Что я делаю по субботам, когда моя философия заканчивается
Делать покупки – гораздо более американское занятие, нежели думать, а я – самый что ни наесть настоящий американец. В Европе и на Востоке люди любят торговаться – покупать и продавать, продавать и покупать – они по натуре торговцы. Американцев не так интересует продажа – на самом деле, они скорее выбросят, чем продадут. Что им действительно нравится делать, так это покупать – людей, деньги, страны.
Суббота – великий день покупок, день шоппинга в Америке, и я ожидаю его с таким же нетерпением, как и любой другой парень.
Больше всего я люблю покупать белье. По-моему, покупка белья – исключительно личное дело, и если у тебя есть возможность наблюдать, как человек покупает белье, ты по-настоящему хорошо его узнаешь. Я имею в виду, я бы скорее посмотрел, как человек покупает белье, чем прочел книгу, которую он написал. Я думаю, самые странные люди – те, кто посылает кого-нибудь другого купить белье для них. А еще меня удивляют те, кто не покупает белье. Я еще могу понять, что можно не носить белье, но вот не покупать?
Так вот, одним субботним утром я позвонил одному Б, который довольно хорошо со мной знаком, и спросил его, не хочет ли он пойти со мной покупать белье в «Мейсис».
«В „Мейсис"?» – проворчал он. Наверное, я его разбудил, но только подумайте, сколько он терял времени, которое мог бы истратить на покупки. «Почему в „Мейсис"?»
«Потому что там я покупаю себе белье», – сказал я ему. Раньше я ходил в «Вулворт», но теперь могу позволить себе «Мейсис». Иногда я захожу в «Брукс Бразерс» посмотреть на их оригинальные старомодные боксерские трусы, но просто не могу заставить себя отказаться от плавок «Жокей».
«Я бы не отказался купить белья, – сказал Б, – но я покупаю себе белье в „Блумингдейл". У них чистый хлопок. Хлопок „Пима"». Такой уж человек этот Б. Он находит что-то, что ему нравится, например, хлопок «Пима», и делает вид, что он сам это открыл. Он полностью к этому привязывается. Не хочет покупать ничего другого. У него твердо определившийся вкус. И это, по-моему, плохо, потому что это ограничивает его покупательную способность.
«Нет, пойдем в „Мейсис"».
«„Сакс" – тоже хороший магазин», – захныкал он.
«„Мейсис", – настоял я. – Заеду за тобой через час».
Мне нужно около часа, чтобы собрать себя воедино, но когда я назначаю встречу, я всегда забываю о телефонных звонках, и поэтому всегда прихожу с небольшим опозданием и немного несобранным. Б ждал меня на углу.
«Ты опоздал на пятнадцать минут», – сказал он, забираясь в такси. «Геральд-сквер», – сказал я водителю.
«Там будет адская давка, сегодня же суббота», – сказал Б.
«Я говорил по телефону. – сказал я. – Пол Морриссей звонил. Ингрид Суперстар звонила. Джеки Кертис звонил, Франко Росселини. О, посмотри, кто это там? Кто-то из наших знакомых?» Леди ростом четыре фута два дюйма переходила Парк авеню у 65-й стрит. У нее были завитые рыжие волосы, черные перчатки, розовый свитер, черное платье, красные туфли, а в руках красная сумка. Она была горбатая. Не знаю почему, но мне показалось, что это кто-то из наших знакомых. Но Б не узнал ее, и я не стал опускать стекло и махать рукой.
Я спросил Б раз и навсегда, будет ли он покупать белье, и он сказал, что нет, только не в «Мейсис», потому что ему нравится только хлопок «Пима» из «Блумингдейл» или собственные «Сакс» с Пятой авеню. Упрям был этот Б.
«Как ты думаешь, Ховард Хьюз носит белье? – спросил я Б. – Как по-твоему, он стирает белье или выкидывает его после того, как поносит один день?» Он, наверное, и новые костюмы выбрасывает. Что я всегда хотел бы изобрести, так это бумажное белье, хотя я знал, что идея эта была, но так и не привилась. Я все еще думаю, что это хорошая идея, и не знаю, почему люди сопротивляются ей, хотя они приняли бумажные салфетки и тарелки, занавески, полотенца, но было бы более разумно не стирать белье, чем не стирать полотенца.
Б сказал, что, возможно, купит несколько пар носков, потому что «носки прямо-таки исчезают». Он не стирает свои носки сам, конечно, он посылает их в очень шикарную французскую прачечную на Ист-Сайд, и все равно, когда носки возвращают, одного недостает. Это настоящий закон – уменьшение числа носков при возврате из стирки.
Почему я терпеть не могу нормальное белье – и носки тоже, так это потому, что если пошлешь двадцать плавок и двадцать пар носков в прачечную, обратно всегда получишь только девятнадцать. Даже когда я стираю их сам, у меня получается девятнадцать. Чем больше я об этом думаю, тем труднее мне поверить в уменьшение количества белья. Это невероятно. Я САМ СТИРАЮ СВОЕ БЕЛЬЕ, И ВСЕ РАВНО У МЕНЯ ОСТАЕТСЯ ДЕВЯТНАДЦАТЬ!
Я сам стираю свое белье, сам кладу его в машину, сам вынимаю его, сам кладу его в сушилку, а потом обыскиваю сушилку, ощупываю каждую дырочку и щель в поисках исчезнувшего носка и никогда его не нахожу! Я поднимаюсь и спускаюсь по лестнице, ища его, думая, что он упал, но никогда его не нахожу! Это как закон физики…
Я сказал Б, что мне тоже нужны носки и, по крайней мере, тридцать плавок «Жокей». Он предложил мне перейти на трусы итальянского фасона с ширинкой в форме t, которая подчеркивает мужское достоинство. Я сказал ему, что однажды попробовал их надеть в Риме, в тот день, когда я прошел через фильм Лиз Тейлор, – и мне они не понравились, потому что я в них слишком смущался. У меня было такое чувство, которое, наверное, возникает у девушек, когда они надевают увеличивающие бюст лифчики. Вдруг Б сказал: «Вот твоя первая Суперзвезда». «Кто? Ингрид?»
«Эмпайр Стейт Билдинг». Мы свернули на 34-ю стрит. Он смеялся над собственной шуткой, пока я рылся в поисках пары долларов, чтобы оплатить проезд.
На Геральд-сквер народ со всего мира валом валил в «Мейсис». Во всяком случае, они выглядели так, как будто были со всего света. Но все они были американцы, и хотя их кожа была разных цветов, у них у всех в крови, на уме и в глазах была жажда покупок. Когда люди входят в универмаг, они выглядят так решительно. Б, конечно же, задрал свой и так курносый нос и направился прямо к мужскому отделению.
Я почувствовал раздражение. Я не так уж часто хожу в «Мейсис», и хочу не торопясь побродить по магазину. «Не торопи меня, Б». Я хотел проверить цены на пластиковые сумки и посмотреть, сильно ли они поднялись с прошлого раза. Я слышал все эти разговоры про «инфляцию» и хотел сам убедиться, правда ли это. «Такая толпа», – прохныкал Б.
Народу было много, особенно для субботы летом. «Правда, что все эти люди должны были бы уехать?» – спросил я.
«Такие люди не уезжают», – сказал Б, очень едко, как мне оказалось.
Я остановился и стал смотреть, как японка в кимоно накладывает макияж на американку в спортивном костюме. Они разыгрывали сценку «Фирма „Шисейдо" представляет мастера экзотического макияжа – бесплатно». Потом мы прошли мимо большого промоушена «Чарли», мимо галстуков знаменитых дизайнеров, мимо кондитерского отдела – что потребовало от меня огромной силы воли. Я прошел мимо малиново-вишневой смеси, лакричного ассорти, мармеладных бобов, леденцов, шоколадных крендельков, наборов печенья, бисквитов, «Мон Шерри», леденцов на палочках, карамельного ассорти, я даже прошел мимо пробных шоколадок «Уитмен». Запах шоколада сводил меня с ума, но я не сказал ни слова. Я даже не вздохнул и не застонал. Я просто подумал о моих прыщах и желчном пузыре и пошел дальше. «А где же мужской отдел, Б?» – наконец, спросил я. Мы вошли в отдел сигар. «Это самый большой в мире магазин, – сказал Б, как будто я сам не знал. – Нам надо пройти от Шестой авеню до Седьмой авеню. Но мы приближаемся к цели – вот „Мужские солнечные очки“. Мужские солнечные очки привели к мужским шарфам, мужским пижамам и наконец – наконец! – мужскому белью. Я быстро нашел марку, которую обычно ношу, классические плавки „Жокей“. Три штуки стоили пять долларов – инфляция была не очень заметна. Я прочитал этикетку на пластиковом пакете, в котором они продавались, чтобы убедиться, что они не изменили своих знаменитых „комфортабельных деталей“: „Эксклюзивный крой – хорошо сидят, обеспечивая потребности мужчины; специально подогнанные детали – залог комфорта, не оставляют зазоров; плотная резинка на талии гладкая и жароустойчивая; более прочные и долговечные не-натирающие отверстия для ног в форме V; мягкая резинка только с внешней стороны бедра; высокоабсорбирующий 100-процентный прочесанный хлопок“. Пока все хорошо, подумал я. Я проверил „Инструкции по стирке“ – „Машинная стирка, сушка“. Все было в порядке, все как всегда. Терпеть не могу, когда находишь товар, который тебе нравится, который подходит тебе, а потом его меняют. Чтобы „усовершенствовать“. Терпеть не могу все „новое, усовершенствованное“. По-моему, им просто надо делать совершенно новый товар вместо этого, а старый оставить в покое. Так будет два вида продукции, из которых можно будет выбирать, а не половина одного старого. Хотя бы „классические плавки „Жокей"“ все еще были классическими, но прежде чем брать на себя ответственность покупки, я решил попросить продавщицу показать мне, что еще есть на рынке белья. Эта продавщица была приятной полноты, в опрятном темно-синем платье спортивного покроя, а вокруг ее двойного подбородка был повязан красный с белым шарф. У нее была приятная улыбка и очки с искусственными брильянтами на оправе. Это была именно такая продавщица, с которой удобно разговаривать о белье. „У вас есть „Би-Ви-Ди"?“ – спросил я.
Она поправила очки на носу, передвинув их на самую переносицу и сказала: «Нет, „Би-Ви-Ди" у нас не бывает».
«А у „Мейсис" есть собственная марка, как у „Сакса"?» – включился Б. Кого он пытался поразить? Продавщицу?
«Конечно. Вот здесь у нас „Мейсис Супремейси". – Она взяла упаковку и показала мне. – Две штуки стоят пять долларов».
«Две за пять долларов! Вот эти стоят пять долларов за три штуки», – воскликнул я. В руке у меня были «Жокей».
«Ну марка „Супремейси" лучше. Они лучше сидят. У нас еще есть „Мейсис Кентон". Три штуки – четыре пятьдесят».
Она протянула мне упаковку «Кентон». «Эти тоже чистый хлопок», – сказал я. «Знаете, есть разные категории хлопка», – ответила она.
Я был сбит с толку. Я стал рассматривать упаковку «Супремейси» внимательнее. «Что это такое – „боковые панели выполнены швейцарской резинкой"? Это, что ли, улучшает качество?» «Это, – сказала продавщица, – и еще качество хлопка». «Но что это такое – „боковые панели – швейцарской резинкой"?»
«Откуда я знаю? Они от этого лучше сидят, – мрачно сказала она. – Какую марку вы обычно носите? „Би-Ви-Ди"?» «Жокей».
«Жокей. – Теперь в ее голосе зазвучало торжество. – У „Супремейси" более вытянутый крой, чем у „Жокея". Эти плавки длиннее. Но если вам нравится крой „Жокея", я бы посоветовала придерживаться этой марки».
«Сколько пар мне купить?» – промямлил я, обращаясь к Б. Не было смысла просить продавщицу показать мне еще что-нибудь. Она уже приняла решение за меня. – «Мне нужно штук двадцать восемь». «Ты не можешь купить двадцать восемь, если в упаковке три штуки – объяснил Б. – Можешь купить двадцать семь или тридцать, но не двадцать восемь». «Тогда ладно, возьму пятнадцать». «Наличные или чек?» – спросила продавщица.
«Наличные», – ответил я. Не люблю чеки. Когда платишь деньгами, больше похоже на покупку. Продавщица пошла распорядиться об оплате. Другая продавщица, очень похожая на нее, подошла к нам и спросила: «Вы вместе?» «Мы вместе?» – спросил я Б.
«Да, – сказал Б слегка раздраженно. Вторая продавщица ушла. – Посмотри на эти нейлоновые плавки „Жокей Зареб-ред"». Б показал на соседнюю полку. «Они лучше?»
«Ты можешь в них плавать», – сказал Б. Продавщица вернулась и принесла сдачу. «У нас здесь есть плавки для купания, – сказала она. – Давайте я их вам покажу».
Мы последовали за ней по узкому проходу, вдоль которого висело множество разных видов белья, о существовании которых я и не предполагал. «Вот», – сказала она, протягивая Б упаковку плавок типа бикини. «Это „Жокей"?» – спросил я. «Жокей-лайф». «А другие цвета бывают?»
«Есть узор „Воздушные шары"», – сказала она, вручая мне пакет с сине-зелеными бикини «Жокей-лайф». «А белые они бывают?»
«Нет, но у нас есть другие плавки „Жокей", вот здесь – „Жокей-скин". Есть и белые, но они не такие короткие».
Я осмотрел упаковку, пытаясь представить себя в «Жокей-скин» вместо классических плавок «Жокей». Но мне это никак не удалось, и я отдал ей упаковку и поблагодарил за помощь.
Когда мы проходили дальние закоулки Отдела мужского белья, я вдруг заметил, что мы с Б – единственные мужчины во всем отделе. И ведь там не было пусто. Повсюду были женщины. Сначала я задумался, не покупают ли теперь женщины мужское белье точно так же, как они покупают себе мужские джинсы и мужские свитера, но потом я заметил, что вокруг были женщины средних лет, замужнего вида, которые делали покупки для своих мужей. Вот, наверное, к чему сводится брак – твоя жена покупает тебе белье.
Б свернул в уголок экзотического белья – трусы из сетки, набедренные повязки – и развлекался, читая этикетки. «Посмотри вот на это, – сказал он. – Здесь написано: „горизонтальный клапан для легкого доступа"».
«Странно, – сказал я. – Почему здесь карман на ширинке?»
«Это и есть горизонтальный клапан для легкого доступа, – захихикал Б. – А здесь написано „Первоклассно для естественного удобства"». «Ну пошли, мне нужно купить носки», – сказал я.
Отдел мужских носков тоже кишел женщинами. Вот что, наверно, не в порядке с Америкой. Мужчины не покупают. «А где „Супп-Хоз"?» – спросил я Б.
«Ты носишь „Супп-Хоз"? – спросил Б. – У тебя что, артрит?»
Артрита у меня нет, но я хочу быть готовым к нему, когда он придет. А еще мне нравятся «Супп-Хоз», потому что они очень плотные, и между ногой и ботинком остается больше места за те же деньги. Я нашел полку с «Супп-Хоз» и прочитал этикетку на одной из коробок: «Новинка – Антистатик – 100% нейлон». Меня немного обеспокоило слово «Новинка». Я попросил Б позвать продавца. Он нашел продавца за углом, где он приводил в порядок полку с носками «Камп», и привел его. Продавец был очень высокий, с очень короткой стрижкой, на нем был оливково-зеленый костюм-тройка из немнущейся полиэстровой ткани «дакрон», ярко-зеленый галстук «Рустер», желтая рубашка «стирай и носи», скорее поношенная, чем постиранная, и ботинки «Хаш Паппиз». Запах его одеколона был похож на «Хай Карате», но, возможно, это был и «Джейд Ист». Он вкрадчиво улыбнулся.
«Почему здесь на пакете написано „новинка"?» – спросил я его.
«Это носки двух цветов, сэр, новинка в ассортименте „Супп-Хоз"». – Его улыбка оставалась довольно вкрадчивой.
«Нет, – заявил я, – мне нужны однотонные».
«Хорошо, сэр. У нас есть однотонные носки четырех цветов – черные, коричневые, темно-синие и средне-серые».
«Покажите, пожалуйста, темно-синие». «Вот темно-синие. Они выглядят темными, но здесь освещение не такое, как на открытом воздухе».
«Возможно, мне стоит купить черные, как обычно. Сколько пар у вас здесь?» – я порылся на полке, выискивая пары черных носков маленького размера. «Сэр, здесь у нас восемь, но я могу принести вам, сколько вы захотите».
«Восьми хватит, – я не хотел, чтобы он устроил себе перекур на складе за счет моего времени. – И пожалуйста, выньте их из коробок. Коробки неудобно носить с собой». Его вкрадчивая улыбка угасла. «Сэр, они на картонках». «Это ничего. Просто выньте их из коробок. Картонки можете не снимать».
«Я только должен сказать, сэр, если вы по какой-то причине захотите их вернуть, вы не сможете их вернуть, если они будут не в коробках».
«Нет, я их не буду возвращать». Я никогда ничего не возвращаю. Это даже хуже, чем не покупать. Продавец стал вынимать их из коробок. Когда дошел до седьмой коробки, я спросил: «А какая-нибудь другая марка у вас есть?»
«Мы продаем еще одну марку – „Мандат". Они не такие эффектные. Но они дешевле». «Нет», – сказал я.
В этот момент Б вернулся, купив себе охапку разных носков темных респектабельных оттенков – темно-синие, коричневые, темно-зеленые, маренго, черные. «Почему ты покупаешь носки разного цвета, Б?» «Чтобы их легче было разбирать после стирки».
«Но если ты купишь все носки одного цвета, ты сможешь носить любую пару носков, какую ни возьмешь».
Мы заплатили за носки и пошли по магазину «Мейсис». Там была жуткая давка и шум, и он гораздо меньше был похож на музей, чем «Блумингдейл». Я предложил пообедать где-нибудь в магазине.
«Обедать в универмаге?» – Б просто пришел в ужас, как будто я предложил ему трапезу на помойке. Баловень он несчастный, дитя послевоенного изобилия.
«Ладно, Б, пообедаем в отеле в центре, – Б заулыбался; он был жутко доволен. – Но сначала зайдем в „Джимбел". Может, у них есть старинные драгоценности. У них есть комиссионный отдел».
На улице я заметил, что Нью-Йорк – не Париж. 34-я стрит кишела потенциальными вымогателями, потенциальными насильниками, потенциальными дегенератами, потенциальными убийцами. А вот потенциальных жертв было почти не видно.
«Давай зайдем в „Вулворт" на 33-ю стрит и в „Джимбел"», – сказал я. Я раньше покупал белье в магазине «Вулворт», и сохранил к нему сентиментальную привязанность. Первое, что замечаешь, когда входишь в «Вулворт», – это запах кур, жарящихся в гриле. Они пахли так хорошо, что я всегда чуть было не покупал себе порцию, хоть я и не люблю жареную курицу. В высококлассных магазинах продают по «витрине», в магазинах низкого класса продают по «запаху». Б, конечно, сморщил нос и ринулся вперед. «Почему ты торопишься, Б?» «Это жужжание действует мне на нервы».
«Какое жужжание?» Я прислушался и действительно услышал жужжание, возможно, кондиционеры были не в порядке, но для меня это жужжание совершенно заглушалось запахом жареного арахиса.
«Разве ты не рад, что родился богатым, Б?» Б по своему складу не такой человек, у которого в кармане пять долларов десять центов, так что ему повезло, что он родился не в пятидолларовой семье.
Мы почти дошли до той стороны «Вулворта», которая выходит на 33-ю стрит, где продаются открытки с объемным изображением Всемирного торгового центра и поздравительные звуковые открытки, говорящие по-испански. Мы вышли, перешли улицу и вошли в магазин «Джимбел». Там были такие же давка и шум, как в «Мейсис». Б застонал: «Почему бы нам не посмотреть на старинные драгоценности в „Картье"?»
«„Картье!" – я начинал всерьез сердиться на Б. – Слушай, Б, по-моему, мы должны так проводить время каждый день, тебе было бы очень полезно выходить в свет и смотреть, какова жизнь на самом деле. Она не начинается в „Саксе" и не заканчивается в „Блумингдейле". Это не бутик „Ив Сен-Лоран". Тебе, наверное, следует почаще покупать белье и носки и заходить в десятицентовые магазины». Б сделал гримасу. «Это и есть жизнь, Б!» Я отвернулся от Б с отвращением и заметил двух маленьких девочек, лет десяти-двенадцати, которые рылись в ящике с футболками. «Эти девчонки воруют!» – воскликнул я.
«Вот сколько ты знаешь о реальном мире, – сказал Б, – разве ты в детстве никогда не открывал ящики, просто чтобы посмотреть, не лежит ли там что-то другое, не такое как на прилавке?» «Нет».
«А я открывал ящики и находил разные цвета, размеры и фасоны. И вообще, почему нельзя воровать в магазинах? Разве ты никогда не воровал в магазине?»
«Нет». Мне не хотелось спорить с Б. Я обнаружил магазин «Вход и выход» – джимбеловский вариант «интеллектуальной» лавки. Я стал раздумывать, не скупить ли его на корню – все до последнего поддельного витража; каждый мексиканский серебряный браслет, каждый постер с кармасутрой, каждое зеркальце в рамке из маргариток, каждое павлинье перо. Все это, вероятно, будут коллекционировать в 80-х годах. Общедоступное искусство. Пластмассово-психоделический стиль 60-х. Тогда уже не останется ничего от 20-х, 30-х, 40-х и 50-х годов.
Б кинулся в отдел школьных принадлежностей: «А ты покупал новый ланч-бокс, и портфель, и блокнот, и карандаши каждый сентябрь? Это было мое любимое время года. Как было интересно делить блокнот на части разного цвета для каждого предмета! Я никогда не мог решить, какая обложка для книги мне нравится больше – блестящая обложка „Айви Лиг" или простая обложка из коричневой оберточной бумаги, которую надо было делать самому. А у тебя были такие обложки, А?»
«Для чего?»
«Для школы».
«Нет».
Я спросил проходящую мимо продавщицу, как найти Комиссионный ювелирный отдел, и она сказала, что надо пройти мимо косметики. Мы пошли дальше. Сценка «Фирма „Ши-сейдо" представляет мастера экзотического макияжа – бесплатно» разыгрывалась и в магазине «Джимбел».
На первом этаже, в ювелирном отделе, висел плакат: «Конец сезона – распродажа золота – скидки 20-50%». Я задумался, какой сезон у золота. Единственный продавец помогал покупательнице примерить кольцо. «Ну, как вам это?» – спросил он. «Тесно», – ответила покупательница. Хотя я и не желал прерывать процесс покупки, но пришлось: «Где у вас Комиссионный ювелирный отдел?» «Комиссионный ювелирный отдел на пятом этаже». Мы с Б направились к лифту. По пути наверх я заметил, что вниз направляется Роберт Редфорд. «Посмотри, Б, вон Роберт Редфорд». Может быть, это был и не Роберт Редфорд. Но у него были белый костюм, волосы песочного цвета и широкая улыбка. «Моя сестра на днях видела Роберта Редфорда на Мэдисон авеню», – сказал Б. «Я на днях тоже его видел. Он, наверное, в городе». «Моя сестра пошла за ним по Мэдисон». «А я поехал за ним в такси». «Он живет на Пятой авеню».
«Я ехал за ним по Парк авеню, от 64-й стрит до 65-й стрит. Он шел слишком медленно, и я потерял его из виду». «Сестра говорит, его никто не узнал». «Я знаю, по Парк авеню за ним следовал только я».
Мы доехали до третьего этажа, и там был полосатый летний костюм на манекене, похожем на Роберта Редфорда.
«Из универмага я выхожу, – Б говорил это, когда мы подъезжали к четвертому этажу, – как будто меня по голове огрели. Мне нравятся только маленькие магазинчики. Большие магазины слишком утомляют».
«Но в больших магазинах можно купить дешевле».
«Если хватит терпения на поиски. Но только подумай, сколько времени на это тратишь».
На пятом этаже Комиссионный ювелирный отдел был совсем рядом с эскалатором. Там было два прилавка, сверкающие брильянтами, рубинами, изумрудами, золотом, серебром. На первом прилавке все выглядело новым. Я спросил продавца, нет ли у них украшений 40-х годов. Он сказал, что нет.
«А прилавок со старинными украшениями у вас есть?» – настаивал я. «Там тоже ничего нет», – ответил он.
Я подошел к продавцу за вторым прилавком. Он увидел, что я приближаюсь, опустил голову и сделал вид, что пишет в своей книге заказов.
«Извините». – Он не поднял головы. – «Я ищу старые украшения. У вас они есть?» – Он все еще не поднимал головы.
– «Я прочитал ваше объявление». – Он наконец взглянул на меня и сказал: «Нет».
«Ну у вас же комиссионная распродажа, если верить объявлению», – никогда в жизни мне еще не приходилось столько трудиться, чтобы сделать покупку. «То, что на распродаже, вперемежку со всем остальным, – сказал он. – Мы не держим это в отдельной витрине». – Он махнул рукой над прилавком. Я посмотрел через стекло. Мой взгляд привлек очень простой золотой портсигар трех оттенков.
«Сколько он стоит? – спросил я. – Он продается на распродаже?»
«Нет».
«Почему нет?»
«В рекламе его не было».
«Нет, а что еще здесь есть? Я ищу что-нибудь с большим камнем. Большим, большим камнем».
«Вон там есть кольца. Может, найдете что-нибудь подходящее».
Я стал смотреть.
«Помнишь, – сказал Б, – какой большой аметист мы видели в Париже? Какой фиолетовый! Он был сибирский, а не южноамериканский. Он принадлежал царской семье». – Пока Б говорил, драгоценности в витрине «Джимбел» казались все меньше и меньше.
Одна золотая брошь с брильянтом в стиле 40-х годов мне понравилась; она напомнила мне добрые старые времена.
«Можно посмотреть вот эту?»
«Вот эту?» – спросил продавец, беря ее так, как будто это был паук «черная вдова».
«На ней есть подпись дизайнера?»
«Нет».
«Это хороший брильянт?»
«Хороший ли это брильянт?» – Внезапно черный паук превратился в бабочку. – «Да, сэр. Это очень хорошая покупка. Эта брошь на распродаже. Здесь брильянт два карата». «Пойдем, Б, – прошептал я. – Этот парень просто кошмарный».
Когда мы направлялись к эскалатору, я услышал, как покупатель спрашивает продавца за другим прилавком: «Вы имеете в виду, у вас может еще три года не появиться такого?» «Совершенно верно. Заходите через три года». «Но цена будет та же?» «Я не знаю, какая цена будет завтра». Я ступил на эскалатор, раздраженный тем, что продавец помешал мне сделать покупку.
«Как получилось, что ты так любишь драгоценности, А?» – спросил Б.
«Не так уж я и люблю драгоценности. Пойдем, купим стельки „Доктор Шолл". Драгоценности не заменят новых стелек».
«Я бы предпочел драгоценности», – сказал Б.
«Почему?»
«Потому что брильянт – это навсегда», – сказал Б.
«Навсегда что?»