Пустыня Карру, Южная Африка

В безоблачный сентябрьский день палеонтолог готовится к поездке для сбора окаменелостей в сухую пустыню Карру в Южной Африке. Его маршрут покроет расстояние приблизительно в 3 километра, начинаясь на дне большой долины, над которой поднимается высокий горный хребет, известный как перевал Лутсберга. Восхождение поведёт его через пространство и время. Пока он лезет вверх по руслу пересыхающего ручья, он будет подниматься по лестнице, сложенной из находящихся друг над другом слоёв осадочных пород; каждый слой представляет собой отрезок времени, начиная с отложений древностью 251 миллион лет и завершая породами возрастом 249 миллионов лет. Где-то во время этой прогулки он пересечёт след исключительной катастрофы биологического разнообразия, единичного случая самого пагубного массового вымирания изо всех, которые когда-либо терзали Землю; этот случай оказался настолько серьёзным, что вынудил геологов подразделять время по отношению к нему. Он начинает своё восхождение с пород пермского периода, представляющих собой последний временной отрезок того, что названо палеозойской эрой, получившей такое имя из-за своего архаичного состава ископаемых организмов. Он закончит свой путь в триасовом периоде, первом из подразделений мезозойской эры, или «времени средней жизни». Разделение между этими двумя группами отложений было вызвано массовым вымиранием. Разные орудия его труда прицеплены или подвешены на крючках, в кобурах, на ремнях и на жилете, в который он одет; скупой запас воды и продуктов уложен в рюкзак, который завершает его ношу. Над всем этим возвышается широкополая шляпа, и он смеётся над собой – Хэллоуин в Африке, геолог в маскарадном костюме. Единственная церемония – это запирание дверей машины, и он отправляется в бассейн размером десятки километров в поперечнике.

Его первое впечатление – жара; вначале её почувствовала его стремительно высыхающая кожа, а затем взгляд уловил слабое дрожание прозрачного воздуха. Большие стервятники поднимаются в потоках нагретого воздуха, но в остальном пейзаж безжизнен. Лишь узкая полоса дороги привносит упорядоченность на широкое дно долины и даёт ощущение того, что живое делит это место с мёртвыми окаменелостями. Воздух настолько прозрачен, что пейзаж виден на большом расстоянии и выглядит частью другой, более крупной планеты, где сам горизонт отступает невероятно далеко, или словно этот мир снов является плоским. Зелень в виде низких, чахлых кустов и колючек явно проигрывает сражение, бледнея среди неослабевающего коричневого цвета, тысяч оттенков коричневого цвета; цвета, столь монотонного в других местах, но столь разнообразного здесь.

Из его наблюдательного пункта на дне долины мир выглядит столкнувшимся с большим испытанием и похоже, терпящим бедствие. Жизнь провалила экзамен; провалила в настоящее время, но в неизмеримо больших масштабах провалила его в прошлом, отстоящем на четверть миллиарда лет: перевал Лутсберг – это кладбище окаменелостей, надгробный памятник величайшему вымиранию на планете Земля.

Триста миллионов лет назад, во времена задолго до того, как впервые эволюционировали динозавры, млекопитающие или птицы, южная часть того, что мы теперь называем Африкой, находилась в тисках глубокой ледниковой заморозки обширного оледенения. Постепенно земля прогрелась, и появился ландшафт, подходящий для жизни. Вначале низшие мхи, затем более высокоорганизованные формы жизни колонизировали быстро прогревающуюся область, в итоге создавая богатый мир широких речных долин вдали от моря. В этих местах нашли своё место и процветали животные. Они оставили свои ископаемые остатки в древних речных отложениях, остатки, которые лишь сейчас освободились благодаря эрозии на отдельных осыпях осадочных пород и обнажениях под перевалом Лутсберг.

Геолог шагает к низким обнажениям зеленоватой осадочной породы, врезавшимся в траву и кустарниковые заросли, которыми поросло дно широкой долины. Слои осадочных пород в этом или любом другом обнажении – окна в далёкое прошлое, потому что внутри таких отложений погребена информация о древней окружающей среде, а также об её древних обитателях. Судя по их текстуре и форме слоёв, данные осадочные породы могли образоваться только в реках. Породы также содержат ископаемые остатки древних растений и животных.

Речные долины 250 миллионов лет назад очень напоминали бы какую-нибудь речную долину нашего времени, с извилистыми руслами и болотами. Но богатая растительная жизнь, вероятно, выглядела бы экзотической и специфической для нас, если бы мы смогли так или иначе переместиться обратно в эти древние времена. Тогда как в сегодняшнем мире преобладают цветковые растения, ископаемые остатки в этих зеленоватых речных отложениях принадлежать гораздо более древним видам: мхам, папоротникам, плаунам, древним хвощам, и, чаще всего, семенным папоротникам из рода, названного Glossopteris (современное дерево гинкго – его потомок, который даёт нам представление о том, как, возможно, выглядело это растение). Гигантские хвощи, образовывавшие заросли вроде бамбуковых, могли окаймлять речные берега. Также обычны были папоротники, мхи и примитивные растения, известные как плауновидные. Могли бы существовать также области, похожие на саванну (но без травы, намного более позднего новшества). Палеоботаник Брюс Тиффани предполагает, что растительность Карру представляла собой «галерейные леса», изолированные древостои и чащи, образованные семенными папоротниками, с хвойными деревьями в более влажных областях, окруженные областями произрастания настоящих папоротников. Папоротники могли образовывать обширные сообщества, почти как поля. Вся эта роскошь окаймляла русла; на более возвышенных участках, вдали от воды, возможно, растительности было немного. В целом же это было идеальное место для наземной жизни.

Вначале в этих речных долинах жили лишь приземистые амфибии, волочащие своё брюхо по земле. Но прошли века, и сюда проникли или же эволюционировали более развитые наземные жители: полностью наземные рептилии, вначале мелкие, но быстро увеличившиеся в размерах; и далее очень разнообразные, причудливые и неповоротливые исполины бродили вперевалку и месили лапами грязь на этом ландшафте. В этом древнем африканском великолепии жило несколько групп таких животных. Наиболее обычными были четвероногие существа, называемые терапсидами, или «зверообразными пресмыкающимися». Конечно, здесь также плодились миллионы прочих рептилий, вроде предков черепах, крокодилов, ящериц, и, в конечном счёте, динозавров. Некоторые были охотниками, а гораздо большее число видов – добычей. Все оставили богатую летопись ископаемых следов своего присутствия, потому что отложения Карру набиты костями.

Терапсиды практически никак неизвестны нам с точки зрения культуры; они – настоящий затерянный мир. Когда в эпоху короля Эдуарда сэр Артур Конан-Дойл написал свой научно-приключенческий роман «Затерянный мир», он воссоздал окружающий мир, известный в те времена лишь академикам: мир мезозойской эры, известной нам как Эра динозавров. Он описал место, затерянное в мире из-за географической изоляции, но в действительности он нарисовал картину научной изоляции: даже в начале двадцатого века великая Эра динозавров всё ещё была затерянным миром – так мало наука (и общественность) знала об этом. Теперь Эра динозавров уж точно не столь затеряна. Любой школьник знает зубодробительные названия динозавров, их пищевые пристрастия, и даже их расцветку. Ничто, столь широко известное в Голливуде и в массовой культуре, не может считаться затерянным. Вместо этого настоящим затерянным миром является мир зверообразных рептилий – время и место, которые исчезли с лица Земли четверть миллиарда лет назад.

Тираннозавр Рекс своего времени, горгонопсид был самым крупным из палеозойских хищников.

Представленные здесь рисунки показывают четыре возможных версии того, как могло бы выглядеть это животное.

Сейчас палеонтологи составили довольно точную перепись родов крупных позвоночных, живших в Бассейне Карру прямо перед великим вымиранием. Было два рода земноводных (и, таким образом, по меньшей мере, два, но, вероятно, больше видов), капториниды (предки черепах) шести типов, две эозухии (предки динозавров, крокодилов и птиц), девять зверообразных рептилий, известных как дицинодонты (которые имеют общего предка с млекопитающими), три биармозуха (примитивная группа рептилий), девять горгонопсид (все крупные и устрашающие хищники), десять тероцефалов (ещё одна группа ныне вымерших рептилий) и три цинодонта – собакообразные хищники, которые принадлежат родословной ветви, идущей непосредственно ко всем ныне живущим млекопитающим. Названы все: сорок пять отдельных родов позвоночных животных известно из этих последних миллионов лет пермского периода.

Этот список показывает, что в эпоху до динозавров жизнь была разнообразной. Чтобы понять смысл этого количества, стоит отметить, что родов крупных позвоночных в пермский период было меньше, чем, скажем, на равнинах современной Африки или в тропических лесах наших дней. Но тогда, в прошлом, было больше крупных животных, чем есть сегодня на травянистых равнинах Северной Америки, Австралии, Европы или Азии. Этот древний мир был разнообразным, а в некоторых случаях более разнообразным, чем наш собственный, в категории крупной четвероногой наземной жизни.

До самых верхних границ пород пермского возраста, похоже, не наблюдается никакого снижения количества или многообразия пермской фауны, до тех пор, пока мы не подойдём к границе, отмечающей массовое вымирание. Наиболее обычное ископаемое животное здесь – Dicynodon, давший название этой самой высокой зоне пермских отложений, но также обнаружено много животных других типов. Как в любом местообитании наших дней, травоядные формы намного превосходят хищников по численности. Затем в летописи горных пород начинают появляться очень любопытные изменения.

Примерно на полпути к оврагу, находящемуся напротив перевала Лутсберг, породы начинают менять цвет с зеленоватого на красный. Зелёные и оливковые слои отложений вначале содержат лишь небольшие включения пурпурного цвета, но, когда во время этого путешествия вверх по колонне отложений проходишь последующие слои пород, сложивших эту местность, в этих породах встречается всё больше красных и пурпурных пятен. Также происходит другое изменение: окаменелости становятся более редкими и гораздо менее разнообразными. Сорока футами выше первого появления красноватых отложений можно обнаружить лишь три типа окаменелостей, и два из них не встречались в зеленоватых отложениях ниже. Dicynodon по-прежнему встречается, но он теперь единственный член впечатляющего многообразия пермской фауны, которую можно было столь часто обнаружить в отложениях, лежащих ниже. Два новых типа ископаемых животных, которые появились здесь – это мелкий, но свирепо выглядящий хищник под названием Moschorhinus и любопытный род дицинодонтов, называющийся Lystrosaurus. В другом месте в Карру из этого временного интервала известны также несколько других типов, в том числе мелкая ящерицеподобная форма, несколько земноводных, существа, выглядящие чем-то похожими на собак, и мелкая рептилия, которая, как оказалось, является предком динозавров.

Наследники послепермского мира, динозавры быстро добились преобладания по числу видов и особей.

Остатки Dicynodon, Moschorhinus и Lystrosaurus находят вместе в слоях общей мощностью, возможно, 50 футов или около того. На последних 10 футах этого интервала отложения чисто-красные; они утратили всяческие следы зелёного цвета. А далее в осадконакоплении наблюдается самое любопытное явление: зелёные слои отложений появляются единственный и последний раз. Наиболее явные образцы этих отложений найдены в ущелье Лутсберг – и, как оказалось, повсюду в Карру в том же самом стратиграфическом интервале, насколько это было исследовано. Эти последние слои зелёных отложений очень тонкослоистые, демонстрирующие самым подробным образом границы слоёв и осадочные структуры. Они не содержат никаких нор, никаких свидетельств наличия растительных материалов – и никаких ископаемых остатков позвоночных животных. Они совершенно пустые, общей мощностью лишь 10 футов. Это свидетельство глобальной катастрофы.

Слои пород, находящиеся непосредственно выше и ниже этих тонкослоистых зелёных отложений, не содержат никаких границ слоёв и имеют красный цвет. Отсутствие чётких границ отложений в подстилающих и перекрывающих слоях пород напрямую зависит от процесса, известного как биотурбация, и вызванного деятельностью роющих организмов, таких, как насекомые, черви и ракообразные, которые нарушают естественную слоистость отложений, постепенно делая её нечёткой. Почти все осадочные отложения тонкослоисты, когда они только что отложились. Но в большинстве местообитаний в наше время (и, вероятно, на протяжении большей части пермской эпохи тоже) деятельность роющих животных нарушает эту тонкую слоистость. С течением лет и веков границы тонких слоёв в составе отложений, создающие заметные разграничения между слоями отложений, разрушаются, утаптываются, заглатываются и перемешиваются в однородную массу. Получающиеся в итоге породы массивны, лишены деталей и не содержат различимых границ между слоями отложений. Как ни странно, но наличие границ между тонкими слоями отложений – это явление, которое предупреждает геолога о том, что случилось нечто экстраординарное, а наличие таких отложений указывает, что живые организмы отсутствуют. Это говорит о том, что мир существует без животных, или почти без них. И это действительно встречается редко.

Солнце поднимается выше в ясном небе; геолог прошёл половину своего маршрута. Дневная жара словно показала свои клыки; пот появляется на его коже лишь затем, чтобы немедленно высохнуть на горячем ветру. Он похож на водолаза наоборот; он пьёт из больших бутылей с водой, которые несёт с собой, наполняя себя водой, словно какая-то заблудившаяся рыба, выбравшаяся на землю в скафандре, который закачивает в её тело воду, а не воздух. Растительность вокруг него жёсткая, низкорослая и побуревшая; случайная хищная муха жужжит вблизи его лица, привлечённая этим движущимся и потным источником тепла. Ещё порция воды, солёные орешки, апельсин, яблоко, и он снова взваливает на себя тяжёлую ношу и продолжает подъём.

Сейчас горные породы совсем другие. Все мелкие камни имеют кирпично-красный цвет. Это напоминает поверхность Марса – возможно, больше, чем каким-то одним признаком. Геолог добирается до толстой песчаниковой террасы и находит гальку и кости на нижней поверхности этих толстых слоёв отложений. Они обладают особенностями, указывающими на то, что они отложились многорукавными ручьями в соединяющихся друг с другом руслах, по которым течёт вода, едва покинув горные районы, или по какому-то крутому склону. Нет никаких свидетельств существования более извилистых рек, образующих типичную речную долину, никаких признаков поперечных напластований и прибрежных песчаных отложений, какие оставляют все реки прошлого и настоящего времени, когда пересекают речную долину. Такие отложения обычны в зелёных слоях пермских пород, которые были замечены в этом походе ранее, но они исчезли из триасовых отложений. Он задаётся вопросом и воображает место действия. Возможно, земля внезапно вздыбилась вверх, создавая наклон там, где прежде его не было; процесс горообразования мог это сделать. Но нет никаких других свидетельств того, что давно существующая область перевала Лутсберг подверглась воздействию быстрых процессов горообразования.

Он роется в своей обширной памяти, и на ум приходят Марс и Г. Дж. Уэллс. Давным-давно на Марсе были вода и реки. Но все реки на Марсе были многорукавными, оставляющими, как он уверен, отложения того же самого типа, какие обнаружены в этих самых нижних триасовых слоях в Карру. Причина того, что реки на Марсе были многорукавными, состоит в том, что эволюция не породила ничего, что могло бы стабилизировать их берега, никаких глубоко прорастающих корней, чтобы держать их под контролем, если она вообще породила жизнь, возможно, никогда не поднимавшуюся по уровню развития выше бактерий. И круг замкнулся. Перед ним возникает видение древней Земли, где реки всегда текли многими рукавами – до того, как растительная жизнь эволюционировала и породила новый тип реки, меандрирующую реку, столь знакомую нам всем в этом мире, и знакомую также в пермский период. Затем 250 миллионов лет назад огромное массовое вымирание сделало эту часть Земли, и, возможно, всю Землю, внезапно похожей на Марс, лишив её всех пермских деревьев и кустарников, которые озеленяли тот древний мир и сохраняли его реки, текущие в извилистых и меандрирующих руслах, столь узнаваемыми и знакомыми для тех из нас, кто живёт в эпоху, богатую деревьями. Его поражает мысль: это древнее вымирание уничтожило деревья пермского периода, и, возможно, большинство пермских растений. И, сделав это, оно изменило характер течения рек.

День почти на исходе, когда он завершает свой подъём. В самых верхних отложениях он находит многочисленные ископаемые остатки, главным образом Lystrosaurus размером со свинью. Но он также замечает и другие окаменелости: тех, кто даст начало млекопитающим, и других существ, которые будут «семенным фондом» совершенно иной группы – динозавров, этих наследников палеозойского мира, чей собственный мир тоже резко завершился глобальной катастрофой и массовым вымиранием, событием, лучше всего изученным на живописных берегах Франции.

 

Андай, Франция

Давным-давно Испания, захваченная процессом дрейфа континентов, резко повернула вправо и в тектоническом рывке врезалась во Францию. Ломались скалы, и Пиренеи стали «молнией», скрепившей воедино эти два больших участка коры. При этом поднялось древнее морское дно. Сегодня часть того древнего океана выставлена всем напоказ, но, словно в Содоме и Гоморре, дно глубокого моря и сокровища его скелетов были превращены в камень. Теперь это живописный парк на границе между Испанией и Францией, прибрежная часть Страны Басков. Очень жарким днём геолог готовится к пешему путешествию по этому району побережья, чтобы посетить один из самых впечатляющих в мире участков границы между отложениями мелового и третичного периодов, место, где великая катастрофа, завершившая Эру динозавров, сохранилась самым драматичным образом. Чтобы добраться туда, он должен следовать тропой, которую мог проложить только двадцатый век, тропой, которая хранит ключи не только к прошлому, но также и к будущему – к эволюции в будущем.

Он начинает свой поход по оживлённой живописной прибрежной дороге, по обеим сторонам которой выстроились в ряд «закусочные» и открытые кафе, затем шагает по широкому песчаному берегу, забитому обнажёнными людьми. Единственный бесполезный информационный стенд объявляет: Nudism Interdit! (Нудизм запрещён). Это июль, жаркое утро, и толпы народа из соседней Испании толкаются с немецкими туристами за лучшие куски прибрежной территории, а затем они натирают свои обнажённые тела солнцезащитным кремом среди куч сброшенной одежды. Представители всех возрастов и форм человечества растягиваются, чтобы жариться на солнце, и геолог выглядит очень странно, когда шагает по песку, время от времени перешагивая и обходя лежащие ничком голые тела, обвешанный молотками, компасами, бутылками с водой, пакетами и другими регалиями своего занятия. Странно видеть здесь просто одетого человека, не говоря уже об экипированном одетом человеке. Ещё более странно то, что он идёт работать, в то время как остальная часть человечества плещется здесь в волнах, играя в странную игру – испанский пэдлболл. Людской поток выплеснувшийся на этот берег, не обращает внимания на другой поток – плавучий мусор, плывущий по течению из Испании: флотилии мусора, ласкающего их ступни и лодыжки в тёплом Бискайском заливе, когда они подсознательно празднуют своё господство в полностью приручённом мире. Никого из них не волнует, что съели в тот день некоторые хищники. Это чёткий признак того, что происходит крупное массовое вымирание: хищники исчезают лишь во время массовых вымираний.

В конце пляжа на большом скалистом мысе видны слои отложений, верхнемеловые осадочные породы, к которым он направляется, чтобы взять образцы. Но скалы поднимаются из моря круто и отвесно, не образуя никакой тропки, по которой мог бы пройти пляжный бродяга, поэтому он должен забраться вверх на мыс, чтобы пройти ещё полмили дальше по береговой линии до участка, являющегося целью его пути. Проторенная тропинка около конца пляжа манит вверх, и он следует по ней среди сладкого запаха пляжа и солёного воздуха. Аккуратно ухоженная дорожка вьётся среди зарослей орляка, а затем ведёт его рядом с обширным участком, огороженным забором и полным детей. Подходя ближе, он замечает, что веселья и игр, обычно ассоциирующихся с молодостью, здесь не заметно, а эти дети вялы, медлительны или неподвижны. Некоторых возят в колясках люди из обслуживающего персонала, одетые в белое. Он понимает, что эта огороженная прогулочная территория предназначена для аутистичных и отстающих в развитии детей, беспомощных и разрывающих сердце своим тяжёлым положением. Он медленно идёт, глядя на них, но они совершенно не обращают на него внимания. Франция поместила своих самых достойных жалости жителей рядом с морем, в изысканной обстановке – этих детей, которые в другом веке умерли бы рано, но здесь будут жить, и во многих случаях размножаться, а в некоторых случаях увековечат свою немощь. Естественный отбор больше не работает с этими, и ни с какими другими людьми.

Он обдумывает этот эксперимент эволюции будущего, когда, наконец, обходит рукотворный газон, который сам по себе является разновидностью новой эволюционной шутки, травой, разводимой для того, чтобы на неё смотрели; и дорожка начинает подъём. Теперь его чувства подвергаются атаке иного рода: прохладный, приятный солёный воздух внезапно сменяется выворачивающей внутренности вонью, удушающими миазмами. Теперь тропа проходит рядом с принадлежащей муниципалитету Андай станцией по очистке сточных вод, огромные массы сточных вод медленно перемешиваются здесь в гигантских бетонных цистернах под открытым небом. К сожалению, кроме этой дорожки, по мысу никак иначе не пройти. Прибрежная территория, когда-то населённая маленьким племенем людей, теперь населена десятками тысяч людей и с каждым годом её посещает всё больше и больше народа; все вместе они производят настолько значительный объём фекалий, что его больше нельзя просто сбрасывать в море. Поэтому здесь они «перерабатываются», а затем сбрасываются в море, вызывая взрыв буйного роста водорослей на мелководьях вокруг труб, сливающих сточные воды – эксперимент в области экологии, который крайне сильно изменяет литоральные и сублиторальные природные сообщества вдоль побережья, поскольку теперь щедрые порции фосфатов и нитратов из обильных жидких удобрений загрязняют эти места.

Наконец, он миновал и это препятствие, и вошёл в волшебную страну. Высоко над пляжем раскинулось обширное пастбище: акры ухоженной земли, отдельные деревья и великолепный вид на море. Над всем этим высится роскошный замок со шпилями, ныне по всем статьям являющийся домом для французских астрономов, хотя нельзя заметить ни одного телескопа. Теперь он в заповеднике под названием Аббадиа, в огромном парке, который некогда был плодородными полями, прилегающими к замку, и он чувствует себя так, словно перенёсся назад, в давние времена, но путешествие в гораздо более отдалённое прошлое ещё впереди. Он пробирается сквозь стадо овец – животных глупых и причудливых по сравнению со своими предками. Шарики их навоза валяются всюду, и он отмечает про себя, что это самые обычные крупные млекопитающие на планете после людей. Он думает над процессом, называемым доместикацией, и над тем, как все одомашненные животные, похоже, утратили свою сообразительность, пока человек ваял из них те виды, которыми они стали. Он представляет себе мир 8000 лет назад, когда человечество начало населять его животными и растениями совершенно нового типа во время единственного и самого крупного эволюционного эксперимента со времён древних массовых вымираний.

Когда он шагает через раскинувшийся на возвышенности луг под сияющим летним солнцем, двадцатый век и его история ещё раз напоминают о себе. Среди колышущейся травы, пасущихся овец и прямолинейных живых изгородей разбросаны остатки огромных бетонных бункеров, заваленных массами расколотого бетона и искорёженной арматуры. Бункеры были работой нацистов, частью Атлантической Стены, которую они построили для защиты, но теперь это лишь огромные бетонные руины, покрывающие собою ровные участки земли, словно зияющие пещеры или разбросанные вещи капризных великанов. Движение внутри первого из разрушенных бункеров, который он миновал, очень удивляет его; он ожидает увидеть лису или собаку, но, наблюдая за ним, медленно поднимается голый мужчина. Он проходит дальше, и в следующем разбитом бункере можно увидеть другого мужчину. Вскоре он понимает, что это место полно едва замеченных им мужчин, ведущих себя тихо, многие из которых одеты лишь частично, или, как первый, вообще не носят одежду. Внезапно он догадывается, что этот парк является территорией и местом прогулок для местного сообщества гомосексуалистов, местом встречи, где отдыхающие, приезжающие сюда, и местные жители обмениваются микробами и распространяют инфекционные болезни мира. Это – микрокосм, отражение того, что происходит с животными и растениями в мире. Он задается вопросом относительно того, какая часть их поведения определяется генетически, и станет ли это будущим процесса эволюции?

Он поднимается на гребень мыса и начинает спускаться к морю. Крутой зигзагообразный след довольно рискованно приводит к урезу воды, где слегка наклоненные слои отложений остались на воздухе во время отлива. Он делает шаг на эти камни, слои известняка толщиной от дюйма до фута, набитые самыми удивительными окаменелостями.

Гигантские двустворчатые моллюски неподвижно лежат в породе. Не гигантские моллюски нашей эпохи, которые теперь можно увидеть используемыми в качестве ванночек для птиц в садиках на заднем дворе, а двустворки с огромными уплощенными раковинами овальных очертаний длиной около одного ярда. Они ничем не напоминают никаких из ныне живущих моллюсков, хотя когда-то эти ископаемые существа были доминирующими членами мезозойского морского донного сообщества. Их название – иноцерамиды, и они являются отличительным знаком того времени, когда динозавры правили на суше, а аммониты плавали в морях. Эти же самые аммониты с витыми раковинами, похожими на раковины наутилуса, также обнаруживаются в богатых двустворчатыми моллюсками отложениях, хотя они никогда не были столь же многочисленными, как двустворки. Геолог отмечает наличие нескольких из них и начинает идти в направлении, перпендикулярном поверхности слоёв, и таким образом, сквозь время.

Это прекрасная прогулка, с высокими утёсами белого известняка и красноватого мергеля, высящимися над головой, с морем, бьющимся о скалы, и чайками, пронзительные крики которых сливаются в шумную какофонию; ни одно облако не портит глубокого синего неба. Когда он прошагал около 40 метров вдоль побережья, произошла самая необычная вещь: ископаемые остатки двустворчатых моллюсков начинают исчезать. Вскоре они стали видны лишь изредка, а затем пропали вообще. Они, и вся группа, к которой они принадлежат, исчезают не только из отложений на этом побережье, но и изо всех пород, в которых они были обычны, датируемых 67 миллионами лет и менее. После более чем 170 миллионов лет господства этот тип двустворчатых моллюсков внезапно вымер. Отложения выглядят теми же самыми, но гигантские двустворки исчезли.

Геолог продолжает свой путь вдоль побережья; он неуклонно перемещается сквозь время, когда пересекает наклонные слои отложений на скалистом берегу. Ископаемые остатки всё ещё встречаются, но они относительно немногочисленны. Большинство из них – морские ежи, хотя на этом редко посещаемом участке побережья можно обнаружить несколько мелких двустворчатых моллюсков и редких, но красивых аммонитов. Он заходит в небольшую бухту, и пейзаж меняется. Известняк оттенком от коричневатого до оливкового, мимо которого он прошёл, сменяется гигантской стеной ярко-розовой породы. Существует отчётливое место соприкосновения между породой оливкового оттенка и этим более толстым известняком розоватого оттенка, и он заходит в бухту, к этому месту. Вот его цель на сегодняшний день. Тонкий слой глины, толщиной лишь несколько дюймов, отмечает границу между оливковыми меловыми породами и лежащими поверх них розовыми третичными породами. Также в этом слое в последний раз можно обнаружить аммонитов, тогда как его аналог на суше – слой с последними ископаемыми остатками динозавров. Он откалывает несколько фрагментов этой окаменевшей глины своим геологическим молотком и исследует их с помощью сильной лупы. Глина несёт в себе тонкую рыжеватую прослойку, и при увеличении он может разглядеть, что этот тонкий слой содержит крошечные шарики, невидимые простым глазом, но отчётливо различимые даже с помощью лупы с небольшим увеличением. Он смотрит на частицы и осколки Мексики, попавшие на долгие европейские каникулы после того, как они были выброшены в космос при ударе крупного астероида, который 65 миллионов лет назад завершил мезозойскую эру. Под тёплыми лучами солнца в этот прекрасный день он растянулся на камнях, дотронувшись одной рукой до самых поздних отложений мелового периода, а другой, чуть выше, до самых древних третичных пород, и рисует в своём воображении такую картину:

А стероид (или комета – да кто их знает!), возможно, был 10 километров диаметром, и он входит в земную атмосферу, двигаясь со скоростью приблизительно 25000 миль в час. Но даже при такой большой скорости можно отследить визуально, как он прокладывает свой величественный путь сквозь атмосферу, перед тем, как в конечном счёте врезаться в земную кору. Он настолько огромен, что его массе нужна лишь секунда, чтобы обрушиться на Землю. После удара его энергия, преобразованная в тепло, вызвала не-ядерный взрыв, превосходящий, по крайней мере, в 10000 раз взрыв, который дал бы весь ядерный арсенал человечества, взорвись он одновременно. Астероид попал в экваториальную область, в мелководное море, покрывавшее тогда Юкатан, оставив кратер размером со штат Нью-Гемпшир. Тысячи тонн горных пород с поверхности земли, а также вся масса самого астероида при взрыве были выброшены вверх, образовав столб белого света, простирающийся с Земли в космос. Некоторые из этих осколков попали на земную орбиту, тогда как более тяжёлый материал вновь вошёл в атмосферу после суборбитального полёта и обрушился обратно на Землю, словно метеоритный дождь. Вскоре небо на всей Земле начало светиться тусклым кирпично-красным светом от этих вспыхивающих крохотных метеоров. Миллионы их падают назад на Землю, словно пылающие огненные шары, зажигая при этом пышные зелёные леса позднего мелового периода; более половины растительности Земли сгорает в течение нескольких недель после удара. Гигантские огненные шары также разлетелись вверх и в стороны с места удара, дополнительно разнося осколки горных пород, которые запорошили небо, потому что мелкая пыль разносится по всему миру ветрами в стратосфере. Это огромное количество горных пород и пыли оседает обратно на Землю, что занимает от нескольких дней до нескольких недель. Большие хлопья пыли и поднимающийся в небо дым от горящих лесов также оказываются высоко в атмосфере, вскоре образовав тёмную пелену, окутывающую Землю.

Удар высвободил огромное количество тепла, как на земле, так и в атмосфере. Резкого нагрева атмосферы оказалось достаточно, чтобы заставить атмосферные кислород и азот соединиться в газообразный оксид азота; затем этот газ превращается в азотную кислоту, реагируя с дождём. Самый чудовищный и концентрированный кислотный дождь в истории Земли выпадает на землю и в море, и он продолжается до тех пор, пока верхние 300 футов воды Мирового океана не становятся достаточно кислыми, чтобы известковый материал раковин и панцирей начал растворяться. Столкновение также вызвало ударные волны, распространяющиеся по горным породам в стороны от ударного кратера астероида в земной коре; Земля гудит, словно колокол, и происходят землетрясения невиданной силы. Огромные приливные волны разбегаются в стороны от места удара, в итоге обрушиваясь на берега вдоль материковых береговых линий Северной Америки, а также, возможно, Европы и Африки, оставляя за собой следы разрушения и чудовищные валы выброшенных на берега и вздувшихся туш динозавров, пронзённых вырванными с корнем деревьями. Выжившие падальщики всего мира чувствуют себя в раю. Повсюду ощущается запах тления.

Эра динозавров закончилась, когда астероид врезался в Землю в Чиксулубе, на полуострове Юкатан в Мексике.

На протяжении нескольких месяцев после этого ужасающего дня солнечный свет совершенно не доходит до поверхности Земли. После первоначального повышения температуры от самого взрыва, установившаяся за ним темнота заставила температуру во многих местах Земли стремительно упасть, вызвав суровую зиму в прежде тропическом мире. Тропические деревья и кустарники начинают гибнуть; существа, которые живут среди них или питаются ими, начинают гибнуть; плотоядные животные, которые зависят от этих мелких травоядных как от источника пищи, начинают гибнуть. «Средняя жизнь», мезозойская эра – эпоха, начавшаяся 250 миллионов лет назад – подошла к концу после своего почти 200-миллионолетнего господства.

Месяцы темноты прошли и небеса Земли, наконец, начинают очищаться, но массовое вымирание – гибель бесчисленного количества видов – всё ещё не закончилось. Зима, вызванная ударом небесного тела, подходит к концу, и глобальная температура начинает подниматься – и она поднялась. Удар поднял в атмосферу огромное количество водяного пара и двуокиси углерода, вызвав резкое проявление парникового эффекта. Климатические особенности по всему земному шару меняются быстро, непредсказуемо и радикально, прежде чем температуры на Земли восстановили своё исходное равновесие. Они скачут от тропических до холодных, а затем вновь возвращаются к ещё более тропическим, чем были до столкновения, и всё это происходит в течение нескольких лет. Эти скачки температур вызвали больше смертей, более обширное вымирание. Динозавры вымерли, как и многие – но не все – млекопитающие. Большая часть морских обитателей уничтожена.

Катастрофа конца мелового периода была глобальной, огромной. Она имеет много общих особенностей с пермским вымиранием, столь ярко показанным и выраженным в Карру: они обе оказали столь сильное воздействие на Землю, что изменили природу осадочных пород своего времени. Во Франции это изменение наглядно заметно – самые поздние породы мелового периода имеют зелёный цвет; слой на границе мела и третичного периода – тёмный аргиллит, а породы, относящиеся к периоду восстановления из последующего третичного периода – толстые слои розового известняка. Такие изменения происходят только во времена крупных химических перемен.

Геолог размышляет, стоя на участке. Граничные отложения, возможно, были результатом этого единичного губительного события, столкновения огромного астероида с Землёй 65 миллионов лет назад. Но другие жертвы на этом пляже Андай, гигантские двустворчатые моллюски, которых находят в отложениях под этим участком, были уничтожены за 2 миллиона лет до столкновения. Что убило их? Было ли их (и многих других существ в это же самое время) исчезновение результатом того, что Земля уже находилась в критическом положении? Похоже, что мел-палеогеновое массовое вымирание, как и великое пермское вымирание, которое ему предшествовало, было вызвано многими причинами.

Обломки горных пород от удара небесного тела на границе мела и третичного периода вызвали фейерверк континентального масштаба, а вслед за ним – дождь из пепла и темноту по всей планете на целые годы.

Мечтательное настроение геолога нарушено громким грохочущим звуком, и он впервые замечает гигантскую дренажную трубу, сползающую вниз с верхних утёсов, трубу диаметром три фута, заканчивающуюся в маленьком заливе, в котором стоит он сам. Труба отрыгивает огромный поток коричневой воды, заполняя залив переработанными сточными водами с предприятия на вершине крутого берега. Породы мелового периода и лежащие поверх них третичные отложения быстро скрываются из виду, а ключи к древнему вымиранию оказываются замаранными остатками недавней трапезы славных людей из Андай.