкуры, породил некоторые споры в научном сообществе. Общепринятое мнение гласило, что это всего лишь инстинктивное поведение, сравнимое с поведением птицы, строящей гнездо, или с поведением пчел, сооружающих соты. Но Джана задавалась вопросом – не служит ли это доказательством существования какой-то примитивной культуры, передаваемой из одного поколения в другое.

Она уж точно не собиралась винить людей в том, что они добывают шкуры других животных, потому что их собственные безволосые тела были слишком беззащитны. И в самом деле, если подумать, то можно прийти к выводу, что человек – самое слабое и неприспособленное создание, не имеющее никаких биологических преимуществ, которые помогали бы ему выживать. У него нет ни острых клыков, ни цепких когтей, никакой природной брони, ни даже противопоставленных больших пальцев на ногах, помогающих взбираться по деревьям. Духовенство, конечно же, утверждало, что человек был создан Дьяволом в насмешку над обезьяной, которая, разумеется, является подобием Бога, но Джане казалось, что это скорее неудачный эксперимент природы, возможно, обреченный на вымирание.

«Но только если я не сделаю все возможное, чтобы этого не допустить», – подумала она.

Ее размышления прервал резкий, пронзительный крик, похожий на крик обезьяньего малыша. Вздрогнув и оглянувшись, она заметила, что это кричит малыш Льняной. Впрочем, крик скоро оборвался. С изумлением Джана наблюдала за тем, как Льняная прижала ладонью рот своего малыша и ущипнула его пухлую ручонку с такой силой, что на ней должен был остаться синяк. Джана обеспокоилась, уж не задушит ли мать своего ребенка, но через несколько мгновений та открыла его рот. Жадно глотнув воздух, тот снова закричал, но его мать повторила наказание и снова ущипнула его – на этот раз даже сильнее.

Джана не верила своим глазам. В ее голове завертелись различные мысли по поводу того, свидетелем чего она стала.

Неужели?..

Рядом с ней от топота копыт со склона посыпались мелкие камешки и песок. Прозвучал выстрел, и сверху в озеро с громким всплеском упал несчастный подстреленный мужчина. По водной поверхности, бывшей несколько секунд назад такой спокойной и ровной, пошли волны с кроваво-красными разводами. Раздался звук рога, похожий на крик какого-то мифического демона или хищника.

«Охотники, – подумала Джана в ужасе. – Они снова нашли нас!»

Люди запаниковали, но, что было довольно разумно с их стороны, бросились бежать вверх по склонам, побросав шкуры. Джейн поразило, насколько тихо они передвигались. Даже перед лицом гибели эти существа сохраняли молчание, без малейшего стона, крика или повизгивания. Казалось, они совсем не умели издавать никаких звуков.

За исключением малыша Льняной чуть раньше…

Прижав младенца к груди, человеческая женщина бежала к водопаду у подножия скалы. Падающие струи и облака водной пыли служили неплохим укрытием.

«Умная девочка», – подумала Джана.

Поддавшись общему порыву и не желая терять из виду мать с ребенком, Джана торопливо засеменила вниз по склону и, едва сохраняя равновесие, запрыгала по камням к водопаду. Как и большинство обезьян, она не любила плескаться в воде, но наука требовала жертв. Морщась от попадавших на нее брызг, она скрылась за стеной воды.

Льняная уставилась на нее в испуге. Глаза ее тревожно расширились, и она крепче прижала к себе младенца. Джана прикрыла свой рот рукой в знак того, что она знает, насколько важно молчать.

«Можешь доверять мне, – подумала исследовательница. – Я не позволю причинить вред тебе или твоему ребенку».

Похоже, Льняная поняла ее знак. Вместо того чтобы броситься наутек, она прижалась спиной к камню, не сводя настороженного взгляда с шимпанзе, которая с каждой секундой намокала все сильнее. Джана оценила доверие самки человека, молясь о том, чтобы гориллы обошли их стороной. С ее волос и одежды падали капли, сбегая по телу холодными струйками.

Неожиданно в нескольких дюймах от нее от камня отскочила пуля, а это означало, что молитвы ее остались без ответа. Каменная крошка попала на лицо Джаны, отчего ее сердце забилось сильнее топота копыт горилл. Льняная свернулась калачиком вокруг своего младенца и задрожала всем телом. Джана почувствовала, что ее тоже охватила дрожь.

– Вон там! – донесся сквозь шум водопада выкрик гориллы. – Мне кажется, кто-то спрятался за водопадом».

«Проклятье! – подумал Джана. – Они все-таки нас выследили».

Оставался лишь один выход.

– Стой! – приказала она Льняной, прежде чем вынуть свой пистолет и выстрелить сквозь водяную стену. Собравшись с духом, она прошла сквозь преграду и предстала перед преследователями. – Не стреляйте, маньяки-убийцы! Вы что, хотите задеть меня?

Звук ответного выстрела и неожиданное появление Джаны смутили охотников. С вершины холма на нее смотрел Атлас, сидя верхом на лошади и прижимая к груди винтовку, подобно тому, как Льняная прижимала к себе младенца. Джана не могла отделаться от мысли, что Атлас любит свое оружие так же, как матери любят своих детей.

– Не искушай меня! – огрызнулся он в ответ. – Какого дьявола ты делала за водопадом?

– Пыталась скрыться от шальных пуль твоих головорезов!

Атлас подозрительно прищурился, вглядываясь в падающие струи.

– Кто еще там?

– Никого! – уверенно ответила Джана. – Сами подумайте, разве кто-то захочет составить мне компанию в этой глуши?

Горилла-воин осмотрел разбросанные на камнях шкуры.

– Проверю-ка я сам.

И с этими словами он направил свою лошадь вниз по склону.

– Я бы на твоем месте этого не делала, – Джана направила пистолет в его сторону. – Я еще не пришла в себя от такого потрясения, и не могу гарантировать, что мой палец на пусковом крючке не соскользнет.

Атлас остановился.

– Ты не посмеешь.

– Специально нет, конечно, – ответила Джана, не опуская пистолет. – Но… всякое случается.

Они не сводили глаз друг с друга, пока другие обезьяны удивленно переводили взгляд с одного на другую и обратно. Нервы Джаны напряглись настолько, будто могли в любую секунду оборваться, но она изо всех сил старалась сохранять решительное выражение лица перед воинственной гориллой.

«Не могу поверить в то, что делаю это на самом деле».

– Ладно, подумаешь! – воскликнул наконец Атлас. – Оставим эту любительницу людей. Добычи вокруг полно. Не стоит возиться в этой… грязной луже.

Джана едва сдержалась, чтобы не усмехнуться. Не стоит провоцировать Атласа – пусть лучше он сохранит лицо. Иначе он может догадаться, что она просто блефовала. Но блефовала ли? Неужели она действительно была готова выстрелить в обезьяну, чтобы спасти Льняную с ее детенышем?

Возможно.

Джана подождала, пока гориллы удалятся и стук копыт их лошадей стихнет вдали, после чего зашла за водопад, чтобы проверить, как там люди. К ее облегчению мать с ребенком до сих пор сидела, прижавшись к камню, в целости и сохранности. Льняная широко распахнутыми глазами посмотрела на свою промокшую спасительницу. В глазах ее отражались изумление и замешательство, понятные без всяких слов.

– Теперь ты в безопасности, – сказала Джана как можно нежнее. – Никто не обидит ни тебя, ни твоего ребенка.

«Пока что», – добавила она мысленно.

– Это правда? – требовательно спросил Зорба. – Вы в самом деле наставили пистолет на обезьяну?

Джану вызвали в Город, в кабинет министра, чтобы доложить о происшествии. Хорошо, что во время долгой поездки у нее было достаточно времени подумать над своими ответами.

– Это он вам так сказал? – переспросила она, изображая невинное удивление. – А этот высокомерный грубиян упомянул о том, что он со своими головорезами первым открыл огонь, ошибочно приняв меня за человека? Если я и выстрелила, то только чтобы предупредить их о том, что перед ними разумное существо. Иначе меня бы просто объявили жертвой несчастного случая на охоте.

– Х-мм, – протянул Зорба недоверчиво. – Капитан Атлас описывал инцидент совсем по-другому.

– Не сомневаюсь, но кому вы поверите? Дуболому-горилле и его неотесанным дружкам… или образованному научному исследователю? – на долю секунды она пожалела, что не родилась орангутаном, чтобы придать больше веса своим словам в разговоре с Зорбой. – Кстати об исследованиях, вы прочитали мои отчеты?

Помимо смены темы ей и в самом деле хотелось обсудить свои последние находки и теории с другим ученым.

– Да, прочитал, – кивнул Зорба. – К сожалению.

Он вынул из ящика копию отчетов и положил на стол перед собой.

– Вы нисколько не способствуете упрочению своего положения и своей репутации, подменяя науку чистыми фантазиями.

– Фантазиями? – сердито переспросила она, оскорбленная таким предположением и презрительным тоном министра. – Да, чтобы доказать мои предположения, требуются дальнейшие исследования, но вы должны признать, что мои находки представляют огромный интерес и могут открыть новые перспективы в области изучения человека.

Она едва сдерживала свое возбуждение.

– А что если неспособность человека говорить – это поведение, приобретенное в результате обучения? И что такое обучение передается из поколения в поколение?

– Чушь! – воскликнул Зорба. – Человек по своей природе не способен говорить. Как и обучаться. Предполагать иное – значит граничить с ересью.

– Но только подумайте! – не унималась Джана, полностью увлекшись своими идеями. – Дети обезьян учатся говорить, подражая старшим. Если люди по какой бы то ни было причине, в далеком прошлом перестали разговаривать и стали обучать своих детей хранить молчание, то сколько поколений потребуется, чтобы исчез их язык, или исчезла сама способность к речи? Десять? Двенадцать? Сто?

– Не говорите ерунды, – сказал Зорба. – Ваша так называемая теория не имеет никакого смысла, даже рассматриваемая сама по себе, вне контекста других теорий и фактов. Даже если предположить, в качестве допущения, что люди когда-то в прошлом разговаривали, зачем им было подавлять такую способность?

– В целях выживания? Под давлением внешних обстоятельств, хищников, враждебных племен? Из религиозных соображений?

Услышав последнее предположение, Зорба фыркнул.

– Значит, мы уже наделяем человека не только дремлющей в нем способностью к речи, но и какими-то представлениями о духовном начале? Чем сильнее вы пытаетесь защитить свои фантазии, тем более нелепыми они становятся.

– Я согласна с тем, что многие вопросы пока остаются без ответа, но тем-то и интересна эта область исследований, сулящая в будущем множество поразительных, возможно даже революционных открытий.

Джана постаралась пропустить мимо ушей снисходительный смешок Зорбы.

– Кто знает? Возможно, у нас получится даже научить людей говорить…

– Довольно! – прервал ее Зорба. – Вы только самой себе хуже делаете. У меня достаточно оснований отменить ваш плохо продуманный исследовательский проект.

У Джаны сердце ушло в пятки. Будучи министром науки, Зорба был вправе запретить ей любое исследование.

– Нет, прошу вас, не делайте этого.

– Приведите хотя бы одну убедительную причину.

– Лето почти на исходе, так что скоро я все равно сверну лагерь, – сказал она, хватаясь за первый попавшийся повод. – Мне потребуется лишь несколько недель – возможно, даже дней, – чтобы завершить первоначальные наблюдения, определить численность людей, их рацион и тому подобное. После этого продолжить исследования можно будет только весной.

– Я бы не стал говорить об этом с таким оптимизмом, – сурово посмотрел на нее Зорба.

– Я понимаю. Наверное, я позволила себе слишком увлечься предметом своих изысканий, но прекращать мою экспедицию сейчас, когда она близка к завершению… боюсь, что это плохо скажется на моей карьере. Да и на сообществе шимпанзе в целом.

Она не остановится перед тем, чтобы разыграть эту межрасовую карту, если тем самым сможет продолжить свою работу и, возможно, даже найти подтверждения того, что люди – не просто безмозглые животные, достойные только того, чтобы на них охотились, или чтобы их истребляли. Оставалось только надеяться на то, что министр не захочет привлекать к этому вопросу излишнее внимание со стороны.

Зорба некоторое время подумал, прежде чем высказать свое окончательное решение.

– Ну что ж, хорошо. Думаю, что действительно нет необходимости принимать серьезные меры в такой поздний срок. У вас неделя на то, чтобы свернуть свою работу и подвести итоги экспедиции… возможно, взглянуть на ваши нелепые «теории» более трезвым взглядом.

Он вернул доклад в ящик стола.

– Но я настоятельно рекомендую вам не делиться своими соображениями с кем бы то ни было, ради вашего собственного будущего.

Джана заставила себя говорить вежливым тоном.

– Благодарю вас, доктор. Вы не пожалеете о своем решении.

– Я уже пожалел, – сказал он, переводя взгляд на семейные фотографии на столе.

Экспедиция в Восточный лес, день 60. Несмотря на неодобрение доктора Зорбы, я более чем полна решимости продолжать свои исследования человека, который оказался даже более сложным и удивительным видом, чем я предполагала раньше. Остается надеяться, что моя работа когда-нибудь развенчает окружающие человека мифы и предрассудки, и способствует просвещенной деятельности, направленной на его защиту и сохранение…

Лежа одна в своей палатке, Джейн оторвала взгляд от своего дневника и протерла усталые глаза. Палатку освещал единственный фонарь, а сама палатка располагалась на окраине леса, неподалеку от привычных мест обитания людей. Ночь наступила несколько часов назад, но роящиеся в голове Джаны мысли не давали ей заснуть. Столько всего еще предстояло сделать, столько всего спланировать и осмыслить за несколько дней, оставшихся до возвращения в Город обезьян.

Ей очень хотелось раздобыть малыша Льняной и увезти его в город, чтобы понаблюдать за его развитием – но нет, она не может проявить такую жестокость к этому бедному животному, которое и без того потеряло своего партнера. Джана понимала, что сейчас в ней говорит излишняя сентиментальность, недостойная настоящего ученого, которого не должны останавливать раздумья о чувствах какого-то человеческого существа. Но она, как всякий приличный шимпанзе, имела не только голову на плечах, но и сердце в груди, и ни перед кем не собиралась оправдываться, тем более перед собой.

Что, если взять для исследований какого-нибудь другого детеныша? Например, сироту?

Так она сможет продолжить свои изыскания даже в городе. Чем моложе будет экземпляр, тем лучше. Возможно, для начала его придется обучить языку жестов, и только потом переходить к звукам. Даже если ее теория верна, будет нелегко преодолеть условные рефлексы и привычки, выработанные за многие поколения, возможно даже за тысячелетия…

Снаружи донесся звук ломаемой ветки. Джана выпрямилась и прислушалась. Показалось ли ей, или она на самом деле слышала, как что-то возится в ночи? Может, это какой-то зверь, и даже не один? Она отложила карандаш и потянулась за пистолетом.

– Эй, кто там? – громко спросила она.

Насколько она знала, люди не вели ночной образ жизни.

Потом стену палатки снаружи осветили фонарики. На фоне света мелькнули обезьяньи силуэты, а потом что-то горящее ударилось в стену. Палатка запылала. Языки пламени быстро охватили ее убежище. Крича от страха и ужаса, Джана схватила дневник и, спасаясь от огня, выбежала наружу, где перед ней предстали Атлас и его дружки-гориллы.

– Сумасшедшие! – крикнула она им. – Вы что, совсем обезумели? Это уже не простое хулиганство!

Вспомнив, что у нее в руке пистолет, она подняла было оружие ради самозащиты, но тут ее руку обхватила кожаная петля, вроде тех, которые используют дрессировщики в зоопарках, и дернула ее в сторону. Вслед за этим на Джану набросили сеть, прижавшую ее к земле. Она не смогла сдержать всхлипываний – рука ее сильно болела, и, по всей видимости, была сломана.

– Вот тебе, получай! – воскликнул Атлас. – Любительница людей! А ну, покажите ей, как мы обращаемся с людьми!

«Нет, это все происходит не на самом деле, – повторяла она себе. – Даже гориллы не могут зайти настолько далеко».

Ночную поляну освещал огонь, охвативший всю палатку. Приподняв сеть, Атлас пошарил под ней, выхватил из руки Джаны дневник, и небрежно швырнул его в огромный костер, в который превратился ее лагерь.

– Сжечь все, – приказал он охотникам. – Чтобы ни следа не осталось.

Джана содрогалась не только от физической боли, но и от мыслей, что все ее труды пошли прахом. Осознание того, что она потеряла все свои заметки, доставляло ей почти столько же страданий, сколько и поврежденная рука.

– Погоди. Когда доктор Зорба узнает об этом…

– А кто ему расскажет? Твои драгоценные людишки? – с усмешкой прервал ее Атлас. – Давай, кричи, зови на помощь. Посмотрим, как тебе помогут эти вонючие звери. Кричи, сколько влезет, все равно тебя никто не спасет.

– Не спасет? – Джана поняла, к чему клонит горилла, и ее гнев сменился страхом. – Нет, ты не посмеешь…

Не в силах выразить словами невыразимое, она в отчаянии прибегла к фразе из писания:

– Обезьяна не должна убивать обезьяну!

Атлас передернул плечами.

– Обезьяну? Не вижу здесь никаких обезьян, – он зловеще щелкнул костяшками пальцев, прежде чем повернуться к другим гориллам. – Чего ждете? Прикончить это… животное.

Охотники набросились на сгорбившуюся фигурку, безжалостно колотя ее кулаками, пиная ногами в сапогах и забрасывая камнями. Джана сжалась в комок, пытаясь защититься от бесконечного града ударов, выжить под которым не могло ни одно существо, будь то человек или обезьяна. И все потому, что она посмела встать на сторону человека.

«Неудивительно, что люди предпочитают хранить молчание», – подумала она.

– Она останется в нашей памяти, как многообещающий натуралист, отличавшийся острым умом, преданностью своему делу и большим талантом. Ее гибель – это огромная утрата для всех нас.

Зорба стоял на помосте в городском храме и произносил торжественную поминальную речь. Позади него возвышалась высокая, больше натуральной величины, каменная статуя Законодателя. Среди собравшихся почтить память исследовательницы он видел и капитана Атласа, сидевшего среди прочих горилл. Стоявший рядом с доктором закрытый гроб скрывал изуродованные останки Джаны. Хотя бы в этом ей позволили сохранить достоинство.

– Печально осознавать, что наша дорогая подруга и коллега встретила смерть от рук тех диких созданий, которых она увлеченно исследовала, – продолжил Зорба. – И все же ее трагическая участь должна в очередной раз напомнить нам горькую истину: человеку доверять не следует. Он всегда останется диким животным, первобытные инстинкты которого противоречат всему, что воплощает в себе цивилизация обезьян. В свои последние минуты Джана усвоила этот урок самым жесточайшим образом. Нам никогда не следует забывать об этом.

Атлас отчетливо подмигнул ему.

«Да как он смеет? – подумал Зорба. – Неужели в нем нет ни капли достоинства… или осмотрительности?»

Грубая бездушность гориллы выводила министра из себя. Сейчас следовало проявить уважение и хотя бы внешне продемонстрировать сожаление, какими бы необходимыми ни были некоторые жесткие меры. Восхваляя ум и целеустремленность Джаны, Зорба говорил искренне; только смерть могла остановить ее беспокойное любопытство. Со временем она вполне могла бы открыть запретную истину происхождения человека, или, по меньшей мере, указать путь к ней другим.

Этого нельзя было допустить.

Зорба старался не смотреть на зловещий гроб, прекрасно понимая, что иного способа заставить Джану замолчать не было. То, что они сделали, было сделано ради блага всех обезьян, как живущих ныне, так и для будущих поколений. Его беспокойное сознание пыталось найти утешение в воспоминаниях о любимом внуке, который этим утром произнес свое первое слово.

И слово это было «обезьяна».