Он замер. Внутри вели бой изумление и беспокойство, пока на гнедом коне не пронесся голод, сметая воевавших одним ударом.

Спар ощутил, как желание охватило все его тело. За прожитые тысячи лет он никогда не испытывал ничего подобного. Спар едва не упал на колени, что стало бы признаком его поражения, которого не ведал прежде.

Он не лгал, говоря Фелисити, что ее оружие в разы мощнее, но никогда не думал, что она обратит его против него.

Один лишь ее рот обладал силой большей, чем любая булава или залп танкового трала. От нежного прикосновения к губам у Спара закружилась голова, но Фелисити недолго оставалась нежной.

Она выдохнула, наполняя его рот ароматом корицы, гвоздики и темной, сладкой патоки. Он поглотил его и ощутил, как в груди зародился стон.

Его кожа натянулась и зудела, заставляя ощущать себя неуютно. Спару пришлось сопротивляться желанию принять свое истинное обличье. Что-то внутри него жаждало отметить Фелисити клыком и когтем, чтобы показать всему миру, что она принадлежит ему, но он боялся причинить боль.

В его руках она казалась такой маленькой и хрупкой. Спар понимал, что в истинном облике мог разорвать ее на куски, а он лучше проткнет себя своим же копьем, чем причинит вред.

Рассчитывая силу, Спар крепче прижал Фелисити к себе. Ее гибкое тело, прикрытое лишь халатиком, идеально подходило к его, словно было его отражением.

Изгибы и ложбинки прекрасно вписывались в его угловатости и выпуклости. А там, где ее тело касалось его без одежды, Спар мог поклясться, что кожа превратилась в раскаленную лаву.

Жар от прикосновения гладкой, шелковистой кожи к более грубой, толстой мог бы растопить горы.

Ему нужно больше.

Он опустил ее руки себе на плечи, чтобы она могла обнять его. Фелисити не заставила себя ждать.

Сцепив руки за его шеей, она приподнялась выше. Спар подхватил ее под попку, чтобы поддержать, когда она обхватила ногами его талию.

В такой позе сердцевина Фелисити прижималась прямо к его паху. Спар оторвался от ее губ и низко зарычал.

— Убедись, что не станешь обижаться на мое требование, маленький человечек. — Спар задыхался, желание разрывало его. — Если ты отдашься мне, я не смогу отпустить тебя.

Ее зеленые глаза потемнели до цвета старого мха, взгляд стал томным, а веки отяжелели.

— Спар, я не могу думать об этом. Не могу. Просто не дай меня забрать. Оставайся рядом.

Зарычав, он склонился к ней.

— Они никогда не притронутся к тебе, малыш. Клянусь. Никто не притронется к тебе, кроме меня.

— Тогда прикасайся ко мне больше.

Если бы мир подчинялся его желаниям, Спар не оставил бы и дюйма на ее коже незатронутым. Он желал, чтобы каждая ее клеточка пахла им, чтобы она несла его метку. Никто в мире не должен сомневаться, что Фелисити принадлежит ему, даже она сама.

Широко шагая, Спар вынес ее из ванной и аккуратно уложил на кровать. Фелисити вцепилась в него, не желая расцеплять руки и ноги, и он был вынужден последовать за ней и вжать ее в матрас.

Она издавала звуки, напоминающие мурлыканье котенка, наполненные удовольствием и одобрением. Спар хотел гладить ее медленными, протяжными прикосновениями с небольшим нажимом, но страсть и собственнические чувства со всей силой обрушились на него. Он не думал, что мог так легко перестать сопротивляться чувствам.

А то, как Фелисити выгнулась под ним, вдавливая грудь в его и нежный живот в, до боли эрегированный, член, совсем не помогало. Спар выдохнул с шипением.

Прикосновения опаляли и ласкали. Спару нужно быть как можно ближе к Фелисити, но с каждой секундой необходимость быть «ближе» превращалась в желание быть «в» ней.

Он едва ли не дрожащей рукой сжал ногу Фелисити прямо над коленом. Ее кожа оказалась чрезвычайно нежной и мягкой. За всю жизнь он не касался ничего мягче.

Контраст между ее нежной кожей и его грубыми, мозолистыми руками завораживал, как и то, что Фелисити задержала дыхание, когда он скользнул рукой выше.

Кончиками пальцев Спар проник под подол ее короткого халатика и коснулся влаги между бедер. Он скользнул рукой дальше, заставляя Фелисити затрепетать.

А когда костяшками пальцев он натолкнулся на завитки, которые увлажнились от соков больше, чем от воды после ванны, и не смог сдержать рык удовольствия. Фелисити его желала.

— Спар.

Его имя дрожало на ее губах, и он смел его поцелуем. Спар не желал, чтобы она говорила, думала или делала что-то иное, кроме как разрешала ему исследовать себя.

Он уже знал, что ее вкус представлял собой редчайшее удовольствие. Он толкнулся языком глубже, исследуя ее рот, пока руками стягивал халатик с ее рук.

Аромат Фелисити вскружил голову Спару быстрее, чем какой-либо алкоголь, придуманный человечеством. И он понял, что если когда-нибудь опьянеет, то из-за нее.

Его язык требовал ответной реакции, начав игру в прятки, от которой и Спар и Фелисити тяжело дышали. Она застонала, когда он немного отстранился и подразнил ее губы легким, но в то же время жестким укусом.

Затем зубами проследил по линии подбородка до самого ушка. Фелисити задрожала от первого прикосновения губами, а, когда он прикусил мочку, вновь застонала.

Она помогла Спару распахнуть полы халата, раскидывая их на кровати под собой и полностью отдавая себя его жару. Казалось, она наслаждалась свободой, выгибаясь, извиваясь, и терлась об его тело, будто умоляла ласкать ее везде. И Спар был более чем рад ей угодить.

Пока его рот целовал шею Фелисити, руки, путешествовавшие в противоположном направлении, скользнули по ее бедрам и обхватили бока.

Каждый нежный миллиметр ее кожи вызывал желание замереть на ней и насладиться прикосновением и одновременно гадать будет ли следующий миллиметр таким же мягким. И так и было.

Спар скользнул губами по ключице Фелисити, слегка царапая кожу зубами, чтобы обвести место царапины языком.

Внутри нарастало желание вкусить Фелисити, от чего у Спара заныли десна в тех местах, откуда вырастают клыки. Он быстро вознес благодарность небесам за то, что в человеческом облике не мог серьезно ее ранить.

Он не хотел делать ей больно, лишь доставить удовольствие.

— Прекрати дразнить, — выдохнула она и с силой потянула его плечи. — Я хочу тебя.

— А я тебя сильнее, — пробормотал он. — Придется тебе набраться терпения, малышка, потому как я собираюсь насладиться тобой по полной.

Она судорожно выдохнула. Спар проложил дорожку из поцелуев от ее грудной клетки к животу, а затем начал медленно подниматься к набухшей вершинке груди.

Он почувствовал, как Фелисити напряглась в ожидании, впиваясь коготками в его кожу. Спар подумал о продлении мук, но понял, что лишь сам пострадает.

Он жаждал ее вкуса, хотел познать прикосновение этого твердого бутона к языку. Спар готов был поспорить, что это восхитительно.

И не разочаровался, ни вкусом, ни тем, как Фелисити вскрикнула и выгнулась, предлагая ему больше себя.

Она положила руку на его затылок, скользя пальцами по коротким волосам и не находя во что вцепиться. Спар и не хотел, чтобы она погружала свои коготки в него, желал отдать ее на растерзание той страсти, которая нарастала между ними, и чтобы Фелисити стала столь же беспомощной, как и он.

Потянувшись, он схватил ее за запястья и прижал руки к кровати. Фелисити вновь застонала и стала слабо сопротивляться, но он не обращал внимания, переводя внимание на вторую грудь.

Каждый раз, когда он всасывал твердую вершинку, Фелисити вздрагивала под ним, а когда Спар слегка прикусил чувствительный сосок, она закричала от удовольствия.

— Боже, ты меня убиваешь, — проговорила она тонким, с придыханием голосом, но и из-за такого Спар стал настолько твердым, что мог забивать гвозди. — Спар, прошу.

— Тс-с-с. Позволь мне познать тебя.

Фелисити вздохнула, и он почувствовал, как ее мышцы расслабились. От ее готовности отдать себя ему, он хотел запрокинуть голову и взвыть, как животное, давая понять каждому существу в пределах слышимости, что она принадлежит ему. Спар должен войти в нее. Скорее.

Удерживая ее руки по бокам, он начал спускаться ниже, не отрывая губ от ее тела. Прокладывая дорожку из поцелуев, он вкушал аромат кожи Фелисити прямо под грудью, затем в выемке пупка, а после и с вздрагивающего животика.

И Спар понял, что соблазнен сладостью этого запаха, его концентратом, увеличивающимся по мере приближения к средоточию ее страсти.

Он вдохнул этот аромат, богатый пряностями, теплом меда и ее собственным опьяняющим запахом женственности.

Слишком прост для цветка, слишком сладок для мускуса, напоминающем Спару дымящийся ладан. Такое пришлось бы по душе даже богам. Хотя вряд ли бы он стал делиться даже с ними.

Фелисити судорожно втянула воздух, сопровождая вдох крошечным стоном, который пронесся прямо к члену. Для Спара самым большим афродизиаком во Вселенной стало понимание, что она хочет его хотя бы наполовину также сильно, как он ее. Ему нужно показать, как ему хорошо с Фелисити, но еще больше ему нужно испробовать ее.

Когда Спар прикоснулся губами к ее завиткам, она дернулась всем телом. Фелисити пыталась освободить запястья, но Спар не намеревался ее отпускать.

Вместо этого, он повел плечами и оказался между бедер Фелисити, заставляя ее широко открыться. Спар нашел для себя место, за защиту которого убил бы тысячу демонов, и собирался использовать его по максимуму.

С благодарным вздохом он раздвинул языком ее складочки и насладился первым глотком ее вкуса. Сладкий, дикий и невероятно будоражащий, и он лишь распалил голод Спара.

Он еще раз лизнул, но на этот раз проник языком глубже. Ее соки растеклись по его языку, как мед, скользящий с ложки, вызывая пристрастие к сладкому, которое могла утолить лишь Фелисити.

— Ох! — кратко и отрывисто вскрикнула Фелисити, задержав дыхание от удивления и удовольствия, что лишь подстегнуло Спара. Он наслаждался ее вкуснейшими соками, получал удовольствие от криков, исходящих из сильной и прекрасной ее сути.

Его очаровывало, как она таяла под ласками, становилась податливей и увлажнялась от каждого движения его языка. Спар ощущал слабую дрожь ее бедер, когда Фелисити крепче обхватила его плечи, и захотел, чтобы она так же крепко сжимала его бедра, когда он проникнет в жар этого желанного тела.

Подняв голову, Спар проследил взглядом каждый изгиб Фелисити, чтобы увидеть, как она запрокинула голову и приоткрыла рот, хватая воздух. Ее кожа блестела от пота из-за жара, созданного их телами, и Спар знал, что не видел ничего прекраснее.

Почувствовав его взгляд, она открыла глаза, затуманенные страстью, и посмотрела на Спара. Между бровей пролегла крохотная морщинка.

Она начала выдергивать и выкручивать руки из его захвата. Когда он ее отпустил, она с напряженной нежностью прижала ладонь к его щеке.

— А теперь, — потребовала она наполненным страстью и хрипотцой шепотом. — Иди ко мне.

* * *

В течение долгой, тихой минуты Спар просто смотрел на нее своими черными и блестящими глазами, какие бывали у него в облике гаргульи. Фил не ощутила даже укола беспокойства. Перед ней ее Страж, ее защитник, который умрет раньше, чем сделает ей больно.

Фелисити протянула руки, прижимая Спара к себе. Он разжег страсть внутри нее, и какая-то ее часть боялась, что этот пожар уже не потушить. Ее лоно буквально болело от пустоты и желания. Прямо сейчас Спар нужен ей внутри.

— Прошу, — взмолилась она, и, словно ее собственный ангел-хранитель, он ответил на ее мольбу.

Не отводя взгляда от ее глаз, Спар шире развел ее ноги и разместился между ними. Затем провел головкой члена по расселине, и от этого райского наслаждения Фелисити увлажнилась еще сильнее.

Она выгнулась, телом требуя воссоединения, и услышала грубый шепот, которым он просил ее расслабиться и спокойно лежать, давая ему возможность позаботиться о ней.

Фил понимала это и доверяла Спару больше, чем самой себе на данный момент, но это не умаляло ощущение ноющей пустоты. Для этого нужно, чтобы Спар проник в ее тело.

Она впилась ногтями в гладкую кожу его плеч и выдохнула мольбу.

— Войди в меня, Спар. Прошу.

Издав стон, который словно шел из глубины души, Спар одним толчком соединил их.

Фил вскрикнула, лишившись воздуха и ошеломленно застыв. Она чувствовала, как ее тело растягивается, приспосабливаясь к его размеру, и упивалась вспышкой дискомфорта, который перерос в удовольствие, такое огромное, что Фил хотелось плакать от радости.

Она никогда в жизни не ощущала подобного, ничто так не сотрясало до самого основания, заставляя чувствовать себя умершей и родившейся заново. Фелисити могла сравниться с фениксом, создающим пламя, которое охватывает ее.

И этим пламенем был Спар. Фелисити больше всего хотела почувствовать, как он горит с ней.

Руками, голосом и телом она подгоняла его, встречая каждый толчок и цепляясь при каждом обратном движении. Она обернула ноги вокруг его бедер, притягивая Спара ближе, наслаждаясь ощущением его члена внутри себя и тем, как сокращались его мышцы.

Фелисити чувствовала себя окруженной Спаром, плененной и загнанной, но все же чувствовала свою женскую власть над ним. Впустив его в свое тело, она заполучила его, а теперь позволяла ему покорить себя.

Они двигались вместе, подпитываемые желанием и голодом. Страсть может, и зажгла искру, но в разгоревшемся пламени существовало что-то еще, что-то новое и нежное.

Фил ощущала, как внутри нее вокруг сердца обвиваются ростки, но не сдавливают и не уничтожают, а поддерживают и защищают. Подкармливаемые жаром страсти Фил и Спара, они становились сильнее, как и удовольствие.

Напряжение внутри нарастало. Бедра Фил дрожали там, где соприкасались с бедрами Спара, а пальцы — где ногти впивались в его плоть.

Фил ощутила, как глубоко в ее теле зародился трепет и поняла, что близка и практически ощущает край обрыва под ногами. И чтобы отправиться в полет, ей нужен был небольшой стимул.

Который она нашла в тысячах звездочек, горящих в глубине чернильно-черных глаз Спара, в напряженном выражении его лица, будто существовала лишь Фил, в нужном угле его бедер, когда, проникая в ее тело, головка его члена вновь и вновь задевала именно ту самую чувствительную точку.

Но больше всего она нашла его в изгибе губ Спара, когда он оскалился, опустил подбородок и, прижавшись к ее лбу своим, прорычал:

— Моя. — И этот звук пронесся по телу Фил, словно ударная волна, запуская цепную реакцию, из-за которой внутренние мышцы Фил сдавили ствол Спара.

Ее тело содрогнулось, а перед глазами сначала все потемнело, а затем взорвалось ярким светом, словно под веками родилась новая звезда.

Краем сознания она уловила собственный крик, что потонул в эхе собственнического заявления и последующим хриплом реве Спара, который присоединился к Фил в забвении.