Нор сосредоточенно работал челюстями. Венди Рэббитс, сидевшая на другом конце стола, расправлялась со своим обедом с удивительным изяществом. Черта с два он даст ей понять, что она сумела лишить его аппетита! Эта женщина и так получила над ним слишком большую власть.

Достаточно одного ее вида, чтобы все гормоны, какие у него были, начинали беситься, как никогда в жизни, несмотря на яростные попытки мозга справиться с ними. Кроме того, она лишает его здравого смысла и умения логически мыслить. Нор не мог понять, то ли она великолепная актриса, то ли не от мира сего. Если бы не пропавший миллион, он мог бы принять ее рассказ за чистую монету. Во всяком случае, соблазн слишком велик.

Ну что ж, зато у него появились какие-то факты, которые можно проверить. Очень удачно, что очевидцем встречи в ресторане был именно сэр Бредфорд. Он не подумает ничего плохого, если Нор расспросит его об этом событии. А про цирк Мазини и ранчо Вилгилаг можно рассказать Харольду Эмерсону. Какой-нибудь опытный частный сыщик сумеет навести там справки. Конечно, если она сказала правду и действительно работала там няней.

Бросив взгляд напротив, он с досадой убедился, что лицо Венди скрывается в тени и изучить его выражение невозможно.

— Бартлетт, будьте добры включить верхний свет и переставить подсвечник. Я едва вижу то, что ем.

— Как пожелаете, сэр.

Бартлетт подчинился, двигаясь с тяжеловесным достоинством, и это только усилило досаду Нора. Старый дворецкий излучал осуждение, которое вонзалось в Нортона как нож. Венди Рэббитс выглядит расстроенной, и Бартлетт тонко давал Нору понять, что знает, кто в этом виноват.

Увы, более яркое освещение не помогло. Лицо Венди напоминало маску и выглядело совершенно бесстрастным. Она подняла бокал и сделала глоток кларета. Не шампанского, со злорадным удовлетворением отметил про себя Нор. Это он велел Бартлетту подать красное вино. Время, когда «няню Рэббитс» поили в «Рокхилле» шампанским, миновало. Пусть покупает его сама… На украденный миллион.

Наверняка она его где-то припрятала.

Но она упорно отрицает, что брала у деда что-нибудь сверх жалованья. И осудила его. Нора, за то, что он не желает признавать ничего, кроме фактов.

Эта женщина — настоящее наказание. Глядя на нее, Нор поднял бокал. Может быть, добрый кларет позволит ему справиться с досадой. Венди упорно смотрит в тарелку. За весь обед она ни разу не встретилась с ним взглядом. У Нора сложилось впечатление, что она сознательно облачилась в броню. Ее упорное молчание только подтверждает это.

Желание пробить брешь в ее доспехах заставило Нора открыть рот.

— Что вы делали после того, как уехали из Вилгилага?

Венди неохотно подняла голову. Ее глаза мерцали как сапфиры.

— Мистер Нортон, если вам нужны на меня компрометирующие материалы, ищите их сами! — резко сказала она.

Ее ответ не принес Нору удовлетворения. Заставив его почувствовать себя последним мерзавцем, Венди продолжила трапезу. Нор же этого сделать не смог. Его желудок свело судорогой.

— Венди, я просто хочу побольше узнать о вас, — попытался оправдаться он, чувствуя, что совершил ошибку. Роковую ошибку.

Женщина покачала головой, не удостоив его взглядом.

Нор кипел от досады. Он не мог заставить ее говорить. Вспоминая, как откровенно и безыскусно держалась Венди до дурацкого упоминания о миллионерах, он готов был откусить себе язык.

Безыскусно? Или, наоборот, очень искусно? Говорила правду или лгала? Невозможно сказать, пока он не проверит полученные от Венди сведения. Ясно одно: одна неосторожная фраза заставила ее замкнуться. Больше она не скажет ему о себе ни слова.

Он допил вино и подал знак Бартлетту, чтобы тот вновь наполнил бокал. Бартлетт сделал свое дело молча, не поднимая глаз. Нор чувствовал себя так, словно борется на два фронта.

Неужели он ошибся в отношении Венди Рэббитс? Ошибся решительно и бесповоротно? Нор не мог отрицать, что ее страстная речь в защиту деда выглядела не только искренней, но и заставила его ощутить чувство вины.

«Может быть, он был одинок».

Эти слова больно ранили. Нор не сомневался: если бы он не отсутствовал так долго, эта ситуация не возникла бы. Или если бы он нашел время жениться, завести детей и продолжил род, сделав то, чего дед хотел больше всего на свете. Никакие друзья, как бы много их ни было, не в состоянии дать человеку чувство любви и близости, которое приносит тот, кто всецело принадлежит тебе и все время находится рядом.

Нор начинал понимать, почему его дед принял Венди Рэббитс и сделал ее членом семьи. Деньги и умелое руководство могли сотворить из этой продавщицы цветов очень многое. «Она будет моим собственным созданием», — похвастался дед Харольду Эмерсону. Дед получал несказанное удовольствие от роли Генри Хиггинса; было чрезвычайно приятно сделать кого-то звездой и ощутить отдачу от своей работы.

Если Гвендолен Рэббитс действительно выросла в нищете, она просто обязана неистово стремиться к тому, чего была лишена.

Это имеет смысл. Но пропавший миллион заставляет подозревать, что перед Нором сидит умная и хитрая авантюристка.

Нор терялся в догадках. Для ответа нужно знать больше. Намного больше. Он проклинал себя за дурацкую несдержанность, лишившую его всех преимуществ. Теперь она настороже. Нужно дать ей успокоиться. Может быть, после этого откроется что-нибудь новенькое.

Он отвлекся от мрачных раздумий, когда Венди внезапно поднялась. Она положила на стол салфетку и посмотрела на Нора. У того безудержно заколотилось сердце. Неужели их беседа продолжится?

— Прощу прощения, мистер Нортон, — со спокойным достоинством сказала она. — Я не очень хорошо себя чувствую.

Это не давало Нору ни малейшего предлога попросить ее остаться. Нортон поставил бокал и встал; учтивость требовала проводить ее вежливо.

— Мне очень жаль. Если вам что-нибудь нужно…

— Нет. Благодарю вас. — Она повернулась к дворецкому. — Бартлетт, пожалуйста, передайте Эмилю мои извинения. Я знаю, он приготовил на десерт нечто необыкновенное. Возможно, мистер Нортон оценит его усилия за нас обоих.

— Я уверен, что Эмиль все поймет, няня Рэббитс, — тепло ответил Бартлетт, отодвигая кресло так, чтобы ей было удобнее выйти из-за стола.

— Спасибо.

Венди обошла стол с грацией королевы, но, когда она остановилась рядом с Нором, тот заметил, что женщина дрожит всем телом, а в лице нет ни кровинки. Может быть, она действительно больна? Ее глаза больше не лучились. В них застыла такая боль, что Нору стало совсем скверно.

— Я позволила себе недопустимые вещи. Я больше не сяду с вами за один стол, мистер Нортон. Как было сказано утром, вы не ваш дедушка.

Нор открыл было рот, чтобы возразить. Все в нем восстало против несправедливого обвинения. Венди по-прежнему остается для него тайной за семью печатями. И он стремится раскрыть эту тайну. Хочет знать о ней как можно больше, хоть и не признается в этом даже себе самому. Но все слова вылетели у него из головы, когда глаза Венди наполнились слезами.

— Спокойной ночи, — хрипло прошептала она и быстро вышла из столовой. Нор ощутил себя чудовищем. Он заставил ее плакать!

Он смотрел ей вслед. Кокетливые сборки на сексуальном красном платье говорили о том, что он мог бы получить, если бы действовал по-другому. В паху вновь заныло от желания. Какого дьявола ему понадобилось вести себя таким образом? Обуревавший его гнев требовал выхода.

Бартлетт продолжал убирать со стола. С виду равнодушный к происшедшему, он ставил тарелки и бокал на передвижной столик. Нор, не успевший сесть, смял в руке салфетку и уставился на старого дворецкого, скрупулезно выполняющего свои обязанности.

— Бартлетт, если вы хотите что-то сказать, то выкладывайте!

Дворецкий заговорил не сразу. Он выдержал паузу, полную достоинства. Затем слегка приподнял брови и скосил глаза к породистому носу.

— Сэр, за долгие годы работы в «Рокхилле» я прислуживал многим людям. Можно сказать, среди здешних гостей были сливки общества. Люди, которые считали, что богатство и власть делают их лучше других. Сэр, няня Рэббитс могла прийти сюда без рекомендаций, но она настоящая леди. Видимо, так думал и мистер Винсент.

— Зато вы понятия не имеете, о чем думаю я, Бартлетт! — злобно буркнул Нор.

Лицо дворецкого стало еще более надменным.

— Возможно, и нет, сэр. Я близко знаком с няней Рэббитс всего лишь два года.

Это окончательно добило Нора. Он швырнул салфетку на стол, шагнул к буфету и взял графин с кларетом.

— Пожалуйста, скажите Эмилю, что я тоже не хочу сладкого. Спасибо, Бартлетт, сегодня вы мне больше не понадобитесь, — сказал он и гневно махнул рукой.

— Хорошо, сэр.

Нор забрал с собой остатки красного вина и устремился в библиотеку, вспоминая великолепную рыжую гриву, красное платье, их слишком дерзкий, чертовски вызывающий контраст и авторитетные слова человека, который, должно быть, знал, что говорит.

Он нашел кассету с записью похорон и вставил ее в видеомагнитофон. Оставшись в одиночестве, Нор снял пиджак, жилет, галстук, закатал рукава и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Однако избавление от официального костюма не избавило его от внутреннего напряжения.

Нортон наполнил бокал, взял пульт управления, сел в одно из кожаных кресел, нашарил кнопку пуска и только тут понял, что в таком состоянии не подобает следить за похоронами человека, который воспитал его и которого он уважал и любил.

Он немного подождал, время от времени делая глоток кларета, избавляясь от мыслей о Венди Рэббитс и вспоминая счастливые мгновения, пережитые вместе с дедом, — частые поездки в Австралию, национальный парк Какаду, пещеры Кубер-Педи, плавание вокруг Большого Барьерного рифа и более позднюю поездку в Европу, где дед открыл ему, подростку, очарование истории.

Это был дар, свойственный только Винсенту Нортону. Благодаря ему, мир казался полным чудес. И он решил подарить этот чудесный мир девушке, которую однажды вечером подобрал чуть ли не на улице. Правильно дед сделал или нет, но это было его решение. Как и решение взять миллион долларов и сделать с ним то, что он сочтет нужным.

Нор решил, что надо относиться к решениям деда с уважением. Он сделал это со всей искренностью, на которую только был способен.

«Настоящая леди».

О Господи, он даже хочет, чтобы Бартлетт оказался прав!

Но не может смириться с мыслью, что его деда одурачили.

Нор с тяжелым вздохом нажал на кнопку.

Церемония показалась ему чрезвычайно зрелищной. Пение хора, речи, розы, собор, до отказа наполненный людьми, знавшими Винсента Нортона. А сцена на кладбище выглядела еще более трогательной. Во главе шествия шел флейтист в национальном шотландском костюме. Следом несли гроб, накрытый старинным покрывалом с трубочками по краям, мелодично позванивавшими в такт медленным шагам.

Заключительных слов церемонии Нор не слышал. Его внимание привлекла группка людей, стоявшая позади епископа. Семья его деда. За неимением более близких родственников.

Нор не мог оторвать глаз от женщины, которая подошла к этой группке в последний момент. Женщины, которая скрасила деду его последние годы. Он постарался избавиться от своего предубеждения и быть по возможности беспристрастным.

Она была великолепна. Безукоризненно сшитый черный костюм и черная шляпа с широкими полями были строгими и в то же время нарядными. «Винсент гордился мной», вспомнил Нор, поняв, что восхищается ее манерами, несмотря на все свои подозрения. Венди ни разу не посмотрела на могилу. Она прижимала к груди одинокую розу и стояла, подняв лицо к небу.

Кажется, женщина не сознавала, что по ее лицу текут слезы. Или сознательно не обращала на них внимания. Она смотрела вверх, словно не хотела верить тому, что Винсент Нортон лежит в гробу. Его дух был далеко отсюда, парил в облаках, более никак не связанный с землей. «Его душу забрал добрый Ангел Смерти».

Нор снова поморщился при этой мысли, с удивлением понял, что она уже не доставляет ему такого неудовольствия, и выключил видео. Хватит с него на сегодня. Бокал был пуст, но Нортон не ощущал желания выпить еще. Сознание несправедливости, допущенной по отношению к Венди Рэббитс, жгло его, лишая покоя. Даже если эта женщина не забывала о своей выгоде, она была верна своему благодетелю до самой его смерти.

«Я любила вашего деда. Любила по-настоящему. Нравится вам это или нет, но я говорю правду».

Да, Нору это не нравится. И все же он начал верить ей. Все ее поведение на похоронах говорит об истинной любви. Его деду действительно было чем гордиться. Нор не мог заподозрить ее в притворстве. Для актерского этюда тут было слишком много неподдельного чувства.

Ну, и кто он теперь? Нечуткий, неблагодарный, слепой дурак! Довел женщину до слез, вместо того чтобы отдать ей должное!

Злясь на самого себя, Нор встал с кресла и принялся расхаживать по библиотеке. Похоже, он не прав и был не прав с самого начала, когда заподозрил «няню Рэббитс» во всех смертных грехах. Сделал поспешные выводы, не имея для этого никаких оснований.

Неужели Венди Рэббитс действительно настоящая леди, как говорит Бартлетт?

Он чуть ли не в глаза назвал ее проституткой и корыстной авантюристкой. В первом случае он явно ошибся, а вот во втором… Один Бог знает!

Она ушла к себе сильно расстроенная. Дед сделал так, что все в доме относились к «няне Рэббитс» с уважением, а он, Нор, обращается с ней как с недостойной тварью, устроил перекрестный допрос, как преступнице на скамье подсудимых, и вынес приговор, не дав сказать ни слова в свою защиту. Разве это справедливо? Разве дед одобрил бы его поведение?

Нора душил стыд. Винсент верил, что внук выполнит его последнюю волю и хотя бы на год сохранит в доме прежний уклад, а тот в первый же день перевернул «Рокхилл» вверх тормашками. В первый же день! Какая разница, что при этом думает сам Нор? Он обязан оправдать доверие. Это самое меньшее, чем он может искупить вину за свое отсутствие в тот момент, когда оно было совершенно необходимо.

Он посмотрел на часы. Еще не слишком поздно, чтобы извиниться перед Венди Рэббитс. Лучше не откладывать это в долгий ящик. Тогда завтра можно будет все начать сначала. А сегодня отправиться спать с чистой совестью.

Воодушевившийся Нор вышел из библиотеки и только на лестнице понял, что не знает, в какой комнате живет Венди Рэббитс. Он нашел ответ после секундного раздумья. Дед наверняка отвел ей Розовые покои. Их знакомство началось с роз и закончилось ими. Все сходилось. А порядок, установленный дедом, нельзя менять в течение года, следовательно…