22:23

Поддавшись панике, мой разум начинает запутывать меня. Кажется, что стены приближаются, и становится труднее дышать, словно я бегу без кислорода. Это только в моей голове, и это не останавливает капельку пота, скатившуюся по виску. Я вздыхаю и упираюсь щекой о колено, а затем раскачиваюсь взад-перед.

Следующий логичный план и моя последняя надежда – просто сидеть здесь и ждать, пока не стихнет музыка, а затем возобновить свою шумовую попытку обнаружения, когда команда понесет наверх пакеты с украшениями. А может парочка любителей вечеринок забредет в поисках уединенного местечка для быстрого перепиха и откроет дверь. На что можно только надеяться. С моей дерьмовой удачей это будет Ферро с очередной шлюшкой.

Я не знаю, как долго здесь сижу, раскачиваясь взад-перед, пока музыка резко не смолкает посреди песни. Это еще не может быть окончание вечеринки. Возможно, какой-то технический сбой с акустической системой. Прижав ухо к двери, я слушаю и жду, но музыка не начинает играть снова. Меня охватывает всплеск надежды. Это мой шанс. С выключенной музыкой, я должна кричать так громко, как могу. Они должны меня услышать.

Вскочив, я барабаню руками в металлическую дверь. Как только моя рука соприкасается с металлом, я кричу, или хриплю. Голос пропал. Я издаю ужасные звуки троллей, как если бы козел бродил по моему мосту. Прижимая руки к груди, я замираю.

Я слышу людей, но не такой шум, как раньше. По позвоночнику пробегают мурашки, и я прижимаюсь ухом к двери, пытаясь получше прислушаться.

Через толстый металл я слышу крики, от которых я промерзаю до костей. Люди кричат не оскорбления или мат, это леденящие кровь крики паники и страха. Там происходит что-то ужасно неправильное. Боже. Я прижимаю руки к груди и отхожу от двери, широко раскрыв глаза.

Образ массового убийцы в хоккейной маске, размахивающего бензопилой, врывается в мои мысли. Но это смешно. Не слышно выстрелов. Если я слышала музыку, то услышала бы, если бы кто-то обезумел и стрелял. Нет, это что-то другое. Что-то хуже.

Я лихорадочно оглядываюсь, пытаясь найти хоть что-то, чем я могла бы подпереть дверь, но здесь нет ничего, кроме пары коробок с бумагой, исписанной рецептами. Крики снизу усиливаются, быстрее разгоняя кровь по венам. Я слышу, как сердце бьется в ушах.

Если люди кричат, если что-то случилось, значит приедут копы. Если сюда придут копы, то я – труп. Моя задница окажется за решеткой за организацию рэйва, а отец получит тонну штрафов. А что еще хуже, они и его в тюрьму упекут. Спрятав лицо в ладонях, я судорожно вздыхаю и пытаюсь сложить все воедино. Это сделала я. Что бы ни случилось, это моя вина, и я возьму ее на себя. Они не повесят это на папочку или кого-то еще.

Прижимаясь спиной к двери, я сползаю вниз. По крайней мере, они найдут меня, прежде чем крыса сделает меня своей сучкой. Хотя бы хуже не будет. Думая об этом, я убираю волосы с лица и понимаю, что они мокрые, потому что я безумно потею. Боже, да в комнате жарко.

Я поднимаю взгляд к потолку и говорю:

– Господи, вытащи меня отсюда, и я вернусь и стану послушной девочкой. Обещаю, – надеюсь, там не бегут в панике. Если кто-то пострадает, я не смогу жить. Сидение здесь сводит меня с ума, моя рубашка вся в поту. Мне нужно выбраться, чтобы им помочь. Прижав голову к стене, я смотрю вверх. – Подай мне знак, что делать?

Как бы в ответ на мой вопрос, гаснет датчик дыма на потолке, и начинает разбрызгиваться вода, попадая на мое лицо, а рев пожарной тревоги оглушает меня. Просто прекрасно! Теперь еще кто-то нажал на сигнал тревоги. Еще больше штрафов. Отец убьет меня. Опустив лицо, я дважды моргаю и пытаюсь стереть воду с лица. Я вдыхаю воздух, и делаю это еще раз. Нет, этого не может быть.

Это дым? Черные клубы проникают в щель под дверью. Я горько смеюсь и открываю рот. Это реально. Здание горит. Поэтому они кричат. Вот почему мне так жарко, и что-то сжимает горло, когда я дышу. Я-то думала, что это от крика, но это не так. Я вдыхаю горячий воздух, наполненный химикатами. Внизу небольшая лампочка моргает и тухнет, оставляя меня в темноте.

На секунду я замираю, и мир останавливается. «Борись или умри. Открой дверь, Джина, или не видеть тебе следующего восхода солнца».

Вскочив на ноги, я бегу к двери и дико в нее бью, при этом крича. Маленькая комната быстро наполняется дымом, и превращается в духовку. Черные клубы вздымаются из-под двери и через вентиляционные отверстия в полу. Я чувствую, как они наполняют комнату, как здесь становится все жарче и жарче. Я даже не могу попытаться вздохнуть, меня обжигает дым. Он сжигает ноздри и легкие, отчего я кричу.

Согнувшись, я задыхаюсь и не могу это остановить. Царапая горло, меня охватывает паника. Руки обхватывают шею, колени подгибаются. Падая на колени, я слышу какой-то треск. Мой крошечный пресноводный жемчуг рассыпается.

«Я не могу так умереть. Не сейчас. Не здесь».

Подползая к двери, я чувствую дверные петли и впиваюсь ногтями в них, стараясь оторвать их от стены. Мои ногти ломаются, пальцы болят, но я пытаюсь заставить их сделать хоть что-то, для чего они не предназначены. Я пробую в последний раз надавить ими, как рычажками, чтобы нащупать слабое место, но ничего не выходит – выхода нет.

Дым продолжает прибывать. Я стараюсь задержать дыхание, но не могу. Я задыхаюсь, вдыхая опасное количество токсичных веществ, прежде чем второй раз заливаюсь кашлем и пытаюсь затаить дыхание. Кожа скользкая от пота, и мне очень жарко. Моя голова наполняется этим странным чувством, от чего пол словно накреняется на бок.

Опустившись, я прижимаюсь щекой к старому деревянному полу. Почувствовав резкую боль, я понимаю, что царапаю пол. Занозы попадают под ногти, пока слезы смешиваются с водой и струятся по моим щекам.

Я испортила ее. Жизнь кончена, а я все испортила.